Приёмыш

1

Был тёплый ясный день. К полудню солнце стало припекать, а в Лапландии даже летом это бывает не часто.

В этот день Мартин и Марта решили дать своим гусятам первый урок плавания. На озере они боялись учить их — как бы не случилось какой беды! Да и сами гусята, даже храбрый Юкси, ни за что не хотели войти в холодную озёрную воду. Но, к счастью, накануне прошёл сильный дождь, и лужи ещё не высохли. А в лужах вода и тёплая и неглубокая. И вот на семейном совете, в котором участвовал, конечно, и Нильс, было решено поучить гусят плавать сначала в луже. Их выстроили парами, а Юкси, как самый старший, шёл впереди.

Около большой лужи все остановились. Марта вошла в воду, а Мартин с берега подталкивал к ней гусят.

— Смелей, смелей!— покрикивал он на птенцов.— Смотрите на свою мать и подражайте ей во всём.

Но гусята топтались у самого края лужи, не решаясь ступить в воду.

— Вы опозорите всю нашу семью!— кричала на них Марта.— Сейчас же идите сюда!

И она ударила крыльями по воде, так что брызги дождём обрушились на гусят.

Гусята стряхнули брызги, но в воду не пошли.

Тогда Мартин подхватил Юкси клювом и опустил его прямо посреди лужи. Юкси сразу по самую макушку ушёл в воду. Он запищал, забарахтался, забил крылышками, лапками и… поплыл.

Через минуту он уже отлично держался на воде и с гордым видом посматривал на своих нерешительных братьев и сестёр.

Это было так обидно, что братья и сестры сразу же полезли в воду и заработали лапками ничуть не хуже Юк-си. Сначала они старались держаться поближе к берегу, а потом осмелели и тоже выплыли на самую середину лужи.

Нильс поглядел-поглядел на гусят, и ему самому захотелось выкупаться. Он уже расстегнул пуговицы на рубашке, как вдруг увидел, что по траве бежит чья-то тень. Она надвигалась прямо на лужу, всё ближе и ближе, и вот уже скользнула по воде.

Нильс поднял голову. Высоко в небе, распластав огромные крылья, парил орёл.

— Скорей на берег! Спасайте птенцов!— закричал Нильс Мартину и Марте, а сам помчался искать Акку.

— Прячьтесь!— кричал он по дороге.— Спасайтесь! Берегитесь!

Встревоженные гуси выглядывали из гнёзд, но, увидев в небе орла, продолжали как ни в чём не бывало заниматься своими делами.

— Да что вы, ослепли все, что ли?— надрывался Нильс.— Где Акка Кнебекайзе?

— Я тут. Что ты кричишь, Нильс?— услышал он спокойный голос Акки, и голова её высунулась из камыша.— Чего ты пугаешь гусей?

— Да разве вы не видите?! Орёл!

— Ну, конечно, вижу. Вот он уже спускается. Нильс, вытаращив глаза, смотрел на Акку. Он ничего не понимал.

Орёл приближается к стае, а все преспокойно сидят, будто это не орёл, а ласточка какая-нибудь.

В это время чёрная тень накрыла Нильса, и он увидел над самой головой скрюченные когти и острый загнутый клюв.

Чуть не сбив Нильса с ног широкими сильными крыльями, орёл сел у самого гнезда Акки Кнебекайзе.

— Привет друзьям!— весело сказал он и щёлкнул своим страшным клювом.

Гуси высунулись из гнёзд и приветливо закивали орлу, а старая Акка Кнебекайзе вышла ему навстречу и сказала:

— Здравствуй, Горго. Что-то тебя нынче совсем не видно?

— Как это не видно! Тебе разве утка ничего не говорила?— удивился орёл.

— Нет, не говорила. А что?— спросила Акка.

— Да ведь я уже прилетал! Искал-искал вас… Всю долину обыскал. Думал, что вы место переменили. Ну и переполох тут поднялся! Крик, шум, суета! Утки, так те со страху чуть не целый час под водой просидели. Я одну прямо из озера за хвост вытянул. «Где Акка Кнебекайзе?— спрашиваю.— Говори сейчас же, а не то дух из тебя вон!» А она набрала полный клюв воды и слова сказать не может. Ты уж не сердись, пришлось мне её потрепать немного. Да я не больше десятка перьев повыдергал, самые пустяки. Ну, она тут сразу и заговорила, «Акка,— говорит,— ещё не прилетала, задержалась в пути».— «Ну, так вот,— говорю, — когда прилетит, передай, что орёл Горго ей кланялся. Да поблагодари её, что ты жива осталась…» Знал бы, что не передаст, так я бы с ней расправился как следует!—

И Горго сверкнул глазами.

