Кяманча

     Там, где суровый белопенный Дах, бушуя, несёт по ущельям свои злые волны, жил когда-то старый князь-пши.

  Вся его жизнь проходила в кровавых битвах с соседями, в налётах и нападениях. Был он груб и безобразен, жесток и жаден.

  Точно коршун-стервятник с птенцами жил он со своей дружиной в каменной башне, и не встречалось человека, который мог бы выдержать его холодный, безжалостный взгляд.

  Как-то весной грозный князь отправлялся в поход. Сдвинув мохнатые брови, опустив голову в дорогой папахе, ехал он впереди дружины, безразлично поглядывая на согнутые в поклонах спины жителей аула.

  И вдруг девушка, стоявшая в толпе женщин, чуть-чуть приподняла голову и бросила на него любопытный взгляд. Пши успел заметить только большие черные глаза.

  От мимолётного взгляда девушки что-то дрогнуло в жестоком сердце старого пши, и он вдруг почувствовал, как прекрасна весна, как чист прохладный горный воздух, как свежа молодая зелень и прозрачно голубое небо.

Князь остановил коня и приказал всем женщинам выпрямиться. Жадно, ненасытно всматривался он в тонкое девичье лицо, в сросшиеся черные брови, под которыми сияли глаза.

  Он смотрел на девушку, как змея на птичку, и что-то вроде улыбки промелькнуло на его суровом лице.

  — Кто ты? – Спросил князь.

  — Я – Наки, дочь твоего пастуха, – ответила девушка.

  — Наки?! Хорошо! Готовься, Наки, стать моей женой. Скучно и холодно в моем орлином гнезде. Ты согреешь его своей красотой.

  — Тесно будет вольной ласточке в твоём каменном гнезде, князь, − отвечает ему Наки.

  — Привыкнешь, − настаивает Князь!

  — Но я не люблю тебя, князь.

  — А мне какое дело. Ты понравилась мне. Вернусь из похода, отпразднуем свадьбу, − говорит Князь.

  — Не нужно, князь! Мне лучше в Дах броситься, чем стать твоей женой, – сверкнула глазами девушка.

  Пши нахмурил брови и в гневе дёрнул коня за узду так, что резвый скакун затоптался на месте.

  — Как смеешь ты, девчонка, спорить со мною, князем! Взять её и отвезти в башню! Пусть там ждёт меня.

  Дружинник выхватил Наки из толпы женщин, бросил перед собой на седло и поскакал к башне.

  А старый пши продолжал свой путь. Этот поход был неудачным для князя. Ночью, когда пши и его дружинники с грозными криками ворвались в чужой аул, навстречу им бросились отважные джигиты с мечами и кинжалами.

  — Бейте разбойников! Пусть забудут они дорогу к нашему мирному аулу! – Кричали джигиты, тесня воинов старого пши.

  Сам пши получил много ран и, слабея, сказал своим воинам:

  — Держите меня, я падаю. Отступайте! Спасайтесь!

  Двое дружинников подхватили раненого князя, другие торопливо повернули своих коней. Стаей испуганных воронов вылетели они из аула и помчались обратно.

  Еле живой, стонущий, окровавленный, завёрнутый в бурку, трясся старый пши на коне, и двое всадников поддерживали его, чтобы он не свалился с седла.

  На горной тропе дружинники встретили одинокого юношу в поношенной черкеске из грубого домотканого сукна, с каким-то длинным свертком за плечами.

  — Кто ты?! – Закричали на него воины.

  — Я – певец Лаго! – Ответил юноша. − Я хожу из аула в аул и пою песни о свободе.

  — Ах ты, сын шакала! – Зашумели дружинники. − Ты призываешь народ бороться против нас, орков, и наших князей! – Свяжите его! Мы бросим его в подземелье нашей башни. А когда выздоровеет князь, он повесит этого молодца, чтобы все знали, как поступают с бунтовщиками, выступающими против княжеской власти, – приказал старый княжеский слуга – уздень.

  Воины скрутили юноше руки и заставили бежать за своими конями.

  Только в башне, выставив дозоры и караулы, дружинники стали осматривать раны старого пши. Суровые воины качали головами, глядя на изрубленное тело князя. Он лежал окровавленный и бледный.

