"Юрта в литературе"

Дата публикации: Aug 01, 2012 6:29:56 AM

Руководитель проекта: Илыгеева Ирина Леотьевна,

учитель русского языка и литературы

Актуальность исследования обусловлена возросшим интересом к проблеме специфики художественного в национальных литературах. Изучение этнопоэтической специфики искусства связано с тем, что оно является сгустком уникальных смыслов и эстетически освоенных взглядов миропонимания, которые во многом утрачиваются в жизни на современном этапе.

На смену накоплению и систематизации фактов приходит время целостного подхода к предмету исследования, важное место в котором отводится выявлению отношений и связей между разрозненными на первый взгляд фактами литературы и культуры народа. Закономерным результатом развития этих направлений в гуманитарных исследованиях являются попытки восстановления духовного универсума людей иных эпох...

Таким образом, определение роли этнопоэтической содержательности национальных образов в бурятской литературе в ее типологической общности представляет собой актуальную исследовательскую задачу.

Цель исследования – осмыслить художественно-эстетические особенности национального образа юрты в бурятской литературе, определить эстетический её потенциал.

В соответствии с целью были сформулированы следующие задачи:

- определить содержательность и специфику национальных образа юрты;

- выявить художественно-эстетическую содержательность «уходящих» образов, связанных с исчезающими этнореалиями жизни народа, остающимися при этом в художественном творческом сознании;

- исследовать эстетическую природу наиболее значимых «уходящего» образа юрты;

- определить типологическую содержательность образа юрты в её ментальной общности и специфике.

- cоставить презентацию проекта и выложить на школьном сайте

Научная новизна работы заключается в том, что впервые национальный художественные образ юрты в бурятской литературе рассматривается комплексно. При этом предпринята попытка обоснования «уходящего» образа юрты, её связи с этнокультурными реалиями, исчезающими из жизни бурятского народа. Объектом исследования являются национальные художественные образы в их природном и вещном выражении.

Предмет исследования – выявление этнопоэтической и эстетической содержательности образа юрты и её семантической трансформации в творческом процессе писателя.

Материалом исследования стали художественные произведения бурятских поэтов А. Бадаева, , Н. Нимбуева, Б. Дугарова, Г. Раднаевой, Б.Бутунаева, Цыдыпа Жамбалова, Алексея Уланова, монгольского поэта Дашдрожийна Нацагдоржа, Лопсона Тапхаева, Бориса Сыренова , Цырен – Дулмы Дондоковой, Алексея Бальбурова, Цыден – Жапа Жимбиева, Хоца Намсараева,Ильи Намсараева. Балдана Санжина.

« Юрта как модель национального миропонимания».

В художественной литературе выделяются образы национальные и интеркультурные. В бурятской литературе дом предстает как юрта. Актуализируя семантический ряд, связанный с жилищем, национальные поэты создают свой художественный образ жилища, отражающий и современную картину мира. Художественные возможности этого образа достаточно широки, «идущие от заложенных в него нравственных законов и особой содержательности (компактности) в физическом выражении и емкости национального». Образ юрты становится социально-историческим и нравственно-философским символом.

Обращение к прошлому нации, стремление к возрождению культуры связано, прежде всего, с потребностью в стремительно меняющемся мире обрести стабильные ориентиры — духовные ценности, разобраться в перспективах. Именно прошлое, национальное наследие являет собой тот фактор, который ускоряет самоопределение, намечает этнические приоритеты. Во всем конгломерате эстетической и этической проблематики пробуждения национального самосознания главенствующую роль занимают духовные, нравственные ценности, то, что «делает» лицо нации. Другое дело, что в настоящее время они во многом утрачены. Человек ХХI века унифицировался, произошла нивелировка национального облика. В этой связи определенный интерес вызывает наличие в поэзии Сибири ХХ века типологического ряда образов, связанных идеей забвения, исчезновения. Как правило, это совокупность культурных форм традиционной культуры, «несущих на себе отчетливую печать локальной и этнической специфики» [Жуковская 1988:.5], сопряженные с повседневной жизнью народа. Это образы древнего жилища бурят – юрты.

Именно данные образы в лирике Сибири служат выражением одной из главных духовных ценностей кочевого сознания-идеи памяти, осознания духовной связи с предками.

Одним из основных образов - символов бурятской поэзии является образ юрты. Юрта становилась предметом исследований многих гуманитарных наук — этнографии, культурологии, этнопсихологии, литературоведения. О юрте написано очень много и в самых разнообразных аспектах, — юрта как основа всей кочевой архитектуры, юрта как один из типов кочевого жилища, включая типологию юрт, юрта как «семейная территория и хозяйственная единица, юрта как тип мышления кочевника [Гачев, 1988], наконец, юрта как модель вселенной в представлениях монгольского кочевника. Эта теория получила признание ученых, и появился ряд работ, содержащих региональный материал. В структуре юрты все детали семантизированы — очаг, дверь, месторасположение, материал, из которого изготовлялась юрта, даже цвет войлока. Актуализируя семантический ряд, связанный с юртой, поэты создают национальный художественный образ юрты, отражающий современную картину мира. Многие исследователи солидарны во мнении, что юрта — «это особый сакрализованный мир». Художественные возможности этого образа достаточно широки. Юрта — это идея неразрывного единства с природой, т.к. все составные части юрты изготавливались исключительно из природных материалов, то при ее сжигании ничего не остается, только круг. Все дано природой, и туда же ушло. Тогда как при пожаре в бревенчатой избе или в сакле остается зияющая печь, тандыр — каменная печь, где пекут хлеб на Кавказе.

