Глава I
Документы, письма, воспоминания, стихи, фотографии, статьи
Солнце жаркое Египта
Поднялось на небе синем
И палящими лучами
Залило долину Нила.
Было всё как на картинках:
Сфинкс задумчивый у храма,
Барельефы, строго в профиль,
Пирамиды в перспективе.
И, конечно, были так же
Все животные и птицы
Те, которые по Брэму
Жить обязаны в Египте.
На переднем крупном плане
Полуголые евреи
Глину мнут, солому режут
И несут кирпич на сушку.
Бригадиры из евреев
За работой наблюдают
И кричат ежеминутно:
" Ну, давай, давай, ребята!"
А египетский приёмщик,
Разомлевший под навесом,
Кирпичи по строгой норме
Штабелями принимает.
На папирусе огромном
Счёт работы по бригадам
Вёл учётчик из евреев
В грязно-белом одеяньи.
Рабби Зхарья бен реб Зорах
( Это он и был учётчик),
К счастью, редкостным искусством
Обладал письма и чтенья.
Он учился даже счёту
По системе вавилонской,
И умел вести сложенье
До пяти и больше тысяч. Потому-то наш бен Зорах,
Хоть и был евреем бедным,
Не месил ногами глину,
А держал в руках папирус.
Всё же он среди старейшин
И других евреев знатных,
Что устроиться сумели
На египетскую службу,
Не имел авторитета
Так как всем известно было,
Что реб Зхарья чрезвычайно
Непрактичный человек.
В этот день с утра евреи
Разговаривали много,
Что, конечно, отражалось
На успехе производства, -
Потому, что в ту эпоху
Не могли ещё евреи,
С кем нибудь ведя беседу,
Не размахивать руками.
“Вы слыхали, рабби Зхарья" -
Ухватил писца за полу
Из одной глубокой ямы
Бригадир чернобородый, -
“Вы слыхали, что вернулся
Из пустыни сын Амрома,
Брат старейшины Арона,
Знаменитый рабби Мойше?
Что его каким-то чудом
Дочь взрастила фараона,
И принёс он из пустыни
Замечательного бога
Специально для евреев.
И теперь евреям нормы
На кирпич уменьшат вдвое,
А пшена и чечевицы
Вдвое выдачу повысят!"
“Тц -Тц -Тц! Да правда ль это?
Усомнился рабби Зхарья -
Да и связь к тому ж какая
Между нормами и богом?"
"Пусть меня на этом месте
Забодает чёрный Анис,
Если нынче вы, бен Зорах,
Не рехнулись совершенно!"
Вдруг своё влепила слово
Повариха, тётка Двойра,
Энергичная еврейка
С необъятными грудями.
“Все торговки на базаре
Говорили в один голос,
Что с приходом Моисея
Все мы станем господами.
Что ж до дочки фараона, -
Так ведь всем давно известно,
Что она от Моисея
Родила уже ребёнка.
Я сама про то слыхала
Прошлой осенью в Мемфисе
От такого очевидца,
Что ни слова врать не станет.
Фараон, в ужасном гневе,
Утопить велел Мойсея,
И Мойсей через окошко
Убежал тогда в пустыню.
Но теперь, когда ребёнку
Будет скоро лет пятнадцать,
И наследника другого
Не послал Аммон Египту,
Фараон простил Мойсея,
И решил его назначить
Навсегда министром первым
При наследнике престола.
Но пока всё это дело
Держат в самой строгой тайне,
А Мойсею, для охраны,
Дали бога из Мемфиса."
Рабби Зхарья в этом месте
Захотел спросить у Двойры,
Как же тайна фараона
Стала так легко известна.
Но гораздо легче в бурю
Плыть на лодке против ветра,
Или Нилу в дни разлива
Перерезать путь плотиной,
Чем одно промолвить слово
В разговоре с тёткой Двойрой,
В чём давно уж убедился
Муж её, Натан бен Эзра.
И к тому же Двойре льстило,
Что с разинутыми ртами
Окружавшие евреи
Жадно речь её ловили.
Не узнать и Шерлок Холмсу,
Сколько б фактов достоверных
Сообщить сумела Двойра,
Если б ей не помешали.
Кто-то зоркий из рабочих
Неожиданно увидел,
Что вдали, у самых хижин,
Близь еврейского посёлка,
Что тянулся в беспорядке
От кирпичного завода
До египетских кварталов,
Появился рабби Мойше.
