Опыт документального исследования.


Крестьянство Поречского (Демидовского) уезда Смоленской губернии на переломе эпох.

Первая четверть ХХ века.

 

СОДЕРЖАНИЕ


Общие сведения.

1. Административно-территориальное устройство Поречского уезда

2.  О численности населения в уезде.

3.  О крестьянах.

4.  О чиновниках.

5.  О дворянах, помещиках.

О некоторых аспектах социально-экономического положения крестьян Поречского уезда в начале XX века.

О наказах крестьян в Государственную Думу.

Крестьянская община — противник земельной реформы

Эпидемии тифа в уезде в 1908 году как показатель состояния здравоохранения тех лет 

Состояние дел в период I Мировой войны.

Февральская революция 1917 года. Октябрьский 1917 года политический переворот. Начало гражданской войны.

Об особенностях кадрового состава советских учреждений и организаций. Представители советской власти на местах, штрихи к портрету. 

Воспоминания участников событий — как источник изучения проблем жизни уезда.

Общественно-политическая обстановка в Смоленской губернии в 1917–1918 годах.

Земельный вопрос в начале становления советской власти.

Начальный этап установления советской власти в Поречском уезде.

О деятельности уездной ЧК.

Предпосылки  восстания.

Крестьянское восстание в уезде.

Общественно-политическое состояние уезда после подавления активных действий восставших

1.  Агитационная и пропагандистская работа органов власти среди крестьян 

2.   О последствиях Гражданской войны.

3.   Введение продналога. Последствия перехода к НЭП

4.   Возобновление дискуссий о кулачестве.

5.   Развитие системы Советов.

6. Изъятие церковных ценностей. Попытки раскола церкви  

7.  Роль и значение комсомола в жизни деревни.

8.   Принятие Земельного кодекса. Продолжение выселений помещиков. Переселения крестьян в другие местности.

9. Введение сельхозналога. Административно-территориальное реформирование уезд

10. Социально-экономическое состояние Касплянской волости.

11.   О народном образовании.

12.   Национальный вопрос.

13.   О коммунах.

14.   Кризисные явления в политике хуторизации.

15.   Снова о сельских Советах.

16.   О Красной Армии.

17. О религиозных сектах на территории уезда. 

Эпилог.

P. S.

Источники, использованные в работе.

Примечания


Общие сведения.

 1. Административно - территориальное устройство Поречского уезда Смоленской губернии. 

   

В 1913  году  уезд состоял из 16 волостей: упразднены Луговская, Тяпловская волости, образована Заборьевская волость (с. Заборье) Число сельских обществ – 346.

В 1916 году уезд делился на 3 полицейских стана. I стан: Бородинская, Силуяновская, Кошевичская, Дубровская, Лоинская, Иньковская, Касплянская и Верховская волости. II стан: Рибшевская, Свитовичская, Кавширская, Заборьевская и Семёновская волости. III стан: Щучейская, Велестовская и Слободская волости.

К 1926 году  уезд состоял из 6 укрупнённых волостей: Демидовско-Пригородной, Касплянской, Понизовской, Слободской, Троицкой, Щучейской.

Территориально Поречский уезд занимал довольно большую площадь. По состоянию на 1904 год - 4 959 квадратных верст, к 1916 году - 5 099 кв. верст, на которой располагались 1577 населенных пунктов.1    

 

 2.  О численности населения в уезде.  В 1904 году проживало 140 814 человек обоего пола.

 В 1907 году, согласно данным историка И. Орловского, проживало: в городе Поречье – 6 860 человек, в уезде – 136 515 человек. Всего же 143 375 жителей.

К 1915 году население еще прибавилось и составило 146 225 душ обоего пола. В городе Поречье – 8 386. Тут нужно вспомнить, что к моменту начала земельной реформы в 1860 году на территории проживало всего 84 023 человека.2

В 2021 году численность населения Демидовского района составила 10 967 человек. В городе Демидове -  6138 жителей (2021). Сельское население проживает в 233 поселениях.3    

 

3. О крестьянах. К 1905 году крестьянская семья в Поречском уезде в среднем владела 11 десятинами земли. В других уездах обеспеченность была несколько ниже, а в среднем по губернии эта величина составляла примерно 7.5 десятины. На каждого члена семьи, таким образом, приходилось менее 2-х гектаров. Впрочем, сами по себе цифры мало о чём говорят. Расположенные в болотистых и лесистых местах, при трёхпольной системе земледелия наделы обеспечивали весьма скудный достаток. Более плодородными землями владели помещики, духовенство. За счёт использования труда беднейших слоёв крестьянства шла в рост прослойка богатых жителей селений – кулаков. Но при любом раскладе, земля бедная от природы, да ещё истощённая за отсутствием удобрений, неправильного использования севооборота, не могла обеспечить необходимого уровня жизни. 


Священник Терновский так описывал жизнь среднего по уровню достатка прихожанина. «Благодаря незавидному экономическому состоянию прихожан, незавидна и  домашняя их жизнь. Редко у кого можно встретить по две светёлки – избы, а остальная постройка при светёлке при постройке сплошь да рядом находится в жалком состоянии – представляет собой полугнилой и полуразваленный вид.

В жилой светёлке вместе с людьми находится и скот, особенности в зимнее время: следовательно тут о чистоте не может быть и речи. Вследствие этого люди живут крайне грязно и неряшливо. Мыть полы при таком положении нет возможности, - да у них и в обыкновении этого нет. Грязь с полу на ногах  переносится на печь и нары – их постели. Словом, где ни посмотришь, везде находится грязь.

Побывать в такой избе и не выпачкаться  - нет никакой возможности. Когда накопиться слишком много грязи, хозяйка берёт железную лопату, поскребёт, пометёт метлой и дело с концом. Но это делается только перед большими праздниками рождеством христовым и пасхой. Тут же в избе под столом лежит несколько собак, в углу под лавкой увидишь овцу с ягнёнком и телят, среди избы можно встретить целую кучу ребятишек, полунагих и  грязных, ползающих в грязи, а рядом с ними свинью с поросятами.

При такой обстановке воздух в избах бывает до того удушлив, что без привычки нет никакой возможности дышать им, а крестьяне переносят – по привычке или уже по необходимости. Место кроватей заменяют подмостки, где-нибудь пристроенные в углу на аршин от полу. По стенам на колышках развешана сбруя… Посредине избы от одной стены до другой врублена (в стены) доска, на которую кладутся хлеб, пироги, шапки, рукавицы и прочие принадлежности. Около печи на верёвке, прикрепленной к потолку посредством двух железных колец, висит дугообразная палка-вешалка, на которую кладётся одежда».4


Нищенский земельный надел смоленского крестьянина облагался государством многочисленными поборами: налогами и сборами: казённым поземельным налогом, уездным и губернским земскими сборами, мирскими сборами – сельскими и волостными, а также волостными платежами. Кроме налогов и сборов крестьянин нёс различные натуральные повинности, гужевые, выполнение общественных работ и пр.

