Автором этого текст является Кирилл Семенов Тян-Шаньский (публикуется с его ведома и разрешения)
К первой строке приступая,
я муз хоровод с Геликона[1]
Сердце мое вдохновить умоляю
на новую песню…
(Неизвестный автор, Батрахомиомахия
сиречь Война мышей и лягушек.)
Буйной волною хлестнуло в него,
проклиная затею,
Жалобно тут завопил он, стал волосы рвать
и метаться,
Горестно лапки под брюхом ломать,
а трусливое сердце
Билось неистово и порывалось на берег
желанный.
(Неизвестный автор, Батрахомиомахия.)
(О некоторых наших достижениях за последние пять лет, и о том, как мы стремительно собирались в описываемый поход.)
История наших походов в Карелию берет свое начало с «необыкновенного и удивительного» похода на Ястребиное озеро и остров Кильпола летом 1997 года. Таким образом, можно сказать что мы (во всяком случае, я) путешествуем летом по Карелии вот уже пять лет подряд. Эта цифра должна вызывать определенное уважение. Настало время подвести какие-то итоги. Как я уже упоминал, в 1997 Боря и я побывали в Карелии первый раз. Летом 1998 года Боря, Тарас, Марина, Настя и я совершили наш первый самостоятельный пеший поход по северному берегу Ладожского озера. В 1999 году мы без Марины, зато с Викой проплыли на байдарках от города Медвежьегорска до Кижей. Летом 2000 с Машей и Родионом, но без Бори совершили сквозное плаванье с элементами пересечения Полярного круга: Кестеньга – Княжая. И вот теперь летом 2001 мы в каком-то смысле замкнули круг (10 августа 1997 года – 5 августа 2001 на острове Веры из архипелага Петросари) и вернулись туда, откуда наши походы в Карелию начались.
А еще надо сказать, что никогда такое ответственное мероприятие не организовывалось нами в такой сумасшедшей спешке. Итак: 29 июля я вернулся из Копенгагена; 31 июля отправился с утренним поездом в Мерево, чтобы вместе с Викой доставить оттуда байдарку, которой в наших планах отводилось не последнее место. Уже 1 августа байдарка была пригнана в Толмачево, разобрана, погружена в электричку и привезена в Петербург. Весь день 2 августа ушел на лихорадочную сушку сухарей, покупку продовольствия, укладку вещей и изготовление полиэтиленового тента на палатку (до 3-х часов ночи), что имело свои неожиданные последствия.
Гильденстерн. Постой минуту – мы прибыли, грубо говоря, с юга.
Если верить нашей, грубо говоря, карте.
Розенкранц. Верно. Но вот с какой именно стороны?
(Неуверенно озирается.) Грубо говоря.
(Том Стоппард. Розенкранц и Гильденстерн мертвы.)
(О нашем отъезде, охоте на таракана в вагоне электрички на перегоне «Отрадное - Мюллепельто», трудностях сборки лодок на вокзале в Приозерске и первом дне нашего, грубо говоря, плаванья.)
Должен признаться, что никогда еще наше путешествие не начиналось так внезапно. Я даже не имею в виду наши стремительные приготовления и отъезд. Просто во всех предыдущих походах всегда все начиналось с того, что мы куда-то ехали на поезде дальнего следования.
Сама по себе жизнь в плацкартном вагоне, переезд через реку Свирь и противоречащие здравому смыслу деяния маневрового тепловоза на станции Лодейное Поле давали нам время попрощаться с цивилизацией и приготовиться в самое ближайшее время обходиться без ее поддержки. Между тем в этот раз мы были вынуждены вживаться в новый образ всего лишь после какой-то трехчасовой поездки на электричке. А это дело в особенности для Бори и меня настолько обычное, что водораздельным пунктом оно являться никак не может.[3]
Что касается анонсированной истории про охоту на таракана, то это просто рассказ о том, как легко заслужить народную благодарность. Таракан (обыкновенный рыжий) появился в нашем вагоне неведомо откуда незадолго до того, как мы проехали станцию Мюллепельто, и вызвал состояние близкое к обморочному у многих почтенных дам и благородных девиц в нашем вагоне. Тогда я понял, что настало мое время, отвязал от Бори правую кроссовку и широко размахнувшись этого злополучного таракана прихлопнул, оставив на салатной стенке вагона грязный отпечаток. Но общественное мнение вагона неожиданно поддержало мою борьбу за чистоту. На какой то миг возникли возгласы «Так и надо!» и «Молодец!». Вот так вот несложно оказалось добиться всенародного признания собственных заслуг.
Одним словом около 11 часов утра 3-го августа 2001 года мы оказались на вокзале города Приозерска и приступили к распаковке вещей и сборке лодок на берегу озера Вуокса прямо у железнодорожных путей.
Очевидно, мы были далеко не первыми и более того даже в данный момент не единственными, собиравшимися начать поход с этого места. Берег озера около вокзала, увы, несет многие признаки избранности и излюбленности многочисленными туристами прошлого и настоящего. Совершенно не могу понять, каким образом нам удалось избегнуть получить какую-нибудь битую бутылку или зазубренную консервную банку в борт лодки или непосредственно в пятку при сборке и спуске лодок на воду.
Сборка лодок всегда приводила меня в священный трепет. Дюраль, резина, брезент, а теперь еще и полихлорвинил вступают с человеком в отчаянный бой. А ставки в этой борьбе чрезвычайно высоки. В нашем случае особенно отличилась моя лодка с ее новой шкурой имени фирмы «Тритон». Первая попытка собрать ее вообще кончилась плачевно: она собралась неправильно. После этого некоторое время все наши усилия были направлены только на то, чтобы ее проклятую разобрать. Причем временами нам казалось, что этого сделать никогда и никому не удастся. Потребовалась почти вся сила Тараса, весь импульс, который способен придать Боря и вся моя энергия, чтобы враг перестал существовать как единое целое и был по частям повержен на песок и мелкие камушки.
Вторая попытка была еще более неудачной, чем первая. Удовлетворительного результата удалось достигнуть только на третий раз, когда были применены новые инженерные решения и разработана прогрессивная теория борьбы с перекосами при сборке. Вопреки инструкции мы сначала застегнули стрингеры левого борта и поставили на него фальшборт, а потом уже справились с правым бортом.
Наши «танцы со своенравным железом» смотрелись особенно выразительно по контрасту с неторопливой и основательной работой мужичка, собиравшего однотипную лодку на соседнем пляже. Надо сказать, что народ на берегу озера попадается довольно колоритный. Например, к нашему пляжу причалило два совершенно мокрых мужика (с них текло ручьями, а погода была между тем можно сказать хорошая) на быстроходной байдарке «Вуокса». Дырок у этой байдарки было просто устрашающее количество. Не все они, вероятно, были достаточно хорошо заклеены[4].
Мужики вылили из лодки литров пятнадцать воды, а затем неторопливо потащили ее прочь от озера. Нас потрясло их истинно стоическое отношение к собственным бедствиям.
Когда лодки были более или менее собраны, мы немного успокоились, но напрасно, так как мы не представляли, во что нам обойдется попытка поставить на нашу с Викой лодку имеющий происхождение из того же «Тритона» фартук с юбками.
Надо сказать, что за три года байдарочных походов наше снаряжение постепенно вышло на новый качественный уровень. «Непромокаемые» гермы, сшитые из полиэтилена на швейной машинке «Зингер» в основном удалось поменять на несравненно более непромокаемые мешки регулярного фабричного производства.
На вооружение также были приняты новые более поместительные и устойчивые образцы кастрюль, более ухватистые рукавицы для гребли. А один из лучших полиэтиленовых мешков навигации 2000 года использовался вообще для транспортировки примуса (это как перевести корабль из разряда чайных клиперов непосредственно в землеотвозные шаланды).
До этих самых пор мы имели дело с быстрым течением только на реке Луге и непродолжительное время на реке Иове в нижнем бьефе Иовской ГЭС. Я так и не знаю, каким именно образом нам удалось избежать лобового столкновения с одной из опор мостика через Иову в городе Зареченск. В нарушении всех правил речного судоходства эта самая опора одно время двигалась навстречу нашим лодкам со скоростью около 30 километров в час.
