Тайное посвящение Павла

Здесь стоит отметить, что российское правительство так до конца и не сформулировало для себя четкое отношение к масонам: то оно покровительствовало их собраниям, то прибегало к запрету и преследованиям в отношении братьев «вольных каменщиков». Масонство не было единым. Члены этого тайного общества лиц с исключительно благими намерениями считают, что строят некий символический храм как внутри, в душе своей, так и в мире вокруг себя, под незримым руководством «Великого Архитектора Вселенной». Но методы этого «построения гармонии мира» разным масонам виделись по-разному. В основном это были обычные «верноподданнические» светские ложи, напоминавшие клубы или общественные собрания, в которых заседания «братьев», одетых в фартуки каменщиков, в орденские регалии и с молотками в руках, заканчивались пышными «агапами» – пирами с кубками. Были другие, мрачные отшельнические ложи, изучавшие трактаты средневековых алхимиков. Но были и ложи «карбонарские», в которые зрели политические заговоры молодых горячих офицеров.

Идеология отшельнических лож была густо окрашена мистицизмом, а то и алхимией с каббалой. Такие масоны годами сидели в своих имениях и, подобно средневековым алхимикам, строчили толстенные трактаты, пестревшие тайными символами, а то и рецептами изготовления гомункулусов в пробирке. Оккультные веяния проникали в России из-за рубежа, главным образом из Германии. Оттуда же в России распространялись так называемые «рыцарские» системы высоких степеней посвящения: шотландская, шведская, циннендорфская. Самой влиятельной в России оказалась тамплиерская система «Строгого Наблюдения», конкуренцию с которой Елагинские ложи проиграли.

Заместителем Елагина по масонскому братству («Наместным Мастером») был видный екатерининский вельможа граф Никита Иванович Панин – воспитатель наследника престола великого князя Павла Петровича. Он, кстати, приходился Елагину соседом по Большой Морской: дом Панина стоял на нынешнем участке 20. Согласно одной из версий, наследник престола Павел Петрович (будущий Павел I) также был посвящен в масоны, причем именно в доме Елагина. В записке особенной канцелярии Министерства полиции (начало XIX в.) прямо говорилось, что цесаревич Павел Петрович был келейно принят в масоны сенатором И.П.Елагиным в собственном его доме, в присутствии графа Н.И.Панина, вскоре после отъезда из Петербурга шведского короля Густава III летом 1777 г. (во всяком случае, не позднее 1779 г.). Однако насчет вступления Павла в масонский орден есть и другие версии, но это отдельная тема, выходящая за рамки нашего повествования.

«Египетский маг» любил делать подарки: он дарил своим клиентам табакерки, часы, перстни с бриллиантами, золотые медальоны, алмазы, меха. Проводя «магические сеансы», Калиостро нередко вставал в светящийся зеленоватым светом фосфорный «магический круг». Размахивая мечом или шпагой, «египетский маг» порой носился с ним по ложе, как бы пронзая ими небо и моля небесных архангелов стать духами-посредниками между Господом и Собою, Великим.

Встречался с Екатериной II ?

По всей видимости, Калиостро намеревался получить при дворе Екатерины II должность одного из лейб-медиков императрицы, которых всегда было несколько – на всякий случай.

В своих мемуарах, написанных в 1786 году во время заточения «Великого Кофта» во французской Бастилии, а также в записках и беседах с другими людьми «Калиостр», выехав из России, постоянно утверждал, что был знаком с Екатериной II и встречался с ней в Санкт-Петербурге. Современные историки масонства утверждают, что «египетский маг» действительно встретился с императрицей в доме Елагина на Большой Морской.

Если встреча и была, то она прошла неудачно. Уже упомянутая г-жа фон дер Рекке в своей книге против Калиостро пишет:

«не удалось Калиостру исполнить в Петербурге своего главного намерения, а именно уверить Екатерину Великую о истине искусства своего. Сия несравненная государыня тотчас проникла обман». В другом месте г-жа фон дер Рекке вновь подчеркивает, что «Калиостр не мог достигнуть до своего желания, чтобы Премудрую Екатерину, которой противно всякое суеверное сумасбродство, завести в сети суеверия».

