1
Мартин с Нильсом летели прямо на север, как им велела Акка Кнебекайзе. Хотя они и одержали победу в сражении с хозяйкой, но победа эта досталась им не легко. Всё-таки хозяйка здорово потрепала Мартина. Крылья у него были помяты, одна лапа распухла; бок, по которому проехалась метла, очень болел. Мартин летел медленно, неровно, совсем как в первый день их путешествия — то будто нырнёт куда-то, то резким толчком взметнётся вверх, то на правый бок завалится, то на левый. Нильс едва держался у него на спине. Его так и бросало из стороны в сторону, словно они опять попали в бурю.
— Знаешь что Мартин,— сказал Нильс,— надо бы тебе передохнуть. Спускайся-ка вниз! Вон, кстати, и полянка хорошая. Пощиплешь свежей травки, наберёшься сил, а там и снова в путь.
Долго уговаривать Мартина не пришлось. Ему и самому приглянулась эта полянка. Да и торопиться теперь было нечего — стаю им всё равно не догнать, а доберутся они до Лапландии на час раньше или на час позже, это уж неважно. И они опустились на поляну.
Каждый занялся своим делом: Мартин щипал свежую молодую траву, а Нильс разыскивал старые орехи.
Он медленно брёл по опушке леса от дерева к дереву, обшаривая каждый клочок земли, как вдруг услышал какой-то шорох и потрескивание.
Рядом в кустарнике кто-то прятался.
Нильс остановился.
Шорох затих.
Нильс стоял не дыша и не двигаясь.
И вот, наконец, крайний куст зашевелился, и среди веток мелькнули белые перья. Кто-то громко загоготал.
— Мартин! Что ты тут делаешь! Зачем ты сюда залез?— удивился Нильс.
Но в ответ ему раздалось только шипенье, и из куста чуть-чуть высунулась гусиная голова. И сразу спряталась.
— Да это вовсе не Мартин!— воскликнул Нильс.— Кто же это может быть? Послушайте,— обратился он к незнакомке,— вы, наверное, та самая гусыня, вместо которой чуть не зарезали моего друга Мартина?
— Ах, вот как, они хотели меня зарезать!.. Хорошо же я сделала, что убежала,— проговорил гусиный голос, и белая голова снова высунулась из куста.
— Значит, вы и есть Марта?— спросил Нильс,— Очень рад познакомиться!— Нильс вежливо поклонился.— Мы только что от ваших хозяев. Едва ноги унесли.
— А сам-то ты кто?— недоверчиво спросила гусыня.— И на человека не похож, и на гуся не похож. Постой-ка, постой! Уж не тот ли ты Нильс, о котором тут в лесу такие чудеса рассказывают?
— Так, значит, и вы слышали обо мне?— смущённо сказал Нильс.— Выходит, мы с вами старые знакомые.
— А Мартина вы знаете? Он здесь, на полянке. Пойдёмте к нему. Он, наверное, очень вам обрадуется. Знаете, он тоже домашний гусь и тоже убежал из дому. Только моя мама ни за что бы его не зарезала…
Мартин и вправду очень обрадовался. Он даже забыл о своих ранах и, увидев гусыню, сразу стал прихорашиваться: пригладил клювом перышки на груди, расправил крылья, крутой дугой выгнул шею.
— Очень, очень рад вас видеть!— сказал Мартин кланяясь,— Вы прекрасно сделали, что убежали от ваших хозяев. Это очень грубые люди. Но всё-таки вам, наверное, страшно жить в лесу одной? Вы так молоды, вас всякий может обидеть.
— Ах, я и сама не знаю, что мне теперь делать, жалобно заговорила гусыня.— У меня нет ни минутки покоя. Нынешней ночью куница чуть не оборвала мне крыло, а вчера муравьи до крови искусали лапы. Но всё равно я ни за что не вернусь домой. Ни за что!— И она горько заплакала,
— Не надо плакать, — сказал Мартин.—Мы с Нильсом что-нибудь придумаем.
— Я уже придумал!— крикнул Нильс.— Она полетит с нами.
— Ну да, конечно же, она полетит с нами,— воскликнул Мартин. Ему очень понравилось предложение Нильса.— Ведь правда, Марта, вы полетите с нами?
— Ах, это было бы очень хорошо,— сказала Марта, но я ведь почти не умею летать. Нас, домашних гусей, никто этому не учит.
