Петрушина балка
«Балка смерти» - карьер на юго-западной окраине Таганрога, образовавшийся от выемки глины кирпичным заводом, существовавшим ранее на этом месте в начале XX В годы оккупации Таганрога (1941-1943) в этой балке, по заключению комиссии, занимавшейся эксгумацией в 1943 году, фашистами было расстреляно и отравлено в спецмашине (газенваген — «душегубка», проходившая испытания в Таганроге) около 10 тыс. человек. Это были подпольщики и мирные жители разных национальностей и вероисповеданий. В 1945 на этом месте был установлен обелиск, затем был разработан проект мемориала скульпторами В.М. и В.П. Грачевыми, который был выполнен не полностью. В дальнейшем многократно перерабатывался и усовершенствовался.
В Балке смерти за два года оккупации погибли от 10 до 12 тысяч человек: евреи, цыгане, коммунисты, комсомольцы, военнопленные, члены таганрогской подпольной организации. Первого сентября 1945 года при большом стечении народа состоялось открытие семиметрового обелиска, увенчанного пятиконечной звездой. В 60-е годы началась работа по созданию мемориального ансамбля. Сегодня мемориал представляет собой комплекс мемориальных сооружений, возводившихся в течение нескольких десятилетий.
Когда вели евреев на расстрел
К лесной, неблизкой внутренней поляне,
У мам была единственная цель:
Спасти детей, толкнув их в сумрак ранний.
Кому затея эта удалась,
Светлели у последнего порога,
И перед страшной ямой становясь,
За доброту благодарили Бога.
Но лишь утих там пулеметный гам,
Как оказалось, к общей их печали,
Что этим детям не прожить без мам:
Они не раз к той яме прибегали.
И убегали снова, и опять
Обратно возвращались, и упрямо
Вновь принимались мам любимых звать:
- Я-Циля! - Я- Аркаша! - Мама! - Мама!
Святая материнская любовь
Настолько детям стала их опорой,
Что потрясал ту яму детский зов
И Бога мог бы разбудить который.
Не верилось, что можно мам убить,
За верой и надежда появилась:
На крик, что мам пытался разбудить,
Земля могилы страшно шевелилась.
Когда тот крик слыхали мужики
И приносили детям хлеб и кашу,
Они уже, как дикие зверьки,
При взрослых убегали в чащу.
И днем, и ночью раздавался крик,
Что вдруг взлетал над лесом, как ракета,
Потом ослаб он и совсем затих,
Все время оставаясь без ответа.
Они кружили у печальных ям,
Пока их вновь фашисты не поймали,
Но так и не смогли покинуть мам,
Уйти без них в пугающие дали.
Хранили верность детские сердца
До той поры, что не бывает хуже,
Чтоб после автоматного свинца
Соединились родственные души...
Полвека здесь корежится земля,
Сердца пронзая скорбным обелиском;
Год сорок первый, ужас сентября...