Елена Ивановна Анненкова
Профессиональный путь доктора филологических наук, профессора кафедры русской литературы РГПУ им.Герцена Елены Ивановны Анненковой
Елена Ивановна Анненкова
В интервью вы узнаете:
о первой отметке "неудовлетворительно" и поступлении в РГПУ им. А. И. Герцена
чем так привлекла литература XX века или кто этому поспособствовал
какая тропинка привела к фольклору
о путешествии факультета и многое другое
В данной статье для передачи диалога мы используем некоторые сокращения. С – студенты 2 курса филологического факультета, Е.И. – Елена Ивановна Анненкова, доктор филологических наук, профессор филологического факультета РГПУ им. Герцена.
“Оттого в люди пробился, что учился”
С. : Елена Ивановна, прежде всего хочется поблагодарить Вас за то, что Вы согласились принять участие в нашем интервью, поделиться опытом и знаниями о Филологическом факультете, который уже много лет неразрывно связан с Вашей жизнью. Прежде всего мы хотели спросить у вас, как сложился ваш путь в филологии и чем он был предопределён?
Е. И: Ситуация сложилась весьма банальная. Я с детства любила русскую литературу и люблю её до сих пор. Возможно, сыграло какую-то роль то, что моя мама была учителем литературы в школе, но долгое время я даже не осознавала ее профессиональную направленность, ведь для многих из нас в детстве мама – это просто самый родной и близкий человек. Но уже в более зрелом возрасте всё-таки начинаешь устанавливать некие связи и сходства. Так, например, Александр Сергеевич Пушкин – любимый писатель и поэт всей моей семьи, хотя в студенческие годы я не ощущала к нему особого тяготения и смогла постичь всю глубину его произведений только спустя годы преподавания. До Пушкина нужно "дозреть", чтобы оценить его простоту, нужно познать "дни мрачных бурь, дни горьких искушений". А маме Александр Сергеевич нравился всегда. Помню, что когда я уезжала работать после окончания аспирантуры и попросила сборник сочинений Пушкина в десяти томах, мне показалось, что ей было немного жаль с ним расставаться. Теперь и я с сочинениями Пушкина не расстаюсь. За годы моего преподавания тома уже изрядно обветшали, пожалуй, даже больше, чем гоголевские.
С. : Как вы пришли к решению поступить в РГПУ им. А. И. Герцена?
Е. И: Я считаю, что поступление в РГПУ им.Герцена (ранее называвшийся ЛГПИ) произошло чуть ли не по воле свыше. После того, как я закончила школу с золотой медалью, я отправилась поступать в ЛГУ, но «срезалась», о чём ни разу не пожалела за годы обучения и преподавания в нашем университете. Думаю, если б я выбрала другую тему, итог был бы иной . По XIX веку тема была одна (трудная для вчерашнего школьника, да и для студента) – «Тема поэта и поэзии в лирике XIX века». Но не могла же я «предать» свой век и выбрать другую тему.... На тот момент, ЛГПИ им. Герцена считался более демократичным вузом, чем ЛГУ (о чём я узнала, конечно, позже). Некоторые детали, связанные с поступлением, запомнились. В ЛГУ поразила атмосфера высокомерия, снобизма. На собеседовании перед экзаменами преподавательница, услышав от меня, что я люблю литературу (в ответ на вопрос, почему поступаю на филфак) сказала с нескрываемым презрением к моей «примитивности»: «Ну, ведь можно любить кошку или собачку». Но всё оказалось к лучшему. Разозлившись за «двойку» на себя, я взялась ежедневно писать сочинения на самые разные темы. После неудавшейся попытки поступления пошла работать воспитателем в школу-интернат, где мне достался прекрасный пятый класс, с которым у меня сложились по-настоящему тёплые отношения, что и послужило основой моего решения о поступлении уже в педагогический институт. И явившись в следующем году в приёмную комиссию ЛГПИ им. Герцена, я встретила совершенно иное отношение – доброжелательное, теплое... А «встреча» с ЛГУ, полагаю, тоже сыграла важную роль в моем развитии: выработала «аллергию» на снобизм, на свойственное некоторой части интеллигенции высокомерие по отношению к тем, кто из другой, якобы более низкой сферы жизни.
С. : Однако и после поступления, на втором курсе студенты снова занимаются самоопределением при выборе учебной кафедры. Чем был обусловлен Ваш выбор кафедры? Могли бы Вы дать какие-то советы студентам?
