1.Представляем вашему вниманию текст доклада академика РАЕН А. А. Тюняева, сделанный на конференции «Традиционная культура в современном информационном пространстве» в Институте этнологии и антропологии РАН 8 декабря 2011г.

2.Петерс Д. И. Архивные документы о пожаловании наградными медалями жителей малых городов Российской империи в первой трети XIX века.

3.Сообщения о городе Ржев в прессе СССР. 

4.Гоголь в Ржеве в 1849 году: о неизвестной поездке писателя.

5.Борьба с курильщиками, зайцами и первые льготы на проезд: интересные факты о Николаевской железной дороге.

6.Иван Тимофеевич Третьяков - аферист сталинских времён.

7.Кокорин Александр Петрович. Гвардии старший прапорщик.

8.К столетию со дня рождения врача - офтальмолога Новиковой М. М.

9.На охоту в Нестерово.

10.Неизвестный Сеславин - узник Смоленской крепости.

11.О пребывании Язова Д. Т. и членов ГКЧП в Кашинском СИЗО - 2 «Калининской (Тверской) области.

12.О Сергее Павловиче Павлове.

13.О строительстве ржевского гидроузла.

14.О том, как погорел комсомольский лидер Сергей Павлов.

15.Полковой священник Константин Николаевич Образцов.

16.Просто строители - о П. Е. Зубченкове  и  А. А. Подчекаеве. 

17.Разборки между руководителем ЦК комсомола Сергеем Павловым и главным редактором журнала «Юность» Борисом Полевым.

18.Ржевский купец Василий Анисимович Чупятов и его авантюрные похождения.

19.Сестра милосердия - графиня Игнатьева.

20.Влади́мир Миха́йлович Ча́плин - учёный и педагог, специалист в области отопительно - вентиляционной техники.

21.В Каспийское море впадает Волга или Кама?

22.Археология в Тверской губернии в 20 - е годы ХХ века.

23.Владимир Ильич Радкевич (Раткевич) - известный уральский поэт ХХ века.

24.Выпускницы Ржевского епархиального женского училища 1902,  1903, 1905, 1907 - 1916 гг.

25.Два взгляда на битву на Синих Водах.

26.Древности Российской империи. Тверская и Ярославская губернии.

27.Зимин А. А. Завещание Дмитрия Донского.

28.Статья из сборника материалов исторических исследовательских работ. (Кавалер Георгиевского креста старообрядческий священник Андрей Павлович Попов).

29.Комплексная экспедиция Этнологического факультета I МГУ летом 1927 г. с целью обследования северо - западного сектора Центрально - Промышленной области.

30.Л.   В.   Тазихина.   Русский   сарафан.  (По   коллекции   сарафанов  Государственного  музея  этнографии  народов  СССР).

31.Л. Ю. Таймасова. «Дело Шлитте». 

32.М.    Красноглядов.   Лен:   производство    и   сбыт.  -  Москва:    Издательство   НКРКИ   СССР,  1926.  -  48  с. 

33.О.      Митров.       Жизнеописание       протоиерея       Матфея       Константиновского.

34.Город Ржев в экспонатах Государственного исторического музея.

35.Дело Мазуриной - Булах. Апология Публицистическое исследование.

36.Мирошниченко Елена Аркадьевна, учитель истории средней школы (Владивосток). Купцы - старообрядцы в городах европейской России в середине XVIII века (из истории российского предпринимательства).

37.МЕСТО ТВЕРИ И ДРУГИХ ГОРОДОВ ТВЕРСКОЙ ГУБЕРНИИ В ВОЛЖСКОЙ ВОДНОЙ СИСТЕМЕ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVIII ВЕКА

38.Литературные экспедиции.

39.«Маршал от искусства»: художник Николай Жуков.

40.Мир природы - камертон творчества Дмитрия Лебедева.

41.Образ преподобного Сергия Радонежского в Сказании Авраамия Палицына об осаде Троице - Сергиева монастыря.

42.Протоиерей Матфей Ржевский.

43.Сапожникова О. С. Вклад древнерусских книжников XVII века в отечественную медицину (Дионисий Зобниновский, Иван Наседка, Сергий Шелонин).

44.Село Молодой Туд.

45.Статья  А. Н. Артамкина  из  сборника  «Новые  материалы  и методы  археологического  исследования».

46.Виктор Боченков. Столетний путь епископа Лукиана (Абрамкина) и его уроки.

47.М. И. Барсуков - начальник эвакопунктов Калининского и 1 - го  Прибалтийского фронтов.

48.Судьба прототипа Веры Павловны, героини романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?»

49.Упоминания в материалах ранних русских летописей о князе Александре Невском.

50.Бунт крепостных в селе Берново в 1827 году.

51.И. Д. Беляев. Земские соборы на Руси. (Речь, читанная 12 января 1867 года на торжественном акте).

52.Церковная революция в Тверской Епархии. Из монографии П. Г. Рогозного "Церковная революция 1917 года. (Высшее духовенство Российской Церкви в борьбе за власть в епархиях после Февральской революции)"

53.Усадебные архивы и библиотеки.

54.Тепловозы серии ДМ62.

55.Т. К. Чугунов. Народное образование в Советском Союзе и в России. 

56.Захарьин И. Н. [Рец. на:] Сельская школа. Сборник статей С. А. Рачинского.

57.Степанченко А. Л. Виды картографических произведений, созданных по результатам межевания земель Рос­сии в середине XIX века. 

58.Письмо Кубинскому народу. 

Представляем вашему вниманию текст доклада академика РАЕН А.А. Тюняева, сделанный на конференции «Традиционная культура в современном информационном пространстве» в Институте этнологии и антропологии РАН 8 декабря 2011г.

Астральный контекст древнерусских мифов (сказок).

В русской мифологии широко известна система божеств и героев. Она отличается от «греческой», «египетской» и библейской систем полной самобытностью. Кроме этого, если «греческая» система сложилась в железном веке и поэтому она наслаивается на реальную историю (то есть «греческие» боги и герои жили среди реальных людей железного века), то герои и божества русской мифологии обнаруживают глубочайшую древность.

Археолог академик Б.А. Рыбаков в своих многочисленных работах уверенно относил времена существования древнерусских богов и героев в чрезвычайно удалённые эпохи. По его мнению, культ Волоса (Велеса) берёт своё начало ещё со времён мустьерской культуры, культы Мокоши и Яже (Ящера) - с самого начала верхнего палеолита, культ Сварога - с мезолита, Дажьбога - с неолита и т.д.

С чем было связано появление древнерусских божеств и героев в столь отдалённое время? Ответ пришлось собирать, что называется, по крупицам. Сначала под натиском археологического материала отпала версия, которую большинству из нас навязывали ещё в школе, мол, у древнего человека было политеистическое сознание, в котором каждое божество олицетворяло некие «силы природы». В том огромном по количеству материале, который собран почти с пятидесяти тысяч археологических памятников Центральной России совершенно отсутствуют артефакты религиозного назначения.

