Михаил Завалейков

- Фамилия, имя? - механически выкрикнул переводчик.

- Завалейков Михаил Николаевич, - ответил коренастый светловолосый юноша.

Говорил он с трудом, губы были разбиты ударом автомата: когда его арестовывали, Михаил сопротивлялся.

Тугое на русские слова ухо гестаповского писаря не уловило оттенков трудной фамилии. В списке участников молодёжной партизанской группы, казненных …

Михаил Заваленков принадлежал к той группе подпольщиков, которую возглавили Сергей Степанов и Игорь Иванов. Когда в октябре прошлого года редакция впервые познакомилась с трофейным документом - спецсообщением штурмбанфюрера СС о подпольных партизанских группах в Красногвардейске, Михаил Завалейков (в спецсообщении он был назван Савалеков) числился среди десяти других молодых гатчинцев, входивших в группу Степанова.

Против фамилий большинства из них указывался род их занятий - слесарь, маляр, столяр или просто рабочий. Некоторые из них, как, например, сам Степанов, были упомянуты как люди, не имевшие определенных занятий. К числу их был причислен и Заваленков. Спецсообщение гестаповца невольно наталкивало на мысль, что все эти люди к моменту занятия Гатчины фашистскими войсками были или рабочими или учащимися, еще не успевшими приобрести профессию. Но это не подтвердилось.

Сергей Степанов оказался старшиной взвода боепитания 3-го полка, 3-й дивизии народного ополчения. Он добровольцем вступил в армию в первые дни…

Мария Григорьевна робко возразила: «Тебе только семнадцать лет, рано еще в армию, сынок».

- Я не могу иначе, - и Михаил обнял плачущую мать.

Этот разговор произошел 5 июля 1941 года. В тот же день в Смольнинском райвоенкомате города Ленинграда была сделана сохранившаяся и поныне запись о том, что комсомолец, фрезеровщик ленинградского завода «Леншвеймаш» Михаил Завалейков, родившийся 10 октября 1923 года, добровольно вступил в ряды Красной Армии.

Часть, где служил Михаил, попала в окружение. Боец Завалейков не сумел прорваться сквозь вражеское кольцо.

В октябре 1941 года к Марии Николаевне Ушаковой, вышедшей во двор за дровами, подошел молодой паренек в старых бумажных брюках и синей куртке-спецовке.

Паренек попросил чего-нибудь доесть, за это он готов был выполнить какую угодно домашнюю работу. На вопросы Марии Николаевны юноша как-то неуверенно ответил, что он якобы ученик Пушкинского ремесленного училища, из-за болезни не успел эвакуироваться. А когда выздоровел, немцы вместе с другими жителями Пушкина выселили его из города, и он очутился в Гатчине, сейчас без работы, живет в разбомбленных домах.

Мария Николаевна вспомнила о своем сыне, тоже ученике ремесленного училища в Ленинграде, подумала, где-то он сейчас, и неожиданно предложила пареньку поселиться у неё: всё же крыша над головой.

Мы в комнате у Марии Николаевны Ушаковой в доме № 56 по улице Чкалова. Медленно течет ее рассказ.

- Мы с Мишей поселились в поселке имени Рошаля на Овражной улице; я одела его, обула. Ему иногда удавалось доставать кое-какую работу.

Вскоре он подружился с незнакомыми мне ребятами и девушками. Одна из них несколько раз бывала у Миши. С весны 1942 года он стал часто отлучаться из дома, иногда на несколько дней.

Я чувствовала, что Михаил что-то скрывает от меня. Однажды, прибирая его постель, я обнаружила под матрацем несколько сигнальных немецких электрофонарей с набором разноцветных стекол.

В конце мая или начале июня 1942 года после длительного отсутствия Михаил явился со следами многочисленных ударов, его голова была обмотана кровавой повязкой.

- Не беспокоитесь, Мария Николаевна, - сказал он, - просто упал и разбился.

Я даже не попыталась сделать вид, что верю ему, ведь, судя по состоянию Михаила, он с кем-то долго и отчаянно боролся.

28 июня Миша ушел из дома и не вернулся, а 30 июня я прочла его имя в списке расстрелянных партизан. Так оправдались мои догадки о том, что Миша был связан с гатчинским антифашистским подпольем и принимал в нём активное участие.