Не уплатить в денежном выражении крестьянин их не мог. В случае образования недоимок на мужика обрушивался весь репрессивный аппарат государства. Обычным же способом обеспечения уплаты налогов являлась опись имущества должника. В случае неуплаты со двора крестьянина могли увести корову или лошадь.

Собранного урожая зерна для собственных нужд хватало лишь на 3 – 4 месяца. Ничего другого в товарных объёмах для продажи на рынке крестьянин произвести не мог. С целью добычи денежных средств необходимых для уплаты налогов, часть жителей деревень уезда уходили на заработки, как правило, за пределы своей местности. Отходников можно было встретить в Москве, Санкт-Петербурге, на заводах и фабриках губернских уездных городов. Те, кто оставался дома, шли на лесозаготовки, подряжались на сплавные работы по рекам Каспле и Западной Двине.    


4. О чиновниках. Думается, будет интересно читателю еще одно наблюдение автора данных строк. Если численность населения в период с 1861 года по 1915 год возросла немногим более чем в полтора раза, то число чиновников уезда умножилось многократно. В 1861 году в уездном центре проживало менее 70 человек составлявших местную уездную элиту, т.е. мещан и чиновников разного ранга, докторов, полицейских чинов, учителей. К 1915 году число их достигло 380 человек.5    

Увеличение их числа произошло вследствие разорения многих бывших крепостников потерявших источники доходов. Новые экономические условия требовали от землевладельцев совсем иных подходов в хозяйственной деятельности.

Последовало разорение мелких хозяйств, участки закладывались банкам, сдавались в аренду. А коль так, то владельцы имений вынуждены были подыскивать себе государственную службу, где можно было получать гарантированное жалование и как прежде ничего не делать. Такую службу бывшие помещики находили в структурах управления города Поречья и Поречьского уезда.

Как видим, чиновничество умеет само себя воспроизводить не только в настоящее время, но проделывало это блестяще и сто лет назад.  

 

5. О дворянах, помещиках. По данным Первой всеобщей переписи населения 1897 года в Поречском уезде проживало потомственных дворян и членов их семей 837 человек. Личных дворян и чиновников не  дворянского сословия с семьями – 405 человек, купцов с членами семей – 122, и лиц духовных званий с членами семей 740 человек.6       

По данным опубликованным Смоленской губернской Земской управой, в 1912 году в Поречском уезде имелось 80 помещиков владевших земельными наделами свыше 500 десятин каждый. 223  владельца от 50 до 500 десятин, 674 землевладельца с количеством земли до 50 десятин на имение.7          

На момент всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 года в уезде по разным данным имелось 208 – 210 помещичьих имений с 139541.0 – 140951.0  десятинами земли. По состоянию на 1919 год в пользовании помещиков оставлено 1161.2 десятины.8


О некоторых аспектах социально-экономического положения крестьян Поречского уезда в начале XX века.

Своё повествование хочется начать с цитирования обращённой к российским крестьянам прокламации, автором которой являлся один из лидеров партии большевиков Лейба Давидович Троцкий. «Черные дни переживает теперь русское крестьянство. Светлых дней оно, правда, никогда не видало. Всегда оно жило в рабстве, в кабале, в угнетении. Всегда перед ним стоял призрак голодной смерти, всегда над крестьянством висел кнут неволи. Испокон веков согнута дугой спина крестьянская, глаза не видят солнца ясного, тело крестьянское покрыто кровавыми струпьями... Страдал ли еще кто-нибудь на земле так, как русское крестьянство? Горе и ужас, ужас и горе!.. Но и крестьянство давно уже не знало такой годины, как нынешняя. Оглянитесь на себя, крестьяне! Посмотрите на свои избы, на свои семьи! Разве вы живете жизнью, достойной свободных людей? Нет, вы рождаетесь, живете и умираете, как рабы, как невольники! Да, вы и впрямь рабы и невольники! Или, может быть, вы скажете, что вы - свободные люди? Говорят, что 19 февраля 1861 года правительство освободило крестьян от крепостной зависимости и сделало их свободными земледельцами. Ложь это! Крестьяне, как были крепостными, так ими и остались!  

Слушайте, крестьяне! У одного мелкого помещика было 10 крепостных, у другого - 15, у третьего - 20. Явился богатый и властный помещик и сказал мелкопоместным: я покупаю у вас в полную собственность всех ваших крестьян. Вам выплачу их полную стоимость. Крестьяне будут служить мне и приносить доход, а вы будете надзирать за ними, строго, неуклонно, как надзирали за своими собственными. За это вы будете получать от меня богатое содержание.

Можно ли сказать, что богатый помещик освободил крестьян? Только глупец или лжец так скажет. Но правительство наше поступило именно так, как этот богатый помещик. Оно не освободило крестьян, а купило их у дворян в свою полную собственность. Оно заплатило за них из государственной казны выкупные платежи. Правительство и помещик делали вид, будто выкупные платежи выдаются только за землю, которая отошла крестьянам. Но на самом деле платежи были рассчитаны так, чтобы в них входил и выкуп за крестьянские души.

Теперь, когда прошлого не воротишь, чиновничья братия откровенно признается в этом. Недавно Витте, бывший министр финансов, а ныне председатель комитета министров, напечатал свою книжку о положении крестьян, в которой открыто признает, что правительство не освободило крестьян, а выкупило у помещиков. Но на чей счет выкупило? Разумеется, на счет самих крестьян. Их оно прикрепило к себе, связало тройным узлом, взвалило на них выкупные и оброчные платежи, натуральные повинности, всевозможные налоги и поборы.

А помещичью палку заменило чиновничьей. И с тех пор живут "освобожденные" крестьяне на каторжных работах. Правительство - начальник каторжной тюрьмы, дворяне-чиновники - это тюремные надзиратели и часовые, а крестьяне всей России - это бессрочные каторжане...».9


Сильно сказано! Хлёсткие обличительные слова данного обращения направленные в адрес царского режима конечно сыграли определённую роль в завоевании большевиками умонастроений крестьян России. К сожалению, поверили тогда жители сёл и деревень в цветистые и трогающие русскую душу слова.


Половинчатость реформы 1861 года привела к тому, что крестьяне не получили ни достаточного количества земли, ни достаточной степени личных свобод. Крепостная зависимость от помещиков сменилась до некоторой степени сопоставимой с ней зависимостью от общины. Лишь после принятия закона «О некоторых мерах к предупреждению отчуждения крестьянских надельных земель» от 14 декабря 1893 года появилась возможность при согласии 2/3 членов общества по просьбе домохозяина, досрочно внесшего выкуп, выделить в пользование соответствующий участок.

Закон был рассчитан на то, что сельские сходы не будут давать согласие на выход из общины, так как в противном случае недоимки по выкупным платежам, земским и мирским сборам, числящиеся за уходящими крестьянами, перекладывались на крестьян, остававшихся в обществе, что по большей части и происходило. К тому же, на практике внести выкуп с целью выделиться на хутор или отруб могли лишь единицы жителей деревни.


Что касается Поречского уезда, то всё же, иногда, учитывая пример успешных соседей, крестьянские общества не только позволяли отдельным членам выходить из состава общин, но и, увидев для себя перспективу в иной форме землеустройства, организовано проводили самороспуск. При этом жители сельских обществ  в полном составе выделялись на хутора.