Зато, начиная уже с Сунгиря (28 тысяч лет назад, Владимир), обширный сектор археологических находок стал отводиться предметам астрономического и календарного назначения. Во Владимирском музее представлены находки и дано подробное описание к ним. Далее находки аналогичного содержания представлены в позднюю фазу верхнего палеолита (Гагарино, Авдеево, Зарайск и др., ок. 22 тысяч лет назад), а в мезолите (с 15-го по 7-е тысячелетия до н.э.) находки календарно-астрономического плана на территории Центральной России (Древнейшей Руси) становятся обильными и постоянными.

Таким образом, в Древнейшей Руси уже с верхнего палеолита сформировались два потока знаний: первый - мифологические знания, второй - календарно-астрономические.

В такой ситуации естественным образом напрашиваются два вопроса: первый - что послужило основой древнерусской мифологии? и второй - как были семантически промаркированы достижения календарно-астрономического плана? Ответим сначала на второй вопрос: сейчас такими маркерами являются названия месяцев, их очерёдность и длительность, названия созвездий, их расположение и очертания, календарь, сетка и названия праздников и т.д. А теперь - на первый: основой древнерусской мифологии явилась астрономическо-календарная система.

Каким бы странным ни казалось, ответы на оба вопроса давно и подробно известны специалистам, но совершенно никак не осознаваемы широкой полосой общественности. Обратимся за разъяснениями к философам. А.А. Ивин в своём «Энциклопедическом словаре» фиксирует общепонятность и общепризнанность того, что «политеистические религии возникают в рамках мифологии и наследуют характерные для неё особенности». При этом, «языческие боги не стоят над природой, они действуют внутри равновесного космоса…, обеспечивая раз и навсегда установленный порядок мироздания, неподвластный усилиям ни людей, ни богов» [ФЭС, 2004].

Автор также отмечает, что «все попытки апологетов теизма (иудаизм, христианство, ислам) до конца искоренить язычество оказывались безуспешными. Новые вероисповедные и культовые формы были вынуждены ассимилировать древние языческие представления и сюжеты, воплотившиеся в обычаях, праздниках, в самом образе жизни. На бытовом уровне доминировал своеобразный синкретизм, отчетливо выступающий в современной России, где многие православные представления по-прежнему толкуются в рамках языческих образов, традиционных для данного региона. Одновременно повсеместно возрождаются древние языческие культы» [ФЭС, 2004].

Опять же, зададимся вопросом: в чём причина такого упорства «язычников»? Оказывается, «мифологическая форма языческого мировоззрения - древнейший надобыденный способ познания действительности. В древних культурах он выполнял наряду с религиозной протофилософскую концептуально-мировоззренческую функцию, заключая в себе наиболее общие представления о мире и человеке. Языческая мифология - это религиозно-мировоззренческая система, выраженная образно-поэтическими средствами. Мифологические философемы языческого мировоззрения отражали итог постижения действительности» [НФЭ, 2001].

Главное, «в языческих культурах многих народов Вселенную отождествляли с огромным живым организмом», а «на антропоморфно обожествленный Космос смотрели как на партнера, который как бы читает язык действий, обрядов и ритуалов. Представления, которые были связаны с богами, содержали в себе идеи ключевого мировоззренческого значения. Пантеон в своей совокупности воплощал картину мироздания» [НФЭ, 2001]. И дальше автор перечисляет те моменты картины мироздания, которые, по его мнению, были сложены, в том числе, и древнерусским населением: «воздушная сфера - Стрибог, водно-грозовые - Перун, светила - Дажьбог (Хоре), Велес, земная - Мокошь и рожаницы», и делает вывод: «астральный порядок как идеал морального порядка был безусловным для язычества» [НФЭ, 2001].

В общем, в этих нескольких цитатах заключена достаточная база для нашего исследования: древние русы изучали окружающий мир, главными объектами изучения являлись Вселенная и Космос, отдельные эпизоды и явления такого познания были трансформированы в богов, героев, праздники и объясняющие это всё мифы, точнее - сказки. То есть вырисовывается такая картина языческой астральной мифологии, при которой основой мифа являлись реальные звёзды и созвездия. Поверх реальности древний русский народ положил покрывало сказочности, мифичности. Вымышленные сюжеты их взаимодействия стали служить средством для лучшего запоминания расположения звёзд и созвездий, а также увлекательной оболочкой для глубокого обучения принципам мироустройства.

Родословная славянских богов и героев.

«Родословная славянских богов и героев» - это огромный по объему и крайне сложный по контексту фронт работ. Впервые мне посчастливилось коснуться этой проблемы в 2002 году, а в 2005 году удалось выпустить первую статью с этим же названием. Казалось, проблема близка к своему разрешению. Но очередные вскрываемые пласты открывали ещё более глубокого залегания, и проблема, решаясь поэтапно, приобрела стройность глобальной мировоззренческой системы.

Для генеалогических построений материала предостаточно. Вспомним только летописных героев - Словена, Руса, Щека, Хорива, Кия, Шелонь и т.д. Моменты, связанные с датировкой персонажей, не только есть в летописях, но и с успехом решаются с помощью археологического контекста. Большинство ключевых персонажей датировал академик Б.А. Рыбаков, причём, как мы уже сказали, его датировки древнерусской сказки и древнерусского мифа начинаются уже со времени начала верхнего палеолита. В таких условиях сам собой возникает вопрос: мифы и сказки были, а русского народа не было?

Ответ на этот вопрос в последние годы стала чётко давать новая научная дисциплина - ДНК-генеалогия. Согласно генетическим исследованиям, современный русский этнос несёт в себе те же гены, что и 50 тысяч лет назад несло коренное население Русской Равнины, включая тех же обитателей Сунгиря, Костёнок, Авдеево, Зарайска и т.д. И это не были финно-угры, которым ложно приписывают автохтонность на русской земле.

Родословная славянских богов и народов - это объёмное генеалогическое дерево. Медоты ДНК-генеалогии позволили привязать почти все его ветви к генетическим маркерам, которыми оказались только два - R1a1 (гипербореи) и R1b (атланты). Однако при датировании «дерева» оказалось, что, чем глубже время существования конкретного персонажа, тем более продолжительной была его «жизнь». Это обстоятельство в совокупности с мировоззренческими языческими взглядами, изложенными выше, навело на мысль о том, что и герои, и боги могут быть не совсем человеческими персонажами.

В результате тщательного анализа, оказалось, что практически все персонажи древнерусской и славянской мифологии являются мифологическими воплощениями астральных воззрений. При этом, если в более древние периоды богов небольшое число, как и известных созвездий или астральных мировоззренческих единиц, то в более поздние времена персонажей, что называется, как звёзд на небе. И это не крылатое выражение. Это - реальность.

Астральная топонимика Руси.

