Колонизация северо-запада Дикого Поля 

Некто, Серб родом, Иван Самойлович Хорват, из Куртич, полковник Австрийской службы, во избежание тяжкаго принуждения, покорить себя Папскому престолу, с переменою Греческаго исповедания на Католическое, просил всеподданейше в 1751-м году, чрез Российскаго посланника в Вене, обер-гофмейстера, графа Бестужева-Рюмина, Государыню Императрицу Елисавету Петровну - о принятии его в подданство и на вечную Ея Императорскому Величеству службу, обещаясь, между прочим, набрать из охотников того-же Сербскаго, католиками притесняемаго народа, и из Македонцев, Болгар, Волохов два полка, из коих одному быть конному, гусарскому, в 1000 человек, другому пехотному - регулярных Пандур, в 2000. Полки, исподоволь, привесть ему в Российския границы своим коштом, и поселить в за-Днепровской украйне, в местах, какия правительством указаны будут, только чтобы оныя были к тому удобны и не безплодны. На прошение, поелику оно сообразно было с давно предполагавшеюся целию Российскаго правительства, Государыня Императрица тотчас и согласилась, повелев послу Российскому, в рескрипте своем к нему от 13 дня Июля 1751-го года, объявить полковнику Хорвату, что не только он и другие офицеры, но и сколько бы из Сербскаго народа в Российскую Империю перейти ни пожелало, все они, как единоверные, в службу и подданство приняты будут.

«Очерк повествования о Новороссийском крае, из оригинальных источников почерпнутый», архиепископ Гавриил (Василий  Федорович Розанов), 1857 г.

Первоначально эта область получила название Новая Сербия. Главный населенный пункт Новой Сербии задумали укрепить надлежащим образом. В дикой степи, вблизи границы запорожских зимовников, на правом нагорном берегу реки Ингула, русский генерал Глебов заложил крепость Святой Елизаветы, в соответствии с указом российской императрицы Елизаветы Петровны от 11 января 1752 года. Государыня повелела назвать степную твердыню в честь своей покровительницы - святой Елизаветы (на карте "Южная часть Европейской России …" 1752 года крепость Святой Елизаветы показана практически в центре земель отведённых царским правительством переселенцам из Сербии).

Реально к постройке крепости приступили летом  1754 года, после издания  указа Правительственного Сената  от 31 марта о немедленном заложении крепости. Дата 18 июня 1754 года считается временем основания города Елисаветграда, который именовался так до 1924 года, а сегодня Кропивницкий (до 1934 года - Зиновьевск, до 1939 года - Кирово, до 2016 года - Кировогра́д).  Работы продолжались по 12 октября, а затем были прекращены, вследствие особого повеления.  Причина прекращения строительства  -  недоверие турецкого правительства. 

Примечание. Соотнеся год издания карты “Partie meridionale de la Russie europeenne ou sont distinguees exactement toutes les provinces, d'apres le detail de l'Atlas Russien” (1752) и сведения о времени реальной постройки крепости Святой Елизаветы, можно сделать  первый вывод - по политическим причинам на специальной вставке была показана будущая крепость Святой Елизаветы, строительство которой было только задумано ( "заложен первый камень"). Небезынтересным представляется то обстоятельство, что карту с дополнительной специальной вставкой не замедлили опубликовать в Париже. Весьма вероятно, информацию о крепостях Elisabethgorod и Ingulgorod могли предоставить российские дипломаты. Однако, более реальным представляется вариант , при котором специальная вставка была добавлена уже в 1754 году.

Взаимосвязь крепостей Архангелгород, Святой Елизаветы и неизвестной крепости на реке Ингулец.

На многих картах Северного Причерноморья 60-х и 70-х годов 18 века просматривается та или иная оборонительная линия южных границ Российской империи, возводимые, прежде всего, от нашествий татар. Фрагмент французской карты "Ex speciali mappa superioris et inferioris Podoliae" автора Joanne Ville, точный год издания не известен, демонстрирует некую военно-стратегическую концепцию во взаимосвязи крепостей Архангелгород (река Синюха), Святой Елизаветы (река Ингул) и безымянной крепости на реке Ингулец (Ingule Maly). По каким то причинам крепость на правом берегу реки Ингулец не подписана. На реке Южный Буг (Boh) указан Gard, надо полагать, как место ловли запорожцами рыбы.