В архивных фондах сохранился документ - выписка из журнала заседаний комиссии Рузского уездного Московской губернии «комитета по поднятию сельскохозяйственной промышленности» от 23 и 29 октября 1902 г.


Извлечение из доклада землевладельца Н.М. Грюнера с изложением его мнения об общинном землевладении. «Создать в наших  деревнях такого рода землепользование я до сих пор считал немыслимым, но вот я нашёл в июльской книжке сего года журнале «Плодоводство» следующее сообщение священника Ильенкова, Поречского уезда Смоленской губернии из села Иньково, которое выписываю дословно:


«По соседству с Иньковской волостью живёт много переселившихся сюда латышей. Латыши покупали у помещиков земли и на своих фермах ведут образцовое хозяйство. Соседние с латышами крестьяне, видя, что у латышей хозяйство идёт так хорошо, решились также разойтись из деревень на отдельные фермы.  

Прежде всего, сделало это одно общество Малиновка, Лоинской волости. Деревня Малиновка была огромная, в ней было до 60 дворов. Малиновцы составили приговор о расселении на отдельные хутора, каждый домохозяин на всей своей надельной земле. Бывший у нас земский начальник Нелидов приговор этот утвердил. Теперь вся деревня разошлась по хуторам, причём каждый хозяин выстроил себе дом в центре своего владения. Тут же помещаются все хозяйственные постройки: амбары, сараи, овины. Около каждого домика посажен и маленький садик с яблоневыми деревьями и ягодными кустами. По примеру Малиновцев думают расселиться и другие деревни…».10


Строки о малиновцах из другого издания. Журнал "Хутор", 1906 год. «В последние 3-4 года стремление перейти к хуторскому хозяйству появилось и среди крестьян Порецкого уезда. Присмотревшись к хозяйствам нескольких местных хуторян, крестьяне Лоинской волости пришли к заключению, что жить каждому среди своего участка земли, имея под руками и пашню, и луга, и выгон для скота - удобнее и выгоднее во всех отношениях. Много раз крестьяне на своих сходах поговаривали, что недурно бы и им расселиться по участкам. Но так как дело было новое и приходилось ломать дедовские и прадедовские порядки и обычаи, то долго дело ограничивалось только одними разговорами, да спорами.

Наконец, одна деревня Малиновка первая решилась расселиться отдельными хуторами. Крестьяне пригласили землемера, который разбил их земли на участки, сообразно с числом душ каждого хозяйства. При этом принималось в расчет и качество земли. Кому по жребию приходилась плохая земля, тому наделялось земли больше. Со следующей весны малиновцы стали переносить дома и все хозяйственные постройки каждый на свой участок. К осени все уже расселились и зажили новой жизнью. Теперь каждый двор стоит посредине своего владения. Вокруг каждой усадьбы расположены огород, пашня и другие угодья. Общего выгона для скота не имеется. Скот пасется близ дома. Коровы и лошади ходят по выгону большей частью спутанными.   Малиновцы не нахвалятся новой жизнью. Если у кого не хватает лугов, то те завели с первых же лет травосеяние. Почти у всех посажены сады. Скот у них всегда сыт и на вид гораздо лучше, чем у крестьян в деревнях. Старые усадьбы в деревне малиновцы оставили за собою. Теперь по примеру малиновцев расселились крестьяне деревень Селец, Марышки и Ивки той же волости».11  

О дальнейшей судьбе малиновцев мы узнаем из данного повествования, но чуть позднее.


В начале ХХ века, в крестьянской среде всё больше накапливалось недовольство действиями правительства показавшего свою  несостоятельность в решении земельного вопроса.

Деревня видела лишь один путь в данном направлении – это увеличение общинных земель за счёт помещичьих, церковных наделов, монастырских и земель принадлежащих государству. Разумеется, для класса власть имущих, подобный путь был неприемлем.  

Организуемые руководством государства переселения в местности с достаточным количеством свободных для сельскохозяйственной обработки земель могли решить проблему, но не все жители деревень были способны изменить свой образ жизни и место проживания. В результате крестьяне с трудом обеспечивали продовольствием даже свои семьи, особенно в неурожайные годы. Казённые же повинности никто не отменял, накапливались недоимки, государственные органы всё чаще стали прибегать к их принудительным  погашениям, что вызывало недовольство и протесты.

Общий экономический кризис и развязанная царским правительством России в 1904 году война с Японией, как составная часть кризиса, не могли не принести народу разруху и голод.


Несмотря на то, что на территории Смоленской губернии не объявлялась всеобщая воинская мобилизация и, как следствие, из деревень не наблюдался значительный отток жителей мужского пола для пополнения войск, всё же материальная нужда в большом количестве хозяйств по-прежнему не отступала от крестьянских селений.

А тем временем возвращавшиеся домой крестьяне отходники несли в места постоянного проживания вести о происходящих в Российской империи тревожных событиях, ширящихся антиправительственных выступлениях, будоража умы и подготавливая почву для будущей смуты.

Зачастую находясь в гуще предреволюционного брожения, под влиянием многочисленных агитаторов от различных политических партий отходники усваивали их революционные взгляды. Политическая программа социалистов революционеров отвечала на многие животрепещущие вопросы жителей деревни.


Некоторые сезонные работники привозили домой в свои селения и запрещённую цензурой литературу, которая тайком распространялась.  Например, в результате доноса по поводу хранения запрещённой литературы при обыске в доме крестьянина деревни Грибачи Иньковской волости Никандра Гаврилова полиция обнаружила целую библиотеку революционных изданий.12

Поскольку в отходах ежегодно бывала значительная часть жителей селений, то под влиянием происходящих на территории  империи предреволюционных событий деревня постепенно политизировалась. Однако долгое время враждебность крестьян по отношению к привилегированным классам находила выход лишь в неподчинении требованиям различного рода предписаний, самочинном выгоне скота на пастбищах помещиков, отказе выполнять повинности. Постепенно противостояние перерастало в форму агрессивных действий.


Строки из донесений полиции: «Крестьяне деревни Дороватки Бельского уезда в начале 1904 года захватили 35 десятин земли в имении графа Уварова. В июне 1904 года крестьяне 27 деревень этого же уезда самовольно рубили лес и пасли свой скот на помещичьей земле.

Крестьяне сёл Велисто, Верховье, Каспля Поречского уезда отказались платить подати. Никакие уговоры, - как сообщил уездный исправник, - не подействовали. В деревне Печуры,  Зубакино, Первитино, Баскаково, Кононово Сычёвского уезда крестьяне, сговорившись между собой, категорически отказывались выходить на помещичьи поля».13


Идеи свободы, проникшие в пролетарскую среду, находили отклик и среди крестьянства. В виде отдельных эпизодов зафиксировано участие крестьян уезда в политических акциях направленных против российского правительства.

