пролог

Пролог 

Документы, письма, воспоминания, стихи, фотографии, статьи

Время бешенным потоком

Протекает по вселенной

И уносит безвозвратно

Много радости и горя.

Вместе с бешенным потоком

Мы проносимся по жизни,

Второпях не замечая,

Как проходит мимо берег.

Но сегодня на мгновенье

Я решил на берег выйти,

И весь мокрый и избитый

На прибрежный вылез камень.

Ах, опять какой-то камень?

Ну, смотри. Пегас строптивый,

- Если вновь в овраг поскачешь,

То отведаешь и плети!

На тропинке аллегорий

Растеряешь все подковы, -

Поворачивай-ка лучше

На широкую дорогу.

Был апрельский поздний вечер,

За окном метель стонала...

(Я прошу, не улыбайтесь, -

Не везде весна в апреле).

Для тепла и для покоя

Занавесивши окошко

Плотным синим одеялом,

Я сидел в своей кабинке,

Развалясь в удобном кресле,

За столом своим любимым,

Потихоньку наслаждаясь

Одиночеством и миром.

Эти редкие минуты

Непонятного покоя

Посылаются в награду

За страдания души.

Я боялся даже думать,

Чтоб краями острой мыслиv

Не порезала случайно

Тишина свои ладони.

Эти теплые ладони,

Что на лбу моём лежали

И разглаживали нежно

Лба глубокие морщины.

Только мягким и чуть слышным

Дней былых воспоминаньям

Разрешил я прогуляться

По аллеям длинным мозга.

Вырос я космополитом,

А потом, как по заказу,

Стал ретивым патриотом

И исконным славянином,

Но сегодня почему-то

(Непонятное желанье!)

Быть мне снова захотелось,

Как родился я - евреем,

"Неужели непонятно?" -

Тишина шепнула в ухо -

"Ты забыл, наверно, милый,

Что сегодня

Эрев Пейсах".

Вечер пасхи!

Первый сейдер!

Тридцать лет прошло, пожалуй,

С той поры, как вечер пасхи

Я встречал в последний раз.

И в конце стола усевшись,

Звонким голосом дрожащим,

В утешение всем старшим

Задавал я "арба кашойс",

То есть, задавал вопроса

Знаменитые четыре:-

Чем отличен вечер пасхи

От всех прочих вечеров.

На столе мерцали свечи

Золотыми язычками,

Вкусный запах доносился

Из открытой двери кухни,

Все добрее как-то стали,

И важнее и спокойней, -

За обычную проказу

Не грозил мне подзатыльник

Этим всем и отличался

Для меня пасхальный вечер, -

Но в ответ на "арба кашойс"

Полагалось всем прослушать

Бесконечную хагоду,

Эту древнюю легенду

Об исходе Израиля

Из далёкого Египта.

( Впрочем, в этот раз хагода

Длинной мне не показалась, -

Толстый том Густав Эмара

Был заранее припрятан

Под столом на этот случай).

Мой учитель, старый ребе,

Говорил, что Иегова

Очень любит, чтоб евреи

Излагали вслух хагоду.

Мудрый рабби бен-Акиба,

Бывший в древней Палестине,

Повторил её однажды

Восемь раз своим домашним!

И когда все домочадцы

Исступлённо захрапели

(Захватить не догадавшись,

Очевидно, том Эмара), -

Рабби выбежал из дома

И бежал по немощеным

Улицам Ерусалима

И ловил прохожих поздних,

Чтоб гулякам в назиданье

Рассказать опять хагоду

Об исходе Израиля

Из далекого Египта.

Увидав, что не грабитель,

А всего лишь дряхлый старец

Подцепил его, прохожий

Торопился удалиться.

Но не тут то было дело!

Мудрый рабби бен Акиба,

Крепкой, опытной рукою

За две пуговицы сразу,

На старинном лапсердаке

Убегавшего, хватался.

(Я, конечно, не ручаюсь,

Что в то время в Палестине

Все носили лапсердаки:

Может быть, носили тоги,

Или разные хламиды, -

Всё же, пуговицы были!).

В ночь раз двадцать бен-Акиба

Рассказать сумел хагоду: -

Двадцать пуговиц различных

У него в руках осталось!

Золотые, костяные,

Деревянные и даже

Были вырванные "с мясом"

Из парадного костюма.

Их хранил недолго старец

И пожертвовал на память,

Как реликвию святую

В храм великий Соломона.

Но пока, забыв о книге,

Вспоминал я бен-Акибу,

Папа, дед и дядя Дувид

Отхватили пол Хагоды.

И дошли уже до песни

С разухабистым мотивом,

Что написана народным

Арамейским языком.

Эта песенка - "хад гадье" -

О паршивеньком козлёнке,

За которого два зуза

На базаре заплатили.

Много, мало ли два зуза,

Я и до сих пор не знаю,

Но тогда мне зуз казался

Чем-то вроде трёх копеек

(Три копейки - это деньги!

Мне за них соседка Фёкла

Белых семечек от тыквы

Насыпала два кармана! )

Размышляя о козлёнке,

Ухитрившемся пробраться

Без труда в святые книги,

Я проспал конец хагоды.

И проснулся лишь от шума,

От весёлых поздравлений

И взаимных пожелании:

" Л'шоно бо б'Ерушолаим"

"Л'шоно бо б'Ерушолаим" - -

Через год в Ерусалиме!