То есть в тексте книги г-жи фон дер Реке, которая была внимательно прочитана и в ряде мест отредактирована Екатериной (давшей деньги на ее издание), нет прямого опровержения того факта, что императрица действительно встречалась с Калиостро, хотя в позднейшей историографии факт их встречи настойчиво опровергается.

В переписке с Циммерманом Екатерина делает вид, что «маг» был ей не интересен, и она о нем знать не желает: «...о Калиострове пребывании в Петербурге я ничего верного сказать не знаю. По слуху же, однако, известно, что хотя он и там разными чудесными выдумками мог на несколько времени обмануть некоторых особ, но в главном своем намерении ошибся».

Потемкин, кажется, бывал у Калиостро и в доме у Летнего сада, и в доме Елагина. Интересовался он, как говорят, и женой «египетского мага» Лоренцей-Серафиной Калиостро – опытной соблазнительницей. Лоренца-Серафина участвовала в «ясновидческих» сеансах с участием Потемкина, пытаясь его охмурить.

«Если верить тысяче слухов, ходивших обо всем, что делала Екатерина, она сама старалась выпроводить эту соперницу, предлагая ей тридцать тысяч рублей, – пишет Казимир Валишевский в книге «Вокруг трона» (1911 г.). – Но красавица отказалась, получив уже перед тем вдвое больше из рук фаворита. Рассказ мало правдоподобен. Екатерина имела другие средства, чтоб избавляться от своих соперниц…».

Существует несколько мемуарных свидетельств о том, что и Елагин мечтал получить у Калиостро разгадку секрета о том, как можно «делать золото». Один из масонов елагинской системы записал в своем дневнике:

«Елагин спит, ездит в Сенат, ест и спит… ищет, как делать золото… Те, которые здесь [в Санкт-Петербурге] ищут, работают все для золота… Тредиаковский добрый, честный, человек, но ищет только золота».

Здесь, у Елагина, да и в других аристократических домах Санкт-Петербурга он показывал свои расчудесные фокусы. В подвале дома Елагина Калиостро будто бы устроил мастерскую, в которой варил (или пытался варить) золото. В ней будто бы имелся кузнечный горн, пирамиды желтого воска, различные стеклянные реторты в трехногих таганах, стояла неуклюжая электрическая машина с диском, колбы, щипцы, медные стопки. Алхимическая подвальная лаборатория была похожа одновременно на аптеку и на подземную тюрьму…

Анонимы распространяли относительно этого золота самые разные слухи. В одной из книжечек рассказывалось, что Калиостро пообещал Елагину выварить золото. Он якобы уже успел выманить на это у екатерининского вельможи несколько тысяч рублей. Но один из секретарей Елагина решил, что «Великий Кофт» – наглый шарлатан. Разговаривая с ним в доме Елагина, он не выдержал и дал Калиостро пощечину.

Не исключено, что в этом рассказе речь идет еще об одном секретаре Елагина – «брате Седдаге», масоне-розенкрейцере, который был еще одним наставником Ивана Перфильевича в «масонской науке». Это Станислав Эли – выходец из Польши, объявившийся в Петербурге в 1778 г. и со временем дослужившийся до директора Медицинской коллегии благодаря своим масонским связям. «Брат Седдаг», автор ряда масонских книг, наверняка рассматривал Калиостро как своего конкурента.

Известный до революции писатель граф Е.А. Салиас де Турнемир в романе «Кудесник» настаивает на том, что Калиостро все же успел «сварить» Елагину пару кирпичей золота, но не сумел добиться аудиенции у императрицы Екатерины II (для чего, собственно, и изготовлял золото у Елагина).

Лечил от рака и молодил «жизненным бальзамом»

Помимо златоварения, Калиостро соблазнял обитателей петербургских особняков и дворцов возможностью «возрождения» стареющего организма, а то и достижением бессмертия.

В Петербурге «Великий Кофт» не только морочил голову богатеям, но и лечил болящих и нуждающихся, намереваясь продемонстрировать свое врачебное искусство. Графа Строганова он избавил от нервных стрессов и расстройств, он лечил Елагина, его зятя Бутурлина, а коллежского асессора Ивана Исленева будто бы избавил от рака, но тот на радостях спился. После нескольких излечений к «магу» стал обращаться за помощью и простой люд, которого Калиостро не только лечил бесплатно, но дарил иногда одежду и деньги. Простой народ выговорить имя «мага» не мог и называл его «графом Калошей».

