***

Взгомонились скворцы приветно:

свежий ветер нагнал не стужу,

а громаду вешнего света,

что никак не влезает в душу.

Разметались по глади тучки

и ползут, будто в рай лодчонки…

А внизу после зимней взбучки

разглазелись на мир душонки.

Синева кислотой выест

долгий взгляд. Если не беречься,

поторопит Господь на выезд,

разглядев сквозь зрачки сердце…

И весне ни к чему любезной

с миром быть – ей желанней разом

взворошить весь дом, да исчезнуть

майским громом, не дрогнув глазом.

***

Светлане Локтевой.

На излете осеннего вечера

расставаться особенно жаль…

Небеса по завету Предвечного

рассыпают в глаза звездный жар.

Жеребенком резвится месяц –

без оглядки куда-то мчит.

Жизнь была или только пригрезилась,

будто в утренней дымке скит…

Не молчи!.. Впрочем, все давно сказано.

Тянет холодом от реки.

И надежды, и встречи напрасны, но

до чего расставанья горьки!..

***

Послушай дождь… Стекляшки капель

хрустят под натиском колес.

Ночь. Фонари на ножках цапель

в туман глядят без сна, без слез.

Как благостен дурман тумана!.. –

в нем ужас тает без следа.

И мне зеленый хмель обмана

дороже, чем хрустальность льда.

Послушай дождь… Неясный шелест

скрывает тайное. Во мгле

грядущего плетется вереск,

что скроет память обо мне.

***

Я приеду к тебе из пустынного края.

Мне испить бы колодезной ясной воды

вместо хмеля невзгод, да вкусить каравая

с ароматом полыни, взглянуть на сады,

разметавшие сгустки дурманящей пены,

мне бы выйти на берег неспешной реки…

Я нагряну к тебе, будто ветер, смятенный,

и взмолюсь: ненаглядным меня нареки!..

***

Ужом злой гений вполз в лужи глаз.

Изгнать захочешь, – давай, ищи!..

Отчаяние и ужас –

мои товарищи.

Знаю без вас, – не найти похуже…

Дать бы им подзатыльники!..

Отчаяние и ужас –

вот мои собутыльники.

Душа то рвется – все уже лаз,

то стынет, как изваяние…

Отчаяние и ужас –

все мое достояние.

Спросонья вскинусь, вспомнить тужась, –

где я?.. Кто эти субчики?..

Отчаяние и ужас –

мои попутчики.

Расстанусь с ними я в нужный час –

еще урожаи не сжаты…

Отчаяние и ужас –

в мир иной провожатые.

***

Я гляжу – глазами Бога?.. –

на словечки изнутри.

Слово будто недотрога.

Углядел? Замри. Смотри!..

Уготованная участь –

то ли мука, то ли счастье –

разбирать слова на части

и глазеть на них, лучась!..

***

Что-то снилось, серебряно-липкое,

как осенняя паутина, –

так пленит сладкий дух под липою

или врубелевская картина.

Что-то снилось, как мир громадное,

в чем уютно и безмятежно, –

если жизнь догорает закатно,

сердце любит безумно и нежно…

Что-то снилось, что невозвратно, –

жадный взгляд, поцелуй украдкой, –

мнилось, близость так вероятна,

но останется странной загадкой.

Что-то снилось, до слез знакомое,

будто в майскую ночь гроза…

Зря береза стучит в окно мое –

мне ей нечего рассказать.

Что-то снилось, зачем – неведомо…

Растревожило, разметало

в клочья, будто могучим ветром

иль зазубринами металла.

Что-то снилось… Неуловимое,

словно тень… Не вернуть, вот жалость!..

Снилось счастье, – живое, не мнимое, –

что ждалось, да не состоялось.

***

Я – русский!..

Мне мерки иные узки.

Как ни старайтесь, себя кроя, –

ни за что не вместить ни в мирки, ни в края

иные – призадумайтесь только! –

духовность русского ока,

всю громадность русского – моего!.. – Я.

***

Поэзия – дневник блажной души:

его веду в тиши, в глуши столетий,

обломком лезвия точа карандаши

и пряча записи навечно в стол. Жалеть ли,

что никогда негромкий голос мой

не сотрясет ни площадь, ни чертог…

Мне одиночество даровано судьбой,

как гулкий храм, где только я и Бог.