В очередной раз зададимся вопросом: почему нам, коренным русским, а также нашим учёным ни сейчас, ни в недалёкой давности не были известны смыслы названия русских городов и рек? Например, что значит «Рязань»? «Москва»? «Владимир»? «Тула»? «Ржев»? «Ярославль»? «Кострома»? «Казань»? и т.д. Конечно, есть ложная этимология этих русских названий. Например, слово «Казань», мол, происходит от тюркского «казан», а название «Владимир» – от княжеского имени Владимир.

Однако в Центральной России существует более 120-ти топонимов (из них почти 40 рек) с название «Казань», «Казанка», и эти топонимы никак не связаны с местом обитания тюрок и их кухонной утварью. Да, и в самой Казани татары появились практически только в наше время.

Касательно названия города Владимир всё гораздо более запутанно. На древних картах и в древних источниках название этого города записывалось иначе - ВОЛОДИМЕР. На конце слова стоит не «МИР», а «МЕР», то есть измерение. Да, и первая часть слова связана не с именем Владимир, а с определением и функцией бога - напомним, по-латински VOLO - означает «бог». И раз уж такие знатные этимологи, как М. Фасмер, выделывают историю русского языка, состоящей только из заимствований, то почему бы не применить в данном случае латинскую этимологию? Она, во всяком случае, лучше, чем применённая Фасмером и другими тюркская этимология для названий других русских городов.

Однако этимологический спор в отношении древнерусских топонимов не является предметом только лингвистическим. В этот спор активно вмешиваются и другие дисциплины. В частности, древнерусская мифология утверждает, например, что река Волга названа так потому, что она является отображением Млечного пути на Земле. Проверяя это положение, обнаруживаем, что действительно мифология совпадает с топонимикой.

Так, Млечный путь соединяется из двух рукавов в один и в этом виде «течёт» дальше. Один рукав, мифологически, вытекает из сосцов коровы Земун, а второй - из сосцов козы Седунь. Река Волга тоже состоит из двух рукавов, сливающихся в одни поток. Причём один рукав мог брать своё начало из реки Москва, то есть Корова, а второй и сейчас берёт начало из реки Коза (которая потом переходит в Каму). Интересно отметить, что к западу от Волги земля называется собственно «земля», то есть от имени Земун, а к востоку - «ки, камень», то есть от имени реки Камы - камлатой Козы.

Линия атлантов, R1b.

На западе, в Сербии есть город ЗЕМУН. Вокруг него «коровьи» реки - Турья (тур - «бык»), Ярчина (яр - «телёнок»), Бела (вол). Да, и название Сербии можно перевести буквально «рогатая», «серповидная» (по форме рогов).

От имени сына коровы Земун - Волоса-Велеса - река Велеса (Тверская область), река Волосовка (Вологодская область), река Волосовка (Рязанская область), Волос (Греция), Велес (Македония), Велес-Рубио (Испания), Велес-Бланко (Испания), Велес-Малага (Испания), поселок Велес-Де-Бенаудилья (Испания), посёлок Велеса (Тверская область), город Волосово (Ленинградская область), село Волосово (Владимирская, Вологодская, Ленинградская, Московская, Нижегородская, Новгородская, Псковская, Тверская, Ярославская области), посёлок Волосово (Беларусь), село Волосово-Дудино (Калужская область), село Волосово-Звягино (Калужская область), село Волосовка (Рязанская область), посёлок Волосовка (Украина).

Именем сына козы Седуни - Кощея - село Кощеево (Белгородская, Вологодская, Ивановская, Тверская, Ярославская области), хутор Кащеевка (Ростовская область), село Кащеевка (Рязанская и Тульская области), село Кощеевы (Кировская область). Именем брата Кощея - Дыя (Зевса) - река Дый (Пермский край), посёлок Дие (Чехия). Именем Вия  - река Вия (Карелия), река Вия (Латвия), посёлок Валя-Вий (Румыния), станция Кларий-Вий (Румыния), посёлок Мея-Вия (Португалия), посёлок Каль-Вия (Испания), станция Вия-Феррея (Испания). Именем Индры  - озеро Большой Индра (Свердловская область), посёлок Индра (Свердловская область), посёлок Индра (Латвия).

Именем сына Кощея и Дану - Дона - названы реки Дон, Днепр, Днестр, Дунай, а также река Дон (Великобритания), река Дон (Франция), река Старый Дон (Ростовская область), озеро Старый Дон (Ростовская область), река Хак-Дон (Саха), река Дон-Дара (Испания), озеро Степин Дон (Ростовская область), село Дон (Коми), село Дон (Липецкая область), посёлок Дон (Италия), село Дон-Урай (Татарстан), село Тихий Дон (Воронежская область), посёлок Тихий Дон (Липецкая область), село Тихий Дон (Липецкая область), хутор Волго-Дон (Ростовская область), местечко Дон-Терек (Тыва), село Красный Дон (Воронежская область), село Дон-Терезин (Тыва); река Дунай (Румыния), река Дунай (Архангельская область), река Дунай (Новгородская область), озеро Дунай (Алтайский край), река Малый Дунай (Словакия), река Старый Дунай (Румыния), река Рацкевей-Дунай (Венгрия), село Дунай (Вологодская область), село Дунай (Кировская область), посёлок Дунай (Ленинградская область, Всеволожский район), посёлок Дунай (Приморский край, Шкотовский район), село Дунай (Рязанская область), село Дунай (Тверская область), посёлок Дунай (Польша), село Светлый Дунай (Курская область).

Именем дочери Дона - русалки Роси  - река Рось (Украина), озеро Рось (Украина), озеро Рось (Польша); река Роська (Украина), река Роська (Тверская область), посёлок Росица (Беларусь), посёлок Росица (Болгария), посёлок Горна-Росица (Болгария). Именем внука Кощея и сына Дона - Вавилы - река Вавилон (Коми), посёлок Вавилон (Архангельская область), посёлок Вавилон (Коми), село Вавилон (Ставропольский край), посёлок Вавилон (Алтайский край). Его сестры Ламии - озеро Ламия (Греция), город Ламия (Греция), посёлок Ла-Ламия (Италия). Брата Дардана - пролив Дарданеллы (Турция). Именем Асилы - город Асила (Марокко, в древности город был русским), деревня - Асила (берег Ладожского оз.).

Именем Бармы - река Барма (Коми), река Парма (Италия), село Барма (Тульская область), город Парма (Италия), посёлок Парма (Коми), село Парма (Коми), село Парма (Пермский край), село Большая Парма (Коми), Пермь (Пермский край). Именем жены Бармы - Тарусы - река Таруса (Калужская область), город Таруса (Калужская область), село Тарусы (Тверская область).

Линия гипербореев, R1a1.

Именем супруги Сварога - Лады - река Лада (Псковская область), река Лада (Латвия), река Лада (Польша), река Бяла Лада (Польша), село Лада (Мордовия), посёлок Лада (Румыния), посёлок Борова-Лада (Чехия). Именем дочери Лады - Ляли - река Ляля (Пермский край), река Ляля (Свердловская область), река Полуденная Ляля (Пермский край), посёлок Старая Ляля (Свердловская область), село Ляля-Титово (Свердловская область). Именем Леля - река Лель (Пермский край), реки Асыввыв-Лель, Улыс-Лель, Катыд-Лель и Войвыв-Лель (Пермский край), село Лель (Коми), село Лель (Пермский край), посёлок Лель (Чукотка), село Верх-Лель (Пермский край).