Следующий смысловой код образа — идея культа предков. Испокон веков для предков, ведущих кочевой образ жизни идеальной моделью жилища стала юрта, которая быстро устанавливалась и складывалась. На протяжении многих веков предки кочевников проводили большую часть своей жизни именно в юрте. В связи с этим сегодня юрта воспринимается как некий локус, хранилище духа предков, поэтому и сакрализуется.

Юрта-это выражение духа, то, что наполняет национальной энергией человека — представителя нации, это и навсегда потерянный мир, который хочет вернуть лирический герой. В поэзии Б.Дугарова юрта имеет смысловую парадигму- это «островок уюта» в неуютной степи, символ гостеприимства степняка:

Но жизнь есть утро. Островком уюта

в степи белеет крохотная юрта,

И конь закусывает удила.

В скупой картине степи единственной отдушиной, местом, где может отдохнуть путник, символом гостеприимства служит юрта

Образ юрты осмысливался еще раньше в начале ХХ века в творчестве Солбонэ Туя. В лирике данного поэта встречается образ восьмигранной юрты. Лирический герой обращается к ней как к одушевленному существу. Образ юрты в стихотворениях поэта невольно напоминает образ матери, и обращается герой к ней «родимая».

Юрта в стихотворениях являет собой некое спасительное начало, которая несет защитную функцию для лирического героя. Она спасает его в трудные моменты жизни от смерти, от трагической гибели:

Просверлил бы я сердце железом,

Продырявил бы пулей висок,

Если б ветры из дальнего леса

Не будили б у юрты песок.

В стихотворении «В родимой степи» так же представлен этот образ как неотъемлемая часть степи. Поэт вводит данный образ с помощью окказионализмов «юртятся» и «степят». Два важных жизнеэлемента кочевника слиты в некое единство, которые не мыслятся отдельно. Возможна интерпретация глагола «юртятся» — как стиль и образ жизни кочевника, выраженные в эстетике и модели жилища, которое требует жизненной стойкости и терпеливости от своих обитателей, не предполагающей особого комфорта и особенных изысков. Вероятно, поэтому можно соотнести поэтический окказионализм со словами «ютиться» и «приютить» т.е. жить в жестких бытовых условиях, и в то же время осмысление пространства степи как единственно возможное и приемлемое для кочевой модели жизни. Значение же другого окказионализма «степят», возможно определить юрту как основополагающее начало степи как жизненного локуса, то, что только юрты делают степи степями.

В РОДИМОЙ СТЕПИ

Здесь, вдали от шума, пыли, воплей, стона,

В вечной неге простоты,

Под синеющим узором небосклона

Юрты юртятся в степи.

Травы солнцу рады… Травы дышат майно.

Улыбаются цветы.

Простота степная увлечет бескрайно

Красотою простоты!

Здесь порою стоном стонет песнь шамана –

Первобытные стихи…

Бестелесным духам, божествам без стана

Зашаманят степняки.

На степи родимой в травах цветостепи

Разыгрались табуны!

Степи степят юрты. Юрты юртят степи.

Неразрывные мои.

Вообще, в творчестве Солбонэ Туя степь и юрта слиты воедино, неразрывны. Более того, они мыслятся автором как некие одухотворенные существа. Юрта и степь создают простой, незамысловатый пейзаж, но именно своей красотою простоты они особенно дороги автору.

С данным образом перекликается образ тордоха из якутской поэзии. Как известно, тордох — это древнее жилище якутов. Так, в стихотворении «Дом и юрта» поэта В. Лебедева создается две картины с помощью двух образов. Дом, где тепло, уютно:

Пусть ярясь, зима исходит гневом

Безмятежный здесь уют

Только души прадеды —

эвенов в этих крепких стенах не живут.

Юрта, неказистая, дымная, не отличающая красотой, комфортом форма жилища, но поэту она тем ближе и милее, как родное, кровное:

Наши предки только юрту знали

Дым очажный разъедал глаза

Запах дыма за сердце хватает

Горечью былого бытия

Этот запах кружит, обнимает.

Юрта-это молодость моя.

Древние жилища, как форма обитания для поэтов — носителей своей культуры приобретают некое вселенское значение, причастности человека к окружающему его миру. Юрта и тордох-это место, где сохранен дух предков, это детство поэтов, где они стали теми, кем стали. Закономерным членом оппозиции «прошлое- настоящее» становятся явления современной жизни — небоскреб — в бурятской поэзии, дом — в якутской поэзии. В концепте «уходящего» жилища, средоточия рода, семьи, будь то юрта или тордох ярко выделена главная мысль — вместе с ним уходит многое из человеческой жизни, привязанность к национальным корням, не только отдельного человека, но всего человечества, «уходящие» образы — реалии прошлого — это разрушающийся, уходящий космос человеческого рода.

