До сих пор мы рассматривали познание в рамках классической теории истинности, согласно которой под истиной следует понимать ничто иное как соответствие мышления предмету, однако у данного подхода есть неприятели, которые утверждают его несостоятельность.
Итак, прежде всего неприятие классической теории истины может возникнуть из соображения несоответствия идеальных мыслей и материальных вещей или несоответствие высказываний и действительности. Формулируется данная проблема следующим образом: как можно ставить знак равенства между идеальными по природе мыслями и материальными предметами?
Таков подход к проблеме наиболее характерен для дуализма, поскольку здесь мышление и материальный мир разделены как две независимые субстанции, однако иногда его используют также идеалисты, при этом сразу же предполагая свое решение, согласно которому мысли и объекты могут соотносится если объекты сами в сущности есть мыслями.
Прежде всего отвергнем несостоятельное решение данного вопроса в рамках идеализма: если объекты мышления суть те же мысли, то что с чем мы сравниваем? Иными словами когда мы сводим все к чистому тождеству, то тем самым исключаем саму возможность сравнения, ведь нельзя ничего сравнивать само с собой.
Также существует вульгарно-материалистическое решение, согласно которому мысли имеют вещественную природу и выделяются подобно тому как печень выделяет желчь. Ошибочность данного взгляда проистекает из того же основания, что и у идеализма: для того чтобы иметь возможность сравнивать мысли с предметами, они не должны быть идентичными.
Мысль и предмет не должны быть одним и тем же для их сопоставления, наоборот их отличие по форме существования делает возможным их сравнения по общему содержанию. Если художник ставит себе задачу в точности передать образ человека, то картина не должна состоять из тканей его кожи, крови, органов, словом, не должна повторять самого человека во всем, ибо общим между натурщиком и рисунком есть содержание в виде визуального образа.. Таким образом именно отличие мышление от предмета по форме делает возможным их отождествление по содержанию.
***
Еще одним основанием для критики классической теории может послужить вопрос об онтологическом статусе общих идей, который можно сформулировать следующим образом: если предмет существует как единичное, то как можно сравнивать его с понятием, представляющим общее? Так, например, понятие "стол" подходит к существующим независимо друг от друга единичным вещам, то есть данное понятие описывает не какой-то конкретный стол, который реально существует, а некий "стол вообще" или "стол как таковой", по непонятной причине отождествляемый с различными единичными объектами в чувственно данной действительности.
Объективно нет никаких столов, птиц, планет и так далее, а есть лишь конкретные вещи которые мы группируем и отождествляем в едином для них общем понятии, которое существует только в сознании и поэтому не может быть тождественным с реальными предметами (конкретных орлов, ворон, сов и т.д отождествляем с неким несуществующим объектом "птица").
Платон, тем не менее считал, что птицы и столы как таковые существуют объективно, но только не в нашем мире, а в своего рода обиталище чистых идей. Реальные вещи, по Платону, лишь отголоски, несовершенные копии идеи, а потому все в нашем мире должно стремится к истинному, то есть идеальному. К слову, Платон еще не пришел к тому пониманию истины, которое теперь называется классическим, поскольку относил истину не к области познания (истина как соответствие знания действительности), а к области бытия (онтологии), полагая, таким образом, объективное существование истинных и не истинных явлений.
В средневековой схоластике на этот счет разгорелась дискуссия, которую без преувеличений можно назвать эпохальной - дискуссия о существовании общих идей, в которой именно номинализм выступил в качестве доктрины отрицающей существовании универсалий (общих понятий) вне мышления. Казалось бы, что позиция номинализма абсолютно верна, однако в таком случае мы не можем избавится от вышеупомянутой проблемы классической теории, ведь поскольку общие представления или универсалии всего лишь продукт ума и не более того, то их нельзя ни коим образом сопоставлять или отождествлять с объектами реальности.
