Сын гармонии. М. Чегодаева.
СЫН ГАРМОНИИ
Дмитрий Павлович Федорин (1936-2012)
М. Чегодаева. 2013 г.
– художник уникальный, единственный в своем роде. Я не знаю ни одного русского живописца второй половины ХХ века хоть сколько-нибудь похожего на него.
Закончив Московское высшее художественно-промышленное – Строгановское – училище в 1964 году, он начал свою самостоятельную творческую жизнь во второй половине 1960-х, достиг полной художественной зрелости в 1970-е, но не вписался ни в одно направление нашей живописи этих десятилетий – ни в «суровый стиль» 1960-1967-х годов, ни в театральность, игровую стихию, фантастический гротеск молодых «семидесятников», ни в тихую лирику «деревенщиков», лучших, повзрослевших мастеров «сурового стиля».
Не примкнул и ни к одному направлению так наз. «авангарда 60-х», «нон конформизма» 70-80-х – ни к «концептуализму», ни к «соц - арту», ни к другим, подхваченным на Западе увлечениям.
Не вписывался он и в официальную художественную жизнь, не участвовал в общемосковских, общесоюзных выставках – его первое выставочное выступление состоялось только в 1980 году – он не давал своих работ на пресловутую «бульдозерную выставку», на «нонконформистские» выставки в посольствах и на Малой Грузинской…
Не гонялся за знатными иностранными коллекционерами, скупавшими (с негласного одобрения КГБ) «неофициальное», «подпольное» советское искусство ; очень мало покупался и нашими частными собирателями, совсем не покупался закупочными комиссиями Союза художников, и Министерства культуры.
Зарабатывал на жизнь разного рода оформительскими работами, и практически не выходил из мастерской, творил один, для себя, показывал свои вещи лишь узкому кругу друзей.
Политические, общественные катаклизмы и перепады советской истории второй половины века, стилистические проблемы, волновавшие художественную среду, прошли мимо его искусства.
Если противоречивая напряженная жизнь нашей интеллигенции с ее социальными и творческими протестами, дискуссиями, диссидентством и политическими гонениями как-то отражалась в его живописи, то лишь глубоко опосредствованно, интимно, в преломлении его неповторимой человеческой личности, его тонко-чувствующей души.
Выискивать «настроения времени» в его работах, пытаться как-то увязывать их с советской реальностью, соотносить с характером стилистических направлений того или иного десятилетия, «припечатывать» терминами : «абстракционизм», «беспредметность», обнаруживать влияние на Федорина Василия Кандинского или кого-то из западных мастеров ХХ века – значит обрекать себя на произвольные домыслы, что-то искусственно навязывать художнику.
Единственным «ключом» к творчеству Федорина я могу счесть его собственные слова : «Неверующий художник – что за нелепость ?! Такого никогда не было. Инстинкт Бога и Гармонии – врожденное ».
Когда бы все так чувствовали силу Гармонии!
… Для пушкинского Моцарта слово «гармония» – синоним музыки. Он называет музыкантов – себя и Сальери – «сыновьями гармонии».
Музыка, музыкальность – наиболее точное определение живописи Федорина.
Федорин обычно давал своим картинам простые литературные названия : «Деревенская любовь», «Мороз и солнце», «Рыбы», «Розы», «Ворота» и т.п.
Соблазнительно, анализируя вещь, соотнести ее с «сюжетом», предложенным самим художником. Но Федорину такой метод анализа противопоказан : он не раскрывает, а упрощает, «уплощает» его.
Его картины невозможно изложить как литературный сюжет, как немыслимо перевести в слова создание композитора. Даже если среди тем симфонии мы слышим мелодию известной песни ; даже если ритмы марша, вальса вызывают у нас ассоциации с чем-то реальным – эти реалии растворяются в гармонии звуков, стихии музыки, способной помимо всяких прямых ассоциаций воздействовать на наши души.
Музыкальность Федорина в гармонии его красочных пятен, ритме мазков, плотности или прозрачности живописной фактуры ; в том «настроении», которые его работы рождают у зрителя.
