Прикоснись к подвигу сердцем
БОРИС ВОРОНИН
Шли эшелоны
То было лето сорок пятого,
Уже закончилась война;
Бойцов, испивших лиха ратного,
Ждала с надеждою страна.
На полустанках и на станциях
Толпились бабы с ребятней.
«А вдруг из Щецина иль Данцига
Заявится сегодня мой!»
- Скажите, есть ли могилевские? –
И ждут с руками на груди.
— Нет, здесь тверские и тамбовские,
А ваши, может, позади.
Нередко поезд затормаживал
И становился эшелон,
Солдат как будто ветер ссаживал
На переполненный перрон.
И сразу возникала ярмарка, —
Галдят, смеются и поют,
За кипятком несутся с чайником,
Меняют, что-то продают.
Из сотен троп любая узенька, —
Толкали здесь со всех сторон,
А рядом рвала сердце музыка,
Рыдала русская гармонь.
И мы, мальчишки-безотцовщина,
Крутились тут, забыв дела,
Шныряли, как в траве некошеной
По осени перепела.
Команду нашу босоногую
В конце концов несло туда,
Где дым струился над дорогою,
Где пахла вкусно так еда.
О каша сытная солдатская,
С лучком, кусочками мясца,
Дымком и порохом пропахшая,
Мечта голодного мальца.
Сквозь пар заметив взгляды жадные,
Старшой махнул рукою нам,
Мол, ближе, гостеньки нежданные:
— Кузьмич, насыпь-ка пацанам! —
Стоим мы молча, как лунатики,
Боясь себя уверить в том,
Что добрый дядя в белом фартуке
Для нас колдует черпаком.
— Берите ложки, эх, страдатели,
Держи за дужку, паренек! -
И вот в руках у нашей братии
С горячей кашей котелок.
Ах, как мы ели! Ели здорово,
Вошли, как говорят, во вкус.
Но только почему у повара
Слеза скатилася на ус!
В час привала
Гремела близко канонада,
Бойцы в воронке от снаряда
Расположились отдохнуть,
Их ждал ночной опасный путь.
В разведку шли. Перед дорогой
Осталось времени немного,
Совсем немного отдохнуть.
В лесу, где дым разрывов стлался,
Напев знакомый вдруг раздался
Про степь, наказы ямщика,
Но в нем не слышалась тоска,
Слова летели тихой грусти
Под светлым небом Белой Руси
Про степь, наказы ямщика.
Солдаты пели в час привала,
Порой сурово песнь звучала,
Ведь шел четвертый год войны;
А до германской стороны
Еще полтыщи километров
И тыщи злых свинцовых ветров,
Ведь шел четвертый год войны.
Еще немало до Победы
Пришлось певцам беды изведать,
За то, чтоб пели мы с тобой...
Они вступали в смертный бой
И перед нечистью не гнулись;
Домой не все они вернулись,
Чтоб только пели мы с тобой.
Брест 41 года
Июль. Фашисты Минск занять успели.
Им грезился уже московский Кремль.
А за спиной их в Бресткой цитадели
Шел долгий бой, назло прогнозам всем.
Над черной кровлей догорает пламя
Из дыма злобный голос: «Где ты, русс?»
А штык царапает на закопченном камне
Короткие два слова: «Не сдаюсь!»
Фельдфебель наготове с автоматом
Шагнул в подвал, ногой отбросив брус.
Согнулся над застреленным солдатом
И надписью короткой: «Не сдаюсь!»
Кровь на виске, рубахе пропаленной,
Вихор из-под пилотки темно-рус.
И гильзы. Ни единого патрона
На камне под словами: «Не сдаюсь!»
И в первый раз задумался вояка:
Нет, не прогулка на Востоке ждет...
Вверху началась новая атака, —
Стучал все чаще русский пулемет.
Есть в трептов-парке.
Баллада о спасенном ребенке
I
При взятии Берлина бой
Кипел за дальний переулок.
Дым стлался бурой пеленой,
Разрывов звук был резок, гулок.
И жутко было слышать всем,
Как средь руин какой-то дачи
На той, ничейной полосе
Ребенок надрывался в плаче.
Бил, не смолкая, пулемет,
Снаряд тяжелый разорвался
Правей развалин... перелет...
Но голосок вдруг оборвался.
И сразу несколько солдат
Из наступающего взвода
Вперед рванулись, в жаркий смрад
Под пули вражеского дзота.
Назад приполз из них один,
На шее кровь застыла пленкой.
Из рук ослабших командир
Принял дрожащего ребенка.