Первым серьезным испытанием был автомобильный мост, под которым обнаружился небольшой водослив, дополненный несколькими шиверами. Мы пристали к берегу для того, чтобы по всем правилам произвести рекогносцировку. В ходе разведки выяснилось, что это препятствие возможно пройти, а вернее что обнос этого моста сопряжен с превеликими трудностями, а проводка лодок на концах тоже не дает гарантии успеха.
Для облегчения байдарки я высадил Вику на берег и бодро отправился в водослив. Новая полихлорвиниловая шкура продемонстрировала исключительные качества, когда после успешного прохождения водослива лодку перетащило через какой-то подводный камень (вечером во время контрольного осмотра шкур не удалось обнаружить никаких следов этого и многих следующих происшествий). Трехместная лодка прошла через порог под командой Бори (я был передним гребцом, а Тарас, Наташа и Вика наблюдали за нашими эволюциями с берега с замиранием сердца (я надеюсь).
Особенно интересным был момент, когда мы с Борей выгребали против течения, чтобы пристать к единственному годному для причаливания пляжу, а течение первое время одолевало нас и, несмотря на наши усилия, несло нас задом наперед в заросли ивовых кустов. Затем все уселись обратно в лодки, согласно штатному расписанию, и плаванье по Вуоксе продолжилось. Дальше было много всего интересного. Бурное течение Вуоксы, не особенно обращая внимание на наши попытки управляться веслами или, там скажем, рулем, подхватило наши байдарки.
Алюминиевые весла со скрежетом ударялись о камни. Этот зловещий звук приводил меня в ужас еще на Сабских порогах на Луге в 1987 году. И много раз глухие удары в подводную часть показывали, что, в данном случае, мы ошиблись в выборе судоходного фарватера.
Одним словом, когда порожистый участок Вуоксы наконец был пройден, мы возликовали. Правда, наше ликование немного отравлялось тем обстоятельством, что мы совершенно утратили всякую возможность вернуться против течения в озеро Вуокса. До этого мы часто утешались той мыслью, что если по каким-либо причинам плавать по Ладожскомуозеру нам окажется затруднительно, мы вернемся в Вуоксу и совершим плаванье по системе внутренних озер и речек.
Чтобы немного передохнуть (и, разумеется, подкрепиться) мы пристали к очень симпатичной песчаной косе. Но только мы соорудили бутерброды с котлетами, как немедленно на горизонте обнаружился мужик в шкиперском прикиде, который стал к нам приближаться с таким уверенным видом, что я трусливо принял его за какого-нибудь пограничника или представителя исполнительной власти. И приготовился убеждать его, что мы не имеем преступных намерений нарушать режим пограничной зоны и вообще плывем отсюда на юг в Петербург (это уже наглая ложь и даже пограничника так не обманешь). Но мужик оказался просто яхтсменом. Я немного успокоился и подумал, что придется, вероятно, выслушать историю о том, какой именно ужасной смертью мы погибнем, если рискнем предпринять плаванье по бурному озеру. Но здесь мужик перехитрил меня вторично.
К моему несказанному удивлению этот яхтсмен не стал предрекать нам неминуемой гибели. Вместо этого он без особых эмоций рассказал, как вчера в проливе между островом Коневец и материком Евразия его яхта встретилась с двухметровыми волнами. Но ничего нам не советовал и ни от чего не предостерегал, то есть разговаривал почти как с равными.
Отчалив от гостеприимной песчаной косы, мы обогнули маяк и скоро уже неслись по неспокойным водам Ладожского озера. Небольшое разнообразие доставлялось необходимостью форсировать многочисленные рыбацкие сети (так чтобы и их не порвать и самим не запутаться). Между тем нечувствительно наступил вечер, и пора было нам подумать о небольшом острове со всеми удобствами.
Мы проявили исключительную прозорливость, когда выбрали для ночевки остров Грядовой, а не остров Бурнев. Как мне недавно стало известно, на острове Бурнев находится какая-то лаборатория ВМФ по испытанию кораблей на динамических принципах поддержания (т.е. на подводных крыльях). Эта лаборатория тщательно замаскирована и охраняется, а пытающихся высадиться на остров туристов подвергают задержанию и мучительной процедуре установления личности. Конечно, логично бы не мучаться с выяснением личности, а прямо завязывать глаза и отправлять «пройтись по доске» согласно заветам Флинта и Ингленда. Именно несоблюдение этих простых правил и привело к тому, что к настоящему времени «тайна острова Бурнев» ни для кого тайной не является.
Равномерное течение лагерной жизни было немного нарушено, когда внезапно выяснилось, что оригинальной конструкции полиэтиленовый тент на девичью палатку, который я героически делал до трех часов ночи вчера, оказался в два раза меньше, чем нужно. Но из этого затруднения мы сумели выбраться в кратчайшее время, используя то обстоятельство, что тент был изготовлен из двойного полиэтилена, и задача «получения куска вдвое больше данного» решилась, как ни странно, с помощью ножниц. Кроме того, мы забыли дома о’половник. Вот это было действительно серьезное упущение. Немедленно был объявлен международный конкурс на лучший эрзац-половник. Победившей (как единственная представленная) была признана конструкция Тараса, представлявшая собой обрубок сосны, к которому гвоздями были прибиты фрагменты жестяной банки от сгущенного молока. В данном случае злой рок не может похвалиться особой изобретательностью. Бесконечные аварии с нашими ложками и половниками в навигацию 2000 и особенно 1999 года уже вошли в народный фольклор.
С юго-восточной стороны горизонта поднималось нечто устрашающее: оно совершенно не имело формы и, вдобавок ко всему, было цвета клюквенного киселя с молочными разводами. Мы страшно испугались и подумали о безвременной кончине нашей цивилизации в результате вторжения полчищ маленьких зеленых человечков на летающих тарелках или войны с применением водородного и лучевого оружия. Но неизвестное природное явление постепенно оформилось в быстро выползающую из-за леса полную луну. Это превращение было для некоторых совершенно неожиданным. Вопрос о том, не является ли то, что мы видим, просто восходом луны, обсуждался параллельно версии о катастрофе планетарного масштаба. Но оппоненты лунной теории ставили что угодно против чего угодно, что это не луна, а, например, новый действующий вулкан в окрестностях Мюллепельто. Немного разочарованные очередным торжеством научного мировоззрения, мы наконец улеглись спать [5].
[1] Геликон – высокий горный хребет в южной Беотии; считался излюбленным местом пребывания Аполлона и муз – богинь-вдохновительниц поэзии, искусств и наук.
[2] Двадцать четыре песни, как полагается в хорошей эпической поэме, ни мне, ни вам не потянуть, поэтому я ограничусь пятью песнями, по числу летних сезонов, проведенных нами в Карелии.
[3] [Примечание Т.Л.] Здесь необходимо добавить, что на этот раз команда начала существовать как единое целое, только непосредственно в электричке. На станции «Ручьи» (на 10 минут раньше, чем было запланировано) и вот по какой причине. Кирилл с Викой садились на Фин. вокзале, что вполне логично. Боря, Наташа и Тарас выбрали точкой рандеву электричку, подсев в нее на платформе «Девяткино» (их тоже можно понять). Таким образом существовали автономно две разрозненные и самостоятельно действующие боевые единицы. Их слиянию чуть было не помешала следующая хорошо продуманная и организованная диверсия (работников метрополитена вообще и контроллера Назаровой Зинаиды Михайловны в частности, которые наотрез отказались пропустить нас с нашими баулами на станции метро «Академическая»). Таким образом пришлось воспользоваться услугами автобуса типа маршрутное такси, который довез нас с «шутками и прибаутками» до платформы «Ручьи», где мы и удивили Вику и Кирилла своим преждевременным появлением («шутки и прибаутки» сыпались в основном от наших несчастных попутчиков по, обычно пустой, утреней маршрутке…).
[4] [Примечание Т.Л.] Здесь автор видимо из стилистических соображений упустил несколько деталей. Во-первых, байдарка была «Свирь», что в сущности конечно не важно, а вот, во-вторых, байдарка имела массу дырок в деке!!! Как такие можно получить, кроме прохода порогов на перевернутой лодке, я не представляю. Посему сразу зауважал этих отважных спортсменов.