Рассказывали, что у «великого Кофта» якобы был «философский камень», что он занимался «черной» и «белой» магией, владел искусством разного рода фокусов и трюков, обладал властью гипноза. Калиостро якобы превращал в золото железные гвозди, вызывал духов, «наращивал» бриллианты, сумел вернуть к жизни новорожденного сына графа Строганова, изгнал бесов из юродивого Василия Желугина.

Кроме того, он будто бы изготовлял «эликсир вечной молодости» и лекарства-панацеи, рецепт одного из которых был опубликован в XIX веке профессором А.Нелюбиным. «Калиостров жизненный бальзам» спасал чуть ли не от всех болезней. Жена «Великого Кофта» Серафина, выглядевшая лет на 25, уверяла петербургских дам, что ей не меньше пятидесяти лет от роду и помогала супругу успешно сбывать «омолаживающую продукцию» калиострова приготовления – некие склянки с чудесной водой, в силу которых многие верили.

Дуэль на пилюлях

Современник Калиостро барон Глейхен рассказывал, что придворный врач великого князя Павла Петровича Созонович, считая Калиостро шарлатаном, вызвал его на дуэль. Калиостро вызов принял, но так как по правилам дуэли вызванный имел право выбрать оружие, то он предложил дуэль на пилюлях с ядом:

«Каждый из нас даст друг другу по пилюле, и тот из нас, у кого окажется лучшее противоядие, будет считаться победителем».

О том, чем закончилась дуэль, барон Глейхен не пишет, но, судя рассказу другого современника, Калиостро, опытный фокусник, незаметно подменил пилюлю с ядом, переданную ему Созоновичем, шоколадным шариком, а врачу наследника престола выдал пилюлю, повышающую мужскую потенцию. Никто, разумеется, не погиб, но Созонович, не зная уже, на что надеяться, вскоре получил от Калиостро письмо с раскрытием секрета пилюли и был вынужден отпаиваться молоком, освобождаясь от лошадиной дозы потенции, мешавшей обыденной жизни.

Есть и другая версия этого анекдота, которую рассказывал в XIX веке писатель В.Р.Зотов: согласно ей, петербургские лейб-медики восстали против Калиостро, и чтобы доказать свое превосходство над ними, наш герой «предложил составить микстуру из сильнейших ядов, с тем, что он сам и все его противники должны выпить ее, и тогда останется жив тот, кто прав. Конечно, никто не согласился на это». После принятия яда соперники должны были принять изготовленное каждым из них свое противоядие. Согласно еще одному варианту анекдота, который вполне мог иметь место в реальности, в дуэли с микстурой из ядов принимали участие лишь два соперника – Калиостро и Роджерсон.

Но Калиостро столкнулся затем с более грозным противником – лейб-медиком Екатерины II, почетным членом Академии наук Джоном Сэмюэлем Роджерсоном, которого французское посольство почти открыто называло «шпионом Гарриса» – посла Великобритании в России в 1778-1783 гг.

Роджерсон потакал слабостям вице-канцлера Безбородко: тот любил игру в карты на деньги, и британский врач намеренно ему проигрывал, в беседах за картами выуживая у того важную информацию. Об этом узнала Екатерина, и как-то раз среди бела дня дом Роджерсона на Английской набережной был самым наглым образом ограблен. Пропали важные бумаги, и как Роджерсон ни жаловался во все инстанции, он ничего не добился.

История эта мутная и имеет массу вариаций и сплетен. Под «князем Г.» подразумевали то князя Гагарина, то князя Голицына. Называется, в частности, имя видного масона князя Гавриила Петровича Гагарина, но его единственный сын князь Павел Гаврилович родился в 1777 г., а Калиостро был в Петербурге в 1779-1780 гг. В период пребывания Калиостро в Петербурге 30 октября (10 ноября) 1779 г. родился князь Григорий Сергеевич Голицын, но в его семейной хронике имя Калиостро никак не прослеживается. Называют еще имя князя Дмитрия Ивановича Голицына, «знатного барина двора Екатерины II», а заболевшим младенцем якобы был его единственный сын Андрей, но таких лиц в истории вообще не было!

