Великие женщины
12+
истории из серии "Сто великих"
(чтобы прочитать статью полностью, разверните текст, нажав на стрелку справа)
Дорогие читатели, мы представляем вашему вниманию несколько книг из серии "Сто великих". Они расположены в алфавитном порядке авторов. Из каждой книги выбрана одна глава, посвящённая женщине, вошедшей в историю своим поступком, подвигом, талантом или по праву своего положения в обществе. О героинях выставки написаны книги, сняты фильмы, художники и поэты прославили их имена... Познакомьтесь и вы сними.
Княжна Тараканова
В одном из лучших словарей даже утверждалось: «Тараканова (княжна). Под этим именем известны в нашей истории две княжны: одна действительная, другая самозванка. Первая, рожденная от морганатического брака императрицы Елизаветы Петровны с А. Г. Разумовским, по имени Августа». Однако мнение это разделяли не все. Так, А.А. Васильчиков, автор многотомного биографического труда «Семейство Разумовских», заявлял, что у Елизаветы Петровны вообще никогда не было детей.
Под именем княжны Таракановой вошла в историю молодая особа, появившаяся в Париже в начале 1770-х годов. История обошлась с этой женщиной жестоко, не донесла до нас даже ее настоящего имени: в разное время она называла себя то Али-Эмете, то принцесса Владимирская, то мадмуазель Франк, то мадам Треймуль, то графиня Пиннеберг.
В Париже Молодая красавица остановилась в роскошной гостинице и жила на широкую ногу. Расположения ее добивались князья и принцы крови, крупные военачальники и дипломаты, политические деятели и художники. С одними она была приветлива и ласкова, других отвергала... Выдав себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны, она начала вести переговоры с несколькими русскими вельможами, римским папой и турецким султаном о возведении ее на российский трон. В России в это время разгоралось
Пугачевское восстание, и тот факт, что жива внучка Петра Великого, сильно ударял по престижу Софьи Фридерики Августы Цербтской, которая взошла на русский престол под именем Екатерины II. Императрица, конечно же, не могла мириться с претензиями самозванки и решила любой ценой убрать появившуюся в Париже «авантюрьеру»... Но красавица долго не задерживается на одном месте, кочуя по самым блистательным городам Европы Киль, Берлин, Гент, Лондон, Рим... Переезды ее всегда обставлялись с большой роскошью: кавалькады карет и повозок, сопровождаемые всадниками, двигались по дорогам с такой стремительностью, какая была под стать только курьерам или срочной почте. В городах для нее нанимались шикарные особняки или освобождались целые этажи в гостиницах; по вечерам они светились всеми окнами, у подъезда выстраивались вереницы карет и ландо, гремела музыка, а в небо взвивались замысловатые фейерверки. О ней заботились десятки поваров и горничных, а покой охраняли молчаливые люди в наглухо запахнутых плащах и опущенных на глаза широкополых шляпах.
В Италии "бродяжку», как называла ее Екатерина II, нашел командир русской эскадры Алексей Орлов. К этому времени денежные средства княжны Таракановой сильной истощились, и агенты А. Орлова отыскали се в очень скромной, почти бедной квартирке. Граф уверял княжну, что признает ее права на русский престол, уговорил ее переехать из Рима в Пизу и нанял там для нее богатый дом. Он исполнял все ее прихоти и капризы, что обошлось русской казне в копеечку. Закружившись в вихре волшебных удовольствий, принцесса Владимирская забыла об осторожности. Граф клялся совершить в России государственный переворот в ее пользу, к тому же притворился влюбленным и предложил ей обвенчаться. Некоторые исследователи считают, что граф Алексей Орлов самом деле без памяти влюбился в княжну. Более того, никто не верил в нее так, как он: она еще будет царицей, и за это он готов был положить жизнь свою. Вскоре он смиренно просил будущую «императрицу», не удостоит ли она, Романова, простого Орлова чести стать его супругой.
Дело оставалось только за священником, и под этим предлогом А. Орлов перевез доверившуюся ему женщину в Ливорно, где стояла русская эскадра. Граф нанял двух человек, которые разыграли роли попа и дьякона, и в Ливорно состоялось «венчание». Влюбленная и ничего не подозревавшая женщина с радостью согласилась прибыть на корабль «Исидор»- частичку земли русской" - и отпраздновать их свадьбу, а потом отправиться в Санкт-Петербург. Она была уверена, что там ее ждет трон. Алмирал Грейг, помощник А. Орлова, выслал навстречу Таракановой эскорт матросов, и в ту минуту, когда она прибыла в порт, прогремел ружейный салют. С борта адмиральского корабля спустили на канатах парадное кресло, княжна села в него, и ее торжественно подняли на борт. В разгар «свадебного» веселья граф А. Орлов куда-то исчез, матросы тут же схватили «новобрачную» и заковали в кандалы. До самых берегов Бретани княжна вела себя спокойно и ждала, что «жених» приедет за ней. Но в порту, куда зашла русская эскадра, ее никто не встретил, и только тогда открылась ей ужасная правда. В рапорте контр-адмирала Грейга сказано, что княжна «пришла в отчаяние, узнав свою гибель, и в великое бешенство, а потом упала в обморок и лежала в беспамятстве четверть часа, так что и жизни ее отчаялись, а как опамятовалась, то сперва хотела броситься на аглицкие шлюпки, а как и тово не удалось, то намерение положила зарезаться или в воду броситься».
Все это происходило на глазах многочисленной публики, которая съехалась, чтобы увидеть таинственную узницу, поэтому Грейг поспешил плыть на всех парусах к Кронштадту. В Санкт-Петербурге пленницу отправили в Алексеевский равелин - в камеру, где от сырости на камнях выступала вода, в углах настывал лед, зеленая плесень покрывала стены. Только бой курантов да выстрелы сигнальных пушек нарушали могильную тишину. Очень скоро пленница сильно простудилась и стала чахнуть на глазах.
Допрашивал узницу петербургский генерал-губернатор князь А.М. Голицын, подготовивший для императрицы рапорт, по которому «биография» княжны Таракановой выглядит следующим образом. «Ни родителей своих, ни места рождения, ни национальности своей она не знала. Смутно помнила, что маленькой девочкой жила в Лионе, потом - в Киле, помнила свою воспитательницу, которая сообщила, что крестили ее "по православному образцу". Содержали ее и обеспечивали ей безбедную жизнь баронесса Штерн и купец Шуман из Данцига, но кем приходились ей эти люди - она не знала.
В 1761 году, когда ей было 9 лет, ее повезли в Санкт-Петербург, а оттуда по повелению Петра III почему-то к персидской границе. Там она сильно заболела, а после выздоровления оказалась в Багдаде, где ей наконец сообщили: немилость царя вызвана тем, что она - дочь Елизаветы Петровны... Затем сказочно богатый персиянин везет ее путешествовать по Европе, потом она останавливается в Париже, откуда часто наезжает в Италию».
Этот рапорт один из немногих документов, позволяющих (и то не всегда достоверно) восстановить некоторые эпизоды из жизни княжны Таракановой. Через несколько дней А.М. Голицына сменил Ушаков, который снова увещевал пленницу открыть всю правду и своих сообщников, обещая за это милость императрицы. Но она продолжала повторять то же самое... В допросах княжны принимал участие и ее «супруг» - граф Алексей Орлов, но и его попытки вынудить признание узницы ни к чему не привели: она упорно продолжала утверждать, что является царевной... Даже на исповеди, когда тюремный священник задавал ей вопросы, которые были необязательны по обряду, она твердила о своем высоком происхождении.
Вскоре по распоряжению императрицы условия жизни узницы были резко ухудшены. В камере ее день и ночь находились офицер и двое солдат, у арестантки отобрали все, кроме постели и необходимого платья, и стали кормить арестантской пищей: на обед приносили черный хлеб, солдатскую кашу и щи. Привыкшая к роскоши и довольству, узница не могла заставить себя притронуться к грубому угощению и долго просиживала над мисками голодная. Люди, сторожившие княжну день и ночь, за все время не могли подметить в ней минуты душевной слабости или колебания. Никакие лишения не могли заставить ее открыть истину. Да и знала ли она ее сама? Может быть, ей со стороны внушили уверенность в ее царском происхождении? Может быть, она была совершенно искренней, когда призывала Бога и всех святых в свидетели, что говорит правду? Царственное происхождение, безусловно, вскружило ей голову, и она не устояла перед искушением «поиграть в престол...
Болезнь княжны со временем стала усиливаться, она беспрестанно кашляла и сильно страдала от постоянного присутствия в камере солдат, приводивших ее в неистовство. Через некоторое время их удалили, но приказали строго следить, чтобы узница не наложила на себя руки. Болезненная агония княжны продолжалась больше двух суток, а потом солдаты закрыли своими руками карие глаза этой необыкновенной женщины. Ранним утром следующего дня они вырубили кирками и ломами на внутреннем дворике Алексеевского равелина глубокую яму и с большими предосторожностями закопали тело княжны. Погребение производилось тайно, безо всяких обрядов...
Морозова Федосья Прокофьевна
Боярыня Федосья Прокофьевна Морозова после смерти мужа оказалась владелицей огромного состояния. На первых порах она вела жизнь, которая соответствовала ее высокому положению, и как бы не было причин для того, чтобы богатая и влиятельная боярыня оказалась в стане противников царя и патриарха.
