Эмиссионный налог и инфляция

Эмиссионный налог и инфляция

Мы уже говорили, что если вы связали шапочку и принесли её на рынок, вы сделали меня богаче. Количество товаров на рынке стало больше, а денег в экономике столько же. Моя денежка – та же доля на рынке, что и прежде, стала стоить больше. Так, увеличивая свою производительность труда, вы становитесь богаче сами и делаете по чуть-чуть богаче всех остальных участников рынка, обладающих деньгами – правом на долю, обмениваемых на рынке товаров.

Но увеличение стоимости денежки – это падение цен, дефляция. А у экономистов есть поверье, что дефляция – это очень плохо. Поэтому они исправляют ситуацию, они эмитируют новую денежку и уравновешивают рынок до прежних цен. Ни вы, ни я, проснувшись, ничего не заметили. Наши денежки стоят столько же, сколько стоили вчера. Но на рынке создана новая стоимость. Куда она делась?

Найти её нового обладателя не сложно. Центробанк эмитировал денежку. Вернее не всю денежку. При банковском мультипликаторе – 20, Центробанк эмитировал 0,05 денежки. Остальные 0,95 тут же сгенерировали ушлые банкиры. И они теперь получают на них процентный доход. Они так виртуозно изъяли стоимость из рынка и присвоили её себе, что никто ничего не понял.

Но бог с ними, с банкирами. Может, так и надо, так уж устроен современный рынок и это плата за поддержание его в равновесии? Может быть. Стоит лишь обратить внимание на то, что если вы пользуетесь финансовой системой чужой страны, берёте кредит в её валюте, обеспечивая её своим капиталом, и обращаете эту валюту в своей экономике, финансовая система чужой страны отсасывает прибавочную стоимость из вашей экономики. Речь не о процентах, которые вы лично платите за заёмный капитал. Речь об эмиссионном банковском налоге, накладываемом чужой валютой на всю экономику вашей страны.

Получать эмиссионный налог легко и приятно. Повышают производительность труда, создают стоимость одни, а присваивают её другие. Производитель не чувствует себя обманутым. Он стал богаче, относительно других производителей, не повысивших свою производительность, и вполне доволен результатом. А сравнивать себя с банкиром у него вроде бы нет никаких оснований. Все остальные вообще ничего не почувствовали. Потеряли то, что и не успели потрогать.

Но аппетит приходит во время еды. Такая лёгкость изъятия стоимости рождает чрезмерную жадность. Банкиры начинают изымать больше прибавленной стоимости, чем успевает создавать рост производительности труда. Эмитируют больше денег, чем требует экономика. Цены, согласно формуле денежного обращения, начинают расти – это инфляция.

Причины инфляции могут лежать не только в левой части формулы (в финансовой системе), но и в правой (в реальной экономике). Если реальная стоимость будет падать в результате кризиса или иного катаклизма, количество обращаемых на рынке ценностей упадёт, то цены тоже вырастут. Для некоторых монетаристов это является секретом. Например, министр экономики российского правительства считает своим долгом – как можно дольше задерживать в бюджете деньги, запланированные в уплату за государственные обязательства. Он считает, что замедляя таким способом денежный оборот, он борется с инфляцией.

Но производитель заказа для бюджета, получая положенные в начале года деньги ближе к концу этого года, вынужден или срывать заказ или кредитоваться, когда это возможно, увеличивая себестоимость продукции на банковский процент. Он не возьмёт в толк, что же это за борьба с инфляцией, если продукция у него получается дороже. Костерит монетаризм и кладёт свой авторитет практика на чашу весов его противников.

На самом деле, министр, срывая финансирование, убивает реальную стоимость в экономике и этим разгоняет инфляцию. Костерить следует не монетаризм, а его непонимание, упрощённое сведение механизмов управления экономикой к волюнтаристским манипуляциям с левой частью формулы.

Никаких немонетаристских причин инфляции не бывает, и быть не может. Количество денег должно быть не как можно меньше, чтобы не было инфляции и не как можно больше, чтобы монетизировать экономику. Количество денег должно соответствовать требованиям экономики. Никакое повышение цен на услуги естественных монополий непосредственно на инфляцию повлиять не может. На сколько повысится стоимость монопольных услуг, на столько же упадёт стоимость других товаров. Но искажение оптимальных ценовых пропорций уменьшает производство новой стоимости, и через угнетение экономики способствует инфляции. Это тот же самый монетаристский механизм. Но разбалансировка пропорций в формуле денежного обращения идёт не за счёт увеличения количества денег, а за счёт уменьшения экономики.

Еще один важный вопрос – какая инфляция нам нужна? Среди экономистов существует поверье, дескать, чем выше инфляция, тем выше темпы развития. И мы не можем позволить себе низкую инфляцию, нам необходимо шустро развиваться. Но они не видят качество этого роста. Инфляционный рост – это рост на коротких целях, коротких деньгах. При высоком проценте бизнес возможен только при быстрой оборачиваемости денег. Никакое стратегическое развитие невозможно. Поэтому инфляционная экономика вынуждена идти в фарватере низкоинфляционной, подчиняться её целям, быть её придатком, развивать для неё низкотехнологичные отрасли, дёшево обменивая свой труд.

Можно показать то же на микроэкономике. Аренда недвижимости стоит дорого из-за высокого банковского процента, на который ориентируется её собственник, устанавливая цену. Кредит стоит дорого и предоставляется на короткий срок. Всё это ложится на издержки предпринимателя. Его продукция не может быть конкурентоспособной в сравнении с продукцией бизнеса низкоинфляционной экономики.

