допрос

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА СВИДЕТЕЛЯ 12 ноября 1956г.

Военный прокурор отдела Майор юстиции Лебедев.

Корец Моисей Абрамович

1908г. рожд. г. Севастополь.

Ст. инженер Электросети комбината «Интауголь»

Женат.

Еврей.

Высшее

Судим в 1939г. по ст.58-10 и в 1942г. по ст.58-10 ч.1 Ук РСФСР

Беспартийный

Г.Инта, Кирова,30а, кв. 15

Массовые репрессии советских людей, которые проводились в нашей стране в 1937 году и которые я считал ненужными, нецелесообразными для дела социализма, вызывали во мне чувство боли за судьбу революции в нашей стране, чувство протеста против этих репрессий. Я всегда., с юных лет был предан делу социализма и в меру моих сил и возможностей боролся за социализм. И когда я видел, что арестовывают очень многих советских людей, причем не только людей, стоявших на больших постах, но и простых людей, я пришел к выводу, что такая политика подрывает дело революции, дело социализма в нашей стране, делает нас беззащитными. Конкретных фактов этих массовых репрессий в то время в Москве было очень много, об этом везде и всюду говорили, и я сам это видел, хотя никто из моих родственников тогда не был. При этом я хочу подчеркнуть, что я не вдавался в правильность, в обусловленность этих репрессий, т.к. не мог знать наверняка, правильно ли, обоснованно ли арестован тот или иной человек, но я считал, что такие массовые репрессии ни чем не вызывались, они были не нужны, более того, как я считал, они были вредны для нашей страны.

И вот в результате моих переживаний, в результате убежденности в ненужности и вредности массовых репрессий, я написал в 1937 году ту злополучную листовку, за которую меня судили в 1939 году. Написание этой листовки связано с неким Коганом Львом Давидовичем, 1918- 1919 году( точно не помню ). Впервые с этим Коганом я встретился еще в 1925 году, .когда ему было 7 лет, а мне -17 лет. Я тогда его увидел у своей знакомой- Марголис Любовь Самойловны. В то время я немного занимался литературной деятельностью. Коган, будучи еще мальчиком повидимому проявлял кое-какие склонности к литературе, поэтому он и бывал у Мароголис, которая любила способных детей и как-то им способствовала. Конечно, в то время я с Коганом не имел никаких отношений, т.к. он был еще мальчиком.

Вторично я с ним встретился уже в 1936 году, когда он был студентом Московского литературно-философского института, учился на 1-м курсе и сам начинал что-то писать. Встретились мы опять у Марголис, которая проживала по 3-му Тверскому ямскому переулку. Коган бывал также у меня на квартире

раза 2-3. Сам он жил с матерью, но где- не знаю, я у него ни разу не был. Встречаясь с Коганом, мы разговаривали с ним на литературные темы, а также о текущих событиях в стране и в частности о проводимых массовых репрессиях. По поводу этих репрессий я высказывал Когану свои мысли, о которых я показал выше. Он со мной соглашался. И вот как-то в разговоре с Коганом, который происходил в марте-апреле 1937г. у меня в квартире, он мне сказал, что у них в институте есть группа студентов, которые хотят выступить против политики массовых репрессий, использовав для этого террор или что-то в этом роде – точно сейчас не помню. На что я Когану сказал, что методом террора действовать бессмысленно, ибо это противоречит марксизму. Я сказал Когану, что надо обратиться с призывом к массам, к трудящимся нашей страны, чтобы они выступили против политики массовых репрессий. Коган со мной согласился, но сказал, что они, студенты не смогут это сделать в силу их малого жизненного опыта, и попросил меня написать листовку. Я согласился это сделать. При этом Коган мне сказал, что листовку надо подписать именем антифашистской рабочей партии и что у него есть гектограф, и они эту листовку размножат и распространят среди населения Москвы в первомайский праздник.

Дня через 2 после этого разговора я написал листовку и передал её Когану. Писал листовку я один, ни с кем не советовался и никто мне не помогал. Кажется на другой день после этого Коган еще раз пришел ко мне и попросил чистой бумаги для напечатания листовки, я ему дал, и он ушел от меня. В тот же день я был арестован.

Помимо листовки мне предъявили обвинение во вредительстве, в шпионаже и еще в чем-то. Следствие велось с грубым нарушением социалистической законности. Я сидел в Лефортовской тюрьме, подвергался избиениям, поэтому все мои показания на следствии, в том числе и собственноручные, не соответствуют действительности, кроме показаний о том, что я написал листовку.

Мои показания в суде тоже не полностью соответствуют действительности. Я знал, что если в суде я полностью откажусь от своих показаний данных на следствии, то мое дело вернут на доследование, а я этого не хотел., поэтому кое-что показывал в суде, что не соответствовало действительности, но что именно - не помню.

Надо сказать, что уже в суде я догадался, что Коган был провокатором. Еще на следствии я давал показания на Когана, но следователь эти показания почему – то в протокол допроса не записал. В суде я просил вызвать Когана в суд в качестве свидетеля, но мне в этом было отказано. После своего ареста я Когана не видел и не знаю, где он и что с ним. Правда, года через 1,5 после моего ареста, после суда я имел свидание с моей женой, которая мне сказала, что она видела Когана на улице в Москве. Где сейчас Коган, я не знаю. Жена моя умерла. По поводу Марголис тоже не знаю, кажется в Ташкенте.