— Ничего, вы сами научитесь,— сказал Мартин. Поверьте мне, это не так уж трудно. Надо только твёрдо запомнить, что летать высоко легче, чем летать низко, а летать быстро легче, чем летать медленно. Вот и вся наука. Я-то теперь хорошо это знаю! Ну, а если по правилам не выйдет, можно и без правил — потихонечку, полегонечку, над самым леском. Чуть что, сразу спустимся на землю и отдохнём.
— Что ж, если вы так любезны, я с удовольствием разделю вашу компанию,— сказала гусыня.— Должна вам признаться, что пока я жила тут одна, я немного училась летать. Вот посмотрите.
И Марта побежала, взмахивая на ходу крыльями. Потом вдруг она подпрыгнула и полетела над лужайкой. Летела она не хуже и не лучше, чем Мартин в первый день их путешествия,—то словно нырнёт в яму, то завалится на бок.
Но Мартин похвалил её:
— Прекрасно! Прекрасно! Вы отлично летаете! Нильс, садись скорее!— скомандовал он.
Нильс вскочил к нему на спину, и они тронулись в путь.
2
Марта оказалась очень способной ученицей. Она всё время летела вровень с Мартином, ни чуточки от него не отставая. Зато Мартин никогда ещё не летал так медленно. Он еле шевелил крыльями и каждый час устраивал привал. Им даже пришлось переночевать в лесу. И только к вечеру следующего дня они увидели Серые скалы, возвышавшиеся над Круглым озером.
— Ура!— закричал Нильс.— Прилетели! Вот она твоя Лапландия! Бросай якорь, Мартин.
Они опустились на берег, поросший густым камышом. — Ну что, Мартин? Рад?— говорил Нильс.— Нравится тебе? Смотри, тут и трава не простаяг а лапландская, и камыш лапландский, и вода в озере лапландская!
— Да, да всё прямо замечательно,— говорил Мартин, а сам даже не глядел ни на что.
По правде сказать, его сейчас совсем не интересовало, лапландская тут трава или какая-нибудь другая.
Мартин был чем-то озабочен.
— Послушай, Нильс,— тихонько сказал он,— как же нам быть с Мартой? Акка Кнебекайзе, конечно, хорошая птица, но очень уж строгая. Ведь она может Марту и не принять в стаю.
— Принять-то примет…— сказал Нильс.— Только знаешь что, давай сделаем так: Марту пока здесь оставим и явимся одни. Выберем подходящую минутку и во всём признаемся Акке. А уж потом за Мартой слетаем.
Так они и сделали: спрятали Марту в кустарнике, натаскали ей про запас водорослей, а сами пошли искать свою стаю.
Медленно пробирались они по берегу, заглядывая в заросли молодого ивняка.
Всюду кипела работа — переселенцы устраивались на новых местах. Кто тащил в клюве веточку, кто охапку травы, кто клочок мха. У некоторых гнёзда были уже готовы, и соседи с завистью поглядывали на счастливых новосёлов.
Но всё это были чужие гуси. Никого из своих Нильс и Мартин не повстречали.
— Не знаете ли вы, где остановилась Акка Кнебекайзе?— спрашивали они каждого встречного.
— Как не знать! Она к самым скалам полетела. Устроилась под старым орлиным гнездом,— отвечали им.
Нильс и Мартин пошли дальше.
Наконец они увидели высокую скалу и на ней огромное гнездо.
— Ну, кажется, пришли,— сказал Нильс.
И верно, навстречу им уже бежали и летели знакомые гуси, Они обступили Мартина и Нильса тесным кольцом и радостно загоготали:
— Наконец-то! Прилетели!
— Где это вы пропадали? Акка уже три раза вылетала к вам навстречу.
— Вы что, пешком шли?— кричали им со всех сторон. — Акка Кнебекайзе! Вот они! Акка не торопясь подошла к ним.
— Нашли башмачок?— спросила она.
— Башмачок-то нашли,— весело сказал Нильс и притопнул каблучком.— Пока искали, чуть головы не потеряли. Зато вместе с башмачком мы нашли Мартину жену.
— Вот это хорошо,— обрадовалась Акка.— Я и сама уже думала, что надо его женить, а то ему одному скучно будет. Он ведь гусь молодой, не то что я, старуха… Ну, где же ваша невеста?
— А она тут недалеко. Я мигом слетаю за ней,— обрадовался Мартин и полетел за Мартой.
3
Через несколько дней у подножия Серых скал вырос целый гусиный город.
