“The headquarters is the brain. Intelligence - eyes and ears. We ask: can the brain react quickly and accurately if there is no direct organic contact with the eyes and ears, if the brain belongs to one organism, and the eyes and ears to another? ” (Suvorov V. I take my words back. Donetsk, 2005, p.94). Let us ask V. Rezun again: “Could the General Staff of the Red Army fulfill the functions of the army’s brain if it was headed by G.K. Zhukov?". The answer, most likely, will be such - it could, of course, for it did not consist of Zhukov only. Other people also served there, true patriots and professionals: Vatutin, Golikov, Shtemenko, Vasilevsky, Antonov and others. Whatever the name, it is either a full general or a marshal. Oh, their brains worked! They worked for them, but how? Which way?
Let's simplify the question, asking: how did they get to the General Staff? C.M. Shtemenko, for example, says that he learned without much joy about his direction to the Academy of the General Staff, moreover, using contacts, he tried to evade such “honorable duty”. He writes in his memoirs: “As it turned out, among those selected to the academy, sentiments like ours were not such an exceptional phenomenon!” (Shtemenko S. General Staff during the War. M., 1968, p. 6).
That is, comrades commanders were not eager to improve their professional level, and they had to be pushed into the Academy of the General Staff almost with force. So after all, shoving is still half the battle. Forgive me, such strategists have the opportunity, after its completion, to “run away” somewhere in the drill unit. We read the same Shtemenko: “The next day (after the prom), I and my friend in two academies, Nikolai Antonenkov, submited a report to the authorities, asking them not to appoint us to the General Staff.” (Ibid, 19) Wonderful! You let them come in, as they say, through the door and they go out through the window.
Well, what to do with Shtemenko, he rose only to the general of the army. Let's “harness”, as the unforgettable N.V.Gogol used to say , the marshal. Comrade Vasilevsky, you have the floor: “I asked the command not to send me to the academy, because I felt unprepared. Upon arrival at the academy, I applied to the chairman of the selection committee with a request to return me to the division. ” (Vasilevsky A. In the service of the fatherland. M., 1973, p. 61). And he was returned, but then was taken again. That is, as Alexander Mikhailovich did not fight back, he had to serve as the “brain” to the Motherland.
And this, please note, was not the first time that the future marshal refused. So, he, still serving as commander of the 143rd regiment, refused to move to the 144th for a very "important" reason. Alexander Mikhailovich passionately wanted to become a Communist, and going to another regiment, he needed to receive new recommendations and pass the candidate's experience. And we can confidently say that there were the majority of such as Shtemenko and Vasilevsky in the General Staff, because, in my opinion, there were also objective reasons for the reluctance of the Red Army commanders to remain in the General Staff. First, it was not a secret that the marshals of that time, in particular S.K. Tymoshenko, as Shtemenko writes, “was skeptical of the General Staff employees.” And the fate of the officers ultimately depended on the marshals. Secondly, in the military units at the time, after the purges, career growth was much faster. Thirdly, to sit at the desk after thirty years is a matter of little honor for the red commanders who already commanded battalions, regiments, and even divisions. Indeed, in their part of each of them was the king and god, having relative economic and financial independence. And, it seems to me, that in those days, people knew how and did not hesitate, on occasion, to squeeze the budget money.
Is it possible to assume that such stories happened just as often among German officers? Not! This is an impossible thing! There, people considered it an honor to receive the General Staff training. For example, Walter Model, opposed G.K. Zhukov at Rzhev and Sychevka, completed limited courses of officers of the General Staff back in the 1st World War. Then he was transferred from one regiment to another, where he held the drill office, then the staff one. It was a common practice for young officers to gain varied experience.
So, as for the “brain” of the Red Army, we have to admit that stupidity, laziness, and transcendental egoism were very, very characteristic of him. Now we turn to the "eyes and ears", that is to say, to the intelligence. And here we will not get anywhere from analyzing the personality and actions of F.I. Golikov. “Filip Ivanovich Golikov was born 16 (29). 7. 1900 in the village of Borisovo, now the Kurgan region. In the Red Army since 1918. In 1919 he graduated from the military agitation courses. Member of the civil war. After the war, on party political work. ” (On the eve of the war. Meeting materials ...). He wrote a book about the civil war, in which he vaguely told how he fought with the whites, modestly keeping silent, of course, about punitive actions. In short, he knew how to keep his mouth shut.
In contrast to Vasilevsky, he studied eagerly and much: here you will also have courses for the improvement of senior commanders, and a military school, and an academy . He commanded a regiment, division, corps, army. Not a bad career, considering that the commander of the army, Filipp Ivanovich, was not forty years old. The only drawback is the lack of combat command experience. But Comrade Stalin, apparently, was not bothered with this fact, and from the autumn of 1940, F.I. Golikov headed the Intelligence Department of the General Staff of the Red Army, became deputy to B.M. Shaposhnikov and successfully survived the leapfrog with the change of superiors.
Among those elected he participated in the work of the Conference at the end of December 1940, at which he actively spoke, demonstrating the decent knowledge of the armies of our probable opponents, who eventually became allies. He also called on other commanders to follow his own example, so to speak: “The last question is about studying the experience of foreign armies. I asked some of the commanders of the districts and some of the big tank commanders: do they read that large amount of literature, which, however, does not yet sufficiently exhaust the question, but which is published en masse by the Intelligence Agency in the form of information digest, in the form of typographical reports on the West and East etc. It turns out that they are not aware of their existence. Meanwhile, in these publications there is what is required for studying the experience of foreign armies. I ask you to pay attention to this literature published by the Intelligence Department and read it ". ("On the eve of the war ...").
Already from one short passage we have the right to conclude that we are faced with a typical imitator theorist. He found a problem with bringing important information to the highest commanders of the Red Army, while not recognizing any guilt behind the Intelligence Agency. And instead of offering the option of correcting such blatant sloppiness (huge money is spent on circulation, but the addressees know nothing), he asks to pay attention to it. That is, the principle of Comrade Golikov is simple - he crowed and would be then the dawn or not, is no longer his business.
And it was this man who turned out to be the decisive moment for Stalin (I’m not even talking about the country) at the most important post. And very little was required of him: to say when Germany would attack the USSR. Yes, Mr. Rezun, I repeat, a little, if we take into account what huge human resources Golikov could have been involved if he had put the questions to his people correctly and correctly determined the priorities. And the first thing Lieutenant General Golikov was supposed to begin with was to clarify the terms. At that time, the top leadership of the USSR actively used the expression “war on two fronts”. It was believed that Hitler would not fight simultaneously with England and the Soviet Union. The “analyst” himself also often uses this expression in his books. He claims that Adolf took into account the experience of the 1st World War ( which was sad for Germany) and was not going to fight on two fronts. But why? Is it because no country can fight on two fronts at all?
Or because Sun Tzu said so? But in German history there is at least one example, when Prussia in 1756-1763. fought actually alone against Austria, Russia and France. Anyone who is interested in the details, can add to these three empires as allies: Sweden, Poland and Saxony. And Frederick II had only one ally - England. And nothing bad happened, Prussia lasted seven years. It could have turned out differently, but, after all, the main thing is the result. Isn't it, Mr. Rezun?
Hitler, of course, knew military history and understood a simple thing: it’s not about the number of fronts. The main problem is resources, material and human. Germany did lose the 1st World War not because it fought on two fronts, but because of the blockade and as a result - the lack of material resources. Does our hero understand this? Of course he does! As, most likely, Stalin and Golikov understood. But, so to speak, for short, they used the phrase "two fronts". And as a result of this substitution the essence of the problem was blurred. And the question, I repeat, was not the number of fronts, but the number of resources. Stalin and Golikov had to sit down and consider at least two options for Germany’s actions in the summer of 1941.
The first is that Hitler, as he declares almost openly, will attack England. Suppose he even conquers it. What does Germany get in this case in terms of raw materials? Oil, non-ferrous metals, rubber, cotton, grain? No shit she gets! English colonies? And Adolf has a fleet to fight for these same colonies with the United States? Not! So, if Hitler moves to the West, this movement ultimately does not solve his problem with strategic raw materials, but he knows that without this the Reich will not last long. Further. Who is behind the back of Germany on the continent? Right! Soviet Union. And what about the USSR with the presence of a land army? Not bad. The army is there, and it is ready to strike from the rear at a convenient moment. And this will be the second real front.
The second option: Hitler attacks the USSR. Who is there threatening him from the rear in this case? No one. Britain, in essence, does not have a land army. What does he get? He has the opportunity to access to virtually unlimited resources. By attacking the Soviet Union, Hitler, moreover, untied the hands of Japan, which now, without fear of attack from the USSR, can move south and take control of the British colonies. Here she faces America, which, in this case, is no longer up to the help of England. As a result, Germany fights on land only with the Soviet Union, and no two fronts for you. After such reasoning, Joseph Vissarionovich had to ask Philip Ivanovich a question: “Where would you, comrade Golikov, move if you were on the Adolf's place?” With this approach, Golikov would most likely choose the second option.
“Oh, you see,” the most advanced readers will shout. “You are still not sure that Golikov would be inclined to the second option. And even if that were the case, then, let's say, Vatutin or Tymoshenko would choose the first. It's you now, in retrospect, so smart. And then, in the summer of 1941, what would you answer to Comrade Stalin's question? ” Of course, I would not say anything concrete, except for two or three possible options. But Vatutin would have offered his versions, Tymoshenko his one, and Comrade Stalin would have a more complete picture before his eyes than the one he had painted for himself and considered it the only correct one.
The system of making the most important decisions could be different - that's what I'm talking about. And there would be no situation when one person put on the fate of the country like a box of beer. But, to our misfortune, such a conversations, such arguments and disputes, to put it mildly, were not welcomed by Stalin. The essence of the law that prevailed in those memorable times was very precisely and briefly formulated by G. Klimov, the elder “colleague” of V. Rezun: “The usual method of the Soviet leadership is a plan from top to bottom and a rubbish, from bottom to top.” And comrade Golikov was driving this bullshit like a real Stakhanovite.
If we take such important indicators as the total number of divisions of the Wehrmacht and their group, concentrated on the border with the USSR, then the office of Philip Ivanovich overestimated the actual figures by 1.5-2 times. Interestingly, the German intelligence was wrong, but in the direction of reducing the actual power of the Red Army 1.3-1.4 times. You can, of course, make a claims to the German intelligence officers, but they can not be accused of fraud. They did not work in the best way, but they did not lie and did not suck out the non-existent connections of the Red Army from their finger.
