http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=51785934

ISBN 9785449847775

Аннотация

Честно о фашизме, без лжи и идеологической шелухи. Книга, описывающая фашизм как универсальную политическую систему управления государством и обществом, в основе которой ложь, ненависть и страх.Книга написана в 1998 и рассчитана на массового читателя, в ней я попытался кратко и по возможности просто описать объективные признаки фашизма, дать им понятное объяснение, сделать это в форме, доступной любому, независимо от возраста. Надеюсь, что это у меня получилось.

Гидра

Том 1

Николай Алексеевич Сергеев

© Николай Алексеевич Сергеев, 2022

ISBN 978‑5‑4498‑4777‑5 (т. 1)

ISBN 978‑5‑4498‑4778‑2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие 2022 года

Двадцать четыре года назад я решил написать научно‑популярную книгу. Книгу о фашизме, где простым и понятным любому читателю языком попытался объяснить суть этого явления. Книга изначально задумывалась в двух частях.

В первой части, я намеревался кратко и наиболее просто описать объективные признаки фашизма и дать им понятное объяснение. Я попытался сделать это в форме, доступной любому, независимо от возраста. Надеюсь, что это у меня получилось. Больше всего хотелось донести мысли, изложенные в книги, до российской молодёжи. В особенности до школьников старших классов, у кого ещё, в силу возраста, отсутствуют приобретённые идеологические, религиозные, национальные и иные предрассудки, у кого ярко выражено критическое мышление. Именно они подвергают весь их окружающий мир сомнениям, пытаются понять суть окружающих их явлений, пропустить увиденное и услышанное через свое собственное сознание, не доверяя никаким авторитетам.

Во второй части, я собирался дать более подробную развёрнутую характеристику фашизму, основанную на научном подходе и объяснить основные его черты на исторических примерах.

Это не научная монография и не справочник по мировым политическим движениям фашистского толка. В книге нет полного описания исторических событий в строгом хронологическом порядке, исторические факты приведены лишь отрывочно, в качестве примеров, иллюстрирующих основные идеи, изложенные в книге.

У некоторых людей, прочитавших мою книгу, может возникнуть ощущение того, что она неинтересна, по причине того, что в ней нет ничего нового и сенсационного. Действительно, в ней нет каких‑то сногсшибательных исторических открытий. Тем не менее, полагаю, что для многих читателей, простые идеи и известные факты, описанные в моей книге, станут откровением.

Есть большое количество людей, которые вообще не понимают что такое фашизм, для них моя книга станет своего рода введением в предмет, описывающим начала и основы фашизма, как универсальной политической системы управления государством и обществом, на основе лжи, ненависти и страха.

Я дал прочитать черновик своей книги группе студентов. Самый типичный ответ был по прочтении книги такой: «Я никогда об этом не задумывался. Не думал, что такие простые вещи могут привести к каким‑то реальным ужасным последствиям».

Можно считать мою книгу своего рода популярным пособием, предназначенным для ликвидации существующей в российском обществе политической и исторической безграмотности.

Не знаю, насколько убедительной оказалось книга. Мне очень хочется, чтобы она нашла своего читателя.

Первая часть книги (первый том) была написана к декабрю 1998 года. В январе 1999 года я напечатал несколько сотен экземпляров на собственные деньги.

Последние несколько лет книга успешно продается в интернет‑магазинах, но все это время меня не покидало желание снова издать ее в бумажном виде. В декабре 2016 года я решил обратиться к крауфандингу как источнику финансирования и издать первую часть книги в бумажном виде на собранные средства. Для публикации я значительно сократил объем книги (в три раза). В основном за счёт многочисленных исторических примеров и описаний социальных, экономических, политических и исторических явлений. В январе 2017 года я создал проект на крауфандинговой платформе «Планета.ру» (https://planeta.ru/campaigns/53638), который не имел успеха. Так книга и осталась в продаже исключительно в электронном виде.

25 февраля 2022 года, узнав о пересечении украинской границы войсками России, я решил сделать книгу бесплатной.

Разрешаю свободное распространение текста книги и цитирование без каких‑либо ограничений, при условии указания источника и автора.

Связаться с автором можно по электронной почте: gidra@sergeev.in

11 Марта 2022 года

1.1. Фашизм как термин и как явление

В разное время и в разных странах наблюдались различные виды фашизма. В связи с этим современные теории фашизма, как правило, крайне однобоки.

Одни теории основываются на каком‑либо частном историческом примере фашизма, возникшего на религиозной, национальной или иной почве. В основе других лежат отдельные социальные, культурные или религиозные аспекты. Поэтому, у исследователей имеются серьёзные разногласия по вопросу о необходимых и достаточных признаках фашизма, его факультативных свойствах.

На сегодняшний день не существует строго определения термина «фашизм», с которым были бы согласны если не все, то хотя бы большинство современных политологов и историков.

Одни исследователи понимают фашизм исключительно как политическую теорию, другие, как политическую практику.

Большинство идеологов и пропагандистов воспринимают фашизм лишь как удобный политический ярлык.

Многие современные историки, определяя фашизм, как явление в целом, ссылаются на такие его свойства, как стремление к авторитаризму, тоталитаризму, расизм и национализм, то есть указывают признаки свойственные не только фашистским движениям и фашистским политическим режимам.

Другие смешивают фашизм и идеологии, ссылаясь на конкретные исторические примеры. Стараниями советских пропагандистов и историков, термин «немецкий фашизм» был отождествлён в советской популярной и исторической литературе с нацизмом, что, разумеется, не одно и то же. Нацизм – это идеология, а понятие фашизма одной идеологией не ограничивается.

Рассуждения о природе фашизма выходят за рамки чисто академического спора. Фашизм трудно вогнать в какие‑то узкие рамки одной научной дисциплины.

Примитивизация описания столь сложного явления как фашизм, попытка свести его лишь к идеологии может обойтись очень дорого, как для отдельной нации, государства, так и для всего человечества в целом, если брать в расчет риск применения в следующей мировой войне оружия массового уничтожения. Существует серьёзная опасность того, что, используя в таком ключе понятие «фашизм», можно не заметить приход фашизма в каком‑либо из его обличий.

Я предпочитаю использовать термин «фашизм» в его изначальном смысле, в том качестве, как он использовался теоретиками фашизма первой половины XX века, как его понимали члены политических движений, именовавшие себя фашистами. Все остальные трактовали этот термин точно так же, как его понимали сами фашисты.

Слово «фашист» до начала Второй мировой войны не имело негативного смысла и воспринималось скорее, как комплимент политику или общественному деятелю.

Фашизм в сознании людей в первой трети XX века ассоциировался с ультрамодными новыми экономико‑политическими концепциями – социальным дарвинизмом, солидаризмом и корпоративизмом, идеями новой общественно‑географической отрасли знания – геополитики, с новым направлением развития цивилизации.

Фашизм был синонимом политического и социального и прогресса. Чтобы подчеркнуть прогрессивные взгляды какого‑то конкретного человека во второй половине XIX века, его хвалили, называя либералом, а в период с 1919 по 1939 год с точно такой же цель называли фашистом. С этой стороны европейский фашизм мало неизвестен моим современникам, тем более соотечественникам.

Большинство книг о фашизме несёт в себе сильный эмоциональный заряд самого широкого диапазона – от лютой ненависти, до слепого преклонения. По‑настоящему беспристрастных научных работ немного.

Среди изучавших фашизм были философы, историки, социологи, публицисты и литераторы, которые, в свою очередь, по своим политическим взглядам не были нейтральны и являлись либералами, марксистами, националистами, анархистами и пр. Значительная часть этих работ носят не научный, а бессистемный поверхностный историко‑публицистический характер, но, что гораздо хуже – слишком явно отражают политические взгляды авторов.

Работы учёных‑марксистов посвящены фашизму как социально‑классовому явлению. Либеральные учёные рассматривают фашизм либо как социально‑экономическую аномалию, либо как политико‑психологический феномен, но никогда вместе. Ещё одной проблемой изучения фашизма является то, что это явление никогда не рассматривалась научным сообществом как универсальное, достойное изучения in vitro, внутри исключительно абстрактной модели государства и общества, с использованием аналитических методов социальной и политической психологии, вне узких рамок конкретного исторического контекста.

Традиционно исследования фашизма основываются на сравнительном методе и сосредоточены в основном на фашизме как исключительно европейском явлении, возникшем в «европейскую фашистскую эпоху», в сравнительно небольшой отрезок времени (1919–1945) и на ограниченной территории.

Таким образом, большинство исследователей являются узкоспециализирующимися историками, описывающими лишь небольшой фрагмент огромной мозаики, на самом деле представляющей собой масштабное вневременное явление.

По причине узкой направленности такого рода исторических исследований, полностью игнорируется то, что по всему миру, на всех шести обитаемых континентах возникали похожие движения, стремление которых к созданию тоталитарного общества нового фашистского типа и подражание существовавшим европейским фашизмам отличает их как от традиционных консервативных политических режимов, так и от классических военных или революционных диктатур.

Фашистские государства стали появляться в первой половине XX века после убедительной победы итальянских фашистов в 1922 году, причём возникли не только в Европе. В Южной Америке среди двух десятков фашистских организаций самыми мощными были Чилийское Национал‑социалистическое движение и Движение за интеграцию Бразилии, в США наиболее влиятельной фашистской организацией был «Серебряный легион Америки».

На чёрном континенте фашистов было поменьше, чем в Америке. Факельные стражи (Ossewabrandwag), которые имели свои военные формирования (Stormjaers – охотники‑штурмовики) и вели вооружённую борьбу против Великобритании, а также серорубашечники (Greyshirts), составляли заметную часть политически активной части населения Южной Африки. В истории отметились различные, небольшие по численности, фашистские организации Новой Зеландии, Австралии и Юго‑Восточной Азии.

Все эти неевропейские фашистские политические движения и режимы если и рассматриваются современными исследователями фашизма, то крайне редко. Они упоминаются в научных работах, также как в случае с европейским фашизмом, исключительно в историческом контексте. Хуже всего то, что они воспринимаются исследователями как явления вроде бы независимые от протекавших в то же самое время похожих европейских политических процессов.

И все эти, по сути, чисто исторические работы выдаются научным сообществом за фундаментальные исследования фашизма, как явления в целом.

Разные исследователи называют совершенно различные причины возникновения фашизма, что и не удивительно при таком подходе. Для того, чтобы понять суть этого явления, необходимо изучать фашизм с помощью научного метода, так как эксперименты многочисленны и наглядны, их в течение многих десятилетий ставила сама история.

Следует определенным образом проанализировать эти исторические сведения – объективно и беспристрастно, используя не только исторический инструментарий, но и привлекая в помощь культурологию, психологию, политологию, экономику, социологию, антропологию и прочие научные дисциплины.

Полагаю, что ошибочно видеть в фашизме лишь проявление какой‑либо одной конкретной идеи, или определённого строго ограниченного набора идей в виде целостной системы взглядов (идеологии).

Одно из основных свойств фашизма, как явления – эклектичность, вследствие чего оперируя взаимоисключающими смыслами, он может приспосабливаться к любым исторически сложившимся условиям (социокультурным, экономическим, политическим и пр.), вычленять из религиозных или национальных особенностей народа отдельные специфичные черты, создавать на их основе необходимые идеологические компоненты. Эти идеологические компоненты могут быть позаимствованы фашистами из других идеологий, различных общественно‑политических направлений, традиционно принадлежащих к разным частям политического спектра, от крайне левого до крайне правого. Фашистам удается иногда совмещать, казалось бы, несовместимое, в соответствующих областях политики и экономики, философии и эстетики.

Итальянский фашизм, например, соединил в себе элементы правой политики, такие как национализм и империализм, с левой идеей построения государства социальной справедливости и чисто социалистическим синдикализмом, направленным на ликвидацию межклассовых противоречий.

Итальянские фашисты смогли совместить итальянский имперский традиционализм с футуризмом, сплавив культ будущего с культом прошлого в совершенно невообразимое ранее чудище, получившее наименование – фашистское искусство. А философский идеализм немецких национал‑социалистов легко и непринуждённо совмещался в нацистской идеологии с технократическим модернизмом и неоязычеством. Клерикальный католический фашизм испанских фалангистов легко сочетался с откровенно языческими культами отечества, испанской нации и её вождя.

Полагаю, что также не следует определять различные виды фашизма исключительно в качестве экстремального проявления других современных явлений вроде крайнего национализма, христианского солидаризма, праворадикального монархизма и пр.

К фашизму следует относиться как к самостоятельному историческому и политическому феномену, наравне с другими, такими как консерватизм, либерализм, социализм или коммунизм.

Никакой из видов фашизма не может быть достаточно простым для понимания, чтобы его можно было рассматривать с одной стороны, отдельно от свойственных ему остальных психологических, культурных, экономических особенностей.

Не стоит искать источник фашизма в творчестве Жоржа Сореля, Фридриха Ницше, Освальда Шпенглера, Иоганна Готлиба Фихте, Эрнста Арндта и других мыслителей, на основе трудов которых создавались фашистские идеологии европейского фашизма в первой половине XX века. Фашизм не был придуман или «изобретён» кем‑либо персонально или какой‑либо определённой группой людей. Это явление общемирового масштаба и не рождено пером или печатной машинкой злого гения.

О фашизме, который является одной из самых популярных тем в социально‑гуманитарной и культурологической областях, написаны тысячи диссертаций, научных статей и книг. В основе этих работ мемуары, официальные документы, интервью с участниками исторических событий.

Удивительно, что современные исследователи практически не используют ранние работы, посвящённые фашизму, которые публиковались ещё в период становления фашизма. Авторы этих ранних исследований не могли знать о будущих трагичных последствиях фашизма, они изучали его различные аспекты беспристрастно, смотрели на него как на нечто новое и прекрасное.

Особенный интерес, по моему мнению, составляют первые работы, написанные в период с 1919 по 1938 годы, посвящённые структуре формирующихся фашистских государств, их экономическое, правовое и социальное устройство, а также первоисточники – произведения лидеров фашистских движений и теоретиков фашизма.

Современные же исследователи используют первоисточники лишь исключительно для выдирания из текста цитат, в обоснование собственных доводов, почти всегда сознательно искажая смысл написанного. Практически не изучены социальные, исторические и политические мифологии, составляющие основу фашистских культов, а культурно‑философские концепции, составляющие основу фашистских идеологий.

Термин «фашизм» претерпев серьёзную инфляцию, стал употребляться как синоним зла, причём это проникло не только в сферу бытового употребления и журналистику, но и в серьёзные научные работы.

На самом деле фашизм, до настоящего момента, никогда не был предметом серьёзного большого научного исследования. Под таким исследованием я понимаю тщательное препарирование фашизма в его развитии, в динамике изменений, вызываемым им в обществе, с использованием научного метода, исключая субъективное толкование и политические симпатии исследователя.

Эта книга предназначена в том числе для того, чтобы поставить вопросы, которые должны найти в будущем своё строго научное объяснение. Я надеюсь, на то, что найдутся исследователи, которые рискнут взяться создание стройной всеобъемлющей единой теории происхождения фашизма, а также те, кто составит полное энциклопедическое описание всех его многочисленных проявлений на конкретных исторических примерах.

В СССР и странах социалистического лагеря, изучение фашизма находилось под запретом. Работы западных исследователей не были запрещены, но и не публиковались. Делалось это сознательно. Изучение фашизма негласно считалось опасным для советского режима. Любая научная литература на эту тему была недоступна, а советские исследователи фашизма вплоть до 1956 года подвергались репрессиям.

Причиной запрета в СССР на исследование фашизма, по моему скромному мнению, был очень простой и логичный вывод – любой исследователь, изучая фашизм, пришёл бы к выводу, что коммунистические и многие социалистические политические партии и движения, как по своим целям, задачам, идеологии, так и по методам очень сходны с фашистскими.

Запретить, а не вступить в научную полемику – это самое простое решение. В условиях дефицита достоверной информации мало кто способен сформировать собственное мнение, а если у кого‑то получится, то всё равно он не сможет ничего доказать. В результате, любая пропагандистская выдумка сойдёт за «научно обоснованное независимое экспертное мнение».

Любопытно, что одним из основных признаков свободы в стране является продажа фашистской, коммунистической и религиозной литературы.

Во всех, без исключения, фашистских странах, существовавших с октября 1946 года по настоящее время, были под запретом «Майн Кампф» и «Доктрина фашизма», на полках книжных магазинов не увидишь трудов Маркса, Ленина, Троцкого, книг «Дианетика» Хаббарда и «Пища для мыслящих христиан» Расселла. В большинстве же демократических стран Западной Европы и в США эти книги можно купить в любом крупном книжном магазине.

Советские учёные, стремясь заретушировать родовые объединяющие признаки фашистских движений и политических режимов, трактовали фашизм исключительно как идеологию. Делая вывод о происхождении остальных свойств фашизма непосредственно из этой идеологии. Этот вывод не обоснован ничем, кроме политической целесообразности и удобства для советской государственной пропаганды. Якобы из фашистской идеологии напрямую следуют задачи и методы фашистского государства. Им казалась кощунственной сама мысль о том, что идеология является не причиной, а следствием, удобным инструментом для создания тоталитарного государства и манипулирования массовым сознанием.

В СССР было немыслимо признать, что фашисты создают идеологию, отвечающую их стратегическим политическим целям, а не наоборот. Намного проще и идеологически более выгодно было использовать миф о том, что идеология порождает все остальное, якобы из идеологии возникают внутренняя и внешняя политика, экономика фашизма и пр.

Именно по этой причине советские историки ставили во главу своих исследований особенности конкретной идеологии и это объявляли единственным смыслом и сутью итальянского фашизма, нацизма, фалангизма и прочих фашистских режимов.

На самом деле, в основе фашизма может быть положена совершенно различная идеология, но строго определённого типа – фашистская идеология.

Идеология вытекает из свойств конкретного вида фашизма и формируется согласно существующим в определённый исторический момент экономическим, социальным, политическим условиям.

Всегда найдется группа людей, желающих добиться общественного признания и политического влияния, манипулируя определённым образом народными массами. Эта группа будет искать пути к сердцам своих сограждан, чтобы получить власть. Проще всего это сделать можно откровенно популистскими методами.

Фашизм, это всегда популизм, но не всякий популизм является фашизмом.

Идеология необходима фашистам лишь для обоснования права на власть, а пропаганда призвана донести их идеи до каждого человека.

Следует понимать, что желание добиться власти – первично, а идеология, которая послужит этой задаче – вторична. Фашизм ищет или создаёт подходящую идеологию, приспосабливается к условиям, а не сложившиеся в стране условия рождают фашизм.

Когда мне говорят, что нацизм и фашизм разные вещи, я всегда спрашиваю, чем они отличаются, хотя на самом деле уже заранее знаю ответ. Получая ожидаемый ответ «Нацизм был в Германии, а фашизм в Италии. Это совершенно разные идеологии», следом я задаю ещё один: а в чём состояла идеология итальянских фашистов? Как правило, даже образованный и знающий предмет человек не в состоянии внятно, а главное, кратко, объяснить в чём же конкретно заключается идеология итальянского фашизма.

При этом всегда обнаруживается интуитивное понимание собеседником сущностной природы фашизма, специфических методов государственного управления и особенностей идеологии, с чем я почти всегда соглашаюсь, если человек хоть немного разбирается в предмете. Все мои собеседники всегда отмечали тот факт, что при различии идеологий и лозунгов всегда обнаруживается удручающее сходство основных симптомов этой болезни современного общества.

Фашизм – это не только идеология. Мы не называем коммунизм идеологией, не называем так социализм, католицизм или православие. Не называем идеологией ни одно из сложных общественных явлений, даже те, в состав которых, в качестве важной части входит идеология.

Мы употребляем выражение «коммунистическая идеология» лишь для того, чтобы определить тип этой идеологии, а не для конкретизации какого‑то географического места и времени. Классифицируем её в качестве коммунистической, только когда обнаруживаем, например, что в её основе лежит марксистская политическая и (или) экономическая теория.

Мне кажется, пора прекратить примитизировать фашизм, так как это явление намного сложнее, чем просто идеология.

Идеология вторична, так как не одна она определяет государство, политическую организацию или партию в качестве фашистских. Часто даже в пределах одного государства, как, например, в фашистской Италии, фашизм представлял собой смесь самых различных, зачастую несовместимых между собой идеологий.

У идеального фашизма нет других глобальных целей, кроме построения идеального тоталитарного государства и экспансии этого государства на максимально возможную территорию. Для него существуют сегодняшние задачи и вечная борьба.

Фашизм, по своей сути и есть вечная борьба. У идеального фашиста, как у приснопамятного сферического коня в вакууме, должны быть исключительные идеальные характеристики – воля к власти, отсутствие убеждений и тем более устоявшейся идеологии.

Идеальный фашист приспосабливает идеологию к существующим реалиям. Фашизм принимает те свойства, которые видит вокруг, в государстве и в обществе, он подобен воде, которая принимает форму сосуда.

В этом смысле, идеальный фашизм больше метод, чем идеология. Эта простая мысль возникает в процессе анализа общих черт фашистских движений, партий и политических режимов.

Теоретик итальянского фашизма Джованни Джентиле: «Фашизм возник, чтобы решать серьёзные политические проблемы в послевоенной Италии. И он представляет политический метод. Однако в борьбе и разрешении политических проблем он следует своей природе, то есть учитывает моральные, религиозные и философские вопросы, раскрывая и демонстрируя всеохватывающий, тоталитарный характер, ему присущий».

Как яйцо превращается в гусеницу, а гусеница превращается в бабочку, так и фашизм постоянно эволюционирует. Идеальный фашист очень тщательно изучает способы манипулирования народными массами и использует полученные результаты на практике. Он очень рационален, скрупулёзно просчитывает риски, часто меняет стратегию и тактику, приспосабливая их к постоянно меняющимся условиям.

Идеальный фашизм и идеальное фашистское государство теоретически могут существовать вечно. Но в реальности, любой фашизм неидеален, он имеет свои особенности, сильно отличающие его от идеальной модели. Все эти особенности можно с уверенностью назвать недостатками. В самом фашизме, его внутреннем содержании, политической практике и идеологии содержатся предпосылки к его последующей гибели.

Нацисты стали заложниками собственной теории расового превосходства, итальянские фашисты пали жертвой империализма. Лишь наиболее гибкие режимы вроде испанского фашизма смогли просуществовать долгие десятилетия, пока попросту не выдохлись идеологически, когда не смогли приспособиться к новым условиям. Поступись франкисты принципами национал‑католицизма, политическая система, созданная каудильо Франко, могла бы существовать и поныне.

Основой классического итальянского фашизма были корпоративизм и социальное партнёрство. Истоки итальянского фашизма были заложены ещё во второй половине XIX века. В своём обращении «Rerum Novarum» папа римский Лев XIII в 1891 году обобщил и сформулировал, существовавшие ещё до него идеи новой общественной организации, которая позволила бы избежать межклассовых конфликтов путём разумно устроенного социального партнёрства. Возникло понятие христианского корпоративизма, из которого органично возник фашистский корпоративизм Муссолини.

Постепенно развиваясь и видоизменяясь христианский корпоративизм приобретал свойства современного европейского солидаризма. Идея социального партнёрства лежит в основе современной политической модели Европейского союза. При этом ЕС не является фашистским государством.

В основе идеологии европейских христианских демократов фактически также лежат идеи социального партнёрства, высказанные в XIX и XX веках теоретиками фашизма, но эти партии не являются фашистскими, и их идеология также не является фашистской. Можно привести массу примеров, когда реализация сходных идей, в одних случаях приводила к фашизму, а в других – нет.

Фашизм – это сложное явление, которое невозможно объяснить лишь какой‑либо определённой идеологией. Вычтите из итальянского фашизма колониализм и империализм – получите испанский фашизм (фалангизм). Добавьте к испанскому фалангизму радикальный национализм и империализм – получаете немецкий национал‑социализм. Если вычесть из немецкого национал‑социализма радикальный национализм и добавить колониализм – получите британский фашизм Освальда Мосли. Бразильский интегрализм – это итальянский фашизм, плюс интернационализм.

Так можно продолжать долго, перебирая различные фашистские государства, политические движения прошлого и настоящего. Результат будет всегда нагляден и понятен большинству читателей, которые даже в наше время назовут эти, разные, на первый взгляд, движения фашистскими.

Фашизм узнаётся по его родовым признакам даже через полвека, после того как в 1946 году, после окончания Второй мировой войны, произошла сознательная подмена понятий и термин «фашизм» перестал употребятся в своём первоначальном смысле.

Точно так же как приход к власти в России большевиков стал инициатором создания коммунистических движений и чрезвычайной популяризации марксистских идей после 1917 года, победа итальянского фашизма спровоцировала массовое появление после 1922 года в Европе и Азии, обеих Америках, Африке и в Австралии огромного количества фашистских партий и политических движений.

Фашизм во всём мире стал популярным политическим трендом с осени 1922 года, модным словом на целых 17 лет, вплоть до начала очередного мирового военного конфликта, когда мир разделился на две части.

Мировая прогрессивная общественность, по большей части состоящая из европейской интеллигенции, восторгалась марксизмом, пока не стало ясно к чему он приводит. До сентября 1939 года весь мир также восторгался фашизмом, до тех пор, пока тот наглядно не продемонстрировал свою истинную природу, далёкую от лозунгов и первоначально декларируемых целей.

В первой половине XX века фашистские движения появились по всей Европе: в Великобритании, Франции, Болгарии, Норвегии, Португалии, Литве, Эстонии, Латвии, Венгрии, Румынии, Польше, Греции, Югославии, Швеции, Норвегии, Финляндии и пр. Фашистские движения появились в обеих Америках, в Австралии и в Африке. Фашизм триумфально шествовал по Европе.

Фашистами называли себя последователи Константина Владимировича Родзаевского в оккупированном Китае (в Харбине была русская фашистская организация) и в США, где русские фашистские организации вели пропаганду среди эмигрантов из России. Фашизм был очень популярен в среде русских иммигрантов в Германии и Франции.

Философ и теоретик русского фашизма Иван Александрович Ильин писал, что фашизм бессознательно стремился осуществить идеал, близкий̆ к русскому: «Фашизм не даёт нам новой̆ идеи, но лишь новые попытки по‑своему осуществить эту христианскую, русскую национальную идею применительно к своим условиям».

Фашизм был настолько популярен, что фашистскими называли себя организации, не имеющие в действительности никакого отношения к нему. Многие политики хотели если не быть фашистами, то хотя бы быть похожими на них.

Фашизм был моден до начала Второй мировой войны, точно так же, как после окончания войны, политической модой станет антиколониализм и поддержка национально‑освободительных движений в бывших колониях.

В конце XIX и в самом начале XX века основным политическим трендом в мире были культурные и политические теории, в основе которых лежали идеи консолидации на основе национальной и культурной общности. Соответствующие национальные движения возникали по всему миру. Появились пантюркизм, пангерманизм, панславизм и им подобные.

В то время вся внешняя и частично внутренняя политика крупных государств по всему миру обосновывалась несколькими национально‑географическими принципами геополитики, которые, в свою очередь, строились на социал‑дарвинизме, примитивном географизме и мальтузианстве.

Главным при этом называлось общее сходство живущих рядом друг с другом народов, их культур, языка и общих исторических процессов, которые сформировали эти народы.

Немецкий геополитик Эрих Обет предлагал создать шесть «супергосударств»:

1. Панамериканский союз.

2. Евроафриканский союз.

3. Советско‑русский союз.

4. Восточно‑Азиатский союз.

5. Южно‑Азиатский союз.

6. Австрало‑Новозеландский союз.

Конец этому положила Первая мировая война. В результате этого самого масштабного, на тот момент, вооружённого конфликта прекратили своё существование великие империи, а желание создать супергосударства натолкнулось на противодействие небольших этнических групп, которые захотели после окончания войны жить обособленно или даже создать собственные государства.

Сразу после окончания Первой мировой войны, кроме возрождения национального самосознания небольших народов, ранее входивших в состав империй, появились и другие тенденции в политике – в Европе вспыхнул пожар рабочих революций. Воодушевлённые успехом большевиков в России, активизировались коммунистические партии.

На карте мира в начале 1919 года, на короткое время появились Баварская Советская Республика, Венгерская советская республика, Бременская Советская Республика, Финляндская социалистическая рабочая республика, Словацкая Советская Республика.

В 1919 году большинство европейских политиков считали вероятным, что в течение пяти последующих лет коммунисты захватят власть ещё в нескольких европейских странах. Все соглашались с тем, что риск захвата власти наиболее высок в странах с развитой промышленностью и соответственно с относительно большой численностью пролетариата. Лёгкость захвата власти подтверждал пример России, чьё население было преимущественно крестьянским, но это не помешало большевикам совершить «пролетарскую революцию».

Правящие элиты подавляющего большинства стран на всех шести обитаемых континентах были в панике на протяжении почти шестнадцати лет (с 1919 по 1935 год). За это время в двенадцати европейских странах внутриполитическая обстановка складывалась настолько неблагоприятна для политических элит, что периодически появлялась реальная угроза захвата власти коммунистами.

В наше время коммунисты стремятся к власти демократическим путём, через представительство в парламенте и участие в правительстве. В первой трети двадцатого века коммунистические партии были исключительно террористическими организациями, стремящимися к власти путём вооружённого восстания. Ленин справедливо полагал, что буржуазия во всём мире напугана и ожесточена до безумия самим фактом существования первого советского государства и перспективой возникновения подобных государств по всему миру.

В России в 1917 году была создана совершенно новая в мировой истории ситуация, когда впервые небольшая политическая группа захватила власть в самом большом европейском государстве. Это обстоятельство, а также ставшие достоянием мировой общественности ужасы Гражданской войны в России, уничтожение миллионов российских граждан в классовой войне, нескрываемое намерение советского руководства произвести мировую революцию, путём индивидуального и массового террора, а также развязывания гражданских войн в других странах, предопределили возникновение первых фашистских движений и организаций.

Перспектива коммунистических переворотов была общей для всех стран и поистине интернациональной проблемой, она пугала цивилизованный мир огромным масштабом.

Спасение от надвигающейся коммунистической «мировой революции» правящие элиты европейских стран, а также в Америке и в Азии, быстро нашли в поддержке нового, столь же революционного по своему содержанию и по своей форме народного движения – фашизма. В этом новом движении правящие элиты многих стран увидели реальную силу, которая может противостоять надвигающейся коммунистической угрозе. Только такая же массовая и такая же радикальная агрессивная сила могла быть противопоставлена коммунистическим движениям.

В основе как самых ранних фашистских, так и коммунистических рабочих движений лежит одна и та же цель – создание справедливого социального государства.

Фактически европейский фашизм предлагал рабочему движению и крестьянству всё тот же народный социализм, но без марксизма и обязательной для марксизма жестокой классовой борьбы.

Первой успешной фашистской политической организацией стала Фашистская партия Италии, которой руководил бывший марксист, бывший руководитель революционного крыла Социалистической партии Италии, журналист и уже известный всей стране, на момент создания партии, публичный политик и талантливый журналист Бенито Муссолини.

Новое движение ярко демонстрировало относительное родство с коммунистами, называя себя народным и революционным, противопоставляя себя традиционным буржуазным партиям.

Для нацистов и появившихся позднее фашистских партий, именно итальянские фашисты были образцом для подражания. Все европейские фашистские партии провозглашали себя народными и революционными, преподнося себя избирателю как ответ на коммунистическую угрозу в своей стране.

В большинстве европейских государств первой половины XX века фашизм приобрёл националистический характер, различной степени выраженности. Причиной, как я указал выше, были противоположно направленные стремления европейских народов, переживших ужасную мировую войну: с одной стороны – желание одних народов, не имевших ранее или лишённых государственности, создать своё национальное государство, c другой – стремление других воссоздать развалившуюся империю и вернуть былое величие.

Чем выше в стране был изначальный националистический фон, чем сильнее ксенофобские настроения в обществе, тем большую часть в фашистской идеологии занимал национализм.

К примеру, Гитлер был твёрдо убеждён в том, что в радикальном немецком национализме нашёл намного более сильную идею консолидации общества вокруг партии, чем итальянский фашизм. Он считал, что нашёл также лучший и более перспективный ответ на коммунистический вызов, чем это было у Муссолини. Уловив значительно усилившиеся к 1925 году антисемитские настроения в немецком обществе, Гитлер сделал антисемитизм центральным стержнем своей расовой идеологии.

Все первые европейские фашистские движения, так или иначе, пытались копировать наиболее успешные методы коммунистической и социалистической пропаганды для расширения своей социальной базы. Фашисты не стеснялись заимствовать у коммунистов формы политической борьбы, внешнюю атрибутику, политические ритуалы, праздники и прочее.

Для первых европейских фашистов, большевизм во многом стал не просто наглядным пособием по методам захвата власти путём манипулирования народными массами, он стал примером для подражания.

Это подражание также касалось государственного устройства, методов управления экономикой, приёмов государственной пропаганды, структуры и методов работы карательной системы. Как большевики стали примером для подражания для итальянских фашистов, так в последствии итальянские фашисты стали образцом для следующих фашистских движений, в том числе возникших после мая 1945 года.

После Второй мировой войны новой политической тенденцией во всём мире стала поддержка антиколониализма. Национальные освободительные движения заняли то место, которое до них занимали фашистские партии и движения. Эти политические силы и их лидеры стали новыми идолами политиков в послевоенном мире. После образования Организации Объединённых Наций в 1945 году, право любого народа на самоопределение стало одним из основных принципов международного права. В Декларации о принципах международного права от 24 октября 1970 года указано, что способами осуществления права на самоопределение могут быть «создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса».

В Европе, в обеих Америках, Африке и Австралии на целых тридцать лет, с 1946 года по середину 70‑х, самой обсуждаемой темой в средствах массовой информации, в литературе и кино, а в особенности в публичной политике стала борьба колониальных народов против господства метрополий.

Основная действующая фигура в освободительных войнах – бывший бандит с автоматом Калашникова, провозгласивший себя борцом за независимость. В результате этого, во всём мире, от Африки до Юго‑Восточной Азии возникали страшные людоедские политические режимы, идеологии которых в большинстве случаев имели все классические признаки фашизма: провозглашение исключительности коренного населения, неизбежности жизненно важной перманентной борьбы ранее угнетавшегося народа с колонизаторами, соседями и представителями не титульных наций внутри государства, нередко тотального противостояния со всем остальным миром.

Как и в европейских государствах первой половины XX века, в новообразованных постколониальных странах возникали культы: личности, традиционализма, государства, войны и пр.

Законодательства подавляющего большинства стран прямо запрещают обособление какого‑либо народа, проживающего внутри этих государств. Законы чаще всего устанавливают принцип неделимости государства и его территориальную целостность. Внутри страны таких сторонников полной независимости, стремящихся обособить часть территории и создать отдельное государство, называли террористами‑сепаратистами, а весь остальной мир, в то же самое время, присваивал им героический титул борцов за свободу своего народа.

Провозглашённый впервые ещё большевиками во времена Гражданской войны и в период «собирания земель», предшествовавший созданию СССР, принцип «самоопределения наций», предполагающий не только самоуправление или автономию в составе государства, но и полное обособление, стал во второй половине XX века основной причиной гражданских войн в Азии, Африке и Южной Америке.

Многие из национальных освободительных движений, существующие или существовавшие с 1946 года по нынешнее время, а также многие из вновь созданных на территории бывших колоний национальных государств, были откровенно фашистскими и националистическими. И никого в мире это особо не волновало, кроме жертв этих партизанских группировок, Эти вооружённые банды называли себя не иначе как народными освободительными армиями.

Не выдерживают критики утверждения отдельных публицистов, называющих единственной причиной схожести фашистских движений первой половины XX века то, что подавляющее большинство этих движений сначала банально копировало итальянских фашистов, а позднее и немецкую NSDAP (как, например, болгарские фашисты), во всём, от принципов создания государственной идеологии и методов государственного управления, до внешнего вида (партийной униформы, символики и прочего), до практики проведения массовых мероприятий. Копирование внешних атрибутов и ритуалов действительно имело место, но не только это делает фашистские режимы похожими.

На самом деле, главным, что объединяет фашистские движения, это не их внешнее сходство, а внутреннее содержание. Содержание это воспринимается часто не совсем осознанно, на интуитивном уровне.

В основе фашистских политических движений всегда присутствуют схожие родственные признаки и именно по этой причине, все эти движения большинством людей узнаются в качестве фашистских, несмотря на их явные отличия друг от друга.

Одни родовые признаки являются обязательными для признания движения или государства фашистскими. Другие признаки фашизма, не являясь обязательными, но встречаются очень часто, а отдельные свойства проявляют себя лишь иногда.

Например, вождизм ошибочно считается неотъемлемым и чуть ли не главным признаком фашистской партии или фашистского политического режима. Действительно, вождизм, очень распространённый для фашизма, но отнюдь не обязательный признак. Любая фашистская идеология на пьедестал возводит народные массы, выступает от имени этих масс, правит от их имени, прямо отождествляя фашистскую партию и народ. Фашизм – это прежде всего определённого вида диктатура фашистской партии в условиях экстремального этатизма и тоталитаризма, а значит может прекрасно существовать и без лидера. Руководить фашистской страной может выборный коллективный партийный орган или военное руководство, пришедшее к власти в результате военного путча.

Либералы часто ошибочно (иногда даже сознательно искажая мотивацию своих политических противников) относят к фашизму любые попытки укрепления централизованной̆ власти, националисты делают то же самое по отношению к любым попыткам удержать государственное единство в рамках многонационального государства.

В симпатиях к фашизму часто обвиняют любые националистические движения, в том числе даже либеральные. Для многих обывателей по всему миру национализм стал тождественен фашизму.

В качестве другого признака фашизма, который наиболее часто приводят исследователи, называют однопартийную систему и отсутствие свободных выборов, что также не может быт отнесено к обязательным признакам фашизма как явления. Фашизм может мирно сосуществовать с фиктивной многопартийной системой. Такого рода симулякр демократии никак не мешает фашистам, даже наоборот помогает сохранить «фасад демократического государства».

В большом количестве ранее существовавших фашистских государств участвовать в выборах могли «независимые» кандидаты, не состоявшие в фашистской партии, но получившие одобрение местной фашистской организации на территории избирательного округа (фашистский избирательный фильтр). Например, в течение всего нацистского периода (1933–1945) в выборах в рейхстаг участвовали «независимые» кандидаты, прошедшие процедуру согласования в местных партийных ячейках NSDAP.

Понятно, что такая «независимость» фикция, но тем не менее, формально выборы существовали и независимые от фашистской партии кандидаты в них участвовали.

На выборах 5 марта 1933 года в Германии был избран восьмой состав рейхстага. Нацисты не получили большинства мест в парламенте. Сделав вывод из результатов мартовских выборов, следующие выборы в ноябре 1933 года нацисты провели под полным своим контролем. В выборах не участвовал ни один кандидат, не состоявший в NSDAP или не прошедший нацистский выборный фильтр. Наличие беспартийных депутатов рейхстага уже до самого конца войны никак не влияло на законы Германии, на её внутреннюю и внешнюю политику.

В дальнейшем выборы были только внеочередными и всегда формальными. Проводились они одновременно с общенациональными референдумами по важнейшим государственным вопросам.

Одновременно с выборами 1933 года был проведён референдум, по итогам которого было принято решении о выходе Германии из Лиги Наций, одновременно с выборами 1936 года – Решение о ремилитаризации Рейнской̆ области, одновременно с выборами 1938 года – Решение об аншлюсе Австрии. С июля 1932 года и до крушения Третьего Рейха несменяемым председателем рейхстага был Герман Гёринг.

Современное иранское избирательное законодательство позволяет быть избранным в местные органы власти лишь тем, кто верит в ислам и в принцип «вилаят аль‑факих» («государство просвещённых»), обладает «правильным» политическим и религиозным самосознанием, не сомневается в справедливости религиозных законов, в непогрешимости религиозных лидеров. Для кандидатов в Совет экспертов предъявляются уже повышенные требования – претендент должен отличаться от простых граждан особым рвением в соблюдении религиозных законов, знанием основ иджтихада. Для соблюдения всех этих условий, на всех уровнях создана специальная система избирательных фильтров.

Во многих современных фашистских государствах также существует многопартийная система и голосование по партийным спискам, но при этом сам механизм выборов полностью исключает сколько‑нибудь значимое влияние оппозиционных партий на реальную политику.

То же самое можно сказать и о радикальном национализме, который ошибочно причисляют к обязательным признакам фашизма. Множество фашистских государств прекрасно обходилось без радикального национализма, например, Италия, Испания, Болгария, Румыния.

В идеологии многих фашистских политических движений не только отсутствовал национализм, но иногда в качестве базового принципа декларировался интернационализм. Пример интернационального фашизма – бразильский интегрализм.

Ни вождизм, ни политическая монополия, ни национализм не являются обязательными, а тем более достаточными признаками фашизма. Примат государства и насаждение культового сознания – вот пример обязательных, но всё равно не достаточных признаков фашизма.

В качестве иллюстративного примера трансформации общеупотребительного термина с течением времени, я хочу привести судьбу термина «марксизм». Изначально марксизм являлся чисто экономической теорией, впоследствии в него добавилась политическая составляющая. Позже появились различные марксистские идеологии и методы государственного управления, основанные на марксистских экономической и политической теориях.

Сегодня термин «марксизм» понимается как целый комплекс различных понятий и научных дисциплин, включая в себя политическую теорию, экономическую теорию, определённый тип идеологий и прочее. Когда в отношении кого‑либо говорят «марксист» или в отношении организации «она марксистского толка», сразу понятно, что именно имеется в виду.

Точно так же, как и «марксизм», термин «фашизм», почти сразу после его появления в качестве названия идеологии радикального итальянского политического движения, стал использоваться как более широкий термин.

Об истории термина «фашизм»: ещё в XIX веке существовали левые организации, в названии которых присутствовало слово «fascio», т.е. «связка». До Муссолини этот термин ассоциировался исключительно с левым рабочим движением, причём только итальянским, и с их названием – «fascio di combattimento», что означает «боевая связка». «Боевые связки трудящихся» впервые возникли в Сицилии в 1893 – 1894 годах.

Таким образом, первоначально фашистами итальянцы называли членов левых рабочих организаций, возникших в конце XIX века.

Мировую известность термин «фашизм» получил, уже будучи самоназванием политического движения в Италии, возглавляемого Бенито Муссолини, и был впервые произнесён в таком качестве публично итальянским диктатором 23 марта 1919 года.

Термин «фашизм» на другие политические движения, рождённые вне фашистской Италии, первыми распространили европейские и американские журналисты первой трети двадцатого века. Эту практику у журналистов переняли европейские и американские политики.

С лёгкой подачи лидеров Коминтерна, которые, в свою очередь, позаимствовали это правило у немецких коммунистов‑фронтовиков из организации «Рот Фронт», нацисты также почти сразу же после их появления в Германии, стали именоваться фашистами.

Так появились немецкие фашисты – немецкие национал‑социалисты, испанские – фалангисты, румынские – железная гвардия, португальские – салазаристы, бразильские – интегралисты и прочие фашисты. Многие ошибочно полагают, что национал‑социалисты стали второй фашистской партией, добившиеся власти в европейской стране. На самом деле нацисты были не вторыми, ни даже третьими. До захвата власти гитлеровцами, в Европе, помимо Италии, уже существовали фашистские режимы в Польше (с 1926 года) и Португалии (с 1932 года).

Фашистскими организациями и государствами я называю в этой книге различные политические партии и движения, а также политические режимы, использовавшие для обоснования своего права на власть и с целью влияния на массовое сознание определённого типа систему логически выстроенных идей и представлений о мире, оформленных либо в виде цельной доктрины, либо набора отдельных разрозненных концепций – фашистскую идеологию, а также применявшие универсальный набор методов захвата власти и способов её удержания, описанных мной далее в этой книге.

Под фашистскими идеологиями я имею в виду определённого типа тоталитарные идеологии, описанные теоретиками фашизма, их предшественниками и последователями. Более подробно этот тип идеологий мной описан во втором томе этой книги.

Фашизм, как историческое и политическое явление, включает в себя также определённые типы социальной практики, методы государственного управления, методы управления экономикой, различные теории фашистского тоталитарного социального государства. Особенности пропаганды, государственного механизма и экономики фашизма мной разобраны в соответствующих главах второго тома.

Используемые в настоящей книге базовый понятийный аппарат, исторические, политические и экономические основы фашизма приводятся в их первоначальном значении, именно так, как они использовались в первоисточниках – работах предвестников, основоположников и теоретиков фашизма, начиная с XIX века по настоящее время.

Не только идеология и базовые принципы построения вертикально структурированных по военному образцу фашистских организаций, но также основные принципы и методы захвата власти, успешно применённые на практике сторонниками Муссолини, были впоследствии заимствованы многими другими политическими движениями в Европе первой половины XX века.

Европейская либеральная пресса отмечала сходство методов манипуляции массовым сознанием и приёмов политической борьбы у этих популистских движений, скрытое или явное подражание Национальной фашистской партии (Partito Nazionale Fascista), которая к моменту создания этих движений уже пришла к власти в Италии. Именно по этой причине, новые европейские движения и политические партии подобного типа, сразу после их создания, независимо от их политической окраски, повсеместно, не только в Европе, стали называть фашистскими, что полагаю, справедливо. Тем более что большинство, указанных выше политических движений в Европе периода 1922–1945 гг., сами себя называли фашистскими, иногда даже внешне копируя чернорубашечников Муссолини. Не понимаю, почему их сейчас следует называть иначе, чем фашистскими.

В политической жизни Европы в 1922–1945 появилась этакая сборная солянка из разномастных политических организаций и партий, с различными идеями и различной идеологией, но имевших некоторые общие легко узнаваемые черты.

Партии и политические режимы прошлого и настоящего, которые следует без оговорок однозначно назвать фашистскими, часто можно отнести как к правым, так и к левым и даже центристским. По мнению Бертрана Рассела, фашизм вообще не является упорядоченным набором убеждений и в этом я с ним согласен.

Теоретик итальянского фашизма Серджо Панунцио следующим образом определял фашизм: «Фашизм не поддаётся определению, потому что он представляет собой крайне сложное движение… Вот почему одни определяют его одним способом, другие – прямо противоположным. Одни приклеивают к нему этикетку левого движения, другие – правого».

На самом деле, принимая во внимание универсальность фашизма, не имеет большого значения принадлежность фашистского движения к какой‑либо определённой части политического спектра.

Некоторые отдельные историки, в том числе советские, противопоставляют фашизм любым левым идеологиям. По моему скромному мнению, это не совсем корректное противопоставление. Такое заблуждение возникло вследствие того, что в большинстве европейских стран (Германии, Испании, Румынии, Португалии и пр.) фашисты действительно пришли на волне страха перед захватом власти местными коммунистами и установления ими кровавой «диктатуры пролетариата», подобной большевистскому режиму в СССР. В результате естественной эволюции фашистских партий и движений, в условиях постоянной угрозы коммунистической революции, антикоммунизм превратился в самый яркий атрибут национального варианта фашизма в этих странах. До сих пор антикоммунизм привычно добавляют к списку исключительных свойств присущих любому фашизму, наравне с авторитаризмом, вождизмом и национализмом, что также не совсем верно.

Многие фашистские партии и политические режимы были рождены как раз из левой, а чаще из леворадикальной среды. Сам Бенито Муссолини был известным членом Итальянской социалистической партии. Французская народная партия была создана бывшими коммунистами, а её лидер Жак Дорио был видной фигурой международного коммунистического движения и одно время даже был членом политбюро Французской коммунистической партии. Ядро многих фашистских партий Европы на заре европейского фашизма составляли бывшие активные члены леворадикальных и коммунистических организаций.

В основе европейского фашизма начала века были идеи социализма. Некоторые бывшие европейские марксисты, ужаснувшись результатами переворота 1917 года в России, стали искать другие принципы построения социального государства.

Сейчас многие ангажированные историки пытаются доказать, что нацисты всегда были сплочённым правым националистическим движением, во главе которого всегда стоял фюрер. На самом деле это совсем не так. Нацистская партия родилась как левая националистическая рабочая партия и была такой партией в течение первых 14 лет своего существования.

Нацисты и немецкие коммунисты вербовали своих сторонников среди одного и того же типа граждан – среди людей подверженных влиянию постмодернистских, традиционалистских и антилиберальных идей, с доминирующей эмоциональной составляющей в своём поведении и склонных культовому сознанию. Они использовали в своей пропаганде один и тот же политический язык – указывали в качестве источника всех социальных проблем некий заговор врагов.

Ряды нацистов, по мере преследования леворадикальных немецких организаций со стороны правительства Веймарской республики, в массовом порядке пополнялись бывшими коммунистами.

В 1929 году находившееся у власти в Германии социал‑демократическое правительство запретило деятельность «Союза красных фронтовиков», насчитывавшего на момент запрета более 200 тысяч членов. Примерно 160 тысяч членов этой организации после 1933 года вошло в состав штурмовых отрядов нацистов. Количество бывших коммунистов в рядах NSDAP постоянно росло и вместе с влившимися в ряды нацистов коммунистами увеличивалось влияние левой националистической идеологии внутри партии. В результате чего, в период с 1929 по 1934 год в Германии существовали отряды штурмовиков, которые состояли более чем на две трети из бывших коммунистов.

Наиболее влиятельное течение в нацистской партии возглавляли левые национал‑социалисты братья Грегор и Отто Штрассеры. Штрассеры понимали национал‑социализм исключительно как антикапиталистическое движение.

Левые национал‑социалисты не испытывали стремления к захвату чужих территорий и подчинению других народов. Они выступали за отмену крупного помещичьего землевладения, говоря о том, что земля принадлежит всей нации и выдвигали политические требования кооперации немецких крестьян, укрупнения мелких промышленных производителей. В основе их программы был классический корпоративизм и государственное регулирование всех взаимоотношений между трудящимися и капиталистами. Ранний немецкий национал‑социализм был очень похож на итальянский фашизм.

Левое направление в нацистской партии считало допустимым сотрудничество с марксистами, причём как с социал‑демократами, так и с коммунистами. Грегор Штрассер открыто требовал использовать опыт большевиков по захвату и удержанию власти, по организации тоталитарного социального государства.

Штрассеры считали социал‑демократов и коммунистов союзниками, а буржуазные партии своими врагами. Йозеф Гёббельс, будучи секретарём Штрассера 1 января 1926 года записал в своём дневнике: «Ужасно, что мы и коммунисты бьём друг друга. Где и когда мы сойдёмся с руководителями коммунистов?». Гитлер в начале своей партийной карьеры был активным сторонником Штрассеров и также считал, что коммунисты могут быть союзниками в борьбе немецкого народа за социальную справедливость. Его первые публичные выступления изобиловали откровенно марксистскими социалистическими лозунгами.

Сторонники Грегора Штрассера долгие годы были самой влиятельной группировкой в нацистской партии, даже после ухода из партии Грегора Штрассера в декабре 1932 года, вплоть до масштабной чистки Гитлером рядов партии от своих оппонентов, начавшейся с событий июля 1934 года, известных в исторической литературе как мятеж Рёма или «ночь длинных ножей».

Несмотря на то, что левые составляли большинство в NSDAP, это до апреля 1934 года не сильно беспокоило Гитлера и его сторонников. Гитлеровцы долгое время вообще не считали проблемой то, что внутри нацистской партии долгие годы существовали свои оппортунисты и ревизионисты – левые партийные группировки.

Сближение с буржуазными правыми и захват власти в нацистской партии Гитлер начал в апреле 1929 года. После контактов Гитлера с правыми политиками, промышленниками и финансистами, а в особенности после того, как Гитлер высказался за отказ от революционных методов политической борьбы, за участие в выборах и работу нацистов в парламенте, внутри партии началось размежевание. Многие нацисты, такие как, например, культовый нацистский герой Хорст Вессель разочаровались в Гитлере и стали активно выступать против буржуазного уклона в NSDAP.

После прихода нацистов к власти в январе 1933 года, Гитлер и его соратники уже открыто стали сотрудничать с правыми политиками, крупными капиталистами и банкирами, что вызвало не просто недовольство левых нацистов, но и фактически привело к противостоянию внутри нацистской партии между сторонниками Гитлера и его противниками.

Самой мощной организованной силой нацистов были члены массовой боевой организации, иерархически структурированной по армейскому образцу – штурмовики, которые видели своей основной целью свержение ненавистного буржуазного правительства Веймарской республики вооружённым путём. Соглашательство Гитлера с правыми политиками, финансистами и промышленниками они однозначно восприняли как предательство.

В декабре 1933 года число штурмовиков составляло около 3 миллионов. Они были хорошо организованы и вооружены современным стрелковым оружием, вплоть до пулемётов. Противостояние между штурмовыми отрядами, вождём которых был Рём и формальным лидером партии Гитлером рано или поздно должно было закончиться кровавой бойней. Впереди замаячила перспектива гражданской войны, особенно после активизации в стране немецких коммунистов, активно поддерживаемых финансово и организационно Советским Союзом, через немецкое отделение Коминтерна.

В процессе чистки 1934 года большинство сторонников левой линии в NSDAP, в том числе сам Грегор Штрассер, были убиты членами гитлеровской организации Schutzstaffel der NSDAP (охранные отряды партии NSDAP), наиболее известной в истории под аббревиатурой SS. Кто не погиб от рук эсэсовцев, вынужден был бежать из страны.

Организация штурмовиков СА, после уничтожения гитлеровцами её руководства, фактически утратила своё влияние в Германии навсегда. Так, усилиями Гитлера, буквально за несколько июльский дней 1934 года, немецкая национал‑социалистическая партия перестала быть революционной и социалистической, превратившись в правую реакционную.

Подобный эволюционный путь от марксизма до фашизма прошли ещё два десятка европейских политических организаций в период с 1918 по 1939 год. Многие организации, оставшись формально коммунистическими, обогатили свои идеологии фашистскими принципами.

Идеи Штрассеров послужили после окончания Второй мировой войны идеологической базой для создания левых фашистских организаций по всему миру. Одним из наиболее известных примеров политических организаций классического левого фашизма, является наиболее активная часть коалиции «Народное единство», приведшей президента Сальвадора Альенде и его социалистическое правительство к власти в Чили в 1970 году.

После прихода к власти новое чилийское правительство начало «социалистические реформы»: экспроприацию земель, коммерческой недвижимости и другой частной собственности, национализацию крупнейших частных чилийских компаний и банков, национализацию филиалов иностранных компаний и отделений крупнейших зарубежных банков, государственный контроль во всех сферах экономики и общественной жизни. При этом «реформы» повсеместно сопровождались грабежами, самовольным захватом недвижимости и земельных участков.

Радиостанции и телевидение перешли под контроль правительства. Для установления контроля над газетами правительство Альенде установило государственную монополию в бумажной промышленности.

Социалисты, левые христиане и экстремистское «Левое революционное движение» открыто заявили об отказе в передаче власти после окончания, установленного Конституцией страны президентского срока, они выступили за отмену выборов и признались, что готовы с помощью насилия и далее удерживать власть.

По всей стране создавались рабочие военизированные отряды, которым с армейских складов стали раздавать оружие. В армии и на флоте социалисты начали вести активную пропаганду, создавать партийные организации. В школах и университетах стали насаждать фашистскую идеологию, прививать враждебность к другим странам, в особенности к США.

Социалисты за короткий срок развалили чилийскую экономику. Градус ненависти граждан к друг другу никогда ещё в чилийской истории не был так критически высок. Страна была на пороге гражданской войны. Если быть точнее, то война уже началась.

Последовавший после поставленного социалистами неудачного эксперимента со страной, 11 сентября 1973 года военный переворот, возглавленный армейским командованием, ВМФ и ВВС страны, а также полицейскими силами, по своей сути был антифашистским военным мятежом. Но, как оказалось, впоследствии, ни о какой защите демократии мятежники даже и не думали.

В Чили была провозглашена программа «народного возрождения», началось структурное переустройство государства. Коллегиальное управление быстро закончилось, и генерал Пиночет установил авторитарный режим, подчинив себе все ветви власти, включая суды и парламент, государственные учреждения, полицейские и военные части. Пиночет стал чилийским фюрером, вождём нации – его титул стал именоваться «Верховный лидер нации» (Jefe Supremo de la Nación).

Пиночет называл новую авторитарную диктатуру «Tronco de poder» – вертикальным стержнем государственной власти, пронизывающей всё чилийское государство сверху вниз. Этот «вертикальный стержень» был полностью иерархической системой, построенной по военному образцу, никаких параллельных государственных институтов не существовало, всё полностью было подчинено органам хунты на местах, которые, в свою очередь, подчинялись вышестоящим руководителям. Властный стержень заканчивался на верхушке пирамиды лично генералом Пиночетом.

Были запрещены все левые партии, от коммунистов и леворадикалов до умеренных социал‑демократов. Под запрет попали некоторые либеральные буржуазные партии, христианские демократы, была даже запрещена симпатизирующая Пиночету национальная партия.

Через некоторое время началось сращивание военной диктатуры с фашизмом. У чилийской хунты не было другого пути, так как единственным союзником военных на первом этапе диктатуры были чилийские ультраправые. У военных не было идеологии, в которой они остро нуждались, а у фашистов она была.

Фашисты с каждым днём стали получать все больше влияния в обществе, пока не стали абсолютно доминирующей политической силой в стране. Насаждалась государственная идеология, представляющая собой чилийский вариант ультраправого религиозного (католического) консерватизма и национализма.

Те же самые люди, которые ещё недавно поддерживали крайне левых из блока «Народное единство», через несколько лет абсолютно искренне и с точно таким же энтузиазмом участвовали в «народном возрождении». Как раньше они восхищались Альенде, так с не меньшим энтузиазмом боготворили Пиночета, спасшего страну от коммунистов. Это обстоятельство однозначно говорит в пользу эффективности фашистской пропаганды. Не имеет значения, о чём говорят фашисты, главное – как они это делают, насколько их лозунги и призывы эмоциональны, в какой степени они влияют на сознание людей.

Во так в одной стране за несколько лет левая фашистская диктатура сменилась правой, не менее фашистской. Вооружённая борьба с фашизмом сродни балансировке на скользкой крыше. Всегда есть соблазн для борьбы с одном демоном привести другого, чтобы тот сожрал первого.

Таким образом, классическое марксистское классовое определение фашизма, сформулированное Георгием Димитровым и прозвучавшее на седьмом Конгрессе Коминтерна, определившее фашизм как «антикоммунистическую диктатуру империалистических элементов финансового капитала», не выдерживает никакой критики. Ни антикоммунизм, ни антимарксизм не является обязательной отличительной чертой фашизма.

Основатель Британского союза фашистов баронет Освальд Мосли считал фашизм жёстким центром в политическом спектре, и его организация после 1937 года действительно была таковым «жёстким политическим центром» в Британской Империи.

Британский союз фашистов (British Union of Fascists, BUF) – политическое объединение, возникшее в Великобритании в разгар Великой депрессии, было не единственной, но ставшее самой массовой британской фашистской организацией. Влияние BUF на британскую политическую жизнь было огромным. С 1933 года BUF регулярно проводил массовые митинги и шествия в крупнейших городах страны, издавал газеты и выпускал брошюры, имел поддержку во всех слоях британского общества.

Начав как праворадикальное движение, BUF стоял на антилиберальных и антикоммунистических позициях. Политическая программа британских фашистов первоначально предусматривала ликвидацию старейшей в Европе парламентской системы, установление в стране диктатуры партии и её вождя Освальда Мосли, создание тоталитарного государства, при котором государству были бы подчинены все сферы жизни британского общества и частная жизнь британцев.

Из‑за многочисленных политических провокаций и насильственных действий фашистов по отношению к своим политическим противникам, британский парламент в ноябре 1936 года принял «Закон об общественном порядке», согласно которого было запрещено ношение оружия и формы, а полиции были предоставлены дополнительные полномочия для борьбы с политическим экстремизмом.

С 1937 года политические позиции BUF стали смещаться от крайне правого радикализма к умеренному национализму и «мягкому» синдикализму, Британские фашисты стали говорить о необходимости своего участия в выборах, сохранении традиционных для страны демократических процедур и общественных институтов.

Весной 1937 года BUF впервые принял участие в выборах в Восточном Лондоне, а в 1940 году фашисты участвовали в дополнительных выборах в парламент, но каждый раз терпели поражение. После своего поражения, пытаясь привлечь внимание британцев, они перенесли основной акцент на международную политику. Сразу после начала Второй мировой войны, британские фашисты призывали к немедленному заключению мира с Германией и совместном с нацистами разделе мира по «естественным границам», исходя из основных принципов немецкой геополитики. В июле 1940 года BUF была официально запрещена.

В 1948 году Мосли создал новое объединение – Юнионистское движение, в которое вошли больше полусотни различных мелких фашистских организаций.

Юнионисты требовали отменить результаты Нюрнбергского трибунала и осудить милитаристскую политику СССР в 1922–1939, в ответ на которую, по их мнению, Гитлер начал военную экспансию в Европе. Они выступали за объединение Западной Европы, её перевооружение и милитаризацию экономики, ввиду очевидной опасности возможного нападения СССР.

В 1959 году Мосли участвовал в парламентских выборах, но проиграл. Ни следующее участие в выборах в 1966 году, ни попытки получить влияние в профсоюзной среде не увенчались успехом.

Примеры итальянской PNF, немецкой NSDAP и британской BUF показывают, насколько фашизм способен приспосабливаться, мимикрировать и перерождаться. Он не только может изначально быть любым – левым, правым или центристским, фашизм может за короткое время из левого превратиться в правое политическое движение и наоборот.

К фашистам часто примыкают также консерваторы, не склонные, на первый взгляд, к проявлению симпатий по отношению к экстремальным политическим течениям, как к левым, так и к правым. На самом деле, консерваторы просто бывают раздражены невозможностью консолидации общества против угрозы революции и политического хаоса, неспособностью справиться традиционными либеральными методами с экономическим кризисом.

Консерваторы могут быть напуганы уже существующей анархией в обществе и центробежными тенденциями в государстве. Они воспринимают фашистский тоталитаризм и связанное с ним насилие как компенсацию за затянувшееся и слишком явное бессилие либералов.

Осознав факт значительного увеличения в XX веке политической активности народных масс и влияния этих масс на политические процессы, консерваторы поняли неустойчивость своего положения в качестве политической элиты. Буржуазные консервативные партии всегда опираются на очень немногочисленную социальную базу, в основном состоящую из высших социальных слоёв общества. Их непосредственное прямое влияние на народные массы всегда бывает мизерным и влиять на политический процесс они могут лишь через существующие государственные и общественные институты.

Присущий консервативным партиям крайне низкий уровень организации не позволяет им оперативно реагировать на возникающие угрозы народных бунтов и революций. В этих условиях консерваторы, в критические для страны моменты, готовы вступать в союз с более энергичной политической силой, которая в состоянии противостоять народным выступлениям и будучи популярной, могла бы контролировать поведение людских масс, чтобы обеспечить предсказуемость и политическую стабильность. Фашисты, в свою очередь, также легко идут на контакт с консерваторами и быстро находят с ними общий язык, они готовы заключать взаимовыгодные соглашения и образовывать с консерваторами политические союзы.

Приводя фашистов к власти, консерваторы всегда думают, что фашистами можно легко управлять, с ними можно заключать взаимовыгодные соглашения. Они не понимают, что носителями тоталитарной идеологии, не только невозможно управлять, но и вообще с ними бесперспективно о чём‑то договариваться.

Отличительной особенностью сотрудничества консерваторов и фашистов заключается в том, что консерваторы никогда не показывают своего отношения к революционной риторике и массовым мероприятиям, никогда не поддерживают фашистов напрямую, финансово или организационно, в том числе с помощью государственного аппарата или общественных организаций, ассоциированных с консервативными партиями и движениями. Сотрудничество с фашистами в основном заключается в нейтральном отношении консерваторов к действиям фашистам, которое переносится также на государственный аппарат, если консерваторы стоят у власти в стране.

Государственно‑монополистическая экономическая модель фашистского образца полностью соответствует политическим целям монополистического капитала, который заинтересован в сохранении своих социальных, политических и экономических позиций.

Союз фашистов с консерваторами, как правило, активно поддерживается промышленными и финансовыми монополиями, в основном финансово. Лишь в редких случаях революционные лозунги и социальный популизм фашистов отталкивают монополистов, которые ошибочно принимают политическую демагогию за истинные цели фашистов.

Таким образом, очевидно нелепым выглядит тезис о несовместимости консерватизма и фашизма. Консерваторы и фашисты в Европе имеют много общего в вопросах антикоммунизма, национализма и традиционализма. Присущие фашизму национализм и традиционализм соответствует стремлению консерваторов к сохранению национальных традиций, культуры, сохранение веками сложившегося status quo в социальном устройстве.

Об абсолютной несовместимости с фашизмом можно утверждать лишь в отношении либерализма, либертарианства, анархизма.

Не стоит серьёзно воспринимать разнообразных странных мутантов вроде социал‑либерализма, анархо‑синдикализма, анархо‑фашизма и им подобных. Идеология таких уродливых гибридов не просто противоречива, она полностью бессмысленна и может быть воспринята людьми, либо полностью утратившими способностью к логическим построениям и анализу, либо находящимся длительное время под непрерывным действием сильных психоактивных веществ. Не случайно, что такие политические идеи вообще никогда не выходят за пределы небольших маргинальных групп молодежи.

Все фашистские движения всегда явно стремятся к тоталитаризму и авторитаризму.

Фашистские государства становятся тоталитарными и авторитарными не в силу необходимости, вынужденно из‑за каких‑то экономически или политически обусловленных причин, возникших в конкретной стране в определённый период. Стремление фашизма к тоталитаризму происходит вследствие изначальной масштабности планируемых изменений в государстве и обществе, от радикальности политических взглядов и как следствие – в силу выбора самых крайних средств.

Тоталитаризм как основополагающий принцип всегда внутри любого фашизма. Следует признать, что реализовать в полной мере свои тоталитарные устремления удаётся не каждой фашистской организации и не каждому политическому режиму. Чаще всего это происходит по независящим от них причинам. Не все существовавшие в истории фашистские режимы были кровожадны, т. к. не всем им удавалось в полной мере проявить свою сущность в силу различных экономических или политических причин.

При наступлении благоприятных условий фашисты сразу начнут осуществлять свою мечту – строить идеальное тоталитарное государство, где все будет под контролем, все будет устроено правильно, будет мир и сотрудничество между гражданами, социальная справедливость, единоверие, единомыслие и пр.

Ни авторитаризм, ни тоталитаризм не являются исключительными характеристиками фашизма, так как эти явления могут иметь место и в нефашистском государстве.

Фашизм характеризуется экстремальными проявлениями, как вполне обыденных явлений, присутствующих в любом демократическом обществе, так и свойственных фашизму в гораздо большей мере. В фашизме всего сверх меры: национализма, патриотизма, героизма, жертвенности, силы, традиций, веры и пр.

Отличие фашизма от диктатур прошлого в том, что он превращает абстрактные философские идеи в громкие лозунги и руководство к действию, его идеология рассчитана не на политическую или военную элиту, а на малообразованное большинство, пропаганда фашизма всегда обращена к народным массам.

Фашизм, в отличие от авторитарных и тоталитарных режимов иных типов, характеризуется тем, что поддержка населением каждой этой идеи превращается в настоящий политический культ.

Именно поддержка граждан даёт настоящую силу любому фашизму. Массовое сознание, общество и государство поражаются той же болезнью, какую применительно к отдельному человеку называют паранойей.

Латинское слово «cultus» дословно означает «поклоняться» или «чрезмерно почитать». В этой книге под культом подразумевается бездумное и безусловное преклонение перед кем‑нибудь или чем‑нибудь.

Культы чрезвычайно привлекательны. В группе приверженцев культа человек удовлетворяет свою потребность в самоидентификации, в одобрении своих поступков, в повышении собственной значимости в своих глазах и глазах окружающих.

Адептам культа свойственна узость во взглядах и фанатичность. То, что адепты культа считают своими собственными взглядами, на самом деле, лишь продукт умелых манипуляций с их сознанием.

Манипуляция сознанием – это действие, направленное на склонение человека к мыслям, чувствам и поведению, выгодных манипулятору. В результате психологической обработки и особых способов подачи манипулятором информации, человек полностью уверен, что он в состоянии различать истинность или ложность полученных посредством пропаганды сведений. Ему кажется, что он формирует своё собственное мышление на основе исключительно достоверной информации, а мысли, выгодные манипулятору, рождаются в голове самого человека, а не навязаны извне. Он ощущает эти мысли целиком своими. Неизбежно происходит постепенное формирование в нём иной личности, изменённой в определённом направлении.

В результате действий манипулятора, человек полностью или частично теряет способность к анализу, критичному мышлению и не замечает того, что им манипулируют.

Манипуляция сознанием проводится фашистами массово, в отличии от другого типа популистов, которые сегментируют электорат по группам.

Обычный популист всегда ищет отличительные особенности людей определенных категорий – профессии, социального положения, религии, национальных особенностей и прочее. К каждой небольшой категории у простого популиста свой подход, свои лозунги, свои обещания. Часто популисты выступают защитниками интересов определенной малочисленной и недостаточно, по мнению политика, защищенной категории. Фашисты же всегда обращаются к огромной по численности группе в целом, оперируя в своей пропаганде понятиями, близкими каждому члену это большой группы, затрагивающие чувства каждого.

Для пропаганды фашистами выбираются самые примитивные трюки, влияющие на элементарные эмоции, в минимальной степени затрагивающие разум.

Примитивизируется различие человеком добра и зла. Пропаганда делит весь мир на чёрное и белое. Всё, что делают фашисты, относится к добру, а то, что делают все остальные – к злу. В сознании человека, подвергшегося фашистской пропаганде, создаётся устойчивая дихотомия «друг – враг».

Полагаю, что проблема фашизма, по большей части лежит в социально‑психологической плоскости, она в самой природе человека. Феномен фашизма, в существенной его части, может быть научно описан современными методами в категориях коллективной психологии и психологии отдельного человека.

Бенито Муссолини писал: «Я не создал фашизм, я извлёк его из умов итальянцев».

Фашизм использует современные технологии манипулирования сознанием с помощью средств массовой информации. Возникновение фашизма возможно было только в XX веке. Фашизм – это порождение научно‑технического прогресса.

Современный человек приходит в ужас от очевидной банальности причин возникновения фашизма, когда начинает анализировать это, очень распространённое в современном мире явление.

Есть очень серьёзная опасность, что, привычно используя понятие «фашизм» в качестве ругательства и политического ярлыка, можно просто не заметить прихода какой‑либо из разновидностей фашизма.

1.2. Основные признаки Фашизма

В основе фашизма лежит социал‑дарвинистская концепция вечной борьбы за выживание. Это обязательный признак фашизма любого вида, следствие – признание враждебности окружающего мира как для отдельного человека, так и для целой общности (расы, нации, религиозной группы и пр.). В результате фашизм всегда оправдывает нетерпимость и жестокость в своей идеологии необходимостью «естественной» ответной агрессии, продиктованной борьбой за выживание.

По мнению фашистов, отказ от борьбы означает неминуемую гибель. Тоталитарность идеологии вытекает из постулируемой фашистами враждебности абсолютно всего, что не вписывается в рамки фашистской доктрины.

Для фашистов, единственный смысл существования человека, нации и государства – в их вечной борьбе.

Цели постоянно меняются, и они вторичны, лишь борьба имеет первостепенное значение. Побеждает, с точки зрения фашиста, всегда сильнейший, наиболее приспособленный. И только сильнейший достоин жизни. Фашисты утверждают, что борьба за выживание – это высший закон бытия, объективная воля природы. Война с внешними и внутренними врагами – единственное достойное применение человеческих сил.

Этот принцип фашизма очень ёмко сформулировал автор первого манифеста футуризма, известный итальянский фашист Филиппо Маринетти Томазо: «Да здравствует война – только она может очистить мир!».

Фашизм – это также стремление создать тоталитарное государство в интересах определённой численно доминирующей группы людей и признание абсолютного примата государства во всех сферах человеческой деятельности, включая личную жизнь, общественные и экономические отношения с другими людьми. Это второй обязательный признак фашизма.

Из этого источника берёт своё начало идея социального партнёрства членов численно доминирующей привилегированной группы (расы, нации, религиозной общины и пр.), в рамках правил, не противоречащих фашистской доктрине.

Фашизм полностью отрицает ценность человеческой личности как таковую. По мнению фашистов – ценность отдельной личности исключительно в её служении численно доминирующей привилегированной группе, от имени и в защиту интересов которой выступают фашисты.

Говоря о тоталитаризме, фашисты имеют в виду совершенно конкретную вещь – безусловное полное подчинение государству и фашистской партии, как отдельного человека, так и целой нации, населения страны, континента. Поэтому стремление к тоталитаризму присуще любому фашизму, без исключения.

Итальянские фашисты признавали, что человек может приниматься в расчёт, «поскольку он совпадает с государством, представляющим универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании». Примерно то же самое утверждали и немецкие национал‑социалисты – «общее благо нации превыше личной выгоды».

Когда, после прихода Муссолини к власти, повсеместно в Европе с восхищением начали говорить о фашизме, имели в виду именно эту трансформацию массового сознания в единый мощный непрерывный поток, который мог свернуть любые горы и повернуть реки вспять.

Гитлер, восхищаясь итальянскими фашистами, говорил: «… в мире происходит переход от ощущения „Я“ к ощущению „Мы“, от меркантильных интересов каждой ничтожной, по сравнению с целым миром личности, к служению своему народу, к верности долгу и ответственности перед обществом».

Третьим обязательным признаком является целенаправленное насаждение фашистами массового культового сознания, основанного на иррациональных свойствах человеческого мышления, прямо направленного на утверждение и распространение в обществе идей социального дарвинизма, исключительности определённой группы людей, безальтернативности тоталитаризма, жизненной необходимости полного и безусловного подчинения фашистскому тоталитарному государству, для выживания численно доминирующей в стране или местности привилегированной группы (народа, нации, религиозной группы и пр.).

Состав культов может быть различным. Фашизм характеризуется не наличием или отсутствием каких‑либо определённых культов (смерти, героя, войны, силы и пр.), а стремлением сделать максимально возможным доминирование в социуме культового сознания вообще, вплоть до полного замещения примитивными фашистскими культами ранее существовавших народных традиций, национальной культуры, религиозных и политических убеждений граждан, их мировоззрения в целом.

Фашизм является порождением технического прогресса, создавшего современные средства информации и коммуникаций между людьми, позволяющие напрямую обращаться к людским массам, без необходимости учитывать социальный статус, уровень образования, профессию и прочие особенности личности, затрагивая лишь базовые глубинные свойства человеческой психики, оперируя людскими эмоциями, страхом, первобытными инстинктами, а не логикой. Поэтому фашизм всегда обращается не к отдельному человеку, не к определённым профессиональным или социальным группам, а только целиком к народным массам. По этой причине фашистская идеология, в большей своей части, иррациональна.

Чем выше интеллектуальный уровень индивидуума и чем меньше он подвержен предубеждениям, тем сложнее фашистской пропаганде пробиться через логические барьеры в его сознании и воздействовать на его чувства. Любой фашизм основан на слепой вере, а не на разуме.

В основе религиозного фашизма, может быть, новый или уже ранее существовавший религиозный культ или набор из религиозного и чисто фашистских псевдорелигиозных культов.

В основу «светского» варианта фашизма идеологи могут положить политические культы, органично возникающие в результате синтеза отдельных отличительных особенностей численно доминирующей привилегированной группы и базисных свойств, присущих любому фашизму.

Под псевдорелигиозным культом, полагаю, следует понимать культ, имеющий все признаки религиозного учения, но в которых за внешней религиозностью скрывается материализм и отрицание мистического первичного начала.

Когда примитивный мистицизм совмещается с сознательным и откровенным богоборчеством, в этом случае отсутствует сама идея необходимости духовной связи человека с Богом или богами. Псевдорелигиозный культ может проявляться в различных формах, порой экзотических. Наиболее часто встречающийся вид псевдорелигиозного культа – приписывание божественного благоволения религиозным лидерам и даже обожествление политических вождей.

Под политическим культом, полагаю, следует понимать слепую веру народных масс в возможность радикального переустройства общества и личности при помощи принуждения, через создание особого вида государства, построенного на основе радикальных идей, идеализации политических движений, партий их лидеров, исторических личностей. В качестве примера политического культа можно назвать самый распространённый – культ личности фашистского вождя.

По моему скромному мнению, самый заметный симптом фашизации любого общества – это именно возникновение фашистского культового сознания и его лавинообразное субтотальное распространение. Это свойство фашизма, как правило, сразу бросается в глаза, его сложно не заметить.

Остальные признаки, как, например, изменение государственных механизмов или монополизация и милитаризация экономики, не сразу становятся очевидны стороннему наблюдателю, не вовлечённому непосредственно в происходящие в стране экономические или политические процессы, не сталкивающимся непосредственно с фашистами в своей общественной или профессиональной деятельности, а также в личной жизни.

Привилегированная группа, защитой которой фашисты оправдывают свои намерения и действия, должна быть численно доминирующей. Это ещё один обязательный признак. Защита меньшинства не входит в программу фашистов по определению.

Как правило, фашисты напрямую и безусловно, отождествляют себя с этой привилегированной доминирующей группой (расой, нацией, религиозной общиной и пр.).

«Мы и есть народ» – говорил Муссолини.

«Мы сделали немцев частью государства. Теперь государство и народ – одно и то же» – подчёркивал в своих выступлениях Гитлер.

«Фаланга – это не политическая партия, а союз лучших сынов испанского народа. Фаланга – и есть испанский народ» – так определял значение испанских фашистов для страны каудильо Франко.

Обязательное условие доминирования привилегированной группы в определённой стране или местности, рассматриваемой фашистами в качестве своей целевой территории, вытекает из простого практического соображения – захватить и удержать власть в стране при помощи народных масс можно только опираясь на численно превосходящую часть населения, причём значительно превосходящую все остальные.

В Иране фашисты могут рассчитывать на власть только если будут мусульманами, но никак не христианами или атеистами.

В 1933 году рассматривать власть Германии в качестве реалистичной цели могли только немецкие, но не еврейские фашисты, которых в Германии в то время было уже изрядное количество.

В программе русских фашистов в Харбине с момента создания партии в 1931 году и до роспуска в 1943 году, речь шла всегда только о России и русских, о борьбе с большевиками именно в России, а не Китае.

То же самое касается и русских фашистов в США, Канаде, Франции, Испании, Португалии и других странах. Их программы имели отношения не к месту проживания, а к совершенно другой территории, на которой они планировали осуществлять свои планы, это территория бывшей Российской Империи. Именно поэтому они называются русскими фашистами, а не китайские, маньчжурские, американские или канадские и пр. по месту их нахождения.

Полагаю, что исследователям фашизма следует указывать именно наименование целевой территории или целевого государства, а не место фактического нахождения фашистской организации и её исполнительных органов. История знает много примеров «фашистов в изгнании».

В европейской истории были многочисленные примеры неудачных попыток создания организаций, считавших себя фашистскими, но с очень ограниченной социальной базой (малочисленное крестьянство, духовенство и им подобные). В своём развитии они не смогли мобилизовать массы и просто исчезли с политической сцены.

Несколько таких фашистских организаций всё‑таки пришли к власти в Европе с помощью традиционных политических и военных элит, испуганных коммунистической угрозой. Эти режимы, впоследствии, либо прошли трансформацию, превратившись в «общенародные» фашистские режимы с гораздо бо́льшей социальной базой, либо были замещены во власти другими, более массовыми и более агрессивными фашистскими движениями.

Фашизм, как и демократия – это власть большинства, но, в отличие от либеральной демократии, фашизм мнение меньшинства демонстративно игнорирует. Меньшинство либо подвергается изощрённому остракизму, либо попросту уничтожается всеми доступными государству способами.

Иными словами, с точки зрения фашизма, фашистское государство – это тоталитарное государство, существующее исключительно в интересах большинства, являющееся ве́рхом развития государственной̆ системы. Этакое «супергосударство».

Государство может быть авторитарным, тоталитарным, в обществе может насаждаться культовое сознание, но если государство существует в основном для защиты интересов малочисленной элитарной группы (родовой знати, землевладельцев, духовенства и пр.) и обращается за поддержкой не к народным массам, а к военной или политической аристократии, то оно не может называться фашистским.

Если, к примеру, в Римской Империи могло бы возникнуть фашистское государство, оно вероятно, должно было именоваться «Римским государством рабов и земледельцев» (только в одной Италии в эпоху ранней Римской Империи было около 2 миллионов рабов и 4 миллиона свободных земледельцев).

Ещё одним характе́рным признаком фашизма является отрицание существенного значения социального неравенства. «Богатый или бедный, знатный или простолюдин, не забудь, что ты прежде всего испанец!» – говорил Франсиско Франко.

Идея преобладающего значения принадлежности к привилегированной численно доминирующей группе (расы, нации, религиозной общине и пр.) являясь мобилизующей и объединяющей людей в рамках этой группы, служит ещё фундаментом для создания фашистских культов, таких как, например, культы исключительности, ненависти и войны.

По мнению фашистов, значительно бо́льшую угрозу для общества и государства, чем социальное неравенство и порождаемый этим неравенством риск социальных потрясений, несут мнимые опасности, происходящие от злой воли внутренних и внешних врагов.

В результате отрицания определяющей роли социального неравенства в политической и общественной жизни, у фашистов возникает идея консолидации общества вокруг фашистского движения исключительно на основе фашистской доктрины, с нивелированием при этом настоящих существенных различий – социальных и классовых. Это консолидация общества вокруг фашистской партии при помощи социального партнёрства внутри привилегированной доминирующей группы граждан.

Фундамент фашистской консолидации общества составляют идеология и социальные механизмы, в виде нерыночного «справедливого» распределения материальных благ, поощрения государством социально значимой деятельности и прочего.

В фундамент фашистского мифа о равенстве членов численно доминирующей привилегированной группы закладывается постулат о том, что принадлежность к группе важнее, чем социальное положение человека, определяемое через триаду «богатство, авторитет и власть».

Реальное социальное партнёрство возможно лишь на основе взаимного компромисса, по тривиальной причине – это всегда результат соглашения между разными социальными классами, между разными социальными слоями. Оно возможно лишь на добровольной основе, а не как результат жёсткого государственного регулирования и применения мер принуждения, практикуемых фашистами. Такое соглашение может состояться только при условии, что все его участники понимают противоположность интересов сторон и необходимость идти на уступки. Государство может лишь гарантировать выполнение заключённых соглашений.

В демократическом обществе государство – арбитр в споре между различными социальными группами, в фашистском – полицейский и палач в одном лице, причем который сам же и устанавливает законы и правила для всех.

Перераспределение, на самом деле, всегда уменьшает неравенство в гораздо меньшей степени, чем наносит вред эффективности. Это касается в первую очередь экономики и социальной сферы. Уменьшаются стимулы искать работу, повышать образование, квалификацию, исчезает заинтересованность вкладывать свои деньги в быстроразвивающиеся отрасли и прогрессивные технологии. Любые масштабные программы перераспределения неизбежно ведут к уменьшению совокупного национального продукта, к серьёзным проблемам в экономике.

Масштабное перераспределение материальных благ административными методами разрушительно не только для экономики. Оно ведёт к неизбежной деградации общественных институтов и политической системы. Запускается процесс саморазрушения и спасти государство от распада может лишь отказ от фашистской модели управления, введением конкуренции в социальной, экономической и политической сферах, хоть в каком‑то виде и на какое‑то время.

По моему скромному мнению, государство должно гарантировать определённый минимальный уровень материального обеспечения, путём перераспределения доходов, лишь для очень ограниченной категории – детей, инвалидов и престарелых, то есть тем лицам, которые не в состоянии самостоятельно трудиться.

Например, в демократическом государстве, при удорожании квалифицированного труда младшего медицинского персонала, чтобы удержать медицинскую сестру на работе, капиталисту необходимо увеличить размер её заработной платы или дополнительно предоставить какие‑либо социальные льготы. В фашистском государстве, вместо увеличения заработной платы, считается достаточным наградить медсестру оловянной медалью «За милосердие» или латунным орденом с эмалью «За заслуги перед Отечеством».

На самом деле, фашисты не могут изменить природу вещей, они не в состоянии отменить экономические законы, законы развития общества. В итоге, когда пройдёт одурманивающий сознание эффект от пропаганды, удержать в повиновении медицинскую сестру с оловянной медалью может только страх перед репрессивным аппаратом.

В фашистском государстве необходимость в применении террора в отношении недовольных граждан возрастает со временем, в том числе при существенном изменении экономических условий или в связи с неизбежной девальвацией фашистской идеологии, которая влечёт значительное снижение эффективности пропаганды.

Девальвация идеологии происходит, в том числе и по причине неизбежно нарастающего со временем социального расслоения в обществе, между фашистскими партийными функционерами, работниками государственного аппарата и остальными гражданами.

Народная диктатура, о которой говорят фашисты на деле оборачивается диктатурой фашистской партии и ее вождя, всесилием госаппарата и репрессивных органов.

Небольшая (часто демонстративно мизерная) заработная плата государственного или партийного чиновника с лихвой компенсируется доступом к материальным ресурсам. На ум приходит хрестоматийные примеры «скромных» советских функционеров. Такой партийный или государственный деятель не имел даже собственного жилья, годами носил скромный френч и старые сапоги, что не мешало ему «временно» арендовать шикарный дворец за чисто символическую плату, пользоваться служебным автомобилем, быть, вместе со всеми членами своей семьи, на полном государственном социальном обеспечении.

Таким образом, в реальном фашистском государстве социальное неравенство всегда остаётся и даже усугубляется со временем, по мере ухудшения ситуации в регулируемой государством мобилизационной экономике.

В условиях существования партийных привилегий и ограничений на карьерный рост, в особенности на увеличение доходов, не работают естественные механизмы социальной мобильности. Для карьеры в любой области нужны уже не талант и трудолюбие, а лояльность к фашистской партии, а ещё лучше членство в этой партии и активное участие в организуемых ей мероприятиях.

Из отрицания непреодолимости классовых и социальных противоречий рождается идея фашистского социального государства.

Пропагандируемое, планируемое или создаваемое фашистами тоталитарное социальное государство всегда сравнивается с неким абстрактным государством социальной справедливости, которое непременно должно возникнуть в далёком будущем. При этом фашисты не утруждают себя объяснением причин, по которым в этом идеальном государстве должны исчезнуть принципиально неустранимые социальные противоречия.

Популистская идея построения социального государства всегда входит в теоретический базис любого фашизма. Она присутствует, в том или ином виде, абсолютно во всех известных автору фашистских идеологиях и всегда активно используется в фашистской пропаганде.

В основу фашистской идеологии могут быть положены антикапиталистические идеи, какая‑либо форма светского или религиозного социализма.

Тем не менее в реальном фашистском государстве присвоение доходов от общественного труда всегда происходит чисто капиталистическим способом, в пользу эксплуататорского класса – партийной и государственной бюрократии (штрассеризм, большевизм, национал‑большевизм и прочие разновидности левого фашизма), промышленного или финансового капитала (правый и консервативный фашизм и прочие виды фашизма), духовенства и чиновничества (исламофашизм, христианский фашизм и иные виды клерикального фашизма), крупных землевладельцев (аграрный фашизм, бауэровский фашизм), аристократии (некоторые разновидности монархического, правого, бауэровского, религиозного и прочих видов фашизма).

Понимая, что весь антикапитализм в реальности останется в виде деклараций в политической программе и в форме пропагандистских обещаний будущего справедливого общества, в котором якобы будет отсутствовать эксплуатация труда, фашисты придают капиталистическим отношениям вид различных форм солидарности наёмных работников с капиталистами, единства народа и фашистской партии.

Банальная экономическая эксплуатация населения выдаётся фашистскими идеологами за служение отечеству, за почётное право быть полезным народу, государству, партии и фашистскому вождю.

Несмотря на то, что все, без исключения, исторически существовавшие фашистские доктрины включали в себя идею построения «справедливого социального государства» (на национальной, религиозной и прочей основе), ни одно фашистское государство не смогло решить социальные проблемы на достаточно продолжительный период.

Отрицанием неустранимости социального неравенства фашисты не ограничиваются. С таким же безоговорочным отрицанием фашистские идеологи и пропагандисты относятся к любым различиям между людьми.

Приуменьшение значения естественных различий людей (сословных, культурных и пр.), входящих в состав численно доминирующей привилегированной группы, объединённых в рамках фашисткой идеологии лишь неким признаком декларируемой фашистами привилегированности (национальностью, религией и пр.), не решает проблем, а только создаёт новые.

Некоторые итальянские публицисты и историки в XX веке настойчиво искали фашизм в истории государств, существовавших за сотни лет до рождения Муссолини. Они пытались доказать, что итальянский фашизм есть не что иное, как «возрождённый дух Римской Империи». Эти писатели и специалисты по итальянской истории пытались доказать, что фашизм существовал ещё две тысячи лет назад. С этим можно было согласиться, если бы в Римской Империи были газеты, радио и телевидение, существовала государственная пропаганда, использующая научные методы промывания мозгов, идеология социального партнёрства в рамках численно доминирующей привилегированной группы, сознательное преуменьшение сословных, социальных и иных различий и прочее, прочее…

До недавнего времени не существовало эффективных способов транслировать идеи большому количеству людей, сопоставимому с населением целой страны. По‑настоящему массовой периодическая печать стала лишь в конце девятнадцатого века.

Газетный магнат, считающийся отцом жёлтой прессы, Уильям Хёрст говорил своим редакторам: «Моя газета должна быть написана и напечатана так, чтобы её могли и хотели читать полуграмотные эмигранты, невежды, жители городского дна, подростки, то есть буквально все».

Примерно в это же время возникло понимание того, что движения масс и больших социальных групп, полностью подчинены довольно простым социально‑психологическим принципам, в основе которых инстинкты и рефлексы большой части живущих на планете людей, поведение которых в основном иррационально.

Лишь во время Первой мировой войны появились современные методы массовой государственной пропаганды, проводимой с применением современных научно обоснованных психологических приемов.

Незадолго до войны появились новые технические средства – радио и кинематограф, позволившие с максимальной эффективностью, по сравнению, к примеру, с газетами и журналами, донести идеи до народных масс.

В наше время средства массовой коммуникации обладают почти неограниченными возможностями воздействовать на общественное сознание, побуждая массы к тем, или иным действиям.

К радио, кино и газетам добавились телевидение, а совсем недавно ещё и совершенно новый вид электронных коммуникаций в виде публичных компьютерных сетей.

В своём последнем слове на Нюрнбергском процессе рейхсминистр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер очень точно определил значение научно‑технического прогресса в области коммуникаций для захвата и удержания нацистами власти в Германии: «Диктатура Гитлера была первой диктатурой индустриального государства в век современной технологии, диктатурой, которая довела до совершенства технологический инструментарий, чтобы повелевать собственным народом». В той же своей заключительной речи он сделал акцент на огромной эффективности манипулирования массовым сознанием через средства массовой информации: «С помощью таких технических средств, как радио и громкоговорители, у восьмидесяти миллионов людей было отнято самостоятельное мышление».

Позволю себе повториться – фашизм возник в XX веке в результате повышения восприимчивости народных масс и к идеям. Эта восприимчивость была следствием стремительного развития средств массовых коммуникаций.

Фашизм является прямым порождением научно‑технического прогресса и социальной эволюции общества, которая завершилась только в начале XX века. Если бы ранее в каком‑либо государстве народные массы играли существенную политическую роль и существовали эффективные методы управления массами, то возникновение фашизма действительно было бы возможно.

С древних времён, вплоть до нового времени, фактически до Великой французской революции, можно было быть частью политической системы государства и не обращать внимания на настроения вне этой системы.

В прежние времена, властной верхушке или авторитарному правителю не нужно было каким‑либо образом воздействовать на массы для получения их добровольного согласия, по причине того, что эти народные массы не играли существенной роли в политике, а требование подчинения всегда подкреплялось реальной силой. Не было необходимости убеждать крестьян и ремесленников в чём‑либо. Правителю и политической элите достаточно было влиять на сознание активной части аристократии, которая непосредственно была вовлечена в политику. Остальное население пахало землю, собирало урожай, платило налоги и на политические процессы никак не влияло.

В античности, в период расцвета древней европейской демократии, общее количество имеющих право голоса граждан никогда не достигало более чем 15 процентов населения (максимальное количество обладающих правом голоса в Афинах после реформ Клисфена). Доля политической элиты (аристократии) в Афинах всего однажды достигла максимального размера в 0,3 процента, от общей численности населения.

Афинская демократия, при которой самое большое количество людей было вовлечено в политику в античные времена, предоставляла право голоса только гражданам. В число голосующих граждан не входили рабы, иностранцы, женщины, воины‑наёмники, земледельцы из провинции, торговцы, нищие и прочие категории жителей полиса, которые в совокупности составляли подавляющее большинство городского населения Афин.

Если брать в расчёт другие исторические примеры, то можно заметить, что в государствах эпохи античности элита редко превышала по численности более 0,1 процента от общего количества населения. Во времена Римской Империи количество политически активного населения никогда не превышало 0,5 процента.

Достоверно неизвестна ни численность населения, ни количество аристократии в Тёмные века, но с уверенностью можно утверждать, что численность населения и процент аристократии не могли быть выше, чем предшествовавший римский имперский период или в более поздние времена (позднее Средневековье, эпоху Возрождения, Новое и Новейшее время).

В Раннем Средневековье в политической жизни Европы в разное время участвовали от 0,01 до 0,4 процента населения. В эпоху Высокого Средневековья, в XI–XIV веках количество людей, участвовавших в принятии политических решений практически не изменилось.

В Позднем Средневековье доля политически активных жителей Европы значительно увеличилась, но всё равно оставалась на низком уровне. К примеру, в Англии XIV века население составляло чуть больше 6 миллионов человек. Из них около 1 тыс. рыцарей, состоятельных лиц, не имевших рыцарского звания, насчитывалось около 4 тыс., около 8 тыс. эсквайров, а самая значительная по количеству категория нетитулованных сельских джентльменов – около 10 тысяч человек. Таким образом, лиц, которые не относились к земледельцам и городской черни было всего 2,3 процента от общего населения. В действительности в делах государства участвовали лишь около 4 тысяч человек, что составляло всего 0,06 процента от числа подданных английского монарха. На Руси в это же самое время количество вотчинников было примерно около 3 тысяч.

Порядок цифр примерно одинаков во всех странах, за исключением Франции, где количество всех латников (латниками назывались все аристократы, включая королей, принцев, герцогов, графов, виконтов, баронов, и пр.) было около 50 тыс. человек. Это число включало также безземельных, имеющих в качестве имущества только титул и отцовский меч с доспехами. Население же Франции в то время было примерно 15 миллионов человек. Таким образом, политически активным могло быть не более 0,03 процента от общего количества жителей страны. В реальности влиять на политику могла лишь крайне незначительная часть латников. Пропорции политически активных сословий и простолюдинов не сильно менялись в Европе на протяжении пяти столетий (XIV – XVIII веков).

В конце восемнадцатого века, для удержания власти в ра́звитых европейских государствах, правителям и политической элите уже приходилось в редких критических случаях учитывать настроения толпы.

Европейские революции конца XVIII – начала XIX веков связаны с увеличением влияния третьего сословия на общественную жизнь и общественное мнение. Буржуазия, как наиболее активная часть третьего сословия, получив влияние, потребовала себе и политические права. Но сама по себе буржуазия неспособна была отвоевать себе эти права.

Без возможности вовлечения народных масс в политические процессы невозможна была бы Великая Французская революция 1789 – 1799 годов. Именно подъём революционных настроений французского народа и его желание участвовать в политике привели к великим потрясениям по всей остальной Европе.

Мог бы возникнуть фашизм во Франции в конце XVIII века? Нет, не мог. В то время отсутствовали эффективные инструменты массового воздействия на сознание народных масс, отсутствовали идеи, объединяющие весь французский народ, которые могли бы быть положены в основу фашистской идеологии.

Движение масс во Франции во время Великой Революции было спонтанным и неуправляемым, спровоцированным экономическим и политическим кризисами. Фашизм же родился только тогда, когда появилась реальная возможность непосредственно и эффективно воздействовать на народные массы, направляя их строго в определённом направлении, планируя их поведение, когда стало возможным точно прогнозировать политические результаты действий управляемой толпы.

Ещё один пример: в начале XIX века в России крестьяне составляли 90 процентов населения, городские сословия около 4 процентов, духовенство 2 процента и 4 процента дворянство. Из этих сословий лишь небольшая часть дворянства и только самая верхушка духовенства (не более ста человек) имела влияние на политическую жизнь в Российской Империи.

Небольшая часть подданных русского самодержца, участвовавшая в политической жизни, которую в XX веке историки станут называть термином «политическая элита империи» составляла всего около 0,5 процента от общей численности населения России. Крупные купцы, промышленники и банкиры станут влиятельными политическими фигурами только в самом конце XIX и начале XX веков, после начала русской промышленной революции. Народные массы до последнего десятилетия XIX века не участвовали в каких‑либо значимых политических процессах. Именно поэтому какие‑либо революционные изменения или вынужденные реформы, вызванные непосредственно масштабными управляемыми действиями народных масс, в России начала и середины XIX века считались невозможными.

Ситуация сильно изменилась в последнее десятилетие XIX века и в начале XX века. Русская революция 1905 – 1907 годов хотя и была, по сути, всё ещё стихийным бунтом, но её последствиями уже смогли воспользовались некоторые политические силы для реформирования общества и ограничения монархии.

Народные настроения и стихийные волнения часто использовались политиками для достижения своих целей, но ранее никогда, вплоть до февральских событий 1917 года в России, народный бунт не создавался полностью искусственно и не использовался целенаправленно, не в качестве огромного молота, разрушающего всё вокруг, а как острый меч, точно разящий намеченные цели. Толпу на протяжении тысячелетий всегда подвигало на мятеж недовольство, но только не идеи.

В декабре 1916 года Ленин говорил о том, что революция в России произойдёт не при его жизни, по причине того, что считал недостаточным количество промышленных рабочих в России, сетовал на их политическую неграмотность. Крестьянство, составлявшее основу социального устройства России, по сути, самый многочисленный класс, Ленин даже не рассматривал в качестве реальной движущей политической силы. Через 10 месяцев после этого своего заявления Ленин стал руководителем государства, неожиданно для самого себя. Большевики захватили власть, удачно воспользовавшись ситуацией во время жесточайшего экономического и политического кризиса февраля – октября 1917 года, который невозможно было спрогнозировать и рассчитать его последствия.

Впоследствии, большевики семьдесят четыре года объясняли победу пролетарской революции в непролетарской, по большей части крестьянской монархической и православной стране – своей успешной многолетней агитационной и организационной работой среди немногочисленного российского рабочего класса. Что было откровенной ложью.

Даже советские историки, завышая в своих оценках в 1,5–2 раза количество пролетариев и «полупролетариев» указывали, что подавляющее большинство наёмных работников были политически инертны. Исследователи из различных советских научно‑исследовательских исторических организаций указывали, что ленинским «костяком» рабочего класса в 1917 году считались лишь отдельные категории рабочих.

Наиболее активными были работники металлургических заводов, они обладали самым высоким уровнем революционной̆ сознательности. Далее по степени «революционной сознательности» следовали: железнодорожники, печатники, горнорабочие. При этом текстильщики, работники различных средних и малых мануфактур, выпускающих товары повседневного спроса, рабочие кирпичных, черепичных, сахароваренных фабрик, маслобоен, винокурен, бумажных и фаянсофарфорных производств, а также многих других средних и малых предприятий, составлявшие подавляющее большинство российского пролетариата, были наименее подвержены политической пропаганде эсеров, социал‑демократов и большевиков.

Таким образом, во‑первых, российский пролетариат, в целом, по сравнению с другими категориями был гораздо меньше количественно. Во‑вторых, в составе пролетариата только небольшая часть составляла, так называемый, ленинский «костяк». И наконец, в этом «костяке» лишь небольшая часть была политически активной.

Заявление об ожидаемости и закономерности победы российских рабочих, под руководством РСДРП (б), в октябре 1917 года, в сословной православной монархической России, выглядит крайне неубедительно. Неубедительно даже несмотря на различные псевдонаучные «обоснования» теоретиками троцкизма‑ленинизма‑сталинизма, причисляющих себя при этом (что уже само по себе удивительно) к марксистам, сторонникам диалектической логики и научного метода.

Не всегда масштабные исторические процессы имеют какой‑то результат. Бунт «выдыхается», кризис рассасывается, пришедшие в движение массы успокаиваются и люди возвращаются к своим повседневным делам. Бывает случаются непредсказуемые события весьма незначительного масштаба, но которые из‑за кумулятивного эффекта и взаимодействия с другими такими же происшествиями имеют очень серьёзные исторические последствия. Почти всегда находятся те, кто эти случайные события пытаются объяснить задним числом, подвести под них теоретическую базу, как будто они были ожидаемы.

Только после того, как получили власть, большевики стали учиться управлять массами. Сначала неумело, потом поднаторев в пропаганде и освоив азы революционного террора, дело пошло в нужном для них направлении. Успех большевиков показал всему миру не столько лёгкость захвата власти в неуправляемой стране, сколько возможность её удержания и управления государством с помощью террора и психологических манипуляций народными массами.

Ленинская партия подтвердила истинность тезисов Лебона, который теоретически обосновал скорое наступление «эры масс», когда власть переходит к манипуляторам, из‑за низкого интеллектуального и культурного уровня большинства населения, поведением которого управляют бессознательные инстинкты, а не разум. Если человек оказывается в толпе, одурманенной пропагандой, происходит резкое снижение уровня его интеллекта, самостоятельности, критичности, исчезает личность как таковая. Человек просто растворяется в толпе.

Несмотря на то, что отдельный человек является личностью, толпа – это не совокупность многих личностей, не их сумма, а нечто иное, единое и непохожее на простую сумму всех личных качеств людей, входящих в эту толпу. Как правило, толпа – всегда бездушное, бездумное и грозное оружие в руках умелого манипулятора.

Муссолини, вдохновлённый успехами русской революции (о чём сам неоднократно вспоминал), создал свою фашистскую партию, основываясь на тех же методах, что и большевики, часто копируя лозунги и методы партийной работы российских коммунистов. Он очень высоко ценил не только стройное наукообразное теоретическое обоснование большевистской идеологии, но и практический опыт большевиков по захвату и удержанию власти в России.

Итальянский фашизм с момента своего возникновения рекламировал себя как «истинно революционную силу», а фашистскую партию как «истинно социалистическую партию».

Муссолини воспользовался антикапиталистическими настроениями в итальянском обществе. Он без малейших сомнений использовал не только коммунистические лозунги и методы партийной работы в области пропаганды, но и создал свою иерархическую авторитарную партию буквально по образцу РКП (б).

Гитлер, реформируя NSDAP, в которую пришёл простым членом, в свою очередь, восхищаясь Муссолини, копируя стиль публикаций и выступлений дуче и его партийную организацию, а также часть внешней атрибутики, создал из национал‑социалистической немецкой рабочей партии собственную – гитлеровскую партию.

Больше всего Гитлер восторгался воздействием на толпу упрощённых до примитивности лозунгов. Этот метод воздействия на толпу, Гитлер и Гёббельс переняли у итальянского диктатора, Муссолини же ещё раньше перенял этот приём у Ленина и Троцкого.

Особенный восторг у Гитлера вызвал успешный поход сторонников Муссолини на Рим, немецкий фюрер надеялся повторить нечто подобное, организовав поход на Берлин в начале ноября 1923 года. Захватив власть в Баварии, гитлеровцы были намерены организовать массовое народное шествие к столице, при котором толпа увеличивалась бы каждый день многократно. Они надеялись напугать этим народным маршем правительство Веймарской республики и вынудить его передать власть нацистам. Но вместо Берлина Гитлер и его сторонники, после неудавшегося мюнхенского мятежа попали в баварскую тюрьму. Сам Муссолини вспоминал, что на массовую акцию, приведшую его к власти в Италии, его вдохновил пример похода женщин на Версаль в самом начале Великой Французской революции, вынудивший короля Людовика XVI покинуть Версаль и переехать в Париж.

Сталин, в начале пути милитаризации и индустриализации страны, точно таким же образом копировал Муссолини и Гитлера, от организации работы партийных и государственных органов, до пропагандистских приёмов. Именно при Сталине, после начала стремительной фашизации страны, начавшейся в конце 1929 года, возникло понятие «единого советского народа», полностью оформились советские культы: исключительности советских граждан, ненависти к инакомыслящим, культы советского государства, силы, справедливой освободительной войны, Нового человека светлого коммунистического будущего, традиционализма (который получил наибольшее развитие в период Великой Отечественной войны), личности Сталина и других партийных вождей.

Европейские фашистские государства и Советский Союз взяли стремительный старт в экономике и социальной политике, вызывая восторг у огромной части сочувствующих им жителей всех пяти континентов. Именно благодаря наглядному примеру Италии, Германии и СССР, коммунистические и фашистские организации возникли практически во всех ра́звитых странах Европы, Азии, Северной и Южной Америках, а также в Австралии.

Сталин считал Муссолини самым великим итальянцем двадцатого века. Большинство европейских политиков называли Муссолини и Гитлера великими людьми своего времени.

Уинстон Черчилль, находясь в Риме в январе 1927 года, высказывался о Муссолини так: «Фашизм оказал услугу всему миру и если бы я был итальянцем, то уверен, что был бы вместе с ними. Муссолини новый Цезарь XX века и лучший законодатель среди ныне живущих».

Публично на весь мир дифирамбы Гитлеру и Муссолини пели самые известные люди первой половины XX века: Эдуар Даладье, Невилл Чемберлен, Дэвид Ллойд‑Джордж, британский монарх Эдуард VIII, Франклин Делано Рузвельт, промышленник Генри Форд, родоначальник международного олимпийского движения барон Кубертен, кинорежиссёры и писатели (среди них, например, нобелевский лауреат Кнут Гамсун, британский драматург Бернард Шоу, писатели Пьер Рошель, Джузеппе Унгаретти, Габриэль д'Аннунцио, индийский поэт Рабиндранат Тагор), театральные актёры и промышленники, политики и журналисты (к примеру, практически весь состав первой редакции BBC).

Из речи от 23 июня 1943 года нобелевского лауреата по литературе норвежского писателя Кнута Гамсуна на Втором международном конгрессе литераторов и журналистов об Адольфе Гитлере: «Он, крестоносец и реформатор, желал создать новую эпоху и новую жизнь для всех стран, прочное международное единство на благо каждой страны. Вот чего он хотел. И труды его не пропали даром, народы и нации поддержали его, стали с ним плечом к плечу, народы и нации решили бороться вместе с ним и победить. Мы были тому свидетелями. Он держится, Адольф Гитлер, этот выдающийся человек, который потихоньку полегоньку поставил весь мир на ребро и теперь переворачивает его на другой бок! Он справится! С ним рядом его великий итальянский соратник, с ним главные континентальные державы Европы».

Огромное число художников, скульпторов, композиторов и музыкантов видели в появлении фашистов признак обновления, в них они разглядели грядущий новый прекрасный мир. Список действительно очень велик, от Сальвадора Дали до Артура Капмфа. Авиаторы вроде Чарльза Линдберга и известные путешественники, такие как Свен Гедин высказывали своё восхищение фашистами. Известные на весь мир учёные, врачи, адвокаты, историки, инженеры, архитекторы… Список только самых известных людей, от нобелевских лауреатов до мировых политических лидеров, мог бы включать несколько сотен имён.

Нобелевский комитет в категорической форме отказался рассматривать кандидатуру Чапека в качестве соискателя премии по литературе, по чисто политическим мотивам. Его роман «Война с саламандрами» сочли оскорбительным памфлетом на нацистов и нацистскую Германию. В те годы было немыслимо присудить Нобелевскую премию по литературе автору, критикующему фашизм, явлению признаваемому во всем мире самым прогрессивным и многообещающим.

Махатма Ганди удостоил Бенито Муссолини своим визитом в 1931 году. Ганди высоко оценил деятельность дуче, значение фашизма в повседневной жизни итальянцев и для будущего Италии. Позднее Ганди точно так же с восхищением отзывался и о Гитлере, называя его «человеком с самыми добрыми намерениями, который по мере своих сил старается выполнить миссию, возложенную на него самим Богом».

Северная Америка, Азия и Австралия были поражены вирусом фашизма. Чан Кайши говорил: «Фашизм – это то, что сегодня нужно Китаю».

Новые политики, появляющиеся в западноевропейских странах в первой половине XX века и называвшие себя фашистами, разительно отличались от традиционных чопорных европейских политиков старого образца. Это были молодые, уверенные в себе, циничные и смелые лидеры новых народных движений. Пока старые политические элиты Европы долго рассуждали и спорили, фашисты действовали быстро и нагло, они казались олицетворением молодости и силы.

Больше половины населения развитых демократических стран открыто симпатизировали итальянским фашистам и немецким национал‑социалистам, до сентября 1939 года, пока не стало ясно к чему приводят в реальности попытки установить новый мировой порядок, чем на самом деле является эта новая молодая сила, поставившая на дыбы старушку Европу.

Газеты всего мира, до самого начала Второй мировой войны, захлёбывались в восторге, описывая перемены в Италии и Германии, произошедшие после установления там фашистских политических режимов. Те же самые газеты в сентябре 1939 года начнут называть Гитлера сыном Сатаны, а Муссолини клоуном.

В фашизме того времени видели не только будущее мира, но и новую силу, способную создать нового человека и новый, более справедливый мир.

Бывшие коммунисты, социалисты, правые и левые, вообще многие политически активные граждане массово переходили на сторону фашистов, мир с надеждой смотрел на фашистские движения, возникающие по всей планете, на всех обитаемых континентах.

Идеальная фашистская государственная машина, по мнению теоретиков фашизма, должна была окончательно решить основные мировые проблемы тех лет: обеспечить безопасность и стабильность, эффективность государственных институтов путём их стандартизации, унификации и жёсткому подчинению интересам народов, а также обеспечить успешность проведения экономических и политических реформ путём жёсткого государственного контроля за всеми областями политической, экономической, общественной жизни и даже личной жизни граждан.

Европейский фашизм сформулировал необходимость осознания массами возможности самостоятельно и самоотверженно служить идеальному тоталитарному государству, которое виделось фашистам как политический орган служения народу, изначально созданный от имени и в интересах этого народа. Это находило отклик не только среди рабочих, крестьян, бедноты или буржуазии 1920‑х и 1930‑х годов, но и у некоторых представителей образованной части населения планеты, у интеллигенции, деятелей искусства, потомственной аристократии.

Абсолютно все фашистские режимы в Европе в XX веке стремились создать жёсткую, чётко структурированную государственную унитарную систему. Такая система была принципиально невозможна без тоталитаризма. Тоталитаризм преподносился фашистами как необходимое условие социальной гармонии и экономического благополучия.

Таким образом, во все времена фашизм любого типа всегда стремится построить тоталитарное государство. Это основная цель фашизма. Иногда удается достичь цели, иногда нет. Фашизм определяется не по фактическому наличию тоталитарного политического режима в стране, а в стремление к нему власти или политической организации (фашистской партии движения и пр.), правящей или оппозиционной.

Прежде всего, необходимым условием для отнесения политического движения к фашистскому является наличие тоталитарной идеологии, в основу которой, помимо прочего, включен принцип безальтернативности тоталитаризма – единственно возможного, по мнению фашистов, отношения государства к своим гражданам, при котором власть обладает полным контролем граждан, включая их политическую, общественную и личную жизнь.

Идеальное фашистское тоталитарное государство всегда унитарно, оно едино и неделимо. Власть в этом государстве не может быть распределена между отдельными независимыми друг от друга составляющими вроде судебной, законодательной и исполнительной.

Не может быть никакой речи о передаче даже малой части власти представительным и исполнительным органам на отдельных территориях (районах, графствах, губерниях, штатах и пр.), образование которых обусловлено историческими, географическими, национальными, этническими, экономическими и иными факторами.

Даже в случаях сохранения формального административно‑территориального деления территории страны, фашисты превращают местные органы власти в полностью зависимые и вертикально подчинённые территориальные подразделения фашистской партии и центрального государственного аппарата тоталитарного фашистского государства.

В тоталитарном фашистском государстве не может быть отдельных независимых политических и общественных институтов, общественных объединений. В таком государстве полностью отсутствует внутриполитическая жизнь вне фашистской партии и созданных ей организаций, свободное от государства экономическое развитие и любая общественная жизнь, не подчинённая интересам государства, не одобренная государством. В тоталитарном государстве немыслима любая конкуренция как политическая или экономическая, так и общественная.

Обещанное фашистами устранение неразрешимых до этого политических, экономических и социальных конфликтов привлекало в 1919–1939 годах политиков, учёных, писателей и журналистов, расхваливавших наступающую на мир коричневую чуму, стоившую человечеству миллионы загубленных жизней.

Двадцатилетие победного шествия фашизма по планете, называемое историками «золотой эпохой фашизма», было временем восторгов, ожидания чуда, которое спасет цивилизованный мир от ужасов большевизма. Точно так же, как всего несколько десятков лет назад мировая интеллигенция была увлечена коммунистическими идеями, с 1919 года она стала бредить идеями фашизма.

Только в 1946 году, после оглашения приговора Нюрнбергского военного трибунала, процессы романтизации масштабных социально‑политических преобразований, происходивших в фашистских странах, распространявшиеся как пожар среди интеллигенции и политических элит мира фашистские идеологии, обретут своё точное, но мрачное определение в известном афоризме – «За красным рассветом над Европой, последовал коричневый закат».

Во всех существовавших в первой половине XX века фашистских идеологиях главной общественной идеей было самопожертвование и служение отечеству, беспрекословное подчинение отдельного человека воле большинства (фактически воле фашистской партии, которая отождествляла себя с народом).

Фашизм настаивал на отказе человека от собственной индивидуальности, на принятие ценностей народной массы.

Коренная модернизация мира, в особенности его политическая карта и экономическое устройство, без повсеместной победы фашизма, в 1922–1939 годах представлялась европейским, американским, азиатским, австралийским и африканским «прогрессивным» политикам нереализуемой.

Единственным внеконфессиональным, наднациональным, общим для всех видов фашизма прошлого, настоящего и будущего, подлинным врагом является либерализм, с его стремлением к неограниченной свободе и индивидуализму.

В 1920–30 годы само слово «либерал» стало ругательным в большинстве европейских стран. «Либеральная гадина» – любимое ругательство нацистов, наравне с «жидомасон» и «жидобольшевик».

В либерализме фашисты видели прежде всего эгоизм, подтачивающий народное единство, разрушающий государственный механизм и мешающий «правильным» отношениям в обществе.

Не ограниченный государством либеральный капитализм, основанный на экономической и личной свободе, с его несправедливым распределением благ, объявлялся злом, мешающим наступлению социального равенства. Конкуренция и естественное желание личного финансового благополучия, выставлялась как обогащение за счёт других, разрушающие моральные устои общества.

По мнению фашистов, капиталистические свободные конкурентные экономические отношения либо, вообще, следует устранить, установив государственную монополию (государственный капитализм), или в крайнем случае, поставить их под жёсткий государственный контроль, для чего необходимо контролировать любую экономическую деятельность. Отсюда во всех фашистских доктринах, в том или ином виде, присутствует антикапитализм и антилиберализм.

Либералы выступают за максимально возможную государственную защиту свободной конкуренции. Они озабочены защитой мелкого и среднего бизнеса от экономического давления монополистов, защитой потребителей товаров и услуг от необоснованного повышения и удержания высоких цен монопольными производителями.

Экономическая свобода делает граждан менее зависимыми от государства и неизбежно порождает в народных массах требования личных свобод, что расходится с целями фашистов и мешает построению тоталитарного государства.

Политический плюрализм либерального капитализма порождает политическую конкуренцию. В условиях такой конкуренции, граждане могут выбирать себе представителей и защитников их интересов из большого числа борющихся за их внимание политических организаций и независимых политиков.

Получая контроль над рынками, правящая политическая группировка получает, ни с чем не сравнимую, абсолютную власть над обществом. Никакие другие, включая политические, полицейские, государственно‑административные меры не дадут в результате такой власти. Фашисты заинтересованы в максимальной монополизации экономики. Невозможно эффективно контролировать тысячи, десятки или сотни тысяч мелких производителей в условиях свободного рынка.

Они понимают, что монополистов проще контролировать. По их логике, крупные предприятия за счёт оптимизации производства могут значительно снизить производственные издержки и, следовательно, снижать конечные розничные цены на свои товары и услуги. На деле же монополия всегда оборачивается необоснованным ростом цен, значительно опережающем увеличение производственных издержек. В этом напрямую заинтересованы фашисты, с увеличением цен увеличивается часть прибавочной стоимости, которую присваивают фашисты в виде налогов или прямых отчислений в партийную кассу, коррупционной «дани», взимаемой контролирующими экономику внутрипартийными группами или отдельными партийными функционерами с крупных промышленных и финансовых монополий.

Другой способ получить непосредственный доступ к деньгам и производственным мощностям – национализация наиболее прибыльных и наиболее значимых отраслей или создание государственных монополий. Без кубиков Рубика и кружевных занавесок население может прожить, а без электричества и продуктов питания – нет.

Одураченные фашистской пропагандой граждане, поддерживая революционные лозунги против капитализма и либерализма, по сути, выступают за монополизм, часто даже не понимая этого.

Народные массы, находясь под гипнотическим действием фашистской пропаганды, не осознают, что прямое государственное управление экономикой всегда в итоге приводит к монополизму, который характеризуется наиболее серьёзным социальным расслоением общества, ещё более сильной эксплуатацией трудящихся, в отличие от классического капитализма, с присущей ему конкуренцией, решению трудовых споров посредством соглашений с профсоюзами и правового регулирования.

Монополизм непременно ведёт к милитаризму и хищническому разграблению национальных богатств, к ущемлению не только экономической свободы граждан, но также иных гражданских прав и свобод.

Монополисты заинтересованы в фашистах, так как их целью является максимально возможное увеличение своей прибыли путём устранения экономической конкуренции, уменьшения или вообще исключения роли профсоюзов в трудовых отношениях, а также в устранении государственными административно‑полицейскими методами стихийных трудовых и социальных конфликтов.

Мобилизованное средствами пропаганды население не только не пытается отстаивать свои трудовые, экономические, политические права, но и добровольно идёт на любые жертвы, встречая ухудшение своего положения как должное, часто расценивая это как личный героизм во благо государства и народа.

Если вычесть из конкретного фашизма, существовавшего когда‑либо в истории, все его специфические составляющие, в остатке мы увидим фашизм в чистом виде. Именно это общее «ядро» в идеологии, внутренней и внешней политике видели современники в фашистских режимах первой половины XX века. Именно эти свойства и вызывали восторг по всему миру.

Находя в своих движениях эти же основные свойства, фашисты считали, что все они имеют нечто общее. Этим объединяющим всех фашистов признаком являются базовые принципы в идеологиях, экономических и социальных программах совершенно различных на первый взгляд политических движений. При этом совершенно неважно, что все эти разные формы фашизма имели какие‑то свои специфические черты.

Тем более неважно, что после 1946 года оставшиеся незатронутыми войной и последовавшими после её окончания политическими процессами денацификации и дефашизации, не участвовавшие в мировой войне фашистские государства, такие как фалангистская Испания, португальское клерикально‑корпоративное «Новое государство», Аргентинский режим Перона и им подобные, демонстративно отмежевались от скомпрометировавших себя немецкого нацизма и итальянского фашизма.

Несмотря на их идеологическое разнообразие, эти режимы не перестали быть фашистскими после разгрома Третьего Рейха, фашистской Италии и милитаристской Японии. Большинство этих фашистских режимов существовали ещё долгие годы и десятилетия после разгрома стран Оси, оглашения приговоров на Нюрнбергском международном трибунале и Токийском процессе. В Нюрнберге были осуждены отдельные лица и организации, но не был осуждён сам фашизм, его человеконенавистнические принципы.

То, что в начале века понимали большинство образованных людей на земле под термином «фашизм», по прошествии десятилетий нам, живущим в конце XX века уже не кажется таким определённым, в отличие от наших предшественников, живших всего каких‑то 50–70 лет назад.

Идеальное вечное тоталитарное фашистское государство видится теоретикам как не требующая постоянного интенсивного развития законченная система, где за каждой ее составляющей закреплена строго определенная функция.

В такой системе нет места новому, спонтанному, не укладывающемуся в рамки, установленные архитекторами системы. Функционирование всех подсистем строго регламентировано и направлено на достижение великой цели. Для изменения такой системы каждый раз требуется изменение правил, пересмотр концепции фашистского государства.

Именно по этой причине, меняя политический курс, фашистам приходится менять идеологию, это одно из слабых мест фашизма. Лишь те фашистские режимы, которые способны серьёзным образом меняться сами, менять свою идеологию, способны выжить и существовать десятилетиями. Те режимы, которые меняться не способны – нежизнеспособны в долгой исторической перспективе.

Фашизм представляет собой исторически новую форму господства правящего класса, отличную от старых форм автократии, для него важной становится идеология определенного типа, с утопическими целями построения идеального государства, с помощью которой фашисты пытаются мобилизовать массы.

Фашизм можно охарактеризовать, как политические учения, политические движения и организации, государства и их объединения, способы государственного управления, которые характеризуются наличием следующих обязательных признаков:

1. Провозглашение перманентной борьбы за выживание единственной целью существования человека, общества и государства.

2. Провозглашение в качестве привилегированной какой‑либо группы людей, численно доминирующей на определённой территории (прим.– далее в тексте «привилегированная группа»).

3. Историческое, антропологическое, теологическое или любое другое, в том числе псевдонаучное обоснование исключительности привилегированной группы.

4. Экстремальный антилиберализм и этатизм. Стремление создать тоталитарное государство в интересах конкретной привилегированной группы. Этой привилегированной группой может быть всё население страны, за исключением некоторых малочисленных категорий, объявленных врагами.

5. Насаждение в обществе культового сознания, поддерживающего идеи социального дарвинизма, мифы об исключительности привилегированной группы, принципы примата государственных интересов перед личными.

6. Создание единой системы взглядов на государство и общество, на нравственность и мораль, на социальные, экономические и любые другие отношения между людьми – универсальной фашистской тоталитарной идеологии. Цель такой идеологии – стандартизация массового сознания, моделей поведения и общественных реакций, манипулирование общественным сознанием с целью мобилизации членов привилегированной группы, для захвата и последующего удержания манипуляторами власти. Манипулирование общественным сознанием может сочетаться с завуалированным или открытым контролем над жизнью граждан.

7. Отрицание серьёзного значения и принципиальной неустранимости социального неравенства, естественно возникающего из‑за различий между людьми.

8. Отрицание или значительное принижение значимости для общественных и экономических отношений, иных различий людей (культурных традиций, образования, профессии и прочего), кроме самого факта принадлежности к численно доминирующей привилегированной группе. Единственным действительно значимым отличием людей провозглашается принадлежность к привилегированной группе.

9.Заявления о возможности решения любых политических, экономических, социальных и любых других проблем административными методами и вытекающие из этого: откровенная политическая и социальная демагогия, административные способы управления экономикой.

10.Создание массового общественно‑политического движения (фашистского движения), декларируемое предназначение которого являются защита интересов привилегированной группы, общественная поддержка и прямое содействие получению конкретной фашистской политической организацией властных полномочий с целью защиты интересов этой же привилегированной группы. Истинная цель создания такого массового движения – захват и последующее удержание власти фашистской политической организацией.

11.Создание политической организации с иерархической структурой (фашистской организации, политической партии) декларируемое предназначение которой является получение властных полномочий с целью защиты интересов привилегированной группы. Истинная цель создания такой политической организации – исключительно захват и последующее удержание власти.

12.Использование массового фашистского политического движения для получения тотального контроля над всеми проявлениями экономической, общественной и политической жизни, а также над личной жизнью людей. Максимально возможное, для конкретных сложившихся политических и экономических условий, подчинение фашистской организации и (или) фашистскому массовому политическому движению государственных органов и общественных институтов.

13.Использование в политической борьбе за власть, а также в государственном управлении методов манипулирования массовым сознанием с помощью пропаганды, построенной на политических, псевдорелигиозных или религиозных культах, как одновременно с методами физического или психологического принуждения, так и без принуждения. Идеология, методы и цели пропаганды могут меняться со временем, с целью сохранения их эффективности в изменившихся условиях.

14.Антикапитализм в идеологии в явной (отрицание необходимости свободы конкуренции) или скрытой форме (требования ограничений свободы конкуренции в интересах государства, создания новых или укрупнение сложившихся финансовых и промышленных монополий, создания государственных монополий). Признание государственно‑монополистических методов регулирования экономики в качестве единственно приемлемых, с точки зрения социальной справедливости. Как результат – максимально возможная, в конкретных сложившихся условиях, монополизация экономики через методы принуждения экономического и неэкономического характера.

15.Антилиберализм в идеологии всегда в явной форме. Приписывание либерализму не свойственных ему признаков или значительное преувеличение имеющихся у него недостатков – принижении роли государства, стремлению к декоративности и декларативности демократии, ведущей к всевластию и безнаказанности имущих классов. Утверждения о том, что в основе либерализма лежат исключительно эгоцентризм, эгоизм и алчность, которые подрывают основы государства и общества, наносят ущерб социальной справедливости. Установление в качестве базового постулата невозможности, без вмешательства государства, никакими общественными соглашениями достичь гармонии между личными и экономическими свободами граждан, и общественными интересами.

Только наличие всех, перечисленных выше, пятнадцати обязательных признаков фашизма, является необходимым и достаточным условием для определения политического движения, партии или государства в качестве фашистских.

Остальные признаки фашизма имеют факультативный характер и органично возникают из его основных свойств.

Факультативные признаки обязательно должны происходить непосредственно из основных свойств фашизма.

К примеру, основные теоретические положения конкретной фашистской доктрины должны не только утверждать об исключительности какой‑либо доминирующей группы и необходимости для её защиты создания тоталитарного государства, но и обязательно иметь реальное отражение такой доктрины в идеологии, а также в виде религиозного, псевдорелигиозного или политического культа исключительности.

Когда нормальные естественные стремления вроде сохранения традиций, почитание национальных героев, здоровый национализм, государственность, патриотизм и подобные им понятия, смешиваются в идеологии с социальным дарвинизмом, экстремальным этатизмом, идеями исключительности и превращаются в объединяющий огромные массы людей культ, тогда возникает фашизм.

Наиболее распространённые фашистские культы: ненависти, исключительности, корпоративизма, традиционализма, отдельной личности, государства, войны, героя, Нового человека.

Фашизм, используя отдельные психологические свойства толпы в своих политических целях, манипулирует понятиями морали и нравственности. На самом деле, к морали, а тем более к нравственности, это явление не имеет никакого отношения. Общественная мораль в фашизме выступает лишь как инструмент для манипулирования.

Современный фашизм может провозглашать своей целью защиту природы (экологический фашизм) или бесправного большинства (борьба с апартеидом, например). Какими бы благими целями он ни маскировался, под что бы он не мимикрировал, он всегда имеет определённые, легко вычленяемые из его политической программы и из его идеологии родовые признаки.

Многие путают фашизм и политический популизм. Действительно, все фашисты являются популистами, но не все популисты фашисты.

Популисты так же, как и фашисты отождествляют себя с народом, они такие же ярые противники либерализма, политического плюрализма. Популисты противопоставляют народные массы существующим в стране элитам, в основном политической, считая её насквозь коррумпированной и неспособной воспринимать интересы народа. Как и фашизм, популизм – это всегда политика консолидации общества, определения национальной или иной идентичности, с претензией на исключительность. У фашистов и популистов одна и та же социальная база.

Целью популистов, как и фашистов является власть. Но первую категорию политиков интересует лишь краткосрочная политическая игра, короткая выборная гонка, наградой за победу в которой – выгода от нахождения во власти. Популисты преследуют тактические цели, фашисты – стратегические, так как они рассчитывают на масштабные изменения в государстве и обществе.

У популизма также есть существенные отличия от фашизма. Популисты, утверждая, что только они единственные в стране представляют весь народ, объявляют прямое народное волеизъявление в виде референдумов и выборов неприкосновенной священной коровой демократии. Популисты не могут существовать вне демократической системы, где всё зависит от избирателей, так как все их методы состоят в обмане, раздаче невыполнимых обещаний, потаканию низменным желаниям толпы, в принципе в любых морально нечистоплотных действиях, в стремлении понравиться народным массам. Популизм представляет собой сильно деградировавшую или даже полностью выродившуюся демократию, которая стремится к хаосу, но никак не к тоталитарному государству.

В основе политических программ популистов лежит не социальный дарвинизм и борьба за выживание, а моралистический принцип – народ носитель нормы, он высокоморален, он труженик и созидатель, а существующие элиты безнравственны, развращены, делают всё только для своей выгоды, они не создают ничего полезного для государства и общества, а лишь отравляют жизнь простым избирателям.

Популисты не пытаются обосновать исключительность народа с помощью псевдонаучной, теологической, исторической или иной теории. Они полагают, что народ и так ясно понимает свои желания, из‑за чего нет необходимости каким‑то образом обосновывать потребности и желания этого народа.

Никак не обосновывая, популисты могут объявить что угодно, исходящим якобы от народа, т.е. тем, что требует от них народ. У популистов нет и не может быть идеологии, все их лозунги являются простым ответом либо на вечные вопросы, не имеющие ответа, либо на сиюминутно возникшие животрепещущие острые проблемы или не стоящие того шума, который популисты вокруг них создают.

Можно сказать, что популисты не предлагают, в отличие от фашистов, каких‑то решений проблем, они лишь реагируют на изменчивые настроения в обществе и на возникающие конфликты народа с властью (нередко создаваемые самими же популистами). Им не требуется создание долгосрочных политических культов, они используют лишь те политические, экономические и социальные противоречия, которые либо уже достигли своей верхней точки, либо ожидается их обострение в ближайшем будущем.

Популисты ограничиваются лишь отдельной политической частью реальной жизни, они не склонны к тоталитаризму. Конечно, захватив власть, они могут создать авторитарное государство, провозгласив себя новой властной элитой, но тогда они уже перестанут быть популистами.