Морозова воспитывалась в глубоко религиозной семье, строго придерживалась старины и соблюдала «Домострой» свод норм и тихого и нравственных правил жизни. По этому уставу образцовый благочестивый дом уподоблялся монастырю, таким и был дом ее мужа скаредного боярина Г.И. Морозова. Таким дом остался и после е смерти.
Сама Федосья Прокофьевна была женщиной религиозно образованной, воспитанной на Священном Писании, глубоко верующей. Она рано обнаружила в себе тягу к аскетическому, добродетельному образу жизни, и не только на словах, но и на деле воплощала идеал служения Богу. Много времени отдавала молитвам, церковной службе и палом- ничеству по святым местам, строго соблюдала посты, спала на рогож одежды носила ветхие, в заплатах, в бане не парилась, а для умерщвления плоти носила власяницу и вериги. Поэтому не случайно бояры и ее младшая сестра княгиня Е.П. Урусова сразу же сделались восторженными последовательницами учения Аввакума, который по возвращении в 1664 году из сибирской ссылки в Москву поселился в ее доме. Послушать протопопа к Морозовой приходили единомышленники из самых различных слоев общества.
Единственный путь, по которому могла пойти боярыня, не порывая со своей средой - это широкая благотворительность. И Федосья Прокофьевна со страстью предалась этому делу: в доме своем она приютила 5 больных и страждущих инокинь, которых изгнали из монастырей, сама лечила их и кормила. Она принимала юродивых, сирот, нищих - и все они «невозбранно в ее покоях обитали и с нею ели с одного блюда".
К необычному поведению боярыни с осуждением отнеслись и царь Алексей Михайлович и придворные. Стали следить, кто из раскольников бывает у нее в доме, и подкупленные дворовые люди доносили во дворец, что боярыня с осужденным Аввакумом водится. Он-де ее научил противиться царю. В Приказе тайных дел на Ф. Морозову завели дело, в кото ром говорилось: «А про тех раскольников и про иных, и как живет она... в той же прелести, и на святую церковь непристойными словами поносит, и не покоряется, и святых тайн, по новоисправленным служебникам которые священники служат, от них не причащается, и хулы страшные износит... И про то все ведают сообчницы ее погибели, дворовые ee жонки...»
На церковном Соборе 1666- 1667 годов и царским приговором раскольников отлучили от церкви и объявили вне закона. Стрельцы и воеводы чинили над ними расправу, Аввакума и его единомышленников сослали в Пустозерск. А в доме боярыни Морозовой продолжала пребывать тайная раскольничья общи- на, которую возглавляла старица Мелания, отличавшаяся не меньшей приверженностью к старой вере, чем сам протопоп.
Боярыня Морозова во всем подчинилась Мелании, наладилась переписка с Пустозерском, и протопоп прислал «Книгу бесед» и другие свои богословские и полемические сочинения.
В придворных кругах боярыня Морозова считалась «заблудшей овцой» и для царского окружения была «не в пример и не в образец». Однако царь ограничился экономическими санкциями. Он повелел отобрать у боярыни лучшие ее вотчины. Испугавшись полного разорения, Морозова поддалась на уговоры своего дяди Ф.М. Ртищева, игравшего при дворе видную роль. Она пообещала принять троеперстие. После этого имения были ей возвращены. Но Аввакум обличил малодушие боярыни. Она вновь прокляла «ересь никонианскую» и утвердилась в старообрядчестве крепче прежнего». Для царя Федосья Прокофьевна и ее сестра не были рядовыми противницами церковной реформы, ведь их роды были очень влиятельны во время правления первых двух царей из династии Романовых. Алексей Михайлович хорошо знал, что дом свой боярыня превратила в оплот и пристанище раскольников, молится по-старому, состоит в переписке с Аввакумом. Однако обрушить на нее свой гнев он пока не решался.
Особые надежды «увещевать» строптивую боярыню царь возлагал на родственников. Ее дядя М.А. Ртищев не раз бывал у Федосьи Прокофьевны, убеждал и уговаривал ее, но в ответ она говорила «Поистине, дядюшка, вы прельщаете дьяволом, а потому ублажаете отступника, книги его, содержащие римские и иные ереси, восхваляете!"
К сентябрю 1668 года у Морозовой окончательно укрепилось намерение постричься в монахини, и она обратилась с просьбой помочь ей в этом к своей духовной матери инокине Мелании. Рассудительная старица убеждала боярыню отказаться от этого, приводила разумные до воды: «невозможно этого в дому утаить, а если узнают у царя - многим людям многие скорби будут по случаю розысков и допросов». На время боярыня удержалась от пострига, но в марте 1669 года умерла царица Марья, ее заступница, и это, видимо, ускорило переход боярыни в иноческий чин. Она тайно приняла постриг, удалилась от вотчинных дел, перестала ездить во дворец.
В январе 1671 года царь Алексей Михайлович вступил во второй брак - с молодой красавицей Натальей Кирилловной Нарышкиной (будущей матерью Петра 1). Федосья Прокофьевна в числе первых боярынь должна была присутствовать на свадьбе и «титлу цареву говорить, благоверным его назвать, руку целовать и вместе со всеми благословиться у архиерея. Но она решила «лучше острадати, нежели с ними сообщитися», и отказалась идти во дворец «на царскую радость, сославшись на болезнь ног. Царь не один раз посылал за ней и твердый отказ боярыни принял как оскорбление.
В том же году, после разгрома мятежа под предводительством Степана Разина, гонения на сторонников старой веры усилились. А Москве был сожжен старец Авраамий, в Мезени повесили юродивого Федора и москвича Луку Лаврентьевича, ученика протопопа Аввакума, в Пустозерске его "соузникам" -старцу Епифанию, отцу Лазарю икону Федору за их писания и речи «велено языки резати, а за крест руки и дья сетчи». Надвигался царский гнев и на Федосью Прокофьевну
В ноябре 1671 года Морозову и ее сестру княгиню Е.П. Урусову поместили под стражу, наложив на ноги «железа конская», и приставили стражу из дворовых людей. Через два дня, сняв оковы, женщин доставили в Чудов монастырь, где церковные иерархи опять пытались увещевать раскольниц, но сестры «во всем мужество показали». После этого, заковав в цепи «со стулом» (тяжелым обрубком дерева»), сестер разлучили. Боярыню Морозову посадили в темницу Печерского монастыря, что на Арбате, под надзор стрельцов, а Е.П. Урусову в цепях отвели в Алексеевский монастырь Белого города. Разлученный с матерью, внезапно заболел «от многия печали" сын боярыни Морозовой. К единственному наследнику знатного рода царь послал своих лекарей, которые и залечили его до смерти. Охранявшие узницу стрельцы долго слышали, как она голосила надгробные причитания. Со смертью молодого Морозова боярский дом был разграблен и совсем запустел; вотчины, имения, табуны лошадей и стада коров царь роздал боярам; золотые и серебряные вещи, дорогие меха продали, а деньги взяли в казну.
В конце концов царь и патриарх решили избавиться от узниц, смущавших Москву. И вот закованная в цепи боярыня предстала перед патриархом Питиримом. Она не хотела стоять перед церковным иерархом, и ее поддерживали сотник и стрельцы; также упорно она отказывалась от новой веры, несмотря на все уговоры. На другой день боярыню Морозову, княгиню Урусову и их «сопричастницу» Марью Данилову, задержанную на Дону, пытали на Ямском дворе. Руководивший пыткой князь И.А. Воротынский снова пытался образумить боярыню, но тщетно. Боярыню пытали дыбой, но и на дыбе она продолжала укорять своих гонителей за «лукавое их отступление». Затем несчастных женщин с вывернутыми руками бросили раздетыми на снег и другие казни над ними творили: «плаху мерзлую на перси клали и устрашая к огню подносили, хотя сжечь». Марью Данилову били плетьми. За ночь на Болоте за Москвой-рекой для них приготовили сруб, а наутро хотели предать сожжению, да «бояре не потянули», ведь княгиня Урусова и боярыня Морозова были из знатных семейств, и публичная казнь могла превратиться в опасное для властей возмущение.
Узниц сослали в Боровск, где посадили в земляной острог. Поначалу жизнь их была сносной, и через подкупленную стражу даже продолжалась переписка с единомышленниками. К ним приходили послания от Аввакума с наставлениями и утешениями. Но о послаблении караула узнали в Москве и послали в Боровск дьяка Федора Кузмищева из Стрелецкого приказа и подъячего того же приказа Павла Бессонова со Стрельцами. Они быстро провели «дознание», сурово наказали виновных, а у узниц отобрали одежду, постельные принадлежности и запасы еды. В 1675 году сестер перевели в заново вырытую земляную яму, более глубокую, а значит, и более сырую. Марью Данилову перевели в острог, где сидели уголовники. С этого времени всякое сообщение с внешним миром для сестер прекратилось. Они сидели в темноте, задыхаясь от зловоний. Через два месяца от голода умерла княгиня Урусова, а в начале ноября скончалась боярыня Морозова.
Надежда Филаретовна фон Мекк
О Надежде Филаретовне фон Мекк в качестве филантропа может и не стоило бы писать в этой книге, так как пожертвования ее были самые обычные, вроде тех, что безликий прохожий подает безликому нищему. Дело тут в том, что нищим оказался П.И. Чайковский, композитор, конгениальный для российской культуры поэту А.С. Пушкину.