[5] [Примечание Т.Л.] Никак не могу удержаться… Во первых спать улеглись далеко не все (а те кто улеглись были обеспечены все до одного анатомическими ). И наутро очевидцы в лице Вики и Наташ рассказывали, как они вели наблюдения за пресловутой ладожской нерпой, которая плавала, ныряла, ловила рыбу, потом ела ее (она же нерпа! а не мы…) и вообще резвилась и играла на камнях. Правда очевидцы почему-то заметили у нее какие-то ушки торчком… Ну да ладно, это спишем на плохую видимость в неверном лунном свете.
На поиски погибшей в 1845-1846 годах экспедиции сэра Джона Франклина
в последующие тридцать лет было снаряжено свыше сорока английских
полярных экспедиций. Попутно они искали северо-западный проход.
Но ни одной из них не удалось пройти морским путем от океана до океана.
Многие из этих экспедиций погибли…
(Полярный Мартиролог в одиннадцати томах)
(О втором дне нашего плаванья, о том, как мы сидели на маленьком острове в обществе двух меланхолических мужиков, одной влюбленной пары и зайца, нашей неудачной попытке совершить великое географическое открытие и о том, как мы, спасаясь от шторма, попали в болото.)
Утро началось с прогрессивных приемных испытаний нового половника конструкции Тараса. Испытания прошли неудачно: для раздачи гречневой каши с тушенкой упомянутая конструкция подходила весьма условно. После завтрака стали собираться в плаванье. Фотографировались во всевозможных комбинациях на скалах острова Грядовой около лодок и на сваленных на берегу кучах наших вещей. Когда наша жажда запечатлеть историю была утолена, мы отчалили с весьма серьезными намерениями.
Погода между тем постепенно испортилась. И примерно к часу дня, когда мы достигли шхер острова Кильпола, юго-восточный ветер раскачал озеро настолько, что я всерьез стал опасаться появления тех двухметровых волн, которые повстречались дедушке-яхтсмену два дня назад в проливе у острова Коневец. Тут я, естественно, устрашился и предложил вплоть до прояснения обстановки поискать спасения на небольшом безымянном острове. На карте его хорошо видно: напротив отметки 48 на острове Пакатинсаари (это собственно деталь острова Кильпола, но мы этого еще не осознали). Кроме нас на острове обрели спасения какая-то влюбленная пара[1] (северо-западная часть острова) и мужик на байдаре.
Местное население было представлено одним зайцем, которого я вспугнул, но сфотографировать не смог. Остров, напомню, очень маленький, но в этом месте совершенно необходимый. Во-первых, на нем такой симпатичный заяц живет, а во- вторых к коренному берегу в этом месте пристать невозможно, и, следовательно, это спасательный остров.
Сидели мы на этом самом острове, варили пюре на примусе и все вместе ходили на обращенный к открытому озеру берег острова, смотреть, как волна плюхает на берег. Волна плюхала довольно устрашающе, брызги взлетали выше вершин к счастью низкорослых островных сосен. Мы утешали себя той мыслью, что это так тут берег неудачно устроен. Но сидеть на этом острове дальше не хотелось никому. Все-таки он был перенаселен выше всякой меры. Заяц, конечно, где-то спрятался, но зато подгреб на байдарке и сел на мель посреди залива еще один мужик (очень мокрый) и теперь там по колено в воде бултыхался и ругался на чем свет стоит.
Тогда королевской геодезической службой был спешно разработан оригинальный план нашего спасения. Предполагалось воспользоваться обозначенным на карте проливом между островами Килпола и Пакатинсаари (их там на этот случай нарисовано целых две штуки) для того чтобы обогнуть Кильполу с западной стороны и с севера (с возможным обносом памятной нам с Борей дамбы около деревни Тирула).
Очень мне хотелось этот проект реализовать, и я развил бурную деятельность, пытаясь прельстить команду плаваньем в шхерах, старательно устрашая малодушных (которых среди нас нет и не было) ужасами озерного шторма. Наконец решение было принято[2], и две маленькие байдарки стали стремительно уходить в шхеры, преследуемые чудовищными волнами. Высокие волны настигали наши байдарки, некоторые из них ломались и тогда на деку задней оконечности обрушивались потоки белой бурлящей пены. Но подгоняемые попутным ветром мы укрылись от шторма за системой островов, и скоро о волнении на озере напоминала только мягко покачивающая наши лодки пологая зыбь.
На полной скорости мы устремились к вожделенному входу в пролив. Между тем залив становился все уже и уже, а по виду все это стало походить не Ладожское озеро а на известною Меревскую протоку (о если бы протоку). Водяная растительность становилась все гуще и гуще (кувшинка, кубышка, рдест и пр.). Но я был совершенно уверен в существовании пролива и даже затаил в душе некоторое ожидание великого географического триумфа и посрамления моих спутников, которые в этот пролив уже верить почти перестали. Еще бы: ведь у меня в руках точная карта местности, которая еще ни разу меня не обманывала, я умею на нее смотреть, а на ней нарисован пролив. Вот я за поворотом вижу остатки моста через этот пролив и это тоже предусмотрено моей картой. Еще одно усилие и пролив найдется.
Но что это: байдарка медленно останавливается в зарослях рдеста. Озеро кончается и переходит в болото, а дальше сплошной стеной поднимаются деревья. Пролива нет! Редко когда командир совершенно уверенный в своей правоте получал вдруг такой жестокий удар. Командую разворот, и мы мучительно долго выпутываемся из зарослей подводной растительности. Соответственно имеет место некоторое злорадство со стороны обманутой в лучших чаяниях команды. Но у меня в запасе есть еще один пролив: предлагаю поискать теперь его.
Медленно выходим из проклятого болота на более свободную воду. Навстречу пилят мужики на резиновой моторке «Зодиак». Это мой шанс:
– Эй, мужики, где в этих местах пролив?
– Да ты чего, парень, зарос он давно!
– А второй?
– И второй тоже давно зарос!
– А волок?
– Два километра волок от моста…
Все, уехали мужики на своей быстроходной моторке, оставив меня в совершенном недоумении. Я не привык, чтобы карты нагло обманывали людей.
В состоянии близком к помешательству я инициировал приставание к берегу, чтобы свериться с цветной картой (до сих пор я смотрел на ксерокс, а карта для большей сохранности лежала в гермомешке). На цветной карте пролив действительно обозначен, правда немного странно: береговая линия идет непрерывно, но часть пролива покрашена не в синий, а в зеленый цвет – наверное, это оно и есть. То что называется «-Взз-хоббитов никого, а гномов много!», как решили однажды тролли Том, Берт и Билл. Впрочем, второй пролив нарисован совершенно явно, между тем как в природе он тоже не существует, так что карту это нисколько не извиняет.
На самом деле искать обозначенные на карте недобросовестными картографами проливы, острова и пр. опасно не только в полярных широтах. Так, например, уважаемый мной английский пират и путешественник Джордж Энсон в 1741 году захватил манильский[3] галион «Комадонга» с богатейшим грузом серебра, китайского фарфора и печатных пряников. А удалось ему это потому, что капитан галиона отклонился от курса, имея целью поискать нарисованные картографами посреди Тихого океана Серебряный и Золотой острова. И надо же было так случиться, чтобы Джордж Энсон занимался в этом районе акватории тем же самым (т.е. поиском легендарных островов). Но у капитана Энсона был не тихоходный галион, а фрегат Королевского флота. Он взял галион на абордаж и сказочно разбогател. А вот испанский король наоборот был страшно расстроен утратой драгоценного фарфора и пряников и, так как случай был уже не первый, издал указ, впредь запрещающий манильским галионам отклоняться от курса для поиска сказочных Золотого и Серебряного островов.
Дело между тем было к вечеру, и мы приняли решение в этих шхерах заночевать, в тайной надежде, что утром или шторм кончится или второй пролив все-таки найдется. Мы остановились на очень симпатичном острове. Особой строкой отмечу развеселую разгрузку лодок в очень холодной воде, которую штормом принесло из самой середины Ладоги. Палатки пришлось ставить среди скал в живописнейшем беспорядке. Поздно вечеромслучился учебный дождь, что было весьма полезно для немного расслабившейся службы защиты от дождя и других видов сырости.