Находясь во власти, популисты могут легко переродиться в фашистов, но для этого необходимо серьёзное качественное изменение. На этих двух стульях усидеть невозможно.

Как правило, популисты, придя во власть, сразу всю теряют свою привлекательность для народных масс, по причине того, что примитивные популистские способы решения проблем сразу обнаруживают свою несостоятельность. Популисты рождены протестом, созданы для протеста и живут протестом против власти. А протестовать, находясь самим во власти, как‑то проблематично. Поэтому популисты, дорвавшись до власти, становятся частью политической элиты, растворившись в ней. Они появляются на политической сцене лишь перед очередными выборами, высыпая перед избирателями очередной красочный набор из агрессивных критических нападок на власть, к которой сами же и принадлежат и заведомо невыполнимых предвыборных обещаний.

Популисты не выдвигают идею создания нового общества, нового государства. Они вообще не склонны критиковать устройство политической системы, поэтому не предлагают серьёзных системных изменений, а лишь указывают на то, что во власти находятся безнравственные корыстные люди.

По утверждению популистов, достаточно сменить этих «неправильных» людей на истинных представителей народа (которыми популисты, разумеется, считают только самих себя), то сразу всё изменится.

Отдельные исследователи, называя фашизм одновременно антидемократическим и антилиберальным, имея в виду крайний этатизм и ограничения прав граждан в тоталитарном государстве, смешивают два разных понятия. Либерализм и демократия не одно и то же.

Либерализм предполагает защиту прав любых граждан, в том числе разных меньшинств. Основной принцип либерализма – личная свобода любого человека заканчивается лишь там, где начинается свобода другого.

Демократия – это власть большинства, а либерализм провозглашает главенство личных прав и индивидуальных свобод человека, независимо не только от их социального и политического статуса, от влияния и обладания реальной силой, но и от принадлежности к большинству, любому большинству, включая религиозное, национальное, расовое и прочее.

Существует точка зрения, что демократия противоположна истинному либерализму. В либерализме даже существуют течения, сторонники которых считают, что бесконтрольная формальная демократия непременно ведёт либо к фашизму, либо к охлократии.

Основными тезисами подобных либеральных теорий являются утверждения, что массы слишком иррациональны, так как подвержены сильным эмоциям, чтобы быть способными к разумному выбору и слишком эгоистичны, чтобы сдерживать самих себя в своих желаниях. Поэтому предлагается создание сдерживающих механизмов, которые защитили бы меньшинство от произвола со стороны большинства и не позволили бы демократии выродиться в фашизм или охлократию. Это может быть суд, наделённый правом отменять решения большинства, общественные институты, имеющие право вето и тому подобное.

Некоторые современные политологи, по большей части радикальные социалисты, называют эти теории «либеральным фашизмом», так как они предполагают существенное ограничение демократии. Наклеивание подобного идеологического ярлыка, по моему скромному мнению, несправедливо. Эти либеральные теории не имеют никакого отношения к фашизму, ни к термину, ни к явлению.

В принципе, существование тоталитарного государства с формальной декоративной демократией, построенного на фашистских принципах, представить себе несложно. Это может быть страна, где большинство граждан, находясь под влиянием фашистской пропаганды, не управляемое непосредственно, но направляемое фашистской партией, добровольно и с положенным в таких случаях энтузиазмом самостоятельно осуществляет все пункты фашистской доктрины. Начиная от огосударствления и монополизации экономики, развития солидаризма и созданию иерархических государственных управленческих структур с централизованным управлением, заканчивая полным контролем над жизнью граждан и геноцидом меньшинств.

Таким образом, совместить фашизм и симулякр демократии возможно, но сосуществование фашизма и либерализма невозможно по причине того, что фашизм изначально включает в себя антилиберализм, в составе своих основных базовых принципов.

Муссолини в 1923 году утверждал: «В России и Италии доказано, что можно править помимо и против либеральной идеологии. Фашизм и коммунизм пребывают вне либерализма».

Не всегда простому обывателю бывает заметен переход к фашистской модели тоталитарного государства. Резкая смена внутриполитического курса, которая могла бы вызвать негодование у части населения, происходит редко, чаще граждане вообще не замечают ползучей тоталитаризции государства и фашизации общества.

Фашисты сначала устанавливают контроль над средствами массовой информации, потом над правительством, подчиняют себе армию и полицию, следующей жертвой становятся муниципалитеты и различные структуры гражданского самоуправления, организации образования и культуры, которые из независимых (частных или общественных) становятся либо государственными, либо попадают под тотальный государственный и партийный контроль.

Многочисленные исторические примеры показывают один из распространённых способов захвата власти – фашистами создаётся надгосударственный исполнительный орган (фашистский совет в Италии, политбюро в СССР и пр.), в статусе, не определённом правовой системой государства. Такой орган сначала наделяется незначительными, часто совещательными полномочиями, потом в своём развитии становится всё более могущественным и со временем начинает делать первые уверенные шаги к реальной абсолютной власти. Когда стремление такого органа к абсолютной власти становится уже очевидным для всех, то помешать ему, как правило, бывает уже поздно.

Этот феномен можно условно назвать политической слепотой, вызванной психологической неспособностью обращать внимание на небольшие изменения политической ситуации в собственной стране, если она не затрагивает напрямую человека, не связана с его личным опытом и по этой причине не вызывает у него сильных переживаний.

Вспоминается высказывание бывшего узника концлагеря Дахау немецкого священника Мартина Нимёллера, объяснявшего в 1955 году равнодушие немцев двадцатью годами ранее: «Сначала они пришли за социалистами, и я молчал – потому что я не был социалистом. Затем они пришли за членами профсоюза, и я молчал – потому что я не был членом профсоюза. Затем они пришли за евреями, и я молчал – потому что я не был евреем. Затем они пришли за мной – и не осталось никого, чтобы говорить за меня».

Иногда подобная слепота вызвана тем, что во время прихода фашистов к власти и последующей постепенной тоталитаризации государства, ползучей фашизации общества, из‑за череды других ярких исторических событий, происходящих одновременно и вследствие этого отвлекающих внимание, становится невозможным следить за всеми происходящими вокруг переменами.

Следует признать, что значительное большинство людей вообще не способны заметить медленных перемен в своей стране, не в состоянии разглядеть опасность происходящих вокруг них политических процессов и исторических событий.

Такое состояние может возникнуть у любого человека, независимо от пола, возраста, профессии, образования и уровня умственного развития. Тот, кто подвергается такому эффекту, как правило, не имеет даже малейшего понятия о существовании феномена «политической слепоты», что многократно увеличивает сам эффект от феномена.

Часто фашисты, как опытные фокусники, манипулируют вниманием толпы и умело пользуются этим феноменом, намеренно создавая ситуации, отвлекающие общественное внимание от их действий.

Несмотря ни на какие ухищрения идеологов, фашизм всегда узнаваем, он всегда остаётся самим собой. Опасность фашизма не только в том, что в современном мире он пытается маскироваться под что‑то иное и становится от этого трудно распознаваем.

Фашизм опасен, прежде всего, тем, что очень привлекателен для миллионов людей своей простотой и радикальными методами решения проблем.

1.3. Использование термина «тоталитаризм» в отношении фашистских политических режимов

Путаницу в использовании терминов внесла сознательная замена с 1946 года в политическом лексиконе и научных публикациях, распространённого в первой половине XX века, термина «фашизм» в некоторых случаях на другой, более узкий термин – «тоталитаризм», который означает лишь стремление государства к полному контролю над политической, общественной и личной жизнью людей. Именно так определил значение термина «тоталитаризм» его автор антифашист Джованни Амендола, а в последствии так же его понимали фашисты Джентиле и Муссолини.

Некоторые фашистские государства, в самом конце Второй мировой войны, предчувствуя развязку, переметнулись в стан противников фашистской Италии и нацистской Германии. Такие страны после дискредитации понятия «фашизм» и осуждения немецкого нацизма на Нюрнбергском процессе, ангажированные историки, публицисты и политики стали стыдливо именовать «государствами с тоталитарными режимами».

Вроде как сотрудничать с фашистским режимом нельзя, а с тоталитарным можно. Сложилось мнение, что достаточно, любой фашистский режим назвать просто тоталитарным и это, по мнению западных политиков и государственных политологов, всё сразу меняет.

Этот приём получит своё продолжение в истории дипломатии второй половины XX века, когда сотрудничество с откровенно фашистским режимом оправдывалось защитой демократии или диктовалось якобы предотвращением вооружённых конфликтов, гражданских войн и гуманитарных катастроф. Самым известным примером может служить так называемая рейгановская «доктрина Киркпатрик», согласно которой, допускается поддержка правительством США авторитарных и тоталитарных режимов ради продвижения американских интересов и защиты демократии в остальном мире.

Чтобы отличать своих военных союзников от противников, а также чтобы не «обижать» нейтральные страны и участников антигитлеровской коалиции, европейские дипломаты и публичные политики целых 10 лет (с 1946 по 1956 год) избегали любого сравнения союзных стран, включая СССР, а также не участвовавших в последней мировой войне нейтральных фашистских государств с нацистским режимом и фашистской Италией.

Тем не менее, некоторые из наиболее совестливых и принципиальных журналистов, историков и политологов, как и раньше, продолжали использовать термин «красный фашизм» по отношению к СССР, а также не стеснялись употреблять слово «фашизм» в своих статьях и книгах по отношению к фашистским европейским государствам, таким как Португалия и Испания.

Дипломаты старались не напоминать о своих заслугах и заслугах своих коллег в создании и победном шествии фашизма по всей Европе в 1919–1939 годах, в сохранении фашизма в целом ряде европейских государств после окончания Второй мировой войны, вплоть до 1970‑х годов. Они стали проявлять особую деликатность в проведении внешней политики своих стран по отношению к фашистским политическим режимам, благополучно переживших войну. Перемены также касались не только дипломатии, но и отношения к фашистским странам в историческом и культурном контексте.

Финляндии в 1946 году простили геноцид славянского населения в Карелии и создание на своей территории десятков концлагерей, в которых погибли не только несколько тысяч комбатантов (советских военнопленных), но также огромное количество гражданских лиц, включая женщин и детей «нетитульных» национальностей. Все ограничилось наказанием отдельных финских высших руководителей, инициаторов заключения союзнического договора с Гитлером и нападения на СССР, включая Рюти и Таннера.

Испанский фалангизм, в награду за нейтралитет в войне, стал после 1946 года считаться западными политиками вполне прогрессивным. И неважно, что все основные признаки фашизма были налицо.

Устойчивое выражение «фашистская Испания», использовавшееся до этого целых 10 лет, попало под негласный запрет. Из западных газет на несколько лет исчезли фотографии фалангистов со вскинутыми вверх в фашистском приветствии руками. Никого ни в Европе, ни в Америке уже не смущали испанские флаги со свастикой и связка стрел, наподобие итальянских фасций. В СССР уже к концу 1946 года также благополучно «забыли» о добровольческой испанской «Синей дивизии», воевавшей в составе вермахта против СССР.

Следует отметить завидную живучесть некоторых европейских фашистских режимов. Испанская фаланга прекратила своё существование лишь 20 ноября 1975, со смертью своего вождя. По продолжительности нахождения у власти (с 1926 по 1974 год), фашисты в Португалии превзошли всех других европейских фашистов.

Многие фашистские организации в Европе прекратили существование лишь в конце 60‑х годов, причём некоторые из них успешно трансформировались в современные респектабельные буржуазные партии.

Только после 1956 года стало возможным для европейского политика вслух произнести выражение «красный фашизм» в отношении СССР и левых фашистских режимов.

По мнению Уинстона Черчилля, озвученному им публично уже после окончания Второй мировой войны, фашизм был лишь бледной тенью и уродливым детищем коммунизма. По его мнению, именно коммунизм породил фашизм и был намного страшнее.

В советской исторической науке был введён постулат, незыблемый и вечный, как тогда казалось советским идеологам – любой фашизм является крайней формой антикоммунизма. Это не так. Конкретно ранний европейский фашизм 1919–1945 годов действительно был порождением страха перед коммунистическим рабочим движением. Тем не менее, фашизм явление вполне самостоятельное и самодостаточное, не обязательно наведённое чем‑либо со стороны.

Самое удивительное, что даже в период 1946–1956, когда существовавшие в тот период фашистские режимы именовались просто тоталитарными, термин «тоталитаризм» во всех исторических и политических словарях приводился в точном его академическом определении – это политический режим, стремящийся к полному (тотальному) контролю государства над обществом в целом и всеми аспектами жизни каждого отдельного человека.

Как легко было заметить в те годы любому, хоть минимально образованному человеку, это понятие не тождественно ни большевизму, ни фашизму. Хотя фашизм, вне всякого сомнения, включает тоталитаризм или явное стремление к тоталитаризму в качестве своего основного признака.

Тоталитарным может быть и нефашистское государство, а реально существующее фашистское государство может быть менее тоталитарным, чем, к примеру, тирания или авторитарное религиозное государство.

Целью любого тоталитарного государства является полный контроль над обществом и экономикой, мобилизация граждан для решения государственных задач. При этом, тоталитарное государство может быть построено на иных принципах, отличных от фашистских. Таким образом, тоталитаризм является лишь свойством политической системы или частью идеологии, но не типом этой системы.

Московское царство времён Ивана IV, Арабский халифат VI – XIV века, иезуитское государство в Парагвае XVIII века – яркие примеры тоталитарных, но не фашистских государств.

Империя инков была стопроцентно тоталитарной, где правящая теократия полностью подчинила себе экономическую, социальную сферу, контролировала частную жизнь людей.

Наверное, первым тоталитарным государством следует считать Шумерскую империю времён III династии, где формализовано, централизовано было абсолютно всё, и вся жизнь подданных управлялась государством, которое возглавляли цари Ура. Вторым в истории тоталитарным государством был Древний Египет времён династии Птолемеев.

Чтобы понять разницу между просто тоталитарным государством и фашистским тоталитарным, достаточно сравнить исторический Арабский халифат и некоторые современные исламские государства. В обоих случаях одинаковы причины, приведшие к тоталитаризму – ислам как идеология и правовая система шариата. Несмотря на общие идеологические и правовые основы, политические режимы древнего исламского государства Арабский халифат и современной исламской республики Иран отличаются кардинальным образом.

Италия с 1922 года и до свержения режима Муссолини все время была фашистской, но тоталитарной её можно было назвать с большой натяжкой. При всём стремлении итальянских фашистов к тоталитаризму, им не удалось реализовать и сотой части задуманного, десятой части того тоталитаризма, который смогли реализовать Советский Союз и Третий Рейх. При Хрущёве советская идеология оставалась старой фашистской, но в стране уже отсутствовал тоталитаризм сталинского образца.

Это нельзя игнорировать, приведенные выше примеры лишний раз доказывают, что фашизм не только идеология и не только вид государственного устройства. Фашизм – это совокупность различных методов захвата и удержания власти, которые имеют определенную общую логику и основаны на общих принципах.

В любом случае, реальное фашистское государство всегда стремится к абсолютному тоталитаризму. Следует признать, что создать по‑настоящему тоталитарное государство у фашистов иногда не получается, так как не везде и не всегда для этого имеются соответствующие условия. Фашистам часто приходится мириться с необходимостью проведения в стране более мягкой и либеральной внутренней политики. Но как только станет возможным ужесточить режим, фашисты не преминут это сделать. И неважно, что они до этого заявляли публично.

Для тех, кто понимал сущность фашизма, не было повода удивляться, когда после демонстрации Третьим Рейхом толерантности и человеколюбия, во время проведения Летней Олимпиады в собственной столице, всего через несколько недель Свидетели Иеговы и гомосексуалисты массово отправились в концлагеря.

Летняя Берлинская Олимпиада закончилась 16 августа 1936 года, а уже в сентябре заработал в полную силу специальный отряд гестапо, созданный для этого заранее, в июне, ещё во время подготовки страны к Олимпиаде. Третий Рейх почитался интеллектуалами во всем мире в качестве самой прогрессивной страны на планете, некоторыми вплоть до сентября 1939 года.

Полагаю, что СССР в период с 1929 по 1953 можно с полным основанием называть не только тоталитарным, но и фашистским.

В главном и наиболее известном произведении 1847 года, под названием «Манифест коммунистической партии», Карл Маркс и Фридрих Энгельс однозначно определили группу, которая, по их мнению, способна совершить революцию и заставить цивилизацию сделать мощный рывок в своём развитии – пролетариат. Они назвали главной целью пролетарской революции – установление жёсткой диктатуры, которую в более поздних своих работах назовут «диктатурой пролетариата».

В Манифесте Маркс и Энгельс недвусмысленно заявили: «Первым шагом в рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс…».

Концепция «диктатуры пролетариата» сразу же вызвала шквал критики у современников. Многочисленные оппоненты Маркса указывали на неизбежность превращения диктатуры пролетариата в диктатуру революционной партии, контролирующей все стороны жизни общества, начиная с политики и экономики и кончая частной жизнью граждан.

Русский теоретик анархо‑коллективизма Михаил Бакунин полагал, что любая диктатура, даже если это будет диктатура ранее угнетаемого класса, неизбежно приведет к авторитарному правлению и к ещё большему угнетению: «Если взять самого пламенного революционера и дать ему абсолютную власть, то через год он будет хуже, чем сам Царь».

Теоретик социал‑демократии Карл Каутский, говоря о диктатуре, указывал, что такая форма правления, неизбежно приводит к образованию слоя управляющих, которым и будет принадлежать вся полнота власти в стране, а отсутствие демократии приведёт не к диктатуре пролетариата, а диктатуре управляющих над пролетариатом.

Каутский писал: «Если под диктатурой понимать форму правления, тогда можно говорить только о диктатуре одного лица или организации. Следовательно – не о диктатуре пролетариата, а диктатуре пролетарской партии. Но тогда пролетариат распадается на различные партии. Диктатура одной из них отнюдь уже не будет диктатурой пролетариата, но диктатурой одной части пролетариата над другой».

В своей статье «Русская революция. Критическая оценка слабости» в 1918 году Роза Люксембург отметила: «С подавлением свободной политической жизни во всей стране жизнь и в Советах неизбежно всё более и более замирает. Без свободных выборов, без неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений жизнь отмирает во всех общественных учреждениях, становится только подобием жизни, при котором только бюрократия остаётся действующим элементом… Господствует и управляет несколько десятков энергичных и опытных партийных руководителей. Среди них действительно руководит только дюжина наиболее выдающихся людей и только отборная часть рабочего класса время от времени собирается на собрания для того, чтобы аплодировать речам вождей и единогласно одобрять предлагаемые резолюции. Таким образом – это диктатура клики, несомненная диктатура, но не пролетариата, а кучки политиканов.»

После вооружённого переворота в октябре 1917 года, большевиками действительно была установлена диктатура и это была диктатура не пролетариата, а большевистской партии, как и предсказывали многочисленные критики Карла Маркса.

Большевики создали классическую революционную диктатуру и до 1929 года не пытались создать фашистское государство. Хотя советская диктатура и была тоталитарной, но изначально она не устанавливалась в интересах большинства, привилегированная группа (пролетариат) не была многочисленной.

В идеологии, в первые годы существования пролетарской диктатуры, хоть и присутствовал социальный дарвинизм, но он имел исключительно марксистский глобальный и универсальный характер, не привязанный к какой‑либо большой группе, проживающей на конкретной территории.

В коммунистической идеологии использовалось псевдонаучное обоснование исключительности пролетариата на основе марксистской политической теории, но это не распространялось на остальные классы. Большевиками ещё не были найдены идеологемы, достаточно эффективно мобилизующие и объединяющие всё население бывшей Российской Империи.

В основу советской экономики был положен государственный монополизм. Так об этом писал Владимир Ильич Ленин: «Все общество превратится в единое учреждение, единую фабрику с равным трудом и равной оплатой». В самом начале формирования советского государства фашистские методы управления экономикой ещё даже не были известны большевикам. С этими методами они познакомятся лишь в 1924 году. В 1927 году большевики начнут частично перенимать опыт Национальной фашистской партии Италии, а с февраля 1929 года начнут масштабные преобразования в СССР, в самые сжатые сроки полностью изменив политическую систему, экономическую модель, идеологию.

Постепенно экономика становится не просто частью советской политики, а важнейшей составляющей аппарата подавления инакомыслия и принуждения. Вот, что писал Лев Давыдович Троцкий в 1937 году: «В стране, где единственным работодателем является государство, оппозиция означает медленную голодную смерть. Старый принцип – кто не работает, тот не ест – заменяется новым: кто не повинуется, тот не ест».

Я называю состояние, в котором находилось советское общество с 1918 по 1929 год протофашизмом. Наблюдая невиданные ранее масштабные процессы на огромной территории, порождённые русским протофашизмом, Муссолини напишет доктрину самого первого вида фашизма, называемого сейчас классическим – итальянского.

Только после 1929 года в СССР была сформирована цельная и внутренне непротиворечивая советская идеология – единая система взглядов на государство и общество, на нравственность и мораль, на социальные, экономические и любые другие отношения между людьми.

Насаждение в советском обществе культового сознания стало внедряться сразу, в первой половине 1929 года. Ранние пролетарские культы, которые стали формироваться уже сразу после октябрьского вооруженного переворота, были заменены новыми – сталинскими. Эффективное манипулирование массовым сознанием с помощью новых методов государственной пропаганды также появилось значительно позднее.

Фридрих Энгельс, рассуждая о происходивших процессах буржуазно‑демократического преобразования в странах Центральной и Восточной Европы после поражения революций 1848–1849 годов и причинах краха этих революций, полагали, что в условиях низкой политической грамотности большинства населения и немногочисленности самой политически активной части революционных классов, сразу за захватом власти и установления диктатуры пролетариата, по инициативе и под полным контролем руководства этого диктаторского политического режима, необходимо провести реформы, которые он называл «революция сверху».

В 1929 году Сталин заявил, что СССР вступает в эпоху «революции сверху». Страна вступила в период «сталинской модернизации» – масштабных преобразований в государственном и партийном аппарате, в экономике, в общественной жизни. Преобразования должны были проводиться исключительно по инициативе и под жёстким контролем большевистской партии.

В партии была установлена дисциплина, свободомыслие и политические дискуссии пресекались, любая внутрипартийная оппозиция объявлялась враждебной советскому государству. Государственные институты на момент начала реформ уже находились под полным контролем партии большевиков.

Датой начала стремительной фашизации советского государства условно можно считать 03 ноября 1929 года. За 10 лет население подзабыло ужасы гражданской войны и разруху. Новая экономическая политика (НЭП) и привлечение иностранных концессионеров в промышленность создали пусть не очень мощную, но стабильную экономику. Доходы и благосостояние населения значительно выросли. Особенно успешный результат был в сельском хозяйстве, которое стало возрождаться сразу после отмены политики военного коммунизма и введения продналога.

В такой ситуации, для сохранения власти у большевиков не было альтернативы применению фашистских методов пропаганды и фашистских методов государственного управления экономикой. У советского и партийного руководства отсутствовал выбор, в условиях реальных угроз внешней агрессии, необходимости мобилизации населения для индустриализации экономики, милитаризации промышленности.

Следует учесть, что поворот к фашизму происходил в СССР в условиях внутреннего конфликта в партии и кризиса идеологии времён НЭПа, когда приходилось выбирать между возобновлением коммунистического террора в духе 1918–1922 годов или новым способом государственного устройства, новым типом идеологии – фашизмом, который умело сочетает тот же самый террор с не менее эффективным популизмом.

Переходу СССР к фашизму способствовали оглушительный успех Муссолини в Италии в 1922 году, всеобщее восхищение итальянскими фашистами, а также личная симпатия Сталина к Муссолини. Последнее, было решающим аргументом в пользу принятия решения о повороте советской идеологии, коммунистической пропаганды и государственных методов управления в сторону фашизма.

В «год великого перелома» начала создаваться «новая мораль строителя коммунизма», возникло понятие «советский человек» и «советская нация» (см. главу книги «культ Нового человека»), взят курс на огосударствление и обобществление целых секторов экономики, которые традиционно основывались в России исключительно на частной инициативе. Началась форсированная индустриализация промышленности и коллективизация сельского хозяйства, стремительная милитаризация промышленности. Упразднялось любое самоуправление в трудовых коллективах, вся общественная жизнь была стала подконтрольна партийным органам.

Создание мобилизационной государственной экономики в Советском Союзе сопровождалось насаждением культового сознания с помощью пропаганды, при этом с невиданным ранее размахом использовались не только традиционные государственные печатные издания, но и самые современные по тем временам радио и кино.

Работа с массами была поставлена на поток, появились целые фабрики по производству пропагандистского материала, применялись стандартизированные и технологически отполированные пропагандистские приёмы. Под рукоплескания фанатично настроенных масс проводились публичные показательные судебные процессы, начало которым положил знаменитый процесс по делу Промпартии.

Трудовой героизм пропагандировался через стахановское движение, модернизации посвящались многочисленные книги, пьесы, фильмы, рекламировались контролируемые государством общественные организации энтузиастов авиации, радиотехники, изобретательства и рационализаторства, армии и флота, авто‑ и мотоспорта.

К концу 1930 года, забастовки на заводах и шахтах прекратились. В качестве причин неудач в экономической и социальной сферах были названы не неспособность большевиков эффективно управлять экономикой, а наличие буквально во всех отраслях экономики большого количества неких «вредителей» из числа инженеров и управленцев.

Партийные функционеры и государственные чиновники в Советском Союзе не стеснялись копировать существовавшие в период с 1929 по 1939 год фашистские режимы во всем, от лозунгов и плакатов, до методов управления промышленностью, приёмов ведения управленческой документации и регистрационного учёта работающих граждан.

Удивительно как похожи сюжеты фильмов, тексты песен и даже музыка в СССР, Третьем Рейхе и фашистской Италии.

Между СССР и фашистскими государствами, по большей части с нацистской Германией, в течении двадцати лет происходил взаимовыгодный обмен опытом. Это касалось реорганизации государственного аппарата и методов его тотального контроля правящей партией, управления промышленностью, структурных и управленческих реформ в армии, модернизации различных систем государственного контроля, совершенствования работы политической полиции, карательной системы и увеличения эффективности принудительного труда.

Некоторые критики моего взгляда на природу советского режима периода 1929–1953 годов указывают на отсутствие, по их мнению, в большевистской идеологии важного признака фашизма, который я постоянно указываю в своих книгах – отрицания существенного значения в общественной и политической жизни социального и экономического неравенства, ссылаясь при этом на якобы марксистскую идеологию большевиков.

На самом деле, ни большевистская партия, ни советское государство не имели ничего общего с марксизмом. Идеология, насаждавшаяся коммунистической партией с провозглашения в 1929 году начала «великого перелома», до устранения от власти в 1953 году верхушки НКВД, также не была марксистской. Мало того, политический режим, установленный Сталиным и его соратниками, был контрреволюционный и антимарксистский.

Труды теоретиков марксизма, которые хотя бы отчасти были источниками большевистских программ при Ленине и Троцком, при Сталине стали не более чем источниками ритуальных текстов, основой возникшего псевдонаучного направления, а по сути псевдорелигиозного учения под названием «марксизм‑ленинизм». Партийные идеологи стали священниками этого нового фашистского культа.

В СССР при общественном производстве так и остался капиталистический способ присвоения. Средства производства принадлежали не рабочим, а капиталисту‑государству, наёмный труд никуда не исчез, но стал уже регулироваться не рынком, а нормативно, через установленные большевиками законы и правила, являя на свет отдельные уродливые черты древнего рабовладельческого строя.

В стране фактически существовал монополистический госкапитализм, так как главным и единственно значимым для внутренней политики и национальной экономики капиталистом было само государство.

По этому поводу я хочу привести слова Маркса из его работы «Развитие социализма от утопии к науке»: «Современное государство, какова бы ни была его форма, есть по самой своей сути капиталистическая машина, государство капиталистов, идеальный совокупный капиталист. Чем больше производительных сил возьмёт оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наёмными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки».

А государство и отношения в нем в СССР, как мы знаем, не изменились. Всё также существовали товарное производство и денежная система, эксплуатация, наёмный труд, вознаграждение по итогам труда и прочие атрибуты капитализма.

Советское государство существовало и развивалось по тем же экономическим законам, что и весь остальной мир. Несложно понять, что согласно марксистской экономической теории ничего другого возникнуть и не могло, кроме капиталистического государства.

В Советском Союзе имело место не просто преуменьшение значения социального неравенства, которое характерно для фашизма, а полное его отрицание.

Классический марксизм можно критиковать за его примитивизацию экономических отношений, когда теория низводит их до межклассовых, за упрощённое понимание строения классового общества, которое на самом деле состоит из гораздо большего, чем полагают марксисты, экономических классов, разных подклассов, различных групп внутри подклассов, интересы которых часто противоречат друг другу. Можно спорить о точности формулировок марксистской теории, корректности примеров и выборок, используемых учёными марксистами, справедливости выводов, допустимости методов научного анализа и прочего.

Совершенно иное дело, когда некоторые псевдомарксисты пытаются подвергнуть анализу основы абсурдного большевистского учения «марксизм‑ленинизм», больше похожего на религию, чем на научное направление. Это «учение» вообще нелогично и антинаучно. Оно возникло по необходимости теоретического наукообразного обоснования применяемых способов построения в СССР фашистского государства, в качестве источника мифов для пропаганды и предмета для культового поклонения, для оправдания массовых репрессий.

Большевиками не только полностью игнорировались имеющееся в Советском Союзе социальное неравенство и возникающая из‑за серьёзных социальных противоречий напряжённость, но и «научно» обосновывалось бесклассовость советского общества и всеобщее равенство граждан первого в мире государства рабочих и крестьян.

Исключительность численно доминирующей привилегированной группы – советских людей, обосновывалась идеологами принадлежностью большинства советских граждан к сторонникам «марксизма‑ленинизма» (то есть априорной политической грамотностью среднего советского человека, по сравнению с гражданами других стран) и банальным фактом гражданства самого справедливого во всем мире рабоче‑крестьянского государства. Пряник эффективной коммунистической идеологии и кнут жестоких политических репрессий позволяли большевикам не сильно беспокоится о такой «ерунде», как социальная напряжённость.

Полагаю, что советский политический режим в 1929–1953 годах имел все свойства, необходимые для занесения СССР в список фашистских государств (см. главу 1.2 «Основные признаки фашизма»).

Некоторые исследователи, такие как Роберт Чарльз Такер и Стивен Коэн, избегая прямого сравнения СССР с нацистской Германией и фашистской Италией, но понимая невозможность использования понятия «тоталитаризм», которое является слишком узким для описания советского фашизма, предложили новое понятие – «сталинизм». С таким же успехом можно вообще никогда и нигде не употреблять обобщающий термин «фашизм» и использовать конкретизированные «гитлеризм», «салазаризм», «фалангизм», «интегрализм» и прочие им подобные.

Использование термина «тоталитаризм» довольно распространено среди политиков, публицистов и журналистов в современной России в качестве эвфемизма для замены «неприличного» табуированного слова «фашизм», в целях неоправданной, по моему мнению, политкорректности.

Некоторые авторитетные российские учёные, соглашаясь с некорректностью расширительного толкования термина «тоталитаризм», тем не менее, всё‑таки предпочитают называть советский режим 1929–1956 годов не советским фашизмом, а сталинизмом.

Сторонники использования термина «сталинизм» апеллируют к тому, что режим в СССР не был похож на другие фашистские государства. Большевики лишь применяли отдельные фашистские методы, поэтому вроде как некорректно использовать по отношении к советскому режиму термин «фашизм».

На утверждение критиков о том, что советский фашизм не был настоящим, могу ответить, что «настоящего фашизма» вообще никогда и нигде не существовало в истории. Он сродни приснопамятному абсолютно чёрному и абсолютно упругому сферическому коню в вакууме при температуре абсолютного нуля.

Даже, считающийся «классическим» итальянский фашизм можно назвать «ненастоящим», так как созданная итальянскими фашистами политическая система нисколько не походила на тот идеал, который рисовался в стройной фашистской теории идеального тоталитарного государства. Классический итальянский фашизм был похож на непонятного вида винегрет из различных, иногда противоречащих друг другу, идей.

Рецептура этого винегрета постоянно менялась в зависимости от времени и конъюнктуры. Не было у итальянских фашистов стройной системы взглядов, не было научно проработанной и проверенной практикой эффективной идеологии.

Политическая практика итальянских фашистов также во многом не соответствовала их же собственной доктрине. Из‑за чего противники Муссолини всегда к обвинению в безыдейности добавляли ещё и политическую беспринципность итальянских фашистов. Все практические действия фашистов были подчинены исключительно сиюминутной целесообразности, политической выгоде. Муссолини, откровенно заявлял, что существовавший режим, построенный на компромиссах и допущениях, был всего лишь переходным периодом, а строительство истинно тоталитарного фашистского государства придётся передать следующему поколению итальянцев.

В Италии фашизация государственных институтов, о которой так много говорили сами фашисты, была прекращена ещё в зародыше и успешно замещена личной диктатурой Муссолини. В отличии от Германии, где произошла тотальная фашизация государства и общества.

Немецкий национал‑социализм, по своей сути, являлся намного более радикальной версией фашизма, основанной на традиционном для немецкого общества национализме и пангерманизме. Нацисты воплотили многое из того, к чему стремились итальянские фашисты.

Таким образом, можно долго спорить, какой из видов раннего европейского фашизма можно считать классическим, какой фашизм истинный, а какой является лишь копией или подражанием.

То, что Советский Союз в определённый период имел все необходимые признаки фашистского государства, лично у меня нет никаких сомнений. И не имеет значения, что западноевропейские фашистские движения первой трети XX века были таковыми изначально, ещё до захвата власти, а большевики приходили к фашизму постепенно.

Тем более неважно, что западноевропейские фашисты приходили к власти «снизу», то есть сначала формировали свою базу, создавали массовое народное движение, а потом на волне народной поддержки приходили к власти, в отличие от большевиков, которым власть буквально свалилась в руки, неожиданно даже для них самих.

Важно лишь то, что большевики со временем пришли к тем же самым выводам, что и итальянские, немецкие, испанские, португальские, польские и прочие фашисты.

Большевики, точно также старательно следовали заветам европейских фашистских теоретиков XIX – XX веков, создавая себе массовую поддержку в процессе конструирования и строительства мощного государственного монополистического монстра в экономике, в создании невиданного ранее тоталитарного советского государства.

Сравнивать лишь поверхностно, по отдельным внешним признакам, различные формы фашизма, в принципе, непродуктивно. Даже в одной и той же стране в разные времена фашизм часто внешне принимал различную форму, оставаясь при этом фактически тем же самым политическим движением, никак не меняясь внутренне.

Смена одной фашистской идеологии на другую, но тоже фашистскую, замена экономической модели на внешне не похожую, но основанную на тех же самых принципах максимальной монополизации экономики и жёсткого государственного контроля (как вариант – сначала укрупнение и монополизация частного капитала, а потом масштабная национализация, с последующим созданием государственных монополий), и даже серьёзное изменение базовых государственных механизмов, при сохранении при этом максимальной фашизации общества и тоталитарности политического режима, не могут ничего качественно изменить.

Фашистские идеологи легко могут поменять одних предполагаемых врагов народа и государства на других, но при этом останется культ ненависти.

Место привилегированного русского рабочего (пролетария, по терминологии марксистов) может занять советский человек, представитель «единого многонационального советского народа».

Можно как угодно тасовать понятия, субъекты народной ненависти и слепого поклонения, отношения к истории и культуре, но суть фашизма, всегда основанного на страхе, ненависти и предрассудках, на других низменных чувствах людей, заложенных в них самой природой, всегда останется.

В фашистском государстве может наступить «оттепель», произойти либерализация в экономической, социальной жизни или в сфере общественных отношений, культуры. Но если в основе режима все ещё лежит фундамент тоталитарного фашистского государства и фашистская идеология, то любая оттепель может быстро закончиться, а тоталитаризм вернётся, возможно в ещё более явной и жестокой своей реинкарнации.

Если сравнивать исключительно с точки зрения идеологии, к примеру, Бразильский интегрализм, в основе которого был интернационализм (главным принципом было «единение всех народов» и в партию принимали людей разных рас, в том числе азиатов и чернокожих) и немецкий национал‑социализм, то вначале может показаться, что эти движения не имеют вообще ничего общего.

Лишь после детального анализа становится понятным, что оба политических движения имеют одинаковые базисные принципы на которых строились их идеологии: борьба с врагами как единственный смысл существования, примат государства и антилиберализм, культовое сознание, полное отождествление фашистской организации с народом и отрицание неустранимости основных социальных противоречий. Весь «букет» наличествует. Оба политических движения явно фашистские, это можно определить даже если не брать в расчёт применяемые ими методы, а только исходить из содержания идеологий этих движений.

Обе эти идеологии, кажущиеся на первый взгляд различными и не имеющими ничего общего, на самом деле имеют родственные черты, так как они относятся к одному типу. Нацистский культ исключительности немецкой нации мало чем отличался от культа исключительности многонационального сообщества интегралистов.

Полагаю, что после 1946 года не было никакого переосмысления термина «фашизм», а случилось следующее: под давлением своих правительств, в порядке цензуры или самоцензуры, политики и журналисты произвели простую замену слова «фашизм» на термин «тоталитаризм» в отношении отдельных стран и политических движений. Сделано это было исключительно в угоду политической целесообразности.

Многие бывшие советские граждане просто приходят в ярость, когда кто‑то сравнивает сталинизм с нацизмом. Это негодование людей, особенно тех, кто пережил ужасы войны с гитлеризмом, можно понять. Человеку, уверенному в том, что миллионы людей погибли в священной войне с мировым злом хочется верить, что если с одной стороны было зло, то с другой обязательно должно быть добро. Трудно смириться с тем, что зло было по обе стороны фронта.

Добро вообще редко обладает достаточной силой, чтобы уничтожить зло. В реальном мире, в яростной борьбе чаще всего одно зло побеждает другое зло. Побеждает всегда более жестокое и беспощадное.

Но зло, по своей природе, несёт в себе семена саморазрушения, поэтому ситуация рано или поздно всегда возвращается в нормальное для человеческой цивилизации состояние. Возвращается сама по себе, по причине того, что в отсутствии давления любой народ стремится к восстановлению веками признаваемым нормам морали, к общечеловеческим ценностям, как их понимает этот конкретный народ. Привычные отношения и обычаи всегда возвращаются, чтобы не происходило, в каком бы мрачном времени не пребывало до этого общество.

Можно сказать, что фашизм возникает из самой природы человека, из темных сторон его психики. Но также можно утверждать, что разрушение фашизма происходит из‑за заложенных в человеке стремлении к свободе и независимости, человеколюбии, доброте к ближнему, в стремлении созидать, а не разрушать.

Саморазрушение фашизма в государстве и обществе можно сравнить с выздоровлением человека от продолжительной тяжёлой болезни.

Муссолини заявлял, что фашизм является естественным состоянием человека, а стремление к власти соответствует основному закону живой природы – естественному отбору и стремлению каждого живого существа к выживанию во враждебной среде. На это можно возразить, что в отличии от остального животного мира, человек вообще очень сложное и противоречивое существо, в котором заложены кроме страха, злобы и ненависти, ещё много другого, более светлого и человеколюбивого. Благодаря чему, фашизм, будучи всегда непременным спутником человечества, в достаточно длительной исторической перспективе никогда не станет нормой.

Гитлер был не первым, кто с трибуны публично заявил, что он и его партия не могут жить одной стране с ненавистной им группой людей, насчитывающей миллионы, что выживание страны зависит от того, насколько жестокими будет он и его партия в борьбе с явными и предполагаемыми врагами. Не он первым заявил, что ненавистная группа должна быть изгнана из страны или полностью истреблена. До него это провозгласили своей политической целью большевики.

Нацисты уничтожали людей по расовому признаку, большевики уничтожали людей по классовому признаку. Нацисты и большевики жгли книги и преследовали «дегенеративное» искусство. Нацисты и большевики преследовали интеллигенцию. В Гитлеровской Германии карались половые контакты с «дегенеративными расами», в то время как в СССР карались половые контакты с классово чуждым партнёром. Нацисты и большевики с одинаковым рвением уничтожали Свидетелей Иеговы, русских старообрядцев, буддистов Гелуг и другие религиозные меньшинства.

Я согласен с Гансом Йегером, который писал: «В гибели шести миллионов евреев косвенно виноват марксизм. Это он первым стал проповедовать ненависть, он первый предпринял уничтожение целого класса». От себя добавлю: это он напугал немцев, что они с радостью отдали свои души дьяволу, который привёл Германию к позору и разорению.

Большевизм в период своего расцвета, с начала индустриализации до хрущёвской «оттепели» и немецкий нацизм были поразительно похожи внешне и внутренне – по своей идеологии, по методам пропаганды, по насаждению в обществе культового сознания.

Они опирались на одну и ту же социальную базу, оба движения были социалистическими.

Обе партии провозглашали главной целью борьбу с врагами, ставили существование своего государства в зависимость от своей непримиримости к оппонентам и агрессивности к соседям.

Нацисты отрицали политическую значимость социальных различий внутри единой немецкой нации, а большевики – внутри бесклассового, по их мнению, (что, разумеется, было не так) советского общества. Многие исследователи считают, что советский фашизм возник в момент публичного провозглашения величия советской империи и претензий на захват мира, признания исключительности советского народа и принципов социального дарвинизма.

Обе партии строились не на демократических принципах, а на строгой иерархии военного образца. Большевики и нацисты отрицали прогрессивное значение свободы выбора и свободной конкуренции в экономике, предлагая взамен жёсткое административное регулирование и государственное планирование.

В Третьем Рейхе и СССР существовали классические фашистские культы ненависти, исключительности, традиционализма, вождя, государства, силы, войны, героизма и смерти, Нового человека (см. главу 1.2 «Основные признаки фашизма»).

СССР во многом был также похож на Испанию времён Франко, на фашистскую Италию, на Португалию и на многие другие европейские фашистские страны.

Большевики делили людей по классовому признаку, рексисты – по принадлежности к католицизму, иснаашариты – по принадлежности к шиитскому направлению ислама. Разница между ними не так уж велика. Разве только в том, что сталинский режим с 1936 года по 1939 год был самым кровавым из всех, что когда‑либо существовали на земле.

Даже в мелочах СССР повторял нацистскую Германию. Эксперименты в сфере революционного русского искусства 1920‑х сменились господством соцреализма в 1930‑х. (уродливым братом‑близнецом нацистского имперского неореализма).

В СССР репрессии точно также, как и в Третьем Рейхе, обрушились на авангардистов, символистов, кубистов, главным в советской стране был провозглашён социалистический реализм, заигравший к кровавому 1937 году новыми имперскими красками.

Этапы развития гитлерюгенда в точности были повторены пионерской организацией в процессе ее реформирования, как в отношении символики и новых обрядов, так и тем, что первоначально отделённые от школы первичные пионерские организации были закреплены за учебными заведениями, взяты под тотальный государственный и партийный контроль.

Поворот от жёсткого тоталитаризма к более дружелюбному по отношении к человеку политическому режиму произошёл в СССР почти сразу после смерти Сталина.

Первой жертвой десталинизации стала идеология. Для человека, родившегося уже намного позже XX съезда КПСС, может быть трудно понять умом эту разницу в идеологических установках, но почувствовать её он может. Достаточно посмотреть, насколько изменилось отношение к человеку.

Самые первые признаки гуманистического поворота в советской идеологии появились в литературе, поэзии, драматургии, изобразительном искусстве. В 1956 году печатается «Судьба человека» Шолохова, рассказы Казакова, в них резко усиливается акцент на общечеловеческие ценности. На первое место встал человек, потеснив государство. Через пять лет появились, так называемые «шестидесятники». Умы читателей захватила военная «лейтенантская проза», «деревенские» и «производственные» повести, где ценностью были уже не героическая смерть и количество убитых в бою врагов, а повседневная жизнь, целиком посвящённая служению людям. Военные фильмы той поры, это не фильмы о войне, а о людях.

В книгах и кино в 1960‑х появились новые герои: школьный учитель истории, сельский библиотекарь, пытающийся бороться с невежеством, хирург, спасающий жизни, физик, жертвуя своей жизнью, создающий основы новой термоядерной энергетики.

Весь советский народ буквально опьянел от маленького глотка свободы. До сих пор мы ощущаем дух «шестидесятников» во всех сферах жизни, особенно в области науки и культуры. Страна, при этом, оставаясь в мировом общественном мнении ещё долгие годы мировой империей зла, постепенно выздоравливала.

Часто трудно ответить однозначно, является ли фашистским то или иное современное общество или государство. Можно лишь спорить насколько оно фашистское, в какой степени эта зараза проникла в массы, насколько фашистскими являются государственные механизмы.

Фашизм подобен патогенному микроорганизму. Как и многие опасные бациллы в теле человека, фашизм всегда присутствует в обществе, т.к. он порождение темных сторон человеческой природы. Ослабевает иммунитет и человек заболевает, уменьшается в обществе уровень непринятия немотивированной агрессии, ненависти и общество заболевает фашизмом. В больном обществе всегда найдутся те, кто воспользуется болезнью и придет к власти.

У фашизма нет чёткой границы, нет определённой формы, он как ядовитый газ, заполняющий те пустоты, которые мы сами ему оставляем.

1.4. Культовое сознание

Культ – это почитание реального человека, вымышленного персонажа, каких‑либо предметов, настоящих или фантастических существ, различных явлений природы, событий истории, социальных явлений и тому подобное.

Культом также называют общину почитателей, совокупность символов и обрядов, связанных с таким почитанием.

Культы могут быть религиозными, псевдорелигиозными и нерелигиозными (политическими, историческими, эстетическими, этическими, философскими и пр.).

Религиозные культы связаны с верой в высшие нематериальные силы, сверхъестественные существа (вера в богов, божественных животных и прочее), явления природы (культы солнца, огня, неба, воды и прочее), а также в существование человеческой личности после физической смерти, с наделением её сверхъестественными свойствами в загробной жизни (культы предков, жизни после смерти и им подобные), перевоплощение сверхъестественных существ в реальной жизни (культы царей и жрецов, являющихся прямыми потомками богов и подобные).

Псевдорелигиозные культы иногда могут восприниматься сторонними наблюдателями в качестве религиозных, но на самом деле, их сходство внешнее и обманчивое, несмотря на то что они могут включать в себя отдельные признаки, свойственные настоящим религиозным культам. Например, вера в абсолютную истинность математики, породила в VI–IV веках до нашей эры псевдорелигиозный культ, именуемый в настоящее время «пифагорейство». Вера в божественную природу арийской нации породила в XIX веке новую ведическую европейскую псевдорелигию, которая позднее была использована для создания нацистской идеологии. Несмотря на наличие в нацистской псведорелигии элементов поклонения высшим силам, божественным существам и мифическим предкам, нацистская вера в исключительность арийцев и принадлежность немцев к арийской расе не может быть признана религиозной, это псевдонаучный политический культ (псевдоисторический, псевдоантропологический и пр.).

Нерелигиозные культы основаны не на вере в сверхъестественное, в какие‑либо высшие существа или явления природы, а связаны с почитанием вполне обыденных явлений, исторических событий, вымышленных персонажей или реальных людей. Вера в особое состояние общества, именуемое «коммунизм», породила псевдорелигию с одноимённым названием.

Главный признак любого культа – слепая вера, которая, по мнению её адептов, не может быть подвергнута сомнению. Критический анализ основ такой веры абсолютно неприемлем для поклонника культа. Когда такие поклонники культа собираются вместе, у них возникает уютное чувство сопричастности к чему‑то важному, приятное ощущение безопасности, что вокруг друзья, с одинаковыми взглядами и пристрастиями. Группа лиц, замкнувшихся в своих узких понятиях о природе и предназначении культа, защищает свою веру неистово.

Человека, который считает что‑либо конкретное настолько важным, что оно перевешивает вообще все остальное, обычно называют фанатиком.

Фанатизм отличается от энтузиазма тем, что энтузиазм предполагает возможность добровольного, без внешнего воздействия, отказа от совершения действий, а фанатизм нет. Энтузиазм может быть источником прогрессивного, полезного, а фанатизм деструктивен по своей природе, потому как отрицает значимость всего остального, а также потому, что он патологически пристрастен и всегда включает в себя ненависть.

Если основополагающий принцип или некоторый набор принципов, закон существования или развития имеет достоверное доказательство, то обычно говорят о теории. Если речь идёт о спорном или ещё непроверенном доказательстве, то такие принципы или законы называют предположением или гипотезой.

Культ же, предполагая слепое поклонение, основан исключительно на иррациональных свойствах психики человека. Взывать к разуму, как правило, бесполезно, фанатик всегда будет апеллировать к мифам, традициям, псевдонаучным доказательствам обнаруженным кем‑то другим, мнению религиозных авторитетов и тому подобному, но никогда к логике.

Истинность основ культа не нуждается в доказательствах, так как вера основана на чувствах человека и его сильном желании видеть мир таким каким он его хочет видеть. Именно поэтому, фанатично верящие во что‑либо не слышат и не понимают никаких аргументов, противоречащих их мировоззрению и вере.

Например, политический культ может абсолютно бездоказательно отнести отдельные исторически значимые события, общественные явления и политические процессы к заранее кем‑то предсказанным и предопределённым, вытекающими из естественного хода истории. Все исторические события, по мнению адептов, только подтверждают основы культа и не могли быть результатом случайного стечения обстоятельств, влияния других процессов, не имеющих отношения к предмету культа.

Следуя идеологическим установкам, пропагандисты культа могут относить положительные эффекты на исключительные качества адептов, а отрицательные последствия объявить результатом чьей‑то злой воли, подлого заговора со стороны врагов, стоящими за этими неудачами. При этом враги обязательно должны действовать разумно – из корысти, амбиций, по природной злобе или из иных низменных интересов.

Фашистские политические культы очень похожи на религиозные, псевдорелигиозные и любые другие культы. Они также основаны на человеческой психологии и на технологиях манипуляции массовым сознанием.

Поклонник фашистского культа, точно так же, как и любой другой фанатик, воспринимает окружающую действительность сквозь призму своих убеждений, даже если они далеки от реальности.

Сама по себе информация нейтральна. Лишь мы сами наделяем эту информацию смыслом, в силу особенностей человеческой психики. Инстинктивно всё, что соответствует нашим представлениям о мире и нашим убеждениям, мы считаем правильным и ценным, а факты, которые расходятся с нашими взглядами, просто отметаем, относя их к недостоверным. Любые доказательства объявляются глупыми и несущественными, следовательно, отметаются нами ради ошибочных представлений, с которыми мы не в силах расстаться.

Человеку очень сложно изменить своё мнение, если он уже какое‑то время придерживался определённых взглядов. Тем сложнее, если он на основе своих взглядов принял серьёзное решение, имеющее далеко идущие последствия. Это обстоятельство однозначно доказано многочисленными современными научными исследованиями в области психологии. Именно поэтому человека, ставшего адептом религиозного или нерелигиозного культа, очень трудно убедить отказаться от этого культа.

Все противоречащие догматике культа факты либо полностью игнорируются, либо отвергаются с помощью тех же самых положений, которые составляют базис веры. Часто факты интерпретируются фанатиком таким образом, что из противоречащих превращаются в подтверждающие.

Многие люди не могут избежать соблазна самооправданий, самовозвеличивания. Нравится среднестатистическому человеку считать, что он непогрешим, умён, обладает уникальными морально‑этическими качествами.

Самокритичность сильно зависит от способности к анализу, а чаще всего от физиологического фактора – умственного развития. Человек со средними умственными способностями редко сомневается в своей правоте и часто полагает, что оправдываться ему не в чем. Главным отличительным признаком интеллектуала во все времена были сомнение и критическое отношение не только к окружающему миру, но прежде всего к самому себе. Таких, к сожалению, в любом обществе меньшинство. Поэтому социум может легко управляться методами, эксплуатирующими различные недостатки человеческой природы.

Сила самообмана настолько велика, что человек под его влиянием способен неосознанно корректировать свои воспоминания в нужную сторону, чтобы выглядеть в собственных глазах в более выгодном свете. Из восприятия прошлых событий исключаются вина, ответственность за совершённые неблаговидные поступки. В результате человек, всегда заведомо уверенный в своей правоте, перестаёт понимать разницу между добром и злом.

Привычка к самооправданию порождает аморальные проступки, которые воспринимаются как нормальные, а объективно их анализировать может далеко не каждый. Для этого нужно иметь, кроме способности к критическому анализу, ещё и смелость. Я уверен, что читающие эту книгу не так часто встречали людей, которые по собственной инициативе, а не под давлением внешних обстоятельств, публично признавали свою неправоту и извинялись за свои поступки. Часто даже когда люди на словах признают свою неправоту, в глубине души они считают себя правыми, но вынужденными идти на компромисс, соглашаться с негативными оценками их поступков и высказываний.

Хорошо поддаются массовой психологической обработке люди, до этого считавшие себя слабыми, жалкими и ничтожными, даже если это их убеждение не имеет никаких серьёзных оснований. Инстинктивно люди с низкой самооценкой или комплексом неполноценности стремятся выйти из этого состояния, находя прибежище в спасительном самообмане, иногда наведённом в их голове различными манипуляторами. У таких личностей развито чувство ненависти к богатым, или более удачливым, их сознание радикализировано, и они готовы к любым решительным действиям. Такие люди подвержены искажениям собственного сознания, в том числе в угоду своему возрождающемуся, благодаря фашистской пропаганде, самомнению.

Отчасти по указанной выше причине, благодатной почвой для фашизма являются низшие слои общества. Они представляют особый интерес для фашистских партий, именно вследствие своих психологических особенностей, готовности к разрушительным действиям, направленным против государства и общества.

Количество людей с заниженной самооценкой возрастает в моменты острых экономических и политических кризисов, в периоды быстрых реформ, когда разрушаются привычные экономические связи, происходит обнищание целых слоёв населения, рушатся социальные структуры. В качестве примера можно привести Европу, где масштабный экономический кризис, последовавший сразу после окончания Первой мировой войны, привёл к лавинообразному росту безработицы и маргинализации целых социальных групп. То же самое происходило ещё недавно в России, когда после либерализации цен огромная часть населения была поставлена на грань выживания.

Ещё одной категорией людей, легко поддающейся чужому влиянию вообще и фашистской пропаганде в частности – молодёжь. Это связано с тем, что в этот период ещё не полностью сформирован характер, только формируется мировоззрение. Для молодого человека свойственны максимализм и категоричность в собственных суждениях, его мышление эгоцентрично, следствием чего является искажённое восприятие окружающего мира, неадекватное объективно существующей действительности.

Из‑за особенностей строения развивающегося мозга, гормонального фона в организме, у молодых людей эмоции влияют на мышление гораздо сильнее, чем это наблюдается у большинства взрослых образованных социально адаптированных людей. Из‑за этого у них наиболее сильно выражена неосознанная внушаемость, резко меняется настроение по незначительному поводу.

У молодых гораздо ниже инерция нервной системы, в результате, та намного легче возбуждается. Свои эмоции молодой человек воспринимает не как свою реакцию на внешние раздражители, что было бы естественно, а как часть самосознания, в результате чего возникает чувство своей особенности, непохожести на других людей, причём в широком диапазоне – от осознания собственной сверхценности, до выводов о своей неполноценности.

Амбивалентность, являющаяся одним из основных симптомов серьёзных психических заболеваний в зрелом возрасте (шизофрения и другие шизоидные состояния), в юном возрасте абсолютно нормальна. Этим объясняется осознание одновременно своей гениальности и собственного ничтожества, ситуация, когда чем больше неприязнь к знакомому человеку, тем больше к нему же притягательная сила.

Из‑за особенностей психики молодого человека, у него в любой момент и на сколь угодно длительное время, может возникнуть ощущение одиночества и как следствие этого острая потребность в одобрении окружающими, в идентификации себя с какой‑либо группой.

Из‑за подростковой неуверенности и беспричинного страха молодые люди предпочитают находится в группе постоянно, так, как только в этом случае они ощущают безопасность.

Исследования психологов говорят о том, что именно страх и неуверенность является основной причиной появления подростковых банд. Фактически хулиганствующие молодёжные банды есть не что иное, как коллектив трусов, пытающихся компенсировать свой страх агрессией, совершая противоправные действия на виду у остальных членов группы. Именно по этой причине подавляющее количество преступлений среди молодёжи носят групповой характер и совершаются под влиянием группы.

Одновременно с пренебрежительным отношением к окружающим, критикой общепринятых в обществе норм, а в некоторых случаях и открытое противодействие, у молодых людей, в особенности у подростков, прекрасно сочетаются с абсолютным конформизмом по отношению к группе, с которой они себя идентифицируют. Причиной тому – огромное влияние мнения членов группы, в особенности её лидеров, что отчётливо проявляется в бездумном примитивном подражании вкусам, моде в одежде, кино и музыке, жаргону, стилям общения и поведения, принятых в группе.

Люмпены, маргиналы и молодёжь являются лёгкой добычей любого политического радикализма и фашизм в этом отношении не исключение. Фашизм использует их в качестве своего вооружённого авангарда, боевой силы, которая не задаёт лишних вопросов и не рефлексирует по поводу своих действий.

Сначала из эмоций возникают наши убеждения, затем мы, перефразируя знаменитое высказывание Олдоса Хаксли, начинаем поиск сомнительных причин для их обоснования.

Если некто станет пристрастно искать доказательства чьей‑то злой воли в наборе разрозненных, никак не связанных друг с другом фактов, то легко их найдёт. Эти доказательства всенепременно будут соответствовать теории, которую он сам же придумал в обоснование своих предубеждений. В большой политике, попытки народных масс искать закономерности и злую волю в цепи случайных событий могут привести к разрушительным последствиям.

В сознании обработанного фашистской пропагандой человека цепь случайных событий выстраивается в простую до примитивности логическую цепочку. Возникает иллюзия целостного представления картины событий. Даже если у произошедших событий очевидно множество различных причин, такому человеку ближе самое простое из всех объяснений – всё плохое происходит от неких тайных или явных, внешних или внутренних врагов. Мышление фанатика напоминает мышление параноика, которому всюду мерещатся заговоры.

Стремление объяснить причины своего бедственного положения наличием зловещих врагов, а случайные события объединять в теорию об их тайных планах, рождает один из главных фашистских культов – культ ненависти.

Врагам обычно приписывается невообразимые в реальной жизни возможности легко и эффективно контролировать и управлять сложнейшими социальными и политическими процессами, действуя при этом в ущерб интересам численно доминирующей привилегированной группы, от имени которой действуют фашисты.

Поддавшийся воздействию пропаганды человек, как правило, переносит на предполагаемых врагов свои негативные личностные свойства. В своём сознании образ врага фанатик подсознательно формирует из свойств собственной личности. Эти негативные свойства личности предполагаемого врага приобретают явно преувеличенный характер, демонизируя при этом воображаемый образ потенциального злодея. Подобный психологический трюк позволяет снять любые моральные ограничения по отношению к врагам. Уничтожающий своих предполагаемых врагов становится в собственных глазах уже не преступником, а героем.

Для наиболее простого объяснения исторических фактов или современных сложных общественных явлений пропагандисты прибегают к псевдологическим доказательствам.

Идеологи и «теоретики» создают псевдонаучные теории, обосновывающие истинность догматической базы культа. Эти псевдоучёные и идеологи, по большей части, занимаются не сбором и анализом новых доказательств, опровергающих или подтверждающих основы культа, а интерпретируют уже имеющиеся факты в пользу истинности этих основ. Так, гораздо проще объяснить люмпену или просто малообразованному человеку основы культа, не вводя новых сущностей, не плодя новых доказательств. Все факты, опровергающие истинность догм, попросту игнорируются, объявляются ненаучными или выдумками врагов. При этом аргументация подкрепляется призывами к чувствам адептов культа, разжигая в них лютую ненависть к любому, кто пытается анализировать основы веры. Мозг фанатика под воздействием сильных чувств попросту отказывается воспринимать логически правильные доводы.

Самая высокая степень риска подпасть под влияние фашистской пропаганды – у зависимых личностей, неспособных брать на себя ответственность за свою жизнь и чувствующих себя уверенно лишь в группе приверженцев культа. В этом случае высокий уровень интеллекта и надлежащее образование лишь усугубляют ситуацию. Высокий интеллект или возможность, пользуясь багажом знаний, разнообразно интерпретировать информацию, в этом случае не снижают восприимчивости зависимой личности к пропаганде, зато помогают найти разумные объяснения существованию неудобных фактов, логически оправдать ошибочные выводы фашистских идеологов.

Чем больше человек теряет свою уникальность и индивидуальность, чем чаще привлекает свой интеллект и знания для оправдания фашистской идеологии, тем сильнее он нуждается в идентификации с группой фанатиков. Это как болото, чем больше совершаешь усилий, тем глубже погружаешься. Количество таких зависимых людей немного, по причине того, что высокий уровень интеллекта, аналитический склад ума и хорошее образование плохо совместимы с культовым сознанием и сильной зависимостью от чужого мнения. Их количество в любом социуме всегда примерно одинаково и мало меняется со временем, эти черты человеческого характера имеют преимущественно биологическую природу и лишь в малой степени являются результатом воспитания.

В больших масштабах рост восприимчивости обычных людей к различным религиозным и нерелигиозным культам совпадает с периодами экономической и (или) политической нестабильности.

В современную эпоху народных масс поражение в войне, обнищание народа в результате кризиса, необдуманные быстрые экономические или политические реформы, массовые беспорядки, порождённые политическим кризисом, а также иные другие им подобные события, приводят не только к радикализации всего общества, но и к стремлению найти наиболее простое объяснение происходящего с иррациональной точки зрения, руководствуясь исключительно своими чувствами и устойчивыми предубеждениями.

Склонный по тем или иным причинам, к формированию культового сознания человек, пытаясь объяснить для себя истоки кризиса, не желает анализировать ситуацию, искать объективные причины проблем.

В качестве субъектов ответственных за кризис могут выступать реальные люди, религиозные, социальные или национальные группы, мифические персонажи, а в случае религиозных культов – сверхъестественные существа (демоны, нечистая сила и пр.), которые могут действовать в том числе в сговоре с недоброжелателями, принадлежащими к роду человеческому.

Пытаясь найти более простое объяснение, он совершенно незаметно для себя, действуя на уровне подсознания, на уровне древнего инстинкта, непременно начнёт поиск врагов, которые этот кризис организовали и управляют им. Это лишь вопрос времени.

В момент кризиса численность предрасположенных к культовому сознанию людей возрастает многократно за счёт целых социальных групп. Эти группы состоят из людей недовольных своим экономическим, социальным или политическим положением. Кризис выставляет на первый план, спрятанные в обычное время в подсознание, иррациональные стороны психики, в результате чего люди начинают воспринимать окружающий их мир преимущественно с помощью чувств, не прибегая к здравому смыслу.

Первое, что бросается в глаза в кризисное время, это преобладание у огромного количества граждан негативных эмоций – злость, обида, зависть и подобные им чувства. Именно вследствие этой причины, в результате даже небольшой психологической обработки, огромное количество людей становятся лёгкими жертвами пропагандистов. Меняется их повседневное поведение, они всегда и везде, с раздражением и злобой, стараются найти только самые простые и от этого самые радикальные решения проблем.

Не ограничиваясь политической и общественной жизнью, они переносят своё стремление «покончить с проблемой одним махом, раз и навсегда» на личные, рабочие и бытовые отношения. Часто кардинальным образом меняется всё мировоззрение человека, его ценностные ориентиры.

Для благополучного существования и развития культа необходим как постоянный приток людей, так и отлаженный пропагандистский механизм поддержания и закрепления веры у почитателей культа. В основе пропаганды любого культа всегда лежат специальные психологические приёмы, которые вызывают у манипулируемых строго определённые и предсказуемые эмоции.

Манипуляторы стараются привести человека к такому состоянию, когда в его голове рождаются чувства и мысли, которые в других обстоятельствах бы не возникли. Под влиянием искажённой информации или анализа истинной информации, но основанного на ошибочных логических построениях (причём часто даже сам манипулятор не всегда осознаёт ущербность своей логики), создаётся «новое мышление» и формируется иная личность.

Под влиянием такой обработки человек полностью теряет способность к критической оценке и не замечает того, что им манипулируют. Такое воздействие на сознание ведёт к глубокому изменению личности и в дальнейшем к возникновению психологической зависимости от культа. Фанатик, подобно наркоману, начинает остро нуждаться в регулярной дозе пропаганды, но с течением времени воздействие пропаганды ослабевает и ему нужно с каждым разом всё более сильное воздействие, более мощная доза лжи.

Действенные способы обращения в веру должны, по возможности, исключать возможности распознавания манипуляции с сознанием. Тот, кто явно обнаружит попытку контролировать его сознание вряд ли станет неофитом пропагандируемого культа.

Маловероятно также, что он равнодушно отнесётся к такому обману и останется нейтральным по отношению к культу. Скорее всего, он навсегда превратится в противника культа. Пропаганда должна действовать на человека по возможности аккуратно, чтобы у него сложилось впечатление о том, что он самостоятельно принял решение, угодное манипуляторам.

Главной целью манипуляторов в отношении подвергаемых психологическим воздействиям людей становятся:

1. Внедрение дихотомичного восприятия, это когда весь мир вокруг делится на абсолютные пары‑категории, например «истина –ложь», «добро – зло», «друг – враг», не принимая других, более сложных состояний и свойств. Когда весь мир делится только на чёрное и белое, без промежуточных оттенков и цветов.

2. Создание убеждённости в своей уникальности и исключительности.

3. Убеждение в необходимости обособления группы адептов культа от остального мира.

4. Самоидентификация членов группы в качестве избранных. В результате чего фанатики пытаются «исправить» окружающий их мир, для чего возлагают на себя миссию обращения всех в свою веру.

5. Подавление индивидуальных особенностей психики, с целью создания возможности для беспрекословного подчинения личности человека идеям, предметам культа, обрядам, символам, отдельным личностям.

6. Добровольное табу на любую критику основ культа внутри группы, самоцензура и самоограничение своего мышления.

После соответствующей психологической обработки общество сторонников культа приобретает идеологически однородную структуру, в которой на пользу культа используется всё, что возможно, а противоречащее культу – отвергается.

Психологическая обработка, в случае ее успешного применения, порождает личность особого типа.

Фанатик обладает специфически определённой совокупностью личных качеств, характеризующих его поведение, сознание, мышление и самоопределение. Самым важным для него становится выглядеть, говорить и действовать в рамках установленных культом правил, как все остальные адепты.

Нахождение внутри группы единоверцев рождает чувство безопасности, надёжности и уверенности в будущем. Поклонник культа верит в то, что только в пределах своей группы он сможет найти понимание, истинное счастье и любовь.

У него формируется мифологичный тип сознания – вера в абсолютную истинность основ культа, в непререкаемый авторитет лидеров, стремление к установленным культом идеальным образам государства, общества и человека, не подвергать сомнению религиозных, философских, исторических и «научных» основ культа, бороться с любыми отступлениями от ортодоксальной трактовки этих основ.

В основе самоидентификации такого фанатика – убеждение в собственной сверхполноценности. Для него мораль находится в нём самом и определяется только им самим.

Фанатики, будучи уверенными в том, что окружены врагами своей веры, любую трактовку основ культа, хоть немного отличающуюся от ортодоксальной, считают враждебным актом по отношению к себе, направленным на злонамеренное изменение мысли, а следовательно, на уничтожения веры или в целях нанесения оскорбления. Любая, даже совершенно невинная критика культа может вызывать ненависть.

Вера, если это действительно настоящая вера, а не симуляция, всегда тоталитарна. Слепо верующий в какого‑нибудь бога, спасительную идею, гениального и непогрешимого вождя, богоизбранность народа, не только никогда не сомневается в своей правоте, но и желает изменить мир вокруг себя, часто даже ценой собственной жизни. Он желает создать справедливое общество, возможно, с помощью разрушения основ существующего или полной реформации государственных и общественных институтов. Фанатик культа не исключает жестокости по отношению к врагам или заблудшим, он искренне желает сделать всех вокруг счастливыми, пусть даже насильно.

Фашистская идеология может основываться как на нерелигиозных, так и на религиозных культах. Даже если религия является основной частью идеологии, фашизм, будучи явлением политическим, всегда использует, хоть в какой‑то мере, политические культы наравне с религиозными и одновременно с ними. Это происходит по причине того, что сами по себе религиозные культы малопригодны для политических целей.

Не связанные, на первый взгляд, с политикой исторические или культы традиций, этические, эстетические и прочие культы, в фашистской идеологии и массовой пропаганде всегда приобретают политическое значение.

Причина придания фашистами светским неполитическим культам политической окраски очевидна – невозможно непосредственно влиять на политику неполитическими методами, а как мы знаем, целью фашизма всегда является власть.

Нет оснований связывать фашизм исключительно с древними представлениями о природе человека, народной мифологией, мистицизмом, религиозностью. Атеисты, сделавшие из своего безбожия культ, не сильно отличаются от религиозных фанатиков.

Я не вижу большой разницы между католическими монахами, сжигающими еретика и сотрудниками НКВД, стреляющими в затылок православному священнику.

Человеконенавистническая идеология может быть основана на материалистических и даже псевдогуманистических принципах. Уничтожать одних людей для того, чтобы другие жили счастливо или «лишать прав и свобод в целях защиты прав и свобод», вполне в духе фашизма.

Идея убивать американских судей, несправедливо осудивших чернокожих американцев, это не борьба с белым расизмом за равенство и свободу граждан с другим цветом кожи. К свободе и равенству такой экстремизм не имеет никакого отношения, это скорее месть чёрных националистов отдельным белым расистам и по своей сути тот же расизм и фашизм.

Фашизм – это невиданное до XX века явление, независимое и самодостаточное. Фашизм может иметь в своей основе что угодно, он способен взойти на любой почве, но на основе фашизма возникнуть больше ничего не может, кроме другого фашизма. Именно это я имел в виду, когда писал в предыдущих главах о том, что фашизм больше метод, чем идеология.

В случае фашистских культов, особое место в их пропаганде занимает взращивание в людях тщеславия, которое, по определению Виктора Гюго, есть возвеличенная низость. Тщеславие – самый простой и действенный способ обмануть себя, создав иллюзию собственного величия. Для самоутверждения и повышения чувства собственной значимости проще опускать окружающих, делая это в своих мыслях или высказываясь публично, нежели самому развиваться, добиваться каких‑либо успехов в жизни.

Тщеславие – всегда обратная сторона унижения. Когда человек переживает унижение длительное время, он теряет самоуважение, а самооценка становится заниженной. Этим умело пользуются фашисты, создавая свою идеологию.

Чувство сильного унижения итальянцев, вызванное социальными и внешнеполитическими причинами, привело Муссолини и его партию к победе.

Не ненависть к евреям стали для NSDAP главным локомотивом, который привёл нацистов к власти, а страх перед коммунистической революцией и сильнейшее унижение, которым страны Антанты подвергли немцев, заключив позорный для Германии Версальский мирный договор. В сознании униженного немецкого народа, усилиями фашистской пропаганды, на место различным страхам и чувству обиды, приходило тщеславие и самодовольное чувство превосходства, которые постепенно сменялись яростью и истерическим агрессивным национализмом.

Ничтожество выискивает слабые места людей, чтобы почувствовать превосходство над ними.

Не основанное ни на чём тщеславие, пропагандируемое фашистами в качестве гордости человека за свою исключительность, на деле является умственной и нравственной деградацией человека. Пропаганда политических культов, основанных на тщеславии, непременно ведёт к вырождению всего общества, к примитивизации отношений, снижению культурного разнообразия, принижению общечеловеческих ценностей.

Осознание своей малозначимости, неудавшейся карьеры, бессилия, которые «маленький человек» постоянно противопоставляет благополучию и власти элиты, возбуждает в нём зависть, обидное чувство собственной неполноценности и полной зависимости от власть имущих, рождают в нём одновременно гнев и страх. И чем больше этот страх, тем больше гнев «маленького человека», больше раздражения от сложившегося положения вещей и больше чувство унижения. Это порождает потребность такого человека в защите, которую он находит в обществе себе подобных и в культе, который служит инструментом самообмана, повышения чувства собственной значимости в собственных глазах, даёт возможность возвысить себя путём унижения других, оправдания своих низменных стремлений.

Культ создаёт в сознании оболваненного пропагандой человека иллюзию возможности влиять на ситуацию, иллюзию собственной способности изменить окружающую его действительность в интересах массы таких же, как и он.

При этом «маленький человек» не осознаёт, что им манипулируют и никто на самом деле не собирается включать его в механизм принятия решений, распределения материальных благ и привилегий. Не догадывается он о том, что даже если действовать манипуляторы будут от его имени, то только не в его интересах. Он в лучшем случае останется в своём нынешнем положении «маленького человека», а наиболее вероятно, что с приходом фашистов к власти его положение ещё больше ухудшится.

Учитывая изложенное выше, можно сделать следующий вывод: стремление к нахождению в группе и групповому поклонению культу заложено в самой природе человека.

Для фашистов такое поклонение культам имеет смысл именно тогда, когда оно не индивидуальное, а именно массовое, подкреплённое соответствующими ритуалами.

Таким образом, если потребность в культе имеет социально‑психологическую природу, то это значит, что возможность создания нового культа или использование уже существующего культа, в каких‑либо политических, экономических или любых других целей, возможно в любое время и в любой стране, при возникновении соответствующих условий.

Единственной преградой к распространению культового сознания и фанатизма является абсолютная терпимость по отношению к чужим взглядам, образу жизни, которая заключается в ненаказуемости любого мнения или любого поведения, пока оно не ведёт к каким‑либо явным криминальным действиям.

Допустим, кто‑то нацепил на себя нацистскую форму, взял в руки флаг со свастикой и вышел на московскую улицу в день рождения Гитлера, при этом кричит о свободе выражать свои фашистские взгляды. А другой, «патриот‑антифашист» требует сжечь в печи, закопать живьём или хотя бы просто поставить к стенке и расстрелять этого первого. На том основании, что первый осквернил память деда, который геройски погиб, сражаясь с гитлеровцами. Кто из них опасней для общества? Опасней именно «патриот», он и есть самый настоящий фашист. Первый, возможно, просто идиот. Часто приходится наблюдать, как такой «патриот‑антифашист» яростно защищает то, в борьбе с чем погиб его дед. Внук героя сам стал фашистом. Так иногда бывает.

Преследование за слова, мысли, идеи – один из симптомов фашизма. Для фашиста инаковость уже сама по себе является поводом для ненависти и неважно, представляет ли этой инакомыслящий или инакочувствующий какую‑либо реальную опасность для фашистского режима.

Нельзя наказывать людей за любые слова, за ношение чего‑либо или чтение запрещённых книг.

Парадокс заключается в том, что запрещать фашистские идеи, фашистскую литературу, есть не что иное, как тот же самый фашизм. Бороться с фашизмом фашистскими методами невозможно, так как уничтожая один фашизм, своими руками тут же создаёшь другой.

Век масс – это не только век идей, но и век возникновения принципиально нового вида интеллектуального продукта – массовой культуры.

Если раньше искусство было ориентировано на элитарное потребление, то есть всё, что создавалось поэтами, драматургами, композиторами, художниками, скульпторами было адресовано образованному аристократу или, в более позднее время – взыскательному буржуа, то новое искусство, родившееся в середине XIX века, было примитивно и понятно любому.

С помощью литературы, музыки, кино, радио и телевидения гораздо проще, в отличие от лозунгов и псевдонаучных теорий, возбудить в людях необходимые манипуляторам чувства. Лозунги слишком просты, чтобы в них сразу и безоговорочно мог поверить интеллигент, а теории слишком сложны для понимания малообразованного человека.

Под влиянием специально созданных произведений искусства человеку гораздо проще поверить, что внушаемые фашистами мысли и чувства не привнесены извне, а являются его собственными. Так меньше заметно манипулирование его сознанием.

В начале XX века с развитием идей фашизма, возникло фашистское искусство, предназначенное для насаждения культового сознания конвейерным методом, в огромном масштабе, целым народам и расам.

Для насаждения культового сознания крайне важны массовые мероприятия (политические, культурные, спортивные и прочие). Публичное выступление фашистского лидера на многолюдном митинге или совместные действия огромной толпы вызывают у присутствующих на мероприятии сторонников фашизма общие эмоции, индивидуальность растворяется в толпе, пробуждается стадный инстинкт подражания, возникает сильное психофизическое возбуждение, аналогичное эйфории от приёма психоактивных веществ. Человек становится восприимчивым, как бы под гипнозом. В результате такого воздействия происходит полная деиндивидуализация и человек легче поддаётся любому внушению. Человеческому сознанию в таком возбуждённом состоянии можно привить любой культ.

Лаконичные эмоциональные лозунги, облечённые в строгие короткие словесные формулы, строгие геометрические формы в контрастных цветах на агитационных плакатах и листовках, демонстрации с портретами вождя, факельные шествия, строгая форма военного образца для гражданских служащих, военные марши, радостные песни с чётким ритмическим рисунком – всё это в комплексе воспринимается людьми на эмоциональном уровне как единое целое и служит формированию культового сознания.

Для освобождения от культового сознания необходимо применять специальные методы контрпропаганды, целью которых является развитие у человека чувства собственного достоинства, осознание им собственной индивидуальности и уникальности, создания условий для возникновения критического и творческого мышления.

В качестве контрпропаганды необходимо менять устоявшиеся в обществе ложные представления об окружающем мире, необходимо помогать людям самостоятельно искать истинные причины исторических событий, действительной мотивировки других людей.

Нужно предоставить возможность каждому человеку внимательно исследовать фашистскую идеологию с помощью логики, проанализировать известные факты вне фашистского представления о мире, помочь провести собственный системный анализ вскрытых противоречий. Важно наглядно показать и подробно объяснить весь механизм идеологической обработки, которой человек был подвергнут фашистскими пропагандистами.

Иногда случается так, что в результате воздействия пропаганды мышление человека нарушено необратимо и навязанные манипуляторами мысли могут остаться в сознании навсегда. Как только какой‑то факт противоречит основам культа или выпадает из смыслового поля фашистского культа, то этот факт непроизвольно игнорируется сознанием. В этом случае пропагандистскую идеологему невозможно устранить из сознания, так как она попросту отключает ту часть логического мышления, с помощью которой вообще возможно доказать несостоятельность этой идеологемы.

Получается порочный замкнутый круг: как только речь заходит о некоем значимом для восприятия культа предмете, событии или явлении, то у фашистского фанатика сразу возникают сильнейшие эмоции и его мозг сразу переключается на эту идеологему. Фанатизм начинает бурно фонтанировать, в результате чего человек вообще не способен понимать чужую речь, тем более смысл чужих доводов. Таким образом, навязанная фашистскими идеологами модель окружающего мира неразрывно связана у такого фанатика с очень сильными, не поддающимися никакому контролю эмоциями и разрушить эту связь не всегда возможно.

Особенно это справедливо для слишком эмоциональных людей и лиц с серьёзными нарушениями психики, у которых даже само упоминание о чём‑то связанном с фашистским культом немедленно вызывает сильные переживания и ощущения. Эти переживания и ощущения захватывают контроль над мышлением и начинают полностью определять поведение человека. В таких случаях просвещение бесполезно, работу с ними следует поручить психологам, а с основательно запущенными случаями – психиатрам. Оптимизм внушает тот факт, что подобных клинических проявлений фашистского фанатизма крайне незначительный процент.

Предположение, что если хорошо знать историю, то люди уже не повторят старых ошибок, представляется мне одним из самых опасных заблуждений современности.

Ошибки будут каждый раз повторяться, с некоторой регулярностью, и очередной народ будет с восторгом прыгать по кругу, по старым граблям.

Для того, чтобы не повторять ошибок прошлого, необходимо понимать главные причины этих ошибок, суть процессов, которые привели к этим ошибкам, а не только исторические условия, существовавшие в тот момент, когда они совершались. Нужно не вспоминать детали исторических событий, а понять глубинные процессы, возникающие в сознании людей при воздействии на них фашистской пропаганды.

Не существует никакого другого рецепта противостоять этой заразе, кроме как, просвещать население относительно пропагандистских приёмов и опасности прихода фашистов к власти, прививать терпимость к чужому мнению и привычку критически относиться к окружающему миру.

Немецкий философ Иммануил Кант на вопрос, что же такое Просвещение, нашёл замечательный ответ – «Имей мужество пользоваться собственным умом!».

1.5. Культ ненависти

Известно, что самое простое и сильное средство, чтобы кого‑то объединить – общая ненависть.

Без врагов фашистский режим не может существовать. Враги – одно из необходимых условий существования фашистского режима. Эксплуатация образа врага является для него одним из основных способов осуществления политической власти.

Именно наличием врагов оправдываются необходимость нахождения фашистов у власти, ущемления прав и свобод граждан. Именно этим обстоятельством объясняются все экономические трудности в фашистском государстве. Желанием внутренних врагов уничтожить фашистское государство обуславливается наделение этого государства неограниченными полномочиями в отношении собственных граждан.

Злые намерения внешних врагов служат оправданием милитаристской агрессивной политики по отношению к остальному миру. Приписываемое соседям стремление к аннексии территорий фашистского государства или угнетению расово, национально, социально или религиозно близких фашистам граждан соседней страны, является поводом для военного вторжения (нанесение превентивного удара) или военной и финансовой помощи террористическим организациям в этих соседних странах.

Создание пропагандистских образов внутренних и внешних врагов напрямую направлено на увеличение градуса ненависти в обществе, повышение шанса на приход к власти фашистской партии и способствует укреплению уже существующего фашистского режима.

Главной целью конструирования пропагандистами образа внешнего врага, является чёткое разделение в общественном сознании окружающего мира на «своих» и «чужих», закрепление враждебного отношения общества к определённым категориям людей.

Фашистской пропагандой навязывается предельно простая картина мира, в рамках примитивной дихотомии – «мы и наши враги». Мир, с точки зрения пропаганды, не имеет никаких оттенков, только белое и чёрное.

Ненависть к врагам – основной способ сплотить подверженное фашистской пропаганде и полностью подконтрольное режиму население, превратить людей в одержимую бесноватую толпу.

В романе «1984» Джорджа Оруэлла описаны «двухминутки ненависти»: «…Ужасным в двухминутке ненависти было не то, что ты должен разыгрывать роль, а то, что ты просто не мог остаться в стороне. Какие‑нибудь тридцать секунд – и притворяться тебе уже не надо. Словно от электрического разряда, нападали на всё собрание гнусные корчи страха и мстительности, исступлённое желание убивать, терзать, крушить лица молотом: люди гримасничали и вопили, превращались в сумасшедших. При этом ярость была абстрактной и не нацеленной, её можно было повернуть в любую сторону, как пламя паяльной лампы». Эта цитата из Оруэлла, практически дословно, повторяет описания состояний хунвейбинов после прочтения дацзыбао и нацистов после очередного публичного выступления Гитлера.

Для ненависти много не нужно, иногда достаточно отличия в форме ушей соседнего племени, различий в отправлении религиозных обрядов, причём неважно, даже если враждующие стороны принадлежат к одной религии, иногда даже одной религиозной конфессии.

Для разжигания ненависти фашистам достаточно любой удобной для этого в религиозном, культурном или историческом контексте мелочи, которую они раздуют до гигантских размеров, как приснопамятную муху. И абсолютно неважно, что даже раздутая до гигантских размеров муха на слона совершенно непохожа, пропагандисты аккуратно дорисуют отсутствующие детали.

Направленность ненависти на внешних или внутренних врагов может быть обусловлена предшествующими историческими событиями или культурными, религиозными и прочими особенностями типичных представителей привилегированной группы, от имени которой выступают фашисты.

Например, немецкий̆ национал‑социализм был направлен преимущественно на уничтожение внешнего врага, а российский̆ сталинизм – на внутреннего. Первое связано с немецким (в особенности прусским) культом армии и силы, воинственным воспитанием немецкой молодёжи, а второе – с Гражданской войной и последовавшими сразу за ней репрессиями в отношении самых различных слоёв населения, от аристократии, интеллигенции, казаков, до простых крестьян и рабочих, предшествовавших политическим чисткам в СССР в период фашизма (1929–1953 годы).

Универсальным средством для удержания власти и расправы с неугодными, служит создание образа внутреннего врага, чем пользовались ещё в древности.

В Древнем Риме их называли «враги общества» (hostis publicus). Во времена Французской̆ революции впервые появился термин «враги народа» (ennemi du peuple). Ленин называл их «социал‑предатели», в гитлеровской Германии это были национал‑предатели (Nazionalverräter).

В XX веке в Европе в фашистской пропаганде практически повсеместно, укоренился именно термин «национал‑предатели», впервые появившийся в книге Гитлера «Моя борьба», в главе «Мысли о значении и организационном построении штурмовых отрядов».

Где появились в партийной или государственной пропаганде «национал‑предатели», можно быть уверенным, что там со страниц или экранов, широко улыбаясь смотрит фашизм.

Вторым по популярности термином, используемым для обозначения внутренних врагов, является «пятая колонна». Понятие, переиначенное и переосмысленное фалангистами Франко, взятое испанцами из ранних выступлений и публикаций Муссолини, времён Первой мировой войны.

Муссолини писал тогда о «пятой армии», которую Германия создала в тылу своих противников, против которых воевали четыре немецкие армии, на четырёх фронтах, считая наиболее успешной «пятую армию» – ленинскую РКП (б), парализовавшую главного противника кайзеровской Германии – Российскую империю.

С внутренними врагами расправлялись в разных фашистских странах по‑разному. Всё зависело от степени фашизации общества и от кровожадности самих фашистов. В различных местах и разное время это происходило в широком диапазоне жестокости, от публичных садистских казней с истязаниями и пытками или сурового остракизма, до лёгкого общественного порицания.

Революционный̆ трибунал якобинцев с необычайной лёгкостью выносил в отношении «врагов народа» смертные приговоры и приводили их в исполнение публично, на площадях.

Нацистский и сталинские режимы отправляли своих «национал‑предателей» в концентрационные лагеря, откуда противники, несогласные и просто безвинные граждане уже не возвращались.

Итальянские фашисты изгоняли из школ и университетов преподавателей‑либералов, лишали работы членов коммунистической партии, им сочувствующих и просто несогласных с политикой фашистского правительства.

Тем же, прославились члены комиссии по расследованию антиамериканской деятельности (комиссия палаты представителей конгресса США, действовавшая в 1934–1975 годах), созданной для борьбы с подрывной и антиамериканской деятельностью. Лучшие представители американского общества подверглись ничем не обоснованным преследованиям, некоторые из них покончили жизнь самоубийством из‑за нападок рьяных последователей сенатора Джозефа Маккарти. Страшно даже представить, чем бы закончился бал мракобесия в США, если деятельность сторонников Маккарти не ограничивалась тогда уровнем комиссии конгресса, а вышла бы на более высокий государственный уровень, при непосредственном активном участии законодательной, исполнительной и судебной власти или если бы эта политика ненависти и подозрительности получила широкую поддержку среди простых американцев.

Когда борьба с настоящими или мнимыми внутренними врагами ведётся непосредственно самим государством, а не фашистской организацией и ее нелегальными или полулегальными боевыми группами, то последствия всегда гораздо трагичнее.

Какова бы ни была многочисленна фашистская организация, без прямой поддержки государственного аппарата, речь может идти лишь о точечном терроре, направленном на отдельных лиц или на небольшие или средние, всегда эпизодические и бессистемные акции устрашения, уничтожения противников режима и предполагаемых врагов.

Действия репрессивных государственных органов, в отличие от спорадических фашистских погромов, сопровождаемых беспорядками, грабежами и убийствами, могут принять страшные кровавые оттенки. В этом случае речь может уже идти не только о планомерном, системном преследовании отдельных этнических или религиозных общин, но и о масштабном физическом уничтожении определённой категории граждан в масштабах целой страны. При этом наличие или отсутствие вины отдельных лиц вообще не имеет никакого значения, по причине того, что в подобных массовых акциях речь всегда идёт о «превентивном терроре».

Известный чекист Мартын Лацис: «Мы не ведём войны против отдельных лиц, мы истребляем буржуазию как класс… Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы ему должны предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора. Требуется не наказание, а их полное уничтожение».

Иногда после прихода к власти фашисты распускают свои боевые отряды или значительно ограничивают их деятельность для того, чтобы обезопасить себя от спонтанных проявлений излишнего фанатизма и возникновения внутренней оппозиции.

Так, нацисты после лета 1934 года, принудительно сократили организационные и оперативные возможности своих партийных штурмовых отрядов SA (Sturmabteilung), ранее выполнявших карательные и частично полицейские функции. Полномочия партийных штурмовых отрядов были переданы новой организации – охранным отрядам партии (SS, Schutzstaffeln).

Отряды SS представляли собой уже не свободные самоуправляемые объединения граждан, а полностью интегрированные в государственный организм нацистской Германии военизированные формирования, с централизованной иерархической структурой, жёсткой дисциплиной. За штурмовиками SA остались лишь пропаганда, да ещё работа с призывниками и резервистами.

Из‑за того, что штурмовые отряды ко времени совершения нацистами преступлений против человечности уже полностью утратили политическое влияние и сократились до чисто символического размера, представляя собой реликт раннего нацистского партийного строительства, SА не были, в отличие от SS, признаны Нюрнбергским международным трибуналом в качестве преступной организации.

А бывает и так, что фашистская партия и (или) государство, наоборот, сохраняет или даже создаёт новые формально независимые от государства автономные фашистские организации. Это происходит, когда фашисты не могут напрямую осуществлять какие‑либо слишком шокирующие общественность или в чём‑то компрометирующие государство и фашистскую партию мероприятия.

Такие формально автономные организации могут силой подавлять демонстрации, пикеты и забастовки, проводить акции, направленные на общественную дискриминацию и сегрегацию отдельных социальных, этнических или религиозных групп, осуществлять демонтаж традиционных для общества институтов, проводить социальные или экономические эксперименты,

Фашистская партия и государственные органы могут открыто или тайно поддерживать такие формально автономные фашистские организации финансово, организационно, информационно одновременно дистанцируясь от них.

Часто фашисты для своих целей используют стихийные проявления социальной и национальной вражды маргинальной части населения, путём разжигания ненависти и последующего направления этой ненависти на указанную ими цель.

Ночь с 9 на 10 ноября 1938 года вошла в европейскую историю под названием «хрустальная ночь». Хрустальной она стала из‑за вида улиц, усыпанных хрустящим под ногами стеклом витрин магазинов после масштабного еврейского погрома во всех крупных городах Германии, Австрии и Судетской области Чехословакии, населённой в основном немцами.

До этой ночи нацисты планомерно раздували пламя ненависти немецких и австрийских антисемитов. Поводом для погромов стало убийство 7 ноября 1938 года в Париже евреем Гершелем Гриншпаном секретаря германского посольства во Франции Эрнста Эдуарда Рата.

Сразу же после покушения по всей Германии прошли митинги, организованные нацистами. Гитлер распорядился закрыть все еврейские газеты, общественные и религиозные организации. В 17:30 9 ноября 1938 года Эрнст Рат скончался.

Когда весть о смерти Рата дошла до Берлина, Йозеф Гёббельс заявил, что нацистская партия не будет опускаться до каких‑либо акций возмездия против евреев, но если народ решит предпринять определённые действия, то ни армия, ни полиция вмешиваться в ситуацию и защищать евреев не будут. Тем самым, рейхсминистр пропаганды дал понять, что нацистское руководство даёт добро на проведение в стране еврейских погромов.

Сразу же после слов Гёббельса, всем нацистским партийным организациям был направлен срочный секретный приказ, запрещающий членам NSDAP в каком‑либо виде участвовать в возможных беспорядках, вызванных покушением на секретаря посольства.

Уже к десяти часам вечера этого же дня на улицах немецких городов стихийно стала собираться молодёжь из рабочих кварталов и неблагополучных районов, группами из 5–10 человек, вооружённых металлическими прутьями и деревянными палками.

Ещё через два часа по всей Германии и в Австрии еврейские погромы начались с нападения агрессивно настроенных молодых немцев на синагоги, принадлежащие евреям магазины, и кафе. Молодчики били витрины, врывались в магазины и банально грабили их, тащили из разгромленных кафе спиртное и продукты. Были сожжены синагоги в Берлине, Потсдаме, Вене, Франкфурте, Мюнхене, Висбадене, Дюссельдорфе, Карлсруэ, Бремене, Ганновере, Баден‑Бадене, Вормсе, Кёльне, Лейпциге, Дортмунде, Кёнигсберге. Вместе с синагогами были разгромлены общественные здания и помещения, принадлежавшие еврейским общинам.

К утру 10 ноября евреев избивали не только прямо на улице, но и уже врывались в их дома. Как потом выяснилось, большинство нападений на евреев имели целью банальный грабёж. Часть этих нападений закончились гибелью жертв.

Опасаясь международной реакции на погромы, высшее руководство NSDAP утром 10 ноября приняло решение остановить беспорядки. Глава SS Генрих Гиммлер отдал приказ начальнику государственной службы безопасности СД и шефу полиции безопасности Рейхарду Гейдриху принять срочные меры и в кратчайший срок прекратить уничтожение собственности и защитить евреев от погромов.

Местные организации SA и подразделения SS уже к вечеру 10 ноября взяли под защиту еврейские магазины и кафе, витрины которых были разбиты прошлой ночью. Гитлер вызвал высшее полицейское начальство в рейхсканцелярию и приказал немедленно начать расследование.

В процессе предварительного полицейского расследования выяснилось, что некоторые члены NSDAP, несмотря на запрет партийного руководства, подстрекали толпу и лично участвовали в погромах. Руководство Третьего Рейха было в бешенстве, но не столько самим погромами, столько тем, что отдельные члены партии ослушались приказа начальства лично не участвовать в погромах, тем самым нанесли серьёзный урон репутации нацистской партии.

Высший партийный суд NSDAP привлёк к ответственности несколько членов партии, непосредственно участвовавших в погроме и обвинённых в нападениях, грабежах и убийствах на основании показаний свидетелей. Всего было привлечено к ответственности 30 нацистов, 4 исключены из партии, двое понижены в должностях.

В связи с тем, что формально никто из нацистского руководства не участвовал в событиях «хрустальной ночи», никаких серьёзных международных последствий для Германии не было. Президент США Франклин Рузвельт отозвал американского посла в Берлине для консультаций, а Великобритания и Франция ограничились лишь направлением правительству Германии соответствующих нот протеста.

Слабость западных правительств, их нежелание идти на серьёзный конфликт с Третьим Рейхом введением экономических санкций или даже разрывом дипломатических отношений, сделала возможным дальнейшую дискриминацию национальных меньшинств, нацистскую агрессию в отношении восточных соседей Германии и холокост.

До сих пор страны либеральной демократии отказываются признать вину Великобритании, Франции и США в геноциде евреев, цыган, славян и других народов, в развязывании Второй мировой войны.

В коммунистическом Китае людей, имевших собственные взгляды, либо заподозренные в возможном наличии таковых, фанатичные последователи Мао Цзэдуна называли «врагами культурной революции».

Банды молодых отморозков из школьников и студентов (хунвейбины – «красная гвардия»), не прибегая к таким «мелочам», как следствие и суд, убивали всех подряд, попавших под подозрение, а часто вообще без каких‑либо оснований. От них мог пострадать любой, от обычного рабочего, до священнослужителя, преподавателя или врача. Хунвейбины, не будучи формально подчинёнными напрямую компартии, находясь вне правового поля и осуществляя откровенный произвол, тем не менее действовали совершенно свободно и всегда безнаказанно.

После того как в конце июля 1966 года учащихся всех китайских школ и университетов отправили на шестимесячные каникулы, начался сущий ад. Пятьдесят миллионов несовершеннолетних учащихся уничтожили практически всех своих преподавателей, воспитателей и значительную часть чиновничества. Убивали не только в тюремных застенках или лагерях, убивали просто на улице.

Формально организации хунвейбинов были независимы от коммунистического китайского государства и напрямую не подчинялись КПК. Тем не менее они создавались целенаправленно для проведения репрессий в отношении партийной оппозиции Мао Цзэдуна, и лиц, которые китайскими коммунистами считались в лучшем случае «балластом» из местных, государственных и партийных бюрократов, а в худшем – активными саботажниками и вредителями, препятствующими проведению руководством компартии «великой пролетарской культурной революции», провозглашённой Мао в своём первом послании китайскому народу (первое дацзыбао).

Молодые хунвейбины руководствовались посланиями руководства компартии, партийными постановлениями и лично Мао Цзэдуна. Партийная печать, притворно удивляясь большому количеству «из ниоткуда стихийно появившихся» молодых революционеров, всячески хвалила хунвейбинов. Естественно, что чем больше было хвалебных речей в адрес юных погромщиков, тем больше возникало стихийных революционных организаций хунвейбинов.

«Постановление ЦК Коммунистической партии Китая от 8 августа 1966 года: «Отважными авангардом выступает большой отряд ранее неизвестных революционно настроенных юношей, девушек и подростков. Они активны и умны. С помощью открытого высказывания мнений, полного разоблачения и исчерпывающей критики с помощью «дацзыбао» (стенгазет), а также широких дискуссий они повели решительное наступление на явных и тайных представителей буржуазии. В таком великом революционном движении им, естественно, сложно избежать тех или иных недостатков. Однако их революционное главное направление всегда остаётся правильным. Таково главное течение великой пролетарской культурной революции, таково главное направление, по которому она продолжает двигаться вперёд».

Через год после вышеприведённого Постановления КПК, хунвейбинов, сделавших своё дело и ставших китайской компартии ненужными, разогнали с помощью народной милиции, внутренних войск и армии. Участвовавших в убийствах и грабежах отправили за решётку. Большинство руководителей были направлены на перевоспитание в трудовые лагеря, а наиболее одиозных лидеров хунвейбинов публично казнили. Около шести миллионов рядовых членов «красной гвардии» были отправлены в концентрационные лагеря или сосланы в сельские районы на длительные сроки.

В России начала XX века «Русская монархическая партия» и другие политические правые монархические объединения использовали для осуществления силовых акций боевые отряды, именовавшие себя «чёрными сотнями», по аналогии с нижегородскими низовыми (т.е. «чёрными») сотнями Кузьмы Минина, входящими в состав Земского ополчения в 1611 – 1612 годах.

Эти боевые группы представляли собой разношёрстную публику. В «сотни» входили представители различных сословий, но основу всегда составляли люмпенизированная часть рабочих, мещан и казаков – в составе низовой части, то есть простых исполнителей. В немногочисленное руководство входили, как правило, крупные промышленники, мелкие лавочники, младшие военные чины и полицейские.

Идеологию чёрных сотен составляли: патриотизм, монархизм, русский великодержавный шовинизм и антисемитизм. Русский народ провозглашался исключительным и народом‑богоносцем.

По мнению черносотенцев, отождествлявших себя со всем русским народом, остальные национальности и малые народности Российской Империи предназначены быть рабами, принадлежать русскому народу и российскому самодержцу. «Истинно русские патриоты» считали, что цыгане, евреи и ещё целый список «неугодных Богу народов» подлежат изгнанию с территории империи или полному физическому уничтожению.

Важную часть черносотенной идеологии помимо радикального национализма занимали также антимарксизм и антилиберализм, антикапитализм, солидаризм на основе Уваровской триады «православие, самодержавие и народность», традиционализм и этатизм.

Под тоталитарным государством черносотенцы понимали абсолютное, ничем не ограниченное самодержавие. Это, пожалуй, было первым в истории России массовым русским националистическим и антиреволюционным движением, созданным на основе идеи монархического и религиозного солидаризма.

«Чёрные сотни», формально не подчинялись монархическим партиям, влиятельным правым политикам, царскому правительству. Черносотенцы осуществляли регулярные нападения на марксистские организации, профсоюзы, провоцировали еврейские погромы, совершали убийства и грабежи на территории всей Российской Империи.

Царское правительство, формально осуждая черносотенцев, очень вяло реагировало на их бесчинства, фактически покрывая их. Русское дворянство и духовенство, не участвуя в деятельности движения, сочувствовали черносотенному движению и это не скрывали.

Своими врагами черносотенцы называли, прежде всего марксистов и евреев, за ними следовали: представители других народов, кроме русских, атеисты, все иноверцы (включая русских, не исповедовавших каноническое русское православие), интеллигенция, деятели искусств (по мнению черносотенцев, всегда иноземного происхождения, а следовательно, чуждых русскому народу), либеральные учёные, историки и писатели.

В. И. Ленин в ноябре 1922 года одним из первых отметил сильную схожесть итальянских фашистов с черносотенцами. То же самое впоследствии отмечали русские эмигранты в Италии, французские и итальянские журналисты, публицисты и политики.

Похожие по духу и методам организации существовали еще до начала Первой мировой войны по всей Европе и в Азии. Они отметились на политической сцене в Германии, Австрии, Болгарии, Испании, Бельгии, Греции, Османской империи, Японии и др.

О том, что у итальянских фашистов были предшественники, и что это были не только черносотенцы и не только в России, сегодня мало кто задумывается.

В Камбодже, руководители «красных кхмеров» воспитывали в членах своих вооружённых боевых отрядов ненависть к религии и священнослужителям, преподавателям, медикам, вообще ко всем образованным людям. В основе идеологии «красных кхмеров» – традиционализм и «аграрный социализм», маоизм. Режим опирался на неграмотное камбоджийское крестьянство и городских люмпенов.

После прихода к власти в Камбодже, всех жителей городов «красные кхмеры» насильно переселили в сельскую местность. Бывшие горожане обязаны были работать в созданных сельскохозяйственных коммунах по 20 часов в день.

В стране были ликвидированы все государственные органы, медицинские учреждения, закрыты объекты науки и культуры, библиотеки, университеты, школы. Были запрещены деньги, книги. Подавляющему большинству граждан республики Кампучия (так называлась Камбоджа во время правления «красных кхмеров»), которые работали на полях, было запрещено что‑либо читать или писать под страхом смерти.

Для боевиков, которыми чаще всего являлись революционно настроенные подростки, достаточным основанием для убийства могло быть всего лишь подозрение в том, что человек является христианином, мусульманином, буддистом или возможно, до прихода «красных кхмеров» мог быть врачом, преподавателем, студентом, инженером, журналистом, получил когда‑то высшее образование, никогда не работал на земле и жил «дореволюционным паразитическим образом жизни». Даже ношение очков рассматривалось как признак «интеллигентности» и служило поводом для физического уничтожения человека.

Удивительно, но даже по прошествии 17 лет с момента падения изуверского режима Пол Пота, в Камбодже до сих пор часть крестьян, проживающих в отдалённых районах страны, одурманенные полпотовской пропагандой, поддерживают партизанские отряды «красных кхмеров». Такова сила ненависти.

Часто культ ненависти создаётся на основе какой‑либо теории заговора национального, религиозного, социального или иного меньшинства против большинства.

Такие теории заговоров являются порождением тех же глубинных свойств психики, которые виновны в возникновении любого культового сознания.

Сторонник теории принимает на веру существование неких врагов, тайно плетущих сети заговора. Всё, что противоречит идеи заговора либо игнорируется, либо опровергается с помощью аргументов, имеющих серьёзные логические изъяны. Иногда факты, прямо противоречащие идее заговора или не имеющие совершенно никакого отношения к теме, путём ловких и логически неверных манипуляций, становятся подтверждающими заговор.

Несуществующий заговор, являющийся плодом фантазии одного человека, становится привлекательным для других, в том случае, когда соответствуют психологическому настрою и заранее заданному набору предубеждений этих людей.

Привлекательность теории заговора определяется не достоверностью фактов и убедительностью аргументов, а исключительно психологией, т. е. предрассудками, страхами и пр.

В плане изучения методологии и приёмов, используемых «теоретиками» для обоснования своих идей заговоров, любопытна книга Ральфа Эпперсона «Невидимая рука: введение в конспиративный взгляд на историю», вышедшая в 1985 году.

Эпперсон подметил удивительные особенности мышления и поведения сторонников теории заговора, стараниями которых мифические заговорщики демонизируются. Заговорщикам приписывается нереально большая власть и огромное влияние на политические и экономические процессы. Все значимые исторические события предстают в виде пунктов некоторого строго логически безупречного исполняемого плана. При этом полностью игнорируются существующие в на самом деле объективные причины или целый ряд причин.

Иногда к исторически значимым событиям приводит последовательность большого числа случайных и крайне незначительных событий, приводящих к суммарному кумулятивному эффекту, а вследствие этого к серьёзным (иногда даже глобальным) изменениям в политике и экономике.

Сторонники заговоров не желают признавать, что иногда даже отдельные мелкие события могут приводить к крупным последствиям, как‑то небольшой локальный бунт в отдельной деревне может перерасти в масштабное крестьянское восстание, гражданскую войну и смену правящей династии. Такие события‑триггеры являются непредсказуемыми и соответственно невозможно прогнозировать что именно в следующий раз переполнит чашу терпения народа, вызовет эмоциональный взрыв в народных массах, дворцовый заговор, бунт политической элиты, начало военных действий или смену политического курса страны решением единовластного правителя.

В качестве примера фашистского культа ненависти, возникшего путём соединения давних исторических событий и современной теории заговора, может служить современная теория «маньчжурского заговора».

Истоки этой теории уходят корнями в середину XVII века, когда Китаем правила династия Мин. Воспользовавшись ослаблением китайского государства, разорённого Гражданской войной, маньчжуры вторгаются на территорию Поднебесной и устанавливают на долгие годы своё правление, основав новую династию – Цин.

Новый китайский император‑маньчжур, залив кровью страну, установил политический режим больше похожий на оккупационный, чем на империю.

Маньчжуры селились исключительно внутри китайских городов в особых укреплённых районах, под охраной расквартированных маньчжурских войск. Оккупантам было запрещено покидать укреплённые районы, передвигаться по стране без военного сопровождения, вступать в «лишние» контакты и смешиваться с местными населением.

На территории Китая власть и народ разделились по этническому признаку. Придворные императора, военное командование, окружение и охрана императора, а также все лица, обслуживающие императорский двор, руководство армией в провинциях, тысячи чиновников и сборщиков налогов, как в столице, так и за её пределами говорили на иностранном языке, непонятном миллионам простых китайцев.

После свержения династии Цин в 1911 году, по всему Китаю началась резня маньчжуров. Чтобы спастись, маньчжуры стали массово выдавать себя за китайцев, носить традиционную китайскую одежду, брали китайские имена, меняли документы, где они были записаны как китайцы, не говорили на маньчжурском и не учили детей языку своих предков. Маньчжуры растворились в китайском народе, в результате чего исчезли их традиционная культура и язык.

В современном Китае никто не говорит на маньчжурском языке. Тем не менее среди современных граждан КНР есть большое количество тех, кто имеет маньчжурские корни и зачастую не считает себя этническим китайцем. Этот факт стал основой «маньчжурского заговора», любимой темой современных китайских националистов.

Националисты, апеллируя к историческому опыту оккупации Китая в XVII веке, называют маньчжуров тайными врагами китайцев. Предполагается, что маньчжуры заключают браки только между собой, чтобы не допустить смешения своих генов с китайскими, всячески помогают друг другу в карьере и стремятся снова захватить китайское государство.

По мнению современных китайских националистов, маньчжуры тайно захватили китайские газеты и телевидение, партийные и государственные посты.

Теория заговора предполагает, что все этнические маньчжуры, несмотря на то что они носят китайские имена и говорят на мандарине, публично относят себя к поклонникам китайской культуры и сторонникам китайской государственности, на самом деле являются злобными китаефобами, люто ненавидящими этнических китайцев.

Целью заговора называется разрушение китайской экономики и ослабление государства, для дальнейшего разделения страны – предполагаемые маньчжурские заговорщики якобы стремятся отколоть от Китая три северо‑восточные провинции, составляющие историческую Маньчжурию.

Некоторые националисты идут дальше – они утверждают, что целью маньчжуров является восстановление маньчжурской династии Цин и порабощение всех китайцев.

Теории о заговоре врагов привлекают в основном людей, которые не склонны к логическому анализу. Таким людям проще представить, что событие, у которого в реальности, очевидно, множество причин, как системных, так и случайных, может быть вызвано лишь единственной причиной – заговором врагов. Это объяснение превращает сложное труднообъяснимое в простое и понятное. Наиболее популярное объяснение любых неприятностей – злая воля недоброжелателей.

Пытаясь объяснить причины Великой французской революции, писатель и журналист, автор «Мемуаров по истории якобинства» и один из первых летописцев революции Огюстен Баррюэль, предложил теорию заговора иллюминатов: естественные исторические процессы, происходившие по всей Европе, грозившие падениями монархий и сменой политических систем многих западноевропейских государств, он объяснял «иллюминатско‑масонским» заговором.

Согласно теории Баррюэля, изложенной в его книге «Мемуары по истории якобинства», опубликованной в 1797 году, причиной Великой французской революции стал тайный договор, заключённый по инициативе главы ордена иллюминатов Адама Вейсгаупта, между франкмасонами и иллюминатами с целью уничтожения христианской церкви, французской монархии как института государственной власти, истребления всех представителей династии Бурбонов. Иллюминаты, согласно этой теории, намерены были полностью захватить власть сначала во Франции, а потом по всей Европе.

Теория Баррюэля была настолько примитивна и нелепа, что вызывала смех и сарказм у подавляющего большинства образованных людей того времени. Но тем не менее она нашла отклик у наиболее малограмотной части французских низших сословий. Книга была переведена на все европейские языки и пользовалась большим успехом у малообразованных и лишённых критического мышления зарубежных читателей.

Современник автора Жан Жозеф Мунье очень точно охарактеризовал причину успеха книги Баррюэля: «Чрезвычайно сложные причины были заменены на простые, специально приспособленные для понимания посредственных умов».

Не все фашистские режимы сразу проявляли крайнюю жестокость по отношению к «внутренним врагам». На начальном этапе «национал‑предатели» подвергаются, как правило, поражению в правах, исключению из университетов, лишению работы, высмеиванию в пропагандистских СМИ, остракизму.

Фашисты изо всех сил стараются вызвать у населения ненависть и презрение к «предателям», якобы пляшущим под дудку зарубежных капиталистов и на их деньги.

Популярным лозунгом всех фашистских режимов было: «Не нравится жить в нашей стране? Убирайтесь!». В стране неугодным создаются невыносимые условия, с единственной целью – вынудить их уехать из страны и не мешать фашистам строить их «правильное» тоталитарное государство.

Часто на поводу у фашистов идут консерваторы и либералы, изгоняя инакомыслящих, иноверцев или граждан определённой национальности, с целью избежать кровавой расправы над ними со стороны фашистов и сочувствующих им агрессивных фанатиков.

Апогеем массовой антисемитской истерии начала XX века стал Кишинёвский погром в апреле 1903 года, который получил огромный общественный резонанс во всем мире. Во время погрома были убиты около 50 человек, более 600 человек были ранены, разрушено более одной трети всех домов в Кишинёве.

Реальная угроза повторения событий, подобных кишинёвским, напугала одну часть европейских политиков, а другую часть радикализировала. Потакая антисемитским настроениям, умеренные политики пытались решить проблему не борьбой с предрассудками, а выселением евреев из своих стран.

Идея изгнать евреев в какую‑либо отдалённую местность довольна стара. Ещё в 1885 году немецкий историк и теоретик расового антисемитизма Пауль де Лагард предложил всех евреев депортировать из Европы на Мадагаскар. Впоследствии «Мадагаскарский план», будет возникать неоднократно: в Польше, во Франции, в Третьем Рейхе.

В 1903 году, напуганным лавинообразным ростом антисемитизма в собственной стране британское правительство предложило, незадолго до этого возникшему сионистскому движению, план «Уганда». Согласно этому плану, предполагалось создать на территории Кении еврейское государство с названием Уганда.

Сионисты решили отправить в Кению комиссию, целью которой было определить, действительно ли возможно создание на этой территории еврейского государства. Реализации этого плана помешал раскол в сионистском движении и начало Первой мировой войны.

Французский министр заморских территорий Мариус Муте предложил передать Польше Мадагаскар, являвшийся на тот момент французской колонией. Польское правительство практически сразу же создало комиссию по разработке плана по решению еврейского вопроса, путём переселения польских евреев на Мадагаскар. Эта комиссия в конце 1936 года родила документ «Еврейская эмиграция и колониальные вопросы», в котором указывалось, что Польша перенаселена евреями из‑за их массового исхода с территории нацистской Германии, предыдущих волн иммиграции с XI по XIX век, а также существенного превышения еврейской рождаемости над польской. В документе подчёркивалось, что евреи в Польше, как правило, более образованы, занимают доминирующее положение в некоторых отраслях промышленности, в банковской сфере, а их доходы намного превышают доходы большинства этнических поляков.

В 1937 году началась практическая фаза реализации проекта. Остров Мадагаскар посетила польская правительственная комиссия под руководством Мечислава Лепецкого, в состав которой входили в том числе известные еврейские общественные деятели. Лепецкий публично заявлял о намерении выслать на Мадагаскар от 40 до 60 тысяч евреев. Реализации этого плана помешало начало Второй мировой войны.

В гитлеровской Германии евреи, цыгане, славяне, финны, представители азиатских народов, в самые первые годы существования Третьего рейха не уничтожались, а лишь изгонялись из страны различными способами.

Первоначально политикой национал‑социалистского немецкого правительства было создание невыносимых условий для неугодных граждан.

Постепенно градус ненависти в обществе повышался методами государственной нацистской пропаганды. Периодически возникали эксцессы с участием люмпенизированных легковозбудимых слоёв населения. Государственный аппарат демонстративно дистанцировался от экстремальных проявлений этой «народной» ненависти. Чиновники и полицейские Германии говорили, что ничего не могут сделать с еврейскими погромами, с публичным обливанием краской актёров‑евреев на сцене, разгонами «патриотами Германии» мирных рабочих митингов и профсоюзных собраний, надписями и еврейскими шестиконечными звёздами на витринах магазинов, принадлежащих евреям.

При этом нацистским государством создавалась видимость борьбы полиции с этими проявлениями. Как правило, виновные в погромах, избиениях, а позднее и в убийствах «национал‑предателей», получали смехотворно мягкое наказание.

Вот как комментировал убийства «врагов партии» доктор Гёббельс: «Это проявление здоровых инстинктов арийской нации. Мы не будем этому мешать».

В первые годы своего существования нацистская Германия официально придерживалась принципов демократического государства, соблюдения прав человека, а тем временем нацистская пропаганда постепенно разжигала в своих гражданах ненависть и поощряла совершённые преступления своим бездействием.

Избирательность правосудия не исключительная черта нацистского политического режима, она наблюдается почти у всех фашистских режимов. Формально фашистские законы действуют в отношении всех одинаково, но применение этих законов сильно зависит от того, применяется он в отношении сторонника или в отношении противника политического режима, насколько «правильными» являются действия, признаваемые законом преступными, с точки зрения нацистской идеологии.

Фашисты почти всегда игнорируют свои же запреты на занятие бывшими политическими противниками государственных должностей, если это сулит выгоду.

Если еврей является генералом люфтваффе и полезен Третьему Рейху, то он будет получать государственные награды и двигаться по службе, а если еврей работает юристом и слывёт сыном богатого ювелира, то у него не только нет шансов сделать карьеру в Германии, но и остаться в живых. Несмотря на государственный антисемитизм, сотни евреев прекрасно вписались государственный аппарат гитлеровской Германии.

Дворянское происхождение царского полковника Сергея Сергеевича Каменева не помешала ему занять должность главнокомандующий вооружёнными силами рабоче‑крестьянского государства. Бывшие высшие офицеры императорской русской армии не просто назначались на должности, но и регулярно повышались в звании, занимали более высокое положение в государстве, чем ранее, как, например, генерал‑майор императорской армии Михаил Дмитриевич Бонч‑Бруевич, который стал генерал‑лейтенантом Красной армии в 1944 году. То же самое касалось инженеров, дипломатов, чиновников. Таких примеров десятки тысяч. Дворянское происхождение имели высшие советские партийные руководители – Ленин, Крестинский, Куйбышев, Орджоникидзе, Жданов. В то же самое время, когда за неосторожное слово могли отправить в лагерь рабочего или колхозника, среди советских чиновников было много тех, кто в годы Гражданской войны боролся с большевиками с оружием в руках

Бывший учитель, а позднее занимавшийся юридической практикой (помощник у присяжного поверенного), Андрей Януарьевич Вышинский, сразу после Февральской революции 1917 года был назначен комиссаром милиции. В революционные дни он прославился тем, что инициировал уголовное дело и розыск Владимира Ильича Ульянова (Ленина) по обвинению в шпионаже в пользу кайзеровской Германии. Во время Гражданской войны был активным противником большевиков. В советское время Вышинский был прокурором РСФСР, прокурором СССР, министром иностранных дел СССР, постоянным представителем СССР при ООН и в Совете Безопасности ООН.

К преступникам, совершивших преступления в отношении врагов режима или совершивших противоправные действия, имевшие выгодные для фашистов последствия, всегда наблюдается традиционно мягкое отношение фашистских правоохранительных и судебных органов.

За убийство еврея в Третьем Рейхе можно было получить шесть месяцев тюрьмы, а за выплеснутый фужер вина в лицо нацистскому партийному функционеру – 12 лет в концлагере, что в реальности означало вынесение смертного приговора.

Чтобы за тяжкое преступление отделаться испугом и лёгким, символическим наказанием, в Третьем Рейхе достаточно быть штурмовиком или просто членом NSDAP.

В первые годы существования СССР, чтобы полностью избежать наказания или получить несоизмеримо содеянному мягкое – нужно было быть «социально близким», например, насильником или грабителем.

В гитлеровской Германии можно было безнаказанно убить турка или цыгана, в коммунистической Кампучии – профессора или врача, а в Советской России – кулака, при этом можно было убить всю его семью и разграбить его имущество (стихийная экспроприация в русских деревнях).

Часто фашисты пользуются услугами уголовников, для выполнения откровенно криминальной работы, когда сами не могут себе позволить быть напрямую обвинёнными в преступлении.

В первые годы фашистской диктатуры в Италии действовали боевые группы, формально не имевшими отношения к фашистской партии и её вождю, занимавшиеся погромами, избиениями и запугиванием политических противников Муссолини.

Во время избирательной кампании весны 1924 года в Италии боевики оказывали силовое давление на лидеров оппозиции, работников избирательных комиссий, несговорчивых префектов и сотрудников местных администраций. Для запугивания избирателей проводились акты террора непосредственно в день выборов. В результате многие кандидаты от оппозиционных фашистам партий были вынуждены отказаться от участия в выборах.

Полиция с энтузиазмом создавала видимость бурной работы, но на самом деле почти ничего не предпринимала для предотвращения нападений, запугивания и совершения террористических актов. Усилия итальянских полицейских были направлены в основном на тех, кто пытался открыто говорить о нарушениях со стороны фашистов во время проведения избирательной кампании и подтасовок непосредственно во время выборов.

Несколько иностранных журналистов, которые написали о злоупотреблениях фашистов на выборах, были высланы из страны.

Депутат от Итальянской социалистической партии Джакомо Маттеотти регулярными выступлениями в парламенте с разоблачительными речами, изобличавшими масштабные избирательные махинации и злоупотребления фашистской партии, причинил фашистской партии и лично Муссолини достаточно неприятностей, чтобы стать мишенью боевиков.

Последней каплей, переполнившей терпение дуче, стало требование Маттеотти отозвать мандаты депутатов от фашистской партии, полученных ими в результате махинаций на недавно прошедших выборах. Выступление Маттеотти было ответом на беспрецедентное предложение Муссолини, который 30 мая попросил итальянский парламент разом одобрить блок из нескольких тысяч законов, даже не обсуждая их.

К началу июня 1924 года фашистам стало известно, что Маттеотти спешно готовит к публикации материалы, доказывающие, что фашизм держится исключительно на терроре и коррупции, а не на поддержке избирателей.

Подготовленное Маттеотти досье о фашистских преступлениях уже было почти готово, когда Джакомо 10 июня 1924 года был похищен группой фашистских боевиков под руководством Америго Думини, он оказал сопротивление и был убит. Боевики вывезли тело за город и похоронили, полагая, что останутся безнаказанными, скрыв следы преступления.

Когда факт убийства Маттеотти стал известен всей стране, Муссолини публично заявил, что был сильно огорчён этим ужасным преступлением. Фашисты стали рьяно опровергать связь с убийством оппозиционного депутата, объясняя свою непричастность тем, что убийство было очевидным экстремальным проявлением «справедливого народного гнева» какого‑то психически неуравновешенного патриота. Фашисты публично заявляли, что врага итальянского народа мог убить любой патриотически настроенный гражданин.

Муссолини, на обвинения о личной заинтересованности в смерти Маттеотти заявил: «Я никогда не пожелал бы запятнать кровью по существу святое движение, которое я привёл к победе».

Достоверно известно, что сам Муссолини не отдавал никаких приказов об уничтожении противника фашистского режима. Но также, очевидно, что преступления бы не свершилось, если убийцы не были уверены в том, что таково желание дуче.

Те, кто утверждает, что в проклятьях Муссолини в адрес Маттеотти было лишь безобидное чересчур эмоциональное отношение к своему противнику, должны подумать о том, что высказывание подобных пожеланий в присутствии людей, явно способных пустить в ход оружие, является своего рода просьбой дуче окончательно «решить проблему» с ненавистным депутатом.

Муссолини пришлось немедленно отдать приказ об аресте боевиков. Начальник полиции генерал Де Боно, затянув первый этап расследования, позволил большей части боевиков скрыться. Вместе с боевиками исчезли и свидетели.

Несмотря на противодействие расследованию со стороны фашистов, руководитель банды Думини всё же был осуждён за убийство, но уже через два года был освобождён из тюрьмы. Он стал почитаться фашистами в качестве героя, пожертвовавшего своей свободой ради идеалов итальянского фашизма. Но как только он стал публично говорить о том, что Муссолини является главным виновником преступления, то сразу же снова попал за решётку, но уже на более длительный срок.

Через два года после прихода нацистов к власти, в Германии были приняты Нюрнбергские расовые законы (Nürnberger Rassengesetze) – «Закон о гражданине Рейха» (Reichsbürgergesetz) и «Закон об охране германской крови и германской чести» (Gesetz zum Schutze des deutschen Blutes und der deutschen Ehre), провозглашённые 15 сентября 1935 года на очередном съезде Национал‑социалистической партии в Нюрнберге. Этими законами запрещались браки и сожительство этнических немцев с представителями «неполноценных народов».

В период с 1935 по 1943 год требования к «инородцам» ужесточались и к середине 1943 евреям был закрыт доступ почти ко всем должностям и профессиям, власти ограничили свободу их передвижения и ввели в удостоверение личности обязательную отметку о еврейской национальности владельца паспорта.

Нацисты предлагали многим странам, в том числе СССР принять евреев, в ведомстве Генриха Гиммлера даже разрабатывались различные подробные планы переселения на отдалённые территории.

Нацистским планом «Ниско‑Люблин» предполагалось переселить немецких евреев в Польшу, для чего планировалось создать еврейское государство под германским управлением восточнее Кракова. После раздела восточных территорий по советскому пакту «О ненападении» для создания такого государства была выбрана территория вокруг Люблина. Принудительное переселение началось под контролем гестапо в октябре 1939 года, но вскоре прекратилось, по ходатайству немецкой оккупационной администрации в Польше (Польское генерал‑губернаторство), в связи с протестами польского населения, которое не желало присутствия на своей земле депортированных евреев.

Мадагаскарский план, рождённый польским правительством, возродился второй раз уже в Третьем Рейхе. Нацисты предполагали, в соответствии с государственным четырёхлетним планом, переселять на Мадагаскар по миллиону европейских евреев в год. Но Вторая мировая война поставила крест на этих планах, так как весь немногочисленный флот Германии был занят боевыми действиями, что делало невозможным транспортировку евреев к Мадагаскару.

Большинство стран либо совсем отказались принять беженцев из Третьего Рейха, либо установили такие квоты, что делало иммиграцию невозможной для большинства потенциальных эмигрантов. Как сказал потом первый президент Израиля Хаим Вейцман: «Мир разделился на два лагеря: на страны, не желающие иметь у себя евреев, и страны, не желающие впускать их в свою страну».

С момента создания нацистского государства до начала массового физического уничтожения людей в концлагерях прошло достаточно времени, чтобы население Германии могло прозреть и убедиться в истинно дьявольской природе нацизма. Но немецкий народ был ослеплён идеями расового превосходства и своей исключительности.

Все сказки про мощное сопротивление немецкого народа нацизму, я оставляю на совести сказочников. Сколько‑нибудь серьёзного сопротивления немецкого народа нацизму не было. Да, были антифашистские группы, но их численность была мизерной. Случались единичные протесты несогласных и редкие случаи организованного сопротивления, которые были незаметны на общем фоне народного восторга и ликования.

Народное ликование по поводу совершающихся от имени народа различных мерзостей и преступлений – это и есть звериный лик фашизма, отблески которого появляются на лицах обычных людей в минуты «патриотического порыва». Такое же звериное выражение читатель может увидеть сегодня на лицах английских футбольных фанатов, на лицах французских неонацистов во время проведения их демонстраций, на лицах русских православных патриотов, марширующих в чёрной форме военного образца, со свастикой на рукавах и хоругвями в руках.

В Советской России и СССР понятие «враг народа» официально просуществовало целых 60 лет, с 28 ноября 1917 года, когда это выражение было применено В. И. Лениным к своим оппонентам (руководству партии кадетов), до 1977 года, когда с принятием новой Конституции СССР было исключено из правовых документов, а затем из партийно‑бюрократического лексикона.

Преследования «врагов народа» в СССР и «национал‑предателей» в гитлеровской Германии начинались одинаково – с высылки из страны лиц, неугодных новой власти.

В СССР сначала были поезда с диссидентами, отправленные через германо‑российскую границу, потом были «философские пароходы», на которых отправили из Петрограда в принудительную эмиграцию более 160 самых известных в России и в мире представителей русской интеллигенции.

Коммунисты в СССР сначала не препятствовали добровольной эмиграции, также как и нацисты в первые годы своего правления. Это уже потом, в Третьем Рейхе людей будут травить газом и жечь в печах крематориев, а в Сибирских лагерях диссидентов и просто невинных людей будут расстреливать тысячами, закапывать живьём со связанными руками, разбивать прикладами головы, сжигать заживо или просто ждать, когда они сами умрут от невыносимых условий и непосильной работы.

Из СССР в эмиграцию отбыло больше миллиона человек, это по самым скромным подсчётам. Только во Франции поселились более 200 тысяч человек, ещё больше в Турции (около 300 тысяч). Много русских бежало с Дальнего Востока в Китай, их общее количество оценивают в 80 тысяч человек.

Фашизация начинается постепенно – с первой волны ненависти, выплёскиваемой в общество маргиналами. С хорового пения православных патриотов, шагающих по Невскому проспекту держа в руках иконы и портреты русского монарха, с радостных весенних первомайских демонстраций в Москве и чучел повешенных буржуев, с мирного похода чернорубашечников на Рим и с безобидных факельных шествий штурмовиков Рёма по улицам Нюрнберга.

Второй волной выносит на поверхность разное отребье человеческое. Тут плеснут краской в лицо профессора, там – публично плюнут в лицо актрисы. Потом начинают просто убивать на улице, громить профсоюзы и грабить магазины. Фашистское государство делает вид, что борется с этой сволочью, одновременно поощряя их действия мягкостью наказания, а тем временем партийная фашистская пресса из обыкновенных уголовников ловко лепит национальных героев.

В мае 1933 года, Гитлер обращался к депутатам рейхстага, оправдывая действия штурмовиков: «Если вы называете эти отряды воинскими подразделениями, тогда военными ассоциациями можете называть шахматные клубы и общества собаководов».

Министр внутренних дел КНР Се Фучжи заявил: «В своей борьбе мы не можем зависеть от суда и от уголовного закона. Мне не нравится, когда люди убивают, но, если народные массы так ненавидят кого‑то, что их гнев нельзя удержать в общепринятых рамках, мы не будем им мешать. Народная милиция должна быть на стороне хунвейбинов, объединиться с ними, сочувствовать им». Во время «великой китайской культурной революции» погибло более 1 млн. человек, а 5 миллионов были репрессированы.

Третья волна ненависти, как правило, приходит уже на официальном уровне. Ненависть открыто провозглашается в качестве «традиционной ценности» и «воли народа». Принимаются соответствующие законы, формируется репрессивный государственный аппарат. Жестокость по отношению к реальным и мнимым врагам из категории «редких эксцессов» переходит в разряд официальной государственной политики в отношении неугодных.

Со временем, у граждан фашистского государства стираются моральные ограничения, незаметно для них самих растворяются нравственные барьеры. Парадокс в том, что под воздействием пропаганды, человек перестаёт чувствовать жалость к другому человеку, исчезает чувство собственного достоинства, любовь к близким, даже материнский инстинкт.

В июне 1945 года сотрудники оккупационных администраций на территории поверженной Германии неожиданно обнаружили удивительное обстоятельство – со слов обращавшихся к ним за помощью граждан Германии, все эти немцы были если не активными борцами с гитлеровским режимом, то, по крайней мере, тайными противниками нацистов.

Получалось, что чуть ли не весь немецкий народ был противником национал‑социалистов, а лояльность режиму обеспечивал исключительно карательный аппарат нацистов. Если принять всё это за правду, то становится непонятно, кто тогда голосовал на выборах, кто добровольно посещал многотысячные демонстрации и кричал лозунги на собраниях в трудовых коллективах, кто написал в гестапо миллионы доносов на своих сослуживцев и соседей. Это еще один вид сказок для умственно неполноценных или потерявших свою память.

Правда о массовом поражении умов немцев изощрённой нацистской пропагандой неприглядна и ужасна.

Простые немцы, во время эвакуации концлагерей в 1945 году, своими руками убивали заключённых прямо возле своих домов, мимо которых проходили колонны узников. Они устраивали настоящую охоту в лесах, сгоняли их в сараи и сжигали десятками заживо.

Под Кёнигсбергом в селе Пальмникене местные жители помогли эсэсовцам согнать на берег Балтики около 3 тыс. узников концлагеря Штутгоф и расстрелять всех до единого. Озверелые жители немецких сёл и маленьких городков выхватывали из проходящих колонн свои жертвы, которые еле передвигали свои ноги и убивали их топорами, закалывали вилами, перерезали горло кухонными ножами прямо на дороге. По обочинам сельских дорог были тысячи трупов, умерших от истощения и убитых немецким гражданским населением. Страшно читать рассказ о том, как две девушки держали за руки ослабевшего, практически превратившегося в скелет узника, а местный сельский учитель бил его ножом.