  — Тут ничего уже не сделаешь, саван надо готовить, – сказал кто-то.

  Когда воины стали промывать раны пши, он прогнал их и осыпал проклятиями:

  — Ваши руки грубы, как когти барса! Они причиняют мне нестерпимую боль.

  Князь вздохнул и приказал:

  — Позовите эту девушку. Наки. Пусть она перевяжет мне раны.

  Один из воинов за косы притащил Наки и сказал:

  — Лечи нашего князя! Перевяжи его раны!

  Девушка гордо взглянула на угрюмых воинов и ответила:

  — Не буду я лечить зверя, терзающего мой народ и лишившего меня свободы!

  — О Наки! – Простонал князь. − Я слаб и бессилен! Помоги мне, и клянусь тебе, что, если ко мне вернётся здоровье, я отпущу тебя на свободу. Я сделаю все, что ты захочешь.

  — Помни свои слова, князь! – Сказала Наки.

  Она осторожно промыла студёной чистой водой кровавые раны князя, а потом приложила к ним повязки, смоченные хмельным айряном.

  А певец Лаго в это время лежал на жёстком каменном полу в маленькой каморке, куда его заперли княжеские дружинники. Немного отдохнув, он осторожно развернул свёрток, который был у него за плечами, и достал оттуда простую скрипку-кяманчу.

  Взглянув на узкий луч заходящего солнца, проскользнувший через узкую бойницу, юноша провёл смычком по струнам, и кяманча запела.

  Она пела о том, как солнечные лучи играют на ледяных шапках гор, как шумят в долинах могучие дубы, как журчат ручьи – светлые, прозрачные и холодные. Она пела о радости жизни, о любви и счастье.

  Никогда ещё древняя башня не слышала таких звуков.

  Старому князю показалось, что вернулось далёкое детство, что его мать склонилась над ним и серебристым голосом поёт ему колыбельную песню.

  Эта песня успокаивала душу и даже раны перестали гореть. И будто прохладные материнские руки легли на его разгоряченный лоб.

  — Что это? – Прошептал удивлённый пши.

  — Это скрипит на кяманче наш пленник, – ответил один из дружинников. Я пойду и разобью его кяманчу, чтобы она не мешала тебе, сказал дружинник.

  — Не надо! – Приказал князь. − Пусть играет! Эта песня успокаивает боль моих ран.

  Старый князь спокойно уснул, и две слезы, выкатившиеся из закрытых глаз, поползли по его лицу.

  А кяманча пела и пела. С трепещущим сердцем слушала Наки нежные певучие звуки.

  Она закрыла глаза, и ей показалось, что вокруг неё шумит молодыми травами горная долина. Качают своими головками голубые колокольчики, цветет розовый шиповник и капельки росы дрожат между золотистыми тычинками его цветов. Свежий ветерок, прохладный и ароматный, шевелит её волосы.

  Когда все воины уснули, Наки осторожно подкралась к крепкой двери, из-за которой лились сладкие звуки кяманчи. Дверь была заперта на тяжёлый замок, но Наки заглянула в маленькое окошечко, прорезанное в толстых досках, и спросила:

  — Кто ты?

  — Я – певец Лаго! – Ответил юноша.

  — Играй ещё! – Воскликнула девушка, всматриваясь в тонкое лицо юноши, освещённое её факелом,

  — Освободи меня! – Попросил Лаго.

  — Дверь твоей темницы заперта тяжёлым замком, а у меня нет ключа, – сказала Наки. – Но ты потерпи скоро мы оба будем на свободе. Старый пши обещал освободить меня и выполнить все мои просьбы, если я вылечу его.

  — Не верь ему! – Нахмурил брови юноша. – Волк, когда он слаб, притворяется ягненком. Но как только к нему вернутся силы – он снова станет волком! Достань ключ от моей темницы.

  — Не могу: – ключ у старого узденя – слуги князя.

  — Ну, тогда принеси мне острый кинжал.

  — Зачем? – Удивилась девушка.

  — Я не верю князю и хочу сам освободиться из темницы.

  — Жди меня! – Прошептала Наки и лёгкой тенью скользнула по каменной лестнице.

