Литература начала XIII - конца XV века

Устное народное творчество – это словесное творчество народа, не записывающего свои сочинения, а изустно передаваемого (из уст в уста) из поколения в поколение. Устное народное творчество также называют одним словом – фольклор.

Былины о Василии Буслаеве

Васи́лий Бусла́ев — герой новгородского былинного эпоса. По данным С. А. Азбелева (советский и российский филолог и историк), насчитывающего 53 сюжета героических былин, Василий Буслаев является главным героем трёх из них: «Василий Буслаев и новгородцы», «Поездка Василия Буслаева» или «Смерть Василия Буслаева». Два последних названия относятся к одной и той же былине.

Первый из посвящённых Василию Буслаеву былинных сюжетов рассказывает о его конфликте с городской общиной. С юных лет для Васьки нет никаких стеснений; он всегда делает так, как ему вздумается, не обращая внимания на тот вред, который приносят его поступки. Настроив против себя большинство новгородцев, он собирает дружину из таких же сорвиголов, как он сам, и буйствует всё более и более; только мать его имеет над ним хотя бы тень власти. Наконец, подзадоренный на пиру, Василий бьётся об заклад, что будет биться во главе своей дружины на Волховском мосту со всеми новгородскими мужиками. Бой начинается, и угроза Василия избить всех противников до единого близка к осуществлению; только вмешательство матери Василия спасает новгородцев.

Второй из посвящённых Василию Буслаеву былинных сюжетов изображает этого героя уже не юношей, но зрелым человеком. Чувствуя тяжесть своих грехов, Василий отправляется их замаливать в Иерусалим. Но паломничество к Святым местам не меняет характер героя: он демонстративно нарушает все запреты и на обратном пути гибнет самым нелепым образом, пытаясь доказать своё молодечество.

Тип Василия Буслаева был мало разработан в дореволюционной научной литературе. Большинство исследователей высказались в пользу оригинальности этого типа, считая его олицетворением могущества самого Новгорода, тогда как Садко служит олицетворением его богатства.

«Сказание о невидимом граде Китеже»

Сказание о граде Китеже представляет собою летопись — свидетельство о подлинных событиях. До сих пор рассказывает народ о Китеже с серьёзностью и строгостью подлинной веры, а «Китежский летописец» почитается как книга о святом. В прямом смысле это и есть книга о святом: основатель и мученик Китежа, князь Георгий Всеволодович, причислен православной церковью к лику святых.

Итак, письменная версия китежской легенды начинается генеалогией «святого благоверного и великого князя Георгия Всеволодовича». Суздальский князь Юрий II (1189–1237), герой злополучной битвы на реке Сити, внук Юрия Долгорукого, ведёт здесь своё происхождение от псковского князя Всеволода Мстиславича, которому, в свою очередь, приписаны не соответствующие исторической действительности факты: например, обращение из язычества в христианство. Вслед за легендарной родословной Георгия Всеволодовича, которая оканчивается 6671 (1163) г., рассказывается о его прибытии из Пскова к «благоверному и великому князю Михаилу Черниговскому» и о дружеской их встрече. Георгий Всеволодович испрашивает у князя Михаила «грамоту в Русии нашей по градом церкви божии строити, тако же и грады». Князь Михаил соглашается и предрекает князю Георгию «за сие доброе изволение <…> мзду в день пришествия Христова». Затем, повелев написать грамоту, едет сам провожать гостя. Указан при этом 6672 (1164) год.

Князь Георгий Всеволодович, сын святого князя Всеволода — Гавриила Псковского, являлся великим храмостроителем Древней Руси. Он ездил по городам и строил церкви. Знаменательно, что храмы, построенные им, были в честь Богоматери. В Новгороде он построил церковь во имя Успения, через Псков проехал в Москву и там также воздвиг Успенскую церковь. В Ростове встретился он с Андреем Боголюбским, поставил храм в честь Богоматери и, обретя мощи просветителя Ростовской земли, епископа Леонтия, повелел Андрею Боголюбскому ехать в Муром и там заложить церковь во имя Успения. Сам же поехал в Ярославль, что на берегу Волги-реки, сел в струг и поплыл вниз по Волге. Пристав к берегу, построил там град Малый Китеж. Жители Малого Китежа молили святого князя внести в их град чудотворную Феодоровскую икону Богоматери, но «образ той не пойде с места того, ни мало не поступи», и на том месте, где осталась икона, князь построил монастырь.

От Малого Китежа начинается «сухой путь» князя Георгия. Он переехал реку Керженец и прибыл к озеру Светлояру. Увидев, что «место то вельми прекрасно», закладывает на берегу озера град именем Большой Китеж. Копают рвы, воздвигают три церкви (церковь во имя Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, церковь во имя Пресвятой Богородицы Успения и церковь во имя Благовещения), дважды обмеривают будущий город в длину и в ширину, и, наконец, три года спустя город построен. Произошло это в 6676 (1167) г. Город был в длину двести сажен, а в ширину сто пятьдесят.

Выстроив его, князь Георгий возвращается в Малый Китеж и приказывает измерить расстояние между Большим Китежем и Китежем Малым. Потом, воздав хвалу Всевышнему и повелев написать книгу «Летописец», едет в родной Псков. Люди провожают его с великой честью. Благоверный же князь Георгий Всеволодович, когда приехал во град свой, много дней пребывал в молитве и посте, раздавая милостыню нищим.

Большой Китеж простоял на земле всего только семьдесят пять лет. В 6747 (1239) г. пришёл на Русь воевать нечестивый и безбожный царь Батый. Князь Георгий, уже глубокий старец, молитвой собрал рать и сразился с Батыем: была битва велика и кровопролитна. Затем князь бежал в Малый Китеж, затворился там на некоторое время, а потом, ночью, тайно, отступил с войском к Большому Китежу. Батый взял Малый Китеж, истребил всех жителей и стал искать пути в стольный град Китеж. Нашёлся изменник, Гришка Городня, или Кутерьма: не вынесши мук от татар, он повёл их к Большому Китежу «Батыевой тропой», которую доныне показывают в заволжских лесах. Батый подошёл к Большому Китежу, напал на город со своим огромным войском. Воинство князя Георгия разбито под стенами города, сам же он пал в битве четвёртого февраля.