Вдоль дорог по всей Германии сейчас стоят памятники, поставленные на месте убийств заключенных концлагерей. Счёт убитым в каждом немецком городке, через которые прошли узники, идёт на десятки и сотни людей.

Опрошенные следователями местные жители, виновные в убийствах, объясняли, что, убивая узников концлагерей, одни мстили за свой страх перед надвигающейся советской армии и обиду за поражение вермахта, а другие очищали мир от «недочеловеков». Эти немцы не выполняли ни чьих преступных приказов, они делали это не из‑за страха перед карательным аппаратом Третьего Рейха. Все они стали убийцами добровольно и выполняли своё кровавое дело с энтузиазмом. Причина такой жестокости – лютая ненависть, годами насаждаемая нацистской пропагандой.

Призывы советской пропаганды убивать, убивать и снова убивать вылились в масштабные воинские преступления в отношении мирного населения Германии.

Советские солдаты сжигали заживо десятки немцев в амбарах и сараях, грабили и убивали домовладельцев. На территории Германии сотрудники СМЕРШа, а потом и НКВД обнаружили массовые захоронения гражданских лиц, в заброшенных домах и на обочинах дорог были найдены сотни (а по некоторым данным – тысячи) изнасилованных и убитых немок. Советские солдаты полагали, что вправе мстить немецкому народу за все те военные преступления, которые совершили на захваченной советской территории немецкие оккупационные власти, подразделения SS и местной полиции. Их переполняла ненависть.

Ненависть к «врагам» под действием пропаганды постепенно становится частью личности и незаметно замещает остальные чувства. Фашистская пропаганда умело пользуется этой особенностью психики.

В известном фильме «Ближний круг» Андрея Кончаловского звучит вопрос, который может задать женщина любимому мужчине только в тоталитарном фашистском государстве: «Ты кого больше любишь, меня или Сталина?». И тут дело даже не во всепроникающем тотальном страхе, а в глубокой деформации личности человека, подвергнутого пропагандистскому прессу.

У простого обывателя, если он даже не член фашистской партии и не работник государственного аппарата, а простой обычный добрый с виду человек и порядочный семьянин, после многолетней обработки фашистской пропагандой, уже не возникает никакого сожаления, когда он узнаёт об убийстве гомосексуалиста, негра, еврея, мусульманина, христианина и прочих, в зависимости от направленности ненависти, разжигаемой пропагандой. По мнению зомбированного человека, нет причин для моральных терзаний, так как они, по определению не могут являться полноценными людьми. Вот бездомную собачку жалко, а мусульманина или коммуниста – нет.

Болезнь тотального доносительства разрастается в обществе со скоростью эпидемии. Сын с лёгкостью предаёт своего отца, тысячи детей доносят на своих родителей, мужья на жён, родители на детей. Сосед пишет донос на соседа, коллега на коллегу. Священник конспектирует содержание исповеди для передачи в политическую полицию.

Немецкая печать и радио с 1933 года и до момента краха Третьего Рейха, постоянно повторяли, что буржуазный мир прогнил. Всем заправляют капиталисты‑евреи. Ведомством Гёббельса круглосуточно внушалось немцам, что немецкий народ, единственный в мире исключительный носитель высочайшей духовности, а потому призван нести в мир разумное, доброе и вечное. А враги – это алчные буржуи в соседних странах и национал‑предатели внутри страны, которые хотят развратить немецкий народ, растлить его, поэтому немцы должны их ненавидеть. Они их и ненавидели.

Отдельные немцы ненавидят до сих пор, несмотря на денацификацию, законодательные запреты на нацистскую идеологию и риск уголовного наказания за оправдание нацистов и нацизма. В семейном кругу они и сейчас вспоминают «славные времена» Третьего Рейха. Равно как в России до сих пор живы сталинисты, а в Италии ещё не перевелись поклонники Муссолини. Это правда, просто про это не принято говорить в приличном обществе, об этом не принято писать, а если кто‑то и напишет, то не принято печатать.

Виноват ли в этом немецкий народ или русские с итальянцами? Сложно сказать. Всё дело в том, что пропаганда – самое сильное оружие из тех, что изобрело человечество, оно пострашнее термоядерного.

Даже после окончания атомной войны найдутся среди оставшихся в живых те, кто захочет доказать свою правоту в драке со своими мнимыми врагами, обуреваемые злобой и ненавистью. При помощи палок и камней. Предрассудки, беспричинная ненависть, взращённые пропагандой, в отличие от материальных объектов, не могут быть уничтожены в одночасье.

Пропагандой можно отравить целые поколения наперёд. Ростки идей тоталитаризма, корпоративизма и национализма, взлелеянные писателями, философами и политиками в XIX веке, проросли в XX веке итальянским фашизмом, немецким национал‑социализмом и очередной мировой войной.

Нередко фашистская пропаганда, запущенная правительством в нефашистской, вполне демократической стране, лишь с целью консолидации общества для решения каких‑либо отдельных реально существующих социальных проблем, оборачивалась через несколько лет фашистской диктатурой.

Отравленное фашистским ядом общество сначала молчит, пока демократическое правительство обеспечивает безопасность и достойный уровень жизни. Но как только возникает экономический кризис, угроза возникновения революции или беспорядков, то общество с великой радостью поворачивается к фашистам. Такие примеры многочисленны.

В медицине есть термин «ятрогенный». Это патология, возникшая в результате действий врача. Лечение больного общества даже малыми гомеопатическими дозами фашизма может привести к кумулятивному эффекту и последующему летальному исходу.

Зерно фашизма, брошенное однажды государственной пропагандой пусть даже с добрыми намерениями, обязательно прорастёт. Сможет ли при этом общество справиться с угрозой фашизма, зависит от наличия в этом обществе иммунитета от «коричневой чумы».

Стараниями Гитлера и NSDAP, бо́льшая часть нового поколения немцев, родившихся же после войны, получила вакцину от фашизма на долгие годы, наверное, на целые десятилетия. Это несмотря на теплящуюся в умах и сердцах старшего поколения и относительно небольшого количества молодых немцев тоску по гитлеровскому режиму и надежду на возврат к мононациональному социалистическому нацистскому государству.

За немцев я спокоен. Вакцина, сделанная Нюрнбергским международным военным трибуналом хоть и не вечная, но достаточно длительного действия. Хуже обстоят дела в странах с фашистским прошлым, где народ не отрефлексировал свою историю, своё участие в создании и поддержании фашистского режима. А главное, где зло не было наказано.

В России, к моему глубочайшему сожалению, не было декоммунизации и осуждения коммунистического режима, поэтому полностью отсутствует стойкий иммунитет к фашизму.

Некоторая часть русских не только до сих пор тоскует по сталинским временам, что в общем не выглядит странным, но ещё имеет возможность открыто выражать свои чувства и пропагандировать коммунистические идеи. Гораздо хуже, что сталинисты и «православные патриоты» безнаказанно разжигают ненависть, наклеивая ярлыки «русофоб» и прямо призывают к уничтожению «врагов русского народа», а это уже опасно.

Особенно дико, когда российская молодёжь выходит на улицы с фашистскими лозунгами и красными флагами, неся при этом портреты своих дедов, сломавших хребет немецкого национал‑социализма. Странная картина, когда внуки победивших фашизм русских воинов выкрикивают фашистские лозунги о создании нового «справедливого» государства на митингах. Они считают русским патриотизмом то, с чем воевали их деды.

Часто под маской патриотизма прячется матёрый радикальный национализм, в какой‑либо из его разновидностей (национал‑большевизм, национал‑социализм, христианский ирландский католический национализм, панарабский исламский национализм, испанский крестьянский национализм, греческий православный национализм и другие, подобные им).

Фашистский патриотизм особенный – это не любовь к своей стране, а ненависть ко всем другим.

Особым индикатором, своего рода лакмусовой бумажкой для определения степени фашизации общества, всегда было обвинение фашистами своих врагов, реальных или предполагаемых, в нетрадиционной сексуальной ориентации или богохульстве, в непочтительном отношении к своей истории, к героическим предкам или принадлежности к чуждому этносу.

К примеру, в Германии были популярны обвинения в гомосексуализме, в арабских странах – в богохульстве, колдовстве и сатанизме. В СССР враги обвинялись в презрении к человеку труда. Эти приёмы основаны на эксплуатации типичной для конкретных социумов неприязни, напрямую связанной с культурными особенностями численно доминирующей привилегированной группы (нации, социальной группы или целого класса, приверженцев определённой религиозной конфессии и им подобных). Фашизм и в этом случае апеллирует не к разуму, а к чувствам людей.

Традиционно негативное отношение европейских народов к гомосексуалистам, лесбиянкам и прочим сексуальным меньшинствам эксплуатировалось фашистами с целью опорочить оппонента, используя для этого вполне понятную традиционную неприязнь большинства людей. При этом не имеет значения, преследовались ли законом в это же самое время нетрадиционные сексуальные отношения или государство не обращало на это никакого внимания. Это чисто фашистский трюк.

Враги, изображённые в нацистских пропагандистских материалах, непременно имели самое прямое отношение к нетрадиционной сексуальной ориентации. Гитлеровская пропаганда неустанно вещала о том, что европейских странах буржуазной демократии разгул безнравственности, полное и беспрецедентное падение нравов, какого ещё не было в мировой истории.

В немецких газетах писали, что в Америке, Франции и Великобритании всем заправляют гомосексуалисты, они в политике, в банках, в искусстве, в государственном аппарате. Английские священники, по мнению Гёббельса, только тем и занимались в свободное от службы время, что насиловали мальчиков из детских хоров при церквях. Политики других стран или немецкие диссиденты, покинувшие страну после прихода Гитлера к власти, обязательно обвинялись в мужеложстве, педофилии, зоофилии и прочих извращениях. Это делалось в целях возбудить в своих гражданах омерзение, неприязнь к врагам не только на идеологическом, но и на инстинктивном подсознательном уровне.

Наглядными примерами подобной дискредитации фашистами своих противников могут служить сфабрикованные дела в отношении военного министра Германии генерал‑фельдмаршала вермахта фон Бломберга и командующего сухопутными силами генерал‑полковника барона Вернер фон Фрича, которые считали, что вооружённые силы не должны быть инструментом агрессии и их единственное предназначение – оборона страны.

Нацисты не просто сумели отстранить военных оппозиционеров гитлеровскому режиму, но и полностью дискредитировали их в глазах немцев.

У Гитлера до начала Второй мировой войны не складывались отношения с германским генералитетом, в особенности с генералами старой прусской военной школы, которые в большинстве были выходцами из аристократической среды и относились с плохо скрываемым пренебрежением лично к фюреру и вообще к членам плебейской, по их мнению, национал‑социалистической рабочей партии. Даже высшее военное руководство, на уровне командующих войсками разделяло отношение немецких генералов к нацистам и их захватническим планам.

После того как фон Фрич и фон Бломберг публично высказали своё мнение по поводу агрессивных военных планов Гитлера и вступили в открытый конфликт с Гёрингом, тот предпочёл навсегда избавиться от строптивых генералов попросив о помощи в этом деле начальника Главного управления имперской безопасности Рейнхарда Гейдриха.

В отношении Бломберга гестапо запустило слух о том, что он женился на стенографистке из управления снабжения Еве Грюн, на которую в полиции нравов якобы имелась учётная карточка. Гитлер и Гёринг заявили Бломбергу о том, что брак генерал‑фельдмаршала немецкой армии с бывшей проституткой нарушает нормы морали и потребовали немедленного расторжения брака. Бломберг расторгать брак отказался и был отстранён от должности.

Примечательно, что Гитлер и Гёринг были свидетелями на той свадьбе, а кандидатура невесты была тщательно и многократно проверена гестапо ещё до бракосочетания.

Несмотря на то, что по итогам последующей проверки гестапо призналась в «ошибке», карьера Бломберга и его репутация в обществе были полностью разрушена. До конца жизни за Бломбергом следовали слухи и пересуды: неизвестно, то ли он действительно женат на бывшей проститутке, то ли всё‑таки нет.

В тот же день, когда состоялся разговор Гитлера с Бломбергом, гестапо предоставило фюрера «компромат» на барона фон Фрича, обвинив его в гомосексуализме. Фрич отверг все обвинения, потребовал полицейского расследования и рассмотрения его дела Высшим военным судом.

В ходе расследования, возглавляемого начальником немецкой уголовной полиции Артуром Небе, была доказана непричастность командующего сухопутными силами барона фон Фрича и выявлены грубые подтасовки, совершённые сотрудниками гестапо. Гестапо пыталось выдать за командующего другого человека – его однофамильца, пожилого и больного отставного военного в чине риттмайстера, а также уговаривало дать показания на Фрича отбывавшего срок сутенёра и шантажиста Отто Шмидта.

В суде стало известно, что не только рядовые сотрудники гестапо знали о подлоге. Гиммлер и Гейдрих также были осведомлены о деталях проводимой гестапо провокации, но ничего не предприняли для снятия обвинений с барона фон Фрича.

Вернер фон Фрич был полностью оправдан военным судом, но ещё до окончания следствия ему пришлось подать в отставку. Так нацисты не только избавились от неугодного командующего, но и окончательно сломали его военную карьеру. Произошло как в развязке старого русского анекдота – «ложки потом нашли, но осадок остался». Ещё долго при любом упоминании фамилии Фрича, у собеседников возникали стойкие ассоциации с гомосексуализмом, военным судом и скандалом на всю страну. Оправдание барона фон Фрича и прямые доказательства провокации гестапо мало способствовали восстановлению репутации генерал‑полковника.

Ещё одним типично фашистским способом опорочить своего оппонента является обвинение в оскорблении чувств ветеранов прошедших войн, принижение подвигов национальных героев.

В Берлинских кинотеатрах четвёртого декабря 1930 года состоялась премьера американского фильма «На западном фронте без перемен», снятого киностудией Universal Pictures по вышедшему годом ранее антивоенному роману немецкого писателя и бывшего фронтовика Эриха Марии Ремарка.

В своём романе Ремарк описывает события Первой мировой войны и свои фронтовые впечатления от лица молодого немецкого солдата Пауля Боймера. «Потерянное поколение», изображённое Ремарком в романе не могло найти себе места в мирной жизни, из‑за травмированной войной психики и разочарования. В книге война показана именно с той неприглядной стороны, с какой её видели непосредственные участники, простые солдаты одной из воюющих европейских армий. С той стороны, с которой её видел сам автор, ушедший на фронт в ноябре 1916 года прямо из‑за школьной парты.

По отзывам немецких фронтовиков у Ремарка получился очень правдивый и одновременно шокирующий своим натурализмом роман. Это произведение повествует о грязи и крови настоящей, а не вымышленной войны, о молодых парнях, ещё несколько месяцев, назад сидевших в школьных классах и отправленных умирать на никому не нужной бойне. В книге Ремарка тщательно прорисована патриотическая и националистическая истерия, охватившая целый народ и чем она в итоге закончилась.

Сразу после выхода в январе 1929 года роман стал мировым событием, о котором заговорили, который обсуждали в аристократических клубах, средних школах, рабочих кружках, университетах, в дворцах и лачугах. Книгу в первый же год перевели на несколько языков, в последующие пять лет она была издана миллионными тиражами. Автор сразу стал знаменитостью, его даже выдвинули на Нобелевскую премию по литературе 1931 года.

Но фильм, снятый по роману Ремарка, сильно не понравился нацистам. Они посчитали рассказ простого солдата об ужасающей бесчеловечности и совершенной бессмысленности войны оскорбительным для немецкого народа, клеветой на немецких солдат и офицеров.

Ненависть у нацистов вызывали не только описания боевых действий и быта солдат, но и проявление на войне обычных человеческих чувств. Как, например, описанная Ремарком жалость к врагам, когда герой романа Пауль, направленный на охрану лагеря, русских военнопленных, размышляет о судьбе своих бывших противников, очень похожей на его собственную. Он передаёт через ограждение пленным русским солдатам сигареты. Обыденность и бессмысленность жестокости войны противоречит героическому пафосу нацистов буквально на каждой странице.

Глава берлинской партийной организации Йозеф Гёббельс поставил своим подчинённым цель – сорвать показ в стране неугодного фильма. Штурмовики кричали, свистели во время сеансов, кидали в зал дымовые шашки. На первых акциях присутствовал лично Гёббельс. Через несколько дней они перешли к более радикальным мерам – стали угрожать владельцам кинотеатров, избивали зрителей, совершали поджоги.

Национал‑социалисты вынудили президента Пауля фон Гинденбурга запретить показ фильма, оскорбляющего, по их мнению, чувства ветеранов войны и всего немецкого народа. По прямому указанию министра внутренних дел отдел цензуры отменил своё решение о выдаче прокатного удостоверения и запретил фильм с формулировкой – за «низкое эстетическое качество».

Ремарк так отреагировал на запрет: «Я всегда думал, что каждый человек против войны, пока не обнаружил, что есть такие, которые за, особенно если им не нужно идти туда самим».

Великое горе немецкого народа, потерявшего в кровавой бойне миллионы отцов, сыновей мужей и братьев, усилиями Гёббельса и его подручных превратились в великую цель, в героическую жертву.

За годы нацизма пропаганда научила немцев гордиться количеством героически павших солдат, ужасными лишениями, испытываемыми стариками, женщинами и детьми в тылу.

То, что сразу после войны вызывало скорбь и сожаление за напрасно погубленные жизни, через 20 лет уже вызывало у немцев чувство национальной гордости и желание победоносного реванша. Немцы готовы были без сожаления и малейшего сомнения кинуть в мясорубку будущей войны следующие миллионы своих солдат. Именно поэтому, через пять‑восемь лет после выхода фильма «На западном фронте без перемен», в Третьем Рейхе будут запрещаться куда более безобидные книги и фильмы, под запрет попадут исторические и приключенческие романы, детские сказки, мультфильмы студии Уолта Диснея.

В 1932 году Ремарк эмигрировал из Германии в Швейцарию после начала травли на родине. Банковский вклад Ремарка на 20 тыс. рейхсмарок был изъят под предлогом подозрения в незаконных банковских операциях, а по типографиям было разослано предупреждение о нежелательности печатать любые будущие произведения писателя. Немецкая печать, соревнуясь друг с другом, взахлёб поносила Ремарка, обвиняла в ненависти к немецкому народу, опускаясь до прямых оскорблений. Был запущен слух о еврейском происхождении автора, ставшим всемирно известным благодаря своему первому пацифистскому роману.

В 1933 году, когда Ремарк уже находился в эмиграции, нацисты запретили издание его книг, а студенты университетов публично сожгли на площадях его произведения. Гёббельс по этому поводу сказал: «Нужно всячески приветствовать такое поведение нашей прекрасной молодёжи, отвергающей всякие гнусные измышления и искажения немецкой истории».

Нобелевскую премию по литературе 1931 года Ремарк так и не получил несмотря на прогнозы известных писателей и литературных критиков по всему миру. При рассмотрении заявки Нобелевский комитет учёл протест Союза германских офицеров и отклонил кандидатуру писателя. Члены Шведской академии литературы, находясь под обаянием немецкого национал‑социализма, признали, что роман действительно оскорбляет немецкую армию.

В СССР книга «На Западном фронте без перемен», сразу после публикации перевода на русский язык в 1929 году, была запрещена, а после 1937 года все найденные в библиотеках издания этого перевода были изъяты и переданы в Спецхран. Последующая публикация русского перевода стала возможной только в 1959 году.

Секретарь ЦК партии Вячеслав Михайлович Молотов в декабре 1929 года обратился к Сталину: «Пишу сегодня записку Стецкому о книге Ремарка „На Западном фронте без перемен“. Я решительно против массового распространения этой тупой буржуазно‑пацифистской литературы».

Не только Вячеслав Молотов, никогда не бывавший на войне, был оскорблен пацифистской книгой, «недостойно» изображавшей немецких солдат, героически сражавшихся с врагами своей родины. За изъятие книги выступали крупные советские военные деятели, книгу по их откровенному признанию не читавшие, такие как Народный комиссар по военным и морским делам СССР Климент Ефремович Ворошилов, будущие советские маршалы Семён Михайлович Будённый, Александр Ильич Егоров, Семён Константинович Тимошенко, а также высшие партийные руководители, среди них Председатель ЦИК СССР от РСФСР Михаил Иванович Калинин, член Оргбюро ЦК Николай Михайлович Шверник.

Похожие приемы использует и клерикальный фашизм. Обвинения в оскорблении религиозных чувств, кощунстве не обязательно должно подкрепляться доказательным фактическим материалом. Достаточно параллельной аналогии с другими, вменяемыми «врагам веры» деяниями.

Например, делаются далеко идущие ни на чём не основанные выводы из действий обвиняемых, абсолютно не имеющих к религии никакого отношения. Так как эти выводы были сделаны с использованием извращённой фашистской логики, то они принимаются безоговорочно в качестве доказательств, а если быть более точным – вместо доказательств.

Маргинальные адепты поддерживаемой фашистами религии из кожи вон лезут, чтобы найти в мотивации иноверцев какие‑либо преступные мотивы, а в их безобидных повседневных действиях – богохульство, оскорбляющее святыни и чувства религиозных фанатиков.

Открытое употребление свинины европейцами и американцами в ресторанах и кафе в своих традиционно христианских странах, трактуются отдельными аятоллами не просто как нарушение запрета, касающегося исключительно мусульман и иудеев, а как демонстративно враждебные действия христиан по отношению к мусульманам.

Критика слишком строгого соблюдения евреями субботы, ношение некоторых видов одежды, порицаемое мусульманами и прочие, безобидные действия могут быть расценены фанатиками как прямое оскорбление со стороны иноверцев или атеистов.

Простое выражение своего мнения в отношении религиозного обряда может быть «притянуто» религиозными фанатиками к богохульству.

Непонятные обывателю, традиционные религиозные обряды иноверца могут быть причислены к колдовству, кощунству, неуважению к религиозным обычаям титульной нации. При этом обвинение часто распространяется сразу на всю социальную или этническую группу, разрастается в объёме, утяжеляется всеми мыслимыми и немыслимыми религиозными преступлениями.

Богохульством могут объявить всё что угодно. От маскарадной одежды на праздник Дня всех святых (Halloween – All Hallows’ Eve или All Saints’ Eve), до пения традиционных рождественских песен, которые даже не всеми современными европейцами и американцами воспринимаются в качестве религиозных, а почитаются лишь в качестве исторической традиции.

Исламофашисты считают богохульством все христианские богослужения, где упоминаются почитаемые также в исламе библейские пророки, но не так, как это предписывает ислам. Они также считают христианскую Библию богохульной книгой, содержащей хулу в виде описаний Адама, Евы, Лота и прочих библейских героев, как порочных и безнравственных.

Не секрет, что в религиозных странах особо рьяные адепты государственной религии, а иногда и сами священнослужители при поддержке государственных чиновников, стараются принудительно обратить в свою веру иноверцев. При этом вступая в религиозный спор, они часто, вместо того чтобы трезво и спокойно противопоставить оппоненту свои аргументы, сразу же прибегают к обвинению в богохульстве.

Часто к обвинению к богохульству присовокупляют обвинение в безнравственном поведении, объясняя аморальное поведение иноверца тем, что из неверия в Бога непосредственно следует и неверие в мораль.

По свидетельствам журналистов, в некоторых современных мусульманских странах, нередко имущественный или земельный спор между соседями, принадлежащими к разным конфессиям, заканчивается обвинением иноверцев в богохульстве. Это вполне знакомая русскому человеку ситуация из относительно недавнего советского прошлого, когда какой‑либо подонок, чтобы захватить комнату соседа в коммунальной квартире, писал донос о неуважительном отношении соседа к напечатанному в газете портрету Сталина. Точно с теми же мотивами, мусульманин сочиняет заявление в исламабадскую полицию на соседа индуиста о факте богохульства. Если в обществе самим государством культивируется ненависть, такие явления будут считаться обычными.

Обвинения в неуважении к государственной религии могут послужить детонатором для массовых погромов, геноцида.

Армяне, проживавшие на территории мусульманской Османской Империи, исповедовавшие христианство, законодательно были поражены в правах, так как считались неполноценными – зимми. К армянам в империи относились примерно также как в то же самое время в Российской Империи к евреям. В массовом сознании турок или армянин являлся хитрым, жадным менялой, коммерсантом, относящимся враждебно ко всем мусульманам исключительно из‑за своей религии – христианства. В стране распространялись слухи о подрывной деятельности армян, о тяжких преступлениях на религиозной почве.

Ненависть в турецком обществе буквально кипела и в 1894 году выплеснулась спонтанными массовыми убийствами армян, продолжавшиеся целых два года. Правительство не смогло или может быть не сильно хотело остановить религиозных фанатиков.

К началу Первой мировой войны турецкое общество уже было психологически готово к геноциду немусульманского населения. По свидетельствам западных журналистов, в 1908 году Турция напоминала пороховой погреб, достаточно было небольшой искры и крайне религиозное на тот момент турецкое общество, пылающее ненавистью к неправоверным, могло взорваться. Так и произошло, младотуркам через семь лет было достаточно лишь поднести спичку нового турецкого национализма.

Идеология пантюркизма предполагала создание единого государства для всех тюркских народов, исповедующих ислам. С приходом во власть младотурок, являвшихся наиболее последовательными сторонниками пантюркизма, идея национальной исключительности турок и оттоманская имперская политика сделала геноцид армян, ассирийцев, греков и других немусульманских народов неизбежным.

После подписания Турцией в 1914 году договора с Германией восточная граница Оттоманской империи отодвигалась, включая в состав империи мусульман, проживавших на бывшей территории Российской империи.

План расширения империи, прямо предусматривал массовое уничтожение христиан, которые в 1914 году составляли более 60 процентов от общего населения империи. Буквально через несколько часов после заключения договора с Германией, началось массовое истребление христианского населения: греков, ассирийцев, армян, проведённое турецкой армией и милицией.

Своего апогея массовые убийства достигли в 1915 году и продолжались вплоть до упразднения империи и провозглашения Турецкой республики в 1923 году.

Геноцид немусульманского населения был результатом имевшихся на протяжении веков противоречий и религиозной ненависти, а создание пришедшими к власти в июле 1908 года младотурками идеологии пантюркизма, насаждение культа исключительности тюркских народов, планомерного разжигания национальной и религиозной ненависти к немусульманским народам, лишь многократно повысило градус ненависти и приблизило кровавую развязку.

Геноцид был осуществлён младотурками при активной поддержке всего турецкого населения и не мог бы вообще состояться в отсутствии такой поддержки.

Никто не называет Османскую империю фашистским государством, а младотурок фашистами, несмотря на явные признаки: авторитаризм, вождизм и культ личности Энвера‑паши, популизм, традиционализм, этатизм, культ национальной исключительности, культ войны и прочие фашистские культы. Наверное, причина в том, что моментом рождения фашизма традиционно принято считать создание Бенито Муссолини фашистской партии в Италии в 1921 году.

Для возбуждения классовой ненависти фашисты используют непонимание малограмотными слоями населения практического смысла и политического значения противоречий, возникающих в обществе между различными социальными группами. Место этих противоречий, которые играют роль естественного двигателя социального прогресса, у одних фашистов занимает примитивная марксистская идея о вечной ненависти пролетариата к буржуазии, эксплуатируемых к эксплуатирующим, у других видов фашизма – идеи единства на какой‑либо основе (национализм, религия и прочее), независимо от социальных различий.

Из двигателя социального прогресса марксистская идея вечной классовой ненависти у коммунистов становится топливом для будущих революций и народных бунтов. Левый фашизм использует эту идею чтобы пугать общество опасностью прихода коммунистов к власти и служит оправданием массовых репрессий.

Правый фашизм пытается нивелировать значение социальных противоречий путём их простого отрицания с одновременной консолидацией общества на основе идей солидаризма, корпоративизма, национального или религиозного единства и пр..

Одни люди, признавая наличие классовых противоречий, описанных в трудах классиков марксизма и мирясь с фактом существования этих противоречий, сами желают занять место эксплуататоров, считают благом экономическую и личную свободу, позволяющую осуществить свою мечту перейти в другой социальный класс. Другие, принимая неизбежность классовых противоречий, стараются мирными политическими методами добиться для себя и других людей социальных гарантий и повышения оплаты труда, уважительного отношения ко всем низшим социальным классам и равенства всех перед законом. А третьи попросту не задумываются о том, что их труд используется для обогащения не участвовавших в создании полезного продукта, а получающих прибыль от удачного размещения капитала.

В любой стране всегда присутствует небольшая категория граждан, которые люто ненавидят любой капиталистический порядок распределения материальных благ и ещё больше ненавидят своих «угнетателей». Они считают, что всё богатство капиталистов состоит целиком из украденного у трудящихся, причём украденного несправедливым, подлым, но законным способом.

Для люмпена, обработанного фашистской пропагандой, слово «капиталист» становится синонимом слова «вор». После прихода фашистов к власти, люмпены, очень быстро показывают свою звериную натуру и примитивное мышление. Те, у кого не хватает способностей и трудолюбия, чтобы самому чего‑то добиться, обычно хватает наглости, чтобы при условии безнаказанности, отнять что‑то у более успешного и даже убить его, руководствуясь своим «классовым самосознанием».

Фашисты огульно обвиняют всех либералов в склонности к коррупции и безосновательно критикуют их либеральные экономические идеи, называя эти идеи «воровскими», ссылаясь на то, что сам по себе капиталистический строй, основанный на частной собственности и стремлении к увеличению капитала, к получению максимальной прибыли, неизбежно порождает в любом государственном аппарате коррупцию.

На самом деле, такое явление, как коррупция мало зависит от политического режима. История знает многочисленные примеры демократических государств, как с высоким уровнем коррупции, так и с низким. То же самое можно сказать об авторитарных, тоталитарных режимах.

Обвинять же людей в склонности к мздоимству только на основе их политических убеждений, по меньшей мере, глупо. Если человек нечестен и способен за материальное вознаграждение совершить в чьих‑то личных интересах должностной проступок или государственное преступление, то не имеет никакого значения, демократ ли он, консерватор, либерал или фашист. Нет никаких научных доказательств, что на личностные качества такого рода могут как‑то влиять политические убеждения человека.

Сама по себе коррупция, как известно, есть в любом государстве, можно рассуждать лишь о распространённости этого явления и его масштабности.

В странах, где имеются работоспособные механизмы, препятствующие коррупции, и отсутствует исторически сложившееся терпимое отношение в обществе к этому уродливому явлению, коррупция, вероятно, будет значительно ниже, чем если бы не было сдерживающих факторов и общество относилось к наличию коррупции безразлично, т.е. как к неизбежности.

История знает примеры фашистских государств как с высоким уровнем коррупции, так и с низким. Причем вторых в разы больше, т.к. возможностей для коррупции в авторитарных и тоталитарных государствах неизмеримо больше и опасность возникновения коррупции выше, вследствие высокой централизации власти и возникающих вследствие этой централизации особенностей принятия управленческих решений на всех уровнях. Чем сильнее зарегулированы общественные и экономические отношения, чем больше чиновник или партийный функционер может позволять или запрещать, тем больше у него возможностей брать взятки или использовать свое положение себе на пользу.

Создание образа внутреннего врага служит в большей степени для подавления сопротивления граждан фашистскому режиму, искоренению инакомыслия внутри страны, и рассчитан на более длительное использование, в отличие от образа внешнего врага, который нужен фашистскому государству в основном лишь для первичной консолидации общества вокруг фашистской партии и вождя или в кризисные моменты.

При решении задачи создания образа внутреннего врага пропагандистам необходимо выделить в качестве цели конкретную общественно значимую категорию.

Сложно обосновать угрозу, исходящую от национальной шахматной федерации или клуба любителей кактусов, намного проще пугать обывателя заговором банкиров, мусульман или евреев. Социальные, религиозные и национальные меньшинства – удобные объекты для нападок фашистов в их пропаганде ненависти.

Фашисты способны успешно (с прогнозируемо положительным для них результатом) культивировать ненависть большинства к меньшинству внутри страны лишь при наличии некоторых условий:

1. Тех, на кого направлена ненависть, должно быть намного меньше. В разы, в десятки или даже в сотни раз меньше, чтобы не возникло серьёзного вооружённого противостояния и гражданской войны.

2. Между ними и большинством объективно должны иметься какие‑либо серьёзные противоречия, а лучше тлеющие долгие годы конфликты на расовой, религиозной, исторической почве (например, обида за былое унижение или военное поражение), вследствие экономического доминирования этой группы или нерешённых спорных экономических вопросов (крестьянский, земельный вопрос и пр.). Иначе пропагандистам сделать из этого меньшинства врагов будет чрезвычайно сложно.

Внезапное резкое и бесконтрольное изменение социального поведения людей, сопровождаемое бунтами, погромами и прочими проявлениями народной стихии, вызванное неумелым использованием фашистскими пропагандистами образа внутреннего врага, может иметь обратный эффект – повлечь ослабление или даже распад социальных общностей, уничтожение общественных институтов, а массовые беспорядки могут привести к развалу государства. Поэтому использование в пропаганде методов манипуляции массовым сознанием при помощи образа внутреннего врага, должно происходить как можно более изощрённее.

Методы нагнетания ненависти к внутренним врагам не должны вызывать панику среди населения и приводить к серьёзным беспорядкам. И делать это следует не спеша. Лучше медленно нарастающее горение, а не взрыв.

Сначала осуждение на словах, потом митинги, далее следует остракизм, а уже потом контролируемые фашистами погромы. При сильном накале ненависти, для фашистов всегда предпочтительнее локальные погромы и безнаказанные убийства, вместо масштабных уличных боёв гражданской войны.

Пропаганда должна осуществляться с постепенным повышением градуса ненависти в обществе, так проще фашистам контролировать ситуацию и достичь своих целей.

Говорят, если раков кинуть в кипящую воду, то они попытаются спастись, а если воду нагревать постепенно, то раки сварятся, так и не поняв происходящего. Вот точно так фашисты, пришедшие к власти, приучают граждан своей страны к новым правилам, постепенно переходя от безобидного общественного порицания за неуважение к фашистским законам, через поражение в правах, тюрьмы и концлагеря, до газовых камер и печей крематориев за неправильное строение черепа и разрез глаз.

Ситуация с созданием образов внешних врагов совершенно иная, тут всё гораздо проще. Задача по конструированию образа внешнего врага упрощается из‑за особенностей человеческой психики. Пропагандисты при этом эксплуатируют генетически запрограммированные в каждом человеке страх и недоверие к «чужим». Человеку в сотни раз легче поверить в козни неизвестного ему чужака, чем в злостные намерения своего хорошего знакомого, соседа или сослуживца. Намного труднее убедить человека во враждебных намерениях отдельных граждан своей страны, представителей своего же народа или расы, своих единоверцев и им подобных, чем объяснить причину враждебности других народов, правительств других государств. Чаще всего даже и объяснять ничего не нужно, фашистским пропагандистам достаточно взять уже имеющиеся предубеждения и предрассудки, использовать природную ксенофобию.

По отношению к образу внешнего врага обществу намного проще сплотиться и укрепить свою идентичность в виде огромной целостной группы в масштабах целого государства, нации, расы, религиозного течения.

С помощью образов именно внешнего врага, а не внутреннего, проще быстро влиять на изменение социального поведения очень больших групп людей. Тут не нужна особая осторожность, как в случае психологических манипуляций с использованием образов внутреннего врага. «Время экспозиции» в этом случае минимально, эффект достигается почти мгновенно.

Достаточно объявить, что врагом является Океания, а другом Остазия и обработанные пропагандой граждане будут считать так, пока государственные СМИ не объявят, что, наоборот, Океания является другом, а Остазия – врагом. При умелой пропагандистской обработке большинство граждан тут же искренне изменят своё мнение. Результат целиком будет зависеть только от профессионализма пропагандистов, а также от надёжности и эффективности предыдущих психологических обработок населения. Главным образом от устойчивости навязанного народным массам культового сознания.

Главное научить людей безоговорочно верить пропаганде, а поменять в последствии предмет веры будет уже намного проще.

Высокая эффективность, использующей образы внешнего врага пропаганды на малообразованные слои населения обусловлена ложными представлениями этих людей о внешнем мире за пределами государства, недоступном непосредственному личному опыту, а также отсутствием независимых от пропаганды информационных источников, незнанием иностранных языков, общим низким уровнем культуры, развитым чувством стадности и другими социальными факторами.

Фашистская пропаганда увязывает наличие внешних врагов с опасностью полного уничтожения государства, порабощения или полного истребления народа.

Из каждого выступления Гёббельса следовало, что западные демократии погрязли в коррупции и разврате и лишь немецкий народ, носитель высокой арийской морали и благородного рыцарского тевтонского духа, народ, связанный особыми духовными связями воедино вокруг партии и её вождя, способен спасти мир от разрушения. По мнению нацистов, спасти Европу от завоевания жестокими азиатскими большевистскими ордами, возглавляемых злобными евреями, могли только немцы, под руководством их фюрера.

Для создания образа внешнего врага пропагандистам проще всего манипулировать сознанием людей сопоставлением с уже известным врагом, с которым ранее уже приходилось иметь дело. Новый враг должен иметь те же отличительные черты, что и у старого врага, но быть более опасным и коварным, от него должны исходить угрозы войны (в нынешних реалиях, лучше глобальной атомной) и геноцида.

Врагу приписывается вина за разжигание всех конфликтов на земле. Враг настолько хитёр и коварен, что умело скрывает свои истинные намерения. В этом случае, абсолютно всё, что делает враг служит цели нанесения вреда фашистскому государству.

Пропагандой фашисты фактически создают для внутреннего потребления иную реальность, существующую исключительно в образах из газет, радио и телевидения, подконтрольным фашистам. Это способствует ограждению граждан фашистского государства от реальной картины внешнего мира. Для жителя такой страны попросту не существует того, о чём не сказали по государственному радио или телеканалу, не написали в государственной газете. Может произойти стихийное бедствие, начаться война, страна перестанет существовать, но обычный гражданин об этом не узнает, если об этом ему не расскажут пропагандистские СМИ. Других каналов информации может попросту не быть.

Ещё более выгодным вариантом, с точки зрения фашистской пропаганды, является гипотетическое объединение внутренних и внешних врагов на основе общих интересов или выгоды. Это когда внутренние враги якобы действуют в интересах врагов внешних, по их приказу, а ещё лучше – за вознаграждение.

Фашистская пропаганда пытается убедить население в корыстных, низменных интересах внутренних врагов, полностью отрицая саму возможность иметь гражданам собственные политические убеждения, нравственные и моральные принципы, отличные от фашистских. Либо гражданин фашист или лояльный к фашистскому режиму, либо он предатель и подкуплен внешним врагом. В фашистской политической дихотомии не предусмотрено другого варианта.

В обязательном порядке пропагандистами в массовом сознании формируется представление о том, что внутренние и внешние враги являются единственным источником бед в прошлом, настоящем и в будущем.

Логика фашиста проста до примитивности. Если спортсмен стал призёром на олимпиаде или режиссёр получил Оскара, то это доказательство того, что они принадлежат к великому народу. Если спортсмен проиграл, а режиссёр не получил престижной кинематографической награды – это происки врагов. Так трактуются любые события в фашистском государстве. Таким образом, легко дойти до откровенного идиотизма, но вот только ликующие люмпены, к сожалению, не поймут всю бредовость такой интерпретации окружающей их реальности.

Существование внутренних и внешних врагов, является оправданием ограничения фашистами гражданских прав. Их наличие объявляется причиной всех экономических и внешнеполитических трудностей, логичным объяснением необходимости проведения политики террора, внешней военной агрессии и политики милитаризма.

Умело вылепленные образы внешних и внутренних врагов надолго становятся устойчивыми элементами картины мира, созданного пропагандистами в сознании людей. Они начинают жить сами по себе, в виде устойчивых мифов, псевдонаучных теорий.

В сознании граждан эти образы врагов постепенно перестают напрямую ассоциироваться с фашистской пропагандой и люди искренне начинают верить в то, что так было уже длительное время и они на самом деле знали о врагах всегда. Люди убеждены в том, что все внушённые фашистской пропагандой мысли о кознях неких врагов – это их мысли, а наведённые государственными газетами, радио и телевидением эмоции – это их собственные эмоции.

Образы врагов обладают инертностью, способностью сохраняться в сознании в течение очень длительного времени. Они живут десятилетиями, даже после гибели фашистского политического режима, породившего их.

В нормальном, не поражённым вирусом фашизма обществе, различия между «нами» и «другими» являются естественными и принимаются спокойно. В фашистском государстве эти различия принимают не столько реальный, сколько гипертрофированный или даже вообще вымышленный характер.

Внутренние враги показаны пропагандой не оппонентами, имеющими другую точку зрения, отличную от точки зрения фашистов, а представляются киношными злодеями желающими причинить страдания людям, из меркантильных соображений, либо просто в силу своей злобной сущности. Чем больше картинка похожа на лубок, тем она легче принимается сторонниками фашистов. Внешние враги, не в пример, намного легче демонизируются и объявляются центром мирового зла.

Чем проще образ врага, тем лучше он воспринимается народными массами.

В основе любой «народной» ненависти, на самом деле, лежат самые простые чувства: зависть и жадность (Советская Россия в начале XX века), страх и обида (гитлеровская Германия 1930‑х), религиозная нетерпимость (некоторые современные арабские страны), низкая самооценка нации, входящей ранее в состав огромной империи (Туркмения при Ниязове).

Фашизм ловко использует коллективные чувства, присущие человеку как биологическому виду, такие как резонансное самовозбуждение толпы, массовый самообман, стадное соглашательство и отрицание прошлого, патологическую расовую, национальную или племенную гордость. Фашистскими пропагандистами часто используется сочетание нескольких этих свойств сознания или все они вместе.

В демократических странах государственной пропагандой также могут быть определены внутренние и внешние враги. Но эти враги всегда конкретны – это либо существующие конкретные люди или ограниченные группы граждан, подрывные организации, либо реально враждебно настроенные правительства других стран.

Для фашистов враги – это всегда какой‑то неограниченный круг лиц, чаще категория людей (капиталисты, коммунисты, евреи, китайцы, арабы, мусульмане, христиане и прочие). Врагами могут быть жители другой страны, представители другой расы или нации, другого вероисповедания или политических убеждений.

Фашизм отличается от других автократических, диктаторских и прочих режимов открытым стремлением к превентивному террору. Таким образом, когда гражданин ещё ничего не совершил, но раз он принадлежит к определённой категории (национальности, социальному классу, религиозной группы и пр.), то его враждебность и способность нанести вред презюмируется.

Из этой презумпции виновности исходят в своей работе правоохранительные органы и судебная система фашистского государства. Исходя из этой же презумпции, строится механизм пропаганды. Советский человек, слушающий джаз, северокореец, умеющий читать по‑английски, кубинец, танцующий под звуки американской радиостанции – все они враги родины, по мнению фашистских пропагандистов.

Настоящие, а чаще всего мнимые притеснения проживающих на чужой территории членов привилегированной группы (расы, нации, приверженцев религиозной конфессии и им подобные), от имени которой выступают фашисты, могут послужить формальным поводом для аннексии этих территорий. Целью такой аннексии объявляется защита братьев по вере, живущих среди неверных или своих соплеменников, волей судеб, оказавшихся на чужбине. Особую роль в этом играют сепаратистские политические движения, вступающие за отделение какой‑либо территории и присоединение её к «исторической родине».

После раздела Германии по Версальскому договору, которым закончилась Первая мировая война, в состав Чехословакии вошла Судетская область, населённая преимущественно немцами (более 90 процентов).

Усилиями NSDAP в Чехословакии была создана националистическая Судетская немецкая партия, финансируемая из соседней Германии. Эта партия была идеологом и фактическим организатором политики взаимной ненависти между чехами и немцами. Судетская немецкая партия спровоцировала в мае 1938 года серьёзные беспорядки в приграничных областях Чехословакии и сразу же обратилась за помощью к рейхстагу и гитлеровскому правительству.

В сентябре 1938 правительство Чехословакии было вынуждено ввести войска в захваченные немецкими сепаратистами районы и объявить там военное положение. Чехословакия была на грани гражданской войны, спровоцированной гитлеровцами.

Нацисты разожгли такую ненависть среди жителей Судетов, что напугали этим всю Европу. Европейские политики были почти уверены в неизбежности гражданской войны в Чехословакии. Информационные сводки радио и сообщения газет напоминали хронику военных действий.

В Мюнхене 30 сентября 1938 года между премьер‑министром Великобритании Невиллом Чемберленом, премьер‑министром Франции Эдуардом Даладье, рейхсканцлером Германии Адольфом Гитлером и премьер‑министром Италии Бенито Муссолини было заключено соглашение об урегулировании внутреннего конфликта в Чехословакии, которое предусматривало передачу Германии Судетской области и пограничных с Австрией районов.

То, что уже больше, чем полвека называют подлым мюнхенским сговором, положившим начало раздела Чехословакии, воспринималось в 1938 году совершенно иначе. Всем мировым сообществом, договор был расценён как разумное решение важнейшей европейской проблемы, справедливое по отношению к проживающим в Судетах немцам, устранившее опасность как минимум локального кровопролития, а возможно и масштабной гражданской войны в Чехословакии.

Спешно, за первую неделю октября 1938 года происходит оккупация Судетской области и её присоединение к Рейху. В авральном порядке Третий Рейх, пытаясь легитимировать свою аннексию и закрепить свой успех, уже 4 декабря 1938 года проводит выборы в Судетах, где 97 процентов взрослого населения области предсказуемо проголосовало за гитлеровскую партию.

В результате умелой политической комбинации, воспользовавшись ранее созданными самими же гитлеровцами беспорядками, закончившимися восстанием немецких сепаратистов и реальной угрозой гражданской войны в соседней стране, Третий Рейх без каких‑либо военных потерь аннексировал Судеты, а позднее также и остальные части территорий Чехии и Моравии с преимущественным немецким населением.

В 1939 году Гитлер был номинирован европейскими либералами, напуганными перспективой новой войны, на Нобелевскую премию мира, с формулировкой – «За установление мира в Европе», но не успел её получить, поскольку к моменту вручения премии уже воевал в Польше, только на этот раз за права «угнетаемых поляками немецких соотечественников», развязав тем самым Вторую мировую войну.

К польскому правительству у Третьего Рейха были те же самые претензии, что и ранее к Чехословакии – территориальные и положение более миллиона немцев, проживающих в Польше. Гитлер настаивал на возврате Германии немецких земель, несправедливо доставшихся польскому государству по Версальскому договору: Западной Пруссии, части Силезии и Познани. Немцы также требовали решить вопрос транзита грузов через польскую территорию из основной части Германии в Восточную Пруссию.

Поляки, по словам Гёббельса, запрещают немцам разговаривать на родном языке, закрывают немецкие школы и запрещают преподавание основных школьных предметов на немецком языке, проводят политику принудительного ополячивания немецкого населения, немцев выгоняют с работы, лишают жилья и другой собственности.

Нацистская пропаганда рисовала страшные картины грабежей немцев, убийств и зверских изнасилований поляками немецких девушек. Основным каналом гёббельсовской пропагандистской обработки было радио, так как практически в каждой немецкой семье имелся радиоприёмник. Радио слушали ежедневно дома, на службе, в общественных местах, даже в общественном транспорте.

В Берлине, Мюнхене и других крупных городах Германии каждую неделю проходили митинги в защиту польских немцев. Накал ненависти достиг своего апогея буквально за две недели до начала военных действий. Немецкий народ негодовал по поводу бездействия Гитлера и его правительства. В вину Гитлеру ставилось не только бездействие, но и предполагаемый преступный сговор с правительствами Франции и Великобритании.

Немцы не просто просили Гитлера защитить их соотечественников, проживающих на польской территории, они жёстко требовали это у своего канцлера и его партии.

К сентябрю 1939 году Гитлер «был вынужден подчиниться» настойчивым требованиям своей партии и простых немцев. В первый день сентября вермахт начал военные действия на Польской территории. Разумеется, в целях самозащиты от нападения отдельных частей польской армии, именно так это объясняло немцам ведомство министра пропаганды Гёббельса.

В первые дни войны, в своей речи в Рейхстаге 1 сентября 1939 года Гитлер сформулировал причины нападения на Польшу: «…немецкий город Данциг и другие исконно немецкие земли были отняты у немцев, с немцами в Польше обращались всё хуже и хуже». Гитлер, по его словам, исчерпал все возможности мирного урегулирования. Указав на подлое нападение поляков на немецкие военные и гражданские объекты, Гитлер в своей речи сказал: «Мы сейчас лишь отвечаем своими бомбами на бомбы поляков».

Немцы, разумеется, негодовали по поводу такого наглого и агрессивного поведения Польши. Если бы немцам в то время рассказали, как на самом деле переодетые в польскую форму солдаты элитных подразделений SS убивали своих же соотечественников, чтобы выдать это за нападение поляков, они бы тогда не поверили. По мнению простого немца, Гитлер и Гёббельс были не способны лгать, а «гёббельсовскую правду», повторяемую ежедневно и многократно газетами и радио, в Германии знали даже маленькие дети. Всё, что не укладывалось в сознание, оболваненное гёббельсовской пропагандой, подавляющее большинство немцев считали ложью и подлыми наветами врагов Германии.

Миллионы немцев даже после окончания войны, на долгие годы так и остались убеждены в том, что Гитлер лишь ответил на агрессию поляков, предотвратил нападение Польши.

Сразу же после объявления Великобританией и Францией войны Третьему Рейху, просмотр пропагандистского киножурнала «Die Deutsche Wochenschau» перед киносеансами в немецких кинотеатрах стал обязательным. Обязательным стало освещение в газетах хода боевых действий и наличие, как минимум, хотя бы одного пропагандистского материала в каждом номере газеты.

Было снято множество пропагандистских фильмов, написано десятки идеологических пьес и поставлено несколько патриотических опер. Накал ненависти немцев к врагам Рейха достиг такой величины, что это уже походило на массовый психоз.

Героизм немецких солдат на фронте и трудовой героизм немцев в тылу объяснялся эффективностью нацистской пропаганды, фанатичной верой немцев в свою исключительность, в гениальность фюрера и стойкость членов его партии. Чем ближе к концу войны, тем мощнее становился поток пропаганды, превратившись к весне 1945 года просто в фанатичную истерию.

Интересно, что за год нападения Третьего Рейха на Польшу, сразу после начала оккупации немцами Чехословакии, польское правительство потребовало у Чехословакии Тешинскую область, где проживали более 80 тысяч поляков. Польша направила в Прагу ультиматум и тут же оккупировала спорную территорию. Поляки, воспользовавшись слабостью соседней страны, ещё не знали, что через год их государство прекратит своё существование, рассыпавшись под танковыми ударами Красной Армии и вермахта. Такие в Европе тогда были «добрососедские» отношения, когда почти каждая страна стремилась «восстановить историческую справедливость» отняв часть территории своего соседа.

В наше время, примером создания фашистской пропагандой образа врага, является навешивание на своих политических противников ярлыков «врагов демократии», «пособников международного терроризма».

Угроза террора намного эффективнее самого террора. С помощью банального запугивания через средства массовой информации, от населения можно добиться одобрения всего, чего угодно. Можно отменить выборы, провести чистки в госаппарате, полиции и армии, ввести цензуру, просто безнаказанно уничтожать оппонентов без следствия и суда. Последнее практикуется как открыто, когда в государственных СМИ регулярно публикуются отчёты об уничтожении «террористов», убитых при подготовке терактов, актов саботажа или работе на иностранную разведку, так и тайно, с привлечением специальных воинских или полицейских подразделений.

Каждый фашистский режим уже имеет или мечтает иметь свои эскадроны смерти для уничтожения политических противников, несогласных и просто невинных людей, убиваемых спецслужбами для устрашения общества. При этом тайные операции проводятся так, чтобы у власти не было необходимости оправдываться за убийства перед международным сообществом, чтобы отсутствовали прямые доказательства совершённых преступлений, которые можно было бы использовать для возможного после падения фашистского режима уголовного судебного преследования, но тем не менее, чтобы население без труда догадывалось об этих тайных операциях. Гражданин, зная о массовых тайных убийствах, несколько раз подумает, прежде чем открыто высказать своё несогласие с политикой фашистов.

В Чили в первые два года после прихода к власти социалистов, сотни людей были открыто похищены боевиками радикальных левых группировок или просто исчезли бесследно. На стенах домов жертв «патриоты» писали красной краской «Шакалам – шакалья смерть».

Избавляя себя от «лишних формальностей» в виде судебного разбирательства, неблагонадёжных лиц расстреливали прямо на улицах Сантьяго и Вальпараисо или в их собственных домах, рассказывая потом журналистам о раскрытом подполье и ликвидации террористов при оказании вооружённого сопротивления во время ареста.

В некоторые дни в Чили происходило сразу несколько политических убийств и несколько десятков террористических актов. Убивали как простых активистов, членов профсоюзов и активистов забастовочных комитетов, так и известных на всю страну лидеров оппозиции.

Сторонники жёстких мер требовали от правительства проведения ещё более радикальных действий, включая превентивный террор не только в отношении явных противников режима, но и в отношении потенциальных врагов, пока ещё ни никак не проявивших своей враждебности, а также распространить репрессии на членов их семей.

Сочувствующие социалистическому правительству граждане охотно помогали боевым коммунистическим рабочим отрядам в обнаружении недовольных. Боевики леворадикальных вооружённых групп нападали на активистов общенациональной забастовки, начало которой в октябре 1972 года положила масштабная забастовка водителей грузовиков. Забастовки, организованные профсоюзами и народные выступления, инициированные оппозицией, объявлялись акциями враждебных государств, осуществляемых на деньги иностранных корпораций.

Целью часть терактов, совершённых подконтрольными правительству радикальными ультралевыми террористическими группировками, была дискредитация оппозиции, для последующего оправдания силовых полицейских методов и получение фактического повода к арестам и расстрелам, так как эти теракты приписывались противникам режима.

22 августа 1973 года депутаты чилийского парламента издали постановление, в котором говорилось о незаконности действий правительства Альенде. Правящий режим был обвинён в авторитаризме и покровительству радикальным террористическим левым группировкам, напрямую связанным с партиями, входящими в правящую коалицию. Режим Альенде обвинялся в насаждении государственной идеологии, уничтожении свободы слова, избиениях и пытках, в убийствах журналистов и политиков, в пропаганде марксистской идеологии в школах, университетах, армии и госучреждениях.

Официальный политический террор, во всех инкриминируемых правительству Альенде случаях, оправдывался борьбой с терроризмом.

Мнимая или реальная террористическая угроза может использоваться фашистами для кардинальных политических изменений в стране. Используя отдельные факты реального террора для оправдания своих действий, фашисты проводят в государстве такие реформы, на какие бы ни решились в отсутствие такого удобного повода, как исходящая от настоящих или вымышленных террористов угроза целостности страны или существованию политической системы. После громкого теракта граждане фашистского государства однажды могут проснуться в совершенно другой стране.

Менее, чем через месяц после назначения Гитлера на должность рейхсканцлера, 27 февраля 1933 года было подожжено здание парламента Германии. В горящем здании Рейхстага полицией был задержан голландец Маринус ван дер Люббе, разделявший взгляды коммунистов, но не состоявший в компартии.

На следующий день Гитлер заявил, что поджог рейхстага спланировали и осуществили немецкие коммунисты. По мнению нацистов, поджог являлся сигналом для начала вооружённого коммунистического восстания по всей стране, которое должно было закончиться захватом других правительственных зданий, настоящим государственным переворотом, как это случилось в октябре 1917 года в России.

Сразу же в этот же день был обнародован указ «О защите народа и государства», отменявший основные демократические свободы: свободу слова, личности, собраний. Указ ограничил тайну переписки и неприкосновенность частной собственности, ввёл чрезвычайные полицейские меры по наведению порядка. Была запрещена Коммунистическая партия Германии.

В Германии прокатились несколько волн массовых арестов оппозиционных политиков, общественных деятелей, адвокатов, журналистов, рядовых членов оппозиционных партий. Согласно «Закона в целях устранения бедствий народа и государства» от 24 марта 1933 (всего через 2 месяца после поджога рейхстага) правительству предоставлялось право издания законов, которые могут не соответствовать конституции страны. Нацисты получили возможность изменять действующую конституцию. Открыто заговорили о приостановлении норм международного права на территории Германии, непризнании верховенства Лиги Наций, об отказе исполнять международные акты, если они противоречат немецким законам.

Не получив, в результате выборов, большинства мест в Рейхстаге, гитлеровцы просто аннулировали мандаты коммунистов и социал‑демократов. В стране началась националистическая истерия, подогреваемая нацистами, продолжавшаяся почти год. За это время нацисты полностью захватили власть в Германии.

В немецких городах толпы фанатиков, на организованных региональными и первичными организациями SA митингах «народного гнева», требовали передать всю власть местным нацистским активистам. Во главе немецких земель гитлеровцы ставили гауляйтеров от NSDAP, одновременно меняя руководство местной полиции.

14 июля 1933 года был издан «Закон против образования новых партий», объявлявший нацистскую партию единственной и вводивший уголовную ответственность за попытки создания новых партий или участие в ранее существовавших.

Вот так, банальный криминальный эпизод с поджогом здания послужил спусковым крючком для дальнейших драматических событий, имевших катастрофические последствия для миллионов европейцев.

Впоследствии ни одно независимое расследование не смогло доказать причастность коммунистов, нацистов или иных политических сил к поджогу. Все выводы этих расследований говорили в пользу единственно убедительной версии о том, что поджог Рейхстага был делом террориста‑одиночки.

Нацистские пропагандисты обвиняли в поджоге коммунистов, коммунисты обвиняли (и до сих пор обвиняют) в поджоге нацистов, существуют версии о причастности к поджогу немецкой полиции, анархистов, сталинских спецслужб (для создания революционной ситуации в Германии) и целый ряд совершенно неправдоподобных предположений. Невозможно серьёзно относиться к этим конспирологическим теориям, так как за ними не стоит никаких фактических доказательств и в основе всех подобных версий лежат лишь домыслы. Некоторые из них основываются на откровенной пропагандистской лжи и грубо сфальсифицированных доказательствах.

Террористическая угроза – это в современных реалиях превосходный повод для усиления роли силовых структур, оправдания гигантских бюджетных расходов на оборону и безопасность.

В результате применения жёстких мер в борьбе с реальной или вымышленной угрозой терроризма, гибнут тысячи, а иногда десятки тысяч людей, при потерях среди гражданских лиц в настоящих терактах в несопоставимо малом количестве.

Чаще всего от рук реальных террористов погибает всего несколько человек в год. Бывает и так, что эти несколько человек погибают не от рук настоящих террористов, а в результате специальных операций, проводимых сотрудниками фашистских спецслужб, втайне организовавших и осуществивших показательные теракты для устрашения общества.

Теракты могут осуществляться настоящими террористами, но при негласной помощи и под контролем внедрённых в террористические организации агентов полицейских или специальных антитеррористических органов. В результате успешно осуществлённого террористического акта создаётся удобный повод, развязывающий руки карательным органам, и противники режима в ходе «антитеррористической войны» просто физически устраняются, без расследования и судебного разбирательства.

Спецслужбы, во всех без исключения странах, входят в прямой контакт с террористическими организациями. Агентурная работа с целью предотвращения террористических актов, является самым эффективным средством в борьбе с политическим террором. Это нормальная практика, приводящая при должном применении к выявлению всех членов преступной организации, их аресту и фактическому разгрому террористической ячейки. Такое происходит, разумеется, лишь в том случае, если государственный аппарат заинтересован в уменьшении террористической угрозы, и связанных с ней политических рисков.

В фашистском государстве власть заинтересована в контактах с террористами по иным причинам. На первый план выходит контроль за деятельностью террористических организаций, с целью получить управление этими организациями, а не для их последующей ликвидации.

Управляемый со стороны государства политический террор позволяет фашистам держать общество в состоянии постоянного страха и даёт возможность фашистам решать свои политические проблемы в режиме законной контртеррористической деятельности, то есть наиболее жестокими методами, неограниченно используя репрессивный аппарат.

Пример подобного преступного сотрудничества – взаимоотношения русских террористов второй половины XIX – начала XX века и политической полиции Российской империи, ставшие известными благодаря разоблачениям, сделанным после Февральской революции 1917 года специальными комиссиями, созданными Временным правительством России (Комиссия по разбору дел бывшего Департамента полиции и Комиссия по обеспечению нового строя). Эти следственные комиссии обнародовали чудовищные преступления: полное бездействие сотрудников полиции при наличии достоверной информации о готовящихся террористических актах, непосредственное участие секретных агентов в планировании и осуществлении покушений на членов императорской семьи, высших полицейских чиновников и государственных деятелей, актов саботажа на предприятиях и подрывной деятельности в армии.

Сетью секретных сотрудников были опутаны все государственные учреждения Империи, в каждую боевую террористическую группу, в каждую оппозиционную политическую организацию, включая те, кто находились на нелегальном положении, были внедрены агенты.

В крупных подпольных политических организациях провокаторов было до 10 процентов от общего списочного числа их членов. Согласно данным Картотеки о секретных сотрудниках Особого секретного отдела Департамента полиции, в период с 1880 по 1917 год на территории Российской империи действовало около 10 тысяч секретных полицейских агентов. Каждый секретный сотрудник получал плату за сведения, передаваемые полиции, для чего расходовались миллионы рублей из бюджета полицейского департамента.

Следственные комиссии Временного правительства России вскрыли многочисленные факты откровенного провокаторства полиции, в виде прямого подстрекательства к совершению актов терроризма, организационную и финансовую помощь в их подготовке. Это несмотря на то, что законами Российской империи прямо запрещалось участие сотрудников полиции и секретных агентов в подобных провокациях. Полицейские провокаторы по законам Российской империи должны были нести ответственность за совершённые преступления, наравне с террористами, но почти никто из них так и не был наказан.

Когда мир узнал о преступлениях царской полиции в России, в европейскую печать стали просачиваться сведения об аналогичных противозаконных действиях полицейских органов других стран: Германии, Франции, Великобритании. Как оказалось, полицейские по всей Европе точно так же своими руками создавали угрозы, для того чтобы с ними потом успешно бороться, показывая обществу свою необходимость и выбивая бюджеты на своё содержание.

Недобросовестными сотрудниками полицейских органов демократических стран преследовались чисто меркантильные цели, в виде денежного вознаграждения, чинов и званий, государственных пенсий, но только фашисты впервые стали использовать подконтрольный терроризм в сугубо политических целях.

Если полицейский провокатор в России находился вне закона, то фашисты в Италии, Германии, Испании и Польше поставили провокаторскую деятельность на службу государству, оградив спецслужбы, занятые террористической и иной тайной преступной деятельностью, различными законами о спецоперациях, проводимых в государственных интересах и государственной тайне, засекретив всё, что, так или иначе, связано с работой спецслужб.

В фашистском государстве отсутствует общественный контроль за деятельностью специальных секретных подразделений в правоохранительных государственных органах. В фашистских государствах могут создаваться различные секретные государственные организации специализацией которых являются заказные убийства, террористические акты, снабжение оружием и подготовка террористов других стран, фабрикация доказательств по уголовным делам, дискредитация в глазах общественного мнения противников политического режима, а также создание, финансовая и организационная помощь нелегальным негосударственным организациям, созданным для тех же самых целей.

В нормальных странах каждая акция спецслужб по ликвидации террористов заканчивается долгим и тщательным полицейским расследованием, и обязательно последующим гласным судом. В фашистских государствах открытый суд над террористами – вещь необязательная. Если оппонентов не удалось сразу уничтожить «на месте» или предполагается их показательная казнь, только тогда соблюдается формальность в виде организации закрытого, по соображениям секретности, судебного процесса.

Чем больше фашисты убивают людей в войне с терроризмом, тем больше общество запугивается, всё больше увеличиваются бюджеты полиции и специальных служб. Количество жертв растёт в геометрической прогрессии.

Постепенно полицейский аппарат и спецслужбы входят во вкус, все чаще терроризм используется в политических целях фашистской партией и государством. Наличие террористической угрозы со временем становится жизненно необходимым для фашистского государства, т.к. это наиболее простой способ оправдать расправы с неугодными. Полиции и спецслужбам выделяют с каждым годом всё больше денег, усиливается их роль в государстве, соответственно, сотрудникам этих структур регулярно повышают зарплаты, присваиваются очередные воинские звания и гражданские чины, предоставляются различные привилегии. Это как цепная реакция, как цунами, усиление силовых структур растет с гигантской скоростью.

Постепенно коррупционная составляющая в деятельности спецслужб в фашистских государствах выходит на первый план, оставляя в стороне решение реальных проблем государственной безопасности и достижения политических целей. Основные причины такой деградации – огромные возможности, которые даёт власть репрессивной организации в тоталитарном государстве, бесконтрольность, порождённая секретностью, вседозволенность, как результат отсутствия правовых ограничений в деятельности спецслужбы, безнаказанность, как следствие абсолютного приоритета политической целесообразности над законом и моралью, девальвация со временем фашистской идеологии.

Единственный способ сохранить функциональность тайной государственной полиции и разведки фашистского государства – это регулярно проводить «чистки», репрессируя время от времени разложившиеся под влиянием коррупции и вседозволенности кадры, не разбираясь в хитросплетениях коррупционных взаимоотношений, служебных интригах и внутренних заговорах.

Когда уровень террористической угрозы снижается и меры по поддержке террористов оказываются безрезультатными, фашисты сразу же начинают своими руками создавать новое боевое террористическое подполье. Если создать подполье в собственной стране невозможно, фашисты начинают организовывать и осуществлять теракты через террористические организации в других странах.

Хотелось бы отметить одну интересную особенность современной фашистской пропаганды, которая связана политической мимикрией фашистских политических организаций и государств. В связи с дискредитацией после Второй мировой войны самого понятия фашизма, современные фашисты для создания в массовом сознании представлений о внешней угрозе, часто используют прямые ассоциации с нацистским режимом гитлеровской Германии.

Именно фашисты сейчас чаще всех и больше всех обвиняют других в фашизме, т.е. в том, чем они, по сути, являются сами.

Политический режим другой страны публично объявляется «фашистским», а борьба с ним – борьбой с фашизмом. Образ врага формируется путём выстраивания представлений об исторической или идеологической преемственности неугодного режима в другой стране с германским фашизмом, на развитии темы о фашизме, как источнике всех современных войн.

В качестве примера достаточно вспомнить тему американского империализма в государственной пропаганде СССР, где США постоянно сравнивалась с нацисткой Германией, проводились неуместные сравнения и неудачные ассоциации.

Как ни парадоксально, но пропаганда культа ненависти и создание современной фашистской пропагандой образа врага, путём обвинений других в фашизме, наиболее эффективны в современном мире. Это работает на все сто процентов. Прямые призывы к геноциду целых народов по причине того, что они якобы все они фашисты, потому как участвовали во Второй мировой войне на стороне нацистов (или помогали нацистам уничтожать неугодных на оккупированных территориях) находят отклики в сердцах миллионов русских, украинцев, чехов, словаков, сербов и миллионов людей других национальностей. Ещё свежи в памяти советские телевизионные передачи, политические книжные издания и газеты, в которых упоминались «американские фашисты».

Не вызывает удивление то, что практически все ныне существующие или существовавшие после 1946 года фашистские режимы оправдывают свои агрессивные действия внутри страны и во внешней политике именно «борьбой с фашизмом». Я не нашёл исключений, хотя таковые, может быть, и существуют.

Хьюи Лонг справедливо заметил: «Фашизм придёт в Америку под личиной антифашизма» Это почти визитная карточка современных фашистов. Вывернутый наизнанку здравый смысл, реальность нынешней эпохи – фашисты борются с фашизмом. Делают они это громко, смело и публично. Попутно закатывая в асфальт своих политических противников, обрушивая на целые народы кассетные бомбы, отправляя несогласных в тюрьмы за экстремизм.

Если учесть, что основное оружие фашизма и его фундамент, это пропаганда и популизм, то легко заметить ещё одну особенность фашизма – заканчивают свои дни фашистские режимы почти всегда одинаково. Наступает момент, когда градус ненависти в обществе снижается настолько, что пропаганда перестаёт действовать, происходит девальвация идеологии и фашистское государство просто разваливается за несколько дней от небольшого потрясения. Этим потрясением может стать смерть вождя, отставка правительства, экономический кризис. Репрессивный аппарат внезапно перестаёт подчиняться, все государственные структуры охватывает паралич из‑за саботажа чиновников. Своего недавно обожаемого вождя, кем ещё вчера восторгалась толпа и с ликованием носила на руках, эта же толпа, с точно таким же ликованием, запросто вешает вниз головой на бензоколонке.

Попытка вооружённым путём свергнуть фашистский режим, в большинстве случаев, наоборот, сплачивает сторонников фашистов и ведёт к большому кровопролитию.

В условиях гражданской войны фашисты имеют больше шансов на победу, чем либеральное правительство, так как фашисты не считаются ни с чем, ни с военными потерями, ни с массовой гибелью гражданского населения, ни с огромным ущербом, наносимым войной экономике. В гражданской войне всегда побеждает более жестокий и беспринципный противник. Это правило, из которого если и есть исключения, то мне они неведомы.

Внешняя агрессия по отношению к фашистскому государству становится поводом для оправдания жестоких мер этого государства по отношению к противникам режима внутри страны и мобилизации всех имеющиеся в распоряжении фашистов ресурсов. В случае вторжения извне, все граждане, даже те, кто ранее относился к фашистскому режиму с недоверием или вообще враждебно, после вторжения добровольно готовы терпеть голод, холод и тяжёлый труд, поддерживая фашистский режим своим патриотическим порывом.

Как было уже приведено выше, война для фашизма вещь необходимая для удержания власти, особенно когда этой власти реально что‑то угрожает. Поэтому у фашистского руководства так часто возникает соблазн поправить своё пошатнувшееся положение при помощи армии, устроив «маленькую победоносную войну».

Особенность фашистских режимов ещё и в том, что при своей неспособности в мирное время обеспечить прогресс в общественной жизни, культуре, науке, тем не менее они способны эффективно и практически мгновенно мобилизовать население для отражения внешней агрессии.

Воевать с фашистским государством, все равно, что тушить пожар бензином. Нужно иметь огромные ресурсы для того, чтобы суметь подавить оборону, организованную фашистами, так как, вероятно, придётся встретиться с активным сопротивлением всего населения, которое будет фанатично сражаться с оккупантами до конца. Правительствам соседних стран легче дождаться, когда фашистский пожар прогорит и затухнет сам собой.

Ненависть к мнимым или реальным внутренним и внешним врагам, постепенно становится естественной частью мировоззрения отдельного человека, а систематический поиск чёрных кошек в тёмных комнатах массового сознания, непременно приводит ко всеобщей паранойе, очередной маленькой или большой войне, а часто и к следующей сразу за войной социальной катастрофе.

Слабые в политическом отношении, опирающиеся на размытую социальную базу, фашистские режимы, а также фашистские страны со слабой экономикой, ведут свои маленькие «справедливые» войны, рассчитанные не столько на выгоду от захвата территорий, сколько на внутренний пропагандистский успех.

Основная цель слабого фашизма – увеличить свою популярность у населения и тем самым усилить своё влияние. Сильные и большие фашистские страны реализуют свои экспансивные устремления в больших и кровопролитных войнах за территорию и ресурсы, а поддержка населения уже не самоцель, но важное условие победы в агрессивной войне.

Полагаю, что самым действенным оружием против фашизма является просвещение населения фашистской страны и создание условий для краха фашистского режима естественным путём. Истинность моей позиции подтверждают многочисленные исторические примеры.

Для борьбы с фашизацией общества необходимо вести постоянную просветительскую работу, неустанно напоминая обществу о постоянно существующей угрозе фашизма. В какой‑то момент обязательно наступит фазовый переход, когда мнение и мысли немногочисленных противников фашизма станут мнением и мыслями большинства, а фашистская идеология станет уделом небольшой кучки маргиналов и психически неуравновешенных людей.

Общество, как живой организм, в нём постоянно существуют и размножаются бациллы фашизма, но если есть сильный иммунитет, то оно способно перманентно бороться с инфекцией и оставаться здоровым сколь угодно долго.

Полностью устранить возможность заражения общества фашизмом невозможно, также как невозможно в реальном мире полностью защитить человека от патогенных микроорганизмов.

1.6. Культ исключительности

Когда речь заходит о таком явлении, как фашистский культ исключительности, я сразу вспоминаю экранизацию Альфредом Хичкоком пьесы Патрика Гамильтона «Верёвка». Пьеса Гамильтона основана на реальных событиях, произошедших в Чикаго в 1924 году, на пике популярности фашистских идей, ещё до победы нацистов в Германии, но уже под впечатлением Муссолини. Двое студентов местного колледжа, руководствуясь своим извращённым пониманием модных в те годы идей Ницше о сверхчеловеке, в качестве эксперимента зверски убили подростка. В своём фильме Хичкок наглядно иллюстрирует суть понятия «исключительность» в рамках чисто фашистского мировоззрения.

Многие ошибочно воспринимают фашизм, как явление необычайно демоническое, противоестественное природе человеческой. Культ исключительности, которому поклоняются любого вида фашисты, представляется чем‑то сатанинским, в принципе невозможным в современном культурном и образованном мире, с его гуманистическими идеалами.

На самом деле, культ исключительности может возникнуть в любом обществе, так как он основывается на совершенно простых вещах, знакомых каждому с раннего возраста.

С той поры, когда ребёнок понимает и принимает в качестве непреложной истины, что люди сильно отличаются друг от друга, когда он начинает осознавать различия между взрослыми и детьми, между мальчиками и девочками, между агрессивными и спокойными ровесниками.

Вирус фашизма попадает в человека в самом раннем возрасте. Когда ещё только начавший формироваться как личность человек начинает делить окружающих его людей на «плохих» и «хороших», на «слабых» и «сильных», на «умных» и «глупых». С ранних лет ребёнок инстинктивно, следуя заложенной в него генетической программе, пытается найти у себя положительные, по его мнению, черты, выгодно отличающие его от всех остальных.

И если человек не получает в ходе своего развития и в процессе образования стойкий приобретённый иммунитет (врождённого иммунитета против фашизма попросту не существует), то мирно дремлющий годами вирус фашизма может быстро убить в человеке всё человеческое, сразу после того, как наступят для этого благоприятные условия.

Фашизм раздувает существующие или создаёт новые конфликты на почве различий между людьми, которые в обычных ситуациях не имеют большого значения, он пробуждает в людях дремавшие годами инстинкты, вызывая ненависть и чувство собственной исключительности.

Научные теории социального разделения людей мы можем встретить у различных античных авторов. В работе Платона «Государство» предлагалось принудительно разделить общество на три основные группы людей (сословия): философов (аристократию), воинов и низшего сословия (ремесленников и земледельцев). Во все исторические эпохи были как сторонники, так и противники этой идеи. Спор об этом не утихает по настоящее время.

Несмотря на то, что христианство провозглашало единство детей божьих и на словах выступало против его разделения на касты, тем не менее именно оно активно поддерживало социальное разделение на протяжении всей своей истории.

Принципа неравенства по религиозным, расовым и национальным признакам придерживалась, как католическая, так и православная церковь. В протестантизме оправдание неравенства подробно обосновано в учении Кальвина о предопределении. Лютер и Кальвин проповедовали неравенство как божью волю. По их мнению, одни люди от рождения предопределены ко спасению, а другие – к погибели, и человек не может это изменить. Богатство служило признаком христианской добродетели – трудолюбия, мерилом благочестия, реальным подтверждением богоизбранности. Отсюда возникла протестантская этика, моральные и духовные ценности современного капиталистического общества.

В средневековых ересях катаров, альбигойцев, богомилов и пр. можно было также встретить разделение на духовные расы. Десятки различных христианских учений, преследуемых традиционными христианскими церквями, с неизменной на протяжении веков лютой ненавистью, две тысячи лет проповедуют разделение людей.

В Древней Индии, ещё за тысячу с лишним лет до рождения Платона, общество было разделено на четыре основных касты: брахманы – жрецы, целители и учёные; кшатрии – воины, правители; вайшьи – земледельцы, ремесленники, торговцы; шудры – слуги, наёмные рабочие.

Впервые упоминание этих четырёх основных каст встречается в «Пуруша‑сукте», легенде о происхождении людей из частей тела первочеловека Пуруши: «Когда Пурушу расчленили…, его рот стал брахманом, его руки сделались кшатрии, его бёдра – вайшья, из ног родился шудра». Индуизм утверждает, что Брахма создал касты для сохранения Вселенной, для чего он установил допустимые для членов каст занятия. Обучение, изучение вед, жертвоприношения он поручил брахманам. Правопорядок и защиту государства он передал в руки кшатриям. Для вайшьи он разрешил земледелие, разведение скота, торговлю. А шудрам он позволил лишь служение всем предыдущим кастам, с почтительным смирением.

Иудаизм также основывается на идее разделения всех живущих на земле людей и исключительности одного народа. Иудейская вера однозначно, то есть не допуская иных толкований, определяет евреев в качестве этого народа, связанного с Богом доверительными отношениями. Евреи, согласно их священным книгам, единственный на всей планете избранный Богом народ. Все остальные вроде бы как нечто низшее, которые могут прийти к Богу лишь через служение народу Израиля.

В раннем СССР культ исключительности основывался на классовом принципе разделения общества и провозглашал рабочий класс избранным.

В нацистской Германии культ исключительности превозносил арийскую расу.

Американские расисты считают белых людей высшей расой, которая должна господствовать над азиатами, индейцами, чернокожими.

Примеры идей исключительности, богоизбранности, разделения людей по религиозному, социальному или расовому признаку можно приводить очень долго.

Для обоснования исключительности какой‑либо группы людей (социального класса, религиозной конфессии, нации, расы и пр.), фашистами создаётся соответствующая мифология и псевдонаука.

На основе мифологии воспитывается слепая вера в исключительные способности «избранных». А с помощью «фашистской науки» пропагандистами создаются псевдонаучные доказательства исключительности, специально для тех, кто в силу своей показной интеллектуальности, ищет среди подобной разнообразной наукообразной чепухи оправдание своих инстинктивных симпатий к фашизму и фашистам.

Мифы, даже если это не думы о славном прошлом, а современные легенды о фашистских героях сегодняшнего дня или призрачные мечты о светлом будущем, как правило, всё равно имеют историческое происхождение, уходящее корнями в глубокую древность.

Усилиями пропагандистов и псевдоисториков создаётся альтернативная историческая реальность. Происходит придумывание исторических корней «избранных». Делаются далеко идущие выводы о необходимости и даже неизбежности на определённом историческом этапе захвата власти фашистами, для защиты интересов этой «избранной» группы людей.

Приход к власти фашистов представляется пропагандистами и псевдоисториками не просто случайностью, а как закономерный процесс развития общества, даже если захват власти произошёл спонтанно в результате случайного стечения обстоятельств или вооружённого переворота.

Часто речь в таких мифах идёт даже не о власти в отдельно взятой стране, а об абсолютной власти в пределах всего обитаемого мира в обозримой исторической перспективе. Необходимость и неизбежность мирового господства обосновываются некой исключительной ролью этой элитарной группы в судьбе всего человечества, особой духовностью, неоспоримым интеллектуальным преимуществом, богоизбранностью или ещё какой‑нибудь чушью, рассчитанной на малограмотных или слишком впечатлительных людей.

Удобной основой для создания нацистской идеологии в Германии стало извращенное понимание философии Ницше, в особенности его идеи о сверхчеловеке, находящемся вне условностей и моральных норм, существующих лишь для «недочеловеков». Трудно найти какое‑либо значимое социальное явление, которое возникло бы само по себе, у которого не было бы ни предшественников, ни последователей. Нацизм и ницшеанство возникли также не на пустом месте.

Философия Ницше возникла из научной теории его предшественников, называемой социальным дарвинизмом, которая была очень популярна в конце XIX и первой половине XX века.

Согласно теории социал‑дарвинизма, открытый Чарльзом Дарвином в живой природе естественный отбор должен распространяться и на человеческие отношения, на историю цивилизации.

Классический социальный дарвинизм основывается на сформулированном Гербертом Спенсером «Универсальном Законе природы», согласно которого существо, недостаточно энергичное, чтобы бороться за своё существование, должно погибнуть.

Фашисты перенесением основополагающего в животном и растительном мире принципа борьбы за выживание в сферу общественной жизни оправдывают дискриминацию или даже уничтожение всех «иных», не относящихся к «избранным». Таким образом фашисты рассматривают необходимость дискриминации или уничтожения «иных», в непосредственной связи со стремлением группы «избранных» (нации, расы, религиозной группы и пр.) выжить во враждебном окружении. По мнению фашистов, «избранные» погибнут от рук «варваров», если откажутся себя защищать.

Социал‑дарвинизм объясняет эволюцию общественной жизни возникновением неустранимых конфликтов в процессе социального развития общества. По мнению социал‑дарвинистов, эти конфликты являются вечными, и вечная борьба сообществ между собой является единственным двигателем социального прогресса. В результате этой борьбы выживают сильнейшие, именно они завоевали право на жизнь. Слабые должны в этой борьбе погибнуть. Именно этим фашистами обосновывается моральное право на дискриминацию или уничтожение всех остальных.

Несмотря на то, что Дарвин даже не думал распространять открытый им принцип естественного отбора на общественные отношения, идею социал‑дарвинизма приписывают именно ему. Обычно приводят выдержку из его книги «Происхождение человека», где Дарвин пишет: «В недалёком будущем, возможно, уже через несколько сотен лет, цивилизованные расы целиком вытеснят или уничтожат все варварские расы в мире». Однако при этом не уточняют, что под варварскими расами Дарвин понимал народы, которым присущи жестокость, невежество – те черты, которыми фашисты подменяют силу и духовность в своей пропаганде. Дарвин считал, что именно отношение к человеческой жизни и образует тот водораздел, который отличает варварские народы от цивилизованных. Лишь народы, в традиционной морали которых доминируют сочувствие и сострадание, а в обычаях помощь слабому, по мнению Дарвина, должны вытеснить и уничтожить всё варварское и жестокое в мире.

Чарлз Дарвин к идеям социал‑дарвинизма не имеет вообще никакого отношения ещё и потому, что они зародились в древности, задолго до возникновения самого термина «социал‑дарвинизм». Существовали они в общественных традициях и народных обычаях в Месопотамии, Древнем Китае, Древней Индии и во многих других древних цивилизациях.

В Древней Греции существовало даже целое государство, граждане которого придерживались принципов социал‑дарвинизма – Спарта, практиковавшее в отношении своих граждан селекцию. Спартанские граждане спокойно наблюдали, как гибнут слабые юноши в боевых тренировках, (часто упоминаемое сбрасывание спартанцами со скалы своих больных младенцев, скорее всего, миф). Кочевые народы Азии также придерживались принципа – доля слабого умереть.

Современный вид идеи социал‑дарвинизма приобрели в XVIII веке, а вот своё «научное» обоснование они получили лишь в XIX веке.

Впоследствии эти идеи были положены в основу марксистской политической теории, описывающей закономерный глобальный процесс развития цивилизации, который непременно должен закончиться высшей стадией общественного развития – коммунизмом. Для победоносной победы на всей планете последнего общественного строя человечеству необходимо будет, по мнению марксистов, обязательно пройти этап глобальной пролетарской революции, осуществлённой силами одного «избранного» социального класса – пролетариата.

Идеи социал‑дарвинизма развили нацисты, сделав их основой своей идеологии. Согласно нацистской расовой теории, в борьбе за право на жизнь постепенно рождается новая, сильная, исключительно жизнеспособная раса господ, из которой непременно должны возникнуть некие высшие существа – «сверхчеловеки». Термин «сверхчеловек» был заимствован непосредственно из ницшеанства. Все остальные, непригодные для превращения в сверхчеловеков, именуемые «недочеловеки» должны быть уничтожены.

Термин «недочеловек» (Untermensch) употреблялся в узком кругу немецких социал‑дарвинистов всю вторую половину XIX века, но в массовое сознание он проник через пятьдесят лет, после публикации в 1922 году книги «Бунт против цивилизации: угроза недочеловека» американского расиста Лотропа Стоддарда.

Нацисты через несколько лет после выхода, упомянутой выше, книги использовали термин «недочеловек» в своей пропаганде уже как сложившееся понятие, не требующее какого‑либо объяснения.

Вот выдержка из нацистской пропагандистской брошюры 1942 года: «Недочеловек – это биологическое существо, созданное природой, имеющее руки, ноги, подобие мозга, с глазами и ртом. Тем не менее это ужасное существо является человеком лишь частично. Оно носит черты лица, подобные человеческим – однако духовно и психологически недочеловек стоит ниже, чем любое животное. Внутри этого существа – хаос диких, необузданных страстей: безымянная потребность разрушать, самые примитивные желания и неприкрытая подлость». В этой же брошюре в качестве недочеловеков перечислялись евреи, цыгане, финны, венгры, татары, монголы (и вообще все азиаты), русские, украинцы и другие народы.

Идеи социал‑дарвинизма и радикальный национализм не являются исключительной чертой каких‑либо определённых народов или рас. Национализм свойственен практически всем народам и расам, так как его начала, в виде примитивных звериных инстинктов, заложены в самой природе человека и нивелируются лишь культурой и образованием.

Чем ниже интеллектуальный уровень и чем на более низкой ступени социальной лестницы стоит человек, тем он более подвержен идеям исключительности, социал‑дарвинизма, национализма.

В России 1830 – 1840 годы отмечены взрывным ростом популярности идеи русской исключительности. Началось всё с безобидного спора между западниками, которые утверждали, что Россия сильно отстала от европейских стран в экономике, науке, культуре, политической жизни и славянофилами, возражавшими западникам, что именно Европа давно находится в глубоком кризисе и катится к закату.

Западники утверждали, что существует абсолютно универсальный единый в мировом масштабе путь развития науки, культуры, общественной жизни, который должны пройти все без исключения страны. Российская жизнь, с её самодержавной и религиозной составляющей, с крестьянским традиционным общинным способом производства, мешает стране двигаться по пути прогресса, вместе со всеми остальными странами. По мнению западников, России было жизненно необходимо начать, как можно скорее, двигаться теми путями, которыми развивается цивилизованная Европа.

Славянофилы же настаивали на том, что необходимо как можно дольше сохранять свою самобытность, нести в разложившуюся меркантильную Европу свет духовности и чистоту первоначального христианства.

Параллельно ожесточённой полемике славянофилов и западников, возникали и новые имперские идеи, включающие в себя идею исключительности русского народа, его избранности, его особой миссии для всего мира.

Стали популярными фразы «Москва – Третий Рим» и «Тысячелетняя славянская империя». Русская соборность, общинность провозглашалась единственно возможным укладом общественной жизни, а особое географическое положение между Западом и Востоком, авторитарное самодержавие – благоприятными условиями к созданию самого могучего авторитарного государства на земном шаре. Рассматривалась идея объединения всех славян под крылом Российской Империи, при этом русские определялись главенствующим народом, господствующим не только над людьми других рас, но и над остальными славянами.

Михаил Погодин в своих книгах утверждал об исключительности славянского мира, духовных ценностей славян и истинной веры – православия. А среди славян он выделял русских. Константин Аксаков, Алексей Хомяков, Иван Киреевский, Николай Данилевский, Владимир Ламанский, князь Владимир Черкасский, генералы Михаил Черняев, Михаил Скобелев, Ростислав Фадеев … – список известных писателей, политиков, военных, государственных деятелей можно привести очень длинный, что доказывает высокую популярность в обществе XIX века идеи русской исключительности и национализма. Именно на этой почве, сразу после революции 1905–1907 годов вырастут различные русские монархические националистические организации, вроде черносотенцев из «Союза русского народа» или «Союза Михаила Архангела».

Любопытный образец для изучения представляет американизм – явление, именуемое за пределами США как «американская исключительность». Речь идёт о вере граждан США в миф о своём превосходстве перед другими народами. Этому мифу уже более трёхсот лет, а его начало происходит фактически от времени основания государства. Миф этот основан на вере, что США занимают особенное место в мире, а народ, населяющий страну, который сам себя именует «американской нацией», обладает особым национальным духом, особой приверженностью к свободе.

Американцы верят в том, что их государственные и политические институты совершенны, судебная система эталонно независима. Они полагают, что на них возложена особая божественная миссия нести свободу и демократию всем варварским народам, словом наставлять на путь истинный другие заблудшие народы, огнём и мечом искоренять скверну.

Действительно, исторические условия в которых создавались США были уникальные. Пуританская мораль и никогда в истории, ничем не ограниченный капитализм создали уникальное, в своём роде, государство.

Американская нация – сплав различных народов, разнообразных культур, во всей их многообразности. Население страны состоит почти целиком из потомков эмигрантов, бежавших в Новый Свет от преследований на своей исторической родине, из Европы и Азии, в поисках экономической и политической свободы, возможности исповедовать свою религию, не опасаясь при этом за свою жизнь. У этих эмигрантов, ещё до рождения североамериканского государства, уже были общие представления о таких понятиях, как свобода, демократия и права человека. Государство изначально строилось на принципах экономической свободы, неприкосновенности частной собственности и поощрении предпринимательства. Государственные институты и судопроизводство строились из соображений эффективности, верховенства законов и справедливости. Эти новые американские институты и суды не были отягощены, в отличие от европейских, грузом феодального прошлого, сотнями лет правления аристократии, политической и религиозной цензуры, сословными предрассудками.

Несомненно, американцам есть чем гордиться. Если бы не одно обстоятельство: временами чувство гордости за свою страну и за американский народ выходило за рамки здравого смысла, становясь настоящим культом. Фашизация американского общества в обозримой ретроспективе время от времени зашкаливала и лишь изначально разумно построенное государство, наличие в нём системы политических сдержек и противовесов, традиционная независимость судебной системы, столетиями существующая реальная свобода слова, сделали приход к власти фашистов невозможным.

США неоднократно балансировали на грани между демократией и фашистской диктатурой. Нет никакой гарантии, что в дальнейшем американскому народу также будет сопутствовать удача и очередной всплеск фашизации общества не закончится «народной диктатурой» и «американским социализмом».

Во внутренней политике, где имеет значение политическое устройство государства, в США существуют эффективные механизмы противодействия доминированию отдельных социальных групп и политических сил. Безусловное преобладание значения местных органов власти в жизни простого американца почти полностью нивелирует излишнюю мощь государственной машины.

Во внешней политике США не ограничены ничем, так как не наследовали разумную систему сдержек, веками существующую внутри страны, поэтому ведут себя крайне агрессивно, показывая всему миру во всей своей красе уродливую сторону мифа об американской национальной исключительности.

Если во внутренней политике американцы строго придерживаются принципа сохранения в любой ситуации политического плюрализма, абсолютной свободы политических и религиозных взглядов, то во внешней политике они проявляют грубую нетерпимость к чужому образу жизни, к праву других народов жить так, как им хочется, в соответствии со своей религией, своими традициями, национальным характером и в соответствии со своими национальными интересами. Вот такой любопытный парадокс.

Фашистские негосударственные военные организации, возникшие на основе культа исключительности воина, часто возникают в офицерской среде. Такие организации продолжают, незаметно для непосвящённых, существовать, развиваться в армии долгие годы и десятилетия, пока не появится благовидный повод и удобный момент для захвата власти в стране.

Для успешного захвата власти необходима лишь сила, для последующего её удержания в современном мире одной силы может оказаться недостаточно, нужен авторитет в обществе и поддержка населения. Необходимо, чтобы военные в стране не просто занимали бы особое положение, были бы своего рода кастой, живущей по своим законам, но, и чтобы это привилегированное положение и авторитет военных безоговорочно признавались обществом.

Для упрочнения своего политического положения в стране, военные, захватив власть, часто прибегают к специфическим популистским мерам, постепенно скатываясь к фашизму.

Иногда военные уже на начальном этапе используют фашизм для планирования, подготовки, захвата и удержания власти.

Типичными образцами фашизма, возникшего в среде военных, можно назвать Испанский фалангизм в Испании, режим Антонеску в Румынии, режим Хорти и Салаши в Венгрии.

А бывает так, что военные совершают антифашистский переворот, устраняя ранее существовавший фашистский политический режим и устанавливают жёсткую диктатуру, которая в отличие от фашистской опирается не на поддержку народных масс, а на небольшую группу военных и политиков.

Например, в Чили, на военных, которые традиционно занимали особое положение в стране, населением возлагались надежды на стабилизацию в политической и экономической сферах, на недопущение во власть коммунистов, с последующим установлением диктатуры пролетариата, с национализациями, экспроприациями. Как говорили сами чилийцы, в начале семидесятых годов страна была несколько лет беременна военным переворотом.

Сразу после переворота, произошедшего 11 сентября 1973 года в Чили, было сформировано военное правительство, возглавил которое непопулярный в народе генерал Пиночет, входивший в состав военного командования предыдущего правительства социалистов и прочно ассоциировавшийся в массовом сознании с фашистским режимом Сальвадора Альенде.

Чилийской военной хунте необходимо было в срочном порядке повышать популярность нового правительства, а ни соответствующей идеологии, ни политической организации у чилийских военных на первоначальном этапе не было.

Следует отметить, что степень фашизации чилийского общества перед военным переворотом 1973 года так и не достигла тех масштабов, на которые надеялись социалисты, получившие за три года до переворота власть в стране. Левых поддерживали примерно 40 процентов населения, что для удержания власти в богатой латиноамериканской стране было явно недостаточно.

Большинство чилийцев, давно были готовы к такому повороту событий, они ждали и желали прихода к власти военных. В августе 1973 года, ещё за месяц до переворота, почти сразу после отставки министра в правительстве Сальвадора Альенде, главнокомандующего чилийской армии генерала Карлоса Пратса, уволенного со всех постов усилиями будущих путчистов, в обществе открыто заговорили о скором военном мятеже.

В отношении диктатуры чилийских военных периода 1973–1990 годов также можно применить термин «фашистская». Военное правительство, для удержания власти через несколько лет после государственного военного переворота, стало опираться не столько на силу, сколько на поддержку населения. Пиночетом и его правительством, после периода политических репрессий были использованы типичные фашистские приёмы удержания власти: популизм, эффективная государственная пропаганда, цензура и контроль СМИ, фальсификации результатов выборов.

Пропагандисты фашистской военной хунты объявили целью прихода к власти военных «национальное возрождение». Были проведены экономические реформы, принята новая чилийская Конституция, проведена приватизация ранее национализированных предприятий, а также организаций образования и здравоохранения.

По словам Пиночета, причиной прихода военных к управлению страной стали угроза полного захвата власти коммунистами и деструктивная деятельность предыдущего социалистического правительства Сальвадора Альенде, симпатизирующего коммунистам.

Пиночет объявил военную диктатуру вынужденной и временной мерой. Он пообещал, что как только страна выйдет из состояния хаоса, армия вернётся в казармы и власть будет передана гражданскому правительству.

Уже на второй день после переворота военная хунта объявила о наличии в стране внутреннего и внешнего коммунистического заговора, подтвердила свои обещания вести непримиримую борьбу с внутренними и внешними врагами. На роль внешних врагов были назначены СССР и Куба, а внутренними врагами были объявлены не только социалисты и коммунисты, но вообще все несогласные с политикой нового военного правительства. В стране были созданы чрезвычайные военные трибуналы, построены концентрационные лагеря для политических противников режима Пиночета.

В январе 1978 года Пиночет провёл референдум о доверии к себе и проводимому им курсу. В результате референдума выяснилось, что Пиночета поддерживали 75% пришедших на избирательные участки. Следует отметить, что сторонние наблюдатели заявляли о массовых нарушениях при проведении голосования и масштабных фальсификациях при подсчёте голосов.

Такой метод узурпации власти, как контроль выборов, типичен для фашистских режимов и сведения об этом часто попадали в исторические хроники. Тем не менее даже за вычетом массовых фальсификаций, Пиночета поддерживало большинство населения, по оценкам независимых экспертов примерно 60–65 процентов.

Пример Чили показывает, как военная хунта, пришедшая к власти чуждым фашизму способом, то есть не при помощи выборов или народной революции, а в результате военного переворота, переходит после захвата власти к чисто фашистским методам: популизм, борьба с внутренними и внешними врагами, полный контроль над средствами массовой информации, насаждения культового сознания (вождизм, культ традиционализма, культ силы и пр.).

Не всегда военный переворот заканчивается фашистской диктатурой, он может закончиться обычной военной диктатурой, держащейся у власти исключительно за счёт силы, делая акцент преимущественно на государственный аппарат подавления гражданского сопротивления, а не на фашистскую идеологию и соответствующую ей пропаганду.

Подобные военные перевороты могут происходит в одной и той же стране регулярно. Это могут быть также антифашистские путчи, как только в очередной раз назревает опасность прихода к власти фашистов.

Трижды в XX веке армия спасала Турцию от религиозного фашизма, от радикализации и исламизации общества. Именно военные, недовольные исламизацией страны, прокатившимися националистическими погромами, ограничениями свобод (под предлогом борьбы с «подрывной деятельностью» правительством были запрещены любые политические собрания, проводились массовые аресты), вооружённым разгоном демонстраций.

Недовольные политическими чистками в армии офицеры спасли Турцию 27 мая 1960 года от исламофашизма в первый раз. Впоследствии всё повторилось дважды, в 1971 и 1980 годах. Методы, которыми действовали турецкие военные в 1960 и 1980 годах, были поистине ужасными: были казнены сотни людей, десятки тысяч лишены гражданства, лишены свободы сотни тысяч. Тысячи граждан пропали без вести. Но при всех этих ужасах, назвать эти события фашистскими военными переворотами нельзя. Лечение Турции от фашизма оказалось не менее страшным, чем медленно прогрессирующая болезнь, называемая «турецкий исламофашизм».

Диктатура, в основе которой лежат не идеология фашистского типа, со свойственными такой идеологии фашистскими культами, а исключительно страх граждан за свою жизнь, не может называться фашистской. В особенности если этот страх порождает очевидно немногочисленная группировка, пусть даже считающая себя исключительной, принадлежащей к некой привилегированной категории.

Таким режимом была диктатура Франсуа Дювалье на Гаити с 1957 по 1971 год. Несмотря на безуспешные попытки сторонников режима создать из Дювалье вождя нации, он никогда не пользовался поддержкой гаитянцев. Его диктатура держалась на суевериях и страхе перед служителями культа Вуду, а также вселяющими ужас вооружёнными отрядами «тонтон‑макут». Тонтон‑макуты не имели официального статуса и действовали вне какого‑либо закона или иного правового акта. Неугодные открыто или тайно похищались тонтон‑макутами и после этого исчезали бесследно. Эта была диктатура страха, а не власть обработанной пропагандистами безумной толпы.

Право исключительности может основываться фашистами на никак специально не обоснованном праве коренного народа на территорию, на природные ресурсы. В этом случае, единственным оправданием для фашистов является утверждение о том, что у какой‑либо конкретной территории имеется хозяин – народ, либо издавна населяющий эту территорию (завещанную предками), либо исторически возникший в этом месте, получивший там божественное откровение или получивший землю во владение от самого бога (святая земля), либо завоевавший в кровопролитных войнах свои владения, либо владеющий территорией на других подобных основаниях.

Происходит подмена в фашистской идеологии коллективного права на территорию для всех граждан государства, независимо от расы и национальности, вероисповедания, на исключительное право одной категории людей на эту же территорию и следующее из этого исключительное право на власть.

Одним из определений нации является следующее: нация – это этническая общность людей, проживающая в определённой местности, с единым языком и культурой. Спорное, на мой взгляд, утверждение, но оно отражает особое значение земли для любой нации.

В мире с древности и поныне существовали и существуют различные территориальные споры и конфликты, спекуляции на тему права народов на те или иные территории. Фашисты в своей пропаганде умело пользуются этими противоречиями.

Для одних родная земля – это отнятая у других народов во время войны территория (политая кровью предков‑воинов), для других она имеет сакральный смысл, так сказать, центр мира, отправная точка национальной истории и культуры.

В первом случае фашисты, для достижения своих целей, делают акцент на героическом прошлом народа. Они побуждают население гордиться не только военными победами, а, как бы это ни было парадоксально, но и поражениями, массовыми жертвами среди мирного населения, огромными военными потерями в войнах, зачастую бессмысленных.

Во втором случае – внимание пропаганды акцентируется на неразрывную духовную связь народа, бога и земли.

Нацисты, будучи атеистами, вычеркнули Бога из старой германской христианской схемы построения национального немецкого государства, получив в итоге идеологему – «кровь и почва».

На понятиях крови и почвы (Blut‑und‑Boden‑Ideologie) была построена идеологическая нацистская теория единства происхождения немцев («крови») и родины, родной земли, дающей нации силы («почвы»). Эта теория была положена в основу гитлеровской расовой политики, геополитики, фашистской идеологии и культуры.

Культ конфессиональной исключительности имеет самые тяжёлые последствия, как для окружающих, так в итоге и для самих приверженцев культа. Такой фанатизм наиболее агрессивен и устойчив в народных массах. Извращённое религиозное сознание, часто противоречащее основам религии, рождает идею о превосходстве конфессии, к которой принадлежит верующий.

Идеи конфессиональной исключительности присущи всем современным религиям, без исключения (по крайней мере, мне исключения не известны), но наиболее яркую и агрессивную форму эта идея приобретает в монотеистических религиях.

Языческие религии, в отличие от монотеистических, предполагают, что боги вполне могут терпеть наличие других богов у других народов. Разные народы на заре человечества поклонялись различным божествам и спокойно сосуществовали вместе, иногда ссорясь по поводу того, какой бог старше, сильнее и значимее. Выиграв битву, люди решали, что их боги более могущественны, чем боги противника.

Единобожие однозначно не предполагает наличие никаких других богов. По этой причине культ исключительности, рано или поздно, непременно должен был не только возникнуть, в том или ином виде, у адептов всех монотеистических религий, от древнеегипетского Атона до Авраамических религий (иудаизм, христианство, ислам), но и занять свойственное ему преимущественное положение в иерархии культов религиозного общества, вытеснив светские (в том числе и политические) культы.

Культ исключительности не менее значим для религиозных сообществ чем, к примеру, культы почитания церкви и священнослужителей, поклонения священным текстам, изображениям, реликвиям и им подобные.

Идея конфессионального превосходства всегда обосновывается «богоизбранностью», тем, что бог избрал определённый народ или последователей определённого религиозного направления для особой миссии, известной только самому Богу. На этом основании сторонники конфессиональной исключительности считают себя любимыми Богом людьми, которым тот оказал своё особое доверие.

Идея богоизбранности наиболее ярко проявилась в иудаизме, где она является центральной для всего вероучения.

Крайне агрессивной выглядит позиция исключительности в исламе. В священных книгах язычники расцениваются как враги ислама и мусульманам запрещено общаться с ними, помогать им. Коран прямо называет их врагами веры и от мусульман, требует истреблять их, если язычники не примут мусульманство.

Коран (сура IX, ст.5): «А когда кончатся месяцы запретные, то бейте многобожников, где их найдёте, захватывайте их, осаждайте, устраивайте засаду на них во всяком скрытом месте! Если они обратились и выполняли молитву и давали очищение, то освободите им дорогу: ведь Аллах – прощающий и милосердный».

Борьба с язычеством – это святая борьба, дело чести каждого мусульманина. Борьба, называемая джихадом, продолжается со времён пророка Мухаммеда (именно из‑за этого пророку пришлось переехать из Мекки в Медину) и до нынешних дней.

Идея исключительности мусульман и необходимости джихада была главной движущей силой арабских завоеваний в VI–VIII веках и последующих религиозных войн. Сегодня идея конфессиональной исключительности является причиной многих конфликтов на Ближнем Востоке, в Афганистане, Пакистане, Индонезии и других странах.

Вражда, в основе которой идея религиозной исключительности, возникает и внутри конфессий, среди различных направлений внутри одной религии. Примером тому является не прекращающаяся столетиями вражда между суннитами и шиитами, берущая начало ещё в VII веке.

Сейчас в исламе существует 7 основных направлений (религиозных школ – мазхабов): 4 суннитских (шафиитский, ханбалитский, ханафитский и маликитский) и 3 шиитских (исмаилитский, зейдитский и джафаритский). Внутри этих течений имеются другие религиозные группы, которые также соперничают друг с другом, часто доказывая свою «богоизбранность» с помощью оружия.

История христианства – это также история многочисленных религиозных войн, начиная со времён возникновения первых христианских общин. На заре христианства различные течения внутри церкви враждовали, а зачастую даже находились в состоянии вооружённой борьбы друг с другом.

После обретения христианством статуса государственной религии началась борьба с ересями, с сектантством. И далее, целыми столетиями между христианами шла религиозная вражда. Протестанты враждовали с католиками, англиканцы ненавидели пресвитерианцев, кальвинисты не жалуют лютеран.

Может быть, мне не стоило далеко ходить за примерами, достаточно было вспомнить русский церковный раскол XVII века, когда русский православный стал ненавидеть такого же русского и такого же православного, но старообрядца.

Достаточным основанием для того, чтобы вырвать старообрядцу язык или сжечь его живьём, вместе с женой и малолетними детьми, для православного христианина было даже не иная вера, а лишь расхождение во взглядах на религиозные обряды.

Внутри старообрядчества также существуют разные течения, члены которых претендуют на «правильность» и исключительность – поповство, единоверие и беспоповство. Внутри этих старообрядческих религиозных течений имеются ещё более мелкие обособленные группы, считающие себя ещё более «избранными», чем остальные и так далее… Эдакая матрешка из толкований религиозных догм и обрядовых различий.

Идеи исключительности появлялись не только в Америке и Европе. Такие идеи возникали и возникают в Азии, Африке, Австралии, даже у народов Океании.

В Южной Африке в конце XIX века, в среде потомков первых колонистов (преимущественно голландцев) возник африканерский национализм. Согласно идеологии африканерского национализма, белые люди на континенте, говорящие на африкаанс (африканский диалект нидерландского языка) являются богоизбранным народом. Все остальные (китайцы, негры, британцы и пр.) не признавались полноправным коренным населением африканского юга и считались африканерами людьми второго сорта.

Южноафриканскими националистами были созданы десятки организаций фашистского толка, из них две достаточно крупные: Братство африканеров, и старейшая партия ЮАР – Национальная партия Южной Африки. Последняя, кстати, находилась у власти с 1948 года по 1994 год.

В Родезии в конце XIX века также сформировались националистические организации фашистского образца. Идеология родезийских националистов базировалась на идее исключительности белых жителей Родезии, говоривших по‑английски. В чести были идеи корпоративизма, консерватизма и антикоммунизма. Основная националистическая партия, именуемая «Родезийский Фронт», на протяжении 30 лет играла весомую роль во внутренней политике страны, а в 1965–1979 годах даже находилась у власти.

В планах белых африканских националистов было создание нового общества, новой культуры, нового тоталитарного государства на чисто фашистских принципах. Предусматривалась европеизация коренного чернокожего населения Африки – отказ от традиционных африканских культов в пользу христианства, замену традиционной негритянской культуры на культуру пришлых белых колонистов.

На территории Африки существовал не только белый национализм, радикальному национализму были подвержены также и представители племён, населявших континент до прихода туда европейцев.

В основе идеологии чернокожих националистов был тот же традиционный набор – культ исключительности конкретного африканского племени, его превосходства над другими племенами, культ традиционализма, культ вождя, культ ненависти, культ героизма и смерти и пр.

Традиционализм, в этом случае, подразумевался в виде возвращения коренного африканского народа к первоистокам, к первоначальной природной нравственной чистоте, стремления ощутить себя частью природы, научиться понимать язык зверей и птиц, дружить с деревьями, дождём, ветром.

Идеологами черного национализма создавалась вымышленная прекрасная история народа, история героической борьбы с враждебными соседними племенами и белыми колонизаторами. Чернокожие националисты стремились к внедрению традиционализма во все сферы человеческой деятельности. Восстанавливалась, а иногда просто насаждалась силой традиционная культура, возрождались племенные мифы и предания, вводилось обязательное обучение молодёжи ритуальным танцам и музыке.

Некоторые чёрные африканские националисты и сейчас выступают за легализацию рабства, когда одно племя полностью владеет другими племенами на праве собственности. В отдельных случаях они считают необходимым распространить рабовладельческое право не только на территорию своей страны, но и на всём африканском континенте. Обоснование всё то же – исключительность родного племени.

Мобуту в Заире с 1965 по 1997 год проводил политику заиризации (африканизации) населения, провозгласив традиционные африканские верования и культуру единственно возможными. Он запретил неафриканскую литературу, кино, театр, ношение одежды западного образца, заставил граждан поменять европейские имена на африканские. В республике было запрещено западное образование, христианские праздники.

В современной Африке очень популярна объединяющая фашистская идеология расистского традиционалистского типа – негритюд (дословно с французского Négritude – негритянство). У этой идеологии богатая предыстория, включающая в себя философские и политические учения, зародившиеся ещё в конце XIX – начале XX века, основу которым положили африканские мыслители Эдуард Уилмот Блайден, Леопольд Седар Сенгор, Леон‑Гонтран Дамас, Эме Сезер.

В основе негритюда лежат различные концепции исключительности африканских народов, принадлежащих к негроидной расе. Идеологами негритюда воспеваются исключительность мышления всех негроидов, самобытность африканских культур и самодостаточность традиционных экономик коренных племён чёрного континента. Наукообразная теория негритюда не просто провозглашает, но и «научно доказывает» особую роль негроидной расы в развитии человеческой цивилизации.

Представитель игбо (племя в юго‑восточной части Нигерии) Эдуард Уилмот Блайден в 1857 году опубликовал свой фундаментальный труд – книгу «Голос из кровоточащей Африки» (Voice from bleeding Africa). Получив мировую известность в качестве основателя панафриканизма, ставшего через несколько десятков лет идеологической базой негритюда, он писал многочисленные статьи и публично выступал с требованием «духовной деколонизации» Африки, предоставив коренным народам жить в соответствии с их представлениями о мире, развивать собственную традиционную культуру.

Блайден утверждал, что негроиды стоят на более высокой ступени развития, они более нравственны и ближе к природе, в отличии от европейцев, которые алчны, расчётливы и агрессивны.

Критиковалось фатальная зависимость европейской цивилизации от научных достижений и технического прогресса, в ущерб духовности и естественности, которая непременно приведёт европейскую часть человечества к неминуемой гибели.

«Евро‑Азиатская цивилизация или погибнет от своей же техники, или за ближайшие сто лет выродится в жалкую кучку содомитов и наркоманов. Вот тогда вперед выйдут славные потомки несправедливо угнетаемых ныне жителей самого богатого природными ресурсами и благодатного континента. Настанет рассвет цивилизации Черной Африки» – писал в 1967 году последователь Эдуарда Блайдена африканский журналист Том Блэк.

В своей книге 1887 года «Христианство, ислам и негроидная раса» (Christianity, Islam and the Negroid Race) Блайден утверждал, что только ислам способен объединить всех коренных африканцев, именно он должен стать единственной религией всей Африки, а также всех этнических африканцев, проживающих за пределами континента. Христианство было названо враждебным африканской душе и вредным для традиционных негритянских сообществ.

Не остались в стороне и идеи «африканской геополитики», где Блайден обосновывал необходимость захвата Либерией соседних территорий.

В своём развитии, уже в середине XX века негритюд обогатился собственным африканским национал‑социализмом, в основе идеологии которого было утверждение, что у всех негроидных народов расовое сознание в значительной мере превалирует над классовым.

Осознание негроидами расовой исключительности, по мнению чернокожих национал‑социалистов, жизненно необходимо, чтобы не раствориться в мире других рас и национальностей. В основе политических программ африканских национал‑социалистов – идея социализма, построенного целиком на основе идеологии негритюда. Появился африканский социальный дарвинизм, свои политические культы. В общем, всё, как всегда, и везде у фашистов.

Панафриканизм родил идею завоевания африканцами части Азии, популярную в современной Нигерии, Кении, Гане и последующего создания огромной африканской империи – Соединённых Штатов Африки. Впервые идею о создании на африканском континенте единого государства всех негроидных народов высказал первый президент республики Гана Кваме Нкрума.

Реализовать проект огромного африканского государства мечтает современный ливийский диктатор Муаммар Каддафи. Продолжением идей панафриканизма являются различные современные геополитические программы «естественного» расширения жизненного пространства негроидной расы – по сути различные амбициозные планы экспансии африканцев в Азию.

Развитие панафриканизма, пантюркизма, панславизма и прочих «пан… измов», а также возникновение на их почве различных видов местного национализма, вроде упомянутого выше негритюда, настолько похоже на развитие европейских национализмов в «эпоху фашизма» первой трети XX века, что порой возникает ощущение, что параллельно развивавшиеся по всему миру процессы срежиссированы одним разумом, а труды различных теоретиков национал‑социализма написаны одной рукой.

В Полинезии ещё в XVIII веке, при всей примитивности жизни коренного населения, у отдельных племён путешественники из Европы отмечали признаки радикального национализма. Полинезийцы не знали ни гончарного производства, ни лука, ни стрел, но у них уже сформировалось понятие частной собственности, существовало разделение труда, рабовладение. Общество аборигенов делилось на социальные группы: ремесленников, воинов и жрецов. Полинезийцы, образуя внешне отличную от других народов Океании группу, разговаривая на едином языке, считали себя избранными и относились к другим народам Океании с презрением и враждебностью. У них существовало довольно логически стройное для примитивного общества «научно‑религиозное» обоснование своей исключительности.

Приведенные в этой главе примеры доказывают, что ксенофобия и национализм присущ человеческой природе изначально. Лишь современная цивилизация, её этика, наука и культура способны подавить в человеке эти звериные проявления животных инстинктов, первобытных страхов перед чужаками, не похожими на себя и своих соплеменников.

Можно составить огромную энциклопедию национализма, где указать исторические примеры, сделать ретроспективный срез по странам и континентам, составить длинный список националистических организаций. Энциклопедия получилась бы тяжёлая и толстая, потому как материала для неё всемирная история преподнесла предполагаемому автору такой энциклопедии предостаточно.

Национализм не единственный, но самый распространённый и самый удобный повод для создания фашистского культа исключительности. Второй по распространенности – религиозный фанатизм, предполагающий исключительность последователей священного учения или членов религиозной общины.

История, вернее та её часть, которая отвечает интересам фашистов – важнейшая составляющая фашисткой пропаганды. Не гнушаются фашисты «подгонять» историю под свои потребности, вольно интерпретируя исторические факты, комментируя и делая выводы, необоснованные ничем, кроме своей выгоды, не гнушаясь даже придумыванием не существовавших в реальности исторических событий. Для обоснования исключительности, фальсифицированная фашистами история как раз самый удобный инструмент.

К примеру, согласно утверждениям славянофилов, сторонников идеи «Россия – Третий Рим», Московское Царство являлось прямым наследником предыдущих древних монархий, которые, уже в свою очередь, берут своё начало от императора Августа, основателя Римской Империи.

Рюрик, как доказывают славянофилы‑историки, ведёт свой род от римских императоров. Псевдоученые придумывают происхождение для персонажа церковного мифа, для персонажа, про которого неизвестно, существовал ли когда‑то его исторический прототип. Даже не искушённому в вопросах истории читателю понятно, где собственно история, а где великодержавная российская имперская пропаганда.

При этом, реальные исторические факты, подтверждённые документами, опровергающие псевдоисторические теории, самими фашистами без объяснения объявляются фальсифицированными. Только на том основании, что они, якобы, порочат доброе имя страны и населяющего эту страну народа. Невозможный в научном споре бредовый аргумент «Это не правда, по причине того, что это плохо выглядит и не добавляет героичности нашим предкам», не кажется фашистским «историкам» абсурдным, по очень простой причине – это относится не к науке, а к идеологии и пропаганде.

В 1948 году госдепартамент США издал сборник документов о советско‑германских отношениях перед самой Второй мировой войной. В эти документы включили также тексты секретных протоколов пакта Риббентропа – Молотова. Сразу после этого СССР опубликовало историческую справку «Фальсификаторы истории», в которой была указана советская версия причин войны, отрицался сговор Гитлера со Сталиным, спровоцировавший Германию на захват Польши, что в итоге привело к началу Второй мировой войны.

Вся ответственность за развязывание войны перекладывалась исключительно на Гитлера и его окружение. Долгие последующие годы эта версия, изложенная в «Фальсификаторах истории», стала источником сведений о причинах войны во всех советских изданиях, от исторических трудов и энциклопедий, до школьных учебников истории.

Основной довод в пользу отрицания реально существующих документов, свидетельств, подтверждающих факт сговора, был прост – клевета на народ‑победитель, освободивший Европу от немецкого национал‑социализма. И всё, больше никакие аргументы уже не нужны. Срабатывает чисто фашистская логика: «Этого не может быть, потому что мы хорошие, а все вокруг – плохие, мы советский народ, а значит мы всегда правы».

Спорить с фашистом бесперспективно, так как подобный спор похож на спор с религиозным фанатиком, которому всё равно бесполезно что‑либо доказывать. Переубедить фашистского фанатика невозможно, а вот получить от него топором по голове или нож под ребро, в порыве «праведного гнева», можно запросто.

Поведение человека зависит от того, какую социальную роль для себя он определяет, причём имеет значение не только реальное положение, но и то, как себя ощущает сам человек. Приятно осознавать свою исключительность. Ещё приятней, когда эта реальная или мнимая исключительность даёт какие‑то ощутимые преимущества в обычной жизни.

Примерить на себя эту исключительность или с неприятием отвергнуть её, целиком зависит от нравственных качеств личности и интеллекта конкретного человека.

В процессе принятия или отторжения идеи исключительности, даже если это решение принимается человеком спонтанно, неосознанно, чисто на эмоциональном уровне, в мозгу человека все равно подсознательно решается сложная задача: даёт ли эта исключительность какие‑либо новые возможности, позволяет ли она чувствовать себя увереннее, получать эффективную поддержку от «своих», позволяет ли она передавать своим детям эти признаки элитарности, даёт ли какие‑то преференции во взаимоотношении с властью, позволяет ли публично гордиться собой, чувствовать силу единства с такими же носителями этой исключительности. Люди часто не осознают истинных мотивов своей симпатии к фашистским идеям.

При определении своего отношения к фашистской идее исключительности, человек видит себя как бы со стороны. Одни люди видят в фашизме самого себя и им нравится:

· повышение собственной значимости (особенно в условиях постоянного унижения, ничтожности социального положения, небезупречных нравственных качествах и низких умственных способностях индивидуума);

· сопричастность к многочисленному и сильному общественному или политическому движению и защиту со стороны этого движения;

· оправдание своих неблаговидных поступков благородными целями фашизма, интересами нации, расы, государства, религиозной группы и пр.

А другие люди в принципе не способны видеть себя в фашизме, они способны видеть себя лишь вне его, так как отчётливо осознают всю лживость фашистской пропаганды и последствия, к которым приводит промывание мозгов.

Как причины симпатии или пассивного непротивления фашизму, так и причины неприятия фашизма, могут различаться у разных людей.

Кто‑то таким родился и не приемлет лжи, насилия и любого ущемления личной свободы, у него неприязнь чисто физиологического свойства, связанного с врожденными особенностями психики.

Другому человеку отвратителен фашизм, по причине эстетического неприятия и интеллектуального отторжения, не из‑за врождённых индивидуальных особенностей, а из свойств личности, являющихся плодами воспитания и образования.

Немалая часть поддерживающих фашистов граждан, являются просто безыдейными конформистами, чей конформизм происходит от разных причин: от простого малодушия, до хорошо обдуманных меркантильных денежных интересов и амбициозных карьерных устремлений. Такого рода конформизм может происходить вообще из любых конъюнктурных соображений.

Именно поэтому ещё одним признаком фашизации социума, является наличие не только внешней, по отношению к отдельному индивидууму, цензуры, но и распространенность самоцензуры.

Искреннее стремление большого количества людей ничем не выделяться из толпы, мимикрировать под окружающее общество, чтобы стать в нём как можно более незаметным, становится жизненно необходимым для политически пассивного гражданина, условием для его социального благополучия, а иногда и для физического выживания в фашистском государстве.

Достаточно лишь изъять два компонента из ядовитого содержимого государственной машины фашистского государства, но компоненты самые важные – ненависть и страх, и фашизм умрёт. Фашизм существует не в концлагерях и тюрьмах, не в телевизионных студиях и редакциях газет, не в законах или хаосе, он живёт в головах людей, в их сознании.

1.7. Культ традиционализма, его влияние на культуру и науку. Фашистская эстетика

Фашисты утверждают, что современная цивилизация нуждается в срочном радикальном хирургическом лечении, без которого она рано или поздно обречена на гибель. По мнению фашистских идеологов, капиталистическая продажная мораль извратила всякий разумный порядок вещей, существовавший веками, а современное общество превратилось в царство денег, чего никогда не случалось ранее.

Фашисты призывают вернуться в прошлое, создать новое Средневековье, с его варварской моральной чистотой. Они считают, что нужно, наконец, народу встать с колен, разорвать оковы, в которые облекли весь мир торгаши и спекулянты, проснуться ради обновлённого, одухотворённого мира.

Красиво выглядит, не правда ли? А то, что за этой привлекательной обложкой мрачным напоминанием стоят Майданек, Освенцим и Бухенвальд, современными фашистами не упоминается.

Право на жизнь, по меркам фашистов, имеют лишь те, кто обладает достаточной силой для преодоления ничтожных жизней ничтожных людей, вместе с их аппетитами и сантиментами, вместе с их убогим чванством, вместе с их гнилыми буржуазными либеральными ценностями.

Высказывания, приведённые в двух первых абзацах, взяты мной из нацистской пропаганды ноября 1934 года. Слова эти прозвучали на следующий год после прихода Гитлера к власти. Как униженная версальским миром Германия встала с колен и чем это закончилось, мы всё хорошо помним.

Ещё одним родовым признаком фашизма, наряду с культом ненависти и культом исключительности, является традиционализм. Фашисты насаждают в обществе идею о том, что для сохранения порядка и целостности страны необходимо придерживаться веками существующих традиций, традиционной культуры и образа жизни.

По мнению фашистов, традиции составляют высшую практическую мудрость. Они считают, что национальный характер и дух народа заложен в его традиционную культуру и традиционный образ жизни, которые являются единственно приемлемыми и подлежат ограждению от иного образа жизни и любой чуждой культуры другого народа, тем более от влияния современной общечеловеческой наднациональной мировой культуры.

В здоровом обществе существует баланс между традицией и новациями. Сохранение накопленного поколениями знаний, укоренение традиционных для общества норм, правил, ценностей и одновременное создание нового знания, изменение норм и правил не противоречат, а дополняют друг друга.

Фашисты отрицают необходимость баланса между старым и новым, провозглашая традицию важнее любых новаций.

Интеллектуальная деятельность человечества, по большей части, состоит из воспроизводства новых идей в науке, культуре, технологиях и прочих видах человеческой деятельности, развитии социальных отношений. Эта деятельность включает в себя также процессы анализа и отбора старых идей и принципов, культурных проявлений, чтобы решить, что следует считать отжившим, противоречащим прогрессу, формированию новых идей и смыслов.

В развитом либеральном демократическом обществе главная функция традиции – обеспечить прогресс, возможность генерировать новые идеи, отталкиваясь от коллективного опыта прошлых поколений. Традиция, в этом случае, не противоречит новому, а становится его частью, фундаментом, на котором строится это новое.

В чём же причина приверженности фашистов к традиционализму, если именно прогресс обеспечивает процветание народу и государству, спокойное поступательное развитие экономики, политическую стабильность в стране?

На самом деле, это только кажется, что любое правительство должно быть заинтересовано в прогрессе. Кажущаяся странной и противоречащей логике позиция неприятия фашистами всего нового, вполне объяснима.

Рассмотрим, к примеру, влияние на состояние общества и государства такой вещи, как культура. Любой вменяемый политик воспринимает культуру как универсальную мотивирующую систему норм и ценностей, непосредственно влияющих на настроение и поведение как целых социальных групп, так и отдельных людей в социуме.

Культура влияет на социальный порядок в стране, на управляемость населения. Культура может способствовать социальному прогрессу общества, делать его более терпимей, создавать гуманистические моральные нормы, обычаи, устанавливать для людей высокие нравственные стандарты.

Но культура также способна из разумных и добрых людей сделать тупую агрессивную толпу. С помощью культуры легко манипулировать людскими массами, добиваясь от них предсказуемой реакции и предсказуемых действий.

В любой стране политики эксплуатируют естественную приверженность людей к традициям, используя это качество для манипуляции людьми. Это вполне обычное явление для любой политической системы.

В фашистском государстве не просто почитаются и сохраняются традиции, из них делают культ, им поклоняются, они составляют важную часть фашистской культуры.

Культ традиционализма, как и остальные фашистские культы основан на человеческой психологии и используется пропагандистами для  манипуляций массовым сознанием. Человек воспринимает не только настоящее сквозь призму своих убеждений, но и прошлое. Наверное, прошлое в гораздо большей степени подвержено искажению в сознании людей.

При правильно поставленной фашисткой пропаганде всё, что делает тупая и агрессивная толпа, управляемая фашистами, должно выглядеть правильным.

Прошлое страны или народа, по мнению идеологов и пропагандистов, также должно всегда выглядеть надлежащим образом, в соответствии с желанием большинства. Это толпе приятно. Глупый, но крайне эффектный трюк для повышения результативности воздействия пропаганды на сознание.

Традиционная культура предполагает традиционные источники информации. Как правило, это устные предания, мифологические источники (народные сказки, былины, саги и прочие), изобразительное искусство и скульптура, мистические представления, народные обряды. Такую форму культуры фашисты называют «истинно народной традиционной культурой», особо акцентируя присутствие в ней традиционного мифологического мышления и фольклорных мотивов.

Фашисты, отметая неугодные и акцентируя внимание на выгодных им традициях, по‑своему их трактуют. Они тщательно выбирают для граждан своей страны прошлое, иногда изменяя это прошлое, часто добавляя в него что‑то своё, чего вообще никогда в истории народа не происходило. Поэтому «народные традиции», насаждаемые фашистами, имеют мало общего с действительно существовавшими в прошлом. Это скорее некий новый продукт, созданный усилиями пропаганды, выдаваемый за существовавшую когда‑то давно реальность. Это то прошлое, каким его хотят видеть фашисты.

Созданная фашистами новая синтетическая «традиционная культура» содержит в себе вполне определённые жёсткие установки «свой – чужой», что создаёт благоприятную почву для манипуляций общественным сознанием. Фашистская культура становится важнейшей частью идеологии, наравне с фашистской исторической наукой, рассматривающей исключительно идеологически «правильные» версии исторических событий и их интерпретации.

В начале века возник немецкий национализм, и многие немецкие учёные заговорили о «германской античности», противопоставляя её греко‑римской. Они утверждали, что в античные времена существовало несколько полюсов культуры, одним из которых была Северная Европа, населённая германскими племенами. На основе древних германских мифов эти учёные искусственно создавали «воспоминания» об утраченном «золотом веке», не только его прославляли, но и призывали вернуться к нему.

Понятия исключительного народного духа и особой духовности, якобы присущие немецкому народу, оказали в XIX веке серьёзное влияние на массовое сознание немцев, особенно сразу после создания единого государства в 1871 году – Германской империи.  До объединения Германии, немцы считали себя, прежде всего пруссаками, баварцами, саксонцами, эльзасцами, а уже потом немцами. Истоки немецкого национал‑социализма XX века  следует искать именно в этом времени.

В XIX веке практически повсеместно в Европе происходили похожие процессы. К примеру, в России оказали существенное влияние на государственную идеологию того времени и на первых славянофилов, прежде всего труды российских историков, выполнявших заказы российских монархов времён империи, предназначенные для прославления роли русского народа во всемирной истории и династии Романовых в особенности.

Даже в наши дни ученые в отдельных странах время от времени делают сенсационные открытия о том, что все этносы на земле произошли от какого‑то конкретного народа, носителя божественной истины.

Туркменские историки совсем недавно установили, что именно древние туркменские учёные (не смейтесь, именно так это и было озвучено – «древние туркменские учёные») на заре человечества изобрели колесо, письменность, выплавку металлов, научили всё человечество пасти скот и заниматься земледелием. Я полагаю, что президент Туркменбаши Сапармурат Ниязов оценит научный подвиг туркменских историков в ближайшее время. Когда отдельные учёные в Туркмении осмелились возразить и заявить о профанации науки, в ответ Туркменбаши просто изгнал их из страны, а чтобы не иметь проблем в будущем, президент (и академик по совместительству) Ниязов недавно просто взял и разогнал Академию наук Туркмении.

В настоящее время приоритет туркмен в изобретении колеса, письменности и земледелия, оспаривают северокорейцы, ливийцы, иракцы, китайцы и ещё многие другие народы.

Ещё каких‑нибудь семьдесят лет назад, первенство в изобретении колеса и остальных главных научно‑технических достижений Древнего Мира приписывали себе итальянцы, немцы, венгры, ирландцы и прочие народы.

Нет ни одного фашистского режима, который бы не лелеял мифы о превосходстве и исключительности своих древних предков. Большинству людей приятно сознавать этическую, эстетическую, религиозную или какую‑либо ещё безусловную собственную исключительную ценность в этом мире.

Фашизм не только политическая теория и практика, это ещё стиль. Как правило, это синтез традиции и современности. Очень ярко это прослеживается в стиле Италии времён Муссолини, в Третьем Рейхе и в СССР, которые во многом копировали античный стиль Римской империи I века до н.э. – V века н.э.

В аутентичном смысле невозможно точное воссоздание античного имперского римского стиля, поэтому всё ограничивается прямым заимствованием отдельных элементов и приданием этим элементам нового смысла. Имперские орлы, знамёна и штандарты, напоминающие римские, военная и гражданская форма с имперской атрибутикой, скульптура, живопись и архитектура, прославляющие империю – вот любимые элементы имперского стиля у итальянских фашистов, немецких национал‑социалистов.

Впечатляющая революционная эстетика фашизма, привлекающая молодёжь, как бы странно это не казалось, основана также на традиционализме.

Сложно поверить в то, что бунтарский дух может ужиться в сознании молодого человека с народными традициями и с традиционными верованиями. Но именно гремучая смесь традиции с революцией даёт сильный эффект величия и силы, который так притягивает молодёжь, особенно если речь идёт об имперском величии и об историческом преемстве с древними героями.