Иногда говорят о том, что общие понятия служат исключительно для сокращения более длинного содержания, однако если в общих понятиях нет ничего объективного, то почему мы, к примеру, в понятии дерева сокращаем лишь тополя, дубы, ивы, но не можем добавить в этот же ряд белок, бобров и утконосов? Можно было бы предположить, что мы просто договорились между собой, хотя этот трюк здесь также не пройдет, поскольку даже не зная названия животного человек никогда не сократит его содержание до понятия дерева, следовательно дело не в сокращениях, а в объективных признаках.
Конечно, в понятиях есть определенная доля условности или договоренности, поскольку звуки и символы которые мы привязываем к определенному содержанию называя это словами, могут отличатся, чем, к примеру, объясняется также различие языков, поэтому если бы мы называли белок и бобров деревьями, а тополя и дубы животными, то мы могли бы с тем же самым успехом использовать наши понятия без ущерба для содержания. Условность эта, тем не менее, не распространяется на содержание, которое заставляет нас делать различие между бобром и дубом, а также находить общее между дубом и тополем, следовательно причина по которой мы объединяем различные единичные вещи в общие понятия объективна и существует вне мышления.
Отсюда ясно, что общие понятия не есть лишь голыми продуктами ума существующими исключительно в мышлении, так как их содержание объективно, хотя оно и не является самостоятельным, а равномерно распределено между различными предметами и составляет имманентную часть каждого из них.
Несмотря на то, что существует нескольку непохожих друг на друга альтернативных концепций истины, ни одна из них не учитывает вопроса о соответствии наших представлений с реальностью, следовательно все они покоятся на чистом субъективизме, отрицающем саму возможность познавать окружающий мир.
Можно сколь угодно рассуждать о том, что научные теории должны быть последовательными, внутренне непротиворечивыми, согласованными внутри научного сообщества и так далее, но вопрос о познаваемости реальности, о соотношении наших представлений с действительностью, словом, вопрос касающийся объективности наших взглядов остается не снятым, следовательно подлинное основание для неприятия классической теории и возникновения некой альтернативы всегда связано с агностической либо идеалистической позицией, так или иначе отрицающей познание реального мира.
Прежде всего мы имеем дело с такими формами субъективизма, которые при последовательном проведении неизбежно ведут к солипсизму. Если в рассуждениях человека ощутимы нотки сомнения в объективности, если он рассуждает о реальности как о некой фикции либо о том, что более глубокий взгляд на вещи обнаруживает их иллюзорность и т.п., то следует понимать, что такая позиция скорее всего ведет к субъективному идеализму, в силу чего и истина воспринимается как угодно, но только не объективно, не в виде знаний о мире.
Именно поэтому тех, кто отрицает классическое представление об истине прежде всего следует спросить о том, признают ли они существование вне и независимо от познающего субъекта реального мира. Если реальный мир признается, то закономерно возникает вопрос о соответствии наших представлений с ним (вопрос, который может быть поднят лишь в классической теории), а если существование реального мира не признается, тогда все становится иллюзорно и истины как таковой не существует вообще.
Вторым реальным основанием для неприятия классической теории может послужить агностическая позиция, отрицающая возможность познания мира вне нас. Поскольку считается, что мы не можем познать мир таким каков он есть на самом деле, то проблема истинности переносится в русло сопоставления субъективных представлений самих с собой.
Как бы там ни было, но сопоставлять субъективные представления сами с собой, то есть проверять их внутреннюю непротиворечивость, последовательность и тому подобное, есть переливанием из пустого в порожнее, поскольку они все ровно остаются всего лишь субъективными представлениями. Мы ведь не приравниваем науку к сказке, хотя сказка также может быть последовательна и логична внутри своего повествования, однако не все, видимо, поняли почему такое сравнение невозможно. А дело все в том, что наука имеет отношение к объективности, тогда как сказка есть чистой субъективщиной, вымыслом, которая не значит ничего вне сознания воспринимающего ее субъекта.