Далее следует повествование о чуде над градом Китежем или, вернее, апология чуда: ссылками на жития святых отцов доказывается, что «невидим будет Большой Китеж даже до пришествия Христова» и что «в последние дни и времена будет сие, что грады и монастыри сокровенные будут». Сказание о Китеже знает три варианта рассказа о невидимом существовании града. По одному преданию, Большой Китеж укрыла земля. Его церкви, соборы, святые ворота, ограды скрыты отныне в земле, там же, где они стояли до Батыева разорения. Под большим холмом находится собор Воздвижения — в этом месте долго и прилежно молятся, как перед главной китежской святыней. Китежские ворота совсем недалеко от поверхности земли, всего четверти на две: когда мужики в прежние времена пахали в этом месте, случалось, что их соха задевала за кресты.

По другой версии, град Китеж укрылся в светлых водах озера Светлояра  Там, в чистой глуби, сияют его кресты, и оттуда доносится его благословенный звон. По Светлояру не ездят в лодке, грех купаться в его священных водах, грех ловить рыбу: если рыбу из Светлояра выловить, то и в Волге её не будет.

По третьей версии, град Китеж не ушёл в землю и не скрылся под водой: он стоит на тех же холмах, где стоял, так же блещут золотом восьмиконечные кресты его храмов, так же гудит успенский звон, так же крепки его стены и святые ворота, так же жив праведный люд и священнический чин — и лишь мы, по грехам нашим, не видим этого. Для нас незрим этот город, но прошедшие путь подвига и веры видят своими очами незримые нам соборы, тесные иноческие кельи.

Вслед за этой второй, апологетической частью повествование снова ненадолго возвращается к событиям и лицам историческим: говорится о «погребении честных мощей» Георгия Всеволодовича, об убиении Батыем князя Михаила Черниговского и боярина Фёдора, затем Меркурия Смоленского. Эта третья часть оканчивается указанием, что «запустение Московского царства и того Большого Китежа» было в лето 6756 (1248).

Наконец, последняя, четвёртая часть, начинающаяся словами «Аще ли же который человек обещается истинно итти в него, а не ложно», представляет собою совершенно самостоятельное, мало с предыдущим связанное рассуждение о пути подвижника в «сокровенный» Китеж. Речь идёт о духовном искусе и злых соблазнах, предшествующих вступлению в чудесный град или, как он чаще тут называется, монастырь. В конце следует славословие Богу, Богородице и всем святым.

Письмо. С XIV в. Начинается использование бумаги вместо дорогого пергамента. Ускорение письма. На смену «уставу», когда буквы квадратной формы выписывались с геометрической точностью и торжественностью, приходит «полуустав» — более свободное и беглое письмо. С XV в. появляется скоропись, близкая к современному письму.

Самый древний тип русского письма, созданный на основе византийской торжественной каллиграфии. Такой тип начертания использовался для создания важных летописей и переписывания западных религиозных книг. Основные правила уставного письма: буквы выписываются строго вертикально, наклон не допустим, графика максимально приближена к геометрической форме, то есть О, С - круг, Н, М- квадрат, строгое соблюдение границ строки, за пределы могли выходить лишь "шта", "ижица" и "рцы", слова не сокращаются, расстояние между буквами одинаковое, разделения между словами отсутствует. Написание устава требовало высокого мастерства писчего и отнимало много времени. А поскольку с годами объём информации увеличивался, то стали допускаться изменения. В итоге устав переродился в полуустав. Основные поблажки: можно писать с наклоном; допускается разделение слов и предложений; в текстах появляются сокращения и выносные элементы. 

Исторические песни (ста́рины) — характерные для русского фольклора песни, повествующие о реальном или вымышленном историческом лице или событии.

«Песня о Щелкане Дудентьевиче» рассказывает о восстании в Твери в 1327 г.

"Повесть о Щелкане Дудентьевиче" — памятник тверской средневековой литературы XIV века, в котором описано восстание жителей Твери против ордынского наместника Шевкала (Чол-хана) 1327 года.

Щелкан Дудентьевич – любимый шурин татарского царя Азбяка. Он ездит по покоренной татарами русской земле и собирает дань.

В песне рисуется тяжелая картина сбора дани. Пока Щелкан таким образом собирает дань, в «Большой Орде» царь Азбяк делит между татарскими вельможами русские города: одному дарит Вологду, другому – Кострому, и только любимому шурину, Щелкану Дудентьевичу, он ничего не подарил.

Щелкан тогда возвращается в Орду и просит Азвяка подарить ему «Тверь старую, Тверь богатую». Получивши Тверь, Щелкан едет в свое новое владенье и начинает так круто расправляться с тверичами, что они, доведенные до отчаяния, идут жаловаться на него своим русским князьям-Борисовичам.

Князья хотят заступиться за своих и отправляются к Щелкану с подарками. Щелкан подарки принимает, но князьям «чести не воздает». Тогда, потерявши терпенье, они расправляются со злым татарином: один берет его за волосы, другой – за ноги и разрывают его пополам. «И ни на ком не сыскалося».

В конце песни народ выражает свою заветную мечту освободиться от ига монголо-татар. Однако в произведении ничего не говорится о жесткой последовавшей затем каре: в следующем году тверичи были кроваво усмирены. Тверь и «все города» сжигаются огнём. Александр Михайлович оставляет великокняжеский престол и уходит с семьёй в Псков. Лишь через полвека Дмитрий Донской одержал свою великую победу над татарскими захватчиками в Куликовской битве.

Историческая повесть - жанр повествовательной литературы. В ней изображаются в художественной форме события и лица какого-нибудь исторического периода.

Основные требования к исторической повести такие: в основе - исторические источники -архивы, летописи, прошлое -даже далёкое должно быть понятно читателю. Для события, изображаемого в исторической повести, следует «перевести на нравы эпохи, в которой мы живём, так же, как и на её язык».