Фашистская революционная эстетика бунта, молодости, революции на самом деле направлена на контрреволюционное подавление всякой свободы и установления тоталитарного режима. Это ещё один парадокс фашизма, когда провозглашаемые лозунги и фашистская эстетика, не просто отличны от дословного смысла этих самых лозунгов и культурных посылов эстетики, а прямо противоположны им.

Агрессивное отрицание старого мира в фашистской идеологии часто сочетается с одновременным почитанием традиций в фашистской культуре. Амбивалентность в чистом виде, как определили бы это состояние психиатры, если бы речь шла не об идеологии, пропаганде, государстве и обществе, а об отдельном человеке.

Целью и смыслом этой фашистской эстетики является идеология и пропаганда методов государственного управления, взятых на вооружение фашистами. Эмоциональная реакция на объект или явление должна быть прогнозируема, т.е. обязательно соответствовать ожидаемым глубоким чувствам и переживаниям, которые можно использовать для манипулирования массовым сознанием.

Фашисты прекрасно понимают, что через историю, искусство, литературу и спорт легче всего формировать мировоззрение. При этом, гораздо проще и понятнее донести до большинства граждан свои идеи, используя наиболее простые для восприятия и понимания художественные формы и образы. Особенно это касается воздействия на сознание малообразованных слоёв населения, способных воспринимать лишь упрощённые до крайности формы и образы. Именно по этой причине фашистская эстетика базируется на лёгких для восприятия вещах, на простых (иногда даже примитивных) геометрических формах, чаще всего устремлённых вверх, на контрастных сочетаниях цвета и света, на легко запоминающихся мелодиях, стихах, и коротких лозунгах.

В архитектуре – это кубы, параллелепипеды и подобные простые геометрические фигуры. Явственно видна склонность фашистских архитекторов к гигантомании. Достаточно посмотреть на творения отца нацистской эстетики Шпеера или монументальные сооружения советских архитекторов Иофана и Чечулина, дворцы и статуи Туркменбаши в Туркменистане, гигантские нацистские партийные сооружения в Нюрнберге или Форум Муссолини в Риме, чтобы составить представление об имперском фашистском архитектурном стиле.

Гигантские сооружения, олицетворявшие фашистскую идею, должны  сделать эту идею более весомой в глазах обывателя, великой и вечной. В качестве образцов для подражания берутся, как правило, гигантские исторические сооружения строгих и простых классических форм, некогда популярных в древних царствах и империях. От храмов Луксора и пирамид Долины Царей, до мавзолеев Августа и Адриана, императорских дворцов и цирков Римской Империи.

У обывателя должно создаваться ощущение происхождения фашистского государства от старой многовековой могучей империи и уверенность в незыблемости устоев фашистского государства.

Если Третий Рейх, то обязательно тысячелетний, если Советский Союз, то непременно вечное и общемировое (в перспективе – единственное на планете) государство рабочих и крестьян, которое будет существовать до скончания времён. Этим и объясняется склонность фашистов к гигантизму в архитектуре.

Примечательно, что идея возврата к народной архитектуре появилась в нацистской Германии через месяц после прихода NSDAP к власти, а в СССР через месяц после объявления зимой 1929 года И.В. Сталиным нового курса, отказа от НЭПа, создания новой экономики и внедрения новых методов управления, заложивших начало копирования, в последующие годы, советским государством европейской фашистской модели.

Самым грандиозным советским архитектурным имперским проектом, так и не воплотившимся в жизнь, был проект Дворца Советов в Москве – 416‑метровое здание, увенчанное 86‑метровой статуей Ленина. На месте ранее взорванного храма Христа Спасителя успели построить 60‑ти метровую часть каркаса здания. Гигантское строительство прервала война и стройка была заморожена. После войны к стройке не вернулись, а на фундаменте дворца построили открытый бассейн «Москва».

В 1924 году заговорили о необходимости возрождения «русских традиций» в архитектуре. Так известный русский и советский архитектор Владислав Станиславович Карпович в то время писал: «Мы должны найти новые пути, создать новое зодчество и для этого нужно вернуться к эпохе, когда создавался сам народ». В качестве стандартного образца нового советского строительства Карпович предлагал взять северное деревянное шатровое зодчество XVI века. Если бы не имперские идеи захвата всего мира, посредством разжигания глобального пожара мировой революции, нашедшие своё отражение в советском искусстве, если бы не сталинский ампир, возможно, мы бы увидели совершенно другую советскую архитектуру. Но в любом случае она бы основывалась на традиции, как и сталинский стиль.

Почему фашисты уделяют такое большое значение архитектуре? Они прекрасно осознают силу воздействия архитектурных геометрических форм на психику человека. В любой архитектуре всегда имеется скрытый смысл.

Гигантомания говорит нам о масштабности, строгие линии – о воле, античные имперские формы сообщают нам о преемственности и величии. При создании архитектурных объектов важно донести до наблюдателя, без искажений основной смысл архитектурного воздействия на сознание, с помощью пространственных форм, особым образом построенных на математике пропорций, геометрии проекций и перспектив. Задуманный автором и внушаемый архитектурной формой человеку образ эмоционально переживается им адекватно первоначальному замыслу архитектора.

Фашистский стиль музыке – преобладание над гармонией примитивных возбуждающих ритмов и внедрение хорошо знакомых национальных мелодий. Под такую музыку сложно размышлять и заниматься творчеством, она предназначена для активного действия, эмоционального взрыва, агрессии.

Музыка должна отражать одновременно единство граждан под руководством фашистов и освобождающуюся народную энергию, силу духа и массовую готовность пожертвовать жизнью за фашистскую идею. Именно поэтому популярны военные марши с побудительными воинственными текстами и грустные «народные» песни о несчастной родине, которую обязательно нужно спасать от врагов.

В фашистской эстетике важное значение придаётся символическому собирательному образу фашистов и их сторонников. Уничтожается всякая индивидуализация, люди изображаются не как отдельные личности, а как некая однородная масса. Для достижения этого эффекта используются массовая хореография, хоровое пение, уличные демонстрации и шествия сторонников фашистов, представления физкультурников и тому подобные массовые зрелищные мероприятия. Обязательно подчёркивается огромная сила этой массы и атлетизм отдельных, составляющих массу безликих человеческих единиц. Отсюда происходят шествия с хоругвями черносотенцев, факельные шествия нацистов и первомайские демонстрации советских граждан. Это дань фашистской эстетике.

Незамысловатая графика, содержащая чёткие линии и контрастные цвета, используется пропагандистами в газетах, в плакатах. Фашисты в графических образах изображаются яркими жизнерадостными красками, а если в одном изображении вместе с фашистами присутствуют их враги, то последние выполнены в тёмных мрачных тонах.

Часто используется традиционный мифологический приём – враги изображаются в виде хищных зверей, гадов, насекомых и пауков, сказочных злобных существ, воплощения дьявола, образа смерти. Создаются аллюзии на уже известных персонажей, на известные мифы и литературные источники. Фашист изображается в виде сказочного героя, а враг в виде отрицательного персонажа.

В фашистском искусстве всё упрощается до примитивности, чтобы мысль, которую пытаются донести фашисты, дошла даже до самого умственно деградировавшего маргинального субъекта.

Проще вызвать сочувствие образом страдающего Христа, а ненависть поедающим человеческую плоть троллем, чем заставить думать о существующих проблемах сложными рассуждениями, непонятными большинству голосующих на выборах граждан.

Фашистам нужно вызвать отношение к врагам, как к нелюдям, которые недостойны жалости. Именно поэтому лучше всего работает приравнивание современных врагов к уже ранее побеждённым злодеям из героического прошлого. Этим убивается сразу два «зайца» – оправдывается воинственное и беспощадное отношение к врагу, по причине того, что враг демонизируется и одновременно культивируется оптимизм, убеждённость в исторически обусловленной неизбежной победе над ним. В таком случае фашистские пропагандисты вынуждены не только вспомнить мифы, народное творчество, традиционную культуру, но и исхитриться спроецировать всё это на современную жизнь.

Все без исключения фашистские диктаторы признавали сильное воздействие на эмоции людей сочетания правильно подобранных визуальных образов и музыкального сопровождения для пропагандистских текстов. Для того чтобы понять, о чём идёт речь и получить представление о пропагандистских методах воздействия фашистов на массовое сознание, настойчиво рекомендую посмотреть документальный фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли». Это чрезвычайно дорогой по тем временам, пропагандистский нацистский фильм. Он был создан по личному приказу Гитлера, на деньги нацистской партии. Даже название фильму дал сам Гитлер. В этом гениальном по замыслу и грандиозным по воплощению пропагандистском фильме показан съезд нацистской партии в 1934 году в Нюрнберге. Несмотря на то, что после окончания Второй мировой войны авторы фильма утверждали о том, что это исключительно документальный фильм о Германии 1934 года, сразу бросается в глаза, что на самом деле это был чисто пропагандистский фильм, наглядно показывающий эстетику нацизма с её маршами, публичными выступлениями и главное – с типичным для фашизма резонансным возбуждением толпы. Фильм долгие годы был запрещён в СССР, но сейчас купить кассету с этим фильмом не составляет проблемы.

В художественном кинематографе у фашистов сочетаются сразу все основные стили фашистской эстетики, от музыки и литературы, имперской символики и архитектуры, до одежды кинематографических героев и новояза, на котором они общаются в кадре.

В пропагандистских фильмах обязательно присутствуют символизм и героическая фашистская патетика. Государственные кинематографисты экранизируют исторические мифы о далёком будущем «золотом веке» и славном героическом прошлом. Видеоряд и текст должны не столько пафосно описывать героическое прошлое, сколько давать представление о неразрывной связи прошлого и настоящего, вызывать подсознательное воплощение идеального героя из прошлого в современном фашисте.

В основе фашистской эстетики лежат: культы красоты, молодости, силы и смерти.

Центральное место занимает героическая смерть за фашистскую идею. По мнению фашистов, есть только один самый важный для каждого человека поступок, который намного дороже даже человеческой жизни – это героическая смерть.

Воспевание человеческого тела, спорта и физического труда, происходит от древнего языческого страха перед природой, от животного первобытного страха, инстинктивно таящегося в укромных уголках подсознания в каждом из нас с древнейших времён.

Красота в фашистской эстетике – это часто древняя демоническая сила, являющаяся, согласно древним мифам, движущей силой природы и связанная с подсознательным восприятием окружающего мира.

Скульптуры Арно Брекера, Йозефа Торака и Веры Мухиной – образцы так называемого «классического фашистского изобразительного искусства». Скульптуры изображали «нового совершенного человека». Наглядное пособие для воспитания из подрастающего поколения мужественных, сильных и преданных фашистов, символы, предназначенные для подражания простыми обывателями.

Для разработки нацистской военной формы вермахта и формы SS гитлеровцами был привлечён известный кутюрье Хьюго Босс. Для нацистов красота их парадной формы была не менее важна, чем танки и самолёты.

Внешний вид членов партии также не остался без внимания и в фашистской Италии. Неслучайно Муссолини причисляет такую утилитарную вещь, как чёрная рубашка к базовым ценностям итальянского фашизма. По мнению Муссолини, чёрный цвет – это цвет страха и  смерти.

Для гитлеровцев трудились талантливые скульпторы Арно Брекер и Йозеф Торак, архитекторы Пауль Троост, Людвиг Руфф, Альберт Шпеер и Герман Гислер. Во славу Третьего Рейха выступал Герберт фон Караян и пела Элизабет Шварцкопф, снималась в кино Марика Рёкк. Нацисты платили им огромные гонорары и всячески оберегали их, как народное достояние. Эти деятели культуры, поддерживавшие нацизм, были буквально на вес золота, по простой причине – огромное количество представителей немецкой интеллигенции, включая известных учёных, художников, музыкантов, были вынуждены уехать из Германии сразу после прихода к власти партии Гитлера.

Итальянские фашисты в основу своей эстетики положили стиль Римской Империи времён её расцвета. Нацисты соединили имперский стиль Древнего Рима с традиционной древнегерманской и древнескандинавской культурой. Иногда что‑то просто копировалось, а иногда изменялось, переделывалось на современный лад.

Знаменитый взмах правой руки, введённый Муссолини в качестве приветствия среди итальянских фашистов, не что иное, как салют легионеров в Древнем Риме, аналог нынешнего военного приветствия в виде прикладывания правой руки к козырьку фуражки или нижнему краю головного убора.

Римский салют, который ассоциируется сейчас исключительно с фашистской Италией и нацистской Германией был очень распространён во многих странах до начала Второй мировой войны. Этот жест был официальным приветствием во многих странах Европы и даже в обеих Америках, где в США назывался целых полвека «салютом Беллами». Этот жест использовали некоторые детские и женские организации в Европе, Америке и Австралии.

Коммунисты Германии в 20‑х годах ввели в обращение своё приветствие «Рот Фронт» – поднятая полусогнутая правая рука с повёрнутым от себя кулаком. Это было немного изменённое древнегерманское воинское приветствие – поднятая вверх полусогнутая правая рука, держащая копьё или меч. У немецких коммунистов вместо меча был молот или колосья пшеницы.

Свои приветствия использовали различные политические партии, скаутские организации, феминистские лиги, пионерская организация в СССР. Из этого примера видно, что ничего нового ни коммунисты, ни нацисты, ни итальянские фашисты не придумали.

Как известно, символы должны быть легко узнаваемы, воспроизводить у людей строго определённые ассоциации и эмоциональную реакцию, вызывать резонансное возбуждение и ликование. Резкий жест рукой, отдельная буква или простой графический символ (свастика, стрелы и пр.), сочетание двух или максимум трех цветов на ленте или банте, на используемых в одежде или головном уборе элементах – наиболее популярные визуальные символы у фашистов.

Ещё один признак фашизма – склонность к «новоязу», к примитивизации языка, лишению его выразительных средств. От упрощения орфографии и пунктуации, до максимально возможной кастрации лексики.

Человеческое мышление напрямую связано со словами и образами. У большинства людей словесная форма преобладает, так как основу мышления составляет язык, а зрительные образы, запахи, вкусовые и осязательные ощущения играют второстепенную роль. Лишь небольшая часть людей обладает преимущественно образным мышлением, это когда зрительное образы и ощущения преобладают над языковыми формулами.

Ясная мысль всегда напрямую выражена в сознании чёткой словесной формулировкой. Богатство языка, способность воспринимать чужие мысли через чужую речь и текст расширяет границы познания, даёт возможность выйти за пределы непосредственного опыта ощущений и восприятия.

Чем богаче язык, тем больше возможности у человека для критического мышления. В чужих словах содержатся незнакомые идеи, опыт, а в текстах – научные знания, культура, историческая память. Несомненно, культура слова служит неразрывной связью между поколениями, отстоящими друг от друга на сотни лет, а то и на тысячелетия.

Язык – явление социальное, не существующее без общения с другими людьми. Чем примитивнее язык, тем примитивнее общество. Чем хуже человек владеет языком, тем на более низкой ступени своего интеллектуального и культурного развития он находится. Понимая это, фашисты упрощением языка стараются искусственно ограничить возможности людей для критического анализа, самостоятельного мышления, свободного от фашистской пропаганды.

Лозунг итальянских фашистов «Abajo intelligenсia!» (Долой интеллигенцию!), в последствии многократно повторённый нацистами, испанскими фалангистами и десятками других фашистских движений в XX веке – яркий признак фашизма.

Именно интеллигенция является абсолютным врагом фашизма внутри страны, так как именно она является основным проповедником гуманизма. Фашисты ненавидят интеллигенцию почти на физиологическом уровне. И поэтому именно против интеллигенции, в первую очередь, направлена ненависть фашистов. Именно интеллигенцию стараются подвергнуть остракизму или физически уничтожить.

Фашистское общество проходит со временем все соответствующие стадии усвоения, впитывания «традиционной культуры», в том числе серьёзное массовое увлечение древними мистицизмом и магией.

Чем дольше фашистские идеи владеют общественным сознанием, тем дальше в глубину мракобесия и предрассудков опускается культура. Постепенно важное место в фашистской идеологии начинают занимать религии и мистические учения, а в массовом сознании эзотерика и оккультизм вытесняют науку, мистицизм – культуру.

Многие фашистские режимы носили откровенно клерикальный характер, даже несмотря на то, что до прихода к власти фашисты могли декларировать свою прогрессивность и провозглашать атеистические лозунги. Так это было в Италии при Муссолини. На начальном этапе итальянские фашисты называли церковников своими врагами, наравне с коммунистами. Тем не менее в угоду политической целесообразности, несмотря на свои прежние заявления, они легко пошли на союз с церковью. Между фашистами и католической церковью в 1929 году были подписаны Латеранские соглашения, согласно которым католицизм признавался единственной официальной религией фашистской Италии.

Результатом сотрудничества фашистов и церкви стало создание целого церковного государства – Ватикана. Как бы сейчас ни отмалчивался Святой Престол по этому неприятному для него вопросу, но всем понятно, что без итальянских фашистов Ватикана попросту не было бы.

При Муссолини оскорбление Папы Римского стало уголовным преступлением, а сама церковь получила огромное влияние на общественные отношения и политическую жизнь в Италии. В ответ католическая церковь поддерживала фашистов и призывала итальянцев голосовать за них на выборах.

Ранний испанский фалангизм Хосе Антонио Примо де Ривера, превращаясь во франкизм бессменного каудильо Франциско Франко, не только поменял свою левую революционную идеологию на правоконсервативную традиционалистскую, но также свой антиклерикализм и  культ Отечества сменил на классический католицизм времён Святой Инквизиции. Франкисты считали, что Испания должна быть стопроцентно католическим государством.

Почти сразу после прихода к власти, Гитлер официально запретил атеистические организации и создал «движение против безбожников». С нацистами активно сотрудничали мусульмане, буддисты, зороастрийцы и прочие религиозные организации Германии.

Муфтий Иерусалима Мохаммад Амин аль‑Хусейни был частым гостем у Гитлера, а самого фюрера муфтий публично провозгласил защитником ислама.

Понимая, что при помощи подконтрольной церкви гораздо проще управлять населением, на захваченных во время Второй мировой войны территориях немецкие оккупационные власти всячески поддерживали доминирующую на этой территории религию.

Во Франции и Бельгии нацисты оказывали поддержку католической церкви, в Дании и Прибалтике – протестантской. Гитлеровцам было выгодно существование полностью подконтрольной единой православной церкви в России, Белоруссии и на Украине.

Фашисты всегда оказывают активное содействие главенствующей церкви в уничтожении небольших религиозных организаций, составляющих ей конкуренцию.

При Гитлере в Германии были уничтожены все «сектантские», по мнению католического и протестантского клира, религиозные общины. Были закрыты «сектантские» церкви, священнослужители были либо сразу же уничтожены, либо отправились в концлагерь.

Репрессии касались не только священников, но и простых верующих. Больше всех от нацистов пострадали адепты церкви Свидетелей Иеговы. Тысячи верующих были умерщвлены, либо прошли через концлагеря, где многие из них умерли от голода и болезней. Сотни верующих пацифистов из числа представителей церкви Свидетелей Иеговы были казнены только из‑за отказа брать в руки оружие и воевать на стороне нацистов.

Именно Свидетели Иеговы являлись на протяжении всего XX века своего рода индикатором, пригодным для определения концентрации фашизма в государстве. Там, где они реально преследовались со стороны государственного репрессивного аппарата, всегда наблюдалась сильная фашизация. Чем больше преследования, тем больше степень проникновения этой заразы в государственный организм.

При нацистах на оккупированных территориях СССР были отремонтированы и открыты для богослужения тысячи христианских храмов. Храмы восстанавливались как по инициативе населения при поддержке нацистов, так и по непосредственной инициативе оккупационных властей.

Всего на территории России, Украины и Белоруссии немцами было восстановлено более 10 000 церквей и храмов. Таким образом было восстановлено около половины от того количества, которое существовало в Российской Империи до 1917 года.

Такое же, самое тёплое отношение местных фашистов к церкви наблюдалось в первой трети XX века в Австрии, Испании, Венгрии, Португалии, Румынии.

Традиционализм фашистов может быть ярко выражен, а может быть, едва различим, но он всегда присутствует и их идеологии, хоть в какой‑то мере.

Чтобы доказать, что традиционализм является неотъемлемой чертой любого вида фашизма, я хочу привести пример, наиболее ярко иллюстрирующий справедливость этого тезиса. Этим примером является СССР, государство, которое родилось из полного отрицания прошлого, из исторического нигилизма. Коммунисты, отвергая всё старое, от бытовых мелочей до основ социальной жизни, от алфавита до религии, провозглашая себя самым прогрессивным течением, как только взяли на вооружение фашистские методы в 1929 году, всё равно пришли к традиционализму.

В первые годы советской власти в ходу был футуризм и символизм в искусстве, воинствующее отрицание религии, отказ от частной собственности, непризнание института семьи и брака, пропаганда свободной любви, отказ от всего национального и насаждение радикального интернационализма. Разрушалось всё, что хоть как‑то ассоциировалось с традициями русского народа, порядками, существовавшими ранее в Российской Империи. Уничтожались даже материальные объекты, которые хоть как‑то напоминали о национальных традициях или о старом режиме. Так почему же, всего через несколько лет после захвата власти большевики обратились к традиционализму?

Захватив власть, её нужно ещё и удержать. Невозможно вечно находиться в состоянии гражданской войны, в состоянии постоянных революционных изменений, не оставляющих камня на камне от предыдущей жизни. Любая революция, рано или поздно, выдыхается, а народ начинает стремиться к нормальной и спокойной жизни. Революция хороша лишь для совершения скачка, для кардинальных изменений, но в более продолжительном промежутке времени, когда энтузиазм масс спадает, она не жизнеспособна. Управлять государством и контролировать общество в долгосрочной перспективе проще и эффективнее с помощью фашистских методов государственного управления и консолидации масс, используя мощную государственную пропаганду для одурачивания фанатиков и вселяя с помощью государственного репрессивного аппарата животный страх в несогласных.

После исчерпания чисто силовых методов управления и благополучно реализовав некоторую либерализацию экономической жизни в Новой экономической политике 1921‑1927 годов, большевики стали искать удобные, принципы и методы управления, не выходящие за рамки своей псевдомарксистской (ленинской) политической модели.

После прихода к власти в Италии Муссолини, фашистские партии стали появляться как грибы после дождя по всей Европе. Больше сотни различных фашистских организаций и партий родились во всех уголках планеты.

В Китае даже возникла русская фашистская партия (существовали ещё и другие немногочисленные русские фашистские организации в Европе и Америке).

Фашизм был крайне популярен во всём мире. Его методы копировали даже многие либеральные правительства. Например, правительство Рузвельта применяло откровенно фашистские методы для борьбы с последствиями экономического кризиса 1929‑1939 годов и возникшим вследствие этого политическим кризисом.

Рузвельт, точно так же, как Муссолини, Гитлер и многие другие фашистские правительства, в основу своей экономической политики положил фашистское переосмысление теории английского экономиста Джона Мейнарда Кейнса, призывавшего не сокращать, а увеличивать расходы государства, чтобы подстегнуть экономику, находящуюся в кризисе. Фашисты добавили к классическим кейнсианским свои откровенно антилиберальные и конфискационные меры.

Копирование фашистских методов по всему миру не ограничилось экономикой. Пропагандистские методы фашистов по консолидации общества в целях борьбы с мировым экономическим кризисом, а также отдельные элементы социальной политики фашистской Италии (а позднее и нацистской Германии) копировали правительства по всему миру.

Не удержались от соблазна и большевики. Они начали строить в 1929 году новое государство, используя уже проверенные в других странах способы. От диктатуры малочисленного рабочего класса, первоначально считавшегося единственным передовым политическим классом, перешли к «народной диктатуре», к возвеличиванию «советского народа» в бесклассовой стране. Изменилось полностью все, идеология, социальное устройство, сама политическая система. Советский Союз в 1920‑х и в 1930‑х совершенно разные страны, у них общими были только название, священные марксистко‑ленинские тексты, некоторая символика и часть политических культов.

Кто утверждает, что в СССР всё держалось исключительно на страхе – либо идиот, либо провокатор. Страх, несомненно, имел существенное значение во внутренней государственной политике, но всё‑таки решающую роль играл фанатизм советских людей, особенно молодежи. Именно советская пропаганда была самым мощным оружием сталинского режима, а не НКВД.

То же самое касается и гитлеровской Германии. Сегодня всё ещё можно найти людей, которые желая оправдать безответственное поведение немецкого народа в годы правления Гитлера, отрицают коллективную вину немцев в том, что с ними впоследствии случилось. Вина за гитлеризм, по моему скромному мнению, лежит на всём немецком народе, равно как и в сталинизме виноват русский народ. Но вина эта не в злом умысле, а в невежестве и недальновидности.

В марксистской классической теории любому действию предшествует сначала развитие, наступают некоторые исторические условия, затем возникает идея, которая сопутствует этому состоянию и будущему историческому изменению и лишь затем, наконец, происходит изменение.

Движение к цели, спровоцированное чувствами, действие любой ценой, которые лежат в основе фашизма полностью противоречат классическому марксизму.

Принципы построения и развития советского государства с капиталистической экономикой на совершенно новой неклассовой основе, идея экспорта революции по всему миру, в независимости от наличия или отсутствия условий для такой революции, теория «справедливой» войны в защиту трудящихся соседних стран против угнетателей, другие подобные большевистские идеи являются антимарксистскими, но вполне укладываются в фашистское представление о мировом историческом процессе как о борьбе за выживание, об истинных причинах важных исторических событий как о природной стихийной силе, воли народных масс.

Не случись рокового поворота в 1929 году, Советский Союз мог следовать не путём фашистской сталинской диктатуры, а иным, так называемым ленинским путём. Куда пришли бы советские люди этим путём неизвестно, но вряд ли под руководством большевиков они могли прийти в светлое будущее. Скорее всего, пришли бы к другому кошмару, и я сомневаюсь, что он был бы менее кровавым, чем сталинский.

Большевики после 1929 года вернулись частично к традиционному экономическому укладу, структуре и устройству органов власти, общественным взаимоотношениям, которые были в Российской Империи. Об этом написано множество монографий, издано большое количество популярных книг. Сейчас практически никто из историков не отрицает отката СССР к традиционализму, вопреки марксистской идее поступательного прогрессивного развития пролетарского государства.

Причина такого отката в том, что классическое марксистское учение предполагает рациональное поведение классов, которые разумно и последовательно преследуют свои классовые цели и защищают свои интересы. Эта теория вообще не учитывает сильную эмоциональную составляющую в поведении людей. Советские идеологи в какой‑то момент времени ясно осознали, что действия подавляющего большинства советских граждан находятся в прямой связи не с тем, что они понимают, а с тем, что они чувствуют.

В СССР в политике и экономике уже к 1935 году стали преобладать чисто фашистские методы, сочетающие эффективную пропаганду и сильный репрессивный аппарат. В результате появились культы народных героев, эксплуатирующие совершенно различные по своему содержанию мифологизированные образы, от Александра Невского и Дмитрия Донского, до Степана Разина и Емельяна Пугачёва. Появились мифы о Гражданской войне и её героях, а когда наступила очередь индустриализации, появились Стаханов и Изотов. Именно эти героические культы нашли своё отражение в изобразительном и театральном искусстве, в литературе и поэзии, в монументальном искусстве и музыке.

При Сталине массово стали создавать коллективные самоуправляемые хозяйственные организации – кооперативы, артели, колхозы. Силой насаждался коллективизм, который советская пропаганда преподносила как естественное состояние русского крестьянина, веками жившего в традиционной крестьянской общине.

Лишь при Хрущеве начался обратный процесс. При нём стали закрывать, колхозы, превращая их в совхозы, проводилось огосударствление коллективной собственности, культура избавилась от излишнего давления цензуры (в результате родился целый пласт уникальной советской культуры шестидесятников), наука и идеология мирно развелись, к обоюдной радости обеих.

Резкий поворот от сталинского ампира к западному архитектурному утилитаризму произошёл сразу после озвученного Хрущёвым тезиса о борьбе с «архитектурными излишествами».

Сталин ассоциировал себя с Петром Великим (великий реформатор) и Иваном Грозным (собиратель и защитник русских земель). Иосиф Виссарионович самостоятельно возложил на себя роль «отца народа», по сути, императора, но который основывает свой авторитет не на праве династического наследования, а на фанатической любви толпы. Соответственно, советская культура стала тяготеть к имперскому стилю и новореализму.

Сталин сравнивал себя также с иноземными великими правителями огромных империй прошлого, например, с Чингисханом и Наполеоном. В особенности с последним, так как именно Наполеон был не просто завоевателем Европы, но ещё всенародно избранным несменяемым вождём всех французов, народным императором.

Сталин, инициатор репрессий в отношении огромного количества историков и советских писателей, вернул из ссылки Евгения Викторовича Тарле, чьей книгой о Наполеоне, написанной историком в ссылке в Алма‑Ате, он заинтересовался, случайно прочитав нелестную критику в июньских выпусках 1937 года газет «Правда» и «Известия». Сталин распорядился об издании книги Тарле о Наполеоне и позднее лично курировал процесс подготовки и выпуск в свет книги. Он дал соответствующее распоряжение об ограждении историка от всяческой критики со стороны учёных и нападок в печати, поручив следить за этим НКВД. По личному распоряжению Сталина в 1941 году были также изданы мемуары Наполеона. Шикарное дорогое издание, на отличной бумаге, с гравюрами.

В СССР при Сталине издавались книги, ставились фильмы, прославляющие отдельные эпизоды российской истории. Если быть более точным, то на самом деле речь шла не об исторических событиях, а о мифах, на основе которых на протяжении десятилетий строилась советская историческая наука и создавались художественные произведения. Доходило до абсурда, когда сцены из фильмов и не существовавшие в действительности события из художественных книг  попадали прямо в школьные учебники по истории.

В СССР появился социалистический реализм, ставшим основным стилем в советской культуре. Отклонения в искусстве, литературе от официального канона каралось, как предательство. За отклонение от стандарта можно было запросто лишиться членства в творческом союзе или даже получить тюремный срок.

Факт перехода в сталинском СССР к традиционализму подтверждает не только соцреализм в литературе и искусстве. В качестве иллюстрации можно привести имперский стиль в советской архитектуре, копирующий здания Римской Империи. Во Франции за сто лет с лишним лет до этого, направление называлось «Наполеоновский стиль», ещё чаще именовалось просто Имперским стилем (style Empire – стиль Ампир), в царской России его называли Александровским стилем, в Третьем Рейхе – именовали Немецким неоклассицизмом, в Японии собственный новый имперский стиль именовали стилем Мэйдзи и т.д.

Бюрократический класс, будучи полностью оторванным от основной массы советских граждан, жил по законам новой советской империи и впитывал в себя имперский дух, копируя стиль в вещах, интерьерах и даже в мелочах. Достаточно посмотреть на выставках или в антикварных магазинах вещи той советской эпохи.

Остальные советские граждане, не входившие в правящий класс государственной и партийной номенклатуры, стали копировать народные обычаи, особенности крестьянского и мещанского быта, существовавшие в царской России, вкладывая в них насаждаемый советской пропагандой новый смысл, соответствовавший новой идеологии.

При Сталине место веры в Бога, почитание отечества заняли вера в коммунизм и культ советского государства. Преклонение подданных перед российским самодержцем переродилось в культ советского вождя, а русский империализм – в стремление к мировому господству (мировой революции).

Вошли в моду псевдорусские наряды, орнаменты XIX века, к слову сказать, то же имеющие мало отношения к русской культуре, т.к. они были рождены потугами славянофилов в прошлом веке.

Появились псевдорусские мотивы в малых формах архитектуры, традиционная деревянная резьба, особенно в деревнях и сёлах.

В армии вернули старые порядки царской армии, в сентябре 1935 года вернули привычное деление на группы и соответствующие им традиционные воинские звания для комсостава РККА, снова появились маршалы, ещё через пять лет появились генералы. Вернули форму государственных служащих.

Праздник Новый год впитал в себя основные и легко узнаваемые рождественские атрибуты, а рождественская ёлка стала новогодней.  Масленица превратилась в советские проводы зимы, при этом дата менялась каждый год, в зависимости от даты празднования Пасхи.

Вот так постепенно всё в СССР стало походить на Российскую Империю. Советская «аристократия» пьёт шампанское, закусывая икрой,  в колонных залах под оркестр, отмечая непонятно откуда взявшийся «народный» праздник «Проводы Русской зимы», а остальные отмечают старую русскую Масленицу уличными гуляниями, закусывая водку блинами. Для сталинской правящей бюрократии – коньяк, рояль и ампир, для остального русского народа – водка, гармонь и грязный сортир.

К 1936 году уже никого не удивляли лубочные юмористические журналы, издаваемые огромными тиражами русские народные сказки, сарафаны, кокошники, русский хор, знаменитый на весь мир классический русский балет, воссозданный в лучших традициях Российской Империи.

В национальных республиках, входящих в состав СССР, точно так же создавались псевдонациональные традиции. На основе реально существовавших веками обычаев, народных литературных и устных произведений, народной музыки и художественных промыслов создавалась идеологически «правильная» новая национальная культура каждого отдельно взятого братского советского народа. Когда начинаешь внимательно вникать в этот сложный процесс, то поражает масштаб проделанной работы, аккуратность и детальность идеологической проработки каждого элемента создаваемых синтетических псевдотрадиционных культур народов СССР.

Когда стало особенно тяжело, во время Великой Отечественной войны, Сталин вернул к жизни Православную церковь, и вместе с ней церковные праздники, не забывая параллельно дублировать их в виде советских суррогатов. Были разрешены многие народные обряды, в обмен на прямое сотрудничество деятелей РПЦ с советскими органами и поддержку Красной Армии (см. обращение к верующим Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия от 22 июня 1941 года). РПЦ позволили снова издавать свой печатный орган – Журнал Московской Патриархии, запрещённый ранее в 1935 году. Русская православная церковь организовала сбор денежных средств в Фонд обороны и Красный Крест, сбор одежды и продовольствия в приходах, сбор денежных средств на постройку самолётов, танков. Целиком на средства верующих была создана танковая колонна имени Дмитрия Донского.

При всём уважении в Советском Союзе к национальным особенностям иных народов, русский народ при Сталине снова стал имперским, титульной нацией. Он снова великий и непобедимый, а белорусы и украинцы – младшими славянскими братьями великого русского народа.

Квасные патриоты сменили флаги Союза Михаила Архангела на красное полотнище со звездой, с серпом и молотом. Отсюда происходит радикальный русский национализм современных сталинистов, кажущийся, на первый взгляд, нелепым, учитывая интернациональный характер коммунистической идеологии.

Нацисты, чтобы ввести свою идеологию в русло повседневности, стали трансформировать уже имеющиеся традиции и обычаи немецкого народа, а также создавать новые, объявляя их естественным продолжением древних традиций и обычаев древнегерманских племён.

Гитлеровскими идеологами и пропагандистами реформировалось всё, что можно было трансформировать в свою пользу, от изменения смыслового содержания традиционных немецких праздников, их нового «правильного объяснения», до возрождения в сильно изменённом виде давно забытых древних германских языческих ритуалов. Часто всё сводилось к простому замещению веками существовавших традиционной символики и ритуалов совершенно новыми, нацистскими.

В результате целенаправленного наполнения идеологизированным содержанием, старым немецким праздникам придавался новый национал‑социалистический смысл, а новые политические праздники Третьего Рейха нацисты, наоборот, старались превратить в традиционные, привычные всему немецкому населению. Со временем, если бы нацистский режим смог просуществовать несколько десятилетий, новые национал‑социалистические праздники действительно могли бы стать для немцев привычными и традиционными, слиться древними праздниками в единую смысловую последовательность и восприниматься населением как одно целое.

Широко и повсеместно в Германии отмечались языческие праздники, такие как День солнцестояния, День урожая, День поминовения и им подобные. Возрождение культовых мест германских предков стало важной задачей нацистских историков и пропагандистов. Например, могильные курганы в Тевтобургском лесу, где вождь древних германцев Арминий в 9 году н.э. разгромил римскую армию, при нацистах стали местом массового поклонения. Была даже попытка изменить календарь, внеся в него не только древние языческие праздники и важные даты из истории германцев, но и изменить названия месяцев, использовав старогерманские названия. Этому помешала врождённая практичность немцев, издержки, вызванные изменением календаря, показались нацистам несопоставимыми с предполагаемой выгодой.

Смысловое содержание нацистских праздников, символики и ритуалов, часто определялось не только внутриполитическими, но ещё и геополитическими факторами, связанными с теорией жизненного пространства, расовой теорией и поражением Германии в Первой мировой войне.

Нацистские идеологи пытались удалить из сознания немцев всё, что находилось между германской древностью и приходом нацистов к власти. У простого немца должен перед глазами стоять ряд героев великого прошлого и нацисты, а между ними лишь малозаметные и малозначительные исторические личности, политические пигмеи, предатели немецкого народа и заговорщики.

Национал‑социализм, основанный на ряде политических культов, остро нуждался в ритуалах. Торжественные дни принятия в ряды гитлерюгенда, в члены женской нацистской организации, принятия воинской присяги и прочие торжественные мероприятия часто приурочивались к идеологически важным событиям, например, ко дню рождения Гитлера, годовщине Пивного путча, дню основания NSDAP или дате прихода нацистов к власти. При вступлении в нацистскую организацию немец или немка должны была в полной мере ощутить важность и торжественность этого события. Партийные съезды NSDAP стали грандиозным мероприятием государственного масштаба. На многих мероприятиях в качестве символа присутствовал, в том или ином виде, огонь, которому поклонялись древнегерманские язычники. Это были огненные чаши, факелы на стенах зданий, огромные уличные костры, факельные шествия штурмовиков и эсэсовцев.

Особое место у нацистов занимали массовые демонстрации силы государства, мощи вооруженных сил. В Третьем Рейхе регулярные парады проводились во время съездов NSDAP в Нюрнберге, в день рождения Гитлера, в дни родов войск, в годовщину пивного путча, в день ветеранов и тому подобные праздники и памятные даты, не говоря уже о нерегулярных парадах, связанных с какими‑то особыми событиями вроде аншлюса Австрии, возвращения легиона «Кондор» из Испании, взятия Варшавы, Парижа и ещё по многим другим поводам.

Нацисты поощряли народные гуляния, фестивали пива, дни городов и земель, которые сопровождались распеванием песен и совместным приготовлением на улицах еды.

Пропагандисты NSDAP всегда превращали любое мероприятие, несмотря на его название и содержание, в демонстрацию единства народа и партии, вывешивая флаги со свастикой и нацистскую символику.

Любой праздник должен был ассоциироваться у немцев не только с радостью и хорошим настроением, но и напрямую связываться с нацистской партией, фюрером, сделавших возможным этот праздник, эту радость и веселье. Неважно чему посвящён праздник, но он должен вызывать чувство единства и единения в движении к общей цели. Иногда это выглядело неуместным, например, когда официальные нацистские флаги вывешивались по крайне незначительным поводам или даже комичным, когда на Празднике урожая немецкие крестьяне за хорошую погоду и удачный урожай благодарили не Бога, как это было принято в течение нескольких предшествующих веков, а лично Гитлера и нацистскую партию.

При очевидной несовместимости фашизма с прогрессом, бредовости силового внедрения идеологии в науку, повсеместного насаждения фашистской культуры, в обществе, пораженном вирусом фашизма, как правило, не только почти отсутствует интеллектуальное сопротивление лучших членов этого общества (за редким исключением), но наоборот, присутствует особого рода энтузиазм худших.

В науке и культуре здоровый дух соперничества и соревнования, замещается затхлым духом карьеризма, стремления за счёт несложных политических интриг получить преимущество, тем, что фашисты цинично называют «политической конкуренцией в интеллектуальной среде».

В фашистских государствах происходит естественный отбор, где побеждают не самые лучшие, а самые приспособляемые. Вот такое развитие, не по Ламарку, а по Дарвину и есть суть всех происходящих процессов в научных и культурных организациях, общественных объединениях, органах государственной власти и местного самоуправления.

Интеллектуалы, как правило, намного хуже поддаются психологическим манипуляциям, чем остальные граждане. Это справедливо для любой страны, без поправок на особенности рас и национальностей, культурные традиции, вероисповедание. В фашистском государстве под мощным давлением общественного мнения и цензуры, даже самые свободомыслящие и прогрессивные интеллектуалы быстро становятся конформистами, просто из чувства самосохранения. При взгляде со стороны складывается обманчивое впечатление единства общества в фашистском государстве, когда интеллектуальная элита показательно солидарна с большинством, в том числе с фашистскими партийными функционерами, малообразованными люмпенами и маргиналами. Это выглядит как абсолютное единомыслие, в том числе по вопросам внутренней и внешней политики, экономической и социальной политики, в области образования, культуры, науки и любым другим вопросам.

После того как нацисты пришли к власти в Германии, буквально в этот же год, была создана Имперская палата культуры, которую возглавил министр пропаганды Йозеф Гёббельс. В состав палаты вошли семь подразделений: соответственно, кинематограф, газеты, радио, театр, литература, музыка, изобразительное искусство.

В СССР право на любое творчество имели лишь члены соответствующих профессиональных союзов, находящихся под патронажем коммунистической партии и подконтрольных органам госбезопасности. Практически во всех отраслях науки и культуры, а также в любой другой творческой деятельности, существовали подобные организации: союзы писателей, композиторов, художников, журналистов, отраслевые научные сообщества и подобные им организации.

Из традиции фашистскими идеологами создаётся новая, яркая, эффектная синтетическая эстетика художественного слова, презирающая логику с этикой, рассчитанная исключительно на иррациональное подсознательное восприятие.

Подавляющее большинство итальянских писателей и поэтов поддержали Муссолини и лично участвовали в пропаганде фашистских идей. Писатель, поэт и драматург Габриэле д`Аннунцио, философ и писатель Джиованни Джентиле, писатель, поэт и художник Юлиус Эвола, писатели Томмазо Маринетти, Джованни Пиранделло – вот только начало длинного списка известных пропагандистов итальянского фашизма.

В Третьем Рейхе дела с писательским корпусом поддержки нацистов  обстояли значительно хуже. После прихода нацистов к власти, из Германии были вынуждены иммигрировать большое количество немецких писателей, среди которых Бертольд Брехт, Эрих Мария Ремарк, Лион Фейхтвангер, Томас Манн. В стране остались лишь малоизвестные писатели «второго и третьего эшелонов», сильно уступающие творческим уровнем основной массе покинувших страну литераторов.

Нацистские цензоры сразу же установили «национальные стандарты» в литературе и поэзии. Согласно установкам министерства пропаганды, германские писатели могли работать лишь в следующих областях:

– идеологическая проза (произведения, отражающие нацистское мировоззрение);

– патриотическая проза (произведения, прославляющие немецкую нацию, с акцентом на мистику и германский фольклор, прославление немецкого национального духа);

– военная проза (произведения о героизме и взаимовыручке немецких солдат, романтизирующие войну и воинское братство);

– расовая проза (возвеличивание нордической расы и её превосходства, критика умственных способностей и моральных качеств «неполноценных» народов).

В жанре фронтовой литературы работал заурядный Вернер Бумельбург, чьи примитивные сентиментальные романы о фронтовом товариществе значительно уступали военной прозе оставшегося в Швейцарии Эриха Марии Ремарка.

Ситуация с литературой было настолько плачевной, что ненавидимый нацистами Ремарк, обвиняемый ими в сознательном искажении образа немецкого солдата в своём пацифистском романе «На западном фронте без перемен», в 1935 году получает от рейхсминистра Германа Гёринга предложение вернуться на родину.

Писатель отказался, помня многолетнюю травлю его нацистами, запреты на публикацию его книг, запрет на демонстрацию в Германии, получившего два Оскара, фильма по роману «На Западном фронте без перемен», снятого в 1930 году голливудским режиссёром Льюисом Майлстоуном и единодушное выступление нацистов против выдвижения писателя на Нобелевскую премию по литературе 1931 года.

В области «сельской прозы» работала Агнес Мегель, чья бездарность была очевидна даже самим нацистам. Над автором эпических поэм Рудольфом Биндингом смеялся даже Гёббельс.

Наиболее талантливыми писателями, которые были у нацистов буквально на вес золота из‑за их немногочисленности, можно назвать прозаика Ханса Гримма, чей роман «Народ без пространства» сам по себе стал предметом нацистского культа и поэта Готфрида Бенна. Но уже в мае 1936 года нацистская пресса назвала поэзию Бенна «вырожденной, еврейской и гомосексуалистской», а в 1938 году нацистская писательская организация «Национал‑социалистическая ассоциация немецких авторов» наложила полный запрет на издание его книг.

Самым известным нацистским драматургом можно назвать бывшего санитара психлечебницы, а позднее группенфюрера SS Ганса Йоста, известного в наше время крылатой фразой, прозвучавшей из уст героя его пьесы «Шлагетер»: «Когда я слышу о культуре, я снимаю с предохранителя свой браунинг» (в России наиболее популярный вариант этой фразы ошибочно приписывается Гёббельсу и звучит несколько иначе – «Когда я слышу о культуре, я хочу вытащить пистолет»).

Йост был убеждённым нацистом, а не «примазавшимся» конъюнктурным писакой. Ещё до прихода нацистов к власти он возглавлял отдел поэзии в «Боевом союзе за германскую культуру» (Kampfbund für deutsche Kultur), основной целью которого была борьба с «засильем еврейства и еврейских писателей в немецкой литературе». Сразу после прихода нацистов к власти, он написал пьесу «Шлагетер», которую посвятил лично Адольфу Гитлеру, после чего Гёринг официально назначил Йоста первым драматургом и художественным руководителем Прусского государственного театра. Позднее Йост стал главой Академии германской поэзии и президентом Имперской палаты литературы, получив медаль Гёте и различные государственные награды.

Пьеса являлась, по своей сути, нацистским патриотическим мифом вокруг реально существовавшего члена националистического подполья, действовавшего против французов в оккупированном Руре в 1923 году.

Лео Шлагетер был расстрелян французами 26 мая 1923 года за организацию крушения поездов на вокзале Хюгель в Эссене и на железнодорожном мосту возле Калькума. Ещё до написания пьесы Йоста, Лео Шлагетер стал героем национал‑социалистического движения, ему посвящались стихи и песни, это несмотря на то, что Лео незадолго до своего ареста вышел из NSDAP и полностью разорвал всякие связи с нацистами. Известны его нелестные высказывания о верхушке нацистской партии и лично о Гитлере, запретившим членам партии борьбу с французскими оккупационными властями. Шлагетер прямо обвинял нацистов в предательстве немецкой нации. Содержание пьесы имело мало общего с реальной историей немецкого националиста, но нацистам это было не важно. Йост и Гёббельс использовали постановку «Шлагетера» в немецких театрах, для пропаганды нацистской идеологии, по максимуму, насколько это вообще было возможно.

По личной инициативе министра народного просвещения и пропаганды Йозефа Гёббельса, нацистами была устроена акция публичного сожжения книг. На территории германских университетов 10 мая 1933 года в костры полетели произведения выдающихся немецких и зарубежных писателей, философов.

На церемонии сожжения книг министр пропаганды Йозеф Гёббельс выступил перед собравшимися нацистами: «Дух германской нации проявит себя с новой силой. Эти костры не только освещают конец старой эпохи, они также озаряют и новую эпоху». Это были слова не только нацистского министра, но ещё и немецкого филолога, написавшего и защитившего в 1921 году в Гейдельбергском университете докторскую диссертацию о немецком драматурге XIX века Вильгельме фон Шютце. Слова человека, восхищавшегося в молодости известным немецким литературоведом еврейского происхождения Фридрихом Гундольфом. Страшные метаморфозы происходят в сознании интеллигентного человека, заражённом бациллой фашизма.

Нацисты сами себя загнали в тупик, организовав травлю немецких писателей, заставив их эмигрировать. В итоге национал‑социалисты попали в ситуацию, когда для нормальной работы конвейера по созданию качественного пропагандистского литературного продукта попросту не хватало действительно талантливых поэтов, писателей и драматургов.

Низкое качество пропагандистской литературы гитлеровские пропагандисты пытались компенсировать количеством. В Германии издавалось просто огромное количество пропагандистских поделок, имевших мало общего с не только с классической европейской или современной немецкой литературой донацистского периода, но и с литературой вообще.

Иначе обстояли дела в СССР, где не испытывали недостатка в талантливых писателях, готовых создавать угодные политическому режиму произведения. Советской власти даже приходилось, время от времени, «прореживать» ряды писателей, отсеивая тех, кто в быстро меняющихся условиях не успевал подстроиться под новую генеральную линию большевистской партии.

В 1922 году был создан главный цензурный орган – Главлит, основной задачей которого был контроль за наличием «правильной» идеологической составляющей литературных произведений.

Несмотря на существование цензуры, до 1929 года в советском искусстве соперничали различные стили и направления, что принуждало к творческим поискам старых мастеров культуры и стимулировало появление совершенно новых талантов.

Однако, после поворота советского государства в 1929 году к фашизму, разнообразию стилей в литературе и искусстве приходит конец. Единственно «идеологически верным» становятся имперский стиль и социалистический реализм, новое идеологическое оружие большевиков.

В тридцатые годы в моду вошли новые писатели соцреализма, такие как Николай Островский, автор романа «Как закалялась сталь», Михаил Шолохов со своей эпопеей «Тихий Дон», посвящённой судьбе донского казачества в период Гражданской войны, писатели новой волны Л.М. Леонов, Э. Г. Багрицкий, А. А. Фадеев, потеснив пролетарских дореволюционных писателей и поэтов Максима Горького, Владимира Маяковского, Сергея Есенина.

Одних неугодных писателей просто перестали печатать, другие писатели отправились в лагеря и ссылки. Максима Горького посадили в золотую клетку, сделав живым советским классиком, лишили возможности свободно выражать свои мысли. Часть старых русских писателей была расстреляна, а другие, не выдержав травли, покончили с собой.

Многие европейские писатели, жившие за пределами фашистских государств, в том числе очень известные и признанные, внесли свой вклад в пропаганду фашистских идей.

Французский писатель Пьер Дриё ла Рошель, один из самых известных прозаиков первой половины XX века писал в своей книге «Масштаб Германии»: «В гитлеровской Германии есть какая‑то моральная сила». В своём «Фашистском социализме» он признавался в своих симпатиях к фашистским вождям: «Я за Сталина, за Гитлера, за Муссолини, за всех тех, кто делает дело». Писатель пытался обратить внимание своих современников, в особенности своё военное поколение, на упадочническую буржуазную Францию: «В зловонной парижской среде тесно сплетены еврейство, деньги, развращённый свет, опиум, левые … все полны высокомерия и самодовольства… из которой образуется самое противоречивое, комичное и гнусное сборище…»

Во Франции сторонниками фашизма считали себя: писатель и философ Раймон Абеллио, писатель и поэт Жан Ажальбер, журналист и писатель Робер Бразийак, драматург Марсель Жуандо, поэт, писатель, драматург, художник и кинорежиссёр Жан Кокто, родоначальники кинематографа братья Люмьер, лауреат Гонкуровской премии за 1911 год писатель Альфонс Шатобриан. Это только малая часть самых известных фамилий, чьи фашистские убеждения выражались открыто ещё до войны и оккупации Франции нацистами.

Больше сотни французских писателей примкнули к нацистам уже после немецкой оккупации Франции и создания режима Виши, среди них были такие известные писатели, как Абель Боннар, Жорж Блон, Анри Массис.

Лауреат Нобелевской премии по литературе, самый известный норвежский писатель Кнут Гамсун восторгался фашизмом как мировой прогрессивной идеей, способной противостоять большевистской «мировой революции». Особенно он был в восторге от немецких национал‑социалистов и от того государства, которое они создали. Гамсун, в свою очередь, не был обделён ответной любовью нацистов. Гитлеровцы отмечали в его произведениях нордический дух, поклонение человеческой воле и силе, суровой северной природе. Гамсун не скрывал своего презрительного отношения к французам, англичанам и другим европейским народам, что органично сочеталось у него с любовью к немецкой нации, немецкой культуре, вообще ко всему немецкому.

В списке самых известных литераторов поклонников фашизма: ирландский писатель и драматург Джордж Бернард Шоу, ирландский поэт и драматург Уильям Йейтс, британский поэт и драматург Томас Элиот, британский писатель Гилберт Честертон, американский поэт Эзра Паунд, румынские писатели Мирча Элиаде и Эмиль Чоран, румынский драматург Октавиан Гога, греческая писательница Савитри Деви, израильские поэты и писатели Авраам Штерн, Абба Ахимеир, Владимир Жаботинский, русский писатель Дмитрий Мережковский и русская поэтесса Зинаида Гиппиус.

Обратите внимание на то, сколько среди перечисленных мастеров слова нобелевских лауреатов по литературе. Поистине фашизм обладает дьявольским чарующим гипнотическим свойством.

В идеологии фашистов хоть и редко, но бывает так, что объём понятия «традиция», близок объёму понятия «культура». В этом случае, так как любые идеи, культурные объекты, художественные стили, нормы, ценности, обряды и обычаи  оказывают сильное побудительное воздействие на поведение людей, требование фашистов о сохранении культурных традиций становится особенно принципиальным и распространяется на всю такую культуру целиком.

Чем больше архаики в идеологии, тем жёстче контроль над культурной жизнью граждан. Особенно отчетливо это проявляется в религиозном фашизме (исламофашизм, как наиболее яркий пример).

Идеологизация в фашистских государствах затрагивает не только культуру, но также и науку. Гонениям подвергаются научные направления и даже целые научные дисциплины, не соответствующие «традиционному духу» и устаревшим догмам.

Пропагандистами восхваляются одни научные отрасли и отрицаются другие. В Третьем Рейхе, к примеру, появились понятия «арийской физики» и «арийской химии», а в сталинском СССР генетику и кибернетику называли буржуазными науками.

Главной причиной упадка науки при фашистском режиме является то, что право осуществлять надзор за наукой часто получают малообразованные партийные функционеры, нередко выходцы из самых низов, часто не имеющие даже среднего образования, не говоря уже об опыте работы в научных коллективах. У этих начальников ненависть к умным и образованным воспитана с детства, всю свою обиду, весь комплекс своей неполноценности они компенсируют старательным искоренением во вверенных их контролю научных организациях любых проявлений интеллектуальности, свободомыслия, новаторства.

Если естественные науки, ввиду их независимости от идеологии воинствующего традиционализма, страдают в меньшей степени, то гуманитарные науки подвергаются либо идеологической кастрации, либо, в худшем случае, полному уничтожению.

Фашисты первым делом принимаются пересматривать и переписывать историю, для придания ей политической цели.

Как известно, история – это либо выгодная, либо художественно более красивая версия прошлого. Фашистская история не просто красивая и выгодная, но ещё и идеологически «правильная». Целью пересмотра истории провозглашается воспитание патриотических чувств граждан, на героических исторических примерах.

Следующей жертвой на алтарь традиционализма кладут экономическую науку. При фашизме, под ножом безграмотного «политического цензора» оказываются также биология, археология, антропология. И так, практически по всем отраслям.

Второй по значимости причиной упадка науки является кадровая политика. Для фашиста главное в учёном – его лояльность режиму. В результате должности получают не наиболее способные к руководству научными коллективами, а члены партии или наиболее видные активисты. Государственное финансирование получают не самые продуктивные, а наиболее лояльные научные коллективы.

Третья причина – неправильная расстановка приоритетов в финансировании научных работ и научно‑технических разработок.

После прихода фашистов к власти, как правило, полностью прекращается финансирование фундаментальных исследований и необоснованно увеличивается финансирование прикладных отраслей, связанных с разведкой, обороной и безопасностью. В условиях замкнутости, а нередко и секретности, прикладные отрасли в отрыве от фундаментальной науки начинают быстро отставать.

К примеру, Германия в начале века была страной с самой развитой наукой. При нацистах страна стала испытывать острейших кадровый голод во всех отраслях науки. В Германии жили наибольшее количество нобелевских лауреатов, многие из которых были вынуждены покинуть страну после прихода Гитлера к власти. Расовый отбор специалистов ещё больше усугубил положение учёных.

Следом за наукой, как правило, деградирует образование. Приоритетными в немецком образовании становились не базисные для остальных научных отраслей математика, физика и химия, а «древние знания» – нумерология, астрология, парапсихология и френология. На основе этих «древних знаний» возник целый пласт псевдонаучных дисциплин, таких как расовое учение и евгеника. Школьники «тысячелетнего рейха» лучше знали древнегерманскую мифологию, чем немецкий язык и арифметику.

Немцы в конце 30‑х годов делали отличные самолёты, артиллерийские орудия, пользуясь разработками, созданными ещё во времена Веймарской республики. При Гитлере были заложены новые направления в области вооружений: тактическое ракетное оружие, реактивная авиация, межконтинентальные ракеты A‑9/A‑10, орбитальный бомбардировщик Silbervogel, атомное оружие и ещё около сотни подобных перспективных проектов.

В конце 1940 года Гитлер издал приказ, согласно которому были свёрнуты все научно‑технические разработки по перспективным видам вооружений. Если разработки не могли быть реализованы в конечные изделия в течение года, то они попросту прекращались. Причина была не только в нехватке ресурсов, но и в основном в недальновидности нацистского руководства и отсутствии специалистов.

Многие современные специалисты в области вооружений полагают, что если бы не массовая эмиграция учёных из Третьего Рейха, если бы не идеологические и расовые чистки в научных коллективах, то нацисты получили бы атомную бомбу, сверхзвуковое оружие и межконтинентальные баллистические ракеты ещё до 1943 года.

Иногда отставание в фундаментальных областях и технологиях фашистам удаётся преодолеть путём кражи научных и технических секретов, а также методами обратной разработки, при копировании уже существующих чужих образцов новой техники.

Фашисты признают лишь ту науку, которая даёт или немедленный результат, или в самом ближайшем будущем. Это фундаментальное свойство самой политической системы.

Фашизм может быть какое‑то время эффективен и даже феноменально эффективен из‑за своих возможностей быстрой и масштабной мобилизации людских или материальных ресурсов, но это преимущество на короткой исторической дистанции, он не может быть прогрессивным ни в политике, ни в экономике, ни в науке. Потому что он так устроен. Фашизм – это всегда путь назад, в прошлое.

1.8. Культ личности и вождизм

Фашизм может прекрасно существовать без харизматичного лидера. Если политическая фашистская организация достаточно популярна, опирается на мощную социальную базу, имеет легко управляемую иерархическую структуру, а первичные органы хорошо организованы, то особой необходимости в лидере может и не возникнуть.

Вождизм хоть и не является обязательным для фашизма явлением, тем не менее очень распространен у многих видов фашизма. Объясняется это просто – эмоционально воздействовать на массы намного проще харизматичному лидеру, чем коллегиальному органу.

Основные свойства любого вида фашизма порождают необходимость в определенных действиях, которые направлены на мобилизацию и консолидацию народных масс и уже самим этим способствуют возникновению культа личности политического лидера и вождизма, органично возникающего из этого культа.

Следует отличать культ личности, как таковой и вождизм, основанный на культе политического лидера.

Культ личности – явление социокультурное и выражается в возвеличивании заслуг, личных качеств, происхождения и иных свойств реального человека.

Вождизм – явление политическое и есть не что иное, как целенаправленная деятельность политической организации или государственная политика, направленная на установлении максимальной власти в организации или в государстве одного человека. Эта деятельность основана на авторитете лидера и направлена на провозглашении этого человека в роли единственного и незаменимого руководителя организации или государственного правителя.

Для вождизма характерна жёсткая централизация власти в организации или государстве, в основе которой личная преданность одному человеку.

Не всякий культ личности имеет своё политическое отражение в виде вождизма и не всякий вождизм основан на культе личности.

Например, культ личности Юрия Алексеевича Гагарина, существовавший в 1960‑е годы в СССР, не давал первому космонавту политической власти в советской стране.

Многочисленные молодёжные культы рок‑идолов 1970‑х и 1980‑х также не являлись источниками какой‑либо реальной политической власти, даже в обществе их музыкальных фанатов, несмотря на огромный авторитет.

Культ личности Сёко Асахара предоставил этому религиозному лидеру абсолютную власть над членами «Аум Синрикё» (учение истины Вселенной), экстремистской тоталитарной буддистской религиозной организации, устроившей два года назад террористическую газовую атаку в токийском метро. Как говорится, почувствуйте разницу.

Личная диктатура проще и эффективнее в управлении иерархической фашистской организацией, чем коллективное руководство. Объединение людей вокруг харизматичного лидера также намного естественней и проще, чем исключительно на основе идеологии.

Фашистский лидер по своей сути является средством персонификации фашизма, воплощением его в одном конкретном обладающим харизмой человеке, что, учитывая особенности психологии, воспринимается людьми намного легче, чем набор неких абстрактных идей.

«Один народ, одно государство, один фюрер» – так в Третьем Рейхе кратко и ёмко была сформулирована идея единоличной авторитарной власти вождя немецкой нации.

В отличии от монархических форм правления или нефашистских диктатур, где единоличная власть монарха или диктатора держалась на военном, полицейском и экономическом принуждении, в фашистских государствах основой личной власти диктатора является вождизм, основанный на другом социальном феномене – культе личности политического лидера.

Темой фашизма, как явления и такого его свойства как вождизм, занимаются, к сожалению, почти одни историки и политологи. Психологические аспекты использования идеологами культа личности в теории и практике фашизма, по моему мнению, особенно недоисследованы.

Имеются единичные ранние базовые работы по психологии масс и её влияния на исторические процессы, но в целом, как эта тематика, так и вопросы возникновения культа личности и вождизма, по моему скромному мнению, в общественных науках практически не разработана.

Очевидно намного более сложная мотивация людей следовать вместе с толпой за вожаком, чем обычный стадный инстинкт и страх, могут послужить предметом для дальнейших научных исследований не только современных историков и политологов, но также психологов и психиатров.

Культ личности – это обожествление конкретного человека, слепая вера в него. Без фанатичного поклонения, культ личности невозможен. Этот культ нельзя создать законом, распоряжением, его нельзя навязать насильственными способами. Формальное проявление народными массами преданности диктатору, политическому или религиозному лидеру не создаёт такой культ, его создает лишь истинное поклонение.

Культ личности основан на фундаментальных свойствах человеческого сознания и имеет вполне объективные причины для его возникновения в любом человеческом сообществе в определённые моменты.

Макс Вебер выделял три вида легитимной власти. Первый вид опирается на авторитет нравов. Этот вид имел место, главным образом, в патриархальном обществе. Второй вид связан с авторитетом определённой личности, обладающей, так называемой харизмой. Третий вид легитимной власти – это подчинение при выполнении установленных правил и норм.

Культ личности, лежащий в основе второго типа легитимной власти, характеризуется личной преданностью членов сообщества своему лидеру, основанной на личном доверии к нему, вызываемым предполагаемым наличием у него каких‑либо ценных для этого сообщества качеств. Наличие этих качеств может быть как реальным, так и мнимым. Этими качествами могут быть: религиозное откровение, божественное свойство пророка, устами которого говорит Бог, предсказателя судьбы народа, открытого ему высшими силами, талант военачальника, правителя или судьи, врождённая или приобретённая с годами мудрость, чувство справедливости, личный героизм и прочее.

Согласно Эриху Фромму, человек по своему происхождению стадное животное и следовать за вожаком, держась в стае своих сородичей, является его естественным действием.

Стремление человека к индивидуальности может в определённых условиях привести его к ощущению своей ничтожности и бессилия. Люди подсознательно ищут среди окружающей их толпы выдающихся из общей массы людей, того, в ком они бы увидели своего спасителя, мудрого царя и талантливого полководца, стараются выделить в своём избраннике выдающиеся черты, которых нет у большинства окружающих людей. Это не что иное, как проявление примитивного стадного чувства поиска защиты у сильного, того, к кому они могли бы проявить свою личную преданность в обмен на защиту и решение своих проблем.

Главное отличие от политических лидеров других типов заключается в том, что харизматический лидер считается способным руководить людьми, именно по этой причине последние подчиняются ему не в силу закона или иного правила, а потому что верят в него, в его исключительные качества.

Один из основных законов, по которым существуют высшие животные, лежащий основе зоопсихологии: чем выше интеллект у животного, тем сильнее проявляется индивидуализм, чем он ниже – тем ярче проявляются стадные инстинкты. То же самое правило можно экстраполировать на человека и на человеческое общество в целом – чем выше интеллект у отдельного человека, тем менее он подвержен стадному инстинкту, чем более развито общество, тем меньше риск возникновения в этом обществе культа какой‑либо конкретной личности.

В отсталых в социальном отношении обществах, где общественные отношения не получили достаточно широкого развития, где право не приобрело универсального характера, где низок уровень самосознания, отсутствует толерантность и политический плюрализм, в этих странах, рано или поздно, развитие культа личности неизбежно. Культ личности вытекает из внутренней природы такого общества. Люди видят не в правовом государстве, не общественных институтах, а в своих вождях гарантию порядка, равенства и справедливости. Свобода и индивидуализм ценятся в таких обществах гораздо ниже, чем вышеприведённая триада. Они верят своим лидерам, сами наделяют их харизматическими чертами, которые зачастую у этих лидеров отсутствуют.

У тех граждан, у которых имеется ощущение своей персональной ответственности за себя, своих близких, свою страну и свой народ, у кого развито чувство собственного достоинства, нет основы для возникновения культа личности.

Иногда человек чувствуя себя сильным и умным, но нерешительным, благодаря культу вождя, опираясь на него, становится более решительным и смелым, что повышает его в своих глазах и позволяет гордиться собой и своими поступками перед окружающими. Культ личности в этом случае выполняет роль своеобразного психологического костыля, на который опирается сознание неуверенного в себе человека. Если лишить такого человека вождя, то начинается абстинентный синдром, который выражается в лихорадочном поиске нового субъекта для культового поклонения, в поиске, сопровождаемом приступами плохо контролируемой агрессии.

В другом случае, нарочитое почитание достоинств лидера и показное преклонение перед ним могут быть обусловлены желанием сохранить чувство собственного достоинства перед своим окружением.

Человеку может быть банально стыдно за свои поступки, за малодушие и он оправдывается перед окружающими некими собственными политическими убеждениями, своим стремлением подражать конкретной личности, безоговорочно считающейся в его непосредственном окружении авторитетом. Вроде бы как за неблаговидный поступок уже совсем не стыдно, если кто‑то «великий и гениальный» сделал, то же самое или публично призывал других это делать, в благих, разумеется, целях, на пользу всему обществу. Тут даже можно выставить любую собственную подлость почти что героизмом, мол, видите на какие моральные жертвы я иду во благо родины, партии и вождя, не брезгуя ничем.

У некоторых индивидуумов культовое сознание возникает на фоне ранее сформированного комплекса неполноценности. Когда человек, не всегда обоснованно, считает себя крайне слабым, не обладающим достаточным для уважения другими людьми интеллектом, уверен в своей неконкурентоспособности в общественной жизни, в труде, в сексуальной жизни, он больше других нуждается в «сильной руке».

Любой, считающий себя трусом, слабаком и неудачником мечтает о том, чтобы его вождь был силен. Чтобы за него этот вождь был сильным, решительным и удачливым, который защитит его и при случае отомстит за него. Нет ничего более приятного для такого человека, как раствориться в агрессивной массе фанатиков и доверить свою судьбу харизматичному вождю.

Культ одной личности в социально неразвитых обществах можно заменить лишь культом другой личности. В этом случае, следуя терминологии психиатрии, происходит вытеснение одной зависимости, другой зависимостью – когда у больного одна филия замещается другой, менее опасной или существующая фобия, во время лечения замещается другой фобией, меньше разрушающей психику пациента. Даже если эта личность, сформированная заново, будет более гуманная и более культурная, чем предыдущая, культ все равно останется культом.

Тысячелетиями главным культом была религия, которая держала людей в рамках моральных ограничений, она устанавливала правила, по которым существовало общество и жил каждый конкретный человек. Постепенно религия перестала играть главную роль, появились иные культы, не религиозные идеологии.

Полностью освободиться от потребности в культе невозможно, без серьезных изменений в массовом сознании, без структурных преобразований в социуме и серьёзной перестройки базовых принципов построения государства.

Развитое демократическое государство требует для своего существования особый тип личности. Для сохранения подлинной демократии необходимо, чтобы человек не уповал на государство в решении своих проблем, а стремился самостоятельно каждый раз приспособиться к новым экономическим условиям, искал возможности выхода из постоянно возникающих сложных жизненных ситуаций, чувствовал персональную ответственность за свои решения. Такая личность никогда не признает моральное, интеллектуальное и культурное превосходство фюрера или пожизненного президента. Для такой личности главным оправданием для политика оставаться у власти – максимальная эффективность управления государством, доказанная реальными делами политического руководителя.

В отличии от мало в чем проявивших себя законных правителей, наследников трона, назначенных выборным органом временных регентов и им подобных руководителей, харизматические лидеры обладают в глазах народа абсолютной мудростью, непогрешимостью, сверхъестественными способностями к предвидению.

Часто бывает так, что признанные членами сообщества лидеры не играют никакой формальной роли в управлении этим сообществом, а управление осуществляется другими лицами, от имени харизматичного предводителя. Это не имеет принципиального значения, по причине того, что культ не зависит от его возможностей в реальной жизни соответствовать харизматичному образу, культ живёт как бы отдельно от личности.

Именно поэтому со смертью лидера, культ часто не исчезает, а наоборот, становится только сильнее. После смерти кумира забываются человеческие свойства его личности, его слабости, недостатки и на первый план выходят его идеальные качества, придуманные адептами культа.

Харизматическими лидерами могут быть любые яркие личности. Это могут быть религиозные деятели, политики, писатели, художники, ученые, актёры, адвокаты, общественные деятели, правозащитники, судьи и прочие.

Культ любой личности социально значим и может приводить к совершенно различным последствиям.

Не имеет большого значения реальные качества и возможности харизматического лидера. Гораздо большее значение имеет популярность и исторический контекст, в котором существует общественное представление об этой личности.

Культ личности гениального русского писателя Льва Толстого, ниспровергателя истин, глашатая новой эры человечества и проповедника новой праведности, не привёл в начале XX века к социальным потрясениям в Российской Империи, а культ личности заурядного партийного функционера Иосифа Джугашвили обошёлся русскому народу в миллионы загубленных жизней.

Когда харизматичным лидером становится действующий политик, то он неизбежно впадает в искушение использовать свою харизматичность в своих целях, если он, разумеется, осознаёт силу воздействия своей личности на народные массы. Такой политик, обязательно использует свою популярность в практических политических целях, пользуясь врождённым конформизмом одной части людей и привычкой к поклонению у другой части. Так возникает вождизм.

Вождизм явление повсеместное и древнее. Сколько времени существует на планете человечество, столько же существует вождизм. Вождизм в фашизме имеет некоторые, достаточно явные, хорошо различимые особенности.

Фашистский вождизм – управление поведением людей, с использованием культа личности лидера фашистской партии или главы государства.

Глава государства может формально не принадлежать к фашистской организации, это может быть, например, монарх, активно поддерживаемый фашистами. Чем ярче сама харизматическая личность, тем более агрессивным и опасным может стать культ этой личности.

«Если не Дуче, то кто?» – так звучал тезис о незаменимости итальянского фашистского вождя, о его исключительности в конкретном историческом контексте.

Главным условием вождизма является отсутствие на политическом поле других, даже не равноценных с вождём по значимости, а вообще любых, в том числе малозначительных политических фигур. Политическое поле полностью очищается фашистами от конкурентов для того, чтобы в массовом сознании не могло родиться никакой альтернативы фашистскому лидеру. Он должен быть единственной политически значимой фигурой.

Политическая оппозиция, существующая в любом демократическом обществе, в фашистском государстве либо выдавливается за его пределы, либо усилиями пропагандистов маргинализуется в глазах обывателя, а иногда просто устраняется (длительным тюремным заключением, убийством и пр.). Как правило, фашисты действуют всеми тремя способами зачистки политического пространства для своего вождя.

Для успешного проведения политики вождизма необходимо объединить в сознании людей все три политических части: фигуру фашистского лидера, фашистскую партию и государство.

«Говорим Германия, подразумеваем Гитлера, говорим Гитлер, подразумеваем Германию. Не будет Гитлера – не будет Германии, не будет Германии – не будет немецкой нации» – пример отождествления нацистского государства, немецкого народа и его фюрера.

Многоминутные овации во время речи вождя перед съездом партии, портреты его в кабинетах чиновников и партийных функционеров, конные, пешие и другие памятники главному фашисту, сотни тысяч бюстов и бюстиков в школах, университетах, воинских казармах и билетных кассах пригородных поездов. Вождь везде пристально смотрит на каждого.

Вождь должен выделяться на любом фоне, он должен растворяться в мыслях и желаниях народа. Пропагандисты стараются сделать влияние образа вождя на общество тотальным, распространить его огромное значение в любых сферах общественной жизни.

Толпа должна испытывать религиозный экстаз, при появлении на трибуне своего вождя. Маниакальное обожествление харизматичного правителя, в конце концов, заканчивается массовым психозом и постепенной деградацией государства.

Недавний лидер Республики Заир Мобуту Сесе Секо Куку Нгбенду ва за Банга, возглавлявший это африканское государство с 1965 года по 1997 год, был официально признан полубогом и носил титул «отца народа». На уличных билбордах и ежедневно на телевидении, в заставке вечерних новостей Мобуту появлялся в виде бога, сидящего на небесах.

Сталин – Великий Друг женщин и детей, лучший колхозник, шахтёр и водолаз, выдающийся художник и гениальный скульптор, преобразователь природы, почётный пионер и почётный академик, корифей науки и вообще самый гениальный человек на земле.

Чаушеску – то же самое, что Сталин, но ещё дополнительно «Дальновидный гениальный провидец, архитектор и строитель будущего страны и всего мира», «Демиург», «Утренняя звезда», «Святой».

Угандийский диктатор Иди Амин приказал считать себя властелином всего живущего, повелителем всех зверей на земле, рыб в море и птиц в небе. И многие граждане его страны, действительно, искренне в это верили. Даже после смерти Амина есть его почитатели, которые говорят о нем, как о воплощении божества в реальном мире и не хотят даже слышать возражения, которые могли бы посеять в сознании сомнения в божественной сущности бывшего угандийского диктатора. Это лишнее доказательство того, что власть Амина держалась не только на страхе, но и на редком по своему абсурду фанатизме.

Ещё в первобытном обществе, в качестве регулирующих общественных норм выступали обычаи и традиции, основным хранителем которых считался вождь племени. Он же являлся гарантом справедливости при рассмотрении споров между соплеменниками, организатором обороны от нападений соседних племён или военачальником при нападении племени на соседей.

Роль индивидуального сознания в условиях родоплеменного строя была крайне незначительна, главным было общественное сознание, которое было ориентировано на конкретную личность – вождя племени.

Можно с полной уверенностью утверждать, что культ личности имеет корни в сознании людей ещё с доисторических времён. Он помогал соплеменникам объединиться для решения общественных задач, для охоты и отражения нападения враждебных племен. В древние времена вождь был одновременно администратором, судьей и военноначальником.

Нелегко в современном человеке исправить те недостатки психики, которые ещё совсем недавно не были недостатками, а скорее достоинствами, с которыми люди жили миллионы лет и благодаря которым они вообще смогли выжить как биологический вид.

Сразу после перехода от охоты и собирательства к непосредственному воспроизводству основных продуктов потребления, произошла смена общественного строя, при котором единоличная власть верховного правителя была может быть и не единственно возможной, но наиболее эффективной и поэтому самой предпочтительной формой власти.

В условиях компактного проживания первых земледельцев и неразвитости общественных отношений, на раннем этапе развития человечества, только религия и единоличная власть правителя, основанная на культовом сознании подданных, могли обеспечить порядок, соблюдение существовавших в древних сообществах моральных норм и правил поведения. Это происходило в разное время почти одинаково у всех народов, на всех континентах.

В древности культ личности, как правило, возникал из осознания одного лишь божественного происхождения правителя, даже без возвеличивания его личных качеств. Этого и не требовалось в те далёкие времена. Достаточно было, чтобы подданные верили, что их царь потомок богов, чем меньше простые люди знали о жизни царя, тем лучше. На некоторых правителей древности было даже запрещено смотреть простолюдинам.

Фараоны почитались египтянами, как полубоги, так как официально признавались детьми богов. В истории любого народа, населявшего в дохристианскую эпоху компактно ту или иную территорию, государство олицетворяли цари, которые также, как и фараоны считались либо потомками богов, либо «помазанниками божьими», правили от имени и по воле богов. Всегда в древности власть правителя подкреплялась его культом.

Иногда попытки создания культа нового властелина были успешными, иногда не очень. В последнем случае всё заканчивалось плачевно для правителя и династии.

На многих исторических примерах можно проследить этапы создания культа правителя, от его возникновения, до развития и иногда развенчания.

Интересным иллюстративным примером является религиозный культ Атона, единого бога солнца, монотеистический культ, который был введён фараоном Эхнатоном и соответствующий ему религиозно‑политический культ самого фараона.

Фараон своей реформой фактически официально узаконил не только культовую практику в отношении нового бога, но и своё божественное происхождение, отождествив политический статус фараона, как правителя с религиозным статусом фараона, в качестве египетского бога.

После смерти Эхнатона все реформы были свёрнуты, а имя властителя было предано забвению. Все упоминания о фараоне и его реформах были уничтожены, статуи разбиты, надписи о его правлении стёсаны с барельефов дворцов и храмов.

Лишь после возникновения в древнем мире государств‑городов с демократической системой управления, когда граждане получили право (в некоторых случаях это была даже обязанность) участвовать в управлении государством, возникли методы манипулирования сознанием граждан. Тогда же в молодых демократиях на первое место вышли личные качества политических лидеров, а не их происхождение. Правителем мог стать наиболее достойный, по мнению граждан, а не по праву своего рождения.

Несмотря на то, что в ряде исторических примеров, к которым относятся, в том числе, наиболее известные – Афинский полис и Римская республика, демократия носила правовой характер и воля народа ограничивалась законом, решающую роль в принятии политических решений все равно играли демагоги – публичные лидеры отдельных политических группировок, предшественников будущих хорошо организованных политических партий.

Аргументация демагогов строилась на популизме, на пустых обещаниях, лести и заискивании перед толпой, обвинениях своих оппонентов в разных грехах – от общественно порицаемой политической безответственности и коррупции, до преступного сговора с врагами. Их политика строилась на самых низких и отвратительных инстинктах толпы.

С течением времени, даже само слово «демагог» приобрело негативную окраску и стало применяться в отношении любого политика‑популиста, старающегося создать себе популярность среди народных масс недостойными средствами (извращением фактов, лестью и подобными методами), используя эмоциональное воздействие на людей, вместо рациональных рассуждений.

Именно в античные времена в различных странах Средиземноморья появляется особый вид вождизма, очень похожий на современный. В качестве примера этого нового вида вождизма можно взять классический образец древней демократии – Афинское государство. Высшим органом власти в Афинах было народное собрание – экклесия, в котором могли принимать участие все взрослые мужчины, являвшиеся гражданами. В силу того, что все важные решения принимались на общем собрании, граждане, выделявшиеся из основной массы своими ораторскими способностями и даром убеждения, стали играть бо́льшую роль в обществе, по причине того, что могли оказывать влияние на граждан при принятии решений.

Народные вожди в древних Афинах были очень популярны, несмотря на совершенно разнообразное происхождение, различный социальный статус и имущественное положение.

Через две с половиной тысячи лет до нас дошли имена лидеров древнегреческих политических партий: аристократы Фукидид и Перикл, торговец лирами Клеофонт, продавец верёвок и канатов Евкрат, торговец овцами Лисикл, владелец кожевенной мастерской Клеон, торговец лампами Гипербол.

Не всегда во главе афинских партий были выходцы из той среды, от чьего имени выступала эта партия и чьи интересы должна была защищать. Например, пирейская партия всегда поддерживалась ремесленниками и городской беднотой, несмотря на то что её возглавляли очень богатые люди. Часто выходец из бедных слоёв занимал ведущую роль в партии, защищавшей интересы купцов и аристократов, так как выше мной уже было отмечено, что главным были не личное богатство или происхождение, а исключительно личные качества. Особо ценились живой ум, хитрость, ораторское искусство, помогающее вызывать эмоции у граждан и способное возбудить толпу.

Основными приёмами манипуляций с массовым сознанием у афинских народных вождей были: искажение или утаивание от народа важной информации, подмена рациональной аргументации эмоциональными лозунгами и призывами.

Несмотря на наличие суда присяжных (гелиэе) и ареопага, реального разделения властей в Афинах не было. В государстве отсутствовали какие‑либо сдерживающие политические механизмы и возбудив толпу, очередной народный вождь направлял её туда, куда ему было нужно, тем самым с лёгкостью добивался выгодного ему и его партии голосования афинских граждан.

История древних Афин изобилует многочисленными примерами народных восстаний, и следовавших сразу за ними, тираний. С неумолимой регулярностью происходило то, что впоследствии неоднократно повторялось в других местах и в другое время, в самой Греции, на Востоке, в Римской республике, в Средние века, Новое время и в Новейшей истории.

История тираний, порожденных народными бунтами и революциями, проходит через века и континенты, через Великую Французскую революцию, закончившуюся диктатурой, и Октябрьский переворот в 1917 в России, закончившийся в итоге жестокой сталинской диктатурой, через череду различных революций и военных переворотов XX века, прямо к современным КНДР и Туркменистану.

Такова печальная судьба подавляющего большинства народных восстаний: недовольство и ворчание небольших групп граждан сменяется масштабными волнениями в народе, которые переходят в открытое противостояние, далее следует революционный террор, возможно даже на какое‑то короткое время наступает анархия, но в конце всё непременно заканчивается установлением личной диктатуры народного вождя.

Харизматичность Гая Юлия Цезаря проявилась ещё в молодые годы, когда отпрыск древнейшего знатного патрицианского рода снискал себе славу защитника народа в борьбе с консервативными сенаторами.

Начав политическую карьеру военным трибуном, Цезарь последовательно занимал все возможные должности в Римской Республике. Римскими законами была установлена определённая последовательность замещения государственных должностей и различные временные и статусные ограничения: временные промежутки между исполнением обязанностей в той или иной должности, ограничения на повторное замещение одной и той же должности, ограничение минимального возраста для занятия должности.

Цезарь при поддержке римских граждан постепенно занимал каждый раз все более высокую должность и пользовался такой народной любовью, что он смог пять раз стать консулом (высшая должность в Риме), дважды диктатором и пожизненным великим понтификом.

Почитание простым римским народом выходца из древней патрицианской семьи Гая Юлия Цезаря, по описаниям его современников, походило на массовый психоз. Происхождение Цезаря граждане Рима вели от самой богини Венеры, его статую поставили среди царских статуй, его изображения соседствовали с изображениями богов, было не счесть числа различных памятников и памятных надписей в Риме, восхваляющих и даже обожествляющих Цезаря.

Стремясь упрочить свой авторитет в армии, Цезарь, по свидетельству Плутарха, жил в палатке как простой солдат, мог запросто заговорить с легионером о тяготах военной службы. Его солдаты в результате отплатили Цезарю верностью, когда он решил опереться на свои легионы в борьбе за власть. Своим поведением Цезарь явно подражал Александру Македонскому, которого почитал как величайшего правителя и полководца и которому поклонялся.

Впоследствии, Наполеон Бонапарт, у которого Цезарь числился в кумирах, впечатлившись воспоминаниями римских авторов о Цезаре, старался подражать великому римскому полководцу и не менее великому государственному деятелю.

Французская гвардия просто обожала Наполеона. Именно исключительная популярность помогла на короткое время вернуться Наполеону к власти в 1815 году (знаменитые 100 дней Наполеона), что было просто невероятно, после катастрофического полного военного поражения Французской империи и изгнания диктатора из страны, последовавшего сразу за заключением Парижского мира.

Цезарь подражал Македонскому, Наполеон – Цезарю, Гитлер – Наполеону. Нынешние «фюреры» вешают у себя над столом портреты Гитлера и Муссолини, поднимают руку в римском салюте, крича «Хайль!» во славу какого‑нибудь русского, польского или еврейского фюрера, забывая при этом, сколько русских, поляков и евреев уничтожил предыдущий «великий гений».

Говорят, что история развивается по спирали, странная какая‑то спираль. Она не ведёт ни вверх, ни вниз, а больше похожа на бесконечные круговые крутые горки, называемые в Америке русскими, а в России – американскими.

После смерти Цезаря его культ только усилился, приобрёл невиданный размах. После убийства народ бесчинствовал в Риме несколько дней, толпы фанатиков днём и по ночам при свете факелов искали и убивали всех, кто был заподозрен в заговоре. На собранные римскими гражданами деньги возвели на форуме в честь Цезаря колонну, с надписью «Отцу отечества». В течение нескольких месяцев было построено бесчисленное количество памятников во всех уголках империи.

Жизнь Цезаря превратилась в легенду и впоследствии все римские императоры носили титул «Цезарь», некоторые даже «Божественный Цезарь».

Таким образом, методы, используемые современными фашистами, на самом деле очень старые и проверенные временем. Они всегда работают безотказно, если для применения этих методов имеются соответствующие благоприятные условия. Применяются эти методы в настоящее время, будут использоваться и далее.

В разные времена, возникновение персональных культов у различных народов обусловлено личными качествами лидера, соответствовавшими национальному характеру народа. Эти личные качества были очень схожи, а сами культы имели сходные черты, несмотря на то, что сами субъекты народного поклонения олицетворяли совершенно разные политические силы, часто даже диаметрально противоположные.

Во Франции был культ императора Наполеона Бонапарта и генерала Де Голля, в России – Александра II и Владимира Ленина, в Китае – генерала Чан Кайши и создателя КНР Мао Цзэдуна.

Вождя делает толпа, а это значит, что у кандидата должно быть развитое чувство общности, он должен понимать, какие лозунги найдут отклик в душе людей. Призывы и действия харизматичного народного лидера должны совпадать с настроениями в обществе. Далее нужно найти точку резонанса, когда каждое действие будет усиливаться многократно, каждый раз все больше и больше, когда толпа самостоятельно начнёт возбуждаться от изгиба бровей или взмаха руки вождя и приходить в экстаз от его голоса.

Для харизматического политика важно понимать, что он должен создать такой свой образ, в котором люди непременно увидят воплощение того, кем бы сами хотели стать.

Для вождя обязателен оптимизм и уверенность в своих силах, он должен быть решительным. В образ вождя входит такое качество, как принципиальность и беспощадность к врагам, но при этом, в реальности он должен уметь легко входить в контакт как с соратниками, так противниками и вообще любыми людьми, когда это выгодно или если этого требуют политические условия. Показная непримиримость и одновременно кулуарная гибкость одинаково необходимы для успешной политической борьбы.

Фашистский вождь, ко всему вышеперечисленному, дополнительно должен ещё понимать, что массы хотят не справедливого правосудия в отношении врагов, а жестокого возмездия, желательно, быстрого, без длительных судебных проволочек.

Вождь должен выказывать уважение к труду, показывать заботу о физическом и нравственном здоровье народа, при этом его не должны останавливать жестокость мер по насаждению разумного, доброго и вечного. Нежелающих трудиться можно отправить на принудительные работы, отказников от военного призыва отправить в газовые камеры, женщину, не носящую хиджаб, публично забить камнями, а курящего опиум живьём сварить в масле.

Он просто обязан заботиться о будущем нации – о детях, воспитывая в них воинственный патриотизм на основе извращённого понимания истории, вытравливая из них буржуазные понятия о морали, параллельно обучая методам борьбы с инакомыслящими и практическим навыкам обращения с оружием, приёмам рукопашного боя. Знание великой истории народа, книг и речей вождя намного важнее арифметики и правописания.

Фашистский лидер должен принять главную государственную идею фашизма о том, что единственный путь общества к прогрессу – это тотальные принуждение и насилие, во всех его видах – нравственное, духовное, интеллектуальное, физическое.

С помощью образа идеального правителя фашистам удаётся не только успешно решать проблемы управления, но также смягчать возникающие социальные конфликты и противоречия. Единовластие и единоначалие в государственном аппарате и армии позволяет избежать проволочек при принятии важных решений, при этом победы записываются в актив вождя, а ошибки списываются на счёт нерадивых чиновников, генералов, которые неправильно поняли мудрые мысли гениального и непогрешимого лидера.

В случае возникновения конфликта, вождь всегда находится вне конфликта, он как бы над ним, выполняя роль мудрого судьи. Старый приём «Справедливый и добрый царь не знает, какое зло творят его бояре» работает во все времена. Это справедливо для всех харизматических лидеров, но у фашистских вождей это выглядит более отчётливо и явно.

У монарха главное оружие против врагов – преданность вассалов и принадлежащих им войск, президент демократической страны опирается на закон, профессионализм полиции и верность присяге солдат его армии, а у фашистского вождя главное оружие – фанатичное поклонение народных масс фашистским идеям и партии, но главное – это личная преданность фанатиков.

То, что в демократических странах регулируется законом, гарантируется наличием социальных институтов и мало зависит от конкретного правителя, в фашистском государстве целиком зависит от политического курса фашистской партии и воли вождя.

Вот потому и пишут итальянские рабочие дуче письмо с просьбой защитить их от кровопийцы‑капиталиста, а советские колхозники жалуются Сталину на рабский труд в своём колхозе и просят сурово наказать бюрократа‑председателя. В фашистской Италии, нацистской Германии, фалангистской Испании, Советском Союзе, коммунистическом Китае, Венгрии, Болгарии, Уганде, Заире и многих других странах существовал особый литературный жанр – открытое письмо вождю.

Пропагандисты же писали открытые письма (письма, предназначенные для опубликования в газетах или зачитыванию по телевидению и радио) от всех, не взирая на образование, профессию, пол и возраст. Шли письма от писателей и учёных, от шахтёров и пионеров. До сих пор сохранились у меня отрывочные детские воспоминания о газетных статьях и телевизионных сюжетах, посвящённых открытым письмам товарищу Брежневу от разных доярок и целых рабочих или студенческих коллективов.

Позднее этот жанр заменит прямое обращение к вождю при помощи радио и телевидения, где вождь в прямом эфире «творит чудеса», публично решая насущные проблемы своих граждан.

Многочисленные, тщательно срежиссированные «общения с народом» можно найти в истории большинства фашистских государств второй половины XX века. От Николау Чаушеску, который больше предпочитал радио, так как заикался и монтажёрам проще было исправить его речь именно в звукозаписи, хотя и не забывал про телевидение, до иракского диктатора Саддама Хусейна. Телевидение показывала как к Саддаму, запросто гуляющему по улицам Багдада, подходят простые иракцы и целуют ему руки или его самого, говоря ему спасибо за его дела, одновременно жалуясь на свои мелкие бытовые проблемы.

Часто фашистская пропаганда, создавая идеальный образ вождя, апеллирует к ранее существовавшим историческим образам, сопоставляет положительные качества нынешнего лидера с личными качествами других исторически значимых персонажей. При этом пропагандистам приходится ретушировать, поправлять, а то и заново переписывать образы исторических героев, с которыми сравнивается в пропаганде фашистский вождь.

Нередко сами харизматичные лидеры публично сопоставляют себя с этими значимыми историческими фигурами, иногда бывает, что доходит до примитивного прямого подражания фашистского вождя образу популярного в народе исторического персонажа.

Советские историки получили в 1931 году политический заказ на поиск в историческом прошлом мотивов оправдания авторитаризма, тоталитаризма и диктатуры партийного лидера в СССР и на создание идеализированного исторического образа вождя. Целями «научного поиска» были интерпретация прошлого в духе постоянной борьбы положительных героев – русских правителей со своим враждебным окружением, для оправдания личной диктатуры и возникающих при этой диктатуре эксцессов. В качестве таких положительных героев историками были выбраны две фигуры царей‑деспотов – Ивана IV и Петра I.

Принижение роли царя Алексея Михайловича в создании мощной русской армии, в строительстве самого богатого и сильного государства в Европе, в начале европеизации России и выпячивание роли его сына Петра было выгодно потомкам Петра, имевшим сомнительные права на российский престол.

Деятельность Петра Великого в реальности имела как положительные последствия для государства, так и отрицательные. Реформы Петра, успешно начатые, по большей части, ещё при его отце, не были реализованы при жизни государя, а многие из них после смерти монарха были просто свёрнуты.

Длительные войны, которые постоянно вёл Пётр I, ввергли страну в разорение. В России, ещё при жизни Петра разразился голод. Был разрушен вековой уклад жизни, экономика лежала в руинах. Пётр был, пожалуй, самым ненавистным в народе государем за всю многовековую российскую историю, намного более ненавидимым, чем даже чем Иван IV.

Двести последующих лет под скипетром династии Романовых и 74 года советской власти государственная пропаганда рассказывала народу сказки про «счастливые дни Петровы» и «Россию молодую».

Для советских идеологов фигура Петра была интересна именно по причине её давней популярности, чему ранее поспособствовали царские придворные историки. Советским идеологам и пропагандистам не составляло большого труда использовать, созданный ещё двести лет назад, миф о царе‑плотнике, для объяснения на историческом примере неизбежности и даже исторической необходимости авторитарного правления в России.

Если прогрессивность Петра возвеличивалась Романовыми ещё с XVIII века по вполне понятным политическим причинам, то зловещая фигура Ивана Грозного была вытащена на свет советскими историками и возведена в пантеон прогрессивных русских самодержцев лишь в 30‑х годах XX века.

Иван IV, до советского периода воспринимавшийся русскими и зарубежными исследователями истории российского государства исключительно, как злодей, с подачи некоторых придворных сталинских историков явился народу в образе царя‑страдальца. Царя, который всю свою жизнь казнил своих врагов и потом каялся в смертных грехах, казнил и каялся, казнил и каялся…

Боролся грозный царь с внутренней смутой, с врагами государства, которые отравили его любимую супругу и неоднократно пытались свести самого монарха в могилу. Давил царь всю свою жизнь подлых бояр, готовых растащить Московское государство на феодальные уделы, предать и продать русский народ иноверцам.

В результате упорных усилий советских историков, Сталин сам поверил в правдивость исторических мифов и стал ассоциировать свою персону с Иваном Грозным и с Петром Великим, якобы стремившимися превратить феодальную Россию в централизованное сильное государство.

Неизвестно, знал ли недоучившийся семинарист Иосиф Джугашвили о том, что царь Иван IV оставил после себя разорённую страну и его правление закономерно закончилось после его смерти Великой Смутой, а последствия Петровых реформ лишь по счастливой случайности не закончились очередным кровавым народным бунтом, многолетним смутным временем и сменой правящей династии. Народная ненависть к петровским порядкам выплёскивалась ещё пятьдесят лет после смерти самодержца масштабными волнениями в народе. Самым известным из последних народных восстаний был Пугачёвский бунт.

Сталин с 1934 года вынашивал идею о создании романа‑эпопеи, мечтал о создании масштабного фильма о жизни Ивана IV, но только в 1945 году его идея была реализована. Советский вождь поручил Жданову подобрать сценариста и режиссёра для фильма о прогрессивном русском царе. Создание фильма, после недолгих размышлений, Жданов и председатель Комитета по делам кинематографии при СНК СССР Иван Григорьевич Большаков поручили советскому режиссёру Сергею Михайловичу Эйзенштейну. Сценарий фильма, написанный С. М. Эйзенштейном, утверждал лично Сталин. По словам самого Эйзенштейна, он создавал фильм о русском ренессансе XVI века, показанным с точки зрения современного советского человека.

По сути, фильм Эйзенштейна не об Иване Грозном, это апология сильной централизованной власти, где главным достоинством государя является его стремление подчинять исторический процесс своей собственной воле.

Актёр Николай Черкасов, сыгравший в кино и на сцене театра многих обожаемых Сталиным персонажей (Александр Невский, Иван Грозный), вспоминал, что Сталин упрекал Эйзенштейна в том, что тот изобразил в фильме царя Ивана параноиком, в то время как Сталин считал царя хоть и крайне жестоким, но мудрым и дальновидным правителем, самоотверженно защищавшим свою страну от проникновения иностранного влияния, посвятившим свою жизнь благой цели – объединению Руси и укреплению русского государства.

Сталин неоднократно подчёркивал огромную положительную роль опричнины, критикуя её лишь за мягкость к врагам. Иосиф Виссарионович недоумевал по поводу того, что опричнина не уничтожила остававшиеся пять крупных боярских семейств. По мнению Сталина (дословно): «Их всех нужно было извести под корень, а Грозный, уничтожив одну семью, мучился угрызениями совести целый год, в то время как он должен был действовать намного решительнее».

Гитлер считал себя продолжателем дела Фридриха II Великого, фактического основоположника прусско‑германской государственности. Для того, чтобы угодить фюреру и при этом не показать откровенного лакейства и лизоблюдства, поклонники Гитлера демонстративно восхищались Фридрихом, тем самым, теша самолюбие нацистского вождя. Воздвигая каждый раз статую Фридриха в Третьем Рейхе, немцы фактически ставили очередной прижизненный памятник своему фюреру.

Нередко подражание диктаторов своим историческим предшественникам принимает гротескную форму. Африканский император‑людоед Бокасса считал себя подобным Наполеону Бонапарту и его приближенные, чтобы угодить своему вождю, когда ставить статуи Бокассы стало уже негде, тотчас окружили Императора Центральной Африки многочисленными изображениями великого французского императора – подданные рядом со статуями и бюстами африканского императора стали устанавливать скульптурные изображения Наполеона.

В 1976 году Бокасса объявил, что ЦАР стала конституционной империей и провозгласил себя «Его Императорское Величество Бокасса Первый, Император Центральной Африки, волей центральноафриканского народа».

Коронация Бокассы, состоялась 4 декабря 1977 года и точно воспроизводила коронацию Наполеона Бонапарта 2 декабря 1804 года. Для того, чтобы церемония полностью соответствовала коронации Наполеона, в течение года огромное количество французских учёных‑историков, художников и дизайнеров трудилось в поте лица, воспроизводя в деталях интерьеры и костюмы конца XVIII века. В церемонии участвовали конные гвардейцы ЦАИ, на белоснежных французских рысаках, переодетые в мундиры гвардии Наполеона, изготовленные фирмой Пьера Кардена. Этой же фирмой были пошиты смокинги государственных чиновников и ливреи, прислуживавших на церемонии коронации, лакеев.

У японцев культ императора связан с древними синтоистскими мифами, которые объясняют происхождение их государства и священной власти императоров. Культ императора происходил из древних культов богини Аматэрасу Омиками и её прямого потомка – легендарного основателя и первого императора Японии Дзимму.

Именно синтоизм формировал в течение более чем двух с половиной тысяч лет традиционные моральные нормы японского общества, кодекс чести императорских воинов, а в последствии кодекс чести самураев Бусидо. Все сферы жизни японского общества тысячелетиями регулировались единым ритуальным, мифологическим, философским, политическим, военным, моральным комплексом – синтоизмом.

Первые упоминания о природе императорской власти оформленные в виде мифологического и героического японского эпоса, сквозь ткань которого проходит главной нитью идея о божественности происхождения императорского рода, можно найти в хронике «Кодзики» («Записи о деяниях древности»), составленной в 712 году и в древней японской летописи «Нихон сёки» («Анналы Японии»), написанной в 720 году нашей эры. Эти документы являются литературной обработкой ещё более древних мифов о сотворении мира и деяниях первых японских богов, а также древней легенды, рассказывающей о происхождении японской императорской династии.

Кроме божественности самого первого легендарного древнего императора, современный синтоизм утверждает о том, что все представители правящей японской династии, начиная с императора Дзимму, являют собой непрерывную династическую последовательность, ведущую начало непосредственно от богов и первого императора. Это обосновывает сакральный статус всех когда‑либо живших монархов, включая ныне здравствующего, чем объясняется их божественность и даёт им право на трон.

Реставрация Мэйдзи 1868 года в Японии была переходом от самурайской системы государственного управления (сёгунат) к прямому императорскому правлению. С императора Муцухито, провозгласившего своё правление Мэйдзи («просвещённое правление» = мэй – знание + дзи – правление), началась новая эпоха Японии, с её культом армии, знаменитыми на весь мир культами смерти и героизма.

Именно с Мацухито начался подъем японского национализма и формирование культа императора. С каждым новым императором религиозный культ только усиливался и обрастал религиозными догмами, ритуальными церемониями, правилами и ограничениями.

В 1890 году всенародно был объявлен манифест японского божественного монарха о воспитании молодёжи, содержащий кроме призыва почитать родителей и прилежно учиться, в случае необходимости не задумываясь отдать свою жизнь за государство и императора.

В 1882 году очередной императорский манифест был адресован военным, от которых император требовал абсолютной верности себе и стране.

С начала революции Мэйдзи синтоизм становится официальной государственной религией, из которой позднее сформировались государственная идеология императорской Японии конца XIX – первой половины XX века.

Синтоизм насаждался во все сферы жизни японского общества. Изучение синтоизма стало обязательны во всех школах, университетах. Алтарь Аматэрасу, должно быть, не только в синтоистских храмах, кабинетах чиновников, армейских казармах и офицерских клубах, школах и университетах, но и в каждом доме простых японцев.

Иностранцу, побывавшему в Японии в первой половине XX века, сразу бросалась в глаза основополагающая специфичная черта японской государственности – священный характер власти, напрямую вытекающий из самобытности духовной культуры японского народа. Синтоистское понимание патриотизма выражалось не в служении своему народу, а в преданности лично императору.

Культ японского императора имеет поразительное свойство – несмотря на различные перемены в обществе, смену власти, общественного строя, научно‑технический и социальный прогресс, он неизменно сохранял черты, свойственные ему на ранних этапах возникновения. Даже колоссальные изменения, которые принёс миру XX век, мало повлияли на японское общество и государство, которые до конца Второй мировой войны оставалось такими же, как и в начале эпохи Мэйдзи.

После смерти 25 декабря 1926 года императора Ёсихито, его сын Хирохито унаследовал трон, Япония вступила в новую эпоху, которая ознаменовалась реформами, значительным усилением военной мощи, увеличением влияния японских военных на общество и государственное управление.

С 1926 года по 1945 год военные обладали полным контролем над всеми аспектами жизни японского государства, в значительной степени формировали общественное мнение, что привело к развязыванию японо‑китайской войны в 1937 году, а затем вступление Японии во Вторую мировую войну.

В Японии культ императора выходил за все возможные разумные пределы поклонения отдельной личности. Понятие государства считалось, в конце XIX – первой половине XX века, для японца абсолютно священным, а персональное воплощение государства – император Хирохито, был земным божеством.

Смерть за японского императора следовало принимать с улыбкой̆. То же требовали японские традиции от матерей и жён погибших воинов. Жизнь сына или мужа, отданная за императора, должна была восприниматься не просто как великая честь, но и как счастье.

Истоки японского империализма также следует искать в синтоизме и культе императора. Согласно этим древним синтоистским мифам о сотворении мира, о богине Аматэрасу и императоре Дзимму, страна Ямато (древнее название Японии) была изначально предназначена для того, чтобы создать на основе принципа хаккоитиу («восемь углов под одной крышей») великую вечную империю, объединив весь мир под властью божественного японского императора, потомка богини Аматэрасу.

Вождизм может возникнуть не только на основе уже ранее существовавшего культа, возникшего естественным путём, но также может основываться на искусственно созданном идеологами и пропагандистами культе. Например, культ личности Сталина создавался искусственно его сторонниками, при уже стихийно возникших в народных массах культах большевистских лидеров Ленина и Троцкого.

Утверждения некоторых публицистов о том, что можно силой заставить людей верить во что‑то, не выдерживают никакой критики. Ссылки на «стокгольмский синдром» жертвы насилия и схожие психологические феномены, описанные виктимологами, не объясняют масштабность общественных процессов, порождённых культом, тем более они не способны объяснить фанатизм. Толпа очень часто совершает действия намного более радикальные, чем ожидают от неё манипуляторы общественным сознанием.

Никакой культ силой создать невозможно, так как в основе любого культа лежит вера. Силой можно добиться лояльности к внешним проявлениям культа – навязанным правилам, моральным нормам.

С помощью насилия или угроз применения насилия, возможно добиться от людей видимости почитания: заставить соблюдать ритуалы, высказываться одобрительно в отношении догматов культа. Симулякр фашизма не есть фашизм, по определению.

Некоторые современные историки считают, что культ Сталина насаждался силой, люди публично выражали своё преклонение перед Сталиным исключительно из страха. Это не так. Сталин сначала стал «гениальным» и «великим», а уже потом начал физически уничтожать оппозицию, а не наоборот.

Потребность в культе объективно существовала в новом советском обществе. В уникальном обществе, подобного которому никогда ранее не существовало и которое было совершенно социально не развито на ранних этапах своего зарождения.

Молодое советское государство не могло существовать без вождя, как не могла существовать без царя Российская Империя.

Благоприятной питательной средой для возникновения в Российской Империи культа личности, являлись: традиционный патриархальный уклад жизни, подданническая психология русских людей и населяющих империю инородцев, никогда не знавших демократии.

В базисе русской политической культуры многие сотни лет, с самого начала ордынского периода и до событий Февральской революции всегда были: вера в справедливого царя и безоговорочное принятие жёсткой иерархической организации всего общества в качестве единственно возможной жизнеспособной модели существования (на самом деле – единственно известной подданным империи на протяжении веков модели).

Огромная концентрация политической и экономической власти в руках российского самодержца, полная зависимость всего населения империи не от закона, а от вышестоящего лица, то есть крестьян от помещика, чиновника от начальника, купца от полицейского, помещика от губернатора и систематическая идеологическая обработка населения Русской православной церковью, породили в массовом сознании русских людей веру во всемогущество любого вышестоящего руководителя, страх перед ним, рабскую покорность и угодничество.

Предположу, что Российское государство в форме демократической республики, провозглашённой в феврале 1917 года, просуществовало бы всё равно недолго, даже если не случилось бы в том же году октябрьского переворота.

По моему скромному мнению, республика в любом случае закончила бы свои дни через год‑другой после отречения императора Николая II, уступив место военной диктатуре. Политические силы, стремившиеся установить диктатуру в России в 1917 году, были влиятельны и популярны. Да и претендентов на роль военного диктатора России, если вспомнить, было предостаточно. Чрезвычайно популярные в армии премьер Александр Фёдорович Керенский и военачальник Лавр Георгиевич Корнилов, генерал Антон Иванович Деникин и адмирал Александр Васильевич Колчак не представляли себя во время Гражданской войны иначе чем будущими диктаторами России.

В 1926 году оппоненты Сталина, ещё живые в то время, открыто выступали против создания сторонниками Сталина его культа. Сам культ возник в 1925 году, когда к Сталину примкнула часть большевиков, относительно недавно обращённых в марксистскую веру, в надежде занять своё место в руководстве партии и страны, до этого занятое старой «ленинской гвардией». Ощущая твёрдую руку и решимость будущего вождя мирового пролетариата в борьбе за власть, сторонники Сталина стали создавать идеализированный образ своего лидера, популяризируя его в народе.

Сталин был грубоват и прост. Сторонники будущего советского вождя старательно подчёркивали эти черты, указывая на близость Сталина к простому народу, даже слегка иронизируя над его нарочитой простоватостью, противопоставляя его интеллигентам‑ленинцам. Сталин принципиально не пользовался охраной, ходил пешком, заходил запросто в различные советские госучреждения, чем вызывал неподдельное удивление сотрудников и посетителей. Об этом часто и с деланным восторгом вспоминали даже оппоненты Сталина, старые большевики и первые советские руководители, успевшие написать о Сталине в своих дневниках и мемуарах ещё до того, как сгинуть в лагерях.

Окончательно культ личности сформировался усилиями сторонников Сталина к 1929 году, когда начали массово выходить воспоминания, в которых каждый автор старался приукрасить личность вождя и возвеличить его роль в создании партии большевиков, в том числе приписать Иосифу Виссарионовичу главную роль в организации октябрьского переворота 1917 года.

Ярким событием, ознаменовавшим начало новой эпохи в советской истории и подтвердившим окончание формирования в стране культа личности Сталина, явилось празднование в декабре 1929 г., с небывалым для того времени размахом, 50‑го дня рождения Иосифа Виссарионовича. Из заурядного подпольного активиста с откровенно криминальным прошлым, после Октябрьского переворота ставшего обычным партийным функционером, он к 1931 году волшебным образом превратился в «первого из многих соратников Ленина, его лучшим другом и товарищем, крупнейшим теоретиком марксизма‑ленинизма, выдающимся учёным‑марксистом».

После того как вокруг Сталина полностью сформировался костяк фракции, окружение вождя, захватив власть в партии, принялось сообща, методично год за годом уничтожать своих противников внутри огромной большевистской партии.

Историки, излишне демонизирующие Сталина, по моему мнению, просто не понимают, что после захвата власти ему даже не было необходимости лично участвовать во внутрипартийной борьбе. Достаточно было наблюдать со стороны и ненавязчиво направлять в нужном ему направлении своих сторонников, которые жадно ловили взгляды вождя, пытаясь угадать его настроение и скрытые желания. Для уничтожения оппозиции не было необходимости в прямых приказах, достаточно было молчаливого одобрения Сталина.

К Сталину в 1925 году примкнула часть руководителей Красной Армии, во главе с наркомом по военным и морским делам Климентом Ефремовичем Ворошиловым, подкрепив его популярность в партии реальной военной силой. Пытаясь показать свою лояльность вождю, Ворошилов в своей статье «Сталин и Красная Армия» первым приписал Сталину не существовавшие в реальности военные заслуги в Гражданской войне.

После Ворошилова, соревнуясь в лести и холуйстве друг с другом, то же самое поспешили сделать другие военачальники, руководители советских и партийных органов, наперебой открыто восхваляя Сталина, толкаясь локтями и переругиваясь друг с другом, лишь бы вождь их заметил. Отдельные наркомы и командующие войсками доходили до такого откровенного лизоблюдства, что на них уместнее бы смотрелись лакейские ливреи, чем военная форма.

Во власть приходили новые люди и уничтожали своих предшественников, этих уничтожали следующие, стоящие в очереди к вожделенным должностям. Так, естественным для сталинского режима образом происходило регулярное обновление партии и советского руководства. Сталину нужно было лишь дать соответствующий намёк, лёгкий толчок к регулярной ротации руководящих кадров, всё остальное новые кадры делали сами, обвиняя предыдущее руководство в предательстве, тем самым обрекая его на смерть, меняя курс страны в угоду вождю, стирая в официальной советской истории любые сведения о своих предшественниках.

В отличие от культа Сталина, культ личности Петена возник ещё задолго до прихода французского маршала к власти. Анри Филипп Петен прославился как герой Первой мировой войны, которую прошёл от начала и до конца, сначала в чине генерала командуя, пехотной бригадой, затем – армейским корпусом, позже – армией.

После Верденского сражения (июнь 1915 года – апрель 1916 года) командующего 2‑й французской армией Петена уже не называли иначе как «герой Вердена». Авторитет маршала после войны был огромен и его почитание французами на самом деле было искренним. При упоминании имени Петена вставали не только военные, но и гражданские, в том числе женщины. Выпускали сигареты и конфеты его имени, в честь Петена называли улицы, дамы носили его портреты на платьях. Было настоящее массовое помешательство, настоящий культ, непременно сопровождаемый неистовством толпы и даже редкими случаями религиозного экстаза отдельных людей.

В июне 1940 года после разгрома вермахтом французских войск, Петен, возглавил коллаборационистское французское правительство. Маршал получил мандат на управление южной части Франции лично от Гитлера в октябре 1940 года.

Петен в своём радиообращении 30 октября 1940 года призвал французов к сотрудничеству с нацистами. Франция раскололась. Часть французов считали Петена героем, спасшим сотни тысяч молодых мужчин от гибели и увечий. Другая часть, продолжая восхищаться Гитлером, называла Петена сподвижником немецкого фюрера в священной борьбе против анархистов и коммунистов. Третья часть французов объявила Петена предателем своего народа, продавшего свою страну оккупантам, получив власть в качестве платы за продажу родины.

Многие французы сотрудничали с немцами не из принуждения, а по идеологическим мотивам. Сопротивление, формально конечно же существовало с первых дней оккупации, но сначала оно ограничивалось редкими единичными акциями и совершенно никакого значения ни в военном, ни в политическом смысле не имело. Группы были немногочисленны, особенно в первые годы.

Первое время французское сопротивление составляли лишь евреи, армяне и испанские коммунисты, бежавшие от режима Франко.

Ближе к концу войны французское Сопротивление получило серьёзную поддержку стран антигитлеровской коалиции, после чего освободительное движение стало быстро расти и расширяться, в него вступало всё больше новых членов и в боевые действия вовлекались новые территории, на которых действовали вооружённые группы Сопротивления.

Некоторые русские «патриоты» ставят в вину французам их конформизм. Полагаю, что зря. Героизм – явление не массовое, трудно требовать от всех рисковать своей свободой и жизнью ради освобождения своей страны от иноземных захватчиков.

Вся массовость партизанских движений обеспечивается, как правило, воюющим законным правительством страны, либо правительством в изгнании, но уже при поддержке другого государства.

Тем, кто утверждает о том, что русские сражались на оккупированных территориях с нацистами за свою свободу, а французы молча терпели, следует вспомнить, что советские партизанские отряды, в подавляющем большинстве были регулярными воинскими подразделениями или небольшими диверсионными группами, хорошо вооружёнными, снабжавшимися всем необходимым и руководимые кадровыми военными.

Точно такими же воинскими частями были отряды югославских партизан Иосипа Броз Тито и китайских партизан Мао Цзэдуна. Так было всегда, во всех войнах. Даже эскадрон гусар Дениса Давыдова был обыкновенным регулярным кавалерийским подразделением в Отечественной войне 1812 года, только он действовал не в месте сражений, а в тылу наполеоновской армии.

Как только бойцы французского сопротивления получили продовольствие, оружие, взрывчатку, профессиональных военных инструкторов‑диверсантов, оперативные разведданные, координацию и управление, так сразу же закипела вооружённая борьба против немецких оккупационных властей. По всей Франции стали совершаться диверсии на стратегически важных объектах, сбор разведданных.

Совсем непросто невооружённому, необученному военным действиям населению совершить военный переворот и свергнуть фашистский режим. Простой крестьянин, городской чиновник, учитель, парикмахер или почтальон, не способны оказать даже небольшого заметного сопротивления государственной машине и полицейской системе фашистского государства, не говоря уже о противодействии армии. Тем более, это невозможно, если большинство граждан поддерживают фашистов.

Несогласные с фашистским политическим режимом иногда не просто молчат, а с покорностью беззащитного стада добровольно идут на бойню.

Органы еврейского самоуправления на оккупированных Германией территориях (юденраты) помогали нацистам в уничтожении своих соплеменников. Юденраты составляли списки членов сельских еврейских общин и жителей городских гетто. Органы еврейского самоуправления составляли для нацистов схемы гетто и экономические сводки.

Сами же общины и гетто охранялись еврейскими полицейскими, немцев внутри не было, их участие ограничивалось присутствием на контрольно‑пропускных пунктах за периметром гетто.

Еврейские полицейские активно участвовали в карательных операциях, проводимых нацистами внутри городских гетто и в сёлах, где компактно проживали евреи.

Юденраты аккуратно и регулярно составляли списки евреев, подлежащих уничтожению и передавали нацистам.

Евреи в нацистской Германии поступали точно так же, как до этого в Российской империи, когда отдавали рекрутов из беднейших еврейских семей, сохраняя при этом сыновей богатых членов общины и детей раввинов. У них не было выбора, своими действиями сотрудники еврейских администраций никак не могли бы помешать геноциду. Еврейское население не было вооружено и было в меньшинстве. Не только немцы, но и всё население, окружающее еврейские общины на оккупированных Рейхом территориях (поляки, чехи, украинцы, русские и другие), относились к евреям с ненавистью.

После окончания Второй мировой войны отдельные зарубежные историки специально заостряли внимание на добровольном сотрудничестве евреев с нацистами и пытались переложить часть вины за холокост на самих евреев. По моему мнению, это не просто несправедливо. Это ужасно, осуждать людей, перед которыми стояла дилемма – отказаться сотрудничать и погубить своих близких или спасти их, но предать незнакомых им лично соплеменников, единоверцев и погубить свою душу.

Нельзя было требовать от евреев героизма ещё и потому, что немцы всё равно уничтожали бы евреев, с помощью юденратов или без них.

В фашистском государстве часть населения митингует, восхваляя фашистов, другая часть молча наблюдает, третья часть тайно ненавидит, но от страха не может не только активно сопротивляться, но даже и высказывать вслух свои возражения.

Лишь малая часть людей способна открыто излагать мысли, пренебрегая опасностью быть затравленными толпой, подвергнуться публичному осмеянию и унижению, рискуя жизнью и свободой.

В оболванивании воинствующей толпы, во внушении сомневающимся бессмысленности и бесперспективности любого сопротивления режиму, в нагнетании страха, важное значение играет образ вождя. Чем ярче образ лидера, тем сильнее он действует во всех направлениях – от радостного обожествления у одних, до животного страха у других. Причина этого проста – эффективность фашистской пропаганды напрямую зависит от харизматичности вождя. От неординарности этой личности зависит соотношение в обществе активных сторонников фашистов и молчаливых наблюдателей.

Чем харизматичнее вождь, тем больше активных сторонников и меньше пассивности среди граждан. Я уверен, что это не требует доказательств.

Среди явных противников подавляющее большинство составляют люди, не принимающие фашизм в принципе, инстинктивно, на эмоциональном уровне ненавидящие любое ущемление свободы. Им ненавистно любое проявление фашизма, в независимости от конкретных личностей, олицетворяющих его.

Количество противников фашизма определяется лишь общим состоянием самого общества, степенью его социальной развитости, уровнем культуры и образования, сложившимися общественными отношениями.

Вождизм всегда основан на культе личности, но не любой культ личности переходит в вождизм. Во время создания культа личности Сталина уже существовал культ личности пролетарского писателя Максима Горького, который не хотел и не стал политиком. Авторитет Горького в советском обществе был огромным. Сталин, самый могущественный из правителей в Евразии, был вынужден считаться с популярностью Горького, вплоть до откровенного заискивания перед писателем. Складывается такое впечатление, что они друг друга побаивались. Пролетарский писатель, как мне кажется, опасался стать жертвой советского репрессивного аппарата, а Сталин опасался любого целенаправленного или неосторожного высказывания Горького, которое могло бы повредить имиджу отца народов.

Бывает трудно различить, где истинный культ личности, а где конформизм, порожденный обыкновенным страхом. Момент истины наступает, когда режим даёт трещину. Там, где есть настоящий культ – там адепты начинают фанатично защищать своего вождя и его режим. Где культ вождя утратил свою объединяющую силу и всё держится на страхе – величественное фашистское государство рассыпается, как великолепный замок, построенный детьми из песка.

Иногда наличие одних лишь формальных признаков культа личности может привести к ошибочному толкованию природы власти политического лидера.

Культ Брежнева – оксюморон. Леонид Ильич и фанатичная народная любовь – две абсолютно несовместимые вещи. У такой фигуры не было и не могло быть культа в принципе.

Восхваление «дорогого товарища Леонида Ильича» было не отражением культа его личности, а данью советской традиции, это была своего рода игра затеянная и годами поддерживаемая зависимыми от генсека чиновниками и партийной номенклатурой.

В действительности никакого почитания Брежнева в народе и членами коммунистической партии не было. Бесчисленные награды, портреты генсека в кабинетах чиновников и многочисленные билборды с цитатами из его выступлений были симулякром, внешней имитацией культа личности, не более. Имитация, которая вызывала у советских людей лишь усмешку и была поводом для огромного количества анекдотов.

К сожалению, тяга к культу личности – особенность психики огромного числа людей, она не зависит от расы, нации, пола, возраста.

Люди, обладающие критическим мышлением, всегда в меньшинстве в любом обществе. Но именно они, в силу своего ума, способны низвергнуть идола, которого остальная масса возвела на Олимп, которого считает несравненным гением, пророком и святым, единственно возможным своим вождём. Именно на критически мыслящих людях лежит забота о просвещении масс, на них лежит ответственность за бездействие в случае, если фашисты приходят к власти в их стране.

Культ личности для отдельного человека – признак безразличия к самому себе, свидетельство его морального поражения, в том числе, в его борьбе за личную свободу.

Освобождение от культа личности целой страны – не просто освобождение народа от преклонения перед культом вождя, это осознание народом своей настоящей роли в истории своей родины, истинной ценности для всего человечества.

1.9. Культ государства

Наиболее точно сущность фашистского культа государства можно выразить крылатой фразой Бенито Муссолини: «Все в государстве, ничего против государства и ничего вне государства».

Для фашистов государство не только форма существования общества, с соответствующими механизмами управления и принуждения. В фашистских философских, экономических, политических теориях и фашистских идеологиях государство рассматривается также как духовный и нравственный факт, как естественное, то есть природное воплощение привилегированной доминирующей группы (расы, нации, религиозной группы и им подобны), государству подчинены все области деятельности человека.

Таким образом, мы можем дать ещё одну характеристику фашизму – экстремальный этатизм.

Культ государства – обязательный признак любого вида фашизма.

В принципе, любым тоталитарным и авторитарным режимам свойственен этатизм, который естественным образом вытекает из особенностей авторитарной и тоталитарной модели государства.

В нефашистских государствах этатизм в чистом виде не является частью государственной идеологии, он скорее следствие, чем причина. Полагаю, что отличительным признаком фашизма является то, что только он открыто провозглашает этатизм своим основополагающим принципом.

Необходимость подчинения любых индивидуальных и групповых интересов государству трактуется фашистскими идеологами не в качестве условия эффективного управления, а как спасительный механизм выживания.

Насаждая в обществе культ государства, фашистские идеологи эксплуатируют примитивный животный страх. Страх, закодированный в мозге каждого человека, существующий миллионы лет, выраженный в стремлении быть частью толпы.

Быть частью многочисленной агрессивной толпы – приятное древнее звериное чувство защищённости, причём не всегда осознанное. Фашистам нужно только вынуть из глубин сознания эти первобытные страхи.

Отказ от личных свобод в пользу государства – это своего рода плата человека за присоединение к агрессивной силе, которую в его сознании олицетворяет фашистская организация, ставящая своей целью построение «идеального сильного государства».

В фашистской пропаганде запугивание обывателя строится на простом тезисе о невозможности одновременно обеспечить личную свободу и коллективную безопасность. Из чего пропагандисты выводят утверждение о том, что у общества нет выбора между общественным диалогом и насилием, а есть лишь выбор между «хорошим насилием» (совершаемым государством от имени и в интересах граждан) и «плохим насилием» (совершаемым индивидуумом в стремлении обеспечить себе большую свободу, а следовательно, по мнению фашистов, ради разрушения государства и во вред всем остальным людям).

Насилие в фашистском государстве постепенно занимает всё доступное ему пространство, прочно встраивается в общественную жизнь и приобретает системный̆ характер. Оно вытесняет другие формы взаимодействия между государством и гражданами.

Когда пропаганда и насилие становятся единственными методами государственного управления, то фанатизм и страх делят между собой место в сознании людей, стараясь не оставить там больше места, ни для чего другого.

Всё, что представляет угрозу для тоталитарного фашистского государства не только криминализуется, но и усилиями фашистской пропаганды становится осуждаемым обществом, аморальным.

Постепенно градус ненависти к противникам фашистского политического режима растёт и приступы гнева охватывают все более широкие слои населения.

Культовое почитание государства выражается в соответствующих мифах, символах, обрядах, формировании фашистского стиля в искусстве, в создании и насаждении других фашистских культов, тесно связанных с преклонением перед государством – культа личности и вождизма, культов силы, войны, героя, смерти.

В массовом сознании происходит подмена понятия «патриотизм». Вместо любви к своему народу, языку, культуре истории, в качестве патриотизма фашистские идеологи навязывают сотворённую государством и вождями любовь к этому же государству.

Вместо того чтобы гордиться богатством и своеобразием языка, культурных традиций народа, человек беспричинно начинает гордиться тем, что просто живёт в самом лучшем, самом справедливом государстве, под руководством гениального вождя.

В нефашистских демократических странах государство существует для защиты прав граждан. Фашистское государство всегда первично, оно полностью независимо и самодостаточно.

В фашистском государстве граждане, находясь под влиянием пропаганды или под угрозой применения к ним репрессий, вынуждены защищать государство, оно же фактически устраняется от, установленной фашистскими же законами, своей непосредственной обязанности – защиты прав граждан. Такая ситуация создаётся вследствие главной особенности государственной тоталитарной модели фашистского государства – полной независимости такого государства от воли большей части граждан, не входящих в состав руководства правящей фашистской партии.

Для пропаганды культа государства и других фашистских культов может быть использована тема фатальной неизбежности войны. Фашистская пропаганда постоянно твердит о патриотизме и самопожертвовании ради государства, а значит ради всех остальных граждан.

Создаются литературные произведения, где принижается ценность человеческой жизни и возвеличиваются государственные интересы, которые на деле являются интересами фашистской партии. Жертвование своей жизнью в войне с внутренними и внешними врагами, зачастую бессмысленное, в результате пропагандистской обработки должно восприниматься в обществе как норма. Государство вступает в область морали, где ему делать, по большому счёту, нечего.

Со временем, в фашистском государстве обязательно происходит сакрализация власти. Государство становится объектом слепого, почти религиозного поклонения, находящимся в стороне от обыденных понятий.

Власть фашистов, согласно их же собственной пропаганде, идёт или от природной неизбежности, т.к. происходит из непреложных исторических законов развития общества, таких же вечных и фундаментальных, как закон всемирного тяготения или законы сохранения энергии и вещества или от воли высших сил, единого Бога, различных языческих богов.

Фашистское идеальное тоталитарное государство, по мнению фашистов – это высшее состояние политической формы организации любого общества, закономерная конечная точка его политического развития.

В фашистской идеологии тоталитарное государство является не чем иным, как высшей точкой развития также в историческом и культурном смысле.

Современные теоретики фашизма полагают, что в будущем на всей планете будет существовать либо одно огромное сверхтоталитарное супергосударство, либо несколько огромных империй, таких же сверхтоталитарных.

Сверхтоталитарное государство будет включать в себя абсолютно всё что касается жизни людей, в нём не будет места не только хаосу, но и вообще любому отклонению от установленного порядка. Жизнь в таком государстве будет похожа на большой правильно устроенный муравейник, где даже мельчайшие события будут регулироваться правилами. В противном случае, как утверждают эти теоретики, без жёсткого тотального регулирования человечество обречено на вымирание из‑за перенаселения, нехватки продовольствия, загрязнения окружающей среды и истощения природных ресурсов.

Невозможно в массовом сознании создать культ государства отдельно сам по себе. Создать культ государства можно только опираясь на другие политические культы или культовое сознание населения, неважно при этом идёт ли речь о настоящей религии, псевдорелигиозных или политических культах, простом наборе мифов и предрассудков.

Если нет возможности использовать для обоснования власти над гражданами существующую религию, фашисты с лёгкостью создадут новую. Нет распространенных в обществе предрассудков, удобных для создания стройной идеологической системы, фашисты придумают сами.

Нацисты придумали свою стройную и внутренне непротиворечивую наукообразную теорию о происхождении германцев от древнего народа Тибета. Большевики использовали в качестве священных текстов созданной ими псевдорелигии политические и экономические научные труды Маркса. В обосновании исторической неизбежности диктатуры пролетариата они приравняли ленинский вариант марксистской теории к абсолютным законам мироздания. Таких примеров великое множество.

Очень хорошим подспорьем для создания культа государства служит культ личности, т.к. личность харизматичного фашистского вождя легче всего ассоциируется у населения с государством, чем идеологемы.

Подавляющее большинство людей идеализируют и мифологизируют своих кумиров неосознанно. Это нормально. Проявляется тяга к авторитетам, к созданию себе идолов для поклонения, в стремлении найти свой нравственный маяк, ориентир в жизни. Человеку, не склонному к критическому анализу, хочется верить в то, что существует когорта идеальных людей, пламенных революционеров, борцов с несправедливостью, лишённых даже малейших человеческих слабостей и абсолютно непогрешимых.

В большей степени, это стремление людей к идеализации и мифологизации касается харизматичного вождя, которого толпа, также неосознанно, наделяет атрибутами божественности, придумывает его историю и его миссию, торжественно вручает своему кумиру скипетр и державу абсолютной, ничем не ограниченной власти.

Именно поэтому вождизм является пусть и необязательным, но очень распространённым признаком фашизма. В массовом сознании происходит смешение и даже отождествление государства и личности вождя.

Обожествление носителей верховной власти было широко распространено во все времена у всех народов и обусловлена инстинктивной потребностью слиться воедино с самой могущественной всесокрушающей, неподвластной пониманию силы во вселенной – божественной волей.

Стремление полностью утратить свою индивидуальность, стать частью толпы фанатиков – это проявление атавистических инстинктов древних социальных животных, предков человека, которые сотни тысяч лет жили в примитивных сообществах, возглавляемых сильными и агрессивными вожаками.

Но в отличие от существовавших до XX века авторитарных государств, даже если люди видели в своих царях прямых потомков или наместников богов, не происходило полного отождествления правителей с высшей божественной волей. Правители прошлого вынуждены были считаться с догматами и традициями существующей в их стране религии, с принятыми этическими и моральными нормами, выступать их хранителями и защитниками.

Никогда ранее цари и императоры не рассматривались народом как единственный источник истины и как последняя инстанция в спорах между человеком и божеством. Царь мог быть потомком богов, выразителем их воли, но не мог являться единственным божеством и единственным источником истины. Прежним правителям приходилось делить власть с оракулами и жрецами, патриархами официальной церкви и неформальными религиозными авторитетами.

Фашисты же не ограничены существующими религиозными догмами. Они сами создают свою религию или полностью переиначивают существующую на свой лад, не оглядываясь на предшественников, создают новую мораль и новую этику. Фашисты одновременно служители культа и представители светской власти, вера и сила, прошлое и будущее.

