И слово это было столь прекрасно, что ни миллиарды живущих после людей, ни мыслители и философы, ни университеты и академии не смогли создать ничего более совершенного. И звучит это слово яко волшебная райская музыка в ушах людей ищущих, стремящихся высветить все тёмные уголки мироздания. И звучит оно яко железо по стеклу в ушах попутчиков их, устремлённых к степеням и регалиям. И изрёк это слово Уильям Оккам. И слово это, – Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости. И наречено это слово Бритвой Оккама.
Описать все разнообразные явления окружающего нас мира единой системой законов, свести объяснение мироздания к единой формуле – это давнишняя мечта физиков. Мир един, а описаний явлений и физических формул много. Ситуация как в известной притче о трёх слепых мудрецах, ощупавших слона. У каждого получилось верное, но не полное представление об изучаемом объекте. Слон, конечно же, похож и на столб, и на змею, и на верёвку. Эти модели неплохо описывают ногу, хобот и хвост зверя, доставшиеся на ощупывание разным исследователям. Но мы-то с вами имеем зрение и видим, что все эти три модели слона объединяются в одну общую модель животного.
У физиков похожая проблема. Они ощупали мироздание с разных сторон – и микромир, и вселенную. Продолжают щупать постоянно. Количество описываемых сущностей и явлений всё возрастает. Количество и длина формул растёт. Умножается и количество Нобелевских премий, коими они чествуют свои достижения, а искомый результат, вдруг поманив надеждой, вновь только отдаляется.
Грандиозных успехов в продвижении к цели добился Исаак Ньютон. Несколькими простыми формулами он описал движение всех тел вселенной от окружающих нас предметов до планет, звёзд и далёких галактик. Мир стал абсолютно понятным, физику можно закрывать и ставить на полку. Но тут как-то разом с разных сторон посыпались новые открытия. Были открыты и описаны электромагнитные волны. Но Максвелл своими уравнениями не только решил вопрос с описанием их поведения, но и породил замешательство и недоумение в головах учёных мужей. Слишком уж возмутительно, без всякого почтения к классической физике Ньютона вели себя эти самые электромагнитные волны. Достаточно сказать, что скорость их распространения никак не зависела от скорости перемещения источника и приёмника. Как будто они жили в своём отдельном аристократическом обществе и не хотели даже замечать нашу земную суету.
Оказалось, что и атом не так прост, как представлялось прежде. Он предстал сложной системой, состоящей из элементарных частиц. Дабы описать эту систему не хватило ранее известных физикам сил. Пришлось вводить поле сильного взаимодействия, поле слабого взаимодействия. Процесс так увлёк публику, доселе далёкую от большой науки, что даже вождь пролетариата и дедушка всех октябрят, на секунду отвлекшись от разрушения всего мира до основания, изрёк, как всегда, историческую фразу о неисчерпаемости электрона. Энтузиазм в направлении обозначенного исчерпывания со временем только нарастал. Однако сей процесс лишь отдалял перспективу единого описания физических явлений.
Второй мощный вклад после Исаака Ньютона в объединение физических теорий внёс Альберт Эйнштейн. Он остроумными формулами сумел объединить классическую физику Ньютона с физикой Максвелла. Его Теория относительности описала и ту и другую физику, как частные случаи одной, более общей физики. На этом Эйнштейн не остановился. Он поставил задачу создать общую теорию поля, которая единообразно описала бы все известные в физике поля. Из этой затеи у него вышла Общая теория относительности, которая стала на самом деле теорией гравитации. Но единого описания всех полей ему получить так и не удалось.
После Эйнштейна физики пошли на эту проблему уже эшелонами. Но количество описываемых сущностей только множилось. Идея ограниченного количества кварков привела к неконтролируемому их размножению. Для постоянного надстраивания теорий нужны всё новые частицы – не то частицы бога, не то дьявола. Чтобы объяснить красное смещение понадобились сначала тёмная материя, затем тёмная энергия. Так скоро всё закончится тёмными и светлыми силами. Все эти объяснения скатываются на первобытный уровень мышления. Объяснения ad hoc. На каждое вновь обнаруженное явление придумывается новая физическая сущность со своими новыми законами.
Все новые физические модели после Эйнштейна уводят от единой теории всё дальше и дальше. Но что самое интересное, Эйнштейну для своих гениальных теорий потребовалась только ручка и бумажка. А его последователям на получение весьма сомнительных результатов нужно всё больше миллиардов на различные коллайдеры. Видимо в физике последние десятилетия что-то пошло не так. И прежде, чем объединять всё в единую теорию, нужно избавиться от наносного. От того, что ни в какую теорию не влезет.