Счастливый  царь!  

Послушай  сказку  о  судьбе

Царя  древнейшего,  чьё  имя  Шахраман,

Великим, славным и богатым был султан,

Но  стар, а не было наследника  в  стране…

И в тяжких думах  он  печалился  не  зря…

Вот  как-то  визирю  сказал:  -  Боюсь,  умру,

Погибнет  царство, если к сроку не  найду

Того,  кто  правил  бы  страной  после  меня…

На  это  визирь  отвечал:  -  Аллаха  воля!

Быть  может,  он  свершит  впоследствии  и  то

О  чём  ты  мыслишь,  положись  же  на  Него,

Взмолись  к  Нему,  в том  человеческая  доля…

Вот  царь  поднялся,  омовение  свершил,

Молитву  в  два  раката   с просьбою  Аллаху,

Потом  призвал  жену  на  ложе,  сняв  рубаху,

Познал  её,  да  в  то  же  время  сотворил…

Благодаря  Аллаху  дело… 

Зачала

Царица  сына!   Так  свершаются  дела.

И  родила  в  свой срок  подобного  луне

При  полнолунии  сыночка  по весне!

И  царь  назвал  его  Луною  всех  Времён,

Что  по-арабски  прозвучит  Камр  аз-Заман!

Украшен  город  был,  устроен  славный  бал,

В  литавры  били  всю  неделю.  Одарён

Был  каждый  житель.  А  младенцу  нянек дали,

И  он  воспитывался  в  неге  и  величье,

Превосходя  всех  соразмерностью  в  обличье

И  красотою.  Восхищаться  люди  стали!

Отец  любил  его  так  сильно,  что  расстаться

Не  мог  ни  днём,  ни  даже  ночью,  опасаясь

Напастей  всяческих,  и  всё  же  полагаясь

На  провидение  -  судьбы  нельзя  бояться…

Когда царевичу шестнадцать  лет  прошло,

Решил  женить  его  отец,  пока жив сам.

-          О,  царь,  -  воскликнул  визирь  сказанным  словам, - 

Решенье  правильно!  Женить  пора  его!

Тут  Шахраман  велит:  -  Царевича   зовите!

И  тот  смущённый  появился  пред  отцом.

-          Камр аз-Заман,  пора  - невесте  под  венцом,

Женись!  -  а  тот  в  ответ: 

- О,  батюшка,  простите,

Не  склонен  к  браку  я,   и  к женщинам  не  склонна

Моя  душа,  начитан  я об  их  коварстве

И   вероломстве,  разрушающем  все  царства.

Ведь  и  поэт  сказал о  них  неблагосклонно:

«…А  коль  о  жёнах  вы  расспросите  меня,

Скажу, что  вряд ли  рассудительных  найдёте.

И  рядом  с  женщиной…  ума  не  обретёте,

И, хоть  седа  глава,  да  мало  серебра…»

Другой добавил  так:  «Не  слушайте  вы  жён  -

Вот  наилучшая  покорность!  Тот  несчастен,

Кто  полагается на них,  беде подвластен,

В  своих  достоинствах  он  будет побеждён!»

Затем  добавил  сын:  - О,  батюшка,  на  брак

Не  соглашусь  я  даже  страхом  смерти,  нет!

            Царь  Шахраман  был  огорчён…  Такой  ответ

Не  ожидал  он… 

А  в  глазах султанских…   мрак…

Но из любви  не  стал  он  просьбу повторять,

Не  стал  гневить  он  сына.  Ласкою,  быть  может,

Уговорит  потом,  Аллах  ему  поможет…

Зачем  же  время  торопить  и подгонять…

Так год  минул,  и  хорошел   Камр аз-Заман,

Красноречив,  изящен…  Стал  он  искушеньем

Сердцам  влюблённым,  грациозным  в  обращенье,

Цветущим  садом  для  тоскующих  он  стал…

Его  лицо  смущало  полную  луну,

Он  соразмерен  был  и строен,  как  бамбук…

Вот  год  ещё  прошёл,  и  царь  зовёт… не  вдруг

Для  разговора сына,  важного  ему…

-          Дитя  моё,  -  царь  Шахраман  сказал,  -  хочу

Женить  тебя,  султаном  сделав,  прежде  чем

Уйду  из  жизни  я  по  воле  перемен!