II
Есть в Трептов-парке монумент, —
России сын на пьедестале,
Пройдя с боями континент,
На вечный отдых встал в металле.
Он по отцовски, горячо
К груди девчушку прижимает
И острым дедовским мечом
Фашизма символ разрубает.
Своим он видом говорит:
“Я слабому всегда защита;
Ничьих не потерплю обид
Для мира мир несу открыто.
Запомнит пусть любой народ:
Ждет неминуемо расплата
Того, кто снова посягнет
На землю русского солдата!”
На Буйничском поле
Ты не забыло, Буйничское поле,
Далекие седые времена?
Как землепашцев гнал степняк в неволю,
Как сек их плетью, встав на стремена.
А помнишь ты тяжелый шаг рейтаров
Который в Приднепровье вел Буйвид,
И за спиной их зарево пожаров,
И след глубокий тысячей копыт.
Но, как пичужек трепетные стайки,
Сбивает в стаю небо сентября,
Повстанцы Северина Наливайки
Для сбора войска выбрали тебя.
Они пришли и встали над тобою,
Одной судьбою связаны навек;
Скрестила сабли шляхта с голытьбою
И заалел декабрьский легкий снег.
Что только не проходит за годами?
События назад не повернуть:
И вот уж танки с черными крестами
Хлеба вминают прямо в твою грудь.
За ними едкий дым и черный пепел,
Успех боев таран стальной вершит,
Но на пути с бойцами встал Кутепов,
Последний перед Могилевом щит.
И пусть орудья малого калибра,
Фашистов не спасала и броня:
Не техника - уверенность их гибла
Впервые от прицельного огня.
Враг бросил на подмогу “Мессершмитты”,
И скрылось все в удушливой пыли,
И видел только солнца диск размытый,
Как падали защитники твои.
Они сейчас с тобой в могиле братской,
Никто не омрачает ваших снов,
У постамента доблести солдатской
Лежат цветы от верных земляков.
Ты слышишь, поле, жаворонков трели,
Ручьев журчанье, плеск днепровских волн?
Так будет вечно. Так они хотели,
Герои в небытье ушедших войн.
Ветеранам
Есть среди нас особая когорта —
Солдаты, опаленные войной;
Они просты и держатся не гордо,
Хотя характер большинства стальной.
То наша доблесть, наши ветераны.
Уже Вас мало, смелые сердца!
Ваш путь к победе пролегал в тумане
И не имел, казалось бы, конца.
Тот путь вмещал в себя все круги ада,
Мечтали Вы пройти его скорей;
Измерен он воронками снарядов
И братскими могилами друзей.
Да, каждый шаг, будь ведро иль ненастье,
Давался тяжким воинским трудом;
Среди бойцов считалось высшим счастьем
Живыми возвратиться в отчий дом.
И Вы вернулись о честью с поля брани...
Как хочется сказать без пышных фраз:
— Поклон Вам низкий, братья-ветераны,
За все, что было сделано для нас!
Танки на пьедесталах
В больших и малых наших городах
От Брестских стен до шири Волгоградской,
Застыли танки, недругам на страх,
Как памятники доблести солдатской.
В боях, походах не старел металл,
Надежны были Т-34,
И право занять славы пьедестал,
Машины эти с честью заслужили!
По праздникам в почетный караул
Становятся у танков юнармейцы,
Так бдительно не охраняли Лувр
В Париже королевские гвардейцы.
Здесь часто встретишь свадебный кортеж,
Традицией для молодежи стало:
Как символ памяти священной и надежд
Цветы тут оставлять у пьедестала.
И ты машине славной поклонись.
Ведь ради нас танкисты шли в сраженье,
Сгорали в танках, чтоб рождалась жизнь.
И приближали День освобожденья.
Радуйтесь жизни
Над Буйничским полем поднялись дубы,-
Вас не было здесь в сорок первом.
И вы не слыхали горячей стрельбы
В том грозном июле военном.
Осколки жестоко не рвали кору.
Огонь не обугливал ветки,
Взрыв бомб не будил вас чуть свет, поутру.
И смрад не окутывал едкий.
И вам не пришлось увидать наяву
Сраженье в дыму и пожаре,
Как танки с крестами, вминая траву,
На славное поле вползали.
И как их встречали с другой стороны
Бойцы у своих сорокпяток,
Досталось по горло пришельцам войны.
Но вы не видали тех схваток!..
Посадят вас позже в честь павших солдат,
Защитников славной Отчизны,
Растите, не ведая гром канонад,
И крепните, радуясь жизни!