Крестьянин села Лойна Поречского уезда И.И. Старичков 18 апреля 1904 года (По новому стилю -1 мая) побывал в местечке Микулино Могилёвской губернии, с целью участия в маёвке организованной местными социал-демократами. Оттуда он принёс прокламации «Две Европы», «Пролетариат и буржуазия». Учинённое в результате доноса следствие не смогло собрать против него достаточных улик, так как местные крестьяне, в том числе должностные лица сельского крестьянского управления, старались не столько помочь расследованию, сколько выявить доносчика».14 Недовольство властью возросло после военных неудач и поражения в русско-японской войне, а низкий уровень жизни русского пролетариата и крестьян сочетавшийся с неудовлетворенностью  малым количеством гражданских свобод порождали революционные настроения.


Из резолюции принятой на митинге  крестьян д. Колышки Могилёвской губернии и соседних деревень Смоленского и Поречского уездов Смоленской губернии от 6 ноября 1905 г.  «Мы, крестьяне, собравшиеся на митинг 6 ноября, обсудив вопрос о современном положении России, пришли к заключению, что самодержавие старается делать уступки, а на самом деле оно препятствует всякому свободному проявлению личности, душит всё живое, чинит кровавую расправу с передовым бойцом за нарушение – рабочим классом. По-прежнему льётся невинная кровь, как, например, в Петербурге, на Кавказе, в Москве и других городах. В Кронштадте самодержавное правительство хочет учинить расправу над моряками, которые грудью встали на защиту своего опозоренного народными палачами человеческого достоинства.  Рабочие ясно осознали своё угнетённое положение. Они громко заявили о своём желании покончить с врагами народа и создать новый строй – демократическую республику. Мы, крестьяне, признаем правительство незаконным и требуем вместе с рабочими революционным путём немедленного созыва учредительного собрания, на основах всеобщего, равного для всех, прямого и тайного избирательного права.

Только народное правление может избавить русский народ от тех страданий и бедствий, под тяжестью которых изнывает многомиллионная трудящаяся масса. В настоящее время мы будем изгонять из волостных правлений старшин, которые поставлены земскими начальниками, будем выбирать тех, кого мы желаем, а не чиновники. Наши выборные будут составлять крестьянские комитеты, ведающие все дела. По возможности, мы распространим среди широких масс крестьянства, что мы отказываемся от платежа податей и налогов».15


О широте размаха начавшегося народного движения на территории Смоленской губернии осенью 1905 года свидетельствуют донесения начальника жандармского управления от 14 ноября 1905 года в адрес губернатора: «Настроение умов крестьянского населения Смоленской губернии внушает опасения… Царский манифест от 17 октября истолкован крестьянами в нежелательном направлении … Они с недоверием относятся к представителям властей, а разъяснения революционеров принимают на веру. Освобождённые из заключений политические преступники стали героями дня и главарями аграрного революционного движения… После издания манифеста 17 октября все средства законной борьбы парализованы, власти, сознавая полную свою беспомощность, опустили руки. Митинги, на которых ораторы побуждают крестьян прекратить уплату повинностей, не исполнять законных требований сельских полицейских властей и земских начальников, делить владельческие земли, рубить леса и разбирать хлебные запасы, привлекают тысячи слушателей в селениях».15     


В свою очередь Смоленский губернатор и начальник губернского жандармского управления доносили в Петербург: «Движение крестьянского населения в пределах вверенной мне губернии с каждым днём развивается всё шире и шире, захватывая большой район. Не ограничиваясь одними только самоуправными порубками владельческих лесов, крестьяне переходят уже в некоторых местностях к агрессивных действиях, пробуя устраивать кое-где погромы, не принявшие, однако, пока ещё значительных размеров благодаря отправленным в разные места губернии небольшим военным отрядам… Если такое положение дела продлится ещё неделю-две, то я не могу ручаться за то, что и в Смоленской губернии не повторятся кровавые ужасы, имевшие место в Саратовской губернии, о которых крестьяне отлично осведомлены».16   

 

Обоснованность утверждений губернских чиновников подтверждает показательный случай, произошедший осенью 1906 года в Иньковской волости, когда прихожане недовольные алчностью духовных лиц пошли против церковников. Крестьяне деревень Кострычено, Ходыки, Ковалёво, Залоинка сначала тайно, а затем и открыто принялись рубить лес на даче принадлежащей двум Иньковским церквям. Не увидев со стороны властей решительных ответных действий, в деревне Кострычено крестьяне установили импровизированную лесопилку, где по ночам организовали распиловку древесины на доски. Лесные сторожа, будучи запуганными местными жителями, не смогли эффективно противостоять нарушителям. После неоднократного обращения духовных властей Смоленский губернатор приказал уездному исправнику немедленно принять необходимые меры. Только после демонстрации военной силы расхищение леса прекратилось. Но лишь воинское подразделение покинуло местность, как крестьяне тут же вернулись в лес.17                  

Даже после того как первая русская революция пошла на спад, крестьяне нередко продолжали оказывать сопротивление властям. Это, прежде всего, касалось взыскания недоимок по казённым платежам. Податные инспектора постоянно жаловались на противодействие селян мерам по обеспечению безусловных способов получения в казну платежей.


20 марта 1908 года старшина Касплянской волости Поречского уезда в сопровождении писаря и стражников явился в деревню Гряды, чтобы продать с торгов имущество недоимщиков. После того как он вывел из хлева корову вдовы Агафьи Ульяновой, из толпы крестьян, а их собралось до 150 человек, послышались протесты. Крестьяне потребовали прекратить продажи в страдное время, когда «большинство покупают хлеб для себя и скота». Однако старшина продолжил своё дело, тогда собравшиеся мужики оттолкнули его от коровы и увели её. В этот момент стражники зарядили имевшееся у них оружие и приготовились применить его. Всё же торги пришлось перенести на другое время.18  


Не имея в руках более действенных рычагов в противостоянии с помещиками, всё чаще протест выражался в поджогах их имений и хозяйственных построек. По сообщениям департамента полиции в послереволюционный период, ежегодно смоленские крестьяне поджигали десятки помещичьих усадеб, скотных дворов, амбаров с хлебными запасами и др. В 1908-м году, например, в губернии зафиксировано 59 поджогов, в 1909 – 41, в 1910-м – 74, в 1911-м – 51, в 1912-м – 45, в 1913-м – 48, в 1914-м – 37. Всего за семь лет отмечено 355 поджогов.

Не менее ожесточённо противоборство происходило и с кулачеством – новыми помещиками, опутавшими крестьян бедняков, а зачастую и середняков всевозможными кабальными обязательствами из которых должники не видели выхода. Здесь деревня действовала теми же методами индивидуального протеста и мести – поджогами, угонами скота, вывозом хлеба с полей, потравам, порубками делянок леса и др. 

В 1908-м году в губернии отмечено 96 случаев поджога хозяйственных построек и имущества, по мнению деревни, нажитого неправым путём, в 1909-м – 249, в 1910-м – 193, в 1911-м – 131, 1912-м – 102, в 1913-м – 128, в 1914-м – 81.

Таким образом, число поджогов кулацкого имущества более чем в 2,5 раза превысило численность поджогов помещичьего имущества, составив почти 1 000 случаев.19.        