[1] [Примечание Т.Л.] Ну вот режьте меня – убивайте, а никакой влюбленной пары не помню. Мужик был, заяц тоже по словам Кирилла вроде был…
[2] [Примечание Т.Л.] Рассказывайте мне про молниеносное решение… До сих пор отчетливо помню как на этом самом острове постоянно терялись разнообразные члены экипажа. То один за зайцами бегает, то другой куда-то пропадет, а третий пойдет его искать и с концами…
[3] [Примечание автора] Ежегодный галион с Филиппин в Южную Америку в XVI-XVIII веке.
Два дня тумана на Ла-Манше, и я буду господином мира!
(Наполеон Бонапарт - начальнику метеорологической
службы Булонского лагеря 1805 г.)
(О мокрой собаке, плаванье в штормовом озере, а главное о том, как мы всей душой стремились на один остров, но были вынуждены на нем оставаться значительно дольше, чем нам этого хотелось и кораблях 5-го флота ВМС США.)
Утром со свежими силами мы предприняли еще одну небольшую попытку найти пролив (тот, который был хорошо обозначен на карте). Но, естественно, ничего из этой затеи не получилось. Таким образом, впредь острова Кильпола и Пакатинсаари следует считать одним очень-очень большим островом Кильпола. Зато нам встретилась целая банда озерных яхт, тоже нашедших в этих шхерах укрытие от шторма.
Поскольку последняя попытка обнаружить хоть какой-нибудь из обозначенных на карте проливов провалилась, две байдарки взяли курс на выход из шхер острова Кильпола в открытое Ладожское озеро. Погода для такого предприятия стояла, прямо скажем, мало подходящая.
Горизонт был сплошь затянут серой мглой, а с просторов озера навстречу нам неслась свирепая ладожская волна. Ветра к счастью почти не было, какое обстоятельство и предоставляло нам некоторый шанс.
Навстречу нам из-за мыса выскочила двухместная байдарка типа "Нептун". Злополучный "Нептун" неудачной конструкции валился на волнах с одного борта на другой и вообще был отчаянно красив. Команда его состояла из весьма эксцентричной немолодой пары и довольно мокрой собаки породы ризеншнауцер. Я подумал, что, наверное, за злополучным мысом плавать совершенно нельзя, раз такие мужественные люди возвращаются обратно, и окликнул лодку.
Тут, однако, выяснилось, что упомянутая эксцентричная парочка просто прогуливает таким странным образом несчастного ризеншнауцера, чтобы он, значит, на берегу не заскучал. А по озеру плавать, вероятнее всего, можно. Нужно только не подходить слишком близко к скалам и опасаться отбойной (от них) волны, которая волна лодку внезапно может перевернуть.
Позже Боря говорил, что он все время ждал, когда же, наконец, мы повстречаемся с этой ужасной отбойной волной и одолеем ее в лихом сражении, но так и не дождался. Как всегда не вполне ясно, что это означает: а) наше мастерство настолько возросло, что нас не так-то просто перевернуть или б) никто нас до сих пор всерьез перевернуть не пытался. Со свойственным мне навигаторским оптимизмом я предполагаю, что истина находится где-то посередине между этими двумя пунктами. Размышляя про себя в таком духе, мы завернули в неширокий канал, защищенный от влияния бурного озера длинным и узким островом.
Задачей дня пока продолжало считаться достижение памятного нам с Борей по походу 1997 года острова Петросари, для чего требовалось обогнуть несколько обозначенных на карте далеко выдающихся в озеро гранитных мысов. Первый мыс как раз находился при выходе из упомянутого канала в открытое озеро и при нем проглядывались пенистые волны, размеры которых не могли не вызывать уважения. Мы высадились на берег в самом конце канала и отправились на разведку. Выяснилось, что нам предстоит преодолеть совсем небольшой участок бурной воды, а затем можно опять укрыться в шхерах. Это предложение было встречено командой с одобрением, хотя бы потому, что обнос лодок напрямик через мыс работа тяжелая и неблагодарная.
Первым делом было решено пройти мыс на двухместной байдарке. Команда ее на сей случай состояла из Бори (передний гребец) и меня (рулевой-капитан). Наташе и Вике мы вручили фотоаппарат, чтобы исторический момент нашей трагической гибели зафиксировать на пленку, а сами тщательно подогнали защитные фартуки, застегнули непромокаемые куртки и приготовили весла. Вид у нас был мужественный (чуть было не сказал "и верный", но это было бы противно истинной хронологии событий) вид у нас был мужественный и суровый (так то лучше будет), Тарас даже "Варяга" запел, а я глубже надвинул на голову боевой киргизский ак-колпак[1] .
В общем, мы этот мыс без особого труда обогнули. С воды волны казались совсем не такими страшными как с берега. А вот оставшихся на берегу мы все-таки заставили за нас попереживать, когда надолго исчезли из виду в клочьях озерного тумана.
Вторую байдарку мы тоже проводили в усиленном составе: передний гребец я, средний гребец Тарас и капитан-рулевой Боря. Это плаванье можно назвать очень полезным и поучительным. Например, я испытал на себе давно забытые ощущения переднего гребца и оценил по достоинству защиту от волн собственной конструкции. Пользуюсь случаем, чтобы выразить мое глубокое сочувствие все, кому пришлось с этой защитой моей конструкции плавать по бурным озерам и рекам (собственно Насте, Вике, Маше и Наташе)[2]. Вердикт мой таков: "Это - мокро и ненадежно!". Возможно, этот уникальный опыт стимулирует конструкторскую мысль в нужном направлении.
Воссоединение оригинальных экипажей и посадка для дальнейшего плаванья произошла в небольшой бухточке примечательной своей временной туристической баней конструкции "торжествующий Горшков[3]".
Через полчаса плаванья выяснилось, что нам предстоит огибать очередной мыс, гораздо более страшный, чем предыдущий. Действовали мы по проверенной схеме. Вика и Наташа, стоя на скользких камушках, имели задачу препятствовать нашим байдаркам выброситься на берег, а Боря Тарас и я отправились на очередную длительную рекогносцировку. Как там несчастные девицы не упали с камушков в воду, и какими именно словами они нас поминали навсегда останется тайной.
Мы же в свою очередь в процессе разведки узнали массу интересного. Скалы, кстати, на этом мысу были уже довольно высокие (обрывы метров по десять) и волны о них разбивались, давая обильную пену и дальнобойные брызги. Но, вообще говоря, шторм успокаивался: ветра уже не было совсем. Было решено этот мыс обходить с ходу со штатными экипажами. Определенное беспокойство вызывал туман, который с каждой минутой становился все гуще и гуще, так, что находившийся в какой-то сотне метров через пролив тестовый островок иногда совершенно исчезал из виду.
В результате мыс мы обогнули, не встретив каких-либо трудностей, и еще через полчаса совершили торжественное захождение в строю кильватера в бухту острова Веры. Таким образом, я и Боря ровно через пять лет (без пяти дней) оказались той же самой стоянке. О скалы этого острова злополучный Андрей Дьяконов сломал палец и был эвакуирован на моторный лодке в Кузнечное, а Женька, папа, я и Боря форсировали пролив между островом Веры и Кильполой на надувных матрасах и ушли пешком в Тирулу. А теперь в нашем распоряжении был внушительный флот, и мы были уже сами по себе.
Скоро байдарки были разгружены и вытащены на берег (ледяная вода очень затрудняла проведение этих работ). Лагерь был поставлен с соблюдением расстановки палаток пятилетней давности. Вика нашла на острове огромный красный гриб: единственный съедобный гриб, найденный нашей командой за весь поход. Вечером варили рисовую кашу с изюмом и вообще праздновали. Боря и я читали по ролям пьесу Тома Стоппарда "Розенкранц и Гильденстерн мертвы". Спать легли довольно поздно.
А вот на следующее утро выяснилось, что мы плотно засели на этом самом острове, потому что вчерашний туман не только не рассеялся, но совершенно даже сгустился, и соседние острова полностью исчезли из виду. А находившаяся примерно в сорока метрах подводно-надводная скала приобрела силуэт стоящего на якоре ударного авианосца ВМС Соединенных Штатов Америки "Честер Нимиц", а потом постепенно превратилась в атомную подводную лодку класса "Огайо" с ракетами "Трайдент". Корабли Пятого флота безнаказанно хозяйничали в акватории Ладожского озера.