  Снова запела кяманча. Теперь она пела о том, как пленительны и задумчивы южные ночи, когда в горах шелестят своими листьями спящие деревья и синий звёздный полог неба прикрывает землю.

  От плавных звуков кяманчи ещё крепче заснули дружинники князя.

  Наки осторожно вытащила у одного из спящих кинжал и вернулась с ним к двери темницы.

  — Вот кинжал! Возьми! – Прошептала она.

  Юноша жадно схватил оружие. И вдруг его горячая ладонь коснулась нежной руки девушки. И незримый сладостный ток пробежал из одного юного сердца в другое.

  Медленно выздоравливал старый пши. Наки, надеясь на освобождение, заботливо ухаживала за ним. Тонкие пальцы девушки умело перевязывали раны.

  И глаза жестокого старика, казалось, с благодарностью, мягко смотрели на девушку.

  Ночами, когда в башне все засыпали, Наки бесшумно пробиралась к заветной двери.

  И случилось так, что, не произнося слов любви, юноша и девушка хорошо понимали друг друга.

  — Я тебя люблю! – Говорили светлые глаза юноши.

  — Я жить без тебя не могу! – Отвечали тёмные очи Наки.

  А волшебная кяманча разжигала эту любовь нежными и сладкими звуками.

  Чем крепче и здоровей становился старый пши, тем реже кяманча вызывала слезы на его глазах. Старик уже снова мечтал о набегах, о пламени пожаров, о мести, о горячей крови, обагряющей шашку.

  И на девушку пши уже смотрел по-иному – хищно, жадно и сурово.

  Холодный горный ветер срывал с кленов последние золотистые листья, когда старый князь впервые вышел из башни.

  Он долго пил свежий бодрящий воздух, запахи осенней земли и неотрывно смотрел на далёкую синеватую цепь гор, за которой жили его враги.

  Потом он вернулся в башню, исподлобья взглянул на Наки и прохрипел:

  — А ты ещё красивее стала! Хорошо! Я уже выздоровел, через три дня свадьба.

  — Разве ты забыл свои обещания, о пши?! – Удивилась девушка. – Ты же обещал отпустить меня и выполнить все мои желания.

  Но старик рассмеялся скрипучим смехом и ответил:

  — Только дураки выполняют то, что обещают. Слова – это ветер. Через три дня свадьба.

  В этот вечер, точно мать, потерявшая ребёнка, стонала и плакала кяманча.

  А глубокой ночью Лаго и Наки исчезли из башни. Неслышными тенями промелькнули они мимо дозорных, и первая метель скрыла следы влюбленных.

  Старый пши затрясся от бессильной злости и во все стороны разослал дружинников с приказом разыскать беглецов.

  Но только ранней весной один из воинов напал на их следы.

  Есть между двумя хребтами дикое, заросшее лесом и травами, плоскогорье. Здесь-то, в глухой пещере, и укрылись влюблённые.

  Пылая гневом и яростью, старый князь во главе своей дружины поскакал ловить Лаго и Наки.

  В лесу набухали пушистые, пахучие почки. Под тёплым солнцем расправляли свои цветы подснежники. Везде звенели говорливые ручьи.

  Но пши не видел этой весенней красоты. Чёрная злоба бушевала в его сердце и туманила глаза.

     Сердито зашептались молодые дубы, когда старый князь и его дружина, бряцая оружием, мчались через лес. Сурово зашумели горные потоки. Ясное солнце скрылось в облаках.

  Точно стая бешеных волков, примчались воины к горной речке, за которой начиналось плоскогорье.

  Питаемая весенними ручьями, речка стала многоводной и бурной.

  — Придётся, князь, ждать, пока спадёт вода, – сказал один из воинов.

  — Трус! – Крикнул пши. − Ты боишься даже воды.

  И он направил коня в реку. Огромный вал чуть не опрокинул скакуна. Конь с трудом выбрался обратно на берег, а князь закричал хрипло и свирепо:

  — Согнать людей из ближайших аулов! Пусть сегодня же они построят здесь мост!

  Через несколько часов, подгоняемые воинами, к потоку пришли старики и молодые люди. Испуганно ёжась под грозным взглядом князя, не осмеливаясь даже взглянуть ему в лицо, они принялись пилить деревья.