Именем внука Дажьбога, сына Богумира - Словена - село Славин (Саратовская область), село Малый Славин (Саратовская область). Именем Полевы  - село Поляне (Псковская область), посёлок Поляне (Словения), посёлок Биеле-Поляне (Черногория), посёлок Велике-Поляне (Словения), посёлок Креснишки-Поляне (Словения). Именем Кимра  - река Кимрка (Тверская область), город Кимры (Тверская область). Именем Скревы  - село Крева (Тверская область). Именем Прии - посёлок Прия (Румыния). Именем Севы - река Сева (Кировская область), село Сева (Удмуртия).

Именем сына Богумира - Руса - река Рус (Испания), озеро Рус (Франция), река Русса (Тверская область), посёлок Рус (Великобритания), посёлок Рус (Испания), посёлок Рус (Румыния), посёлок Рус (Франция), станция Рус (Румыния), станция Рус (Франция), Ле-Рус (Франция), посёлок Ла-Рус (Франция), посёлок Ле-Рус (Франция), станция Эр-Рус (Египет, Матрух Новая Долина), посёлок Руса (Греция), посёлок Руса-Эклисия (Греция), село Русса (Новгородская область), город Старая Русса (Новгородская область), село Новая Русса (Новгородская область), Старая Русса урочище (Ленинградская область). Именем его брата Хазара - озеро Хазар (Турция, Элязыг вилайет) село Хазар (Дагестан), село Хазар (Турция, Элязыг вилайет).

Этимология названий древних русских городов.

Как видно из представленного топонимического материала, алгоритм образования имён поселений и рек везде, где исконно обитали гиперборейский и атлантический рода, одинаков. В основу топонима ложится имя собственное того или иного мифологического героя или бога. Необходимо отметить, что в древние времена этот алгоритм был распространён среди населения всей Земли (например, название города Афины). И этот алгоритм дошёл и до настоящего времени (например, название города Сталинград, Чехов, Суворов и т.д.).

В этой связи, правомерно применить этот же самый алгоритм и к расшифровке этимологии древнерусских городов. То есть первый опорный пункт дешифровки можно определить так: в основе топонима должно лежать мифологическое имя собственное. Второй опорный пункт - это то, который обозначен в начале нашего доклада: исток мифологического сюжета, ровно, как и имён мифологических персонажей, следует искать в воззрениях на Космос, на Вселенную. В силу применения этих опорных пунктов алгоритма получился следующий результат.

Подробный этимологический разбор названий главных русских городов (мы его здесь приводить не будем, разбору посвящена большая часть книги «Формула мироздания в символах»), подробных анализ символики городов, а также астрономические параллели позволили реконструировать следующую систему производства топонимов в древности.

Уже к неолиту в Древнейшей Руси имелась полностью сформированная система мифов, которая была запечатлена на звёздном небе в качестве отдельных звёзд, созвездий, а также других объектов. Вновь называемое место (например, выбранное место для строительства города, или вновь открытая река) позиционировалось на местности с учётом звёздных координат - то есть, буквально, «под такой-то звездой или созвездием». Для этого необязательно было заново определять созвездие, достаточно было знать, близ какого уже известного населённого пункта находится новый. После чего приступали к строительству, а поселение получало название той звезды или того созвездия, под которым оно оказалось.

Такой метод заметно облегчал производство названий, а также позволял интегрировать новые топонимы в уже имевшуюся систему. Такой же подход остался и сегодня. Только названия новых поселений привязываются к понятию «область» (Московская, Тульская, Рязанская и т.д.). Кстати, термин «область» происходит от «волость» и далее от имени «Волос». Сориентировав звёздную карту неба и расположив некоторые реперные точки Центральной России так, чтобы обе карты совпали, мы получили карту ПРОИЗВОДСТВА ТОПОНИМОВ. Кратко опишем её.

Центральной реперной точкой является Москва. Имя этого города многослойно. Оно происходит от имени Мокоши - матери космоса, богини Вселенной, и её зооморфного воплощения - Москы (медвежонка). Этот город построен под Малой Медведицей, на семи холмах-звёздах. Вторая реперная точка - это город Великий Новгород. На его гербе изображён трон, а к западу от Малой Медведицы расположено созвездие Кассиопеи, которое ранее именовалось - Трон, Трон бога.

Рис. 1. Карта звёздного неба и карта соответствующей поверхности Земли (фрагменты).

Нижнему Новгороду соответствует созвездие Большой Медведицы - семь ярких звёзд которого образуют известный Большой Ковш. Этот астеризм известен с древности у многих народов под разными названиями: Плуг, Лось, Повозка, Семь Мудрецов и т. п. И именно лось изображён на гербе Нижнего Новгорода.

Тверь расположена на берегах реки Волга в районе впадения в неё рек Тьмака и Тверца. Считается, что Тверь основана в 1135 году на стрелке реки Тьмаки. Но археологи установили, что поселение здесь стояло уже 11-м веке [Милонов, 1935]. Разбирая этимологию топонима «Тверь», приходим к заключению, что этимология города Тверь такова: Тверь - центр вращения земель русских, центральное место, в котором установлен столп, поддерживающий небо. Поскольку столп центральный, или главный, то на гербе он изображён в виде престола, или трона. Корона на гербе подчёркивает вращательность движения, а также главную роль этого столпа. При совмещении расположения города Тверь с выстраиваемой нами картой соответствия положения русских городов положению звёзд и созвездий, то Тверь необходимо совместить с центром вращения, то есть с Полярной звездой в созвездии Малой Медведицы.

Рис. 2. Гербы Твери.

Рис. 3. Верхний ряд: слева монета Маджара - города, побратима Твери; справа - печать Твери. Нижний ряд - изображения созвездия Дракона.

Основание Ржева историческая литература относит к середине 12-го века, хотя в Новгородской уставной грамоте встречается его упоминание под 1019 годом. Ещё в начале 20-го века каждый житель города мог рассказать легенду о защитнике Ржева князе Владимире: «Каждый раз, когда враги подходили к крепостным стенам, на крутом волжском берегу на белом коне возникал безмолвный воин-князь Владимир. И каждый раз по взмаху его руки враги бежали от города. Каждую ночь князь дозором обходил свой город, и каждый вечер горожане у стены ставили новую пару сапог. Множество новых сапог износил князь, но однажды поленились горожане или забыли поставить новые княжеские сапоги… С той поры осерчал князь на своих подданных и покинул город».

Рис. 4. Символика Ржева: верхний ряд - гербы Ржева; нижний ряд - изображения разных авторов и разных периодов созвездия Цефей.