Услышав  это,  сын  в  ответ:  -  Пусть  огорчу

Тебя,  отец…  повиноваться  был  бы  рад…

Но  я прошу,  молю… тебя,   не  принуждай

Меня  жениться  и  печаль  не  умножай.

Читал  я  в  древних  книгах:  женщины  -  то  ад…

 «Коль  кто  распутницей  обманут -  не  свободен,

Хоть сотни  замков  он  построит на  земле…»

Так  говорил  поэт,  прислушайся  ко  мне:

«Обманут  женщины  и  тех,  кто им  угоден…

Далёких,  близких… 

Из-за  них  мы  горесть  пьём!

Они красивы,  но и  красятся-то всласть,

Они коварны,  и  в  коварство клонят  впасть,

Так мы  в  несчастии,  страдая,  и  живём…»

А  вот  другой  поэт  со  знаком  мудреца

Сказал  о них:  «И  даже  если  к  воздержанью

Зовёте  женщину,  одно  лишь  наказанье…

Она,  что  кости  на  земле  от  мертвеца…

Их речи,  ласки  ночью  отданы  тебе,

А  утром  руки  их и ноги…  не  твои…

Ночуешь  в  сладости,  с  зарей  уже…  в  пути,

А  сладость  дарится  другому  при  мольбе…»

Услышав  сына  и  мудрёные  реченья,

Царь  от  любви  к  нему  настаивать  не  стал,

А  лишь  любовь  усилил.  Вечером  призвал

К  себе  он  визиря: 

-  Опять  душе  мученья…

Я  говорил  о  браке  с сыном  много  раз,

Не  соглашается  со  мною,  дай  совет.

-          О,  царь  времён!  -  услышал  он  такой  ответ, -

Пусть  год  ещё пройдёт… 

Тогда  отдашь  приказ,

Но  не  тайком  с  ним речь  веди, а  в  день  суда,

Когда все  визири,  эмиры  рядом  будут,

И  все  войска  услышат  речь  и  не  забудут.

Он  устыдится  отказать  тебе  тогда!

Вот  царь  обрадовался  радостью  великой,

И  год  о  свадьбе  с  сыном  он не  говорил,

А  к  двадцати  годам  тот  зрелым  мужем  был,

И  совершенством  стал,  луною  полноликой.

Сияли  щеки  от  румянца,  взгляд  метал

Златые  молнии,  как ночь власа  черны,

И мудрой зрелостью речения  полны.

Подобным  чуду  он  красавцем  нынче  стал!

И  вот  день  праздника,  великого  суда…

А  во  дворце - вельможи,  воины,  эмиры, 

Пышнее  вряд  ли  вы  увидите  картины.

Послал  за  сыном царь,  явился сын туда…

Целует  землю  возле трона у  отца,

И  встал  пред ним,  и  руки  держит за  спиной.

И  вот отец  ему,  качая  головой,

Слова  доносит,  повторяя  мудреца:

-          Знай,  о,  дитя  моё  любимое,  что  я

Велел  тебе  явиться  нынче  для того,

Чтоб пред  собранием  народа  своего

Дать приказание  тебе,  тебя  любя…

Не  прекословь  мне,  а  жениться  обещай,

Возьми  ты  в  жены  дочь  любого  из  царей,

Чтоб  я  порадовался  в  старости  моей,

Да  чтоб  утешился.  Любую  выбирай!

Камр аз-Заман  невольно  голову  склонил,

Но  тут  же  вверх  поднял  и  вот…  глаза  в  глаза!

Безумен взор, сверкает ярости  гроза,

И юный  пыл  лицо  огнями  опалил:

-          Я  говорил  тебе  уже,  что  не  женюсь,

Хотя б  и  смерть  пришла  с  отместкою  ко  мне!

Но  что  сказать,  отец  великий,  о  тебе?

Ты  стар,  но  ум  твой…  мал,  я  этого  стыжусь!

И  руки  он  освободил  из-за  спины,

Да  стал  размахивать  уж  в  гневе  на  отца

С  бесстыдством  юности,  насмешкой  наглеца,

Утратив  меру  перед  взглядами  толпы…

И тут  царя  настигла  ярость  всех  царей,

Он  закричал  на  сына  грозно,  устрашил

Его  и  всех,  кто в  это  время  в  зале  был.