It is clear that with such intelligence agents as Golikov, the country could not hold out for long.And it did not last. Such as Golikov passed the baton to such as Rezun, and the country was gone. So, with the correct formulation of the question is always more likely to get the correct answer. In the summer of 1941 the need drove Germanye to the East. It remained only to determine the timing of its readiness and answer the main question - When will it attack the USSR? Our hero in Ledokol writes: “In December 1940, the head of the GRU, Lieutenant General F.I. Golikov reported to Stalin that, according to confirmed information, Hitler decided to fight on two fronts, i.e. attack the Soviet Union, without waiting for the end of the war in the west. This document of extreme importance was discussed in early January in a very close circle of high Soviet command in the presence of Stalin.
Stalin did not believe the document and said that any document can be forged. Stalin demanded that Golikov organize the work of the Soviet military intelligence in order to know at any moment whether Hitler was really preparing for war or was just bluffing. Golikov reported that he took such measures. The GRU is closely following a number of aspects of Germany’s military preparations, according to which the GRU will accurately determine the moment when preparations for the war will begin. There are no such preparations yet. Stalin demanded an explanation of how accurately Golikov could know this. Golikov replied that he could only tell Stalin personally and no one else. ”
First, a simple and completely optional question - what is the GRU in December 1940? Our hero likes to mark such details when analyzing other people's work. But this is nonsense! It is clear that we are talking about the Intelligence Department of the General Staff. But what is not nonsense at all is the timing. Let me remind you that Directive No. 21 was finally approved by Hitler on December 18, 1940. Could Golikov in a few days get information about the content of this document or a copy of it? Theoretically could. What about confirmations? And what evidence could there be if, as Golikov himself claims, practical preparations have not yet been observed? Everything is only on paper. And in this case, it was possible to confirm the content of the “Barbarossa Plan” only by receiving documents from the headquarters of army groups and armies. But it is unlikely that the OKH would bring information to the army headquarters and load them with work during the Christmas days.
That is, in December Golikov could not get information from the entourage of Bock, Leeb and Runsted, because in their headquarters they had not yet started developing their own plans based on Directive No. 21. But suppose that, according to the version of our “brilliant analyst,” although Joseph Vissarionovich and Philip Ivanovich did not discuss and did not analyze together the options for Germany’s possible actions, they were helped by our valiant intelligence agents, the illegals. They provided Comrade Golikov with papers. He believed them and reported to Stalin about "confirmed information."
However, Joseph Vissarionovich corrected the main intelligence officer in the sense that the paper cannot be trusted. But Golikov also turned out to be a not-so-complete “theorist”, he outlined in advance a number of aspects of military training, according to which it can be said whether there are such preparations or not. And V. Rezun in his book describes some of these aspects that are associated with the need to take into account the climatic conditions of the Soviet Union: winter varieties of oil and fuel for tanks and vehicles, special lubricant for small arms, as well as winter uniforms for soldiers.
This is what the department of Comrade Golikov concentrated on at the beginning of 1941. At first glance, it seems to be a rather sensible reasoning: if you are going to fight with the Soviet Union - be kind, sew each soldier by a sheepskin coat. Total, as V. Rezun says, it was necessary to prepare 6,000,000 sheepskin coats. About fuel, oil, lubricant - there is nothing to argue here. But about the sheepskin coat there may be doubts. They are needed, no doubt. But why in such quantity? After all, say, our soldiers during the war years were not all dressed in sheepskin coats, but mainly in overcoats and quilted padded jackets. And this is not by chance. In my time, the soldiers of the Soviet Army wore overcoats in winter, not sheepskin coats. Sheepskin coats relied only on sentries at a post outside the premises if the temperature fell below the established norm.
Of course, in a sheepskin coat in the winter is good: to stand, sit and even lie in the snow. Only here to fight it is bad. And the inconvenience is not only that in such clothes it is hard to go on the attack. If, even in peacetime, soldiers dress their sheepskin coats and move them with a full display of the usual 3-4 kilometer march, then even at minus 10-15 degrees to their destination, they will come as wet as fish. And if this place is a plain field where the breeze is blowing, then you can send at least half of the soldiers to the hospital.
I say all this in the event that even if the German command had decided to sew sheepskin coats to her fighters, then certainly not 6 million, but, say, 150 thousand. If we rudely think that they were going to detach the 3 million arny for the attack on the USSR , then ten sheepskins per company would be enough for the guard. And from here there is a problem: if 6 million sheepskins are about 40 million slaughtered rams, and European markets will necessarily react to such a number, then to 800,000 they may not. Especially, if you buy skins not only in Europe.
However, the main feature in this whole lamb story is that sheepskin coats could not be needed at all. And not at all because of the calculation of Hitler on the blitzkrieg, although this option had to be taken into account. And why Golikov stuck on the sheepskin coat as the only version of winter clothing? Are the northern peoples, say, Alaskans very often walk in sheepskin coats? And what did mountaineers or polar explorers put on, who had to live in a very cold climate for a long time? Didn’t the head of the Intelligens Service or Stalin himself had a simple idea: if we have soldiers in overcoats, then maybe the Germans will do the same, or they will even invent something better, like a winter set, because they are proficients in this area. And then feed these "rams"!
But let us look again at the terminology used by Stalin and Golikov: “Stalin demanded that Golikov build the work of Soviet military intelligence so that at any moment he would know if Hitler was really preparing for war or just bluffing.” Pay attention to the expression: "at any time" and "preparing for war." What the nonsense is this! What does it mean? Does this mean that, say, on February 23, 1941, Joseph Vissarionovich meets Philip Ivanovich at a festive table, and the first one asks: "Well, brother, is Adolph really preparing or just pretends?" And Comrade Golikov has nothing to answer, because, for example, people who watch the market for lamb meat, say in one voice that everything is quiet, there is no price drop.
Those who are responsible for fuel, lubrication, etc., say, declare the appearance of winter varieties. So, the Germans are preparing the technique for war in winter conditions, but they don’t think about humans. Could there be such a situation, Mr. Rezun? Easily! And how do you advice to be the main intelligence officer? What to report to the "owner"? Dead end! And what does “preparing” mean? Well, today he is preparing, and tomorrow he stopped all the training, changed his mind. How many such unfulfilled plans did Hitler, Stalin or Churchill have? Why all this talk? Because the approach to the problem was fundamentally wrong. Stalin had to put the main question before the head of the Intelligence Service - When would Hitler attack the Soviet Union? And then, having received this task, it was possible to single out moments that would allow us to answer both the question of the reality of the training and the timing of the attack. Besides, Golikov should have asked himself: what strategy would Hitler choose? Well, of course, the one that he has already successfully applied in Poland and in France.
This means - blitzkrieg. And what are the main tools of blitzkrieg? Of course, tanks and aircraft. Consequently, where most tank divisions and air squadrons will be, there must be expected a war. And from this the task was already following not to monitor the prices for lamb meat, but for the location of parts of the Luftwaffe and tank units. First, to determine their total number, for which to establish their numbers and locations. Secondly, from among the officers of the Operational and Intelligence Department of the General Staff, appoint those responsible for each tank and air division. Track the movement of these divisions so that at any time you know where they are.
Raise the entire foreign agents on the ears and set the task for it - to monitor tank and air units in real time. Pay attention to the railway and sapper troops. Report movements immediately. And that would be the real system for determining Hitler’s real intentions. Even if he sewed not 6, but 60 million sheepskin coats, but at the same time would move all his tank and air troops to the west, to the English Channel, Philip Ivanovich could say with a light heart at that evening: “Sleep well, Comrade Stalin, the demoniac Fuhrer is bluffing.” But if the Hitler was drawn to the East, in any case, he would have counted on a blitzkrieg or on a protracted war, he would have to concentrate his tanks and aircraft in Poland and East Prussia. And then, knowing the location of each division, it was necessary just to wait for more than half of them to be at our borders. Suppose it was known: the Germans have 20 tank divisions. As soon as 11 of them were on the border with the USSR, Lieutenant-General F.I. had to come to Stalin and to say: “Comrade Stalin, today, 11 tank divisions out of 20 are concentrated near our borders, several more are being transferred by trains from Germany and France to the east. If we consider that in a couple of days they will be at our borders, and also taking into account the fact that it will take less than a week for Hitler to transfer aircraft from west to east, then from now on, comrade Stalin, you need to turn on the countdown. You can expect an attack on any of the following days. ” But such a conversation could take place if Comrade Stalin had a normal, civilized tradition of recruitment.
Of course, one can agree with V. Rezun, when he characterizes the system of appointed people as barbaric, but effective. On one condition: if the country or Comrade Stalin has plenty of time and a huge number of servants. Then yes, I agree, by dull mechanical search one can find a suitable person sooner or later. And if there is no time? Yes, Stalin removed Golikov from the post of Chief of the Intelligence Agency, but already after the latter had missed the German attack. But the point of the normal system is that such people do not get on such a post at all.
If, after reading this chapter, it will seem to someone that I am exhibiting F.I. Golikov as the main culprit in our tragedy of 1941, he is mistaken. The main culprit, of course, is I.V. Stalin, and Golikov was his pawn, one of the many that the "father of nations" put forward and moved where he wanted. The system created by Stalin, in which the pawns silently executed orders, without even thinking about objections and alternative options, is to blame. And our hero is greatly mistaken, claiming that there were brave souls who risked arguing with Stalin. He recognizes himself the example of Zhukov as a mistake, but now I will say a few words about “brave man” named Apanasenko.
In chapter 20 of his book “Cleansing” V. Rezun, based on the memoirs of Major General Grigorenko and former secretary of the Khabarovsk Region Committee of Communist Party Ye.A. Borkov, draws us the image of the commander of the Far Eastern Front, Army General I.R. Apanasenko. The “analyst” completely believes the words of the witnesses mentioned, and Apanasenko turns out to be practically Napoleon. But the most important thing, for which the story itself is being kept, is the selfless courage of the army general, who used the foul language to scold leader of the world proletariat. Borkov recalls how they flew to the capital on the first or second of October, and how they were taken straight from the airfield at night to Stalin. Then it follows from his story that Joseph Vissarionovich told them about the difficult situation at the front and demanded that specific divisions and regiments be sent under Moscow.
