три брата их было: крёзис кризис и крэйзис
первый был умным умнее макаки резус
второй был вельми известен
все о нем говорили
он популярнее был чем ловля полярного криля
и наконец четвёртый был близнецом сиамским
так он по крайней мере врал своей бывшей невесте
по совместительству бывшей пипою суринамской
все они кем-то были
это одно бесспорно
первый всю жизнь провёл за просмотром мягкого порно
третий читал газеты в привокзальной уборной
ну а четвёртый служил медведем города берна
так бы и жил наверно
когда б его не уволили поскольку – естественно –
кризис
крёзис пошёл к священнику в шитой золотом ризе
отпустите отец мой грехи мне
два кило в одни руки
пока мои братья кушают с ложечки ризи-бизи
на мне мой отец прохудились мои последние брюки
какой я тебе отец мой
вскричал возмущённый падре
я брат твой единокровный
швейцарский банкир из берна
а на тебе милейший почиет духовная скверна
ты засветился брат мой на непроявленном кадре
который второй наш братец среднего возраста кризис
давно запродал газетам
его осветившим за это
ты что не слыхал ни разу о крупном денежном призе
объявленном нашим братом за взятие баязета
брат мой единоутробный – заплакал несчастный крёзис –
я знал что тебя здесь встречу
и подготовил две речи, одну в стихах и три в прозе
и в каждой одно лишь слово
нашего брата имя
оно повторяется в мире
мёртвыми и живыми
оно повторяется ими
как отче наш на морозе
что видят они в кумире
масс-медиа и папарацци
я видел как папа римский передавал по рации
о результатах последней биржевой операции
я видел как сумрачный германский гений
и острый галльский смысл
закладывали за галстух
как мой евгений
велел закладывать медную лошадь
и король отокар пршемысл
закладывал чески будеевице
но я не вижу толка
в одной дырявой калоше
брести по первой пороше
трудиться как пчелка
и считать последние гр о ши – так плакал несчастный крёзис –
брат мой усталый страдающий брат кто б ты ни был не падай душой –
отвечал ему крэйзис цитатой –
расти большой не будь лапшой
это всё аты-баты
так восстал брат на брата
а ты батыя вспомни братишка
как шел громить нашего отечества южные пределы
разложи картишки
как походом шел на европу
а мы тишком нанюхались гелиотропов
напились пектусина сиропа
наелись огородного укропа
вот уже и сделано полдела
наша мамулька над картами посидела поседела
и заповедала своим сыночкам
заинсайдила мульку
скакать пo кoчкам-пo кoчкам
всю напролётную ночку
пока не преодолеем границы нашего царства-государства
пока не найдем заграницей новомодного лекарства
яблоко-тыблоко молодильное
чтоб остудило горячку родильную
чтоб князья наши удельные
осели на станциях « переделкино » и «удельная»
занимались там рукоделием
рукомеслами и рукомойником
не занимались там рукоблудием
рукоприкладством рукоположением
рукосуйством руководством
вольной борьбой за право первородства
первой ночи
поисками первопричины
первого начала термодинамики
признаков дурачины
крёзис ему так отвечает:
помню как наелись мы драчены
оседлали кузнецов и богомолов
и пошли мы жизнью неучены
мимо супермаркетов и моллов
нам рога наставив изобилья
мимо нас афро-америка рванула
мы на изобилие забили
но под языками-то – ранулы*
* ранула – подъязычная киста, образующаяся в результате закупорки и переполнения протока слюнной железы
помню я как пролетели штаты
а за ними австралопитеки
а ты батюшка мне аты-баты
будто не видал библиотеки
ни пергамской ни александрийской
не видал что ль вавилонских башен
не слыхал ни слова о совриске
что ль про апокалипсис не слышал
а крэйзис ему говорит:
помнишь ли ты сын мой эвкалипты
а на них коалы как мадонны
у меня в глазах они как глипты
будто в них экстракт закапан белладонны
помнишь ли ты «время сновидений»
нос аборигена желтый от мимозы
дом свиданий « каза » где украли деньги
у китайца чжоу с острова формоза
помнишь ли нью зиланд и плод киви
как ты поперхнулся кожурою
ты пожалуй был тогда красивей
и казался девушкам героем
помнишь ли...