— Ах, Горго, Горго, ну что ты хочешь от утки?— с укором сказала Акка.— Утка она и есть утка. Только я тебе ещё раз говорю: ты здесь свои порядки не заводи.

— Так я ж ничего не сделал!— виновато сказал орёл. Нильс стоял в стороне, смотрел, слушал и не верил ни своим глазам, ни своим ушам.

«Что за чудеса!— думал он.— Кажется, этот Горго даже побаивается Акку. Будто Акка — орёл, а он — гусыня. Ну что ж, если гуси такие храбрые, мне и подавно стыдно прятаться».

И Нильс подошёл поближе.

Горго с удивлением посмотрел на него,

— А это что за зверь?— спросил он Акку.— Не человечьей ли он породы?

— Это Нильс,— сказала Акка.— Он действительно человечьей породы, но всё-таки наш лучший друг.

— Друзья Акки — мои друзья,— торжественно сказал орёл Горго и слегка наклонил голову.

Потом он снова повернулся к старой гусыне.

— Надеюсь, вас тут без меня никто не беспокоит?— спросил Горго.— Вы, пожалуйста, не стесняйтесь, чуть что — сразу ко мне. Вы ведь знаете, где моё новое жильё. Впрочем, я думаю, что наши храбрые ястребы да удалые соколы долго ещё сюда не сунутся. Как увидят издали моё старое пустое гнездо — сразу врассыпную.

— Ну, ну, не зазнавайся очень,— сказала Акка и легонько постукала орла клювом по голове.

— А что, разве не так? Разве смеет кто-нибудь из птичьего народа перечить мне, идти мне наперекор? Что-то я таких не знаю. Вот разве что ты!— И орёл ласково похлопал своим огромным крылом по крылу гусыни.— Ну, а теперь мне пора,— сказал он, бросив орлиный взгляд на солнце.— А то мои птенцы до хрипоты накричатся, если я запоздаю с обедом. Они ведь все в меня.

— Ну, спасибо, что навестил,— сказала Акка.— Я тебе всегда рада.

— До скорого свидания!— крикнул орёл и взлетел в воздух, заслонив широкими крыльями солнце.

Нильс долго стоял, задрав голову, и глядел на исчезавшего в небе орла.

Вдруг из густых камышей раздался робкий голос Мартина.

— Что, улетел?— шёпотом спросил он, вылезая на берег. — Улетел, улетел, не бойся, его и не видно уже!— сказал Нильс.

Мартин повернулся назад и закричал: — Марта, дети, вылезайте! Он улетел! Из густых зарослей выглянула встревоженная Марта. Марта осмотрелась кругом, потом поглядела на небо и только тогда вышла на берег. Крылья её были широко растопырены, и под ними жались перепуганные гусята. Да и сама Марта никак не могла успокоиться.

— Неужели это был настоящий орёл?— спросила она. — Самый настоящий,— сказал Нильс.— А уж страшный какой! Он кончиком крыла заденет, так насмерть зашибёт. А поговоришь с ним немножко — даже и не скажешь, что это орёл. Вежливый такой, приветливый. С нашей Аккой, как с родной матерью, разговаривает.

— А как же ему иначе со мной разговаривать?— сказала Акка.— Я ему вроде матери и прихожусь.

Тут уж Нильс совсем разинул рот от удивления.

— Ну да, Горго мой приёмный сын,— сказала Акка.— Идите-ка поближе, я вам сейчас всё расскажу.

И Акка рассказала им удивительную историю.

2

Несколько лет тому назад старое пустое гнездо на Серой скале не было пустым: в нём жили орёл с орлицей.

Все гуси и утки, прилетавшие на лето в Лапландию, старались занять места подальше от этой страшной скалы. Только одна Акка Кнебекайзе каждый год приводила сюда свою стаю, чтобы строить тут гнёзда и выводить птенцов.

Акка не зря выбрала это место.

Орлы были опасные соседи, но и надёжные сторожа. Ни один хищник не смел приблизиться к Серым скалам с тех пор, как там поселились орлы; никто не смел охотиться там, где охотились орлы.

Стая Акки Кнебекайзе могла не бояться ни ястребов, ни коршунов, ни кречетов, но зато ей приходилось остерегаться самих сторожей.

Чуть только начинало светать, орлы просыпались и вылетали на охоту. Но ещё раньше, чем просыпались орлы, просыпалась Акка и, притаившись среди камней, смотрела, куда направят орлы свой полёт.