Один из авторов это легенды М.С.Хотинский и сам отмечал, что «подозрение это [в подмене ребенка] имело довольно шаткие основания».

Покинул город сразу через все заставы

Калиостро в апреле 1780 года оставил Петербург, говоря, что он заставил замолчать своих врагов. Но главной цели – создать в России филиал своего «Египетского масонства» под покровительством просвещенной императрицы Екатерины II – ему добиться не удалось.

«О Калиостровом пребывании в Петербурге я ничего верного сказать не знаю, – пишет фон дер Рекке (повторяя слова Екатерины II), книгой которой по репутации Калиостро был нанес серьезный удар. – По слуху, однако ж, известно, что, хотя он и там также разными чудесными выдумками смог на несколько времени обмануть некоторых особ, но в главном своем намерении вовсе ошибся».

Как передают современники, перед отъездом у дома Елагина происходила подлинная «демонстрация»: представители высшего света в каретах и экипажах спешили к дому, который покидал Калиостро, засвидетельствовать свое почтение, получить целебную микстуру, совет о том, как лечить ту или иную болезнь, а некоторые – и для того чтобы выразить свое недоверие и враждебность по отношению к «Египетскому мэтру», будто бы «уморившему младенца». Любопытно в этой связи, что сам Калиостро впоследствии утверждал, что ему все-таки удалось создать на берегах Невы ложу своего «Египетского масонства». Ложу не ложу, но поклонники на берегах Невы у него остались.

В итоге, по слухам, «Великий Кофт» выехал из Северной столицы с «довольно крупною суммою». Ходит легенда, что Калиостро покинул город, расписавшись в один день сразу на всех заставах, стоявших у въезда в город. Как водится, число застав в разных источниках варьируется от 4 до 15. На самом деле в ту пору их в городе имелось лишь четыре. Но анекдот с несколькими заставами упоминается и в романе Жорж Санд «Графиня Рудольштадт», где Калиостро одновременно через все заставы покидает город – но не Петербург, а Берлин. Выезд из Петербурга через 15 застав связывают и с именем другого фокусника, Пинетти.

Три пьесы Екатерины II против масонов

В январе 1780 г., то есть еще до отъезда Калиостро, Екатерина II выпустила на французском и русском языках антимасонскую сатирическую брошюру «Тайна противу-нелепого общества (Antiabsurde), открытая непричастным (к) оному», которая пародировала масонский ритуал и высмеивала масонов.

В литературе пишут, что это был своего рода ответ императрицы на попытки масонов (очевидно, И.П.Елагина) преподнести ей мистические сочинения, которые она сочла вздором. Правда, авторство Екатерины некоторые русские историки оспаривали.

В двух пьесах, созданных в 1785 г., Екатерина вновь высмеяла Калиостро: это августейшие комедии «Обманщик» и «Обольщенный», которые в начале 1786 г. были напечатаны, переведены на иностранные языки и поставлены на подмостках Эрмитажного театра. Все три произведения изданы анонимно, без указания автора, но в Петербурге все догадывались, кто их создал. Роль Калиостро играл ни кто иной, как И.А.Дмитревский, который часто бывал в доме Елагина и был лично знаком с Калиостро. Позднее за стаканом пунша с друзьями Дмитревский часто вспоминал Елагина и Калиостро.

О написанных ею комедиях царица сразу же сообщила своему европейскому корреспонденту И.Г. фон Циммерману: «первая весьма живо представляет Калиостро (коего я никогда не видывала, ни его жены, хотя она здесь и была), а другая – им обманутых».  Через три года императрица пишет: «Думаю, что ученики Калиостровы столь же безопасны, как и магометовы… Это секта слабых умов и фанатиков».

В «Обманщике» Екатерина прямо намекает на Ивана Перфильевича Елагина: Калиостро, радушно принятый хозяином дома, несет «магический» вздор, вызывает духов и в то же время пытается изготовить для хозяина золото с помощью философского камня. Затем проходимец, похитив у хозяина настоящее золото и алмазы, исчезает в неизвестном направлении.

