Письмо Евгения Леонова сыну
«Андрюша, ты люби меня, как я люблю тебя. Ты знаешь, это какое богатство — любовь. Правда, некоторые считают, что моя любовь какая-то не такая и от нее, мол, один вред. А может, на самом деле моя любовь помешала тебе быть примерным школьником? Ведь я ни разу так и не выпорол тебя за все девять школьных лет.
Помнишь, ты строил рожи у доски, класс хохотал, а учительница потом долго мне выговаривала. Вид у меня был трижды виноватого, точно я стою в углу, а она меня отчитывает как мальчишку. Я уже готов на любые унижения, а ей все мало: «Ведь урок сорван... — ведь мы не занимаемся полноценно сорок пять минут.. — ведь сам ничего не знает и другим учиться не дает... — ведь придется вам его из школы забрать... — ведь слова на него не действуют...»
Пропотели рубашка, пиджак и мокасины, а она все не унималась. Ну, думаю, дам сегодня затрещину, все! С этими мыслями пересекаю школьный двор и выхожу на Комсомольский проспект. От волнения не могу сесть ни в такси, ни в троллейбус, так и иду пешком...
Женщина тащит тяжелую сумку, ребенок плачет, увидев меня, улыбается, спиной слышу, мать говорит: «Вот и Винни-Пух над тобой смеется...» Незнакомый человек здоровается со мной... Осенний ветерок обдувает меня. Подхожу к дому с чувством, что принял на себя удар, и ладно. Вхожу в дом, окончательно забыв про затрещину, а увидев тебя, спрашиваю: «Что за рожи ты там строил, что всем понравилось, покажи-ка». И мы хохочем.
И так до следующего вызова. Мать не идет в школу. А я лежу и думаю: хоть бы ночью вызвали на съемку в другой город или с репетиции не отпустили бы... Но Ванда утром плачет, и я отменяю вылет, отпрашиваюсь с репетиции, я бегу в школу занять свою позицию в углу.
Какие только мелочи достойны наших переживаний...
Я оттого и пишу эти письма, чтобы исправить что-то неправильное, и выгляжу, наверное, смешным и нелепым, как некоторые мои персонажи. Но ведь это я! В сущности, дружочек, ничего нет проще живой тревоги отцовского сердца.
Когда я один, вне дома, тоскуя, вспоминаю каждое твое слово и каждый вопрос, мне хочется бесконечно с тобой разговаривать, кажется, и жизни не хватит обо всем поговорить. Но знаешь, что самое главное, я это понял после смерти своей мамы, нашей бабушки. Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита.
А я уже скоро буду дома.»
Oтец. Ленингрaд. 3 октября 1974 года
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Михаил Жванецкий. Письмо сыну
«Когда у тебя будет сын, постарайся быть осторожным. Боюсь, что ты не сможешь, но они всегда другие. Я и ты, ты и он. Ты не сумеешь им руководить. Первый человек, который от тебя полностью зависит, а ты не сумеешь им руководить. В этом, наверное заложено разнообразие людей.
Вкладываешь в него жизнь и с удивлением видишь, что у него своя. Вкалывал человек, вкалывал, а тот вырос и не хочет жить под мышкой. Ужас! Просит денег на то, что мне не нравится, тратит здоровье на то, что ему вредно. Разве я не прав? Разве он не прав? Все вырастают, отходят и оставляют самых преданных на перроне. Остается прижать к окну вагона свое расплющенное лицо: „Ну, звони хотя бы, сынок…“
Когда у тебя будет сын, постарайся быть осторожным. Боюсь, что ты не сможешь, но они всегда другие. Я и ты, ты и он. Ты не сумеешь им руководить. Первый человек, который от тебя полностью зависит, а ты не сумеешь им руководить. В этом, наверное заложено разнообразие людей. С этим невозможно жить. Хочется наказать, заставить. Заставить можно, но лучше, если он, как ты у меня, найдет свою дорогу. Но основные знания: грамматику, математику, поведение среди людей, он обязан суметь сформулировать. Во-первых, чего он хочет от них, и что он может дать им взамен. Просто, чтобы либо потребовать, либо подчиниться.
Образование помогает терпеть унижения. Образование помогает переносить пытки. Образование вызывает уважение в тюрьме. Образование — это значит жить. Я не знаю, как это у них получается, но образованный человек живет намного дольше и лучше. Я не сказал бы богаче (кстати „богаче“ пишется без „т“, а в слове „лучше“ после „у“ идет „ч“). То есть, с удовольствием образованный живет. Богатый созерцает, что он получает, а образованный сравнивает то, что видит, с чем-то внутри себя и не нуждается в лишнем. Ему легче проникнуть и понять другого. Образованный понимает темного человека, темный не понимает образованного, сынок. Темный ни разу в жизни не скажет слово „опровержение“, или „трепетный“, или „волнующий“. Он даже не скажет простую фразу: „Я с трудом пережил Ваш отъезд, девушка“. Он, сынок, не оставит женщине воспоминаний. Запоминаются не поцелуи, сынок. Запоминаются слова. У темного человека неинтересное молчание. Образование–это не память (хотя это и память), это не цитирование прочитанного, это формулирование своего на базе прочитанного. Даже неточное цитирование–уже кое-что свое, но под другой фамилией.
В суматохе, сынок, нельзя терять мысль. Мыслей не так много. Шуток миллионы, мыслей — сотни, идей — десятки, законов, по которым ходят люди — единицы. Их знают все, все знают одну идею темного человека. От него ждут хотя-бы небольшого самообразования, хотя-бы впечатления от прочитанного, только не от кино. Кино не рождает в зрителе мысль. Книга же научит смыслу, силе воли, когда полистаешь кого-нибудь, или прочитаешь кого-нибудь. Пусть твой сын будет образованным. И диплом тут ни при чем (кстати, он должен знать, что во фразе „ни при чем“ все слова пишутся отдельно). Все, мама оставила нам обед на кухне, подогрей себе. Я вернусь поздно. Много вызовов и мало лифтов.
Пожми мне руку, я пошел.
Кстати, образованный счастлив в старости.»