Музыканту меценатка пожертвовала около 80 тысяч рублей, что в объеме оставленного ею детям наследства (более 5 млн рублей) составляет 1,5 % Явно уступая «десятине», кою должен жертвовать на благие дела всякий христианин.
Ну да не в деньгах счастье, говорят обычно те, у кого денег нет. Ведь после Чайковского и фон Мекк осталась интереснейшая переписка, их связывали невидимые душевно-интеллектуальные нити, композитор посвятил благодетельнице свои произведения... Но и там не так блестяще, как кажется. Тем не менее это факт, что Петру Ильичу помощь Надежды Филаретовны, а также ее письма были нужны как хлеб и воздух соответственно.
Будущая меценатка родилась 29 января (10 февраля) 1831 г. в Рославле (Смоленской губернии) в семье помещика, виолончелиста Филарета Васильевича Фраловского и Анастасии Дмитриевны, в девичестве Потемкиной. Отец привил девочке любовь к музыке, а мать передала терпение, жесткий характер и прямо-таки дьявольскую сноровку в делах. В 17 лет Надя вышла замуж за мелкого чиновника - инженера с грошовым жалованьем Карла Федоровича фон Мекка. Семья 12 лет едва сводила концы с концами. Надежда день и ночь была в заботах о детях, которых с каждым годом прибывало, и в делах мужа. В конце концов, такая беспросветная жизнь «достала» мать семейства, и она ультимативно посоветовала Карлу бросить недоходную государственную службу и заняться частным предпринимательством. Что тот, к своему счастью, и сделал. Надо сказать, что в финансовых, да и во многих производственных делах Надежда Филаретовна могла дать фору любому мужчине. Во всяком случае, муж при дальнейшем сколачивании семейного капитала был не всегда на главных ролях. Где искать выгоду и как не упустить возможность -решала она. В основном ее стараниями была создана и фирма фон Мекка, занимавшаяся самым выгодным бизнесом второй половины XIX в. - строительством железных дорог.
В 1860-1870 гг. концессионер фон Мекк неимоверно разбогател на выгодных железнодорожных подрядах и стал одним из первых российских олигархов.
Построив пять частных дорог - Ландварово-Роменскую, Московско- Рязанскую, Рязано-Козловскую, Курско-Киевскую и Моршанскую, Карл Федорович скончался в 1876 г., оставив Надежде Филаретовне большое дело, немалый капитал и 11 детей (еще семерых унесли болезни).
Истины ради стоит сказать, что капиталы железнодорожных магнатов создавались на крови и страданиях тысяч строителей дорог. «Прямо дороженька: насыпи узкие, / Столбики, рельсы, мосты. / А по бокам-то все косточки русские.../Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?» (Н.А. Некрасов). Это и о названных пяти дорогах написано.
А еще - отмечают историки - стоимость строительства дорог по сговору с правительством была чуть ли не вдвое завышена, что и давало концессионерам баснословные барыши. Естественно, в таких операциях не могла не принимать участие и Надежда Филаретовна.
После смерти супруга, в 1880-х начале 1890-х гг., Надежде фон Мекк удалось благодаря ее деловой хватке и жесткости с конкурентами сохранить семейное дело. Оставшись одна, Надежда Филаретовна занялась меценатством.
Фон Мекк патронировала Московской консерватории, Русскому музыкальному обществу, талантливым, лишенным материального достатка молодым музыкантам. Она оказывала финансовую поддержку первому директору консерватории, пианисту-виртуозу и дирижеру Н.Г. Рубинштейну. По просьбе Н.Г. Рубинштейна фон Мекк приютила у себя в доме знаменитого польского скрипача и композитора Г. Венявского в его последние дни и заботилась о больном.
Сама прекрасно игравшая на фортепиано, меценатка разглядела в домашнем пианисте и наставнике своих дочерей Французском музыканте Клоде Дебюсси (будущем великом композиторе и музыкальном критике) незаурядный талант и всячески поддерживала его. В частности, устроила Клоду тур по культурным центрам Европы - Москве, Венеции, Флоренции, Риму, Вене. «Милый французик» лишился поддержки фон Мекк после того, как решил приударить за одной из ее дочерей.
Среди русских музыкантов фон Мекк особо выделяла молодого профессора Московской консерватории П.И. Чайковского, чьи сочинения (две оперы, балет, три симфонии и другие) считала великими и совершенными. Узнав о стесненных обстоятельствах композитора, Надежда Филаретовна тут же заказала ему и щедро оплатила несколько небольших фортепианных переложений.
А затем между композитором и меценаткой началась переписка, длившаяся 13 лет. Петр Ильич и Надежда Филаретовна обменивались не просто письмами, а настоящими посланиями, в которых было место и глубоким мыслям о музыке и искусстве, и планам и исповедям и заверениям во взаимной любви и дружбе. Богатейшее эпистолярное наследие составило три тома, ставшие, по уверениям специалистов, «автобиографиями двух незаурядных людей и летописью музыкальной жизни эпохи». Удивительно, но в реальной жизни Чайковский и фон Мекк не встретились ни разу.
Поскольку Чайковский не мог плодотворно совмещать свою творческую деятельность с вынужденной, ради денег, работой в консерватории, фон Мекк взяла на себя заботу о материальном благополучии друга, перечисляя ему ежегодно по 6 тысяч рублей. Это позволило композитору отойти от консерваторских дел и целиком сосредоточиться на своих сочинениях.
«Вы... воскресили меня, писал ей Петр Ильич. - Я не только живу, но работаю, без чего для меня жизнь не имеет смысла».
Чайковский посвятил своей благотворительнице несколько произведений - Четвертую симфонию (с надписью «Моему другу») и Первую сюиту (негласно), «Траурный марш» (утерян); подарил рукописи оперы «Евгений Онегин» и трех пьес для скрипки и фортепиано, посвященных имению Надежды Филаретовны - Браилову (под Винницей), где он гостил по приглашению фон Мекк. В письме своему альтер эго Петр Ильич назвал Четвертую симфонию «нашей», и это не было преувеличением. Благодаря моральной поддержке Надежды Филаретовны он смог преодолеть душевный кризис, вызванный личными обстоятельствами и непониманием музыкальной критики. «Жить все-таки можно», - признался он фон Мекк. Когда Надежда Филаретовна узнала, что финансовые обстоятельства Чайковского поправились, она, видимо, потеряла интерес к нему и резко прервала свою финансовую помощь и переписку.
Это случилось в1890 г., за три года до кончины обоих. Композитор был оскорблен неожиданным разрывом, но, по свидетельствам, не перестал любить своего заочного друга. Фон Мекк пережила Чайковского на два месяца. Умерла Н.Ф. Фон Мекк от чахотки в Ницце 1 (13) января 1894 г. Ее прах захоронен на кладбище Новоалексеевского монастыря в Москве.
Мария Кюри-Склодовская
(1867-1934)
Вся жизнь Марии Кюри - подвиг, беззаветный труд во имя науки. Она была среди пионеров исследования радиоактивности. За эту работу она (вместе с П.Кюри и А. Беккерелем) была удостоена Нобелевской премии по физике. Спустя восемь лет последовала вторая Нобелевская премия, на сей раз по химии «за открытие элементов радия - и полония, за выявление природы радия и выделение его в металлическом виде. Так Кюри стала первой женщиной, удостоенной высокой научной награды, и первым ученым, удостоенным ее дважды. Многие академии и научные общества разных стран мира избрали ее почетным членом.
Кюри стала первой женщиной-профессором. Курс лекций по радиоактивности, прочитанный ею, лег в основу фундаментального труда «Радиоактивность», который много раз переиздавался на разных языках, в том числе и на русском. Кюри стала инициатором создания в Париже Института радия. Человек большой и щедрой души, она первой организовала широкое применение излучений в медицинских целях.
Мария Склодовская родилась 7 ноября 1867 года в Варшаве. Она была младшей дочерью в семье Владислава и Склодовских. Ее отец преподавал физику в гимназии, а мать, пока не заболела туберкулезом, была директором гимназии. Мать умерла, когда Марии было одиннадцать лет. Девочка блестяще училась и в начальной, и в средней школе. Еще в юном возрасте она ощутила притягательную силу науки и работала лаборантом в химической лаборатории своего двоюродного брата. Великий русский химик Д.И. Менделеев, создатель периодической таблицы химических элементов, был другом ее отца. Увидев девочку за работой в лаборатории, он предсказал ей великое будущее, если она продолжит свои занятия химией. Выросшая при русском правлении, Мария принимала активное участие в движении молодых интеллектуалов и антиклерикальных польских националистов. Хотя большую часть своей жизни Мария провела во Франции, она навсегда сохранила преданность делу борьбы за польскую независимость.
На пути к осуществлению мечты Марии о высшем образовании стояли два препятствия: бедность семьи и запрет на прием женщин в Варшавский университет. Со своей сестрой Броней они разработали план: Мария в течение пяти лет будет работать гувернанткой, чтобы дать возможность сестре окончить медицинский институт, после чего Броня должна взять на себя расходы на высшее образование сестры. Броня получила медицинское образование в Париже и, став врачом, пригласила к себе сестру. Покинув Польшу в 1891 году, Мария поступила на факультет естественных наук Парижского университета (Сорбонны). Именно тогда она стала называть себя Мари Склодовской. В 1893 году, окончив курс первой, Кюри получила степень лиценциата по физике Сорбонны (эквивалентную степени магистра). Через год она стала лиценциатом по математике.