В «Обольщенном» Радотов в разговорах постоянно употребляет непонятные слова из магического лексикона, «варит золото, алмазы, составляет из росы металлы, из трав невесть что; домогается притом иметь свидания неведомо с какими-то невидимками, посредством разных шалостей и сущих ребячеств, коим разумный свет прежних веков и нынешнего смеется… Голову свернули ему кабалические старые бредни; для разобрания каких-то цифров достал он еврейского учителя, которого он почитает за весьма великого знатока… Сей бедный жид потаенно здесь торгует в лоскутном ряду».

В третьей пьесе, «Шаман Сибирский» (1786 г.), императрица высмеивает магические трюки, а шамана в итоге сажают под арест.

Наконец, императрица решила объяснить свое отношение к Калиостро и причину его приезда в Петербург Западу – точнее, западным «рационалистам», ненавидевшим «Египетского Кофта». Она написала специальное большое письмо своему европейскому корреспонденту барону Ф.М.Гримму. О Калиостро Екатерина сочла нужным отметить, в частности, следующее:

«Он приехал сюда, называя себя полковником испанской службы и испанцем по происхождение, давая понять, что он колдун, вызывающий духов и приказывающий им. Когда я услыхала это, я сказала: человек этот совершенно напрасно приехал сюда; нигде ему не испытать большей неудачи, чем в России. У нас не жгут колдунов, и я царствую уже двадцать лет, а случилось всего одно дело, в котором замешано было колдовство. Сенат вытребовал колдунов, и когда их привели, они оказались дураками и совершенно ни в чем не повинными. Но г. Калиостро прибыл в такое время, когда несколько фран-массонских лож, увлекшись принципами Сведенборга, желали во что бы то ни стало видеть духов; и вот они бросились к Калиостро, утверждавшему, что он знает все секреты доктора Фалька, близкого друга герцога Ришелье, однако ж заставившего его в Вене принести жертву черному козлу… Тогда г. Калиостро произвел свои чудодейственные таинственные исцеления: как будто вынул ртуть из ноги подагрика и попался в ту минуту, когда вылил ложку ртути в воду, куда велел посадить подагрика. Потом он приготовил краски, ничего не окрасившие, и химические соединения, не произведшие никакого действия… После этого открыли, что он еле-еле умеет читать и писать. Наконец, наделав массу долгов, он скрылся в погребе Елагина, где пил столько шампанского и английского пива, сколько был в силах. По-видимому, однажды он перешел за обычную меру, потому что, выходя из-за стола, вцепился в тупей домашнего секретаря Елагина. Тот отвесил ему пощечину; пошла рукопашная. Г. Елагин, которому надоела эта погребная крыса, производившая слишком большой расход вина и пива, и жалобы секретаря, вежливо предложил Калиостро отправиться в кибитке, а не по воздуху, как он угрожал, и чтоб кредиторы не задержали этот легкий экипаж, Елагин дал ему и графине в провожатые до Митавы старого инвалида. Вот история Калиостро, в которой все есть, кроме чудесного. Я не видала его ни вблизи, ни издали, и вовсе не стремилась увидать».

Из приведенного письма видно, что императрица была в курсе слухов о том, что происходило в доме Елагина на Большой Морской, в том числе о драке Калиостро с «братом Седдагом».

Смерть Калиостро, «еретика и колдуна»

Как видим, именно с визитом Калиостро исследователи связывают начало «нерасположения императрицы» к масонам, которое вскоре приведет к их преследованиям. Царица огромной Империи, которая вела войны с Турцией и Швецией, большое внимание, много времени и сил уделяла борьбой с масонами (которых возглавлял И.П.Елагин) и «обманщиком» и «фокусником» Калиостро. По-видимому, она считала масонство реальной угрозой монархической власти. Не без основания: как известно, масонство через несколько лет сыграет огромную роль во Французской революции. Оно свергнет монархию Бурбонов, отправив Людовика XVI и Марию-Антуанетту на эшафот. Результатом революции станет красный террор якобинцев.

«Книги тайные» и скелеты в Казанском соборе

Согласно масонским преданиям, часть «книг тайных» по алхимии, книг и рукописей масонских и розенкрейцерских, собранных в библиотеке Ивана Перфильевича Елагина, попала к вождю русских масонов Николаю Ивановичу Новикову, жившему в Москве; но, что более вероятно, часть елагинского книжного собрания и рукописи, относившиеся «до наук тайных», оказались у друга Ивана Перфильевича – масона графа Алексея Ивановича Мусина-Пушкина, «открывателя» «Слова о полку Игореве», президента Императорской Академии художеств. Знаки и предметы ритуала различных масонских лож, как низших, так и высших степеней посвящения, рисунки и графика со временем попали в собрания Государственного архива Министерства иностранных дел Российской империи.