Further V. Rezun writes: “Stalin dictated, Apanasenko carefully recorded, and then right there in the office, in the presence of the "owner" smoking pipe, signed the order and sent the encrypted telegram to his chief of staff for immediate execution.” Then, after tea, Comrade Stalin asked how many anti-tank guns Apanasenko had and ordered them to be shipped. Again we give the floor to our hero: “And then suddenly a glass of tea, standing in front of Apanasenko, flew across the long table to the left, the chair under the general seemed to jump back. Apanasenko bounced off the table and shouted: “What are you? What are you doing?!! So fucking mother! .. And if the Japanese attack, how I will defend the Far East? With these stripes ?! - and hit yourself with your hands on the sides. “Remove from office, shoot, I will not give away guns!”
How is it plausibly painted, eh? Though to shoot a movie. And somehow I do not want to find fault with small details. Well, for example, about the ciphered telegram. Did Apanasenko encrypted it by himself or what? Did he remember all the codes by heart? Or was the cryptographer sitting with him? So, it seems, not according to the rank of a simple servant to attend such meetings. And somehow I can not believe that Comrade Stalin could allow his time to be wasted. The general in his office writes an order, then he is encrypted, sent. This is not five or ten minutes. And outside there was the beginning of October, the Germans were attacking Bryansk and Vyazma. And Comrade Stalin's time on these days, most likely, was scheduled by the minute. At this point in Borkov’s memories, a first slight doubt may arise.
And the second is associated with a fit of anger for General Apanasenko. V. Rezun should have remembered how he described the similar process of arousing several pages earlier “according to” Grigorenko. Here are the lines: “And one more thing - unrestrained. Can quickly go berserk, and then the culprit could not wait mercy. And worst of all, this process is observable. Suddenly, from under the collar of the jacket, the neck begins to blush, this redness quickly spreads upwards - the entire neck, chin, cheeks, ears, forehead reddens. Even the eyes are filled with blood. " Let's imagine a picture: there are three people in the office. No matter where Borkov sat relative to Apanasenko, on the left, on the right, facing him or even behind him, he would have had the opportunity to observe the process that Grigorenko described. But for the "witness" Borkov everything happened suddenly. Again, a minor inconsistency. In short, I decided to do what our "brilliant analyst" had to do.
I checked the journal of visits of Stalin for the 1st and 2nd of October 1941, but these days neither the general nor the secretary of the regional committee were found in the list. The Comrade Borkov's memory of the numbers, apparently, failed which is understandable. I check all September and October. And, cheers, found! October 12 at number four in the list is Apanasenko, and under the fifth - Barkov, namely Barkov, and not Borkov. Well, okay, it's a small thing. So, the above mentioned comrades came to Stalin at 15.40. At 5.00 pm, Barkov or Borkov left, and after five minutes Apanasenko came out. That is, no one at night pulled them from the airfield into the Kremlin, but they went there during the daytime, like civilized people. Already, you see, the drama of the situation described is somewhat reduced. But here, too, you can refer to the memory, well, the person forgot, so many years have passed. No, guys, not in the forgetfulness case. Comrade Borkov (or Barkov) composed this scene and did not blink.
To verify the inevitability of such a conclusion, just look at the list of visitors to Stalin on October 12, 1941. Here it is: “1. Molotov (15.00 - 20.10); 2. Zhigarev (15.20 - 15.45); 3. Malenkov (15.23 - 20.10); 4. Apanasenko (15.40 - 17.05); 5. Barkov (15.40 - 17.00); 6. Yumashev (15.40 - 17.00); 7. Zakharov (15.40 - 17.00); 8. Pegov (15.40 - 17.00); 9. Kuznetsov (15.45 - 17.00); 10. Voronov (5 pm - 5:15 pm); 11. Saprykin (18.30 - 19.30); 12. Gusarov (18.30 - 19.30) ”. From this list it is clear that Barkov with Apanasenko on this day were not alone with Comrade Stalin. With them went three men, and then another one. And during the whole meeting, Molotov and Malenkov were in the office. I do not think that in such a company, General Apanasenko was scolding at Joseph Vissarionovich . He was, according to Grigorenko, a neurotic, but not an idiot. It is clear that on October 12, 1941, when the Germans built the next pockets under Vyazma and Bryansk, Stalin was forced to “sweep the bottom of the barrel”.
He invited not only this “sweet couple” to himself, but also Yumashev and Pegov were the exact same tandem of the party and the armed forces. Yumashev was in 1941 the commander of the Pacific Fleet, and Pegov was the first secretary of the Primorsky Regional Committee. It is clear that Stalin had demanded from the Far East both people and equipment before, but apparently, they didn’t show much zeal, which was quite natural in the execution of Moscow’s orders. And, as usual, the party members threw everything on the military, and they, in turn, pretended that they knew nothing.
And so Joseph Vissarionovich summoned this quartet to him and briefly made it clear that the jokes were over, and just read the list of what and how much he needed. Comrade Voronov, the artillery commander of the Red Army, also arrived in time, and he and Apanasenko clarified the nuances. And who in such a situation could challenge the demands of Comrade Stalin? And what would Stalin do if some general in the presence of Molotov and Malenkov and before the eyes of the party functionaries dared to swear him with obscenities. It is even scary to think. But Borkov could hardly come up with a scene with an insult, for everything is too believable . Most likely, such an episode in Apanasenko’s biography was, but he was yelling , of course, not at Stalin and not in the Kremlin office, but at Borkov himself in Khabarovsk. It could well be.
And more about intelligence. In chapter 23 of the already repeatedly mentioned book “Suicide”, V. Rezun writes: “Soviet military intelligence always adhered to the correct principle: to get (information) - from the most protected safes, to check - in the simplest, even primitive way”. Next, he tells an episode from the time of his studies at the Academy, as in one of the lectures on strategic intelligence they were shown practical verification of Hitler's intentions according to the “Citadel” plan. The scouts needed to determine where the Germans would transfer heavy tanks by rail in the late spring and early summer of 1943. And intelligence, if you believe our hero, brilliantly coped with this difficult task. How would you think? Yes, with the help of hammers, which were used by railway lubricators. The Germans were forced to use workers from the local population. Therefore, the agents had only to recruit a sufficient number of these hard workers, to make them an offer they could not refuse, and to ask them to measure, as far as possible, the width of the tank tracks.
In heavy German tanks, the tracks (72.5 cm) were almost twice as wide as those of the T-III or T-IV (40 cm). At first glance, it seems, everything is really simple, primitive and correct. But the first question arises - how thoroughly did the Germans observe disguise when transporting "tigers" and "panthers"? Answer: "Our tigers "were carefully guarded from prying eyes - they were covered with a tarpaulin so that not a single bolt could be seen." (Carius O. Tigers" in the mud ). But, let's say, in war, this level of disguise was not always able to withstand. And some lucky lubricator came across a hole in a tarpaulin, put a hammer on the platform and ... In short, he did everything as described by our “analyst”.What is the accuracy of such a measurement? This question is not at all idle, and I will explain why. As mentioned above, the width of the tracks at the "tiger" was equal to 72.5 cm. But on such tracks they were fighting, and when transporting the tanks were "rebooted", and on the platform "tiger" drove with a caterpillar of 52 cm. I recall that the tank, say T-III, had caterpillar of 40 cm wide. The difference, as we see, is 12 cm, and it is very easy to identify. If not for one thing. Already in 1942, German tanks drove in the winter on special "winter tracks". Nozzles were used to transform an ordinary caterpillar into a “winter” one.
I don’t want to go into details, those who wish can look on the Internet at this “miracle” , thanks to which the width of the caterpillar has almost increased by one and a half times. Do you understand what I mean? They put the German T-III with winter tracks on the platform, our heroic oiler put the hammer next to the caterpillar, struck a fingernail on the handle and went on. Having gone through the whole train, he struck a few more times. He came home to figure out - the caterpillars are wide all around, centimeters 55 each. So I gave it to my customers. Those looked through their reference books and established by an exception method that those tanks could not be either “threes” or “fours”, since those tracks have a half dozen centimeters already. The point is clear - the "tigers" were transported.
All this I am writing to show how easy it was to plunge, if you "become attached" to the tracks. In the same way intelligence could gobbled if it tried to identify the “tiger” by dimensions, by gun, etc. The only thing that could not be hidden, “disguised” was the weight of the tank. Let me remind you, the weight of the "tiger" fluctuated around the level of 60 tons. This means that: “Special six-axle platforms were designed for transportation by rail. They could transport 80 tons and followed with each battalion to the area of hostilities. In order not to create a dangerous load on the railway. bridges, at least four other freight cars must be between two "tiger platforms". This is all the same O. Karius. Everything is logical: the weight of the tank has increased almost three times, if you please, adjust the corresponding platform not on two axes, but on six.
That's what lubricators should have considered - the number of axles on the platforms. And do not need any hammers. By the way, awards for such work did not have to be given, and they could have done it without railway workers. Such a task (counting the number of axles on the platforms) was quite possible for novice scouts to complete. This story of our hero is good because it clearly shows the level of Stalinist intelligence and the level of intelligence of Brezhnev. "Mature colonels" thoughtlessly like parrots taught the next generation of intelligence officers, and those stupidly memorized unreliable and costly methods of checking intelligence data. And again we have to state: a country that had such intelligence could not hold out for long.
It would be wrong, speaking of intelligence agents, to leave without attention and not to mention R. Sorge, whom our hero considers to be an outstanding master of his craft. Now people who are interested in our topic or specifically the personality of Sorge have a chance to replenish their knowledge. I mean the gift of the US government to Harvard University in the form of materials transmitted on special hearings in Congress in 1951 in the case of espionage activity of R. Sorge. V. Rezun names this source in the "Icebreaker". But the fact that, while telling in this book about Zhukov’s outstanding commanding ability on the shores of Khalkhin-Gol, he does not mention the name of Sorge in connection with this battle, gives us the right to once again emphasize the bias and selectivity of our “analyst” in interpreting historical events.