В творчестве А. Бадаева образ юрты расширяется от небольшого пространства к пониманию всей планеты как родовой территории. Для лирического героя начало всех начал – это вся планета:

И неспроста сейчас пишу я,

Что весь огромный, чистый небосвод похож на юрту, в сущности большую.

И вся планета – наше тоонто.

Таким образом, выстраивается целостная картина видения тоонто как связи с генетическим пространством – степью, и шире как нравственно-этическая категория совестливости человека, ответственности перед собой и землей, на которой родился. Художественная востребованность образа степи как родового тоонто связана с актуальностью проблемы и идеи памяти, духовной преемственности поколений и нравственной чистоты.

Рассматриваемый образ юрты, наполнен этнокультурной семантикой, которая сегодня во многом утрачивается. Этот образ условно мы назвали их «уходящими». «Уходящие» образы рассматриваются нами в системе, во всех своих контекстных связях: коновязь – сэргэ, юрта.

В образе «уходящего» жилища (юрта) – средоточия рода и семьи как общечеловеческих начал, детства и молодости как индивидуального выделена главная мысль: вместе с жилищем из человеческой жизни уходит привязанность человека к корням, верность самому себе.

Ностальгические мотивы пронзают стихотворение Цыдыпа Жамбалова, когда тёплая, уютная юрта была целым миром для маленького человека, миром, где и звёзды, и кони, и трава были слагаемыми гармоничного мира, человеческого счастья, защищённости и добра.

Юрта – хранительца духовности, начало начал, мир, откуда лирический герой черпает силы.

Цыдып Жамбалов «Юрта»

Звёзды плавали в чёрной полночи

Ветер в пади ягнёнком резвился.

В юрте старенькой,

В юрте войлочной

В год овцы я на свет народился.

Мать помучилась, видно, со мной,

Молоком и молозивом пичкала…

Овцы блеяли за спиной.

Где – то кони скакали тропинкой степной.

Кто – то чиркал по небу спичками..

Мир великий мой и несложный,

Что впервой предо мной открылся, -

Это юрта с печуркой – треножкой,

Где я петь и ходить учился.

В юрте маленькой, в юрте войлочной

Мне просторно жилось и спокойно.

В ней тепло, когда небо облачно,

И прохладно порою знойной.

Чабану в ней далеко слышится

Каждый вздох, каждый шорох степной:

Гость ли едет, трава ли колышется,

Или дождик идёт стороной…

В юрте нашей

Порой тревожной

Укрывались проезжие от беды.

Ну, а я возле печки – треножки

Беззаботно размахивал ложкой

В ожидании вкусной еды.

Юрта старая, песенка спетая

Ты добром отслужила мне службу свою.

На одно только я и сетую –

На короткую, трудную долю твою.

Никогда ты не запираешься,

Всем причудам хозяйкиным потакая,

Ты о землю родимую опираешься –

Потому – то и добрая ты такая.

Я добру у тебя учился

И горжусь, что однажды полночью

В юрте маленькой, в юрте войлочной

Чабаном и поэтом на свет я родился.

А. Бадаев воспринимает юрту как пространство нравственно-этическое, в котором осуществляется (в духе народных традиций и обычаев) формирование человека У А. Бадаева образ юрты предстает как реалия жизни, но явленная только во сне, подтверждая мысль о том, что юрта существует как припоминание на бессознательном уровне:

В оседлом доме я увидел свет

Но как, скажите, это объяснится:

Мне снится юрта

Вот уж много лет,

Все юрта, юрта

Мне ночами снится!

Она, как совесть чистая бела,

Стоит в степи под раскаленным солнцем…

Образ белой юрты становится мерой этической оценки, ее белизна ассоциируется с чистой совести человека. Полукруглой формой юрта напоминает небосвод, что связывает воедино человека, землю и небо. Лирический герой ощущает кровную связь с юртой, хотя был и рожден не в ней, но сон восстанавливает эту связанность, соединяя прошлое и настоящее. Далее поэт расширяет пространство юрты до размеров всей планеты:

Пусть не посмеет встать на брата брат,

Не будет места злобе и бесправью

Мне снится: в юрте нашей мир и лад.

Я верю: сон

Навеки станет явью!

Пространство юрты гармонирует мир человека и сферу человеческих отношений, поэтому лирический герой воспринимает ее как источник добра и согласия, царящих в мире.

Уютная юрта – символ приветливости и радушия в стихотворении Алексея Бадаева. Это мир, в котором царят свои незыблемые степные законы.

Алексей Бадаев

Посреди горящих маков встала войлочная юрта, -

Как серебряную чашку опрокинули вверх дном.

Тонкой струйкой завитушкой дым – свидетельство уюта,

Ну, точь – в – точь как на картинке, на рисунке озорном.

У дверей стоит хозяин, и приветлив, и радушен.

В доме гость главнее бога – так велит степной закон.

Ты отведал вкусной позы. Ты арзой запил свой ужин.