довольно
вспыхнул бедный крёзис и закрылся
рукавом кафтана от смущенья
ты ж священник отче
как посмел ты вымолвить такое
никогда тебе не вымолить прощенья
то диаволово обольщенье – крэйзис молвил и махнул рукою
на челе его высоком стали четче
три морщинки басурманской птичьей лапкой
тут во храм вошла рябая крыся торговавшая на рынке птицей
и накрылся разговор трех братьев шапкой
мономаха будто медным тазиком с размаху
крыся кинулась к старшому брату крёзис снова вспыхнул и зарделся
перед утицею серолицей
крыся ему ноги поцелует и наверх лицо поднимет слепо
он же мнется ежится нелепо
с ноги на ногу переступает
чувствует что это лишь начало
чует что пропал с любвями-нелюбвями
словно бы стоит в бескрайней луже
а она лобзает и взирает вновь и вновь незрячими бровями
я ли тебя сыне не искала и в мясном ряду и в рыбном
и в калашном я ж тебя растила-то без мужа
я ж тебя и зачала без мужа и последнее намного хуже
это даже братец твой бесстыжий сможет подтвердить коль мне не веришь
верю верю всякому я зверю крёзис сам не свой под нос бормочет
а закончить фразу-то боится:
заклюет его рябая птица
будь он финансистом даровитым
иль хануриком упитым аквавитой
все едино ничего ему не светит
станет жмуриком он щедровитым
золотою ленточкой повитым
будто дети за отцов в ответе
тут зови на помощь не зови ты
не поможет бодигардов свита
так заведено на том-и-этом свете
против материна гнева нет приема
клюнет в глаз иль даст тебе по роже
тут психоанализ не поможет
унесут тебя браток с приема
прямо на кушетке крытой кожей
да и коуча прихватят тоже
пожалеешь что ты не приемыш
увезут вас под вой неотложек
да в сосновый ящик по двое положат
под ансамбль деревянных ложек
тут кюре выдвигается на передний план
налетает на крысю как аэроплан
оттесняет крёзиса и говорит женщина
вас тут не стояло
у вас пуд соли завёрнут в байковое одеяло
товарищи говорит я не понимаю что эта бабель делает в храме имени меня
ведь написано изгнал торговцев и менял
я ведь крут и неистов
а у вас тут сплошная табель
о рангах
и орангутангах
понаставили тут грабель
для атеистов и креационистов
я пожалуюсь маме
тут появляется дворник дормидонт
as dead as the dodo
(он мертв как вымершая птица дронт)
он антикварен как таблетка по имени пирамидон
весь департамент реюньон
был по уши в него влюблён
пока он жив был и метлой
размахивал над головой
теперь метла его метет
знакомый пыльный небосвод
в руках другого дворника семёна
а дормидонт вдохнул свобод
непознанных допреждь зеленый воздух
ведь у него случился краткий роздых
вот-вот и отпоют его
зачем он появился он не знает
он широко и сладостно зевает
присутствующих к тишине он призывает
тут появляется толпа какого-то народа
она кричит мадам мадам набейте его на нашем дворе
вот этого мадам урода
нет-нет вот этого урода
мы жаждем зрелища расправы всенародной
и тычут пальцами в двух братьев-близнецов поочерёдно
а те стоят как три останкинские башни
и возвышаются над низкою толпой безмолвствуя
вот тишина которой я просил
хочет сказать дворник дормидонт
открывает рот а оттуда летит
тополиный пух забивая рты
бесчинствующей толпы
а за ним летят киевские торты
стоящим как соляные столпы
забивая рты
дормидонт закрывает рот переводит дух
за тортами летит рушник
на нём крестиком вышит красный петух
и надпись вышита больше двух
тире говорят вслух
он летит прямо к серой крысе
закрывает крысиные брови
но они полотно прожигают
и на всех взирают с любовью
та любовь не знает корысти
ей бы только пожрать всех разом
её голод гложет гранит
ненаучный
и слабый разум
от неё вас не со-хранит
у неё васнецовская внешность
во сне созидаемая наружность
её утреннее обличье
выражает жестокую нежность
её вечерний облик
облачённый в закатный облак
ловит последний отблеск
предпоследний отблик
уходящего восторга
у неё натруженные руки
настоящей женщины востока
любовь существует особо
от крыси и крысиной особы
они существуют бок о бок
как собака и её владелец
но тот кто решит разделить их
себя и себя разделит
тут в невод купола
дырявый будто небосвод