Он, воистину, «сын гармонии» – «врожденной», присущей ему изначально и до последних дней жизни.
«Рыбы» ? Да, можно в многоцветном и на редкость гармоничном ковре черных, серо-сизых, сребристых, буро-красных больших и малых мазков, напоминающих своими формами камни, звезды, разглядеть тела рыб, но звучит картина как единый мощный живописный аккорд, как сильный удар литавр по нашему зрительному слуху, рождает в душе ощущение таинственного «запредельного» мира – может быть и правда, подводного «рыбьего» царства, может быть вселенной…
Еще загадочнее «Цветы на черной скатерти» – стебли и головки: лиловатые, голубые, желтые пятна, погруженные в стихию темных до черноты мерцающих мазков, заполняющих всю композицию, всё пространство тьмы без границ, от края до края картины.
Открытие выставки. 12 ноября 2013 г.
Выставочный зал РГГУ.
Совсем уж лишенное всякой предметности «Восхождение» – смутный намек на перекладины лестниц, пронзающих черно-сизый со вспышками ультрамарина и чуть более светлых серовато-охристых спиралей, на редкость красивый и гармоничный мир мазков, фактуры масляной краски, брошенной на картон (частую у Федорина замену холста) властной рукой художника.
И иной мир : «Мороз и солнце» – желтовато-перламутровое облако светлых, ликующих цветовых штрихов и пятен, несущихся куда-то в необозримое пространство света…
"Русская ночь» – черно-синяя глухо мерцающая тьма ; непроницаемая стена ; нагромождение камней, из которых нет исхода. Тьма нашей души, обреченность нашего пути – только слабым лучом надежды струятся сверху слева каскады лиловато-серебряных струй…
Заупокойная служба ? Скорбное отпевание нашей заблудившейся в потёмках души ?
И совсем иное : светлая радость «Орфея» перламутрово-прозрачный наполненный лучистым, как бы изнутри прорывающимся светом холст. И впрямь хочется вспомнить Орфея, своим дивным пением сокрушившего врата царства мертвых.
Д.П. Федорин. Орфей, холст, масло, 108 х 99, 1994 г.
Каждая картина Федорина – особый отрешенный от всего остального мир, замкнутый на самом себе, заполняющий на тот миг, пока мы воспринимаем, «слушаем» его, всё наше существо.
А в то же время, творчество художника до удивления целостно, едино, почти неизменно на протяжении более сорока лет. Более постоянного, верного самому себе и своему мироощущению художника не было в нашем искусстве второй половины ХХ века.
Он нередко работал над картиной десятилетиями, возвращался к ней вновь и вновь, не любил расставаться со своими работами – держал годами в мастерской.
«Русская ночь» датируется 1976-1994 годами.
Трагический, напряженно-контрастный «Исход», стремительный в движении слева направо темно-бурых до черноты мерцающих проблесками белого… фигур ? стволов ? обреченных, сметенных человеческих, природных сил, устремившихся к перламутровому свету в правом верхнем углу композиции.
Д.П. Федорин. Исход, холст, масло, 2004 г.
«Ночные тени» – пляска пересекающихся призрачно-прозрачных бурых полос на незыблемо-неподвижной почти белой стене…
О каждой работе Федорина хочется говорить отдельно, писать не научное исследование, а «эссе», делиться своими глубоко личными и субъективными ощущениями, как личностно и глубоко субъективно творчество мастера.
В наши дни, когда под термином «права человека» кроется требование к «человеку» быть как все, не сметь противостоять кем-то – то ли властями, то ли общественным мнением – принятым и утвержденным нормам и предписаниям, личность Дмитрия Федорина, прошедшего весь трагический и противоречивый путь ХХ века ни разу не отказавшись от себя, не изменив себе – урок, духовная поддержка, пример того, каким человеком должен быть истинный художник.
«Неверующий художник – что за нелепость ?! Такого никогда не было»…
Нас мало избранных, счастливцев праздных,
Пренебрегающих презренной пользой,
Единого прекрасного жрецов.
А. Пушкин. «Моцарт и Сальери».