Не забудь, как щедр хозяин, если гостем будет он.

Алексей Уланов

Легенды люблю

Легенды рисуют меня:

Выступы скул больших,

Раскосые глаза

Хитры, как ночь,

Ухваты ног

Приросли к коню,

И кривит рот

Трубки длинный чубук.

Легенды видят меня –

Будто живущим

В юрте, заросшей травой,

Без стульев, столов;

Будто юрта в степи,

Над юртой беркут, как

Хан степной, сидит,

Пока настигнет закат.

Ляжет, уснёт на полу

Беспечный степняк.

Легенды говорят,

Будто древний Убай,

Шаралдайский мэргэн,

Как старый бабай,

Сказки рассказывал мне.

Будто я наяву

В дальний – дальний путь

За суженой своей

Отправлялся в поход,

Боролся с борцами,

Скакал на коне…

Хоть я не такой,

А совсем другой,

Хоть у меня

Нету коня,

Я коня люблю,

Легенды люблю.

Наличие «уходящих» образов и их активные функции свидетельствуют о разорванности современного мира. Эстетическое назначение этих образов состоит в том, что они образуют этнопоэтические константы современной литературы. Безвозвратное исчезновение этнореалий из объективного мира отражается в осмыслении их как элементов национальной поэтики. Поэты посредством изучаемых нами образов пытаются сохранить национальное начало на уровне бессознательного. Показательно, что утрачиваются знаки материально-вещного мира (коновязь, морин-хур, юрта), но остаются образы сакрального, содержащие в себе идею гармонии духовного и физического мира, человека и природы.

В стихотворении Баира Дугарова юрта предстаёт перед читателем как символ близости с Богом, Землей, Вселенной, чего остро не хватает городскому жителю в повседневной суете. Жить просто, легко, как жили наши предки, в единении с природой, в согласии с собой, жили в храме, именуемым «Природа». Стремление лирического героя Б. Дугарова построить юрту поближе к небу – это желание кочевника приблизиться к космосу. Главной для степняка является связь со вселенной, которая осуществлялась через семантические центры – очаг и дымник. Такая приближенность человека к космосу наполняла жизнь степняка природной размеренностью, упорядоченностью. Поэтические строчки «чтоб просто жить, быть к небу ближе, и больше ничего» являются подтверждением жизненного правила кочевника.

Проявлением архетипического начала становится то, что земля рождает у человека тревожное состояние . Степь вытесняется асфальтом, бетоном и возникает образ пустыря как проявление также земного, но уже с иной содержательностью, что вызывает у лирического героя чувство страха перед неминуемой угрозой.

Лирическому герою остро необходима естественность и простота, и здесь Б. Дугаров перекликается с другим бурятским поэтом Намжилом Нимбуевым («Осень в еравнинских лесах»).

Баир Дугаров

Юрта на небоскрёбе

Вот небоскрёб.

На самой крыше

Построю юрту. Для чего?

Чтоб просто жить, быть к небу ближе,

К луне. И больше ничего.

Вы удивляетесь, конечно,

Ну что ж…

Меж городских дымов

Я буду в синеве беспечной

Пасти отары облаков.

Вот перистые – те ягнята,

А кучевые – валухи.

Просторы пастбищ велики:

С лугов восхода до заката.

И это вовсе не причуда

Всё то, что я вам говорю.

Поверьте высоте. Оттуда

Так хорошо встречать зарю.

В стихотворении монгольского поэта и прозаика Д. Нацагдоржа нарисованы картины природы монгольской степи, лесов, гор в период наступающей осени. Мотивы печали мягко сквозят в произведении, автор сожалеет, что всё преходяще в этой жизни.

Дашдрожийн Нацагдорж

Осень

Солнце пожелтевшее свет на нас роняет,

Время быстотечное нас с тобой меняет.

По горам разносится трубный рёв сохатых,

Вол с быком бодаются, веселя аратов.

Облако прозрачное в небе серебрится,

В край далёкий едет молодёжь учиться.

Месяц улыбается речке, чистой, ласковой,

Про любовь счастливую шепчет на ночь сказку ей.

Иней, словно жемчуг, засветился ровно,

От ночной прохлады конь у юрты вздрогнул.

На лису охотник скачет на рассвете,

У котла аратке помогают дети.

Травы увядающие ветерок качает.

Встрепенулось сердце светлою печалью.

С жёлтых веток листья порознь кружатся

И на сердце грустной осенью ложатся.

Лопсон Тапхаев в своём произведении «Мы – буряты» попытался воссоздать историю бурятского народа. Перед нами эпическое полотно: кочующие буряты по отрогам Саянских гор; буряты, охранявшие границы на службе у царя, воздвигающие храмы, сохранившие культуру, невзирая на перипетии истории…

Лопсон Тапхаев

Мы – буряты

Широту степей монгольских

Мы измерили, кочуя,

Быстротой своих коней.

Крутость горных перевалов

Оценили мы в Саянах,

на серебряных гольцах.

На горе Бурхан остались

После нас уже навечно

Родовые письмена.

Мы за пазухой держали,

Сохраняя в дождь сухими,

И огниво, и кремень.