 Причины "замораживания" строительства крепости Святой Елизаветы.

Дальнейшее повествование настоятельно требует рассмотрение вопроса - почему осенью 1754 года было остановлено возведение крепости Святой Елизаветы? 

 Для понимания причин "замораживания" строительства стратегически важной на юге Российской империи крепости, следует ознакомиться с двумя фрагментами из капитального труда российского историка Сергея Соловьева. В представленных отрывках описана длительная и весьма напряжённая дипломатическая борьба между Петербургом и Стамбулом, в которой приняли непосредственное участие дипломаты ведущих стран Европы.

ТОМ 23. Глава четвертая. Продолжение царствования императрицы Елисаветы Петровны. 1754 год  - Столкновение с Турциею по поводу строения крепости св. Елисаветы.

    Большее впечатление производили на Порту известия о населении Новой Сербии и построении там крепости св. Елисаветы. Когда Обрезков (российский посол в Стамбуле) дал знать, что императрица приказала строить крепость при верховье реки Ингула близ устья впадающей в нее речки Туры и что это место находится около тридцати часов пути от турецкой границы, то рейс-ефенди с жаром сказал: "Это дело совершенно противно договору и, конечно, должно нарушить дружбу; если с русской стороны на границах крепости строить начинают, то и Порта с своей стороны то же сделает". Обрезков послал ему карту для удостоверения, что крепость строится внутри Российской империи, а не на границах, причем велел сказать, что ближе ее к границам есть уже укрепление Архангельское, следовательно, нарушения договора здесь нет никакого и если Порта намерена в землях своих строить крепость, кроме означенных в договоре мест, то имеет на то полное право и русский двор никогда этого права оспаривать не будет, ибо каждый государь волен в своих государствах делать то, что заблагорассудит; сообщено было Порте о строении крепости только по соседственной дружбе, а не в смысле испрашивания позволения на внутренние распоряжения государства, ибо русский двор как сам не любит мешаться в чужие дела, так не терпит и в своих делах указчиков, следовательно, дело не нуждается ни в каких дальнейших изъяснениях и ответах со стороны Порты.

Сам султан принял известие о построении крепости с большим неудовольствием и велел рассмотреть дело как можно внимательнее, нет ли нарушений договора. Визирь собрал совет и призвал какого-то Магмет-ефенди, известного своими географическими познаниями; долго рассматривали карту и решили, что крепость строится в противность договору, а потом прочли решительное объявление Обрезкова, что дело кончено, что он никаких возражений не примет, и не знали, что делать. Наконец придумали средство: обратиться за объяснением к министрам союзных с Россиею дворов - английскому и австрийскому.

Пенклер и Портер по совещании с Обрезковым отвечали, что, по их мнению, мирный трактат не отнимает права у обеих сторон строить крепости в местах, отдаленных от Азова, и эта постройка не может нарушить дружбы, потому что дело взаимное, Порта с своей стороны то же может сделать, когда заблагорассудит. Рейс-ефенди не был доволен этим ответом, говорил, что Пенклер и Портер или не поняли отзыва Порты, или понять не хотели, что построением крепости необходимо нарушается договор и правила в отношениях между государями: во время мира вдруг начинают строить крепость в недальнем расстоянии от границы. Порта просила Пенклера и Портера, чтоб они склонили свои дворы уговорить петербургский двор отложить постройку крепости, потому что это сильно раздражает Порту. Когда Портер сообщил об этом Обрезкову, тот отвечал, что если венский и лондонский дворы исполнят желание Порты, обратятся с своими представлениями к петербургскому двору и не получат успеха, то Порта еще более раздражится и станет упрекать венский и лондонский дворы, что не усердно старались. Но Пенклер и Портер не остановились этим и решили подробно сообщить своим дворам все дело. При этом Пенклер внушал Обрезкову, что сомнительно, имеет ли Россия право строить крепость; Обрезков сильно его оспаривал, указывая, что турки построили крепость Харабат, которая к Запорожской Сечи ближе, чем крепость св. Елисаветы к Очакову. Оба министра, и австрийский, и английский, были сильно опечалены этим делом и желали дружелюбного его окончания: они боялись, чтоб Порта в своем раздражении на Россию не уступила домогательствам французского посла. Переводчик Порты говорил переводчику русского посольства, что новая крепость - это чирей на здоровом теле, что от него антонов огонь может прикинуться; стоит ли для прикрытия десяти козаков раздражать империю, которая всегда старалась о сохранении мира. Турки только и желают войны и сдерживаются единственно искусством правительственных лиц, а теперь как их сдержать, особенно могущественное духовное сословие? На это Обрезков велел заметить переводчику Порты, что правило русского двора - других не стращать и самому никаких угроз не бояться. Известно, что Россия содержит наготове многочисленное войско, однако никому не внушает, что не может его сдерживать.