  И тут на другой стороне речки показались Лаго и Наки. Они шли, взявшись за руки, с ясными глазами, молодые и красивые.

  Как любимого ребёнка, прижимал Лаго к сердцу свою кяманчу.

  — Вот они, бродяги, осмелившиеся обмануть меня, грозного пши, – закричал князь. − Я повешу тебя, скверный скрипун! Я разобью о твою голову кяманчу! А тебя, Наки, я за косы притащу в свою башню!

  — Почему ты сердишься, князь? Мы любим друг друга, – смело глядя в глаза разгневанному пши, крикнул Лаго.

  — Да, мы любим друг друга, – повторила Наки. Разве мы не родились свободными? Разве нам может кто-нибудь запретить любить друг друга?

  — Слушай, князь! Слушайте, люди! Я спою вам песню о любви, заговорил юноша!

  Лаго сел на берегу и тронул смычком струны кяманчи. Весенним ручейком полилась нежная песня. Она говорила о светлой радости, пробудившейся в двух молодых сердцах, о юности, о весне, о счастье.

  Даже шумный поток, казалось, присмирел, слушая песню.

  От этих звуков закачались веточки деревьев, лопнули почки и первые клейкие листочки протянулись к солнцу.

  И запуганные люди, пилившие лес, вдруг почувствовали, как хорош солнечный весенний день, как хочется им любви и счастья.

  Только старый пши не понял песни.

  — Перестань напрасно скрипеть, дурак, – крикнул он. – Какое мне дело до твоей любви! Я хочу, чтобы Наки жила в моей башне!

  — О пши! Вспомни, кто вылечил тебя от смертельных ран! Кто долгими ночами не спал у твоего ложа, отгоняя смерть, – проговорила Наки.

  — Неужели ты, пши, не знаешь чувства благодарности и дружбы? – Спросил Лаго. – Слушай, я тебе спою об этих чувствах!

  Снова зазвенела кяманча. Песня рассказывала о том, как хорошо иметь верного друга, преданного и любящего, мужественного и бескорыстного.

  И от этой песни буйный поток, казалось, теснее и мягче прижимался к скалам, и руки людей сплетались в крепком пожатии.

  Но ничто не дрогнуло в иссохшем сердце старого пши.

  — Перестань, глупец, терзать эти бараньи жилы, – закричал он. − Только дураки испытывают чувство благодарности. Страх всегда сильнее дружбы. Посмотрим, как ты будешь мне благодарен, когда станешь корчиться на верёвке!

  — Если ты, пши, не ценишь любви, не знаешь дружбы и благодарности, то ты не человек! Даже зверь не кусает руку, ласкающую его! – Крикнул Лаго и вновь провёл смычком по струнам.

  Гневно и громко запела кяманча. Она будила в сердцах людей любовь к свободе, разжигала пламя гнева и отваги.

  Вторя песне, одетая в белую пену, гремела река, дрожали и гудели скалы.

  Сжимая топоры и лопаты, люди столпились на берегу, с негодованием глядя на старого князя.

  И они увидели, что перед ними просто старик, сердце которого источила ненависть и пустая гордость.

  — Мы не будем строить тебе мост, о пши, – крикнул рослый адыг в дырявом тулупе.

  — Оставь в покое, князь, Лаго и Наки! Они любят друг друга и пусть будут вместе, – прямо в лицо пши бросил молодой смуглолицый парень.

  — Я тебе покажу, как бунтовать! Бейте его, бейте этих рабов, воины! – В страшной ярости закричал князь, поднимая нагайку.

  Но взглянув на острый топор, подрагивающий в мускулистой руке парня, увидев, как поднялись над толпой лопаты и колья, князь повернул коня и с дружинниками помчался к своей башне.

  Когда спала в реке весенняя вода, десятки юношей и девушек ушли из аулов на плоскогорье.

  Они положили начало племени свободных людей, никогда не покорявшихся княжеской власти.

  А суровое плоскогорье в верховьях бурной реки Дах с тех пор зовется в честь двух любящих, чистых и смелых людей – Лагонаки.

Источник публикации: Лаго и Наки: адыгейская сказка. – URL: https://clck.ru/395Nvp. – Загл. с экана.