В 1894 году Мари занималась исследованием намагниченности стали. Тогда же состоялась ее встреча с Пьером Кюри. Он к тому времени уже был известным ученым. Сблизившись сначала на почве увлечения физикой, Мари и Пьер через год стали супругами. Это произошло вскоре после того, как Пьерзащитил докторскую диссертацию - 25 июля 1895 года.
"Наше первое жилище, - вспоминала сама Мари, - небольшая, крайне скромная квартира из трех комнат была на улице Гласьер, недалеко от Школы физики. Мебель, самая необходимая, - состояла из вещей, принадлежавших нашим родителям. Прислуга нам была не по средствам. На меня почти целиком легли заботы о домашнем хозяйстве, но я и так уже привыкла к этому за время студенческой жизни. Оклад профессора Пьера Кюри составлял шесть тысяч франков в год, и мы не хотели, чтобы он, по крайней мере, на первое время, брал дополнительную работу. Что касается меня, то я начала готовиться к конкурсному экзамену, необходимому, чтобы занять место в женской школе, и добилась этого в 1896 году».
Первая их дочь Ирен родилась в сентябре 1897 года. Через три месяца Мари завершила свое исследование по магнетизму и с начала 1898 года перешла к экспериментам над веществами, которые, подобно соединениям урана, испускают открытые недавно Беккерелем лучи.
12 апреля 1898 года в «Докладах Академии наук» появляется сообщение: "Мари Склодовская-Кюри заявляет о том, что в минералах с окисью урана, вероятно, содержится новый химический элемент, обладающий высокой радиоактивностью»...
"...Два урановых минерала: уранинит (окисел урана) и хальколит (фосфат меди и уранила) - значительно активнее, чем сам уран. Этот крайне знаменательный факт вызывает мысль о том, что в данных минералах может содержаться элемент гораздо более активный, чем уран.... Пьер Кюри с горячим участием следил за успешными опытами своей жены. Не вмешиваясь в самую работу, он часто помогает Мари советами и замечаниями. Учитывая поразительный характер уже достигнутого, Пьер Кюри решает оставить временно свою работу над кристаллами и принять участие в стараниях Мари обнаружить новый элемент.
В июле 1898 году ученые объявили об открытии такого элемента, который назвали полонием - в честь Польши родины Мари. А в декабре того же года они отправили в Академию наук сообщение, где сообщают о существовании в составе уранинита второго радиоактивного химического элемента.
Но Кюри пока не выделили ни один из этих элементов и не могли пред- ставить химикам решающего доказательства их существования. Они приступили к весьма нелегкой задаче - получению двух новых элементов из урановой смоляной обманки. Исследователям необходимо было переработать огромные количества руды. В течение последующих четырех лет супруги работали в примитивных и вредных для здоровья условиях.
В этот трудный, но увлекательный период жалованья Пьера не хватало, чтобы содержать семью. Несмотря на то, что интенсивные исследования и маленький ребенок занимали почти все ее время, Мари в 1900 году начала преподавать физику в Севре, в учебном заведении, готовившем учителей средней школы. Овдовевший отец Пьера переехал к Кюри и помогал присматривать за Ирен.
В сентябре 1902 года Кюри объявили о том, что им удалось выделить одну десятую грамма хлорида радия из нескольких тонн урановой смоляной обманки. Выделить полоний им не удалось, так как тот оказался продуктом распада радия. Анализируя соединение, Мари установила что атомная масса радия равна 225. Соль радия испускала голубоватое свечение и тепло. Это фантастическое вещество привлекло внимание всего мира. Признание и награды за его открытие пришли к супругам Кюри почти сразу.
Завершив исследования, Мари, наконец, написала свою докторскую диссертацию. Работа называлась «Исследования радиоактивных веществ" и была представлена Сорбонне в июне 1903 года. По мнению комитета, присудившего Кюри научную степень, ее работа явилась величайшим вкладом, когда-либо внесенным в науку докторской диссертацией. В декабре 1903 года Шведская королевская академия наук присудила Нобелевскую премию по физике Беккерелю и супругам Кюри. Мари и Пьер Кюри получили половину награды «в знак признания... их совместных исследований явлений радиации, открытых профессором Анри Беккерелем. Кюри стала первой женщиной, удостоенной Нобелевской премии. Супруги смогли поехать в Стокгольм на церемонию вручения премии, и получили ее летом следующего года.
"С точки зрения материальной половина этой премии представляла собой серьезную сумму, - писала Кюри. - Отныне Пьер Кюри мог передать преподавание в Школе физики Полю Ланжевену, своему бывшему ученику, физику с большой эрудицией. Кроме того, он пригласил препаратора лично для своей работы».
Кроме всего прочего, супруги Кюри отметили действие радия на человеческий организм и высказали предположение, что радий может быть использован для лечения опухолей. Терапевтическое значение радия было признано почти сразу, и цены на радиевые источники резко поднялись. Однако Кюри отказались патентовать экстракционный процесс и использовать результаты своих исследований в любых коммерческих целях. По их мнению, извлечение коммерческих выгод не соответствовало духу науки, идее свободного доступа к знанию.
В октябре 1904 года Пьер был назначен профессором физики в Сорбонне, а месяц спустя Мари стала официально именоваться заведующей его лабораторией. В декабре у них родилась вторая дочь, Ева, которая впоследствии стала концертирующей пианисткой и биографом своей матери.
Мари черпала силы в признании ее научных достижений, любимой работе, любви и поддержке Пьера. Как она сама признавалась: «Я обрела в браке все, о чем могла мечтать в момент заключения нашего союза, и даже больше того». Но в апреле 1906 года Пьер погиб в уличной катастрофе. Лишившись ближайшего друга и товарища по работе, Мари ушла в себя. Однако она нашла в себе силы продолжать работу. В мае 1906 года, после того как Мари отказалась от пенсии, назначенной министерством общественного образования, факультетский совет Сорбонны назначил ее на кафедру физики, которую прежде возглавлял ее муж. Когда через шесть месяцев Кюри прочитала свою первую лекцию, она стала первой женщиной- преподавателем Сорбонны.
В лаборатории Кюри сосредоточила свои усилия на выделении чистого металлического радия, а не его соединений. В 1910 году в сотрудничестве с А. Дебирном ей удалось получить это вещество и тем самым завершить цикл исследований, начатый двенадцать лет назад. Она убедительно доказала, что радий является химическим элементом. Кюри разработала метод измерения радиоактивных эманаций и приготовила для Международного бюро мер и весов первый международный эталон радия - чистый образец хлорида радия, с которым надлежало сравнивать все остальные источники.
В конце 1910 году по настоянию многих ученых кандидатура Кюри была выдвинута на выборах в одно из наиболее престижных научных обществ Французскую академию наук. Пьер Кюри был избран в нее лишь за год до своей смерти. За всю историю Французской наук ни одна женщина не была ее членом, поэтому выдвижение кандидатуры Кюри привело к жестокой схватке между сторонниками и противниками этого шага. После нескольких месяцев оскорбительной полемики в январе 1911 году кандидатура Кюри была отвергнута на выборах большинством в один голос.
Через несколько месяцев Шведская королевская академия наук присудила Кюри Нобелевскую премию по химии «за выдающиеся заслуги в развитии химии: открытие элементов радия и полония, выделение радия и изучение природы и соединений этого замечательного элемента». Кюри стала первым дважды лауреатом Нобелевской премии. Представляя нового лауреата, Э.В. Дальгрен отметил, что «исследование радия привело в последние годы к рождению новой области науки - радиологии, уже завладевшей собственными институтами и журналами.
Мари берет в Швецию старшую дочь Ирен. Девочка присутствует на торжественном заседании. Спустя двадцать четыре года она в том же зале получит ту же премию.
Кюри затратила немало труда, чтобы добиться достойной лаборатории для развития новой науки о радиоактивности. Незадолго до начала Первой мировой войны Парижский университет и Пастеровский институт учредили Радиевый институт для исследований радиоактивности. Кюри была назначена директором отделения фундаментальных исследований и медицинского применения радиоактивности. Во время войны она обучала военных медиков применению радиологии, например, обнаружению с помощью рентгеновских лучей шрапнели в теле раненого. В прифронтовой зоне Кюри помогала создавать радиологические установки, снабжать пункты первой помощи переносными рентгеновскими аппаратами. Накопленный опыт она обобщила в монографии «Радиология и война» в 1920 году.
После войны Кюри возвратилась в Радиевый институт. В последние годы своей жизни она руководила работами студентов и активно способствовала применению радиологии в медицине.
Несмотря на большую научную работу, Мари оставалась преданной матерью для двух своих дочерей.
В 1923 году Мари опубликовала биографию Пьера Кюри. Периодически она совершала поездки в Польшу, которая в конце войны обрела независимость. Там она консультировала польских исследователей. В 1921 году вместе с дочерьми Кюри посетила Соединенные Штаты, чтобы принять в дар один грамм радия для продолжения опытов. Во время своего второго визита в США (1929 год) она получила пожертвование, на которое приобрела еще грамм радия для терапевтического использования в одном из варшавских госпиталей. Но вследствие многолетней работы с радием ее здоровье стало заметно ухудшаться. Мари Кюри скончалась 4 июля 1934 года от лейкемии в небольшой больнице местечка Санселлемоз во Французских Альпах.