Добиваясь для себя различного рода уступок, протестные настроения крестьян в своих целях, иногда не имеющих к земледельцам отношения, активно использовали многочисленные политические партии. Агитаторы, представлявшие радикальные партии левого крыла, разоблачая антинародную политику режима, призывали жителей деревни к активным действиям. Брожение умов в обществе продолжалось и после подавления революционных выступлений 1905 – 1907 годов. Нужно было что-то менять в государственном устройстве, и правительство начало это осознавать, так как решение стоящих задач исключительно силовым методом не имело перспективы.


Социально-политическая ситуация в уезде была такова, что даже дети священника Касплянской Казанской церкви Семёна Зезюлинского прониклись революционным духом. Один из старших сыновей Николай, имевший духовное образование, примкнул к партии большевиков, приняв партийную кличку Каржанский. Кстати, он по поручению Владимира Ленина стенографировал речи членов партии на V съезде РСДРП. Он же был председателем  2-го крестьянского съезда Смоленской губернии прошедшего 23-25 июня 1917 года. Также принимал активное участие и в революции 1917 года. При советской власти стал журналистом.20                

О другом сыне священника можно узнать прочитав очерк на веб-сайте автора данных строк под названием «Провинциальная история».  Здесь показано, как Иван Зезюлинский боролся с коррумпированными чиновниками уезда пытаясь добиться запрета на свободную продажу алкоголя и закрытия местного кабака, где спаивалось мужское население волости.

Дочь священник, заведовавшая сельской читальней, видя как местные дельцы, не гнушаясь никакими средствами, творя произвол и имея целью неправое обогащение спаивают отцов крестьянских семейств также выступала в защиту достоинства и чести жителей селений.


О наказах крестьян в Государственную Думу. 

В период наибольшего народного брожения вызванного консервативной политикой царского правительства, заступником крестьян в начале 1900-х годов ХХ века, могла явиться Государственная Дума - первый в истории России демократически избранный законодательный орган, возникший как неизбежная уступка самодержавия революционному движению грозившему опрокинуть трон. Крестьяне стали связывать свои надежды с Думой, рассчитывая, что она «выхлопочет» им землю и свободу.

В 1905-1906 годах по уездам и волостям России проходили сходы селян, на которых давались наказы депутатам Думы.


Основу «приговорному» движению положил царский указ от  18 февраля 1905 г. который предоставлял право всем «верноподданным, радеющим об общей пользе и нуждах государственных», «частным лицам и учреждениям» подавать петиции («виды и предложения» на «высочайшее» имя «по вопросам, касающимся усовершенствования государственного благоустройства и улучшения народного благосостояния».

И хотя, впоследствии данный указ ввиду его неприемлемости интересам правящего слоя был отменён и введён запрет на подачу петиций под страхом наказания для авторов ходатайств, но «джинн был уже выпущен из бутылки». Правительственные учреждения, захлестнула волна наказов, писем, телеграмм, протоколов, ходатайств от сельских общин. Несмотря на запрет петиции от сельских и волостных сходов на имя царя, в Совет министров и, особенно, в Государственную думу продолжали поступать.


Властные органы, от верховных до местных, издавая циркуляр за циркуляром, пытались запретить составление приговоров и наказов. Разработчики указанных документов жестоко преследовались и карались. Полицейские чины проводили расследование обстоятельств их составления, наказывали «зачинщиков» в административном порядке, возбуждали уголовные преследования. Самовольные сходы не допускались или разгонялись силой, документы захватывались на месте их составления или перехватывались на почте. В подобной обстановке происходили волостные и деревенские сходы крестьян в Поречском уезде в период думских выборов.

Одновременно, понимая пропагандистское значение документов, власти пытались воздействовать на крестьян, публикуя в правых изданиях подложные «верноподданнические» крестьянские приговоры и наказы.


В своей совокупности, содержание наказов дает практически полное представление о жизни и быте крестьян северо-западной части Смоленской губернии в начале XX века.

Из них мы узнаём о нуждах, страданиях, помыслах, надеждах, мечтах селян. При ознакомлении с материалами  коллективного творчества легко составляется представление о моральных ценностях и ориентациях, о видении крестьянами мира окружавшей их действительности. Не безынтересны суждения людей земли о месте и своих путях в общественном движении, пожелания об идеальном (разумном и справедливом) устройстве России.

С различной степенью полноты приговоры и наказы раскрывают экономическое и социально-политическое положение крестьянства, многообразие конфликтных зон повседневной действительности, конкретные причины и поводы для народного недовольства. Содержание большинства документов комплексное, в них сочетались политическое и экономическое, общественное и бытовое, всероссийское и местное, революционное и эволюционное. В петициях выявлялся крестьянский кругозор, мораль, общественное сознание и настроение крестьянской среды. Из сравнительно небольших по объёму коллективных творений можно составить гораздо большее представление о состоянии крестьянских дел на территории Поречского уезда, чем из официальных отчётов органов власти.   


Ознакомимся с некоторыми документами, под содержанием которых поставили свои подписи крестьяне Поречского уезда:  1906 г. июня ранее 23. — Наказ крестьян д. Борвиков Поречского уезда Смоленской губернии в Трудовую группу I Государственной думы: «Мы, крестьяне дер. Борвиков, Смоленской губернии, Поречского уезда, собравшись на свой деревенский сход и не видя конца своему бесправному и голодному житью решили обратиться к депутатам Трудовой группы в Государственной Думе с настоящим наказом. А про наше житьё горькое и бесправное так это и Бог и люди знают.

Со всех сторон окружены мы чужими владельческой землёй и нет того дня за лето, чтобы кому-нибудь из деревенских не приходилось идти выкупать свою скотину из владельческого хлеба, а не за что выкупить – иди работать.

Посмотришь на пана: что за житьё? У одного, у  другого по несколько сот, а то и тысяч десятин. Лес, луга, хорошая пашня – всё имеется.

А ты работаешь без отдыху до одури на пана или попа, даже хлебушка вволю не видишь.

Торнешся в суд – тебя и слушают-то плохо.

Нужно по каким-либо учреждениям справку нести – не суйся: или начнут гонять от  чиновника к чиновнику, или выгонят, а то  и совсем в кутузку посадят.

Ты, мужик, рабочая скотина, знай работать да подати платить, чтобы барам было слаще есть да спать, а та сам есть  не проси…

Близкий нашему деревенскому люду человек, священник, и тот выколачивает с нас по полторы да по две десятки за похороны, за венец, не говоря о бесконечных колядах.

Мало того, что помещики владеют большим количеством земли, с которой получают большие доходы – они тянутся к разным общественным и государственным должностям, где наше  правительство не скупится на громадные оклады из денег, собранных нашими кровавыми мозолями и недоеданием.

А военная служба отнимает у нас лучших рабочих, тоже бьёт по тому же самому горбу; солдату приходится послать добытый большими трудами грош на одежду  и на подкормку  к скудной солдатской пище.

Срок службы нужно как можно сократить и обучать солдат по уездам, где он не отобьётся ни от семьи, ни от земли.