Интересно то, что Ржевская легенда о князе Владимире, обходящем дозором город, удивительным образом совпадает с аналогичной легендой вавилонян: огромный змей, кольцом окружив город Вавилон, защищал его от врагов. Напомним, РА - это имя древнего дракона-змия. Его имя обозначает буквально «Летающий блестящий или красный». В русском языке сохранился эпитет дракона - РУДЫЙ, то есть красно-жёлтый. Связано с «руда», «рдеть». Отметим, цвет герба города Ржев как раз жёлто-красный: жёлтый-золотой лев на красном поле.

Золотой лев обозначает царя - это традиционное значение символа. На одном из изображений герба Ржева лев показан в КОРОНЕ, а также держащим ОСЬ МИРА. Летописи именуют этот город как Ржева Володимирова, Ржевка и Ржов. Даже сейчас сохранилось народное название золота - рыжьё. Всё сказанное позволяет сделать вывод о том, что в символе «золотой с короной и посохом лев» запечатлён образ ЦАРЯ. Именно поэтому звезда гамма Цефея, которая попадает на корону образа Цефея, называется Аль РАИ, или без артикля «аль» - просто РАИ, Raji - царь Ржев (RJev). Именно этот звёздный царь Володимир (Цефей) каждую ночь (созвездия видны только ночью) обходит город Ржев (вращается практически вокруг звезды Аль РАИ) дозором. Звезда эта, по сегодняшнему начертанию созвездия, располагается в ногах Володимира, поэтому кажется, что он именно обходит владения и стаптывает сапоги.

Рис. 5. Символика Смоленска: нижним слоем - фрагмент звёздной карты: справа внизу - герб Смоленского воеводства; слева вверху - герб Смоленска 1570 года; справа вверху - герб Смоленска 1780 года.

Разбирая символику и этимологию Смоленска, приходим к выводу, что Смоленск - это город царёва гнева, то есть та «плётка», а позже пушка, которая доводила до врагов военные мысли русского царя. Положение Смоленска на звёздной карте совпадает с положением плётки у царя Цефея, да, и другие атрибуты символики совпадают.

Заключение.

Закончим тем, что Велес являлся «богом» всей Руси. В более древнем варианте его имя звучало иначе - Волос. Оно образовано от глагола «волочить» и буквально обозначает ЗМИЯ. Дадим синонимы: др.-русск. змий, чешск. zmek - «дракон»; греч. ophis; лат. serpentis; исп. dragón, cometa, volantín; англ. serpent, dragon, kite и др. На звёздном небе «богу» Волосу соответствует созвездие Дракона. Оно окружает центр эклиптики, а по кольцам «тела» Волоса совершает свой прецессионный путь точка, на которую направлена ось вращения Земли.

Рис. 6. Расположение некоторых русских городов и сопоставление с картой звёздного неба.

На рисунке карта звёздного неба совмещена с картой Центральной России. На первой из них нанесены созвездия. В частности, на территории созвездия Дракон (Волос) размещены следующие города: около пасти дракона, из которой извергается пламя, - Курск (ср. курить - дымить, гореть); далее - Рославль и Орёл с корнем «Ро» и «Рё» - «дракон»; далее - Елец от «Юлан» - «змей»; далее Тула - «тулово дракона»; далее Серпухов - «змей» (ср. серпент) и почти в самом хвосте Дракона расположился город Владимир, по-старому Володимер - буквально «мера Волоса» (то есть конец, длина Дракона).

Андрей Тюняев, академик РАЕН.

Петерс Д.И. Архивные документы о пожаловании наградными медалями жителей малых городов Российской империи в первой трети XIX века.

Архивные документы о пожаловании жителей малых городов Российской империи наградными медалями еще не привлекали внимание исследователей. Статья ставит целью - на основе изучения архивных источников ввести в научный оборот новые, ранее неизвестные, факты о пожаловании российскими медалями с ординарными надписями жителей г. Мурома и других малых городов империи, преимущественно центральной части, в первой трети XIX в. В царствование императоров Александра I и Николая I (до 1830 г.) в России было учреждено более семидесяти пяти наградных медалей. [1] Многие из них, особенно отчеканенные в начале правления императора Александра I, имевшие редкие надписи («За бескорыстие и усердие на пользу казенную», «За отличное усердие», «За полезное изобретение», «За усердие и труды», «За усердие и пользу», «За труды», «За труды и усердие», «За службу», «За бескорыстие» и др.), предназначались для единичных пожалований за конкретные деяния и заслуги, и в последующие царствования ими никого не награждали. В статье будут рассмотрены только факты пожалования жителей Мурома и некоторых других малых городов империи медалями с «ординарными» надписями - «За усердие», «За полезное», «За усердную службу», «За спасение человечества/ погибавших». [2] На лицевой стороне этих медалей помещен портрет императора, а на обороте - соответствующая надпись; они были учреждены в 1801-1818 гг. и просуществовали до октябрьского переворота 1917 г. Их изготавливали из золота и серебра, носили на шее и на груди на различных орденских лентах.

Каждое государство имеет свою философию поощрения. В рассматриваемый период в России продолжалась дальнейшая дифференциация и стабилизация всей системы наград, были окончательно закреплены принципы социально-классового подхода при пожаловании медалями. Так, в ноябре 1809 г. Комитет министров принял постановление о том, чтобы «крестьянам, ежели бы кто действительно обратил на себя особенное внимание правительства какой-либо отличною заслугою, давать серебряные медали, а золотые предоставить в награду одному купеческому достоинству». [3] Это постановление служило руководством при представлении к медалям до 1834 года [4].

Социальной функцией наградных медалей Российской империи рассматриваемого периода являлось не только воздаяние купцов, мещан и крестьян за различные заслуги, но и стимулирование у награжденных преданности к самодержавному строю, которому они служили. Это достигалось не только пожалованием самих медалей, но и выдачей их в разных металлах (золоте и серебре), различных размеров, украшение алмазами и бриллиантами, ношение медалей на разных лентах, как правило, в порядке старшинства орденов.

Об учреждении медалей, как отмечалось в документах, «не было никаких всенародных объявлений, кроме устных, «высочайших» повелений, сообщаемых министрами управляющему Кабинетом Его Императорского Величества». [5] Эти повеления не вошли в Полное собрание законов Российской империи, не опубликованы и хранятся в архивах страны.

Архивные документы о наградных медалях России первой трети ХIХ в. являются ценным источником социально-экономических отношений, военной и политической истории, национальной политики государства, ценным, а иногда и единственным источником биографических сведений. Кроме специально оговоренных, все приводимые в статье архивные документы выявлены в РГИА в фондах Кабинета Е.И.В. (Ф. 468) и Капитула императорских и царских орденов (Ф.496) и ссылки на них не приводятся.

Пожалованные медалями очень гордились полученными «высочайшими» наградами. На многих портретах купцов того времени они изображены с имеющимися у них медалями.