Е. И: В наше время распределения по кафедрам не было. Единственное, что хочу отметить, что весь первый и второй курс я мечтала о том, когда у нас начнётся изучение литературы 19 века, к тому же изучение лингвистических дисциплин мне давалось с некоторым трудом, душа к ним не лежала. И на втором курсе я записалась в спецсеминар Александра Ивановича Груздева, хотя тема семинара («Русская поэма XIX века») не очень привлекала, но опять же, как и при выборе темы сочинения в ЛГУ, я не могла представить, что выберу ч то-то, кроме «своего» века. И именно А.И. Груздев после окончания вуза настоял на том, чтобы на кафедре мне предложили поступать в аспирантуру (в то время добиться места в аспирантуре, которая была лишь целевой, то есть предполагала дальнейшее обеспечение работой, было непросто).
“Птицы сильны крыльями, а люди — дружбой”
С. : Наверное, студенческие годы не зря считают одними из самых насыщенных и весёлых в жизни, а ключевая роль в это время принадлежит преподавателям и одногруппникам, которые становятся по-настоящему близкими друзьями. Существует распространенное мнение, что дружба, которая начинается со студенческой скамьи, продолжается на протяжении всей жизни. Можете ли Вы подтвердить или опровергнуть этот тезис?
Е. И: Я полностью согласна с этим высказыванием, могу только добавить, что и аспирантские годы в моей жизни тоже были одними из самых лучших. Для меня очень близким человеком является моя однокурсница (Люда Алтухова, в замужестве Кузнецова, очень талантливый, творческий человек, обладающий одновременно и прекрасными административными способностями) , с которой мы учились и жили в общежитии на 3 и 4 курсе. Мы до сих пор общаемся. А дружеский круг у нас состоял из трёх подружек, мы придумывали шутливые прозвища друг другу. Например, Лариса Веретенко у нас называлась «веретеном», в дальнейшем вся её семья оказалась связана с кинематографом, она живёт в Москве. Меня именовали «Вися» (от «неистового Виссариона, то есть Белинского), а подчас «обзывали» «железным Феликсом».
С. : Трудно ли Вам было учиться раньше на филологическом факультете?
Е. И: Если честно, я удивляюсь, как нам раньше удавалось всё успевать. Ведь изрядная часть часов в учебном плане отводилась в то время на социально-исторические дисциплины. Наверное, вам трудно представить, что на первом и втором курсах читался такой обширный курс как история КПСС, затем – диалектический материализм, исторический материализм, политэкономия. И тем не менее историко-литературные курсы были достаточно объемными Существовал огромный список произведений, который было необходимо прочитать для освоения учебной программы, гораздо больший, чем сейчас. Но не может быть «трудно», если это любишь.
С. : Не секрет, что на нашем факультете за все его существование работало очень много талантливых преподавателей и исследователей. Но у каждого из нас есть свои Особые учителя, которые навсегда оставляют след в нашем сознании и памяти, опыт которых мы храним на протяжении всей жизни. Кого бы Вы могли назвать своими Настоящими Наставниками на факультете? Почему Вы им особенно благодарны?
Е. И: Нам очень повезло, были прекрасные преподаватели по самым разным дисциплинам, например, античную литературу читал Юрий Павлович Суздальский, и нам казалось, что даже внешне он напоминает кого-либо из античных мудрецов, до сих пор у меня сохраняются его лекции. Особое место в нашей студенческой жизни занимала Дина Клементьевна Мотольская, которая читала у нас курс «Введение в литературоведение», погружая нас не столько в теоретико-литературные вопросы, сколько в живую жизнь литературоведения, в азарт постижения литературного текста; она же знакомила нас с новинками современной литературы и литературной жизнью Ленинграда. На втором курсе наибольшее впечатление на нас произвела Любовь Ивановна Кулакова, которая, кроме того что хорошо читала лекции, всегда элегантно и красиво одевалась, и мы не могли не обращать на это внимание. А интереснейшие лекции она читала по литературе XVIII века, сама напоминая чем-то императрицу Екатерину II. Даже несмотря на то, что двадцатый век русской литературы я никогда не признавала своим любимым, лекции молодого в ту пору Владимира Николаевича Альфонсова, посвященные литературе Серебряного века, позволили нам в полной мере оценить этот век. На лекции В.Н. Альфонсова съезжался если не весь Петербург (тогда Ленинград), то очень и осень многие любители литературы. Владимир Николаевич был сильным человеком во всех смыслах этого слова, даже перед лицом приближающейся смерти, когда было ему же достаточно трудно ходить на работу (в последние годы подвозил его на факультет В.Е. Васильев), он сохранял какую-то особую силу духа. Но, конечно, ни с чем несравнимое воздействие нас оказал Яков Семенович Билинкис, читавший русскую литературу второй половины XIX века (к сожалению, нашему курсу не довелось послушать первую половину века в исполнении Н.Н. Скатова). Слушая целый год лекции Якова Семеновича, я наконец ощутила себя абсолютно счастливым человеком (и даже мечтала в ту пору заниматься Достоевским).