И сидели мы на острове весь день. Делать нам было вообще-то нечего. К удовольствию почтеннейшей публики Тарас залез на высоченную сосну и оттуда обозревал безнадежно туманный горизонт[4]. Потом мы с Борей организовали цыганскую борьбу, и играли в конный бой и жмурки (с определенным риском для наших голов и постоянно попадавшихся под ноги байдарок). А затем Боря, подбодряемый воплями болельщиков, а главное Наташей, приготовившей сухое и теплое полотенце, купался в ледяном Ладожском озере. Прыгнул он в озеро довольно стремительно, пользуясь благоприятным направлением силы тяжести, но вот как он так быстро, подобно упомянутой ранее ракете "Трайдент", из этой воды обратно вылетел остается загадкой.
После купания мы писали, чепуху, но она получилась не очень хорошо. Едва ли не единственной поэтической удачей было признано стихотворение, в котором лирический герой предлагал засунуть в пасть Боре дюралюминиевое весло от байдарки на том основании, что "нам в Лахденпохью теперь все равно не попасть", а значит, смысла беречь ценные кадры больше нет.
Туман между тем и не думал рассеиваться, и мы задались вопросом: "А сколько дней такое бедствие может продолжаться?". Были даже разработаны аварийные планы эвакуации из Тирулы или из поселка Куркиеки. Некоторые, опасаясь возможной нехватки продовольствия, размышляли о пригодности в пищу "березовой коры со сгущенкой".
Вечером, когда мы сидели на скале и смотрели на растворяющиеся в тумане силуэты военных кораблей, у нас возникла идея поиграть в "Крокодила". Этому новому занятию мы отдались со всей страстью, и скоро достигли в этой игре новых высот. Были показаны: "ревность", "цивилизация", "интенсификация", "перестройка" и многое другое. Но натренированный на Военной кафедре Тарас превосходил в этой игре всех. Особым успехом пользовалась его интермедия "закрытие окна шторой типа жалюзи, с последующим заколачиванием оконного проема штакетником крест-накрест".
[1] [Примечание автора] Ак-колпак - белый колпак (тюрк.), ср. кара-колпак - черный колпак.
[2] [Примечание Т.Л.] Я в общем не рвусь в это славное общество, и мог бы скромно промолчать, но справедливости ради, замечу, что в Онежском походе защитные чехлы на средний отсек трехместной лодки вообще предусмотрены не были.
[3] [Примечание автора] Горшков Александр Сергеевич легендарный преподаватель истории и философии в ФМЛ №239. Классический турист. Знаменит строительством на стоянках балаганов в помпезном стиле и заготовкой на дрова сухостойных строевых сосен (до 2 м3 дров на один чай). Настя и я принимали участие в его осеннем походе по Карельскому перешейку в ноябре 1994 года.
[4] [Примечание Т.Л.] Это мое достижение справедливо отмечено, как единственное, потому как остальные начинания были обречены на скорый и бесславный провал: рыба в такую погоду окончательно не хотела ловиться (погода, надо сказать, была действительно отвратительная и рыбу вполне можно понять. Мне самому ее ловит не хотелось:), заставлять команду купаться мне не позволял здравый смысл (правда некоторые добровольцы все же подвергли себя этой "оздоровительной" водной процедуре:)
(О том, как мы решительно взяли курс на Якимварский залив, о береговой батарее на мысе Куркиниеми, о том, как мы промокли, высохли и опять промокли, обрели долгожданное счастье, а потом еще несколько раз промокли, не успев предварительно высохнуть.)
Утро 7-го августа тоже было довольно туманным, но к одиннадцати часам туман постепенно начал рассеиваться. Мы возликовали и начали готовиться к отплытию. Горячие головы предлагали даже немедленно плыть прямо в Сортавалу, но более осторожное большинство пока соглашалось говорить только о появившемся у нас шансе вовремя достигнуть, скажем, Лахденпохьи.
Около двенадцати мы покинули гостеприимную стоянку на острове Веры и двинулись через Куркиекский залив, выдерживая основное направление на мыс Куркиниеми. Погода к этому времени постепенно разгулялась. Мы так исстрадались от холода и сырости за последние три дня, что даже попробовали загорать. Хотя, конечно, мы знали, что эти попытки совершенно напрасные и ни к чему хорошему в дальнейшем привести не могут. Последствия наших необдуманных действий не заставили себя дожидаться слишком долго.
Довольно скоро мы достигли упомянутого мыса Куркениеми. Длинный язык, сложенный из почти отбеленного водою и ветром гранита, далеко вдается в озеро. На оконечности мыса возвышается покрашенная в белую краску железная решетчатая башня маяка. Если временно абстрагироваться от характерных карельских сосен (с заменой на эквивалентное количество южных смолистых, с длинной хвоей), то пейзаж в целом получается почти средиземноморский.
Во время войны на этом мысе находилась финская береговая батарея (указания на это удалось найти в мемуарах самого маршала Маннергейма). Мы действительно видели какие-то сооружения, очень напоминающие площадки для установки тяжелых орудий.
Этот самый мыс замечателен еще в том отношении, что посмевшие поплыть от него на север автоматически теряют возможность окончить маршрут в деревне Тирула или селение Куркиеки.
А это в нашем случае это означает, что плыть нам придется, например до Лахденпохьи, и тогда еще один единственный день тумана или шторма может вызвать в наших планах фатальный беспорядок (так сказать havoc), вплоть до необходимости готовить кашу из березовой коры и молодых побегов ели.
В этой ситуации на нашу службу предсказания природных катаклизмов падала ответственность особенного характера. Погода по всем признакам была крайне нестабильная. Вокруг ходили тучи, гром гремел со всех сторон, а ветер ежеминутно грозил драматически усилиться. Но задача, поставленная службе прорицания, была еще сложнее: дополнительная неопределенность вносилась неопределенностью нашего положения в пространстве. Окончательный вопрос ставился следующим образом: " - Будет ли, например через два часа дождь в том месте, в котором мы окажемся через два часа?".
Зато нам удалось получить определенную информацию по другому чрезвычайно важному вопросу. До сих пор нам ничего не было известно о пассажирском железнодорожном движении севернее Хийтолы (знаменитый хийтольский подкидыш). Но на этот случай нам представилась возможность взять языка: к этому же мысу причалила многочисленная байдарочная банда, шедшая с севера. Эти люди подтвердили существование искомого регионального экспресса "Сортавала - Лахденпохья - Кузнечное". Получив такие ценные сведения, мы еще немного для виду поломались и, наконец, окончательно вручили нашу судьбу непостоянным волнам Ладожского озера. Наш путь лежал в Якимварский залив.
Как только это долгожданное решение было принято, наш флот в строю иногда напоминавшем кильватер двинулся на северо-восток вдоль кромки шхер. Над сушей бушевали нешуточные грозы. Пробивающееся через тучи солнце временами создавало весьма драматическое освещение. Сверкали яркие молнии, оглушительно гремел гром, но мы бесстрашно продвигались вперед. Кстати берег озера в этих местах очень симпатичный: высокие гранитные обрывы и еще не сожженный туристами сосновый лес.
Неожиданно из-за мыса вывернула ведомая на буксире рыболовецкой шхуной единственная в своем роде плавучая баня, выстроенная на базе железного понтона. Мы не ожидали, что уровень туристического сервиса в ладожских шхерах достиг таких высот. Как мы прочли на плакате, желающие могут эту баню за умеренную плату на время арендовать.
Но своей судьбы нам избежать не удалось. После того как мы пересекли бухту Терву и начали изыскивать место, чтобы сварить пюре и вообще подкрепиться, нас накрыло дождевым зарядом потрясающей мощности. Немедленно выяснилось, что даже прогрессивная защита от дождя на нашей с Викой лодке от дождя в полной мере защитить не может. Во-первых, дождевой заряд подкрался из-за острова, и мы даже не успели как следует укрепить фартуки. А когда это нам удалось, выяснилось, что противные струйки холодной воды стекают по нашим дождевикам и через застежку фартука проникают внутрь лодки.