But it was worth at least a few words to say about the role of R. Sorge, about his "modest" contribution to the successful outcome of the conflict. Here is what Mitsusada Yoshikawa, an investigator from the Tokyo prosecutor’s office who was leading the case of Sorge, said: “Soviet General Ryzhikov (Luzhkov? Lushkov?) fled from the USSR to Manchuria under the protection of the Kwantung Army of Japan. Lushikov told the location and composition of the forces of the Red Army in the Far East, as well as in Mongolia and Siberia. The Japanese General Staff was delighted with this kind of information. Lushikov was the leader of the anti-Stalin block in Siberia. The Japanese military so exulted, having received such information that they told Ott (the German ambassador) about this. Ott, too, was delighted and reported this to Hitler, and Hitler sent an officer from the General Staff to Japan.
After Lushikov was interrogated by the Japanese, this German officer personally interrogated Lushikov and made a very detailed report. After which he showed this report to Sorge. Sorge asked the officer to leave this document for him to study, photographed it and sent the film to Moscow. After some time, the so-called Nomoghan incident (the battle of Khalkhin Gol) took place. ” (Hearings on the American Aspects of Richard Sorge spy case. Internet-site). If you write "oil painting", the situation is as follows. Sorge was insider in the German embassy. Moreover, he was in fact the chief adviser to the German ambassador to Japan, General Ott, although he did not officially hold any posts. There are constant exchanges of information between the Japanese and German general headquarters. Officers regularly go here and there. Sorge had acquaintances among the Japanese military, he was simply indispensable and necessary to both the Germans and the Japanese. Therefore, the special envoy of Hitler gave him for review the report on Ryzhikov, in order to get a review of real expert.
We now turn to the battle itself on the Halchin-Gol River in the summer of 1939. On the one hand, the Soviet Union, represented by Comrade Stalin, needs to be tested before coming battles in Europe. They must evaluate the readiness of the Red Army, and at the same time teach the Japanese a lesson. Therefore, Comrade Stalin is preparing very seriously, as for a real war, using serious resources. The plan of operation, most likely, was developed by the officers of the General Staff of the Red Army, and not just the army group. On the other hand, Japan, which is already fighting in China and, of course, does not want to get another front. The Japanese General Staff strictly prohibits any actions against the USSR.
But the "local" commanders of the Kwantung Army, like real samurai, do not want to give in to the Soviet and Mongolian boldmen, who from time to time were trying the Japanese for strength with a bayonet. Sometimes samurai manage to seriously beat their opponents. For example, on June 27, Japanese aircrafts raided the Soviet military base in Tamzak-Bulak, in Mongolia. Many planes were burned on the ground, and eventually the Japanese destroyed twice as many of our planes as they lost. But as soon as the Japanese General Staff learned about the incident, it was strictly forbidden to continue to make any air raids on Soviet troops. Of course, this later came back to the Kwantung samurai. So, one side at the highest level is seriously preparing for war, the second, so as not to cause an escalation of military actions and not be drawn into a war on two fronts, severely holding back his subordinates. And then there's Lushikov with maps and plans.
Of course, if not carelessness about the intentions of the USSR, then at least calm reigned in Tokyo. But Sorge was emerged against Lushikov, and Stalin took advantage of the situation, as they say, to the fullest. I don’t know if Lushikov was an agent of Stalin , or if he voluntarily went over, it ultimately does not matter. It is important that this case was not out of sight of Sorge, who with his microfilm signaled to Comrade Stalin that “leakage” in the person of a whole general and convinced Joseph Vissarionovich of his highest qualification. And here we have the right to expect from Stalin an adequate assessment and encouragement of R. Sorge for masterfully performed work.
The "master", in all fairness, should have awarded his agent, if not a "Golden Star" as Zhukov, then at least some order. But instead, according to V. Rezun, Comrade Stalin insistently invites the super-intelligence officer to Moscow "for rest." This is nonsense! Why remove the hen that lays the golden eggs from the nest? It"s unclear. But in the same way the super intelligence behaves strangely. Instead of going to the bottom somewhere in China, he continues to faithfully serve his master. And when in August 1941, Japan mobilized almost half a million people, the question arose: where would they go?
Sorge received information from the upper echelons of power, since one of his sources was the closest adviser to the Prime Minister of Japan, a certain Ozaki, part-time Soviet agent. “Below,” this information was checked by the artist Miyagi, who walked around Tokyo’s diners, drank beer with the soldiers, listened and watched what they were wearing. Warriors were dressed in light summer uniforms, therefore, they were not going west to Siberia, where at that time it was getting cold, but to the south. All this was promptly reported to Comrade Stalin. And again, no rewards, no awards, no kind words. And with the Sorge group some strange events take place. The already-mentioned Tokyo prosecutor Yoshikawa Mitsusada reports that in October 1941, through some woman who arrived from the United States, they received information about the artist Miyagi. In addition, during the search, they found a document of the South Manchurian railway company. The question arose, why does the artist need such papers?
Miyagi began to be interrogated, and he spoke. The names were: Ozaki, Sorge, Vukelich, Clausens. The Tokyo Prosecutor’s Office arrested Clausens and searched their house. And what do you think? They found a radio transmitter, as well as encrypted messages and messages that were prepared for encryption. But most importantly - the police found a book used for encryption. It was a German statistical yearbook. How do you like this! Such a professional as Sorge's assistants turned out to be real dolts. One kept the secret document at home, others in general behaved like idiots, although they had also been listed for Intelligence and Comintern for years.
Why do I mention all this? And then it turned out, that the volume of testimony of Sorge amounted to 38 volumes, as was clear from the story of the same Tokyo prosecutor. And these facts let as suggests that Sorge was offended at someone and suspected that he was sold out, hence his talkativeness. It can be assumed that the Japanese, to put it mildly, helped the intelligence officer to recall more episodes of his turbulent activity. But there is something to argue. Yoshikva Mitsusada, who led the investigation team in 1941-1942, came to the United States in 1951 on behalf of his government in order to join efforts to combat the global espionage network created by the USSR.
He told his American colleagues a lot of interesting things from the biography of Sorge that in one way or another concerned the security of the United States. For example, Sorge told how he, being in China, got into a situation when he could not manage to transfer important information to the center. And then a man from the American consulate helped him. Or another case. Sorge went to Japan through the United States, where he met with some journalist. And the Americans, of course, really wanted to find out the names of these people. But the Japanese prosecutor could not help them. He, of course, tried to ask about all this Sorge, but the spy refused to answer. So, no one Sorge tried, he gave testimony, which he considered necessary, completely voluntarily, as they say, collaborated with the investigation. In short, when Japan declassifies those 38 volumes, a lot of unexpected will come up. In particular, I believe, the story of Sorge’s relationship with the German ambassador to Japan will become clearer.
After the arrest of our intelligence officer, General Ott tried to get his unofficial advisor out of prison. But when Sorge spoke and it became clear who he was working for, Ott fled to China, where they lived with his wife until his death. And then, according to Yoshikawa Mitsusada, according to unverified data, Ott's wife left for the Soviet Union. So, it is quite possible to assume that the duet of Ott and Sorge worked according to a previously accepted agreement. They supplied each other with important information, bearing in mind that if Germany takes the upper hand, Ott will help Sorge, and if the USSR wins, Sorge will help out her companion. Quite possible deal. The role of Ozaki will also become clear. We find out what kind of person he was, how he managed to become the closest adviser to the Prime Minister of Japan. And it may very well be that all the achievements of Sorge will have to be divided into two.
«Штаб – мозг. Разведка – глаза и уши. Спросим: может ли мозг быстро и точно реагировать, если нет прямого органического контакта с глазами и ушами, если мозг принадлежит одному организму, а глаза и уши – другому?». (Суворов В. Беру свои слова обратно. Донецк, 2005, стр.94). Давайте и мы спросим В. Резуна еще раз: «Мог ли генштаб РККА выполнять функции мозга армии, если его возглавлял Г.К. Жуков?». Ответ, скорее всего, будет такой – мог, конечно, ибо не из одного Жукова он состоял. Служили там и другие люди, настоящие патриоты и профессионалы: Ватутин, Голиков, Штеменко, Василевский, Антонов и другие. Что ни имя, то либо полный генерал, либо маршал. Уж у них- то мозги работали! Работали то они у них работали, но как? В какую сторону? Упростим вопрос, спросим: как они попали в генштаб? С.М. Штеменко, например, говорит, что он без особой радости узнал о своем направлении в академию Генштаба, более того, используя связи, попытался уклониться от такой «почетной обязанности». Он пишет в своих мемуарах: «Как оказалось, среди отобранных в академию, настроения, подобные нашим были не таким уж исключительным явлением!». (Штеменко С. Генеральный штаб в годы войны. М., 1968, стр. 6). То есть, товарищи командиры не горели желанием повышать свой профессиональный уровень, и в академию Генштаба их приходилось заталкивать едва ли не силой. Так ведь затолкать это еще полдела. У таких, извините меня, стратегов есть возможность после ее окончания «свинтить» куда-нибудь в строевую часть. Читаем того же Штеменко: «На другой день (после выпускного вечера) я и мой друг по двум академиям Николай Антоненков подали по команде рапорты с просьбой не назначать нас в Генштаб». (Там же, 19) Вот так вот! Ты им, как говорится, в дверь, а они в окно.
Ну, да ладно, что взять со Штеменко, он дослужился всего лишь до генерала армии. Давайте «припряжем», как говаривал незабвенный Н.В. Гоголь, маршала. Вам слово, товарищ Василевский: « Я попросил командование не посылать меня в академию, так как чувствовал себя неподготовленным. По прибытии в академию я подал на имя председателя приемной комиссии заявление с просьбой вернуть меня в дивизию». (Василевский А. На службе отечеству. М., 1973, стр. 61). И его вернули, но потом «забрили» по второму разу. То есть, как Александр Михайлович ни отбивался, ему пришлось-таки послужить Родине «мозгом». И это, прошу отметить, был не первый раз, когда будущий маршал «уходил в отказ». Так, он, еще служа командиром 143-го полка, отказался переходить в 144-й по очень «важной» причине. Александр Михайлович страстно желал стать коммунистом, а перейдя в другой полк, ему нужно было по новой получать рекомендации и проходить кандидатский стаж. И можно уверенно утверждать, что таких как Штеменко и Василевский в Генштабе было большинство, потому что, на мой взгляд, кроме субъективных были и объективные причины нежелания командиров Красной Армии оставаться в Генштабе. Во-первых, не было секретом, что тогдашние маршалы, в частности С.К. Тимошенко, как пишет тот же Штеменко, «скептически относились к работникам Генштаба». А судьба офицеров, в конечном итоге, зависела от маршалов. Во–вторых, в строевых частях в то время, после чисток, карьерный рост шел гораздо быстрее. В-третьих, сидеть за партой после тридцати лет – дело малопочтенное для красных командиров, которые уже командовали батальонами, полками, а то и дивизиями. Ведь в своей части любой из них был царь и бог, имея относительную экономическую и финансовую самостоятельность. А, думается мне, что и в те времена люди умели и не стеснялись, при случае, отжать бюджетную денежку.