Каждый может придумать собственную сказку, которая будет отвечать всем критериям правильного рассуждения, всем кроме одного - она не будет отражать то единственно общее, что есть между различными субъективными представлениями, то есть она не будет отражать объективную реальность, поэтому все эти сказки могут спокойно противоречить одна другой, а мы можем лишь констатировать: "у каждого своя истина".
Плюрализм истин, к которому мы приходим в таком случае, нивелирует значение истины как знания, ведь что есть знание если не единственно верное понимание сути вещей? Поэтому какими бы привлекательными не казались альтернативные концепции истины, все они изначально ущербны в силу неспособность отыскать единственный для всех критерий оценки знаний.
Если мы признаем, что наши представления могут соответствовать объективной реальности, то может показаться, что мы способны познать абсолютно все, то есть в некоторый момент завершить наше познание и прийти к абсолютному знанию. Часто истину именно так и воспринимают как абсолютное знание всего, ведь когда мы говорим об относительном знании, о знании частичном, то в более широких масштабах оно может оказаться заблуждением..
Прежде всего следует сказать, что наши чувства ограничены и даже более того - ограничены вспомогательные приборы, которые хотя и позволяют воспринять гораздо больше, но все же далеко не все, а поскольку именно эмпирические знания дают основания для познания мира вообще, то отсюда можно заключить, что полное познание всего представляется крайне маловероятным. Однако если данная проблема хотя бы потенциально решаема в силу того, что научные методы и вспомогательная техника постоянно совершенствуются, то вторую проблему обойти уж точно не удастся.
Все дело в том, что мы живем не в статичном мире, то есть раз и навсегда данном состоянии вещей, которое можно было бы со временем познать, а напротив обитаем в постоянно меняющейся неоднородной среде. Говоря простым языком - наши знания могут устаревать.
Конечно, некоторые события происходят настолько медленно, что фактически сравнимы с неизменностью или статичностью в рамках человеческой жизни, однако мы способны понять, что в иных масштабах ничто не остается нетронутым временем - когда-то и вечные для нас атомы не существовали..
Получается ли из вышесказанного сделать вывод, что истина все же недоступна нам, поскольку может ускользать о неуспевающего за ней сознания?
На самом деле истина одновременно есть относительной и абсолютной. Очевидно, что до возникновения атомов не действовали известные законы физики, в рамках которой мы живем сейчас, однако разве из этого следует, что эти законы не истинны? Верно, что знание о законах физики относительно - оно относится к определенному временному отрезку, но в то же время оно также абсолютно, ведь по отношению к этому временному отрезку оно неопровержимо.
Поскольку знание должно всегда быть актуальным, познание как таковое никогда не может остановится в определенной точке - оно должно быть подобно самому изменчивому миру, то есть находится в постоянной динамике, однако из этого также не следует, что в нашем познании вообще нет вечных истин. Подобно тому, как и в самом мире есть кое-что неизменное, а именно изменение как таковое, так и в познании, мы можем констатировать неизменность его становления как вечную истину. Иными словами как бы не изменялась теория познания она всегда должна допускать возможность возникновения новых знаний, то есть она никогда не должна прийти к точке в которой познание объявлялось бы завершенным.
Отсюда следует, что предельной способностью познания есть его соответствие актуальному состоянию вещей, которое оно принципиально неспособно преодолеть. Конечно, познание предполагает также прогнозирование будущего, однако это прогнозирование всегда ограничено текущими знаниями, стало быть прогноз касается лишь изменения самого объекта исследования, но не изменения наших знаний о нем.
Кроме того, что наши знания должны быть актуальными, они также проявляются в различной степени глубины, начиная от самого поверхностного знания до детального. Всякое детальное знание при этом может оказаться поверхностным на более глубоком уровне изучения и это еще одна причина сомневаться в окончательности знания. Тем не менее, следует подчеркнуть то, что это повод сомневаться именно в окончательности знания, а не его достоверности. Механика Ньютона достоверна - она не раз на практике доказала свою состоятельность, однако же это не есть предельным знанием о мире, что показал уже Эйнштейн, поскольку она более поверхностна по сравнению с новейшей физикой.