«Повесть о битве на р. Калке»

Первому столкновению с захватчиками, битве на реке Калке в 1223 г., предшествующей батыевщине, посвящена летописная повесть, наиболее пространный вид которой читается в Новгородской первой летописи. Сравнивая этот вид повести с более краткими вариантами ее, можно думать, что в пространном виде есть какие-то более поздние добавления, внесенные при включении повести в Новгородскую первую летопись, но в целом этот текст «сохранил в наиболее полном виде популярный южнорусский рассказ о Калкской битве, составленный почти сразу же после поражения русских в период между 1223 и 1228 гг.».

Начинается «Повесть» во всех ее вариантах со слов о неожиданном появлении многочисленных и грозных войск неизвестного до тех пор народа. Это кара, ниспосланная богом за грехи людей. Такая трактовка причин монголо-татарского нашествия на Русь, с позиций религиозной историософии, характерна для всех памятников книжного происхождения.

Автор повести сообщает о разгроме монголо-татарами соседствующих с русскими землями народов. Разгром половецких земель, по его мнению, — это возмездие половцам за все те беды, которые они причинили русскому народу.

Русские князья решают выступить против неизвестных им дотоле врагов в ответ на просьбы половцев: остатки разгромленных половцев пришли на Русь и умоляют князей вступиться за них, предупреждая, что со временем враг обрушится и на русские земли. Татары присылают к русским князьям своих послов, чтобы отговорить их от похода. Они предлагают заключить союз против половцев, которые, как говорят послы, «и вам много зла створиша, того же деля и мы бием (за это мы их и избиваем)». Но русские князья остаются верными своему слову: татарских послов избивают, а русские войска выступают в поход. Однако отсутствие единодушия между князьями сводит на нет ратную доблесть русских воинов.

События на Калке развертывались так. Подойдя к реке, объединенные русские силы расположились станом. Монголо-татары внезапно обрушились на «станы русьскых князь (русских князей)», и последние, не успев «исполчитися противу татар», обратились в бегство. Мстислав Киевский, отряды которого стояли в стороне от основного лагеря, на гористой возвышенности, «видя се зло, не движеся с места».

То, что Мстислав Киевский со своими силами не принял участия в общем сражении, определило и исход всего боя, и его собственную судьбу. Огородившись тыном из кольев, отряды Мстислава приготовились к обороне. Но они смогли продержаться всего лишь три дня. Все захваченные воины были перебиты, а князья (с Мстиславом было еще два князя) подвергнуты мучительной и позорной казни — их раздавили дощатым помостом, на котором пировали победители.

Заканчивается повесть словами о том, что татары преследовали русских до Днепра, что было убито шесть князей, а из воинов только «десятый приде кождо въсвояси». Поражение на Калке вызвало всеобщее горе на Русской земле.

«Повесть о битве на Калке» была написана в традициях русских воинских летописных повестей XII в. В очень небольшом по объему тексте автор повести сумел передать все обстоятельства сборов русских князей на войну, переговоров их с половцами и послами монголо-татар, рассказал о том, как шли к Калке русские воины, красочно описал подробности злополучного сражения.

«Повесть о разорении Рязани Батыем»

Это не документальное описание борьбы рязанцев в 1237 г. с вторгшимся в пределы княжества врагом. Среди участников битвы названо много имен, неизвестных по летописным источникам. Согласно «Повести» с Батыем сражаются князья, к 1237 г. уже умершие (например, Всеволод Пронский, погибший в 1208 г., Давид Муромский, скончавшийся в 1228 г.), гибнет Олег Красный, который на самом деле пробыл в плену до 1252 г. и умер в 1258 г. Эти отступления от исторических данных говорят о том, что «Повесть» могла быть написана лишь через какой-то период времени после самого события, когда эпически обобщились в представлении людей действительные факты. Об эпической обобщенности произведения свидетельствует и то, что все рязанские князья, участники битвы с Батыем, объединены в единую богатырскую рать и называются в «Повести» братьями. Вместе с тем нельзя слишком отдалять время создания «Повести» от события, которому она посвящена.

По-видимому, «Повесть» возникла не позже середины XIV в. «Повесть о разорении Рязани Батыем» воспринимается как самостоятельное произведение, хотя в древнерусской рукописной традиции она является частью свода, состоящего из текстов, рассказывающих об иконе Николы.

Разгромив Рязань, Батый пошел на Суздаль и Владимир, «желая Русскую землю попленити». В это время «некий от велмож резанских», Евпатий Коловрат, был в Чернигове. Узнав о беде, постигшей Рязанское княжество, Евпатий «гнаша скоро» в Рязань, но было уже поздно. Тогда, собрав дружину в «тысячу сёмсот человек, которых бог соблюде — быша вне града», Евпатий бросился «во след безбожного царя и едва угнаша его в земли Суздалстей». Волны Евпатия с такой отчаянной храбростью стали избивать врагов, что те «сташа яко пияны или неистовы» и «мняша (думали), яко мертви восташа».

Нападение Евпатия на бесчисленные полчища Батыя с малой дружиной случайно уцелевших рязанцев оканчивается поражением. Но эхо героическое поражение, символизирующее воинскую удаль, силу и беззаветную храбрость русских воинов. Враги смогли убить «крепка исполина» Евпатия, «нача бити по нем (стрелять в него) ис тмочисленых (тысячечисленных) пороков (стенобитных орудий)». Словно былинный богатырь, Евпатий перебил огромное число «нарочитых (самых лучших) багатырей Батыевых», одних «на полы (пополам) пресекаше», а других «до седла краяше». Шурина Батыя Хостоврула, похвалявшегося взять Евпатия живьем, он рассек «на полы до седла». Как богатыри, сражаются и воины из отряда Евпатия.

Народно-эпическая стихия ощущается не только в образах Евпатия и его дружинников, но и во всем характере этого эпизода. Несколько рязанцев, «изнемогших от ран», воинам Батыя удалось схватить живыми. На вопрос Батыя, кто они такие и кем посланы, пленники отвечают в духе народно-эпической традиции: «Посланы от князя Ингваря Ингоревича Резанскаго тебя силна царя почтити и честна проводити, и честь тебе воздати». Они «смиренно» просят Батыя не «обижаться» на них: вас так много, говорят они, что мы не успеваем «наливати чаш на великую силу-рать татарьскую». Заключает этот эпизод фраза о том, что Батый «подивися ответу их мудрому».