***

Поезда несут меня… Куда?

Полустанки. Станции. Перроны.

Провода. Мятежные вороны.

И гудки протяжны, как года…

Ход времен во мне необратим,

но в пути не требует труда:

поезда несут меня… Куда,

если отовсюду я гоним?..

Поезда несут меня… Зачем

за окном мелькают города,

если в них не быть мне никогда, –

им в лицо мой стих не изречен?..

Поезда бесчеловечны к нам,

пригвожденным скукой пассажирам,

что чаи гоняют, жизнь транжиря,

на пути к губительным мирам.

***

Пустая комната. Ее углы как грани

сиротством обрамленного алмаза…

И тишь, что нищенка в лохмотьях, тянет длани –

ждет звонкой дани и не сводит глаз, а

за окном весна кружит по саду –

мир адресует ей дурные мадригалы

с упорством тем, с каким на Рим шли галлы,

а гуси им готовили засаду…

Душа пуста, как банка из-под кофе,

что выпит в ожидании удачи.

Исподтишка толкает к катастрофе

Вселенную ряд чисел Фибоначчи…

А за окном весна летит с катушек –

звенит, куражится и всюду сеет семя,

как будто вправду истекает Время

и от бесплодия вдруг запустели души.

***

Что-то мне не спится… Где ты, тишь да гладь?

Черная собака вышла погулять.

Под окном спросонок вскинулся скворец.

Месяц – злой бесенок! – лезет во дворец,

где нагие звезды водят хоровод, –

без заминки рогом взрезал небосвод…

Где бы мне укрыться от грядущих бед?

Черная собака взвыла – ищет след.

Выйдет ей добыча – гордая душа:

налетит – пожива будет хороша…

Где ты задержался, розовый рассвет?

Спи, скворец, не видишь разве – утра нет:

темень как в темнице, сердцу – не помочь!

Что-то мне не спится… Сонно стонет ночь –

месяц жадно впился в звездные соски.

Черная собака щерит пасть тоски.

***

Мазки изогнутого света

и рябь встревоженной воды

сопряжены, как смерть поэта

и зыбкий взор его вдовы.

Любить поэта невозможно!.. –

его не удержать в горсти…

И как ничтожно, горько, ложно

промолвить в гроб ему: "Прости!..".

***

Люди в трамваях – поэты, лабазники –

едут зачем-то в единую сторону.

Беды и радости, будни и праздники

кем-то неведомым делены поровну

между случайными пассажирами.

Эй, гражданин, предъявите билетик!.. –

слышится сквозь мириады столетий

в звонких трамваях, зажатых мирами,

где гнуты рельсы, а взгляды колки…

Встреча, разлука. Горьки расставания…

Но что отчалившим все расстояния!

Трамваи мчатся без остановки.

***

Белый лист первозданно чист.

Стих черкнешь, – и конец гармонии.

Ветер сбился с мотива – флейтист

захолустной, как жизнь, филармонии.

На душе – как, уже?.. – тишь да гладь:

позади и мечты, и метания.

Вправду ль выдалась благодать?..

Или выпало наказание

немотой… Ветер, пой! Не стой…

Растревожь провода и ветви:

тишина в ночь ведет за собой –

по скрипучим подмосткам – к смерти.

***

Искусство чувствовать себя блажным,

отверженным и одиноким

и перед небом выступать нагим –

отрада, что дана немногим.

Мне гимны гумнам петь не суждено –

вокруг чума, пожары, сажа, дым…

Но и в огне, как Вакх, цежу вино:

о счастье, – чувствовать себя живым!

Не лживым, не шумливым, – возопя

прилюдно, ждать ли, что Господь откроет лик…

О, боль, – искусство чувствовать себя

и биться – быть прозрачным – как родник.

И пусть не пишется, – тупы карандаши…

В арбе судьбы неясный путь столбя,

не опасаюсь черствости души:

спасет искусство чувствовать себя!..

***

Танцуют на стене

вокруг костра рабыни –

подвижен, словно рой,

кордебалет теней

в закатный час… Во мне

среди январской стыни

пылает образ твой

все жарче, все нежней.

***

Гулко барабанит

гром – гремит над нами.

Да никто не слышит, –

пообвыкли мыши…

Землю тень накрыла:

распростер страх крылья.