Анна Ахматова
Анна Андреевна Ахматова (настоящая фамилия - Горенко) родилась в июне 1889 г. в дачном местечке Большой Фонтан под Одессой в семье морского инженера, капитана 2-го ранга в отставке. Через год Горенко переехали в Царское Село. «Мои первые впечатления - царскосельские, - писала Ахматова в позднейшей автобиографической заметке - зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал и нечто другое, что вошло впоследствии в "Царскосельскую оду". Здесь в 1899 г. Ахматова стала ученицей Мариинской гимназии. Здесь же на Рождество 1903 г. она познакомилась с гимназистом Николаевской гимназии Колей Гумилевым, сразу и безоглядно в нее влюбившимся. Гумилев давал Ане читать стихи тогда еще мало кому известного Иннокентия Анненского. (Впоследствии Ахматова вспоминала, каким откровением было для нее знакомство с поэтом открывшим «новую гармонию». Линию поэтической преемственности она подтвердила стихотворением «Учитель» (1945) и собственным признанием: «Я веду свое начало от стихов Анненского».)
В 1905 г. после развода родителей Ахматова с матерью переехала в Евпаторию. В 1906-1907 гг. она училась в выпускном классе Киево-Фундуклеевской гимназии, в 1908-1910 гг. - на юридическом отделении Киевских высших женских курсов при Киевском университете. За школьными буднями скрывалась напряженная духовная жизнь, полная трагических переживаний. Еще в 1905 г. Гумилев слен лал Ане Горенко предложение, но получил отказ. Полтора года они не общались. В 1906 г. неожиданно завязалась переписка (первой в Париж написала Ахматова). Гумилев вновь предложил руку и сердце. В 1907 г. Ахматова уже совсем было собралась за него замуж, но отношения опять расстроились после таинственного разговора на берегу моря в Севастополе (он описан в стихотворении Гумилева «Отказ»). Известно, что виновницей разрыва была Ахматова. Она и в самом деле не испытывала горячих чувств к своему поклоннику, так как страдала от любви к студенту Петербургского университета Владимиру Голенищеву-Кутузову. Эта тайная, глубоко спрятанная страсть, вспыхнувшая еще весной 1905 г., как считают, наложила глубокий отпечаток на характер Ахматовой и на всю ее раннюю поэзию. Некоторые ахматоведы считают, что это вообще было самое сильное увлечение в жизни поэтессы. (Сама она признавалась в одном из писем 1907 г. «Я отравлена на всю жизнь, горек яд неразделенной любви».) Но в конце ноября 1909 г. по дороге в Африку Гумилев заехал в Киев и вновь сделал Ахматовой предложение. На этот раз она ответила согласием. 25 апреля 1910 г. за Днепром в деревенской церкви» состоялось их венчание, 2 мая молодожены отправились в свадебное путешествие в Париж. Здесь Ахматова случайно познакомилась с молодым, никому тогда не известным художником Модильяни. (Много лет спустя она призналась: «Это был юноша, прекрасный, как Божий день. Мы жили в одном квартале, и по утрам, когда Николай Степанович спал, я бросала ему розы в окно».) Весь год он забрасывал ее «сумасшедшими письмами. В июне 1911 г. Ахматова не выдержала, одна уехала в Париж и провела с Модильяни три месяца.
Между тем Гумилев стал выводить жену в литературные салоны. 14 июня 1910 г. состоялся дебют Ахматовой на «башне" Вячеслава Иванова. По свидетельству современника, «Вячеслав очень сурово прослушал ее стихи, одобрил только одно, об остальных промолчал, одно раскритиковал». Заключение «мэтра» прозвучало равнодушно- иронично: «Какой густой романтизм...» (Сама Ахматова сохранила другое воспоминание приглашая ее занять место, на котором прежде сидел Анненский, Иванов будто бы сказал: «Вот новый поэт, открывший нам то, что осталось нераскрытым в тайниках души Анненского») В 1911 г. стихи Ахматовой стали печататься в петербургских журналах в том числе и в «Аполлоне». (Свой псевдоним Анна Андреевна взяла в память об одной из прабабушек - Прасковье Федосеевне Ахматовой, которая, согласно семейным преданиям (не подтвержденным современными историками), происходила из рода Ахмата - последнего хана Золотой Орды.) С момента основания «Цеха поэтов» Ахматова стала его секретарем и деятельным участником. В 1912 г. вышел ее первый сборник «Вечер» с предисловием Михаила Кузмина. Однако настоящая слава пришла к Ахматовой в 1914 г., когда была опубликована ее вторая книга «Четки» (в следующие девять лет ее переиздавали девять раз). В эти годы красавица Ахматова становится излюбленной моделью для многих художников и адресатом многочисленных стихотворных посвящений. Ее образ постепенно превращается в неотъемлемый символ петербургской поэзии эпохи Серебряного века. Третий сборник Ахматовой «Белая стая» появился в сентябре 1917 г.
Личная жизнь поэтессы складывалась в те годы достаточно сложно. Весной 1912 г. Гумилевы совершили путешествие в Италию, а в сентябре у них родился сын Лев. К этому времени взаимные чувства супругов заметно охладели.
В отличие от многих близких ей людей, Ахматова отказалась покинуть Родину после Октябрьской революции, оставшись в «своем краю, глухом и грешном». В августе 1918 г. она развелась с Гумилевым в декабре того же года вышла замуж за Владимира Шилейко - известного ученого-ассиролога и поэта. Для многих ее друзей этот шаг оказался совершенно неожиданным. (Шилейко был некрасив и совершенно неприспособлен к жизни.) Ахматова признавалась потом, что ее привлекла возможность быть полезной великому человеку, а также то, что с Шилейко не будет того соперничества, которое было у нее с Гумилевым. Переехав в дом мужа, она полностью подчинила себя его воле: часами писала под диктовку его переводы ассирийских текстов, готовила, колола дрова. Шилейко не разрешал ей никуда выходить, заставлял сжигать нераспечатанными все полученные письма, не давал писать стихов. Долго сносить подобный гнет Ахматова, конечно, не смогла. Летом 1921 г. супруги разошлись (официально развод состоялся только в 1926 г.). С 1922 г. началась совместная жизнь Анны Андреевны с историком и искусствоведом Николаем Пуниным.
В 1921 г. увидели свет сразу два сборника Ахматовой - «Подорожник» и «Anno Domini MCMXXI». Но затем наступает многолетняя пауза. С 1924 г. Ахматову вообще перестают печатать. В 1926 г. должно было выйти двухтомное собрание ее стихотворений, однако издание не состоялось, несмотря на продолжительные и настойчивые хлопоты. Заполняя вынужденный досуг, Ахматова много занималась в эти годы архитектурой старого Петербурга, глубоко изучала жизнь и творчество Пушкина. Несмотря на жестокость времени, в Ахматовой жил дух высокой классики, определявший как ее творческую манеру, так и стиль жизненного поведения.
Пора жестоких испытаний пришла после убийства Кирова. В октябре 1935 г. были арестованы Пунин и Лев Гумилев. Обоих обвиняли в «создании контрреволюционной террористической организации». Ахматова бросилась в Москву, написала письмо Сталину. На девятый день обоих выпустили. Но в марте 1938 г. Льва Гумилева арестовали вновь и приговорили к десяти годам заключения. (В 1939 г. срок был уменьшен до пяти лет; выйдя на свободу, Гумилев в 1944 г. отправился на участвовал в боях за Берлин.) В ноябре того же 1938 г. Ахматова порвала с Пуниным. Она жила в крайней нищете, обходясь часто лишь чаем и черным хлебом. Каждый день, чтобы передать сыну передачу, ей приходилось выстаивать бесконечные очереди. Итогом мучительных 30-х стал ее «Реквием» (1935-1940). «В страшные годы ежовщины, - вспоминала поэтесса, - Я провела семнадцать месяцев в тюремных очередях в Ленинграде...». Однажды какая-то женщина спросила у нее: «А это вы можете описать?» «Могу», - отвечала Ахматова. Может быть, тогда же, в толпе несчастных женщин, сложились первые строки поэмы: «Это было, когда улыбался только мертвый, спокойствию рад. И ненужным привеском болтался возле тюрем своих Ленинград...» Бесценный памятник эпохи, «Реквием" в то же время раскрыл неведомые прежде грани таланта Ахматовой поэтесса, известная до того своей тончайшей любовной лирикой, впервые поднимается здесь до подлинно эпических высот.
В 1940 г. Ахматовой вновь разрешили печататься. Сначала вышло несколько отдельных стихов, затем ей позволил выпустить целый сборник "Из шести книг». Его появление вызвало настоящий ажиотаж, хотя сборник почти не включал в себя новых произведений. Стихи 30-х гг. и «Реквием» были известны тогда лишь немногим верным друзьям Ахматовой. Точно также, в глубокой тайне, начала она в 1940 г. работу над своим итоговым шедевром «Поэмой без героя». Первый вариант ее был закончен в 1942 г. (Работа над вторым, расширенным, вариантом продолжалась до 1965 г.) Вскоре после начала Великой Отечественной войны, в сентябре 1941 г., Ахматову эвакуировали в Ташкент. (Здесь в 1943 г. вышел ее сборник "Избранное».) Обратно в Ленинград она приехала в первых числах июня 1944 г. В ноябре 1945г. вернулся с фронта Лев Гумилев. Казалось, что жизнь налаживается. В Гослитиздате был подписан к печати сборник «Стихотворения Анны Ахматовой. 1909—1945». Другое издательство «Советский писатель», вело с поэтессой переговоры о выпуске сборника «Нечет», куда должны были войти стихи 1936-1945гг. И тут как гром среди ясного неба последовала новая опала. В августе 1946 г. на собрании литературно-художественной интеллигенции Ленинграда в Смольном с неожиданным разгромным докладом выступил секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Жданов. Гнев высокого партийного чиновника обрушился прежде всего на Ахматову и Зощенко. Творчество Ахматовой Жданов назвал «поэзией взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и молельней», а сама поэтесса была представлена «не то монахиней, не то блудницей, а вернее блудницей и монахиней, у которой блуд смешан с молитвой.