Если орлы скрывались за вершинами скал, стая могла спокойно плескаться в озере; если же орлы кружились над долиной, все отсиживались в своих гнёздах.

В полдень Акка снова выходила на разведку. В этот час орлы возвращались. Даже издали по их полёту Акка угадывала, удачной или неудачной была у них охота,

— Берегитесь!— кричала она своей стае, когда орлы возвращались ни с чем.

— Опасность миновала!— кричала она, видя, что орлы тащат в когтях добычу.

Но вот однажды орлы, вылетев, как всегда, рано поутру, в обычный час не вернулись в своё гнездо.

Акка долго пряталась в своём убежище, высматривая в небе орлов, но так и не дождалась их возвращения.

На следующее утро Акка вышла на разведку ещё до рассвета. Прошёл час, два часа, три часа. Уже солнце поднялось высоко в небе, но орлы из гнезда не вылетели.

Она не видела их и в полдень на скалистой площадке, где они всегда делили принесённую добычу.

На третий день всё было по-прежнему: орлы не вылетали из гнезда и не возвращались в него.

Тогда Акка поняла, что какая-то беда стряслась с орлами, и сама полетела к скале.

Ещё издали она услышала злой и жалобный крик, доносившийся из орлиного гнезда. Акка заторопилась. На минутку ей стало страшно, когда она подлетела к орлиному жилью. Но она пересилила свой страх и заглянула в гнездо.

Посреди обглоданных костей, окровавленных перьев, птичьих голов, хвостов и лапок она увидела неуклюжего, безобразного птенца. Он был покрыт редким пухом, на маленьких беспомощных крыльях торчком стояли прямые жёсткие перышки, а острый загнутый книзу клюв был уже, как у взрослого орла.

— Я есть хочу, есть хочу!— кричал он и широко разевал свой клюв.

Оглядевшись кругом, не подстерегают ли её где-нибудь за уступом орлы, Акка села на край гнезда.

— Наконец-то! Хоть кто-то явился!— закричал птенец, увидя Акку.— Что ты принесла? Давай скорей, я есть хочу!

Акка очень рассердилась.

— Я ещё к тебе в няньки не нанималась!— прикрикнула она на него.— Где твои отец с матерью?

— Откуда я знаю!— плаксиво запищал птенец, — Они уже два дня не возвращаются. Бросили мне зайца и улетели. А я ещё вчера утром его прикончил. Вон кости валяются.

И верно, от зайца только и осталось, что хвостик да клочья шкуры.

— Ну, что ты сидишь тут?— опять закричал птенец. Ты что, не слышишь? Я есть хочу. Есть! Есть! Дай мне скорее есть!

Акке стало жалко птенца. Всё-таки сирота — ни отца, ни матери. И она отправилась искать ему корм.

Конечно, зайца поймать она не могла. Но зато она выловила в озере большую рыбину и принесла её птенцу.

Увидя, что она что-то тащит, орлёнок приподнялся, вытянул шею, и Акка бросила ему свою добычу прямо в раскрытый клюв.

Но орлёнок сразу выплюнул рыбу.

— Уж не думаешь ли ты, что я буду есть такую гадость? Сейчас же принеси мне куропатку или зайца, слышишь? — зашипел он и защёлкал клювом, точно хотел растерзать Акку на части.

Но Акка не стала с ним церемониться. Она раза два клюнула его в голову и строго сказала:

— Запомни хорошенько: баловать тебя никто не собирается. Твои отец и мать, наверное, погибли, и, если ты не хочешь умереть с голоду, ты должен есть то, что тебе дают.

Потом она разыскала в груде костей и перьев рыбу, которую выплюнул орлёнок, и опять положила её перед ним.

— Ешь!— приказала она.

Орлёнок злобно посмотрел на Акку, но рыбу съел.

С этого дня поутру, в полдень и вечером Акка летала к орлиному гнезду и кормила своего питомца. Она носила ему рыбу, лягушек, червяков, и орлёнок покорно всё ел.

Так дело и шло до тех пор, пока Акка не начала линять.

Последний раз она с трудом добралась до орлиного гнезда, теряя по дороге перья.

— Слушай,— сказала она орлёнку,— больше я к тебе прилетать не могу. Перенести тебя вниз на своей спине я тоже не могу. Ты должен сам слететь в долину, иначе ты умрёшь с голоду. Но не скрою от тебя — этот первый полёт может стоить тебе жизни. До земли очень далеко, а ты ещё не умеешь летать.