И назвали мы Хангаем

Сплошь покрытые тайгой

Эти горные хребты.

Мы из выдры шапки шили

Не затем, чтобы в поклоне

Их снимать перед врагом.

Мы российские границы,

Оказачившись, хранили,

Пуще ока берегли.

И в полку кавалерийском

Селенгинском выходили

Супротив Наполеона

Мы в двенадцатом году.

Чтоб у нас гостило солнце –

В крыше юрты восьмистенной

Прорубали мы окно.

Мы дацаны золотили

Славой своего искусства

Возвышая божий храм.

Большинство из тех дацанов

Сожжены в лихие годы,

Сметены с лица земли.

Но восходы и закаты

Сказ великий о Гэсэре

Навсегда соединил.

Так же, как печали наши

Навсегда слились с любовью,

Стали частью нас самих.

И небес благословенье,

И земные испытанья

Стали частью нас самих…

В стихотворении «Осень в еравнинских лесах» «смех гарцующих в сёдлах парней, гул овечьих отар, звон чугунных стремян, крик детей у задымленных юрт, шум матерчатых лёгких гутулов…» - мир прошлого является идеальным миром, который противопоставлен дням сегодняшним. Герой одинок, его окружает лишь прекрасная природа (А природа вершит | сердцу милый осенний обряд: |ассонансы таёжных долин,|пантомима влюблённого лося,|крики чаек печальных |над Гундой,|бег непуганых пёстрых косуль,|источающих мускус неслышно …)

Н. Нимбуев

«Осень в еравнинских лесах»

Плач тайги обнажённой

по утерянным листьям

ежегоден и прост.

Это осень.

На ладони гранитной гряды,

ветру синей Еравны открытой,

бьётся мной разведённый костёр,

не желая так скоро угаснуть.

Как сильна материнская кровь!

Словно зверя в родную берлогу,

гонит в край,

где моя колыбель не качалась.

О, Еравна!

Размах твоих крыльев широк.

Мускулистые ноги изменят

диковатой и резвой косуле,

пожелавшей тебя обежать.

Тайны дебрей твоих неприступны,

в гордой шири степей и лесов

каждый камень и лист

здесь на духе отчизны настоян.

Этим утром прозрачен так воздух.

Полифония гулкого неба

стоголосым органом звучит.

Аромат ковыля,

как печаль прошлогоднего снега,

летуч.

А природа вершит

сердцу милый осенний обряд:

ассонансы таёжных долин,

пантомима влюблённого лося,

крики чаек печальных

над Гундой,

бег непуганых пёстрых косуль,

источающих мускус неслышно …

И в прозрачной тиши

над лощинами стойбищ былых

слышу я голоса

неувиденных предков своих.

Оживают они, словно я

вызвать смог преставление света,

словно говор людской,

век назад отзвучавший,

возвращают распадки хребтов:

смех гарцующих в сёдлах парней,

гул овечьих отар,

звон чугунных стремян,

крик детей у задымленных юрт,

шум матерчатых лёгких гутулов.

Всё является мне

в приглушённой годами беседе

мудрых предков,

ушедших из этих степей,

не дождавшись меня,

не дождавшись меня.

Плач тайги обнажённой

по утерянным листьям

ежегоден и прост.

Это осень…

Утрата юрты как части сознания и «естественной, органической сути мировосприятия» грозит обернуться для человека душевным и духовным хаосом. Наряду с физическими ощущениями тепла и света выделяется более глубокий смысл: духовное тепло и духовный свет, связанные с чувством очага, дома. Образные ассоциации, характерные медитативной лирике, наполнены национально-бытовой определенностью. Герой, тоскуя о своем кровном, жаждет увидеть истинное, но утраченное навсегда для восполнения «истощенной» души современного человека, обретения утраченного покоя.

Обращение к нравственным истокам и ценностям обеспечивает духовные опоры, которые позволяют народу сохранить свое национальное своеобразие. Природные и вещные образы составляют национальную модель мира, притягивающую поэтов, одновременно заставляя их отталкиваться от нее в творческом движении к современным критериям духовности. Система «уходящих» образов служит способом реконструкции национальной модели мира и эстетического сохранения духовных ценностей.

В стихотворениях Бориса Сыренова и Алексея Бадаева царит волшебство. Юрта – территория света и добра. Произведение искрится посредством метафор, эпитетов «золотится луч», «земли рассветной». В юрте творятся чудеса.

Борис Сыренов

А над юртой восьмистенной

золотится луч по скату.

Не спеша старик согбенный

нам рассказывает сказку.

Как в семье простой и бедной

смелый воин вырастает,

и врагов земли рассветной

он бесстрашно побеждает.

Мы сидим, в душе ликуя,

всё за правду принимаем.

На всю жизнь свою земную

сказку ту запоминаем,

словно нам она открыла

веру в суть добра и света.

Как давно всё это было -

как чудесно было это.

В образе «уходящего» жилища (юрта) – средоточия рода и семьи как общечеловеческих начал, детства и молодости как индивидуального выделена главная мысль: вместе с жилищем из человеческой жизни уходит привязанность человека к корням, верность самому себе.