И как будто бы самумом,
Жарким ветром из пустыни,
Всех евреев сразу сдуло
В направлении в посёлку.
И хватаясь за бегущих,
Чтоб последней не остаться,
Потрясая телесами,
Убежала с ними Двойра.
Сам египетский приёмщик
Чуть не бросился за ними,
Но потом, махнув рукою,
Вновь уселся в тень навеса,
Подобрал папирус старый,
Натрусил в него махорки
И свернувши папирусу, *)
С наслажденьем затянулся.
*) Наше "папироса", как думает автор, - это, очевидно, искажение египетского слова
"папируса", от названия материала, из которого древние египтяне крутили козьи ножки.
(Говорят, что до Колумба
Не курили в Старом свете, -
Но какой дурак поверит
В эти бабушкины сказки.
Ну, конечно, не нахально,
Не при публике широкой,
А курили по секрету
От историков культуры).
Рабби Зхарья бен реб Зорах,
Как всегда, от всех отставший,
За собравшимся народом
Ничего не смог увидеть.
Только слышал рёв восторга
И приветственные клики
И видал, как Моисея
На руках несли в посёлок.
Но пока с толпой рабочих
Возвращался он к заводу,
Он узнал гораздо больше,
Чем сумел бы сам увидеть.
“Вы видали, вы видали" -
Теребил его за руку,
Густо брызгая слюною
Бригадир чернобородый -
“Вы видали, как реб Мойше
По земле ударил палкой
И из трещины огромной
Сразу вылезли два змея?"
“Что вы врёте, реб Галеви"-
Перебили бригадира -
"Это посох Аарона
Превратил реб Мойше в змея.
А потом тот змей раздулся
И с ужасным шумом лопнул,
И змеиным жиром белым
Моисей намазал руку".
“Ничего Мойсей не мазал,
А рука у чудотворца
Побелела от проказы
И тотчас же излечилась."
Спор о том, что сделал Мойше,
Превратился б скоро в драку,
Если б в этот миг к заводу
Не приблизились носилки
С полинявшим балдахином,
Под которым укрывался
Жёлтый, жёлчный и сердитый
Строгий старший надзиратель,
Бывший младший жрец Изиды,
Переведенный за пьянство
Из столичного Мемфиса
На кирпичные заводы.
Под его хозяйским взглядом
Закипела вновь работа;
Бригадиры и приёмщик
Приготовились к придиркам.
И в молчаньи рабби Зхарья,
Развернувший вновь папирус,
Отмечая ход работы,
Думал с горечью и болью:
“Неужели рабби Мойше
Просто фокусник заезжий,
Прикативший на гастроли
К нам в провинцию глухую,
Чтоб поставить старый фокус,
Надоевший всем в Мемфисе,
Где не делает уж сборов
Превращенье палки в змея".
Но поймав себя на этой
Подсознательной тираде,
Рабби Зхарья рассмеялся,
К удивлению рабочих.
Он смеялся над собою
И над горечью нежданной: -
"Значит, всё же я поверил
В болтовню толстухи Двойры!"
Солнце медленно спускалось
За Ливийскою пустыней,
Но в долину Нила вечер
Не принёс прохлады свежей.
Уж поужинавший, Зхарья
Во дворе, под старой пальмой,
Гладил нежно по головке
Дочь любимую Ноэми.
Брови чёрные Ноэми
Изгибались круче лука
Над ресницами густыми
И газельными глазами.
Как газель была Ноэми
Быстроногою и стройной;
Намечавшиеся груди,
Словно яблоки тугие,
Что шалун- мальчишка спрятал
От отцовского надзора,
Уж заметны глазу были
Под просторным летним платьем.
А в тринадцать лет Ноэми
Среди девушек еврейских
Отличалась красотою
И была невестой первой.
И она одна в семействе
Понимала шутки рабби
И иронию смягчала
Смехом радостным и звонким.
А когда она смеялась -
Мир прекрасней становился,
И в душе у рабби Зхарьи
Горечь таяла мгновенно.
И Ноэми очень часто
Убегала от подружек,
Чтоб, ладонь отца большую
Прижимая к нежной щёчке,
Слушать длинные рассказы,
Пересыпанные перцем,
О чудесном мире мысли
И о глупости вселенной.
Часто присоединялся
К ним старинный друг реб Зхарьи,
Двойрин муж Натан бен Эзра,
Что служил телеграфистом
На центральном телеграфе.