Батый и его воеводы вынуждены признать беспредельную храбрость и небывалое мужество русских воинов. Оставшихся в живых воинов из отряда Евпатия отпускают невредимыми с телом героя. Нападение Евпатиевой дружины на врага — отмщение за разорение Рязани и за погибших рязанцев.

Вслед за эпизодом о Евпатии рассказывается о приезде из Чернигова в Рязань единственного (согласно «Повести») оставшегося в живых рязанского князя Ингваря Ингоревича. При виде страшного разорения Рязани и гибели всех близких людей Ингвар Ингоревич, «жалостно возкричаша, яко труба рати глас подавающе, яко сладкий арган вещающи». Его отчаяние столь велико, что он падает на землю, «яко мертв». Ингварь Ингоревич погребает останки погибших и оплакивает их. Плач Ингваря Ингоревича и образами, и фразеологией сближается с народными причитаниями.

Автор «Повести» широко использовал в своем произведении устные эпические предания о нашествии Батыя на Рязань. Наиболее заметна эпическая основа в рассказе об Евпатии Коловрате. В науке существует мнение, что эпизод об Евпатии — вставка в литературный текст эпической песни об Евпатии Коловрате . Но и рассказ об Евпатии, и рассказ о судьбе князя Федору, его жены и сына в составе «Повести» являются органичными частями, цельного, единого повествования. И все эти части крепко объединены единой идеей, идеей беззаветной, мужественной защиты родины от нашествия врага, единой мыслью: «Лутче нам смертию живота купити, нежели в поганой воли быти». Этот основной смысл «Повести» делал ее повествованием о героизме и величии человеческого духа.

В конце «Повести» следовала «Похвала роду рязанских князей «Похвала» особо выделяется своим литературно-словесным мастерством. Это писательское мастерство может быть отмечено и в остальных частях произведения. Литературный характер «Повести» проявляется и, в том, что в ней сочетаются фольклорно-литературные жанры славы и плача.

Летописные повести о Куликовской битве: «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище»

8 сентября 1380 г. на Куликовом поле, на правом берегу Дона у впадения в него реки Непрядвы, произошла битва между русским войском, возглавляемым великим князем московским Дмитрием Ивановичем, и татарской ратью под командованием хана Мамая. Битва была жестокой и кровопролитной, в какой-то момент враги завладели инициативой, прорвав строй передового полка, но своевременное введение в бой русского резерва — «засадного полка» — решило его исход; татары были обращены в бегство.

События 1380 г. (подготовка татар к походу на Русь, переговоры Мамая с его союзниками — литовским князем Ягайло и рязанским князем Олегом, сборы русского войска, сама битва, возвращение Дмитрия Донского в Москву, гибель Мамая) описаны в летописях. Наиболее подробный рассказ содержится в летописях середины XV в. — Софийской первой и Новгородской четвертой. Однако краткое сообщение «о побоище иже на Дону» читалось, вероятно, уже в летописном своде начала XV в. (Троицкой летописи, сгоревшей в 1812г. в Москве).

Победе над Мамаем в Куликовской битве посвящены и два литературных памятника: «Задонщина» и «Сказание о Мамаевом побоище».

«Задонщина», как и «Слово о полку Игореве», которому подражал ее автор, не стремится последовательно описать весь ход событий, ее цель иная — воспеть победу русских, прославить великого князя московского Дмитрия Ивановича и его брата — серпуховского князя Владимира Андреевича. Именно эта основная идея, возможно, и побудила автора «Задонщины» не только подражать «Слову» в отдельных образах, но и последовательно, каждому звену рассказа о поражении русских на реке Каяле противопоставить эпизод нынешней победы. Перенося в свой памятник иной раз те же самые образы в той же последовательности, в какой они встретились ему в «Слове», автор «Задонщины» чрезмерно усложнил и запутал композицию своего произведения, а в ряде случаев вступил в противоречие с логикой собственного сюжета.

«Хождение за три моря» (тверской купец Афанасий Никитин, XV в.). 

Первое в европейской  литературе описание Индии за 30 лет до открытия пути в Индию португальцем Васко да Гамой.

В 1458 г. предположительно купец Афанасий Никитин отправляется из родной Твери в Ширванскую землю (на территории теперешнего Азербайджана). У него с собой путевые грамоты от великого князя тверского Михаила Борисовича и от архиепископа Тверского Геннадия. С ним ещё купцы — всего идут на двух судах. Двигаются по Волге, мимо Клязьминского монастыря, проходят Углич и добираются до Костромы, находившейся во владениях Ивана III. Его наместник пропускает Афанасия далее.

Василий Панин, посол великого князя в Ширване, к которому Афанасий хотел присоединиться, уже прошёл вниз по Волге. Никитин ждёт две недели Хасан-бека — посла ширваншаха татарского. Едет он с кречетами «от великого князя Ивана, и кречетов у него было девяносто». Вместе с послом они двигаются дальше.

В пути Афанасий делает записи о своём хождении за три моря: «первое море Дербентское (Каспийское), дарья Хвалисская; второе море — Индийское, дарья Гундустанская; третье море Чёрное, дарья Стамбульская» (дарья по-перс. — море).

Казань прошли без препятствий. Орду, Услан, Сарай и Берензань прошли благополучно. Купцов предупреждают, что караван подстерегают татары. Хасан-бек даёт подарки осведомителям, чтобы они провели их безопасным путём. Неверные подарки взяли, однако весть об их приближении подали. Татары настигли их в Богуне (на отмели в устье Волги). В перестрелке были убитые с обеих сторон. Меньшее судно, на котором была и поклажа Афанасия, разграблено. Большое судно дошло до моря и село на мель. И его тоже разграбили и четверых русских взяли в плен. Остальных отпустили «голыми головами в море». И они пошли, заплакав... Когда путники вышли на берег, и тут их взяли в плен.