Бадаев Алексей

Ушла в легенды и преданья

Тропинкой детства я пришёл к тебе.

Пришёл как будто вырвавшись из плена.

Я был приговорён к иной судьбе

И всё ж сюда стремился неизменно.

Но пусто здесь… Как это понимать?

Я опоздал? Родная юрта, где ты?

Не отзовутся ни отец, ни мать,

И ветер мне не принесёт ответа.

Ты не была мне никогда тесна,

Дворцом была мне тысячеоконным,

Когда я сказкам здесь внимал без сна,

Сквозь многие столетья пронесённым.

А ныне юрта старая моя

Сама ушла в легенды и преданья,

И детских голосов не слышу я,

И ласточек не слышу щебетанья.

Здесь гостевая коновязь – сэргэ –

Годами праздной не была когда – то.

Пылал огонь приветный в очаге,

Паслись на травке резвые ягнята.

Но прервалась та вековая нить,

И тайный страх кладёт на горло пальцы, -

Что голову мне негде приклонить,

Мне, степняку и вечному скитальцу.

Уходят годы, словно частокол,

В долины детства, молодости ранней.

Где тонкий дым над юртою взошёл –

Прозрачный дым несбывшихся желаний.

Теперь навеки стёрся даже след,

Лишь память остаётся мне как милость,

О старой юрте – той, которой нет:

Исчезла, будто в небе растворилась…

Типологическое рассмотрение «уходящих» образов показывает, что они являются репрезентантами идеи родового, памяти – начал, имеющих под собой прочную архетипическую основу. «Уходящий» образ юрты наполняется в литературе духовным содержанием, в основе которого лежит гармония человека с самим собой и миром. С другой стороны, поэтика образа открывает другую сторону: отход от них грозит нарушением целостности жизни, и поэтому лирический герой современной литературы – человек «напряженного» сознания, сомневающийся, эмоционально нестабильный. Поиск утраченной целостности приводит поэтическую мысль к природному началу, и мифопоэтическая модель жизни дает такую возможность: образ земного пространства (юрты) создаёт чувство защищенности, противопоставляясь таким понятиям как «бездомье», «бесприютство».

Уходят годы, словно частокол,

В долины детства, молодости ранней.

Где тонкий дым над юртою взошёл –

Прозрачный дым несбывшихся желаний.

Теперь навеки стёрся даже след,

Лишь память остаётся мне как милость,

О старой юрте – той, которой нет:

Исчезла, будто в небе растворилась…

В отрывке из произведения Ц. – Д. Дондоковой наша история:

Борис Сыренов

Обновление

Я потому опять с любовью

Пишу про молодость свою,

Что те года совпали с новью

В моём разбуженном краю.

Ещё своим богам пугливо

Молились в юртах степняки,

Ещё на красный флаг

Брезгливо

Лама глядел из – под руки,

Ещё живучими слепнями

Таились в сумраке враги,

Но перемены шли степями.

И мы их слышали шаги!

Открыт ликбез в улусной школе,

Туда явился даже дед.

И говорят о комсомоле

Все те, кому пятнадцать лет.

Мы в красной юрте ставим пьесу.

А группа чоновцев – ребят

Следит за чёрным волчьим лесом:

Там бродит банда, говорят…

Анализ поэтического образа степи в творчестве бурятских поэтов показывает, что познание макрокосма (планета, небосвод) происходит через близкие реалии бурятской культуры (юрта, тоонто), что дает человеку возможность постижения неизведанного, космического. Лирический герой, освобождаясь с годами от сомнений, понимает величие земли и неба как священного начала. Через родное (юрта) для лирического героя открывается вселенское. Таким образом, действительная ценность «своего» не в том, что оно собственно «свое», национальное, а в том, что в нем сопрягаются родное и вселенское, которые понимаются не как члены бинарной оппозиции (подобно «своему» и «чужому»), но как дополняющие друг друга параметры, взаимодействие которых порождает особый художественный и философский эффект.

Древние жилища, как форма обитания для поэтов — носителей своей культуры приобретают некое вселенское значение, причастности человека к окружающему его миру. Юрта -это место, где сохранен дух предков, это детство поэтов, где они стали теми, кем стали. Закономерным членом оппозиции «прошлое- настоящее» становятся явления современной жизни — небоскреб — в бурятской поэзии, дом — в якутской поэзии. В концепте «уходящего» жилища, средоточия рода, семьи ярко выделена главная мысль — вместе с ним уходит многое из человеческой жизни, привязанность к национальным корням, не только отдельного человека, но всего человечества, «уходящие» образы — реалии прошлого — это разрушающийся, уходящий космос человеческого рода.

Литература:

1. Алексеева Н.Н. Этнопоэтические образы как константы в современной бурятской лирике [Текст] / Н.Н. Алексеева // Концептуальные проблемы литературы: художественная когнитивность: материалы III Междунар. науч. конф. – Ростов н/Д: Изд-во Южн. федер. ун-та, 2009. – С. 17-22.