Владимир Николаевич Альфонсов
Советский и российский литературовед, автор книг о поэзии Владимира Маяковского и Бориса Пастернака, специалист в области русского футуризма
“В молодости, как в половодье, иди прямо!”
С. : Мы знаем, что на протяжении 10 лет Вы читали курс русского фольклора и руководили фольклорной практикой студентов; а материалы, собранные во время экспедиций (проходивших в Брянской обл.), стали основой фольклорного архива кафедры. Не могли бы Вы подробнее рассказать о проведении и целях этого мероприятия и о том, как фольклор стал одним из направлений ваших научных интересов, ведь для каждого первокурсника знакомство с русской литературой на факультете начинается с Ваших интереснейших лекций о русском фольклоре.
Е. И: Да, вы знаете, это тоже было отрадное время, потому что, когда меня брали в аспирантуру, целевого направления от Герцена было очень трудно добиться. И заведующий кафедрой предложил занять место фольклориста, уходящего на пенсию в преклонном возрасте. То есть, мне сказали, что я буду сдавать вступительные испытания в аспирантуру по фольклористике и писать диссертацию по этой специальности.
Е. И: Конечно, мне очень хотелось поступить, но душа к фольклору в то время совсем не лежала. Однако, когда я начала читать научные работы по фольклору, они показались мне настолько интересными, что через научные исследования я всё-таки смогла полюбить и сам фольклор, а тема моей диссертации была посвящена фольклористическим работам Константина Аксакова, деятеля девятнадцатого века, славянофила; в дальнейшем славянофильство стало одной из любимых для меня научных тем.
Поэтому я считаю, что мне вновь повезло, потому что сразу после окончания обучения в аспирантуре, ещё с небольшим преподавательским опытом (а вернее, его отсутствием) мне поручили читать лекции по фольклору на первом курсе, с которых вначале учебного года, в сентябре, меня отправили в совхоз (как тогда говорили, «на картошку»), и получилось, что я с первым курсом целый месяц пробыла на полях «нашей родины»; мы вместе закупали продукты, готовили еду, но самое главное, собирали урожай. И когда мы вернулись в город, с этим курсом я была близко знакома. Они смотрели на меня уже с доверием, отчасти даже с любовью, а для молодого преподавателя это всегда очень важно, тем более, в самом начале вузовского пути. Меньше повезло третьему курсу, которые рассчитывали, что практические занятия у них будет вести сам Билинкис, а тут вдруг – неожиданно приходит какая-то неизвестная барышня... Но все утряслось.
Е. И: В ближайшие годы начались уже фольклорные экспедиции. Половина I-го курса в июле отправлялась на фольклорную практику, другая половина - на практику диалектологическую. Уже много лет научными диалектологическими экспедициями руководила Вера Ивановна Чагишева, профессор кафедры русского языка. Я очень благодарна ей, что она посоветовала и нам отправиться в Брянскую область, где в 1970-80-е гг. еще очень хорошо сохранялся фольклор. В течение 10 лет проходили наши экспедиции в Севском районе Брянской области. Район граничит с Украиной и Белоруссией, что также накладывало определенный отпечаток на фольклорные тексты.
К этому времени я оценила уже не только научные труды о фольклоре, но и народное искусство как таковое. Определенную роль в этом сыграло знакомство с фольклорным ансамблем Мехнецова, сотрудника консерватории. Они исполняли народные песни не кокошниках и одинаковых сарафанах, а передавали живую жизнь народной песни, танца, обычаев. Чуть позже наши студентки ездили с ними в фольклорные экспедиции на Север.
В Брянской области нам удалось записать достаточно много интересных текстов. И еще раз отмечу: мне постоянно везло на хороших людей (а значит, их везде немало). В Севске мы познакомились с Ольгой Александровной Славяниной, она давно записывала фольклорные тексты в тех краях. В свое время закончила Московский университет, муж был репрессирован; работала в школе учительницей, а уже на пенсии взялась за собирательскую работу и делала это профессионально. Очень светлая личность. Жила в маленькой комнатенке, без всяких удобств...