Но орлёнок был не робкого десятка. Он вскарабкался на край гнезда, посмотрел вниз — так ли далеко до этой самой земли — и смело прыгнул.

Акка с тревогой следила за ним. Своих детей у неё давно уже не было, и этот чужой птенец был ей теперь как сын.

Но всё кончилось благополучно. Правда, сначала орлёнок закувыркался в воздухе, точно он даже не был птицей. Но ветер помог ему — раскрыл его крылья, и орлёнок, целый и невредимый, сел на землю.

Всё лето орлёнок прожил в долине вместе с гусятами и очень с ними подружился. Он думал, что он тоже гусёнок, и ни в чём не хотел отставать от своих товарищей. Гусята шли на озеро — и он с ними. Гусята в воду — и он в воду. Но гусята, бойко работая перепончатыми лапами, легко и быстро доплывали до середины озера, а орлёнок, как ни старался, как ни бил когтями по воде, сразу захлёбывался и тут же у самого берега шёл ко дну.

Не раз Акка вытаскивала своего питомца из озера по-лузадохшегося и долго трясла его, пока он не начинал дышать.

— Почему я не могу плавать, как другие?— спрашивал орлёнок.

— Пока ты лежал в своём гнезде, у тебя выросли слишком длинные когти,— отвечала ему Акка.— Но не горюй, из тебя всё-таки выйдет хорошая птица.

Но зато, когда для гусят пришло время учиться летать, никто из них не мог угнаться за Горго. Горго летал выше всех, быстрее всех, дальше всех.

Скоро даже просторная долина стала для него слишком тесной, и он пропадал целыми днями где-то за озером и за горами.

Но каждый раз он возвращался злой и озабоченный.

— Почему куропатки и козлята убегают и прячутся, когда моя тень падает на скалу?— спрашивал он Акку.

— Пока ты лежал в своём гнезде на утёсе, у тебя выросли слишком большие крылья,— отвечала Акка.— Но не горюй, из тебя всё-таки выйдет хорошая птица.

— А почему я ем рыбу и лягушек, а другие гусята щиплют траву?— спрашивал он Акку.

— Потому что я не могла приносить тебе другого корма, пока ты жил на своей скале,— отвечала ему Акка.— Но не горюй, из тебя всё-таки выйдет хорошая птица.

Осенью, когда гуси двинулись в далёкий путь на юг, Горго полетел вместе с ними. Но он никак не мог научиться держать строй во время полёта. Он улетал далеко вперёд, а потом снова возвращался и кружился над стаей.

Другие птицы, увидев орла среди диких гусей, поднимали тревожный крик и круто сворачивали в сторону.

— Почему они боятся меня?— спрашивал Горго.— Разве я не такой же гусь, как они?

Однажды они пролетали над крестьянским двором, на котором куры и петухи мирно рылись в мусорной куче.

— Орёл! Орёл!— закукарекал петух.

И тотчас же все куры бросились врассыпную.

На этот раз Горго не стерпел.

«Дурачьё!— подумал он.— Они не умеют даже отличить дикого гуся от орла. Ну, ладно же, я проучу их!»

И, сложив крылья, он камнем упал на землю.

— Я покажу тебе, какой я орёл!— кричал он, разбрасывая сено, под которым спрятался петух.— Ты запомнишь, какой я орёл!— кричал он и бил петуха клювом.

Наверное, Горго заклевал бы его досмерти, но в это время он услышал сердитый окрик Акки. Он бросил петуха и послушно полетел за стаей.

Вечером на привале, когда все гуси уже заснули, Акка долго сидела в раздумье.

Она понимала, что пришло время расстаться с орлом. Она сама вскормила его, воспитала, и ей было жалко отпускать его. Но делать было нечего. Он должен знать, что он орёл, и должен жить, как подобает орлам.

Она встала и пошла разыскивать своего питомца, мирно спавшего среди гусей…

В ту же ночь перед рассветом Горго покинул стаю.

Но каждый год, когда гуси возвращались в Лапландию,

Горго прилетал в долину у Серых скал навестить старую Акку Кнебекайзе.

Это был могучий и смелый орёл. Даже родичи побаивались его и никогда не вступали с ним в спор. Лесные птицы пугали его именем непослушных птенцов. Горные козлы трепетали, как трусливые зайчата, завидев его тень. Он никого не щадил, он бил свою добычу без промаха. Но за всю свою жизнь он ни разу не охотился в долине у Серых скал и не тронул даже кончиком своих когтей ни одного дикого гуся.