Наградные медали в рассматриваемый период иногда теряли, и по особым разрешениям императоров, взамен утерянных выдавали новые. Например, в январе 1842 г. серебряную медаль «За усердие» с портретом императора Александра I на аннинской ленте выдали «козловскому мещанину Попову взамен пожалованной ему в марте 1821 г. и истребленную пожаром».

Как следует из архивных документов, жителей Мурома в первой трети ХIХ в. жаловали чаще всего медалями за спасение людей. Так, 16 октября 1814 года, [6] медалями с надписью «За усердие» для ношения на шее на красных лентах наградили муромского купца Я. Усова - золотой, а муромских мещан А. Гладкова и И. Тагунова - серебряными. В июне 1814 г. владимирский губернатор доносил управляющему Кабинетом Е.И.В. Д.А. Гурьеву, что «при разлитии под городом Муромом реки Оки в широту на 10 верст, 4 мая сильною бурею разбивало стоявшие близ города суда, на коих люди более 100 человек, ожидавшие совершенной своей гибели, спасены посредством небольшого катера муромским купцом Яковом Усовым и мещанами Алексеем Гладковым и Иваном Тагуновым, с помощью тамошней градской полиции». Кроме того, в феврале 1825 г. других Тагуновых (родственников Ивана Тагунова?) - муромских мещан Григория Иванова и Андрея Григорьева Тагуновых (отца и сына?) пожаловали серебряными медалями с надписью «За спасение человечества» для ношения на груди на владимирских лентах «за спасение трех человек утопающих». В мае 1824 г. такой же серебряной медалью был пожалован унтер-офицер Муромской инвалидной команды Давыдов. Как говорится в обнаруженных в РГВИА документах, командир Отдельного корпуса внутренней стражи граф Комаровский 27 ноября 1823 г. доносил исправляющему должность начальника Главного Штаба Е.И.В. барону Дибичу о человеколюбивом поступке «унтер-офицера муромской инвалидной команды Ивана Давыдова и бывших с ним пяти рядовых во время пожара спасшего в двух избах трех малолетних ямщичьих детей бывших уже в совершенной от пламени опасности, из которых двое имеют по четыре, а последний два года» и просил исходатайствовать ему денежного вознаграждения. [7] Как писал владимирский гражданский губернатор, «Муромского уезда в ямской слободе Гладячей называемой, 8-го числа июля месяца сгорело 16 ямщичьих дворов. Во время того пожара, как открылось по исследовании, Муромской инвалидной команды унтер-офицер Иван Давыдов, возвращаясь с пятью той же команды рядовыми в Муром, из города Вязников, куда препровождал он арестантов, несмотря на величайшую опасность вынес из двух домов пламенем уже объятых, трех малолетних ямщичьих детей и вместе с тем побуждая помянутых рядовых, спас от пожара несколько принадлежащего ямщикам имущества». [8] На рапорте графа Комаровского барон Дибич 30 ноября наложил резолюцию: «Спросить гр. Комаровского полагает ли он Давыдова достойным офицерского чина».

Из находящегося в архивном деле формулярного списка следует, что «Иван Макаров сын Давыдов, 48 лет, из солдатских детей Владимирской губернии города Мурома села Карачарова, холост, в службу вступил 5 апреля 1812 г. рядовым во Владимирский пехотный полк; произведен в унтер-офицеры 25 мая 1812 г. В марте 1813 г. переведен в 41 егерский полк, в августе того же года - в Бабиновицкую инвалидную команду, а из нее в январе 1823 г. в Муромскую инвалидную команду. В 1814 г. находился в походах с рекрутскою партией в Пруссии и Саксонии». [9]

Из других, имеющихся в деле, документов также следует, что «имеет он серебряную медаль (в память Отечественной войны 1812 года - Д.П.) по показанию его будто бы данную ему за то, что во время следования владимирского пехотного полка с места его сформирования из Владимира к действующей армии в 1812 году поймал он Смоленской губернии близ города Краснова в неизвестном ему селении с четырьмя рядовыми 12 французов».

Рассмотрев документы об унтер-офицере Давыдове, граф Комаровский 18 февраля 1824 г. доносил дежурному генералу Главного Штаба генерал-майору Потапову, что «хотя унтер-офицер Давыдов в унтер-офицерском звании и выслуживает узаконенный 12-летний терминал и во время служения в команде с 10 января 1823 года вел себя хорошо и ни в чем худом не замечен, читать и писать знает, но Офицером по бедному состоянию прилично содержать себя не может, а при том не весьма сведущ и по фронтовой службе», а потому полагает, что «унтер-офицера Давыдова за спасение 3-х детей приличнее было бы наградить медалью за спасение человечества». [10]

По докладу Главного Штаба император Николай I в марте 1824 г. повелел наградить унтер-офицера серебряной медалью с надписью «За спасение человечества» и выдать 100 рублей асигнациями, а рядовым по 25 рублей. [11] В мае 1824 г. медаль на владимирской ленте из Кабинета Е.И.В. была препровождена в Главный Штаб, а в июне - отправлена по принадлежности в Муром для вручения унтер-офицеру Давыдову. [12]

Жителей Мурома в первой трети ХIX в. жаловали наградными медалями с ординарными надписями и за другие заслуги. Так, в марте 1820 г. золотыми медалями с надписью «За усердие» на аннинских лентах среди других надзирателей «по части питейного сбора» наградили «помошника Муромского надзирателя купца Гречникова» и бежицкого купца Неворетина. В 1825 г. такими же медалями пожаловали «члена купеческой депутации Ининского судоходства Муромского 2-й гильдии купца Кисилева за отличное усердие и услуги оказанные им в 1823 и 1824 годах Судоходству по реке Цне» и «муромского купеческого сына Я. Осменникова».

В 1831 г. некоторых городских голов малых городов центральной России «за деятельное и усердное участие в мерах и пособиях к прекращению болезни холеры» - муромского градского главу купца Титова, мологского - купца Бушкова, мышкинского - Сицкого и рыбинского - второй гильдии купца Михаила Журавлева наградили золотыми медалями «За усердие» для ношения на шее на аннинских, а Журавлева на владимирской лентах.

В разные годы первой трети XIX в. медалями жаловали и жителей Владимирской губернии. В 1812 г. среди других «комиссионеров комиссии по снабжению солью государства» наградили «владимирского купца Иванисова и мологского Кузнецова» золотыми с надписью «За усердие» на алых лентах. Такими же медалями пожаловали «надзирателей питейных сборов» владимирских купцов - Иконникова (1819 г.) и Громова (1823 г.). В июне 1829 г. и декабре 1831 г. медалями на аннинских лентах с портретом императора Николая I и надписью на обороте «За полезное» наградили «шуйского градского главу и фабриканта бумажных изделий Болотова» - золотой, а «Владимирской губернии Шуйского уезда села Тейкова крестьянина Тимофея Медведева - за отличное искусство в живописи и за пожертвование оною на значительную сумму в пользу Ярославского дома призрения ближнего» - серебряной. Кроме того, по представлению владимирского гражданского губернатора серебряные медали «За усердие» на владимирских лентах пожаловали крестьянам Владимирской губернии - «экономической деревни Коновой К. Федорову за спасение пяти утопающих» (1818 г.) и «Ковровского уезда удельного ведомства Михаилу Большакову и Гавриле Сыроедову за спасение 11 человек (утопавших) в реке Волге» (1823 г.).