Когда заряд прошел, мы почему-то решили, что на этом представление окончено, высадились на берег и начали сушиться. Но не тут то было: на нас немедленно налетела, по удачному выражению Наташи, "вторая часть Мерлезонского балета". И была она вдвое сильнее первой, а продолжалась тоже в два раза дольше. Боря и Тарас нашли какую-то нависающую как козырек скалу и пытались искать спасения под ней. В это время я пытался предотвратить поступление воды в собственную байдарку. Так как гребцы больше не сидели на своих местах, вода спокойно вливалась в нее через горловины фартуков. С ужасными проклятьями, стоя по колено в очень холодной воде, я эти горловины перевязал толстой капроновой веревкой. После этого подвига я тщетно искал спасения под какой-то сосной.
Когда, наконец, выдохся и этот заряд мы, наученные горьким опытом, мокрых дождевиков снимать больше не пытались. Это было истинно мудрое решение, так как оказалось что упомянутый "Мерлезонский балет" предусматривал также третью, четвертую и даже пятую часть. Единожды начавшись, наши бедствия все продолжались: выяснилось, что Боря под своим камнем окоченел, и его скрутила какая-то лихорадка. Кинулись к искать аптечку, чтобы отпаивать столь необходимого нам героя патентованным "Эфералганом". После этого мы варили на примусе пюре и чай.
Наше мужество и стойкость в бедах было немедленно вознаграждено великолепной двойной радугой. После чая и пюре мы воспылали новым боевым духом. Метеобюро даже робко сделало заявление об отсутствии реальной опасности дождя в ближайшие два часа. Терять нам было больше нечего, и это заявление было даже принято на веру нашей насквозь мокрой командой. Погода больше не пыталась нас покарать. Мгла, застилавшая горизонт, окончательно рассеялась, и далеко на востоке показался Валаамский архипелаг.
За оставшуюся часть дня мы совершили довольно значительный переход и поздним вечером достигли острова Каувонсари. Тут мы увидели, что сбылась, наконец, наша лелеемая нежно многие годы мечта о комфортабельной гранитной скале совмещенной с большим песчаным пляжем[1]. Естественно, мы не могли отказать себе в удовольствии эту мечту реализовать и остановились в этом замечательном месте на ночлег.
Впрочем, тайный недостаток этой стоянки, так сказать внутренняя червоточина, не замедлил обнаружиться. На этой стоянке совершенно не было годных дров: только очень мокрая и гнилая осина и такие же очень мокрые ветки от поваленной каким-то вооруженным двуручной пилой "турьём[2]" сосны. Суп мы варили с очень большим трудом, поминутно падая перед угасающим костром на колени и раздувая угли крышкой от кастрюли.
Пока Тарас и я развлекались с костром, Боря и девушки организовали сушку разнообразных мокрых вещей и предметов. Для такого случая была даже натянута специальная веревка. Но, конечно, не составляло никакого труда догадаться, что природа нам этой попытки завтра ни за что не простит, и быть нам мокрыми в любом случае.
Подводя итог нашей жизни на этой идеальной стоянке можно сказать, что вообще, когда какое-нибудь желание исполняется, в душе остается глубокое разочарование. Ко всему прочему оказалось, что песок субстанция весьма неудобная: прилипает ко всему, и избавиться от него потом весьма сложно.
На следующий день утром мы пересекли последний оставшийся нам до Якимвары участок открытой воды - залив Папинниеменселькя. Но перед этим мы причалили к небольшому острову и Вика, Наташа, Боря и я совершили тренировочное восхождение на очень симпатичную гору, откуда открывалась панорама всех окрестностей. Кроме этого на горе был обнаружен тригопункт, на который я с помощью Бори забрался и был в таком беспомощном положении сфотографирован.
Примерно к часу дня погода испортилась опять. Мы были по справедливости наказаны, за вчерашнюю безумную попытку высушить одежду и снаряжение. По уже многократно опробованному сценарию нас накрыло несколькими последовательными дождевыми зарядами особой и повышенной мощности. На сей раз, мы решили быть умнее и пережидали дождь, сидя в лодках, под защитой правильно установленных фартуков. Но, в общем-то, нам было невесело: байдарки мирно дрейфовали возле какой-то скалы, холодный дождь хлестал нам в лицо, а струйки воды старательно отыскивали брешь в нашей комбинированной противодождевой защите. С северо-запада шли все новые и новые тучи, и берег временами совершенно скрывался за густой сеткой дождя.
Когда дождь временно прекратился, мы решили предпринять небольшое ознакомительное плаванье по раньше совершенно закрытому для простых людей Якимварскому заливу.
С тех самых пор, как северный берег Ладоги был отобран у Финляндии, город Лахденпохья имел особый режим. В Якимварском заливе постоянно базировались корабли Ладожской Краснознаменной военной флотилии. Этот залив, как мы могли оценить, самой природой предназначен для базирования могущественного флота. Там нет недостатка в удобных, очень глубоких якорных стоянках и рейдах. Довольно естественно, что флотилия была также защищена непроницаемым покровом военной тайны.
Когда в 1982 мой папа и Д.И. Дьяконов плавали на байдарке по Ладоге по маршруту Видлица - Приозерск (разумеется, без всякого разрешения на пребывание в особой зоне и посещение военных объектов), то Якимварского залива они очень опасались. Рассказывалась история о том, как они выскочили из шхер прямо перед носом у стоявшего на рейдовой бочке дозорного эскадренного миноносца, быстро-быстро пересекли залив и опять спрятались в непроходимых шхерах.
Мы отметили, что за прошедшие с тех пор двадцать лет ситуация изменилась радикально. На радость нашим врагам флотилия Ладожского озера, скорее всего, расформирована. Во всяком случае, ни одного эсминца или хотя бы жалкой канонерской лодки мы не встретили, а о былом военном могуществе напоминали только расставленные в огромном количестве ржавые рейдовые бочки, все еще не срезанные на металлолом.
[1] [Примечание Т.Л.] Легенда о идеальной стоянке для водных туристов родилась у нас как-то плавно и исподволь за последние несколько лет. Плюсы такой стоянки, очевидны и неоспоримы! На пологом песчаном пляже очень удобно разгружать лодки: неглубоко, не надо бояться оступиться, да и вытаскивать их потом – одно удовольствие. Гранитная же скала жизненно необходима для купаний, водозабора питьевой воды (в глубоком месте без песка и пр. морепродуктов) и других жизненных удобств. Единственный дефект нашей мечты, как казалось нам, – ее несбыточность. Ну не бывает гранитных скал с песчаным пляжем рядом!!! Моя версия о возможности существования такого природного чуда: среди карельских скал затонула баржа, груженная песком (таким мелким, хорошим, строительным).
[2] [Примечание автора] Слово турьё, обозначающее всех, навесивших на задницу пенку, а на спину рюкзак и отправившихся после этого бродить по лесам и полям, выхвачено из самой гущи народного языка. Впервые я его услыхал от жителей деревни Космозеро на берегу Онеги в 1999 году. Произносится с осуждением: «Понаехало турья всякого!». Я с жителями деревни Космозеро полностью согласен: иногда такое турьё попадается, что просто страшно.
Мирно справили крестины в Лумивааре:
всего только и убили, что одного парня:
(Сельская хроника)
(О чифире, памятнике озерной подводной лодке "Ику-Турсо", оживленной ночной жизни города Лахденпохья, веселых часах проведенных на вокзале Яккима, Сортавальском подкидыше, автоматических турникетах на Финляндском вокзале, тюрьме Кресты и быстроходном трамвае №6)
Поздно вечером в среду были у нас традиционные прощальные посиделки у костра. Отмечалось успешное окончание похода: так как считалось, что все мыслимые опасности теперь уже позади, а до Лахденпохьи мы теперь доплывем даже в густом тумане и при самом сильном шторме[1].
По такому случаю, Тарас организовал ставшее уже традиционным прощальное купание. Купались собственно сам инициатор и я (Боря посчитал свой долг исполненным еще на острове Веры, а Наташа и Вика успели искупаться пока еще было светло). Любопытно, что громкие крики и плеск привлекли внимание очередной нерпы. Зверюга, очевидно, приняла нас с Тарасом за каких-то необыкновенных тюленей нового вида и приплыла познакомиться с нами лично. Вообще ладожской нерпы в этих местах великое множество. Вика и Наташа видели, как эта нерпа сначала отдыхала на прибрежных камушках, а потом кинулась в воду и стала охотиться за рыбой.