вплывает птица удод
она живее всех живых
её вихра прекрасный вывих
как солнце освещает высь
она по кумполу стучит меньшого брата
он крысе говорит роди меня обратно
и старший говорит
я не просил меня рожать
позвольте средний брат мне руку вам пожать
две матери за нас боролись как тигрицы
трёх сыновей им было ввек не поделить
когда б не соломонов суд как говорится (читай: грицца )
они и дальше продолжали б воду лить
на мельницу молитвенную эту
я б застрелил себя из пистолета
когда б не лета
полная забвенья
когда б не комары да мухи
только и ждущие моего летального исхода
я б и тебя мог застрелить из пистолета
ведь мы браток одной цепи распиленные звенья
нас распилили брат по царскому совету
как будто мы бабло
две бабы на потеху всему свету
но я боюсь кровавого навета
не трожь мне говорят младенца
эта жизнь никуда не денется
хоть жги ее хоть режь да хоть топи
она лишь входит в раж
и хоть убей живет
ты брат меня не торопи
нам хватит и пары рапир
трёх минометов и нейтронной бомбы
чтобы в том убедиться
что жизни некуда деться
у защитников детства выпадут коронки и пломбы
и тапир дыхательной системы
нависнет над твердью
как тапер над клавиатурой
вампир оросительной системы
поддержит закат
как ампир отопительной системы
поддержал выборы первого министра
но жизни некуда податься
потому что ей нечего сказать
она тяжело и быстро дышит
у неё подрагивают ноздри
у неё расширяются зрачки
трескаются губы
но у нее нет и не будет слов
а потому она то ли есть то ли нету
тут все принялись искать на просторах рунета
информацию о чокнутом авторе < s >сонета</ s >
среди портретов блондинов и брюнетов
был найден один безусый
не пегий не русый
я что ли рыжий
не был бы рыжим жил бы в Париже
говорят мне умные люди
будто речь идет о верблюде
может и рыжий но уж никак не верблюд
через ушко игольное мне не пробраться
в стоге сена иголку мне не обресть
и в кащеевы яйца не стоит соваться
что ж это деется братцы
что ж это деется ватсон
элементарно милицейский скопец
мистер шейлок холмс
это еще не капец
видите этот холм
на нём расположен город
он расположен на многих холмах
один только взмах
один с половиной
ресницы взлетят и опустятся и снова взлетят
и он перестанет снится
никто его не разбудит
он будет всегда наяву
к нему не придут с повинной
ни вол ни осел ни осень ни стаи котят
ни стайки котлет по-киевски
ни косяки долгих лет
в этом городе можно сказать я живу
если именно это называется жизнью у вас
ни дверных косяков
ни неверных дворов
ни косматых веревок
не коснется мое определение жизни
они всегда неизменны
как будто бы и не жили
и не тянули жилы
как будто бы не тужили,
не тужились, обнулили
все показатели разом
и оборвали фразу
артель старателей маяковский
в грамм добыча, в год труды
и хотел бы соврать что я не таковский
да кто ж поверит
столько руды
пролито
и не в пробирку
мимо
я о себе помолчать бы хотел
лучше балет или пантомима
лучше язык тел
но наша сказочка плетётся дальше
один из братьев рассуждал о жизни
мы все о ней порассуждать горазды –
вмешался пятый брат по имени круизис –
пока из глаз у нас не брызнет
как раз титаник тут причалил
и он сошел по трапу
укоризне в его словах
мешал оттенок искренней печали
он видел свет
и света он невзвидел
от боли отразившей взгляд
он телескопом стал
созвездия плеяд
всех разом
ведь иначе отдалиться
немыслимо
кругом родные лица
они для сердца слабого тот яд
что антидота не обрел
не умилиться
страшней бывает чем сквозь землю провалиться
или столкнуться с представителем милиции
вот альциона и целено и электра с майей
меропой и стеропой и тайгетой
вот их отец атлант вот матерь их плейона
нет ни к чему здесь этот плеоназм
тут стереоэффект куда уместней
в его мозгу взорвался некий спазм
и он стал как ударенный багетом
французской выпечки
месье
и он сказал: аз ем
и ел себя он поедом за это
пока все вытачки не лопнули на нём
под натиском растущей пустоты
и плакал горько по нему костюм двубортный
месье мадмуазель! – ему кричали с борта
титаника
как с веточки две птички
кок и стюард
месье мадам! постойте!