Да  приказал: 

-  Схватить  его!  В  тюрьму  скорей!

Как  может  быть  ответ  таким  перед  народом!?

Ты  в  безнаказанности  жил  и  потому

Грубишь  с  отцом!  Я  научу  тебя  уму.

            Схватили  принца слуги,  а  перед  уходом

Отец  добавил: 

- Если б  кто-нибудь  другой

Такой  проступок  совершил, ему  не  жить.

Велю  тебя  я  в  башне  старой  заточить,

Чтоб  охладился  ты  горячей  головой…

А  был разрушенный  колодец в древней  башне,

Вблизи  него  всё  слуги  чисто  подмели,

Постель  поставили  и  коврик  принесли,

Большой  фонарь,  свечу,  воды в глубокой чаше…

В том месте  даже  днём  и  сыро,  и  темно.

С  разбитым  сердцем и в душевной пустоте

Камр аз-Заман  на  ложе  лёг  и  в  темноте

Стал  упрекать  себя,  что  действовал  грешно:

-          О,  прокляни  Аллах  всех  девушек  и  жён,

Обманщиц  скверных!  Если  б  слушал  я  отца,

Не  оказался б  у  печального  конца,

Теперь  навек  я…  в  башне  мрачной  заточён!

Вот  как  он  думал,  а  великий  Шахраман,

Закончив  день  свой  на  закате,  удалился

В  покои  царские  да  с  визирем  закрылся.

С  обидой  так  ему: 

-  Несчастнее  я  стал,

А  ты  причина  в  том, что  здесь  произошло!

И  что, ответь мне,  посоветуешь  теперь?

-          О,  царь  великий,  я прошу тебя,  поверь,

Ведь  на  царевича  затмение  нашло…

Оставь  в  тюрьме,  и  пусть  пройдёт  пятнадцать  дней,

Потом зови  его  к  себе  и  повели

Жениться  снова.  Согласится!  Горьки  дни,

Что в  заточении  от  мира  и  людей…

Совет  понравился  царю,  но  всё ж  не  спал

Всю  ночь  от  горечи.  Так  сына  он  любил,

Что в  тот  же  час  его  всем  сердцем  и  простил,

Да  как  на  углях  раскалённых  пребывал…

Глаза  же  слёз пролили  много.  Вот,  что  было…

А  сын  тем  временем,  когда  настала  ночь,

Слуге  велел  зажечь  фонарь  и  выгнал  прочь,

Да  стал  корить  себя  за  дерзость,  сердце  ныло…

Он  говорил  душе  своей:

 -  Моя  душа,

Иль ты не  знаешь, что  заложник  сын  Адама

Своих  речей  и  языка  -  обитель  срама,

Иль  ты  забылась,  языком  моим  греша?

Потом  глаза  его  пролили  море  слёз,

И  он  в  раскаянье  изрёк  слова  поэта:

«Знай, смерть  несёт  оплошность  уст,  что  без совета,

Оплошность ног  почти  безвредна,  пухнет  нос,

Когда споткнутся,  а  со  временем  опять

Он  будет  здрав».  Потом  молитву  совершил,

Да  сел  читать  Коран,  фонарь же  не  тушил.

Разоблачившись  от  одежды,  чтобы  спать,

Он  лёг  в  рубахе,  что  из  шёлка, голова

В  повязке  мервской.  Стал  подобным  он  луне,

Когда  она  сияет  в белой пелене,

Плащом  укрылся, сон вступил в свои права.

Он спал,  не  ведая  о  скрытом  и  не  зная,

Что  Провидение  готовит  в вещем сне…

А  сокровенное  хранится  в  глубине

Времён  бессчётных,  срок  всему определяя…

О    ДЖИННАХ

По  Провидению  та  башня  древних лет

Была заброшена…  В  колодце  римском  том,

Что мрачным  залом  окружён  со всех  сторон,

Жила  Маймуна  -  джинна дочь,  храня секрет

Потомства  Иблиса  проклятого.  Итак…

Когда  треть  ночи  миновала,  дочь-беда

Поднялась  вверх  колодца,  также,  как  всегда,

Да  свет  увидела  в  том  месте,  где  был  мрак…

Ифритка  сотню лет  жила  в  колодце  этом,

Но никогда  ещё не  видела   такого,

Чтоб свет горел тут,   изумляясь понемногу,

Она  спросила:

-  Что же  светится  тут  светом?