2. Алексеева Н.Н. Аксиологическая содержательность образа степи в поэзии Б. Дугарова [Текст] / Н.Н. Алексеева // Славянские языки и культуры: прошлое, настоящее, будущее: материалы III Междунар. науч.-практ. конф. – Иркутск: Изд-во Иркут. гос. лингв. ун-та, 2009. – С. 11-18.

3. Бабкинова Л.В. Мифологические образы в поэзии Намжила Нимбуева // Вестник Иркутского университета. Спец. выпуск. Материалы ежегодн. науч.-теоретич. конф. молодых ученых. – Иркутск: Иркут. ун-т, 2001. – С. 172-173.

   1. Бабкинова Л.В. Образы тотемических мифов в поэзии Б. Дугарова из цикла «Памятники материальной культуры» // Вопросы ономастики, диалектологии, фольклора и литературы: Тез. докл. регион. науч.- практ. конф., посвященной 80-летию проф. А.Г. Митрошкиной 18 мая 2001 г. – Иркутск, 2001. – С. 7- 9.

4. Бабкинова Л.В. Мифологическое начало в поэзии Баира Дугарова (на материале стихотворения «Племя хори») // Проблемы фольклористики, литературоведения и языкознания: Материалы регион. науч.-практ. конф. памяти д.ф.н., проф. Шаракшиновой 23-24 ноября 2001г. – Иркутск, 2002. – С. 26-28.

5. Бабкинова Л.В. Архетип земли в поэзии Галины Раднаевой // Современные угрозы человечеству и обеспечение безопасности жизнедеятельности: мат. VIII Всероссийской студ. науч.-практ. конф. – Иркутск: ИрГТУ, 2003. – С. 247-249.

6. Бабкинова Л.В. Концепция мирового дерева в поэзии Намжила Нимбуева // Время в социальном, культурном измерении: Тез. докл. науч. конф. - Иркутск : Иркут. ун-т, 2004. – С. 143-145

Урок литературы в 9 классе

Тема: Анализ стихотворения Баира Дугарова «Юрта на небоскрёбе»

Цели урока:

Произвести анализ стихотворения Баира Дугарова, центральный образ которого представляет семантическую загадку, расширение представлений учащихся о многообразии окружающего мира; формирование нравственной позиции.

Задачи:

1. Вызвать у учащихся интерес к истории родного народа, к его прошлому

2. Помочь осмыслить настоящее, место человека в жизни, значение прогресса, его плюсы и минусы.

3. Способствовать формированию способности проводить аналогии между предметами и явлениями, выявлять общие закономерности и частные различия.

4. Помочь учащимся в выработке собственных мировоззренческих взглядов.

5. Анализ стихотворного произведения.

6.

Ход урока:

Что такое юрта?

- Повесть «Конокрад» из сборника «Повести жёлтой степи» Булата Бутунаева, уроженца села Гаханы, начинается с описания юрты:

« В старое время эхирит – булагатцы жили в восьмистенных деревянных юртах. Юрта строилась только из лиственничных брёвен. В такой юрте в жару было прохладно. К тому же лиственница веками не гниёт. В конусообразной крыше, в вершине, устраивалось урхи – квадратное отверстие для выхода очажного дыма. Пол был сосновый. Сосна – тёплое дерево.В центре юрты между четырьмя столбами, поддерживающими крышу, - гулумта, земляной квадрат для открытого огня.

На женской (северной) половине юрты к стене приделывались посудные полки (данхай). Обычно на самой верхней полке в стеклянных бутылках или в деревянных кувшинах, называемых домбо, выставлялась молочная водка (архи)…»

Давайте обратимся к статье этимологического словаря. Что означает слово юрта?

Дети зачитывают:

- Ю́рта (в некоторых тюркских языках jurt, yurta; башк. тирмә; каз. киізүй; кирг. бозүй; монг. гэр) - переносное каркасное жилище с войлочным покрытием у кочевников. Наиболее общим значением общетюркского слова «jurt» является «народ»,"Родина". В одних тюркских языках этим словом обозначается только переносное жилище или кибитка, а в других - пастбище, родовая земля и даже Родина. В киргизском и казахском языках слово "Ата-Журт" означает "Отечество". В современном монгольском языке слово юрта (гэр) синонимично "дому".

Интересно, а что говорят о юрте мастера слова?

Давайте прослушаем стихотворение бурятского поэта Баира Дугарова «Юрта на небоскрёбе»

Баир Дугаров

Юрта на небоскрёбе

Вот небоскрёб.

На самой крыше

Построю юрту. Для чего?

Чтоб просто жить, быть к небу ближе,

К луне. И больше ничего.

Вы удивляетесь, конечно,

Ну что ж…

Меж городских дымов

Я буду в синеве беспечной

Пасти отары облаков.

Вот перистые – те ягнята,

А кучевые – валухи.

Просторы пастбищ велики:

С лугов восхода до заката.

И это вовсе не причуда

Всё то, что я вам говорю.

Поверьте высоте. Оттуда

Так хорошо встречать зарю.

Ваши впечатления?

-Юрта на небоскрёбе… Это причуда.

- Зачем взгромождать… на небоскрёб ещё и юрту?

Что это? Игра слов? Больное воображение? Юрта на небоскрёбе…

- Название «Юрта на небоскрёбе» - это алогизм.