14 августа 1946 г. вышло постановление ЦК ВКП(б) «О журналах "Звезда" и "Ленинград"». Оба журнала клеймились за то, что они предоставляют свои страницы двум идеологически вредным писателям - 3ощенко и Ахматовой. Меньше чем через месяц Ахматову исключили из Союза писателей, ее книга, находившаяся в печати, была уничтожена. В 1949 г. вновь арестовали Николая Пунина, а затем и Льва Гумилева. Льву, единственное преступление которого заключалось в том, что он был сыном своих родителей, предстояло провести семь лет в лагере, а Пунину суждено было там погибнуть. Чтобы не умереть с голоду, Ахматова с 1949 г. начинает заниматься переводами - переводит корейских поэтов, Виктора Гюго, Рабиндраната Тагора, письма Рубенса...
Запрет с имени Ахматовой был снят только после смерти Сталина. Ей выделили от Союза писателей дачу в поселке Комарово под Ленинградом. В 1956 г. был освобожден Лев Гумилев. Вообще, последние десять лет жизни Ахматовой совсем не походили на предыдущие годы. Она наконец получила возможность печататься. Выходят ее сборники «Стихотворе- ния» (1958), «Стихотворения. 1909-1960» (1961) и «Бег времени» (1965). Ей позволяют выезжать за границу: в 1964 г. Ахматова едет в Италию, в 1965 г - в Англию и Францию. Повсюду ее чествуют как крупнейшего европейского поэта XX века. Идут разговоры о присуждении Ахматовой Нобелевской премии по литературе. Одно плохо - у пожилой поэтессы уже были серьезные проблемы с сердцем. Тем не менее вплоть до самой смерти Ахматова оставалась царственной и величавой, писала - в это время любовные стихи и предупреждала приходящих к ней молодых людей: «Только не надо в меня влюбляться! Мне это уже не нужно». Умерла Ахматова 5 марта 1966 г.
Елизавета I
Елизавета, дочь несчастной Анны Болейн, родилась в сентябре 1533 г. После казни ее матери деспотичный и жестокий Генрих VIII объявил крошку Елизавету незаконнорожденной, запретил именовать ее прин- цессой и держал в отдалении от столицы в поместье Хетфилд. Впрочем, то, что Елизавета оказалась в опале, пошло ей в определенном смысле на пользу, избавив от церемониальной суеты и интриг королевского двора. Она могла больше времени уделить образованию с учителями, присланными ей из Кембриджа. С детства она проявила большое усердие к наукам, блестящие способности и великолепную память. Особенно преуспевала Елизавета в языках: французском, итальянском, латыни и греческом. Речь шла не о поверхностных знаниях. Латынь, например, она изучила до такой степени, что свободно писала и говорила на этом классическом языке. Лингвистическое мастерство позволило ей впоследствии обходиться без переводчиков при встрече с иностранными послами. В 1544 г.. когда ей исполнилось одиннадцать лет, Елизавета отправила письмо своей мачехе Екатерине Парр, написанное по-итальянски. К концу того же года она закончила перевод с французского одного из эссе королевы Маргариты Наваррской, а вскоре сделала перевод на латынь, французский и итальянский сочиненных Екатериной псалмов. В том же году ей под силу оказались пространные аннотации работ Платона, Томаса Мора, Эразма Роттердамского. Уже будучи взрослой, она любила читать в подлиннике Сенеку и, когда на нее нападала меланхолия, могла часами заниматься переводом на английсский этого эрудита-римлянина. Книга с детства стала привычной спутницей Елизаветы.
К концу своего царствования Генрих восстановил Елизавету в правах престолонаследия, назначив ей царствовать после сына Эдуарда и старшей сестры Марии. После смерти отца для Елизаветы началось время тревог и волнений. При юном Эдуарде VI наиболее влиятельное положение заняли братья Сеймуры. Один из них, Томас, с разрешения короля начал ухаживать за младшей принцессой. Эдуард был не против этого брака, но сама Елизавета вскоре стала сторониться временщика, а когда он прямо предложил ей свою руку, ответила уклончивым отказом. В 1549 г. Томас был обвинен в чеканке фальшивой монеты и обезглавлен. К суду по этому громкому делу была привлечена и Елизавета, но ей удалось полностью отвести от себя подозрения. Однако самая тяжелая эпоха в жизни Елизаветы наступила, когда на престол взошла ее старшая сестра Мария. Горячая католичка, королева Вознамерилась обратить Елизавету в свою веру. Это оказалось нелегко: Елизавета упорствовала. Отношения между сестрами, никогда не бывшие теплыми, стали портиться день ото дня. Наконец Елизавета попросила разрешения удалиться в свое поместье. Мария позволила ей уехать, но относилась к сестре очень подозрительно. В январе 1554 г. во время восстания протестантов под предводительством Томаса Уайта Елизавету в спешном порядке доставили в Лондон и заключили в Тауэр. Два месяца, пока шло следствие, принцесса находилась в тюрьме. Затем ее сослали в Вудсток под строгий надзор. Осенью 1555г. Мария позволила сестре вернуться в Хетфилд. С этого времени опять пошли разговоры о том, что ее необходимо выдать замуж. Однако Елизавета упорно отказывалась и настояла на том, чтобы ее оставили в покое.
В ноябре 1558 г. королева Мария умерла. Перед смертью она с большой неохотой объявила младшую сестру своей наследницей. Не теряя времени, Елизавета поспешила в Лондон, повсюду встречаемая изъявлениями непритворной радости. Началось ее долгое царствование. Несчастная судьба в годы правления отца и сестры воспитала в Елизавете твердость характера и суждений, какой редко обладают начинающие правители. Первые действия ее царствования показывают, что она не хотела ни разрывать связи с папским престолом, ни оскорблять короля испанского. Только жесткая политика папы Павла IV. который объявил младшую дочь Генриха VIII незаконнорожденной, окончательно оттолкнула Елизавету от католичества. Сама королева не любила внешних форм чистого протестантства. Однако ее министр Сесиль убедил Елизавету, что в интересах ее политики будет держаться реформированной церкви. Действительно, английские католики считали сомнительными права Елизаветы и были всегда готовы устраивать заговоры в пользу шотландской королевы Марии Стюарт, которую объявили единственной законной преемницей Марии 1. Но, сделав свой выбор в пользу реформации, Елизавета оставалась противницей ее крайних течений. В 1559 г. были изданы парламентом законы, окончательно сформировавшие англиканскую национальную церковь. Один из них устанавливал богослужение на английском языке, второй объявлял английского монарха главой церкви. Третьим приписывалась общая форма богослужения для всей страны совершенно в том духе, как это было установлено при Генрихе VII. В 1562 г. приняты 39 статей, ставших нормой исповедания англиканской церкви. Наряду с католической оппозицией Елизавете пришлось столкнуться с постоянно нараставшим сопротивлением пуритан, считавших, что в недостаточно реформированной английской церкви осталось слишком много пережитков католицизма. В 1583 г. учреждена была Судебная комиссия, которая стала энергично преследовать всех В 1593 г. пуританам было предписано либо отказаться от своих взглядов, либо покинуть Англию. Во всех этих гонениях не было ни фанатизма, ни религиозного ханжества, они были продиктованы исключительно политическими мотивами.
Елизавета имела сложный и во многих отношениях противоречивый характер. Как женщина она унаследовала некоторые нравственные недостатки своей матери: жадность, тщеславие, страсть к нарядам и украшениям, но совершенно была лишена ее внешней привлекательности. У Елизаветы были рыжие волосы, длинное костлявое лицо и грубый голос. Однако она очень любила похвалы своей красоте и сохранила эту слабость даже в старости. До самой смерти Елизавета немилосердно красилась, белилась и старательно следила за модой. Наряды вообще были ее страс- тью. Желая произвести на кого-либо особенное впечатление, королева по несколько раз в день меняла свои туалеты. При переездах требовалось 300 повозок, чтобы перевезти ее багаж, а после кончины Елизаветы осталось 3 тыс. ее платьев. Судя по дошедшим до нас портретам, она не отличалась большим вкусом и носила такое большое количество драгоценностей, пришитых, приколотых и навешанных повсюду, что ее можно было принять за индийского идола. Вместе с тем она имела бодрый и веселый характер и умела сохранять спокойствие даже в самые тяжелые годы жизни. Беседа ее, полная не только юмора, но изящества и остроты, свидетельствовала о знании жизни и тонкой проницательности.