За значительные пожертвования во время Отечественной войны 1812 года бронзовыми медалями в память этой войны для ношения на груди на владимирской ленте наградили купцов Владимирской губернии: покровских - И. Шеина, М. Сарычева, П. Прокофьева, Я. Брыкина и шуйского - И. Корнилова.

Жителей других малых городов Российской империи в первой трети XIX в. медалями с ординарными надписями награждали за крупные пожертвования (как деньгами, так и материалами) в пользу государства и «богоугодных заведений»; различную благотворительную деятельность, строительство казенных и общественных зданий, ремонт и украшение церквей, долговременную и беспорочную службу на различных выборных должностях, значительные заслуги в мануфактурной промышленности, сельском хозяйстве и торговле, помощь войскам во время войн, различные изобретения и усовершенствования, поимку дезертиров, воров и разбойников, спасение людей от потопления и во время пожаров и т.п.

В 1804 г. из Кабинета Е.И.В. выдана медаль с надписью «За полезное» вяземскому первой гильдии купцу Гайдукову, «изъявившему желание устроить в Вязьме на собственное иждивение больницу для бедных» - золотая с изображением пчельника на владимирской ленте [13] и вологодскому второй гильдии купцу Лаптеву «за полезный проект его о средствах охранять гавань от засорения и за усердие изъявленное им чрез добровольное пожертвование некоторою суммою на поправку находящегося в Кронштате дворца Петра Великого» - золотая с изображением рога изобилия на алой. [14]

В 1808 г. серебряную «За усердие» на красной ленте пожаловали «Нижегородской губернии Арзамасскому купцу Селивестру Монахову, который быв употреблен к отысканию связей и преступников в делании фальшивых ассигнаций и узнав, что сын его находился в подозрительной связи с делателями фальшивых ассигнаций, представил онаго сам к производимому в том следствию». [15]

В 1810 г. серебряной медалью на алой ленте «За полезное» наградили белевского мещанина Н. Калашникова «за помощь при переправе из Керчи на Тамань и обратно войск, лошадей и обозов». [16] В 1814 и 1816 гг. такими же медалями на алых лентах пожаловали «кашинского 2-й гильдии купеческого сына Манухина за усердие оказанное в прошлом 1812 году доставлением способов к продовольствию войск в минуту настоятельной в том надобности» - золотой, а «Московской губернии Волоколамского уезда села Рюховского дьячку Василию Рагозину в награду оказанного им усердия на пользу Отечества при вторжении в 1812 г. в Россию неприятеля» - серебряной. В апреле 1816 г. такими же медалями наградили Нижегородской губернии крестьянина Самарина, «принимающему участие в трудах Библейского общества».

В 1819 г. золотые медали с надписью «За полезное» выдали «бывшему торопецкому градскому главе 2-й гильдии купцу Поджарову», который «убедил в 1812 г. граждан устроить госпиталь на 3 тысячи человек с собственным пожертвованием и отправил сам казенный вагенбург, когда неприятель был уже близ города», бывшему островскому градскому главе 3-й гильдии купцу Антипову «сверх ревностного исправления должности во время войны доставлял войскам и госпиталям разные потребности, а больным и раненым оказал призор», кинешемскому градскому главе купцу Грязнову - «способствовал к устроению г. Кинешмы и распространению и предохранению сограждан от заразительных болезней при проходе пленных французов», кирилловскому градскому главе купцу Петру Гостинщикову - «построил на свой счет богадельню, печется о пользе города и долговременно служит по выборам общества», бывшему моршанскому градскому главе третьей гильдии купцу Тихонову - «с особливой деятельностью исправлял поручения начальства к усовершенствованию судоходства Моршанской пристани, прекращал миром возникавшие между промышленниками раздоры», лебедянского городского магистрата бургомистру купцу Степану Игумнову и елатомскому городскому голове Полежаеву - «оказали примерную ревность при постройке в сих городах тюремных зданий», «Борисоглебскому градскому главе купцу Селиверстову - усердствовал пользам города, призирая бедных вдов и сирот и убеждал граждан к значительным пожертвованиям на милицию и ополчение», бывшему углическому городскому голове купцу Кожевникову - «ободрял сограждан, когда неприятель был близко к Угличу и учредил из своего общества объездные караулы». В июле 1820 г. - серебряные медали «За полезное» на аннинских лентах выдали ярославскому мещанину Балашову, «отличившемуся при открытии делателей фальшивых ассигнаций в Ярославской и других губерниях». В 1822 г. такую же золотую - масальскому третьей гильдии купцу Немчинову «за доставленные им в пользу казны значительные выгоды при сделании в Москве в Кремлевском саду решетки». В декабре 1826 г. серебряной «За полезное» на аннинской ленте наградили «Холмогорской округи Куростровской волости крестьянина Ивана Лаптева, внука известного сочинителя Ломоносова занимющегося искусством резьбы по кости». В январе 1827 г. из Кабинета Е.И.В. выдали золотые медали с портретом императора Николая I и надписью «За усердие» на аннинской ленте белевскому городскому голове второй гильдии купцу Сорокину «за отличные действия усердия и благотворительности, оказанные им из благоговения к памяти в Бозе почивающих Государя Императора Александра Павловича и Государыни Императрицы Елизаветы Алексеевны» и валдайскому городскому голове второй гильдии купцу Корыткову «за отличное усердие оказанное им при печальном шествии чрез город Валдай с телом блаженной памяти Государя Императора Александра Павловича». В октябре 1830 г. такую же на андреевской ленте – «Серпуховскому градскому главе 3-й гильдии купцу Тулякову за оказанные им подвиги человеколюбия во время свирепствовавшей в Серпухове болезни холеры». В 1831 г. две такие же золотые на владимирских лентах выдали «градским главам - Вышневолоцкому Хохрякову и Новоторжскому Мельникову - первому за удержание города Вышнего Волочка при появлении там холеры от беспорядков, а второму - за благоразумные распоряжения к предупреждению всякого рода беспокойства в городе Торжке, а также и за устройство отличного холерного госпиталя». В июне 1836 г. серебряной «За усердие» для ношения на груди пожаловали «крестьянку приписанных к Тульскому оружейному заводу деревень Наталью Антипову за представление начальству бежавшего из Тамбовского гарнизонного батальона сына своего рекрута Яковлева».