Примечательна одна особенность фашизма – реальному обожествлению может подвергаться все что угодно. Согласно одной легенде, очень точно отражающей политическую ситуацию и состояние общества во время возникновения этой самой легенды, но мало похожей на правду, Калигула назначил в Римский Сенат своего любимого коня Инцитата. Хотя никто не мог возразить императору, сложно себе представить, что кто‑то из римских граждан верил бы в то, что конь способен хоть как‑то исполнять обязанности сенатора. Это было публичной насмешкой Калигулы над сенатом и римским обществом.

А вот фашисты, вполне способны заставить граждан поверить в способности коня управлять государством. Достаточно, к примеру, придумать историю о специально выведенном гениальными учёными «суперконе», с разумом человека. Представить публике внешне логически стройную псевдонаучную теорию, придумать красивую историю и эффектно и её подать. Фашистам для этого потребуется лишь время и доступ к пропагандистским информационным ресурсам. Фашистская пропаганда часто наукообразна или оперирует «очевидными для всех» фактами, не требующими по мнению как пропагандистов, так и самих потребителей пропаганды, вообще, никакого внятного объяснения и проверки здравым смыслом.

Ещё одна примечательная особенность фашизма – очеловечивание фашистского движения, фашистской партии – придание организации человеческих свойств.

Фашистская организация, благодаря усилиям пропагандистов, со временем начинает восприниматься людьми не просто как бездушный хорошо отрегулированный инструмент – исполнитель народной воли, а как добрый и заботливый полноправный «хозяин» всех «маленьких человеков», живущих его милостью, как гарант целостности государства и безопасного существования общества. Если «хозяин» и жесток, то только в отношении врагов или заблудших, отставших от общего стада, зато обязательно справедлив и просто так гневаться не будет.

Фашистская организация рассматривается не только как сообщество «лучших людей», но также в качестве носителя некой высшей справедливой идеи. В этом отличие фашистского политического режима от любого другого авторитарного, где те же качества приписываются персонально правителю, отдельным политическим и государственным деятелям, но никогда не целиком политической партии или массовому общественно‑политическому движению.

Фашистской пропагандой в сознание людей внедряется мысль, что лишь государство под руководством фашистов способно обеспечить благосостояние страны, класса, социальной группы, отдельного человека и его семьи. Пропаганда внедряет в сознание, что только строгий порядок и правильное руководство порождают процветание страны и благополучие ее населения, а не свобода и труд. Смысл пропагандистских посылов – без государства индивид погибнет, умрёт от голода или будет порабощён, а то ещё хуже, физически уничтожен внутренними и внешними врагами. Сама возможность жить, согласно фашистской пропаганде, целиком зависит от государства.

Как только человек сталкивается с несправедливостью власти фашистского государства, его изувеченный пропагандой мозг сразу же выбрасывает спасательный круг – фашистская партия всё равно права, прав вождь, а причина допущенной в отношении него несправедливости заключается в нерадивости конкретного чиновника, исказившего слово вождя, программу партии и великую фашистскую идею.

В сознание граждан внедряется мысль о том, что государство не только источник стабильности и гарант порядка, но единственно возможный инициатор и главная движущая сила любых перемен. Любые изменения могут происходить исключительно сверху, по инициативе фашистской партии и претворятся в жизнь только усилиями самого государства.

По мнению фашистских идеологов, лишь лучшая часть народа, его элита способна генерировать идеи прогресса и процветания, а «маленький человек», даже объединившись, вместе с такими же как он, на это неспособен.

Фашистская пропаганда убеждает обывателя, что осуществить любые перемены вправе только само государство, которому этот обыватель делегировал абсолютное право на любые изменения, только у государства имеется значительный ресурс для этого и никакая общественно полезная деятельность отдельных людей или их объединений, общественных институтов, не в состоянии безболезненно и с должной эффективностью исполнить задуманное.

Создавая массовые иллюзии, фашисты исходят из того, что для полного контроля над обществом им необходимо создать новый фашистский стиль мышления, разработать собственную интерпретацию окружающего мира, политическую философию, изящно обернув её основные принципы вокруг основной стрежневой идеи – идеального тоталитарного фашистского государства.

Теория преобразования общества в идеальное фашистское тоталитарное социальное государство, всегда является экстраполяцией в будущее фашистской доктрины. Она является в виде социально востребованной иллюзии, социального утопизма. Чем красивее и нереальнее сказка о будущем, созданная фашистскими идеологами, тем охотнее в неё верят массы и тем легче этими массами управлять.

Фашистское будущее рисуется безоблачным и лишённым всяких социальных конфликтов. Осознав духовное, национальное, религиозное единство с остальными гражданами, человек должен забыть социальные и классовые противоречия, гармонизировать свои отношения с окружающими через полное подчинение государству, которое, по утверждениям идеологов находится вне каких‑либо интересов социальных классов и групп. Под руководством фашистского государства создаётся либо полностью бесклассовое общество, либо социальные классы взаимно дополняют друг друга, а их общее сотрудничество становится источников благополучия и процветания всех граждан.

Взамен классовой борьбы фашизм предлагает либо мирное сосуществование под жёстким контролем государства (авторитарный унитаризм), либо сотрудничество между различными социальными классами и группами (солидаризм), либо полное уничтожение классовых различий через полное уничтожение классовой структуры общества (коммунизм).

В теории, для полного раскрытия надклассового характера фашистской государственной власти, требуется высокая степень консолидации, когда власть будет в равной степени опираться на все слои общества. Поэтому, с точки зрения фашистов, на практике необходимо создать сплавленный в один монолит тотальный исполнительный механизм, включающий в себя абсолютно все группы населения, профессиональные союзы, кооперативы, общественные объединения, детские и молодёжные организации, научные и творческие сообщества, союзы офицеров, женские организации и прочие. В свою очередь, государство для реализации тотального контроля должно иметь в отношении этих граждан неограниченные полномочия.

Залогом будущего процветания, фашисты, в числе прочего, называют полное искоренение хаотичного саморегулируемого либерализма, который провозглашая приоритетность прав и свобод личности и неприкосновенность частной собственности, порождает в обществе хаос, моральное разложение, в основе которого защита частных интересов, в ущерб общественным.

По мнению фашистов, заботясь о своих личных правах, люди пренебрегают заботой о ближнем, забывают свой долг перед обществом.

Стараниями пропагандистов, в мозгу обывателя рисуется этакая благостная картинка идеального общества, в котором каждый друг другу если не брат, то, по крайней мере, добрый сосед. Все получают достойное вознаграждение за свой труд, нет жестокой капиталистической эксплуатации человека труда, а за всем этим надзирает строгое, но справедливое фашистское государство.

Для людей естественно пытаться преобразовать государство и общество, чтобы найти более справедливую форму социальной жизни. На этом стремлении создать идеальное государство основаны все политические идеологии, политические программы. На этом же самом стремлении паразитирует и фашизм.

Представления фашистов об идеальном фашистском тоталитарном государстве утопичны, так как основаны на абсолютной вере в безупречность тоталитарной формы государственного устройства. При построении теоретической модели государства у фашистов преобладает крайне упрощённый взгляд на человека, на индивидуальность, на экономические отношения, на социальные, культурные и иные различия людей.

Модель фашистского государства создаётся без учёта неустранимых социальных противоречий, накапливающихся и усиливающих друг друга неизбежных системных политических ошибок в управлении государством и экономических ошибок, при ручном руководстве монополистической экономикой, порождающих своего рода кумулятивные эффекты.

Все внутренние процессы, происходящие в государстве, должны, по мнению фашистских руководителей, протекать по заранее написанному сценарию. В либеральном обществе исправление ошибок происходит непрерывно, естественным путём, ввиду непрекращающейся конкуренции политических партий, общественных институтов, их лидеров. В тоталитарном государстве такие корректировки возможно делать лишь административным путём, что уже само по себе неэффективно.

В создаваемую модель фашистского государства вносятся иррациональные принципы поведения толпы, в качестве инструмента управления, но без учёта естественной спонтанности массового сознания.

Не рассматривается значительное влияние рациональности и эгоистичности поведения в экономической, социальной и прочих сферах деятельности отдельного человека, временно или постоянно оказавшегося вне гипнотического действия фашистской пропаганды и влияния толпы.

Если либерализм старается максимально использовать стремление к индивидуальной свободе и направляет эгоистические побуждения человека на благо общества, поощряя здоровую конкуренцию, то фашизм борется с человеческой индивидуальностью изменением сознания человека и силовыми методами.

Фашистами полностью игнорируется естественное гуманистическое начало в каждом человеческом сообществе, ценностная структура сознания, стремление людей к сохранению общечеловеческих ценностей, искореняются понятия традиционной морали.

Не принимаются, в качестве базовых и принципиально неизменяемых, уже сложившиеся веками нормы поведения людей по отношению друг к другу, сложившиеся традиции во всех сферах жизни, включая семью, труд, досуг и прочее.

Государство, созданное по лекалам фашизма, представляется бездушным механизмом, предназначенным для охраны общественных интересов, путём подавления любой инициативы своих граждан, нарушения их политических и экономических свобод, основных прав человека. Этакий жуткий монстр, пусть и угнетающий людей, но «для их же блага».

Если активизации фашистов предшествовал экономический кризис или военное поражение, то центральной идеей фашистской пропаганды становится восстановление былого сильного государства из окружающего хаоса.

Нацисты, будучи вначале исключительно маргинальной социалистической рабочей партией, добились популярности за счёт умелой пропаганды в условиях тяжелейшего европейского экономического кризиса, являвшегося частью общемирового кризиса, последовавшего непосредственно за Великой Депрессией и во многом благодаря этому кризису.

Сами по себе националистические лозунги не приводили к результатам. Но, лишь когда нацисты стали относить экономические проблемы к функциональным порокам демократической системы и капитализма, эти лозунги были приняты немцами.

Нацисты очень умело использовали в своих интересах ситуацию политической нестабильности, экономической депрессии, падения авторитета традиционных политических партий Веймарской республики. Они действовали путём запугивания общества возможными последствиями захвата власти в Германии набиравшим силу коммунистическим движением, как это произошло в России в 1917 году. Большинству немцев казалось, что нацисты гораздо меньшее зло, чем коммунисты, не скрывавшие своей цели установления диктатуры пролетариата, национализации промышленности, экспроприации любой собственности и установления военной диктатуры.

Можно сказать, что нацисты пришли к власти на плечах коммунистов, благодаря экономическому и политическому кризису. В этом случае действовал ленинский лозунг «чем хуже – тем лучше».

В сильном немецком государстве тогда были заинтересованы абсолютно все, кроме коммунистов, раскачивающих лодку с названием «Веймарская республика».

Гитлер с лёгкостью нашёл союзников среди крупных промышленников, которых официальная нацистская пропаганда вначале яростно критиковала, среди рабочих и интеллигенции, студентов и части университетских профессоров. В оппозиции к нацистам была лишь небольшая часть образованной молодёжи, включая некоторое количество немецких студентов и представителей либеральной немецкой интеллигенции, ну и коммунисты, разумеется, как главные враги нацистов. Самое удивительное, что какое‑то время даже коммунисты Германии и Коминтерн не считали нацистов угрозой, в отличие от социал‑демократов, которых лидеры Коминтерна именовали «социал‑фашистами».

Практически всем современным научным сообществом в качестве самой благоприятной среды для быстрой фашизации общества и популярности фашистских идей признаётся наличие в стране политического и экономического кризиса. И также единодушно все исследователи говорят о главной причине фашизации – доминирование в массовом сознании идей сильного государства, которое навело бы порядок в политической и экономической сферах.

Люди желают стабильности и мира, отдавая предпочтение нестабильному и агрессивному фашизму, в основе которого всегда изначально лежит саморазрушение. Ещё один парадокс человеческого поведения.

Фашистские пропагандисты не только настойчиво рекламируют жёсткую иерархическую модель построения государства и общества, но и приводят неудачные исторические примеры свободных обществ, в оправдание своих тезисов о необходимости строгой иерархии. Они обосновывают свою позицию тем, что якобы отсутствие централизации и жёсткой иерархии всегда и везде ведёт к хаосу и разобщённости. При этом они замалчивают успешные примеры самоорганизации и саморегулирования в обществе и государстве, игнорируя реальные исторические факты, доказывающие возможность достижения политического или общественного консенсуса по важным вопросам политической и общественной жизни, даже в тех ситуациях, когда, казалось бы, никакого согласия достичь было невозможно.

Фашистами пропагандируется антикапиталистическое предназначение фашистского государства. Переход от «дикого капитализма» с его стихийностью, свободой предпринимательства к государственно‑монополистическому капитализму преподносится фашистами как победа народа над жадными и беспринципными капиталистами.

Фашистское государство, рано или поздно, приступает к контролю над финансовой системой и непосредственно включается в производственную деятельность, создавая гигантские государственные и негосударственные монополии (которые также попадают под контроль государства).

Крупный капитал напрямую заинтересован в устранении конкуренции со стороны мелкого и среднего бизнеса, создании монополий, гигантской концентрации капитала и производственных мощностей. Лояльность крупного капитала к фашистам, отказ от свобод, в том числе экономических, становится своего рода уступкой, в обмен на государственную поддержку, ориентацию государства на мобилизационную экономику и открывающейся в такой экономике перспективу для роста и укрепления монополий.

Часто в фашистском государстве создаётся абсолютная государственная монополия во всех сферах производства. В таких случаях фашисты объявляют о создании некапиталистического общества, несмотря на явное сохранение принципа капиталистического присвоения результатов труда и значительное ужесточение эксплуатации трудящихся.

Вскармливая монстра‑суперкапиталиста, в лице государства или оказывая протекцию крупному монополистическому капиталу, фашисты неустанно повторяют о скорой полной победе над капитализмом или о его «приручении» в интересах народных масс, о подчинении капиталистов принципам классового сотрудничества, когда все, без исключения, социальные слои общества работают сообща на благо государства, а значит на благо всего народа.

И если это даже не классический монополизм в том или ином виде, то обязательно максимально возможный государственный контроль сегодня и явное стремление фашистов к монополизации экономики и полному контролю над финансами и производством, любой экономической жизнью граждан в будущем.

Активное вмешательство государства в экономику приводит к серьёзному нарушению рыночного баланса. Государственное регулирование финансов и производственных процессов, приводит к дефициту товаров и росту инфляции. Фашисты перекладывают вину за эти системные негативные экономические явления, на враждебное окружение и внутренний саботаж «пятой колонны».

В демократических странах монополии признаются злом и для борьбы с ними принимаются антимонопольные законы, создаются соответствующие государственные органы. Фашисты же, наоборот, провозглашают создание монополий, находящихся под контролем фашистской партии и государства, своим высшим достижением в социально‑экономической сфере. С течением времени не только дальнейшее развитие экономики, но и само её стабильное существование становится объективно невозможным без государственной поддержки.

Перераспределение национального дохода в пользу монополий, то есть неоправданное изъятие государственных финансовых средств в их пользу, всегда сопровождается различными кампаниями типа «битвы за урожай», борьбы с безработицей, перевооружением армии и флота и прочими.

Наглый грабёж народа преподносится фашистами в красивой пропагандистской обёртке, всегда торжественно, с помпой, с регулярными публичными отчётами о количестве денег «освоенных» опекаемыми фашистами государством монополистами.

Государство, выступая в роли основного потребителя товаров и заказчика услуг, напрямую или опосредованно не только создаёт рабочие места, но и одновременно необоснованно увеличивает размер заработной платы в целом ряде отраслей, как правило, влезая в долги.

Чем больше растёт государственный долг, тем хуже становится ситуация в экономике и тем больше соблазн увеличивать объём заимствований для погашения своих обязательств. Это как наркотик, чем дальше двигают фашисты экономику к краху, тем больше нуждаются в ускорении этого движения, для создания видимости благополучия. Экономические проблемы переносятся на будущее.

Когда экономические проблемы становятся заметными населению, фашисты снова используют образ врага. У нацистской теории мирового заговора международного еврейства (влиятельных зарубежных банкиров и промышленников, политиков и владельцев СМИ) были не только идеологические причины. Эта теория также являлась следствием реакции нацистов на системные проблемы отдельных отраслей немецкой промышленности, отрицательного торгового баланса, бюджетного дефицита и огромного государственного долга гитлеровского правительства.

В Третьем Рейхе виновным за все экономические проблемы был назначен еврейский торговец и финансист, ростовщик и спекулянт, помеха «истинно немецкому народному предпринимательству».

Нацизм, в принципе, осуждал любой либеральный̆ капитализм, как паразитический и предельно эксплуататорский̆, называя его «типично еврейским», не соответствующим «немецкому духу», в независимости от национальной принадлежности предпринимателя. Нацисты допускали, что носителем «враждебного еврейского духа» мог быть и этнический немец, в том числе. В этом случае он получал клеймо «национал‑предателя» и врага немецкой нации.

Фашистский корпоративизм всегда и везде был популярным радикальным средством от «большевизма и красной заразы». От первого фашистского государства в Италии в 1922 году, до режима «чёрных полковников», латиноамериканских фашистских хунт последней трети XX века, вроде аргентинской хунты Хорхе Рафаэля Виделы и современных фашистских режимов в Южной Америке и Азии.

Европа была напугана резким ростом популярности коммунистических организаций и одновременно очарована примером построения первого фашистского государства в Италии. Именно по этой причине европейские режимы Дольфуса в Австрии, Салазара в Португалии, Франко в Испании, Улманиса в Латвии и еще с десяток‑другой аналогичных фашистских режимов были именно корпоративистскими. Именно поэтому весь ранний европейский фашизм, в той или иной степени, копировал опыт итальянского корпоративного фашизма.

Фашистское корпоративное государство выступает в качестве посредника и арбитра между различными социальными группами и классами, где все любые возникающие проблемы должны разрешаться исключительно уполномоченными для этого государственными и партийными чиновниками.

В фашистском государстве абсолютно все социальные слои, включая даже партийную элиту, лишены возможности защищать свои права непосредственно, без участия фашистского партийного или государственного чиновничьего аппарата. Рабочие не могут объединяться в негосударственные профсоюзы, творческие и научные работники не вправе образовывать союзы, ассоциации вне официально созданных государственных отраслевых организаций, запрещена деятельность неподконтрольных фашистам адвокатских организаций, общественных объединений журналистов, ассоциаций врачей или учителей и любых других подобных общественных объединений граждан. Даже представители крупного монополистического капитала вынуждены обращаться за защитой не в суд, а непосредственно в уполномоченный государственный орган.

Логичными, с фашистской точки зрения, являются запреты на забастовки работников и локауты со стороны работодателей, на манифестации, митинги и шествия.

Введение уголовной ответственности за не санкционированную государством политическую, общественную или профессиональную деятельность в фашистском государстве никого не может удивить. Всё это последовательные шаги к полной ликвидации самостоятельности граждан в экономической, общественной и политической сферах.

Влияние тоталитарного государства должно естественным образом, по мнению фашистов, распространяться абсолютно на все сферы жизни человека. Человек, в таком государстве, лишается всех «бесполезных» и «вредных» личных свобод и сохраняет только то, что выгодно всему обществу. От гражданина требуется высокая степень дисциплины, глубокое чувство долга и готовность к самопожертвованию. Фашизм стремится воспрепятствовать каждому индивиду состояться как личность, имеющая свободу воли и собственное мнение.

Творческая свободолюбивая личность заменяется фашистами «маленьким человеком в великом государстве», незначительной частью целой толпы таких же «маленьких людей».

Фашистская газета «Имперо» написала в 1926 году: «Начиная с этого вечера, нужно положить конец идиотской мысли, будто бы каждый может думать собственной головой. У Италии единственная голова и у фашизма единственный мозг, это – голова и мозг вождя. Все остальные головы изменников должны быть беспощадно снесены».

Значение любых негосударственных общественных институтов фашистами отрицается. В обществе не должно остаться ничего, что выходило бы за сферу государственного контроля. Никакой стихийной самоорганизации и самоуправления.

Даже такие сугубо личные вещи, как труд, спорт, отдых, воспитание детей – всё должно регулироваться фашистским государством. Для осуществления такого тотального контроля создаются типично фашистские по идеологии и по централизованной иерархической внутренней структуре общественные организации. Это могут быть досуговые, спортивные и профессиональные организации, детские и молодёжные, женские и мужские. Они в миниатюре повторяют фашистскую партию во всём.

Все, без исключения фашистские организации и политические режимы (по крайней мере, мне таковые исключения неизвестны), уделяют особое внимание воспитанию молодёжи, так как именно молодые люди являются наиболее активной частью общества, в том числе наиболее агрессивной её составляющей. Без поддержки молодёжи не состоялась бы ни одна революция и ни один фашистский мятеж. Взрослого человека с уже сформировавшимся мировоззрением намного труднее оболванить пропагандой.

Но самое главное – молодежь более категорична в суждениях и более радикальнее в действиях. По этой причине всегда и во все времена именно молодёжь будет наиболее удобным орудием разрушения старых устоев, старой морали и инструментом подавления инакомыслия, доступных как фашистам, так и любым другим популистам, революционерам.

После прихода фашистов к власти, они меняют свою политику в отношении молодых людей. Им необходимо обуздать молодую стихию и направить её из русла разрушения в русло созидания, привить послушание и трепет перед фашистской партией и её вождями, для чего внимание идеологов и пропагандистов переключается на формирование фашистских культов в среде детей и молодёжи.

Под «правильным» воспитанием фашисты подразумевают как можно более раннее прививание молодым людям культа почитания государства, внедрение в их сознание необходимости беспрекословного подчинения старшим, государственным чиновникам, фашистской партии и её вождю, максимальной милитаризации любых детских и молодёжных объединений.

Пионерская и комсомольская организации в Советской России вдохновили Муссолини и Гитлера на создание похожих, по сути, и по структуре фашистских детских и молодёжных организаций.

В книге «Моя борьба», Гитлер писал, что необходимо новое воспитание молодёжи, основанное прежде всего на политическом обучении, которое укрепит её преданность государству.

Уже в феврале 1922 года по личной инициативе Гитлера в NSDAP был создан молодёжный отдел и началось формирование региональных организаций.

В 1926 году из разрозненных молодёжных групп была создана единая организация – «Великогерманское Молодёжное Движение», которое почти сразу было переименовано в «Гитлерюгенд – Союз Немецкой Рабочей Молодёжи». Лидер Гитлерюгенда Курт Груббер мечтал о массовости движения, каждый раз публично приводя в пример комсомольскую организацию в СССР. После прихода нацистов к власти его мечта осуществилась, Гитлерюгенд стал не просто массовым, он стал тотальным, получившим монопольное право на работу с немецкими детьми, юношами и девушками.

В 1931 году руководителем Гитлерюгенда стал Бальдур фон Ширах, рейхсфюрер национал‑социалистического германского союза студентов. С приходом нового руководителя Гитлерюгенд стал боеспособной единицей NSDAP, лёгкой на подъём, самой стремительной и самой безрассудной её частью.

В молодёжной среде быстро набрала популярность «романтика» борьбы за немецкий народ, против его врагов. Привлекательны для молодёжи были внешние атрибуты принадлежности к нацистскому движению – военная форма, броские значки и прочее, а также нацистские ритуалы – факельные шествия и уличные марши.

Особый колорит участию в молодежном нацистском движении придавала «героика» кровавых стычек с коммунистами, активистами профсоюзов, возможность безнаказанно бить, громить, разрушать и убивать, пользуясь попустительством властей, при этом ощущать свою «избранность», видеть животный страх в глазах окружающих, чувствовать свою силу и власть над людьми.

После прихода нацистов к власти, стремясь охватить, как можно большее количество молодёжи, все ресурсы спортивных и религиозных молодёжных организаций, огромного числа частных школ и клубов были переданы в подчинение Гитлерюгенду.

Организация Гитлерюгенд не просто стала популярной, получила щедрое государственное финансирование, мощную организационную поддержку нацистской партии, со временем членство в Гитлерюгенде для молодых людей в Третьем Рейхе стало обязательным.

В 1926 году в Италии была создана фашистская молодёжная организация «ОНБ». Ренато Риччи, признавая за Советской Россией приоритет в изобретении новых методов работы с молодёжью в плане «патриотического воспитания», прививания преданности своему народу и государству, при создании итальянской молодёжной фашистской организации, разделил её на две возрастные части. Как в СССР были пионеры и комсомольцы, так и в итальянской ОНБ были две ветви: младшая – «Балилла» и старшая – «Авангард».

Итальянская фашистская молодёжная организация, как и нацистский Гитлерюгенд была сформирована по военному принципу, с делением на эскадроны, центурии и легионы. В организации была строгая дисциплина, а иерархия руководящих органов подражала военной иерархии, со званиями, отличиями и наградами. На занятиях члены итальянских молодёжных фашистских организаций использовали макеты оружия и обязаны были носить форму.

Как Муссолини, так и Гитлером, сразу же после прихода к власти, были запрещены скаутские организации, как составлявшие конкуренцию фашистским молодёжным полувоенным формированиям. Необходимость запрета в обоих случаях объяснялось скаутской пропагандой чуждого народу духа и растлевание умов молодёжи ложными моральными христианскими ценностями, неправильными представлениями о патриотизме.

То же самое происходило по всей Европе, где фашисты приходили к власти. Происходила фашизация и милитаризация детских и юношеских организаций, внедрялось «правильное» патриотическое воспитание, основанное на почитании государства и идей фашизма. Массово проводились детские и юношеские военно‑спортивные игры, дети и молодёжь привлекались к организации военных парадов и военно‑исторических праздников.

До окончания Второй Мировой войны в мире насчитывалось несколько десятков политических детских и юношеских фашистских организаций. В фалангистской Испании действовали детская организация «Стрелы» организация фалангистской молодёжи «Молодёжный фронт, в Латвии пронацистская «Организация молодёжи Латвии» и так далее по всей Европе.

После Второй мировой войны детские и молодёжные политические организации стали создаваться в Южной Америке, Африке, в Азии – вьетнамская пионерская организация имени Хо Ши Мина, основанная в мае 1941 года, северокорейская организация «Сонендан» (Детский союз), основанная в июне 1946 года, китайская пионерская организация существовавшая с 1949 года и до начала культурной революции в 1966 году, кубинский «Союз пионеров‑повстанцев», созданный в апреле 1961 года и переименованный через год в «Союз пионеров Кубы», заирское «Молодёжное движение народной революции», молодёжные секции МПЛА – Партии труда (основана в 1961), Африканская молодёжь Амилкара Кабрала, Союз конголезской социалистической молодёжи (1969), Национальный союз алжирской молодёжи (1975), Молодёжная лига партии Чама Ча Мапиндузи и многие другие.

Пионерская организация была не единственной русской детской фашистской организацией. Всероссийской фашистской партией в 1934 году в Харбине был создан «Союз фашистских крошек», к который принимали детей от 3 до 10 лет, являющихся этнически русскими.

Как указано было в документах Союза: «В союз принимаются русские мальчики и девочки, верящие в Бога, любящие Россию, уважающие Труд». Союз издавал газету «Крошка». Главной целью детской фашистской организации было «…воспитание детей для будущей России, свободной от евреев и большевиков, в вере в Бога и почитании православия, уважении старших, в национальном фашистском русском духе». По достижении десятилетнего возраста дети переходили в другие возрастные фашистские организации – «Союз юных фашистов» или «Союз юных фашисток».

Фашистский культ государства – это ещё и система политических символов, политическая обрядность.

Символы и обряды в фашизме составляют средство общения, призванные наглядным образом представлять общность численно доминирующей привилегированной группы, от имени которой выступают фашисты и пропагандировать фашистские идеи.

В отличие от обычной государственной символики, предназначение которой национальная и государственная идентификация, фашистская символика имеет совершенно другой смысл – она представляет не территорию или нацию, а идеологию. Это единственное и главное отличие фашистской символики от обычной государственной.

Фашистская символика формируется не спонтанно, а по определённым правилам, единым для всех видов фашизма, основываясь на особенностях человеческого восприятия, универсальных для всех рас и наций.

Неважно, создаётся ли она на основе старой символики (часто на основе древних государственных или религиозных символов) или специально разрабатывается. Вся когда‑либо существовавшая фашистская символика отражает простую до примитивности мысль: фашисты – лучшие представители народа, они, по сути, и есть народ, следовательно создаваемое фашистами государство – это воплощение народа. Отсюда появляется главная триада, используемая в символике: государство, партия и народ.

Помимо фашистской партийной символики, фашистами, часто сразу после прихода к власти, создаются новые государственные герб, флаг и гимн, в виде видоизменённых старых государственных символов (когда символика создаётся простым смешением старой государственной и новой фашистской) или вновь созданных.

Государственный гимн, изменённый фашистами, уже не представляет национальный характер, не является выразителем национального духа, основных принципов создания и существования государства. У фашистов гимн пропагандирует в стихотворной и музыкальной форме фашистскую идеологию, является руководством к действию, призывом к борьбе, напевным лозунгом, призванным разжечь в толпе сильные побудительные эмоции.

То же самое касается и государственного флага, и государственного герба, цель которых изначально олицетворять независимость и суверенитет страны. Из символа суверенитета, они становятся символом всё той же идеологии. Видоизменённые герб и флаг не просто способствуют формированию национального самосознания, а явно пропагандируют конкретную разновидность фашизма.

Глядя на старых фотографиях и в фильмах на красное полотнище со свастикой, сразу же возникает мысль о NSDAP и Гитлере, а не о Германии или немцах. То же самое чувство возникало во всём мире в отношении красного флага с серпом и молотом, который ассоциировался в первую очередь с коммунистами и коммунистической идеологией, а не со страной, не с Волгой или Енисеем, не с русскими, казахами или узбеками.

В некоторых случаях фашисты не вносят никаких изменений в государственную символику и попросту используют на официальных мероприятиях собственную фашистскую, одновременно с традиционной государственной.

Культы государства, войны, силы и вождя в обществе могут проявляться разными, способами. Например, в виде ношения фашистской символики на цивильной одежде, установки флажка с эмблемой фашистской партии на личном автомобиле, вывешивание на видном месте своего дома портрета вождя. Эти проявления могут также принимать весьма экзотические формы вроде милитаристских почтовых открыток с фотографиями детей в военной форме и с оружием в руках или выпуск женского нижнего белья с фашистской символикой, государственным гербом или в «патриотичной» расцветке государственного флага.

Чем больше в обыденной жизни фашистской и государственной символики, тем выше степень фашизации общества. При этом необязательно что человек, повесивший в своём доме государственный флаг, портрет вождя или нацепивший значок с партийной символикой, является сторонником фашизма. В условиях высокой фашизации общества многие граждане делают это из чувства самосохранения.

Важной составляющей культа государства являются ритуалы почитания государства и признания единства его с народом.

Политические ритуалы и праздники являются важными составляющими любой политической культуры. Их цель состоит в том, чтобы с помощью символических действий выразить политические идеи, насаждаемые государством в обществе нравственные идеалы и моральные нормы, отметить важные события политической жизни, значимые исторические даты. Это происходит везде и во все времена.

Используемая в ритуалах упорядоченная и логически связная система символов и действий предназначена для создания у граждан устойчивого положительного отношения к политическим и иным ценностям, через сформированное особым образом общественное мнение.

Отличие фашистских ритуалов в том, что с их помощью фашисты пытаются наглядным образным способом вызвать у участников ритуальных действий определённые чувства, настроения, переживания, с целью создать соответствующую морально‑психологическую атмосферу для закрепления в сознании фашистской идеологии.

К привычным ритуалам вроде чествования ветеранов войн, добавляется восхваление фашистской партии и государства, а в текст воинской присяги, к привычному для воинской клятвы обещанию быть верным стране и народу, добавляется обет верности фашистским идеалам, фашистской партии и её вождю.

Любое событие государственного значения всегда превращается в явную и наглядную пропаганду фашизма, фашистской партии и её лидера, будь то возложение венков к памятникам и могилам героев, исполнение гимна, поднятие и склонение знамени, преклонение колена перед знаменем, чествование государственных и общественных деятелей, церемонии вступления в должность государственных руководителей, принесение воинской присяги или иные мероприятия проводимые государством и от имени государства.

При этом участники фашистских церемоний не выступают в роли праздных зрителей, а непосредственно участвуют в этих ритуалах. Для организаторов важно не просто показать красивый ритуал, вызывающий восхищение, но и обязательно вовлечь зрителя в непосредственное участие в нём, сделать его составной частью единого целого, чтобы каждый почувствовал свою роль, свой непосредственный вклад в дело единения фашистской партии и народа.

Для фашистского праздника уже мало просто театрализованного представления, фейерверков и неуправляемых никем народных гуляний по улицам с цветами и песнями, как это происходит при церемонии инаугурации президента, празднования дня взятия Бастилии во Франции или Дня независимости в США. Не видят фашисты практического смысла в религиозной церемонии коронации короля Англии, осуществляемую в Вестминстерском аббатстве под руководством архиепископа Кентерберийского. Фашистам обязательно создать эдакий резонанс в толпе, нужны стройные ряды марширующих в ногу граждан, несущие в руках партийные и государственные символы, ночные факельные шествия и прочее. Граждане должны быть не зрителями, а участниками. Нужна вовлечённость в процесс всех, без исключения.

Культ государства хоть и является обязательным для фашизма любого типа, но не является исключительным признаком. Такой культ может существовать даже в нефашистской стране и быть обусловлен слабостью демократических традиций, религиозных верований, культурных особенностей.

Истоки культа государства, возникшего не в результате целенаправленной фашистской пропаганды, а ещё задолго до возникновения «местной» разновидности фашизма, следует также искать в особенностях национального характера, исторических событиях. Фашистам часто это облегчает задачу по завоеванию популярности, им остаётся лишь воспользоваться традиционным стремлением народа к «сильной руке» и «жесткому порядку».

Наличие многовековых демократических традиций не может служить иммунитетом против культа государства, культа личности и сакрализации власти. Граждане Афин, родины европейской демократии, с восторгом подчинились божественному Александру Македонскому. Римские граждане времён поздней империи, вспоминали о римской республике, как о недоразумении. Они сожалели, что в те далёкие времена не было у римлян гениальных богоподобных императоров. Исторические примеры отказа от демократии можно с лёгкостью найти в любой эпохе.

Для правителя или правящей элиты объявить свою власть, как проявление воли высших сил или как единственно возможный результат естественного хода истории – закономерный итог постепенного развития механизмов авторитарной власти и усиления влияния государства. Фашизм не исключение. Исключением для него является то, что он самостоятельно создаёт как предпосылки, так и условия, инструменты сакрализации. Технический прогресс в сфере массовых коммуникаций сделал это возможным только в XX веке.

Таким образом, фашизм провозглашает себя мощной «антикапиталистической политической силой», но в реальности занимается защитой интересов крупного монополистического капитала или созданием системы государственного капитализма.

В качестве главной цели фашизм декларирует освобождение людей, но через отмену их политических прав, экономической и личной свободы. Парадокс, но это так. Фашизм по своей природе внутренне противоречив и парадоксален. Причина этому проста – истинная цель фашизма только власть и ничего более, всё остальное только средство достижения цели.

1.10. Культ силы

Не только иррациональный «священный» культ государства и утилитарный вульгарный этатизм диктуют фашистам необходимость строительства политической системы на антидемократической основе, без плюрализма, с установлением иерархии в государстве, партии и обществе по военному образцу, где каждый из руководителей обладает абсолютной властью над подчинёнными и несёт абсолютную ответственность перед своими начальниками. Это продиктовано также фашистским культом силы, в основе которого презрение к слабому и философия насилия.

Насилие в фашистской пропаганде восхваляется, объявляется доблестью и всячески поощряется фашистами.

Культ силы является обязательным признаком любого фашизма.

В либеральном обществе насилие объявляется злом. Насилие со стороны государства признается злом, с которым вынужденно приходится мириться, т. к. насилие выступает в качестве очень эффективного инструмента принуждения гражданина к соблюдению ограничений, существующих в виде правовых норм, предназначенных исключительно для охраны прав остальных граждан.

В идеологиях, отличных от фашистских, насилие является нежелательным, но допускаемым в исключительных обстоятельствах, экстремальным способом решения проблем.

Даже для большинства террористов, для многих ультралевых или националистических радикалов нефашистского толка, теракты являются экстремальным способом давления на власть и способ обратить на себя внимания общества. При этом радикалы признаются в том, что насилие – зло, но это зло необходимое. Они признают насилие крайней мерой, нежелательной, но единственно возможной в сложившихся обстоятельствах.

Марксисты считают насилие частью непрекращающейся борьбы классов. В классических марксистских идеологиях (не берём в качестве примера большевизм, маоизм и прочие «извращения», которые к классическому марксизму имеют лишь крайне опосредованное отношение, в основном через термины и вырванные избирательно куски канонических марксистских текстов) насилие является не самым приятным двигателем естественных процессов, частью истории развития общества.

В фашизме насилие не осуждается, оно почитаемо, так как это единственный достойный уважения, по мнению фашистов, способ борьбы за выживание.

Не симбиоз или сотрудничество с чужаками, а именно борьба за выживание является смыслом существования привилегированной доминирующей группы (религиозной общины, народа, расы и прочих), от имени которой выступают фашисты. Из примитивного социального дарвинизма происходят основные черты фашистского культа – восхваление сильного и презрение к слабому.

Насилие в фашизме не просто способ решения проблем, но также основа идеологии, философии выживания народа и государства, источник права. Слабый достоин лишь презрения, но сильный прав уже потому, что он сильный.

Фашизму не нужны рассуждающие и думающие люди. Манипуляторы, насаждающие в массовом сознании культ силы, используют имеющиеся внутри каждого из нас тёмные стороны психики.

Будучи детьми, мы все без исключения, в той или иной степени подвергаемся физическому или психологическому насилию. Малыш, ещё не умеющий говорить, уже понимает, что родители – это власть и сила. На улице и в школе он видит, как власть над другими получают не самые умные, талантливые или добрые сверстники, а самые сильные.

При этом сила может заключаться в больших кулаках, возможности унижать, дразнить, высмеивать, она может проявляться через влиятельность родителей, предпочтении учителя или директора, в чём угодно, в любом доступном источнике физического и психологического насилия.

Ребёнок видит, как сильные дети стараются подчинить себе более слабых, он постепенно приходит к пониманию, что власть принадлежит исключительно сильным, а не самым умным или в чём‑то талантливым.

Так с детства воспитывается уважение к силе. Это свойство человеческой природы уважать силу успешно эксплуатируется фашистскими идеологами и пропагандистами. Задача фашистского пропагандиста заключается в вытаскивании на поверхность глубинных корней страха перед силой, культивирование ненависти и агрессивности, заключённых в самой человеческой натуре.

Культ силы в фашизме, в отличие от других исторически существовавших обществах и государствах, известных почитанием физической силы и ловкости, здорового тела, молодости и воинской доблести, имеет вполне конкретный философский базис – социальный дарвинизм.

Этот базис ставит под сомнение традиционное представление о морали, религии, культуре и роли насилия. По мнению фашистов, воля к жизни, стремление к подчинению окружающего мира, ницшеанская воля к власти является единственно достойным стремлением любого живого существа. Интеллигентность, законопослушность, образованность, воспитанность, нравственность фашистам не нужны и всегда воспринимаются ими как слабость.

В политической сфере этот культ выражается в общественном одобрении насилия как аргумента в политической дискуссии, принятия в качестве нормы «естественного» желания фашистов подавить, а лучше вообще уничтожить политических оппонентов.

Если интеллект у фашистов не является основным личным качеством удачного лидера, а главным провозглашаются решимость и воля к победе, то любой фашизм всегда с презрением относится к интеллектуалам, пытающихся объяснить окружающий мир с рациональной точки зрения.

Размышление для фашистов – это не мужественное дело. Главное – борьба и действие. Борьба ради борьбы и действие ради действия.

Мужественность и сила – вот то, к чему следует стремиться каждому рядовому фашисту.

Муссолини считал, что единство нации может быть основано лишь на «…действии и чувстве, а не рассуждениях». Аналогично обосновывал собственное презрительное отношение к современной ему немецкой интеллигенции и Адольф Гитлер.

Теоретики итальянского фашизма Джованни Джентиле и Альфредо Рокко также были убеждены во вреде интеллектуализма. По мнению фашистских теоретиков, фашизм не нуждается в каких‑либо особых доказательствах, поскольку он есть абсолютная истина понятная каждому, это истина, проверенная историей.

Интеллигент – ругательное для фашиста слово. Основная функция интеллигенции, по мнению фашистов, заключается не в свободном творческом труде, а в постоянном воспроизводстве фашистских ценностей, в консолидации общества на основе единства фашистских представлений о мире.

Цель такой интеллектуальной работы – увеличение возможностей трансляции в общество фашистских идей, создание для этого различных интеллектуальных продуктов, новых форм культуры, быта и стереотипов поведения.

Для подведения теоретической базы в обоснование культа силы, фашисты используют исторические примеры построения великих империй сильными, крайне жестокими и, по мнению фашистов, из‑за этого наиболее жизнеспособными племенами.

В пример, как правило, приводятся: Персидская империя Ахменидов, Македонская империя, Римская Империя, империя Чингисхана и подобные им. В качестве прямого примера для подражания фашисты часто вспоминают викингов, правивших Севером Европы и Англией более трёх сотен лет и кельтов, поражавших современников своей жестокостью и культом силы.

Современные социологи и антропологи, пропагандирующие фашистские взгляды, часто в качестве примера, иллюстрирующего справедливость социального дарвинизма и изначальную природную агрессивность вида Homo Sapiens, приводят историю племени маори.

Маори – ужасающе жестокое племя, в котором культ силы имел преимущественное значение перед традиционными религиозными племенными культами. Маори не только выжило в длительных войнах 1807–1845 годов с другими местными племенами, быстро восстановила свою численность, но и поработило все остальные племена Новой Зеландии. В результате этих межплеменных войн племя маори на многие годы вперёд обеспечило своё доминирование, устроив геноцид, в котором были полностью истреблены целые новозеландские народности, такие как мориори.

Культура и религиозные верования мориори содержали полное табу на любые войны и каннибализм, который был нормой у племён Новой Зеландии, Полинезии, Меланезии. Абсолютный пацифизм мориори стал единственной причиной их полного исчезновения. Во время нападения маори в 1835 году, некоторые молодые мориори потребовали от вождей снять моральный запрет на убийство. Однако верховные вожди на совете племени решили, что моральные принципы мирного островного народа и его религиозные запреты важнее защиты от воинственных каннибалов маори. После чего воины маори, не встретив сопротивления, стали просто резать мирных мориори как скот, они просто убивали всех подряд, не щадя ни женщин, ни детей, ни стариков. Закончилась массовая бойня пиршеством победителей, на котором было съедено несколько сотен убитых мориори.

Антропологи, историки и социологи, поддерживающие социально‑дарвинистские представления об отношениях в человеческом обществе, о значении насилия в истории цивилизации, полагают, что присущая всему роду человеческому агрессивность и стремление к власти не оставляют человечеству другого выбора, кроме того, как только постоянно воевать, захватывать, грабить, порабощать другие народы.

Один из основоположников социального дарвинизма Герберт Спенсер, полагал, что источником любого социального прогресса является, так же, как и эволюции в животном мире, борьба за выживание путём полного устранения конкурентов. Для вида Homo Sapiens это означает полное истребление или порабощение соседних племён.

Уильям Самнер полагал, что социальное неравенство внутри социума, а также борьба между различными расами и народами необходимы для прогресса современной цивилизации. В качестве доказательства он приводил жесточайшую конкуренцию среди людей внутри страны во время стремительного развития индустриального общества и конкуренцию государств за ресурсы и рынки сбыта в эпоху нарождающегося империализма.

Фашисты считают, что так как жестокая конкуренция, борьба живых существ между собой проявляется в живой природе повсеместно с момента зарождения жизни, а правота сильного Homo доказана всей человеческой историей, фашизму не нужно ничего больше обосновывать, в отличие от изначально порочных, по мнению фашистов, научных теорий государства и общества.

Итальянские фашисты считали себя потомками римских легионеров, признававших лишь воинскую доблесть и силу, в качестве достаточного оправдания своего права властвовать над другими народами.

Для итальянцев Муссолини – спортсмен, образцовый властный, но справедливый «отец народа». Газеты печатали его фотографии с голым торсом на лошади, на лыжах в Альпах, на пляже, занимающегося гимнастикой. Он был прекрасным пловцом, о чём также не забывали писать газеты, постоянно уделявшие особое внимание хорошей физической форме дуче.

Фашистский вождь должен олицетворять здоровье и силу, вызывать восхищение этими своими качествами. «Итальянцы нуждаются в физической закалке, как немцы в военном успехе» – утверждал Муссолини.

Культ силы всегда имел своих сторонников среди немцев. В немецком обществе культ силы сохранялся веками в виде идеалов рыцарства. Нацистам не пришлось ничего создавать заново. Культ германского кайзера был с лёгкостью заменён на культ фюрера, культ немецкого рыцаря‑крестоносца – культом благородного воина‑нациста, а прусский культ силы и дисциплины – фашистским культом силы и жестокости.

В основе фашистского культа силы лежат: теория естественного отбора, теория сильной власти Макиавелли, доктрина общества‑государства Гоббса, принцип сакрализации государственной идеи Гегеля, философские воззрения на волю и власть Ницше.

Фашистский культ силы базируется на трёх главных постулатах:

1. Выжить может лишь тот, кто способен бороться. Все слабые непременно погибают.

2. Провидение даёт силу тому, кто достоин быть сильным, кто имеет волю и способность к борьбе.

3. Сила сама по себе является доказательством правоты – прав тот, кто сильнее. Это закон живой природы, так устроена вся жизнь, от колонии мельчайшей бактерии, до целых народов.

В конце XIX века идеи Дарвина о доминирующей роли естественного отбора при формировании видов в живой природе стали переносится на человеческие сообщества и общественные отношения.

Cоциал‑дарвинисты утверждали, что человечество стало доминировать на планете, так как оно неестественно (для остального животного мира), патологически агрессивно. Например, у человека отсутствуют сдерживающие факторы, которые делают совершенно невозможным для других животных массовое уничтожение представителей своего вида (масштабные войны животных одного вида невозможны в природе).

Предшественники фашистов считали именно агрессию основным двигателем человеческой эволюции. При повышенной агрессивности физическая сила, выносливость и крепкое здоровье, а не интеллект или мораль становятся решающими условиями для выживания.

Социал‑дарвинизм является источником различных наукообразных расовых теорий. К примеру, его использовали сторонники рабства из южных американских штатов в своих спорах с аболиционистами в XIX веке, он являлся основой идеологии немецкого национал‑социализма в XX веке.

Социал‑дарвинисты полностью игнорируют то, что не только в человеческом обществе, но и в животном мире кооперация и взаимопомощь очень часто являются более эффективными способами выживания, чем межвидовая или внутривидовая борьба и конкуренция за ресурсы (воду, пищу, территорию и пр.).

Сострадание, которое современный цивилизованный человек проявляет к чужакам, по мнению фашистов, противно человеческой природе и эволюции, ослабляет естественный отбор и ведёт к вырождению. Фашистские учёные считают повышенную внутривидовую агрессию преимуществом человека как вида и называют её эволюционно оправданной формой поведения, способствующей адаптации и выживанию во враждебной среде и во враждебном окружении таких же агрессивных популяций Homo Sapiens.

По мнению фашистов, необходимым условием активности личности является её воля к власти. Воля к власти и естественная агрессия называются единственно возможными нормами поведения для человека. При этом сила не должна быть направлена на намеренное причинение боли и страданий жертве ради получения извращённого садистского удовольствия, а может быть использована лишь как способ отмщения, наказания врага или для достижения конкретной практической цели. Причинение ущерба жертве не является этой целью, хотя и допускается.

Жестокость по отношению к другим людям признаётся фашистами необходимым, достаточным и единственно возможным действием для своей защиты и устрашения врагов.

Жестокость к врагу преподносится фашистами как рыцарская доблесть настоящего мужчины в деле защиты себя, своей семьи и своей группы (нации, страны, религиозной общины). Превентивное насилие по отношению к предполагаемым врагам, которые никакой враждебности ещё не проявили, не только допускается, но и признаётся целесообразным. Насилие должно быть как можно более жестоким, чтобы максимально устрашить врага.

Фашизация общества проявляется также в том, что под влиянием пропаганды перестают работать сдерживающие механизмы, при наличии которых человек ранее не мог открыто проявлять свои негативные эмоции (гнев, злобу и им подобные), признаваться в считавшихся раньше неприличными чувствах и переживаниях, предъявлять к окружающим претензии, признаваемые ранее неуместными. В какой‑то момент проявление агрессии и злобы становится нормальным, естественным в фашистском обществе.

Для проявления жестокости в фашистском обществе не обязательно наличие личного вовлечения в конфликтную ситуацию, в качестве стимула агрессивности. Поводом для проявления агрессивной жестокости в фашистском обществе чаще всего является групповая солидарность, по сути, обыкновенное стадное чувство, присущее многим видам животных.

Побуждаемая этим чувством агрессия направлена на получение одобрения со стороны окружающих, для признания за человеком желаемого статуса в этой группе.

Если открыто проявить жестокость отдельному человеку не позволяет воспитание, то причиной возникновения у него стадной жестокости может быть сильное групповое психологическое давление.

Жестокость бывает как инициативной, так и вынужденной. Например, из желания не выделяться из толпы своим толерантным отношением к врагам и инакомыслящим, из соображений личной безопасности, то есть обыкновенное малодушие.

Независимо от провозглашаемого фашистами принципа «справедливой жестокости», реальными причинами инициативной жестокости чаще бывают вполне приземлённые стремления людей.

Среди ситуаций, провоцирующих у конкретного человека жестокость по отношению к врагам фашизма (как к явным, так и мнимым) и просто инакомыслящим могут быть:

1. Намеренное унижение чужого достоинства, спровоцированное патологическим состоянием психики (чаще всего вследствие комплекса собственной неполноценности).

2. Привлечение к себе внимания лидеров группы, например, для продвижения по иерархической лестнице в локальной социальной группе или в фашистской организации.

3. Получение садистского удовольствия от причинения страданий и боли другому человеку.

4. Месть конкретному лицу или группе лиц за реальные или мнимые виновные действия.

5. Стремление к лидерству в группе (в организации, на работе, среди соседей и пр.) путём публичной демонстрации жестокости в целях устрашения или за счёт устранения конкурентов.

6. Стремление обогатиться за счёт жертвы.

Нормального человека трудно заставить быть жестоким к незнакомцам, если это не спровоцировано агрессией со стороны жертвы, психологическим давлением со стороны третьих лиц или нахождением под сильным психологическим влиянием агрессивной толпы.

Склонность к активной немотивированной жестокости наблюдается лишь у небольшого числа изначально агрессивных людей с пониженной самооценкой (комплексом неполноценности), патологически подозрительных и злобных, нетерпимых к мнению других или у психически нездоровых людей. Как правило, именно такие люди с неустойчивой психикой, изначально патологически агрессивные становятся первичным «запалом» для возбуждения агрессивности в толпе.

Поощряемая фашистской общественной моралью «необходимая и достаточная жестокость к врагам» благородного рыцаря и защитника, на деле при переходе к масштабам больших людских масс, превращается в ничем не мотивированную жестокость ради самой жестокости, которая часто превращается в обыкновенный криминальный беспредел с грабежами и убийствами, бессмысленные террор ради террора или геноцид ради геноцида.

Масштабность насилия всегда зависит от уровня вовлечённости в такие действия агрессивной толпы непосредственно самого государства, его пропагандистского и репрессивного аппаратов.

Для увеличения мужественности фашистами насаждается массовый спорт, занятия которым признаются обязательными для всей молодёжи и части взрослых мужчин, годных к военной службе. Спорт уже изначально агрессивен, так как имеет состязательную природу, когда спортсмены на соревнованиях стремятся нанести поражение своим соперникам. Тем не менее спортивная агрессия не мотивирована ненавистью и деструктивностью, она естественна и нормальна в любом обществе, если только не нарушает существующие моральные нормы.

Спортивные состязания, сами по себе, никогда не порождают у спортсменов необходимых фашистам качеств. Эти качества появляются лишь как результат работы фашистских пропагандистов.

Фашистам нужны не просто физически здоровые люди, им нужны сильные и бесстрашные воины, готовые убивать. Для получения необходимого эффекта массовый спорт идеологизируется и милитаризуется. Это может принимать вид военно‑спортивных праздников или военно‑спортивных игр.

Из Приказа Министерства спорта Третьего Рейха от 1 сентября 1937 г.: «…направить весь немецкий спорт к единой цели физического укрепления и осуществления военного обучения немецкого народа». В точности то же самое происходило и в других фашистских европейских странах в первой половине XX века. Массовый спорт рассматривается как подготовка к будущим войнам.

Картина сильно меняется, когда дело касается зрелищных видов спорта, особенно командные, где целью для идеологов и пропагандистов становятся не спортсмены, а зрители. Мотивирующая и мобилизационная сила любых массовых зрелищ, в том числе и спортивных, известна ещё с древности. Этим пользовались политики времён Римской Республики, устраивавших гладиаторские бои для получения голосов на выборах. Многие восточные правители в античные времена устраивали спортивные состязания для поднятия боевого духа воинов перед предстоящей войной.

Спортивные рекорды становятся для фашистов доказательствами превосходства не отдельных спортсменов, а всего народа. В этом и состоит разница между зрелищным спортом в фашистских и в демократических странах, где спорт является в большей степени состязанием спортсменов и спортивных клубов.

В демократических странах массовый спорт – это бизнес, состоящий из разных коммерческих спортивных заведений, и заниматься или нет спортом – личное дело каждого гражданина. Массовый спорт не идеализируется, не идеологизируется, он не становится предметом государственной пропаганды. Зрелищные виды спорта в этих странах становятся частью шоу‑бизнеса, подчиняясь его законам и зависят целиком от экономической, а не политической конъюнктуры.

Долгое время футбол был просто зрелищем и существовал вне политики. Идея сделать спорт инструментом политики пришла впервые в голову итальянскому диктатору в 1927 году. По словам Муссолини: «Футбол – это бескровная война без оружия, возбуждающая здоровую ненависть к врагам и решимость к действиям».

С этого момента усилиями итальянских фашистов футбол стал первым международным видом спорта, а футбольные соревнования преподносились фашистскими идеологами как настоящая война итальянцев с другими народами на мирном поле.

Именно вокруг футбола в дальнейшие годы формировалось национальное имперское сознание итальянцев, он стал настоящим идеологическим оружием в деле доказательства преимущества итальянской нации и фашистов. Управляя футболом, можно было управлять и целыми народными массами.

С помощью футбола Муссолини в течение всего своего правления насаждал идею превосходства возрождённого народа Италии, показывая своих соотечественников сильными, мужественными, непобедимыми. Каждый футбольный матч воспринимался в фашистском обществе как военная битва, каждый мировой чемпионат – как настоящая война против остального враждебного мира.

При этом в интервью и личных беседах сам Бенито признавался, что всегда был равнодушен к футболу, но, по его словам: «…народу он нравится, народу нравится побеждать».

Вершиной искусства фашистской пропаганды культа исключительности итальянцев, культа силы, молодости и здорового тела, стал второй мировой чемпионат по футболу 1934 года, прошедший в Италии. Небогатая страна потратила на этот чемпионат немыслимые по тем временам деньги, встав фактически у края пропасти возможного банкротства. Президент ФИФА Жюль Римэ позже признался, что Чемпионат мира в 1934 году был организован целиком итальянскими фашистами и ФИФА почти не участвовало в его организации.

Италия выиграла тот чемпионат, в результате чего уверенность в силе и непобедимости итальянцев, в непогрешимости дуче охватила весь народ целиком. Именно этот чемпионат до сих пор считается кульминацией единения итальянцев, фашистской партии и её вождя.

В сегодняшней Италии стоят мраморные статуи могучих атлетов времён Муссолини, которые никто не решается убрать. О культе силы и молодости фашистской Италии напоминает «Форо Италико», построенный для восхваления фашистского режима и лично Муссолини. Это поистине грандиозный спорткомплекс, включающий в себя футбольный олимпийский «Стадио Олимпико», комплекс «Стадио лей Марми», построенный в надежде, что Международный олимпийский комитет примет решение о проведении летних Олимпийских игр 1940 года в Риме, Академия физического воспитания, плавательный стадион, теннисные корты.

Не забывали итальянские фашисты и важности идеологической работы с молодым поколением. Основными задачами Итальянской ликторской молодёжи были спортивная и начальная военная подготовка. Для этого первичные организации проводили по всей Италии ежегодные сборы для подготовки молодых итальянцев к будущей военной службе.

С 11 лет итальянских детей учили стрелять из винтовок, пользоваться противогазом и кидать гранаты, а уже с 16 лет они тренировались стрелять из пулемётов и водить танки. По всей Италии была создана целая разветвлённая структура детских и молодёжных фашистских организаций, прообразом которой послужила аналогичная советская ступенчатая возрастная система детских и молодёжных организаций «октябрята – пионеры – комсомольцы».

Итальянские фашисты в 1930‑е годы проводили по всей стране около ста различных спортивных молодёжных соревнований ежегодно (фактически одно мероприятие каждые три дня) разных уровней, от школьных и университетских, до региональных и общегосударственных.

Гитлер также очень ценил спортивное воспитание молодёжи и зрелищные мероприятия, несмотря на то что сам был полностью равнодушен к зрелищному спорту и считал это развлечение для глупых стадных людей. По его словам, безумная эйфория спортивных болельщиков как раз та благодатная почва для взращивания в народных массах чувства единения всего немецкого народа и пропаганды националистических идеалов.

Действительно, попадая на стадион, человек сразу становится частью безликой человеческой массы, где его личность растворяется, и он целиком подчиняется стадному чувству, инстинктам толпы. «Не наука и искусство делает нацию сильной, только война, а в мирное время – спорт» – вот мнение Гитлера.

Бытует мнение о том, что именно Гитлер затеял проведение Одиннадцатых Летних Олимпийских игр 1936 года, в том смысле, что сама идея проведения Игр изначально исходила от лидера нацистов. Это очередной исторический миф. Германия была выбрана в качестве страны, где будут проведены очередные Олимпийские игры, ещё во времена Веймарской республики, в 1931 году. А в 1933 году перед Международным олимпийский комитетом рядом американских спортивных организаций, членами которых были чернокожие спортсмены, был поставлен вопрос о переносе Игр из Третьего рейха в другую страну. Вполне серьёзно обсуждался вопрос о переносе Игр из Берлина в Барселону.

Ещё одним мифом является то, что, якобы ритуал с факельным марафоном и зажжением олимпийского огня был придуман нацистами. На самом деле, ещё 17 мая 1928 года в Амстердаме состоялась первая церемония зажжения олимпийского огня.

Не являясь инициаторами проведения Игр на территории Третьего Рейха, тем не менее нацисты по максимуму использовали для пропаганды каждый пфенниг, вложенный в строительство олимпийских объектов, в организацию и проведение Олимпиады.

Открытие Олимпиады впервые транслировалось в прямом эфире по телевидению, которое тогда ещё являлось новинкой. Выдающаяся немецкий режиссёр Лени Рифеншталь сняла документальный фильм об Олимпийских играх, до сих пор считающийся кинематографическим шедевром, намного опередившим технику съёмок и кинематографические приёмы того времени.

Гитлер сделал всё для того, чтобы МОК не изменил своё решение о проведении XI летних Олимпийских игр в нацистской Германии. В ход шли дипломатические игры, подкуп чиновников и личные реверансы Гитлера барону Кубертену.

Инициатору организации современных Олимпийских игр в Германии оказывали почести как европейскому монарху. Его именем была названа площадь и поставлен памятник. Больше нигде в мире ему памятников не ставили. Нацисты выдвинули кандидатуру Кубертена в качестве номинанта на Нобелевскую премию (которую в результате получил не Кубертен, а противник Гитлера немец Карл Оссиецки, находившийся в нацистской тюрьме).

Кубертен высказывался о нацистской Германии с нескрываемым восхищением: «Немцы имеют наиболее полное понимание всеобъемлющей культурной силы олимпийской идеи». Барон предложил немецкому правительству учредить Олимпийский институт. Он был ярым сторонником как немецкого нацизма, так и итальянского фашизма. Вот только его заинтересованность в фашистах не была бескорыстной, он с охотой принимал деньги от нацистов, норвежских и итальянских фашистов.

Каудильо Франко также уделял особое внимание физическому воспитанию молодёжи, которая вскоре должна была стать солдатами испанской армии и зрелищным видам спорта. Школа и армия при Франко слились в единый механизм по «воспроизводству из негодного молодого материала настоящих фалангистов». Особое место в образовании занимали религиозное воспитание, история и физическая подготовка.

Повышенным вниманием и заботой Франко пользовался футбол, как самая популярная игра в Испании. Франко лично занимался делами футбольного клуба «Реал Мадрид», которому покровительствовал. Диктатор наизусть помнил состав «Реала» в каждом матче сезона. При правлении каудильо «Реал» шесть раз выигрывал Кубок чемпионов. Франко утверждал: «Футбол делает испанца смелым и агрессивным. Сопереживание своей национальной команде делает испанца испанцем».

Зрелищные спортивные мероприятия в пропагандистских целях использовали европейские фашистские лидеры: Салазар, Павелич, Антонеску, Дольфус.

Иди Амин, фюрер угандийского «чёрного фашизма», уничтоживший полмиллиона соотечественников создал национальную футбольную команду «Журавли», которой угандцы продолжали гордиться даже через много лет после смерти диктатора. Массовые спортивные соревнования были обставлены как национальные праздники. В стране была настоящая футбольная истерия, больше похожая на религиозный культ, чем на спортивный праздник.

Конголезский вождь Мобуту Сесе Секо лелеял национальную футбольную команду «Леопарды». После победы в 1998 году, когда конголезские футболисты выиграли Кубок Африки, в аэропорту спортсменов национальной футбольной команды встречала стотысячная толпа фанатов. Мобуту подарил каждому футболисту по дому и автомобилю. Диктатор тратил миллионы не только на футбол, но и на другие зрелищные спортивные соревнования. В 1974 году в Конго (тогда уже переименованный в Заир) приехал самый известный на все времена боксёр Мохаммед Али, чтобы провести с Джорджем Формэном бой за титул чемпиона мира.

Стремление фашизма к тотальному контролю выражается в попытках государственного регулирования всех сторон жизни человека, включая также заботу о собственном здоровье. Подобное вмешательство не ограничивается пропагандой здорового образа жизни и массового спорта, строительством спортивных сооружений и мест отдыха граждан. Это почти всегда выливается в принуждение, различными способами, вести этот пропагандируемый здоровый образ жизни. Употребление алкоголя и курение табака уже не считаются личным выбором человека, а являются предметом контроля со стороны государства.

В Третьем Рейхе впервые в XX веке были применены репрессивные методы борьбы с курением. Насаждение здорового образа жизни были отражением существовавшими в немецком обществе культом силы и традициями восхваления здоровья и молодости.

Гитлер публично заявил, что после завершения войны курение табака в армии будет полностью запрещено. Борьба с курением было не только личной инициативой Гитлера, но и являлась также одной из мер оздоровления нации, входившей в долгосрочную программу нацистской партии.

Нацистские учёные проводили масштабные исследования вреда от табакокурения. Пропаганда утверждала о том, что курящая женщина, отравляет табачным дымом всё вокруг, разрушая не только свой организм, но и здоровье своего мужа, а что ещё хуже – вредит будущему потомству (молоко курящих матерей̆ содержит никотин). Такая женщина, по мнению нацистов, не может быть женой и матерью. Немецкий врач Мартин Штэммлер, утверждал, что курение во время беременности очень часто приводит к мёртворождениям и выкидышам. По этому вопросу было написано множество книг, одна из них, авторства Агнессы Блум, «специалиста» в области расовой гигиены, опубликованная в 1936 году была в этом же году рекомендована партией в состав обязательной программы воспитания немецкой молодёжи.

Статьи о вреде курения публиковались в немецких журналах «Здоровая жизнь» и «Здоровый народ», «Народное здоровье». Был создан даже специальный журнал «Чистый воздух». В городах массово расклеивались плакаты и силами гитлерюгенда и немецкой молодёжной нацистской женской организацией «Союз немецких девушек» распространялись листовки среди населения.

В июне 1939 года в Германии было создано государственное «Бюро по борьбе с табаком и алкоголем». Постепенно борьба с курением из чисто пропагандистской становилась всё более репрессивной. Появился запрет на курение в городском и железнодорожном транспорте. Было ограничено курение в кафе и ресторанах. Постепенно были введены запреты на курение во всех партийных и большинстве государственных учреждений, полиции, во всех медицинских и образовательных организациях. Военнослужащим было запрещено курить на службе и на улице (курить можно было только в казарме или дома). Служащим люфтваффе и сотрудникам немецкой почты запрещено было курить не только на службе и на улице, но также и дома.

В 1943 году был введён полный запрет на курение в общественных местах для молодых немцев. Курящих исключали из нацистской партии и выгоняли с работы. Никому и в голову не приходило, что распоряжаться собственной жизнью и своим здоровьем – личный выбор человека, а вмешательство государства попросту неуместно.

Вся эстетика фашизма пронизана романтическими представлениями о силе и мужской красоте. Всякий фашизм эксплуатирует идею воинствующей агрессивной маскулинности, центральной темой которой становятся образы сильного мужского тела, чаще всего – воина. В противоположность античности, где фигура атлета олицетворяла уверенность, спокойствие и красоту, нацистское искусство подчёркивало напряжённость и волю.

В Италии при Муссолини строились музеи, пропагандирующие фашистское искусство, римский стадион был окружён 60 гигантскими мраморными статуями атлетов. За счёт государства заказывалось огромное количество подобных статуй и картин для тысяч государственных и муниципальных учреждений, университетов, средних школ.

Советские девушки с веслом и дискоболы есть не что иное, как копии итальянского и немецкого фашистского искусства. Вообще, любое развитие фашистского искусства неизбежно порождает «тиражирование» одних и тех же концептуальных решений, использование одних и тех же художественных образов в пропаганде. Самым известным скульпторам нацистского искусства Арно Брекеру и Йозефу Тораку подражали не только скульпторы в Германии и Италии, но и в Испании, Португалии, Греции, Бразилии, Норвегии.

В 1930‑е годы фашистский культ здорового и сильного тела ассоциировался у людей на всех континентах с молодостью и силой нового явления, набиравшего силу по всему миру – фашизма. В СССР этот культ был отражением народных представлений о силе и молодости новой советской страны.

В фашистских художественных образах бросается в глаза их не интеллектуальность (а если точнее – вызывающая антиинтеллектуальность) и эстетическая нечувственность, в противоположность, к примеру, модернистскому интеллектуализму, чувственности импрессионизма, романтизму классицизма эпохи Ренессанса.

Фашистское искусство, по большей части, нереалистично. Оно предельно идеализировано. К примеру, Брекер часто создавал такие мужские образы, которые никогда не могли существовать в действительности, по чисто анатомическим ограничениям на строение человеческого тела. Он создавал нереально идеальные тела, вкладывая в них ощущение напряжения и силы для того, чтобы они соответствовали нацистским канонам. Лица на скульптурах Брекера крайне невыразительны, на них не отображается ни мысли, ни чувства, одна лишь мощная неукротимая сила, требующая безоговорочного подчинения.

В скульптурах Брекера, созданных по заказу нацистского государства, никогда не было ничего, кроме ненависти и грубой силы. При взгляде на эти скульптуры возникает именно то ощущение, которое и пытался вызвать своим искусством нацистский скульптор – в этом мужском теле есть сила и воля к победе, ему не нужны душа и разум.

Фашисты всех времён, со всех стран и континентов всегда чувствовали себя создателями могучей империи, представляя её в сравнении с великими империями прошлого.

Для Италии – это Римская Империя, для немцев – Священная римская империя, для испанцев – Королевство Испания времён Габсбургской династии, для португальцев – Великая колониальная империя XV–XVIII веков, для венгров – Венгерское королевство XIV–XV веков. Именно по этой причине в большинстве фашистских государств Европы в первой половине XX века главным стилем был ампир.

Древние империи служили источником вдохновения для поэтов, писателей, кинорежиссеров, архитекторов, художников и скульпторов. Величественность, простота и гигантизм отражали отношение к истории фашистских творцов. Огромные статуи реальных или мифических героев, картины былых военных побед, эпические картины с огромными массовками и нереально героическими персонажами, говорящими лозунгами – образчики фашистского искусства, дожившие до наших дней. Они очень хорошо отражают дух эпохи и настроение одураченных пропагандой людских масс.

От изобразительного и монументального фашистского искусства требовалось вписываться в соответствующие архитектурные ансамбли новых зданий и сооружений, а также в интерьеры фашистских госучреждений, общественных зданий. И оно прекрасно вписывалось, дополняя впечатления зрителя от символизма и гигантизма фашистской архитектуры.

Часто фашистское искусство «опускается» до уровня люмпена, примитивизируется буквально до лубка и гротеска. Визуальные образы прямой пропаганды и идеологизированного фашистского искусства всегда были очень эффективными для промывания мозгов.

В пропагандистском издании «Книга картинок для больших и маленьких», на рисунке школьницы Евы Бауер были изображены красивый мускулистый немец и толстый уродливый еврей. Даже без соответствующих подписей натренированный пропагандой взгляд немца безошибочно определял, где немец, а где еврей. Немец был изображён сильным и волевым, а еврей слабым, но подлым и хитрым. В нацистском изобразительном искусстве евреи всегда изображались уродливыми дегенератами. Подобный приём использовали также итальянские фашисты, изображая коренных жителей Северной Африки.

Фашистское искусство, восхваляющее культ силы полностью специфично, так как это чисто пропагандистское искусство, предназначенное для единственной цели – пропаганды фашистской идеологии. Вне этой идеологии оно не существует и интересно лишь историкам.

Кроме воспитания физически здоровой молодёжи, почитающей собственную силу как своё право быть жестоким по отношению к другим, фашисты заинтересованы и в уменьшении количества слабых, которые, по мнению фашистов, не достойны жить по причине своей слабости.

Благодаря интенсивной нацистской пропаганде, немцы не желали находиться рядом с людьми, не способными к борьбе, а следовательно, по их мнению, бесполезными. На фашистских плакатах и открытках, в иллюстрациях к пропагандистским текстам, фотографии беспомощных инвалидов противопоставлялись фотографиям сильных атлетов, розовощёких здоровых немецких детей, красивых молодых немок. Немцам внушали необходимость избавиться от «балласта» слабых и нетрудоспособных, чтобы обязанности по их содержанию не возлагались на немецкое государство, а в реальности на молодых и сильных немцев.

Первоначальными задачами официальной программы по уменьшению количества «неполноценных» граждан были мероприятия по стерилизации умственно отсталых и больных наследственными неизлечимыми тяжёлыми заболеваниями.

С одобрения нацистской партии, государство ввело в действие чудовищную программу умерщвления людей, которые считались «бесполезными» для общества, угрожающими генетической чистоте арийской расы и потому недостойными жизни. Части этой программы были известны под различными наименованиями, в зависимости от субъектов, места умерщвления и способов убийства. Общее название этой программы – «T‑4» (иногда она именовалась без стыдливого цифробуквенного кодирования, правдиво и цинично – «Эвтаназия» (Sterbehilfe) или «Принудительная эвтаназия» (erzwungene Sterbehilfe).

В круг действия программы сначала попали нетрудоспособные лица (инвалиды, а также болеющие свыше 5 лет), неизлечимо больные дети до трёх лет, а потом и некоторые другие категории граждан Третьего Рейха.

В мае 1939 года мать и отец неизлечимо больного младенца, супруги Кнауры обратились к директору клиники детских болезней Лейпцигского университета профессору Гателю. Профессор подтвердил факт неизлечимости младенца, добавив, что для него и родителей лучшим выходом будет лёгкая и гуманная смерть ребёнка, осуществлённая врачами. Когда супруги попросили умертвить своего ребёнка безболезненным путём, профессор отказался, сославшись на то, что подобные действия рассматриваются немецким уголовным законом как убийство. Профессор предложил родителям обратиться к фюреру. Эта просьба действительно была передана Гитлеру. После проверки личным врачом фюрера Карлом Брандтом всех обстоятельств, просьба Кнауеров была удовлетворена. Гитлер дал поручение Мартину Борману разработать совместно с министерством юстиции Третьего Рейха правовую процедуру для проведения подобных акций. Сразу после того, как младенец Кнауров был умерщвлён в университетской клинике Лейпцига, последовала массовая кампания, для руководства которой был создан государственный комитет по научному изучению наследственных тяжёлых болезней.

Нацисты не скрывали то, что главной целью умерщвления инвалидов была экономия государственных денег на содержание неизлечимо больных людей. На одном из нацистских плакатов было откровенно написано: «Этот больной за время жизни обходится народу в 60 000 рейхсмарок. Гражданин – это и твои деньги!». В пропагандистском киноролике говорилось: «Государство тратит на одного инвалида 5.5 рейхсмарок в день. Средняя немецкая семья живёт на 5 рейхсмарок в день».

Нацистскими врачами были разработаны специальные анкеты, где выяснялось, является ли пациент работоспособным и каким заболеваниям он страдает. Так как руководство медицинских учреждений, где нацистами проводился сбор информации о больных, не информировали об истинной причине сбора данных (в сопроводительных документах указывалась иная причина – планирование государственных расходов на содержание пациентов), то часто в целях получения государственного финансирования на оказание медицинской помощи неизлечимо больным пациентам, нетрудоспособность пациентов значительно преувеличивалась врачами. Из‑за этого, как минимум половина пациентов, отобранных для убийства, были частично трудоспособны и не попадали под установленные нацистами критерии отбора.

Среди неизлечимых душевнобольных было очень много представителей интеллигенции, причём той её части, которая относилась к научной и культурной немецкой элите. Часто высокий интеллект сопровождает какой‑либо психический недуг и это действительно очень распространённое явление. Такие люди только относительно нездоровые, а бо́льшая их часть страдает лишь временными расстройствами психики, в промежутках между непродолжительными припадками они обладают абсолютно здоровым рассудком и даже повышенным интеллектом.

Программа «Эвтаназия» проводилась под контролем сотен немецких врачей, которые по анкетам пациентов решали, кто может остаться жить, а кто должен умереть. Врачи подписывали смертные приговоры больным людям, даже не видя их лично.

Директор физико‑химического отдела института криминологии Альберт Видманн предложил для этих целей использовать угарный газ. Другие врачи для умерщвления предлагали использовать внутривенные инъекции ядов или воздушную эмболию, вводя шприцем воздушную пробку прямо в вену. Но из‑за технических сложностей в реализации, остановились на угарном газе и распространённом в то время в Европе очень дешёвом средстве для борьбы с насекомыми «Циклон‑Б» (действующее вещество – летучий газ цианид водорода), который производится и используется до сих пор в качестве инсектицида («Uragan D2» чешского производства). Нацистскими инженерами также были разработаны стационарные и передвижные газовые камеры – герметичные автомобильные фургоны, внутрь которых подавались выхлопные газы из двигателя.

Первыми инструментами умерщвления стали стационарные газовые камеры, установленные в замке Хартхейм, в Австрии, где располагался нацистский «Институт Эвтаназии». Через некоторое время нацистские врачи всё‑таки обратились к технологии убийства с помощью инъекций.

Особый восторг у нацистов вызвали передвижные газовые камеры (газвагены), очень простой процедурой убийства. Ничего не подозревающие жертвы без сопротивления, добровольно размещались в автомобиле в месте погрузки (больница, место временного содержания, концентрационный лагерь и тому подобные места). Далее водитель запускал двигатель на 10 минут, а иногда, с целью экономии времени и бензина, прямо во время движения автомобиля по пути на место захоронения. Жертвы убивались выхлопными газами из работающего двигателя. На место газваген приезжал уже с мёртвыми телами и оставалось лишь выгрузить их и захоронить. Такая вот немецкая практичность.

Программа проводилась в пяти специализированных центрах эвтаназии. Именно там инвалидов массово убивали в газовых камерах и газвагенах, делали смертельные уколы различных ядов, младенцев убивали голодом, просто лишая их пищи. Тела жертв сжигали в крематориях.

На основании приказа от 1 сентября 1939 года немецким врачам запретили оказывать медицинскую помощь «неполноценным», рассчитывая на их скорую смерть от болезней, чтобы не прибегать к насильственному умерщвлению и не шокировать немецкое общество. Оставшихся в больницах обездвиженых пациентов переставали кормить, и они постепенно умирали от голода.

В немецком обществе стали высказывать недовольство, сначала отдельные врачи, потом некоторые государственные чиновники. На своей проповеди 3 августа 1941 года епископ Мюнстерский Клеменс Август Граф фон Гален публично осуждает принудительную эвтаназию. Вскоре к нему присоединяются другие священники и иерархи церкви. 24 августа 1941 года Гитлеру пришлось издать приказ о прекращении массового умерщвления инвалидов, согласно которого распускаются медицинские комиссии и демонтируют газовые камеры.

К моменту запрета программы, на территории Третьего Рейха уже было убито более 70 273 человек, что составляло около 90 процентов от первоначально запланированного. Нацисты подсчитали, что годовая экономия госбюджета от массовых убийств инвалидов составила 88,5 миллиона рейхсмарок. В отчёте, представленном руководству NSDAP, указывалось, что данное число больных могло прожить не менее 10 лет и за это время было бы сэкономлено 885 миллионов рейхсмарок. Вот такая чудовищная бухгалтерия.

За пределами Третьего Рейха немцы продолжили осуществление программы «Т‑4». Из материалов Нюрнбергского судебного процесса следует, что только на территории СССР было умерщвлено более двух тысяч инвалидов. Наиболее масштабные акции по программе «Т‑4» на территории Советского Союза: в психиатрической больнице им. Кащенко в ноябре 1941 года было уничтожено около 900 находившихся там на излечении больных, в октябре 1942 года было убито 210 детей из детского санатория г. Ейска. Аналогичные акции проходили на территории Латвии, Польши, Чехословакии.

Итальянские фашисты не рискнули открыто уничтожать «лишних» граждан и с 1939 года отправляли в Германию пациентов для умерщвления. Большое число пациентов из района Альто‑Адидже и города Удине, из больницы в городе Перджине‑Вальсугана были убиты в Германии, в порядке оказания помощи итальянскому правительству по «гуманной принудительной эвтаназии».

Всего по программе «Т‑4» было убито около 275 тысяч человек.

Немецкую молодёжь нацисты воспитывали в духе преклонения перед грубой силой. Внутри ячеек гитлерюгенда подростков поощряли за агрессивную конкуренцию, за стремление к лидерству и власти над остальными членами ячейки.

Кулачные бои были обязательной частью программы воспитания гитлеровской молодёжи. Организованные банды гитлерюгенда, в первые годы существования Третьего Рейха, нападали на прохожих, которые казались им похожих на евреев или на коммунистов, нападали на кинотеатры, где шли показы декадентских или антивоенных фильмов.

Из‑за погромов кинотеатров и большого количества пострадавших зрителей, фильм по одноимённому роману Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен» был отменён к показу на территории всей Германии. Насилие против владельцев кинотеатров и зрителей привело к тому, что фильм был изъят из проката.

Примеру гитлерюгендовцев, воюющих с кинокартинами, «искажающими историю великого народа», последуют другие молодые фашисты. Бритоголовые банды фашиствующей молодежи будут громить кинотеатры до середины 1980‑х.

Гитлерюгендовец должен был всегда носить с собой нож или кастет. Это обязательный атрибут, как галстук у бойскаута. Холодное оружие юного нациста не было декоративным элементом костюма, а использовалось по назначению. До прихода нацистов к власти в 1933 году несколько десятков гитлерюгендовцев было убито и ещё около сотни покалечено в уличных стычках.

Власти Веймарской республики при помощи полиции разгоняли существующие ячейки гитлерюгенда, запрещали создание новых первичных организаций молодых нацистов и участие в них детей и подростков. В части немецких городов было запрещено ношение формы гитлеровского союза молодёжи. Но чем больше власти запрещали нацистские молодёжные организации, тем больше их возникало.

После прихода к власти нацистов, воспитание молодого поколения в духе почитания культа силы и культа исключительности было поставлено на поток. Были созданы стопроцентно нацистские «Школы Адольфа Гитлера», где упор был сделан на изучение расовой теории, основ национал‑социализма, истории Германии и на физическое воспитание, военную подготовку.

Под физическим воспитанием понимались исключительно соревнования, предназначенные для воспитания «арийского воинского духа», а для воспитания чувства коллективизма и воинского братства – военные игры и командные виды спорта, за которые юные нацисты получали коллективную оценку. Обучение велось с соблюдением строгой казарменной дисциплины, прививанием боевых навыков и военной выправки. Надзор за воспитанием подрастающего поколения осуществляла специально созданная для этого служба SS, которая аттестовала учителей и руководителей.

Одним из признаков фашизации общества является привилегированное положение вооружённых сил и людей в военной форме, восхваление армии и армейских порядков, перенесение их в гражданскую жизнь.

В нормальном демократическом государстве военнослужащий – обычный человек, повседневная работа которого уважаема наравне с другими профессиями. В фашистском государстве военные – это высшая каста, неприкосновенная «священная корова», наравне с фашистской партией.

В Третьем Рейхе и фашистской Италии были очень популярны открытки, на которых изображены дети в военной форме. Немцы и итальянцы покупкой пропагандистских открыток не ограничивались и часто сами фотографировали для семейных альбомов собственных детей, в специально пошитой детской военной форме. Военную форму, в том числе детскую и женскую, можно было взять напрокат в каждом фотоателье.

По моему скромному мнению, нет ничего более ужасного и ничего более фашистского, чем фотография маленького ребёнка в военной форме или подростка с гитлерюгендовским кинжалом или мечом (в некоторых фотоателье предлагали небольшие детские картонные мечи), с подтёками красной краски – бутафорской еврейской крови.

У молодых девушек был популярен стиль «милитари»: одежда дополнялась военными деталями – поясами, пряжками, эполетами, накладными карманами. На одежде делались аппликации или вышивки военной, или фашистской тематики.

Почти во всех странах с фашистским политическим режимом были популярны значки с государственным флагом и фашистской символикой. Использовалась бижутерия и ювелирные украшения также с фашистской или военной символикой, с портретом вождя. Такие украшения были как у женщин в виде значков и брошей, перстней, так и у мужчин в виде булавок и зажимов на галстук, портсигаров, визитниц, карманных сигарных или перочинных ножей, настольных сигарных гильотин.

В фашистской Италии были очень модны появившиеся тогда женские туфли на пробковых каблуках с фашистской или военной символикой на пряжках.

Государственная символика, уместная на торжественных мероприятиях, национальных и государственных праздниках, в фашистских государствах повсеместна. Она везде, от татуировок на бритых лобках молодых итальянских девушек‑футуристок, до гаечных ключей и садовых инструментов в магазинах Баварии. Такое увлечение госсимволикой уже походит больше на массовый психоз, чем на патриотизм.

Иногда военные признаки в одежде появлялись ввиду обнищания населения во время войны и отсутствие материалов для пошива гражданской одежды. Шёлк шёл на парашюты, хлопок для производства боеприпасов, кожа на обувь для армии. Немки во время войны шили платья и даже нижнее бельё из парашютного шёлка, несмотря на то что подбор и присвоение парашютов жестоко карались в Третьем Рейхе. Часто женщины и мужчины носили вне службы военную форму по причине того, что гражданская одежда была им попросту недоступна. Это явления другого вида и к теме фашизма они, разумеется, не имеют никакого отношения.

В рамках этой книги, для определения внешних признаков высокой степени фашизации общества, отражающихся в актуальной моде на одежду, обувь и аксессуары, имеет значение только добровольный выбор военного или фашистского стиля, при наличии в свободной продаже доступной альтернативы.

В Советском Союзе ещё до войны было престижно носить форменную одежду военного образца. Практически всё мужское население СССР было одето либо в военную, либо в гражданскую форменную одежду. Женщины, не имевшие возможности носить военную, милицейскую, железнодорожную и иную форменную одежду, шили блузки напоминавшие гимнастёрки, на которые в обязательном порядке крепились различные значки. На такой блузе‑гимнастёрке обязательным был комсомольский значок, а также иные значки, при их наличии, разумеется. Например, после 1931 года престижным было носить значок ГТО и передовика производства, знаки какого‑либо добровольного общества, существующего под патронажем государства (к примеру, ОСОАВИАХИМовский «Ворошиловский стрелок») и прочие знаки и брелоки. Милитари в советской женской одежде подчёркивалось строгой юбкой со складками, затянутой военным ремнём. Даже в жаркую погоду женщины на официальные праздники надевали сапожки вместо туфель, подчёркивая военный стиль своего наряда.

О соответствии моды настроениям в обществе очень точно высказался французский писатель Анатоль Франс: «Покажите мне одежду определённой страны, и я напишу её историю».

В фашистской Италии не ограничивались изготовлением детской военной формы. Было разработана полная полевая экипировка для детских военизированных организаций.

Итальянскими оружейниками была создана специальная детская винтовка Moschetto Balilla калибра 5,6 мм. (уменьшенный клон «взрослой» итальянской винтовки Moschetto). Оригинальная Moschetto имела калибр 6.5 мм., её длина была 910 мм., а вес 3,2 кг. Детский вариант был не только меньшего калибра для уменьшения отдачи, но и короче (760 мм.), а также значительно легче. Детская винтовка создавалась инженерами‑оружейниками вполне серьёзно, с учётом детской физиологии. Не для бутафории, а как реально применимое в бою оружие.

Отражением фашистского культа силы является также яростный антифеминизм и принижение роли женщины в обществе. Нацисты даже создали отдельный культ немецкой матери, признавая за женщиной лишь строго определённые социальные функции – деторождение, воспитание детей, обслуживание потребностей своего мужа.

Лишая женщин реальных политических прав, нацистская партия провозгласила одной из главных задач – заботу о здоровье подрастающего поколения, защиту матери и ребёнка. По мнению нацистов, не будучи сильной и мужественной по своей природе, женщина не способна быть учёным, писателем, политиком, а её удел лишь традиционные для средневекового общества обязанности «кухня – дети – церковь».

Гитлер считал идеалом женщины здоровую и покорную женщину, целью жизни которой лишь выйти замуж и родить детей. Чем больше детей, тем лучше. Больше немецких солдат, будущих господ послевоенного мира. Исходя из такой идеологемы, воспитание немецких девочек, обязательно должно формировать у них естественное стремление стать матерью, кротость и покорность воле мужа, верность заветам нацистской партии и личную преданность фюреру.

Из основных постулатов социал‑дарвинистской теории, являющейся неотъемлемой частью фашистской идеологии, следует, что интеллектуальные возможности женщины сильно ограничены, по сравнению с мужчиной. Фашисты убеждены, что женщина не может управлять сложной техникой, не способна заниматься какой‑либо творческой деятельностью и может выполнять только предельно простую однообразную работу.

Гитлер утверждал, что создаваемое нацистами государство будет чисто мужским, а женщине отведена в нём роль жены или матери воина. Подобный зоологический племенной подход к женщине порождал соответствующие нацистские клише, по которым в Третьем Рейхе штамповалась массовая пропагандистская продукция. Нацистские пропагандисты представляли материнство как выполнение женщиной её долга перед нацией и фюрером. Обязанность рожать детей сравнивалась в пропаганде с воинским долгом мужчин и называлась народным служением матери нацистскому государству и немецкой нации. Деторождение было названо задачей государственного масштаба.

16 декабря 1938 года Гитлером была учреждена особая награда за «плодовитость» – Почётный крест немецкой матери. Бронзовым крестом награждались женщины, родившие 4–5 детей, серебряным крестом – за рождение 6–7 детей, а золотой – за рождение 8 и более детей. К кресту прилагалась денежная премия.

В 1934 году был учреждён праздник – День матери, который отмечался в день рождения матери Гитлера 12 августа. По всей Германии проводились различные мероприятия, выставки, посвящённые роли матери в немецком обществе.

Особое внимание пропаганда уделяла физическому здоровью немецких женщин детородного возраста. В Третьем Рейхе была создана сеть материнских школ. В учебную программу материнских школ входили расовая теория, генетика, домоводство, правила поведения во время беременности, уход за новорождёнными и детьми.

Нацисты ввели раздельное школьное обучение детей разного пола, при этом школьная программа для девочек была существенно сокращена с тем, чтобы освободить место для уроков физкультуры, рукоделия и домоводства.

Сразу после прихода нацистов к власти, из государственных учреждений были уволены большинство замужних женщин, а в 1934 году издано распоряжение об увольнении остальных. Нацистской пропагандой эта мера преподносилась как забота о здоровье женщин, освобождение от несвойственного их природе совмещения работы по зарабатыванию денег и труда в собственном домашнем хозяйстве. Фашисты заставляли женщин отказаться от «эгоистичных» желаний делать карьеру или самовыражаться, от любых амбициозных жизненных планов в пользу служения государству и нации. Главным для нацистов было любой ценой повысить «плодовитость» женщин в интересах немецкой нации.

То же самое происходило и в других фашистских странах первой половины XX века. По мнению Муссолини, мир принадлежит мужчине, а для женщины мир ограничивается мужем, детьми и домом.

Испанское государство при каудильо Франко вернулось на век назад, к религиозным традициям католической Испании XIX века. Франкизм определил для испанской женщины единственную традиционную роль – жёны и матери. Согласно изменениям, внесённым в трудовое законодательство, женщина должна была оставить работу сразу после свадьбы. Было запрещено совместное школьное обучение девочек и мальчиков. От женщины фалангисты требовали лишь послушания и подчинения. Феминизм был назван происками дьявола, явлением противным церкви и Богу. Были запрещены гражданские браки, разводы, женщины были законодательно ограничены в правах. Женщине нельзя было иметь собственное имущество и счёт в банке, было запрещено работать без разрешения мужа, а на некоторых должностях даже с его разрешения. Измена супруги стала в Испании уголовным преступлением.

Был создан культ матери испанского воина. Всячески поощрялась высокая рождаемость. Многодетным семьям выплачивались пособия и предоставлялись серьёзные льготы, за рождение каждого ребёнка выплачивалась денежная премия.

Лишь в 1958 году термин «дом мужа» сменяется «жилищем супругов». До этого момента в случае развода испанка уходила из дома, оставив детей с мужем. В 1975 году отменяется законодательная норма, прямо обязывающая женщину слушаться мужа, и отменяется обязательное разрешение мужа для того, чтобы жена могла заниматься чем‑либо вне дома.

Таких же взглядов на права женщин придерживались члены португальской фашистской партии «Национальный союз». Вот слова самого Антонию де Салазара: «Семья является первородным ядром церковного прихода, общины, а отсюда и нации. Следовательно, она является по самой своей природе первым из органических элементов государства». Вне семьи португальская женщина была никем.

Продолжать примеры можно долго, фашистские общества всегда традиционалистские мужские и в них всегда очень строгое, а иногда даже жестокое отношение к женщине, пренебрежительное отношение к её гражданским правам.

Согласно фашистскому пониманию природы человека, отличие человека от животных состоит не в том, что у животных преобладает инстинкт, а у человека – интеллект и чувства, а в том, что человек обладает волей. Инстинкт служит источником силы, а воля позволяет человеку добиться своей цели. В этом случае, по мнению фашистов, интеллект вторичен и является лишь инструментом для реализации желаний. Именно поэтому для фашиста имеют значение только сила и воля. Причём в некоторых случаях это доводилось до абсурда – ценным провозглашалось действие ради действия, независимо от результата.

Фашисты не признают приоритета гуманистических моральных принципов, оправдывая любую жестокость, восхваляя её и считая образцом для подражания, если она служит их интересам.

В любом обществе людей готовых, в определённых обстоятельствах, к насилию, всегда некое постоянное число. Их не может стать, ни больше, ни меньше. Объясняется всё достаточно просто – один человек психологически склонен к насилию, а другой нет. Человек не склонный в обычных условиях к насилию в изменившихся обстоятельствах всё‑таки способен переступить нравственную черту, а другой не прибегнет к насилию ни в каком случае. Имеют значение генетика, воспитание и жизненный опыт.

Солдат и его жертва у расстрельной стены всегда оказываются там не по своей воле, а по воле обстоятельств. Ни тот ни другой не стремились занять своё место. Никто из них не мечтал об этом с детства, не готовил себя к роли палача или жертвы. В нормальном обществе они никогда не попали бы на эти роли.

В фашистском обществе меняются моральные нормы. Ещё вчера неоправданная жестокость была бы немыслима, а при фашистах это уже становится нормой, даже доблестью. И добрый отец, хороший семьянин, верный муж и сострадательный прихожанин уже не задумываясь стреляет в того, кто стоит у расстрельной стены. Убивая, он мучается, страдает, но уверяет себя в том, что его нравственные страдания во благо, это жертва на алтарь справедливости и долга.

Знаменитый Стэндфордский тюремный эксперимент показал, что обыкновенные граждане, простые американские студенты за шесть дней становились садистами. Достаточно было изменить моральную норму, сделать реальностью то, что ещё несколько дней назад считалось невозможным.

1.11. Культ войны

В сознании людей война всегда была наихудшим сценарием из того, что может случиться. Вопреки этому, фашизм открыто провозглашает войну естественным состоянием общества. По мнению фашистов, только на войне раскрывается человек, показывает свои истинные стороны характера, свою подлинную сущность.

Фашистские идеологи, стараясь преодолеть естественное неприятие войны, утверждают, что только война позволяет мобилизовать общество, избавиться от его пороков и отдать достойную дань уважения добродетелям. По их мнению, война, очищая общество, удаляет не только вредные, но и нежизнеспособные, слабые его элементы.

Фашизм «научно» обосновывает своё агрессивное поведение во внешней политике, а также не только допустимость, но и необходимость войн. Теоретиками фашизма война объявлялась необходимым условием научно‑технического и социального прогресса цивилизации.

Вытекающая из основных принципов социального дарвинизма и тезисов о необходимых и достаточных условиях геополитического доминирования, теория «разумного государства» рассматривает государство как живой разумный организм, с присущей ему агрессивностью и стремлением к экспансии.

Согласно этой теории, у государства имеется естественное стремление к росту, как у всего живого, причём этот рост может быть реализован лишь посредством захвата чужой территории. Таким образом, по мнению фашистов, государство, стремящееся завладеть территорией соседей, просто реализует своё естественное стремление к сохранению жизнеспособности и естественному экспансивному росту.

В Германии геополитика получила значительную поддержку государства и общества ещё в период Веймарской республики. В статье «Основы построения геополитики», опубликованной в 1928 году, была окончательно сформулирована концепция немецкого научного направления в геополитике: «Геополитика является научным направлением, описывающем связи политических событий с земными пространствами…».

Из чисто теоретической научной дисциплины геополитика, практически сразу после её возникновения, становится основой идеологии итальянского фашизма, а затем и немецкого нацизма, практическим инструментом пропаганды идеи неразрывной связи политики и земельного пространства.

В 1924 году было основано «Геополитическое Общество» и начал издаваться «Журнал геополитики». Именно этот журнал стал главным периодическим изданием, предназначенным не столько для публикации научных работ и создания теоретической базы немецкой геополитики, сколько для пропаганды вполне конкретных геополитических идей.

В Германии, ещё до прихода к власти нацистов, сформировалась целая научная школа, созданная классиками немецкой геополитики, среди которых самыми известными были А. Хаусхофер, Р. Хенниг, К. Вовинкель, Э. Обст, О. Маулль, Й. Кюн, В. Зиверт. Эти теоретики активно выступали за пересмотр Версальской системы и перенос «геополитически не обоснованных» границ, сложившихся между государствами после Первой мировой войны. Они предлагали не нарушать естественный баланс и рассматривать государства как некий большой организм, который должен жить и развиваться исключительно по законам классической немецкой геополитики, при условии постоянного расширения в целях обеспечения себя природными ресурсами.

Немецким «Геополитическим обществом» была создана единая теория, которую назвали «географической совестью государства», предназначенная стать оружием для политических сил и главной движущей силой всей будущей немецкой политической жизни.

Немецкий геополитик Карл Хаусхофер ввёл в обиход понятие «жизненного пространства» – территории, необходимой любому народу для его существования.

Благодаря ученику Хаусхофера, работавшему по совместительству личным секретарём Гитлера, а впоследствии заместителю фюрера по партии Рудольфу Гессу, геополитическая теория о «жизненном пространстве» легла в основу нацистской идеологии и принципов будущей внешней политики Третьего Рейха. Именно нехваткой «жизненного пространства» и воссоединением немецкого народа в рамках единого немецкого государства оправдывали нацисты свои агрессивные притязания на чужие территории.

Сторонники Хаусхофера, сразу после прихода гитлеровцев к власти, создали нацистский «Союз геополитики», в руководящий орган которого входили кураторы внешнеполитического направления нацистской партии и высшие руководители SS.

Союз выпустил в апреле 1933 года меморандум в честь прихода Гитлера к власти, озаглавленный «Геополитика как национальная наука о государстве», в котором немецкая геополитика уже без тени смущения была названа «наукой о государстве национал‑социализма».

Создатель расовой геополитики Хаусхофер стал научным советником Гитлера и Гёринга, получил звание генерала. В документах нацистов выводы расовой геополитики стали указываться в качестве «научных» оснований для принятия основных внешнеполитических решений.

В 1934 году Хаусхофер был избран президентом Германской Академии наук. Несмотря на то, что Хаусхофер не был членом нацистской партии, он всегда в официальных документах, а также немецкой и зарубежной прессой именовался не иначе как одним из самых видных нацистов, по причине того, что его научные убеждения полностью соответствовали национал‑социалистической доктрине.

В Третьем Рейхе издавалась многочисленная геополитическая литература, немецкая расовая геополитика была введена в качестве обязательной учебной дисциплины во всех университетах и в средних школах. Основной идеологической задачей расовой геополитики было воспитание всех слоёв немецкого общества в реваншистском духе, через массированную пропаганду геополитической идеи острой нехватки «жизненного пространства» для немецкого народа.

Теоретики немецкой расовой геополитики в состав «жизненного пространства» для немецкого народа включили Австрию, Судеты, Саар, Эльзас и Лотарингию.

Первыми победами расовой геополитики и нацистской дипломатии стали присоединение Австрии и захват Чехословакии.

Первое время немецкие геополитики вообще не рассматривали захват славянских территорий (Польша, Прибалтика, СССР), выступая за «политику открытости и сотрудничества». Согласно этой геополитической концепции, совместными усилиями СССР и Третьего Рейха необходимо было установить «Новый Евразийский Порядок», полностью перекроить границы Восточной Европы, Северо‑восточной части Западной Азии, Среднюю Азию и Южную Азию, для чего вывести эти территории из‑под влияния Великобритании.

Нацистские геополитики предлагали заселить и освоить малозаселённые земли в России, в том числе в её азиатской части, провести «окультуривание» земель Восточной Европы. Предполагалась провести совместными усилиями массовую индустриализацию экономики и внедрить научное обоснованное рациональное использование сельскохозяйственных земель на востоке от Германии.

Хаусхофер предлагал создать новый евразийский военно‑экономический блок или ось «Берлин–Москва–Токио». Он писал в своей статье «Континентальный блок»: «Евразию невозможно уничтожить, пока два самых крупных её народа – немцы и русские стремятся избежать военного конфликта, подобного Крымской войне или Первой мировой войне 1914 года. Это аксиома европейской политики».

Как известно, аппетит приходит во время еды и после расчленения Чехословакии теоретики немецкой расовой геополитики «научно обосновали» оккупацию Польши, Греции, Югославии, Крыма и западных областей СССР. Этому способствовало также то обстоятельство, что Гитлер пришёл к власти на волне страха перед возможной коммунистической революции и установления в Германии кровавой диктатуры, наподобие большевистской.

Нацисты оказались заложниками собственной пропаганды, своих антикоминтерновских лозунгов предыдущих лет, предвыборных обещаний «покончить с большевистской заразой» и не допустить разрушительного влияния коминтерновских организаций.

Вместо создания оси «Берлин‑Москва‑Токио», как настойчиво советовали немецкие ученые‑геополитики, нацисты заключили с Японией «Антикоминтерновский пакт», к которому позднее присоединилась Италия, в результате чего была создана ось «Берлин‑Рим‑Токио».

Антикоминтерновский пакт – Германо‑Японское соглашение от 25 ноября 1936 года по защите от коммунизма и большевизма, основной целью которого было не допустить дальнейшего распространения коммунистической идеологии в Европе и Азии.

В ноябре 1937 года к «Антикоминтерновскому пакту» присоединилась Италия, в феврале 1939 года к пакту примкнула Венгрия, в марте 1939 года – фалангистская Испания, позднее к нему присоединились Финляндия, Румыния, Болгария, Хорватия, Словакия, Дания, оккупированная японцами часть Китая, Турция (в качестве наблюдателя).

Антикоммунизм национал‑социалистов неизбежно поставил крест на мечтах немецких учёных‑геополитиков о разделе Восточной Европы и части Азии между Советским союзом и Третьим Рейхом, на мечтах о мирном существовании конкурентов – двух тоталитарных фашистских режимов.

Договор между СССР и Рейхом «О ненападении» от 23 августа 1939 года и последовавший за ним союзнический германо‑советский договор «О дружбе и границе» от 28 сентября 1939 не мог ввести в заблуждение ни советских, ни немецких граждан.

Идеологическое противостояние всё равно должно было, рано или поздно, закончиться вооружённым конфликтом. Это понимали обе стороны договора о дружбе, это понимали все западноевропейские политики, не просто предрекая скорое военное столкновение между СССР и нацистской Германией, а ожидая войны на востоке с плохо скрываемым нетерпением.

Больше всего желали войны Третьего Рейха с Советским Союзом правительства стран будущей антигитлеровской коалиции – Великобритании, Франции и США.

Об исторической несправедливости и нехватке «жизненного пространства» говорили также итальянские фашистские теоретики, руководители Национальной фашистской партии и сам дуче.

Муссолини утверждал, что все великие народы вели захватнические войны, а как только империи переставали расширяться и воевать, они деградировали и распадались, уступая натиску более молодых и агрессивных народов.

Называя итальянцев «народом без жизненного пространства», Муссолини призывал общество поддержать его колониальные войны в Эфиопии, на Балканах. «Итальянцам не хватает пространства, мы должны получить его либо путём переговоров, а если они не увенчаются успехом, то и силой оружия», – заявлял Муссолини.

Фашистская Италия потребовала от Франции то, что считали фашисты должно принадлежать ей по праву: Суэц, Тунис и Корсику. Вступление Италии во Вторую мировую войну фашисты оправдывали защитой своих интересов, своего «жизненного пространства» от посягательств стран антигитлеровской коалиции. Итальянские войска принимали участие в боях во Франции, Греции и Югославии, Албании, в Северной Африке, а также на территории СССР.

Лидеры других европейских фашистских стран также публично высказывались о нехватке «жизненного пространства», воссоединении с живущими за пределами своих стран соотечественниками и единоверцами.

Кондукэтор Антонеску в 1941 году заявил, что Румыния не только требует возврата Советским Союзом, захваченных в 1940 году Бессарабии и Северной Буковины, но и претендует на значительную часть побережья Чёрного моря, Северные Карпаты и некоторые другие территории СССР. Исходя из этих соображений, фашистская Румыния 22 июня 1941 года вступила во Вторую мировую войну в союзе с Третьим Рейхом и Италией.

Венгрия объявив войну СССР 27 июня 1941 года по формальному поводу – после налета неопознанных бомбардировщиков на город Кошице. А своё стремление присоединить часть Украины Венгрия мотивировала необходимостью восстановить «историческую справедливость».

После захвата гитлеровскими войсками Югославии в апреле 1941 года Хорватия с объявила о своей независимости и сразу предъявила претензии на территории соседей, входивших ранее в состав Югославии. В состав нового государства кроме собственно самой Хорватии вошли часть Далмации, Босния и Герцеговина, некоторые районы Словении. Хорватия 22 июня 1941 года объявила войну СССР и 13 октября 1941 года начала боевые действия против частей Красной Армии, не скрывая своего желания получить в награду некоторые территории Советского Союза от Германии. Речь шла также о нехватке «жизненного пространства».

Социальный дарвинизм предполагает также что прогресс и война связаны между собой, при этом одно способствует другому.

По мнению апологетов различного вида теорий социального дарвинизма и расовой геополитики, получив благодаря техническому прогрессу преимущества перед соседями в качестве и количестве вооружений, любой народ в своём естественном стремлении к расширению территории неизбежно начнёт войну.

Готовясь к войне или уже ведя войну, народ и государство неизбежно обращают значимую часть своих ресурсов на научно‑технические цели, на модернизацию промышленности, структурные изменения в обществе и экономике. Этот прогресс, имеющий серьёзную историческую инерцию, после окончания боевых действий не останавливается, в свою очередь, провоцирует следующую войну. Эдакий Уроборос, кусающий себя за хвост.

Фашистский культ войны возникает не на пустом месте, это результат преднамеренной трансформации естественного для всех обществ почитания павших героев и гордости за свои прошлые военные победы. Явление нормальное для любого общества и объяснимое. Но когда эта гордость заходит за разумные рамки, переходит в массовую паранойю и пропагандистскую истерику – возникает культ войны.

История вычищается фашистами от «неудобной» правды. Создаются исторические мифы: превозносятся военные подвиги предков, преувеличиваются масштабы сражений или их историческое значение. Империи прошлого становятся предметом для особой гордости.

Историческая правда о героизме и самопожертвовании людей во время предыдущих войн – всегда страшная правда. Для целей пропаганды, фашисты эту страшную правду о предыдущих войнах заменяют красивыми легендами.

Война для фашистов вместо скорби становится праздником. Памятные даты прошедших войн фашистам нужны не для того, чтобы чтить память погибших, а для того, чтобы гордиться и самолюбоваться. Война нужна им для пестования в массах чувства величия, превосходства перед другими, а также в целях разжигания в людях низменных качеств – ненависти, воинственности, презрения к чужой жизни.

Внезапно и парадоксально скорбные даты поражений, стараниями пропагандистов, становятся днями славы, военные поражения – победами.

Люди, чьё сознание поражено фашистской пропагандой, не скорбят о своих погибших предках и не вспоминают окончание войны как избавление от её ужасов, а лишь радостно празднуют прошлую победу над врагом. Даже если этой победы вовсе не было или она досталась слишком высокой ценой.

Через какое‑то время война становится уже не чем‑то ужасным, а поводом для беспредельной гордости. Люди, одураченные фашистской пропагандой, желают скорейшего наступления новой войны, чтобы доказать всем остальным свою силу, подтвердить свою исключительность или богоизбранность, право на ведущую роль в мировом историческом процессе.

Пацифизм отождествляется с предательством, братанием с врагом. Мирный фашизм – оксюморон, его не существует.

Милитаризм постепенно заполняет абсолютно все сферы жизни фашистского общества. Фашистские фанатики испытывают настоящий экстаз от партийных факельных шествий, крестных ходов с военными знамёнами и хоругвями, праздничных военных парадов, открытия гигантских монументов солдатам‑героям.

Главным в экономике становится военная промышленность, а в школьном образовании – физическая и военная подготовка, патриотическое воспитание.

Все фашисты любят маршировать в военной форме или в своей, военного образца, партийной форме. В партийной атрибутике часто присутствуют предметы военного назначения – щиты, мечи, кинжалы, орденские ленты и подобные им.

В своей книге «Тотальная война», изданной в 1935 году в Третьем Рейхе, национальный герой и кумир немецкой молодёжи генерал Людендорф утверждал: «Война и политика служат выживанию народа, война есть высшее выражение народной воли к жизни. Поэтому политика всегда должна служить будущей войне… Точно так же, как мы не можем избежать смерти, мы не в состоянии избежать войны».

Для ведения реальной войны нужна не только пропаганда, но ещё нужны самолёты, танки и боеприпасы. Чтобы обеспечить ведение войны живой силой, техникой и припасами, нужна массовая поддержка этой войны среди населения.

Следует отметить особенность фашистской милитаристской пропаганды – она предназначена для внутреннего потребления, для консолидации и мобилизации общества. Внешняя же пропаганда, рассчитанная на сторонников фашизма за пределами своей страны, на правительства и общественное мнение других стран может быть вполне миролюбивой.

Чем хуже авторитет фашистов в либеральных СМИ, среди политических противников и антифашистски настроенных граждан, а в особенности у международной общественности, тем выше он поднимается в глазах сторонников фашизма, так как им всегда нравится провокационное поведение.

Реакция окружающего мира на открытое милитаристское поведение фашистов является для их сторонников внутри страны свидетельством растущей силы фашизма. Это неприятие внешним миром фашизма лишний раз подтверждает фашистский тезис – «нет и не может быть друзей, вокруг только враги».

Классикой идеологического прикрытия милитаризма в фашистской идеологии являются:

1. Воссоединение с соотечественниками или единоверцами в пределах одного государства.

2. Защита привилегированного большинства (см. главу 2 «Основные признаки фашизма»). Например, защита соотечественников, находящихся на чужой территории, от репрессий чужих правительств, от угнетения другими народами или единоверцев от гнёта неверных.

3. Восстановление исторической несправедливости в виде захвата земель, ранее принадлежавших привилегированному большинству (религиозной общине, нации, расе), от имени которого выступают фашисты.

4. Реваншизм – стремление фашистов к ликвидации последствий былых военных или политических поражений привилегированного большинства (религиозной общины, нации, расы и прочих им подобных групп), к пересмотру причин конфликтов, в которых им были нанесены поражения, отрицанию или преуменьшению своей вины в возникновении этих конфликтов.

5. Необходимость отражения возможного нападения или нанесение превентивного удара для предотвращения готовящейся агрессии.

Реваншизм становится основой не только государственной внешней политики, но также и внутренней.

Приход нацистов к власти в Германии был вызван двумя основными причинами – страхом перед большевизмом, об ужасах которого весь мир узнал в 1918–1921 годах и обидой немецкой нации за поражение Кайзеровской Германии в Первой мировой войне.

Восстановление исторической справедливости, наказание недавних победителей за позор и унижение немцев, за потерю Германией территорий и ресурсов, стало для гитлеровской партии одним из центральных пунктов политической программы, одним из основных предвыборных лозунгов, а после прихода к власти стало одним из незыблемых принципов внутренней и внешней политики нацистов.

Для определения одного из основных типов реваншистских настроений и порождаемых ими политических процессов, в историческую науку и политологию был введён термин – Веймарский синдром. Под этим термином современные историки и политологи подразумевают состояние унижения от военного поражения у целого народа и последовавших за этим поражением последствий – ограничения элиты в политических правах, потеря государством территорий и ресурсов, тяжкие последствия для экономики страны, порождённые выплатами репараций и контрибуций, запрет на отдельную экономическую деятельность, производство вооружений, увеличения численности вооружённых сил и прочее. Как реакция на такое унижение, в обществе возникает ненависть к победителям, ностальгия по прошлому, когда страна была великой и сильной, стремление снова создать сильное в военном отношении государство, вернуть потерянные территории и наказать своих прежних противников.

Как и в Германии, в Венгрии резкий поворот к диктатуре был результатом борьбы различных политических сил и армии с коммунистической угрозой, которая была более чем реальна – коммунистические боевые отряды действовали по всей территории страны, а в период с 21 марта по 6 августа 1919 года на части Венгрии даже существовала Венгерская советская республика.

В Венгрии, потерявшей по Трианонскому договору около 70 процентов своей территории и ограниченной в возможности иметь современную армию, выплачивающей огромные репарации победителям, реваншистские настроения привели к власти националистов во главе с вице‑адмиралом австро‑венгерского военно‑морского флота Миклошем Хорти, а впоследствии фашистскую партию «Скрещённые стрелы» во главе с Ференцом Салаши.

Правительство Хорти отказалось соблюдать условия Трианонского договора 1920 года и уже в 1938 году, при поддержке нацистской Германии и фашистской Италии, смогло вернуть значительную часть ранее утраченных земель: южную часть Словакии, юго‑запад Подкарпатья, Закарпатскую Украину и Северную Трансильванию.

Национализм и антикоммунизм финской политической элиты, перед началом Второй мировой войны, усугубился после событий коммунистического государственного переворота, закончившегося провозглашением 27 января 1918 года Финляндской социалистической рабочей республики и последовавшей за этим Гражданской войной января – марта 1918 года, когда в вооружённой борьбе с поддерживаемыми СССР финскими коммунистами погибло около 35 тысяч человек.

Главной причиной вступления Финляндии в войну на стороне гитлеровской коалиции (Германии, Италии, Румынии, Венгрии, Болгарии, Японии и других государств) были не национализм и антикоммунизм, а именно реваншизм. Финский реваншизм вырос из обиды за поражение в зимней войне 1939 года с Советским Союзом, в результате которой финны потеряли часть своей территории: Карельский перешеек, Петсамо и некоторые острова в Финском заливе.

Реваншизм и сегодня является важным фактором, многократно увеличивающим риск фашизации любого общества. Новые фашистские организации, важной частью идеологии которых является реваншизм, постоянно возникают по всему миру. Политический спектр этих партий очень широк – от крайне левых, до крайне правых, от классического фашизма итальянского типа, до пантюркизма и славянского православного национализма.

К примеру, на родине фашизма Италии сразу по окончании Второй мировой войны сторонниками Бенито Муссолини в Италии была создана новая фашистская организация – «Итальянское социальное движение» (Movimento Sociale Italiano), распущенная лишь совсем недавно, в 1995 году. Её место мгновенно заняли новые фашистские организации.

Основу идеологии новых итальянских фашистов сегодня составляют не только национализм, но и реваншизм, в виде попыток пересмотра итогов последней мировой войны и оправдания фашистского режима Муссолини. Новые итальянские фашисты стремятся вернуть страну обратно в эпоху расцвета итальянского фашизма и что самое удивительное, имеют серьёзную поддержку у большой части граждан Итальянской республики.

В основе идеологии современной Партии националистического движения Турции – пантюркизм, антикоммунизм, идеи реваншизма и создания новой империи. В её структуре имеются молодёжные боевые отряды «Серые волки». Реваншизм, как важная составная часть, присутствует в идеологии многих европейских неонацистских организаций в Венгрии, Румынии, Болгарии, Словакии, Хорватии и Германии, включая как легальные партии, так и незаконные боевые группы.

В Австрии у избирателей пользуется популярностью Австрийская партия свободы, за которую в последние годы на парламентских и местных выборах голосуют до одной трети австрийских граждан.

Современные русские фашисты используют желание некоторых маргинальных элементов пересмотреть итоги холодной войны, восстановить Советский Союз в его прежних границах. Наблюдается удивительная солидарность по поводу возможного реванша между коммунистами, национал‑социалистами, православными патриотами, монархистами и другими фашистскими движениями.

Реваншизм, наверное, главная общая черта, которая объединяет русский фашизм во всех возможных проявлениях, любых оттенков современного российского политического спектра.

Реваншистские настроения крайне благоприятны для быстрой фашизации общества при помощи пропаганды, точно направленной на крайне болезненные точки в массовом сознании.

Фашисты обещают не только создать сильное государство, но и восстановить международный престиж страны, вернуть потерянные территории дипломатическим путём, а если не получится с помощью дипломатии, то с помощью вооружённых сил.

Традиционно популярная в проигравшей войну стране агрессивная внешнеполитическая реваншистская риторика, первоначально нацеленная на внутреннее потребление, то есть на банальное удержание власти фашистами, в итоге всегда приводит к серьёзной конфронтации с внешним миром. Результатом такой конфронтации становится изоляция страны, принесение фашистами экспортно‑импортно ориентированных секторов экономики в жертву своей же идеологии.

Военно‑промышленный комплекс становится локомотивом фашистской мобилизационной экономики и объём военного бюджета быстро перестаёт быть предметом какой‑либо критики со стороны общества.

Через непродолжительное время существования подобной экономической модели, война становится единственным способом выживания государства.

Монополизированная и управляемая государством военная промышленность, производящая огромные объёмы вооружений в ущерб частному сектору и качеству жизни граждан, просто не может существовать без экспансии. Если пушки делают вместо масла, то эти пушки обязательно должны будут добывать недостающее масло, приносить прибыль. Только жёсткая экономическая эксплуатация обширных колоний и захваченных территорий у соседних стран в состоянии поддерживать предельно милитаризованную экономику.

Реваншизм настолько распространённое явление у различного вида фашизмов, что именно это явление чаще всего, наряду с национализмом, называют в качестве причины возникновения фашистских партий по всему миру. Именно этой причиной объясняют возникновение и необычайную популярность фашистских режимов в Европе в первой половине XX века.

Некоторые исследователи даже относят реваншизм к обязательным признакам фашизма. Я не согласен с ними по следующей причине: реваншизм сам по себе не может однозначно служить признаком фашизма. Он может присутствовать в здоровом обществе, не заражённом вирусом фашизма (как правило, в небольшом количестве всегда присутствует). Другое дело, когда реваншистские настроения людей используются фашистской пропагандой в качестве психологической базы для насаждения массового культового сознания, создания фашистских культов (см. главу 4 «Культовое сознание») – исключительности, силы, вождя, традиционализма, смерти, героев и пр.

Этот пропагандистский трюк стоит в ряду самых удобных и эффективных способов доступа к иррациональной тёмной стороне личности человека, для последующих манипуляций с его сознанием.

Реваншизм, будучи лёгкой простудой общества, способен проходить без лечения с течением времени. Но если реваншизм соединяется с культом исключительности, культом ненависти, культами силы и войны, тогда легко возникает фашизм, который уже является смертельным заболеванием и даёт метастазы везде – в экономику, социальные отношения, культуру, науку, образование и воспитание детей, любые другие сферы деятельности человека.

Ни нацистское представление о благотворном влиянии войны на общество, ни старый страх немцев Веймарской республики перед коммунизмом, ни примитивные представления о социальном государстве, ни реваншизм, ни теории «жизненного пространства» не исчезли после оглашения приговоров Нюрнбергского международного трибунала и точно так же являются сейчас благодатной почвой для возникновения и развития различных видов современного фашизма в Германии.

Несомненно, что после Второй мировой войны, не будучи единственной причиной, реваншистские настроения послужили мощным катализатором при создании послевоенных фашистских организаций.

Например, создание в Германии преемницы NSDAP – «Национал‑демократической партии Германии» (создана в 1964 г.), явилось реакцией неонацистов на усиливавшиеся год от года реваншистские настроения среди населения ФРГ.

В Германии в 1950‑х годах было создано большое количество нелегальных фашистских организаций, имевших своей целью возвращение Германии отнятых у неё по итогам Потсдамской конференции Восточной Пруссии, Судет, части Силезии.

Реваншизм последние десятилетия уверенно набирал силу во всём мире, который начал забывать ужасы Второй мировой войны. В различных странах снова стали создаваться фашистские партии и движения.

В Австрии – «Австрийская партия свободы», созданная в 1956 году бывшими офицерами Вермахта и бывшими членами гитлеровской партии. В Греции – «Национальный политический союз», основанный в 1984 году. В ЮАР – «Африканерское Движение Сопротивления» (основано в 1973 году), ведущая борьбу за восстановление режима апартеида. Японские фашисты требуют возврата Россией «северных территорий» – архипелага Хабомаи и южных Курильских островов (Кунашир, Итуруп и Шикотан), возврата Южной Кореей островов Такэсима и пытаются в течение нескольких лет добиться решения о создании в Японии полноценных вооружённых сил, военно‑морского флота и стратегической морской авиации.

Даже находившейся в стороне от двух мировых войн Монголии были и есть свои фашисты, чья идеология основана на национализме и реваншизме, на почитании Чингизхана и Великой монгольской империи. Есть в современной Монголии и свои национал‑социалисты, нападающие на китайцев и корейцев, особенно ненавидящие японцев за предыдущие большие и малые войны, развязанные Японией на территории Монголии и Северной Манчжурии.

Национальный фронт Ирана (создан в 1949 году), Национал‑социалистическое движение Дании (создано в 1991 году), Партия националистического движения Турции (создана в 1969 году) и прочее, прочее…

Ещё пару десятков фашистских партий можно привести в качестве примера успешного использования реваншистских настроений для возрождения фашизма.

К фашистским часто причисляют ещё множество различных террористических группировок (как правых, так и левых) вроде итальянских «Революционных вооружённых ячеек», заливших кровью всю Италию в семидесятых годах, хотя я не уверен, что их можно причислять к фашистам, из‑за отсутствия у них ясной политической программы.

Роль пропаганды неизбежности предстоящей войны в мобилизации населения по‑настоящему первыми поняли большевики, а впоследствии, с поправкой на практический опыт российских коммунистов, свой анализ эффективного воздействия подобной пропаганды сделали итальянские фашисты, сделав «работу над ошибками» своих предшественников.

Понимание политического значения пропаганды у европейских политиков впервые появилось в 1919–1924 годах, благодаря колоссальному успеху британской военной пропаганды в Первую мировую войну, а также советской пропаганды в первые месяцы после Октябрьского переворота и в Гражданской войне 1918 – 1922 годов. Этот вопрос подробно изучался, историками, выходили многочисленные монографии и книги.

Многократному усилению роли пропаганды в политике способствовал технический прогресс в развитии средств связи и массовых коммуникаций, в первую очередь в развитии радио.

Уже в 1919 году стали появляться пропагандистские средства массовой информации, первые партийные радиостанции. Партийная печать, появившаяся задолго до наступления «эры фашизма», как легальная, так и нелегальная, обогатилась ранее неизвестными пропагандистскими приёмами, впервые использованными именно в военной пропаганде 1914–1918 годов.

В Первой мировой войне пропаганда была скорее не восхвалением доблести и силы своих солдат, а демонизацией противника, посредством сочинения различных ужасов, творимых солдатами врага и их трансляцией собственному населению. В результате такого воздействия на психику людей, в стране возникала массовая военная истерия, желание справедливого возмездия. Создание фашистами в послевоенное время на этой, ранее хорошо удобренной военными пропагандистами почве, культа войны, для оправдания собственной агрессивности, было уже сравнительно лёгкой задачей.

Гёббельс рассказывал, что был очень впечатлён историей о распятом канадском солдате. Согласно этого британского пропагандистского мифа, обнародованного в заметке «Пытка канадского офицера» британской газеты Times в мае 1915 года, кайзеровские солдаты во время сражения на Ипре распяли на дереве (в другой интерпретации – на заборе) пленного солдата Канадского корпуса.

С той поры материалы про какого‑нибудь мифического распятого врагом солдата появлялись десятки раз (а может и сотни, я не проводил точного подсчёта публикациям), в виде публикаций в газетах и листовках, озвучивалось в радиопередачах и тому подобное. Этот миф неоднократно повторялся, в том числе и во Второй мировой войне и далее в локальных конфликтах в 1946–1996 годов.

Мучительная смерть распятого героя всегда имеет особое воздействие на чувства людей, проживающих в традиционно христианских странах, где распятие и смерть на кресте всегда отлично работает в качестве пропагандистского приёма. Пропагандистские штампы, подобные приведённому выше, применяются десятилетиями совершенно без каких‑либо серьёзных модификаций.

Для создания и закрепления в сознании британцев варварского образа немцев, в английской пропаганде обстоятельно смаковались различные вымышленные ужасы. Описывались, со ссылками на многочисленных несуществующих свидетелей и на несуществующие документы, отрезание рук младенцам, четвертование пленных, изнасилования монашек, повешение священников.

По всему миру, с подачи британских пропагандистов, были перепечатаны публикации о том, что немцы перерабатывают трупы своих солдат в корм для свиней и варят из трупов мыло на фабрике в Кобленце. После войны Великобритании пришлось признать, что все эти факты были вымышленными.

В пропаганде британцы называли немцев «гуннами», выставляя их злобными тупыми дикарями. Таким образом, создателями первой массовой лжи, распространённой на всю планету среди сотен миллионов людей через газеты и радио, возбуждающей ненависть к другому народу, следует считать британских пропагандистов.

Нацисты через двадцать лет успешно использовали опыт британской военной пропаганды, значительно усовершенствовали её приёмы и применяли их для создания и поддержания культа ненависти и культа войны, но уже и в мирное время для консолидации общества вокруг нацистской партии.

Пропаганда войны среди масс основывается на пяти основных тезисах:

1. Животный страх перед соседями естественен, так как основан на реальной угрозе уничтожения или порабощения. Весь остальной мир населён варварами, которые желают уничтожить народ (нацию, расу, религиозную общину и пр.), причём самым жестоким садистским способом или поработить его.

2. Следующая война неизбежна. Война является нормальным, естественным явлением человеческой жизни. Без войны общество обречено на разложение, государство обречено на распад, а народ ждёт уничтожение или порабощение другими народами (расами, иноверцами и тому подобными группами), которые также или ещё более воинственные.

3. Численно доминирующая привилегированная группа, от имени которой выступают фашисты (религиозная группа, нация, раса и пр.) превосходит другие группы (расы, нации или религиозные группы и пр.), соседние народы и расы в силе, мужественности и решительности. Следовательно, военные успехи в будущей войне неизбежны, если только фашисты получат массовую поддержку у населения.

4. Победа неизбежна по причине богоизбранности численно доминирующей привилегированной группы, от имени которой выступают фашисты (религиозной группы, нации, расы и пр.), благоволения провидения или наличие чудесного оружия, которого нет и не может быть больше ни у кого.

5. Необходима жёсткая иерархия во всех сферах общественной и экономической жизни. Ещё лучше, если она будет военного образца. Абсолютное подчинение начальнику является естественным и жизненно необходимым при подготовке к неизбежной войне, а тем более в условиях уже идущей войны.

Реваншистская пропаганда, проводимая фашистами среди молодёжи, обязательно включает в себя элементы максимально преувеличенной героики предыдущей войны, так как рассчитана на поколение, не знавшее эту последнюю войну, а следовательно, её романтизирующее.

Молодёжью будущая война воспринимается не как бессмысленная жестокость, неприглядные сцены смерти, повседневная грязь и кровь, а как увлекательное соревнование по храбрости, доблести и геройским подвигам.

Достаточно обратить внимание на то, что социальная база фашизма в Европе в 1922 – 1945 годах более чем наполовину составляло поколение, рождённое после 1905 года, которое войны по малолетству не могла хорошо помнить или совсем её не видела.

В принципе, романтизация предыдущих войн среди молодых людей не является исключительной чертой фашизма. Точно так же поступают другие политические движения и режимы. Но именно в фашизме эта черта идеологии и государственной пропаганды проявляется очень ярко, чудовищно гипертрофирована до крайнего неправдоподобия.

Описание роли своего народа (религиозной группы, нации, расы и пр.) в предыдущих конфликтах превращается в грандиозный, фантастического масштаба и такого фантастического неправдоподобия героический эпос. Это уже не просто избирательность в изложении хода истории и приукрашивание подробностей исторических событий, а параноидальный бред.

В пропаганде, обращённой на старшее поколение, у которого война не вызывает ничего, кроме ужаса, само слово «война» почти никогда не употребляется, её заменяют выражения вроде «вынужденные превентивные меры», «защита от посягательств», «наказание врагов» и подобные им фразы.

Вместо романтической героики, предназначенной для молодёжи, пропаганда, предназначенная для старшего поколения, эксплуатирует неприятные воспоминания о прошедшей о войне и страх перед будущей. Все милитаристские устремления привязываются к необходимости с помощью превентивной военной агрессии избежать ещё больших страданий, людских потерь и материального ущерба.

Не всегда агрессивная внешнеполитическая риторика, повышение градуса милитаристской истерии внутри страны, заканчиваются реальными военными действиями или дипломатическими акциями по захвату чужой территории.

Если фашистская организация или государство слабы в военном отношении, то фашистам может быть достаточно лишь милитаристских заявлений о своём праве на территории соседей и лозунгов уничтожить внешних врагов. В этом случае, весь милитаризм не что иное как вид популизма, рассчитанный на внутреннее применение, целью которого является захват и удержание власти, без серьёзного намерения осуществить военную агрессию.

Фашисты прекрасно понимают, что излишняя милитаризация экономики, без намерения вести в самом ближайшем будущем реальные войны, неизбежно приведёт эту экономику к краху. Задача фашистов не допустить превышения разумного размера военного бюджета, при сохранении милитаристского дискурса в пропаганде среди собственного населения и агрессивного поведения в дипломатии. Удержать подобный баланс всегда очень трудно, по чисто объективным обстоятельствам, не зависящим от воли фашистов.

В случае невозможности осуществления прямой военной агрессии, вследствие слабости фашистского государства, фашистская пропаганда старается вызвать восторг людей проводимой политикой устрашения соседей.

Пропаганда превозносит самые незначительные успехи внешней̆ политики, основанной на дипломатическом или экономическом давлении, как нечто потрясающее, что заставляет людей верить в силу фашистов, в международное влияние фашистского государства. Такие пропагандистские трюки создают у людей иллюзию надёжности фашистского правительства и военной мощи страны, которую боятся правительства соседних государств. В государственных СМИ превозносятся характеристики нового оружия, результаты научных исследований, результаты которых имеют военное или двойное применение, по любому удобному поводу устраиваются военные парады с демонстрацией военной техники.

Никакие разумные доводы о том, что агрессивное поведение на международной арене является прологом будущей войны, не могут заставить фашистов одуматься. Их заботит лишь опасность возможной смены народной эйфории от полученных внешнеполитических дивидендов на разочарование и как следствие потери общественного авторитета фашистской партии.

Немцы ликовали, когда Третий Рейх присоединил к себе Судеты, исторически принадлежавшие Германии. Никто даже не обратил внимание в тот момент народного восторга на то, что Германия подошла к краю пропасти, сделав будущую войну неизбежной.

После Судет нацисты уже не могли остановиться, им пришлось делать следующий шаг по восстановлению Германии в старых довоенных границах. Нацисты стали заложниками собственной идеологии и пропаганды. Аннексия у Польши Восточного Поморья (Польский коридор) и Силезии, сразу после расчленения Чехословакии, стала уже вопросом времени.

Милитаристская риторика внутри страны, агрессивная полемика на дипломатическом уровне и милитаризация экономики поселяют в умы мысль о том, что война неизбежна. И война действительно становится неизбежной, так как приготовления к будущей войне сами по себе могут стать спусковым механизмом, который приведёт к военному конфликту. Это как раз тот случай, когда слова превращаются в реальность.

В конце тридцатых годов по экранам советских кинотеатров прокатилась волна милитаристских пропагандистских фильмов: «Если завтра война», Глубокий рейд», «Родина зовёт», «Эскадрилья номер пять», «Глубокий рейд» и многих других аналогичных фильмов на военную тематику. В этих фильмах Красная Армия громила врага «малой кровью и на чужой территории», врага, одетого в обмундирование, копирующее форму германского вермахта. Каждый год выходило до трёх десятков книг, воспевающих будущую войну и будущих героев. С трибун открыто заявлялось о мировой революции и битве с «мировым фашизмом».