Вытаскивал нас на берег Боря при помощи, тоже ставшего традиционным, длинного дрына. После холодного купания была распечатана и пущена по кругу резервная фляжка с коньяком. После этого начались различные безобразия. Для начала сварили какао.
А потом развлекались уже как могли. Например, из избытков крупнолистового чая "Принцесса Нури" решено было изготовить чифирь. Мотивировалось это чисто научными целями: проверялась гипотеза о том, что хлебнувший чифиря человек обретает способность высоко прыгать, быстро бегать и лазить по деревьям[2]. На треногу была торжественно водружена чья-то кружка, и процесс был запущен. Стоять на треноге кружка совершенно не хотела, поэтому пришлось держать за ручку плоскогубцами. Когда держать кружку нам надоело, напиток был признан готовым. Собственно жидкости в кружке к тому времени осталось примерно десять столовых ложек (это и предопределило неудачу).
Пили чифирь в основном я и Тарас. На вкус он очень горький, бодрит как обычный чай, но ничего патологического с нами не произошло: на сосну никто вскарабкаться не пытался. Спать легли около трех часов ночи, и даже люди продегустировавшие чифирь заснули довольно быстро.
А утром мы проснулись по Тарасову будильнику[3], откушали гречневой каши и быстро отчалили от нашей последней стоянки.
Перед Второй Мировой войной Финляндия тоже уделяла очень много внимания обороне северного берега Ладожского озера. Поэтому в Лахденпохье и Сортавале базировалась большая озерная военная флотилия. В ее состав входила даже единственная в своем роде озерная подводная лодка "Ику-Турсо" для действий в глубоководной части Ладоги.
Про самого Ику-Турсу мы знаем не так уж много. Это морское чудовище (по тексту "Калевалы" числится как "маленькое чудо"), однажды очень некстати высунувшее голову из моря (по просьбе старухи Лоухи) и заколдованное за это Вяйнямяйненом на вечные времена.
Впрочем, про какие-нибудь подвиги этой подводной лодки во время войны мне ничего не известно. Кажется, в 1940 году по мирному соглашению финны разобрали ее на части, увезли и в дальнейшем использовали в Аландском море.
Я эту историю уже успел рассказать прошлым вечером у костра, поэтому никто особенно не удивился, когда впереди показалась стоящая на якоре небольшая подводная лодка. Но потом выяснилось, что это просто такой специальный остров, на котором установлен небольшой маяк, издалека совершенно неотличимый от рубки подводной лодки с перископами и другим оборудованием.
В это время совсем недалеко от нашей с Викой лодки показалась симпатичная усатая морда ладожской нерпы. Некоторое время любопытный зверь с интересом на нас смотрел, но все-таки успел нырнуть раньше, чем я выхватил фотоаппарат. Мы пробовали ему свистеть, но он больше не показывался.
После некоторого колебания мы причалили к небольшому галечному пляжу за бывшим забором бывшей военно-морской базы. Тут наше путешествие едва не окончилось трагически для Настиной байдарки. Я увидел, как Боря меланхолично направил лодку на торчащую из воды острую железку некогда бывшую леерной стойкой затонувшего у берега понтона. Впередсмотрящий матрос, вперед почему-то не смотрел, но зато хорошо греб. Времени у меня оставалось только на один очень короткий вопль. К счастью, Боря внял моему предостережению, нажал на правильную педаль и очень ловко эту коварную железяку объехал, избежав таким образом последовать за военным понтоном до самого дна.
Как и многие другие карельские города Лахденпохья имеет один весьма существенный недостаток: железнодорожная станция находится совсем не там, где город и всегда очень далеко от берега озера. В случае Лахденпохьи к нашим услугам было целых два железнодорожных вокзала: Хууканмяки и Яккима, но оба они располагались примерно в семи километрах (преимущественно в гору) от порта, в котором мы причалили.
На поиски вокзала отправились я и Тарас, а девушки под Бориным руководством занялись сортировкой наших вещей и укладкой рюкзаков. Лодки пока сохли. Вокзал мы искали очень долго. Зато во время прогулки имели случай убедиться в том, что Лахденпохья очень симпатичный городок. Это уже почти не Россия (до границы оттуда пятнадцать километров), а скорее такая другая Финляндия. На главной улице сохранилась довоенная застройка. Но запустение страшное. На горе развалины огромной лютеранской кирхи.
Нам удалось установить забавный контакт с командой стоявшего у пристани большого прогулочного катера. Началось все с того, что люди с катера нас пожалели и предложили чайник кипятку, чтобы мы чаю попили. В качестве эмиссара с особыми полномочиями на катер был заслан Боря. Он поднялся по трапу и надолго исчез в каюте. Мы даже начали беспокоиться. Но тут он, наконец, появился с двумя чайникам (одним копченым и одним блестящим) в руках.
Боря позже рассказывал, что "главный мужик на катере находился в том состоянии, когда с одной стороны для друга, да просто для хорошего человека, последней рубашки не жалко, а с другой стороны от сознания собственной щедрости и благородства на глаза наворачиваются обильные слезы". Одним словом мы стали обладателями целых двух чайников с чуть тепловатой озерной водой. Отказаться от такого щедрого подношения было не только невозможно, но даже просто опасно.
Мы выпили чаю и стали разбирать лодки. Солнышко между тем село и возникла опасность какую-нибудь важную косточку на пляже просто оставить. Были приняты экстраординарные меры безопасности и назначена стража с фонарем, которая следила, чтобы ничего не было забыто.
Ночь наступила очень быстро, можно сказать совершенно внезапно. Мирная ночь над маленьким провинциальным городом на берегу огромного холодного озера. Над небольшой шхуной гордо развевался по ветру Андреевский флаг, мощные заливающие прожекторы освещали громадные кучи подгнившей древесины на портовой бревнотаске, оглушительно ревела пилорама. Почему-то жителям Лахденпохьи проще пилить дрова ночью: пока было светло, пилорама не работала.
В совершенной темноте мы укрепили байдарочные кости и шкуры на тележки и медленно двинулись в сторону вокзала. Особый шарм этому бесконечному ночному путешествию в гору придавала необходимость уворачиваться от машин на узком шоссе. Ночная жизнь в городе буквально кипела, и всю дорогу навстречу нам шли густые толпы корректно гуляющей лахденпохьеланской молодежи.
Примерно в три часа ночи мы, наконец, достигли вожделенной станции Октябрьской железной дороги Яккима. Произведя великий грохот, мы вломились в зал ожидания и кое-как разместились с нашим грузом на неудобных пластмассовых стульях.
Ближе к утру у нас появилась светлая мысль сварить себе на примусе чая. Требовался доброволец, чтобы сходить за водой. Тарас молча встал, взял кастрюлю, вышел за дверь и исчез[4]. Вернулся он почти через час. Чтобы достать воды ему, следуя как всегда точным указаниям местных жителей, пришлось пройти около пяти километров. А желание найти что-нибудь помимо станционной колонки, у него возникло потому, что она охранялась какой-то ужасающего размера собакой породы карельский волкодав.
Когда Тарас пропал, я отправился его искать к этой самой колонке и с этим волкодавом познакомился довольно близко. Несмотря на наличие в нашем арсенале пяти пар увесистых весел, ночной бой с волкодавом из-за кастрюли воды это было бы довольно накладно. Тут я Тараса полностью одобряю и поддерживаю. Чай мы все-таки сварили, сидя на ступеньках вокзала, и выпили, закусывая вафельным тортом.
В восемь утра, почти по расписанию появился долгожданный дизель из Сортавалы. На станции Яккима он стоит пять минут, но ветераны Княжой'2000 заскочили в него со всем грузом примерно за 20 секунд, а потом еще четыре с половиной минуты не знали чем бы таким себя занять.
Особенно торжественным моментом было пересечение КПП на выезде из погранзоны. Этот КПП был особенно памятен нам с Борей, так как нас там однажды (вместе с Д. Скворцовым) взяли в плен. Но в данном случае все прошло гладко: пограничная служба не смогла ни в корне пресечь, ни даже хотя бы заметить наше незаконное пребывание в пограничной зоне. В Кузнечном мы благополучно пересели на электричку. Наше путешествие стремительно летело к концу.
