Глава 3.

Смоленская деревня в 1930-е годы.

1931 - 1940 г.г. 


Оглавление.


1 Начало коллективизации. Раскулачивание. Выселение раскулаченных семей в отдалённые регионы страны.

2. Переселение крестьян из хуторов в деревни. 

3. О некоторых сторонах жизни районных партийных организаций. 

4. Комсомол - боевой отряд ВКП(б).  Пионеры – смена и резерв комсомола.

5. Очередная атака на церковь. 

6. О карточной системе в СССР. 

7. Партийные чистки в рядах ВКП(б). 

8. Об отходничестве.

9. Политотделы МТС. Диктат партийных органов в деревне.

10. Закон о хищениях госсобственности от 7 августа 1932 года.

11. О введении института паспортной прописки. 

12. Об ужесточении к деревне связанных с госпоставками требований.

13. Директива-инструкция ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О прекращении массовых выселений крестьян, упорядочении производства арестов и разгрузке мест заключения». 

14. Об итогах первой пятилетки.

15. О повседневной жизни деревни. 

16. Об обязательной регистрации радиоприёмников.

17. О состоянии народного образования в районе.

18. Установление ответственности за незаконный помол зерна.

19. Сельскохозяйственные обязательства деревни перед государством.

20. Меры правительства, направленные против разбазаривания колхозных земель.

21. Вопросы сохранности зерна в государственных хранилищах.

22.О государственной политике в отношении национальных меньшинств Западной области.

23.Принятие новой Конституции. Технология проведения репрессий. Когда нет неприкасаемых.

24. Ликвидация бескоровности хозяйств колхозников. Проблемы распределения прибыли в колхозах. Обеспечение колхозов тягловой силой.

25. О торфопредприятии Гранки-Голынки. 

26.Образование Смоленской области и Руднянского, Демидовского, Касплянского районов в её составе.

27. Война с Финляндией 1939–1940 годов. 

28. Источники, использованные в работе.

29. Примечания. 


Начало коллективизации. Раскулачивание. Выселение раскулаченных семей в отдалённые регионы страны.  


   Настоящая часть главы является обзорной и не исследует проблему такого явления крестьянского бытия 1930-х годов как коллективизация. На примере событий происходивших в указанный период времени в западной части смоленской земли сделана попытка хотя бы поверхностно осветить некоторые стороны общественно-политического процесса по раскрестьяниванию наших деревень.  

 

   Экономическая политика советского правительства, проводимая как внутри страны, так и на мировой арене к концу 1920-х годов, перестала отвечать вызовам времени. Эволюционный путь развития промышленности и сельского хозяйства отодвигал в неопределённое будущее выравнивание потенциалов западных стран и СССР. Требовались решительные меры преодоления отставания. По мнению правительства СССР, выходом из создавшегося положения могло стать развитие ведущих отраслей народного хозяйства форсированными темпами. Курс на  индустриализацию наметил  прошедший с 18 декабря по 31 декабря 1925 года XIV съезд ВКП(б).  Средств, на реализацию столь амбициозной программы правительство не имело. В ответ на отказ руководства СССР погашать внешние долги Российской империи большой бизнес Запада отказался выдавать кредиты. 

 

   Впрочем, и положительное решение данного вопроса с их стороны не решило бы проблемы. Слишком большие ресурсы требовалось задействовать. Опыт предоставления концессий иностранному бизнесу оказался неудачным. Продажа за рубеж культурных ценностей не оправдала надежд. Торговля пушниной, лесом, льном, не могли дать достаточного количества валюты. Говорить об экспорте изделий промышленности ввиду их низкого качества и технологического несовершенства не представлялось возможным. Таким образом, одним из основных способов получения валюты для закупки западных технологий, производств и целых заводов, приглашения иностранных специалистов и должен был стать экспорт продукции сельского хозяйства.

 

   Что традиционно для России, только крестьяне могли дать необходимые финансовые ресурсы. При этом на передний план выходило не взаимно уважительное сотрудничество государства и деревни, а максимально жёсткое изъятие продуктов крестьянского труда, с последующей их продажей за рубеж. Реализации указанной программы повлекло за собой такие изменения в сфере отношений государства и сельских жителей, что их последствия ощущались вплоть до развала СССР и падения социализма, наступивших в конце 1991 года.

 

   Строительство объектов тяжелой промышленности общесоюзного значения не было актуальным для территории Западной области ввиду её сельскохозяйственной ориентации. Но регион мог стать донором при возведении заводов гигантов и других великих строек путём превращения его в один из источников приумножения финансов. Продавая зерно, выращенное крестьянами края за рубеж, экспортируя другие сельхозпродукты, валютную выручку от их продажи государство могло направлять на нужды ускоренной индустриализации.