Затем  увидела  вдруг  евнуха  в  дверях,

Пройдя  сквозь  дверь,  под  покрывалом  -  человека

Узрела  спящего,  невиданного  веком:

Фонарь у  ног,  свеча горела  в  головах…

Ифритка  крылья  опустила,  сев  у  ложа,

Ошеломлённая  красой  его и  видом,

Да  плащ  сняла  с  него  с  невольным  вздохом-криком…

Лицо мерцало,  щеки рделись,  пахла кожа…

Волшебным  мускусом! 

Маймуна  задрожала

В  восторге  сладостном.   

-  Аллах  благословен!

Нет бога  выше, чем  Аллах,  для  всех  времен!

Как хорошо,  что  я  красавца  увидала!

Клянусь,  не  буду  я  вредить  ему,  о,  нет!

И  никому  не  дам  из  маридов  сгубить

Его красу,  но  как  могло такое  быть,

Что у колодца  он,  и  что  мерцает  свет?

Ифритка  принца  между  глаз поцеловала,

Плащом  укрыв  Камр аз-Замана,  и  крыла

Шатром  расправив,  полетела  в бездну зла,

И  к  небу  нижнему  приблизившись,  устала…

Да  вдруг  услышала  шум  крыльев  от  ифрита,

Что звали  именем  Дахнаш,  тот  испугался,

Как под  Маймуной,  да  в  когтях  вдруг  оказался,

И  затряслись  его  поджилки,  честь  забыта…

Он  стал  молить  её  защиты: 

-  Заклинаю

Тебя  я  именем  владыки  Сулеймана!

Я  расскажу  тебе  про  чудо  без  обмана,

Но  только  сжалься  надо  мной,  я  умоляю!

Не  причиняй  мне  зла,  Маймуна,  дочь  царя!

            И сердце  сжалилось  её на  те  мольбы:

-          О,  лжец  проклятый,  расскажи,  что  видел  ты,

Да  лгать  не  смей,  а  то  поплатишься  зазря…

О ЦАРЕВНЕ  БУДУР

-      Я расскажу  тебе,  что  видел  в  эту ночь,

Такой  диковинки  ты  в  жизни  не  видала,

И,  я  уверен,  о подобном  не  слыхала!

Но  разреши  потом  лететь  мне  вольным  прочь!

-          Клянусь  я  именем  владыки  Сулеймана,

Дауда  сына,  мир  обоим,  если  ты

Солжешь  сейчас,  то кости  сброшу  с  высоты,

И  перья   все   повыдираю,  зло  шайтана…

А  правду  скажешь,  с  миром  добрым отпущу.

Ифрит  Дахнаш  на  это  ей:  -  Согласен  я!

Маймуна  славная,  царица бытия!

Об  этом  чуде  я  всю  правду  доложу!

Летал  я  ночью  за  китайскою  землей

По  островам,  что  на  Семи морях  стоят,

Земля  Гайюра  там,  дворцы  огнём  горят

На  островах,  оберегая  мир,  покой…

И  видел  дочку  я  красавицу  его,

Не  сотворил  Аллах  прекрасней  красоты,

Чем  лик  её,   волшебны дивные  черты!

Язык  немеет  и  не  в силах  ничего

Сказать  достойного,  я  только  опишу

Штрихами качества:  власы её  - что  ночь

Разлуки с  близким,  а  лицо…  сказать  невмочь,

День восхищения представить  попрошу,

Коль локон свой  она  распустит,  в тот  же миг

Четыре  ночи  нам  явится, а  когда

К луне блистательным лицом  обращена,

То две луны  сияют!  Голос нежен, тих…

А  нос,  как  меч,  а  щёки  -  алое  вино,

А  губы  -  розовый  коралл  иль  сердолик,

А  вкус -  мучительный  огонь,  коль  кто  приник…

Грудь  -  восхищение,  а  разум  - свет  Его!