В Дербенте Афанасий просит помощи у Василия Панина, который благополучно дошёл до Каспия, и Хасан-бека, чтоб заступились за людей, захваченных в плен, и вернули товары. После долгих хлопот людей отпускают, а больше ничего не возвращают. Считалось, то, что пришло с моря, — собственность владельца побережья. И разошлись они кто куда.

Иные остались в Шемахе, другие пошли работать в Баку. Афанасий же самостоятельно идёт в Дербент, затем в Баку, «где огонь горит неугасимый», из Баку за море — в Чапакур. Здесь он живёт полгода, месяц в Сари, месяц в Амале, о Рее он говорит, что здесь убили потомков Мухаммеда, от проклятия которого семьдесят городов разрушились. В Кашане он живёт месяц, месяц в Езде, где «домашний скот кормят финиками». Многие города он не называет, потому как «много ещё городов больших». Морем добирается до Ормуза на острове, где «море наступает на него всякий день по два раза» (впервые видит приливы и отливы), а солнечный жар может человека сжечь. Через месяц он, «после Пасхи в день Радуницы», направляется на таве (индийское судно без верхней палубы) «с конями за море Индийское». Доходят до Комбея, «где родится краска и лак» (основные продукты экспорта, кроме пряностей и тканей), а затем идут до Чаула.

У Афанасия ко всему, что касается торговли, живой интерес. Он изучает состояние рынка и досадует, что солгали ему: «говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец, да краска». Афанасий привёз жеребца «в Индийскую землю», за которого заплатил сто рублей. В Джуннаре хан отбирает у Афанасия жеребца, узнав, что купец не мусульманин, а русин. Хан обещает вернуть жеребца и ещё дать тысячу золотых в придачу, если Афанасий перейдёт в мусульманскую веру. И срок назначил: четыре дня на Спасов день, на Успенский пост. Но накануне Спасова дня приехал казначей Мухамед, хорасанец (личность его до сих пор не установлена). Он заступился за русского купца. Никитину возвратили жеребца. Никитин считает, что «случилось Господне чудо на Спасов день», «Господь Бог сжалился... не оставил меня, грешного, милостью своей».

В Бидаре он опять интересуется товаром — «на торгу продают коней, камку (ткань), шёлк и всякий иной товар да рабов чёрных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а съестного только овощи, а для Русской земли товара тут нет»...

Живо описывает Никитин нравы, обычаи народов, живущих в Индии.

«И тут Индийская страна, и простые люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, и все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. Из простого народа мужчины, и женщины все нагие да все чёрные. Куда я ни иду, за мной людей много — дивятся белому человеку».

Все доступно любознательности русского путешественника: и сельское хозяйство, и состояние армии, и способ ведения войны: «Бой ведут все больше на слонах, сами в доспехах и кони. Слонам к голове и бивням привязывают большие кованые мечи... да облачают слонов в доспехи булатные, да на слонах сделаны башенки, и в тех башенках по двенадцать человек в доспехах, да все с пушками, да со стрелами».

Особенно интересуют Афанасия вопросы веры. Он сговаривается с индусами пойти в Пар-ват — «то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка». Он дивится, что в Индии семьдесят четыре веры, «а разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся...».

Афанасий горюет, что сбился с русского церковного календаря, священные книги пропали при разграблении корабля. «Праздников христианских — ни Пасхи, ни Рождества Христова — не соблюдаю, по средам и пятницам не пощусь. И живя среди иноверных, я молю Бога, пусть он сохранит меня...»

Он читает звёздное небо, чтобы определить день Пасхи. На «пятую Пасху» Афанасий решает возвращаться на Русь.

И снова он записывает то, что видел своими глазами, а также сведения о разных портах и торгах от Египта до Дальнего Востока, полученные от знающих людей. Отмечает, где «родится шёлк», где «родятся алмазы», предупреждает будущих путешественников, где и какие их поджидают трудности, описывает войны между соседними народами...

Скитаясь по городам ещё полгода, Афанасий добирается до порта — города Дабхола. За два золотых он отправляется до Ормуза на корабле через Эфиопию. Удалось поладить с эфиопами, и судно не ограбили.

Из Ормуза Афанасий посуху идёт к Чёрному морю и добирается до Трабзона. На корабле он договаривается за золотой дойти до Кафы (Крым). Приняв за шпиона, его грабит начальник охраны города. Осень, непогода и ветры затрудняют переход моря. «Море перешли, да занёс нас ветер к самой Балаклаве. И оттуда пошли в Гурзуф, и стояли мы тут пять дней. Божиею милостью пришёл я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог творец! Милостию Божией прошёл я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь!»

ЖИТИЯ МУЧЕНИКОВ МИХАИЛА, КНЯЗЯ ЧЕРНИГОВСКОГО, И БОЯРИНА ЕГО ФЕОДОРА

Око­ло се­ре­ди­ны XIII ве­ка (1237–1240 гг.) Рос­сию по­стиг­ло на­ше­ствие мон­го­лов. Сна­ча­ла опу­сто­ше­ны бы­ли Ря­зан­ское и Вла­ди­мир­ское кня­же­ства, по­том в юж­ной Рос­сии бы­ли раз­ру­ше­ны го­ро­да Пе­ре­я­с­лавль, Чер­ни­гов, Ки­ев и дру­гие. На­ро­до­на­се­ле­ние этих кня­жеств и го­ро­дов боль­шей ча­стью по­гиб­ло в кро­ва­вых се­чах; церк­ви бы­ли ограб­ле­ны и по­ру­га­ны, зна­ме­ни­тая Ки­ев­ская Лав­ра бы­ла раз­ру­ше­на, а ино­ки рас­се­я­лись по ле­сам.