Можно ли предположить, что такие истории случались так же часто и среди германских офицеров? Нет! Это невозможное дело! Там люди считали за честь получить генштабовскую подготовку. Например, Вальтер Модель, противостоявший Г.К. Жукову у Ржева и Сычевки, закончил неполные курсы офицеров Генерального штаба еще в 1-ю Мировую войну. Затем его перебрасывали из одной части в другую, где он занимал то строевую должность, то штабную. Это была обычная практика для приобретения разнообразного опыта молодыми офицерами. Итак, что касается «мозга» Красной Армии, приходится признать, что тупость, лень и запредельный эгоизм были весьма и весьма для него характерны. Теперь обратимся к «глазам и ушам», сиречь, к разведке. А тут мы никуда не денемся от анализа личности и действий Ф.И. Голикова. «Филип Иванович Голиков родился 16(29). 7. 1900 г. в деревне Борисово, ныне Курганской области. В Красной Армии с 1918 г. В 1919г. окончил военно-агитаторские курсы. Участник гражданской войны. После войны – на партийно-политической работе». (Накануне войны. Материалы совещания…). Написал книгу о гражданской войне, в которой невнятно рассказывал, как воевал с белыми, скромно умолчав, разумеется, о карательных акциях. Короче говоря, умел держать язык за зубами. В отличие от Василевского учился охотно и много: тут тебе и курсы усовершенствования высшего начсостава, и военная школа, и академия им. Фрунзе. Командовал полком, дивизией, корпусом, армией. Неплохая карьера, если учесть, что командармом Филипп Иванович стал в неполные сорок лет. Единственный недостаток – отсутствие боевого командного опыта. Но товарища Сталина, видно, это не смутило, и с осени 1940 Ф.И. Голиков возглавил Разведуправление Генштаба РККА, стал заместителем у Б.М. Шапошникова и благополучно пережил чехарду со сменой начальников. В числе избранных участвовал в работе Совещания конца декабря 1940 года, на котором активно выступал, демонстрируя приличные знания армий наших вероятных противников, ставших в итоге союзниками. Призывал и других командиров следовать, так сказать, своему примеру: «Последний вопрос относительно изучения опыта иностранных армий. Я спрашивал некоторых командующих войсками округов и некоторых крупных танковых начальников: читают ли они то большое количество литературы, которая, правда, еще недостаточно исчерпывает вопрос, но которая в массовом порядке издается Разведывательным управлением в форме информационных сборников, в форме типографских сводок по Западу и Востоку и т. д. Оказывается, они не знают о их существовании. Между тем в этих изданиях имеется то, что требуется для изучения опыта иностранных армий. Я прошу обратить внимание на эту издаваемую Разведупром литературу и читать ее». ("Накануне войны...").
Уже из одного короткого отрывка мы вправе сделать вывод, что перед нами типичный теоретик-иммитатор. Он обнаружил проблему с доведением важной информации до высших командиров Красной Армии, при этом не признавая за Разведывательным управлением никакой вины. И вместо того, чтобы предложить вариант исправления такого вопиющего разгильдяйства (тратятся огромные деньги на тиражи, а адресаты ничего не знают), он просит обратить на это внимание. То есть, принцип у товарища Голикова простой – прокукарекал, а рассветет там или нет, уже не его дело. И вот именно этот человек оказался в решающий для Сталина (про страну уже и не говорю) момент на самом важном посту. И требовалось от него совсем немного: сказать, когда Германия нападет на СССР. Да, господин Резун, я повторяю, немного, ежели учесть, какие гигантские человеческие ресурсы могли быть задействованы Голиковым, если бы он правильно поставил перед своими людьми вопросы и правильно определил приоритеты. И первое, с чего должен был начать генерал-лейтенант Голиков – уточнить термины. В то время высшее руководство СССР активно использовало выражение – «война на два фронта». Считалось, что Гитлер воевать одновременно с Англией и Советским Союзом не будет. Сам «аналитик» в своих книгах также часто использует это выражение. Он утверждает, что Адольф учитывал печальный для Германии опыт 1-й Мировой войны и не собирался воевать на два фронта. Но почему? Потому ли, что воевать на два фронта вообще ни одна страна не может? Или потому, что так сказал Сунь-Цзы? Но в немецкой истории есть, по крайней мере, один пример, когда Пруссия в 1756-1763 гг. воевала фактически одна против Австрии, России и Франции. Тот, кто интересуется подробностями, может к этим трем империям зачислить в союзники Швецию, Польшу и Саксонию. А у Фридриха Второго был только один союзник – Англия. И ничего страшного, Пруссия продержалась семь лет. Могло бы получиться и по другому, но, ведь, главное – результат. Не так ли, господин Резун?
Гитлер, разумеется, знал военную историю и понимал простую вещь: дело не в количестве фронтов. Главная проблема – ресурсы, материальные и человеческие. Германия не потому проиграла 1-ю Мировую , что воевала на два фронта, а из-за блокады и как следствие – нехватки материальных ресурсов. Понимает ли это наш герой? Безусловно, понимает. Как, скорее всего, понимали и Сталин с Голиковым. Но, так сказать, для краткости использовали словосочетание «два фронта». И в результате этой подмены размылась суть проблемы. А вопрос, повторяю заключался не в количестве фронтов, а количестве ресурсов. Сталин с Голиковым должны были сесть и рассмотреть хотя бы два варианта действий Германии летом 1941 года. Первый – Гитлер, как он и заявляет почти открыто, нападет на Англию. Допустим, он даже ее завоюет. Что в этом случае получает Германия в смысле сырьевых ресурсов? Нефть, цветные металлы, каучук, хлопок, зерно? Ни хрена она не получает! Английские колонии? А у Адольфа есть флот, чтобы воевать за эти самые колонии с США? Нет! Итак, если Гитлер движется на Запад, это движение в итоге не решает его проблему со стратегическим сырьем, а он знает, что без этого рейх долго не продержится. Далее. Кто остается за спиной у Германии на континенте? Правильно! Советский Союз. А как обстоят дела у СССР с наличием сухопутной армии? Очень неплохо. Армия есть, и она готова в удобный момент ударить с тыла. И это будет второй реальный фронт. Второй вариант: Гитлер нападает на СССР. Кто там ему угрожает с тыла в этом случае? Никто. У Британии, по существу, нет сухопутной армии. А что он получает? У него появляется возможность доступа к практически неограниченным ресурсам. Напав на Советский Союз, Гитлер, к тому же, развязывает руки Японии, которая теперь, не опасаясь нападения со стороны СССР, может двинуться на юг и прибрать к рукам английские колонии. Тут она сталкивается с Америкой, которой, в таком случае, уже не до помощи Англии. В итоге, Германия на суше воюет только с Советским Союзом, и никаких тебе двух фронтов. После подобных рассуждений Иосиф Виссарионович должен был задать Филиппу Ивановичу вопрос: «Куда бы ты, товарищ Голиков, двинулся, будь ты на месте Адольфа?». При таком подходе Голиков, скорее всего, выбрал бы второй вариант.
«А, вот видишь»,- закричат самые продвинутые читатели. «Ты все-таки не уверен, что Голиков склонился бы ко второму варианту. А даже если бы и так, то, скажем, Ватутин или Тимошенко выбрали бы первый. Это ты сейчас, задним числом, такой умный. А тогда, летом 1941 года, что бы ты сам ответил товарищу Сталину на его вопрос?» Разумеется, ничего конкретного я бы не сказал, кроме двух или трех возможных вариантов. Но Ватутин предложил бы свои версии, Тимошенко свои, и у товарища Сталина была бы перед глазами более полная картина, чем та, которую он сам себе нарисовал и считал ее единственно правильной. Система принятия важнейших государственных решений могла быть иной – вот о чем я говорю. И не возникали бы ситуации, когда один человек ставил на кон судьбу страны как ящик пива. Но, на нашу беду, у Сталина такой разговор, такие рассуждения и споры, мягко выражаясь, не приветствовались. Суть царившего в те достопамятные времена закона очень точно и кратко сформулировал Г. Климов, старший «коллега» В. Резуна: «Обычный метод советского руководства – сверху вниз идет план, а снизу вверх – туфта». И товарищ Голиков гнал эту туфту как настоящий стахановец. Если взять такие важнейшие показатели как общее количество дивизий вермахта и их группировку, сосредоточенную на границе с СССР, то тут ведомство Филиппа Ивановича завышало реальные показатели в 1,5-2 раза. Интересно, что и германская разведка ошибалась, но в сторону уменьшения фактической мощи РККА в 1,3-1,4 раза. Можно, разумеется , предъявить претензии и к немецким разведчикам, но их нельзя обвинить в приписках. Они работали не лучшим образом, но не врали и не высасывали из пальца несуществовавшие соединения РККА. Ясно, что с такими разведчиками как Голиков, страна не могла продержаться долго. Она и не продержалась. Такие как Голиков передали эстафету таким как Резун, и страны не стало.
Итак, при правильной постановке вопроса всегда больше шансов получить правильный ответ. Германию летом 1941 года нужда гнала на Восток. Оставалось только определить сроки ее готовности и ответить на главный вопрос – Когда она нападет на СССР? Наш герой в «Ледоколе» пишет: «В декабре 1940 года начальник ГРУ генерал-лейтенант Ф.И. Голиков доложил Сталину о том, что по подтвержденным сведениям, Гитлер принял решение воевать на два фронта, т.е. напасть на Советский Союз, не дожидаясь завершения войны на западе. Этот документ чрезвычайной важности был обсужден в начале января в очень тесном кругу высшего советского командования в присутствии Сталина. Сталин не поверил документу и заявил, что любой документ можно подделать. Сталин потребовал от Голикова так построить работу советской военной разведки, чтобы в любой момент знать, действительно ли Гитлер готовится к войне или просто блефует. Голиков доложил, что такие меры он принял. ГРУ внимательно следит за целым рядом аспектов военных приготовлений Германии, по которым ГРУ точно определит момент, когда приготовления к войне начнутся. Пока таких приготовлений нет. Сталин потребовал объяснить, насколько точно Голиков может это знать. Голиков ответил, что может это сообщить только одному Сталину лично и никому больше».