Вот на основании этих данных о Когане, который оказался на свободе, я пришел к выводу, что он провокатор. Правда, в то время, когда мы с ним встречались, я этого не думал, верил Когану, что есть группа студентов, которая хочет бороться против политики массовых репрессий, и я причислял себя к этой группе, хотя из состава её знал только Когана.

Цель написания листовки и распространения её – это обратиться к массам с призывом подняться на борьбу против тех, кто проводит в стране массовые репрессии, в первую очередь против Сталина, которого я считал виновником политики массовых репрессий, и против тех, кто эти репрессии осуществлял, т.е. против НКВД, его руководителей. Именно в этом смысле и говорится о «сталинской клике». Я никогда не думал, что политика массовых репрессий это политика всей нашей партии, всего нашего правительства, поэтому не хотел, чтобы народ выступи против партии и правительства вообще. В настоящее время, в свете решения ХХ съезда КПСС я могу с чистой совестью cказать, что написав эту листовку, я не совершил никакого преступления. Моя ошибка состоит в том, что тогда в 1937г. я не предвидел, что партия вместе с народом сможет в конце концов преодолеть временные ошибки. Я думал тогда, что этих сил нет, был в отчаянии и написал листовку, хотя сознаю теперь, что писать её не надо было. Но и написав её, я не совершил преступления, т.к. согласно конституции СССР я имел право на свободу слова, которое поставлено в защиту дела социализма. А своей листовкой, повторяю, хотел лишь помочь этому делу и не помышлял что-либо против советской власти, против партии.

Вопрос: Как понимать слова в листовке :"Хозяйство разваливается, надвигается голод"?

Ответ: Эти слова надо понимать в том смысле, что массовые депрессии могут привести страну к тому, что хозяйство развалится и наступит голод, т.к. некому будет работать.

Вопрос: Как понимать слова: « Социализм остался только на страницах окончательно изолгавшихся газет»?

Ответ: Это конечно слишком заострено и неверно и неверная формулировка. Я имел в виду, что в газетах писали о врагах народа, которых на самом деле не было, что массовые репрессии препятствовали движению к социализму.

Вопрос: Чем было вызвано написание листовки: только ли массовыми репрессиями или еще чем другим?

Ответ: Написание листовки было вызвано лишь тем, чтобы выступить против политики массовых репрессий. Правда тогда и дл этого, т.е. до 1937г. я осуждал, критиковал в кругу своих товарищей по работе и такие мероприятия партии правительства, как запрещение абортов, распространение уголовной ответственности на подростков 12 -14 лет, введение в стране паспортной системы, но это было мое личное мнение по несущественным вопросам. На написание листовки это не имело значения.

Вопрос: В начале судебного заседания вы заявили, что ни в какой контрреволюционной организации не состояли, а затем показали, что являлись участником таковой вместе с Коганом. Чем объяснить это противоречие?

Ответ: На следствии меня обвиняли в том, что будто я являюсь участником к –р организации физиков: Ландау и др. Ничего подобного не было, поэтому я сказал на суде об этом. Но когда меня обвиняли в том, что я состоял в контрреволюционной организации вместе с Коганом, то я по этому поводу показал, что действительно причислял себя к группе студентов вместе с Коганом, и в этом смысле состоял в ней, этой организации, но не считал её контрреволюционной. Кроме того, кроме Когана, никого не знал и никаких

организационных мероприятий не проводил

Вопрос: Из протокола судебного следования видно, что своей листовкой вы выступили против политики партии и правительства, против « клики партийных верхов» Как это понимать?

Ответ: Я. не показывал так на суде, и в протоколе эти записи неправильны.Повторяю, я был против массовых репрессий и против тех, кто их проводил, о чем показал выше.

Вопрос: В суде вы показали, что по поводу листовки Вы советовались с Ландау. Правильно это?

Ответ: В суде я так не говорил, с Ландау по поводу листовки я никогда не говорил. В протоколе мой ответ записан неправильно.

Вопрос: В суде Вы признали правильность показания Ландау на л.п. 24-25 по поводу листовки. Правильно ли это?

Ответ: Ни о каких показаниях Ландау я не знал, на суде мне их не зачитывали.

Вопрос: В суде в одном случае Вы заявили, что листовку написали по своей инициативе, а в другом показали, что это все – результат провокации со стороны Когана. Как это понимать?

Ответ: Когда я говорил о своей инициативе, то я имел в виду обращение к народу по поводу массовых репрессий, а непосредственно написать листовку мне предложил Коган. которого я считаю провокатором.

Вопрос: За что вас арестовали в 1935г. ?

Ответ: В 1935г. меня арестовали и предъявили обвинение по ст.58-10 за то, что в стенгазете я выступал с критикой директора Харьковского института, где я тогда работал. Меня осудили на 1,5 года. Но вскоре дело было прекращено, и я был освобожден, т.к. не был виновен.