Впро­чем, все эти страш­ные бед­ствия бы­ли как бы неиз­беж­ным след­стви­ем втор­же­ния ди­ких на­ро­дов, для ко­то­рых вой­на бы­ла по­во­дом к гра­бе­жу. Мон­го­лы обыч­но от­но­си­лись без­раз­лич­но ко всем ве­рам. Ос­нов­ным пра­ви­лом их жиз­ни слу­жи­ла Яса (кни­га за­пре­тов), со­дер­жа­щая в се­бе за­ко­ны ве­ли­ко­го Чин­гис­ха­на. Один из за­ко­нов Ясы ве­лел ува­жать и бо­ять­ся всех бо­гов, чьи бы они не бы­ли. По­это­му в Зо­ло­той Ор­де сво­бод­но слу­жи­лись бо­го­слу­же­ния раз­ных ве­ро­ис­по­ве­да­ний и са­ми ха­ны неред­ко при­сут­ство­ва­ли при со­вер­ше­нии и хри­сти­ан­ских, и му­суль­ман­ских, и буд­дий­ских, и дру­гих об­ря­дов.

Но, от­но­сясь без­раз­лич­но и да­же с ува­же­ни­ем к хри­сти­ан­ству, ха­ны тре­бо­ва­ли и от на­ших кня­зей ис­пол­не­ния неко­то­рых сво­их су­ро­вых об­ря­дов, на­при­мер: про­хож­де­ния через очи­сти­тель­ный огонь, преж­де чем явить­ся пе­ред ха­ном, по­кло­не­ния изо­бра­же­ни­ям умер­ших ха­нов, солн­цу и ку­сту. По хри­сти­ан­ским по­ня­ти­ям это яв­ля­ет­ся из­ме­ной свя­той ве­ре и неко­то­рые из на­ших кня­зей пред­по­чли пре­тер­петь смерть, чем вы­пол­нить эти язы­че­ские об­ря­ды. Сре­ди них сле­ду­ет вспом­нить Чер­ни­гов­ско­го кня­зя Ми­ха­и­ла и его бо­яри­на Фе­о­до­ра, по­стра­дав­ших в Ор­де в 1246 го­ду.

Ко­гда хан Ба­тый по­тре­бо­вал к се­бе Чер­ни­гов­ско­го кня­зя Ми­ха­и­ла, то он, при­няв бла­го­сло­ве­ние от сво­е­го ду­хов­но­го от­ца епи­ско­па Иоан­на, обе­щал ему, что он ско­рее умрет за Хри­ста и свя­тую ве­ру, чем по­кло­нит­ся идо­лам. То же обе­щал и бо­ярин его Фе­о­дор. Епи­скоп укре­пил их в этой свя­той ре­ши­мо­сти и дал им Свя­тые Да­ры в на­пут­ствие веч­ной жиз­ни. Пе­ред вхо­дом в став­ку ха­на мон­голь­ские жре­цы по­тре­бо­ва­ли с кня­зя и бо­яри­на, чтобы они по­кло­ни­лись на юг мо­ги­ле Чин­гис­ха­на, за­тем ог­ню и вой­лоч­ным идо­лам. Ми­ха­ил от­ве­тил: «Хри­сти­а­нин дол­жен по­кло­нять­ся Твор­цу, а не тва­ри».

Узнав об этом, Ба­тый озло­бил­ся и ве­лел Ми­ха­и­лу вы­би­рать од­но из двух: или ис­пол­нить тре­бо­ва­ние жре­цов, или смерть. Ми­ха­ил от­ве­тил, что он го­тов по­кло­нить­ся ха­ну, ко­то­ро­му Сам Бог пре­дал его во власть, но не мо­жет ис­пол­нить то­го, че­го тре­бу­ют жре­цы. Внук Ми­ха­и­ла, князь Бо­рис, и ро­стов­ские бо­яре умо­ля­ли его по­бе­речь свою жизнь и пред­ла­га­ли при­нять на се­бя и на свой на­род епи­ти­мью за его грех. Ми­ха­ил не хо­тел слу­шать ни­ко­го. Он сбро­сил с плеч кня­же­скую шу­бу и ска­зал: «Не по­губ­лю ду­ши мо­ей, прочь сла­ва тлен­но­го ми­ра!» По­ка но­си­ли от­вет его ха­ну, князь Ми­ха­ил и бо­ярин его пе­ли псал­мы и при­об­щи­лись Свя­тых Да­ров, дан­ных им епи­ско­пом. Ско­ро яви­лись убий­цы. Они схва­ти­ли Ми­ха­и­ла, на­ча­ли бить ку­ла­ка­ми и пал­ка­ми по гру­ди, по­том по­вер­ну­ли ли­цом к зем­ле и топ­та­ли но­га­ми, на­ко­нец от­сек­ли ему го­ло­ву. По­след­нее сло­во его бы­ло: «Я хри­сти­а­нин!» По­сле него та­ким же об­ра­зом был за­му­чен его доб­лест­ный бо­ярин. Свя­тые мо­щи их по­чи­ва­ли в Мос­ков­ском Ар­хан­гель­ском со­бо­ре.

ЖИТИЕ БЛАГОВЕРНОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА (В СХИМЕ АЛЕКСИЯ) НЕВСКОГО

Свя­той бла­го­вер­ный ве­ли­кий князь Алек­сандр Нев­ский ро­дил­ся 13 мая 1221 г. в го­ро­де Пе­рея­слав­ле-За­лес­ском. Отец его, Яро­слав, в Кре­ще­нии Фе­о­дор, был млад­шим сы­ном Все­во­ло­да III Боль­шое Гнез­до. Мать св. Алек­сандра, Фе­о­до­сия Мстислав­на, была дочерью Мстислава Удалого (Удатного). В 1227 г. князь Яро­слав по прось­бе нов­го­род­цев стал кня­жить в Нов­го­ро­де Ве­ли­ком. Он взял с со­бой сы­но­вей, Фе­до­ра и Алек­сандра.

На­чи­на­лось са­мое труд­ное вре­мя в ис­то­рии Ру­си: с во­сто­ка шли мон­голь­ские ор­ды, с за­па­да на­дви­га­лись ры­цар­ские пол­чи­ща. В этот гроз­ный час Про­мы­сл Бо­жий воз­двиг на спа­се­ние Ру­си свя­то­го кня­зя Алек­сандра – ве­ли­ко­го во­и­на-мо­лит­вен­ни­ка, по­движ­ни­ка и стро­и­те­ля зем­ли Рус­ской.