Волость, кажется, наше деревенское учреждение, а и тут пролазы дворяне находят нужным совать свой нос, и в старшины большей частью попадают люди, угодные земскому начальнику, этому бичу деревенскому, который тебя и выслушать-то не хочет, а за малейшее возражение в кутузку садит или штрафует.

Грамоты нам совсем такие не дают: лишь кое-где раскинуты школы, в которых голодный учитель, а то и просто дьякон старается выучить ораву босоногих грязных детишек.

И вот, обсудивши много неотложных нужд наших, мы постановили обратиться к Трудовой группе в Г. Думе и сделать им строгий наказ:

- Не идти ни на какие уступки правительству, которому вы, члены Трудовой группы, а за вами и мы объявляем своё недоверие и требуем полного проведения в жизнь ответного адреса Государств. Думы Государю.

А нас ни терпения, ни средств к жизни больше нет и боимся как бы куропаткинское терпение не довело нашу родину до второй Цусимы.

Требуйте немедленно земли и воли: освобождения всех пострадавших за народное дело, удаления настоящего правительства, обратившего всю страну в полицейский лагерь, творящего насилия и произвол.

С этим наказом согласны все крестьяне дер. Борвиков, в чём и подписуемся».21

 Документ завершают 60 подписей участников крестьянского схода.   

  

1906 г. июня ранее 28. — Приговор крестьян Рибшевской волости Поречского уезда Смоленской губернии в I Государственную думу: Мы, нижеподписавшиеся крестьяне Смоленской губ. Поречского уезда, Рибшевской волости, волостной сход. Волостные судьи, сельские старосты и выборные на волостной сход от разных деревень, выселок и посёлок были сего числа на таковом в числе «59» из «89» полного состава в волостном правлении, где имели между собой суждение и, обсудив свои экономические крестьянские нужды и находя необходимым выразить таковые чрез своего выборного депутата от Смоленской губернии пред членами Государственной думы, просим обратить внимание на наши крестьянские нужды.

Мы ожидаем, как от ночи светлого дня, так улучшение нашей жизни. Мы, крестьяне, стеснены землёю: земли у нас мало, а у некоторых совсем нет ничего. Земля, которая нам дадена с ревизского надельного нарезу, занята постройками, а мы, крестьяне, стараемся и со всем трепетом отбываем казённые повинности, а также государственные службы, стараемся защищать царя и отчество от нападения иностранных врагов.

Мы многие думаем, за что несем такой трепет? Мы совсем стеснены, живём как во  тьме и не видим свету, не видим удовольствия в своей жизни. Дома несём тяжёлые работы, исполняем все свои дела, а также, и обрабатываем все экономические, т.е. господские земли, которые большей частью населены в пределах нашей волости.

Земли подходят почти под самые окна бедных нас, крестьян, так, что поневоле наш измученный люд должен идти вечным рабом т.е. работником пана за то лишь, что позволяет пользоваться уругой для пастьбы скота; за то, что может когда войдёт курица и свинья на землю помещика; в аренду же взять пойдёшь к пану десятинку земли, которая необходима для прокормления своего семейства и скота, то ходишь за паном день-два без шапки, просишь, а он и в ту сторону смотреть не хочет, так как крестьянский скот постоянно в руках, - следовательно, что он по таксе выберет с крестьян за попавший на его землю скот столько, что по таксе и вся десятина не стоит.

Если же пан помещик даст десятину земли, то самой плохой, и за неё сдерёт 50-70 рублей, а хорошей нам не дадут для нашего удовольствия, так и терпим нужду, потому что у нас нет никаких земельных продовольствий.    

Мы с малолетства приучены своим трудом питаться, так как нас не допускают ни до каких наук, поэтому мы не имеем средств питать себя.

Кроме того, церковные служители, священники тащут с бедного крестьянина за похороны большого 7-10 рублей, за венец от 10 до 25 рублей, за молебны само-собою и т. п., требуют плату с живого и мертвого. Спрашивается, где же бедному крестьянину оплатить все, когда он лишь в силах отбыть казенные повинности, а тут пан и священник. Так вот и живешь, все время мучаешься, как несли рабство наши предки и отцы.

А вот и будем просить всех членов Государственной Думы и Его Императорское Величество Государя Императора обратить внимание на наш крестьянский приговор. Мы просим с плачущими слезами, как плачет дитя перед матерью, так и мы восклицаем пред Царём Батюшкой к улучшению нашей крестьянской жизни.

1) Мы, крестьяне, хотим чтобы нам дали продовольствие в земельном пользовании, т.е. сделать всех равными, чтобы не было в России притеснений и обид. Мы хотим ублаготворить каждого земельным положением и чтобы каждый пользовался своей собственностью.

2) Мы хотим, чтобы крестьянину был дан допуск в высших науках.

3) Чтобы отбывали повинности все лица, имеющие землю, а именно, пускай же платят помещики, и вообще все землевладельцы подати так, как крестьянин, т.е. поровну за каждую дес.; за что же требовать всё от одного лишь крестьянина, который и так не опомнится от одних лишь помещиков и священников, на которых век свой как сами, так и дети, живём и работаем.

4) Чтобы допущены были крестьяне во всех учреждениях правительства наравне с прочими лицами, и могли сообщить крестьянам все распоряжения, касающиеся крестьян и проч.

5) Нам необходимо для крестьян иметь равноправие и свободу.

6) Постановить церковнослужителей на известные жалованья, и чтобы таковые не требовали непомерной платы как а похороны, так и за венец, молебны и т.д.

7) Установить чтобы не было запрещено со стороны начальства иметь ворота на надельных землях, которые защищают кусочек засеянного семенами крестьянского польца, купленными с кровавым потом от трудов каждого крестьянина  у купца, или помещика, которые дерут непомерные платы за семена, так как  им хорошо известно, что крестьянин никуда, кроме них не уйдёт, постоянно у них в руке, а отчего спрашивается? Оттого, что крестьянину не на чем работать, а если что и уродится на польце крестьянина, то разрубит их ворота полицейский урядник, несмотря на просьбы и кровавые слёзы крестьян оставить таковые, и конечно через это стравят крестьянский хлеб, и вообще много стало для простого крестьянина плохо жить в нынешние года через помещиков, землевладельцев и священников, которые совсем привели нас в нищету и бедность.

8) Мы, крестьяне, нуждаемся, чтобы не было общественных магазинных амбаров и не заставляли ссыпать хлеб в таковые, так как  таковой совсем для крестьянин лишь один убыток , засыплешь хлеба столько, а потом из него половины не получишь, и то  со ссорой между собой, и доходят до убийств, а зачем спрашивается это всё, неужели каждый крестьянин не может соблюсти свою собственность, если у него окажется достаточно таковой; но только нет постоянно приходится лишиться какого-либо необходимого для крестьянского хозяйства животного, продать его и пополнить магазин. Мы хотим, чтобы уменьшить непомерные платежи земства, спрашиваемые с крестьян, и прочие, отчего же не дать крестьянам улучшения в их жизни, и тогда бы не было в России такого смятения и смут. Потому у каждого своё продовольствие, и добрые дела перед Богом, что Бог зачтил труд пред лицом Своим так, чтобы и наши добрые дела народные зачтились пред Богом.