Между тем у министров Порты происходили частые советы, и наконец решили: не относиться прямо к русскому двору в надежде, что он тронется донесениями Обрезкова и оставит постройку крепости. По словам Обрезкова, виновником всего беспокойства был рейс-ефенди; Другие, видя его ярость, говорить не смели, а иные нарочно молчали, чтоб ввесть его в погибель, и хотя всем вообще построение крепости неприятно, однако большая часть думает, что оно не противно трактату, а только дружбе. Войны по миролюбию султана бояться не должно, но непременно произойдет большая холодность, а может быть, Порта склонится на домогательство французского посла. Последнее может повести к войне, причем союзники могут отказать в помощи, выставив Россию виновницею войны. Поэтому Обрезков советовал оставить начатые работы над крепостью, а для соблюдения достоинства заявить Порте, что постройка крепости оставляется не потому, что признана противною трактату, но единственно из дружбы к султану и чтоб он перестал ссылаться на трактат; Обрезков советовал сделать это заявление как можно скорее, чтоб отнять у Австрии и Англии возможность хвастаться своим посредничеством.

Но в Петербурге не считали возможным остановить постройки крепости, и Обрезков должен был сообщить Порте об уверенности его двора, что его не будут более беспокоить таким невозможным делом, как остановка крепостного строения. Когда Обрезков сообщил Пенклеру и Портеру о содержании ноты, которую ему предписано подать Порте, то они пришли в сильное беспокойство и стали упрашивать Обрезкова, чтоб помедлил подачею ноты. Особенно горячился английский посол, который обнадежил Порту, что усердным старанием его короля и римской императрицы это дело кончится к удовольствию Порты. Обрезков имел слабость склониться на желание союзных министров и отложить подачу ноты, и когда Порта начала спрашивать, какое же наконец принято в Петербурге решение, то он вместе с союзными министрами отвечал, что окончательного решения еще не принято. На донесение Обрезкова об этом вице-канцлер Воронцов заметил: "Мне мнится, что весьма напрасно себя допустил уговорить союзным министрам, чтоб присланный отсюда ответ Порте сообщить поумедлить, понеже чрез собственное медление себе больше амбара (затруднения) причинил, а турецкому дожиданию ответа вящую нетерпеливость умножит, к тому ж из депеши ясно усмотреть мог, что здешний ответ есть точный и никакой другой отмены ожидать не должно б, следовательно, подачею оного медлить не надлежало, дабы единожды навсегда от нескладного турецкого требования, чтоб крепость не строить, отделаться".

По объявлению Портера рейс-ефенди говорил английскому переводчику именем султанским, что если Порта получит из Петербурга решительный отказ, то не колеблясь пристанет к противной стороне, отчего можно опасаться и войны. На донесение об этом Обрезкова Воронцов заметил: "По моему мнению, ежели б сии господа союзные министры, признав справедливость нашу о построении крепости, с большею твердостью в пользу нашу на представления турецкие ответствовали, а не с такою опасностью (боязливостью) и менажированием требования ее принимали, то, конечно бы (как и последует), горячность и угрозы турецкие давно бы в ничто обратились. Слабейше мнится, что сие дело одним или другим образом лучше между собою самим, без посторонних посредников прекратить, а иначе скоро конца не дождаться". Обрезков писал, что крепость св. Елисаветы рано или поздно может быть главною причиною разрыва с Портою, ибо турки считают ее так же важною, как и Белград, когда он находился в австрийских руках, и спрашивал, польза от нее перевесит ли этот вред. На это Воронцов заметил: "Человек в мыслях своих, а еще более в гаданиях весьма ошибиться способен; напротив мнения г. Обрезкова думаю, что построение крепости св. Елисаветы будет для переду великим авантажем России и турков в узде содержать".