(Я просил бы Вас, читатель,
Не смеяться в этом месте,
Потому, что в древнем мире
Телеграф уж был сигнальный
Вы, конечно, не могли бы
Передать: Люблю Целую
Жду на завтра в город Фивы
Обожающий Рамзесик".
На такую телеграмму
Не хватило бы сигналов;
Но серьёзные известья: -
Про разлив в верховьях Нила,
Иль о том, что на границе
Появился неприятель, -
Доставлялись аккуратней
Чем бывает в наше время).
И хоть сам Натан бен Эзра
Человеком был заметным -
"Двойрин муж" его обычно
Называли все соседи.
Двойрин муж был постоянным
Несменяемым партнёром
Рабби Зхарьи в той забаве,
Хитроумной и серьёзной,
Что служила вместо шахмат
Неизвестных в ту эпоху,
Чтобы умные мужчины
Не имели время думать.
И как все телеграфисты
(По канонам всех романов
Независимо от века).
В годы юные гитарой -
Ой, простите, сбился - арфой.
С бантом розовым широким,
Он прельстил свою Дебору, -
А потом Дебора арфу -
Об его разбила спину.
И тогда Натан бен Эзра,
Став отныне "Двойры мужем",
Как и все телеграфисты
Независимо от века,
Стал политиком глубоким,
Обсуждавшим все решенья
Фараоновых министров,
И партнёром рабби Зхарьи.
“Реб Натан, шолом алейхем -
Приподнялся рабби Зхарья,
Чтоб приветствовать поклоном
Подошедшего Натана.
“Вы слыхали, рабби Зхарья,
О сегодняшних событьях?" -
Вместо всякого привета
Двойрин муж тотчас же начал.
- Это вы о Моисее?
- Что за странные вопросы!
А о чём еще евреи
Говорить сегодня могут?"
“Мне признаться, непонятна
Эта странная фигура
И все эти разговоры
О каком то новом боге.
Без того уже в Египте
От богов довольно тесно, -
Тут, куда ни повернешься,
Натыкаешься на бога".
“Вы, реб Зхарья, богохульник.
Это ложные всё боги,
Есть на свете бог единый,
Бог Аврама и Исака.
И вот этого то бога
Повстречал Мойсей в пустыне,
И господь его направил
Посрамить богов Египта".
Рабби Зхарья рассмеялся:
“Это дело не простое!
Ведь египетские боги
Не беззубые ребята.
Ну, а если им придется
Туго в споре с новым богом,
То египетское войско,
Безусловно, им поможет.
И полиция, конечно,
Не потерпит, чтоб пришелец
Выгнал всех богов старинных
С территории Египта."
Двойрин муж слегка смутился
От такого аргумента.
"Да. С полицией, пожалуй,
Богу справиться труднее.
И, конечно, будет лучше,
Если он, оставив споры,
Заберёт с собой евреев
От полиции подальше."
“Если б только рабби Мойше
Увести сумел евреев,
Я готов бы был поверить
И в ослиное копыто!
Ведь не в том несчастье наше,
Что тяжёлую работу
Скотоводам Израиля
Фараон велел исполнить;
И не в том несчастье наше,
Что мы мало видим мяса
И еврейские жилища
Не украшены коврами, -
А страшнейшее несчастье
В том, что дети Израиля
Примирились с рабской жизнью
И забыли о свободе".
“Рабби Зхарья, вы мечтатель
И наивный вольнодумец,
А в политике реальной
Вы не смыслите ни аза.
В исторической науке
Это стало аксиомой, -
Что всегда политик трезвый
Опирается на бота.
Посмотрите на Рамзеса
И на прочих фараонов, -
Их успех определялся
Только близкой связью с богом.
Мне, конечно, неизвестно,
Что задумал рабби Мойше,
И какого вида бога
Он принес с собой в Египет, -
Но теперь евреям надо
Ждать чудес необычайных
И, конечно, измененья
Правового положенья".
Убедившись много раньше,
Что потоки красноречья
В споре Двойриного мужа
Прекратить могла лишь Двойра, -
Рабби Зхарья уж не спорил,
А послал свою Ноэми,
Что глаза раскрыв широко
Слово каждое ловила
За игральною доскою
И, расставивши фигуры,
Сделал ход замысловатый,
Так, что реб Натан бен Эзра
Замолчал на полуслове.