Заканчивая сюжет с Елагиным, Калиостро и масонами, отметим, что в 1936 г. «Великий Кофт» мог появиться в самом сердце советского Невского проспекта – в Казанском соборе. Тогда в закрытом для религиозных служб Казанском соборе создавался Музей истории атеизма, расписывать интерьеры которого пригласили художника Г.Д.Гидони. Он явился к историку химии М.А.Блоху, который создавал в музее «Кабинет алхимика», для чего туда привезли литературу по алхимии, магии и масонству. Гидони предложил создать два больших панно под названием «Калиостро в Санкт-Петербурге», установить у входа в подвал со стороны Невского проспекта фигуру алхимика, а в самом кабинете выставить три скелета, которые при входа посетителя начинали бы двигаться, и механического черного кота, пытающегося проникнуть сквозь магический круг. М.А.Блох стал кричать на Гидони, что никогда не допустит появления на Невском проспекте подобного балагана. От проекта Гидони пришлось отказаться.

Дом графини Морелли де Розатти

После смерти И.П.Елагина остров с особняком по его завещанию перешли к вдове и дочери с условием, что в будущем они перейдут его внуку П.Н.Бутурлину. Дом же на Большой Морской был завещан Елагиным своей воспитаннице Анне Ивановне Байковой, по второму мужу графине Морелли де Розетти (Розатти). По всей видимости, она была внебрачной дочерью Елагина. Ее муж граф Гераклиус Морелли был скрипачом-виртуозом на русской военной службе. Анекдот о нем, записанный в свое время А.С.Пушкиным, гласил, что Потемкину захотелось выписать его из Италии в Россию, но Морелли категорически отказывался; тогда посланный в Италию адъютант Потемкина отыскал какого-то другого скрипача и, выдав его за Морелли, отправил его на службу в Россию. Потемкину Морелли понравился, и со временем он дослужился до полковничьего чина. В Петербурге он в компании с другими акционерами содержал у Летнего сада общественные купальни и школу плавания. Жил он в этом доме на втором этаже.

Графиня Морелли де Розетти поселилась здесь во флигеле со стороны Мойки, а дом со стороны Морской стала сдавать. Здесь открылась гостиница «Рим», в которой останавливались британский полковник Чарльз Кинкер, барон Книстедт (посланник герцога Вюртембергского), другие иностранцы:

«В большой Морской в доме № 138, прежде бывшем Елагина, в отеле гарни [т.е. в меблированных комнатах] отдаются в наймы понедельно, помесячно или как кому угодно будет. Тут же можно получать за сходную цену всякого сорту вина, чай и кофе».

В концертном зале выступали гастролеры с демонстрацией различных «физических и магических явлений». Некто Мейер показывал здесь часы с движущимися фигурками, дрессированных канареек, оптическую иллюминацию, механическую фигуру купца. А за один рубль можно было взглянуть на портрет Бонапарта! (Почему сейчас такого нет?)

На первом этаже работала табачная лавка: «Лауренц Адам Фишер сим почтенную публику извещает, что в находившейся под биргер-клубом табашной лавке, принадлежавшей покойному дяде его Филиппу Фишеру, которая переведена в бывшей Елагинова, ныне Морелова, дом № 133, паки начнется продажа».

При Елагине и его дочери, кстати, парадным считался фасад, выходивший на Мойку.

Ф.В.Булгарин, в будущем знаменитый журналист  и издатель, в воспоминаниях упоминает еще и гостиницу «Гродно», располагавшуюся в этом доме в то время, когда на рубеже XVIII и XIX века он учился в Первом кадетском корпусе (в Меншиковском дворце на нынешней Университетской набережной). Скончался его отец, и к нему из Литвы в Петербург приехала мать, остановившаяся в гостинице на Большой Морской в доме г-жи Байковой. Когда юный Тадеуш пел соло в корпусной церкви, его матери сделалось дурно, и начальство отпустило его к матери на пару дней в эту гостиницу. Матушка умоляла юного Булгарина не менять католическую веру на православную.