Когда я стал знакомиться с газетами того времени, фильмами, учебной литературой у меня возникло чувство, которое неизбежно должно возникнуть у любого читателя и зрителя – неизбежности войны с гитлеровской Германией. Чего стоят только заголовки книг: «Грядущая война и германская химическая промышленность», «Военная промышленность Германии в преддверии будущей войны», «Будущая война и задачи обороны СССР».

Вот как Климент Ворошилов в своей брошюре, посвящённой будущей войне обосновывал её причины: «…буржуазия давно поняла, какая смертельная рана нанесена ей самым фактом создания первого рабочего государства».

Приход к власти фашистов в Италии объяснялся советскими руководителями, в советской печати и выходящих в Советском Союзе книгах, как реакция капиталистов на подъём рабочего движения, усиление роли коммунистических партий и на возникшую в Италии предреволюционную ситуацию. То же самое говорили и писали про Польшу после майского переворота 1926 года. Теми же причинами объясняли приход нацистов к власти в Германии в 1933 году, а также начало Гражданской войны в Испании 1936 – 1939 годов.

Очевидно, что причины для будущей войны между СССР и Третьим Рейхом были не ситуативными, а принципиальными. Они лежали в области идеологии, базовых принципов внутренней и внешней политики двух стран.

Неужели чувства неизбежности войны не было у советских граждан, которые смотрели эти фильмы и читали эти книги? Я уверен, что то же самое чувствовали советские граждане, жившие в 30‑х годах. Во многих книгах воспоминаний говорится о том, что ощущение скорой войны висело в 30‑е годы в воздухе, будущей войной дышало буквально всё.

«Задушить фашистскую гадину» – как оказалось, лозунг мая 1934 года, а не июня 1941 года. «Либо коммунисты уничтожат фашизм, либо фашизм уничтожит человечество» – это фраза из политической брошюры. Брошюра была издана не в 1941 году и не во время гражданской войны в Испании 1936 года, как многие подумали бы, а в 1935 году, ещё за целый год до испанских событий.

С 1933 по 1939 год в советской печати вышло большое количество различных популярных брошюр, увесистых книг, научных монографий, посвящённых немецкому национал‑социализму. Германский нацизм был одной из самых популярных тем политзанятий в советской армии и на флоте, студенческих диспутов, статей в прессе, научных конференций, популярных лекций в клубах, домах отдыха и санаториях.

В тирах в качестве мишеней были фигуры со свастикой на груди, в школах и ВУЗах, на заводах и фабриках проходили политзанятия, на которых обсуждали будущую войну.

Всё советское общество обсуждало эту войну, которая представлялась быстрой и победоносной. Советские люди ждали эту войну целых шесть лет, с осени 1933 года, когда были разорваны все отношения с Германией, по август 1939 года, когда СССР заключил договор с Третьим Рейхом и начал снабжать гитлеровскую Германию продовольствием и стратегическим сырьем.

Антигерманская риторика в СССР прекратилась лишь с заключением пакта о ненападении с Германией, со страной, которая вообще не имела на тот момент границ с СССР. Как по взмаху волшебной палочки советские газеты перестали клеймить руководство гитлеровской партии и немецкого государства, несмотря на то, что агрессивные намерения нацистов стали уже очевидны абсолютно всем.

Добровольцы шли в военкоматы в июне 1941 года весёлые и радостные (посмотрите внимательно кинохронику), под бравурную музыку, в сопровождении завидующих им младших товарищей, провожаемые восхищенными взорами своих подруг. Они намеревались вернуться домой уже к сентябрю. И конечно с орденами и медалями на груди, живыми и невредимыми. В начале июля смех и весёлая музыка сменились плачем матерей. Отрезвление наступило быстро.

Когда кто‑то оспаривает факт неизбежности войны, он не берёт в расчёт милитаристские настроения в СССР и аналогичные призывы покончить с большевизмом, громко звучавшие в Германии. Нацисты пришли к власти не только на волне антисемитизма, эксплуатируя чувство унижения немцев Версальским миром, но и ещё благодаря предвыборным обещаниям полностью покончить с угрозой большевизма в Европе.

Книга директора Института мирового хозяйства и мировой политики Евгения Варги «От первого тура революций и войн ко второму», изданная в 1934 году часто цитировалась в нацистской Германии в качестве доказательства агрессивных намерений СССР.

Главный тезис Варги – любая европейская война будет благоприятна для СССР и крайне полезна для разжигания пролетарских революций в воюющих странах. Вот выдержка из книги: «…если империалистическая война начнётся раньше, чем новый тур революций, то она необычайно ускорит начало революций. Возможность превращения империалистической войны в гражданскую войну против своей буржуазии в настоящее время несравненно более реальна, чем в Первую мировую войну».

Если бы Германия не вторглась в СССР, то на территорию Третьего Рейха вступила бы Красная Армия. Красная Армия не успела начать свою победоносную войну в Европе только потому, что её начал вермахт. Война между двумя тоталитарными странами была неизбежна при любом сценарии. Это понимали в 1930‑е годы все, без исключения.

Утверждающие о неожиданности нападения Германии на СССР историки, имеют в виду то, что советское руководство якобы надеялось на предоставленную пактом Молотова‑Риббентропа отсрочку, благодаря которой Советский Союз намеревался закончить перевооружение армии и подготовиться к войне.

Когда в двух странах слишком долго нагнетается военная истерия, а правительства этих стран в течение нескольких лет лихорадочно готовятся к войне, то избежать этой войны очень трудно. Иногда это вообще невозможно.

Ни израильтяне, ни египтяне не хотели войны в 1967 году, но так усердно к ней готовились все предыдущие годы, так угрожали друг другу, что нападение арабов на молодое еврейское государство в какой‑то момент стало неотвратимым. Для неизбежности военного конфликта бывает достаточно долго пугать соседнюю страну.

Традиционно воинственный германский генералитет и подавляющее большинство старого рейхсверовского офицерства в 1939 году считали войну безумием, по причине полной неготовности страны воевать. Немецкая экономическая элита также сильно не хотела войны.

Простой немец, обсуждая на кухне поражение в Первой мировой войне, жаждал реванша, исправления исторической несправедливости, допущенной победителями по отношению к немецкой нации. Немецкие пекари и сталевары, почтальоны и дворники с каждым днем все настойчивее требовали от нацистского правительства объединения всех немцев в границах единого государства, они хотели блестящих побед, триумфов и праздничных парадов в честь этих побед.

Руководство NSDAP очень чутко прислушивалось к мнению немецких обывателей. Нацисты своевременно уловили реваншистские нотки в массовом сознании, что привело в 1933 году их к власти в Германии и не намерены были идти наперекор общественным настроениям. Нацистам нужна была народная поддержка, они строили великую тысячелетнюю германскую империю.

Через шесть лет после захвата гитлеровцами власти, государственная машина Третьего Рейха так разогналась в своём милитаризме, что уже не могла не только остановиться, но даже свернуть в сторону, для дальнейшего наращивания своей военной мощи в условиях мирного времени.

Участие Германии в грядущей войне после 10 апреля 1938 года было уже неизбежно, с Гитлером или без него, с нацистами или без них, так как это не имело уже никакого значения. За это проголосовало 99,08% жителей Германии и 99,75% граждан Австрии. Когда кто‑то говорит о том, что виновны исключительно нацисты, а немецкий народ был лишь жертвой, я всегда прошу найти результаты того голосования, прошедшего в солнечный апрельский день.

Если бы какая‑нибудь партия пришла к власти в 1938 году, отстранив нацистов от управления страной, то ей бы все равно пришлось решать вопрос с Судетами, проблему Данцинга и «польского коридора» к Восточной Пруссии.

Немцы, взвинченные многолетней националистической пропагандой ведомства Гёббельса, даже в случае ухода нацистов с политической сцены, всё равно потребовали бы от своего правительства радикального и немедленного решения этих вопросов, которые невозможно было решить иначе как военным путём.

Верховный главнокомандующий союзными войсками во Франции маршал Фош после подписания первого компьенского перемирия между союзниками и Германией 11 ноября 1918 г. сказал: «Какой же это мир, это перемирие на двадцать лет». Маршал предсказал начало Второй мировой войны с точностью до года, если считать с аншлюса Австрии, состоявшегося 13 марта 1938 года.

Уже 28 июля 1919 года подавляющее большинство образованных европейцев поняли, что рано или поздно пороки Версальской системы выльются в новую войну. На эту тему писались статьи, издавались книги практически сразу после заключения мирного договора. Призрак новой большой европейской войны приобретал с каждым годом всё более ясные черты. Избежать войны можно было лишь посредством уступок, дипломатическими средствами.

Присоединение Судетов и аншлюс Австрии показали всему миру, что Гитлер уже решил часть проблем, порождённых Версальским мирным договором и все были уверены в том, что энергичность немецкого фюрера, позволит ему также легко решить и остальные.

На первом этапе Гитлеру удалось добиться этого мирным путём. Именно по этой причине Адольф Гитлер был номинирован на Нобелевскую премию мира. В глазах всего мира он выглядел миротворцем. На короткое время стало казаться, что угроза большой европейской войны отступила.

Среди всеобщей радости по поводу мирного решения Германией территориальных проблем, горстка интеллектуалов и политиков предупреждали о том, что нацисты не ограничатся дипломатическими победами, по причине того, что они сами уже не в состоянии остановиться и остановить те процессы, которые запустили своей пропагандой в 1933 году и прямой поддержкой пронацистских организаций в Австрии, Чехословакии, Польше, Прибалтике.

Наиболее часто цитируется предсказание английского писателя Герберта Джорджа Уэллса о том, что проблема «польского коридора» обязательно выльется в новую масштабную войну в Европе. Писатель даже называл примерную дату – январь 1940 года. Он ошибся в своём прогнозе совсем немного, Вторая мировая война началась на 4 месяца раньше.

Ситуация резко изменилась через год после расчленения Чехословакии. К весне 1939 года о предстоящей войне и её причинах уже знали все. Ни у кого не осталось иллюзий на мирное решение возникших в Восточной Европе проблем, порождённых настойчивыми территориальными требованиями Германии.

Большинство европейских государств начало усиленно готовиться к войне. Сейчас многие историки делают вид, что нацистская агрессия в отношении Польши была неожиданностью, вроде бы как все думали, что Гитлер не решится. Это неправда, все знали, что он решится, все понимали, что у него нет другого выхода. Скорее наоборот, весь мир, включая нацистов, был уверен в том, что никто в Европе не решится бросить вызов Гитлеру о объявить войну агрессору, в случае его нападения на Польшу.

В древнем мире и в Средние века война считалась почётным ремеслом. Некоторые государства имели чисто военную организацию общества и структуру управления, как, например, древнегреческая Спарта или скандинавские государства VIII–IX веков. Тем не менее, милитаризм в нынешнем его понимании, не существовал до середины XIX века.

Во время наполеоновских войн в участвующих в войне государствах жизнь простых горожан, чиновников, крестьян, дворян, да и вообще всех, кто не являлся солдатом или офицером никак не изменилась. Пока шла «Битва народов» под Лейпцигом, в нескольких километрах от поля сражения крестьяне мирно трудились, в домах аристократов играла музыка и танцевала молодёжь.

Милитаризм возник только после франко‑прусской войны 1870–1871, когда стало очевидным, что следующие войны потребуют гораздо большего участия всех слоёв населения, гораздо больших армий, более дорогих вооружений. Возникла необходимость в масштабном военном призыве, военной пропаганде среди населения и максимальной милитаризации экономики.

Фашистская пропаганда военного призыва принципиально отличается методами психологической обработки населения. Согласно фашистской пропаганде, жизнь военного романтична и красива. В особенности это касается военного, принадлежащего к роду войск связанного с наибольшим риском для жизни во время военных действий (лётчики, подводники, диверсанты, разведчики и прочие). Только военная служба, по мнению фашистов, делает мужчину сильным, смелым и здоровым. Ни творчество, ни добросовестный труд, ни служение науке и знанию, ни спасение жизни других людей, не способны на это, согласно фашистским представлением о мужественности.

Нефашистская пропаганда военного призыва в военное время, как правило, более мрачная, она обращается к потенциальному солдату как к последней надежде родины и апеллирует к нравственности, гражданскому долгу. На призывника возлагается ответственность за судьбу его жены, детей и родителей, будущих поколений. В такой пропаганде отсутствует восхваление войны, любование мужской силой, оправдание жестокости к врагам. В ней убийство противника не доблесть, а вынужденный акт. Героизм – неординарное событие, жертва во имя родины, семьи и потомков, а не норма.

В фашистских пропагандистских материалах война изображается в виде весёлой прогулки. Смерть показывается исключительно героической. Враги изображаются карикатурными, глупыми и слабыми. Свои солдаты показываются спортивными и весёлыми, обязательно благородными и бесстрашными, умирающими всегда красиво или трагично, но никогда глупо и бессмысленно, как это чаще бывает в действительности.

Воинское подразделение в фашистской пропаганде показывается не как группа мужчин, вынужденных бессмысленно умирать за чужие идеалы, чужие внешнеполитические амбиции и чужие деньги, а как романтичное воинское братство.

Трагичность смерти простого солдата, рядового обывателя, попавшего на войну и вынужденного рисковать своей жизнью в обмен на свободу своей родины, безопасное будущее для своих родителей, жены и собственных детей, в фашистской пропаганде заменяется героической смертью за Гитлера, за Сталина, за Франко, за расу, нацию, религиозную веру и подобную чушь.

Фашистская пропаганда убеждает людей в том, что милитаризация экономики жизненно необходима для того, чтобы находиться на одном военно‑техническом уровне с врагами.

Фашисты заявляют, что все приготовления к войне делаются исключительно для мира и безопасности, а доводы оппонентов о принципе достаточности и разумности военных расходов, об опасности возбуждения воинственных настроений и милитаризации общества, отвергаются фашистами под предлогом вынужденного участия в гонке вооружений и необходимости идеологического противостояния, а также в силу иных причин навязанных врагами, ввиду их явного стремления уничтожить фашистское государство, истребить или поработить население.

Нацисты с первых дней после прихода к власти стали убеждать весь окружающий мир в своём миротворчестве. Гитлер в своей речи 17 мая 1933 года сказал о том, что единственной целью его лично и вообще всех немцев является сохранение мира во всём мире. Фюрер позднее, в своих обращениях к народам и правительствам других стран, часто повторял, что необходимо добиваться своих целей, по возможности, мирным путём, с уважением к правам других народов, и верой в мир и взаимодействие.

Вооружение Германии преподносилось нацистами как гарантия мира и безопасности в Европе. По мнению нацистов, если Третий Рейх не вооружится и не переведёт свою промышленность на военные рельсы, враги непецкой цивилизации (западные «либералы», всемирное «еврейство» и большевики) развяжут в Европе пожар новой мировой войны.

Декларируемые во внешней политике миролюбивые намерения нацистов не мешали им внутри страны внедрять милитаристской пропагандой в общественное сознание тезис о неизбежности новой большой европейской войны.

Противоречивость фашистской военной пропаганды, имевшая место во всех странах, где победил фашизм, вытекает из коренных свойств идеологии. Не является в этом смысле исключением и пропаганда войны.

Любая фашистская идеология основывается на иррациональном восприятии людскими массами окружающего мира, а не на логике.

«Война – это мир, свобода – это рабство…» – пропагандистская фраза из эпохального романа Джоржа Оруэлла наиболее точно отражает воздействие лозунгов на массы на бессознательном уровне, на уровне ощущений. Главное в пропаганде культа войны вызвать сильные негативные эмоции, а не мысли, заставить негодовать, ненавидеть, почувствовать сильное желание уничтожить, убить, разрушить… Когда говорят эмоции и чувства, разум молчит.

Двойственность, противоречивость пропагандистских посылов – отличительная черта фашистской пропаганды. Особенно ярко это проявлялось в Италии, где явная безыдейность итальянских фашистов, постоянная изменчивость принципов которым они следуют и противоречивость пропагандистских лозунгов с лихвой компенсировалось душевным подъёмом людей, попадавших под обаяние фашистской идеологии и под гипнотическое действие фашистской пропаганды.

Не является исключением пропаганда войны, когда цели войны в пропаганде часто противоречат друг другу. Война за жизненное пространство может тут же называться возмездием за предыдущие войны, она может при всём этом быть одновременно оборонительной и освободительной, превентивной, да вообще какой угодно. Лишь бы всевозможными лозунгами привлечь на свою сторону как можно большее количество граждан своей страны.

Одним нравится думать, что их страна собирается только обороняться от злобного врага, другим – что правительством готовится мощный превентивный удар, целью которого сломить военную машину агрессивного соседа, иные думают о том, что врагов настигнет справедливое возмездие за горе причиненное в предыдущей войне, месть за смерть молодых парней и слёзы их матерей, четвёртые – надеются на возврат утраченных территорий, пятые – на защиту своих соплеменников, оказавшихся по воле судьбы на чужой территории, на спасение единоверцев от притеснения и так далее и тому подобное. Именно поэтому фашистская милитаристская пропаганда часто так разнообразна даже в рамках одной пропагандистской компании, в одно и то же время.

Наиболее часто оправдывая свою агрессию против другого государства, правители ссылаются на опасность, исходящую из этой страны. Это самый популярный повод для агрессии. Подобным трюком не брезгуют, в том числе, и правительства демократических стран. Например, интервенция США в Гренаду, осуществлённая в 1983 году в целях защиты экономических интересов американских компаний, оправдывалась слухами о террористических базах, организованных коммунистической Кубой, якобы имевшихся на острове. Потом никаких доказательств существования этих баз не нашли.

В нефашистских странах такие пропагандистские выверты используются лишь эпизодически, чтобы на короткое время создать определённое настроение в обществе в поддержку военной кампании или конкретных локальных военных операций. Фашистские государства находятся в таком состоянии постоянно, так как милитаризм и агрессивное поведение составляют заметную часть государственной политики фашистских режимов. Разница лишь в том, что одни фашистские движения и политические режимы лишь декларируют агрессивность, используя воинственную риторику для мобилизации населения вокруг фашистской партии, а другие намерены реально осуществить свои планы нападения на соседние страны.

Фашистские страны, почти всегда существуют в условиях мобилизации населения и экономики, а долго находиться в таком режиме экономика не может. Вынужденным выходом из экономического кризиса, порожденного милитаризацией, становятся захватнические войны, которые развязывают дорвавшиеся до власти фашисты.

Войны начинают чтобы реализовать накопленные военной промышленностью потенциальные возможности ведения военных действий, с целью расширения сырьевой базы собственной промышленности и рынков сбыта своих товаров или для банального грабежа соседних стран.

Теоретическое обоснование милитаристской политики в своей пропаганде, «научное» объяснение закономерности регулярного возникновения локальных конфликтов, а в некоторых случаях даже обоснование неизбежности в будущем тотальной войны со всем остальным миром – черта, изначально присущая фашизму. Этим фашизм отличается от других авторитарных, тоталитарных политических движений и политических режимов, т.е. когда мнение населения не так важно. Это свойство является его родовым признаком.

Следует отличать от фашистского культа войны обычную предвоенную милитаристскую истерию, как, например, это было в Европе перед Первой мировой войной. Массовое сознание в первую великую войну было возбуждено и поддерживалось в таком возбуждённом состоянии государственной пропагандой, направленной на достижение определённых краткосрочных политических целей.

Патриотический угар в то время возник на основе конкретных исторических обстоятельств и не был результатом культового преклонения перед войной как таковой. Ни в одной европейской стране до 1919 года не существовало стройной идеологической системы, в состав которой бы входил милитаризм, основанный на социальном дарвинизме, культах силы, ненависти, исключительности и пр.

Вот что писал Альберт Эйнштейн по поводу массовой милитаристской истерии немцев в 1914 году: «Европа, обезумев, совершила что‑то невероятное. Такие времена показывают, к сколь жалкой породе животных мы принадлежим». «Я испытываю смешанное чувство сострадания и отвращения», – писал он своему другу. Эйнштейн, будучи предельно аполитичным, полностью погруженным в проблемы физики и математики, обладал, как и большинство немецких интеллектуалов инстинктивным неприятием насилия и милитаризма.

Иногда даже некоторая часть интеллигенции поддаётся стадному чувству и воинственности, охватывающих народные массы в восторженном предчувствии предстоящей войны.

Чуть менее сотни берлинских профессоров подписались в конце 1914 года под милитаристским и шовинистическим призывом «К культурному миру», где превозносилось нравственное и культурное превосходство немцев над другими народами и восхвалялся культ германского императора Вильгельма II. В этом воззвании кайзер назывался миротворцем, ведущим историческую войну с враждебными европейскими народами, которые объединились против немцев с русскими и сербами, а также с азиатами и неграми, стремящимися уничтожить великую Германскую империю. Целью этого «патриотического» призыва было оправдать уже начавшуюся 28 июля 1914 года Первую мировую войну.

Может показаться, что две мировые войны и многочисленные гражданские войны в XX веке окончательно подорвали у людей всякое доверие к фашистской пропаганде культа войны. К сожалению, это не так. В мире существует огромное количество людей, у которых до сих пор существуют определённые убеждения о войне, как о единственном и «естественном» способе решения всех внешнеполитических проблем.

Первую мировую войну называли великой и последней войной на планете, войной за предотвращение всех будущих войн. Все верили, что с войнами покончено навсегда, так как невозможно было представить, что человечество может решиться снова пережить подобный ужас. Альберт Эйнштейн писал сразу после окончания Первой мировой войны: «Это никогда больше не может повториться. Милитаризм вырван у нас в Германии с корнем».

Мы помним, что последовало через двадцать лет после окончания Первой мировой войны. Нацисты развязали в Европе такую кровавую бойню, которая затмила все ужасы предыдущей.

Широкомасштабная война 1914 – 1918 годов стала «Первой мировой войной» только в 1939 году, а до этого называлась «Великой мировой войной» или просто «Великой войной». После окончания последней мировой войны в 1945 году, уже никто не рискнул назвать её последней. К человечеству пришло понимание того, что стремление к войнам лежит в природе человека как вида.

Ядерное оружие показало ещё одну опасную сторону культа войны в современном мире – реальность полного самоуничтожения цивилизации. Интеллектуалам и политикам стало очевидно, что людские массы в своей злобе и ярости могут перейти любую черту и даже переступить через инстинкт самосохранения.

Мир ужаснулся от перспективы возможного прихода фашистов к власти в стране, обладающей ядерным оружием или получения такого оружия уже существующим тоталитарным фашистским политическим режимом.

В греческом мифе Кадм убив дракона, разбросал его зубы по земле. Из драконьих зубов выросли вооружённые воины и набросились на Кадма.

Культ войны очень устойчив, особенно в сочетании с реваншизмом. Это зубы дракона, посеянные для грядущих поколений. Даже если насаждаемый современными фашистами культ войны не реализовался сегодня в виде военной агрессии, он непременно даст знать о себе в будущем.

Т.к. людей с культовым сознанием огромное количество, то и культ войны сам по себе в обществе исчезнуть не может, но он может быть замещен другим культом. Например, культом человеколюбия и взаимопомощи. Людям с культовым сознанием нужно всегда во что‑то верить, вне разума и логики.

Другой путь – просвещение, принципиально уничтожающее в человеке склонность к любым культам.

1.12. Культ героизма и смерти

Со времён античности гражданский и воинский героизм связан с идеями родины и общего блага, бескорыстного служения своему народу и готовности пожертвовать жизнью ради него.

В Средневековье к гражданскому и военному подвигам добавился подвиг духовный – самоотверженное духовное служение, мессианство и основанное на христианской морали рыцарство, под которым понимали почётную защиту слабых.

Эпоха Возрождения приносит в мир понятие интеллектуального подвига энтузиаста, понимая под этим бескорыстное служение человечеству своим интеллектуальным трудом, несмотря на невзгоды, бедность и лишения, а также готовность пойти на костёр ради истины.

Герои бывают мифические и существовавшие в действительности.

В Древней Греции герои – это дети, рождённые от богов и людей, соответственно имеющие божественную природу, хоть и стоящие рангом ниже богов, имевшие не такие могущественные способности. Греки не ждали от гончара и землепашца совершения сверхъестественных подвигов, а от воинов требовали лишь проявления ловкости во владении оружием и воинской доблести.

Герои мифов или народных эпосов всегда отражают черты национального характера и служат примером для подражания, так как являются воплощением идеального человека.

Реально существовавшие герои – это выдающиеся люди, явно отличающиеся от других силой, храбростью, умом или мудростью.

Настоящие герои проявляют себя в исключительных ситуациях – во время бедствий, на войне, во время природных катаклизмов и в подобных ситуациях. Героизм не массовое явление, даже в условиях широкомасштабных военных действий или стихийных бедствий огромного масштаба. Если бы эти почитаемые исключительные качества проявлялись у представителей часто, то никто не удивлялся бы этому и обладатели таких качеств попросту не признавались героями.

Почитание героев возникает вследствие потребности общества в нравственной опоре, необходимости веры в высокие идеалы и в то, что эти идеалы достижимы хотя бы отдельными людьми.

Потребность в культе героя, в отличие от простого почитания, возникает по другой причине – из естественной потребности слабого человека в защите, когда он хочет ради самоуспокоения верить в существование всемогущего героя, который придёт на помощь и спасёт его. Человек начинает меньше бояться опасности.

Фашистские теоретики и идеологи полагаются на предположение о том, что любому здоровому человеку изначально свойственны агрессивность и ненависть к чужим. Не страх за жизнь и свободу своих близких, за будущее детей и внуков, а именно агрессия, порождённая ненавистью. Гордость за принадлежность к группе и слепая, ни на чём не основанная, ненависть к предполагаемым врагам, по мнению фашистов, порождает истинный фашистский героизм.

В нефашистских обществах герой всегда экстраординарен, именно за это он почитаем. Герой необычайно смел, вынослив и его положительные качества всегда противопоставляются обычному человеку, который часто глуп, ленив и малодушен. Фашисты же полагают, что героизм и героическая смерть во имя идеалов фашизма – это абсолютная норма. Не что‑то исключительное, а вполне себе ординарное явление.

Фашисты от каждого настойчиво требуют, чтобы он непременно стал героем.

Они не принимают простого довода, что не всем присущи смелость и готовность к самопожертвованию, не говоря о том, что некоторые люди вообще могут не разделять фашистские идеалы и не готовы чем‑то жертвовать во имя и на благо фашизма.

Фашисты отвергают саму мысль о том, что героизм часто спонтанен и не может планироваться заранее, как это делал барон Мюнхгаузен: «В 7 часов – подъём, в 8 часов – завтрак, а в 10 часов – подвиг».

Героизм, это когда человек осознанно идёт на риск, принимая решение, руководствуется при этом ясным осознанием опасности для себя и рациональным пониманием экстремальной ситуации. У традиционного героя всегда есть выбор, у него всегда есть возможность отказаться от совершения подвига. В этом и заключается смысл героизма – сознательный выбор и осмысленная жертва во имя родины, семьи, друзей, науки и тому подобного. Фашисты же такого выбора человеку не предоставляют, он или герой, или предатель. Для них все люди делятся только на две эти категории.

Героизм в фашистской пропаганде всегда иррационален, часто бессмысленнен, но тем не менее всегда вписывается в идеологему святой жертвы за идеалы фашизма.

Фанатик не всегда понимает за что конкретно он жертвует своей свободой, здоровьем или жизнью. Реальные случаи героизма фашистских фанатиков больше похожи на помешательство или последний жест отчаяния, когда другого выбора человек попросту не видит.

Героизм у фашистов – это важная часть их политической программы.

Создание фашистского культа героизма и смерти направлено на достижение практического результата – создание установки не на исключительное единичное, а на повседневное массовое самопожертвование ради идеалов фашизма, а также подведение идеологической базы под подобное, выгодное фашистам, иррациональное поведение.

Муссолини заметил, что век выдающихся личностей закончился и начался век выдающихся народов.

Гитлер в своей речи говорил: «Немцы, все до одного, должны стать непобедимой нацией, достойными своих героических предков. Судьбу всего сущего я вижу в борьбе. Уклониться от борьбы не может никто, если не хочет погибнуть».

Антонеску не оставлял выбора своим гражданам: «Мы встали на тот путь, по которому должен идти румынский род: тотальный национализм. Наступило время подлинного массового героизма, иначе нация погибнет».

То же самое говорили о массовом народном героизме фалангисты, салашисты, усташи и прочие фашисты.

Я не случайно назвал главу «Культ героизма и смерти», так как фашистский культ массового героизма по своему внутреннему содержанию и даже ритуально тесно связан культом смерти. А если быть более точным, то он является своеобразной его разновидностью. Этим он отличается от культа героя эпоса или религиозного мифа, который всегда осознаётся сторонними наблюдателями, не входящими в число почитателей такого культа, нереальным сказочным персонажем.

Именно героическая смерть отличает фашистский культ от культа выдающихся реально существующих или когда‑то существовавших личностей, почитаемых за их заслуги перед обществом. Вся героическая фашистская пропаганда всегда, так или иначе, крутится вокруг темы смерти.

Недостойна примера жизнь человека, а героическая смерть является основным вдохновляющим образом, который фашисты используют в своей пропаганде.

Герой должен быть выбран так, чтобы любому, даже самому недалёкому человеку было понятно, что его героическая смерть символизирует собой подвиг, совершённый в борьбе именно за идеи фашизма, не за что‑то иное. Вся остальная биография фашистского героя подгоняется пропагандистами под его героический поступок.

Бывает так, что сам поступок, на самом деле, не является чем‑то экстраординарным, но выдаётся фашистами за героический. Обыкновенная бытовая смерть или гибель в бандитской разборке часто выдаётся за жертву во имя идеалов фашизма. Очень показателен и типичен в этом отношении нацистский герой Хорст Вессель.

Вессель был одним из самых активных членов берлинской партийной организации NSDAP. Проживая на съёмной квартире у своей подруги проститутки, Эрны Янике, живя фактически за её счёт и предоставляя ей защиту, что в приличном обществе называется сутенёрством, находился в неприязненных отношениях с квартирной хозяйкой.

Несколько раз в конце 1929 года, когда хозяйка приходила требовать квартплату, Вессель угрожал ей, размахивая перед носом пистолетом. В январе 1930 года квартирной хозяйке надоели выходки Весселя, и она попросила старых приятелей своего умершего мужа образумить наглеца, «припугнув» его. Приятели мужа оказались членами другой бандитской организации – «Рот Фронт» (Союз красных фронтовиков).

Боевая коммунистическая организация «Рот Фронт» являлась в то время в Германии основным конкурентом нацистских штурмовиков. Коммунисты и нацисты опирались на одни и те же социальные слои. Они вели агитацию на одних и тех же промышленных предприятиях и в тех же самых рабочих городских кварталах. Часто один и тот же рабочий по несколько раз переходил от коммунистов к нацистам и наоборот.

Как и штурмовые отряды нацистов, «Рот Фронт» выполнял для немецких коммунистов ту же функцию – защита и охрана офисов партийных организаций, собраний и митингов, силовые «показательные» уличные мероприятия, вроде погромов и беспорядков, а также террористические акции в отношении политических противников. Руководство «Рот Фронта», в том числе и руководивший этой организацией с февраля 1925 года Эрнст Тельман, всячески поощряло «силовые акции», по сути, обычный уличный террор. Поэтому связываться с боевиками «Рот Фронта» не решались даже отъявленные местные криминальные авторитеты из вооружённых берлинских гангстерских группировок.

14 января 1930 года несколько бывших товарищей покойного мужа хозяйки квартиры приехали к дому Весселя.

Среди приехавших был Альберт Хёлер, предыдущий сутенёр Эрны Янике. Хёллер открыл дверь своим ключом от квартиры Эрны, который у него остался с тех времён, когда он «опекал» проститутку, ещё до того, как в этом качестве его сменил Вессель.

Когда, войдя в помещение, Хёллер столкнулся с Весселем, то совершенно неожиданно для своих товарищей, выхватил пистолет и в упор выстрелил в молодого нациста. Фактически один сутенёр убил другого сутенёра, уведшего у него проститутку.

26 февраля вышел специальный номер гёббельсовской газеты «Der Angriff» (Атака), посвящённый Хорсту Весселю, а 1 марта состоялись пышные похороны на берлинском кладбище, где с речью выступил сам глава берлинской партийной организации Йозеф Гёббельс. Гитлер, узнав подробности случившегося, наотрез отказался выступать на похоронах и даже возражал против героизации сутенёра, погибшего в бандитской разборке. Но Гёббельсу всё‑таки удалось уговорить Гитлера не препятствовать процессу героизации Хорста Весселя.

26 сентября 1930 года убийцы Весселя были приговорены берлинским судом к различным срокам тюремного заключения. Непосредственный убийца Хёлер получил шесть лет и один месяц каторжной тюрьмы.

Гёббельс сразу после похорон стал буквально с нуля создавать культ личности погибшего сутенёра.

В 1931 году вышли многочисленные брошюры, посвящённые Весселю. На основе пятой роты отряда, в которой ранее числился нацистский герой, был создан 5‑й полк SA «Хорст Вессель». В июле 1932 года в партийном издательстве вышла книга «Хорст Вессель – жизнь и смерть», а осенью этого же года вышел роман Ганса Эверса «Хорст Вессель».

Через три года, нацистским режиссёром Францем Венцлером будет снят фильм «Ханс Вестмар. Один из многих. Немецкая судьба из 1929 года». В этом фильме снимались непосредственные участники событий. Первоначально фильм имел название «Хорст Вессель», но по непосредственному указанию Гёббельса, имя главного героя было изменено на Ханс Вестмар. Бытовое убийство из неприязненных отношений было превращено нацистскими пропагандистами в пример для подражания, поводом, требовавшим массового героизма от простых немцев, поддерживавших нацистов в начале их пути к власти в Германии. Не случайно в заголовке прямым текстом указано – «Один из многих».

За полгода до своей смерти Хорст написал на мелодию коммунистической боевой песни свой текст, который стал после его смерти нацистским гимном.

Мотив смерти, являлся основной темой гимна «Хорст Вессель», как, впрочем, и гимнов многих других фашистских партий.

Вот первые строки нацистского гимна:

Знамёна ввысь! Ряды сомкните плотно.

Штурмовые отряды маршируют спокойным уверенным шагом.

Товарищи, которых расстреляли Рот Фронт и реакционеры,

Незримо маршируют в наших рядах.

На эту тему было создано несколько пародий, опубликованных в прессе Великобритании и США в период Второй мировой войны. В СССР был известен «Марш телят» Бертольда Брехта, написанный немецким драматургом в 1943 году, который в русском переводе превратился в «Марш баранов»:

Мясник зовёт. За ним бараны сдуру

Топочут слепо, за звеном звено,

И те, с кого давно на бойне сняли шкуру,

Идут в строю с живыми заодно.

Это типично для любого фашизма, изображать мёртвых, марширующих рядом с живыми в одном строю.

Особенно сильного эффекта нацисты добивались в темноте ночи, с факелами в руках. Факельные шествия были популярны не только в фашистской Италии и Третьем Рейхе. Это эффектное зрелище, действующее на толпу гипнотически, практиковали почти все известные европейские фашистские организации в первой половине XX века, за редким исключением. Бо́льшую силу воздействия на толпу оказывали разве только грандиозные военные парады.

Традиционные культы мёртвых и культы предков сильно отличаются от фашистского культа героизма и смерти.

В основе традиционных (примитивных) культов предков всегда лежит поклонение умершим сородичам и соплеменникам, вера в их существование после смерти. Традиционные культы почитания предков не зависят от идеологии и сохраняются даже при смене религиозных догм, политического и общественного строя. Они лишь видоизменяются со временем, зачастую очень сильно.

Приверженцы культа предков веками приспосабливают его к меняющимся со временем верованиям, социальным изменениям в обществе. Меняется понимание загробной жизни, меняется и культ предков.

Умершие, в представлении людей либо не меняют кардинально свою сущность, свои основные человеческие качества, живут своей жизнью, незримо в своих домах или неподалёку, общаются доступными им методами со своими потомками, испытывают те же потребности, что и живые люди. Либо, согласно некоторым древним культам смерти, основанных на идее о перерождении, мёртвые возрождаются в совершенно ином качестве, чаще всего в более совершенном виде, чем обычное предыдущее существование, привязанное к человеческому телу.

Традиционные культы смерти базируются на основном постулате – смерть есть не окончание жизни, а лишь её некая кульминационная точка. Смерть трактуется не только как неизбежное, но и как желанное событие.

После смерти человек обретает новую сущность, новые качества, часто сверхчеловеческие способности, богоподобное воплощение. Поклонение умершим предкам превращается в поклонение божествам, оно создаёт особые обряды, где смерть делит существование всякого человека на две, как правило, неравные части – «до смерти» и «после смерти».

Мёртвым приписывают такие качества, как бессмертие, бестелесное существование и прочие несвойственные простым людям свойства. Это существенное отличие культа смерти от примитивного культа предков. Культ предков всегда носит исключительно «домашний» или «местный» характер и не распространяется за пределы рода или племени.

Фашистский культ смерти в большинстве случаев материалистичен (исключение – религиозный фашизм) и полностью подчинён государственной идеологии, по причине того, что является её частью и не существует отдельно. Но бывают исключения, когда культ смерти, обладающий многими чертами фашистского, существует вне фашистской идеологии. Таким исключением, например, является культ смерти и почитания предков, существующий поныне в Японии. Традиционные японские ценности и синтоизм, существовавшие веками, создали в начале XX века государственную идеологию и политические культы милитаристской Японии, а не наоборот.

В Японии синтоизм был важной частью государственной идеологии в ранний период правления императора Хирохито. Японский фашизм первой трети XX века не просто стихийно возник на благодатной для этого синтоистской почве, а был результатом целенаправленной модернизации японского государства, начавшейся в предыдущую эпоху Мэйдзи.

Традиционная японская религия напрямую поддерживала тоталитаризм и радикальный национализм, а также культ личности императора. Культ императора был не политическим, а в чистом виде религиозным, так как согласно синтоистскому канону, император имеет божественную природу и божественное предназначение, он потомок богини Аматэрасу. Отсюда берет свое начало принцип «Неповиновение императору – неповиновение Богу».

Все фашистские организации в Японии, такие как правительственная «Тайсэй ёкусанкай» (Ассоциация помощи трону), политическая партия «Тосэй‑ха» (Группа контроля), организация японских офицеров «Кодо‑ха» (Фракция имперского пути) в основу своей идеологии положили синтоизм и культ императора. «Тайсэй ёкусанкай» по поручению японского правительства вело активную пропаганду среди японцев, включая работу на предприятиях, в государственных учреждениях, в школах и высших учебных заведениях.

Лишь в 1946 году, под давлением военной администрации США, император Хирохито подписал «Декларацию о человеческой природе», в которой отказался от своей «божественности».

В целях сравнения и в качестве наглядной иллюстрации принципиальных отличий фашистского культа героя и смерти от традиционных религиозных культов предков, достаточно взять наугад любые классические произведения древнего искусства и пропагандистские фашистские поделки.

В классических произведениях тема почитания умершего отсылает к общечеловеческим идеалам. Неважно, идёт ли речь о безвременной трагической кончине юноши или ожидаемой смерти мудрого старца. Во всех случаях тема смерти имеет философский, моральный смысл.

Наиболее часто встречается тема судьбы, которой печально покорны все живущие. Эта тема напоминает, что смерть ожидает каждого живущего.

В античности философские вопросы жизни и смерти являются в виде сцен общения мёртвых с мифическими существами, с богами. Это изображается в виде загробных трапез или путешествий в загробный мир, где происходит перерождение или перевоплощение умершего. Нигде целью умершего героя не обнаружите жестокое уничтожение всех иноплеменников, живущих рядом и порабощение соседей, тем более завоевание жизненного пространства и грабежа других народов.

Фашистский героизм вытекает из ненависти к окружающему миру, который видится фашистам враждебным. Он возникает из неоправданной жестокости, из самоуверенного упрямства человека, поверившего в свою исключительность, из варварства и дикости.

Бесстрашие фашистского героя происходит от отсутствия мысли, любви, от неприятия жалости и сострадания к слабому, когда человеком овладевает ненависть и злобное неистовство. Сердце фашистского героя, это вовсе не благородное отважное сердце, а мстительное и жестокое. Жизнь и героическая смерть фашистского героя целиком посвящены уничтожению врага, наказанию и возмездию.

В древних культах предков умерший человек почитается узким кругом родственников как основатель их рода, глава их семьи или уважаемый член общины. Его смерть всегда трагична и не преподносится как естественное и желаемое великое благо для его рода, даже если он погиб, защищая свой род в междоусобной стычке или в войне. Никто не говорит о том, что все хотели, чтобы он героически погиб, равно никто не желает «красивой» смерти себе и другим. Каждая смерть уникальна, часто неожиданная и всегда нежелательная.

Странно было бы встретить в древних текстах утверждение, что человек должен жить только для того, чтобы героически умереть за свой народ (племя, религиозную группу и пр.) или что в самой смерти и есть смысл существования человека, как это провозглашает фашистский культ.

Человек, в действительности обладающий многими положительными качествами всегда имеет какие‑либо недостатки. Просто потому, что он человек. Фашистский герой, отождествляемый в пропаганде с реальной личностью, всегда идеален, он культовый и является предметом слепого поклонения. В этом отношении, когда‑то существовавший на самом деле человек в пропаганде становится похож на вымышленных героев религиозных мифов и народных эпосов. В таком герое нет ничего человеческого, он целиком представляет собой миф, не имеющий отношения к реальной жизни прототипа, послужившего основой мифа.

Фашисты принципиально отрицают наличие каких‑либо негативных качеств у представителей численно доминирующей привилегированной группы (членов религиозной общины, представителей нации, расы и пр.), от имени которой они выступают, т.к. эту группу максимально идеализируют, буквально до абсурда. Отсюда происходит приписывание героических свойств всем, без исключения, членам группы, а это может быть даже многомиллионный народ.

Если кто‑то серьёзно говорит о своём абсолютном совершенстве, скорее всего, у него серьёзные проблемы с психикой. Фашистские же лубочные герои почти всегда сами открыто заявляют о своём совершенстве, касается ли это примитивных пропагандистских поделок или серьёзных идеологически направленных художественных произведений, в том числе это касается стилистически и композиционно безупречных творений.

Особую категорию героев составляют религиозные пророки. Пророк является избранником божества, его представителем, его голосом и посредником между божеством и людьми. Он должен носить в себе божественный свет. Пророк – духовный вождь, который ведёт своих последователей по жизни, показывая жизненный путь, которым нужно следовать каждому, своим примером, повседневной жизнью, трудом и религиозными обрядами.

Нередко можно наблюдать, как в фашистских государствах власть подвергает народ ничем не оправданным мучениям, в целях мобилизации общества вокруг фашистов, а потом сама же делает из этого народа героя.

Чем больше власть угнетает народ, тем больше она возвеличивает его за эти страдания. Муссолини утверждал, что массы не ценят благополучие и доброту, им нужно страдание и самопожертвование.

Как правило, первыми кто начинает противиться насаждению культа героизма и смерти, это интеллигенция. Интеллигентный человек сразу понимает, что тот, кто слепо поклоняется культу какого‑нибудь реального или вымышленного героя, неважно насколько герой совершенен, тот унижает своё человеческое достоинство, так как сознательно принижает свои реальные возможности, собственные моральные качества и интеллектуальные способности.

Группой, которая не приемлет мифологизации прошлых военных подвигов, являются ветераны предыдущих войн, которых обижает возвеличивание мифических героев и их нереальных подвигов. Я лично сталкивался с неприязнью ветеранов Великой Отечественной войны, когда при них кто‑то расхваливал несуществующие подвиги советских героев.

Мне запомнилось письмо одного ветерана, написанное в 1988 году в газету. Старый солдат вспоминал о своём участии в Великой Отечественной войне. Он рассказывал о том, как участвовал в наведении переправы. Под пулемётным огнём немцев команда советских сапёров строила деревянный помост для погрузки на плавсредства солдат и техники. Шквальный огонь косил сапёров, которые работали по пояс в красной от крови воде, среди плавающих трупов своих товарищей. Пятеро солдат, вытаскивали рядом на берег раненых и оттаскивали баграми вниз по течению убитых сапёров, чтобы их тела не мешали работе. Некоторые из «убитых» продолжали ещё дышать, но на них не обращали никакого внимания. На берегу, укрывшись за брёвнами, ждали своей очереди другие сапёры, чтобы по команде занять место убитых. А сразу за резервом залёг пулемётный расчёт заградотряда. Из шестидесяти трёх человек его подразделения в живых остались только девять. За всю войну этот ветеран ни разу не стрелял по врагу, а его оружием были топор и лопата. У него нет орденов, а лишь три медали, одна из них «За отвагу». Ветеран с обидой писал, что, слыша про невероятные подвиги какого‑нибудь сказочного военного героя, получается, что он четыре года был на курорте. «Чем больше проходит времени, тем сказочнее становятся эти военные подвиги, тем более красочно они описываются людьми, родившимися уже после войны» – писал в редакцию бывший сапёр.

Страх, боль, грязь, кровь и смерть реальной войны у фашистов по мановению волшебной палочки иллюзиониста‑пропагандиста превращаются в блеск оружейной стали, мощь военной техники, патриотические лозунги с которыми красиво и счастливо умирают герои.

Я специально не упоминаю в этой книге про героические мифы, созданные военными пропагандистами непосредственно во время войны. Не затрагиваю я также тему ведения психологической войны в отношении противника. Это совсем другая история, другие мотивы, другие последствия. Война диктует свои законы. Создание же культа героев и смерти в мирное время не оправдано ничем.

В заключение, позволю себе напомнить слова Иоганна Гёте: «Невозможно всегда быть героем, но всегда можно оставаться человеком».

1.13. Культ «Нового Человека»

Провозглашая себя революционной силой, фашизм готов не только построить новое общество, он ещё стремится создать нового, совершенного во всех отношениях человека. Старый человек с его недостатками не годится, он не может стать гражданином, достойным идеального фашистского государства.

Искусственно создать или воспитать такого человека, который бы полностью соответствовал требованиям нового общества – одна из главных задач фашистов. В первом случае речь всегда идёт о евгенике, об искусственном отборе (селекции) и последующем воспитании, о генной инженерии и подобных вещах. Во втором случае имеется в виду идеологическая переработка уже имеющегося «людского материала», полное изменение сознания, прививание новых привычек и новой морали.

Культ «Нового человека» основан на идее природной мощи и бессмертия людской массы, совершающей ради идей фашизма невероятные трудовые и военные подвиги. Для фашистского «Нового человека» не существует невозможного, он может если не всё, то почти всё.

«Новый человек» не просто героический персонаж, он главная деталь государственной машины, «винтик», каких миллионы. Он с гордостью, а не самоуничижением говорит о себе как о «винтике» в большом механизме фашистского государства, по причине того, что считает себя частью великого нового, чего ранее ещё никогда не существовало.

В капиталистическом обществе ценится высокая производительность труда, механизация и автоматизация рутинных операций. Любой капиталист старается уменьшить тяжесть ручной работы, повысить эффективность интеллектуального труда, уменьшив долю трудозатрат в себестоимости продукции и увеличив таким образом прибыль. Научно‑технический прогресс помогает делать деньги, производить продукцию более конкурентоспособную, с улучшенными качествами и более дешёвую.

Фашистскими идеологами во главу угла ставится прежде всего человеческий труд, а не научные достижения и технический прогресс. Примитивный труд превозносится, а квалифицированный принижается. Учёный, инженер и, вообще, интеллектуал – человек второго сорта.

Максимально возможная занятость населения в ущерб эффективности – распространённая болезнь фашистских экономик. Таким образом, фашисты решают важную социальную задачу, часто напрямую финансируя экономику из государственного бюджета для сохранения уровня занятости и создания новых рабочих мест.

Тем не менее, понимая важность для государства развития науки и техники, фашисты, несмотря на собственную пропаганду, вынуждены тратить деньги на научные исследования и образование масс.

Финансирование интеллектуальной деятельности происходит по остаточному принципу, после решения тактических экономико‑социальных задач, стратегических планов по фашистской пропаганде, содержанию репрессивного государственного аппарата, милитаризации экономики и прочих мероприятий по упрочнению фундамента собственной власти.

Идеальный образ «Нового человека», пропагандируемый фашистами, включает искреннюю любовь к численно доминирующей привилегированной группе (расе, нации, религиозной общине и им подобным), от которой фашисты выступают и защиту интересов которой декларируют.

Важным качеством «Нового человека» провозглашаются готовность к самопожертвованию, революционный дух, желание изменить окружающий мир в соответствии с фашистской доктриной, внутренняя потребность без принуждения участвовать в фашистских обрядах и мероприятиях, дисциплинированность и коллективизм.

Альтруизм по отношению к членам привилегированной группы и беспрекословное подчинение государству возведены в Абсолют. Эти вещи не могут быть подвергнуты критике, ни в каком контексте.

Мерилом ценности становится не востребованность конечного продукта и его качество, как следствие добросовестного отношения к своему труду, а политическая оценка этого труда. Это когда люди не просто работают в надежде на общественное признание и получение достойного вознаграждения, а непременно строят светлое будущее.

Фашистское государство рассматривает любую деятельность через призму полезности по отношению к процессу строительства этого утопического грядущего счастья.

Труд особо ценен для фашиста, когда это подвиг или жертва.

Задачи идеологии фашистских политических режимов включают в себя обеспечение возможности партии вписаться во все внутренние субкультуры иных групп, управлять этими группами изнутри, что вовсе не исключает одновременно и внешнего воздействия с помощью государственного контроля и репрессивного воздействия на эти небольшие группы.

В рамках идеологии появляются понятия «современного воина», «писателя новой формации», «судьи с новым правовым сознанием», «раскрепощённой женщины», «нового молодого поколения» и подобные им определения «Нового человека» в контексте профессии, возраста, пола и прочего.

«Новый человек» в фашистской идеологии, а тем более в пропаганде, всегда далёк от действительности. Несмотря на все планы и устремления фашистов, он всегда остаётся лишь художественным образом, эксплуатируемым пропагандой и фашистским искусством, поведенческим шаблоном в быту, частью фашистской этики и морали, но никогда реальным человеком.

Идеал покорного и дисциплинированного гражданина, здорового и сильного спортсмена, прилежного труженика очень близок к фашистскому идеалу воина. Много общего можно найти между культом «Нового человека» и фашистским культом силы.

В принципе, каждый гражданин фашистского государства рассматривается как воин. Пусть даже если он «сражается» в качестве сталевара, учёного, врача или учителя. Любую деятельность фашисты рассматривают как борьбу с врагами. У фашистов даже в мирное время всё существует в виде битвы – пропагандистские битвы за умы, трудовые битвы, за индустриализацию экономики, за урожай, за превосходство в науке, в спорте.

Во всех фашистских движениях, от Муссолини до Гитлера, от Альенде до Туркменбаши, образ «Нового человека» неразрывно связан с особенностями конкретной численно доминирующей привилегированной группы, которая противопоставляется всем остальным.

Фашисты утверждают, что создать «Нового человека» можно только из членов привилегированной численно доминирующей группы. В каждом конкретном случае это могут быть европеоиды, немцы, итальянцы, христиане, мусульмане, последователи Сёко Асахара. Остальные люди для создания «Нового человека», по мнению фашистов, непригодны, так как они не могут в него переродиться. Из остального «негодного человеческого материала» невозможно искусственным путём «изготовить» и воспитать «Нового человека».

«Новый человек» неразрывно связан со строительством фашистского государства. Только его качества полностью соответствуют новым отношениям между людьми, а также идеальным отношениям между фашистским государством и его гражданами.

В первой трети XX века идея создания «Нового человека» искусственным путём была суперпопулярна во всех крупных европейских странах. Главным методом считалась селекция – примитивная технология отбора потомков с заданными свойствами и умерщвления остальных, применяемая человечеством уже не одну тысячу лет при выведении пород домашних животных. Соответствующие исследования по селекции людей велись во Франции, Великобритании, в Италии, Германии. Евгеника была в духе того времени. Не избежало увлечения евгеникой и советское научное сообщество.

Основатель советской евгеники Николай Константинович Кольцов, автор книги «Улучшение человеческой породы»: «Евгеника имеет перед собой высокий идеал, который придаёт смысл жизни и оправдывает принесённые жертвы: создание путём сознательной работы нескольких поколений человека высшего типа, покорителя природы».

В 1920 году Кольцов создал «Русское евгеническое общество», в которое входили многие выдающиеся советские биологи и антропологи. В 1928 году было создано «Общество по изучению расовой патологии».

Утверждая о невозможности передачи по наследству приобретённых в течение жизни признаков Кольцов, отвергал также выводы, сделанные представителями общественных наук о том, что образование и культура способно значительно улучшить породу человека, так как с каждым поколением родители будут воспитывать своих детей уже с большей ответственностью. Не принимал он и то обстоятельство, что медицина не стоит на месте и в будущем сможет лечить врождённые заболевания.

Кольцов на все доводы приводил свои аргументы – генетическая предрасположенность к асоциальным действиям сильнее, чем образование и воспитание, а врождённые болезни в принципе никогда не будут излечимы.

В своей книге «Улучшение человеческой породы» Кольцов писал: «Порода всякого вида животных и растений, а в том числе и человека, может быть изменена сознательно, путём подбора таких производителей, которые дадут наиболее желательную комбинацию признаков у потомства. Для задачи действительно изменить, облагородить человеческий род это – единственный путь, идя по которому можно добиться результатов……И до сих пор ещё многие социологи наивно – с точки зрения биолога – полагают… что именно …воздействие на среду и повышение культуры и являются лучшими способами для облагораживания человеческого рода».

К началу 1930‑х годов, советские ученые‑евгеники разработали масштабную программу «евгенической ревизии» населения Советского Союза. Планировалось провести селекцию всех, без исключения, советских граждан, чтобы выделить «наиболее ценных» людей и размножать их, как тысячелетия до этого размножали племенных животных с целью выведения улучшенных пород.

Отбракованные селекцией советские граждане, подлежали, согласно советской евгенической программе, стерилизации. При этом предусматривалась выплата денежной компенсации стерилизованным «неполноценным» гражданам.

Руководство большевистской партии, в целом одобрив программу, решило отложить селекцию по чисто экономическим соображениям – стране было не потянуть такой масштабный проект, к тому же демографическая ситуация после Гражданской войны, голода, вызванного политикой военного коммунизма и коллективизацией, оставляла желать лучшего.

Нобелевский лауреат Герман Джозеф Мёллер, был, пожалуй, самым известным учёным‑евгеником. Он даже переехал в СССР, чтобы участвовать в программе евгенической селекции и выведения новой породы людей.

Мёллер написал несколько писем Сталину в 1936 году, пытаясь убедить советского диктатора в необходимости масштабного евгенического эксперимента. В качестве аргумента он писал, что русские женщины будут счастливы «…смешать свой генетический материал с генетическим материалом Ленина, Сталина или других гениев». Но Сталин не удостоил учёного ответом.

Сталин не верил в результативность евгеники. В том числе, потому что был сторонником теории Ламарка, которую в виде псевдонаучного направления мичуринской агробиологии проводил его любимец академик Трофим Денисович Лысенко.

После 1937 года евгеника, находившаяся под давлением лысенковцев, прекратила своё существование в СССР и учёному пришлось уехать. Мёллер отошёл от евгеники, получил в 1946 году Нобелевскую премию за работы в области мутагенного действия рентгеновских лучей. Он вёл активную работу в международном антивоенном движении учёных, стал в 1963 году лауреатом Американской гуманистической ассоциации, с присвоением титула «Гуманист года» за 1963 год.

В Третьем Рейхе существовали целые научные школы на базе более чем двух десятков научных и учебных заведений, где проводились евгенические исследования. Как правило, эти исследования хоть и были многочисленны, но не были масштабными, а были скорее данью учёных‑конформистов нацистской расовой политике и проводились в качестве «обязательной программы» для научной организации, навязанной нацистами.

Отдельные морально нечистоплотные немецкие учёные следовали за модным течением нацистской расовой «науки» с целью получения финансирования или карьерного роста.

По личному указанию и под патронажем рейхсфюрера SS Генриха Гиммлера в Германии в 1935 году, в составе Главного управления расы и поселений, была создана организация «Лебенсборн» (Lebensborn – Источник жизни). Первоначальной целью организации было приумножение рождаемости за счёт сокращения абортов. В обязанности организации входили создание приютов и забота нацистского государства о детях, которых не могли воспитывать одинокие матери.

После того как нацисты призвали молодых немок часто рожать (был даже такой лозунг – «Подари ребёнка фюреру!»), зачать ребёнка вне брака уже не считалось позорным, но только при условии, если его отцом был чистокровный немец.

Роженицы приходили в специализированный родильный дом Лебенсборна, где предоставляли справки о том, что мать и отец являются чистокровными арийцами, об отсутствии у них и их предков генетических заболеваний, а также судимостей.

Родив ребёнка, мать оставляла его там же в приюте, где заботу о нём принимало нацистское государство, и уходила. Также по своему желанию она могла участвовать в воспитании своего ребёнка, в этом случае государство платило ей пособие. Сразу после появления ребёнка на свет, он автоматически становился достоянием нации и находился под охраной и заботой SS, и лично Генриха Гиммлера. Младенцы, родившиеся от офицеров SS, получали в подарок памятные серебряную ложку и кубок. Женщинам, родившим четырёх и более детей, вручались материнский крест и серебряный подсвечник с гравировкой.

За всё время существования проекта, по разным оценкам, от абортов было спасено около 100 тысяч немецких детей. Более половины женщин, обращавшихся в Лебенсборн, получали отказ. Нацистам не нужны были «неарийские» дети, судьба этих детей эсэсовцев не интересовала.

В 1938 году в компетенцию Лебенсборна вошли финансируемые SS академические евгенические исследования, выработка практических методик по отбору и подготовке молодых расово чистых матерей и расово чистых отцов, разработки методов воспитания «новых арийских детей». Источником мужских генов для евгенических экспериментов были исключительно члены SS, которые, в свою очередь, ещё при поступлении на службу проходили тщательный расовый отбор.

На основе этой организации были созданы ряд научных институтов, домов матери и ребёнка, а в 1938 году Лебенсборн была преобразована в отдельное управление штаба рейхсфюрера SS.

Лебенсборн была огромной, её филиалы и дома ребёнка, дома матери находились не только в Германии, но и на оккупированных территориях – в Польше, Голландии, Бельгии, Дании Норвегии, Франции. В западной прессе эта организация называлась не иначе как «главным детским конвейером Генриха Гиммлера».

С 1941 года в подведомственных Лебенсборну организациях проводились исследования не только по улучшению «расы господ», но и по онемечиванию других народов. Дети насильно изымались из семей и направлялись на сортировку. В сборных пунктах они делились на три категории.

Первая категория подлежала немедленному онемечиванию, и дети направлялись в приюты Лебенсборн или их отдавали в бездетные немецкие семьи.

Дети второй категории признавались годными к перевоспитанию и переобучению, для обслуживания «расы господ» и для последующей работы в качестве сотрудников гражданских администраций на новых территориях Рейха.

Третья категория отправлялась в концлагеря, а по прибытии практически сразу в газовые камеры.

Исследователь деятельности Лебенсборна немецкий историк Хайнц Вирст называет число похищенных для онемечивания детей – более 50 тысяч. По его мнению, похищения детей в Чехии и Польше начались ещё в 1940‑ом году, а советских детей начали похищать с весны 1942‑го года.

По плану Эрхарда Ветцеля предполагалось онемечить четверть населения России, а руководить на захваченных территориях должны были выращенные в Лебенсборн «новые немцы», воспитанные в нацистской преданности фюреру и немецкой нации.

Похищения детей на оккупированных территориях СССР были массовыми. Например, за август и сентябрь 1943‑го в Лебенсборн было отправлено десять тысяч детей. При поступлении славянские дети из Чехии, Польши, СССР получали немецкое (древнегерманское) имя и новые документы. Сведения об истинном происхождении детей были строго засекречены, а перед крахом Рейха они были уничтожены (за исключением Норвегии). Поэтому сейчас невозможно точно установить число похищенных, усыновлённых, а также детей, оставленных немецкими матерями в приютах Лебенсборна.

О евгенической селекции и введении новой человеческой породы даже и речи быть не могло после Нюрнбергских процессов над нацистами, когда всему миру стали известны чудовищные последствия применения «практической евгеники». Сам научный термин «евгеника», скомпрометированный нацистами, старались не упоминать в научной среде.

На самом деле нацистская «практическая евгеника» была абсолютно антинаучна, она всегда была очень далека от действительно серьёзной научной дисциплины с точно таким же названием.

Настоящая научная евгеника преследует совершенно иные цели – создание наиболее умных и здоровых людей, путём увеличения разнообразия. Согласно классической евгенической теории, смешение разных генотипов, при соблюдении определённых условий, даёт наиболее жизнеспособное потомство. В нацистской же «практической евгенике» смешение генов разных рас или этносов провозглашалось злом.

Евгеника в Третьем Рейхе являлась псевдонаучным орудием борьбы со всем, что отличается хоть чуть‑чуть от среднего уровня, от статистически определённого стандарта. Для фашистской евгеники нежелательно разнообразие в любом его проявлении, будь это умственная отсталость или гениальность. Она отвергает всё, что хоть сколько‑нибудь отличается от серой посредственности.

Классическая евгеника оперирует понятием количественного и качественного отличия потомства от родителей, а фашистская основана на определении соответствия некому стандарту признаков, отклонение от которого считается нежелательным.

Параллельно с евгеникой, существовало другое направление – «евфеника». Это серьёзное научное направление, основной задачей которого было создание «Нового человека» путём перевоспитания имеющегося, развивая уже имеющиеся у него положительные наследственные признаки.

У человека больше, чем у какого‑либо вида животного, фенотип определяется внешними условиями.

Евфеника изучает природу человека и находит практические способы, при помощи которых, не изменяя генов уже в первом поколении развивать наиболее ценные для общества свойства человеческого организма, характера и ума. Евфеника применима почти к любому человеку как для совершенствования характеристик здорового организма, так и для исправления имеющихся дефектов или уменьшения их влияния на повседневную жизнь, улучшения качества жизни.

К способам «улучшения человеческой породы» евфеника относит три вещи:

– повышение иммунитета и оздоровление – гигиена, физкультура и спорт;

– воздействие на психику – воспитание;

– воздействие на интеллектуальное развитие – образование.

Гигиена, физкультура, профилактика болезней, охрана материнства и детства позволяют существенно усилить здоровье потомства. Лечебная физкультура способна полностью излечить от некоторых приобретённых в раннем возрасте болезней, а также адаптировать к нормальной жизни людей, больных принципиально неизлечимыми болезнями, в том числе генетически обусловленных. Целенаправленная научно обоснованная профилактика возрастных заболеваний позволяет не только продлить длительность жизни, но и значительно улучшить её качество у пожилых людей.

Евфеника основана на простом научном факте – влияние внешних условий на развитие психических и умственных способностей человека поистине огромно.

Многое, что в понимании физиологии и психологии составляет саму сущность человека, как часть его биологической природы и целиком его личность, формируется уже сразу после рождения. Человек, в отличие от других животных, рождается с крайне низким, в количественном и качественном отношении, набором безусловных врождённых рефлексов. Этот набор рефлексов явно недостаточен для его выживания. Любое другое животное способно выжить в природе, следуя своим врождённым инстинктам, но не человек. Человек все свои навыки получает от других людей.

Человек является социальным животным. Наличие социальных навыков обязательно для его выживания в группе себе подобных. В одиночку человеку практически невозможно охотиться и добывать себе пищу, если он не пользуется современными орудиями труда и охоты. Изготовление орудий для труда и охоты невозможно без обучения, без получения опыта от других людей.

Огромное богатство накопленного человечеством опыта, технических знаний и навыков передаётся из поколения в поколение. Таким образом, именно система воспитания и образования делает человека человеком. Его нельзя рассматривать в отрыве от воспитания и образования, вне этого человека попросту не существует.

Когда фашисты говорят о создании «Нового человека» из обычного рядового человека, они, как правило, имеют в виду именно воспитание и образование, а не селекционный отбор. Поэтому евгеника намного более редкий инструмент фашизма, чем евфеника. Нацистская евгеника Третьего Рейха скорее исключение из правил.

Сверхчеловек в третьем Рейхе должен был появиться из немцев в результате евгеники, а в СССР создавали нового советского человека любой расы и национальности с помощью евфеники – путём мощной психологической обработки и создания благоприятной для такой обработки информационной, экономической, социальной и бытовой среды. Психологическая обработка в отсутствии сопутствующей среды не просто неэффективна, она имеет смысла.

Вера большевиков в изменение окружающего мира путём оказания на него силового воздействия проявлялась везде, в науке, в сельском хозяйстве, в искусстве.

Популярность Лысенко у коммунистов объясняется тем, что созданная им теория выведения новых сортов растений и домашних животных «…в результате постоянного и неустанного давления на протяжении всей их жизни», по сути ламарковская, противоречащая дарвиновской теории эволюции и классическому марксизму, тем не менее, несмотря на антимарксизм полностью соответствовала представлениям большевиков об окружающем мире.

По мнению Лысенко, генетика является лженаукой и если пшеницу поставить в соответствующие условия, то она переродится в рожь. На заседании Президиума ВАСХНИЛ в 1948 году был зачитан доклад о выведении новой, более продуктивной, породы коров, которые больше давали молока в результате неустанного, каждодневного и всё усиливающегося воздействия на вымя в процессе дойки.

Этот же ламарковский принцип «чтобы корова давала больше молока, её нужно больше доить» был применён и в отношении создания человека будущей эпохи.

Постоянное воздействие на человека во всех сферах его жизни должно было иметь результат – появление нового, совершенного во всех отношениях, советского человека, который будет достоин жить при коммунизме.

Концепция «Нового человека», возникла сразу после перехода СССР в 1929 году на фашистские методы государственного управления и пропаганды, которые имели целью формирование личности нового альтруистического коллективистского социального типа.

Советская идеология 1917 – 1928 годов, крайне революционная, провозглашавшая отказ от собственности, денег, семьи, пропагандирующая свободные сексуальные отношения и другие принципы, шокирующие сознание обывателя в буржуазном обществе, была оставлена большевиками в прошлом.

Между фазой революционного пролетарского и фашистского государства, в СССР был очень короткий период вынужденного отката к относительно нормальным общественным и экономическим отношениям. Нам этот период известен под названием нэповского (название происходит от аббревиатуры НЭП – Новая экономическая политика).

В 1929 году произошёл резкий поворот от революционности к традиционализму, от интернационализма – к патриотизму и национализму, от общественной экономики, с её обобществлением средств производства – к государственному абсолютно монопольному суперкапитализму, от принципа добровольного построения общего государства и права наций на самоопределение – к сталинскому культу государства.

Советский человек, по мнению коммунистов, должен быть безынициативен, но не робок. Он должен быть одновременно послушен и смел. В нём должны доминировать: доброжелательный коллективизм, воинственный патриотизм и неослабная постоянная бдительность.

Ограничение контактов с внешним миром, облегчало правящему номенклатурному классу задачу создания атмосферы озлобленности, всеобщей паранойи и подозрительности.

Главной задачей советских идеологов было уничтожить в человеке неповторимую уникальность, составлявшую собственно личность человека и создать на основе этого «человеческого материала» стандартизированного и унифицированного советского человека, с заранее заданным набором качеств. Перестройке подлежали также интеллектуальная и культурная составляющие части личности.

Мир советской культуры являлся моделью ценностно‑идеологической структуры личности идеального советского человека, как её видели идеологи. В советской культуре гражданин страны советов должен был видеть своё превосходство перед другими «тёмными народами мира», не познавшими истинности марксизма в его примитивной ленинской трактовке.

Советский народ должен был превратиться из сборной культурно‑этнической солянки времён НЭПа в уникальную сплочённую нацию, с единой советской идеологией, культурой и всеми остальными признаками, присущими нациям.

В культурном отношении советский имперский патриотизм был очень похож на немецкий национал‑социализм. Внешнее сходство двух тоталитарных культур не случайно, так как в основе обеих идеологий лежали очень похожие идеи. Часто доходило до буквального копирования скульптур, картин, песен, плакатов, сюжетов для фильмов и книг, наиболее удачных оборотов из речей партийных лидеров.

Не имеют смысла нынешние споры о том, что было сначала, «Марш авиаторов» или нацистский марш штурмовиков SA «Herbei zum Kampf…». Неважно, кто внёс больший вклад в стиль агитационных плакатов тоталитарных государств Европы, нацистские графические дизайнеры или советские конструктивисты.

Не имеет принципиального значения первоисточник, если системы пропаганды двух тоталитарных режимов делали ставку не на образование и просвещение, не на логику, а на возбуждение примитивных эмоций и делали это по существующим в то время технологиям. Обе системы пользовались абсолютно идентичными методами, стараясь вызвать у людей чувство превосходства и чувство ненависти ко всему остальному миру, через книги и кино, скульптуру и картины, плакаты и газетные передовицы.

Советские коммунисты, немецкие национал‑социалисты, нидерландские, швейцарские, болгарские фашисты, испанские фалангисты и ещё с десяток других организаций подражали итальянской фашистской партии. Позднее немецких национал‑социалистов копировали датские и шведские фашисты.

Немецкие и советские пропагандисты заимствовали идеи друг у друга. Это был общеевропейский масштабный процесс. В случае Третьего Рейха и Советского Союза, имело место не просто копирование одной из сторон, а ещё и взаимное проникновение двух тоталитарных культур, взаимное влияние очень похожих государственных пропагандистских машин.

Весь комплекс идеологических штампов, составляющих образ советского «человека будущего», точно соответствовал стратегическим задачам партии, конечной целью которых была власть как таковая, а также сопутствующий власти набор разнообразных благ и привилегий. Коммунистические идеологи планировали в будущем полностью регламентировать разнообразными правилами поведение этого нового советского человека и его взаимодействия с другими такими же субъектами, они надеялись контролировать любые экономические, социальные, включая отношения в семье и быту, на работе между коллегами и прочие.

Советская идеология, будучи образцом классической фашистской, иррациональной в своей основе, была крайне противоречива, вызывая амбивалентность в мышлении советского человека. В ней одновременно присутствовали взаимоисключающие ценности: идеализма и материализма, патернализма и коллективизма, социального равенства и традиционной для советского общества меритократии, по своей сути социальной и политической иерархии, основанной на заслугах перед советской властью и коммунистической партией и тому подобное.

В человеке чувство социального оптимизма, подогреваемое страшилками из жизни простых людей в странах капитализма, входило в противоречие с ощущением полной бесперспективности в реальной советской жизни.

Искреннее признание важности надэтнической солидарности советских людей и одновременное понимание серьёзных принципиально неустранимых социокультурных различий народов СССР, порождало уродливый вариант советского «интернационального национализма». Звучит и выглядит бредово, но эта фраза наиболее точно отражает суть советского национализма.

Советский национализм был не этнического, ни гражданского, а совершенно иного, странного типа, который в массовом сознании благополучно сосуществовал с интернациональной солидарностью и признанием самобытности народов, населяющих советское государство. Это было повсеместно, во всех республиках СССР.

Тем не менее бытовой национализм также существовал и даже не отрицался властью, которая как могла боролась с этим позорным явлением. Но даже бытовой национализм приобретал в советском государстве очень странные формы.

Для русского человека азербайджанец, работающий на заводе и торгующий на рынке, воспринимались по‑разному. При этом продавец с типично славянской внешностью, продающий на рынке азербайджанские мандарины, как правило, не вызывал ненависти у русского человека. И дело было не всегда в социальном статусе, профессии или роде занятий. Часто отношение советского человека к другим национальностям складывалось ситуативно и неоднократно менялось. Вот такой он был странный советский национализм.

В ранний дофашистский период в СССР (1917–1922), заявления о полном уничтожении частной собственности, упразднении семьи, названной Карлом Марксом элементарной ячейкой любого общества, рассуждения об обязательности и полезности труда, об абсолютном коллективизме и обобществлении средств производства, после 1929 года стали прямо противоречить лозунгам об улучшении бытовых условий, здоровой и крепкой советской семье, полном освобождении человека труда от капиталистического рабства и невиданной ранее в истории личной свободе советского гражданина.

После 1929 года советская идеология, будучи уже изначально тоталитарной, окончательно оформилась в качестве фашистской, с присущими таким идеологиям культами исключительности, государства, силы, войны и подобными.

С 1930 года и до начала хрущёвской оттепели уже никто не говорил о революционном изменении общественных отношений, способов производства и присвоении результатов труда. Уже не было речи об изменении традиционных родственных связей, отношений в семье и ликвидации института брака, ломки привычных взаимоотношений на работе и между соседями, о полной отмене денег и частной собственности.

Никто из советских идеологов и пропагандистов в 1930‑1950‑х не упоминал новые отношения между государством и гражданином, о которых в начале своего правления говорили большевики, не утверждал о скорой ликвидации капиталистических экономических отношений и скорой отмене денег.

В СССР в самом начале 1930‑х было создано мощное государство вполне определённого типа – фашистское тоталитарное государство, в основе которого государственный монополистический капитализм с самой жестокой эксплуатацией труда и исключительно несправедливым распределением прибыли. Государственная идеология в Советском Союзе не могла быть иной, отличной от фашистской, так как не существовало в то время других примеров, других способов управления подобным государством.

Понятные любому базовые ценности – свобода, справедливость, порядок, безопасность, мудрость, храбрость, правдивость, доверие, сострадание и прочие, отстранялись советской пропагандой на второй план новыми понятиями – «честный труд» (разве труд может быть нечестным, если это труд, а не преступление?), «классовая борьба», «диктатура пролетариата», «политическая целесообразность», «политическая сознательность» и прочие, которыми легко манипулировать в любом удобном контексте и в любой момент.

Как говорил профессор Преображенский, персонаж романа Булгакова «Собачье сердце», о контрреволюции: «Кстати, вот ещё слово, которое я совершенно не выношу. Абсолютно неизвестно – что под ним скрывается? Чёрт его знает!». Сегодня «политическая целесообразность» означает одно, а завтра нечто совсем иное, а то и вовсе прямо противоположное. Ещё вчера «политическая сознательность» означало публично называть Остазию врагом, а Океанию союзником, а сегодня – наоборот.

Советская идеология содержала негативное отношение к возвеличиванию отдельной личности, так как это прямо противоречило принципам марксизма‑ленинизма, но это не мешало создавать культы личности большие и маленькие. От Ленина и Сталина, Будённого и Ворошилова, Стаханова и Чкалова, до совсем маленьких культов местных советских божков республиканского или областного масштаба. Именами этих божков называли города, улицы и совхозы.

Практически всё, что красочно описывали в своих пропагандистских мифах коммунисты, противоречило окружающей действительности, находилось в противоречии как с реальными целями партии, так и с природой человека. Тотальный контроль и абсолютная зависимость гражданина советского государства от авторитарной системы, от административного механизма распределения материальных благ, полная регламентация общественной и личной жизни, резко контрастировали с демагогическими заявлениями о свободе и равенстве советских граждан, об активности советских людей и их энтузиазме в деле строительства невиданного ранее нового общества, с новым прогрессивным политическим строем.

Фашистская идеология может стремительно меняться. Так быстро, что за ней не всегда поспевает пропаганда, не успевает перестроиться государственный аппарат и совершенно невозможно успеть вовремя подстроиться простым гражданам. Например, ненависть к церкви и церковникам может в течение двух‑трёх лет плавно перейти в почитание этой же церкви и признание религии самым важным духовным базисом нации, объединяющим всех граждан.

Реальная политика может изменить идеологию радикально. Яркие антикапиталистические лозунги нацистов, после союза Гитлера с немецким финансово‑промышленным монополистическим капиталом, сразу же меняются на другие, провозглашающие единство капиталистов Рейха с немецкими рабочими в суровой борьбе с коммунистами и социалистами.

Заключение 28 сентября 1939 года договора о дружбе между нацистской Германией и Советским Союзом разворачивает антифашистскую советскую пропаганду на 180 градусов и через три дня пропаганда становится уже профашистской.

Председатель СНК СССР Вячеслав Михайлович Молотов 31 октября 1939 года произносит с трибуны на Внеочередной пятой сессии Верховного Совета СССР свой знаменитый, я бы даже назвал его судьбоносным, доклад «О внешней политике Правительства СССР». В докладе Молотов, обозначая позицию Советского правительства, становясь на сторону нацистов, гневно обличает Великобританию и Францию. Обвиняет французских и британских политиков в разжигании новой большой европейской войны, говорит бесполезности и вредности для мировой политики борьбы европейских демократических стран с гитлеризмом.

От агрессивного и непримиримого антифашизма, традиционного для всех мировых коммунистических движений начала XX века, в Советской идеологии образца второй половины 1939 года, не осталось и следа.

Для такой идеологической трансформации достаточно было советскому правительству договориться с нацистами о разделе Восточной Европы. Если экстраполировать на внешнюю политику довоенного СССР марксистское определение о том, что бытие человека определяет его сознание, то можно утверждать, что практическая выгода определяет идеологию. По крайней мере это определение касается фашистских организаций и политических режимов.

Иногда меняется не только идеология, но и само понимание правды. Засыпая, страна, описанная Оруэллом в романе «1984», воюет с Океанией в союзе с Остазией. Проснувшись ранним утром, граждане узнают, что их страна никогда с Океанией не воевала, а всегда воевала с Остазией в союзе с Океанией. Вчера Троцкий – герой революции, завтра – предатель и немецкий шпион. Сегодня Эрнст Юлиус Рём и Грегор Штрассер гении немецкого национал‑социалистического движения и подлинные патриоты своей родины, а завтра уже национал‑предатели. При этом удивительным образом оказывается, что они всегда были предателями.

Приз непревзойдённости в искусстве публичного размашистого виляния «линией партии» следует отдать Муссолини, говорившего в разное время, что фашисты консервативные революционеры, католические атеисты, тоталитарные демократы и вообще кто угодно. Сомневаюсь, что Муссолини когда‑либо имел какие‑либо убеждения. Сначала он выступает с антивоенными речами и пишет пацифистские статьи, но как только в Италии начинается военная истерия, то он сразу же отказывается от своих антимилитаристских взглядов и становится сторонником вступления Италии в Первую мировую войну, из‑за чего его исключают из социалистической партии. Тем не менее, именно откровенная безыдейность дуче и его умелая демагогия сделала его кумиром миллионов.

Идеология Национальной фашистской партии Италии стремительно менялась, в зависимости от текущей политической ситуации и конъюнктуры, от взглядов самого дуче. Как и Муссолини, его партия говорила всегда то, что народ хотел слышать и что было выгодно в определённый момент времени. Социалистические идеи постепенно были вытеснены антикоммунизмом, антилиберализмом. Атеизм уступил место католицизму, сразу после подписания Латеранских соглашений. Самое удивительное, что итальянский фашизм провозгласив себя революционным и народным движением стал поддерживать монархию и оброс многочисленными политическими связями среди аристократии и католического духовенства.

Столь же противоречив, был образ «Нового человека будущего» у итальянских фашистов. Сначала «Новый человек будущего» был пролетарием, потом стал крестьянином, сперва идеалом был вечно сражающийся борец, непременное главное лицо непрекращающегося ни на минуту революционного процесса, а потом прилежный и послушный работник, уважающий частную собственность и сторонник идеи классового сотрудничества.

Пока «Новый человек будущего», по прихоти Муссолини и его партии, менял окраску быстрее хамелеона, ему пропагандой неизменно приписывались такие качества, как динамизм, возвышенное чувство прекрасного, оптимизм и уверенность в том, что живёт в самой счастливой стране на планете, готовность исполнять всё, что ему поручит партия и лично дуче, готовность безропотно пожертвовать своей жизнью за дело итальянского фашизма.

«Новый человек», по версии фашистов, должен быть связан по рукам и ногам конформизмом, коллективизмом, принципом социального равенства и патернализмом со стороны государства.

Возможности самореализации и пределы личной свободы ограничивались установленными правилами, максимум на что мог рассчитывать человек, это на высокие показатели в профессиональной сфере и на соответствующую оценку профессиональных заслуг. Свобода самовыражения приобретала в Италии своеобразную форму, в виде изобретения своего индивидуального стиля неукоснительного следования строгим фашистским правилам. В противном случае человек становится изгоем, теряет свободу, а нередко даже физически уничтожается.

Получить высокую профессиональную оценку в фашистском государстве, не прибегая к идеологическим уловкам, карьеристским приёмам и демонстрации приверженности фашистской доктрине, очень сложно.

В либеральном обществе достаточно обладать полезными для этого общества способностями, ценными для потребителей результатов труда качествами, чтобы при добросовестной и упорной работе подняться на высокий уровень дохода и общественного признания, без каких‑либо реверансов в сторону правительства, правящей партии и её политического руководства. В условиях свободного рынка значение имеет лишь личная конкурентоспособность.

Сознательность и самодисциплина признаётся фашистами важными качествами создаваемого «Нового человека». Сознательность предполагает полное добровольное подчинение собственного поведения установленным нормам, самоконтролю своего сознания и проявляется в готовности к самопожертвованию ради фашистских идеалов.

Идеальные люди могли, по мнению фашистов, жить либо в прошлом (легендарный народ‑прародитель, мифические герои, боги или пророки), либо в будущем (новый человек, сверхчеловек), но никогда в настоящем. Отсюда идёт традиционное фашистское представление об идеальном человеке, по образу и подобию которого можно и нужно переделать людей современных.

Именно по указанной выше причине, понимание «Нового человека» всегда зависит от концепции прошлого или будущего. Это понимание меняется, в соответствии с «вилянием» изменчивой идеологической линии фашистской партии, с той же скоростью, с какой меняется у фашистов представление о героическом давно минувшем и сказочно счастливом грядущим.

Также быстро меняется фашистская мораль, подстраиваясь под требования конкретного политического момента, в отличие от незыблемого древнего античного гуманизма, неизменных в течение девятнадцати веков основ христианской морали, современных либеральных принципов свободы и равенства всех перед законом.

Личность оценивается фашистами исключительно в контексте отношения к фашистской доктрине, в делах, словах, поступках, приносящих вред или пользу делу установления фашистской диктатуры и последующего удержания власти.

Наличие нейтральной позиции фашисты отрицают, исходя из принципа, сформулированного Бенито Муссолини: «Никто не может остаться в стороне. Кто не с нами, тот против нас».

Фашизм воспитывает в людях потребность в постоянной опеке со стороны государства, внедряет в сознание людей убеждённость в том, что полноценное существование возможно только в фашистском государстве.

«Новый человек» считает недопустимым жить для себя, он живёт исключительно для других, а жить для других, в понятиях любой фашистской идеологии, означает жить для тоталитарного государства, фашистской партии и её вождей. «Новому человеку» должен быть противен здоровый умеренный эгоизм, само собой разумеющийся для человека либеральных взглядов.

Либерал полагает, что свобода порождает эгоизм, который является стимулом для созидательной деятельности, что приводит к удовлетворению потребностей других людей, общества и государства. Коллективизм в понимании либерала – это борьба отдельных, слабых в политическом, экономическом и социальном отношении групп, против других, более сильных.

Либеральный закон защищает слабого от произвола сильного, фашистский закон всегда подтверждает и легитимизует право сильного.

Коллективистская идентичность создаваемого фашистами «Нового человека» важнее индивидуализма. Фашисты полагают, что практические интересы коллектива всегда выше любых других личных ценностей, они даже выше нравственного закона, который, как предполагают ненавидимые фашистами либералы, находится внутри каждого из нас и который отличает нас от животных.

Идеальный «Новый человек» будущего преследует групповые цели добровольно, даже при полном отсутствии какого‑либо государственного или общественного давления, обещанного или ожидаемого вознаграждения.

Фашисты выступают за полную коллективизацию всех аспектов существования человека. Они пытаются коллективизировать даже частную жизнь граждан, все стороны которой обобществлялись бы соответствующими подконтрольными общественными организациями и бытовыми коммунами, построенными на иерархическом принципе.

«Новый человек», согласно его идеальной социально‑психологической модели, созданной фашистскими теоретиками, вообще не может существовать вне тотальной коллективизации его жизни.

Обосновывая исключительную социальную сущность создаваемого «Нового человека», фашистские учёные всегда сравнивают его с муравьём, который не может жить вне муравейника, с пчелой или с волчьей стаей, тем самым предельно примитивизируя природу человека как социального животного, отрицая его индивидуальность.

Признание коллективизма важным нравственным принципом, в повседневной жизни рождает героев вроде Павлика Морозова, а родственные чувства и дружбу фашизм делает принципиально отличными от аналогичных ценностей в остальном нефашистском мире.

Существует ошибочная обывательская точка зрения о том, что большевизм является дальнейшим логическим развитием экономической и политической теорий Карла Маркса и Фридриха Энгельса, а сталинская концепция советского человека напрямую вытекает из теории эволюции и классического марксизма.

Другим распространенным заблуждением является то, что идеология нацизма построена исключительно на традиционном немецком национализме и новой нацистской расовой теории. После этого делается следующий ошибочный вывод – о принципиальном различии нацизма и советского большевизма сталинского периода (1929–1953 годы). При этом не берутся в расчёт ни нацистские социализм, диалектический материализм и дарвинизм, ни большевистские культы исключительности, ненависти, силы и войны, ни многие другие общие черты идеологий и политических режимов нацистской Германии и Советского Союза.

Примитивизация знания – очень удобный инструмент манипулирования сознанием людей. Не является исключением и фашистские «научные» теории создаваемого «Нового человека». Хорошим примером этого является примитивизация большевиками философии Маркса, теории эволюции человека или вульгаризация нацистами концепции сверхчеловека Фридриха Ницше.

Сверхчеловек у Ницше – это результат развития идей Шопенгауэра и их смешение с упрощённой трактовкой теории эволюции Дарвина в отношении социальных отношений.

По сути, дарвиновская идея борьбы видов в животном мире была, некоторым образом, спроецирована по аналогии на человеческое общество, на мораль. Социальные дарвинисты применяют теорию эволюции напрямую ко всему человечеству, примитивно огрубляя граничные условия применения этой теории и игнорируя возникающие противоречия.

Добавление в эволюционную теорию понятия воли как раз и порождает ницшеанскую идею о возможной эволюции человека в некое сверхсущество.

В философии Ницше воля к власти над миром, являющаяся центральным понятием, это не стремление порабощать других людей, а главная сила, заложенная природой в человеке, что отличает его от всех остальных животных. В этой воле заключено его активное творческое начало, энергия, подчиняющая себе весь окружающий мир. Вселенная представляет собой беспорядок и только деятельность человека, его воля властвовать над окружающим миром, по мнению Ницше, вносит смысл и порядок в этот хаос.

Воля к власти у Сверхчеловека – мифологема, а не набор правил практического социального дарвинизма.

Сверхчеловек полностью свободен от условностей и предрассудков, он отрицает религию и этику, нормы и правила. Ему чужды ханжество христианства, подчинение любой рабской морали. Он абсолютно честен, в первую очередь перед самим собой.

Сверхчеловек является воплощением истинного индивидуализма, максимального разнообразия «великого множества автономных личностей», гимн мужеству отвергаемых в нынешнем обществе одиночек, которым человечество обязано своим интеллектуальным и культурным развитием, научным знанием и техническим прогрессом. Он презирает трусость, серость и обыденность. В своём Сверхчеловеке Ницше воспевает все прекрасное, что есть в человеке, во всей силе и красоте.

Сверхчеловек отвергает идею любого бога, который придуман людьми для угнетения слабых и трусливых, которые не в силах принять даже простую и очевидную истину собственной смерти. Смерти окончательной и бесповоротной.

Сверхчеловек должен прийти на землю, чтобы уничтожить ложь, созданную для самоуспокоения и для управления людьми. Сверхчеловек отвергает христианскую идею равенства, утверждая, что каждый человек – это отдельная огромная Вселенная, непохожая на другие такие же миры.

Сверхчеловек у Ницше – вымышленное сверхмогущественное существо, которое придёт на смену нынешнему человеку и является его эволюционным потомком.

Сверхчеловек придёт также на смену Богу и сможет взять на себя всю меру ответственности, которая раньше возлагалась на Бога. Это прежде всего творец, он подобен, но не равен божеству.

Сверхчеловек – это не новая раса людей, не новая нация или новый этнос, не новое социальное, экономическое или политическое сообщество. Сверхчеловек у Ницше – абстракция, а не подробное описание реального биологического существа. Эта идея, выражая лишь философскую идею как таковую, новый идеал человека, не имеет ничего общего ни с евгеникой, ни с евфеникой, ни с созданием биологически новой породы людей, как это понимали нацисты.

Нацисты, ссылаясь на ницшеанскую идею Сверхчеловека, насаждали культ силы: «Неразумная благотворительность помогает слабым, в ущерб сильным. Разумное общество должно прежде всего позаботиться о сильных, которое даст волевое и жизнеспособное потомство, открыв путь к сверхчеловеку».

Путь к Сверхчеловеку нацисты видели в евгенике, в жёсткой расовой селекции, в уравнении, усреднении и подгонке к некому стандарту.

Стремление к совершенству во всеобщем равенстве Ницше называл скрытым желанием толпы к собственной тирании, к абсолютной власти большинства, которая лишь прикрывается словами о добродетели.

Нацистский Сверхчеловек воплотил в себя всё, что так презирал великий немецкий философ Фридрих Ницше.

Маркс говорил о том, что в будущем не только пролетариат изменит мир вокруг себя, но произойдёт и изменение самих людей, родится новая личность, новая мораль.

Новый человек возникает у Маркса из идеи о постепенной эволюции, в результате которой возникнет намного более физически и интеллектуально развитый человек. Речь идёт об освобождении его от буржуазных и религиозных предрассудков, которое должно происходить в течение жизни нескольких поколений.

Большевики же создали образ «советского человека», которого можно создать как механизм из уже имеющегося в их распоряжении «материала», из разных деталей. Николай Бухарин говорил: «Перед нами проблема обработки людей… и превращение их в такие живые машины, которые бы во всех своих действиях… руководствовались бы новыми принципами, новой пролетарской идеологией».

Новый коммунистический человек не только должен быть похож на машину, он ещё должен был обладать многими взаимоисключающими качествами, например одновременно послушен и смел, самодисциплинирован, инициативен и решителен. При этом коммунисты верили, что «Нового человека» и коммунизм они непременно увидят ещё при своей жизни. Большевизм, который сам себя именует марксизмом‑ленинизмом, имеет мало общего с классическим марксизмом, в том числе и в отношении «советского человека».

Механистичность и зоологичность в трактовке природы человека, вульгаризация научного знания – вот основа фашистской идеи «Нового человека».

1.14. Видовое разнообразие и эволюция фашизма

Все либеральные демократические режимы сильно похожи друг на друга. Это обусловлено общим ходом мирового научно‑технического, социального и политического прогресса.

Демократии не просто копируют друг друга, а выявляют наиболее прогрессивные формы политических, социальных и экономических отношений. Прогресс этот эволюционный и идёт в общемировом масштабе, постепенно и глобально.

Культурные, религиозные и любые другие различия народов и стран становятся всё менее значимыми, уступая приоритет общечеловеческим ценностям и общемировой культуре, впитывающей всё самое лучшее из культурных традиций народов мира.

Наука, экономика, культура становятся глобальными. Современное поступательное движение мировой цивилизации по пути прогресса имеет полезный побочный эффект – национальные различия обогащают глобальную мировую культуру, а не разобщают нации.

Фашизм – это всегда особый путь развития, противопоставленный остальному миру.

Пока демократические страны идут прямо по пути прогресса, фашистские двигаются в совершенно другом направлении – направо, налево и даже назад.

Все фашистские режимы отличаются друг от друга в гораздо большей степени, чем страны демократические, несмотря на то что политические режимы имеют общие черты, определяющие их как фашистские и даже в том случае, если прямо копируют друг друга в чем‑то.

В условиях фашизма всегда огромное значение имеют исторический контекст, традиции, внешнеполитическая ситуация вокруг страны, экономические и социальные проблемы и прочее.

Политическая программа, методы и тактические цели (стратегические цели у любого фашизма одни – захват и последующее удержание власти) всегда отражают особенности идеологии конкретного вида фашизма. Когда меняются тактические цели, меняется идеология.

Фашизм эволюционирует, мимикрирует, меняет идеологию, методы воздействия на массы, но в том, что составляет непосредственно саму суть фашизма как универсального явления, он остаётся неизменен – в стремлении к тоталитаризму, экстремальному этатизму и насаждению массового культового сознания.

Различные виды фашизма могут отличаться друг от друга настолько сильно, что иногда кажется, что они вообще не имеют ничего общего. Но это только первое впечатление. Любой фашизм имеет свои особенности, напрямую связанные с существующими в стране политическими реалиями, политическим и экономическим положением численно доминирующей социальной, национальной или религиозной группы, защиту интересов которой фашизм декларирует (см. главу 1.1. «Фашизм как термин и как явление»). Эти отличительные признаки также связаны с национальным характером или религиозностью этой привилегированной группы, культурными традициями и историей народа, набором страхов и предубеждений, доминирующих в обществе.

В фашистских политических программах и идеологиях всегда присутствует амбивалентность. Это служит ещё одним из признаков, по которому идеологию можно отнести к категории фашистской. Признаком необязательным, но часто встречающимся.

Фашистская идеология может содержать одновременно антисоциалистические и социалистические элементы, антикапиталистические и капиталистические, модернистские и антимодернистские и так далее. Эти элементы могут присутствовать в фашистской идеологии в равноправной форме, что вроде бы удивительно, на первый взгляд.

Цели, сформулированные во многих фашистских политических программах и идеологиях настолько расплывчаты, что это позволяет легко манипулировать массами с учётом сложившейся в конкретный исторический момент политической конъюнктуры.

Популистские антикапиталистические лозунги итальянских фашистов и немецких национал‑социалистов не помешали им наладить сотрудничество с крупным капиталом и после прихода к власти совсем забыть о своих обещаниях. Даже у более непримиримых с капитализмом румынской организации «Железная гвардия» и венгерской «Скрещённые стрелы», не получилось реализовать изначально публично объявленные цели.

Первоначально декларируемый антиклерикальный характер итальянской фашистской партии не только не мешал им сотрудничать с католической церковью, но и заключать с ней соглашения, пропагандировать среди итальянцев церковные взгляды на общество, внешний мир и политику. Антимодернистские лозунги «Железной гвардии» легко сочетались с «национальным обновлением» и «движением в потоке прогресса».

Наиболее явные отличия одного фашизма от другого обусловлены особенностями социальной базы, на которую опирается конкретный фашизм. Именно от этого, прежде всего, зависит фашистская идеология и соответствующие методы пропаганды.

Социальная база и бенефициары фашизма не всегда совпадают, а если сформулировать этот тезис точнее, то они крайне редко совпадают.

Социальной базой нацизма в Германии являлся рабочий класс, безработные и городские обыватели, основной боевой силой – ветераны войны, отставные военные и люмпен‑пролетариат, а бенефициаром был крупный финансовый и промышленный капитал.

Итальянский фашизм опирался на крестьянство и мелких землевладельцев, городской средний класс, боевиками были бывшие коммунисты и социалисты, ветераны войны и отставные военные, а бенефициарами – крупные землевладельцы и сельскохозяйственные производители, городская буржуазия и аристократия.

Испанский фашизм, так же, как и итальянский, использовал в качестве своей социальной базы крестьянство и «средний класс», но включал также городскую буржуазию. Боевой силой были действующие испанские военные. Бенефициаром была аристократия, католическая церковь и крупные землевладельцы.

Чили пережила в XX веке последовательно две фашистские диктатуры – левую и правую. Социалисты выступали от имени рабочего класса и крестьянства, людей труда вообще. При Пиночете численно доминирующая группа – это всё население страны, за исключением социалистов, коммунистов и вообще левых. Сторонники Пиночета – это был всё тот же чилийский народ, но уже разочаровавшийся в социалистах и марксистском варианте социализма. Боевой силой социалистов были вооружённые рабочие отряды, а у Пиночета чилийские военные. Бенефициары левого фашистского режима – партийная номенклатура, у военной хунты – монополисты, включая иностранные компании, владеющие предприятиями добывающей промышленности страны, крупные землевладельцы.

Вражда фашизмов в разных странах, является правилом, а не исключением. Вызвана она не только экономической, внешнеполитической или иной конкуренцией, но также различиями в идеологии, в своём понимании правильной интерпретации фашизма, тоталитаризма и социального государства, а также различиями в оценке прошлого, во взгляде на будущее страны и всего мира.

Муссолини противился желанию нацистов присоединить Австрию, он одно время даже открыто говорил о необходимости защиты этой страны от «прусского варварства». Итальянские фашисты снабжали оружием австрийское правительство Энгельберта Дольфуса, чтобы в Австрии было создано независимое от влияния Германии национальное фашистское государство по итальянскому образцу.

Муссолини в 1933 году даже обещал Дольфусу, что в случае разгрома в Австрии нацистов и социалистов, австрийское правительство сможет рассчитывать на прямую военную поддержку фашистской Италии в борьбе против нацистской Германии.

В качестве предупреждения присоединении Австрии к Германии, Муссолини действительно выдвинул свои войска на Альто Адидже. Италия и Германия оказались на грани настоящей, а не дипломатической войны. Весь мир затаил дыхание в ожидании вооружённого конфликта между двумя фашистскими государствами.

В последствии этот конфликт, который мог стать причиной новой большой европейской войны, был обыгран в фильме Чаплина «Великий диктатор», где диктатор Хинкель (пародия на Гитлера) вступил в конфликт с диггатиче (диктатором) соседней страны Бактерия по имени Бензино Напалони (пародия на Муссолини), придвинувшим свои войска к границе государства Остерлих (намёк на Австрию), ставшую предметом раздора между двумя фашистскими диктаторами.

Муссолини в 1933 году проявлял личную инициативу в переговорах по заключению договора о дружбе с Советским Союзом, для уменьшения влияния Третьего Рейха в Европе. Дуче утверждал, что СССР и Италия очень похожие страны, в особенности своей внутренней и внешней политикой, государственной экономикой. Единственное, что, по мнению Муссолини, следовало бы сделать Советскому Союзу, это немного изменить свою идеологию в направлении корпоративизма итальянского типа и расширения возможностей для государственного капитализма.

Итальянский фашистский вождь мечтал о дружбе со Сталиным и превращении СССР в классическое фашистское государство, он часто говорил о том, что в советской стране фашизм уже практически создан, осталось лишь немного изменить идеологию большевиков.

Галеаццо Чиано говорил о том, что итальянский фашистский тоталитаризм уже на десять лет ушёл вперёд по пути, которым должны последовать и обязательно последуют все остальные страны. По его мнению, весь мир должен безоговорочно принять доктрину Муссолини, усердно учиться пропаганде у фашистов, внимательно изучать и перенимать успешный опыт итальянцев по созданию государства совершенно нового типа.

Были сделаны первые реальные шаги к сближению Советского Союза и фашистской Италии: участились взаимные визиты дипломатических, культурных, а главное военных и военно‑морских советских и итальянских делегаций, в октябре 1933 года с дружественным визитом Неаполь посетила советская морская эскадра.

В союзе с СССР Муссолини видел реальный инструмент сдерживания влияния нацистской Германии в Европе. Дуче приходил в неистовство, когда читал в европейских газетах про то, что Третий Рейх, продолжая традиции Италии, стал самым передовым фашистским государством, центром наступающего нового фашистского мира. Муссолини в беседах с приближёнными, называл Гитлера бездарным клоуном, а нацистов пустоголовыми дикарями.

В своих речах, обличающих германское варварство, Муссолини в конце 1934 года называл немецкий национал‑социализм продуктом язычества и пережитком первобытного строя, «расизмом из психиатрической лечебницы», который только примитивно подражает итальянскому фашизму.

Часто в рамках даже одного государства существовал целый набор различных фашизмов, враждебных друг другу.

Фашисты всегда стараются полностью «зачистить» политическое поле внутри страны от «неправильных» фашистов, полностью истребить сторонников другого фашизма, по причине того, что самую лютую ненависть фашисты испытывают не к своим реальным политическим врагам, а к «предателям» – идеологически близким фашистским движениям другого вида. Причина такой ненависти очевидна – внутривидовая борьба среди различных фашизмов происходит из банальной конкуренции на одном и том же политическом поле, из‑за борьбы за одних и тех избирателей, составляющих общую социальную базу идеологически похожих фашистских политических движений.

Ненависть к идеологически похожим – характерная черта не только фашистских, но вообще любых тоталитарных сообществ, главной объединяющей силой в которых является культовое сознание его членов и универсальный набор догм. Доказательством тому служат различные религиозные войны и массовый террор по отношению к еретикам. Ненависть такого рода всегда взаимна. Например, адепты двух разных религиозных течений, в рамках одной конфессии, всегда обвиняют друг друга в ереси.

В Австрии сначала к власти в феврале 1934 года пришли сторонники «классического» корпоративистского фашизма – австрофашисты (хеймверовцы). Но уже через пять месяцев австрийские национал‑социалисты, при поддержке гитлеровской NSDAP свергли хеймверовцев и убили австрийского канцлера Энгельберта Дольфуса. Нацисты устроили настоящую охоту на австрофашистов, которая закончилась полным истреблением последних уже после аншлюса Австрии.

В Венгрии сторонники корпоративистского фашизма итальянского образца (хунгаристы) в 1944 году были свергнуты своими противниками, венгерскими нацистами (нилашистами), во главе с Ференцом Салаши.

В Румынии противоборство между «классическими» фашистами и национал‑социалистами привело к взаимному истреблению и кровопролитной гражданской войне.

Первые фашистские партии в Европе, созданные в 1919–1925 годах, родились в странах, переживших либо коммунистические революции, закончившиеся возникновением советских правительств, либо реальные попытки захвата власти коммунистами, хоть и не увенчавшиеся успехом, но напугавшие своей жестокостью. Данное обстоятельство подтверждает то, что они были созданы в противовес росту популярности социалистических движений, в условиях страха от возможного прихода к власти коммунистов.

Как не трудно заметить из приведённых примеров, большое количество европейских стран в 1919 – 1945 годах проходила следующие стадии:

1. Среди людских масс резко увеличивается популярность коммунистических организаций и политических партий, с последующими попытками захвата власти коммунистами, иногда увенчавшимися успехом (Баварская Советская Республика, Финская Советская Республика, Бременская Советская Республика, Венгерская Советская Республика, Эльзасская Советская Республика и прочие).

2. После подавления коммунистического мятежа или после падения коммунистического режима – непродолжительный демократический период и возникновения новой угрозы захвата власти коммунистами (часто при активной финансовой и организационной поддержке местных коммунистов со стороны Коминтерна и СССР)

3. Увеличение популярности и, возможно, даже приход к власти «классических» фашистов.

4. Последующее смещение с политической арены «классических» фашистов националистами или сразу приход националистов.

В некоторых европейских странах, успех различных видов национал‑социалистических партий в их борьбе с «классическими» местными разновидностями фашизма, монархо‑фашизмами, крестьянскими, военными видами фашизма и прочими, был обусловлен тем, что у националистического социального фашизма всегда более обширная социальная база и более действенные методы пропаганды.

Народные массы наиболее восприимчивые именно к националистическим и левым идеям. Идеи социальной справедливости и национального единства всегда находят отклик в душах большинства людей. Конкуренты национал‑социалистов в этих странах попросту не смогли мобилизовать массы и если приходили к власти, то исключительно на волне популярности итальянского фашизма, а также благодаря усилиям старых политических элит, напуганных опасностью коммунистических революций.

В одной только Франции, ещё до оккупации её Третьим Рейхом, существовало сразу двенадцать больших и малых фашистских организаций, конкурирующих между собой за внимание французов. Наиболее многочисленными и широко известными были четыре основных направления: французский вариант итальянского корпоративистского, так называемого «классического» фашизма, который назывался «франсизм», французская версия национал‑социализма, представленного многочисленной Parti Populaire Français (Французской народной партией), французский вариант испанского франкизма, именуемый «кагуляры» – Organisation secrète d’action révolutionnaire (Секретный комитет революционного действия) а также аристократический монархо‑фашизм – «Action française» (Французское действие). Были ещё «Les Croix de Feu» (Огненные кресты), «Camelots du Roi» (Королевские молодчики) и ещё шесть мелких фашистских движений. Все эти движения враждовали между собой. Сейчас сложно даже представить, какой винегрет из фашистских движений и политических партий был представлен избирателю в политическом меню Третьей Французской Республики.

Лишь во второй половине двадцатого века сменился тренд – к власти в странах «третьего мира» стали приходит военные фашистские режимы, которые сначала получали власть путём военного переворота, а затем начинали постепенную фашизацию страны, разрабатывали под свои нужды идеологии, создавали массовые политические фашистские организации, органы государственной пропаганды, реформировали государственный аппарат.

Фашизм не конструируется из абстракций и не создаётся на пустом месте, он лепится из уже существующих конкретных страхов и настроений в обществе, обид и унижений, исторических мифов и религиозных предрассудков. Муссолини утверждал, что он не изобретал фашизм, а вытащил его из умов итальянцев.

После Второй мировой войны дискредитировавший себя беспримерной жестокостью национал‑социализм перестал быть идеалом, к которому стоило бы стремиться политикам.

Нацизм с его концлагерями и воинственным национализмом, приведшим Европу к очередной мировой войне, бросил зловещую тень на правый, а в особенности на праворадикальный националистический фашизм как возможный вариант «третьего пути» (движения «третьего пути» – политические течения не связанные ни с либерализмом, ни с коммунизмом).

Возрождение нацизма стало невозможно, по крайней мере, в Европе, на многие десятилетия после приговоров Нюрнбергского трибунала и целого ряда других, менее масштабных судебных процессов над нацистами.

Политики‑популисты стали искать другие идеи, которые могли бы мобилизовать массы не хуже классического итальянского фашизма или немецкого национал‑социализма, но не связываемые в массовом сознании напрямую с фашистскими европейскими политическими режимами первой половины XX века.

Вакантные места на мировой политической сцене, которые освободили поверженные немецкий нацизм, итальянский фашизм и другие разновидности раннего европейского фашизма, постепенно стали занимать новые фашистские политические движения, идеологически отмежевавшиеся от своих предшественников. Тем не менее и эти послевоенные разновидности не смогли скрыть свои основные родовые фашистские черты.

Левый фашизм

Как социалисты вышли в 19 веке из профсоюзной среды, так и европейские фашисты вышли из среды социалистов.

В марте 1919 года в Милане, а затем и по всей Италии стали создаваться первые фашистские организации, которые называли себя боевыми союзами. Политическая программа нового движения была социалистической: ликвидация монархии, отмена титулов, введение налога на крупный капитал, установление 8‑ми часового рабочего дня, гарантированные государством социальные льготы для рабочих и служащих, упразднение обязательной воинской повинности, аграрная реформа по принципу «Земля тем, кто её обрабатывает», то есть конфискация земли у крупных землевладельцев и передача её итальянским крестьянам.

Все первые фашистские организации в Германии, которые возникли в 1919 – 1922 году были левые. Созданный в марте 1918 года слесарем Антоном Дрекслером политический рабочий кружок, ставший в 1920 году национал‑социалистической рабочей партией Германии, был не только националистическим, но и левым.

Когда Адольф Гитлер присоединился к сторонникам Дрекслера, нацистская партия насчитывала всего 6 человек, а будущий фюрер стал седьмым её членом, в программе новой партии в качестве политических целей присутствовали: социализм, сильное государство, возрождение армии и возвращение Германии территорий, потерянных в результате поражения в Первой мировой войне.

После окончания Второй мировой войны на политическую сцену первым вышел штрассеризм. Штрассеризм, называемый по имени своего главного теоретика Грегора Штрассера, представляет собой разновидность левого национал‑социализма.

Грегор Штрассер был фактическим руководителем социалистического крыла нацистской партии и длительное время возглавлял пропагандистский отдел NSDAP. Гитлеровская партия получила огромную популярность в стране именно благодаря левым нацистам, руководимым Грегором, их исключительно эффективной пропаганде среди немецких рабочих и городского среднего класса, ориентированной больше на идеи социализма, чем на национальную исключительность и расовую нетерпимость.

Численность национал‑социалистической партии Германии выросла более чем в 50 раз всего за девять лет, с 1924 года по 1933 год. Грегор Штрассер, не уступая Гитлеру в ораторском мастерстве и организаторских способностях, занял положение второго человека в партии, практически сразу после провала «пивного путча» 8–9 ноября 1923 года.

Штрассер был категорически против расизма и настаивал на левом, пролетарском пути нацистской партии. Он яростно критиковал соглашательскую политику Гитлера по отношению к крупному финансовому и промышленному капиталу, потомственной немецкой аристократии.

После союза Гитлера с немецкими банкирами и промышленниками, Грегор открыто называл Гитлера предателем интересов рабочего класса Германии и говорил о том, что партия, оставаясь национальной и рабочей, перестаёт быть социалистической. На этой почве между Штрассером и Гитлером возник длительный незатухающий конфликт.

Грегор Штрассер был арестован сторонниками Гитлера в «ночь длинных ножей» и был убит в тюремной камере 30 июня 1934 года.

Младший брат Грегора Отто, будучи ранее убеждённым социал‑демократом и даже активным членом немецкой социал‑демократической партии, в 1925 году вступил в нацистскую партию и сразу стал заметной фигурой в NSDAP, выполняя сначала роль секретаря своего старшего брата, а впоследствии исполняя обязанности редактора газеты «Berliner Arbeiterzeitung» (Берлинская рабочая газета), созданной годом ранее братом Грегором.

Газета, руководимая Штрассером, в своих публикациях призывала к национализации промышленности и банков. Отто Штрассер часто подчёркивал идеологическую близость национал‑социализма и российского большевизма. Преклонение Отто перед СССР вызывало сильнейшее раздражение у части нацистов, так называемого «гитлеровского крыла» NSDAP.

Выйдя из NSDAP, Отто Штрассер начинает объединять вокруг себя бывших нацистов, покинувших партию по причине политических разногласий с Гитлером, Гиммлером и их сторонниками, а также немцев, не решившихся вступить в нацистскую партию, по то же причине. Отто вместе со своими сторонниками создаёт, в противовес Гитлеру национал‑социалистическую организацию «Schwarze Front» (Чёрный Фронт – Боевой союз революционных национал‑социалистов), постоянно критикует Гитлера и Гиммлера, называет себя подлинным немецким национал‑социалистом.

После разгрома сторонниками Гитлера левого крыла нацистской партии, большая часть внутрипартийной оппозиции, избежавшей физического уничтожения, вынуждена была покинуть Германию.

Отто Штрассер бежал сначала в Австрию, затем в Чехословакию, а в 1941 году в Швейцарию. В эмиграции в разные годы он учреждает ряд новых организаций: «Комитет действий германской революции», «Германское народно‑социалистическое движение», «Германский фронт против гитлеровского фашизма», «Движение за свободу Германии» и «Немецкий национальный совет». Он пишет программные статьи, заложившие основы современного левого национал‑социализма.

В своих работах Отто призывал к тотальной мировой войне с капитализмом и масонством, при тесном сотрудничестве с СССР. Он утверждал, что основой национального социализма может быть лишь уважение других «национальных социализмов», у других народов, в других странах. Штрассер поддерживал создание еврейского государства и признавал за евреями право на собственный национал‑социализм.

По мнению Отто Штрассера, классический марксистский классовый подход к пониманию общества, экономических и общественных отношений слишком упрощён. Поэтому он считал, что ни социал‑демократы, ни коммунисты никогда не смогут создать подлинное социалистическое государство без учёта такого важного объединяющего людей фактора, как национальное самосознание народных масс, без важного объединяющего людей принципа – национальной самоидентификации.

Отто Штрассер считал, что ощущаемая каждым человеком принадлежность к определённой нации является главной составляющей идентичности человека, не тождественна чисто биологическим критериям, а также юридическим категориям – подданству или гражданству. Человек может быть рождён француженкой и австрийцем, но чувствовать себя немцем или жить в далёкой Бразилии и точно также считать себя немцем. Штрассер полагал, что в том, и в другом случае такого человека следует безоговорочно относить к немецкой нации, вопреки расовой теории Ханца Гюнтера, положенной в основу государственной идеологии Третьего Рейха.

Отто утверждал, что единственный путь к созданию государства социальной справедливости – национал‑социализм. В своих статьях он писал о необходимости создать такую государственную идеологию, которая точно бы воспроизводила традиционное представления народа о социальной справедливости.

Штрассер настаивал на том, что нужно создать такое социально ориентированное государство, которое бы не только соответствовало бы национальным особенностям, менталитету народа, его пониманию собственной истории, но и полностью соответствовала его традициям в сфере политических и экономических отношений, экономики и культуры. Именно по наличию таких особенностей социального государства Штрассер определял «не просто социализм, а настоящий национальный социализм».

В экономике и политике он предлагал существенно увеличить роль самоуправления в профессиональных организациях и профессиональное представительство в органах власти (корпоративизм).

С окончания Второй мировой войны и до настоящего времени штрассеризм популярен по всему миру.

Во Франции штрассеровцы объединились в «Groupe Union Defense» (Группа совместной обороны) и «Renouveau Francais» (Французское Возрождение). В Великобритании с начала 1970‑х левые национал‑социалисты оформились как самая заметная часть партий движения «National Front» (Национальный Фронт) и в отдельную партию «National Party» (Национальная Партия). Аналогичные партии и движения существовали в Дании, Швеции, Бельгии, Нидерландах и многих других европейских странах. Особенно популярен штрассеризм был в Италии в 1970–1990 годы.

Даже в Германии, прошедшей через денацификацию, последние пятьдесят лет периодически возникают подобные штрассеровские организации.

Члены VSBD (Народно‑социалистическое Движение Германии) после запрета в 1982 году, влились в «Nationalistische Front» (Националистический Фронт). Параллельно возникла «Freiheitliche Deutsche Arbeiterpartei» (Свободная Германская Рабочая Партия).

В настоящее время мы наблюдаем рост национал‑социалистических движений штрассеровского толка в Америке, Австралии и Новой Зеландии.

Одним из популярных видов левого фашизма, кроме штрассеровского национал‑социализма, являются также национал‑большевизм и национал‑синдикализм.

Современные национал‑большевики, считая своими предшественниками синдикалиста Жоржа Сореля и национал‑социалиста Отто Штрассера, тем не менее дистанцируются от них, рекламируя своё движение в качестве абсолютно нового, лишённого недостатков предыдущих традиционных социальных националистов (национал‑социалистов и национал‑синдикалистов).

Создатель этого направления Эрнст Никиш и его соратники включали в понятие «национал‑большевизм» марксистские идеи, заменив в них диктатуру одного класса, на диктатуру всего народа, составляющего по их определению «единое целое». Они умудрились совместить национал‑социалистические принципы и большевистскую идеологию.

Национал‑большевики считают, что освобождение рабочего класса от гнёта эксплуататоров возможно лишь в том случае, если социалистическая революция соединится с национальной, а следовательно, лишь объединение классовой борьбы с национальным освобождением народа может иметь успех.

В 1930 году Никиш написал программу национал‑большевистского движения, в которой определил основные направления борьбы против либерализма, капитализма, и против «варварского азиатского большевизма».

Никиш призывал вернуться к природе, к естественному состоянию человека. Для этого он считал необходимым максимально сократить промышленное производство и осуществить принудительное переселение городских жителей в деревню. Он считал, что нужно силой заставить горожан учиться простому крестьянскому труду.

Также, по мнению Никиша и его последователей, необходимо было отменить деньги и частную собственность, заставить людей жить в общинах, воспитывать в гражданах чувство коллективизма и необходимости отдать свою жизнь делу служения народу и государству.

Идеи Никиша получили своё развитие в последующих программах коммунистических и национал‑социалистических движениях по всему миру. Особенно бурно развитие национал‑большевизм получил в Азии в период с 1943 по 1979 год.

Я был сильно удивлён, когда узнал о том, что в России несколько лет назад была создана национал‑большевистская партия. Один мой знакомый привёз из Москвы газету «Лимонка», которую издают доморощенные русские национал‑большевики. Если честно, я ничего не понял из написанного. Очень много пафоса и эмоций. Наверное, чтобы почувствовать написанное (а понять это невозможно), необходимо находиться на одной эмоциональной волне с авторами. Полагаю, что из этой идеи в России вообще ничего выйти не может. Ни хорошего, ни плохого. По моему скромному мнению, идеи национал‑большевизма крайне далеки от русского народа.

Молодой Мао Цзэдун положительно высказывался об идее совмещения национальной и социалистической революций. На основе этой идеи, а также присущего китайцам национализма и китаецентризма, было создано новое марксистское учение, которые мы сейчас называем «маоизм».

Маоизм был не первой попыткой скрестить «ежа и ужа», совместить национальную революцию с социалистической, но, как я полагаю, наиболее удачной.

В основу маоизма вначале была положена теория «новой демократии», объединяющая основные принципы как буржуазной демократии, так и социализма. В доктрине Мао нашлось место многим принципам, ранее предложенным теоретиками фашизма, например, аграрный социализм, корпоративизм.

После 1949 года произошли поворот в политике КПК и серьёзная ревизия теоретической платформы партии. В стране была провозглашена пролетарская диктатура, целью которой назывались обычные для коммунистической партии цели – социалистическая индустриализация и построение в кратчайший срок социализма. Но главным отличием от аналогичных программ других азиатских коммунистических партий того времени, было то, что достижение объявленных целей должно происходить непременно с учётом китайской национальной специфики, истории и традиций китайского народа, особенностей его менталитета.

Позднее многие азиатские левые партии будут копировать китайский опыт и заимствовать некоторые элементы маоистской идеологии. Несмотря на отказ Китая от «новой демократии», сейчас в мире существует несколько «классических» маоистских политических движений и партий. Такие, например, как «Sendero Luminoso» (Сияющий путь) в Перу, коммунистическая партия Филиппин и маоистская партия Непала.

Камбоджиец Салот Сар, более известный в мире под именем Пол Пот, в 1949 году, ещё будучи студентом, познакомился с идеями национал‑большевизма. Во время учёбы в Парижском университете он посещал студенческий кружок национал‑социалистов. Его друг Иенг Сари познакомил Пол Пота с национал‑социалистом Кенг Ваннсаком, оказавшим на будущего камбоджийского диктатора огромное влияние. Позднее Пол Пот вместе с Иенг Сари, Рат Самоён и Кенг Ваннсаком организовали в 1950 году свой собственный марксистский кружок.

Придя к власти в 1975 году это бывшее студенческое братство молодых камбоджийцев на практике реализовала свои идеи построения национального аграрного социализма. Они показали наглядно, чем заканчиваются мечты о справедливом социальном тоталитарном государстве, построенном на фашистском принципе «принуждение во благо».

Сразу после захвата власти в Камбодже 17 апреля 1975 года они начали серьезные преобразования в стране – полностью отменили частную собственность и деньги, переселили всё городское население в деревенские сельскохозяйственные коммуны, принудив горожан к рабскому труду на рисовых и картофельных полях.

Горожан вывозили в сельскую местность в связи с «угрозой американского военного вторжения». Позднее ещё во многих государствах третьего мира людей будут унижать, подвергать пыткам и физически уничтожать, в целях их защиты от мифического вторжения агрессивных колониалистов‑капиталистов (основным пугалом в таких страшилках всегда были и будут в ближайшие десятилетия США).

Потом стали отбирать детей у родителей для воспитания в лагерях, где им садистскими истязаниями прививали «любовь к собственному народу».

Были уничтожены университеты, школы, больницы, библиотеки. Под страхом смерти запрещалось говорить на иностранных языках, тем более их преподавать. Запрещено было читать любые книги, кроме правительственных распоряжений.

В Камбодже (страна была переименована красными кхмерами в Демократическую Кампучию) за годы правления Пол Пота погибла треть населения – около 3 млн. Человек. А казалось бы, такая милая идея счастливого крестьянского мира, без денег, лжи либерализма и эгоизма индивидуализма, без непосильного гнёта капиталистов.

Сторонники марксистского определения фашизма относят любое политическое движение, в основе которого лежат марксистские идеи, в категорию антиподов фашизма. Полагая, что фашизм – это прежде всего антикоммунизм и национализм, а бенефициаром любого фашизма всегда является крупный финансовый и промышленный капитал.

Марксистов не смущает тот факт, что в основе считающегося «классическим» итальянского фашизма был вовсе не расизм или национализм, а корпоративизм. А некоторые фашистские идеологии и вовсе включали в себя интернационализм. Они также игнорируют тот факт, что на национализме основаны политические направления весьма далёкие от фашизма, например, национал‑анархизм, предполагающий уничтожение государства путём национальной революции.

Мне совершенно непонятно, чем руководствуются коммунистические идеологи, когда относят национал‑анархизм к разновидности фашизма. Это пример использования термина «фашизм» в качестве политического ярлыка или ругательства. Цель национал‑анархистов полностью противоположна основной цели любого фашизма. Фашисты стремятся создать идеальное тоталитарное социальное государство, а анархисты – полностью уничтожить государство, заменив его на конфедерацию добровольных самоуправляемых объединений (профессиональных, территориальных, творческих, религиозных и прочих).

Пример с Камбоджей очень хорошо иллюстрирует одно важное обстоятельство – примитивное марксистское определение фашизма принципиально неверно.

В идеологии красных кхмеров можно увидеть, что они выступают от имени численно доминирующей привилегированной группы, составленной из жителей камбоджийской сельской глубинки, именуемой «основной народ».

«Основной народ» камбоджийской глубинки провозглашался исключительным, носителем особой морали, единственно годным строительным материалом для создания «Нового человека».

В этой идеологии «аграрного национального социализма» присутствуют: антилиберализм, социальный дарвинизм, культы ненависти, исключительности, традиционализма, государства, силы, войны, героизма и смерти, Нового человека и вождизм.

Углубляясь в сравнительный анализ двух идеологий, можно легко найти идентичные элементы в идеологии нацистов и красных кхмеров. Иногда эти элементы почти тождественны, достаточно произвести простую замену слов. Например, заменить слово «евреи» на «китайцы», «национал‑предатели» – на «предатели народа» и тому подобное. Останутся неизменными пропагандистские клише: «гнилая западная демократия», «лживые либералы», «мировая закулиса», «империализм» и прочие.

И также, как и в Третьем Рейхе, население Камбоджи делилось на три категории.

В нацистской Германии это были: чистокровные немцы, народы, подлежащие онемечиванию и народы, подлежащие выселению или уничтожению (евреи, цыгане и другие).

В Камбодже, захваченной красными кхмерами, привилегированной группой населения был провозглашён «основной народ» – жители глубинки, занимающиеся сельским хозяйством. Второй группой, подлежащей «перековке» был «новый народ» – жители городов и жителей некоторых областей страны. Третьей группой, которые подлежали тотальному истреблению были «враги народа» – интеллигенция, военнослужащие предыдущего режима, священнослужители, врачи, инженеры и прочие категории. Следует сделать поправку: на самом деле для 96 процентов «новых людей» их перековка также закончилась уничтожением.

Баасизм является уникальным для арабского мира левым националистическим нерелигиозным политическим движением, призванным создать единое национальное арабское социальное государство.

В основе идеологии баасизма лежит идея «арабского национального социализма», включающая в себя арабский национализм и панарабизм, принципы полного отделения исламской религии от государства, однопартийной системы, отказа от политического плюрализма, экстремальный этатизм, антилиберализм и антикапитализм, полный контроль над общественной и частной жизнью граждан.

В экономической части идеологии баасизма, основополагающей идеей является полный контроль над экономикой с национализацией основной её части, в социальной части – солидаризм, наделение государства полномочиями по урегулированию социальных конфликтов, передача государству функций основных социальных институтов.

Баас является очень влиятельной силой, в особенности в Ираке, где с 1968 года по настоящее время является правящей партией и Сирии, где партия правит с 1963 года, в меньшей степени она популярна в Йемене, Иордании, Ливане.

Ещё одним ярким примером, подтверждающий тезис о большом разнообразии форм фашизма, является СССР «фашистского периода» (с 1929 по 1956 год).

В Советском Союзе был построен государственный монополистический капитализм и создано совершенно новое классовое общество, с принципиально новым правящим классом – партийной и государственной бюрократией.

Номенклатурный класс в СССР не основывал своё право на власть родовой принадлежностью, как аристократия, монопольной собственностью на средства производства, как буржуазия, не случайным выбором при демархической системе, как, например, в Древних Афинах или Венецианской республике VIII века, не положением в воинской или полицейской иерархии, как при милитократии. Право на власть у советского правящего класса возникало на типично фашистских основаниях – определённых отношениях с фашистской партией, с учётом прошлых реальных или мнимых заслуг перед этой партией.

Детально разбирая идеологию, государственное устройство и экономику СССР, сравнивая их с нацистской Германией, фашистской Италией, франкистской Испанией и другими фашистскими странами, можно в очередной раз убедиться в универсальности фашизма как явления.

В Советском союзе также существовали культы ненависти, исключительности, государства, силы, войны, героизма и смерти, Нового человека и вождизм.

Маркс и Энгельс, искусственно объединив несовместимые по своему внутреннему содержанию коммунистическую и социалистическую идею, породили жуткого монстра.

Утверждая, что для построения коммунистического общества сначала необходимо пройти стадию социализма, марксисты в XIX веке имели ввиду постепенный глобальный процесс становления обществ нового типа, возникших на руинах капитализма, в которых главную роль будет играть общественное сотрудничество и новая социальная модель, в основе которой будет положено справедливое (в первую очередь некапиталистическое, по формулировке марксистов) распределение материальных благ.

Большевики пошли ещё дальше, сделав вывод о возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране, даже недостаточно развитой экономически, где пролетариат составляет незначительную часть населения. Необходимым и достаточным условием построения социализма в такой экономически неразвитой стране большевики определили наличие профессиональных революционеров и дисциплинированной пролетарской революционной «элиты», организованных в иерархическую и жёстко централизованную партийную организацию.

На пути к бесклассовому обществу предполагалось пройти обязательный этап «диктатуры пролетариата». В своей работе «Государство и революция», вышедшей в сентябре 1917 года, Владимир Ленин дал своё определение такой диктатуры, как не ограниченное никаким законом и опирающееся на насилие господство единственного социального класса – пролетариата. Открыто провозглашался принцип исключительности пролетариата и на этом основании его право на власть.

В период с 1917 до 1929 года в СССР ещё не было фашистского режима, но некоторые его признаки уже присутствовали с самых первых дней советского государства. Например, в раннем периоде советской истории не существовало понятия «многонациональный советский народ» и культовое сознание ещё не приобрело массовый характер. Построение фашистского государства началось лишь в 1929 году, и происходило постепенно, одновременно с индустриализацией, коллективизацией, созданием соответствующих культов.

Если подходить с академической точностью в определении двух тоталитарных режимов, то СССР мог бы с бо́льшим основанием считаться фашистской страной, чем гитлеровская Германия, в которой были сохранены свобода совести и несмотря на сильную монополизацию немецкой промышленности, существовала независимая от государства «малая» экономика.

Централизм в СССР был действительно абсолютным, в том числе в экономике. Советская экономика представляла тотальный государственный капитализм, при котором не только не уничтожается система наёмного труда и пролетариат не получает права самостоятельного использования продуктов своего труда (как этого требует марксистская теория), но и многократно усиливается эксплуатация пролетариата.

В Советском Союзе, после сворачивания к началу 1930‑х годов экономических реформ, начавшихся с провозглашения в 1921 году новой экономической политики советского государства (НЭП), был полностью восстановлен классовый капиталистический характер социального строя.

Советская власть большую часть времени существования СССР на самом деле являлась диктатурой партийной и государственной номенклатуры. Эта государственная и партийная бюрократия сформировалась в особый социальный класс угнетателей людей труда, если определять эту категорию в терминах марксизма.

Между Третьим Рейхом и СССР действительно существовали определённые идеологические различия, но идеология вторична. Идеологии могут меняться со временем, что подтверждает исторический опыт других фашистских государств.

Изменения в идеологии фашистских политических режимов не меняют основных принципов существования тоталитарного государства, характера, функций партийного руководства и государственного аппарата.

При всех различиях нацистской и советской идеологий, в их основе был один и тот же тоталитаризм и схожие социалистические идеи.

Либералы считают, что государство существует для граждан, анархисты полагают, что государство вообще не нужно свободным и ответственным людям, достаточно самоуправления. Нацисты и большевики заявляли о том, что смысл жизни человека состоит в том, чтобы быть полезным государству. «Всё ради государства, ничего вне государства, ничего против государства!» – так этот фашистский принцип точно отразил в своей знаменитой фразе Муссолини.

Советские политики и историки семьдесят два года, начиная с событий 1919 года в Италии, называли любой антикоммунистический вооружённый мятеж фашистским путчем, а любые левые мятежи – народной революцией, что в корне неправильно.

Фашистский переворот (путч, мятеж, называйте, как хотите) – это насильственная смена власти, с целью установления нового политического режима, создания унитарного тоталитарного фашистского государства.

Народная революция может быть политической, социальной, религиозной, национально‑освободительной и какой‑либо иной. Такая революция (в отличие от революции «сверху» или революций, совершаемых в интересах небольшого ограниченного круга лиц), представляет собой насильственные действия народных масс в интересах этих самых масс (именно поэтому революция и называется народной), для смены власти с целью получения ранее отсутствующих у большинства граждан прав и свобод.

Если перевести два предыдущих абзаца на язык простого обывателя, то фашистский путч – это когда армия, политическая организация или политическое движение, при поддержке народных масс или без неё, свергают правительство, после этого распускается парламент, запрещается оппозиция, а любое инакомыслие провозглашается вне закона, закрываются газеты и вводится цензура.

Народная революция – это когда народные массы приходят в движение и свергают правительство, после чего открывается парламент, легализуется оппозиция, провозглашается политический плюрализм, открываются газеты и отменяется цензура.

Вот так образно, примитивно можно объяснить разницу между фашистским переворотом и народной революцией. Как видно из этого простого объяснения, большинство коммунистических переворотов по всему миру не являются народными революциями, по определению.

Фашизмы, в основе которых какой‑либо из вариантов тоталитарной марксистской идеологии, имеют гораздо большее распространение в мире, чем правый фашизм. Причина в том, что фашизм левого типа наиболее прост для понимания.

