Петрушина балка

«Балка смерти» - карьер на юго-западной окраине Таганрога, образовавшийся от выемки глины кирпичным заводом, существовавшим ранее на этом месте в начале XX В годы оккупации Таганрога (1941-1943) в этой балке, по заключению комиссии, занимавшейся эксгумацией в 1943 году, фашистами было расстреляно и отравлено в спецмашине (газенваген — «душегубка», проходившая испытания в Таганроге) около 10 тыс. человек. Это были подпольщики и мирные жители разных национальностей и вероисповеданий. В 1945 на этом месте был установлен обелиск, затем был разработан проект мемориала скульпторами В.М. и В.П. Грачевыми, который был выполнен не полностью. В дальнейшем многократно перерабатывался и усовершенствовался.

В Балке смерти за два года оккупации погибли от 10 до 12 тысяч человек: евреи, цыгане, коммунисты, комсомольцы, военнопленные, члены таганрогской подпольной организации. Первого сентября 1945 года при большом стечении народа состоялось открытие семиметрового обелиска, увенчанного пятиконечной звездой. В 60-е годы началась работа по созданию мемориального ансамбля. Сегодня мемориал представляет собой комплекс мемориальных сооружений, возводившихся в течение нескольких десятилетий.

Когда вели евреев на расстрел

К лесной, неблизкой внутренней поляне,

У мам была единственная цель:

Спасти детей, толкнув их в сумрак ранний.

Кому затея эта удалась,

Светлели у последнего порога,

И перед страшной ямой становясь,

За доброту благодарили Бога.

Но лишь утих там пулеметный гам,

Как оказалось, к общей их печали,

Что этим детям не прожить без мам:

Они не раз к той яме прибегали.

И убегали снова, и опять

Обратно возвращались, и упрямо

Вновь принимались мам любимых звать:

- Я-Циля! - Я- Аркаша! - Мама! - Мама!

Святая материнская любовь

Настолько детям стала их опорой,

Что потрясал ту яму детский зов

И Бога мог бы разбудить который.

Не верилось, что можно мам убить,

За верой и надежда появилась:

На крик, что мам пытался разбудить,

Земля могилы страшно шевелилась.

Когда тот крик слыхали мужики

И приносили детям хлеб и кашу,

Они уже, как дикие зверьки,

При взрослых убегали в чащу.

И днем, и ночью раздавался крик,

Что вдруг взлетал над лесом, как ракета,

Потом ослаб он и совсем затих,

Все время оставаясь без ответа.

Они кружили у печальных ям,

Пока их вновь фашисты не поймали,

Но так и не смогли покинуть мам,

Уйти без них в пугающие дали.

Хранили верность детские сердца

До той поры, что не бывает хуже,

Чтоб после автоматного свинца

Соединились родственные души...

Полвека здесь корежится земля,

Сердца пронзая скорбным обелиском;

Год сорок первый, ужас сентября...