Сначала простой и совсем необязательный вопрос – какое ГРУ в декабре 1940 года? Наш герой любит отмечать такие детали при разборе чужих работ. Но это ерунда! Понятно, что речь идет о Разведывательном управлении Генштаба. Но вот что совсем не ерунда, так это сроки. Напомню, что Директива №21 была окончательно утверждена Гитлером 18 декабря 1940 года. Мог ли Голиков через несколько дней получить сведения о содержании этого документа или его копию? Теоретически мог. А как насчет подтверждений? И какие могли быть подтверждения, если, как заявляет сам Голиков, практических приготовлений пока не наблюдается? Все пока только на бумаге. А в таком случае подтвердить содержание «Плана «Барбаросса» можно было, только получив документы из штабов групп армий и армий. Но вряд ли ОКХ стало бы доводить информацию до армейских штабов и загружать их работой в рождественские дни. То есть, в декабре Голиков не мог получить информацию из окружений Бока, Лееба и Рунштеда, ибо в их штабах еще не приступили к разработке собственных планов на основании Директивы №21. Но допустим, что согласно версии нашего «блестящего аналитика», хотя Иосиф Виссарионович и Филипп Иванович не обсуждали и не анализировали совместно варианты возможных действий Германии, им помогли наши доблестные разведчики-нелегалы. Они снабдили товарища Голикова бумагами. Тот им поверил и доложил Сталину о «подтвержденных сведениях». Однако Иосиф Виссарионович поправил главного разведчика в том смысле, что бумаге верить нельзя. Но и Голиков оказался не таким уж законченным «теоретиком», он заранее выделил ряд аспектов военной подготовки, по которым можно сказать, есть такие приготовления или их нет. И В. Резун в своей книге называет часть этих аспектов, которые связаны с необходимостью учитывать климатические условия Советского Союза: зимние сорта масла и топлива для танков и автомашин, специальная смазка для стрелкового оружия, а также зимнее обмундирование для солдат. Вот на чем концентрировалось ведомство товарища Голикова в начале 1941 года. На первый взгляд, вроде бы, довольно здравое рассуждение: собираешься воевать с Советским Союзом – будь любезен, сшей каждому солдатику по тулупу. Итого, как говорит В. Резун, нужно было заготовить 6 000 000 тулупов. О топливе, масле, смазке – тут вообще возразить нечего. Но вот насчет тулупов могут появиться сомнения. Они нужны, спору нет. Но почему в таком количестве? Ведь, скажем, наши солдаты в годы войны не были поголовно одеты в тулупы, а, в основном, в шинели и стеганые ватники. И это не случайно. В мое время солдаты Советской Армии зимой носили шинели, отнюдь не тулупы. Тулупы полагались только часовым на посту вне помещений, если температура опускалась ниже установленной нормы. Конечно, в тулупе зимой хорошо: стоять, сидеть и даже лежать на снегу. Только вот воевать в нем плохо. И неудобство не только в том, что в такой одежке тяжело ходить в атаку. Если солдатиков даже и в мирное время одеть в тулупы и двинуть с полной выкладкой обычным маршем километра на 3-4, то даже при минус 10-15 градусах к месту назначения они придут мокрыми как рыбы. А если это место - чисто полюшко, где гуляет легкий ветерок, то можете минимум половину ребяток отправлять в госпиталь.
Все это я к тому, что даже если бы немецкое командование и решило шить своим бойцам тулупы, то уж никак не 6 миллионов, а, скажем, тысяч 150. Если грубо считать, что для нападения на СССР собирались отрядить 3-х миллионную армию, то по десять тулупов на роту было бы вполне достаточно для караула. А отсюда проблема: если 6 миллионов тулупов это около 40 миллионов забитых баранов, и на такое количество рынки Европы обязательно среагируют, то на 800 тысяч могут и не среагировать. Тем более, если закупать шкуры не только в Европе. Однако главная фишка во всей этой бараньей истории заключается в том, что тулупы вообще могли не понадобиться. И совсем не по причине расчета Гитлера на блицкриг, хотя и такой вариант нужно было учитывать. А почему Голиков зациклился на тулупах как на единственном варианте зимней одежды? Разве северные народы, скажем, жители Аляски сплошь и рядом ходят в тулупах? А во что одевались альпинисты или полярные исследователи, которым подолгу приходилось жить в условиях очень холодного климата? Неужели у начальника Разведупра или у самого Сталина не возникла простая мысль: если у нас солдатики в шинелях, то может и немцы поступят так же, а то еще и выдумают что-нибудь похлеще, вроде зимнего комплекта, они ведь доки по этой части. И тогда паси этих «баранов»!
Но давайте опять присмотримся к терминологии, которой пользовались Сталин с Голиковым: «Сталин потребовал от Голикова так построить работу советской военной разведки, чтобы в любой момент знать, действительно ли Гитлер готовится к войне или просто блефует». Обратим внимание на выражения: «в любой момент» и « готовится к войне». Это что за галиматья! Как это понимать? Означает ли сие, что, скажем, 23 февраля 1941 года встречаются Иосиф Виссарионович с Филиппом Ивановичем за праздничным столом, и первый спрашивает: «Ну, что, брат, как там Адольф, реально готовится или ваньку валяет?». А товарищу Голикову ответить нечего, потому что, например, люди, следящие за рынком бараньего мяса, сообщают в один голос, что все тихо, никакого падения цен нет. Те же, кто отвечает за топливо, смазку и прочее, допустим, заявляют о появлении зимних сортов. Значит, технику немцы готовят к войне в зимних условиях, а о людишках не думают. Могла быть такая ситуация, господин Резун? Запросто! И как прикажете быть главному разведчику? Что докладывать «хозяину»? Тупик! Да и что значит «готовится»? Ну, сегодня он готовится, а завтра взял и остановил всю подготовку, передумал. Сколько таких неосуществленных планов было у Гитлера, у Сталина или у Черчилля? К чему весь этот разговор? А к тому, что подход к проблеме был принципиально неправильный. Сталин должен был поставить перед начальником Разведупра главный вопрос - Когда нападет Гитлер на Советский Союз? И тогда, получив эту задачу, можно было выделить моменты, которые позволяли бы ответить и на вопрос реальности подготовки и о сроках нападения. Тому же Голикову следовало спросить себя: какую стратегию изберет Гитлер? Ну, конечно же, ту, которую он уже с успехом применил в Польше и во Франции. Это значит – блицкриг. А каковы главные инструменты блицкрига? Разумеется, танки и авиация. Следовательно, там, где будет большинство танковых дивизий и авиационных эскадр, там и нужно ожидать войны. А отсюда уже вытекала задача следить не за ценами на баранье мясо, а за местонахождением частей люфтваффе и танковых соединений. Во-первых, точно определить их общее количество, для чего установить их номера и места дислокации. Во-вторых, из числа офицеров Оперативного и Разведывательного управлений Генштаба назначить ответственных за каждое танковое и авиасоединение. Отслеживать перемещение этих дивизий таким образом, чтобы в любой момент времени знать, где они находятся. Поднять на уши всю зарубежную агентуру и поставить перед ней задачу – следить в режиме реального времени за танковыми и авиационными частями. Обращать внимание на железнодорожные и саперные войска. О перемещениях докладывать немедленно. И это была бы реальная система определения реальных намерений Гитлера. Даже если бы он сшил не 6, а 60 миллионов тулупов, но при этом двинул бы все свои танковые и авиасоединения на запад, к Ла-Маншу, Филипп Иванович мог с легкой душой сказать на том вечере: «Спите спокойно, товарищ Сталин, блефует бесноватый». Но если бы фюрера потянуло на Восток, то в любом случае, рассчитывал бы он на блицкриг или на затяжную войну, ему пришлось бы сосредотачивать свои танки и авиацию в Польше и Восточной Пруссии. И тогда, зная дислокацию каждой дивизии, нужно было просто дождаться, когда больше половины из них окажется у наших границ. Допустим, было установлено: у немцев имеется 20 танковых дивизий. Как только 11 из них оказались на границе с СССР, генерал-лейтенант Голиков Ф.И. должен был явиться к Сталину и сказать: « Товарищ Сталин, на сегодняшний день у наших границ сосредоточены 11 танковых дивизий из 20, еще несколько перебрасываются эшелонами из Германии и Франции на восток. Если учесть, что через пару-тройку дней и они будут у наших границ, а также принимая во внимание тот факт, что для переброски авиации с запада на восток Гитлеру понадобится меньше недели, то с нынешнего дня, товарищ Сталин, нужно включать обратный отсчет. В любой из последующих дней можно ждать нападения». Но такой разговор мог состояться, если бы у товарища Сталина была нормальная, цивилизованная традиция подбора кадров.
Конечно, можно согласиться с В. Резуном, когда он характеризует систему выдвиженцев как варварскую, но эффективную. При одном условии: если у страны или у товарища Сталина в запасе вагон времени и тьма подданных. Тогда да, согласен, путем тупого механического перебора рано или поздно можно найти подходящего человека. А если времени нет? Да, Сталин убрал Голикова с поста начальника Разведупра, но уже после того, как последний профукал нападение Германии. А ведь смысл нормальной системы в том, чтобы такие люди не оказывались на таких должностях изначально.