Воронцов был совершенно прав: дело было вздуто рейс-ефенди и боязливостью Пенклера, Портера и Обрезкова. Когда оно было спокойно представлено султану, тот дал такое решение: так как строение крепости производится в русской земле и в некотором отдалении от турецких границ, то, если дружественным образом отклонить его нельзя, отстать от всяких требований. Это решение было последним в жизни султана Махмуда: 2 декабря 1754 года он умер и на престол вступил брат его Осман.

«История России с древнейших времён», Соловьёв С.

ТОМ 23. Глава пятая. Продолжение царствования императрицы Елисаветы Петровны. 1755 год. 

- Уступка требованиям Турции относительно строения крепости св. Елисаветы.

Мы видели, какую тревогу наделало в Константинополе построение крепости св. Елисаветы; видели, что этой тревоги особенно испугались союзные дворы английский и австрийский, которые, рассчитывая на помощь России в своих делах, с ужасом предусматривали возможность отвлечения русских сил на юг вследствие войны турецкой. Их настояния произвели то, что в Петербурге решились в случае крайней необходимости успокоить Порту объявлением, что императрица согласна остановить дальнейшее построение крепости до тех пор, пока дело не разъяснится, пока Порта не убедится, что никакой опасности ей от этого построения нет. В конце 1754 года Обрезков успокоил было свой двор донесением, что этой крайней нужды, которая требовала бы упомянутого объявления, не оказывается; но в начале 1755 года дела переменились: рейс-ефенди взял верх. Чтобы убедиться, действительно ли крайняя нужда в объявлении наступила, Обрезков обратился к Пенклеру и Портеру с объяснением, что, по его мнению, нет крайней нужды уступать Порте и он намерен отказать ей в ее требованиях; если же крайняя нужда окажется, то еще время будет объявить снисхождение императрицы. Пенклер и Портер отвечали, что если он намерен всю Европу зажечь, то пусть отказывает; что теперь именно настает крайняя нужда как потому, что султан новый, так и потому, что Порта решила дожидаться только до половины января, а там принимать свои меры. "Вы знаете, - возражал Обрезков, - гордость и замашки турецкие, потому когда я снисхождение императрицы предъявлю, то, пожалуй, Порта станет требовать, чтоб строение крепости было вовсе оставлено и даже чтоб сделанное было разрушено". Английский посол обещал употребить все старание, чтоб удержать Порту от таких требований. Но стараний его не понадобилось: Порта вполне удовлетворилась и обещанием приостановить крепостные работы.

В Петербурге решились дать это обещание, потому что война между Франциею и Англиею уже началась и эту войну считали благоприятным обстоятельством для "сокращения сил прусского короля", а после этого сокращения надеялись легко справиться с Турциею и со всеми беспокойными соседями.

«История России с древнейших времён», Соловьёв С.

 После прочтения фрагментов из труда С. Соловьева можно сделать следующие выводы:

1. У историка С. Соловьева отсутствует упоминание о крепости Ингул.

2. В дипломатическом конфликте турецкой стороной использовалась не упоминаемая карта. 

Визирь собрал совет и призвал какого-то Магмет-ефенди, известного своими географическими познаниями; долго рассматривали карту и решили, что крепость строится в противность договору ...

3. Российской стороной также использовалась не упоминаемая карта.

Обрезков послал ему [рейс-ефенди] карту для удостоверения, что крепость строится внутри Российской империи, а не на границах, причем велел сказать, что ближе ее к границам есть уже укрепление Архангельское, следовательно, нарушения договора здесь нет никакого ... 

Создаётся полное впечатление, карта “Partie meridionale de la Russie europeenne ou sont distinguees exactement toutes les provinces, d'apres le detail de l'Atlas Russien”, доработанная специальной вставкой в правом нижнем углу, была издана в Париже в 1754 году как раз под описанные историком С. Соловьёвым события. Поскольку дипломатические русско-турецкие споры происходили уже в 1754-1755 годах, то, крайне маловероятно, что дипломаты Европы не были знакомы с картой “Partie meridionale de la Russie europeenne ou sont distinguees exactement toutes les provinces, d'apres le detail de l'Atlas Russien”. Другая такая "тематическая карта" на сегодня не известна. 