Как государыня Елизавета имела много достоинств, но и здесь приходится говорить о темных сторонах ее характера. Привычка к притворству, выработавшаяся в ней за долгие годы преследований, была основной ее чертой. Кроме того, Елизавета была эгоистична и очень склонна к вероломству. Тяга к самовластью усиливалась в ней с годами, так же как и любовь к лести. Но стремление повелевать никогда не затмевало в королеве ясность мысли. Она всегда правила не с упрямством необузданности, а с расчетом. Как хладнокровный ездок она знала тот предел, до которого можно натягивать узду, и никогда не переступала этот предел. Лишения молодости сделали Елизавету бережливой. В старости ее упрекали даже в скупости. Экономия в государственных расходах, вообще говоря, очень похвальная, принимала иногда при ней неумеренные размеры. Так, в критические минуты нашествия Непобедимой армады она всеми силами старалась урезать состав своего флота, численность армии, количество отпускаемых сумм и провианта Благодарность также не входила в число ее добродетелей. Она неумеренно, обеими руками, давала награды своим фаворитам, но самых преданных своих служителей, таких как лорд Борлей или секретарь Уольсингем, оставила без всякой награды. Тем не менее во всех важных делах Елизавета неизменно выказывала твердость, энергию и ум. Англия извлекла в ее правление большие выгоды из войн, возбуждаемых на континенте, одержала в 1588 г. знаменитую победу над испанской Непобедимой армадой. Морская торговля и промышленность достигли заметного успеха.
Уже первый парламент, созванный в царствование Елизаветы, обратился к ней с почтительной просьбой выбрать себе мужа между теми представителями христианских династий, которые искали ее руки. Такие же почтительные просьбы возобновлялись почти ежегодно с усиливающейся настойчивостью и сильно раздражали королеву. Ей нужно было выбрать одно из двух- или выйти замуж, или назначить своего преемника. Елизавета не желала ни того ни другого. Однако она в этом не признавалась и в течение четверти столетия с большим удовольствием разгрывала комедию помолвки, потому что, ей очень нравилось волокитство, сопровождавшееся сочинением мадригалов и поднесением подарков. Она внушала надежды на успех то шведскому королю, то испанскому, то французскому, но не подлежит сомнению, что она никогда не имела серьезного намерения выйти замуж. Королевой- "девственницей" она называла сама себя и опровергнуть это не удалось, хотя слухов и сплетен ходило множество. Однако не это главное. Суть в том, что именно в ее правление Англия превратилась из отсталой захудалой страны в передовую державу и началась Британская империя.
Королева Елизавета I умерла 24 марта 1603 г.
Габриэль Шанель
Она родилась в XIX веке, стала одним из самых известных и влиятельных дизайнеров XX века, и сегодня, в веке XXI, имя её столь же знаменито. Через несколько лет её дом моды отпразднует столетний юбилей, а стиль, который она предложила много лет назад, все так же узнаваем и любим. Да, гениальность её заключается не в том, что она была мастером кроя и отделки. Она мало кем превзойдённый мастер стиля.
О Габриэль "Коко» Шанель написано бесчисленное множество статей и огромное количество книг. Её биографам приходилось нелегко, поскольку, как однажды сказала Коко, «я придумала свою жизнь». Что- то она скрывала, что-то изменяла немного, что-то полностью, что-то приукрашивала особенно это касается её детства и юности. Так что каждый раз, читая очередную версию, нужно помнить, что это вовсе не обязательно, как говорится, истина в последней инстанции. Что ж, человек, способный настолько изменить стиль одежды и стиль жизни, имеет право изменить по собственному вкусу и свою биографию, если считает это нужным. «Люди, имеющие легенду сами по себе легенда», - говорила она. Шанель давно ею стала, во всех смыслах, а у каждой легенды есть свои варианты... И про неё написано так много, что мы остановимся только на самых главных моментах.
Она родилась в Сомюре, в 1883 году (а не в 1893, как утверждала, но кому из женщин не хочется казаться моложе?). Отца звали Анри Шанель, мать Эжени - Жанн Деволль, и поженились они, только когда Габриэль было уже больше года. Родители занимались уличной торговлей, жили довольно бедно, и брак этот счастливым, судя по всему, не был. Мать умерла, когда девочке было всего двенадцать лет, и отец навсегда оставил семью, отправив сыновей работать, а трёх дочерей, в том числе и Габриэль, в монастырский приют. Там она и оставалась до 1900 года. Впоследствии Шанель рассказывала, что провела эти годы у своих тёток, стесняясь своего приютского прошлого... Затем последовал город Мулен, где она жила в пансионе, тоже благотворительном, и где ей предложили место в магазине нижнего белья. По вечерам она пела в местном кабаре и, по всей видимости, именно тогда и получила своё прозвище «Коко», из-за одной песни, которую она любила и часто исполняла.
Безусловно, если бы у неё не было врождённого таланта, никакая поддержка не позволила бы Шанель оставаться на плаву, во всяком случае, долго, но если бы не она, то таланту пришлось бы пробивать себе дорогу куда дольше. Коко Шанель вошла в историю моды как «Мадемуазель», она так никогда и не вышла замуж. Легенда гласила: «Однажды я надела мужской свитер, просто так, потому что мне стало холодно. Она подвязала его то ли платком, то ли шарфом - так родилось её первое платье из джерси. Джерси, которое тогда женщины не носили. Как писал один из биографов Шанель, ко- Торый был близко с ней знаком, «её гениальная идея заключалась в том, чтобы трансформировать английскую мужскую моду в женскую. Причём, как она уже это проделала со шляпами, с таким вкусом, который исключал малейший намёк на двусмысленность. Она преображала всё, к чему прикасалась. Жакеты, блузки с запонками, галстуки всё, что она заимствовала у мужчин, благодаря ей превращалось в ультраженственное». В 1915 году она открыла в Биаррице ателье, а год спустя представила там свою первую коллекцию, которая имела большой успех, - пресловутый свитер в комплекте с юбкой в складку, костюмы из джерси цвета хаки, жакет которых был сделан по образу военного мундира, платья из джерси тёмно-синего и серого цвета, и т.д.
В 1919 году Шанель перенесла свой дом моды на рю де Камбон - улицу, которая с тех пор ассоциируется с её именем.
1920-е были десятилетием Шанель, которая, вместе с Жаном Пату, сделала многое для того, чтобы упростить женскую одежду. Она делала её более удобной и... более маскулинной. «Женщин больше нет. Всё, что осталось - это мальчишки, которых создаёт Шанель»,- писал один из тогдашних денди. Свитера, короткие юбки, платья с заниженной талией, маленькие шляпки... Чёрный цвет долгое время считался в основном траурным, а Шанель сделала его модным, сочетание же чёрного и белого она считала «идеально гармоничным». Она ввела в моду загар, который стал признаком не того, что человек много работает на открытом воздухе, а того, что много на этом воздухе отдыхает. Заимствования из мужской моды продолжались бриджи и брюки (она их охотно носила, но при этом не выпускала брючных костюмов), блейзеры и свитера строгих цветов, из «мужских» тканей вроде твида и джерси, они становились воплощением новой, освобождённой от оков корсетов и оборок женственности. Костюм от Шанель, состоявший из двух или трёх предметов, с блузкой, сшитой из той же ткани, из которой сделана подкладка костюма, элегантный и очень удобный, станет классикой. Впослед- ствии она говорила: «Я против моды, которая быстро проходит. Это у меня мужская черта. Не могу видеть, как выбрасывают одежду, потому что пришла весна». И ещё: «Женщины хотят меняться. Они не правы. Я за счастье. А счастье в постоянстве, и в том, чтобы не изменяться»..
1930-е тоже прошли под знаком Шанель. К тому времени число её сотрудников превысило четыре тысячи человек, и в год выпускалось лишь немногим менее тридцати тысяч, платьев. Костюмы, пальто, платья, прекрасная костюмная бижутерия, которую она сделала популярной и которая своей броской роскошью оттеняла элегантную, скромную простоту нарядов, великолепные ароматы... Знаменитый аромат «Шанель № 5» вышел ещё в 1922 году, и духи от Шанель стали такой же неотъемлемой частью образа женщины, которая следовала за модой, как и её костюмы и аксессуары.
Вторая мировая война стала тяжёлым испытанием для множества людей. Свой дом моды Шанель была вынуждена закрыть и оставила только бутик, в котором продавались аксессуары и ароматы. В 1945 году, побывав некоторое время под стражей, она переехала в Швейцарию и вернулась обратно только почти пятнадцать лет спустя в 1954-м.
Как верно было замечено одним из её биографов, если бы её карьера закончилась в 1939 году и она не попробовала бы вернуться в моду снова, то мы сейчас помнили бы Шанель только как одного из дизайнеров эпохи между двумя мировыми войнами. А возвращение и новая волна успеха были чудом. Например, её сопернице 1930-х годов, экстравагантной Эльзе Скьяпарелли это не удалось, а Шанель выстояла. Её первая послевоенная коллекция - заметим, мадемуазель Шанель было тогда уже за семьдесят лет! - не имела успеха, и французская пресса презрительно писала о «призраках её платьев 1930-х годов», но Шанель не сдавалась никогда, даже если её загоняли в угол. Стиль Диора, Бален- сиаги и других кутюрье, царивших тогда в моде, она с негодованием отвергала и заявляла, что раз уже однажды «освободила женщин» от одежды, которая их сковывала, то теперь «сделает это снова». Можно сказать, что все элементы стиля Шанель зародились ещё до войны, но только теперь она собрала их в единость эффектное целое. Европа ещё сопротивлялась, но Америка, где удобную одежду ценили больше, пала почти сразу. И к тому времени, как вышла ее третья коллекция, журнал «Лайф» писал: «Шанель создаёт нечто большее, чем моду, она совершает революцию».