Поэтому просим обратить внимание к принятию нашей  Думы; постарайтесь с полным трепетом к улучшению всей нашей народной жизни и чтобы Господь принял ваши старания. Вспомните, что Бог призывает вас к улучшению всенародной жизни и укрощению таких неприятностей и развратностей».22


1906 г. июня ранее 21. – Приговор крестьян Рыбинской волости Поречского уезда Смоленской губернии в I Государственную думу.  (В заголовок обращения вкралась ошибка. Рыбинской волости в Поречском уезде не было, но в её составе имелась Рибшевская волость. Прим. авт.) В дополнение к своему приговору мы, крестьяне, проследивши за ходом действий государственной думы, увидели, что от нынешнего правительства ждать ничего нельзя, постановили: выражаем: полное согласие с действиями государственной думы и желаем:

1) Была бы дана амнистия и отменена смертная казнь.

2) Совет министров с председателем был уволен, а должности министров займут лица из государственной думы.

3) Было бы установлено учредительное собрание.

4) Земли помещичьи, монастырские, церковные и частновладельческие были бы отданы в пользование народа и хозяйство было бы подворное.

5) Прямой и косвенные налоги были бы уничтожены и восстановлен подоходный налог.

6) Открыто было бы всеобщее обучение с устройством сельских школ и народных университетов.

7) Институт земских  начальников был бы упразднён и заменён окружными мировыми, избираемые народом.

8) Земство было бы учреждено по программе партии народной свободы.

9) Уничтожить казённые винные лавки.

10) Духовенству назначить жалование, и оно было бы избираемо народом.

11) Манифест 17 октября был бы проведён в жизнь в целости без искажения чиновниками.

В заключение добавляем, что, если не будут удовлетворены нужды народные, то ни один из наших сыновей не будет отбывать военную повинность с нынешнего года и ни одна копейка не поступит от нас в подати, потому что нашему гнёту нет более конца, как во время крепостного права, так и теперь. Хотя и сказали дворяне, что шагу не уступят земли, но и мы добавляем, что и им довольно нашу кровь сосать и, хотя они считают себя высшим элементом человечества, но  за всю жизнь они народу тёмному не сделали добра, кроме вреда, на одну йоту.

Слава богу, что пелена с наших глаз спала.

Кроме вышеизложенного, просим вас убедительно напечатать наш приговор и прошение в «Смоленском вестнике». Этого просим, во-первых, потому, есть сомнение, что  приговор не дойдёт по назначению, во-вторых, мы получаем «Смоленский Вестник».

Следуют подписи трёх волостных судей, 15-ти сельских старост, с приложением печатей и 37-ми выборных.23


После ознакомления с указанным документом становится ясно, что в наказе земледельцы делятся с избранниками не только своими заботами, но и выражают недовольство, например, деятельностью церкви. Это новые мотивы, звучащие в общинной жизни крестьян.

Учреждённая на волне революционных выступлений рабочих и массовых случаев неповиновения властям со стороны крестьян в 1905-1906 г.г. Государственная Дума просуществовала всего 72 дня, с 27 апреля -  по 8 июля 1906 года, приняв за это время 391 запрос о незаконных действиях правительства. Манифестом от 9 июля 1906 года I Государственная Дума была распущена. Законодательный орган как действительно выражавший волю российского народа и смело ставивший на обсуждение острые вопросы государственной жизни, в тех условиях, не мог просуществовать долго.


Власть, взбешенная самостоятельностью выборного органа, прекратила его деятельность. После роспуска около 200 депутатов, кадетов, трудовиков и социал-демократов собрались в Выборге, где приняли воззвание Народу от народных представителей. В нем говорилось, что правительство сопротивляется наделению крестьян землей, что оно не имеет права без народного представительства собирать налоги и призывать солдат на военную службу, делать займы. Воззвание призывало к сопротивлению, например, такими действиями, как отказ от выплат в казну, саботирование призыва в армию.    

Делая ставку на запретительные меры, правительство не могло не понимать необходимости коренных преобразований в сфере землепользования. И преобразования последовали. Изменения затронули широкий спектр земельных проблем.

В результате проведённой под руководством председателя Совета Министров Российской империи Петра Столыпина земельной реформы, имевшиеся гарантии членам общества (мира) переставали существовать. Как следствие, зажиточные жители деревни становились зажиточнее – бедные неизбежно беднели. Сельские массы пытались воспрепятствовать нововведениям.

Крестьянское сознание очень консервативно, в нем глубоко укоренился принцип уравниловки. Кроме того, крестьяне не доверяли властям, считая мероприятия правительства некой уловкой. Веками государство питалось соками крестьянства. Мужик всегда платил за любые авантюры своих правителей, в силу чего доверия к правительству не было даже в тех немногих случаях, когда власть пыталась улучшить его жизнь.

 

Крестьянская община - противник земельной реформы.


Данный раздел работы едва ли заинтересует многих. Читатели, имеющие городские корни могут не дочитать его до конца. Однако, поскольку предки автора данных строк веками жили обработкой земли, то интерес к крестьянской жизни вышел на генный уровень. Отсюда и желание уделить вышеуказанной теме некоторое место в серии очерков.

Расположенные на самом западе Смоленской губернии Иньковская, Лоинская и ряд других волостей были заселены в основном казенными крестьянами. Так сложилось исторически. Организационной формой их существования являлась община - она владела землей.

Сельская крестьянская община – одно из древнейших учреждений, имеющее естественное происхождение. Всякое селение имеет некоторый набор территорий, который наиболее рационально используется при коллективной на него собственности. Совместное проживание и хозяйственная деятельность в одном селении вызывает ряд вопросов, которые удобно разрешать общим сходом всех жителей.


Российское государство до XIX столетия не располагало достаточно развитым административным аппаратом, чтобы установить какие-либо отношения с общиной каждого отдельного селения. Государство предпочитало иметь дело с более крупным административным образованием - волостью, а собственно сельская община имела характер неформального объединения. С распространением крепостного права низкий гражданский статус крестьян еще более препятствовал официальному признанию их сообществ. Система управления государственными крестьянами, сформировавшаяся в течение XVIII столетия, имела волостную структуру управления. Сельские общества рассматривались должностными лицами волости как своего рода устойчивые группы.

Государственное управление и надзор над помещичьими крепостным крестьянами отсутствовали, и помещики несли полную персональную ответственность перед государством за действия своих крепостных.


В 1837—1841 годах под руководством графа П. Д. Киселева проведена реформа управления государственными крестьянами. В ходе реформы, при принятии в 1838 году «Учреждения сельского управления», государственных крестьян организовали в сельские общества, соответствующие селениям (малолюдные селения объединялись в одно общество с тем, чтобы в общей сложности было не более 1500 ревизских душ). Общества управлялись сельскими сходами, выбиравшими сельских старшин и сельских старост. Для решения мелких судебных дел между крестьянами создавался упрощенный суд — сельская расправа.