Дополнительная вставка наглядно демонстрирует - положение Ингул-крепости по отношению к турецкой границе и территориям  Крымского ханства заметно более угрожающее , чем положение крепости Святой Елизаветы. Закономерен вопрос - Почему относительно крепости Ингул переговоры не велись? По крайней мере, о крепости Ингул  у историка С. Соловьёва нет даже упоминания.  

Варианты ответа:

• Петербург изначально пошёл на уступки и отказался от строительства крепости Ингул на территории запорожских казаков.

• турецкой стороне были представлены доказательства того, что Ингул не более как поселение на территории Запорожских казаков и в военном отношении никакой угрозы не представляет.

• по политическим причинам турецкая сторона не склонна была относить принадлежность крепости Ингул к Российской империи. Как раз таким образом и отображена территория подконтрольная запорожским казакам на основном полотне карте и на дополнительной вставке к ней (Cosaque Czaporowski Neutre).

  Завершение строительства крепости Святой Елизаветы.

Последующие события  в отношении крепости Святой Елизаветы развивались следующим образом. В 1755 году был прислан "турчанин Девлет-Али-Сент-Ага", для осмотра новостроящейся крепости. "Генерал-маиор"  Глебов, предупрежденный Российским Резидентом в Константинополе, надворным советником Обресковым, принял настолько хорошо означенного "турчанина", что он донесением своим о состоянии крепости "успокоил Порту". Обресков, "похваляя" Глебова говорил, что Порта "сколько он примечает, пишут быть довольною". 

В заброшенном положении крепость находилась до 1756 года. Сегодня мы знаем, крепость Святой Елизаветы, хоть и с проволочками, была отстроена и вооружена.  

Строительство велось под руководством инженера-полковника Менцелиуса. Примитивными техническими средствами, состоявшими, практически, из повозок, тачек и лопат, были выкопаны глубокие рвы, которые должны были затапливаться водой. Над ними возвышались валы. В плане они образовывали многоугольную фигуру с шестью бастионами и равелинами и тремя воротами. За стенами валов размещались дома коменданта и канцелярии, казармы, пороховые погреба, арсенал, кузницы, колодцы, деревянная Троицкая церковь. Толщина валов должна была задержать в себе ядра вражеских пушек. На вершине валов построили еще и деревянный частокол. Здесь находились три сторожевых башни. Гарнизон состоял из тысячи человек, среди которых были артиллеристы, пехотинцы, кавалеристы. Первым комендантом крепости стал Глебов.

Крепость-город стала административным и военным центром Новосербского поселения (Новой Сербии и Новослободского казацкого полка). Вокруг твердыни в пределах Новой Сербии были основаны поселенческие сотни и полки, превратившиеся в более поздние времена в сёла и деревни. 24 июля 1754 года  состоялась первая ярмарка. 

В 1769  году крепость оправдала своё строительство, став надёжной преградой многочисленной крымско-татарской орде, опустошившей вокруг твердыни все поселения, но не решившейся двинуться далее в глубь так называемой тогда Малороссии.

Сечевые казаки и много валахов в последнее время присоединились к этой колонии, ставшей теперь более значительной, и это может выглядеть своего рода  барьером против предприятий Татар, Орды которых кочюют в непосредственной близости от Перекопа; но они не решаются идти дальше, боясь, что встретят отряды русских, казаков и сербов, уже занявших основные проходы (дороги) от моря - Гард и Ингул.

Обращают на себя внимание два немаловажных обстоятельства во французской статье:

1.  О Гарде и Ингуле говорится как о реально существующих поселениях. Следует сказать, запорожская паланка Гард на реке Южный Буг действительно реально существовала и достаточно хорошо известна историкам.

2. Оба поселения находились на основных дорогах от и к Чёрному морю, то есть на дорогах ведущих к Крымскому ханству и турецким крепостям Очаков и Белгород. Последнему обстоятельству ещё будет уделено исследовательское внимание.

Далее Загадка усложняется