Если после прочтения этой главы кому-то покажется, что я выставляю Ф.И. Голикова главным виновником нашей трагедии 1941 года, то он ошибается. Главный виновник, разумеется, И.В. Сталин, а Голиков был у него пешкой, одной из многих, которых «отец народов» выдвигал и двигал, куда хотел. Виновата созданная Сталиным система, при которой пешки молча выполняли приказы, даже и не помышляя о возражениях и альтернативных вариантах. И наш герой сильно ошибается, утверждая, что находились смельчаки, рисковавшие спорить со Сталиным. Пример с Жуковым он сам признает ошибкой, а сейчас я пару слов скажу о «храбреце» Апанасенко. В главе 20 своей книги «Очищение» В. Резун, основываясь на воспоминаниях генерал-майора Григоренко и бывшего секретаря Хабаровского крайкома Е.А. Боркова, рисует нам образ командующего Дальневосточным фронтом, генерала армии И.Р. Апанасенко. «Аналитик» безоговорочно верит словам названных свидетелей, и у него Апанасенко получается практически Наполеоном. Но самое главное, для чего собственно и ведется рассказ, это беззаветная храбрость генерала армии, крывшего матом самого вождя мирового пролетариата. Борков вспоминает, как они первого или второго октября прилетели в столицу, и как их прямо с аэродрома ночью отвезли к Сталину. Потом из его рассказа следует, что Иосиф Виссарионович рассказал им о тяжелой обстановке на фронте и потребовал отправить под Москву конкретные дивизии и полки. Далее В. Резун пишет: «Сталин диктовал, Апанасенко аккуратно записывал, а затем тут же в кабинете, в присутствии хозяина, покуривавшего люльку, подписал приказ и отправил зашифрованную телеграмму своему начальнику штаба к немедленному исполнению». Затем, после чаепития, товарищ Сталин поинтересовался, сколько у Апанасенко противотанковых пушек и приказал отгрузить и их. Опять предоставим слово нашему герою: «И тут вдруг стакан с чаем, стоявший напротив Апанасенко, полетел по длинному столу влево, стул под генералом как бы отпрыгнул назад. Апанасенко отскочил от стола и закричал: «Ты что? Ты что делаешь?!! Мать твою так-перетак!.. А если японец нападет, чем буду защищать Дальний Восток? Этими лампасами?! – и ударил себя руками по бокам. – Снимай с должности, расстреливай, орудий не отдам!».
Как правдоподобно расписано, а? Хоть кино снимай. И как-то не хочется придираться к мелким деталям. Ну, например, о зашифрованной телеграмме. Ее сам Апанасенко шифровал или как? Он помнил наизусть все шифры? Или с ним вместе сидел шифровальщик? Так, вроде, не по чину простому служивому на таких встречах присутствовать. Да и как-то не верится, что товарищ Сталин мог позволить так транжирить свое время. Генерал в его кабинете пишет распоряжение, потом его шифруют, отправляют. Это ведь не пять и не десять минут. А на дворе начало октября, немцы наступают на Брянск и Вязьму. И у товарища Сталина в эти дни время, скорее всего, расписано по минутам. На этом месте воспоминаний Боркова может возникнуть первое легкое сомнение. А второе связано с приступом гнева у генерала Апанасенко. В. Резун должен был помнить, как подобный процесс возбуждения несколькими страницами ранее он описывал «со слов» Григоренко. Вот эти строки: «И еще одно – несдержан. Может быстро прийти в бешенство, и тогда виновник пощады не жди. И хуже всего, что это состояние наблюдаемо. Вдруг из-под воротника кителя шея начинает краснеть, эта краснота быстро распространяется вверх – краснеет вся шея, подбородок, щеки, уши, лоб. Даже глаза наливаются кровью». Давайте представим себе картину: в кабинете три человека. Где бы ни сидел Борков относительно Апанасенко, слева, справа, лицом к нему или даже сзади, он бы имел возможность наблюдать тот процесс, который описал Григоренко. Но для «свидетеля» Боркова все произошло вдруг. Опять мелкая нестыковочка. Короче говоря, решил я сделать то, что обязан был сделать наш «блестящий аналитик». Я проверил журнал посещений Сталина за 1-е и 2-е октября 1941 года, но в эти дни ни генерала ни секретаря крайкома в списке посетителей не обнаружил. Память на числа, видимо, подвела товарища Боркова, что вполне понятно. Проверяю весь сентябрь и октябрь. И, ура, нашел! 12 октября под номером четыре в списке значится Апанасенко, а под пятым – Барков, именно Барков, а не Борков. Ну да ладно, это мелочь. Итак, вышеназванные товарищи зашли к Сталину в 15.40. В 17.00 Барков или Борков вышел, а через пять минут вышел и Апанасенко. То есть, никто их ночью прямо с аэродрома в Кремль не тащил, а зашли они туда днем, как цивилизованные люди. Уже, согласитесь, драматизм описанной ситуации несколько снижается. Но и здесь можно сослаться на память, ну подзабыл человек, столько лет прошло. Да нет, ребята, не в забывчивости дело. Сочинил эту сцену товарищ Борков (или Барков) и глазом не моргнул. Чтобы убедиться в неизбежности такого вывода, достаточно взглянуть на список посетителей Сталина за 12 октября 1941 года. Вот он: «1. Молотов (15.00 – 20.10); 2. Жигарев (15.20 – 15.45); 3. Маленков (15.23 – 20.10); 4. Апанасенко (15.40 – 17.05); 5. Барков (15.40 – 17.00); 6. Юмашев (15.40 – 17.00); 7. Захаров (15.40 – 17.00); 8. Пегов (15.40 – 17.00); 9. Кузнецов (15.45 – 17.00); 10. Воронов (17.00 – 17.15); 11. Сапрыкин (18.30 – 19.30); 12. Гусаров (18.30 – 19.30)». Из этого списка видно, что Барков с Апанасенко в этот день были не одни у товарища Сталина. С ними вместе зашли трое, а потом и еще один. И в продолжение всей встречи в кабинете находились Молотов с Маленковым. Не думаю, что в такой компании генерал Апанасенко орал благим матом на Иосифа Виссарионовича. Он был, если верить Григоренко, неврастеник, но не идиот. Понятно, что 12 октября 1941 года, когда немцы соорудили очередные котлы под Вязьмой и Брянском, Сталин был вынужден «мести по сусекам». Он пригласил к себе не только одну эту «сладкую парочку», но и Юмашев с Пеговым являли собой точно такой же тандем партии и вооруженных сил. Юмашев был в 1941 году командующим Тихоокеанским флотом, а Пегов – первым секретарем Приморского крайкома. Понятно, что Сталин и раньше требовал от дальневосточников и людей и технику, но, видимо, те особого рвения, что вполне естественно, при исполнении приказов Москвы не проявляли. Причем, как водится, партийцы валили все на военных, а те, в свою очередь, делали вид , что ничего не знают. И поэтому Иосиф Виссарионович вызвал этот квартет к себе и коротко, но ясно дал понять, что шутки кончились, и просто зачитал список, что и сколько ему нужно. Тут же подоспел и товарищ Воронов, начальник артиллерии РККА, и они с Апанасенко уточнили нюансы. И кто бы мог в такой обстановке оспаривать требования товарища Сталина? И что сделал бы Сталин, если бы какой-то генерал в присутствии Молотова и Маленкова и на глазах партийных функционеров осмелился крыть его матом. Даже и подумать страшно. Но и придумать сцену с руганью Борков вряд ли мог, слишком все правдоподобно. Скорее всего, такой эпизод в биографии Апанасенко был, но орал он благим матом, разумеется, не на Сталина и не в кремлевском кабинете, а на самого Боркова в Хабаровске. Это вполне могло быть.
И еще о разведке. В главе 23 уже многократно упомянутой книги «Самоубийство» В. Резун пишет: «Советская военная разведка всегда держалась правильного принципа: добывать – из самых охраняемых сейфов, проверять – самым простым, даже примитивным способом». Далее он рассказывает эпизод из времен его учебы в Академии, как на одной из лекций по стратегической разведке им продемонстрировали практическую проверку намерений Гитлера по плану «Цитадель». Разведчикам нужно было определить, куда немцы в конце весны начале лета 1943 года будут перебрасывать по железной дороге тяжелые танки. И разведка, если верить нашему герою, блестяще справилась с этой нелегкой задачей. Как бы вы думали? Да с помощью молотков, которыми пользовались железнодорожные смазчики. Немцы были вынуждены использовать рабочих из местного населения. Поэтому разведчикам оставалось только вербануть достаточное количество этих работяг, сделать им предложение, от которого они не могли отказаться, и попросить измерять, по мере возможности, ширину танковых гусениц. У тяжелых немецких танков гусеницы (72,5 см) были чуть ли не вдвое шире, чем у Т-III или Т-IV (40 см). На первый взгляд, вроде бы, все действительно просто, примитивно и правильно. Но возникает первый вопрос – как тщательно германцы соблюдали маскировку при перевозке «тигров» и «пантер»? Ответ: «Наши «тигры» тщательно оберегались от посторонних глаз – их закрывали брезентом, чтобы не было видно ни одного болта». ( Кариус О. «Тигры» в грязи»). Но, допустим, на войне такой уровень маскировки удавалось выдерживать не всегда. И какой-нибудь удачливый смазчик наткнулся на дыру в брезенте, положил на платформу молоток и … Короче говоря, сделал все как описал наш «аналитик». Какова точность такого измерения? Вопрос этот совсем не праздный, и я объясню почему. Как уже было сказано выше, ширина гусениц у «тигра» равнялась 72,5 см. Но это были боевые, а при транспортировке танки «переобували», и на платформу «тигр» въезжал с гусеницей в 52 см. Напоминаю, у танка, скажем, Т-III гусеница была шириной в 40 см. Разница, как видим, 12 см, и ее очень легко выявить. Если бы не одно но. Уже с 1942 года германские танки ездили зимой на специальных «зимних гусеницах». Для превращения обычной гусеницы в «зимнюю» использовались насадки. Не хочу вдаваться в подробности, желающие могут в интернете посмотреть на это «чудо», благодаря которому ширина гусеницы увеличивалась чуть ли не в полтора раза. Понимаете, о чем я? Поставил германец Т-III с зимними гусеницами на платформу, наш геройский смазчик положил молоток рядом с гусеницей, чиркнул ногтем по рукоятке и пошел дальше. Пройдя весь эшелон, еще несколько раз чиркнул. Пришел домой прикинул – по всему выходит гусеницы широкие, сантиметров по 55. Так и передал своим заказчикам. Те посмотрели по своим справочникам и методом исключения установили, что те танки никак не могут быть ни «тройками» ни «четверками», так как у тех гусеницы на полтора десятка сантиметров уже. Дело ясное – «тигров» повезли.
