Волшебная дудочка

1

Буря занесла гусей далеко в сторону. Только на второй день пути увидели они Глимингенский замок.

Со всех сторон он был окружён скалами, стены его были тоже, как скалы — неприступные, поросшие мхом и колючим кустарником, а высокие башни торчали с четырёх сторон, как пики гор.

Не долетев немного до замка, гуси опустились на уступы глубокого ущелья. На самом дне этого ущелья тоненькой, чуть заметной струйкой бежал ручеёк.

А сто лет назад, когда Акка Кнебекайзе первый раз вела стаю на север, этот ручеёк был настоящей бурной рекой.

В замке тогда жили люди, и через ущелье был переброшен узенький мост.

Но замок давно уже пустовал, река высохла, а от моста остались лишь два гнилых бревна.

Не успели гуси устроиться на новом месте, как сразу же к ним явился гость. Это был аист Эрменрих, самый старый жилец Глимингенского замка.

Слегка приплясывая, он подошёл к старой гусыне и, как полагается благовоспитанному аисту, поджал левую ногу к самому животу. При этом он так низко склонил голову, что длинный нос его вонзился в щель между камнями.

— Рада вас видеть, господин Эрменрих,— сказала Акка Кнебекайзе.— Надеюсь, у вас всё благополучно? Как здоровье вашей супруги? Что поделывают ваши почтенные соседки, тётушки совы?

Аист попытался было что-то ответить, но клюв его прочно застрял между камнями, и в ответ раздалось одно только бульканье.

Пришлось нарушить все правила приличия, стать на обе ноги, и, упершись в землю покрепче, тащить свой клюв, как гвоздь из стены.

Наконец аист справился с этим делом и, щёлкнув три раза клювом, чтобы проверить, цел ли он, опять заговорил:

— Ах, госпожа Кнебекайзе! Не в добрый час вы посетили это место! Страшная беда грозит нашему дому…

Аист горестно поник головой, и клюв его снова вонзился в щель.

— Послушайте-ка, господин Эрменрих,— сказала Акка Кнебекайзе,— не можете ли вы как-нибудь вытащить ваш клюв и рассказать толком, что у вас там стряслось?

Одним рывком аист выдернул клюв из расщелины и с отчаянием воскликнул:

— Вы спрашиваете, что стряслось, госпожа Кнебекайзе? Коварный враг хочет разорить наши дома, сделать нас нищими и бездомными, погубить наших жён и детей. И зачем только я вчера, не щадя клюва, целый день затыкал все щели в гнезде! Ведь так и чуяло сердце, что попусту работаю. Да разве мою жену переспоришь! Ей что ни говори, всё как с гуся вода…

Тут аист Эрменрих смущённо захлопнул клюв. Кажется, он поступил очень неделикатно. И как это у него сорвалось насчёт гуся!..

Но Акка Кнебекайзе пропустила его слова мимо ушей. Она считала ниже своего достоинства обижаться на всякую болтовню.

— Что же всё-таки случилось?— спросила она.— Может быть, люди возвращаются в замок?

— Ах, если бы это было так!— грустно сказал аист Эрменрих.— Есть враг пострашнее людей, госпожа Кнебекайзе. Крысы, серые крысы подступают к замку!— выкрикнул он и поник головой.

— Серые крысы! Что же вы молчали до сих пор? воскликнула гусыня.

— Да разве я молчу? Я всё время только и твержу об этом. Ведь эти разбойники не посмотрят, что мы тут столько лет живём. Они что хотят, то и делают. Пронюхали, что в замке хранится зерно,— значит, подавай им замок. Ах, бедная, бедная госпожа Эрменрих! Бедные, бедные мои детки!— снова запричитал аист.

— Не время проливать слёзы, господин Эрменрих, строго сказала Акка Кнебекайзе.— Мы не должны терять ни минуты. Нельзя допускать такое беззаконие.

— Уж не собираетесь ли вы вступить в бой с серыми крысами?— ухмыльнулся аист.

— Нет,—сказала Акка Кнебекайзе,— но у меня в стае есть один храбрый воин, который справится со всеми крысами, сколько бы их ни было.

— Нельзя ли посмотреть на этого силача?— спросил Эрменрих, почтительно склонив голову.

— Что же, можно,— ответила Акка.—Мартин! Мартин!— закричала она, Мартин проворно подбежал и вежливо поклонился гостю. — Это и есть ваш храбрый воин?— насмешливо спросил Эрменрих.— Неплохой гусь, жирный.

Акка ничего не ответила и, обернувшись к Мартину, сказала:

— Позови Нильса.

Через минуту Мартин вернулся с Нильсом на спине.