Сколько тысяч лет евреи

Повторяли эту фразу!

И, казалось, только дайте,

Только дайте им возможность,

И семнадцать миллионов

Сразу бросятся к Сиону.

Но когда покойный Бальфур

Ради хитрых комбинаций,

Декларировал евреям

Возвращенье в Палестину, -

Туговыйные евреи

Заскребли рукой затылки:

Лучше, мол, синица в руки,

Чем журавль в Ерусалиме.

И за тридцать лет прошедших

Их собралось в Палестине

Меньше полумиллиона, -

И за это Иегова

Натравил на них фашистов!

На последней Ассамблее

Основательно решили,

Что евреи Палестину

Окончательно проспали.

Очевидно, в наше время

Не нашлося Моисея,

Чтобы чудом или плетью

Повести их к Ханаану,

Как трактует нам об этом

Наша древняя хагода...

Время, время! Ты всесильно,

Ты приносишь перемены,

Вечно бешенным потоком

Протекаешь по вселенной

И уносишь безвозвратно

Много радости и горя.

Так в своей глухой кабинке

Размышлял я о минувшем,

А зелёный репродуктор,

У стола висевший слева

Над вторым высоким стулом,

Напевал мне еле слышно,

В сотый раз за этот месяц,

Надоевшие мотивы

Про калину и малину.

Неожиданно на стуле,

Заслоняя репродуктор,

Оказался некий старец

Благороднейшего вида.

Лоб огромный и красивый

Несомненно украшали,

К переносице сгущаясь

Три глубокие морщины.

Подле лысины почтенной,

Старца локоны густые

Вниз на плечи ниспадали

Белой, кипенной волною.

Борода его седая,

Тоже в локонах и кольцах,

Закрывая грудь по пояс,

Вызывала восхищенье.

Чуть глаза свои прищурив,

(Близорукость, очевидно)

На меня смотрел он молча,

Со вниманьем и любовью.

Появленьем привиденья

Я ни мало не смутился,

Так приятен и не страшен

Был его спокойный облик.

Всё же я, на всякий случай,

Помянул царя Давида

И его святую кротость.

( Впрочем, в кротость царь-Давида

Я особенно не верил,

Ибо случай с Иоавом,

И другие в том же роде,

Что-то кротостью не пахнут.

Вероятно, летописцев,

Что его не звали кротким,

Он казнил. И поневоле

Остальные называли

Царь-Давида очень кротким).

Привиденье кашлянуло,

И рукой расправив пейсы,

Очевидно собиралось

В разговор вступить со мною.

"Мойше бен реб Аврум-Ицхок"

(Лишь однажды в целой жизни

Так меня именовали

В захолустной синагоге

В день торжественный бар-мицво,

То есть в день, когда тринадцать

Лет мне от роду свершилось

И меня сопричисляли

К лику взрослых иудеев).

" Мойше бен реб Аврум-Ицхок!"

Я твой дальний, дальний предок

По прямым мужским коленам,

Рабби Зхарья бен реб Зорах.

И хоть тыща поколений

Нас с тобою разделяют,

Но игрою непонятной

Генетических законов,

Ты родился мне подобен

Хромосомой каждой клетки,

И поэтому явился

Нынче я тебя проведать".

Рабби Зхарья выражался

Без малейшего акцента,

И немножко даже "акал",

Совершенно по-московски,

Словно рос и воспитался

Не в древнейшей Палестине,

А в корявых переулках

У Арбата иль Плющихи.

Мне понравилось, что рабби

Не отстал в раю от жизни

И, как видно, разбирался

И в науках современных.

А к тому же мне польстили

И его слова о сходстве

( Я сказал уже, что рабби,

Человеком был красивым).

Так что я проникся к предку

Глубочайшим уваженьем

И, приятно улыбнувшись,

С интересом слушал дальше.

"Я родился в тот период,

Когда племя Израиля

Изнывало в дельте Нила

На работах фараона.

И при мне рабейну Мойше, -

Моисей, святой учитель,

Увести сумел из плена

Все еврейские колена.

И сегодня, в вечер пасхи,

Расскажу тебе, потомок,

Об исходе Израиля

Из далёкого Египта".

Я в смущении опешил,

Пробежал мороз по коже, -

Неужели мне придётся

Снова выслушать хагоду!?!

Неужели рабби Зхарья

Для того оставил небо,

Чтоб несчастному потомку

Принести такую муку:

Но бен Зорах улыбнулся:

"Не пугайся, не пугайся.

Я не рабби бен Акиба, -

За застёжки не хватаю.

Если только будет скучно -

Ты зевни подряд три раза,

И мгновенно я растаю,

Как туман под ярким солнцем"

Мне гарантия такая

Показалась многим крепче,

Чем гарантии границы,

Что давали малым странам

Члены прежней Лиги Наций.

Увидав, что я поверил,

Привиденье - рабби Зхарья

Сел на стуле поудобней

И рассказ свой плавный начал.

"Время бешенным потоком

Протекает по вселенной

И уносит безвозвратно

Много радости и горя..."

Но пока мой славный предок

Философствует немного,

Чтоб вступление оформить,

Как оратор любит каждый, -

Я воспользуюсь моментом,

Чтоб читателю на ухо

Прошептать совет, полезный

При его тяжёлой жизни.

Уважаемый читатель,

Если Вам при чтеньи скучно,

То, зевнув подряд три раза,

Поскорей закройте книгу,

Невзирая на обложку.