вы позабыли свой багаж и портмоне
ваш леопард
сожрал свою каюту
мсье-дам! мсье-дам!
ему кричали с полуюта
ваш лорд протух
и лярд ваш воссмердел
и пассажиры лишены уюта
на них круизис ̶х̶о̶л̶о̶д̶н̶о̶ голодно взирает
всё кризис виноват – он говорит
и умирает не сказав ни слова
шаги направивши к воротам рая
его хоронит вся его родня
давно могильщики не видели улова
столь крупного хоть и не пожилого
нам без тебя не протянуть и дня
рыдают плакальщицы рвут свои волосья
повапленный
среди многоголосья
лежит круизис в окружении семьи
ему уже врата эдема отворяют
его семь и безмолвно окружили
они готовы к смерти и труду
им дворник дормидонт
руду поочередно отворяет
но это безутешных не спасает
с утратой дорогой не примиряет
их дорогая землю ковыряет
да не с того должно быть края
на том краю её семья киряет
там крыся самоё себя за хвост кусает
там кризис пса приблудного пинает
а крёзис с крэйзисом кричат «какая киса»
пускай кюре
из баночки где надпись детское питанье
и срок хранения
осиротевших причастит пюре
пока ни жив ни здрав
покоится в земле шестой их брат
лишь к небу головы задрав
они способны это испытанье
переносить по свету словно вирус
круизис вытянулся будто вырос
он под пятой не чувствует планеты
над ним бормочет ветер испитой
чего-то там про primus inter pares
и по ланитам хлещет себя парус
круизной яхты в бухте недалече
эх ты ух ты ах ты
вздыхают родственники:
умер недолечен
с бухты-барахты
отдал он концы
согбенны плечи
сморщилися лбы
под непомерным грузом горя
родня стоит
как геркулесовы столбы
и слёзной солью тянет с моря
мы все умрём пророчит дормидонт
и все ложатся по его совету
удод хохол раскрыл как будто зонт
и прикрывает всю семью от света
чтоб умереть нужна им темнота
закрыть глаза пожалуй не поможет
под веком тьма но все-таки не та
хохол удода тьму на тьму помножит
и все умрут как пехотинцы но морские
от неизвестного науке стрептококка
а ведь ещё вчера сражались с кием
на зелени сукна и бились бы сегодня
пока не перебьют стюарда с коком
в их бескозырных бесконечных пересудах
о том, кто перебил стаканы в баре,
кто перебил на камбузе посуду
и кто из них разводит растабары
а кто из них лишь говорит по делу
но тут их за живое всех задело
и ретивое в них заговорило
по делу
и по делу умолкает
и все умрут под парусом (ветрилом)
ведь времени недолго быть прошедшим
оно уже грядущего алкает
вот съест его и на себе замкнется
и съезд кпсс тогда начнется
но нас с тобой все это не коснется