Высокоинфляционная экономика имеет низкую стоимость капитала и не может создать много денег. Её подминает более сильная финансовая система низкоинфляционной экономики и отсасывает стоимость через эмиссионный налог. Инфляционная экономика не в состоянии развивать самые высокотехнологичные отрасли и не в состоянии догнать низкоинфляционную.

Так что высокие темпы инфляционного развития – иллюзия. Инфляционная экономика неконкурентоспособна, население бедно, она подчиняется низкоинфляционной экономике по целям развития и, будучи не в состоянии создать сильную финансовою систему, отдаёт свою стоимость чужой.

Надо отметить, что не все экономисты любят высокую инфляцию. Но вот насчёт дефляции мнение, пожалуй, единодушное. Дефляция – это большое зло, значительно большее, чем инфляция. Небольшая инфляция даже необходима. И в самом деле, всё логично. Инфляция подстёгивает потребление (надо купить сегодня, завтра будет дороже), следовательно, и производства. Дефляция стимулирует отложить покупку на завтра. Можно будет купить дешевле. Снижается потребление, тормозится производство, вот и депрессия.

Но есть и другая сторона. Вы связали шапочку, а её не хотят покупать, ждут, что завтра будет дешевле. Вы попереживали день, а кушать-то хочется. Голод стимулирует мозговое кровообращение, и вы вдруг придумали связать к шапочке бубенчик. Такой ни у кого нет, и сразу же нашлись покупатели. Так дефляция стимулирует инновации. А инновационные отрасли, как мы помним, генерируют внутри себя падение цен через ускоренный рост производительности. То есть, процесс инноваций и дефляция образуют положительную обратную связь. Дефляция запускает инновационный цикл.

Есть целая страна с двадцатилетней дефляцией – Япония. Экономисты предлагают нам жалеть её и пугают нас теми же последствиями, если мы не будем их слушаться. Прежде, чем пугаться, давайте присмотримся – что там такого страшного.

Праворульные японские автомобили популярны на востоке и в Сибири. Дело не только в цене. Они опережают по развитию леворульные японские автомобили, предназначенные для внешнего рынка. А последние в свою очередь опережают все остальные автомобили, которым не посчастливилось быть японскими. Когда Европа и Америка со скрипом стала внедрять связь третьего поколения, японцы уже два года ей пользовались. Там уже вот-вот начнут продаваться домашние роботы. При этом Япония единственная развитая страна, не заваленная дешёвыми китайскими товарами. Наряду с азиатскими изощризмами, оберегающими внутренний рынок, важную роль играет неотставание в конкурентоспособности за счёт производительности, автоматизации. Японцы давно уже живут в будущем.

Японцы еще в 80-х годах поставили задачу сделать свою страну мировым центром разработок. Им это во многом удалось. Но если они создали инновационную экономику, она должна была стать дефляционной. Инновации и дефляция стимулируют друг друга. Инновационные отрасли быстро развиваются и ускоренно создают стоимость. Куда же она девается, если цены падают?

Давайте прочитаем выдержку из журнала «Эксперт» № 34 за 2011 год, «Мировые рынки». «Министерство финансов Японии в среду объявило о дополнительных мерах, направленных на поддержку экономики и предотвращение укрепления иены, открыв кредитную линию еще на 100 млрд. долларов. Эти средства предназначены для финансирования японских предприятий, желающих приобрести иностранные компании, а также для финансирования контрактов по покупке сырьевых ресурсов за границей».

Вот так. Китайцы скупают всё, что им дают скупать, на накопления, полученные в результате применения дешёвого труда, живя впроголодь. Японцы двадцать лет делают то же, просто печатая деньги. Кто им позволил? Почему мы не можем напечатать денег и всё купить, а Японцы могут? Деньги берутся не из ниоткуда, это созданная инновационной экономикой стоимость, превращенная в деньги для борьбы с дефляцией.

Эти деньги два десятилетия распространяются по миру в виде операций кэрри-трейд. То есть, обмениваются на чужую валюту и инвестируются в долги экономики с более высоким процентом. Так капитал более инфляционных азиатских стран становится обеспечением японской финансовой системы. Эти же деньги просто идут на покупку иностранных активов, выкачивая из них прибыль. В результате двух десятилетий такой политики японцам принадлежит уже полмира, а другая половина им должна.

Экономисты недоумевают. Когда речь идёт о долгах европейских стран, переваливающих за объём ВВП, начинаются разговоры о кризисе, о дефолте. Кредитные рейтинги этих стран падают. Процент за этот долг резко начинает расти, приближая дефолт. А у Японии отношение суверенного долга к ВВП составляет 200%. И рейтинг ей нарисовали на одну ступень ниже максимального. А процент за долг минимальный. Значительно ниже, чем у США, Германии, Франции – стран с максимальным рейтингом. Что же, рынок ослеп, не боится дефолта Японии?

Нет, ослеп не рынок, ослепли экономисты, в том числе в рейтинговых агентствах. Долг Японии следует сравнивать не с ВВП Японии, а с ВВП всего капитала, обеспечивающего японскую финансовую систему. А этот ВВП огромен, значительно превышает японский. И отношение долга к нему намного меньше 100%. Эту ситуацию создала двадцатилетняя инновационная дефляция и рожденная ею экспансия японского капитала и японской финансовой системы. Вы всё-то ещё жалеете японцев?

Экономисты привыкли пугаться кризисной дефляции, вызванной кредитным сжатием, уничтожающим вторичные деньги. И перенесли свой страх на дефляцию, вызванную совсем другими причинами, инновационную дефляцию, спутав это явление с кризисом. А японцы тем временем захватили под шумок полмира и живут в будущем.

Вот так просто и понятно и работает экономика в установившемся режиме, которого никогда не бывает. А реальность ещё чуть-чуть посложнее.

далее