“Тяжело в учении - легко в бою”
С. : Из Ваших рассказов мы поняли, что трудностей на Вашем пути было немало, но нам интересно, столкнулись ли для Вы с какими-то новыми трудностями в начале преподавания? Насколько трудно «влиться» в преподавательскую деятельность?
Яков Семёнович Билинкис
Е. И: Со студентами всё сложилось, слава Богу, хорошо, несмотря на то что на третьем курсе они вначале, как я уже сказала, немного удивились-посердились, когда увидели меня вместо Билинкиса. Однако для меня авторитет Якова Семёновича был бесспорен, что я не могла на это обижаться. Когда мы приходили принимать экзамен вместе, я даже просто сидела рядом и слушала, так было интересно наблюдать за ним даже на экзамене. И в целом кафедра русской литературы в ту пору, когда ею руководил Борис Федорович Егоров, была столь цельным и интересным коллективом, что трудностей общения не возникало. Никогда на кафедре не было высокомерия, чинопочитания. Мы (аспиранты и молодые преподаватели) взрастали в атмосфере равенства, взаимопонимания, общей работы. Конечно, далее можно было замечать, что и на нашей кафедры есть некоторые внутренние сложности, но они никогда не разрастались до затяжного противостояния, тем более – конфликта. Заслуга в этом – наших заведующих: вначале – Бориса Федоровича Егорова, затем – Николая Николаевича Скатова.
Наталья Игоревна Батожок
“Всякому мила своя сторона”
С. : Конечно же, со временем всё меняется, преобразовывается. Однако эти изменения касаются не только людей, студентов, преподавателей. Нам известно, что за всю историю своего существования многократно претерпевал изменения и сам факультет. А как он изменился для вас, и какие изменения для вас стали более значимыми?
Е. И: Да, конечно, многое изменилось. Долгое время факультет находился на Мойке, 48, в 20 корпусе. И кафедры были просторнее, и залы красивее. Когда нас сюда перевели, сначала, как предполагалось, временно, новое здание производило угнетающее впечатление, даже из-за тёмных коридоров, но люди ко всему привыкают. После ремонта 20-го корпуса на Мойке появилась возможность вернуться на прежнее место, но Батожок Наталья Игоревна сказала, что второй перевоз библиотеки она не переживёт и оставила нас здесь.
А что касается изменений содержательного плана, то , к сожалению, переход на Болонскую «систему» сыграл пагубную роль. Приезжавшие из Германии коллеги всегда по-хорошему нам завидовали, что наш учебный алан включает в себя обширные историко-литературные и лингвистические курсы, - увы, мы их потеряли. Ориентация на занятие рейтинговых мест, усиливающаяся в последние годы, доходит до нелепых размеров и грозит заменить содержание учебного процесса формой.
Это изменения не факультетского только масштаба, но хотелось бы, чтобы факультет и деканат занимали здесь более принципиальную позицию.
С. : И напоследок, мы хотели бы задать вам ещё один вопрос. Дело в том, что мы собираем фонд книг, рекомендованных преподавателями к прочтению студентами. И в связи с этим, хотели бы спросить у Вас, какую книгу, по вашему мнению, стоит прочитать каждому студенту?
Е. И: Так с ходу очень сложно назвать одну книгу. В студенческие годы меня пленило произведение Меши Селимовича «Дервиш и смерть». Собираюсь заново перечитать это произведение, так как многое уже забывается, а впечатление осталось сильным на долгие годы. Показалась интересной книга Бернхарда Шлинка «Чтец», также – небольшой роман Моники Марон « Animal trist». А, знаете, каждому студенту-филологу нужно внимательно и, я бы сказала, личностно (а не просто в соответствии со списком учебной литературы) прочитать «Моцарта и Сальери» Пушкина.
С. : Спасибо, Елена Ивановна. Мы благодарим Вас за столь интересное интервью, за ваш опыт, за то, что нашли время пообщаться с нами и вместе с нами погрузились в историю нашего родного факультета. Спасибо за фотоматериалы с выездов, которые Вы предоставили нам, они позволяют прочувствовать необыкновенную атмосферу.
Статью подготовили: Конжезёрова Анна, Марчак Мария, Петровская Мария