Задания для первичной диагностики способности понимания:

1) Лирический герой желает построить юрту на небоскрёбе, где может помечтать на фоне заката.

2) Лирический герой умирает, стихотворение описывает перемещение его души на небеса.

3) Лирический герой находит истинную гармонию, душой сливаясь с высшим миром, находится в состоянии ощущения чего-то высокого, неземного

4) Лирического героя что – то не устраивает в современном мире.

2 вопрос: Центральный символ в стихотворении Баира Дугарова«Юрта на небоскрёбе»- это

1) небоскрёб 2) пастбища 3) луна 4) небо 5) юрта.

Давайте попробуем рассмотреть структуру предложений в тексте.

-Предложения простые. Доминируют односоставные, лаконичные по форме, интонационно утвердительные, при прочтении звучат решительно, автор не случайно использует их , они точно передают настрой Л.Г. , неоспоримость, его взглядов, полных твёрдой решительности.

Для чего?

Чтоб просто жить, быть к небу ближе,

К луне. И больше ничего.

Парцелляция (стилистическая фигура речи)- намеренное дробление предложения на значимые смысловые части.

В тексте имеется ответ на вопрос, для чего герою необходимо построить юрту на небоскрёбе.

- «Чтоб просто жить, быть к небу ближе, \ К луне. И больше ничего.\»

«Просто жить…» Подберите синонимический ряд к наречию «просто».

- Просто, легко, обыденно.

-Обыкновенно, естественно…

- Герой хочет жить естественной жизнью.

Давайте найдём в тексте контекстные антонимы.

- Юрта, небоскрёб.

- Юрта является символом ушедшего, небоскрёб - символ настоящего, это реалии времени, прогресса, движения вперёд. ).

Слова юрта и небоскрёб в художественном контексте получают новое семантическое и эмоциональное содержание, что воплощает образную мысль автора.

Настоящее, будущее, а юрта символизирует прошлое.

Как жили наши предки?

-Буряты старались жить в гармонии с природой, было грехом нарушать покой земли.

- Буряты считали и считают, что каждая местность, гора, река имеет своего владыку, хозяина – эжина.

- Запрещалось на охоте истреблять зверя сверх меры.

- Буряты жили естественной жизнью в гармонии с окружающим их миром.

Значит, что - то не так в современном мире, в мире, где жилища людей достигают небес?

- Не хватает духовности. Юрта в произведении Баира Дугарова – это символ связи с Богом.

- За суетой, сегодняшним бешеным ритмом жизни мы забываем о самом главном – о душе.

В конце урока - диагностика освоения способа:

1 вопрос: Есть ли в стихотворении Баира Дугарова символы?

1) нет, это только конкретные предметы

2) да, это небоскрёб, она создаёт ощущение величественности

3) Да, их много, они используются для создания определённой атмосферы

4) Да, их много, они используются для выражения идеи стихотворения.

Напишите мини – сочинение. Отразите проблему, поднятую автором, позицию автора, прокомментируйте ваши впечатления.

Вывод урока делают учащиеся на основе написанных работ:

Юрта-это выражение духа, то, что наполняет национальной энергией человека — представителя нации, это и навсегда потерянный мир, который хочет вернуть лирический герой.

В стихотворении Баира Дугарова юрта предстаёт перед читателем как символ близости с Богом, Землей, Вселенной, чего остро не хватает городскому жителю в повседневной суете. Жить просто, легко, как жили наши предки, в единении с природой, в согласии с собой, жили в храме, именуемым «Природа».Стремление лирического героя Б. Дугарова построить юрту поближе к небу – это желание кочевника приблизиться к космосу. Главной для степняка является связь с Вселенной, которая осуществлялась через семантические центры – очаг и дымник. Такая приближенность человека к космосу наполняла жизнь степняка природной размеренностью, упорядоченностью. Поэтические строчки «чтоб просто жить, быть к небу ближе, и больше ничего» являются подтверждением жизненного правила кочевника.

Степь вытесняется асфальтом, бетоном и возникает образ пустыря как проявление также земного, но уже с иной содержательностью, что вызывает у лирического героя чувство страха перед неминуемой угрозой.

Лирическому герою остро необходима естественность и простота.

Через родное (юрта) для лирического героя открывается вселенское. Таким образом, действительная ценность «своего» не в том, что оно собственно «свое», национальное, а в том, что в нем сопрягаются родное и вселенское.

Древние жилища, как форма обитания для поэтов — носителей своей культуры приобретают некое вселенское значение, причастности человека к окружающему его миру.

Юрта - это место, где сохранен дух предков, это детство поэтов, где они стали теми, кем стали. Закономерным членом оппозиции «прошлое- настоящее» становятся явления современной жизни — небоскреб — в стихотворении Б.Дугарова. В концепте «уходящего» жилища, средоточия рода, семьи ярко выделена главная мысль — вместе с ним уходит многое из человеческой жизни, привязанность к национальным корням, не только отдельного человека, но всего человечества, «уходящие» образы — реалии прошлого — это разрушающийся, уходящий космос человеческого рода.