Вос­поль­зо­вав­шись на­ше­стви­ем Ба­тыя, пол­чи­ща кре­сто­нос­цев вторг­лись в пре­де­лы Оте­че­ства. Пер­вы­ми бы­ли шве­ды. Мно­же­ство ко­раб­лей по­до­шло к Неве под ко­ман­до­ва­ни­ем яр­ла Бир­ге­ра. Св. Алек­сандр, ему не бы­ло то­гда еще 20 лет, дол­го мо­лил­ся в хра­ме Свя­той Со­фии. Ар­хи­епи­скоп Спи­ри­дон бла­го­сло­вил св. кня­зя и во­ин­ство его на брань. Вый­дя из хра­ма, Алек­сандр укре­пил дру­жи­ну ис­пол­нен­ны­ми ве­ры сло­ва­ми: "Не в си­ле Бог, а в прав­де. Иные – с ору­жи­ем, иные – на ко­нях, а мы имя Гос­по­да Бо­га на­ше­го при­зо­вем!" С неболь­шой дру­жи­ной князь по­спе­шил на вра­гов. Но бы­ло чуд­ное пред­зна­ме­но­ва­ние: сто­яв­ший в мор­ском до­зо­ре во­ин ви­дел на рас­све­те 15 июля ла­дью, плы­ву­щую по мо­рю, и на ней св. му­че­ни­ков Бо­ри­са и Гле­ба в одеж­дах баг­ря­ных. Алек­сандр, обод­рен­ный, му­же­ствен­но по­вел с мо­лит­вой вой­ско на шве­дов. "И бы­ла се­ча ве­ли­кая с ла­ти­ня­на­ми, и пе­ре­бил их бес­чис­лен­ное мно­же­ство, и са­мо­му пред­во­ди­те­лю воз­ло­жил пе­чать на ли­цо ост­рым ко­пьем». За эту по­бе­ду на ре­ке Неве, одер­жан­ную 15 июля 1240 г., на­род на­звал св. Алек­сандра Нев­ским.

Опас­ным вра­гом оста­ва­лись немец­кие ры­ца­ри. В 1241 г. мол­ние­нос­ным по­хо­дом св. Алек­сандр вер­нул древ­нюю рус­скую кре­пость Ко­по­рье, из­гнав ры­ца­рей. В 1242 г. зи­мой он осво­бо­дил Псков, а 5 ап­ре­ля дал Тев­тон­ско­му ор­де­ну ре­ши­тель­ное сра­же­ние на льду Чуд­ско­го озе­ра. Кре­сто­нос­цы бы­ли пол­но­стью раз­гром­ле­ны. Имя св. Алек­сандра про­сла­ви­лось по всей Свя­той Ру­си.

За­пад­ные пре­де­лы Рус­ской зем­ли бы­ли на­деж­но ограж­де­ны, на­ста­ло вре­мя обез­опа­сить Русь с во­сто­ка. В 1242 г. св. Алек­сандр Нев­ский со сво­им от­цом Яро­сла­вом вы­ехал в Ор­ду. Свя­щен­ную мис­сию за­щит­ни­ков Рус­ской зем­ли Гос­подь увен­чал успе­хом, но на это по­тре­бо­ва­лись го­ды тру­дов и жертв. Князь Яро­слав от­дал за это жизнь. За­ве­щан­ный от­цом со­юз с Зо­ло­той Ор­дой – необ­хо­ди­мый то­гда для предот­вра­ще­ния но­во­го раз­гро­ма Ру­си – про­дол­жал кре­пить св. Алек­сандр Нев­ский. Обе­щав свою под­держ­ку, св. Алек­сандр дал воз­мож­ность Ба­тыю вы­сту­пить в по­ход про­тив Мон­го­лии, стать глав­ной си­лой во всей Ве­ли­кой Сте­пи. В 1252 г. мно­гие рус­ские го­ро­да вос­ста­ли про­тив та­тар­ско­го ига. Сно­ва воз­ник­ла угро­за са­мо­му су­ще­ство­ва­нию Ру­си. Св. Алек­сан­дру опять при­шлось ехать в Ор­ду, чтобы от­ве­сти от рус­ских зе­мель ка­ра­тель­ное на­ше­ствие та­тар. Св. Алек­сандр стал еди­но­власт­ным ве­ли­ким кня­зем всей Ру­си. В 1253 г. он от­ра­зил но­вый на­бег на Псков, в 1254 г. за­клю­чил до­го­вор о мир­ных гра­ни­цах с Нор­ве­ги­ей, в 1256 г. хо­дил в по­ход в фин­скую зем­лю. В тьму язы­че­ства св. Алек­сандр нес свет еван­гель­ской про­по­ве­ди и пра­во­слав­ной куль­ту­ры. Все По­мо­рье бы­ло про­све­ще­но и осво­е­но рус­ски­ми.

В 1256 г. умер хан Ба­тый. Св. князь в тре­тий раз по­ехал в Са­рай, чтобы под­твер­дить мир­ные от­но­ше­ния Ру­си и Ор­ды с но­вым ха­ном Бер­ке. В 1261 г. ста­ра­ни­я­ми св. Алек­сандра и мит­ро­по­ли­та Ки­рил­ла бы­ла учре­жде­на в Са­рае, сто­ли­це Зо­ло­той Ор­ды, епар­хия Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви.

На­сту­пи­ла эпо­ха ве­ли­кой хри­сти­а­ни­за­ции язы­че­ско­го Во­сто­ка, в этом бы­ло про­ро­че­ски уга­дан­ное св. Алек­сан­дром Нев­ским ис­то­ри­че­ское при­зва­ние Ру­си. В 1262 г. по его ука­за­нию во мно­гих го­ро­дах бы­ли пе­ре­би­ты та­тар­ские сбор­щи­ки да­ни и вер­бов­щи­ки во­и­нов – бас­ка­ки. Жда­ли та­тар­ской ме­сти. Но ве­ли­кий за­ступ­ник на­ро­да вновь по­ехал в Ор­ду и муд­ро на­пра­вил со­бы­тия со­всем в иное рус­ло: ссы­ла­ясь на вос­ста­ние рус­ских, хан Бер­ке пре­кра­тил по­сы­лать дань в Мон­го­лию и про­воз­гла­сил Зо­ло­тую Ор­ду са­мо­сто­я­тель­ным го­су­дар­ством, сде­лав ее тем са­мым за­сло­ном Ру­си с во­сто­ка. В этом ве­ли­ком со­еди­не­нии рус­ских и та­тар­ских зе­мель и на­ро­дов со­зре­ва­ло и креп­ло бу­ду­щее мно­го­на­цио­наль­ное Рос­сий­ское го­су­дар­ство, вклю­чив­шее впо­след­ствии в пре­де­лы Рус­ской Церк­ви по­чти все на­сле­дие Чин­гис­ха­на до бе­ре­гов Ти­хо­го оке­а­на.