Все это я пишу, чтобы показать, как легко можно было вляпаться, если «привязываться» к гусеницам. Так же точно разведка могла лопухнуться, если бы попыталась идентифицировать «тигр» по габаритам, по пушке и пр. Единственное, что нельзя было спрятать, «замаскировать» - это вес танка. Напомню, вес «тигра» колебался около отметки 60 тонн. А это значит, что: « Для транспортировки по железной дороге были сконструированы специальные шестиосные платформы. Они могли перевозить 80 тонн и следовали с каждым батальоном в район боевых действий. Для того, чтобы не создавать опасную нагрузку на ж.д. мосты, по меньшей мере четыре других грузовых вагона должны находиться между двумя платформами с «тиграми». Это все тот же О. Кариус. Все логично: вес танка увеличился почти в три раза, будьте любезны, подгоните соответствующую платформу не на двух осях, а на шести. Вот что должны были считать смазчики – количество осей на платформах. И не надо никаких молотков. Кстати и орденов за такую работу не надо было давать, и сделать ее могли и без железнодорожных рабочих. Такую задачу (считать количество осей у платформ) вполне могли выполнить начинающие разведчики. Этот рассказ нашего героя хорош тем, что наглядно показывает уровень сталинской разведки и уровень разведки брежневской. «Матерые полковники» бездумно как попугаи учили очередное поколение разведчиков, а те тупо вызубривали ненадежные и затратные способы проверки разведданных. И опять приходится констатировать: страна, имевшая такую разведку, продержаться долго не могла.
Было бы неправильно, говоря о разведчиках, оставить без внимания и не упомянуть Р. Зорге, которого наш герой считает выдающимся мастером своего дела. Сейчас у людей, интересующихся нашей темой или конкретно личностью Зорге, появился шанс пополнить свои знания. Я имею в виду подарок правительства США Гарвардскому университету в виде переданных материалов о специальных слушаниях в Конгрессе в 1951 году по делу о шпионской деятельности Р. Зорге. В. Резун называет этот источник еще в «Ледоколе». Но тот факт, что, рассказывая в этой книге о выдающихся полководческих способностях Жукова, проявленных на берегах Халхин-Гола, он не упоминает имя Зорге в связи именно с этим сражением, дает нам право еще раз подчеркнуть предвзятость и избирательность нашего «аналитика» при истолковании исторических событий. А ведь стоило хотя бы несколько слов сказать о роли Р. Зорге, о его «скромном» вкладе в успешный исход конфликта. Вот что рассказал Мицусада Йошикава, следователь токийской прокуратуры, который вел дело Зорге: «Советский генерал Рыжиков (Лужков? Люшков?) бежал из СССР в Манчжурию под защиту Квантунской армии Японии. Люшков сообщил расположение и состав сил Красной Армии на Дальнем Востоке, а также в Монголии и Сибири. Японский Генеральный штаб был в восторге от такого рода информации. Люшков был лидером анти-сталинского блока в Сибири. Японские военные настолько возликовали, получив такую информацию, что рассказали об этом Отту (германскому послу). Отт тоже обрадовался и доложил об этом Гитлеру, а тот прислал в Японию офицера из Генштаба. После того как Люшкова допросили японцы, этот германский офицер лично допросил Люшкова и сделал очень подробный доклад. После чего показал этот доклад Зорге. Зорге попросил офицера оставить ему для изучения этот документ, переснял его и пленку отослал в Москву. Через некоторое время произошел так называемый Номоганский инцидент(сражение на Халхин-Голе)». (Hearings on American Aspects of the Richard Sorge spy case. Internet). Если написать «картину маслом», ситуация сложилась следующим образом. Зорге был своим человеком в немецком посольстве. Более того, он фактически являлся главным советников германского посла в Японии, генерала Отта, хотя официально не занимал никаких постов. Между японским и германским генеральными штабами проходят постоянные обмены информацией. Туда-сюда регулярно ездят офицеры. У Зорге знакомства среди японских военных, он просто незаменим и нужен как немцам так и японцам. Поэтому специальный посланник Гитлера и дал ему для ознакомления доклад о Люшкове, чтобы получить отзыв настоящего эксперта.
А теперь перейдем к самому сражению на реке Халгин-Гол летом 1939 года. С одной стороны Советский Союз в лице товарища Сталина перед грядущими битвами в Европе нуждается в проверке сил. Надо оценить готовность Красной Армии, а заодно и преподать японцам урок. Поэтому товарищ Сталин готовится очень серьезно, как к настоящей войне, задействуя серьезные ресурсы. План операции, скорее всего, разрабатывался силами Генштаба РККА, а не одной только армейской группы. С другой стороны Япония, которая уже воюет в Китае и уж, конечно, никак не хочет заполучить еще один фронт. Японский Генштаб строжайше запрещает какие-либо действия против СССР. Но «местные» командиры Квантунской армии, как настоящие самураи, не желают уступать советским и монгольским удальцам, которые время от времени пробуют японцев на прочность штыком. Иногда самураям удается серьезно «уесть» своих противников. Например, 27 июня японская авиация совершила налет на советскую венную базу в Тамзак-Булак, в Монголии. Много самолетов было сожжено на земле, и в конечном итоге японцы уничтожили в два раза больше наших самолетов чем потеряли. Но как только в японском Генштабе узнали об этом инциденте, то строго-настрого запретили впредь совершать какие-либо авианалеты на советские войска.
Разумеется, это потом квантунским самураям аукнулось. Итак, одна сторона на самом высоком уровне ведет серьезную подготовку к войне, вторая, дабы не вызвать эскалации военных действий и не быть втянутой в войну на два фронта, строго осаживает своих подчиненных. А тут еще и Люшков с картами и планами. Конечно, в Токио царили если и не беспечность насчет намерений СССР, то, по крайней мере, спокойствие. Но на Люшкова нашелся Зорге, и Сталин воспользовался ситуацией, что называется, по полной. Не знаю, был ли Рыжиков «подсылом», или он по собственной воле переметнулся, это, в конечном счете, неважно. Важно то, что этот случай не оказался вне поля зрения Зорге, который своей микропленкой просигналил товарищу Сталину, что у того «протечка» в лице целого генерала и убедил Иосифа Виссарионовича в своей высочайшей квалификации. И тут мы вправе ожидать от Сталина адекватной оценки и поощрения Р. Зорге за мастерски выполненную работу. «Хозяин», по справедливости, должен был наградить своего агента если и не «Золотой Звездой» как Жукова, то хотя бы каким-нибудь орденом. Но вместо этого, если верить В. Резуну, товарищ Сталин настойчиво приглашает суперразведчика в Москву «на отдых». Это нонсенс! Зачем же снимать с гнезда курицу, несущую золотые яйца? Непонятно.
Но точно также странно ведет себя и суперразведчик. Вместо того, чтобы залечь на дно где-нибудь в Китае, он продолжает верно служить своему хозяину. И когда в августе 1941 года Япония мобилизовала почти полтора миллиона человек, то встал вопрос: куда они двинутся? Зорге получал информацию из верхних эшелонов власти, так как одним из его источников был ближайший советник премьер-министра Японии, некто Озаки, по совместительству советский агент. «Внизу» эту информацию проверял художник Мияги, который ходил по токийским забегаловкам, пил пиво с солдатиками, слушал и смотрел, во что они одеты. Вояки были одеты в легкую летнюю форму, стало быть, собирались они не на запад в Сибирь, где в это время уже холодает, а на юг. Все это было своевременно доложено товарищу Сталину. И опять ни поощрений, ни наград, ни доброго слова. А с группой Зорге происходят какие-то странные события. Уже упомянутый токийский прокурор Йошикава Мицусада сообщает, что в октябре 1941 года через какую-то женщину, прибывшую из США, они получили сведения о художнике Мияги. У того при обыске нашли документ южно-маньчжурской ж.-д. компании. Возник вопрос, зачем художнику такие бумажки? Мияги начали «трясти», и он заговорил. Прозвучали имена: Озаки, Зорге, Вукелич, Клаузен. Токийская прокуратура арестовала Клаузенов и провела у них в доме обыск. И что вы думаете? Там нашли радиопередатчик, а также зашифрованные сообщения и сообщения, которые готовились для шифровки. Но самое главное – полиция нашла книгу, использовавшуюся для шифровки. Это был немецкий статистический ежегодник. Вот так! У такого профессионала как Зорге помощники оказались настоящие раздолбаи. Один секретный документ дома хранил, другие вообще вели себя как идиоты, хотя тоже не первый год числились за Разведупром и Коминтерном. Зачем я все это упоминаю? А затем, что объем показаний Зорге составил 38 томов, как явствует из рассказа того же токийского прокурора. И это наводит на мысль, что Зорге на кого-то обиделся и заподозрил, что его «слили», отсюда и его разговорчивость.
Можно предположить, что японцы, мягко выражаясь, помогли разведчику вспомнить побольше эпизодов его бурной деятельности. Но тут есть что возразить. Йошиква Мицусада, возглавлявший следственную группу в 1941-1942 годах, приехал в США в 1951 году по поручению своего правительства для того, чтобы объединить усилия по борьбе с глобальной шпионской сетью, созданной СССР. Он сообщил своим американским коллегам много интересного из биографии Зорге, что так или иначе касалось безопасности Соединенных Штатов. Например, Зорге рассказывал, как он, будучи в Китае, попал в ситуацию, когда ему никак не удавалось передать в центр важные сведения. И тогда ему помог человек из американского консульства. Или еще случай. Зорге ехал в Японию через США, где встречался с каким-то журналистом. И американцам, разумеется, очень хотелось выяснить имена этих людей. Но японский прокурор ничем не мог им помочь. Он, конечно же, пытался обо всем этом расспросить Зорге, но тот отказывался отвечать. Так что, никто Зорге не пытал, он давал показания, какие считал нужным, совершенно добровольно, что называется, сотрудничал со следствием. Короче говоря, когда Япония рассекретит те самые 38 томов, всплывет много неожиданного. В частности, я полагаю, прояснится история взаимоотношений Зорге с германским послом в Японии. После ареста нашего разведчика генерал Отт пытался вытащить своего неофициального советника из тюрьмы. Но когда Зорге заговорил, и стало ясно, на кого он работал, Отт бежал в Китай, где они и жили с женой до его смерти. А затем, как говорит Йошикава Мицусада, по непроверенным данным, жена Отта уехала в Советский Союз. Так что, вполне можно предположить, что дуэт Отта и Зорге работал по заранее принятой договоренности. Они снабжали друг друга важной информацией, имея в виду, что если верх возьмет Германия – Отт поможет Зорге, а если победит СССР – Зорге выручит своего компаньона. Вполне возможная сделка. Прояснится и роль Озаки. Мы узнаем, что это был за человек, как ему удалось стать ближайшим советником премьер-министра Японии. И очень может статься, что все достижения Зорге придется делить на двоих.