— Послушай,— сказала Нильсу старая гусыня, — ты должен помочь мне в одном важном деле. Согласен ли ты лететь со мной в Глимингенский замок?

Нильс был очень польщён тем, что Акка Кнебекайзе обращается к нему за помощью. Но не успел он произнести и слова, как аист Эрменрих, точно щипцами, подхватил его своим длинным клювом и, подбросив в воздух, снова поймал на кончик собственного носа.

Он семь раз проделал этот фокус, а потом посадил Нильса на спину старой гусыне и сказал:

— Ну, когда крысы узнают, с кем им придётся иметь дело, они, конечно, разбегутся в страхе. Прощайте! Я лечу предупредить госпожу Эрменрих и моих почтенных соседей. А то они насмерть перепугаются, когда увидят вашего великана.

И, щёлкнув ещё раз клювом, аист улетел.

2

В Глимингенском замке был переполох. Все жильцы побросали свои насиженные места и сбежались на крышу угловой башни — там жил аист Эрменрих со своей супругой.

Гнездо у них в самом деле было отличное. Оно было прочно укреплено на старом колесе от телеги, толстые стенки из прутьев и дёрна были выстланы внутри мягким мхом и пухом, а снаружи, как щетиной, обросли густой травой и кустиками дикого чеснока.

Сейчас гнездо было битком набито жильцами Глимингенского замка. На краю гнезда сидели две почтенные тётушки совы и испуганно хлопали круглыми глазами. Дряхлая одичавшая кошка устроилась на самом дне гнезда, у ног госпожи Эрменрих, и жалобно попискивала, как маленький котёнок. А по стенам гнезда, опрокинувшись вниз головой, висели летучие мыши. Они были очень смущены. Как-никак, а серые крысы приходились им роднёй.

Правда, очень дальней, но всё-таки роднёй. Бедные летучие мыши всё время чувствовали на себе косые взгляды, как будто это они были во всём виноваты. Посреди гнезда стоял аист Эрменрих.

— Надо бежать,— решительно говорил он,— иначе мы все погибнем.

— Ну да, погибнем, все погибнем!— запищала кошка.— Разве у них есть сердце, у этих разбойников? Они непременно отгрызут мне хвост,— и она укоризненно посмотрела на летучих мышей.

— Есть о чём горевать — о каком-то облезлом хвосте! возмутилась старая тётушка сова.— Они способны загрызть даже маленьких птенчиков… Я хорошо знаю это отродье… Все крысы таковы. Да и мыши не лучше,— и она злобно сверкнула глазами.

— Ах, что с нами будет, что с нами будет!— стонала аистиха.

— Идут! Идут!— ухнул вдруг филин Флимнеа. Он всё время сидел на башенном шпиле и, как дозорные, смотрел по сторонам. Все как по команде повернули головы и в ужасе застыли. В это время к гнезду подлетела Акка Кнебекайзе с Нильсом. Но никто даже не взглянул на них. Как зачарованные, все смотрели куда-то вниз, в одну сторону.

«Да что это с ними? Что они там увидели?»— подумал Нильс и приподнялся на спине гусыни.

Внизу, за крепостным валом, тянулась длинная серая дорога.

Дорога как дорога. Но когда Нильс пригляделся, он увидел, что вся дорога движется, шевелится, то становится шире, то уже, то растягивается, то сжимается.

— Да это крысы, серые крысы!— крикнул он.— Скорее летим отсюда!

— Нет, мы останемся здесь,— спокойно сказала Акка Кнебекайзе.— Мы должны спасти Глимингенский замок.

— Да вы, верно, не видите, сколько их? Даже если бы я был настоящим человеком, я и то ничего не смог бы сделать.

— Если бы ты был большим, как настоящий человек, ты ничего не смог бы сделать, а теперь, когда ты маленький, как гном, ты победишь всех серых крыс. Подойди-ка к моему клюву, я должна сказать тебе кое-что на ухо.

Нильс подошёл к ней, и она долго о чём-то шептала ему.

— Вот это ловко!— засмеялся Нильс и хлопнул себя по коленке.—Запляшут же они у нас!

— Молчи, молчи!— зашипела старая гусыня.

Потом она подлетела к филину Флимнеа и о чём-то стала шептаться с ним.

И вдруг филин весело ухнул, сорвался со шпиля и куда-то полетел.

3

Была уже полночь, когда серые крысы подступили к стенам Глимингенского замка. Трижды они обошли весь замок кругом, отыскивая вход. Но все входы были плотно закрыты— нигде ни одной щели, ни одной лазейки, некуда лапу просунуть, не за что уцепиться.