Эта ди­пло­ма­ти­че­ская по­езд­ка св. Алек­сандра Нев­ско­го в Са­рай бы­ла чет­вер­той и по­след­ней. На об­рат­ном пу­ти, не до­ез­жая до Вла­ди­ми­ра, в Го­род­це, в мо­на­сты­ре князь-по­движ­ник пре­дал свой дух Гос­по­ду 14 но­яб­ря 1263 го­да, за­вер­шив мно­го­труд­ный жиз­нен­ный путь при­ня­ти­ем свя­той ино­че­ской схи­мы с име­нем Алек­сий. Свя­тое те­ло его по­нес­ли к Вла­ди­ми­ру, де­вять дней длил­ся путь, и те­ло оста­ва­лось нетлен­ным. 23 но­яб­ря при по­гре­бе­нии его в со­бор­ной церк­ви Рож­де­ствен­ско­го мо­на­сты­ря го­ро­да Вла­ди­ми­ра (ныне там уста­нов­лен па­мят­ник свя­то­му кня­зю; еще один па­мят­ник уста­нов­лен в го­ро­де Пе­ре­я­с­лав­ле-За­лес­ском) бы­ло яв­ле­но Бо­гом "чу­до див­но и па­мя­ти до­стой­но": свя­той сам про­тя­нул ру­ку за раз­ре­ши­тель­ной мо­лит­вой. По­чи­та­ние бла­го­вер­но­го кня­зя на­ча­лось сра­зу же по его по­гре­бе­нии. Ве­ли­кий князь Иоанн Иоан­но­вич (1353–1359) в сво­ем ду­хов­ном за­ве­ща­нии, пи­сан­ном в 1356 го­ду, оста­вил сво­е­му сы­ну Ди­мит­рию (1350–1389), бу­ду­ще­му по­бе­ди­те­лю Ку­ли­ков­ской бит­вы, "ико­ну Свя­тый Алек­сандр". Нетлен­ные мо­щи бла­го­вер­но­го кня­зя бы­ли от­кры­ты, по ви­де­нию, пе­ред Ку­ли­ков­ской бит­вой – в 1380 го­ду, и то­гда же уста­нов­ле­но мест­ное празд­но­ва­ние. Об­ще­цер­ков­ное про­слав­ле­ние св. Алек­сандра Нев­ско­го со­вер­ши­лось при мит­ро­по­ли­те Ма­ка­рии на Мос­ков­ском со­бо­ре 1547 г. К мо­лит­вам свя­то­го кня­зя, про­сла­вив­ше­го­ся обо­ро­ной Оте­че­ства, рус­ские пол­ко­вод­цы при­бе­га­ли и во все по­сле­ду­ю­щие вре­ме­на. 30 ав­гу­ста 1721 г. Петр I, по­сле про­дол­жи­тель­ной и из­ну­ри­тель­ной вой­ны со шве­да­ми, за­клю­чил Ништад­ский мир. Этот день ре­ше­но бы­ло освя­тить пе­ре­не­се­ни­ем мо­щей бла­го­вер­но­го кня­зя Алек­сандра Нев­ско­го из Вла­ди­ми­ра в но­вую, се­вер­ную сто­ли­цу, Пе­тер­бург, рас­по­ло­жив­шу­ю­ся на бе­ре­гах Невы. Вы­ве­зен­ные из Вла­ди­ми­ра 11 ав­гу­ста 1723 го­да, свя­тые мо­щи бы­ли при­ве­зе­ны в Шлис­сель­бург 20 сен­тяб­ря то­го же го­да и оста­ва­лись там до 1724 го­да, ко­гда 30 ав­гу­ста бы­ли уста­нов­ле­ны в Тро­иц­ком со­бо­ре Алек­сан­дро-Нев­ской Лав­ры, где по­чи­ва­ют и ныне. Ука­зом от 2 сен­тяб­ря 1724 го­да бы­ло уста­нов­ле­но празд­не­ство на 30 ав­гу­ста (в 1727 го­ду празд­не­ство бы­ло от­ме­не­но по при­чине не цер­ков­но­го ха­рак­те­ра, а вслед­ствие борь­бы груп­пи­ро­вок при цар­ском дво­ре. В 1730 го­ду празд­не­ство сно­ва бы­ло вос­ста­нов­ле­но).

Ар­хи­манд­рит Гав­ри­ил Бу­жин­ский (впо­след­ствии епи­скоп Ря­зан­ский, † 27 ап­ре­ля 1731 го­да) со­ста­вил спе­ци­аль­ную служ­бу на вос­по­ми­на­ние Ништад­ско­го ми­ра, со­еди­нив ее со служ­бой свя­то­му Алек­сан­дру Нев­ско­му.

Имя за­щит­ни­ка ру­бе­жей Рос­сии и по­кро­ви­те­ля во­и­нов из­вест­но да­ле­ко за пре­де­ла­ми на­шей Ро­ди­ны. Сви­де­тель­ство то­му – мно­го­чис­лен­ные хра­мы, по­свя­щен­ные свя­то­му Алек­сан­дру Нев­ско­му. Наи­бо­лее из­вест­ные из них: Пат­ри­ар­ший со­бор в Со­фии, ка­фед­раль­ный со­бор в Тал­лине, храм в Тби­ли­си. Эти хра­мы – за­лог друж­бы рус­ско­го на­ро­да-осво­бо­ди­те­ля с брат­ски­ми на­ро­да­ми.

Житие Сергия Радонежского (ссылка)