Мартин с Мартой тоже обзавелись собственным домом. Первый раз в жизни пришлось им жить своим хозяйством. Сперва это было не очень-то легко. Ведь что там ни говори, а домашние гуси — избалованный народ. Привыкли жить, ни о чём не думая,— квартира для них всегда готова, обед каждый день в корыте подают. Только и дела — ешь да гуляй! А тут и жильё надо самим строить, и о пропитании самим заботиться.
Но всё-таки домашние гуси — это гуси, и Мартин с Мартой отлично зажили в новом доме.
Нильсу тоже поначалу пришлось трудно. Гуси всей стаей смастерили для него тёплое красивое гнездо, но он не захотел в нём жить — как-никак, он человек, а не птица, и ему нужна крыша над головой.
Нильс решил сделать себе настоящий дом.
Прежде всего на ровном месте он начертил четырёхугольник,— вот начало дома и заложено. После этого Нильс стал вбивать по углам длинные колышки. Он садился на клюв Мартина, и Мартин, вытянув шею, поднимал его как можно выше. Нильс устанавливал колышек в самый угол и камнем вколачивал в землю.
Теперь оставалось выстроить стены. Мартину и тут нашлась работа. Он подносил в клюве палочки-брёвнышки, укладывал их друг на друга, а Нильс связывал их по углам травой. Потом вырезал в стене дверь и окошко и взялся за самое главное — за крышу.
Крышу он сплёл из тоненьких, гибких веточек, как в деревне плетут корзины. Она и получилась, как корзина: вся просвечивала.
— Ничего, светлее будет,— утешал себя Нильс.
Когда дом был готов, Нильс пригласил к себе в гости Акку Кнебекайзе. В самый дом она, конечно, не могла войти — в дверь пролезала только её голова,— но зато она хорошенько осмотрела всё снаружи.
— Дом-то хорош,— сказала Акка,— а вот крыша ненадёжная: и от солнца под такой крышей не спрячешься и от дождя не укроешься. Ну, да этому горю помочь можно. Сейчас мастеров тебе доставлю.— И она куда-то полетела.
Вернулась она с целой стаей ласточек. Ласточки закружились, захлопотали над домом: они улетали, прилетали и без устали стучали клювами по крыше и по стенам. Не прошло и часа, как дом был со всех сторон облеплен толстым слоем глины.
— Лучше всяких штукатуров работают!— весело закричал Нильс.— Молодцы, ласточки!
Так понемногу все устроились и зажили своими домами.
А скоро появились новые заботы: в каждом доме запищали птенцы.
Только в гнезде у Акки Кнебекайзе было по-прежнему тихо. Но, хотя сама она и не вывела ни одного птенца, у неё сразу оказалось больше двадцати питомцев. С утра до вечера она летала от гнезда к гнезду и показывала неопытным родителям, как надо кормить птенцов, как учить их ходить, плавать и нырять.
Больше всего она беспокоилась за детей Мартина и Марты — она очень боялась, что родители будут их слишком баловать.
У Мартина и Марты было пятеро длинноногих гусят. Родители долго думали, как бы назвать своих первенцев, да всё не могли выбрать подходящих имён. Все имена казались им недостойными их красавцев.
То имя было слишком короткое, то слишком длинное, то слишком простое, то слишком мудрёное, то нравилось Мартину, но не нравилось Марте, то нравилось Марте, но не нравилось Мартину.
Так, наверное, они и проспорили бы всё лето, если б в дело не вмешался Нильс. Он сразу придумал имена всем пяти гусятам.
Имена были не длинные, не короткие и очень красивые. Вот какие: Юкси, Какси, Кольме, Нелье, Вийси. По-русски это значит: Первый, Второй, Третий, Четвёртый, Пятый. И хотя все гусята увидели свет в один час, Юкси то и дело напоминал своим братьям и сестрам, что он первый вылупился из яйца, и требовал, чтобы все его слушались.
Но братья и сестры не хотели его слушаться, и в гнезде Мартина не прекращались споры и раздоры.
«Весь в отца, — думал Нильс, глядя на Юкси.— Тот тоже вечно скандалил на
птичьем дворе, никому проходу не давал. А зато теперь какой хороший гусь…»
Раз десять в день Мартин и Марта призывали Нильса на семейный суд, и он разбирал все споры, наказывал виновных, утешал обиженных.
И, хотя он был строгим судьёй, гусята очень его любили. Да и не мудрено: он гулял с ними в лесу, учил их прыгать через палочку, водил с ними хороводы.
Снова он стал гусиным пастухом, но почему-то теперь это занятие ему очень нравилось.
Наверное, потому, что никто не заставлял его. Ведь всякому известно, что охота пуще неволи.