Идеи о справедливом распределении богатств всегда и везде находят широкий отклик в народных массах. Часто именно примитивное алчное желание «взять и всё поделить» движет массами на первоначальном этапе, когда непосредственно идёт захват власти фашистами. Это примитивное желание используется пропагандой максимально возможным образом, наравне с нагнетанием ненависти в обществе.

Крестьянский фашизм, пролетарский фашизм, а также любой другой вид фашизма, в основе которого лежит «забота» об якобы угнетаемом кем‑то социальном большинстве, имеет, как правило, огромную социальную базу.

Второй категорией по распространённости идут фашизмы, в основе которых лежит религиозная идеология и социально‑религиозная доктрина тоталитарного государства.

Фашизмы, основанные на правой идеологии, включая националистические разновидности занимают скромное третье место по распространённости.

Современный синдикализм является, по своей сути, подвергшимся лёгким косметическим изменениям традиционным (или классический, если кому‑то больше нравится такое определение) синдикализмом, или же корпоративизмом, составлявшим основу идеологии фашизма Муссолини.

Разница между старыми и новыми синдикалистскими идеологиями лишь в изменении терминов и в отказе от отдельных скомпрометировавших себя элементов.

Политические движения национально‑синдикалистского толка традиционно сильны в странах, где ранее существовали фашистские режимы – в Италии, Испании и Португалии. А также во Франции, где фашистского режима не было, но национал‑синдикализм был популярен ещё до начала Второй мировой войны.

Традиционный национал‑синдикализм – националистический вариант синдикализма, как это видно из его названия. Родиной национал‑синдикализма считается Франция, где он возник в результате соединения националистических идей созданной в 1905 году националистической монархической организацией Action française (Французское действие) и революционного синдикализма (теории одного из теоретиков фашизма Жоржа Сореля).

В Италии в 1918 году Муссолини объявил национальный синдикализм идеей, способной объединить классы ради национального роста и развития.

В Португалии национал‑синдикализм приобрёл монархическую окраску. В 1934 –1935 годах национал‑синдикалистские организации возникли в Греции.

В Испании национал‑синдикализм стал частью идеологии фалангистов. Члены «Juntas de Ofensiva Nacional‑Sindicalista» (Силы национал‑синдикалистского наступления) объединились с «Falange Española» (Испанской фалангой) Хосе де Риверы.

После объединения фалангистская партия стала именоваться «Falange Española Tradicionalista y de las Juntas de Ofensiva Nacionalsindicalista» (Испанская фаланга традиционалистов и комитетов национал‑синдикалистского наступления). Фалангисты даже переняли даже часть атрибутики, вроде черно‑белого флага национал‑синдикалистов.

Политически ангажированные историки, определяя фашизм исключительно как историко‑географический термин, отказываются рассматривать не только сильное сходство различных фашистских режимов по идеологии и методам, но и прямую родственную связь. На их убеждения никак не влияют факты прямого происхождения одного фашистского движения из другого, точно такого же фашистского.

В России национал‑синдикализм также был популярен в начале XX века. В партии социал‑революционеров (эсеров) было целое крыло национал‑синдикалистов.

В 1930 году в Белграде был создан Народно‑трудовой союз солидаристов (НТС), существующий и в настоящее время. В основе идеологии НТС была классическая фашистская теория «корпоративного государства». Основной целью организации называлось свержение коммунистического строя в СССР.

В 1930 – 1941 годах эмиссары НТС засылались нелегально в СССР для ведения агитации и подрывной работы. Связь НТС с эмигрантским «Российским общевоинским союзом» свела на нет все усилия по ведению агентурной работы в СССР, по причине того, что в РОВС существовала развитая сеть агентов ОГПУ. В результате все пересекавшие советскую границу энтээсовцы сразу же оказывались в руках карательных органов СССР.

С 1942 года НТС тесно сотрудничало с нацистами и «Русской освободительной армией» (РОА), руководимой бывшим советским генералом Власовым, широко известным в военное время по обе стороны фронта. Сотрудники организации преподавали в учебных лагерях немецкой разведки диверсантам, из числа советских военнопленных, для последующей заброски их за линию фронта. С 1943 года сотрудники НТС привлекались гитлеровцами к пропагандистской работе.

Странная извращённая логика энтээсовцев – бороться с одним людоедским режимом служа другому людоедскому режиму, к тому же иноземному. Ещё более странным выглядит «борьба за свободу и счастье порабощённого большевиками русского народа», в виде помощи нацистам в захвате русских территорий для последующего их онемечивания и выселения на неосвоенные земли не подлежащих онемечиванию славян (украинцев, белорусов, русских).

К 1943 году НТС резко переменило своё отношение к немцам, что привело к массовым арестам членов НТС, расстрелам и отправке арестованных в концлагеря.

В послевоенные годы НТС оказался под полным контролем ЦРУ и издавал за рубежом журналы «Грани» и «Посев», которые нелегально доставлялись в СССР. Для советских моряков дальнего плавания НТС издавал газету «Вахта Свободы».

Экологический фашизм

Современное экологическое движение неоднородно. Оно состоит как из серьёзных учёных, так и из махровых популистов, зарабатывающих немалые деньги на превращении заботы об экологии в орудие конкурентной борьбы между крупными транснациональными корпорациями, иногда полностью финансирующих радикальные экологические движения. Среди «зелёных» встречаются также экстремисты разного толка, вроде защитников прав животных.

Большинство фашистских организаций во всём мире и во все времена провозглашали борьбу за благоприятную окружающую среду одной из своих главных задач. Но на деле эти фашистские движения касались экологии поверхностно, чаще всего лишь в части пропаганды здорового и естественного (природного) образа жизни.

Фашисты часто обожествляли природу в поэзии, литературе и музыке, а их вожди публично демонстрировали свою любовь к животным и природе.

Сразу после прихода к власти NSDAP в Германии была запрещена вивисекция. Третий Рейх стал первой страной, запретившей проведение хирургических операций над живыми животными без наркоза. В 1935 году был принят «Закон рейха об охране природы», ограничивающий охоту. Гитлер и Гиммлер считались главными защитниками животных в Третьем Рейхе.

Иное дело экофашизм, который экологические вопросы ставит на первый план, уравнивая их с социальными или даже присваивая им наивысший приоритет.

В основе экологического фашизма лежит идея установления в обществе правил, отвечающих «законам природы», часто входящая в прямое противоречие с научно‑техническим прогрессом и естественным стремлением людей к повышению качества жизни, комфорту и росту потребления.

Забота об окружающей среде у экологических фашистов превращается в бессмысленный культ, зачастую наносящий природе даже больший вред, чем экономное и разумное её использование.

Подобно базовым идеологемам других фашизмов, в экологическом фашизме обычное разумное стремление жить если не в полной гармонии с природой, то хотя бы не разрушая её, заменяется на абсурдные требования полного отказа от прогресса, приобретающие экстремальный характер и которые становятся предметом настоящего культа.

Любое действие, противоречащее основным принципам доктрины экологического фашизма, объявляется идеологами враждебным природе и ведущим к нарушению экологического равновесия, а следовательно, к гибели природы и затем человека как биологического вида. Такие действия, по мнению фашистов, продиктованы не насущной необходимостью, а исключительно жаждой наживы, власти и мании величия.

Целые отрасли экофашисты относят к враждебным человеку и природе, существующим, по их мнению, для уничтожения природы в процессе изъятия и промышленной переработки её продуктов в целях последующего человеческого потребления.

Умеренные экологи выступают за восстановление леса за счёт тех компаний, которые непосредственно осуществляют вырубки, за введение квот на вылов рыбы и морепродуктов. Экофашисты же стремятся полностью запретить промышленную вырубку лесов и промышленное рыболовство.

Требование экологических фашистов перевести весь, без исключения, городской транспорт на электричество, на нынешнем этапе развития технологий в сфере энергетики, ведёт к многократному увеличению выбросов токсичных веществ и парниковых газов. Электричество нужно из чего‑то вырабатывать. Вред, который может причинить природе выполнение этого категорического требования экологических фашистов в несколько раз превышает вред экологии от автомобилей с бензиновыми и дизельными двигателями.

На самом деле фашисты, как правило, будучи хорошо информированы своими оппонентами о бо́льшем вреде электрического транспорта, игнорируют это обстоятельство, так как оно мешает им запугивать население и зарабатывать популярность среди не слишком образованных граждан.

Возможно, в будущем полный переход транспорта на электрическую тягу действительно будет иметь смысл. Это станет возможным, только при условии замещения современной энергетики, основанной на сжигании углеводородов, новой энергетикой, в основе которой будут атомная, а в перспективе и термоядерная энергия, технологии получения энергии из возобновляемых источников, то есть только тогда, когда электроэнергия будет вырабатываться экологически чистыми способами. Такой переход невозможен в конце нынешнего XX века и наверняка не будет возможен в первое десятилетие грядущего XXI века.

Пропагандисты значительно преувеличивают реальный или предполагаемый вред здоровью от использования современных технологий, медицины. Отказ от прививок, за которым стоят несколько очень мощных экологических экстремистских организаций, уже привёл к росту заболеваемости в ряде европейских стран и в США.

Эмоциональные призывы экофашистов к переходу на «здоровое хозяйство» направлены на примитивизацию понимания народными массами глобальных демографических, экономических и социальных процессов.

Полный отказ от атомной энергетики приведет к замедлению экономического роста, проблемам в экономике глобального масштаба, к увеличению стоимости товаров и услуг и соответственно к ухудшению качества жизни. Для того, чтобы поддержать на приемлемом для человечества уровне энергопотребление, необходимо увеличивать сжигание углеводородного топлива, приближая необратимые изменения климата (глобальное потепление) и состава атмосферы.

Отказ от применения удобрений приведёт к резкому снижению эффективности сельского хозяйства в несколько раз и накормить 5 миллиардов человек станет просто невозможно. За полным отказом от химических удобрений, гербицидов и пестицидов последует массовый голод, в основном в слаборазвитых странах и многократное увеличение стоимости продовольствия в странах «золотого миллиарда».

Даже в богатейших странах люди не смогут покупать обычные продукты, так как они им будут не по карману и придётся довольствоваться дешёвыми заменителями, в лучшем случае безвредными, а в худшем наносящими вред здоровью.

В мире, отказавшемся от применения достижений современной химии в сельском хозяйстве, вырастет социальная напряжённость, по всей планете с неумолимой регулярностью станут возникать новые войны за ресурсы. От голода может умереть от четверти до половины населения земли.

Я не хочу жить в мире, где мясо, масло и сыр будут доступны лишь состоятельным людям. Не думаю, что кто‑то из читателей захотели бы жить в таком мире.

Устроенное экологическими террористами «локальное» радиоактивное загрязнение, при котором подвергшаяся заражению местность будет оставаться непригодной для жизни на многие тысячи лет, по мнению экофашистов, сможет понять человечеству об опасности ядерной энергетики. По мнению экологических террористов, нанеся урон природе в каком‑либо ограниченном масштабе, они спасут человечество от более страшной ядерной катастрофы, которая должна непременно разразиться в будущем, так как ядерная энергетика постоянно развивается, с каждым годом наращивая мощности АЭС, а правительства развитых стран пополняют свои ядерные арсеналы всё более мощными боезарядами.

К счастью, до ядерных материалов экологическим террористам добраться очень сложно и в настоящее время всё ограничивается лишь небольшими по своему масштабу публичными акциями. Тем не менее, разведкам и правоохранительным органам различных стран, время от времени становятся известны планы экологических экстремистов по уничтожению опасных объектов и блокировки путей провоза специальных железнодорожных контейнеров с радиоактивными отходами.

Экофашизм можно коротко охарактеризовать как политическое движение, имеющее антииндустриальную и антикапиталистическую идеологию, использующее примитивный экологический популизм в качестве политического оружия против своих противников и в качестве средства для захвата власти.

В отличие от умеренных «зелёных», в идеологии которых главным является сама природа, а основным принципом провозглашается биоцентризм и экоцентризм, в случае экофашизма, речь идёт об антропоцентризме. Забота о природе всегда декларируется лишь как защита человека, который называется экофашистами современным вымирающим от последствий научно‑технического прогресса биологическим видом.

Задача экофашиста не защитить природу, а напугать человека, заставив его отказаться от удовлетворения своих насущных потребностей и на этом фоне страха и предрассудков убедить избирателей привести экофашистов к власти.

Как во всех других фашизмах, главным для экофашистов является власть, а остальное не более чем способы её получения и удержания

Обычные умеренные экологисты выступают за научные исследования, за создание новых технологий, которые будут экологичнее предыдущих, за укрупнение производств с целью создания более безопасных промышленных объектов, а также для лёгкого контроля профессиональных экологов за промышленным производством.

Традиционные «зелёные» видят в экофашизме лишь популизм и утопизм, который стремится остановить развитие мировой цивилизации, напугав ту часть населения, которая является электоральной базой экофашистов – малограмотных обывателей.

У экофашистов, в отличие от умеренных экологистов, всегда отсутствует позитивная программа, а все меры направлены лишь на запреты и ограничение научно‑технического прогресса.

В экофашизме также есть все признаки, описанные мной в предыдущих главах:

1. Численно доминирующая привилегированная группа – всё население страны, за исключением «врагов».

2. Враги (они же и потенциальные враги) – капиталисты, промышленники, учёные, инженеры и люди некоторых других профессий.

3. Культовое сознание, основанное на ненависти ко всем людям, связанным с научно‑техническим прогрессом, строительством, производством и организацией потребления (торговля, реклама и прочее), в особенности к представителям промышленного и финансового капитала.

4. Традиционализм и аграрный социализм, культ государства и силы, культ «Нового человека», живущего в гармонии с природой и им подобные фашистские культы.

5. Социальный дарвинизм, обосновывающий жизненную необходимость полного прекращения научно‑технического прогресса, уничтожающего, по мнению экофашистов, человека, как биологический вид.

6. Идея построения тоталитарного общества на принципах если не полного запрещения, то хотя бы тотального контроля за любой экономической деятельностью человека, в особенности за промышленным и сельским производством, коммунальным хозяйством городов, энергетикой.

Цель пропаганды экофашизма – как можно сильнее напугать обывателя и довести обычные требования о сохранении благоприятной окружающей среды до экстремального уровня, до полного абсурда, когда главным мотивом людей для поддержки экофашистов становятся примитивные эмоции, а не разум.

Особенное место занимают немногочисленные экстремистские организации защитников прав животных. В отличие от классического экофашизма, где привилегированной группой являются люди, у экстремистов‑зоозащитников эту роль выполняют животные. Все остальные признаки говорят о сходстве с обычным экофашизмом (но не о прямом родстве). Есть те же культы и похожие цели. Пропаганда направлена на те же слои населения, а её методы почти идентичные.

Полагаю, что это направление можно отнести к фашизму лишь условно, так как привилегированной доминирующей группой, от имени и в защиту которой выступают фашисты, по определению должны быть люди. А это обязательный признак для признания политического движения или государства фашистским. Тем не менее методы экстремистов‑зоозащитников вполне фашистские, а идеология подобна фашистской. Лишь по этой причине я упоминаю их в этой книге.

Усилиями сотрудников ФБР США была предотвращена акция организации «Animal Liberation Front» (Фронт освобождения животных) с выпуском животных из вивария научно‑исследовательского центра, причём часть животных, которых планировали выпустить на волю, были заражены смертельной болезнью. Попав в дикую природу, эти животные могли бы вызвать настоящую эпидемию, уничтожив десятки тысяч других животных в дикой природе. Странная логика – защищать животных, уничтожая исследовательскую лабораторию по борьбе с болезнями этих же диких животных.

Практически все животные, освобождённые активистами «Animal Liberation Front» с 1979 по 1993 год, погибли. Несмотря на это, популярность движения растёт, также как растёт и финансирование экстремистской организации со стороны сочувствующих граждан. Тысячи американцев охотно жертвуют свои деньги экстремистам.

Согласно докладу Департамента юстиции США, за период с 1979 по 1993 год боевиками совершено 313 погромов, краж и поджогов. Атакам подверглись американские университеты и исследовательские центры.

Для поднятия своей популярности и получения финансирования от частных лиц и организаций, экстремисты не гнушалась даже покушениями на убийство людей. В 1982 году экологические террористы направили посылки с бомбами в адреса руководителей парламентских фракций и премьер‑министра Великобритании Маргарет Тэтчер.

В ноябре 1984 году «Animal Liberation Front» в отместку за опыты на обезьянах, которые проводил кондитерский концерн Mars, с целью установить влияние её продукции на развитие кариеса, были отравлены крысиным ядом шоколадки «Mars». Всю продукцию пришлось изъять из продажи. Сложно представить, что творилось в голове того активиста, кто решил отравить тысячи случайных людей, которые вообще не имели никакого отношения к опытам на животных. Отравить людей в качестве мести за то, что обезьян кормили шоколадками Mars! Это мог придумать психически здоровый человек?

Любопытно, что акции «Animal Liberation Front» направлены в основном на биологов и медиков, но никогда на охотников или руководство боен, где животных убивают тысячами в день.

Боевики выбирают в качестве цели ту организацию, акция против которой безопасна и вызовет наибольший общественный резонанс. Полагаю, что не требуется объяснять, что нападение на общество охотников или на охраняемую вооружённой охраной бойню может вызвать массу проблем у нападавших. Учёные очень удобная цель для нападения, по банальной причине – они более беззащитны, чем, например, люди, стреляющие в диких животных ради развлечения. А шума в прессе при нападении на исследовательский центр всегда очень много. При этом судьба освобождённых лабораторных животных боевиков никогда не волнует. Их всегда интересует только общественный резонанс и личная популярность.

Нападения на китобойные суда, якобы в целях защиты китов, увеличивают гибель этих животных дополнительно на 15–20 процентов, из‑за того, что китобои, потеряв часть добычи по вине защитников китов, просто добирают план за счёт новых убийств беззащитных животных.

Освобождение из зоопарков животных, не имеющих навыков самостоятельной жизни в дикой природе, защиты от хищников и добыванию пищи, приводят к стопроцентной их гибели на воле. Зато подобные акции эффектно выглядят и вызывают восторг у не слишком умной части населения.

Главное для экофашистов не экология и защита животных, их цель – власть. Они стремятся обратить на себя внимание и потом использовать свою популярность для достижения политических целей.

Существуют ещё экстремистские экологические организации, которые преследуют не политические, а чисто коммерческие цели, но к экофашизму они не имеют никакого отношения, хотя их методы очень похожие. Эти организации, за вознаграждение, проводят как криминальные, так и вполне легальные показательные акции, для изменения общественного мнения, оказания давления на государственные и неправительственные организации, а также на коммерческие компании и их объединения.

Религиозный фашизм

На основе уже существующего религиозного массового культового сознания всегда легче создать идеологию, получить поддержку масс и построить современное тоталитарное государство, нежели сделать это опираясь на некие псевдонаучные «доказательства» истинности фашистской идеологии, подкрепляя это грубым насилием.

Религия наиболее удобная платформа для установления контроля над массами.

Веками отточенные священнослужителями тактики манипулирования сознанием и глубокое знание человеческой природы, умелое использование человеческих слабостей, страхов и предрассудков для управления верующими может служить настоящим наглядным пособием по истории манипулирования сознанием. Религиозные тексты могут служить подробным описанием изобретённых за долгую историю человечества общих методов и конкретных приёмов такого манипулирования и даже набором готовых шаблонов для конструирования фашистами собственных идеологем, создаваемых в тех же самых целях.

В качестве образца для создания идеологии, основанной на массовом культовом сознании, фашисты могут взять абсолютно любую современную религию.

Не имеют принципиального значение ни тип религии (политеизм, монотеизм, генотеизм, космизм, гностицизм, атеизм и прочие), ни социальный подвид (гетерономия, эскапизм и прочие), ни философские, исторические или иные особенности конкретного вероучения. Выстроить внутренне непротиворечивую человеконенавистническую идеологию фашистского типа возможно на основе даже самой миролюбивой, веротерпимой и гуманистической религии.

В любой религии уже присутствует традиционный культ и его отражение в реальной жизни, в виде религиозных обрядов, обычаев, в строго регламентированных религиозных нормах морали, то есть в виде, вполне пригодном для его использования в фашистских идеологии и пропаганде.

Если речь идёт о доминирующей в стране религии, то культовое сознание, на основе которого можно создать фашистскую идеологию, уже присутствует у значительной части граждан.

В любой религиозной идеологии уже изначально всегда присутствует чувство исключительности, традиционализма, очень часто – чувство ненависти к неверным, культ личности религиозного лидера, культ мифических героев (святых, пророков и прочих), культ «Нового человека» и им подобные культы. Фашистским идеологам не требуется изобретать ничего нового, достаточно лишь возвести эти чувства в высокую степень, довести их до экстремального состояния и разжечь в людях ненависть ко всему остальному миру.

Защитой веры легко оправдать насилие и жестокость по отношению к иноверцам, обосновывая такое поведение крайней необходимостью.

В среде фанатично верующих прекрасно работает принцип социального дарвинизма – бог даёт могучую силу избранным и если верующие не уничтожат своих врагов, то враги непременно их уничтожат или поработят.

Легко приживаются любые теории заговоров. Каждый верующий, даже считающий себя гуманистом и либералом, осознанно или нет, желает создания тоталитарного государства, где бы в повседневной жизни строго соблюдались религиозные законы.

Используя достижения современного научно‑технического прогресса в области коммуникаций и пользуясь приёмами манипулирования массовым сознанием, фашисты легко получают власть при поддержке религиозных фанатиков.

Известны фашистские партии или движения, идеология которых основывалась исключительно на религиозном учении. Но чаще всего встречаются фашистские религиозные движения, где религия входит в качестве отдельной части, выступая особым цементирующим компонентом для остальных, в том числе политических составляющих фашистской идеологии – традиционализма, чувства исключительности и богоизбранности, вождизма, веры в действенность прямой силы, а не убеждений, неприятия чужих обычаев, чуждой религиозной и светской культуры, чужих культов исторических персонажей и святых, чужих культов личности религиозных и политических лидеров и прочее.

Нацисты были язычниками. Испанские и латиноамериканские фашистские идеологии носили подчёркнуто католический характер, греческий и румынский фашизмы были православными, основа японского фашизма – синтоизм и так далее, продолжать можно долго.

О значении религии в деле управления народными массами правители знали ещё со времён древних царей и фараонов. Древние цари провозглашались прямыми потомками богов и поклонение правителю было составной частью основного культа поклонения богам.

Религия с древности использовалась в качестве инструмента борьбы за власть. Царствование Эхнатона стало временем масштабной государственной реформы, которая потрясла устои традиционного древнеегипетского общества, цивилизации и культуры.

В процессе борьбы с оппозицией фараону пришлось перенести столицу, окружить себя неродовитыми чиновниками и воинами, так называемых немху, не связанными с предыдущей правящей элитой и обязанных своим положением исключительно фараону. То же самое в дальнейшем проделывали сотни правителей, для того чтобы укрепить свою личную власть, ослабить, а то и вовсе уничтожить всякую оппозицию.

Для значительного ослабления власти жрецов Эхнатон совершил даже не реформу, а настоящую религиозную революцию, установив государственный культ бога Атона и провозгласил себя его воплощением. Имя предыдущего бога Амона было запрещено, божественные изображения сбиты со стен храмов, храмы перестроены, а жрецы старого бога были либо уничтожены, либо высланы за пределы городов.

Лидеры Французской революции, изначально убеждённые атеисты, в процессе борьбы за власть, были вынуждены, в противовес христианству, принять новую государственную религию в форме деизма – Культ Верховного Существа.

Усилиями Робеспьера Национальный конвент 7 мая 1794 года принял декларацию, согласно которой: «Французский народ признаёт существование Верховного Существа и бессмертие души, он признаёт, что достойное поклонение Верховному Существу есть исполнение человеческих обязанностей. Во главе этих обязанностей он ставит ненависть к неверию и тирании, наказание изменников и тиранов, помощь несчастным, уважение к слабым, защиту угнетённых, оказание ближнему всевозможного добра и избежание всякого зла». Была законодательно введена государственная религия, установлен государственный религиозный праздник, отменялась ранее провозглашённая свобода совести и соответственно запрещались другие верования.

Трудно управлять народом без религии. Ещё труднее без ссылки на Бога (богов) оправдать жестокость к своему народу и своё право на неограниченную власть.

Христианство заложило основы классического европейского, в первую очередь итальянского фашизма, так как именно в христианской, а точнее, в католической среде возникла политическая теория корпоративизма, развившаяся к началу XX века в первую фашистскую доктрину, в основу которой была положена идея об идеальном тоталитарном социальном государстве. Этот неоспоримый исторический факт признаётся сейчас даже самой католической церковью.

Католицизм очень долго был в стороне от проблем европейских рабочих. В том числе в первой половине XIX века, когда социально‑экономическое положение рабочего класса было особенно тяжёлым, профсоюзы и рабочие политические организации, которые могли бы защитить права пролетариев, ещё находились в стадии становления, а рабочий класс остро нуждался в политической поддержке.

Возникавшие профсоюзы и рабочие организации до середины века были вне закона. Запреты на создание рабочих организаций были отменены в Великобритании в 1825 году, во Франции в 1864 году, в Германии в 1867 году.

Когда во второй половине XIX века возникло организованное рабочее движение, католицизм всё ещё оставался в стороне от происходивших процессов вовлечения рабочего класса в политику. Позднее Папа Пий XI в 1925 году назовёт отчуждение церкви от рабочего класса как «величайшую трагедию XIX века», приведшую к масштабным потрясениям.

Пий IX в своих энцикликах противопоставлял либерализм XIX века, с его практицизмом и стремлением к личной свободе, христианскому иррациональному мировоззрению. Называя любые либеральные идеи враждебными Католической церкви, Римский Папа фактически объявил войну либерализму.

Его последователь Понтифик Лев XIII заложил основы корпоративизма, ставшего центральной частью идеологии итальянских фашистов.

Итальянское общество отреагировало на инициативу Папы появлением католических профсоюзов, творческих союзов и политических кружков, созданных на основе церковной идеи классового взаимодействия и взаимопомощи, сглаживанию межклассовых противоречий и недопустимости конфликтов.

Понтифик Пий XI пошёл далее и призвал к полному упразднению профсоюзов, созданию нового общества, построенного целиком на принципах корпоративизма, путём передачи части функций традиционных общественных институтов соответствующим государственным организациям и корпоративным объединениям.

Чем дальше, тем больше менялась позиция Католической церкви по отношению к роли государства в жизни человека и социума, к объёму полномочий корпоративных союзов. Менялась она в сторону усиления роли корпораций и государства в жизни каждого человека.

Можно уверенно утверждать, что корни итальянского фашизма напрямую происходят из церковного вероучения о корпоративизме и политических трактатов иерархов Католической церкви XIX–XX веков.

Муссолини не только достал фашизм из умов итальянцев, он ещё и посадил его на уже заранее подготовленную церковниками почву.

Ещё за двадцать лет до прихода фашистов к власти, благодаря усилиям католического духовенства, слово «либерал» стало ругательным в итальянском языке. Этим словом политики называли своих оппонентов, журналисты клеймили отрицательных персонажей в своих статьях, им ругались торговки на рынке и мальчишки в уличных потасовках. В начале века это слово занимало в итальянском языке такое же место, какое сейчас в России занимает слово «фашист». Употребляли его, по большей части, люди, совершенно не понимающие его настоящего значения.

Христианский клерикализм был свойственен многим фашистским режимам и движениям. Католицизм составлял значительную часть идеологии испанских фалангистов, португальского «Национального союза», православие было составной частью идеологии румынской «Железной гвардии».

Христианская религия в той или иной форме была основой огромного количества фашистских режимов в Европе и Южной Америке на протяжении всего XX века.

В России в начале нынешнего века мог бы родиться собственный клерикальный христианский фашизм. Подходящая идеология существовала ещё до первой русской революции. Это идеология ультраправых монархических националистических православных организаций «чёрной сотни» (Союз Михаила Архангела, Союз русского народа и многие другие подобные организации, существовавшие в России в 1905–1917 годах).

Формула Сергея Семёновича Уварова «Православие, Самодержавие, Народность» прекрасно подошла бы в качестве главного лозунга православного русского фашиста.

Россия в 1914 году была беременна православным фашизмом и если бы не неудачи русских войск на германском фронте в 1915–1916 годах и последующие две русские революции, то я уверен, что в России непременно возникло бы могучее массовое народное фашистское православное монархическое движение. Зачатки движения народных масс в этом направлении рассыпались под натиском революционной бури, пронёсшейся по России в 1917–1922 годах.

В 1967 году в Греции к власти пришла хунта, известная как «Чёрные полковники». В основе их идеологии были не только антикоммунизм, национализм, но и православие. Главным лозунгом хунты был «Греция – для православных греков».

После Второй мировой войны доктрина католического корпоративизма была кардинально пересмотрена. Отказавшись от фашистского принципа корпоративного тоталитарного государства, послевоенные католические политологи создали новую концепцию, включающую принцип разумной достаточности влияния государства на жизнь граждан.

Всё ещё отрицая необходимость предоставить гражданам наибольшую возможную личную свободу, церковники осторожно определили пределы власти государства – оно должно вмешиваться лишь в тех случаях, когда человек не способен решить проблему самостоятельно. Довольно неопределённый принцип, который при соответствующих условиях позволяет неограниченно злоупотреблять властью «в интересах граждан».

Решение жизненно важных вопросов, которые выпадают из поля государственного регулирования, передаётся различным уполномоченным негосударственным организациям и объединениям.

Под контролем церкви создаются творческие, молодёжные, женские, культурные и прочие организации. При подобном «христианско‑демократическом» политическом режиме, формально негосударственные, но подотчётные государству институты и корпорации становятся инструментами государственного контроля. Эта новая корпоративная доктрина стала основой идеологии современных европейских христианских демократов.

В 1949 году с лёгкой руки Пия XII коммунисты и социалисты заняли в сознании католиков то место, которое занимали в XIX веке либералы. Ничего не изменилось, просто церковники в своей пропаганде нашли новых врагов.

Современные клерикальные христианские фашистские организации занимаются не только легальной деятельностью, такой как участие в выборах, изданием трудов своих идеологов, организацией публичных мероприятий. Они занимаются открытой пропагандой своих радикальных взглядов, включая пропаганду среди детей и подростков, а самые радикальные из них не чураются прямых призывов к убийству врачей, совершающих аборты и иноверцев (в основном мусульман), проявляющих неуважение к христианской религии и европейской культуре.

Многие современные легальные клерикальные христианские фашистские партии и подпольные организации имеют в своей структуре тренированные боевые группы, готовые прибегнуть к насилию при возникновении удобной для этого ситуации. Например, в ответ на теракты исламских фундаменталистов.

Современный клерикальный христианский фашизм имеет на всех пяти континентах огромное число сторонников. По моему мнению, опасность, исходящая от этого вида фашизма, сильно приуменьшается современными политологами. Их существование преподносится в прессе и публицистических изданиях как небольшие «отклонения», которые не заслуживают серьёзного внимания. Напрасно. Именно сейчас, в конце XX века клерикальный христианский фашизм фантастически популярен, чего не было даже в период «золотого века» европейского фашизма в 1919–1945 годах.

Современные христианские фашисты способны мобилизовать в период кризиса сотни миллионов человек по всему миру и захватить власть во многих экономически развитых странах Европы, Америки и в Австралии.

Предположу, что в новом XXI веке экономически благополучные страны с либеральным эмиграционным законодательством столкнутся с ростом праворадикального экстремизма, с лавинообразным увеличением популярности националистических фашистских партий и организаций, в том числе клерикального христианского толка.

Ислам на заре своего рождения и в начальный период своего существования был исключительно толерантной религией. Пророк Мухаммад обращал внимание сограждан на необходимость уважительного отношения к верованиям и культуре других народов.

Иудеи и христиане признавались мусульманами близкими по духу, так как поклонялись единому богу, хотя и по‑своему. Пророк Мухаммад лично заключил основные соглашения с иноверцами. Первым и самым важным стал Мединский договор между мусульманами и иудеями, установившей равенство и свободу богослужений для всех религиозных общин.

Толерантность в Коране названа добродетелью, а споры, в том числе религиозные, Коран предписывает решать путём диспутов, а не насилия. Любое проявление агрессивности безусловно порицается в Исламе. Даже в борьбе за свою веру мусульманам дозволено лишь защищаться.

Удивительно, как на почве такой миролюбивой религии вообще могут возникать фашистские организации или экстремистские террористические группы нефашистского толка. Тем не менее именно исламских экстремистских организаций наиболее заметное количество по всему миру. Некоторые из них, в особенности в Центральной Азии, очень многочисленны. Это лишний раз доказывает, что фашизм по своей природе больше метод, чем идеология.

Наиболее продуктивно обращать в свою веру именно с помощью миссионерства, а не принуждением, тем более не при помощи жестокости и насилия.

Распространение ислама не является основной целью исламофашистских политических организаций. Основной целью исламофашистов является расширение сферы влияния суверенной мусульманской власти, желательно распространение этого влияние на весь мир. Таким образом они преследуют не религиозные, а исключительно политические цели.

Исламофашизм откровенно нетерпим и крайне агрессивен, особенно в отношении конкурирующих исламофашистских и иных политических исламских организаций, опирающихся на ту же социальную базу.

Как немецкий национал‑социализм имел мало общего с нормальным национализмом, здоровым патриотизмом и с гуманистическими идеями социализма, так и религиозный фашизм только лишь основан на религиозных догмах. Религиозный фашизм далёк от традиционного вероучения, от религиозного мировоззрения пророков и почитаемых святых основателей церквей.

Несмотря на неприятие экстремистских методов борьбы за веру большинством верующих, религиозные лидеры часто оказывают поддержку религиозному фашизму, иногда открыто, а чаще всего, не афишируя эту помощь. Для лидеров религиозные фанатики являются удобным инструментом реальной политики, в том числе в вопросах, не имеющих прямого отношения к религии.

Особенно удобно для религиозных лидеров прибегать к услугам неистовствующих безумных фанатиков, подстрекаемых фашистами, когда необходимо совершить действия, несовместимые со статусом религиозной организации и которые могут причинить серьёзный вред её репутации. Например, вопросы захвата чужой или агрессивной защиты своей собственности, осуществление территориальной экспансии, уменьшение влияния конкурирующей религиозной организации на своей территории и пресечение её миссионерской деятельности, погромы и различные силовые акции, массовые протесты и тому подобные действия, обычно не одобряемые в религиозном обществе.

Наиболее влиятельные современные исламофашистские организации, равно как и современные крупные христиано‑фашистские, создавались много десятилетий назад, на пике популярности фашизма в Европе, то есть в период с 1919 по 1945 годы.

Одной из самых старых и влиятельных в исламском мире исламофашистских организаций является «Братья‑мусульмане», созданная в 1928 году в Египте.

Главным идеологом и теоретиком раннего салафийского исламофашизма считается египетский писатель и философ Сейид Кутб. Писатель не скрывал своих симпатий к Муссолини и Гитлеру, называя их великими людьми века, высказывая сожаление, что они не были обращены в ислам. Подражая Гитлеру во всём, он даже свою первую книгу озаглавил «Моя борьба с евреями», по аналогии с книгой Гитлера «Моя борьба». Как и Гитлер, Кутб написал свой главный труд – книгу «Вехи на пути», считающийся сейчас главной книгой салафийского исламофашизма, находясь в тюрьме в ожидании суда по обвинению в участии в неудавшемся государственном перевороте.

В «Вехах на пути» Кутб подробно изложил идеи исламского социализма и тоталитарного исламского общества, доминирующую идеологическую роль Корана в таком обществе и государстве, а также преимущества исламской религиозной культуры.

В основу идеологии «Братьев Мусульман» положена религиозная фашистская доктрина, а само массовое движение имеет все фашистские признаки. Привилегированная численно доминирующая группа – мусульмане‑сунниты любой национальности. Цель – создание тоталитарного религиозного государства, живущего по законам шариата. Первостепенная обязанность граждан – подчиняться тоталитарному исламскому государству. Присутствует социальный дарвинизм, антисемитизм, этатизм, антилиберализм и антикапитализм.

Как и нацисты, «братья‑мусульмане» считают главным злом евреев и капиталистов, призывают к вооружённой борьбе с развитыми капиталистическими странами. Не чуждо им стремление к мировой экспансии – в планах создание Всемирного Халифата и тотальное истребление всех, кто не захочет подчиниться, принять ислам и стать гражданином Халифата.

«Братья мусульмане» являются наиболее влиятельной исламофашистской салафийской организацией в Сирии, Судане, Тунисе и Йемене. Самой известной региональной организацией «братьев», является созданное в 1988 году палестинское «Исламское движение сопротивления» (ХАМАС). Главной целью ХАМАС является уничтожение Государства Израиль и создание на территории Палестины и Израиля тоталитарного исламского государства, в котором действуют только законы шариата.

Шиитские фанатики пошли дальше суннитских и создали самое мощное исламофашистское государство в мире. Они подтвердили тезис о том, что, когда во главе фашистской организации стоят не светские политики, а авторитетные религиозные лидеры, шанс на приход этой организации к власти увеличивается многократно.

Вера в идеальное тоталитарное государство всеобщего равенства и справедливости, многократно помноженная на религиозный фанатизм, может если не свернуть горы, то вполне способно стать движущей силой грандиозных преобразований, полностью меняющих политический ландшафт в стране, а также создать новое фашистское общество и тоталитарное государство в очень короткое время.

Религиозный фашизм, как никакой другой, способен на столь быстрые и действительно фундаментальные изменения окружающей его реальности, в особенности в социальной и экономической областях.

После того как популярный в Иране с начала 60‑х годов шиитский религиозный лидер Рухолла Мусави Хомейни, вернулся в страну из вынужденной пятнадцатилетней эмиграции, переход власти в Иране к радикальным исламистам организации «Общество борющегося духовенства», созданной богословом Муртазой Мутаххари, исламскими политиками Мохаммадом Бехешти и Али Акбар Хашеми Рафсанджани, стал лишь вопросом времени.

Именно с момента возвращения оппозиционного шаху шиитского лидера исламская революция стала уже не просто возможной, она стала неизбежностью, единственным выходом из сложившейся на тот момент политической ситуации в Иране.

Не предшествующие исламской революции конфликты между правительством шаха и оппозицией, не кровавые инциденты и последовавшие за ними народные волнения, а именно поддержка оппозиционных радикальных исламистов со стороны аятоллы Хомейни и исламского духовенства, привели к созданию в Иране религиозного исламофашистского государства.

Сами по себе события 1978 года и бегство шаха не обязательно должны были привести к созданию тоталитарного исламского государства. Беспорядки могли бы закончиться вполне цивилизованным образом – первым в истории страны свободным выборам и созданием демократического светского иранского государства.

Полагаю, что причина успеха исламофашистов в Иране в том, что они, нащупали в массовом сознании тёмные стороны, в основе которых – древние предрассудки и ошибочные представления персов о самих себе, об исключительной роли древней персидской культуры в жизни современной иранской нации, причин изолированности страны от основных мировых исторических процессов и как следствие – мнение иранцев о собственной исключительности.

Исламские идеологи, используя присущее персам мифологическое мировосприятие, смогли совместить фашистскую доктрину, с присущими ей политическими культами, с монотеистической религией. В этой доктрине вместе уживаются религиозные запреты и нормы поведения, прямо противоречащие этим религиозным запретам. Например, политические идеи и культы, признаваемые во всех основных мировых религиях в качестве ереси, вроде поклонения живому человеку (вождю, высшему духовному лицу), наделяемому божественными признаками или экстремальный этатизм.

Иранцы унаследовали от предков давнюю традицию светской власти, которая уходит корнями в Древнее Персидское Царство времён династии Ахменидов. Именно в Древней Персии были сформулированы основные правовые принципы светского государства, а реформы царя Дария дали современной цивилизации принцип разделения властей и приоритет светских законов над религиозными правилами.

Иранцы ни тогда, во время исламской революции, ни сейчас, ни столетиями ранее, не отличались от соседних народов какой‑либо особой набожностью и религиозным рвением. Наоборот, Иран перед революцией был относительно спокойной страной, без серьёзных межрелигиозных конфликтов, со светским политическим режимом. Религия год от года играла всё меньшую роль в жизни иранцев.

Внутренняя политика последнего иранского шаха Мохаммеда Реза Пехлеви была направлена на максимальную секуляризацию государства и уменьшение влияния ислама. Женщинам разрешили не надевать чадру и носить одежду европейского покроя, были запрещены многие религиозные обряды, пропагандировались западные культура, образ жизни и образование. Исламская революция 1979 года отбросила иранскую нацию на несколько веков назад.

Анализ событий, предшествовавших приходу в Иране к власти исламистов, показывает, что фашисты всегда используют любую сложившуюся кризисную ситуацию по максимуму, насколько это вообще возможно.

В Иране произошло всё приблизительно по такому же сценарию, как это происходило в Италии, Германии, Испании и других европейских государствах на сорок‑пятьдесят лет ранее.

Исламисты в 1979 году, как и нацисты в 1933 г., оказались в нужное время в нужном месте. Получив власть прямо из рук предыдущего иранского правительства, исламофашисты захватили власть в стране, пользуясь поддержкой иранского народа, одураченного популистскими лозунгами и религиозной пропагандой.

Несмотря на недовольство части населения, исламские священнослужители традиционно поддерживали династию Пехлеви, ровно до того момента, как Шах принял ряд мер по реквизиции земельной собственности шиитского духовенства и установлению контроля за доходами священнослужителей. После этого отношение исламских священнослужителей к Шаху резко изменилось и прежде лояльное духовенство стало с симпатией относиться к исламским оппозиционерам, лидером которых был эмигрировавший во Францию аятолла Хомейни.

Хомейни к 1978 году стал непререкаемым авторитетом и приобрёл такое влияние среди народа, каким до него, кажется, никто и никогда не пользовался в Иране, чему весьма поспособствовали «легальные» иранские священнослужители, недовольные политикой Шаха.

За два последних года, предшествовавших революционным событиям 1978 – 1979 годов, культ личности Хомейни оформился в лозунгах оппозиции, плакатах с которыми иранцы выходили на протестные демонстрации, в его фотографиях на стенах роскошных домов исламских священников, скромных квартир рабочего класса и крестьянских лачуг, а также в необычайной популярности его религиозных произведений во всех слоях общества.

Хомейни, находясь в эмиграции, не скрывал своих политических амбиций: «Клянусь Аллахом, что ислам в целом – это политика» – заявлял журналистам аятолла Хомейни. Он обещал, вернувшись из эмиграции, покончить с ненавистным прозападным режимом Шаха.

Исламской революции предшествовали массовые беспорядки. Начались они в январе 1978 года, когда демонстрация студентов, протестовавших против очернения аятоллы Хомейни в подконтрольной шаху газете, была расстреляна полицией. Потом последовали события в Тебризе, где 18 февраля начались беспорядки, непосредственно спровоцированные расстрелом январской студенческой демонстрации. В период с марта по май 1978 года мощное цунами народных бунтов пронеслось по всем крупным иранским городам.

Шах под давлением обстоятельств пообещал провести свободные выборы в июне и почти сразу же против оппозиции начались широкомасштабные репрессии. На репрессии иранские рабочие, составлявшие основную социальную базу антишахской оппозиции, ответили волной массовых забастовок, прокатившейся по всей стране.

Началом Исламской революции, полагаю, следует считать пожар в абаданском кинотеатре «Rex» 20 августа 1978 года, в котором погибли около 500 человек.

По версии исламистов, здание кинотеатра подожгли офицеры государственной безопасности, которые таким образом пытались «выкурить» из кинотеатра скрывшихся от погони активистов‑оппозиционеров. Во время пожара не удалось открыть двери и все находившиеся в зрительном зале погибли.

После пожара в кинотеатре политическая ситуация в стране стала лавинообразно ухудшаться. Шах запретил демонстрации и любые другие массовые акции протеста, ввёл в стране военное положение. Несмотря на запрет, в иранских городах продолжались выступления. В столице при разгоне демонстрации погибли около 90 человек.

В Тегеране 2 декабря 1978 года прошла 2‑миллионная демонстрация с требованием отречения шаха и уже 6 января 1979 года иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви бежал. После бегства шаха в стране началась революция.

Премьер‑министр Шапур Бахтияр расформировал часть государственного аппарата, упразднил органы госбезопасности, пообещал провести свободные выборы. Он предложил аятолле Хомейни вернуться в Иран для того, чтобы образумить беснующиеся толпы народа и стабилизировать политическую ситуацию в стране, помочь в проведении выборов и поучаствовать в составлении новой иранской конституции.

Хомейни вернулся в Иран 1 февраля 1979 года. В тегеранском аэропорту его встречали восторженные толпы. На улицы столицы вышло не меньше пяти миллионов человек. В руках у них были портреты Хомейни и плакаты «Шах ушёл, Имам пришёл». Хомейни в этот же день наотрез отказался от сотрудничества с премьер‑министром Бахтияром в создании переходного правительства национального единства. Аятолла провозгласил Исламскую революцию и объявил правительство, парламент и органы государственной власти шахского режима незаконными.

По приказу исламистов населению стали раздавать оружие, в столице Ирана начались уличные бои. Чиновники старой администрации, социалисты, коммунисты, социал‑демократы и аристократия стали в панике покидать страну. Премьер‑министр Шапур Бахтияр бежал во Францию, где основал оппозиционное исламистам «Национальное движение сопротивления» и был убит в 1991 году.

После проведённого референдума, 1 апреля 1979 года была провозглашена Исламская Республика Иран. Согласно новой конституции страны, верховная власть принадлежит иранскому духовенству в лице Хомейни, а после смерти имама – его преемнику.

В стране, в качестве основных революционных принципов, были провозглашены отвергающие капитализм и коммунизм основы «исламского социализма», при котором все слои населения станут жить как братья, дружной мусульманской общиной.

Путь к созданию исламского социализма, по мнению Хомейни, лежит исключительно через внедрение ислама во все сферы жизни людей, без исключения, а также через восстановление исламских моральных норм, благочестия, скромности и воздержанности, через устройство тотального религиозного государства, в основе которого лежит мусульманская правовая система – шариат. Достижение этих целей, считал Хомейни, само собой, естественным путём приведёт к возникновению «исламского бесклассового общества», в котором не будет не только классовых, но и любых социальных противоречий. Отрицание наличия в обществе классовых и иных социальных противоречий это так же один из основных признаков фашизма (см. главу 1.2 «Основные признаки фашизма»)

Сразу же после провозглашения исламской революции началось огосударствление стратегических секторов экономики, приведшая в результате к сильной монополизации всей экономики Ирана.

Исламисты без промедления взялись за практическое строительство тоталитарного государства – шиитские богословы возглавили процесс полной исламизации всех, без исключения, сфер жизни общества. Были созданы органы государственной религиозной пропаганды, а также государственные революционные карательные органы – Корпус Стражей Исламской революции (Пасдаран).

Пасдаран возник в 1979 году из военизированных отрядов исламских революционных комитетов, в виде закрытого военно‑религиозного ордена, наподобие гитлеровской военно‑политической организации SS (Schutzstaffeln – «охранные отряды»), которая была в свою очередь создана из аналогичных революционных штурмовых отрядов (Sturmabteilung).

В составе пасдарана имеются также чисто воинские элитные подразделения, в отношении которых сложно отказаться от сравнения с аналогичными «политическими» войсками SS (Waffen‑SS). Вообще, при анализе структуры, целей, полномочий и методов работы сил государственной безопасности Исламской Республики Иран, аналогии с подобными подразделениями Третьего Рейха прямо так и напрашиваются.

В 1980 году с закрытия 5 июня всех университетов началась «исламская культурная революция».

Для проведения тотальной исламизации были созданы «революционные» органы в каждой сфере – в аппаратах государственного и местного управления, медицине, образовании, сельском хозяйстве, на транспорте и в энергетике. В стране действовали сотни различных «революционных комитетов», «революционных трибуналов», «революционных комиссий» и подобных органов.

Преследованиям подверглись интеллектуалы – писатели, художники, учёные, преподаватели университетов, школьные учителя и врачи. За книгу в руке могли избить на улице или даже забить до смерти. Протестовавшие против религиозного произвола университетские преподаватели просто уничтожались, а массовые выступления студентов заканчивались убийствами и арестами непокорных.

Начавшиеся 20 июня 1980 года уличные протесты студентов против закрытия университетов обернулись сотнями убитых, раненых и арестованных несогласных с политикой режима.

Хомейни прямо назвал университеты враждебными организациями, из которых, по его мнению, выходили лишь левые экстремисты и коммунисты, или, чего хуже – либералы, находившиеся якобы на содержании у западных капиталистов.

Новым руководством страны было публично объявлено о существовании некой «спящей пятой колонны» – потенциальных предателей народа и веры, которые могут в тяжёлое для исламского политического режима время стать источником угрозы власти исламофашистов.

В Иране по сей день существует жёсткая государственная исламская цензура, под контролем которой находится абсолютно всё: образование, газеты и журналы, радио и телевидение, кино и театр, изобразительное искусство.

В стране созданы исламские молодёжные организации, которые контролируют не только образовательный процесс, но и любую общественную жизнь в стенах школ и университетов.

В начальных и средних классах общеобразовательных школ главными предметами стали шиитский вариант ислама и основы шариата, а в старших классах ввели обязательное преподавание теории мусульманского права. Из школьных учебников исчезли культура и история немусульманского мира. Обязательным стало пение школьниками и студентами религиозных гимнов и песен, посвящённых Хомейни и аятоллам, его последователям.

Исламские правоведы законодательно закрепили неукоснительное соблюдение женщинами всех предписаний шариата: обязательное ношение хиджаба, запрет на развод по инициативе супруги, запрет совместного обучения лиц женского и мужского пола, запрет на профессии. В Иране были введены вновь многожёнство и институт временного брака.

В 1980 году была расстреляна Фаррохру Парса только за то, что при шахе она посмела стать министром просвещения.

Во время «исламской культурной революции» на тегеранском ипподроме был организован концлагерь («Центр перевоспитания иранцев»), где тысячи человек подвергались пыткам и внесудебным казням.

Налицо все признаки религиозного фашизма: провозглашение вечной борьбы за веру основной целью жизни человека, антикапитализм, экстремальные антилиберализм и этатизм, использование религии для создания особого вида культового политического сознания, отрицание существенного значения социального неравенства и важности иных различий людей, кроме их принадлежности к исламу и пр. (см. главу 1.2. «Основные признаки фашизма»).

Идеология режима иранских исламистов основана, в том числе, на фашистском культе ненависти ко всем иноверцам, на культе исключительности мусульман‑шиитов. Иранские исламофашисты ведут беспощадную войну за «чистоту веры в Аллаха» с другими течениями ислама, считая их еретическими.

Свои агрессивные действия исламофашисты мотивируют необходимостью ведения джихада, ссылаясь на Коран. Слово «джихад» в Коране подразумевает борьбу за веру и против врагов ислама, а буквально означает не только «борьбу», но ещё «усилие» и «упорство». Но исламофашисты сводят всю суть ислама, несмотря на его строгие моральные ограничения на насилие, исключительно к вооружённому джихаду, превращая территориальную экспансию и физическое истребление иноверцев в некую самоцель. При этом полностью игнорируется то, что в современном мире агрессия и любые другие действия, приводящие к кровопролитию, принципиально не могут иметь никакого отношения к исламу и джихаду, если, конечно, речь не идёт о защите от явной агрессии или преследований мусульман за веру.

Джихад, провозглашаемый и проводимый исламофашистами, в сегодняшнем мире всегда имеет чисто политические цели, речь всегда идет о захвате территорий и собственности, обогащении, получении политической власти.

На фашистском культе традиционализма основаны современное иранское образование и официальная государственная исламская культура. Доисламская история Ирана была объявлена «несуществующей».

За время «исламской культурной революции» в стране были уничтожены практически все значимые древние памятники истории и архитектуры, созданные до VII века. Для возврата к «традиционным ценностям», аятолла Хомейни призывал полностью отказаться от всего иностранного, и особенно американского. Он считал, что необходимо заблокировать все каналы проникновения в страну буржуазной «массовой культуры», способствующей распространению «западной вседозволенности» и упадку традиционных моральных устоев иранцев.

Особенно ярко в Иране проявляется фашистский культ личности, в виде культа Хомейни и культов других аятолл, входящих в верхушку правящей религиозной элиты.

Культ героизма и смерти основан на фанатичном почитании верующих, принявших мученическую смерть за свою веру – шахидов, но не ограничен только этим. Героизм в современном Иране обязателен, его требуют от всех, без какого‑либо исключения. Это недобровольный акт самопожертвования, а обязанность каждого иранца, уклонение от которой карается смертью.

В Иране государственной пропагандой культивируется фанатичное преклонение народа перед армией и военными. Всё иранское общество насквозь пронизано милитаризмом.

Культ войны не ограничивается пропагандой внутри страны. Иранский исламофашизм открыто занимается экспортом исламской шиитской революции в другие страны – в Саудовскую Аравию, Бахрейн, Сирию, Ирак и поддержкой террористических организаций, действующих во многих странах исламского мира. К примеру, экстремистская организация «Хезболла» была создана в Ливане в 1982 году непосредственно иранским исламофашистским режимом.

У религиозного экстремизма, как и у фашизма одна природа – стремление насильно сделать всех счастливыми. У обоих явлений одна цель и она исключительно политическая – это захват и удержание власти.

Религия и фашизм основаны на иррациональной стороне психики человека, на его страхах и предрассудках. Методы у религиозного экстремизма такие же, как и у фашизма, а в основе этих методов – манипуляция сознанием людей, с целью сделать из множества отдельных свободных личностей безликую послушную толпу.

Даже если религиозные фашисты провозглашают благие цели и на словах клянутся в приверженности христианским, исламским или иным религиозным гуманистическим принципам, всё равно основными их инструментами остаются не просвещение или убеждение, а ложь и насилие или угроза его применения.

Большинство авторитарных режимов прошлого, характерны тем, что, находясь внутриполитической системы, можно было сохранить независимость мыслей, иметь собственные религиозные убеждения, пользоваться свободой определённых действий, если эти действия не угрожали системе, сохраняя при этом уважение к себе.

При фашизме и в нефашистских тоталитарных обществах (в особенности при нефашистской тоталитарной теократии), невозможно находится в безопасности при этом сохранять независимость мыслей и самоуважение. Отличаться от толпы – значит внутренне противопоставлять себя системе. А это чревато серьёзными последствиями в фашистском и вообще в любом тоталитарном обществе.

К своим единоверцам, отличающихся от них чем‑либо (обрядами, трактовкой религиозных текстов и тому подобным), адепты любой религии относятся даже с большей ненавистью, чем по отношению к приверженцам другой веры. В этом отношении, любые верующие очень похожи на фашистов, не терпящих конкуренции в большей степени, чем присутствие в своём окружении явных или предполагаемых врагов.

Со временем неизбежно происходит девальвация идеологии, вызванная осознанием массами очевидности нереальности достижения провозглашённых фашистами целей. Людям постепенно надоедает примитивная пропаганда, они начинают сомневаться в истинности фашистской доктрины. Это является ещё одним из поводов для изменения идеологии.

Режимы, которые не смогли вовремя реформироваться обречены на гибель. Через такие вынужденные реформы идеологии прошли все долго существовавшие фашистские государства.

Пока испанский фашизм был способен меняться и своевременно менять свою идеологию, он был довольно устойчивым. В конце правления стремительно дряхлеющего каудильо Франко, фалангизм стал уже восприниматься как рудиментарная часть политической культуры.

Советская идеология почти полностью утратила своё значение в конце «эпохи застоя», когда к коммунистическим лозунгам советские граждане стали относиться с плохо скрываемой усмешкой. В середине 1980‑х годов советскую доктрину марксизма‑ленинизма уже не могли спасти никакие реформы идеологии. Время было упущено и перестроечные лозунги «социализм с человеческим лицом», «новое мышление» и «приоритет общечеловеческих ценностей» советские граждане стали произносить с ещё большим сарказмом.

В результате потери веры народных масс в реальность теоретических концепций, которые ранее были провозглашены находящимися у власти фашистами, первой деградирует пропаганда. Политическая демагогия уже не в состоянии обеспечить управление государством. Второй жертвой становится цензура.

Потом медленно снижается эффективность работы партийного аппарата, в том числе на идеологическом направлении. Всем гражданам становится очевидной неэффективность работы тайной политической полиции из‑за низкой мотивации её сотрудников, после чего в стране начинают открыто критиковать фашистскую партию, её вождей.

Как у безнадёжно больного человека, у дряхлеющего фашистского государства начинают постепенно отказывать различные органы, чиновники заняты больше собственными проблемами и личным обогащением, чем непосредственной своей работой. Страна неизбежно начинает медленно погружаться в хаос. В таком состоянии достаточно лёгкого толчка, дуновения ветра и политический режим рассыпается как за́мок из песка. Мы все совсем недавно, в августе 1991 года наблюдали подобное падение политического режима, который просто некому стало защищать.

Фашизм в современной России

В современной России фашизм в последние годы встал в полный рост.

На Северном Кавказе, в Татарстане и Сибири возникли ячейки «Исламской партии освобождения», в основе идеологии которой паниcламизм, нетерпимость ко всем немусульманам. Целью партии является создание тоталитарного исламского государства (всемирного Халифата), на основе законов шариата.

Современная деятельность РПЦ по поддержке политических экстремистских православных организаций, по моему мнению, является преступной. Священники, вместо того чтобы проповедовать терпимость, сеют ненависть среди своих прихожан. Как результат, почти100 процентов националистов, скинхедов и русских фашистов не только считают себя православными, но и открыто признаются в негласной поддержке деятельности их организаций отдельными православными священниками.

У РПЦ почти в каждом регионе России есть свои боевики, называющие себя православными патриотами. Формально эти организации не входят в состав РПЦ, но их совместные с православными священниками молебны и крестные ходы, освящение православными священниками фашистских мероприятий недвусмысленно говорят о прямой поддержке современной Русской православной церковью новых русских фашистов. Подобных организаций уже десятки по всей стране.

Уже четыре года открыто действует православная националистическая организация «Союз православных хоругвеносцев», в основе идеологии которой фашистская монархическая доктрина «чёрной сотни» (существовавших в России в 1905–1917 годах националистических организаций наподобие Союза Михаила Архангела, Союза русского народа и им подобных). Откровенно расистская организация пользуется благосклонностью иерархов РПЦ и находится под личным покровительством Патриарха Алексия II. Ни милицию, ни прокуратуру, ни ФСБ эта экстремистская организация не интересует.

Новых православных фашистов поддерживает не только Русская православная церковь, но и нынешняя российская власть. Удивительно наблюдать любовь разных бывших сотрудников КГБ и отставных советских партийных лидеров к «православным патриотам».

Бывшие члены КПСС и работники советского репрессивного аппарата, в задачи которого входила, в том числе и борьба с православной церковью, не только внезапно «воцерковились», но и ещё поголовно стали убеждёнными православными националистами‑патриотами, и что ещё более неожиданно, монархистами.

Известное ещё с 1986 года националистическое православное движение «Общество Память» (с 1992 года – Национально‑патриотический фронт «Память»), созданное, самым известным русским националистом Дмитрием Дмитриевичем Васильевым, пользуется покровительством власти и руководства РПЦ.

В 1989–1991 годах различные государственные и коммерческие структуры, связанные с чиновниками, оказывали прямое содействие националистам, от предоставления помещений для собраний и помощи в издании националистической литературы, до прямого финансирования националистических периодических изданий, а также проводимых фашистами мероприятий.

В свою очередь, националисты не остались в долгу перед властью. Во время президентских выборов НПФ «Память» поддержала Бориса Ельцина, призвав своих сторонников голосовать за него. Лидер русских фашистов Васильев во время предвыборной кампании называл Ельцина новым Столыпиным, а последнее расширение президентских полномочий, смещение их в сторону абсолютной авторитарной власти он расценил как очередной шаг по пути к восстановлению в России единственной приемлемой для нашей страны формы правления – самодержавия.

Со слов Дмитрия Васильева, закрепив в Конституции России единоличную власть правителя, останется только определиться с кандидатурой русского монарха. По его мнению, русский народ после референдума о смене строя, должен на созванном Земском Соборе, выбрать себе царя, как это случилось в 1612 году.

Боевики «Общества Память» в 1990 году совершили самое большое количество нападений на общественных деятелей, литераторов и на офисы различных организаций. Наиболее известной акцией экстремистов в том году было нападение на членов литературного общества «Апрель», о чём даже был снят специальный выпуск телевизионной передачи «Взгляд». В1991–1992 годах НПФ «Память» также отметился многочисленными погромами, в том числе нападением на редакцию газеты «Московский комсомолец». В основе идеологии этого движения всё та же Уваровская триада – «самодержавие, православие, народность».

Как и положено настоящей фашистской организации, в течение всего времени существования НПФ «Память», менялась идеология этой организации. Причём кардинальным образом. С 1986 года организация имела очень яркий коричневый нацистский оттенок, с присущими традиционному национал‑социализму радикальным национализмом, антисемитизмом и социалистическими утопическими принципами. С 1990 года это уже была национал‑большевистская сталинистская организация. Когда изменилась политическая конъюнктура, организация превратилась в православную, националистическую и монархическую. Пример НПФ «Память» хорошо иллюстрирует, что фашизм более набор политических методов, чем идеология. Идеология может быть любая и она может сильно меняться с течением времени.

Поддерживаемая бывшими высокопоставленными сотрудниками КГБ и МВД организация «Русское национальное единство», возглавляемое Александром Баркашовым, бывшим слесарем и бывшим телохранителем лидера «Памяти» Васильева, имеет те же самые националистические православные корни, что и НПФ «Память». Это неудивительно, учитывая, что фашистское движение было создано в 1990 году людьми, за полгода до этого покинувшими ряды НПФ «Память».

Основу идеологии Общероссийского общественного патриотического движения «Русского национального единство» (ООПД «РНЕ») составляет всё тот же православный русский национализм. Цели те же – создание тоталитарного унитарного православного монархического унитарного государства. Присутствуют те же самые культы – исключительность русского народа, культ ненависти ко всем иноверцам и инородцам, культы традиционализма, силы, войны, государства. Как и НПФ «Память», ООПД «РНЕ» является организацией вождистского типа, где сильно развит культ личности лидера.

Боевики ООПД «РНЕ» показали себя во время событий 21 сентября – 5 октября 1993 года. Полторы сотни бойцов с автоматами вели огонь из здания «Белого Дома» по милиционерам и военнослужащим внутренних войск. Они участвовали в организованном генералом Макашовым вооружённом захвате здания мэрии Москвы на Новом Арбате. До сих пор неизвестна их роль в штурме Останкино 3 октября 1993 года, но не исключено, что боевики ООПД «РНЕ» отметились и в этой бойне. Непонятно, по какой причине милиция и служба безопасности не желают расследовать роль боевиков РНЕ в октябрьских событиях 1993 года.

У современных русских фашистов очень странное понятие о патриотизме и православии. Их цель – понуждение несогласных к любви к родине и любви к Богу и жестокое наказание тех, кто неправильно любит родину и Бога.

Практически неизвестные большинству россиян малочисленные фашистские боевые группы, считавшиеся ранее маргинальными сообществами, вдруг в период серьёзного политического кризиса осени 1993 года, оказались на первых ролях. Это ещё раз подтверждает тезис о крайней опасности скрытой фашизации социума, наличия в нём дремлющего вируса фашизма, готового проснуться в любой подходящий для этого момент, сразу после того, как в обществе ослабнет иммунитет вследствие экономического или политического кризиса.

В последнее время всё чаще звучат призывы к формулировке «национальной русской идеи» и созданию соответствующей «патриотической» государственной идеологии. Это начало фашизма, ибо в уже в самих этих призывах содержится стремление обезличить человека, сделать его средством в достижении чьих‑то политических целей.

Стремление некоторых нечистоплотных политиков объединить россиян во имя некой «великой цели» опережает даже желание хоть как‑либо внятно сформулировать эту цель. Цели у них нет, идеи нет, но есть неистовое желание срочно всех объединить. Объединяй и властвуй – так можно кратко сформулировать стремление любого фашизма, русские его разновидности, в этом смысле, не отличаются от других.

В нормальном обществе никакой единой национальной идеи быть не должно. Люди все разные, с разным мировоззрением, с разными устремлениями, различными убеждениями. Единственное, что их должно объединять – нравственный закон внутри каждого из них, о котором рассуждал прусский философ Иммануил Кант.

Нормой в поведении людей должны быть: доброжелательность и стремление помочь соседу, а не подозрительность и агрессивность, любовь к своей родине и своему народу, а не к правительству, политическому лидеру или политическому строю. Нормальным является не фанатичная любовь к гипотетической родине, с которой фашистская пропаганда всегда отождествляет тоталитарное государство, а любовь к своему городу, к своим родителям, детям, совесть наконец.

Русский – это не особый генетически обусловленный психотип, а любой человек, кто говорит и думает на русском языке, относит себя к объективно существующей русской культурной общности, тот кто сам себя считает русским. При этом могут иметь место культурологические, религиозные и иные различия.

Малоросс Николай Гоголь, от которого литературоведы ведут начало великой русской классической литературы, Пушкин, в венах которого текла польская, малоросская, эфиопская кровь (и невозможно даже точно определить процент русской), признаваемый самым известным русским поэтом и создателем современного русского литературного языка – разве их не стоит считать русскими? Аналогичные примеры можно приводить в отношении разных народов, стран и континентов, очень и очень долго.

Самое ужасное, что среди националистов, рассуждающих о «русской душе», «русском характере» и необходимости объединения на основе некой общенациональной идеи, есть немало серьёзных политиков и общественных деятелей. Внешне благопристойные, но, когда речь заходит о «русской национальной идее», они буквально, как с цепи срываются, переходя на визг.

Все наукообразные рассуждения о величии «загадочной русской души», о необходимости восстановления в Российской Федерации главенства великороссов, о возрождении «Святой Руси» на основе традиций и православия – фашизм в чистом виде.

Председатель фашистской Национально‑республиканской партии России Николай Лысенко в 1993 году стал депутатом Госдумы. В российских регионах более трёх десятков националистов, за короткий период с 1992 по 1996 год, стали депутатами региональных представительных органов власти. Угроза того, что фашизм в современной России может прийти к власти парламентским путём, вполне реальна.

Этатизм вошёл в политическую реальность в качестве «модной» составляющей различных политических идеологий. С различных трибун стали слышны призывы к смене государственного устройства, а по сути, к смене государственного строя путём конституционного переворота – ликвидации федерализма в России и созданию единого унитарного государства. Эта дорожка в фашистский ад тщательно мостится благими намерениями – вертикальная иерархия власти и жёсткая подчинённость всех губерний единому политическому центру в Москве преподносится как защита от возможного развала страны вследствие центробежных тенденций и сокровенного желания региональных элит обособится политически и экономически, вплоть до полного отделения от России.

Как раз наоборот, излишняя централизация власти готовит стране сценарий развала в случае возникновения серьёзного кризиса. Придушенные центральной властью наиболее дееспособные региональные политические силы попытаются освободиться от гнёта сразу же, как только представится такая возможность. Если долго и методично понемногу затягивать пружину, то в случае поломки стопорного механизма она распрямится молниеносно, с оглушительным грохотом.

Последние годы в моду стали входить русские фашисты классического периода (1919–1945) вроде Ивана Александровича Ильина и Константина Владимировича Родзаевского.

Сейчас с кафедр некоторых российских университетов, священнослужителями и функционерами Русской православной церкви, а также радикальными российскими политиками с пиететом упоминаются давно забытые имена родоначальников современной русской фашистской идеи.

В лекциях «православных патриотов», в основном из числа бывших преподавателей марксизма и ленинизма, сотрудников военных ВУЗов и учебных заведений КГБ, Ильин и Родзаевский называются государственниками, сочетающими высокую духовность и нравственную чистоту. Лекторы явно рассчитывают на малограмотность своей аудитории, не сведущей в вопросах истории XX века и современной политологии.

Ильин, работая под патронажем министерства пропаганды Третьего рейха, неоднократно был отмечен за достижения в области пропаганды рейхсфюрером SS Генрихом Гиммлером, рейхсминистром пропаганды Гёббельсом, известным нацистским пропагандистом Адольфом Эртом и начальником гестапо Рудольфом Дильсом.

С 1934 по 1937 годы Ильин ездил по Германии с лекциями о национал‑социализме, об опасности большевизма для всего мира. Он приветствовал создание концентрационных лагерей за пределами Германии, уничтожение евреев и лиц неславянского происхождения.

До создания в 1943 году генералом Власовым Русской освободительной армии (РОА), Ильин был самым известным русским сторонником нацистов. В своих книгах и статьях он, не стеснялся называть себя и своих сторонников фашистами. В своих работах Ильин детально и с нескрываемым восхищением описывал европейский фашизм в его развитии, от зарождения в 1919 году, до краха в 1945 г.

Ильин не отказался от своих фашистских убеждений даже после окончания Второй мировой войны. В 1948 году он открыто писал о том, что Гитлер пытался защитить Европу от большевизма и миллионы погибших в войне были не такой уж большой платой за это.

Называя фашизм проявлением национального духа и здорового национально‑патриотического чувства, Ильин, тем не менее, признавал совершённые европейскими фашистами отдельные ошибки. Несмотря на осуждение мировым сообществом фашизма, осуждение преступлений немецких национал‑социалистов Нюрнбергским международным трибуналом, он до конца своей жизни считал, что мир может нормально развиваться исключительно в русле фашизма. Все остальные, по мнению Ильина, пути развития цивилизации ошибочны.

В своих работах Ильин создал концепцию нового христианского фашизма, где фашизм не должен стремиться к созданию тоталитарного государства, а должен ограничиться авторитарной диктатурой во главе с национальным лидером.

Ильин писал, что у русского человека в крови склонность к фашизму, ввиду его особой духовности. Исключительно с Россией он связывал будущее возрождение фашизма в послевоенном мире. Именно из России, как считал Ильин, новый фашизм начнёт своё триумфальное шествие по всему миру. Но для этого нужно было вначале победить в стране большевистскую диктатуру.

Если бы я был верующим, то, наверное, благодарил бы Бога за то, что он избавил мою страну от предрекаемой Ильиным участи новой мировой фашистской империи во главе с русским вождём. У россиян хватило разума и чувства собственного достоинства, чтобы не пойти по этому гибельному пути.

Оценивая духовность русского народа и утверждая о необходимости строительства великой русской государственности, Ильин ссылается на Гитлера и Муссолини, приводит в пример успешные фашистские режимы Франко и Салазара. Он повторяет идею итальянских фашистов о том, что национальная идея должна основываться на героическом историческом прошлом народа, она должна быть патриотической и обязательно религиозной.

В работах Ильина социальный дарвинизм занимает особое место. Россия, по его мнению, всю свою историю находилась в состоянии борьбы с врагами внутренними и внешними. В конфронтации в течение сотен лет с врагами, русского народа, государя и православной веры.

Ильин предлагал ввести в России жёсткий социальный отбор, поделив общество на патриотов и врагов. Первым предоставлять преимущество, вторых опускать на самые низшие ступени социальной и политической иерархии. Его последователи пошли дальше, предлагая попросту физически уничтожать несогласных.

В развитие идей Ильина, у его последователей также можно обнаружить идеи о евгенической селекции, принудительной эвтаназии инвалидов и социальных изгоев, о создании «центров перевоспитания», по сути, концлагерей и много чего другого, позаимствованного из теорий итальянского и португальского фашизма и практики немецкого национал‑социализма.

По мнению Ильина, русский народ не способен участвовать в управлении государством. Неспособность принимать государственные решения Ильин относил на особенности русского характера: «Русский человек не может думать, а только любить и верить». Позднее Ильин уточнил, что он имел в виду: «Русский народ должен только любить национального вождя и верить в Бога». Идеальное государство в его видении – это авторитарная фашистская диктатура на основе корпоративизма, во главе с национальным лидером, в которой особую роль занимают церковь и армия.

Ещё одним известным теоретиком классического русского фашизма является Константин Владимирович Родзаевский, идеолог и политический лидер созданной в 1931 году в Манчжурии «Русской фашистской партии».

Книги Родзаевского «Азбука фашизма» и «Тактика Всероссийской Фашистской Партии», изданные в Харбине в 1935 году, а также книга «Русскость российского фашизма», выпущенная из печати в 1938 году, служат сегодня источником для написания новых фашистских программ современными ультраправыми политическими организациями. Доходит до прямого цитирования и включения в программные документы современных фашистских движений целых абзацев из трудов Родзаевского.

Если в России появится фашизм, то он не будет походить ни на итальянский, ни на нацизм, ни на франкизм. Он будет исключительно российским и современным.

Тревогу должны вызывать не группы молодых людей, марширующих со свастикой в чёрных или коричневых рубашках или хоругвями, на которых лик святого соседствует с человеконенавистническим лозунгом, с черепом и костями, а те реальные политики, которые, инстинктивно ощущая острые проблемы, стоящие перед обществом, используют их для создания себе популярности.

Особенно опасны те политики, которые в будущем непременно найдут совершенно новые формы воплощения фашистской идеи тоталитарного справедливого государства, не скомпрометированные предыдущими воплощениями фашизма в ранее существовавших человеконенавистнических политических режимах.

Чтобы не придумали для России новые фашистские теоретики и идеологи, в государстве, где всё должно быть устроено правильно, где народ должен будет ликовать и одобрять правительство, несогласных все равно должны будут сажать в тюрьмы, исключать из университетов, выгонять с работы за неосторожно брошенную фразу или рассказанный анекдот.

Опасаться следует не тех, кто на кухне рассуждает о величии страны и исключительности её народа, не тех, кто выходит на улицу со свастикой на рукаве, а тех, кто на основе этого, в тиши своего рабочего кабинета уже сейчас создаёт новую русскую фашистскую доктрину.

Эти «теоретики» создадут фашистскую идеологию не на основе скомпрометировавших себя националистских идей прошлого, а в красивой обёртке патриотизма, привлекательной для человека будущего постиндустриального мира. То, что такая доктрина будет создана у меня сомнений не вызывает, так как природа не терпит пустоты, а место для настоящего массового русского фашизма пока свободно (полагаю, не стоит брать в расчёт немногочисленные маргинальные группировки вроде «Памяти» и «РНЕ»).

И главное – новые русские фашисты не будут маргиналами, преследуемые властью. Это будут респектабельные и популярные в народе политики. Узнать их можно будет по их демагогии – они отождествляют себя с народом, говорят от имени народа и вызывают у большинства населения бурю восторга. Но прежде всего узнаваемы они по той ненависти, которой они заражают толпу.

Демократия зарождается, развивается и укрепляется в обществе очень медленно. Иногда на это уходят века и усилия многих поколений, но потерять демократию и связанные с ней гражданские свободы можно быстро, за несколько месяцев или даже недель.

Фашизм в такой стране, как Россия, где отсутствуют вековые демократические традиции, может прийти к власти не столько быстро, сколько незаметно для большинства населения, ещё задолго до того, как общество в полной мере осознает, что контроль над ним установила небольшая группа популистов.

Первыми жертвами русского фашизма, если таковой придёт к власти, станут наиболее прогрессивные слои общества: студенты и их преподаватели, журналисты и писатели, учёные, публицисты, художники, музыканты, философы, адвокаты. Всё по‑настоящему ценное хрупко и гибнет первым.

Будущее можно изменить к лучшему, лишь активно меняя настоящее, препарируя и тщательно исследуя прошлое.

Необходимо научиться распознавать зло ещё до того, как оно захватит умы миллионов людей.

1.15. Теории возникновения фашизма

Существует большое разнообразие различных толкований фашизма как явления, зачастую противоречащих друг другу. Не меньше создано логически безупречных теорий его возникновения, опирающихся на одни и те же исторические данные, но предлагающие совершенно различные выводы. Этому есть множество причин.

Отчасти это связано с тем, что в основе подавляющего большинства теорий лежит не подробный анализ подлинных исторических событий во всей их совокупности и последовательности, а частичные реконструкции, сделанные с очевидным акцентом на то, что мы знаем сегодня и чего не знали непосредственные участники и очевидцы.

Опираясь на современные знания о том, чем закончились те или иные события и какие они имели последствия, исследователи игнорируют то обстоятельство, что современникам эти события могли представляться совершенно в ином свете. Следовательно, побудительные мотивы участников событий могут попросту быть недоступны для понимания современных ученых.

Известные нам события могли быть вызваны иными причинами, чем те, что сегодня предполагают исследователи, по причине того, что по прошествии времени мы не видим цельной картины происходившего, а пользуемся в лучшем случае тем, что дошло до нас в сохранившихся документах и отдельных разрозненных свидетельствах. В худшем случае используем лишь то немногое, что прошло через фильтр собственных современных представлений, а может даже широко распространенных заблуждений.

Проводя ретроспективный анализ, многие исследователи преследуют единственную цель – объяснить собственное видение тех или иных явлений и доказать состоятельность своего взгляда на историю.

Что ещё хуже, необъективные реконструкции исторических событий сделаны в угоду научных, политических, религиозных и иных предпочтений исследователей. История в таком представлении кажется этим авторам задним числом более понятной, а прошедшие события более закономерными и ожидаемыми, чем на самом деле они были для непосредственных очевидцев тех событий.

Реконструируя исторические факты особым образом, используя лишь отдельные специально отобранные общеизвестные сведения, исследователи пытаются на их основе вывести общие закономерности и прийти к единому объяснению природы фашизма. Эти теории внутренне логически непротиворечивы лишь потому, что при их создании игнорировалось всё, что не вписывалось в установленные исследователями рамки.

В разные исторические периоды после окончания Второй мировой войны преобладали различные представления о причинах возникновения европейского фашизма первой половины XX века. Эти периоды можно условно разделить на три основных: на первом этапе преобладала точка зрения, что фашизм возникал вследствие слабости политических и общественных институтов в европейских государствах, на втором этапе популярность фашизма объяснялась исключительно социальными и экономическими причинами, на третьем этапе создаваемые новые теории возникновения фашизма базировались на культурологических и психологических аспектах.

Все эти теории верны, но они отражают лишь отдельные причины, основываясь на искусственно ограниченном перечне свойств фашизма и используют в качестве доказательств либо специально отобранные исторические факты, либо интерпретацию этих фактов в угоду интересам исследователей.

В 1950‑х и 1960‑х годах акцент делался на закономерностях политического развития различных европейских фашистских государств, с учётом новейших на то время теорий тоталитаризма. Проводился сравнительный анализ и делались выводы о том, что фашизм возникает в условиях органической неспособности государственных и общественных институтов, которые абсолютно необходимы для существования демократического государства, а также по причине невозможности для демократических партий и умеренных политиков что‑либо противопоставить масштабу и формам мобилизации народных масс различными популистами, относящимся к разным сторонам политического спектра.

По мнению сторонников таких теорий, не встречая сопротивления, левый, правый или ещё какой‑нибудь популизм, перенося свои цели из разряда локальных и тактических, в стратегические и глобальные, постепенно и совершенно естественным образом перерождается в фашизм.

Привлекательность фашизма объяснялась тем, что кроме фашистов, никто не мог ничего предложить массам в условиях политической нестабильности. Фашизм отождествлялся с банальным популизмом, но вышедшим за разумные рамки, добравшегося до экстремальных политических инструментов управления страной и контроля над социумом.

Фашизм выглядел в таких теориях «тотализированным» популизмом, когда демагогические лозунги в отсутствии действенной критики естественным образом превращались в идеологию, методы, в отсутствии сопротивления граждан, становились экстремальными, а контроль – тоталитарным.

Для перерождения популизма в фашизм, в таком случае, необходимым условием является готовность большинства людей слепо следовать по пути, указываемым популистами, подчиняться экстремальным мерам принуждения, терпеть существенные ограничения личной свободы и тотальный контроль государства.

Этот подход не объясняет фашизацию общества в европейских странах с давними демократическими традициями и отлично работающими соответствующими демократическими институтами, как, к примеру, симпатии, испытываемые к фашистским идеям миллионами граждан Великобритании или США в 1919 – 1939 годах, а также распространённость фашистских партий в тоталитарных нефашистских государствах, например, популярность партий и движений с секулярной тоталитарной идеологией в традиционно религиозных странах.

С точки зрения теорий возникновения фашизма вследствие недостатков государственных и общественных институтов, необъяснима популярность в исламских странах светской национальной социалистической арабской партии Баас. В последнем случае, исламскому духовенству есть что противопоставить фашизму, в том числе в области идеологии и социальной политики. Способность исламских духовных лидеров к мобилизации верующих на любые действия и консолидации всех социальных слоёв мусульманского общества на основе традиционной арабской религии, как я полагаю, не требует доказательств.

В конце 1970‑х – начале 1980‑х годов, на первый план выдвинулись социальные концепции, которые во главу угла ставили изучение социальных процессов и определяли фашизм исключительно как результат недовольства определённых социальных групп, непосредственно пострадавших от последствий мирового экономического кризиса. Последствием этого стало то, что, за очень немногими исключениями, исследователи в своих работах, умышленно или неосознанно, вывели психологические аспекты из состава значимых и существенно уменьшили значение идеологии.

С этой точки зрения, подавляющее большинство неудачных попыток модернизации государства и общества, приводящие к длительному политическому кризису, наподобие такого, в каком находилась Веймарская Республика и Италия после окончания Первой мировой войны, непременно должны приводить к фашизму.

История знает много примеров, когда провал реформ заканчивался хаосом, вплоть до полного развала экономики и ликвидации государства, но за этим не следовала не только фашистская диктатура, но и сколь‑нибудь заметная фашизация народных масс. Возможность события не означает его неизбежность, даже если вероятность наступления такого события велика.

Российская Федерация уже на протяжении семи последних лет находится в состоянии затяжного экономического и политического кризиса, описанного социально‑экономическими теориями происхождения фашизма. Наблюдается также пресловутое противостояние дореформенных и послереформенных властных элит, желание возврата к старым порядкам у наиболее реакционной части общества, в лице нетронутого реформой КГБ СССР и потерявшей власть бывшей партийной номенклатуры, организационно оформившейся в ортодоксальные коммунистические или национал‑патриотические партии и движения.

Не хочется думать, что наследником современного национализма и черносотенного псевдопатриотизма станет новый русский национал‑социализм или национал‑синдикализм, а впереди на историческом пути России маячит фашистская диктатура.

В середине 1980‑х годов возникли теории культурного дисбаланса, когда основной причиной фашизации общества называлось несоответствие существовавшего у большинства населения доиндустриального традиционного мышления, стремительно менявшемуся миру, быстрому прогрессу средств массовой коммуникации, серьёзной и глубокой перестройке мировой экономики.

В свете этих представлений о природе фашизма, причиной популярности нацистов в Германии называют дремучий великогерманский национализм, являвшийся, ещё совсем недавно, в конце XIX века традиционным для подавляющего большинства немцев.

По мнению сторонников этой теории, укоренившийся в сознании масс национализм был лишь многократно усилен в первой трети XX века нацистской пропагандой. Привычное для немецкого народа авторитарное управление кайзеровской Германской империей родило культ личности фюрера, но уже в республике, благодаря всё той же пропаганде национал‑социалистов. Немецкий, а в особенности прусский милитаризм и вполне обычное среди немцев почитание армии, при содействии нацистских газет и радио, без особых потуг родили мощные нацистские культы силы и войны.

Сторонники подобных идей специально обращали внимание на то, что первые фашистские режимы в Европе возникли в политически отсталых странах с устойчивыми авторитарными традициями, как правило, в бывших монархиях, где общество было лишь частично буржуазным.

По мнению сторонников подобного подхода к объяснению природы фашизма, отсталое традиционное общество (итальянское, немецкое, португальское и прочие), при дефиците буржуазного парламентаризма, в условиях взрывного роста индустриального капитализма, неизбежно должно было свалиться и в реальности свалилось в фашизм. При этом исследователи никак не объясняют, почему в некоторых странах «сваливания» в фашизм не случилось, при наличии тех же самых условий, даже ещё в более выраженной форме.

Если воспользоваться всеми этими теориями комплексно для более внимательного анализа, то окажется, что возникновение фашизма в Италии вообще является историческим недоразумением, по причине слабой выраженности многих факторов, признаваемых вышеназванными теориями в качестве основных причин фашизации. Следовало бы с гораздо большей вероятностью ожидать возникновения фашизма не в Италии, а в России сразу после окончания Первой мировой войны, если бы не случилось октябрьского переворота в 1917 году.

Все экономические и социальные условия в России в 1917 году и в Италии 1919 года были очень похожими, только в России были более выражены социальные противоречия, приведшие народные массы в движение.

В России 1917 года так же как и позднее в Италии были популярны модернистские течения в литературе, искусстве политике с призывами к радикальному разрыву с прошлым, с его гуманистическими ценностями и этикой, которая, по мнению нового поколения, изжила себя и годилась лишь для слабых, старых и калек, мешала молодым людям, сильным и живущим в полную силу, преобразовывать мир. В России это проявлялось гораздо ярче, чем в Италии. Проявления нового мышления и соответствующему этому мышлению новой культуры наблюдались ещё многие годы после большевистского переворота.

Россия, так же, как и Италия, была страной, где процесс индустриализации сильно запоздал, по сравнению с более развитыми европейскими державами и поэтому осуществлялся ускоренными темпами, вызывая соответствующие социальные проблемы. Это привело к формированию нового массового общества со старым мышлением, более свойственным традиционным монархиям с аграрной экономикой. В России это ощущалось гораздо острее.

В обеих странах национализм был идейной основой всех политических партий. Как в Италии, так и в России на массовое сознание сильное влияние оказала Первая мировая война, породившая в стране глубочайший политический и экономический кризис. Но Италия оказалась в числе победителей, хоть и считала себя обделенной при дележе территорий, а Россия к 1917 году была уже фактически разорена непомерными военными расходами и находилась в предбанкротном состоянии.

В Российской республике это мог быть не только национал‑монархический черносотенный фашизм, который сразу же приходит на ум при мысли о раннем русском фашизме начала века. Это мог бы быть, с большей долей вероятности, национал‑социализм, взращённый в эсеровской среде.

В партии социал‑революционеров в 1917 году было более одного миллиона членов, приверженцев «русского корпоративизма» с его представительной и хозяйственной демократией, союзами промышленников, профсоюзами рабочих, крестьянских союзов и организованных в кооперативы потребителей (кооперативные союзы).

Не известно, чем бы закончился корниловский мятеж, если бы он удался. Не случись октябрьского переворота, возможно, фашистская диктатура стала бы реальностью сразу после захвата власти левыми эсерами, либо крайне правая часть конституционно‑демократической партии (кадеты) смогла бы реализовать свою программу установления сильной государственной власти (в терминологии лидера правых кадетов Петра Бернгардовича Струве – «власти твёрдой руки»), при полной ликвидации Советов и введении жёсткой цензуры, тотального государственного контроля над экономикой под предлогом продолжения войны с Германией и объявления чрезвычайного положения на всей территории Республики.

По поводу однобокого подхода к объяснению исторических событий, следует отметить, что приход к власти коммунистов в аграрной царской России, с небольшой долей пролетариата по отношению к огромному населению Российской империи, даже самим коммунистам и социал‑демократам, жившим в России в первой половине 1917 года, также казался чем‑то невероятным. Пролетарская революция в отдельно взятой непролетарской стране точно так же не соответствовала теории, но только в этом случае уже марксистской.

Владимир Ильич Ленин, по его собственным словам, большую часть своей жизни, каждый день думал о революции и делал всё возможное для её приближения. Тем не менее в январе 1917 года, всего за каких‑то 9 месяцев до Октябрьского переворота, выступая с трибуны цюрихского Народного дома с докладом о революции 1905 года, Ленин утверждал о невозможности пролетарской революции в России при жизни его поколения.

Несмотря на неверие Ленина и его товарищей в успех революции, приход к власти в России большевиков в октябре 1917 года советской исторической наукой в течение более чем 70‑ти лет преподносился как закономерное и ожидаемое событие. На эту тему советскими марксистами‑ленинистами было написано огромное количество теоретических работ и проведено не меньше исторических исследований.

Целые научные коллективы советских институтов марксизма‑ленинизма десятилетиями вели работу по обоснованию неизбежности переворота и последующей пролетарской диктатуры.

Мне кажется сомнительным объяснять причины сложных политических явлений, значимых исторических событий, тем более масштабных социальных, экономических или политических процессов, какими‑то слишком простыми причинами.

В классической механике есть задача двух тел, которая состоит в том, чтобы определить движение двух точечных частиц, которые взаимодействуют только друг с другом. Но стоит только добавить третью точечную частицу, как задача становится не решаемой в виде конечных аналитических выражений в принципе. О задаче с большим числом тел даже говорить не принято. Ни один из математиков никогда даже не будет пробовать решать, к примеру, решать задачу взаимодействия десяти, семи или даже пяти тел. Точно так же невозможно точно прогнозировать возникновение в стране фашистской диктатуры учитывая несколько десятков факторов.

Простые объяснения постфактум общеизвестных исторических событий, опираясь только на две‑три очевидные причины и игнорировав множество остальных, есть, по сути, профанация исторической науки. Никто и никогда не сможет точно объяснить почему в одном государстве возникло фашистское государство, а в другом, при сходных обстоятельствах, этого не произошло. Тем более никто не может строить прогнозы.

Можно лишь говорить о факторах, влияющих на общую фашизацию общества, о наличии в стране реальной возможности захвата власти, а произойдет ли этот захват никому предугадать не суждено. Не существует какого‑либо приемлемого уровня или опасного предела фашизации.

Фашисты могут прийти к власти в самом демократическом государстве. До предела фашизованное общество, пропитанное до крайности ненавистью и злобой, может вовсе не родить гидру фашизма. Опасны любые проявления фашизма, любая степень фашизации общества может привести к катастрофе.

Вопреки тем следствиям, которые прямо вытекали из теорий возникновения фашизма, классических фашистов в России так никогда и не появилось в начале XX века. Ни левые эсеры, ни правая часть партии кадетов не смогли создать привлекательную для народных масс идеологию, построить пропагандистский аппарат, а те, кто мог эволюционировать в полноценную национальную монархическую фашистскую партию были в меньшинстве.

Черносотенцы не смогли стать движущей силой будущих преобразований в созданной 1 сентября 1917 года постановлением Временного правительства Российской республике. Православные националисты‑монархисты вообще не смогли бы оказать никакой реальной конкуренции большевикам, эсерам (социал‑революционерам), кадетам (конституционным демократам), анархистам и прочим. И это, заметьте, в стране с почти стопроцентным православным верноподданническим населением, где религия и самодержавие были тем стержнем, который скреплял не только государство, но и всё общество сверху донизу, от русских дворян, до простых крестьян в отдалённых губерниях. В стране, где великорусский национализм и панславизм входили в фундамент идеологии огромной империи, именно той идеологии, которая была одной из главных причин вступления Российской империи в Первую мировую войну.

Владимир Ильич Ленин, сравнивая в 1922 году итальянских фашистов с русскими черносотенцами, отмечал полную бесперспективность национал‑монархистов, по причине непопулярности в русском обществе монархической идеи в последние два тяжёлых для страны военных года. Страна сразу после начала мировой войны стала стремительно меняться, но православные национал‑монархисты не хотели в это поверить.

Не смог в России ничего добиться даже русский национал‑социализм, гораздо более развитый, чем православный национал‑монархизм и представленный гораздо более авторитетной политической силой, в частности, соответствующей фракцией в партии эсеров, входящей в состав Временного правительства, Временного совета (предпарламент Российской республики), имевших огромное влияние в Советах рабочих и солдатских депутатов (до их большевизации). А в немецкой политике, наоборот, после войны и в годы существования Веймарской республики, национал‑социалистическое направление, при всей его начальной неразвитости, буквально за одно десятилетие превратилось из маргинального в политический тренд.

В России, как и в Германии, были сильны авторитарные традиции, высокая религиозность населения. Культовое сознание для православного русского человека, подданного самой деспотичной европейской монархии, было более естественно, чем для просвещённого европейца.

В России точно так же, как в Германии, разразился, порождённый Первой мировой войной экономический кризис и наступило разочарование населения в правящей элите. Таким образом, в России и в Германии были одни и те же социальные и экономические проблемы, которые привели к совершенно разным последствиям, хотя в чём‑то очень похожим.

Некоторые направления исследований фашизма страдают хроническими пороками методологии, когда исключается альтернативный взгляд на предмет исследования в рамках других научных дисциплин.

Происходит осознанный отказ от других методов фактологического обеспечения исследований, способов получения и анализа статистических данных.

Исключение каких‑либо факторов или ловкое манипулирование цифрами статистики вроде бы доказывают точку зрения исследователя, но не дают общей картины и не объясняют то, что остаётся за рамками научной работы.

В одном случае утверждается, что особенности образования в Германии в 1900–1933 году породили целых два поколения националистически настроенных немцев и это якобы главная и чуть ли не единственная причина популярности национал‑социалистов. Вроде бы как немцев так воспитывали с пелёнок, в милитаристском воинственном духе и выращивали из них оголтелых националистов. Причём это утверждение экстраполируется в широком масштабе, на все общественные отношения в немецком обществе.

В другом случае утверждается, что единственной причиной прихода Гитлера к власти были деньги немецких банкиров и промышленников. После чего делается вывод о том, что если бы социал‑демократы получили должное финансирование, то они бы на десятилетия обеспечили себе монополию на власть в Веймарской республике.

С точки зрения этих теорий, миллионы граждан СССР, воспитанных в советских школах, училищах и ВУЗах, ежедневно обрабатываемых пропагандой, должны были встать на защиту родного им коммунистическо‑чекистского ГКЧП, а временное правительство Российской республики во главе с Александром Фёдоровичем Керенским, получившее в 1917 году гигантские суммы от русских банкиров и промышленников, должно было просуществовать долгие годы.

Большинству теорий фашизма свойственна откровенная однобокость, нередко заметна идеологизированность, а исследователи грешат плохо скрываемой предвзятостью.

Например, марксистские теории основываясь на классовых противоречиях полностью игнорируют психологические аспекты. Теории, в основе которых лежит постулат об иррациональной стороне человеческой психики в качестве первопричины возникновения фашизма, не замечают значимости классовых и иных социальных аспектов.

Современные теории основываются на строго ограниченном наборе конкретных примеров раннего европейского фашизма: фашистской Италии, нацистской Германии, фалангистской Испании и ещё нескольких им подобных, но обязательно ранних и непременно европейских.

Многие исследователи определяют европейский фашизм первой половины XX века исключительно как реакцию на угрозу мировой коммунистической революции, о которой на весь мир громогласно заявляли большевики.

Другие идут дальше и называют европейский фашизм исторически и географически уникальным явлением начала XX века, «временным помешательством» европейских наций на почве страха перед коммунистической угрозой, результатом унижения, вызванного итогами Первой мировой войны или стремлением возродить былую империю. По мнению этих исследователей, если бы не произошло катастрофических геополитических изменений, отразившихся на судьбе бывших империй, если бы Германия не была понуждена Антантой к заключению позорного мира и в отсутствии коммунистической угрозы с Востока, то фашизм не мог бы возникнуть в Европе.

Отрицая все неудобные для них исторические предпосылки для возникновения фашизма, оставляя лишь антикоммунизм в качестве единственной причины, исследователи указывают, в качестве подтверждающих этот тезис доказательств, примеры исключительно антикоммунистических правых фашистских движений как европейских, так и существовавших в тот же исторический период (1922–1945) за пределами Европы.

В их числе, кроме итальянских фашистов и немецких нацистов, всегда фигурируют откровенно антикоммунистические русские фашистские организации в Китае, Великобритании, Франции, Италии, Германии и США. При этом исследователи игнорируют существование левых фашистских организаций вроде чилийского «Левого революционного движения» или немецкого «Чёрного фронта».

Другие, уже не историки, а откровенные пропагандисты, называют фашистскими исключительно националистические движения. Они, путая понятия идеологии и политической практики, смешивая нацизм и фашизм, объясняют возникновение раннего европейского фашизма подъёмом национального духа европейцев и одновременно резко усилившимся в Западной Европе антисемитизмом.

Навешивание раннему европейскому фашизму ярлыка «экстремальный антисемитизм» не объясняет возникновение в 1920–30 годах в Германии, Австрии, Великобритании, Франции и других странах, еврейских фашистских организаций.

В конце 1920‑х годов в Германии существовали еврейская фашистская организация фронтовиков «Bund der jüdischen Frontsoldaten» (Союз евреев‑фронтовиков) и «Verband Nationaldeutscher Juden» (Фербанд, Союз национально‑немецких евреев), прямо поддерживавшие идеи Гитлера, имевшая в своём составе молодёжную организацию «Чёрный флажок».

В Литве, Румынии и Польше действовали еврейские фашистские сионистские организации «Josef Trumpeldorns Union» (Бейтар, Союз имени Иосифа Трумпельдора).

Нацисты, придя к власти в Германии, не только не запретили еврейские фашистские организации, но и разрешили им носить форму, похожую на форму самих нацистов (коричневые рубашки, нашивки, форменные брюки или шорты, погоны и петлицы), проводить уличные шествия с факелами, знамёнами.

Еврейские фашисты свободно создавали в Третьем Рейхе первичные ячейки своих организаций, летние военно‑спортивные лагеря для молодёжи. Часто еврейские фашисты помогали нацистам расправляться с противниками режима – коммунистами, левыми сионистскими организациями.

Гитлер согласился с выдвинутым руководством «Союза имени Иосифа Трумпельдора» лозунгом – «Идеи сионизма не противоречат национал‑социализму». Нацисты, сотрудничая с «Союзом имени Иосифа Трумпельдора» надеялись на то, что еврейские фашисты ускорят организованный выезд евреев за пределы Третьего Рейха.

Созданный в 1921 году Союз национально‑немецких евреев, родил совершенно новую и экзотическую для насквозь антисемитской Германии идеологию. Еврейские национал‑социалисты объявили немецких евреев полноценной частью немецкого народа. Еврейские нацисты требовали депортировать из Германии «неправильных» евреев, не ассимилировавшихся в немецком обществе и не принявшем немецкую культуру – «Ost Juden», то есть евреев, приехавших из Польши, Чехословакии и прибалтийских стран.

Расцвет антисемитизма в Германии после окончания Первой мировой войны еврейские нацисты объясняли ненавистью немцев исключительно к восточноевропейским евреям, утверждая, что немецкая пропаганда справедливо обвиняла этих «чужих», не знающих немецкого языка, евреев в подрывной коммунистической деятельности, спекуляциях и ростовщичестве, воровстве, непристойным приставаниям к немкам и в других преступлениях против немецкой нации.

Еврейские нацисты были ярыми противниками других еврейских фашистов, идеология которых была основана на сионизме, выступали против коммунистов и вообще любых левых.

Фашистские еврейские организации существовали не только в Европе, но и в Палестине. Наиболее известная еврейская фашистская организация «Союз бунтарей», возглавляемая лидером Аба Ахимеир, выступала за создание тоталитарного сионистского государства на чисто фашистских принципах. Это была националистическая организация вождистского типа.

В основе идеологии палестинских еврейских фашистов были – исключительность еврейской нации, принцип верховенства лидера, антикоммунизм и антилиберализм, необходимость насильственных действий для совершения национальной революции, с последующим установлением жёсткой сионистской диктатуры. Лидер еврейских фашистов Ахимеир открыто признавался в симпатиях к нацистам и лично к Гитлеру. Он вёл в газете рубрику «Дневник фашиста», где превозносил идеи Муссолини и Гитлера. Штурмовики «Союза бунтарей» устраивали уличные шествия, подражая нацистским штурмовым отрядам.

Бразильские интегралисты были ярыми противниками любого расизма и национализма, они противопоставляли себя марксистам и либералам. Это монархическое фашистское движение, первоначально называвшееся «Бразильское интегралистское движение» (AIB), созданное в октябре 1932 журналистом и писателем Плиниу Салгаду, имело некоторые черты итальянского фашизма. Позже это движение превратилось в политическую партию.

Движение имело иерархическую структуру вождистского типа, собственные отличительные знаки и полувоенную форму, напоминающую униформу европейских фашистов, отличавшуюся тем, что вместо чёрных рубашек итальянских фашистов или коричневых рубашек нацистских штурмовиков, интегралисты носили рубашки зелёного цвета. По примеру нацистов, бразильские фашисты маршировали по улицам и площадям, устраивали факельные шествия.

Плиниу Салгаду признался, что идея создать в Бразилии фашистскую партию родилась у него во время посещения Италии в 1930 году, когда он находился под впечатлением от Муссолини и итальянских фашистов.

Кроме антикоммунизма и антилиберализма, в программе партии присутствовал бразильский вариант национального единства, когда в качестве нации признавался весь разнородный в этническом и расовом отношении бразильский народ, исповедующий католицизм, говорящий на португальском языке и имеющий общие традиции и культуру. Интегралисты были категорически против антисемитизма.

Поэтому определение фашизма исключительно в качестве экстремистского националистического правого политического движения, также не имеет под собой никаких оснований.

Действительно, те первые формы фашизма, которые возникли в Италии, Германии, Великобритании, Австрии, Венгрии и некоторых других европейских странах, были отчасти прямым порождением страха перед большевизмом, результатом национального унижения или выражением имперских амбиций отдельных наций. Но фашизм, как это показано в предыдущей главе, может иметь совершенно различные формы, основываться на любых идеологиях, в том числе левых. Он может быть национальным и интернациональным, правым и левым, антирелигиозным и религиозным, вообще любым.

Сторонники теории возникновения фашизма вследствие уникальности исторических условий, сложившихся в европейских странах после окончания Первой мировой войны, игнорируют тот факт, что в то же самое время по всему миру возникали фашистские движения, которые никак не были связаны ни Первой мировой войной, ни с утратой территорий, ни с угрозой пролетарской революции. Такие фашистские движения существовали в Голландии, Бельгии, Румынии, Югославии, Греции, Албании, Швеции, Норвегии, Финляндии, Китае, США и ещё во многих других странах.

Не случись в России большевистского переворота в октябре 1917 года и последующей за ним кровавой Гражданской войны, напугавшей своими ужасами весь мир, фашизм всё равно возник бы где‑нибудь в Европе.

Если бы большевики не скомпрометировали марксизм, то ранний европейский фашизм, возможно, имел бы в своей основе левую марксистскую идеологию, может быть даже большевистскую. Это мог бы быть аграрный социализм, штрассеровский левый национализм или что‑то иное.

Фашизм мог бы возникнуть в альтернативном мире, где не случилось Первой мировой войны, мирового экономического кризиса, локальных европейских войн, военных мятежей, народных бунтов и революций. Он мог бы появиться в любой стране, даже при полном отсутствии тех экономических и политических условий, на которые ссылаются современные историки, объясняя причины возникновения фашизма в Европе в первой половине XX века.

Экономический и политический кризисы способствуют возникновению фашизма, но не являются единственными или главными причинами прихода фашистов к власти в стране.

Часто исследователи, анализируя возникновение условий для прихода фашистов к власти, путают причину и следствие.

Например, некоторые исследователи указывают в качестве условия возникновения в странах фашистского политического режима – установление личной диктатуры или диктатуры какой‑либо популистской партии, совершённое путём обмана избирателей или в результате вооружённого захвата власти. На самом деле, фашизм не является следствием диктатуры популистской партии или её лидера, это фашистская диктатура – следствие фашизма.

Ни авторитаризм, ни популизм, ни даже тоталитаризм не тождественны фашизму. При отсутствии идеологии определённого типа и невосприимчивости народных масс к идеям, не может быть речи ни о каком фашизме.

Говоря о фашизме, всегда нужно иметь в виду массовое сознание и своеобразные взаимоотношения народных масс с фашистским движением или партией, а также с государством, в случае нахождения фашистов у власти (очень часто ещё и с олицетворением этого государства – фашистским лидером).

Режимы диктаторского типа существовали на протяжении всей истории человечества. и формировались естественным путём. Самые первые древние государства могли существовать только как деспотии. Только абсолютная и крайне жестокая деспотия в условиях крайней ограниченности в ресурсах могла силой обеспечить эффективное управление социумом при отсутствии развитых правил, правовых норм и обычаев, добиться разумного распределения природных ресурсов, таких как земля и вода, обеспечить материальное благополучие, сохранность общей собственности, преумножение, накопление и передачу знаний, защиту личной свободы и имущества от посягательств соседей.

Порядок в древних государствах могла обеспечить лишь признаваемая безоговорочно всем населением сила абсолютной власти деспота, подкреплённая силой оружия его войска, а также единство народа на основе общей религии. Преемственность царской власти обеспечивало политическую стабильность.

Авторитарный правитель или правящая элита до начала эпохи масс не требовали от граждан одобрения действий власти и добровольного согласия на оказание населением экономической поддержки политического режима или непосредственного личного участия в делах правителя и правящей элиты. Всё решалось грубой силой – методами физического или экономического принуждения. Существующей власти подчинялись все стоящие ниже на иерархической лестнице. Власть вообще не интересовало, что о ней думает население, лишь бы люди держали свои мысли при себе и не призывали к бунту.

С появлением средств массовых коммуникаций, после получения всеми гражданами избирательных прав и политических свобод влияние масс на политику стало значительно увеличиваться.

Политики поняли, что средства информации обладают почти неограниченными возможностями воздействовать на сознание каждого человека, а современные политические технологии и возможности полицейского аппарата могут обеспечить тотальный контроль за любым шагом каждого человека.

Эра великих личностей и влиятельных малых групп (политических элит), продолжавшаяся более шести тысяч лет, закончилась и одновременно с XX веком началась эра больших людских масс.

Первый фашизм мог появиться где угодно, в любой стране. Он непременно должен был родиться сразу после того, как появилась объективная возможность его возникновения:

1. Появление существенного влияния народных масс на политику и осознание политиками значения этого влияния, прогресс в технологиях распространения информации и манипулирования массовым сознанием.

2. Возникновение теоретической базы для создания политической идеологии, в основе которой лежит система исторических, политических и псевдонаучных мифов, рассчитанная исключительно на эмоциональное человеческое восприятие.

Мы не знаем и не можем точно знать, какой мир мог бы быть, если условия были бы другими, но то, что фашизм обязательно возник бы в первой половине XX века, можно утверждать с уверенностью.

В отечественной исторической науке принято считать, что только с началом в феврале 1917 года русской революции, в мире осознали роль народных масс. На самом деле это не так, просто официальным русским историкам, с присущей им псевдопатриотической манере рассуждать о России, как о центре мира, претит иная точка зрения.

Впервые о роли народных масс в политике заговорили ещё во время Великой французской революции (1789 –1799 годы), но еще сто с лишним последующих лет народные массы воспринимались как неуправляемая стихия, поведение которой не только неконтролируемо, но и непрогнозируемо.

Фактически первым масштабным событием в XX веке, после которого стало ясно, что роль народных масс в политике возросла многократно (как тогда говорили – наступила эпоха масс), была не Февральская революция в России, закончившаяся ликвидацией русской монархии и последующим большевистским переворотом, а не менее драматичная и сопоставимая по масштабам мексиканская революция.

Мексиканская революция, начавшаяся в 1910 году, переросла в масштабную Гражданскую войну 1914 –1917 годов, в результате чего погибли более 2 миллионов человек. В круговорот революционных событий были вовлечены все слои населения: крестьянство, которое до этого вообще не воспринималось как политическая сила, буржуа, городские обыватели и армия.

Именно во время мексиканской революции ярко проявились: значение средств массовой информации, восприимчивость масс к идеям, популистским лозунгам и возможность изменять массовое сознание с помощью идеологии, основанной на эмоциональном восприятии действительности, возможность мобилизации масс путём манипулирования, используя скрытые тёмные стороны человеческой психики.

В Древнем мире, в Средние века и в Новое время если и случались крестьянские восстания, то они носили стихийный характер народного бунта, не имевшего чёткого плана, не ставившего целью политические изменения.

В той же Мексике в 1877–1884 годах спорадически вспыхивали крестьянские восстания. Все эти восстания заканчивались так же быстро, как и начинались, по причине того, что до событий 1910–1917 годов, крестьянство не было восприимчиво к каким‑либо политическим идеям и народные бунты, имевшие локальный характер, были, по сути, всплеском накопившейся за долгие годы озлобленности, находящихся в рабском положении земледельцев.

До революции жители мексиканских городов практически не интересовались политикой. Армия была особой привилегированной кастой и не считала возможным вмешиваться в политику. Целенаправленное вовлечение всех слоёв мексиканского общества в политическую борьбу привело к огромным политическим и социальным изменениям. Мексиканский народ, пройдя через кровавую Гражданскую войну, создал совершенно новое в истории Мексики государство, с новой Конституцией и новым политическим режимом.

Чтобы понять принципиальную разницу между мексиканской революцией и стихийными народными волнениями, а также гражданскими войнами, происходившими примерно в то же время, можно провести сравнение, к примеру, с китайской революцией.

Несмотря на то, что Синхайская революция 1911–1913 годов привела к падению империи Цин и созданию Китайской республики, действия многочисленных политических сил были разрозненны, не существовало ни идеологий, в нынешнем понимании, ни политических программ, не было массовых политических организаций и организованных революционных народных армий.

Первая русская революция 1905 – 1907 годов, как и Синхайская революция в Китае привела к заметным политическим изменениям: была ограничена власть монарха, проведены выборы в Государственную Думу, объявлены политические свободы, произошли другие значительные изменения.

Тем не менее действия народных масс не были скоординированы. Главной движущей силой русской революции были не идеи, хотя, конечно, некоторые оппозиционные царизму политические силы активно поучаствовали в основных событиях этой революции. Главной движущей силой было общее недовольство правящей русской монархией, политическим и экономическим положением целых слоёв населения, а особенно раздражение, вызванное поражением в русско‑японской войне 1904 – 1905 годов и порождёнными этой войной экономическим кризисом, гигантскими правительственными расходами, госдолгом.

Главное значение Первой русской революции для отечественной истории заключается в том, что она создала условия для развития последующих революционных событий, которые привели в феврале 1917 года к отречению Николая II, а позднее к большевистскому перевороту в октябре того же года и последующей пятилетней Гражданской войне.

В период Первой русской революции окончательно сформировались политические партии, в том виде, в котором они участвовали в событиях 1917 – 1918 годов. Для всех оппозиционных царизму политических сил в Российской Империи стала очевидной необходимость не только иметь революционную идеологию, но и возможность донести эту идеологию до широких народных масс.

Полагаю, что именно с началом мексиканской революции 1910 – 1917 годов следует отсчитывать эпоху народных масс. Таким образом, уже в первом десятилетии XX века появились условия для возникновения фашизма. Политики увидели реальные возможности, открываемые с помощью новейших, на то время, методов социальной инженерии, применяемые в гигантских масштабах, манипулирования сознанием миллионов людей.

Сложно делать обобщения, создавать прогнозы и анализировать прошлое, основываясь исключительно на поверхностном анализе свершившихся событий, не разбираясь в принципиальном устройстве внутренних механизмов, двигающих социальные, экономические, религиозные, демографические, миграционные и иные процессы, влияющие на общий политический климат.

Кроме однобокости методов и предвзятости исследователей, существуют также объективные сложности в понимании причин и условий возникновения фашизма и фашизации общества.

Для анализа прошлого, историки, как правило, вынуждены пользоваться сильно ограниченным набором известных исторических фактов и соответственно не включать в рамки своего исследования процессы (иногда совершенно скрытые или не сильно заметные, но очень мощные), по воле случая или в силу других объективных причин, никак наглядно не проявившие себя и не оставившие документальных свидетельств своего существования. Иногда кажется, что если такие процессы и происходили, то не привели к каким‑либо заметным изменениям, что не всегда верно.

Одни процессы протекали скрытно даже для современников из числа сторонних наблюдателей, не вовлечённых непосредственно в исторические события или не находящихся поблизости от места действия.

Другие процессы, даже если были очевидны для большинства живших в тот исторический период, могут быть совершенно незаметны для современного исследователя, находящегося в другом времени, вне исторического контекста. В таком состоянии исследователю сложно понять, что на самом деле чувствовали, могли или должны были чувствовать люди того времени, как они воспринимали происходившие вокруг них события, а главное – какое значение в прошлом имели те или иные высказывания, призывы, действия.

Последующие исследования официальных документов, прессы, воспоминаний отдельных людей и подобные источники исторических сведений никак не восполняют недостатки восприятия и интерпретации событий прошлого их современниками.

К примеру, сложно судить о бытовом антисемитизме в Германии и его росте в процессе миграции восточных евреев исключительно на основании официальных документов. Не может официальная историография нацизма включать в качестве исторических источников разговоры немцев дома за чашкой чая или конфликты немцев с евреями в общественном транспорте, кафе и магазинах.

Пропаганда может использовать как прямые, так и косвенные методы воздействия на сознание. В первом случае внедряемая идея открыто заявлена, а во втором она только подразумевается, но не излагается напрямую, то есть, когда пропагандист формально говорит об одном, а слушатель держит в своей голове совершенно другое.

Косвенная пропаганда является дополнением к прямой, но нередко её эффективность намного выше, чем пропаганда прямыми методами. Используя косвенные методы, пропагандист уверен, что в сознании аудитории уже присутствуют необходимые образы и идеи. Воздействие, оказываемое пропагандистом, усиливает эти образы и идеи, укрепляет связи между идеями и образами, увеличивает интенсивность переживаний, в результате чего косвенные методы актуализируют уже имеющиеся у человека предубеждения и значительно усиливают его страхи.

Таким образом, в пропаганде могут прямо не называться ключевые события или субъекты, связи между этими событиями и отношения к ним субъектов. Все необходимые манипулятору образы и мысли возникают уже самостоятельно в голове людей, подвергшихся воздействию пропаганды, через привычные для них другие образы и ассоциации.

В пропаганде может не быть не только какой‑либо идеи, но даже явного намёка на неё. Для воздействия на человека достаточно лишь полунамёка или простого ассоциативного ряда, следуя которому шаг за шагом, как Гензель и Гретель по хлебным крошкам, человеческое сознание неминуемо приходит лишь к одному единственно возможному выводу. Так, под воздействием искусно созданной аккуратной ненавязчивой пропаганды рождается «собственное» мнение сторонника фашизма.

У современных исследователей непременно должны возникать серьёзные затруднения при ретроспективном анализе эффективности воздействия на массы пропаганды, не содержавшей конкретных тезисов, прямых призывов, а рассчитанной исключительно на уже имевшиеся чувства и воспоминания людей, на уже существующие в обществе предрассудки, суеверия, на какую‑либо фобию вообще и ксенофобию в частности. Удивительно, но у многих историков и политологов таких затруднений не возникает, по крайней мере по содержанию их работ этого не видно.

То же самое касается наведённых пропагандой предрассудков, фобий и когнитивных искажений, совсем не имеющих отношения к образам и идеям прямой и косвенной пропаганды и используемых только в качестве фона, для внедрения в сознание манипулируемого индивидуума фашистских идей.

Распространённый в обществе предрассудок может иметь огромное значение для возникновения культового сознания, но при этом, такое распространённое ложное мнение, превратившееся в привычку большинства, может не иметь прямого отношения ни к фашистской доктрине, ни к фашистским культам.

Пропаганда также может вообще не ссылаться на ложное мнение, составляющее предрассудок, но при этом делать акцент на сопутствующие ему другие мнения, иные связанные с ним обстоятельства. Пропаганда, не делая вообще никаких выводов и заключений, может лишь просто регулярно напоминать народным массам о каком‑то известном историческом факте.

Исследователю, не знакомому с этим скрытым смыслом пропагандистских посылов, будет трудно достоверно установить, как именно тот или иной пропагандистский приём должен был воздействовать на массы и вообще, имела ли в далёком прошлом какое‑либо отношение к пропаганде информация, опубликованная в печати, на радио и телевидении.

В этом случае историку будет непонятно, на возникновение каких ассоциаций в мозгу манипулируемого человека рассчитывали пропагандисты, используя определённые слова, фразы, зрительные образы или музыку.

Очень сложно понять мышление человека из прошлого хотя бы только потому, что исследуемые объекты и субъекты находились в совершенно ином историческом контексте. При взгляде в прошлое следует помнить, что всегда существует обусловленные временем различия в мировосприятии, знаниях людей об окружающем их мире на то время, отношениях к тем или иным событиям, явлениям, особенностях самосознания, самоидентификации людей и прочих не менее важных вещах, которые постоянно меняются с течением времени.

Не имея полной и достоверной теории, включающую социальные, экономические, культурные, психологические и иные аспекты, мы не знаем, какие формы в будущем может принять фашизм, в особенности, когда исследователи изучают лишь прошлые его инкарнации.

Нынешнее состояние хорошо иллюстрирует афоризм государственного деятеля Великобритании, журналиста и писателя Уинстона Черчилля про то, что генералы всегда готовятся к прошедшей войне. Просто они другой войны не знают, а будущую войну не могут знать, так как она ещё не произошла. Только разбираясь во всём разнообразии причин возникновения, хорошо понимая принципы существования и механизмы развития фашизма, проще будет ориентироваться в его будущих разновидностях, понимать причины фашизации социума, оценивать значение и масштаб последствий такой фашизации, выработать меры по защите государства и общества от этой заразы.

Инстинктивно сужая для себя окружающий мир до небольшого набора известных фактов, бессознательно исключая из картины мира другие источники и другие причины, мы неправильно интерпретируем происходящее и не видим предпосылок для возникновения в обществе фашистских настроений. Это общее свойство человеческого мышления.

Хорошо структурированные и убедительно обоснованные, красиво оформленные тенденциозно отобранными историческими фактами, наборы добросовестных заблуждений авторов различных теорий возникновения фашизма составляют основную часть посвящённых фашизму научных работ.

Некоторые недобросовестные исследователи идут на прямой подлог для подтверждения истинности своих теорий. Они не просто отбрасывают неугодные факты, а опускаются до лжи, искажая последовательность, содержание и прямые последствия исторических событий.

Даже независимые историки и политологи, если таковыми всё же можно назвать исследователей, свободных от политического влияния партий, общественных организаций, правительств, университетов и издателей, склонны группироваться вокруг одинаковых мнений, одинаковых фактов и одинаковых методов анализа. Они вполне искренне, почти инстинктивно, не в угоду политической конъюнктуре, ссылаются на одни и те же обстоятельства, делают одинаковые выводы о неизбежности прихода к власти фашистов в той или иной стране. То, что они называют эти обстоятельства единственной причиной и делают это исключительно ретроспективно, их не смущает.

Меняется мир, меняются мнения, меняются теории возникновения фашизма, которые в очередной раз подгоняются под новую фактологию.

Таким образом, сознательно или нет, в течение целых десятилетий происходит игнорирование отдельных причин возникновения фашизма, не учтённых в современных и на первый взгляд логичных теориях, отрицается возможность системного подхода в изучении этого сложного явления.

Ниже я привожу список теорий природы фашизма и условий его возникновения, которые мне известны на момент написания этой книги. Перечень, разумеется, неполный и может в какой‑то части не соответствовать требованиям к академический полноте и точности формулировок.

Главным критерием при составлении краткого описания существующих теорий было следующее: смысл и содержание теорий должны быть понятны неподготовленному читателю.

Откровенно бредовые и антинаучные теории вроде мистических или псевдоисторических (наследники тамплиеров, тайные ордена, оккультные общества, мировые правительства и прочая ахинея) были мной проигнорированы.

Ниже даны основные типы, к каждому из которых могут принадлежать десятки различных теорий, а также множество отдельных направлений внутри них.

Националистические теории

Фашизм – особый вид авторитарного политического режима, опирающийся на поддержку народных масс, использующий для захвата и удержания власти экстремальный расизм, национализм и ксенофобию, в качестве главного идеологического принципа, объединяющего и мобилизующего народные массы.

Корпоративистские теории

Фашизм – революционное народное движение, в основе которого идея социального партнёрства и государственный корпоративизм в различных его видах. Фашизм, по мнению сторонников этой версии, есть средство против вырождения классической представительной демократии в охлократию, а также защита от коммунистической революции и большевизма.

Цель фашизма – государственное регулирование частных и общественных отношений, с целью примирения классовых разногласий, создания условий для взаимовыгодного сотрудничества труда и капитала, для свободного развития различных классов и социальных групп. Прямое экономическое планирование, государственная поддержка для одних и установление различных ограничений свободы, государственный контроль экономической и иной деятельности для других.

Традиционалистские теории

Фашизм – псевдорелигиозное народное движение, признающее преобладание внутреннего духовного мира человека над внешним материальным. Первичность национальной культуры, традиционной религии, народных обычаев, а не социальных и экономических факторов в быстро меняющемся мире.

Целью фашизма является приведение политической системы государства в соответствие с истинным «духом народа».

Религиозные теории

Фашизм – явление апокалиптическое, связанное с упадком морали и нравственности, с греховностью людей. Фашизмом христианские исследователи называют явление, когда большие массы людей, подстрекаемые политиками‑популистами, объединяются для совершения противных Богу действий, при этом каждому члену этой общности приходится отказываться от своей личности, чтобы заглушить голос совести.

Причина возникновения фашизма в отказе человека от Бога, от единственной цели – любить Бога, жить и поступать в жизни в соответствии с заветами, данными Богом.

В такой трактовке фашизм есть разновидность идолопоклонства, когда идолами становится государство, нация, лидер, некие идеи и политические принципы, исторические личности, мифы, обряды, предметы и прочее. Место Бога у коммунистов занимает марксистское учение, у патриотов – родина, у националистов – нация, у расистов – раса, у экологических фашистов – природа и тому подобное.

Последствия фашизма, с точки зрения христианских и мусульманских исследователей – это наказание, которое Бог посылает на людей за их грехи. В пример они приводят уничтожение Содома и Гоморры, которые были уничтожены Богом не только за то, что там процветал разврат и моральное разложение, но и за ксенофобию, за враждебное отношение к иноземцам. При этом влияние самой религии на возникновение фашизма, религиозными исследователями, полностью отрицается.

Теория резонанса

Фашизм – резонансное явление, которое характеризуется сочетанием экономических, социальных и религиозных факторов, усиливающих или ослабляющих друг друга. Оно похоже на явление интерференции – увеличение или уменьшение результирующей амплитуды двух или нескольких волн при их наложении друг на друга. Например, одновременное наступление социального, экономического и политического кризисов усиливает друг друга и может является причиной резкой фашизации общества.

Циклические и милленаристские теории

Цикличность истории была замечена ещё две с половиной тысячи лет назад древнегреческим писателем и историком Ксенофонтом. По мнению сторонников циклических теорий, все исторически значимые явления в определённом виде уже имели место ранее. Исторический процесс может быть разложен на определённые циклы.

Милленаристы говорят о тысячелетних циклах, а циклисты о временных циклах вообще. По мнению сторонников этих теорий, история государств, рас и народов движется волнами. Гребень волны (первый период цикла) – подъём нравственности, стремления к знаниям, научно‑технический прогресс и тому подобное. В противофазе (третий период цикла) – спад, когда наблюдается повсеместное невежество, происходит упадок культуры и науки, процветает безнравственность и прочее. Каждому подъёму и спаду предшествует переходный период (второй и четвёртый периоды цикла), в которых общество и государство испытывают движение к подъёму или спаду. Такие периоды называются сумеречными периодами.

По предположению циклистов, фашизм – проявление деградации общества, сопровождаемое массовой паранойей, безудержным стремлением толпы к разрушению, наблюдаемое в период спада (третий период).

Милленаристы утверждают, что период 1910 –1960 годов является низшей точкой цикла и далее ситуация будет только улучшаться, после непродолжительного подъёма, продолжительностью в 50–60 лет, наступит тысячелетний период процветания цивилизации и эпоха гуманизма.

Марксистские теории (классовые теории)

Теории рассматривают фашизм исключительно как политическое и идеологическое выражение интересов конкретных классов или социальных групп.

Сторонники этих теорий игнорируют примеры того, как во многих европейских странах фашистов к власти привели (или пытались привести) не социальные классы или группы, защиту интересов которых декларирует фашизм, а совершенно другие социальные и политические силы. Ученые‑марксисты, правильнее и точнее было бы их назвать идеологами, свои теории основывают на следующем постулате, принимаемом ими без всяких доказательств: сознание человека и как следствие приверженность его какой‑либо идеологии, целиком определяются исключительно его социальным положением и экономическим благополучием. Ими отрицается связь между идеологиями и иррациональной стороной психики человека.

Частным случаем марксистской теории является коммунистическая теория социально‑классовой природы фашизма, согласно которой фашизм – это жестокая диктатура крупного финансового капитала.

Фашизм в своей пропаганде использует примитивный популизм, основанный на антикоммунизме, национализме и шовинизме. Почти все эти теории основываются на определении фашизма, предложенном XIII пленумом Исполкома Коминтерна и утверждённом на его Конгрессе в 1935 году. Эта теория не получила широкого признания за пределами коммунистических стран и партий, а также ряда левых партий некоммунистического толка, так как никогда не имела статуса научной теории в остальном мире.

Теория основана на анализе исключительно нацистского режима. В Германии крупный финансовый капитал, столкнувшись с острой кризисной ситуацией в 1929 – 1933 гг., действительно был сильно заинтересован в передаче власти NSDAP. В остальных европейских фашистских странах в 1919 – 1945 годах таких связей между крупным финансовым капиталом и фашистами либо совсем не прослеживалось, либо они были столь незначительны, что не сыграли решающей роли в приходе фашистов к власти.

Либеральные теории

Фашизм – экстремальный антикапитализм и антилиберализм, ничем не ограниченные корпоративизм и государственный контроль над экономикой, оформленные в виде автократического тоталитарного унитарного государства. Возможно, не полная ликвидация капитализма, а его реформирование с целью тотального контроля со стороны государства. Приостановление верховенства права в пользу «государственных интересов». Ограничение политических свобод граждан. Ограничение свободной конкуренции в пользу монополистического промышленного и финансового капитала. Экономическое управление спросом через дефицит бюджета. Прямое и жёсткое экономическое планирование. Создание государственных монополий. Милитаризм как способ максимальной монополизации основных отраслей промышленности. Империализм как результат развития монополий и их стремления к захвату рынков за пределами страны. Агрессивная внешняя политика, вызванная обострением борьбы за внешние рынки и стремлением установить политический и (или) экономический контроль над другими странами. Использование народных масс, одураченных откровенным популизмом, в качестве инструмента для подавления сопротивления, уничтожения политических противников, а также для ограничения экономических и политических свобод граждан.

Главной целью фашизма в таких теориях называется устранение политической автономии, разнообразия общественных отношений и ликвидация свободной конкуренции.

Культурологическая теория

Суть этой теории заключается в том, что фашизм являлся закономерным и неизбежным этапом развития европейской цивилизации в начале XX века. Некоторые страны избежали фашизма лишь в силу исторической случайности, так как попросту не успели пройти эту фазу в своём развитии до окончания Второй мировой войны и соответственно до дискредитации фашизма в глазах мировой общественности. Это направление рассматривает основной причиной фашизации общества его серьёзное изменение из‑за индустриализации, урбанизации и унификации.

Секуляризация ещё недавно архаичного религиозного общества, по мнению сторонников культурологических теорий возникновения фашизма, ведёт к возникновению новых псевдорелигий и к массовому мистицизму. В новом капиталистическом обществе с его новым ускоренным ритмом жизни и развития, значительно повышается физическая и социальная мобильность, подверженность народных масс различным идеям. На то, что в прежнем обществе требовались десятки или сотни лет, в модернизированном обществе происходит в течение жизни одного поколения. Если ранее в политической жизни обычно участвовала лишь ничтожная часть населения, то в настоящее время огромные людские массы могут быть приведены в движение различными популистскими политическими движениями и отдельными политиками‑популистами. Технический прогресс, который повлёк серьезные изменения в привычном образе жизни и модернизм в искусстве, когда новый стиль противопоставил классическому искусству простоту, условность, символизм и функциональность, стали сильнейшими катализаторами политических процессов.

По мнению сторонников культурологической теории фашизма, непосредственно из европейского модернизма вытекают культ силы, стремление к уничтожению и жестокости, культы силы, исключительности, войны, смерти и героизма.

Фашизм предстаёт в виде нового варварства, современного мракобесия и мистики, а фашисты – фанатиками, преклоняющимися перед неукротимыми мощными стихийными силами, двигающими вперёд историю, перед мощью толпы, перед тотальным разрушением, для последующего строительства собственной утопии.

Примитивистские теории

В примитивистских теориях исследователи рассматривают фашизм как частный случай авторитарной диктатуры, примеры которой известны с древнейших времён, отрицая уникальность природы фашизма как явления, никогда до ХХ века, не встречавшегося в истории человечества.

Фашизм в таких теориях – это любые политические режимы во главе которых немногочисленная реакционная верхушка, проводящая политику отрицания прав человека и демократии, установления культа личности лидера, практикующая массовое применение физического и психологического насилия для подавления сопротивления и любого инакомыслия, целенаправленной маргинализации или даже физического уничтожения политических противников, милитаризм и агрессивное поведение во внешней политике.

Эти теории предполагают, что фашизм появляется тогда, когда власть в стране захватывают плохие люди «извратившие хорошую и благородную идею». По мнению таких «теоретиков», гитлеризм – это извращённый национал‑социализм, осуществлённый в Германии недостойными людьми, преследующими свои корыстные цели и удовлетворяющие свои низменные желания. Соответственно, сталинизм – это «извращение марксизма‑ленинизма», франкизм – «извращение католического синдикализма» и тому подобное.

Такие теории многочисленны и имеют огромное число сторонников во всём мире. Огромная популярность этого типа теорий объясняется боязнью признать, что фашизм – это универсальное международное и вневременное явление, заражающее государственный и общественный организмы целиком, в той или иной степени выраженности симптомов.

Сторонники таких примитивных теорий отрицают простую мысль, что даже теоретически не может существовать общества полностью свободного от фашизма, в котором не содержались бы отдельные его элементы.

Примитивистам трудно принять тезис о непременном существовании в нашем мире, во все времена, десятков или сотен миллионов людей, которым, в том или ином виде, свойственны фашистское мировосприятие и культовое мышление. Таким образом, игнорируется одно из главных свойств фашизма – фашизм как политическое движение отличается от других тем, что в качестве его носителя выступают целиком народные массы, а не отдельные немногочисленные политически активные социальные группы.