Стремление уравнять по хозяйственной полезности участки, выделенные каждому отдельному хозяйству привело к неблагоприятному явлению — чересполосице. Смысл чересполосного землевладения в том, что все земли общества нарезались на несколько больших полей, внутри каждого поля земля считалась одинакового качества. В каждом поле земля нарезалась на узкие полоски по количеству хозяйств. Площадь полоски была пропорциональна количеству тягл, которое выделено данному хозяйству при последнем переделе. Таким образом, каждое хозяйство пользовалось столькими полосками земли, на сколько полей разделена вся общинная земля. В некоторых случаях, крестьянам приходилось обрабатывать до 30 разнесенных по разным местам земельных участков, что крайне невыгодно сказывалось на эффективности сельского хозяйства. Борьба с чересполосицей путем полного разверстывания общинной земли и выделения каждому хозяйству одного компактного участка (хутора или отруба) стала одной из главных задач столыпинской аграрной реформы, реализуемой с 1906 года.


Второй распространенной формой землевладения в сельских обществах было подворное (участковое) землевладение, при котором каждое крестьянское хозяйство получало выделенный раз и навсегда, передаваемый по наследству участок. Такая форма собственности была более распространена в Западном крае. Наследственный участок представлял собой неполную частную собственность — он передавался по наследству, но не мог быть продан. Как и общинное владение, подворное владение могло сочетаться с общинной собственностью на не пахотные земли (луга, пастбища, лес, неудобья).

Сельское общество имело право в любой момент перейти от общинного пользования землей к подворному, но обратный переход был невозможен.

«Усадебная оседлость» крестьян (придомовые участки) находились в ограниченной (с правом передачи по наследству) собственности крестьян. Общие земли селений (улицы, проезды) всегда принадлежали сельскому обществу в целом.


Стремление крестьян избежать чересполосицы причинявшей немалый вред ведению хозяйства вызвало в жизни стремление крестьян выйти на отруба.

Нужно сказать, что данная форма землепользования в России в рассматриваемый период еще не имела широкого распространения, а практиковалась лишь в прибалтийских губерниях и Западном крае империи. В конце XIX - начале ХХ века получилось так, что образовался, если можно так выразиться, небольшой анклав из нескольких волостей Могилевской, Витебской и Смоленской губерний заселенных белорусами переходивших на отруба. В Поречском уезде Смоленской губернии, формально сохраняя общинное устройство, на отруба стали выходить некоторые сельские общества Иньковской, Лоинской (деревня Малиновка, например, в которой было до 60 дворов) и еще одной - двух волостей. Помещичьих земель в здешних местах было мало. Территории приграничные, Иньковская волость, например, граничила с бывшей Литвой. Плотность заселения территории крестьянами достаточно низкая. Вследствие этого обеспеченность землей оказалась такой, что крестьяне имели ее избыток и не всю пускали в оборот.

 

Избытку земли способствовало также переселение местных крестьян в 70-х годах XIX века в Самарскую губернию. Как известно в 1868 году в здешних местах разразился сильнейший голод, что вызвало широкую волну переселенческого движения. В иных деревнях переехало до 50% числа жителей. Обеспеченность землей оставшихся крестьян достигала 36 десятин на ревизскую душу, т.е. гораздо больше чем могло освоить хозяйство. Но общины не брали свободные земли в пользование и выкуп так как необходимо было вносить в казну высокие выкупные платежи. «Земля одолела» - объясняли свои действия крестьяне.

Во многих деревнях установился обычай делить поля по числу едоков. Передел проводился по решению схода, т.е. когда этого желал «мир». Правила 1893 года ограничили право крестьян на проведение общих переделов сроком в 12 лет. Частые переделы вообще запрещались, однако попытки бюрократических регламентаций успеха не имели; крестьяне делили землю в обход закона.

Вообще, ведение общинного хозяйства, обладавшее рядом преимуществ, имело и отрицательные стороны. Уравниловка не способствовала инициативе и предприимчивости отдельных членов общины.


Примером выхода на отруба стали латыши, прирожденные хуторяне, купившие в 80-х годах в Лоинской волости помещичью усадьбу. Земельный участок разделили на доли и поселились там хуторами. Видя, что дела у латышей идут хорошо мужики призадумались. Постепенно крестьяне местных деревень начали проникаться идеей обособления. Первое расселение в Лоинской волости произошло в 1894 году.

В 1903 году деревня Гузеи Лоинской волости в полном составе перешла на новую форму землепользования. Примером послужила также примыкавшая к Иньковской Микулинская волость Могилевской губернии. Проходившая когда то граница между Россией и Речью Посполитой еще долго делила и людей. На тот момент граница еще продолжала сохраняться в сознании народа. Могилевцы называли жителей запада Смоленщины «заграничными» или «цыкунами», а белорусы запада Смоленщины могилевцев – поляками. Но никакой вражды между смежными волостями не существовало. Каждая сельское общество перенимало все полезное у своих соседей.

Перед разделом земель с одобрения властей составлялся приговор о переходе на подворное владение, в котором указывались условия выделения участков. Чаще всего общинную землю делили по числу едоков, однако могли произвести раздел по числу ревизских душ.


Способы распределения и уравнивания участков могла быть различны. Для начала число десятин в каждом участке определялось по числу раздельных единиц (едоков, ревизских душ), которыми располагал данный домохозяин. После чего по соглашению определялась приплата деньгами за лучшие участки. Вскоре денежную приплату стали определять посредством торгов. И, наконец, придумали оригинальный способ.

Для начала вычислив, сколько десятин нормально приходится на каждую раздельную единицу, например, на едока, домохозяева отправлялись в поле. Предварительно договорившись на месте относительно формы и направления участка, зайдя с одного края, начинали торговаться. Участок оставался за тем хозяином, который на каждую находящуюся в его распоряжении раздельную единицу предлагал взять наименьший по площади участок. Таким образом, делилась вся подлежавшая разделу земля. Излишки, образовавшиеся при раздаче лучших участков, присоединялись к худшим участкам. Из дележа зачастую исключались неудобные земли, земли общего пользования, лесные дачи, пруды, каменоломни и т.д., которые оставались в общинном пользовании.


Всего в Лоинской волости в 1903 году на подворные участки было разбито 11% земли, в Иньковской – 3%, Дубровской - 1%. Расселились деревни имевшие от 5 до 30 домохозяйств, а площадь подворных участков колебалась от 5 до 40 десятин земли. К лету 1904 года в пределах 22 волостей Витебского, Оршанского, Велижского и Поречского уездов перешли на новую форму землепользования, 287 селений из которых образовались 3 043 хутора по 9.9 десятин в среднем на каждый хутор. Хотелось бы понять феномен здешних мест. По какой причине жители деревень оказались легки на подъем? За тридцать лет до переселения на хутора, в голодный год, около половины жителей выехало в Поволжье и Сибирь. Теперь при полном земельном благополучии начали ломать общинный порядок пользования землей.

Так, за десяток лет до начала Столыпинской реформы земляки, которых великороссы считали ни на что не годными, начали переходить на более прогрессивный способ землепользования. Адептам колхозов можно сказать: да, начали выделяться группы зажиточных крестьян. Но в колхозах все будут одинаково бедны, зажиточных не будет вообще. Соками крестьян будет питаться лишь одно государство.