Её костюмы, её аксессуары и бижутерия, её сумочки и духи - вcë становилось классикой. А сама она - иконой, модной иконой, иконой стиля. Её секрет был не просто в том, что вещи, которые она предлагала, были удобными или элегантными, а в том, что элегантность была... «повседневной». Шанель изобрела «повседневный шик», как говорила впоследствии знаменитая модель Инес де ла Фрессанж. При этом Коко Шанель считала, что «элегантность не в том, чтобы надеть новое платье. Элегантна, потому что элегантна, новое платье тут ни при чём. Можно быть элегантной и в юбке, и в хорошо подобранной фуфайке. Было бы несчастьем, если бы надо было одеваться у Шанель, чтобы быть элегантной. Это так ограничивает!"
Шли годы, Шанель старела, и постепенно её стиль стал ассоциироваться с дамами зрелыми. Её не стало в 1971 году, и во многом молодому Карлу Лагерфельду, который пришёл в этот дом моды в 1983 году, мы обязаны тем, что он вдохнул в него новую жизнь и молодое поколение тоже увидело прелесть Шанель.
Можно ли считать, что созданный ею стиль «вечен»? Она говорила: «Шанель не выходит из моды. Стиль продолжает существовать, пока он соответствует своей эпохе. Если возникает несоответствие между модой и духом времени, всегда проигрывает мода». Так что знаменитый стиль будет продолжать существовать, пока мы будем в нём нуждаться.
Авдотья Истомина
Имя этой танцовщицы увековечил Пушкин строками из «Евгения Онегина»:
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.
Не все знают, что Пушкин собирался писать роман «Русский Пелам», прообразом одной из героинь которого должна была стать Авдотья Истомина. Обдумывая эпизод с ее участием, Пушкин увлекся, и появился план совсем другого романа «Две танцовщицы». Он сохранился, и поколения литературоведов пытаются его расшифровать.
Истомина и Пушкин были ровесниками - она всего на несколько месяцев старше. Будущая танцовщица родилась 6 января 1799 года. И «вырвались на свободу» они почти одновременно - Пушкин в 1817 году окончил Царскосельский лицей, получил чин коллежского секретаря и назначение в Коллегию иностранных дел, а Истомина, окончив школу в 1816 году, дебютировала в балете «Ацис и Галатея» и сразу же заняла первенствующее положение в труппе Большого Каменного театра столицы.
Вот что писал о ней один из первых историков русского театра Арапов: «Истомина была среднего роста, брюнетка, красивой наружности, очень стройна, имела черные огненные глаза, прикрываемые длинными ресницами, которые придавали особый характер ее физиономии, она имела большую силу в ногах, апломб на сцене и вместе с тем грацию, легкость, быстроту в движениях...»
Происхождения она была самого скромного - дочь полицейского пристава Ильи Истомина и его рано умершей жены Анисьи. До сих пор неизвестно, кто привел шестилетнюю девочку в Петербургское театральное училище. Туда малышей брали на полный пансион, а потом определяли их на службу в театры. Время поступления в училище было очень удачным для Истоминой -тогда его директором стал знаменитый танцовщик Шарль-Луи Дидло. Дидло был не просто учителем Истоминой и постановщиком большинства балетов, в которых она танцевала. Сценическая судьба Истоминой оказалась прочно связанной с судьбой балетмейстера.
Дидло не признавал демонстрации виртуозности танцовщика сугубо ради восхищения его техникой и считал, что наиболее полно и успешно воплотить его идею единства танца и чувства способны только русские артисты с их «пламенем души». Очень точно отражают это свойство Истоминой слова Пушкина: «...душой исполненный полет». Спектакли с участием Истоминой называли праздником театра.
В девятилетнем возрасте Истомина впервые в жизни вышла на сцену в балете Дидло «Зефир и Флора». В числе других маленьких танцовщиц она была в свите Флоры, выезжая на сцену на огромном лебеде. Потом она исполнила множество детских ролей, а в балет «Зефир и Флора» вернулась уже танцовщицей, исполнив в нем поочередно все партии, пока не дошла до самой главной - партии Флоры. Это было в 1818 году.
Ученики Дидло, в которых он старательно развивал не только хореографические, но и драматические способности, всегда блистали на сцене. Истомина, одна из лучших его воспитанниц, на протяжении всей своей творческой жизни демонстрировала публике не только виртуозный танец, но и несомненный талант драматической актрисы, в совершенстве владея искусством пантомимы.
Кроме того, Истомина первой из русских танцовщиц делала несколько шагов по сцене на пуантах, что было тогда изумительным, никогда не виданным новшеством. Эксперименты с танцем на носках начались уже давно, о них вспоминала танцевавшая в конце восемнадцатого века Татьяна Гранатова-Шлыкова, а Дидло, несомненно, знал, что такой трюк проделывала на сцене француженка Женевьева Гослен.
Танцовщица вела очень открытую жизнь, постоянно общалась с поэтами, писателями, драматургами. Часто посещала литературные салоны, приемы, званые ужины. Постоянной гостьей была она и у начальника репертуарной части петербургских императорских театров князя Шаховского, который собирал вокруг себя интереснейших людей. Его квартира находилась неподалеку от театра, на верхнем этаже, за что и получила название «чердака Шаховского». Со временем стал появляться здесь и Пушкин. Он читал свои стихи и черновые наброски «Руслана и Людмилы». Одной из слушательниц этой поэмы была Авдотья Истомина.
В балетах на мифологические сюжеты она была великолепна. Кроме блестящей хореографии она обладала способностью перевоплощения, находя новые и яркие краски для каждого создаваемого ею сценического образа. Публика любила ее еще и за то, что она никогда не повторялась в своей игре, не пользовалась заученными штампами, каждую партию исполняя по-разному, находя присущие лишь этому образу оттенки движений и мимической игры. Обладала Истомина и немалым комедийным даром, или, как писала критика тех лет, она не только «танцует с величайшей живостью и проворством, она отличная балетная актриса для ролей резвых и хитрых девиц.
15 января 1823 года состоялась премьера балета «Кавказский пленник, или Тень невесты» по мотивам пушкинской поэмы. Истомина стала первой исполнительницей роли Черкешенки. Пушкин, узнав о спектакле, писал брату в Санкт-Петербург из Кишинева: «Пиши мне о Дидло, о Черкешенке Истоминой, за которой я когда-то волочился подобно Кавказскому пленнику»
В репертуаре Авдотьи Истоминой комические роли чередовались с драматическими, лирическими и трагедийными. Героический характер Истомина воплощала на сцене с не меньшим мастерством. Бурный восторг публики вызвало ее выступление в роли Луизы в пантомимном балете "Деревенская героиня», где Истомина играла женщину поистине героического характера, честную и бесстрашную. Таков же характер ее героини и в балете «Дезертир».
Способность Истоминой к перевоплощению была поистине великолепной. Она сумела с точностью передать манеру поведения и мимики восточной девушки в сказочном балете «Калиф багдадский». А после премьеры "Кавказского пленника» по Петербургу распространились даже слухи, что Истомина действительно черкешенка по происхождению. Творческий союз Дидло и Истоминой был чрезвычайно удачным. Их понятия о том, каким должен быть балет, в каком направлении должно развиваться искусство хореографии, совпадали. Участвовала Истомина и в спектаклях, где исполнение роли требовало произнесения монологов и диалогов, то есть соединялась драма с хореографией. И здесь она была превосходна. Исключительно высоко было оценено выступление Истоминой в водевиле Шаховского Феникс, или утро журналиста», где роль Зефиретты была написана специально для нее.
Казалось, актриса находится в самом расцвете своих творческих сил и ей предстоит восхождение на новые вершины искусства. Однако пушкинские роли стали зенитом ее творчества. После событий 14 декабря власти с подозрением стали относиться ко всему, связанному с декабристами, а Истомина была музой для всего круга вольномыслящей молодежи. Кроме того, своевольный и не признающий чиновничьего авторитета Шарль Дилло давно уже снискал себе врагов и завистников. Атмосфера в театре накалилась. Многое делалось ему наперекор. Так, в качестве солистки балета была приглашена солистка французской оперы Бертран Атрюкс. Она никак не могла конкурировать с русскими балеринами, однако претендовала на большинство ведущих ролей. Постепенно Истомина стала лишаться любимых своих партий.
Она танцевала все реже. Однако покинуть театр она не могла, не представляя себе жизни вне сцены. Она продолжала выступать в маленьких ролях, не теряя при этом своей выразительности и исполнительского таланта.
Вот как она сама оценивала эту ситуацию в письме в дирекцию театров: «Меня на 20 году со времени выпуска из школы упрекают в том, что репертуар мой уменьшился.... Чем же я виновата, что балетов сих больше не дают? И что случилось на последнем году моей службы?»
Последнее ее выступление состоялось 30 января 1836 года. Покинув театр, Истомина вышла замуж за актера Павла Экунина, который был ей неизменной поддержкой в трудные минуты последних лет театральной жизни.
Ее не пригласили в театр даже в качестве педагога, несмотря на то что талант и огромный сценический опыт могли бы оказать неоценимую пользу при воспитании молодых артистов. Однако Авдотья Ильинична Истомина не погрузилась полностью в семейную жизнь, продолжая живо интересоваться всем, что происходит на сцене.
Она скончалась от холеры 26 июня 1848 года.
Остались строки Пушкина: «Душой исполненный полет..."