Авторы примитивистских теорий всё многообразие социально‑исторических явлений сводят исключительно к действиям отдельных активных политических групп и их лидеров, не замечают принципиальных отличий между различными видами диктатур, а также возникшими естественным путём древними деспотиями, в том числе существовавшими на протяжении нескольких веков и новыми фашистскими режимами XX века, созданными методами социальной инженерии, путём прямого воздействия на массовое сознание.

Ими игнорируется то обстоятельство, что фашизм как разновидность политического режима, уникален по способу его формирования и по целому ряду характеристик. Для возникновения фашистской политической системы до начала XX века не было необходимых условий, что позволяет квалифицировать фашизм исключительно как феномен, возникший в начале XX века.

_

Большинство теорий игнорируют ещё одно важное свойство фашизма – тотальный контроль над обществом никогда открыто не признаётся фашистами в качестве самоцели и как средство удержания власти. Это всегда декларируется ими лишь в качестве необходимости, исключительного радикального средства для достижения абсолютно неосуществимых утопических целей построения некого идеального общества.

Никогда до начала XX века не существовало политических режимов с такими целями, да и вообще с какими‑либо другими целями, отличными от удержания власти. Власть ранее всегда открыто признавалась всеми самодостаточной для того, чтобы к ней стремиться, это не требовало каких‑либо объяснений и оправданий, она считалась самоцелью всех предыдущих типов жестоких диктаторских политических режимов на протяжении тысячелетий.

Фашизм же всегда связан с какой‑либо утопической идеей и не может существовать без неё, он также претендует на вечное существование именно на основании этой своей утопической идеи.

Представления фашистов об окружающем мире всегда до крайности примитивные, а о природе человека зоологичные. Фашистская идеология максимально упрощена для более лёгкого восприятия народными массами. Поэтому такая упрощённая идеология всегда девальвируется со временем и любые формы фашизма с течением времени слабеют, а политические режимы из тоталитарных постепенно превращаются в обычные авторитарные, в особенности при отказе фашистов от проведения серьёзных реформ идеологии и «перезапуска» фашизма на обновлённой идеологической основе. Этот факт наибольшим упрямством игнорируется сторонниками классовых теорий. Они отказываются признавать, что фашизм может серьёзно изменяться, в том числе может радикально меняться его отношение к отдельным социальным группам и целым социальным классам.

Все существующие социально‑экономические теории возникновения фашизма игнорируют то обстоятельство, что в политическом, экономическом и социальном отношении фашизм можно охарактеризовать как оппортунизм, то есть преследование выгоды любыми, в том числе обманными способами. Этот оппортунизм может выражаться также в виде частичного или полного отказа от первоначальных политических принципов. Фашисты именуют такой отказ «политической гибкостью».

Может полностью поменяться экономическая или социальная политика, идеология подвергнуться серьёзной корректировке, могут радикально измениться декларируемые политические цели и способы их достижения. Из коммунистического фашистское движение может легко превратиться в антикоммунистическое, из правого в левое, из атеистического в клерикальное, а в этом случае анализ, предлагаемый современными социально‑экономическими теориями возникновения фашизма, будет бесполезен.

Экономические и социальные отношения не способны повлиять на малозаметное первичное зарождение фашизма, в основе которого традиционные предрассудки и глубинные страхи людей.

Действительно, экономический кризис и проблемы в социальной сфере в значительной мере влияют на популярность у народных масс уже сформулированных ранее кем‑то фашистских идей. Кризис может пробудить в социуме спящий в течение долгого времени вирус фашизма, но в отдельности ни один кризис сам по себе не способен порождать предрассудки и сидящие внутри сознания или даже глубоко в подсознании страхи. Экономические и социальные проблемы могут лишь усилить склонность человека к культовому сознанию, но никогда не создадут сам фашистский культ (культ личности, культ силы, культ смерти, культ войны и пр.).

Каждая теория может иметь в своём составе элементы других теорий, по причине того, что фактологической базой для всех служат одни и те же исторические события.

Нужно иметь в виду, что анализ каждого аспекта (экономического, социального, психологического и других) имеет свои специфические инструменты. Анализ на уровне массового сознания, и анализ экономических причин происходят совершенно на разных языках, в разных системах координат, без учёта взаимовлияния факторов друг на друга.

Полагаю, что необходим свежий взгляд на проблему фашизма. Необходимо совместное изучение этого явления с разных сторон, историками, политологами, психиатрами, психологами, антропологами, социологами, экономистами, правоведами, религиоведами, математиками и философами. Несомненную пользу принесут публичные научные дискуссии с привлечением специалистов в разных областях.

Сегодня фашизм остаётся чёрным ящиком, приоткрытым лишь на четверть. Все теории, претендующие на законченность и универсальность – либо политическое шарлатанство, либо набор старых заблуждений. Если встречается добросовестное исследование, то это всегда анализ только одной из сторон очень сложного явления.

Пользуясь современными научными методиками, невозможно достоверно установить степень фашизации современного общества, оценить вероятность прихода фашистов к власти при каких‑либо определённых социальных, экономических, политических условиях. Анализ настроений граждан, построенный на социологических опросах абсолютно бесполезен. Психологические причины фашизации основаны на тёмных сторонах психики и остаются внутри человека, который, как правило, не желает делиться своими переживаниями с окружающими. Часто эти свойства собственной личности либо вообще не осознаются самим человеком, либо осознаются, но отсутствует критическое к ним отношение.

То же самое касается выявления степени влияния экономических или социальных причин, по причине сложности анализа их взаимозависимостей, влияния на фашизацию современного общества и государства, из‑за нелинейности всех этих процессов.

Говорят, что история движется по спирали. Я не уверен в истинности этого утверждения, но если это действительно так, то движется она по этой спирали не плавно, а резкими скачками. Между краткими яркими и значительными событиями, в истории долгое время вообще ничего не происходит.

Часто масштабные события не приводят к изменениям, а случайное событие (чаще всего, последовательность таких незначительных событий) меняют политическую картину кардинальным образом. Роль неопределённости в истории очень велика. Это ещё одна причина сложности прогнозов как таковых и их бесполезности в случае теорий, рассматривающих лишь строго ограниченный небольшой набор факторов.

При нарастающей длительное время фашизации общества, доходящей, как кажется, до предельного уровня, в какой‑то может произойти «разрядка» и государство может вернуться в нормальное состояние.

Спонтанное событие в абсолютно нефашистской стране может за несколько дней вызвать резкий взрыв фашистских настроений и всё может закончиться победой небольшой кучки фашистов, про существование которых, до самого последнего момента, большинство граждан даже не догадывалось.

Фашизм явление до конца непонятое, очень сложное, основанное на человеческой психологии, напрямую зависящее от социальных, экономических взаимоотношений, от политической ситуации, от религиозности, исторического контекста, геополитических факторов, порождённое научно‑техническим прогрессом. Примитивизация фашизма очень опасна.

Сегодня в средствах массовой информации фашизмом называют не только проявления экстремального национализма, но также чисто стилистические симпатии к нацистской символике и эстетике, особенно сочетающиеся с романтизацией и идеализацией фашизма, а чаще его конкретной разновидности – нацизма. Свастика в современном мире вызывает большее негодование, чем открытая пропаганда фашистских идей.

Хуже всего то, что слово «фашизм» стало просто ругательным в политической демагогии, потеряв своё первоначальное смысловое содержание.

Фашизм – неизбежное негативное последствие развития человечества, наряду с загрязнением окружающей среды или истощением природных ресурсов. Цивилизации необходимо выработать системные меры по борьбе с этим явлением. Понимая истинные причины фашизации общества, механизмы прихода фашистов к власти, можно значительно уменьшить риск установления в стране фашистской диктатуры.

Это как соблюдение мер пожарной безопасности в деревянном доме, которое значительно снижает вероятность возникновения пожара, но, к сожалению, никогда не может полностью исключить возможность его возникновения.

1.16. Мифы об экономике и социальной политике фашизма

Угроза экономического краха работает на фашистов не хуже того страха, который испытывает население перед экстремистами разных мастей и политической окраски, угрожающими безопасности и стабильности внутри страны.

Страх людей перед возможным внезапным крахом денежной системы с сопутствующей гиперинфляцией, выдавливающих за считаные дни большинство людей за черту бедности, не менее востребованный для пропагандиста чем страх, испытываемый населением перед возможной внешней военной угрозой.

В такой обстановке нагнетания пропагандистами тревожных ожиданий, очень привлекательно выглядит идея «жёсткой властной руки», которая наведёт, наконец, порядок в экономике. Большинство людей не в состоянии понять механизмов возникновения экономических кризисов, их связности и цикличности, влияния неэкономических причин, таких как неустойчивость климата и внешних факторов, вроде изменения конъюнктуры на мировых рынках сырья и готовой продукции. Тем более, трудно доходчиво объяснить типичному малообразованному обывателю, как действуют на реальную экономику те или иные конкретные политические и экономические меры.

К примеру, миллионы людей не понимают, что часто применяемая фашистами такая «справедливая» мера, как установление фиксированных низких цен на продукты во время продовольственного кризиса, приведёт к исчезновению этих продуктов в магазинах, а проводимая силовыми методами конфискация товара во время дефицита, всегда приводит лишь к «эффекту домино» – то есть к ещё большему дефициту.

В результате у людей возникает удивление, как такие логичные, на первый взгляд, меры приводят к ещё большему усугублению кризиса. Большинство не понимает, что причиной наблюдаемых негативных последствий является возникшее у производителей и торговцев естественное недоверие и даже враждебность к правительству, злоупотребившему своей властью.

Фашистское тоталитарное государство сверхцентрализацией власти уничтожает формировавшиеся десятки и сотни лет естественные общественные отношения, монополизацией и милитаризацией вредит конкуренции и разрушает экономику. Поэтому в длительной перспективе фашистский режим даже используя по максимуму имеющиеся у него ресурсы, не способен инициировать их полноценное воспроизводство, обеспечить устойчивый экономический рост и прогресс в технологиях.

Есть определённая категория публицистов, которые мифологизируют фашизм, создавая легенды об исключительной эффективности фашистских режимов прошлого в области экономики и научно‑технического прогресса.

Необычайно живуч, в особенности в современной России, миф о спасении чилийской экономики правительством Пиночета. Каждый год выходит несколько книг о мифическом экономическом чуде. В прессе и выходящих из издательств книгах, время от времени мелькают тезисы о спасительном для экономики фашистском государственном протекционизме, создании совершенно новой модели сверхэффективного государственного монополистического капитализма. Чаще всего в пример приводится фашистская Италия, где к концу 1938 года доля государственных предприятий в стране была самой высокой в мире по сравнению с другими странами с рыночной экономикой.

До сих пор ходят легенды о каких‑то сверхъестественных технологиях нацистов по созданию невиданных по своей эффективности вооружений. Это мифы, которые Третий Рейх создавал сам в 1942 – 1945 годах для целей внутренней пропаганды во время Второй мировой войны.

На самом деле, все самые значимые технологические и научные достижения в военных областях были сделаны ещё до прихода нацистов к власти или в самые первые годы гитлеровского режима, когда идеологическое давление нацистов на немецких учёных и инженеров было ещё не таким сильным. Германия на то время была страной с самой передовой наукой, с самыми сильными коллективами инженеров и конструкторов. Можно сказать, что стремительный научно‑технический прогресс, начавшийся в Германии в последнее десятилетие перед приходом нацистов к власти, после 1933 года двигался по инерции.

Экономический подъём, начавшийся незадолго перед получением Гитлером поста рейхсканцлера, мобилизационные меры, принятые нацистами и благополучный в экономическом отношении период 1933–1940 годов, действительно позволили восстановить немецкую промышленность, в том числе военную. Немецкая экономика, будучи ещё не окрепшей, неслась вперёд со скоростью болида и это не было исключительной заслугой нацистов.

Естественный ход истории привел бы Германию к восстановлению промышленности, финансовой системы, т.к. для этого были объективные причины – наличие большого числа квалифицированной рабочей силы, высокий уровень образования населения, мощная научная база, пришедшая в упадок, но не тронутая войной промышленность, иностранные инвестиции и пр.. Экономическое превосходство Германии в Европе было лишь вопросом времени и случилось бы при любом правительстве, но только не фашистском.

Приход нацистов к власти поставил крест на перспективе немецкой экономики стать ведущей в Европе к 1940 году, как это прогнозировали многие европейские экономисты в 1936 году. Развитие Германии при нацистах сдерживалось невозможностью в полной мере реализовать научные достижения и оригинальные инженерные разработки в реальных изделиях, промышленных технологиях, даже в новых видах вооружения.

Начало Второй мировой войны не позволило Гитлеру создать мощную промышленность и армию. Третий Рейх вступил в войну неподготовленным. Военные успехи вермахта, по моему скромному мнению, не столько заслуга фюрера и немецких генералов, сколько крупные просчёты, откровенная глупость и ужасающая самонадеянность союзников.

Гитлеровской Германии попросту не хватило для надлежащей подготовки как времени, так и доступа к необходимым природным ресурсам. Европейские политики были уверены, что Гитлер не начнёт войну, а сам фюрер был убеждён в том, что при нападении на Польшу союзники не осмелятся объявить войну Германии.

Глава немецкого ВМФ адмирал Редер в 1938 году предупредил Гитлера, что немецкий флот будет готов к войне не ранее, чем через 10 лет. Главнокомандующий сухопутной армии вермахта Вальтер фон Браухич и начальник её Генерального штаба Франц Гальдер неоднократно предостерегали фюрера по поводу его агрессивных планов против Чехословакии и Польши, указывая на высокую вероятность ответных враждебных действий со стороны Англии и Франции, они неоднократно подчёркивали в своих беседах с фюрером полную неготовность вермахта к войне. Каждый раз генералами и военными инженерами отмечалось не только количественное отставание, но и низкое качество немецкой военной техники.

Почти сразу после начала войны началось замедление качественного роста научно‑технического военного потенциала. Приступить к реализации уже свёрстанных планов по созданию новых видов вооружений Германия смогла лишь в 1943–1944 годах, когда производить в достаточном количестве какие‑либо вооружения, не говоря о новых его видах, истощённая войной страна уже не могла.

Ещё в 1938 году, почти сразу после открытия деления урана немецкими физиками, сотрудниками Института химии кайзера Вильгельма Отто Ганом и Фрицем Штрассманом, нацистскому руководству было доложено о возможности создания сверхмощного оружия.

После того как австрийские учёные Отто Фриш и Лиза Мейтнер дали физическое объяснение процесса деления ядра урана, сразу начались масштабные научные работы как в Германии, так и в Австрии. Все работы по урановой теме были немедленно засекречены нацистами. Немецких специалистов в области вооружений и генералов очень заинтересовала оценка одного из ведущих на тот момент немецких физиков, Вернера Гейзенберга, который утверждал, что одной урановой бомбой можно мгновенно стереть с лица земли крупный город, такой как Москва или Лондон. По мнению Гейзенберга, работы по созданию супероружия должны были занять два‑три года (по современным оценкам, учитывая существующие в то время технологии, если нацисты смогли бы решить вопросы разделения изотопов за два‑три года, то получить готовую атомную бомбу они могли бы через пять лет, то есть к концу 1942 года).

Идеи создать в зависимой от угля Германии атомные электростанции и построить атомный подводный флот Рейха, который мог бы действовать автономно в течение многих месяцев, создать атомные самолёты, были просто на поверхности и могли быть воплощены, если бы немецким учёным удалось решить вопрос разделения изотопов урана в промышленных масштабах.

Тем не менее нацистский режим не был бы фашистским, если бы в дело не вмешалась идеология. Серьёзное преимущество немецких учёных в разработке атомного оружия, было сведено к нулю репрессиями в отношении физиков еврейской национальности, нападками на немецких учёных, которые пытались идти не путём «правильной арийской классической физики», а используя достижения новых областей – теории относительности и квантовой механики, объявленных нацистами «еврейскими сказками».

Работы по ракетной технике были начаты со значительным опозданием. Ещё в 1929 году министр обороны Веймарской республики принял решение о начале практических разработок по использованию ракет для военных целей, а уже в 1932 году в пригороде Берлина в Куммерсдорфе была создано подразделение для разработки ракет на жидком топливе. Приход нацистов к власти существенно затормозил работы по ракетному оружию.

Первый пуск баллистической ракеты V‑2 состоялся лишь в марте 1942 года. И только когда в июле 1943 года самого Гитлера захватила жажда мести непокорной Англии, нацисты серьёзно занялись финансированием разработки ракетного «супероружия». Но было уже поздно. Первое боевое применение состоялось в сентябре 1944 года, когда ракеты уже ни на что повлиять не могли.

Можно с уверенностью сказать, что наука в Третьем Рейхе постепенно деградировала. Чем больше усиливалось давление нацистов на немецких учёных и инженеров, чем большее значение приобретала идеология в научной и конструкторской работе (как, впрочем, в любой другой творческой деятельности в Третьем Рейхе), тем хуже становились результаты и менее эффективно расходовались бюджетные средства, отпущенные государством на военные научно‑технические разработки.

Учёные и инженеры были заняты больше тем, что пытались доказать свою лояльность политическому режиму, чем собственно своей работой. Вся их деятельность с пристрастием рассматривалась через призму фашистской идеологии. На самом деле был важен не практический результат, а то, как сам процесс выглядит идеологически. Это хороший пример парадоксального эффекта, присущего фашизму, когда патологическое стремление фашистов к порядку и дисциплине приводит к хаосу и последующему параличу инициативы у творческих работников.

Рейхсминистр пропаганды Йозеф Гёббельс признавался в 1921 году, что цвет немецкой филологии состоит из представителей еврейского народа, а рейхсминистр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер шутил в узком кругу своих друзей, что основы немецкого научно‑технического превосходства заложили два еврея и поляк. Шпеер в конце войны сожалел о том, что многие учёные евреи уехали из страны, он был уверен в том, что если бы не их бегство, то проблемы в ракетостроении и создании атомного оружия были решены ещё до 1944 года.

Не выдерживают критики восторги современных коммунистических идеологов и пропагандистов о быстром восстановлении советской экономики после Гражданской войны под мудрым руководством большевистской партии, благодаря классовой сознательности и огромному трудовому энтузиазму народных масс. Основной причиной быстрого восстановления советскими историками называлось не виданное ранее в истории многократное увеличение эффективности труда пролетариев, освобождённых от гнёта капиталистов.

На самом деле, к экономическому возрождению разрушенной страны большевики имели опосредованное отношение, в малой степени понимая, что и, главное, как восстанавливать.

Признав невозможность административными мерами восстановить разрушенные промышленность и сельское хозяйство, большевики были вынуждены предоставить населению частичную экономическую свободу, разрешить конкуренцию. В марте 1921 года X съезд РКП (б) провозгласил Новую экономическую политику (НЭП), суть которой заключалась в отмене конфискаций (продразвёрстки) на селе и разрешение в ограниченном масштабе частной экономической деятельности. Это было частичным возрождением в стране ненавистного большевикам капитализма.

Почти сразу после разрешения частной торговли в июле 1921 года, в том числе свободной продажи сельхозпродукции, после объявления начала государственной программы приватизации небольших предприятий, в стране появились давно забытые бытовые изделия кустарного или мелкосерийного производства, полки коммерческих магазинов заполнились продовольственными товарами, стали открываться кафе и рестораны, пункты бытового ремонта и предприятия по оказанию бытовых услуг.

В стране уже в первый год НЭПа появились тысячи первых советских фермеров, которых после перехода страны в декабре 1929 года на фашистские методы государственного управления и курса на монополизацию сельского хозяйства, станут называть «кулаками» и подвергнут массовым репрессиям.

В СССР стали создаваться коммерческие предприятия с иностранными инвестициями. В страну потянулся зарубежный капитал – сначала британский, потом немецкий, датский, латвийский, японский и другие. Причём передача собственности происходило массово уже с конца 1920 года, несмотря на то что правовые основания и организационная структура возникли только с созданием в августе 1923 года специальной организации – Главконцесскома.

Советская власть позволила иностранным компаниям зарабатывать сумасшедшие деньги, используя российские заводы и хищнически разрабатывая природные ресурсы, что больше было похоже на разграбление природных богатств, чем на предпринимательство. На всё это безобразие Советское правительство закрывало глаза, лишь бы иностранцы восстановили, разрушенные Гражданской войной, российские заводы и фабрики, создали миллионы рабочих мест и наполнили рынок товарами. В условиях постоянно нарастающего недовольства, спонтанно вспыхивающих народных восстаний, большевикам нужно было срочно спасать положение, иначе можно было потерять власть.

В конце ноября 1920 года был издан декрет «Об общих экономических и юридических условиях концессий», разрешавший предоставление концессий иностранному капиталу, а после 12 апреля 1923 года был принят Декрет ВЦИК и СНК РСФСР «О порядке допущения иностранных фирм к производству торговых операций в пределах РСФСР».

Иностранные концессии производили в основном промышленные товары, а закупали внутри страны, для последующего экспорта, сырьё (сельхозпродукцию, лес, нефть, уголь, марганцовую руду, металлический лом и прочее). Рентабельность предприятий с непосредственным иностранным участием или с частично иностранным капиталом находилась обычно в пределах от 100 до 300 процентов, а в некоторых случаях доходила до 500 процентов. Такие сверхдоходы объяснялись огромной разницей цен внутреннего и внешнего рынка.

На долю концессий приходилось сто процентов экспорта цемента, более половины всего объёма внешнеторговых поставок каменного угля, три четверти экспорта шёлка, половину экспортируемой шерсти.

Особое место в послевоенном восстановлении промышленности занимало участие немецких фирм и финансовых учреждений. На Германию условиями Версальского мирного договора были наложены серьёзные ограничения в области развития промышленности и производства вооружений. Правительство Веймарской республики заключило договор с правительством СССР о строительстве немецкими фирмами на советской территории заводов, предназначенных для производства продукции, в обход ограничений, наложенных на Германию странами‑победителями в Первой мировой войне.

В Германии был создан консорциум банков во главе с Восточным банком, который первым начал финансировать проекты немецких промышленных предприятий в России. Концессия Круппа построила завод боеприпасов, та же крупповская концессия построила химический завод, где производились боевые отравляющие вещества. Ещё один завод, производящий ядовитые газы, был построен концессией фирмы «Берсоль» в Троцке. Фирма «Stolzenberg» наладила производство артиллерийских зарядов и порохов на заводе «Златоуст». На основе старых оружейных заводов в Туле было создано современное, по тем временам, производство различного стрелкового оружия. На этом же заводе впоследствии производилась нарезка стволов для винтовок и пулемётов для Красной Армии. В Мариуполе отремонтировали прокатный стан, производивший броню для советских танков, который в 41‑м году, был перевезён на Урал и до настоящего времени делает танковую броню. На переданном немцам автомобильном Русско‑балтийском заводе фирма «Junkers» создала производство военной авиатехники, производительностью около 600 самолётов в год. Сейчас это московский завод авиакосмической техники имени Хруничева в Филях.

Можно с уверенностью утверждать, что начало советской военной промышленности положили немецкие инженеры, а первые военные заводы были построены или восстановлены немецкими строителями, на немецкие деньги.

Немецкие фирмы предоставили СССР самые передовые технологии, лучшие опытные образцы своих вооружений. В совместных конструкторских бюро трудились немецкие и советские конструкторы. При этом немецкие инженеры были непосредственными разработчиками оружия и проектировщиками заводов, а советские специалисты учились у немцев создавать военную технику, проектировать и строить военные заводы.

Абсолютно все новые образцы оружия, созданные с 1921 по 1933 год, были точными копиями немецкого, а созданные с 1933 по 1941 г., представляли собой переработанные советскими инженерами образцы зарубежной (не только немецкой) военной техники.

Фирмы «Junkers», «Dornier», «Heinkel» создали советскую авиационную промышленность, «Rheinmetall» – всю советскую артиллерию, орудийную и танковую промышленность, «Stolzenberg» – производство пороха, взрывчатки и боеприпасов, боевых отравляющих веществ. Продолжать можно долго.

Второй, по значимости, задачей, после восстановления разрушенных Гражданской войной заводов за счёт иностранного капитала и при помощи иностранных технических специалистов, было получение технологий и обучение собственных управленческих, инженерных и производственных кадров. Всегда, в качестве обязательного условия концессионного договора предусматривалось обязательство концессионера готовить квалифицированных рабочих и административно‑технический персонал из советских граждан и постепенно заменять ими иностранных специалистов.

К началу первой пятилетки выяснилось, что советские инженеры и конструкторы не в состоянии были не только создавать новую военную технику, но и просто поддерживать уровень, заданный ранее немецкими специалистами. Причины были просты: страх исполнителей брать на себя ответственность, так как в случае неудачи было легко оказаться очередным «вредителем», безынициативность в связи с активным государственным и партийным вмешательством в творческий процесс, а также сильное идеологическое давление, при котором трудно создавать новое, и намного проще шагать в ногу со всеми, следуя проверенным безопасным путём.

Сама политическая система не даёт развиваться, через какое‑то время все полученные знания и опыт устаревают, научный и технологический уровни начинают отставать. Мы, получив образцы и знания у самой передовой в научно‑технологическом плане страны, научились через несколько лет создавать новую технику и оборудование на том же уровне. А тем временем сама Германия и весь мир не стояли на месте, они шли вперёд.

После прихода к власти в Германии нацистов, немецкие учёные, инженеры и конструкторы попали точно в такую же ситуацию, когда главным стали идеология и требования сегодняшнего дня (особенно в военное время), постоянная гонка в ущерб фундаментальных исследований и перспективных разработок.

Как только заводы и фабрики в СССР восстанавливались концессионерами и превращались в высокорентабельные предприятия, Советское правительство под различными предлогами конфисковывала собственность и закрывала концессии. В качестве поводов использовались искусственно созданные или спровоцированные советскими профсоюзами трудовые конфликты, обвинения в нарушении советского законодательства. Часто, в вину концессионным предприятиям вменялись нарушения требований безопасности и охраны труда (либо незначительные, либо надуманные), не всегда обоснованные претензии к качеству и объёму выпускаемой продукции.

Наиболее эффективными способами были экономические, приводящие к вынужденному банкротству предприятий с иностранным участием, такие как создание препятствий для экспорта товаров или невозможность закупки сырья и материалов. Применялись также другие, иногда весьма экзотические, по современным понятиям, юридические способы «относительно законного» отъёма чужой собственности.

В качестве примера можно привести конфискацию завода компании «Junkers». По условиям договора первая партия самолётов должна была быть продана Советскому Союзу по фиксированной цене. В процессе строительства завода, из‑за сильнейшей инфляции себестоимость самолётов в два раза превысила установленную договором цену продажи. За три года «Junkers» создала всего около 100 самолётов Ju‑20 и Ju‑21. Не смогли немцы также в установленный срок выполнить обязательства по организации серийного выпуска авиамоторов и организации производства авиационных алюминиевых сплавов. Советская сторона отказалась пересматривать условия договора несмотря на то, что в международной практике, подобное не только допускалось, но и было вполне обычным делом. Фирма «Junkers» оказалась на грани разорения и её спасением от банкротства активно занялось немецкое правительство. Полностью построенный и укомплектованный всем необходимым оборудованием авиационный завод был конфискован советским правительством.

Такое происходило в Москве, в Ленинграде, Туле, Саратове, на Урале, в Сибири, в Грузии и далее по всей нашей огромной стране. Исключением, наверное, были концессии, принадлежащие сыну одного из основателей компартии США Арманду Хаммеру, который именовался не иначе как «лучший американский друг СССР», у которого СССР не отобрало, а выкупило все его предприятия.

Не пострадали советско‑японские концессии по добыче угля и нефти на Сахалине. Японские концессии были аннулированы лишь в 1944 году, под давлением США, правительству которых казалось странной ситуация, когда их союзник в войне позволяет Японской Империи свободно добывать столь важное в военном отношении сырьё для производства топлива. Тем не менее японцы успели добыть два миллиона тонн нефти и более полутора миллионов тонн угля.

Все действия Советского правительства до начала модернизации, были направлены на то, чтобы привлечь иностранный капитал, получить от зарубежного партнёра технологии строительства производственной и научно‑конструкторской базы, а также технологии производства и управления и впоследствии отобрать у концессионера, созданное им, работающее и приносящее доход предприятие. Так в реальности выглядел вклад коммунистической партии в возрождение после Гражданской войны некогда великой державы и гениальное руководство Советского правительства процессом восстановления экономики.

Последнюю точку в деле ликвидации иностранных концессий положило постановление СНК от 27 декабря 1930 г., которым все прежние договоры о концессиях были аннулированы (кроме нескольких отдельных договоров), за исключением соглашений о научно‑конструкторской и технической помощи.

Параллельно с ликвидацией концессий и конфискацией иностранной собственности, с началом первой пятилетки в 1928 году, начались массовые ликвидации частных и акционерных предприятий, конфискации их имущества. Стала создаваться централизованная система управления экономикой (наркоматы сельского хозяйства, отдельных отраслей промышленности и торговли). Снова начались конфискации продукции у сельхозпроизводителей и взят курс на укрупнение и монополизацию (коллективизацию), а также национализацию сельского хозяйства, путем создания советских государственных сельскохозяйственных предприятий – совхозов.

За шесть лет фактического существования НЭПа (формально он был отменён только в октябре 1931 года, когда уже фактически перестал существовать), экономика была полностью восстановлена частными предпринимателями и иностранными концессионерами. Были возвращены в эксплуатацию в основном старые предприятия, созданные ещё в Российской Империи, и производство вернулось на прежний дореволюционный уровень, даже превысив его в отдельных отраслях.

Если вычесть долю участия частных предпринимателей и иностранцев, то, оказывается, что вклад советских государственных предприятий в восстановление экономики страны после Гражданской войны будет не так и заметен, это касается даже предприятий, специально созданных для ремонта и реконструкции разрушенных промышленных объектов. Это никак не согласуется с восторгами нынешних коммунистов по поводу «героического трудового подвига советского народа, под руководством партии большевиков», никаким образом не согласуется также с популярным мифом об эффективности государственного контроля и управления экономикой в советской стране.

В СССР государственное участие в восстановлении экономики в 1920 –1929 годах заключалось, по большей части, в реализации небольшого количества масштабных проектов, реализуемых за счёт рабского труда заключённых, с использованием устаревших технологий проектирования и строительства, массовым применением примитивного ручного труда и крайне неэффективного управления такого рода строительством.

Поклонников советской политической системы подкупают рассуждения современных коммунистических идеологов о якобы огромном научном и технологическом прорыве в сталинском СССР, о великом трудовом подвиге советского народа в 1929 – 1940 годах, именуемом советскими историографами «сталинской модернизацией».

До сих пор наивным российским школьникам рассказывается сказка о том, как в советское время под мудрым руководством большевиков, героическим трудом свободных советских граждан, была создана индустриальная база, которая помогла выиграть великую войну с немецким фашизмом и стала основой экономики в послевоенный период.

Им не рассказывают, что индустриализации экономики так и не произошло и доля промышленности в общем объёме валового внутреннего продукта, достигла в СССР характерного для индустриально развитых стран размера только в 1960‑е годы.

Не говорят современным школьникам про то, что именно во время «хрущёвской оттепели» небывалых высот достигла советская наука. Именно в это время о достижениях СССР с восхищением стали говорили во всём мире. Советская промышленность стала производить не копии чужих образцов, а уникальную, не имеющую мировых аналогов продукцию. За рубежом снова заговорили о русском балете, о русском искусстве и русской литературе. Советские спортсмены добились серьёзных успехов на международных состязаниях.

Советский человек, если ему дать даже немного свободы, способен был творить чудеса и удивлять весь мир. За 12 лет, в период с 1953 по 1965 год страна смогла сделать то, чего ей не удавалось добиться десятилетиями.

Золотым периодом советского государства, когда дествительно наблюдался подъем экономики можно назвать лишь короткий промежуток времени с 1953 года, с того момента, когда правительство под руководством Георгия Максимилиановича Маленкова закрыла крупные уголовные дела («Ленинградское дело», «Дело врачей»), когда прошла масштабная амнистия и была значительно ослаблена цензура, до 1965 года, т.е. до первых политических процессов, вроде дела Синявского – Даниэля.

Развитие страны стало тормозить в тот момент, когда начался процесс девальвации идеологии, медленная деградация экономики и Советский Союз начал неторопливо, но уверенно «подсаживаться на нефтяную иглу».

Именно во времена «хрущёвской оттепели» государство повернулось к человеку лицом. В больших объёмах стали выпускать потребительские товары, была принята продовольственная программа, стали строить дешёвое жильё и расселять коммунальные квартиры, в которых целые поколения советских людей жили с 1918 года.

Коммунистические идеологи часто повторяют фразу, которую они приписывают Черчиллю и которой он, разумеется, никогда не говорил: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой».

На самом деле фраза должна звучать так: «Ленин и Троцкий приняли Россию с сохой, которая кормила половину мира и миллионами безграмотных крестьян с крепкими хозяйствами, а Сталин оставил Россию с ворованной атомной бомбой и миллионами влачащих жалкое существование рабов».

Ещё целых десять лет после начала сворачивания хрущевских реформ страна двигалась по инерции, постепенно растрачивая былой энтузиазм, мечты о свободе, медленно погружаясь в липкую тёплую трясину брежневского «застоя».

Современными российскими коммунистическими идеологами и пропагандистами беззастенчиво утверждается, что только коммунистическому режиму было под силу осуществить грандиозное преобразование страны. Ими не берётся в расчёт, что индустриализация началась ещё в царской России, во второй половине 1980‑х и шагала по стране семимильными шагами.

По официальной статистике, которая всегда была открыта, в том числе и весь советский период, всего за 13 лет с 1887 года по 1900 год производство чугуна и стали в России выросло почти в 5 раз, нефти и угля – в 4 раза. По всей стране строились железные дороги, создавались огромные промышленные предприятия на самом современном, для того времени, технологическом уровне. Россия входила в пятёрку самых развитых стран мира. Рост промышленности в России был сопоставим лишь с США, которые в тот момент также переживали взрывной рост экономики, модернизацию промышленности и масштабную индустриализацию.

Анализируя данные 1910 года, можно уверенно утверждать о том, что Россия в своём развитии, если бы не Первая мировая война и Гражданская война, достигла уровня советской промышленности по состоянию на весну 1941 года, уже к началу 1924 года. И это не просто отставание на 20 лет,

Россия к 1935 году была бы либо первой страной в мире по развитию промышленности, либо второй, после США. Причем разрыв между состоянием экономик двух стран был бы незначительным. Обе страны обладали огромными запасами природных ресурсов и отличались стремительным развитием от европейских стран, где темпы роста уже замедлились и стабилизировались.

Захват в октябре 1917 года власти большевиками, последовавшая за этим и вследствие этого трагического события Гражданская война, прервали нормальное течение жизни, сделав невозможным естественный переход от аграрной страны к индустриальной, как это происходило в то же самое время в десятках других стран, которым не потребовались героические усилия, миллионы человеческих жизней и подневольный труд рабов ГУЛАГа.

Параллельно с Россией развивавшиеся США, имевшие в конце XIX века примерно одинаковые исходные условия, превратились из аграрной и сырьевой страны в развитую индустриальную, без каких‑либо эксцессов.

Индустриализация – этап жизни любой страны. Но только СССР заплатила за форсирование этого естественного этапа своего развития миллионами жизней своих граждан.

В запале милитаристских настроений и в ожидании будущей европейской войны, которая должна была, по расчётам большевиков, спровоцировать пролетариат в других странах на открытое вооружённое выступление и как результат – мировую революцию, правительство СССР разрабатывало планы ускоренной индустриализации с единственной целью – создание мощной военной промышленности любым путём, не считаясь ни с какими жертвами.

Всем советским гражданам было ясно, что война неизбежна и модернизация проводится, прежде всего, ради будущей войны. Советская идеология включала в себя миф о враждебности капиталистического окружения, согласно которому первое в мире государство рабочих и крестьян должно либо победить своих внешних врагов, либо неминуемо погибнет. Других вариантов развития событий, кроме вооруженной борьбы с капиталистическим миром, идеология не предусматривала.

В Советском Союзе выходили многочисленные книги и фильмы, где пропагандировалась высокоэффективная краткосрочная наступательная война «на чужой территории и малой кровью».

Первая попытка продвигать советскую власть на Запад была провальной. Советско‑польская война закончилась полным разгромом Красной Армии. Руководству страны стало ясно, что без современной военной техники экспансия СССР на территорию Европы невозможна.

Находясь под твёрдым убеждением того, что советская страна в обозримом будущем станет огромной сверхдержавой, раскинувшейся сначала от Атлантики до Тихого океана, а потом и на весь земной шар, советское руководство даже изменило Конституцию, где недвусмысленно прописало тезис о расширении страны, полагая, что другие страны в дальнейшем непременно будут присоединяться к СССР.

Сталинская модернизация проводилась с мая 1929 года по июнь 1941 года, в виде «триединой задачи по коренному переустройству общества» – индустриализации промышленности, монополизации (коллективизации) и частичной национализации сельского хозяйства, культурной революции.

В реальности для осуществления модернизации в стране не было ни материальных, ни людских ресурсов. Отсутствовали управленческие, инженерные, конструкторские, научные кадры. Те, кто мог бы осуществить задуманную большевиками модернизацию либо были репрессированы, либо покинули страну. Немногие оставшиеся не желали рисковать своей жизнью и свободой, предпочитая выживать за счёт неквалифицированного труда. Квалифицированному инженеру спокойнее было работать дворником или истопником, чем брать на себя ответственность и подвергаться риску репрессий, в случае какой‑либо неудачи на производстве.

Для реализации амбициозных планов советских вождей не было необходимого количества квалифицированных рабочих, которых до Февральской революции в Российской Империи насчитывалось более полумиллиона человек, при общем количестве промышленных рабочих 1,5 миллиона человек. В некоторых отраслях промышленности в 1921 году количество квалифицированных рабочих было меньше, чем в последние годы правления императора Александра III.

Своими силами не удалось восстановить даже имевшиеся дореволюционные производственные мощности, не говоря уже о строительстве новых фабрик и заводов, создании совершенно новых технологичных производств.

В октябре 1928 года началось осуществление первого пятилетнего плана развития народного хозяйства. Через полгода стало понятно, что план невыполним.

Спасти положение могло лишь привлечение в очередной раз иностранного капитала и иностранных специалистов, экспорт технологий и импортного оборудования, но к началу индустриализации у советского руководства возникло понимание, что иностранных компаний, желающих участвовать в новых концессиях, после грандиозного обмана и ограбления предыдущих концессионеров, будет найти невозможно.

Советское правительство в 1928 году обратилось к другому способу развития своей промышленности за счёт и силами иностранцев – заключение прямых контрактов с западными фирмами и инвесторами.

Поначалу попытки привлечь к индустриализации иностранные компании были безуспешны. Никто не хотел иметь никаких дел с советским правительством. Но неожиданно Советскому Союзу помогло непредвиденное обстоятельство – в США в октябре 1929 года началась Великая депрессия, которая почти сразу превратилась в мировой экономический кризис. Именно мировой кризис предоставил СССР шанс на форсированную индустриализацию.

В условиях жесточайшего мирового экономического кризиса западные инвесторы и промышленники, инженерные и строительные фирмы и готовы были сотрудничать с кем угодно, даже с дьяволом.

План индустриализации был предложен промышленным американским архитектором Альбертом Каном, фирма которого в этот момент находилась на грани банкротства. После того как Кан получил согласие правительства Советского Союза, он приехал в Москву в 1928 году вместе с группой американских архитекторов и инженеров.

Американцы заключили договоров на строительство заводов и объектов энергетики на сумму более 2 миллиардов долларов в ценах 1929 года, что составляет в нынешних ценах примерно 200 миллиардов долларов. Под этот грандиозный советский проект американские и немецкие банки выдали огромные кредиты поставщикам и подрядчикам.

Сталинская индустриализация была осуществлена под руководством американцев, американскими инженерами и на американские же деньги.

Всего было построено более пятисот заводов по всей советской стране. В основном это были предприятия энергетики, тяжёлого машиностроения, металлургии и производства вооружений. Строительство предприятий, выпускающих продукцию народного потребления, финансировалось и осуществлялось по остаточному принципу.

Приоритетными были: энергетика, добывающая промышленность, производство чугуна и стали, производство промышленного оборудования, тяжелое машиностроение, среднее машиностроение, строительство морских и речных судов, локомотивов, самолётов, производство грузовых автомобилей, артиллерии, танков и тракторов, химическая, в том числе производство отравляющих веществ и боеприпасов, электротехническая промышленность.

После успеха первого этапа сотрудничества с американскими фирмами, к индустриализации в СССР подключились немцы, французы, шведы и другие.

К примеру, ДнепроГЭС проектировали и строили американцы (General Electric), трансформаторы и гидротурбины поставили и установили предприятия, входившие в концерн «Krupp», а генераторы изготовила немецкая фирма «Siemens». Знаменитая гидроэлектростанция обошлась советской стране в более чем 100 миллионов долларов.

Магнитогорский металлургический комбинат (легендарная «Магнитка») – это не только американские домны, но и немецкое, австрийское, чешское оборудование.

Американцы создали в Москве крупное проектное бюро «Госпроектстрой», которое занималось не только проектированием, но и обучением советских технических специалистов. Через это бюро, по некоторым оценкам, прошло более пяти тысяч советских инженеров. Ещё несколько сотен наших специалистов обучались в немецком бюро тяжёлого машиностроения, а сотни других инженеров прошли подготовку в различных советских филиалах иностранных авиационно‑конструкторских, судостроительных и станкостроительных фирм.

Советское правительство покупало также уже существующие и работающие заводы, которые полностью разбирались в США, перевозились в СССР и снова собирались на новом месте.

Ещё до начала индустриализации, большевикам было ясно, что расплачиваться с иностранцами за построенные заводы придётся сырьём, так как промышленной продукции в СССР не производилось в необходимом для внутреннего потребления количестве, не говоря уже о количестве, необходимом для экспорта.

Лес, нефть, руда не давали необходимой валютной выручки. После последней волны пролетарских экспроприаций, происходивших сразу после Гражданской войны, ни церковных ценностей, ни имущества бывшей русской аристократии, купцов и промышленников, которые могли бы быть изъяты, в стране уже не осталось.

Советское правительство приняло решение о продаже за рубеж художественных ценностей из Эрмитажа, Алмазного фонда, Гохрана, музеев и художественных галерей. Но главным источником валюты стал экспорт продовольствия, в основном традиционно главного русского экспортного продукта – зерна.

Одновременно с планированием поставок продовольствия за границу, с целью получения валюты для оплаты проектов индустриализации, были спрогнозированы недостаток продуктов внутри СССР и возможное недовольство населения возникшим дефицитом. В превентивном порядке была введена карточная система распределения продовольствия.

Уже с 1 января 1929 года во многих областях СССР был введён порядок отпуска населению хлеба по карточкам. Самое примечательное, что внедрение карточной системы было начато с Украины, где недостатка продовольствия не было. Полагаю, что это доказывает факт осведомлённости советского руководства о возможных последствиях изъятия продовольствия в традиционно аграрной провинции. К марту этого же года карточная система была введена повсеместно, включая Москву и Ленинград. По карточкам распределяли не только хлеб, но и сахар, мясо, масло, картофель и прочие продукты питания.

В стране началась массовая коллективизация сельского хозяйства. Позднее советские историки назвали целью коллективизации разгром единоличников для создания более эффективных крупных коллективных хозяйств. Эта мера преподносилась как прогрессивная, как шаг на пути к социализму. На самом деле коллективизация была нужна для огосударствления целых отраслей сельского хозяйства и тотального подчинения государству всего аграрного сектора (не только государственных, но и коллективных хозяйств). Главной задачей коллективизации было изъятие произведённого продовольствия, для последующей продажи его на экспорт и оплаты строящихся заводов.

Продуктовые карточки были отменены лишь после оплаты основной части долга за построенные иностранцами заводы. С 1 января 1935 года отменялись карточки на хлеб, а с 1 октября 1935 года карточки на мясо, сахар, масло, картофель.

Современные сталинисты, превознося успехи сталинской индустриализации, не объясняют, почему другие страны прошли этап индустриализации в таком же объёме, но без голода и миллионов загубленных жизней.

Аграрные страны южной Европы, Италия и Испания, спокойно провели индустриализацию, не разрушая своё сельское хозяйство. Сейчас мы наблюдаем стремительную огромных масштабов индустриализацию стран Азии: Южной Кореи, Китая, Сингапура и других стран. Индустриализация в азиатских странах лишь увеличивает благосостояние граждан. Большевикам же понадобилось отбирать хлеб у крестьян, продавать его за границу, чтобы оплачивать строительство заводов и делать оружие. «Эффективная» сталинская индустриализация была оплачена 6 миллионами умерших от голода советских граждан.

Индустриализация кроме иностранной квалифицированной помощи требовала также неквалифицированного труда сотен тысяч рабочих. Ещё в 1929 году советским правительством были предусмотрены меры по обеспечению рабочей силой всех объектов, строящихся по плану индустриализации. Источником неквалифицированной рабочей силы стали принудительный труд условно свободных советских граждан, а также заключённых.

В 1930 году были запрещены увольнения по собственному желанию и любое свободное передвижение рабочей силы, включая переводы на другую работу по собственному желанию. Были введены уголовные наказания за нарушения трудовой дисциплины и халатность.

В 1932 году узаконили принудительный перевод рабочих между предприятиями, которые стали новыми крепостными при советском строе. Была введена смертная казнь за порчу государственного имущества и кражу, за побег с предприятия – длительный тюремный срок. Невыполнение нормы рабочим, как правило, влекло обвинение в саботаже и заканчивалось уголовным делом.

В среде европейских и американских публицистов крайне правого толка гуляют мифы об успехах нацистов в сфере экономики и социальной политике, которые, справедливости ради стоит отметить, не разделяют профессиональные историки, экономисты и политологи.

Мировой экономический кризис, начавшийся с краха Нью‑Йоркской фондовой биржи в октябре 1929 года, затронул и Германию, экономика которой не успела восстановиться после Второй мировой войны.

Восстанавливаемая за счет американских кредитов и во многом силами американских компаний, немецкая промышленность моментально отреагировала на обвал фондового рынка и последовавший за ним банковский кризис в США. После прекращения кредитования немецких и американских компаний, произошла остановка практически всех крупных предприятий и начался отток капитала из немецких банков с их последующим банкротством.

Миллионы безработных немцев были лишены не только средств к существованию, но и надежды на скорое улучшение ситуации на рынке труда.

С каждым годом всё становилось только хуже. США предоставили Германии отсрочку по выплате репараций на 15 лет. С ноября 1929 года по январь 1932 года промышленное производство упало почти в два раза, а сельскохозяйственное – на треть. В январе 1932 года Германия заявила о невозможности выплаты репараций странам‑победительницам во Второй мировой войне.

К началу 1933 года, когда Гитлер был назначен рейхсканцлером, ситуация в экономике уже существенно улучшилась. Приход NSDAP к власти совпал с началом выхода Германии из экономического кризиса. Стали набирать обороты экспортные поставки, в том числе традиционной для немецкой внешней торговли продукцией металлургии, тяжёлой промышленности и станкостроения.

Приход нацистов к власти в первые годы никак не сказался на экономическом положении Германии. Позднее политика нацистов стала заметно тормозить естественное развитие целых секторов немецкой промышленности и отсрочила выход их из кризиса, по причине стремительной милитаризации экономики, огромных расходов на государственное дорожное и капитальное строительство, возведения судостроительных верфей, авиационных заводов, а также иных грандиозных проектов, предназначенных, прежде всего, для создания рабочих мест и целиком финансируемых из государственного бюджета.

Государственные заказы почти не реагируют на макроэкономические колебания, т.к. расходы на оборону, охрану правопорядка, госуправление, образование и пр, не могут изменяться под воздействием рыночной конъюнктуры. Экономическое управление спросом через дефицит государственного бюджета и прямое экономическое планирование, в отсутствии должного финансирование (субсидирование и займы) частному потребительскому сектору экономики, решив некоторые проблемы в итоге привело к дисбалансу в производстве и сфере услуг, с последствиями которого нацисты боролись все 12 лет своего правления в Германии.

Частично проблему занятости нацисты решили введением армейского призыва. Армия к 1939 году увеличилась в десять раз. Такую огромную армию требовалось содержать, что отвлекало значительные ресурсы.

Если бы не нацисты, то Германия не только раньше вышла из кризиса, но и значительно увеличила темпы роста промышленного производства после 1933 года. Приход к власти нацистов замедлил не только рост немецкой экономики, но также привёл к замедлению роста в других европейских странах, по причине того, что немецкое промышленное производство оказывало значительное влияние на рост зависимого производства в остальных европейских странах, а также на объём международного товарооборота.

В 1936 году рост экономики прекратился, и нацисты объявили, что причиной тому мировой еврейский заговор против молодой, поднимающей голову германской империи.

О социальных достижениях гитлеровцев говорят и пишут люди плохо знакомые с реальной ситуацией в Третьем Рейхе. Через два года после прихода нацистов к власти, немецкая экономика стала буксовать, а бюджетные расходы сделали невозможным рост в частном секторе. Упали доходы от экспорта, страна лишилась некоторых видов сырья из‑за разрыва экономических связей. Лишь перед самым началом войны, сотрудничество с новым своим союзником – Советским Союзом, смогло немного выправить ситуацию со снабжением необходимыми Германии сырьём, материалами, топливом и продовольствием.

В июне 1935 года была введена обязательная трудовая повинность, которой подлежали юноши в возрасте от 19 до 24 лет, а с первого дня войны и девушки. Во время войны трудовой молодёжный призыв строил военные укрепления, заводы, восстанавливал объекты, разрушенные авиацией антигитлеровской коалиции.

В мае 1933 года профсоюзы были запрещены, руководящие органы арестованы. Рабочая неделя была увеличена, а почасовая оплата уменьшена. Отпуска сократились. Были введены трудовые книжки, предназначенные для контроля за перемещением работников. Всё чаще на производстве к рабочим применялись меры принуждения.

Количество врачей сократилось, причём не только за счёт лишённых практики евреев. Стоимость медицинских услуг соответственно значительно выросла. Среднее образование деградировало под гнётом идеологии, количество учителей по этой причине также сократилось. Высшее образование, попавшее под нацистский контроль, стало ещё более недоступным.

Сомнительно, что усиление эксплуатации рабочего класса, уменьшение зарплаты с одновременным увеличением рабочего дня, сокращение отпусков, удорожание медицинских услуг, запрет на забастовки, запрет на создание профсоюзов, репрессии в отношении непокорных следует считать защитой прав рабочих и достижениями Немецкой национал‑социалистической рабочей партии Германии в социальной сфере.

Если что и улучшилось в положении небольшого количества рабочих семей, то это их переселение в освобождённые от евреев дома и квартиры.

Для сохранения полного контроля над экономикой и высокой степени монополизации, а также в процессе подготовки к будущей военной агрессии, фашистские режимы часто прибегают к политике экономической автаркии, когда создаётся система полного самообеспечения страны основными потребительскими товарами и продовольствием, независимая от зарубежных поставок оборудования и сырья военная промышленность, система производства и потребления полностью независимая от внешнего мира.

Правительство фашистской страны ставит перед собой задачу максимально возможного ограничения как импорта, так и экспорта, вплоть до полного прекращения внешнеторгового оборота. Все крупные европейские фашистские страны в период «эпохи европейского фашизма» проводили политику автаркии.

Впервые принципы экономической автаркии были сформулированы Муссолини в его концепции корпоративной экономики в 1929 году. Начало практической реализации программы положила в 1933 году реорганизация металлургической и машиностроительной промышленности, с чего началась ускоренная милитаризация итальянской экономики и подготовка к будущим войнам.

После начала итало‑абиссинской войны, приведшей к введению Советом Лиги Наций в отношении Италии в ноябре 1935 года международных экономических санкций, к которым присоединилась 51 страна, итальянские фашисты объявили о начале «национальной битвы за автаркию».

Не избежал этой участи и Третий Рейх. В планах нацистов было полностью обеспечить потребительский рынок Германии промышленными товарами и продовольствием силами немецких производителей. Это нашло своё отражение в различных национальных экономических программах и четырёхлетнем плане.

Что касается продукции промышленного назначения, военной продукции, транспорта и топлива, то гитлеровские экономисты и крупные промышленники понимали невозможность обойтись имеющимися в наличии ресурсами. В Третьем Рейхе полностью отсутствовали многие природные ресурсы, такие как нефть, хлопок, шёлк, каучук, вольфрам. Немецкая экономика также испытывала серьёзный дефицит леса, фосфатов, никеля, марганца, хрома, цинка и прочего сырья.

В рамках реализации плана Адольфа Гитлера по введению в Германии экономической автаркии, немецкими учёными были разработаны и запущены в производство синтетические материалы вроде искусственной кожи, искусственного каучука, искусственных жиров, различных пластмасс. Сжижение угля для производства синтетического топлива и полный отказ от импорта румынской нефти было названо рейхсминистром Шпеером главной задачей четырехлетнего плана. К началу Второй мировой войны синтетический бензин составлял более 90 процентов от общего объёма авиационного бензина и более 50 процентов остальных видов жидкого углеводородного топлива.

На период до достижения момента полной независимости от импорта сырья и готовой продукции, который, по мнению нацистов, должен был продлиться не дольше 1944 года, были приняты временные меры: значительное увеличение товарооборота с дружественной Италией и налаживание регулярных поставок сырья из скандинавских стран – Норвегии и Швеции.

В дальнейшем самообеспечение Германии сырьём и продовольствием нацисты планировали полностью обеспечить за счёт поставок из оккупированных стран Восточной Европы и СССР, которые по плану Гитлера должны были войти в состав Третьего Рейха.

Франкистский режим в конце в 1938 года объявил о государственной политике экономической автаркии с целью полного самообеспечения Испании продовольствием и промышленными потребительскими товарами.

В 1939 году в Испании были приняты законы «О защите и развитии национальной промышленности» и «Об упорядочении и защите национальной промышленности», в которых был закреплён принцип государственного протекционизма в отношении национальной промышленности. Были приняты меры по ограничению импорта в страну товаров, которые могли быть изготовлены испанскими производителями, государственному регулированию и планированию.

Развитие автаркии в фашистских государствах всегда приводит к научно‑техническому отставанию и как результат – к технологической отсталости всех отраслей промышленности, а иногда и сельского хозяйства, которое не может перейти на научно обоснованные интенсивные методы производства.

Страна, стремящаяся к самообеспечению, постепенно перестаёт развиваться не только технологически, но и экономически. Для промышленно развитых стран это всегда путь деградации, экономическому кризису и следующих за ним социальных потрясений. В результате такого кризиса, спровоцированного самоизоляцией, фашистский политический режим может прекратить своё существование.

Фашистский режим способен существовать долго в странах с примитивной, преимущественно аграрной или сырьевой экспортной экономикой, не требующей даже минимальной эффективности в управлении. Примеры – Испания, Иран, Чили. Экономика таких стран практически не зависит от инноваций, технологий и промышленного производства вообще, а зависит она только от экспорта сырья или сельхозпродукции.

Так как единственным фактором, влияющим на экономику, становится объём экспортной выручки, то политические режимы (любые, не только тоталитарные и не только фашистские) в аграрных и сырьевых странах держатся у власти не благодаря эффективному управлению экономикой, а высоким ценам на сырьё и продукцию сельского хозяйства.

Экономика франкистской Испании до 1950‑х годов была преимущественно аграрной. Фашистское правительство в условиях примитивной экономики смогло достаточно быстро установить эффективный контроль над сельскохозяйственным производством, как путем тарифного регулирования и налогообложения, так и административными методами, основанными на планировании экономики и прямом контроле над национальными сельхозпроизводителями. Производителей обязали продавать по устанавливаемым государством фиксированным ценам значительную часть сельскохозяйственной продукции, для чего были созданы Национальный комиссариат по поставкам и транспорту и Национальная зерновая служба.

«Эффективное» фашистское руководство экономикой привело к тому, что в благодатной и традиционно урожайной солнечной Испании, ранее никогда не испытывающей проблем с продовольствием, введённая сразу после окончания Гражданской войны в мае 1939 года карточная система распределения продуктов, была отменена лишь через 13 лет – в июне 1952 года.

Карточная система была отменена в Испании всего через год после начала либеральных реформ в экономике, объявленных в июле 1951 года, имевших единственную цель – повышение жизненного уровня испанцев и снижение социальной напряжённости, которая грозила в любой момент перейти в революционную ситуацию. Достаточно было лишь первых шагов реформы и проблема с продовольствием стала неактуальной.

Чилийская экономика всегда целиком зависела от экспорта сырья и продукции сельского хозяйства. Чили и сегодня является главным мировым поставщиком меди, треть всей добываемой в мире меди – чилийская. Страна входит также в число главных поставщиков натуральной селитры и побочного продукта, получаемого при первичной переработке селитры – йода. Страна богата рудами редких и редкоземельных металлов, серой, золотом, цинковыми и молибденовыми рудами, углём.

Чили является одним из крупнейших мировых экспортёров продуктов сельского хозяйства (пшеница, кукуруза, соя, картофель, томаты, яблоки, сливы, черника и виноград) и рыбопродукции (форель, лосось). Чилийское вино известно во всём мире.

Коалиционному правительству социалистов понадобилось три года, чтобы повергнуть в хаос экономику страны с благоприятным климатом, позволяющим заниматься сельским хозяйством круглый год и сказочно богатой природными ресурсами.

Ни правительство социалистов за годы своего правления, ни пришедшая впоследствии в результате переворота военная хунта, не смогли привести в чувство чилийскую экономику и добиться стабильного роста. Лишь либеральные реформы, проводимые демократическим правительством с момента отставки Пиночета и его правительства по настоящее время, смогли оживить экономику и вывести Чили в ряд динамично развивающихся стран со стремительно развивающимся промышленным производством и современным сельским хозяйством, использующим научно обоснованные интенсивные методы сельхозпроизводства, не нарушающими экологию и продуктивность земель.

Но даже несмотря на крайне неэффективное управление экономикой, на препятствующий экономической свободе и конкуренции монополизм, поддерживаемый государственной протекционистской политикой, военной хунте без особых проблем удалось удержаться у власти в течение 17 лет, при чудовищно неэффективном государственном управлении, насаждении монополизма во всех сферах экономической деятельности. Причина в том, что экономика Чили все эти годы оставалась примитивной по своей структуре и организации.

При любом политическом режиме в Чили, медь, селитра, руды ценных металлов, плодородная земля и океан, кишащий рыбой, никуда не денутся, а мало изменившиеся за десятилетия методы добычи полезных ископаемых, способы производства сельхозпродукции и вылова рыбы не требуют какой‑либо модернизации, особого отношения к себе со стороны государства.

При определённых условиях, таких как большой объём и разнообразие природных богатств, плодородная земля и благоприятный для сельского хозяйства климат, небольшая, относительно богатств и размера территории страны, численность населения, сама по себе возможность беспрепятственной и малозатратной эксплуатации природных ресурсов, позволяет создать такую государственную систему, при которой можно вообще не думать о конкурентной экономике.

Сырьевые и сельскохозяйственные монополии, в таких условиях, даже при низкой эффективности производства, учитывая малую численность населения страны, лёгкость и малозатратность производства, способны годами поддерживать стабильное пополнение государственного бюджета на приемлемом для фашистского режима уровне.

В таких преимущественно аграрных или сырьевых странах для стабильности политического режима допустимо вообще не иметь своих национальных производителей. Фашистам безразлично, что вся добывающая промышленность, сельскохозяйственные и перерабатывающие предприятия стопроцентно иностранные, даже если иностранные предприниматели используют неэффективные грабительские технологии, наносящие вред ресурсной базе и экологии страны. Находящаяся у власти политическая элита получает достаточно средств, которые могут быть направлены на решение особо острых социальных проблем.

Получая деньги за предоставление местным или иностранным монополистам права эксплуатировать природные богатства страны, у фашистов появляется возможность заливать полученными деньгами спорадически вспыхивающие очаги народного недовольства, содержать государственные репрессивные органы и армию.

Добыча нефти в СССР в первые двадцать лет после окончания Второй мировой войны едва покрывала внутренние потребности советской экономики.

Уверенное развитие страны до конца века должно было обеспечить интенсивное освоение Поволжского нефтяного бассейна. Советское руководство до 1960‑х годов даже не помышляло о сколько‑нибудь существенном увеличении экспорта нефтепродуктов в страны «социалистического лагеря» и «суверенной национальной демократии». О продаже на мировом рынке сырой нефти в гигантских объёмах в кремлёвских кабинетах не только не говорили и не планировали, но даже и не мечтали.

Неожиданно, в 1960‑е годы в Западной Сибири открываются сразу несколько гигантских нефтяных и газовых месторождений. Нефти стало не просто с избытком, её стало очень много. СССР за несколько лет становится крупным мировым экспортёром нефти.

В 1973 году разразился мировой нефтяной кризис и нефть подорожала в несколько раз. Этим сразу же воспользовался Советский Союз, ежегодно увеличивая объём добываемой и экспортируемой нефти.

Советское руководство, начав в 1965 году программу реорганизации экономики, которую сейчас называют «Косыгинские экономические реформы», по имени главы Советского правительства того времени, после очень удачной восьмой пятилетки 1966–1970, в 1972 году решило отказаться от реформ и полностью переориентировать экономику страны на доходы от экспорта нефти и газа. Поднявшуюся в период «хрущёвской оттепели» советскую экономику, только начавшую своё стремительное развитие, брежневские бюрократы придавили тяжёлым грузом «ресурсного проклятия», тем самым обрекли страну на полную зависимость от цен на энергоносители.

Десятилетиями СССР продавал нефть и газ в Европу, на полученные деньги покупали за рубежом товары народного потребления, промышленное сырьё, оборудование и даже целые заводы.

Год от года цены на нефть и газ только росли. К примеру, в 1982 году мировые цены на нефть были в 10 раз выше, чем в 1972 году. В страну хлынула волна нефтяных долларов, все усилия были направлены только на увеличение экспорта энергоносителей. Сокращались программы развития промышленности и энергетики, многие научные институты были перепрофилированы на обслуживание разведки и добычи углеводородов.

Руководители коммунистической партии и советского государства были уверены, что нефтедолларовый рай будет всегда. Советские экономисты прогнозировали только рост доходов и советовали сконцентрироваться исключительно на экспорте, так как, по их мнению, на ближайшие сто лет никаких проблем с наращиванием добычи и экспорта нефти и газа, а соответственно и с экспортными доходами не предвидится.

Постепенно промышленность и сельское хозяйство деградировали. Позже этот процесс назовут «сидение на нефтегазовой игле». Процесс деградации зашёл настолько далеко, что СССР с начала 1970‑х стал закупать за рубежом не только промышленное оборудование, материалы и запасные части, но и промышленные потребительские товары, но что более печально – продовольствие, причём в огромных количествах (пшеницу, мясо, масло, жиры, кукурузу, сою, фрукты и многое другое).

Сейчас, наверное, всем уже очевидно, что главной причиной распада СССР были центробежные тенденции в национальных республиках, порождённые развалом советской экономики в конце 1980‑х. Тем, кто сейчас спорит о причинах распада СССР я хочу посоветовать найти замечательную книгу – «Народное хозяйство СССР в 1990 году», изданную Государственным комитетом по статистике (Издательство «Финансы и статистика, 1991 год). Достаточно взять калькулятор и убедиться в том, насколько экономика Советского Союза была зависима от экспорта углеводородов.

Меня поразили цифры роста внешнеторгового оборота, львиную долю в которого составляли нефть и газ:

– в 1950 году – 2 925 млн.руб.,

– в 1960 году – 10 073 млн.руб.,

– в 1965 году – 14 611 млн.руб.,

– в 1970 году – 22 079 млн.руб.,

– в 1975 году – 50 704 млн.руб.,

– в 1980 году – 94 097 млн.руб..

Каждые пять лет экспорт удваивался. Следует учесть, что это цифры из расчета курса, установленного Госбанком СССР. Да и сам доллар в те годы имел в несколько раз большую покупательскую способность.

В 1984 году цены на нефть резко упали, и через несколько лет советская экономика рухнула. Упасть экономике помогли также различные неблагоприятные обстоятельства вроде снижения доходов госбюджета от продажи спиртного, затрат на программу ускоренного социально‑экономического развития, принятую в начале 1986 года, убытков от бесконтрольного экспорта дотируемых на внутреннем рынке продуктов питания и промышленных товаров (в 1987 году была отменена государственная внешнеторговая монополия), потерь от реэкспорта дотируемых товаров, закупленных на валютную выручку госпредприятий, а также многочисленные случайные обстоятельства, наподобие колоссальных затрат на ликвидацию аварии на Чернобыльской АЭС, восстановление городов и инфраструктуры после землетрясения в Армении в январе 1988 года и прочее.

О неэффективности советской экономики говорит тот факт, что более 86 процентов от закупленного с 1965 по 1984 год за нефтедоллары оборудования либо вообще не было установлено и ржавело на территориях заводов, либо было установлено, но не было запущено, либо было запущено, но в короткий срок вышло из строя по причине низкой квалификации советских специалистов. Ни одно частное или акционерное предприятие в стране с либеральной экономикой не могло бы себе позволить такого чудовищного отношения к собственности.

Советская экономика, прочно сидящая на нефтяной игле, могла в тучные 70‑е годы выдержать и не такое, она могла себе позволить огромный военный бюджет, щедрое финансирование коммунистических партий по всему миру, финансовую, продуктовую и техническую помощь развивающимся странам, выдачу заведомо невозвратных колоссальных по размеру кредитов диктаторским режимам Азии и Африки.

В 1973 году советскими политологами и специалистами по странам Латинской Америки был создан пропагандистский миф о том, что реформы социалистов в Чили, впервые в истории этой страны, привели к созданию социально ориентированного государства и лишь давление извне, внутренние враги ввергли страну в хаос, закончившийся военным переворотом. Якобы единственной движущей силой переворота 1973 года были небольшая кучка военных, тесно сотрудничавших с Центральным разведывательным управлением США и действовавших исключительно по указке сотрудников этой американской спецслужбы. Вроде бы весь чилийский народ был в восторге от реформ правительства социалистов, большинство чилийцев в едином порыве поддерживали эти реформы личным участием и буквально боготворили президента Альенде. Это, разумеется, не имело никого отношения к реальности.

До начала 70‑х годов Чили были самой успешной страной в Южной Америке. В стране был самый высокий национальный доход на душу населения, самая быстроразвивающаяся экономика среди стран региона.

Пришедшие в ноябре 1970 года к власти популисты из коалиционного блока левых партий начали свои реформы с грабительской аграрной реформы, вылившейся в плановую экспроприацию и стихийный самозахват земель, с национализации крупнейших компаний и банков.

Уже через два месяца после начала реформ правительства Альенде, в январе 1971 года, инфляция составляла 23 процента, в следующем году она возросла до 163 процентов, а к середине 1973 года, за два месяца до военного переворота, свергнувшего правительство социалистов, инфляция достигла 190 процентов.

Через год своего правления правительство вынуждено было объявить дефолт по внешнему долгу. Всего за два с половиной года социалисты привели чилийскую экономику к полному краху.

По стране прокатилась волна забастовок и демонстраций. В октябре 1972 года в стране началась всеобщая так называемая «национальная забастовка».

Президент Альенде сразу после начала национальной забастовки ввёл в стране чрезвычайное положение и сформировал чрезвычайное правительство, в состав которого, на гражданские должности (промышленность, общественные работы) были назначены высокопоставленные военные.

В стране ежедневно происходили теракты, вооружённые стычки между различными боевиками экстремистских политических организаций. Гражданская война уже фактически шла полным ходом, постепенно набирая обороты.

Советским политологам в 1973 году, а в последующие годы и советским историкам не казались странными такие проявления «народной любви» к правительству и лично президенту Сальвадору Альенде, как забастовки и манифестации, вооружённое сопротивление граждан.

Советское телевидение показывало лишь радостные лица чилийских рабочих, митинги в поддержку правительства социалистов. Все эти шоу были специально срежиссированы для зрителей стран СЭВ активистами организаций, входивших в правящий социалистический блок.

Согласно другому мифу, популярному у современных российских реформаторов, нынешнему экономическому процветанию Чили обязано исключительно фашистской военной хунте и лично генералу Аугусто Пиночету.

На примере чилийских реформ Пиночета видно, что фашистский режим, даже если способен начать рыночные реформы, не способен создать конкурентные условия для бизнеса. Никакие административные меры со стороны государства не могут заменить экономическую свободу. Фашистский режим остаётся тоталитарным и пытается контролировать всё, в том числе и экономическую сторону жизни своих граждан, не может он допустить бесконтрольную деятельность местных и иностранных компаний, банков и частных инвесторов.

Действительно, Пиночетом сразу после переворота было объявлено о незамедлительном проведении рыночных реформ и либерализации экономики Чили. Но в реальности никакие меры, предпринимаемые военной хунтой, не помогали и в результате известная на весь мир «Чилийская экономическая шоковая терапия» смогла добиться восстановления экономики к 1975 году лишь на 11 процентов. Далее произошёл очередной кризис, потом ещё один, самый серьёзный обвал чилийской экономики случился в 1982 году. Семнадцать лет правления хунты страна пыталась выкарабкаться из той ямы, куда её загнали социалисты и коммунисты.

Правительство Пиночета после серьёзного финансового кризиса национализировало крупнейшие банки. Экономика всё так же, как и раньше оставалась полностью сырьевой и была ориентирована на экспорт меди, сельхозпродукции и рыбы. Население беднело, а экономика всё больше монополизировалась благодаря «рыночным» мерам фашистского военного правительства. Бедность в стране все 17 лет правления фашистской хунты оставалась на том же уровне, какой была до переворота.

Выходом могла бы стать индустриализация страны – постепенный, но уверенный переход от аграрной и сырьевой экономики к промышленной. Но захватившие власть военные понимали задачи восстановления экономики по‑своему и все усилия были направлены на усиление роли уже сложившихся монополий, полагая, что чем выше прибыль крупных корпораций, тем больше рабочих мест они создадут, и тем больше денег в итоге будет выплачено рядовым работникам. Работники монополий станут на свою заработную плату покупать товары и тем самым стимулировать спрос на товары и услуги внутри страны. Так, с помощью крупных корпораций, по мнению военного правительства, будут восстанавливаться остальные отрасли чилийской экономики.

Реформы Пиночета были направлены на восстановление влияния традиционной чилийской элиты. К моменту прихода к власти социалистов страной фактически правили десяток богатейших и влиятельнейших семей, которые сконцентрировали практически всю экономическую и политическую власть в Чили. Происхождение богатства и власти этих могущественных чилийских династий уходит в далёкое прошлое, ещё к землевладельческим элитам колониального периода.

Чилийское высшее общество всегда было аристократическим. В этом обществе огромное значение имело происхождение, важно было, в какой семье родился, в какой школе учился и какой университет закончил. Если учесть, что в Чили количество элитарных учебных заведений крайне мало (пара университетов и не больше десятка частных школ), то элитарный круг во все времена оказывался очень ограниченным. Ситуация резко изменилась лишь с избранием на пост чилийского президента социалиста Сальвадора Альенде и формированием коалиционного левого правительства «Народного единства».

Движущую силу военного переворота 11 сентября 1973 года составляли военные и полицейские, а бенефициарами фашистского режима в Чили были крупные монополии, в том числе иностранные и транснациональные корпорации, а также аристократия, к которой относили себя крупные землевладельцы, финансисты, политики и военные.

Признание в чилийском обществе за военными принадлежности к элите, наделяло офицерский корпус страны большим политическим влиянием. Приход к власти в стране социалистов, стремившихся нивелировать значение военных и разрушить кастовость военных, привела к недовольству большинства офицеров, что создало возможность военного переворота.

Проект разгона чилийской экономики по‑настоящему либеральными методами, предлагавшийся Пиночету западными экономистами, был отвергнут по причине того, что главным для хунты были чисто фашистские ценности – стабильность, сильное государство и патриотизм, а не действительно либеральные реформы, с обязательными для них экономической и личной свободой для всех граждан.

Сразу после ухода Пиночета со своего диктаторского поста в 1990 году, начался бурный рост экономики. Фашистскую диктатуру сменила по‑настоящему современная либеральная демократия. Все восемь лет, прошедших с момента ликвидации фашистской хунты, в Чили наблюдается стабильный энергичный экономический рост.

Аналогичный интеллектуальный подъём и культурное возрождение испытал Советский Союз в 1953–1965 годах. Когда сразу после предоставления гражданам некоторых свобод произошёл расцвет науки и культуры, невиданный доселе рост материального благополучия советских граждан.

В этот непродолжительный послесталинский период наблюдался также стабильный рост экономики, особенно в области строительства, энергетики, сельского хозяйства и производства товаров народного потребления. СССР стал не нищей державой с полуголодным населением и огромной армией, а получил международное признание в качестве сверхдержавы. Весь мир восхищался советской наукой и техникой, в особенности достижениями в области космоса и ядерной энергии. Достаточно было лишь малого глотка свободы, чтобы в Европе заговорили о новом европейском искусстве, и это было советское искусство.

Хотя период стагнации (или как его называют сейчас «период застоя») в экономике СССР, в советских науке и культуре начался еще в 1965 году, ещё несколько лет страна двигалась по инерции. Точно так же, как Третий Рейх после прихода к власти нацистов восемь лет продолжал пользоваться, результатами труда учёных и инженеров Веймарской республики.

Экономика фашизма может быть относительно эффективной лишь в богатых ресурсами малонаселённых слаборазвитых в технологическом плане странах, с государственной или в высшей степени монополизированной примитивной аграрной или сырьевой экономикой, ориентированной на экспорт.

Там, где фашизм сталкивается научно‑техническим прогрессом, с конкуренцией, с необходимостью проявлять творчество и инициативу, он неизбежно проигрывает.

Все истории о некогда существовавшей эффективной фашистской экономике не находят подтверждения в реальном мире и остаются мифами.

Это очень опасные мифы, за них приходится платить свободой и не только экономической. Вера в эти глупые мифы приводит миллионы людей к материальному неблагополучию, нравственным и физическим страданиям.

1.17. Привлекательность фашизма для народных масс

Зло может быть неотразимо обаятельно и притягательно. Тем более, это касается фашизма, который всегда выступает от имени народа, в защиту народа и отождествляет себя с народом.

Фашизм декларирует благие цели – социальную справедливость, порядок в государстве, безопасность внутри страны и защиту от внешних врагов.

На самом деле невозможно сделать добро из зла, так как зло всегда порождает только другое зло. Поэтому какими бы благими намерениями ни мостилась дорога к идеальному фашистскому государству в результате получается одно и то же – страшная бесчеловечная государственная машина подавления и уничтожения.

В фашистской пропаганде тоталитарное государство всегда выглядит прогрессивным и очень эффективным. Фашистский пафос заключается в ниспровержении привычных норм. Фашизм объявляет себя новой революционной силой, способной запросто решить любые проблемы, в том числе социальные.

Очень подкупает обывателя, неискушённого в вопросах права, экономики и государственного управления, простота предлагаемых фашистами решений экономических, социальных и политических проблем: отнять, поделить, заставить, запретить, наказать, уничтожить.

Склонность к простым решениям – это попытка убежать от реальности, оказывающейся гораздо сложнее для понимания, попытка закрыть глаза на собственные недостатки, оправдать свои предрассудки и объяснить иррациональные нелогичные поступки.

Человек инстинктивно пытается все будущие события спланировать, всё вокруг себя поставить под контроль. Это общее свойство человеческой психики, оно никак не зависит от расы или пола, возраста и жизненного опыта. Оно значительно слабее, чем это можно было бы предположить, зависит от уровня умственного развития. Но если это свойство присуще всем, без исключения, то безвольное подчинение собственного поведения этому общему инстинкту уже напрямую зависит от свойств личности, от образования человека и его профессии.

Для многих людей крайне привлекательной становится идея о полной̆ централизации всего и вся, путём создания некоего единого управляющего центра, практическая реализация которой, в принципе, невозможна, по причине колоссальной масштабности и чудовищной̆ сложности такой задачи.

В любой области реальной жизни так много различных факторов, влияющих на сложившуюся ситуацию и на её развитие в будущем, что их очень сложно не только учесть, но и даже представить в виде единой картины происходящего. Никакой государственный орган, никакая организация неспособны всегда быть в курсе всего происходящего. Тем не менее эту идею поддерживают даже некоторые интеллектуалы, которые вроде бы должны осознавать порочность этого подхода и принципиальную нереализуемость полного централизованного управления экономическими и общественными процессами, абсолютной регламентации всех аспектов человеческой жизни, полного подчинения поведения всех людей кем‑то установленным правилам.

В условиях жёсткой регламентации экономических отношений возникает чёрный рынок, неформальные экономические отношения в виде предоставления привилегий или материальных благ. Примерами могут служить: советский «блат», то есть предоставление привилегии покупать дефицитные товары или пользоваться наиболее востребованными у населения услугами, натуральный обмен товарами и услугами в ведущей войну на два фронта нацистской Германии, а также многочисленные аналогичные виды неформальных экономических отношений в других фашистских государствах.

Насаждение избыточных норм и правил в общественной жизни, её общая формализация, контроль со стороны фашистской партии и государства, непременно ведут к деградации общественных институтов, угасанию общественной инициативы со стороны граждан. Граждане начинают жить, как выражались советские диссиденты «с фигой в кармане».

Отсутствие реальной политической жизни, приводит к политическому нигилизму, осознанию невозможности защитить как свои личные права и экономические интересы, так и групповые, профессиональные, классовые. Люди начинают принимать как должное своё рабское положение, как неизбежность отсутствие возможности у граждан хоть как‑то влиять на государственную политику, проводимую в отношении них фашистским правительством.

Постепенно в сознании граждан происходит девальвация насаждаемых фашистской идеологией ценностей, из‑за чего идеология начинает меняться в сторону ещё большей тотализации, затрагивая всё больше сфер жизни граждан. Пропаганда становится всё более циничной. Репрессивные меры все более жесткими.

Методы управления становятся преимущественно репрессивными и всё реже пропагандистскими. Если фашистский режим не идёт на усиление репрессий, то это может привести, в условиях внезапно возникшего политического или экономического кризиса, к краху такого режима.

В связи с тем, что фашизм эффективен лишь на короткой исторической дистанции или при мобилизации населения в условиях войны, рано или поздно, наступает коллапс фашистского политического режима, вызванный неспособностью к развитию, которое возможно лишь в условиях свободы, поощрения конкуренции и многообразия. В особенности это касается экономической сферы.

Привлекательность фашизма для народных масс обусловлена также примитивизацией большинством людей, в своём сознании, такой сложной этической и философской категории, как социальная справедливость и соотношение её со свободой.

Практическое осуществление принципа социальной справедливости предполагает обеспечение права на труд и достойное вознаграждение, свободный доступ любого человека к благам цивилизации.

При этом огромным числом людей под социальной справедливостью понимается примитивное уравнивание трудолюбивых и ленивых, умных и глупых, ответственных и безответственных и тому подобное. Из такого примитивного понимания социальной справедливости вытекает убеждение, что базовые общественные блага должны распределяться между людьми поровну, а государство методом принуждения должно обеспечить такое равенство, стирающее классовые и иные социальные различия. При этом игнорируется, что подобное вульгарное абсолютное равенство противно человеческой природе и делает бессмысленной борьбу каждого человека за свой индивидуальный экономический успех и обеспечение своих потомков экономической базой для достойного существования или даже для экономического процветания.

Народным массам наиболее близки самые простые для понимания идеи «социальной справедливости», в виде сверхмонополизации контролируемой государством экономики или создания нерыночного государственного социализма, основанного на административном распределении. В обоих случаях целью является жёсткий государственный контроль над экономикой, а во втором случае также и административное распределение материальных благ среди граждан, которое делает этих граждан экономически зависимыми от фашистского государства.

Фашизм может в основе иметь правые или левые идеи, он может основываться на религиозной догме, иметь пролетарский, крестьянский или даже аристократический социальный базис. Это не имеет ровным счётом никакого значения.

Фашисты, отвергая либерализм, с его базовыми принципами экономической и личной свобод, протестантскую этику, из которой проистекает современный капитализм, отличаются как раз тем, что готовы осуществить на практике политику левых, правых, исламистов, экологистов и прочих, крайне радикальными методами, неприемлемыми для умеренных политиков.

Классическим политическим движениям старого образца недостаёт решимости и жестокости, в их идеологии ещё остаётся небольшой осадок либерализма и стремление к свободе.

Особое место в мире занимает левый фашизм и со временем его популярность во всём мире будет только возрастать. В предыдущих главах я указывал на то, что многие европейские фашистские движения первой половины XX века возникли на основе социалистических, а значительная часть лидеров европейских фашистских партий, вначале своей политической карьеры, были социалистами или коммунистами.

Среди рядовых членов фашистских партий в Италии и Германии было огромное количество бывших участников левых организаций. В Германии в 1934 году отдельные партийные ячейки, в основном образованные в городских рабочих районах, состояли на 70–80 процентов из бывших социалистов или коммунистов. Как утверждал Йозеф Гёббельс в сентябре 1936 года, многим тысячам бывшим коммунистам перейти в нацисты помешало лишь их расовое происхождение.

Германия не единственный пример. Такая ситуация была типична для любого европейского фашизма того времени. Об этом феномене перехода из коммунистов в фашисты писали тогда многие публицисты и журналисты, обращали внимание своих избирателей политики.

Австрийский экономист и политолог, лауреат Нобелевской премии по экономике за 1974 год Фридрих Август фон Хайек не был первым, кто заметил лёгкую миграцию из коммунизма в фашизм: «Всякий, кто наблюдал зарождение этих движений… не мог не быть поражён количеством их лидеров… начинавших как социалисты, а закончивших как фашисты». Но именно Хайек в своей книге «Дорога к рабству», вышедшей в США и Великобритании, указал на тоталитарный характер социалистических движений, на очевидную эволюцию любого реального социализма в тоталитаризм.

В современном мире фашистские и социалистические идеи часто уживаются в массовом сознании, особенно в странах, где социальное неравенство наиболее выражено. Это обусловлено в том числе тем, что после окончания Второй мировой войны радикально изменилась тактика левых фашистов, их идеология претерпела существенную модернизацию.

Современный социализм, не переставая быть популизмом, в большей степени, чем научно обоснованной политической идеей, может не использовать жёсткие административные меры контроля над экономикой. В условиях глобального мира социалистическое правительство может ограничиться лишь перераспределением доходов с помощью налогообложения, но конфискационный характер налогообложения при социалистическом управлении экономикой непременно приведёт точно к таким же результатам, как если бы проводились национализации, экспроприации и прямое управление предприятиями. Просто для достижения точки невозврата, за которой последует скатывание страны к фашизму, в этом случае будет намного более долгим и не таким заметным для населения.

Политика тесно связана с экономикой, а экономика напрямую влияет на массовое сознание.

Фашизация общества и государства может проходить посредством экономической политики правительства, подкреплённой умелой государственной фашистской пропагандой. Постепенно в массовое сознание внедряется мысль о преимуществе государственных, в особенности оборонных нужд, над личными потребностями граждан. Внедряется государственное планирование, вводятся меры принуждения, несвойственные в своей жёсткости свободному либеральному обществу.

Постепенно, а этот процесс может длиться годами, люди начинают верить в необходимость экономических мер, навязываемых фашистским правительством и расхваленных государственной пропагандой. Если процесс достаточно долгий, то даже прочные демократические традиции, былая приверженность нации к сохранению и защите экономической и политических свобод, не являются препятствием для постепенной фашизации общества и государства.

Если первичная фашизация приходит со стороны экономики, как часто бывает при захвате власти не в результате выборов, а вооружённым путём (как я уже указывал выше, такой способ прихода к власти не является для фашизма естественным, это, по большей части, исключение), то пришедшими к власти фашистами сначала устанавливаются многочисленные жёсткие экономические правила, а потом постепенно все аспекты частной жизни граждан начинают обрастать избыточными законами, предписаниями, директивами. Количество правил и запретов увеличивается как снежный ком, они захватывают всё больше сфер жизни людей, так что становится невозможным самостоятельно сделать выбор. Свободы становится меньше, а государства – больше.

Со временем граждане настолько привыкают к этому состоянию, что перестают считать это противоестественным, исчезает инициатива и гражданское самосознание, люди всё меньше чувствуют себя гражданами, а больше подданными, подчинёнными, подотчётными. Они перестают планировать свою жизнь на относительно далёкую перспективу, панически боятся совершать ошибки и стараются не брать на себя ответственность, во избежание наказания со стороны государства или остерегаясь возможного общественного порицания.

Происходит всё в точном соответствии с предсказанием французского философа и историка Алексиса де Токвиля о новом, невиданном виде рабства – добровольном, когда государство вылепит из граждан то, что ему необходимо, полностью подчинив их разум и чувства. И для этого необязательно сначала строить концлагеря и увеличивать полицейский аппарат, иногда достаточно начать с экономики.

Подчиняясь нерациональным экономическим правилам и необоснованным запретам, не высказывая своего возмущения по поводу конфискационной налоговой политики, обработанный фашистской пропагандой обыватель сам старательно пытается нацепить на себя ярмо, делает это с восторгом и благодарностью к правительству, фашистской партии и её лидеру.

Кажется необъяснимой с точки зрения здравого смысла ситуация, когда чем хуже живёт население страны, управляемой фашистским правительством, тем сильнее народная любовь к этому государству и его лидерам. Пытаться понять этот парадокс бесполезно, так как большинство людей в такой стране находится в иной реальности, не поддающейся осмыслению в рамках здравого смысла и обычной логики.

Левый фашизм наиболее опасен, по причине того, что его идеология гораздо легче воспринимается массами. А его воздействие на общество, государство и экономику гораздо губительнее, чем при других видах фашизма.

Непременно ведёт к деградации общества и является врагом любого прогресса, прежде всего прогресса социального и экономического всё, что направлено на уменьшение или устранение различий в доходах людей, на ломку механизма естественного установления рынком стоимости индивидуального вклада в экономику, определение денежного эквивалента значимости для всеобщего блага труда отдельного человека, нивелирование социального статуса, приобретённого личными заслугами, уравнивание индивидуальных заслуг в науке, искусстве, отказ от права на вознаграждение за интеллектуальный вклад в экономику или государственное строительство,.

Популярность социальных догм фашистской идеологии связана также с непониманием большинством людей механизмов работы макро‑ и микроэкономики, принципиальной невозможности административными методами регулировать то, что под силу регулировать лишь свободному рынку: устанавливать значение индивидуального вклада в общественное благо. Внедряемая в массовое сознание социалистами «социальная справедливость», по своей сути, антисоциальна.

Фридрих Хайек, когда писал о несовместимости прогресса и социальной справедливости, указывал на то, что эволюция никогда не может быть справедливой, а любые изменения приводят к выигрышу одних и проигрышу других. По мнению Хайека, требование социальной справедливости равнозначно прекращению развития.

В основе левого фашизма всегда лежит какая‑либо из форм социализма. Таким образом, не только с идеологической, но и с экономической точки зрения, в левом фашизме содержатся зёрна саморазрушения, которые, в случае практической реализации фашистской доктрины в виде фашистского тоталитарного государства, обязательно дадут свои губительные всходы, в виде товарного дефицита, мощной инфляции, деградации науки и культуры, системных кризисов целых отраслей, вследствие недостатков планирования или пороков административной системы управления.

В своём желании поддержать фашистов в создании справедливого социального государства, обыватель не видит ничего опасного для себя и окружающих. Причиной тому непонимание, что фашизм больше метод, чем идеология. Фашизм всегда предлагает такое решение, которое выглядит самым простым и очевидным для массового малообразованного избирателя. Люди сами себя вводят в заблуждение, заставляют себя поверить в искренность деклараций фашистов.

Удивительно, что до сих пор среди историков и публицистов существует заблуждение, что расцвет итальянского фашизма и немецкого национал‑социализма был исключительно защитной реакцией общества на коммунистическую угрозу. При этом никто не хочет замечать, что итальянский фашизм и немецкий нацизм, а равно другие виды европейского фашизма были неизбежным продолжением социалистических идей, возникших в предыдущем историческом периоде.

Фашизм западноевропейского образца первой половины XX века так и называли – «Альтернативная социалистическая модель» (в том смысле, что она альтернативна марксистской) или ещё проще – «Третий путь».

Называя себя движением «Третьего пути», ранние европейские фашисты, тем самым обозначали свою оппозицию по отношению как к марксизму, так и к либерализму.

После окончания последней мировой войны родились новые виды фашистской идеологии, в основе которых присутствовал какой‑либо новый подвид социализма: исламский социализм, новый европейский солидаризм, крестьянский социализм, экологический и прочие.

Фашизм к концу века разделился на три неравные части: левый, центристский и правый, но несмотря на идеологические различия, у всех современных видов фашизма наблюдаются очень схожие новые черты, которых не было в «эпоху фашизма» в первой половине XX века.

Мир глобализуется, происходит повсеместная унификация всего. Экономики стран переплетаются, происходит разделение труда в мировом масштабе. Уходят в прошлое особенности национального хозяйственного уклада, традиционного для региона универсального типа производства, рассчитанного на самообеспечение и экономическую самостоятельность отдельных стран, уступая требованиям транснационализации экономики. В целом мир становится более связанным и более зависимым от всех существующих в нём государств.

Происходит масштабная миграция населения, смешение, сближение и слияние культур разных народов. За этим процессом неизбежно следует унификация культуры, когда стремительно исчезают национальные культурные традиции, а вместо них возникает некая глобальная общемировая культура.

Точно так же в меняющимся мире глобализуется фашизм, отбирая для себя наиболее жизнеспособные формы. Фашизм усредняется, приходя к некому единому стандарту.

Несмотря на идеологическое разделение разных видов фашизма, налицо его общая унификация, делающая фашизм более устойчивым, более привлекательным для масс. Совершенствуются методы пропаганды, под идеологию каждый раз подводится всё более правдоподобный наукообразный базис.

Ещё один относительно новый способ прихода фашизма к власти – это борьба с фашизмом. Звучит и выглядит как бессмыслица, но этот парадокс имеет место, если речь идёт о победе одного фашизма над фашизмом другого вида. Спасаясь от одного рабства, люди готовы добровольно отказаться от личной свободы и отдать себя в другое рабство.

Лучший способ заставить поверить в необходимость прихода фашистов к власти, это не убедить народные массы, а напугать. Во все времена этот приём работал безотказно.

Спасая страну от коммунистов, кажется логичным и простым поддержать их врагов – национал‑социалистов, а освобождая свою страну от нацистов – поддержать коммунистов, называющих себя антифашистами.

На самом деле, вражда между «левыми» и «правыми» фашистами, это конфликт не врагов, а конкурентов, возникший между разными социалистическими политическими движениями. Отдавать предпочтение одному виду фашизма, для борьбы с другим, равносильно тушению пожара бензином.

Несомненно, поскольку речь идёт о политических противниках, обывателю намного проще и удобнее считать их отличными друг от друга, вплоть до полной противоположности.

Отдавая какому‑то из видов фашизма предпочтение, народные массы в любом случае отказываются от личной и экономической свободы, выбирают рабство в тоталитарном государстве. Они не хотят понимать, каким путём возник предыдущий тоталитарный режим, боясь разрушить свои иллюзии, нарушить в своём сознании примитивную дихотомичную картину мира, где всё имеет либо чёрный, либо белый цвет и то, что борется со злом, непременно выступает на стороне добра.

Фашисты утверждают, что в условиях опасности внешней агрессии лишь тоталитарное фашистское государство с милитаризованной экономикой и жёсткой иерархической управленческой структурой способно обеспечить надёжную защиту в условиях надвигающейся на страну опасности.

Действительно, в военном отношении фашистские государства намного превосходят демократические страны по своим возможностям ведения военных действий. Это достигается за счёт высокого мобилизационного потенциала – способности предоставить в короткий срок своим военным огромные человеческие и материальные ресурсы, а также благодаря крайне жёсткой дисциплине, централизации власти и иерархической структуры государственного аппарата. Абсолютно всё в фашистском государстве может быть подчинено войне.

В реальности фашистский режим сам создаёт для себя различные угрозы, находя врагов внутри страны и провоцируя конфликты с соседями, в силу особенностей фашистской идеологии, построенной на культах исключительности, ненависти, силы и войны.

Опасность внешней агрессии на начальном этапе, как правило, сильно преувеличивается фашистами, но уже после прихода их к власти, страна действительно может оказаться во враждебном окружении. Только в этом случае, враждебность чаще всего бывает спровоцирована самими фашистами, их агрессивной внешнеполитической риторикой, милитаризацией экономики и практическими военными приготовлениями, такими как увеличения численности армии, её перевооружением, строительством фортификационных сооружений, морских баз и аэродромов вблизи чужих границ.

Всем без исключения народам нравятся мифы о том, что они великие, сильные, храбрые и благородные. Особенное влияние на подобное самоубеждение оказывают исторические мифы, в которых народ всегда вёл исключительно справедливые войны и в этих войнах непременно побеждал любых врагов.

В отличии от политической доктрины, составляющей основную часть фашистской идеологии, мифология использует более широкий набор художественных форм. Именно по этой причине по‑настоящему эффективная пропаганда не может игнорировать мифологию.

В пропаганде своих взглядов, своей картины мира, фашисты возрождают или заново создают приятные для массового сознания мифы, которые чаще всего существуют в форме псевдоисторических событий, якобы существовавших в реальности персонажей или в виде намеренно искажённых версий исторических событий. Такие мифы пропагандисты увязывают с соответствующими идеологемами фашистской доктрины, обосновывают исключительность привилегированной группы, от имени которой они выступают и с кем себя отождествляют, доказывают достоверность исторического происхождения фашистских культов.

Фашизм бывает настолько привлекателен для масс, что сторонниками фашистов становятся люди, которые, на первый взгляд, должны быть ярыми его противниками.

Примером могут служить евреи‑антисемиты в нацистской Германии, вроде друга Гитлера, его секретаря и личного шофера Эмиля Мориса. Именно Морису Гитлер надиктовывал свою книгу «Mein Kampf» (Моя борьба).

Дед и прадед Мориса принадлежали к еврейской театральной элите и были достаточно известны в богемной среде Германии. Когда Морис захотел жениться на Гели Раубаль, племяннице Гитлера, Гитлер запретил этот брак, ссылаясь на еврейское происхождение своего личного друга. После этого случая, о его еврейском происхождении стало широко известно верхушке Рейха и руководству нацистского ордена SS, членом которого был Эмиль. Тем не менее даже несмотря на сильное давление Гиммлера, Морис так и остался членом SS и видным нацистом. В 1936 году Мориса избрали депутатом рейхстага. Много других немецких евреев были убеждёнными нацистами и антисемитами, такие как Эрхард Мильх, Готхард Хейнриц и пр.

Многие немецкие священники были сторонниками откровенно антихристианской нацистской партии. Отдельные священнослужители были добровольными помощниками SS, члены которого были неоязычниками.

Иностранные формирования войск SS, в состав которых входили подразделения, состоящие из людей других разных национальностей, составляли более половины от общей численности.

И если желание служить Третьему Рейху у части этих добровольцев можно объяснить желанием сохранить свою жизнь после прихода Гитлера к власти в Германии или оккупации их стран нацистами, то другая часть начала свою деятельность «во славу великой Германской империи и её фюрера» ещё задолго до захвата гитлеровцами власти или до оккупации их стран.

Сторонники нацистов находились не только среди «родственных арийских народов» – норвежцев, голландцев, датчан или среди «наполовину нордических» народов – французов, итальянцев, бельгийцев, румын, но и среди поляков, чехов, сербов, русских, татар, чеченцев, которые считались нацистами даже не людьми второго или третьего сорта, а вообще нелюдьми (untermensch – недочеловеками).

История знает чернокожих расистов, убеждённых в неполноценности африканских народов, коммунистов, симпатизирующих нацистам, католических священников, являвшихся ярыми сторонниками итальянских фашистов, первоначально провозглашавших антихристианские революционные лозунги, национально‑немецких евреев, бывших антисемитами в отношении «неправильных» евреев Рейха.

Всех этих людей, которые по своим убеждениям, социальному происхождению или национальности, как может показаться, вообще не должны были симпатизировать фашистам, привлекало в фашизме стремление к порядку, безопасности, стабильности и социальной справедливости. А то, что порядок, стабильность, безопасность и справедливость насаждались силой их не очень смущало.

Чтобы понять, насколько сильным воздействием обладает психологическая обработка, советую поискать документальные материалы эксперимента «Третья волна» или прочитать книгу автора эксперимента Рона Джонса. Можно также посмотреть фильм «Волна», снятого в 1981 году по мотивам романа, основанного, в свою очередь, на материалах, упомянутого выше, эксперимента.

Школьный эксперимент был поставлен в 1967 году учителем истории Роном Джонсоном в средней школе калифорнийского города Пало‑Альто. Всё началось с обычного урока, на котором Джонс попытался объяснить своим ученикам поведение немцев, молча наблюдавших, как их друзей и соседей евреев арестовывали, и не задававших властям вопроса, почему потом эти соседи и друзья бесследно исчезали.

Наиболее сильную реакцию учеников вызвало то, что немцы, считавшиеся одним из самых культурных народов Европы, поддались нацистской пропаганде и позволили Гитлеру устроить из страны казарму, да ещё и разжечь мировую войну. Понимая, что объяснить такое на уровне логики невозможно, Джонс решился на смелый эксперимент.

На следующий день Рон Джонс начал урок с обоснования жизненной необходимости дисциплины, с величественности и красоты человеческой воли. Учитель приводил примеры спортсменов, которые упорным трудом добивались высоких результатов, художников и поэтов, которые совершенствовали своё мастерство, призывал учеников тренировать свою волю. Он сказал, что главное – не правильность ответа на вопрос учителя, а точность, лаконичность и убеждённость в своей правоте.

Главное, повторял Джонс, быть уверенным в своей исключительности, в своей решимости, а как результат – в своей победе. Все ученики буквально проснулись и даже те, кто всегда оставался пассивным на уроках, стали проявлять свою активность. Джонс стал требовать, чтобы ученики входили в класс строем, сидели правильно, контролировали не только свою осанку, но и походку, говорили уверенно и гордились собой.

На следующем занятии учитель стал говорить о том, насколько важна солидарность учеников и круговая порука. Все должны смотреть на слаженный, единый коллектив, как на единое целое. Другие ученики станут завидовать и может даже бояться, так как обидеть кого‑либо из класса уже будет опасно. По словам Джонса, класс должен стать монолитом, способным сломать любую преграду и которому, как идущему на полной скорости огромному тяжёлому броненосцу, никакие волны не страшны, которому никто не осмелится преградить путь. Такие сравнения очень понравились ученикам.

Джонс ввёл обязательное скандирование лозунга «Наша сила в дисциплине, наша сила в единстве!». Ученики пришли в восторг от этого.

В конце урока учитель предложил называть созданное ученическое общество «Третьей̆ волной̆» и приветствовать друг друга особым жестом – отведённой̆ в сторону согнутой̆ рукой̆.

На третий день весть о созданной учителем истории молодёжной группировке разлетелась по всей школе. К «Третьей волне» стали присоединяться ученики из других классов. Ситуация стала напоминать массовый психоз.

Учитель стал выдавать членские билеты и установил особый порядок приёма в «новую школьную элиту» – чтобы стать членом «Третьей̆ волны», нужно было заручиться рекомендацией̆ одного из действующих членов организации. Он обязал учеников доносить о тех, кто не подчиняется установленным правилам. К концу дня количество участников достигло двухсот человек. Вечером несколько родителей пожаловались на то, что их детей не приняли в новую организацию.

Отец одного из учеников оказался бывшим узником нацистского концлагеря. Понимая, что из себя представляет новая молодёжная организация, он ворвался в класс и стал там всё громить, обзывая учителя и учеников фашистами.

Члены новой школьной организации стали массово запугивать и избивать всех, кто критически отзывался о «Третьей̆ волне», а более 20 учеников ежедневно доносили на своих друзей. Ситуация приняла угрожающий характер.

На следующем уроке учитель посвятил свою речь чувству превосходства. В завершение он объявил, что «Третья волна» – это будущая многочисленная общенациональная организация, поддерживаемая кандидатом в президенты США, а её участники – избранная молодёжь, которая изменит будущее страны. Рон Джонс пообещал, что на следующий день по телевизору выступит кандидат в президенты, который̆ расскажет о дальнейших планах в отношении «Третьей волны», озвучит её политическую программу.

Когда наступил назначенный час, учитель начал собрание. Он приказал закрыть двери и поставил возле дверей часовых. Члены «Третьей̆ волны» отдали салют своему вождю Джонсу и хором прокричали лозунги. Затем Джонс включил телевизор. Джонс признался, что никакой̆ молодёжной̆ программы не существует, а все предшествующие несколько дней были лишь экспериментом.

Он обратился к своим ученикам с речью: «Вы посчитали себя избранными, поверили в то, что вы лучше других. Вы обменяли свою свободу на выгоду, которую даёт единство большой группы и дисциплина внутри неё. Вы решили отказаться от собственных убеждений и принять волю толпы таких же, как и вы. Но к чему вы так настойчиво шли? Давайте я покажу вам ваше будущее!».

После этих слов Джонс включил фильм о нацистской̆ Германии и лагерях смерти.

В заключение Рон Джонс сказал: «Если нам удалось точно воспроизвести состояние немецкого общества в гитлеровской Германии, то ни один из вас никогда в будущем не признается, что был на этом последнем сборе „Третьей̆ волны“. Так же как немцам, вам всю жизнь будет трудно признаться самим себе, что вы зашли настолько далеко».

Чем больше вседозволенность власти, тем более гипнотическое действие на толпу она оказывает. Фашизм ассоциируется с решением острых социальных проблем, с успешной борьбой с преступностью, со способностью решить любые проблемы, так как он вторгается во все сферы жизни человека. Это лишь иллюзии. Государство, вторгаясь в те сферы, где ему делать нечего, разрушает естественные человеческие отношения, навязывая вместо них нормативное регулирование.

Невозможно никакими правилами полностью урегулировать человеческую жизнь.

Моральное, интеллектуальное или физическое насилие разрушает не только общественные отношения, но также разрушает личность каждого отдельного человека, убивая в нём всё творческое, лишая его инициативы, воспитывая конформизм и приспособленчество. Приняв навязанную идеологией роль послушного гражданина тоталитарного фашистского государства, человек вынужден жить в постоянном страхе сделать или сказать что‑нибудь не так. Он живёт в постоянном конфликте между собой и фашистским обществом, теряет не только самостоятельность, но и самоуважение.

Стабильность и порядок в фашистском государстве оплачены распадом миллионов человеческих душ.

Бертран Рассел считал, что инстинктивное неприятие тоталитаризма и фашизма связано не только с интеллектом человека, но и с его чувством собственного достоинства. А чувство собственного достоинства у каждого человека напрямую связано с потребностью в личной свободе. Как мне кажется, это утверждение не требует дополнительного разъяснения или каких‑либо доказательств.

Сторонники «классического» фашизма ссылаются на то, что реально существовавшие в истории фашистские режимы делали очень много полезного в социальной сфере и на то, что не все они были столь жестокими, как нацистский.

Повторю изложенные выше тезисы о том, что любой положительный результат в фашистском государстве оплачен политическими и личными свободами его граждан, а в некоторых случаях жизнью настоящих или предполагаемых противников режима.

Каким бы первоначально мягким ни был фашистский режим, если дать ему достаточно времени, он непременно начнёт убивать. Это прямое следствие крайней нетерпимости и агрессии, изначально заложенных в его природе, вне зависимости от разновидности фашизма или исторического контекста. Относительная мягкость существовавших в истории фашистских политических режимов объясняется лишь тем, что им не хватило времени, чтобы подойти к фазе тотального истребления своих реальных и предполагаемых противников. Или социально‑политические условия в стране не позволили, без ущерба для стабильности политического режима, перейти к репрессиям.

Как утверждал немецкий психиатр и невролог Алоис Альцхаймер: «Некоторых болезней невозможно совсем избежать. Возрастная деменция ждёт своего часа внутри нас, уже с рождения. И последствия её должны настигнуть каждого из нас в старости. Одних после восьмидесяти лет, других после девяноста, а некоторых только после 100 лет. Но большинство из нас просто не доживут до этого момента».

Так и государство, заболевшее фашизмом, может просто не дожить до того момента, когда болезнь сможет реализовать в полной мере своё стремление разрушать и убивать. Инкубационный период и первая лёгкая стадия болезни может длиться очень долго, годами и даже десятилетиями. По окончании лёгкой формы болезни государство может как выздороветь, так и заболеть ещё серьёзнее. Болезнь государства может перейти в затяжную хроническую форму. Заболевание фашизмом может закончиться для государства летальным исходом. Всё зависит от иммунитета и внутренних здоровых сил, способных повернуть вспять течение болезни.

Оценивать фашизм нужно не по внешним признакам и даже не по количеству загубленных им жизней, захваченных чужих территорий или разрушенных городов. По моему скромному мнению, для беспристрастного исследователя должно иметь значение лишь внутреннее содержание конкретного фашизма, насколько кровожадна его идеология, насколько экстремальны его изначальные стремления, как далеко он планирует зайти в изменении общества, насколько тоталитарна выбранная им модель государства. Всё остальное, есть не что иное, как политические, внешнеполитические, экономические, социальные, юридические, пропагандистские, военные, полицейские и прочие конкретные акции, проводимые политическим режимом, которые зависят от конкретных исторически сложившихся обстоятельств.

Некоторые современные защитники немецкого национал‑социализма вину за поражение Германии перекладывают исключительно на верхушку партии и лично на Гитлера. Якобы если Гитлер ограничился присоединением Австрии и захватом Чехословакии, остановился и не начал войну нападением на Польшу, то нацистская Германия просуществовала не одно десятилетие.

Этими неонацистами‑теоретиками утверждается, что Третий Рейх непременно бы процветал экономически, стал на долгие годы образцом социального государства для всего мира. Я не соглашусь с ними. Немецкий нацизм не мог не развязать войну. Если бы, этого не произошло в 1939 году, то случилось бы позднее.

В основе нацизма была германская геополитика, суть которой заключалась в экспансии, в завоевании жизненного пространства. Идеология немецкого национал‑социализма предполагала порабощение других народов, которыми должны были бы править немцы. Война всегда присутствовала в нацистской идеологии и головах всех членов партии, от рядовых до партийных бонз.

Экстремальный антисемитизм нацистов ещё в 1925 году давал понять любому, прочитавшему книгу Гитлера «Моя Борьба», что если нацистам потребуется принести кого‑то в жертву, обвинив во всех бедах немецкого государства, то это будут принявшие немецкую культуру и образ жизни, ассимилировавшиеся в немецком обществе евреи, а не абсолютно чуждые немцам мусульмане, которых, на момент прихода нацистов к власти, в Германии было изрядное количество (в основном боснийцев и албанцев), это будут не китайцы, не арабы и не итальянцы.

Через 17 лет после публикации книги «Моя борьба» для мусульман гитлеровцы создали Исламский институт, а для евреев в том же году оборудовали газовые камеры в концентрационных лагерях.

Преступления на оккупированных Третьим Рейхом территориях, выжившие нацисты в своих мемуарах называли вынужденной мерой в условиях войны. Пытаясь оправдаться, они ссылались на морскую блокаду транспортных путей, не позволившую осуществить план массового переселения евреев на Мадагаскар. Условиями войны эти же нацисты оправдывали жестокость по отношению к мирному населению во время боевых действий в Восточной Европе, в том числе на оккупированной территории СССР.

Оправдывая нацистов, отдельные ангажированные историки пытаются свалить вину за холокост исключительно на небольшую группу эсэсовцев, патологических антисемитов. Иногда такие исследователи приводят многочисленные примеры участия в спасении евреев как рядовых нацистов, так и руководителей партии, высших чиновников из государственного аппарата Третьего Рейха.

Действительно, многие тысячи нацистов не питали неприязненных чувств к немецким евреям, открыто это демонстрируя. Ярмал Шахт был окружён многочисленными еврейскими друзьями, верность которым он сохранил несмотря ни на что. Гёринг также вполне открыто общался со своими бывшими друзьями, имевшими еврейские корни, а когда его пытались обвинить в покровительстве евреям в своём аппарате, на очередное требование уволить Эрхарда Мильха, он заявил: «Я сам решаю, кто еврей, а кто нет».

Личный врач рейхсфюрера SS Генриха Гиммлера Феликс Керстен не только с ведома своего шефа, но и при личном активном содействии Гиммлера спас более 60 тысяч евреев, за что Всемирный еврейский конгресс и голландская королевская семья отметили Керстена заслуженными наградами, а в 1956 году его выдвинули в качестве кандидата на Нобелевскую премию мира.

Эти примеры не подтверждают теорию о том, что холокост явился следствием «эксцессов отдельных исполнителей», а иллюстрирует простую мысль – большинство нацистов были прагматичными людьми и действовали сообразно обстановке. Клеймя с трибуны всемирный еврейский заговор, многие не питали личной неприязни к евреям и когда не было необходимости, они не проявляли ни особого усердия в «очищении немецкой нации», ни в бессмысленной жестокости.

Решение об «окончательном решении» еврейского вопроса в 1942 году было принято по чисто экономическим причинам. Как в период нехватки продовольствия правительство решает принудительно отправить на бойню принадлежащий фермерам скот, так не дрогнувшей рукой участники Ванзейской конференции отправили на смерть миллионы людей исходя из тех же экономических соображений.

Ужас в том, что рядовые нацисты, уничтожая людей в лагерях смерти, не испытывали к своим жертвам ни сострадания, ни ненависти. Персонал лагерей смерти рутинно выполнял свою «работу».

Я верю, что никто из нацистской верхушки в первые годы существования нацистского режима не планировал массовых убийств. Но по‑другому и не могло закончиться. В самой нацистской идеологии уже изначально содержались культы исключительности и ненависти, которые не могли не привести к запредельной жестокости в условиях войны, к истреблению миллионов людей в концлагерях.

Наверное, в отсутствии войны массового истребления не случилось бы, а решение нацистами «еврейского вопроса» закончилось бы выселением всех евреев за пределы Третьего Рейха. Но даже в отсутствии войны гитлеровская идеология не была бы менее бесчеловечной.

Антисемитизм, будучи одним из базовых принципов идеологии нацистского режима, в условиях войны мог породить только холокост и ничего другого, менее людоедского. Это не экстремальное нетипичное проявление системы, а её закономерное поведение. Точно так же, как коллективизация и политические репрессии в отношении целых классов и социальных групп логично вытекали из советской идеологии, а «аграрный кампучийский социализм» – из идеологии красных кхмеров.

Фашисты, создавая свою идеологию, часто следуют не только воле большинства, чутко улавливая преобладающие настроения народных масс, но и учитывают «мировую политическую моду» своего времени, международные отношения, мировое общественное мнение.

Нацисты использовали в своих политических целях не только национальные предрассудки и страхи, они в своей антиеврейской политике следовали в потоке общемирового течения.

Антисемитизм не являлся исключительно нацистской чертой, он был свойственен многим клерикальным и правым политическим движениям первой половины XX века. Антисемитизм был привычным явлением в Польше, Чехословакии, Австрии, Франции, Испании, Великобритании и многих других странах. Свободной от антисемитизма была лишь одна европейская страна – Албания, да и то, только до окончания Второй мировой войны.

Евреи к началу 1920‑х годов уже не могли себя чувствовать спокойно не только в Европе, но также в цивилизованных частях колониальной Африки и в Юго‑Восточной Азии, Южной Америке.

С 1894 года, сразу после начала дела Дрейфуса, для Франции обычным явлением стали антиеврейские уличные демонстрации. Но по‑настоящему антисемитские выступления стали набирать обороты с 1886 года, сразу после выхода книги Эдуарда Дрюмона «Еврейская Франция». Возникла французская «Антисемитская лига». Ненависть к евреям была частью сознания большинства французов до самого конца Второй мировой войны. Клерикальные и фашистские партии во Франции десятилетиями были рассадниками этой заразы. Антисемитские партии стали ведущими во многих восточноевропейских странах. В 1937 –1938 годах в Румынии правительство Кузы‑Гоги приняло расистские законы. Следом за Румынией аналогичные законы приняла Венгрия.

По всей Южной Америке в начале XX века прокатилась волна антисемитских выступлений, а в 1919 году в Аргентине недовольство народных масс вылилось в еврейские погромы. В Африке, в атмосфере непрекращающейся ненависти к евреям, эпизодически случались еврейские погромы: в Марокко – в 1907 и 1912 годах, в Тунисе – в 1917 и 1932 годах. В Алжире антисемитизм продолжал носить экстремистский и массовый характер в течение нескольких десятилетий. Можно очень долго перечислять список стран, где в первой трети XX века происходили погромы и антисемитские выступления.

Возникшее в начале века сионистское движение было не чем иным, как реакцией на антисемитизм, захвативший весь цивилизованный мир в конце XIX века и постоянно усиливавшийся до самого конца Второй мировой войны.

Однонаправленное движение сионистов к созданию собственного национального государства и правительств стран, желающих избавиться от «еврейской проблемы», породило различные планы массового переселения. В Польше и Третьем Рейхе существовал план переселения евреев на Мадагаскар. За принудительное переселение евреев из Европы в 1920‑х в Великобритании выступали сторонники Арнольда Спенсера Лиза и Освальда Эрнальда Мосли. Под давлением правых правительство Великобритании разработало план переселения евреев «Уганда».

Население одних стран не желало жить рядом с евреями. Другие страны, где процент еврейского населения традиционно не был высок, не желали принимать еврейских беженцев.

В США министром внутренних дел США Гарольдом Икесом в 1938 году, через две недели после грандиозного по масштабам еврейского погрома в городах Германии и Австрии, вошедшего в историю под названием «хрустальной ночи», был предложен законопроект спасения немецких и австрийских евреев.

Позднее, в 1940 году был обнародован план заместителя министра внутренних дел Гарри Слэттери. По этому плану предлагалось ускорить освоение Аляски за счёт переселения туда евреев из нацистской Германии и Австрии. От идеи освоения Аляски пришлось отказаться по причине мгновенного всплеска по всей территории США антисемитских настроений. Против выступил президент, правительство, а самое удивительное, что против плана возражали еврейские правозащитные и общественные организации. Североамериканские еврейские общественные и политические деятели единодушно посчитали, что такое масштабное переселение за счёт американских налогоплательщиков вызовет бурю возмущения. Президент Американского еврейского конгресса раввин Стивен Сэмюэл Уайз заявил, что осуществление плана переселения европейских евреев на богатую природными ресурсами и малонаселённую Аляску вызовет негодование по всему миру, так как сложится ложное впечатление, что евреи начинают реализацию плана по захвату части США и организации там своего государства, о чём многие десятилетия мечтали сионисты и последующего отделения этой территории от США.

Советское правительство в 1938 году отказалось принять немецких и австрийских евреев, а после оккупации Польши гитлеровской Германией, отказало польским евреям, которые оказались на территории, оккупированной немцами, эвакуироваться на территорию СССР. Судьбу польских евреев повторили литовские евреи, которых советские власти не желали пропускать на восток через старую границу, несмотря на то что Литва стала территорией Советского Союза. Впоследствии, оккупировав Литву, нацисты согнали литовских евреев в сорокатысячное вильнюсское гетто, жители которого были почти полностью уничтожены.

Холокост мог случиться в любой европейской стране в 1920–1945 годах, где бы возник тоталитарный режим, аналогичный нацистскому. В меньшем масштабе уничтожение евреев могло произойти в южноамериканской или североафриканской стране, на Ближнем Востоке. Многие европейцы, американцы, африканцы и жители Азии откровенно ненавидели евреев.

Мне непонятно фальшивое удивление современных историков и политиков, что вдруг в одной цивилизованной и очень культурной стране нашлись те, кто решил использовать эту ненависть в своих политических целях, реализовав на практике желание миллионов европейцев покончить наконец с ненавистными евреями. Ничего удивительного в этом не было, в то время подобное могло произойти в какой‑либо другой стране.

Читатели старшего поколения могут помнить фильм Стюарта Розенберга «Путешествие проклятых», снятый по одноимённой книге Гордона Томаса и Макса Морган‑Уиттса, основанный на реальных событиях – путешествии еврейских беженцев из Германии в Америку в 1939 году на лайнере «Сент‑Луис».

После погромов ноября 1938 года, произошедших в Германии, Австрии и Судетской области Чехословакии, вошедших в историю под названием «Хрустальная ночь», евреям, проживавшим на территории Третьего Рейха, стало ясно, что срочная эмиграция является единственным способом сохранить себе жизнь и свободу. Практически все страны к декабрю 1938 года, кроме СССР и США, отказались принимать беженцев из нацистской Германии. Переселение в СССР не рассматривалось по причине бессмысленности менять один тоталитарный режим, где преследуются по национальной принадлежности, на другой, где происходило то же самое, но уже по социальному признаку.

Осталась лишь одна возможность сохранить жизнь, свободу и собственное достоинство – эмиграция в Соединённые Штаты Америки. Правительство Франклина Рузвельта, не выказывая большого желания принимать в стране немецких евреев и не желая ссориться с Конгрессом, идущим на поводу настроений своих избирателей, отказалось снять для беженцев ограничение – иммиграционную квоту. Евреям приходилось записываться в список ожидания на иммиграцию в США и выезжать только тогда, когда подходила очередь.

Начальник кубинского иммиграционного управления Мануэль Бенитес, предложил простое решение проблемы – прибыть на Кубу и уже там, в безопасности, спокойно дождаться своей очереди на иммиграцию в США. Под этим предлогом Бенитес стал продавать евреям простые туристические визы, выдавая их за разрешение на постоянное жительство на острове, «наварив» на этой афере около полумиллиона долларов. Около девятисот евреев в мае 1939 года купившие «вид на жительство» приобрели билеты на океанский лайнер «Сент‑Луис», следовавший на Кубу.

Узнав о намерении немецких евреев прибыть в их страну, кубинские националисты устроили массовые выступления против приёма беженцев. Самая большая антисемитская демонстрация собрала 8 мая 1939 года в Гаване около 40 тысяч противников еврейской иммиграции.

Накануне прибытия в порт назначения капитан получил телеграмму, в которой содержался запрет на вход в порт Гаваны. Разрешалось лишь встать на рейд гаванского порта. Ни одному из еврейских беженцев кубинские власти так и не разрешили сойти на берег и судно, простояв на рейде четыре дня, после угрозы нападения кораблей кубинского ВМФ, вынуждено было покинуть территориальные воды. Следующие 6 дней капитан «Сент‑Луиса» ожидал отмены распоряжения о запрете на иммиграцию, кружив возле кубинского берега.

Попытка договориться с правительством Канады также не привела к успеху. В отличие от США, которые юридически «прикрылись» своими иммиграционными квотами, канадские власти заявили о нежелательности присутствия беженцев в стране по причине национальности. Канадцы в то время проводили открытую политику ограничения иммиграции по расовому признаку, и лица еврейской национальности входили в число нежелательных.

После истории с лайнером «Сент‑Луис», в июле 1938 года во французском Эвиане прошла международная конференция, в которой участвовали представители 32 стран, созванная по инициативе американского президента Франклина Рузвельта. Целью Эвианской конференции было обсуждение «еврейского вопроса» – делегаты должны были решить, что делать с еврейскими беженцами из Германии и Австрии. По результатам конференции, ни одна из стран так и не согласилась принять у себя беженцев.

Представитель США заявил, что правительство не будет менять из‑за евреев иммиграционное законодательство и увеличивать квоты. Часть стран, как, например, Австралия, Румыния и Польша, прямо заявили, что въезд евреев вызовет недовольство населения и приведёт к расовым проблемам в их странах. Великобритания ссылалась на нежелание нести финансовые расходы, Франция‚ Голландия и Бельгия заявили о том, что уже и так приняли слишком много евреев.

Но самое ужасное, что в итоговой резолюции содержалось прямое оправдание нацистской расовой политики, в ней подчёркивалось, что ни одна из 32 стран «не оспаривает право германского правительства на законодательные меры в отношении некоторых своих граждан». Эта резолюция была воспринята не только нацистами, но и всем немецким народом как, одобрение мировой общественностью расовой политики Третьего Рейха. Принимая в январе 1942 года решение «об окончательном решении еврейского вопроса», нацисты были уверены в том, что оказывают миру услугу и что в будущем никто не будет предъявлять к ним каких‑либо претензий по поводу уничтожения целого народа.

Нацисты не были бо́льшими антисемитами, чем весь остальной немецкий народ. Они лишь возвели в своей пропаганде ненависть к евреям в высокую степень, превратив в культ, доведя немцев этой ненавистью до паранойи. При этом они не изобрели ничего, чего бы до них в немецком обществе не существовало. Гитлеровцы просто смешали все необходимые для достижения их политических целей предрассудки немцев, включая традиционный для немецкого общества того времени антисемитизм, обернули всё в красивую обёртку тоталитарного социального национального государства и предложили в таком виде свою идеологию немецкому народу. Народ Германии не просто отнёсся с одобрением к этой изуверской идеологии, а встретил её с восторгом.

Вина за холокост лежит не только на нацистах, не только на миллионах немцев, поляков, французов, голландцев и граждан других стран, значительная часть населения которых принимала активное участие в выявлении и передаче нацистским оккупационным властям евреев или непосредственном их уничтожении. Вина также лежит на народах Северной Европы, Северной Африки, Южной Америки и Азии, большинство представителей которых гласно или молчаливо одобряли действия европейских правительств, направленные на дискриминацию, лишение гражданских прав и геноцид еврейского населения.

Антикапитализм и антилиберализм, обязательно входящий в любую фашистскую идеологию, сильно изменился сразу после окончания Второй мировой войны. Сначала пришёл антиколониализм, который, в свою очередь, породил новые радикальные формы национализма по всему миру, а чуть позднее в мусульманских странах – исламофашизм.

На смену мировому антисемитизму пришёл антиамериканизм. Если до окончания Второй мировой войны люди, склонные к конспирологическому мышлению, во всех неблагоприятных событиях пытались найти след злых козней мирового еврейства, то после 1945 года с точно таким же энтузиазмом во всех своих бедах стали искать происки американского империализма.

Если сначала основным двигателем исламофашизма был антиамериканизм и антисемитизм, то позднее, через десять лет после Исламской революции в Иране, ненависть радикальных мусульман обратилась к капитализму и либерализму.

Предположу, что уже в первом десятилетии грядущего нового века исламофашизм открыто объявит о необходимости истребления вообще всех немусульман, он будет уже не просто антихристианским или антисемитским. Развитие исламофашизма должно логично привести к открытым призывам создать новый «тысячелетний рейх», но уже мусульманский, то есть тоталитарное всемирное государство, живущее по законам шариата.

Только слепой может не замечать очевидных тенденций в эволюции мирового исламофашизма (который существует и благополучно развивается на всех континентах, за исключением, наверное, Антарктиды), а также стремительной радикализации населения азиатских стран, наиболее отсталых в культурном, политическом, а особенно в экономическом отношении.

В ответ на исламофашизм в странах с преимущественно немусульманским населением обязательно появятся противоположные исламофашизму формы христианского, индуистского и прочего религиозного фашизма, а также нерелигиозные (расовые или националистические) формы. Все эти новые формы фашизма будут схожи в одном – в их антиисламской идеологии. Радикальный антиисламизм в Америке, Западной Европе и Австралии займёт то место, которое занимал в первой половине XX века антисемитизм.

По моему скромному мнению, только глупый человек может не придавать значения этому всемирному процессу. Это, полагаю, даже страшнее, чем глобальный мировой антисемитизм первой половины XX века. Закончится всё может не новым холокостом. Всё может закончиться намного печальнее, если принять во внимание современные тенденции к расползанию по всему миру технологий производства ядерного оружия.

Не гигантские военные потери во Второй мировой войне, а именно холокост был предупреждением человечеству о том, что главная опасность для выживания вида Homo Sapiens зависит не от истощения природных ресурсов, пандемий или стихийных бедствий, а главным образом от видовых биологических особенностей, от инстинктов и паттернов поведения огромного числа людей. Но, по‑видимому, это предупреждение человечество проигнорировало.

С наступлением эры масс люди не стали более жестокими, чем их отцы и деды, как это может показаться. Вся беда как раз в том, что они остались такими же. Такими же жестокими и нетерпимыми, как и веками ранее.

Окружающий мир, благодаря научно‑техническому прогрессу, кардинально изменился, а люди в этом мире не расстались со своими древними предрассудками. В свое распоряжение люди получили мощные средства уничтожения, а мышление и привычка решать спорные вопросы остались в духе эпохи великих мировых империй, с её парусными флотами, кавалерией и пехотой, вооружённой однозарядными мушкетами.

До начала XX века было невозможно представить существование целых государственных организаций, предназначенных для массовых убийств, вроде Сталинского ГУЛАГа, нацистских концлагерей, кхмерских коммун в Кампучии, репрессивного аппарата маоистов. Во время наполеоновских войн было бы трудно найти применение газовым камерам, предназначенным для массовых убийств мирного населения, печам скоростного сжигания трупов или мощным кремуляторам для перемалывания не прогоревших человеческих останков. Технический прогресс не только сделал войны более кровавыми, но также создал условия для обычного ежедневного умерщвления людей дешёвым массовым промышленным способом.

Социальный прогресс и всеобщее избирательное право не сделало население цивилизованной части планеты гуманнее и разумнее. Ни политическая элита, ни простые обыватели не стали задумываться о последствиях применения новых технических средств ведения войны.

Мир с наступлением XX века стал только казаться цивилизованнее и гуманнее. Эта ошибка обошлась человечеству миллионами жертв Первой мировой войны. Европейские политики и дипломаты еще весной 1914 года были уверены в принципиальной невозможности масштабной войны, в том числе из‑за существования мощных военно‑политических блоков – Тройственного союза и Антанты.

Масштабная война теми техническими средствами уничтожения, которыми обладали европейские имперские державы, от пулемётов и мощной артиллерии, до совершенно новых видов оружия – авиации и ядовитых газов, была немыслима даже для военных, которые считали возможным лишь возникновение локальных конфликтов. Альфред Нобель утверждал, что разрушительная сила изобретённого им динамита навсегда покончит с войнами.

Парадокс заключается в том, что война началась, когда политические элиты не только её не хотели, но в её возможность никто из правящего класса и генералитета не верил. Именно поэтому европейские правительства поочерёдно, без малейшего сомнения, делали смелые шаги к будущей мировой войне, будучи совершенно уверены в том, что противная сторона не решится на вооружённый конфликт, пойдёт на уступки и всё закончится мирно. Но противник не уступал и каждый следующий шаг был всё жёстче и агрессивнее. Мир постепенно и неизбежно скатывался к кровавой бойне.

Население империй, которое, в отличие от политиков и военных, не понимало колоссальной мощи современного на то момент оружия, охватил патриотический психоз. Избиратели республик и поданные монархий, католики, протестанты, православные или мусульмане, все они требовали от своих правительств не идти на уступки, а любую попытку дипломатов сгладить острые углы в отношениях между странами они расценивали как предательство своего народа. Население европейских стран в 1914 году кипело ненавистью к своим соседям.

Пережив ужасы Первой мировой войны, её стали называть не иначе как «последней большой войной на Земле». Человечество полагало, что поставило последнюю точку в многовековой истории бессмысленного кровопролития.

Но сам человек всё ещё не изменился, несмотря на пережитый европейскими народами ужас войны, миллионы убитых и искалеченных. Вспоминая предыдущую войну, европейцы подсознательно ждали новой, не всегда сами того осознавая. Именно ужасы прошлой войны были причиной лютой ненависти и желания реванша.

Особенности психики современного человека, определяющие его повседневную жизнь, паттерны поведения для различных ситуаций, его социальные связи, самосознание и самоидентификация в огромной степени зависят от его примитивных инстинктов.

В европейской философии и культуре отсутствовало понимание того, что личность не только состоит из двух сущностей – биологической и культурной, но и прежде всего то, что несмотря на весь прогресс и наметившиеся во всём мире гуманистические тенденции в культуре, в воспитании и образовании, инстинктивная, биологическая сущность всё ещё преобладает у подавляющего числа людей, в том числе живущих в экономически развитых индустриальных странах.

Научно‑техническая революция, невиданный расцвет культуры и искусства, стремительный социальный прогресс, ставшие главными приметами XIX века, не изменили человечество к лучшему, но иллюзию такого изменения создали.

Старые элиты всё ещё недооценивали влияние масс на политику и игнорировали опасность популизма, в особенности фашистского популизма, основанного на соответствующей идеологии и, как правило, очень эффективной пропаганде. Мало кто понимал, что рано или поздно найдётся политическая сила, которая использует в своих целях ненависть и обиды за прошлые поражения, охватившие народные массы.

Социальный прогресс и политические свободы, сами по себе, в отрыве от образования и просвещения, не способны, даже в малой степени, повлиять на мышление отдельного человека.

Очевидно, что наделение избирательным правом также не может сделать гражданина разумнее, человечнее или терпимее, при этом безответственно предоставляет ему инструмент влияния на политику в своей стране.

Зависимость политического процесса от настроений необразованной тёмной народной массы, наделённой правом принимать важные решения – болезнь крайне опасная, о чём неоднократно предупреждали философы в XVIII – XIX веке, что окончательно подтвердил своим диагнозом, поставленным в 1895 году, Гюстав Лебон.

Неслучайно книга Лебона «Психология толпы» была одной из настольных книг В. И. Ленина, которую он перечитывал неоднократно. Была она также и любимой книгой Муссолини.

Глупо было надеяться, наблюдая происходившие в конце XIX – начале XX века масштабные политические и социальные изменения, вовлечение огромных людских масс в процессы принятия политических решений и формирования общественного мнения, что не найдётся популистского политического движения, ориентирующегося в своей идеологии в большей степени на биологическую часть природной сущности человека, в противопоставлении его внутреннему стремлению к свободе, гуманизму, разумности.

Логика развития европейской цивилизации прямо предполагала возможность такого исхода, как появление политической силы, которая приведёт в движение людские массы, этим самым уничтожит все плоды социального и политического прогресса второй половины XIX – начала XX века, прямым следствием которого собственно и стало наступление эпохи масс.

Что‑то подобное холокосту непременно должно было случиться после окончания Первой мировой войны. Человечество шло к этому радостно и уверенно. Большинство экономически развитых стран, поражённые мировым экономическим кризисом уже были готовы сделать к этому последний шаг.