После долгих поисков крысы нашли, наконец, камень, который чуть-чуть выпирал из стены. Они навалились на него со всех сторон, но камень не поддавался. Тогда крысы стали грызть его зубами, царапать когтями, подкапывать под ним землю.

С разбегу они кидались на камень и повисали на нём всей своей тяжестью.

И вот камень дрогнул, качнулся и с глухим грохотом отвалился от стены,

Когда всё затихло, крысы одна за другой осторожно полезли в чёрное квадратное отверстие. То и дело они останавливались, прислушивались, ожидая со всех сторон нападения.

Нигде ни звука, ни шороха. Замок как будто вымер. Тогда они медленно, обнюхивая каждую ступеньку, полезли вверх по лестнице.

Замок был совсем пуст. В больших покинутых залах целыми горами лежало зерно. Крысы были голодны, запах зерна раздражал их, но они не тронули ни одного зёрнышка.

Может быть, это ловушка? Может быть, враг хочет застигнуть их врасплох? Нет! Они не поддадутся на эту хитрость! Пока весь замок не будет в их власти, нельзя думать ни об отдыхе, ни о еде.

Крысы обшарили все тёмные углы и закоулки, все ходы и переходы.

Нигде никого.

Значит, враг струсил и бежал.

Замок принадлежит им!

Сплошной лавиной крысы ринулись — туда, где кучами лежало зерно.

Они толкали и давили друг друга, царапались, кусались, а потом, с головой зарывшись в сыпучие горы, жадно грызли крупные зёрна.

И вдруг откуда-то издалека до них донёсся тоненький, чистый звук дудочки.

Крысы насторожились. Они подняли морды и замерли.

Но дудочка замолкла, и крысы снова набросились на лакомый корм.

Не успели они разгрызть и по зёрнышку, как дудочка заиграла опять. Сперва она пела чуть слышно, потом всё смелее, всё громче, всё увереннее. И вот, наконец, как будто прорвавшись сквозь толстые стены, по всему замку раскатилась звонкая переливчатая трель.

Одна за другой крысы оставляли зерно и бежали на звук дудочки. Самые упрямые ни за что не хотели уходить жадно и быстро они грызли крупные крепкие зёрна. Но дудочка звала их, она приказывала им покинуть замок, и они не смели ослушаться.

Будто заколдованные, крысы кубарем скатывались по лестницам, перепрыгивали друг через друга, бросались вниз прямо из окон.

Внизу посредине замкового двора стоял маленький человечек и насвистывал на дудочке.

Крысы плотным кольцом окружили его и, подняв острые морды, не отрывали от него глаз.

Двор уже был набит битком, а из замка сбегались всё новые и новые полчища крыс.

Чуть только дудочка замолкала, крысы шевелили усами, оскаливали цасти, щёлкали острыми зубами. Вот сейчас они бросятся на маленького человечка и растерзают его в клочки.

Но дудочка снова играет, и крысы снова не смеют шевельнуться.

Наконец маленький человечек собрал всех крыс и медленно двинулся к воротам.

Крысы послушно пошли за ним.

Ни на минуту не умолкая, человечек насвистывал на своей дудочке и шёл все вперёд и вперёд.

Он обогнул скалы и спустился в долину. Он шёл полями и оврагами, и за ним сплошным потоком тянулись крысы.

Всю ночь шёл человечек и уводил серых крыс всё дальше и дальше от Глимингенского замка.

Уже звёзды потухли, и небо посветлело, когда он подошёл к большому озеру.

У самого берега, как лодка на привязи, покачивалась на волнах серая гусыня.

Не переставая наигрывать на дудочке, маленький человечек прыгнул к ней на спину, и она медленно поплыла к середине озера.

Крысы заметались, забегали вдоль берега, но дудочка еще звонче звенела над озером, еще громче звала их за собой…

Забыв обо всём на свете, крысы ринулись в воду…

4

Когда вода сомкнулась над головой последней крысы, гусыня со своим седоком поднялась в воздух.

— Ты молодец, Нильс,— сказала старая гусыня.— Ты хорошо справился с делом. Ведь если бы у тебя не хватило сил всё время играть, они бы загрызли тебя.

— Да, это было не легко,— сказал Нильс.— Они так и щёлкали зубами, едва только я переводил дух. И кто бы поверил, что такой маленькой дудочкой можно усмирить целое крысиное войско!— Нильс вытащил дудочку из кармана и стал рассматривать её со всех сторон.

— Эта дудочка волшебная,— сказала гусыня.— Все звери и птицы слушаются её. Коршуны, как цыплята, будут клевать корм из твоих рук, волки, как глупые щенки, будут ласкаться к тебе, чуть только ты заиграешь на этой дудочке.