Хвала  Аллаху,  руки  мягки  и  нежны,

Всё  соразмерно,  и  не  будь на  них  браслетов,

Текли  ручьём  бы  с  ароматами  букетов!

Слоновой  кости  груди,  спелостью  полны.

Живот,  что  складки  из  египетских  материй,

Парчой  расшитые,  а  стан  -  воображенье,

И  он  покоится  на  бедрах  -  искушенье,

Всё  остальное,  словно  действие  мистерий!

 Я  краток  был,  ведь  если  стану  говорить,

То ты  устанешь  слушать,  дивная  Маймуна,

Отец  той  девушки  -  подобие  тайфуна,

Царь нападающий,  что  битвой  жаждет  жить,

Он  не  страшится  смерти,  свергнет  даже  ночь,

Жесток  и  мрачен,  а  зовут  Гайюр  его,

Владыка  многих  островов,  но  существо

Всех  тех  невиданных  богатств  -  царевна  дочь!

Он  свёз  к  себе  богатства  всех  земных  царей,

Построил семь  дворцов – волшебные миры!

И  всё для  дочери,  и  свёз  туда  дары

Разнообразные  по  роскоши  своей.

Сребро  и  золото,  агаты  и  алмазы,

Ковры  из  шёлка  и  посуда  из  фарфора,

Нефрит  и  мрамор,  что  достойны  разговора,

И  драгоценные  металлы,  и  топазы.

Молва  пошла  о  той  царевне  по  градам,

И  все  цари  желали  свататься,  но  нет…

Она  давала  всем  царям  один  ответ:

-          Я  не  хочу  мужчины…  сердцу  и  годам!

Сама  я  царствую  и  правлю я  людьми,

Зачем мне муж,  который  станет  править мною?

И  все  подарки,  что  везли,  бросала  морю,

А  царь  держал  её  всё  время  взаперти,

Поскольку  дочка  заявила: 

-  Заведёшь

Речь о  замужестве,  возьму  тогда  я  меч

И,  к  животу  приставив,  кровь  заставлю  течь,

А  острие  ты  за  спиной  моей  найдёшь!

Когда  отец  услышал  грозные  слова,

Он  испугался  за  неё  и  заточил

В  высокой  башне,  а  придворным  объявил,

Что сумасшедшею  вдруг  сделалась  она…

Дахнаш  сказал  ифритке: 

-  Я  лечу  к  ней  в  ночь

Из-за  любви,  но ей  вреда  не  причиняю!

Она  прекрасна,  и  тебя  я  заклинаю,

О,  госпожа,  слетай  увидеть  эту  дочь!

И  коль  захочешь,  накажи  меня,  а  нет,

Тогда  мне  вольную  дай  волею  своей…

            Тут  опустил  крыла  он…

-          Знай  же,  дуралей,  -  ему  Маймуна  отвечала,  - 

Меркнет  свет,

Когда  возлюбленный  мой  спит!  Сегодня  ночью

Его я  видела!  Как  можешь  утверждать,

Что есть  краса,  что самому  ему  подстать!

Хочу немедля  убедиться  я  воочью!

Давай,  на  время  мы  двоих  соединим,

Ты  принесёшь  свою  царевну  в  этот  зал,

Что здесь  под  нами,  да  чтоб  мигом ты  слетал!

Тогда мы  здесь по  красоте  их и  сравним!

Всё  так  и  сделали  ифриты.  В  тот  же  час

И  в  ту  же  самую  минуту  постарались!

Так  двое  царственных  детей  вдруг оказались

Друг подле  друга,  не  открыв  при  этом  глаз!

Однако  следует  заметить,  что  накидка

Была на  девушке  редчайшей  красоты,

Венецианская  рубашка,  тонки  швы,

На  рукавах…  узор  из  слов,  что вышит  ниткой:

«Три  вещи  ей  мешают  в доме  вашем  быть:

То  зависть  взглядов  и завистливые  стоны,

Чела  сиянье,  драгоценностей  трезвоны,

И  амбры  дух  прекрасный,  что не  позабыть…

Но  если  скроет  лик  волшебным  рукавом,

И,  если  снимет  все  уборы,  что  потом?»…

 Полный текст сказки тут

Перечень сказок 1001 ночь в ритмах