Наташа и Боря покинули нас на станции Девяткино, а две байдарки, две телеги, три рюкзака, Вика, Тарас и я вскоре оказались на Финляндском вокзале. Из электрички мы вылезли, будучи исполнены всяческого благодушия. Нам казалось, что все труды и лишения остались позади и уже совсем скоро мы насладимся всеми благами цивилизациями, начиная от неограниченного количества кипятка из электрочайника, и кончая горячим душем.
Но все оказалось не так просто. Только тут мы до конца оценили показавшийся нам очень странным вопрос котроллера, бравшего у нас штраф за безбилетный проезд где-то между Лавриками и Капитолово: "Ребята, а вы случайно не до Финляндского вокзала едете?". Мы с жаром отрицали, опасаясь увеличения суммы штрафа, так что квитанций он нам не выписал. И вот теперь зловредная система электронного контроля билетов лишила нас всякой возможности выбраться на волю. То есть, конечно, мы могли заплатить еще один штраф, но гордость нам этого сделать не позволяла. Мы были очень сердиты: "У Ильича на Финляндском вокзале никаких билетов не спрашивали. Его сразу выпустили, да еще и на броневичок подсадили!".
Но тут мы с Тарасом обратили внимание, что некоторые вероятно опытные люди зачем-то доходят до конца платформы, прыгают с нее вниз и скрываются в придорожных кустах.
После некоторого колебания мы отправились за ними вслед. И действительно, обнаружилась тайная обходная тропа, проходящая вдоль самой стены женской тюрьмы Кресты. Эта тропинка и вывела нас на свободу (впрочем, примерно в километре от главного здания вокзала). Мы отправились в кассу и купили билеты до станции Ланская и обратно. По этим билетам мы прошли на перрон и выручили уже отчаявшуюся нас дождаться Вику вместе с двумя байдарками[5].
И когда мы, наконец, выбрались с проклятого вокзала, перспектива подвергнуть себя перевозке в метро вызывала у нас только ужас. Но тут мы вспомнили, что шестому трамваю вполне по силам довезти нас, так сказать, от двери до двери. В трамвай мы садились в состоянии легкой паники: с одной стороны мы опасались, что он вот-вот уедет, а с другой стороны я плохо представлял себе в правильную ли сторону этот трамвай идет.
У меня еще не было случая разобраться в маневрах трамвая на Боткинской улице, и некоторое время я подозревал его в намеренье увезти нас куда-нибудь в трамвайный парк и пр. На этом самом трамвае мы благополучно доехали до угла Восьмой линии и Среднего проспекта.
Так вот и закончилось наше путешествие. Мы проплыли около 110 километров на байдарке по реке и озеру, проехали 300 километров на электричке, еще 90 на дизеле и сделали волок в 7 километров при помощи хозяйственных тележек. И все это за каких-то семь дней. "Одних без ног несли домой, других стрелков без рук, а Робин Гуд ушел в леса, забрав свой длинный лук".
Кирилл Семенов Тян-Шанский.
Санкт-Петербург зима 2001-2002 года.
[1] [Примечание Т.Л.] Ну вы мня простите, но от конца песни IV до начала песни V были еще кое-какие интересные происшествия!!! Начнем с того, что искали мы стоянку довольно долго и нудно, обшаривая закоулки шхер этого самого залива. Но всюду натыкались на рыболовов, организованных туристов-на-яхтах и прочих личностей. Берег был везде смешанного подтипа (из типов «болото», «засека на муромской дорожке» и скал типа «зеркало»). Это нас ясно дело радовало не сильно. Тем не менее опять был найден разумный компромисс (между природой и человеком) и мы встали на вечернюю стоянку. Примечательного в ней было – предательски скользкие камни. Насколько я помню, человека три из нашей команды прокатились по одному спуску прямо от костра к озеру… Правда до озера никто не доехал.
[2] [Примечание автора] Сама эта гипотеза была навеяна, вероятно недостоверной историей покойного Гарри Викторовича Янова, рассказанной когда-то мне и Насте, о том как, однажды в Шалово изготовив и хлебнув чифиря, мой папа сделался буен и вскарабкался на высокую сосну без веток.
[3] [Примечание Т.Л.] Почему этот будильник время от времени поминается разными словами, мне совсем не понятно. Часы, согласен, героические (часы Кирилла, пролежали на дна Меревского озера дня три, правда не глубоко, в предонежскую эпопею) но при этом самые обычные и довольно тихо пищат… Тут наверное свою роль сыграла наша традиционная укладка внутри трехместной палатки. Кирилл – посередине, Боря – с краю дальше от выхода (имеется ввиду если молнию целиком не расстегивать) и я – ближе к выходу. Кому приходилось выползать первым, я думаю вполне понятно. Такая человеко-укладка, как оказалось в последствии имеет свои минусы: я был причиной исключительных нервных переживаний мои товарищей.
[4] [Примечание Т.Л.] «Как я по воду ходила…» Откуда взялась потребность в воде вроде ясно описано. Далее было следующее. Для начала я подкараулили на перроне дежурную (молодую карельскую женщину, которая отчаянно мерзла при необходимости покинуть вокзал для отправку очередного поезда) и задал ей обескураживающий вопрос: «Не подскажите, где тут водички можно набрать?». Ответ, как мне сначала показалось, был лаконичен и ясен: «Там за вокзалом пройдешь немного прямо, потом за той каменной будкой, там тропинка за сарай и колодец». Но «пройдя немного прямо за вокзалом» я не нашел никакой каменной будки а уперся в деревянный дом жилого типа, с каким-то подобием ограды (правда с открытой широкой калиткой) и из-за этой ограды меня приветствовал собачий дует состоящий из одного альта и еще одного голоса явно не оперного. Последний внушал большие опасения. Тут в свете разведанного мною, мне стало отчетливо казаться, что где-то совсем недалеко, по пути сюда я видел водяную колонку! И я устремился на поиски воды для моих жаждущих друзей (ибо возвращаться облаянным да еще и с пустой кастрюлей не хотелось. И вообще добыча воды в моем не выспавшемся сознании из хозяйственной потребности превратилась в дело чести!) Отмахав минут 10-15 по шоссе и не найдя никакого намека на колонку или колодец я почти отчаялся и уже совсем было хотел вернуться на растерзание собакам, как услышал какой-то шум в странной придорожном сооружении. На мой вопли о помощи никто не отвечал, но судьба уже уверенной гнала меня вперед. Затем состоялась моя долгожданная встреча с аборигеном (прошу учесть что время 00:05:хх) точнее аборигеншой. Я, весь светясь радостью от встречи с разумным существом в это время суток и в этом диком месте, и от того, что я скоро узнаю, где мне, черт возьми, набрать воды, галантно подскакиваю к тетке и вкрадчиво и вежливо так задаю тот же вопрос, что и у станционной смотрительнице. Тетка шарахается от меня на другую сторону шоссе и быстро-быстро улепетывает со словами: «Не знаю, не знаю, чур меня, чур меня…» Далее меня поджидали еще приключения на безлюдной бензоколонке «Лукоил», где я по наивности хотел раздобыть воды (бензина у нас у самих было дофига). Там не оказалось просто никого, хотя всюду горел свет и были признаки жизни (типичная сцена из мало бюджетных триллеров и фильмов ужасов).
Напоследок я хочу сделать страшное признание. Благо все участники живы и находятся в добром здравии. Проницательный Боря в чем-то меня заподозрил, когда я при кипячении водя обронил фразу: «Пусть по дольше покипит…», его подозрения заключались в вопросе: «Ненадежный источник питьевой воды?». Я малодушно заверил Борю, что источник самый надежный, с трехступенчатой системой фильтрации и кислородным обогащением. В действительности это был подозрительного вида ручей (но с довольно быстрым течением и как я рассмотрел при свете спички вроде бы даже прозрачной водой). Так вот сия ужасная тайно и по сей день гложет меня и, чувствую не даст покоя моей бедной душе даже после моей смерти. Именно это и вынудило меня на столь откровенное признание.
[5] [Примечание Т.Л.] Это характеризует систему контроля билетов, как ущербную и ее разработчиков, как полных даунов э-э-э я хотел сказать непрофессионалов, не учетших специфику ее использования. Но тем не менее наша группа благодарна им за этот маленький недочет.