— А где же вы её взяли?— спросил Нильс.

— Её принёс филин Флимнеа,— сказала гусыня,— а филину дал её лесной гном.

— Лесной гном?— воскликнул Нильс, и ему сразу стало не по себе.

— Ну да, лесной гном,— сказала гусыня.— Что ты так перепугался? Только у него одного и есть такая дудочка. Кроме меня и старого филина Флимнеа, никто про это не знает. Смотри и ты не проговорись никому. Да держи дудочку покрепче, не урони. Ещё до восхода солнца филин Флимнеа должен вернуть её гному. Гном и так не хотел давать дудочку, когда услышал, что она попадёт в твои руки. Уж филин Флимнеа уговаривал его, уговаривал… Еле уговорил. И за что это гном так сердит на тебя?

Нильс ничего не ответил. Он притворился, что не расслышал последних слов Акки.

На самом-то деле он прекрасно всё слышал и очень испугался.

«Значит, гном всё ещё помнит,— мрачно размышлял Нильс.— Только бы он Акке ничего не сказал. Ведь она, если узнает, как я обманул гнома, сейчас же выгонит меня из стаи. Что я тогда буду делать? Куда я такой денусь?» — И он тяжело вздохнул.

— Что это ты вздыхаешь?— спросила Акка.

— Да это я просто зевнул. Что-то спать хочется.

Он и вправду скоро заснул. И так крепко, что даже не услышал, как они опустились на землю.

Вся стая с шумом и криком окружила их. Но Мартин растолкал всех, снял сонного Нильса со спины старой гусыни и бережно спрятал у себя под крылом.

5

Весь день простоял Мартин на одном месте. Он боялся лишний раз переступить с ноги на ногу, боялся шевельнуть крыльями, чтобы как-нибудь случайно не разбудить Нильса.

Когда пришло время обедать, гуси полетели к ближнему болоту. Они звали с собой и Мартина, но он только покачал головой и ещё крепче прижал крыло, под которым спал Нильс.

Но голодным он не остался — товарищи принесли ему в клювах столько тины и водорослей, что он еле-еле справился с ними.

В полдень к диким гусям прилетел аист Эрменрих. Он непременно хотел повидать Нильса и выразить ему благодарность от своего имени и от имени своей супруги.

Целый час простоял он на одной ноге, дожидаясь, пока Нильс проснётся, но так и улетел ни с чем.

Потом явились летучие мыши. Никто никогда не видел их среди бела дня: днём они спят, как ночью, а ночью летают, как днём. Только ради Нильса отказались они от своих привычек.

Вслед за летучими мышами прибежала кошка, весело помахивая уцелевшим хвостом.

Все хотели посмотреть на Нильса, все хотели приветствовать его — бесстрашного воина, победителя серых крыс.

Но Мартин всех гнал прочь.

— Ступайте, ступайте домой! Дайте человеку выспаться,— шипел он на непрошеных гостей.

6

Была уже глубокая ночь, когда Нильс проснулся. Он тихонько выполз из-под крыла Мартина и отправился к замку.

У Нильса было важное дело. Во что бы то ни стало нужно разыскать филина Флимнеа. Надо разузнать у него, где живёт лесной гном. Может быть, теперь, наконец, гном простит его и снова превратит в настоящего человека?

Нильс долго бродил вокруг замка, пытаясь высмотреть где-нибудь на башне филина Флимнеа.

Он совсем продрог и хотел уже возвращаться, как вдруг услышал чьи-то голоса.

Нильс поднял голову: четыре горящих, точно раскалённые угольки, глаза пронизывали темноту.

— Теперь-то он как шёлковый… А ведь раньше от него житья не было,— говорила одна сова хриплым, глухим голосом.— Сколько гнёзд разорил! Сколько птенцов погубил! И всё ему с рук сходило. А раз,—тут сова заговорила совсем шёпотом,— страшно даже произнести, что он сделал: он подшутил над лесным гномом. Ну, гном его и заколдовал.

— Неужели же он никогда не превратится в человека?— спросила вторая сова.

— Трудно ему теперь человеком стать. Ведь знаешь, что для этого нужно?

— Что? Что?

— Это такая страшная тайна, что я могу сказать её тебе только на ухо…

И Нильс увидел, как одна пара горящих глаз приблизилась к другой совсем-совсем близко.

Как ни прислушивался Нильс, он ничего не услышал.

Долго ещё стоял он у стен замка, ожидая, что совы опять заговорят. Но совы, нашептавшись вдосталь, улетели прочь.

«Видно, мне никогда не превратиться в человека!» — грустно подумал Нильс и поплёлся к стае диких гусей.