Да никто не видит, –

значит, не в обиде…

Значит, все в порядке:

дом, машина, грядки…

Гром гремит все глуше:

еле слышат души,

еле видят души, –

Бог в сиротстве тужит.

***

Изгибы то плавны, то строги, –

остаться, скользить по ним взглядом…

Но надо пройти дороги

между раем и адом.

Но надо взять все преграды!

И быть, будто Гамлет, в роли,

не ожидая награды

помимо боли.

***

Перетерпеть вовне возможно.

В себе перетерпеть нельзя.

Что с языка слетает, – ложно,

и немы истины не зря.

Резвится бес, на сцену манит:

мол, ждут великие дела! –

в кармане заведутся мани…

О, как добры вы, лики зла!..

Претерпевать в огне нельзя;

зачем ты, совесть, жжешь до боли:

я полем битвы избран зря…

Стерпеть. Смолчать!.. Пусть ложь глаголет.

***

Прощай!.. Явь ясней абстракций…

Уже не затянет раны

ни жалость, ни дым акаций,

ни мед одиночества, пряный,

как сонный простор саванны.

Взгляни в черноту колодца:

печаль расплескала круги, –

ни эха, ни отблеска солнца…

Разлуки кинжальная бронза

по рукоять в груди.

***

Ночной дозор меня направит

туда, где, руки обагрив,

хмельной от яда, бродит Гамлет,

не зная сна, и ждет зари.

И тоже требует отмщенья.

О темный, дымный круг времен!..

В чуму не вымолить прощенья

ни у небес, ни у племен.

И как отмстить… Мелка эпоха.

И кровь не гуще, чем вино.

Глянь, в мышеловке суматоха!

Воздать за зло не суждено…

Кто прав, кто – нет, не разобраться,

и в каждом кубке плещет яд,

и в каждом взгляде спесь паяца

и дьявола… Бурлящий ад!..

О невозможность исполненья:

где Розенкранц, где Гильденстерн,

где истина?.. В толпе волненье:

где он, творец бессмертных сцен…

Со всеми ль ты простился, Гамлет,

надеждами? Где твой приют?..

Со шпаги кровь стечет по капле,

а с рук сойдет ли… Вопиют

к героям сгубленные души.

На чувства скуп несчастный век:

по принцу датскому не тужит

ни Бог, ни черт, ни человек…

И ничего не остается,

как мыкаться в ночной тиши.

Над теми, Гамлет, ад смеется,

кто не желал, да согрешил.

Кто согревал гордыней сердце,

но страсти – нет, унять не смог!..

И над соперником, как в пьесе,

занес в беспамятстве клинок…

Молчок!.. Встает зловещий ветер.

И с взором сфинкса и в плаще

принц Гамлет вытает в рассвете

и не вернется вообще.

***

Перемещение во времени возможно:

порхай, как бабочка, – на драйв запрета нет.

Но, предпочтя в иную жизнь билет,

как не погибнуть в ней неосторожно,

когда кругом все до предела ложно

и наготове у судьбы стилет…

И что потом? Что делать в этом прошлом

иль будущем… Везде одна беда:

там хорошо, где нас нет, господа! –

простая истина издревле непреложна.

Перемещение во времени возможно…

А путь обратный есть ли?.. Никогда!

***

Сойди, немое колдовство:

ни слов, ни чувств, ни сновидений,

где я и бес, и Бог, и гений,

и некто ищущий, – кого?..

Себя? Свое неисполненье

из почки в пламенный цветок?..

Зачем исчезло вдохновенье?..

Все настежь. Трепет. Холодок…

***

Не входите. Душа закрыта.

Не стучите. Заперта дверь.

Бездонная яма вырыта,

а в ней – зверь.

Вы б заткнулись там, в телеящике:

зря сулите вина и хлеба…

Не гожусь ни в дельцы, ни в приказчики, –

разве что в сыновья неба.

***

Путано, муторно, сумрачно осенью…

Будто живу не с прицелом, а даром:

словно Господь наказал безголосьем

или в лицо кто дохнул перегаром.

Осень коварна – на сердце угарно:

ждать мне весны до второго пришествия…

Будто чернец, одиночество чествую, –

тайно, молитвенно, с жаром.

Copyright © 2016 Степанов С.