 

   На момент начала коллективизации Западная область куда входила и Смоленщина, являлась исключительно сельскохозяйственной провинцией, где более 90% населения жило в сельской местности. Частный сектор давал 98,7% валового сельскохозяйственного продукта при охвате обобществлёнными хозяйствами менее 1% земли. От общего количества 393 523 крестьянских хозяйств, зарегистрированных в 1927 г., 5% относились к кулацким, 70%—к середняцким и 25%—к бедняцким.1

 

   К началу проведения мероприятий по сплошной коллективизации в партийном руководстве страны победило мнение, что основным препятствием к объединению крестьян-бедняков и середняков в колхозы является образовавшаяся за годы НЭПа более зажиточная прослойка в деревне — кулаки, а также поддерживающая их или зависимая от них социальная группа — «подкулачники».

   В рамках проведения сплошной коллективизации это препятствие необходимо было устранить.   Фактически же,  выселению с конфискацией имущества будут подвергаться не только кулаки, но и так называемые подкулачники, то есть середняки, а также бедняки и даже батраки, замеченные в симпатиях к классовым противникам.

 

   Деревня чувствовала надвигавшуюся катастрофу и руководствуясь здравым смыслом пыталась докричаться до власти, стараясь её образумить.

  Письмо Ивана Богданова из села Лодоши: «Прошу редакцию поместить в газете «Наша Деревня». Вот вам грозное письмо... 1. Прошу вас ответить на вопрос, если насилия итти в колхоз, я думаю нет, а у нас в районе, хоть поставили сплошную коллективизацию, я уверяю, что ежели приехали вы и проголосовали, то я уверяю, что за колхоз 15 процентов не окажется. Весь народ уничтожает скот, говоря все равно в колхоз итти неволей. 2. Теперь поравняем земли и заведем многополье. 3. Дайте вольную промышленность.4. Не заставляйте население итти в колхоз, не будет там толку. Уничтожить колхоз и не делать ломки людям. Чем в колхоз итти лучше удавиться, чем в колхоз итти на свет не родиться. Мое хозяйство одна корова, одна лошадь, три овцы, четыре десятины земли на семь едаков...».2  

   Подобных обращений было великое множество и в самых разный формах. Деревня говорила: Мы хотим жить! Не убивайте нас! На простом крестьянском языке доносила до правительства: Мы обеспечим город продовольствием, а город в свою очередь по справедливым ценам даст нам сельскохозяйственную технику, бытовые приборы, одежду, обувь. Поможет нам вырваться из мрака бескультурья и необразованности. Только не убивайте! К голосу деревни правительство не прислушалось……

  

Давая старт рассмотрению вопроса начальной стадии коллективизации, нельзя обойти вниманием такое явление начала 1930-х годов как двадцатипятитысячники. Кто они?

   В целях укрепления пролетарскими кадрами предстоящие преобразования и добавляя в отношения элемент идеологии, демонстрирующий единение рабочих и крестьян ЦК ВКП(б), принял решение направить на руководящие должности в колхозы из состава передовиков производства рабочих промышленных предприятий в количестве 25 тысяч человек.

   В печати, часто в пафосной тональности, рассказывается о том, как кадровые рабочие, вливаясь в колхозные коллективы, возглавляли их, в последующем выводя в передовые, талантливым руководством добивались рекордных урожаев на колхозных полях.

   Безусловно, такое случалось. Но не всегда. И надо думать, не везде. В некоторых случаях, и не редких, эти достойные люди поменяв город на деревню преисполненные чувства долга и желания помочь стране попадали если не во враждебную атмосферу, но в среду полнейшего равнодушия.

   Патриархальная деревня, тёмная и невежественная, жила по своим тысячелетним неписанным законам и лишь своими интересами. Колхозное строительство и обещанный, в связи с этим правительственными пропагандистами прогресс, их совершенно не интересовал, скорее наоборот был ей глубоко чужд. Ментальности заводского рабочего и самого сознательного крестьянина являлись несовместимыми понятиями. Под стать крестьянам, но с более высоким социальном статусом, над ними стояли районные партийные и советские руководители. Так или иначе начальники и их подчинённые составляли единый организм, связанный тысячами нитей крестьянского бытия.

   В функционирующий по известному только ему законам организм внезапно вторгалось чужеродное тело - носитель совершенной иной ментальности и другой культуры. В деревню внедрялся городской житель - представитель пролетариата. И пусть его взгляды на жизнь отличались от тех которыми его наделили основоположники марксизма, но это был носитель фабрично-заводской и городской культуры. Исследуя проблему двадцатипятитысячников, как элемент проводимой властями политики, приходится констатировать, что опыт в конечном счёте не удался. Доказательством чего служит быстрое свёртывание указанного проекта. О людях, направленных в деревню, вскоре забыли.