Купцов и мещан нередко награждали медалями за службу по выборам. Так, в январе 1805 г. золотыми с надписью «За полезное» на алых лентах пожаловали «Ржевского именитого гражданина Образцова и Вышневолоцкого купца Соколова за их усердную службу». [17]

В апреле 1811 г. золотую «За усердную службу» на аннинской ленте - онежскому городскому голове второй гильдии купцу И. Каширину «за усердную и беспорочную службу с 1787 года по общественным выборам». В сентябре 1818 г. - золотую «За полезное» на аннинской - «Моршанскому 3-й гильдии купцу Козлову за общественную работу делегатом по судоходству». В 1819 г. такие же медали выдали городским головам: борисоглебскому - Селиверстову, мологскому - купцу Бушкову, кирилловскому - купцу Гостинщикову. В 1823 г. золотой медалью «За усердную службу» на владимирской ленте пожаловали углического городского голову второй гильдии купца Зимина «за долговременную с 1799 года службу по выборам городского общества и за содействие к сбору 6 тысяч рублей в пользу погоревших жителей города Углича». Такие же серебряные на аннинских лентах выдали сельскому заседателю звенигородского земского суда Кобелкову (1824) и «жителям города Старой Русы купцам Ивану Худякову и Ивану Шапошникову за усердную службу в звании церковных старост более трехлетий и способствовании значительного приращения церковных доходов» (1829).

Золотыми и серебряными медалями жаловали за различные изобретения и усовершенствования. Так, в мае 1803 г. петрозаводскому купцу Якову Кошкину «за гидравлическую машину с успехом и пользою им устроенную в Александровской мануфактуре» из Кабинета Е.И.В. выдали золотую «За полезное» с изображением рога изобилия на алой ленте. [18] В ноябре 1809 г. золотую «За полезное» на владимирской - ржевскому мещанину Немилову «за изобретение полезной для судоходства машины». В августе 1810 г. серебряную «За полезное» на аннинской ленте - свободному землепашцу Ивану Земцову «за представленное описание изобретенного им нового рода пробкам и чертеж машин для делания оных», а в 1811 г. такую же медаль - рыбинскому купцу Попову «за усовершенствование собственных писчебумажных фабрик». [19] В январе 1814 г. и в феврале 1823 г. серебряными медалями «За полезное» наградили - «пошехонского купца Серебряникова за изобретения» - на красной, а «Ржевского мещанина Волоскова за изобретенный им способ приготовлять краски превосходной доброты» [20] - на владимирской лентах.

Купцов награждали медалями за помощь и пожертвования в пользу различных военных частей. Так, по представлению министра внутренних дел В.П. Кочубея в 1804 г. наградили золотыми медалями «За усердную службу» на красных лентах «Старорусских голов: бывшего в минувшее трехлетие Кучкова и избранного на ныне текущее Северикова за ревностную и отличную деятельность, оказанную ими при построении в городе Старой Русе на счет тамошнего градского общества для лейб-кирасирского Е.И.В. полка первым на целый эскадрон конюшни, а вторым манежа со всеми к тому принадлежностями». [21] В ноябре 1808 г. золотой «За усердие» на алой ленте - «Осташковского городского голову Савинова споспешествовавшего в формировании там полков 17-й дивизии». В 1819 и 1820 гг. такими же на аннинских лентах - «Севского городского голову купца Мукосеева за постройку манежа для Псковского кирасирского полка» - золотой и «городского голову города Ельца купца Зыкова за содействие в постройке купечеством города Ельца манежа для Северского конно-егерского полка» - серебряной. В 1821 г. серебряные медали «За усердие» выдали «градскому голове города Калязина Ивану Рышкову за содействие его к устроению тамошним обществом лазарета, экзерцихгауза и прочих заведений для Углицкого пехотного полка» и «Новоладожскому городскому голове купцу Н. Максимову за постройку на собственные средства в городе Новая Ладога для квартировавшего там лейб-гвардии кирасирского полка дома для лазарета, конюшни для одного эскадрона и близ Новой Ладоги конюшни для конского лазарета». В 1822-23 г.г. такие же золотые - «бывшему Старорускому градскому главе Сумрову за усердие к службе и пожертвование своего собственного дома на устройство в городе военного госпиталя и манежа» и «Новоторжскому городскому голове купцу 3-й гильдии Мельникову за пожертвование на постройку в городе Торжке расквартированного там Владимирского уланского полка лазарета на 50 человек и конюшни на 200 лошадей». В 1823, 1824 и 1825 гг. золотыми медалями «За усердие» на аннинских лентах пожаловали городского голову города Кашина третьей гильдии купца Струнникова «за устройство в Кашине для 25 Егерского полка лазарета, экзерцгауза и сарая для лошадей», [22] «бывшего города Ржева градского главу Ржевского 2-й гильдии купца Якова Филатова за постройку там конюшни и конского лазарета» и городского голову города Старицы Тверской губернии купца третьей гильдии Цыбина «за усердие в использовании своих материалов при строительстве обществом граждан для Оренбургского уланского полка конюшни на 200 лошадей».

В сентябре 1805 г. две золотые на алых лентах - ростовским купцам И. и Ф. Мясниковым «за устройство нового дома для военно-сиротского отделения». В июне 1810 г. золотую на алой - «тотемскому 1-й гильдии купцу Холодилову за пожертвование уездному училищу в Тотьме деревянного дома». В январе 1819 г. золотую «За полезное» на андреевской ленте - «Ярославской губернии города Данилова именитому гражданину Зеренову за открытие в том городе старанием его в 1813 году училища, а с сего времени по 1818 г. он находился смотрителем того училища без жалованья». В том же году золотую медаль на аннинской ленте - «3-й гильдии купеческому сыну Фокину за пожертвование в пользу уездного училища в городе Елатьме дома стоимостью 5500 рублей и 2000 рублей деньгами и другие добрые дела на благо Отечества». В июне 1820 и 1821 г.г. золотые медали «За полезное» выдали вольскому городскому голове Расторгуеву «за пожертвование на пользу училища 20 тысяч рублей» - на владимирской ленте и «смотрителю приходского училища в г. Ефремове купеческому сыну Райскому за пожертвования в пользу училища» - на аннинской. В октябре 1824 г. золотую «За усердие» на аннинской ленте - «Козмодемьяновскому 3-й гильдии купцу Шеину за пожертвование для тамошнего уездного училища».

В сентябре 1804 г. золотые медали «За усердную службу» пожаловали «градским головам города Рыбинска купцу 1-й гильдии Попову и города Мологи именитому гражданину Козанину за постройку в этих городах на свои средства богадельни». В мае 1805 г. золотую «За полезное» - «Тамбовской губернии Козловскому купцу Алексимцову выстроившему собственным иждивением в городе Шацке арестантскую караульню, новый острог и архив для присутственных мест, и обязавшемуся выстроить также богадельню для неимущих». В июле 1810 г. две золотые «За усердие» на красных лентах - «вольским 2-й гильдии купцам Ханову и Барышникову за постройку в г. Вольске почтового каменного дом на собственные средства». В 1813 г. золотую - кинешемскому купцу Грязнову за устройство фабрики для выделки плиса, а в октябре 1837 г. золотую медаль «За усердие» на аннинской ленте выдали «города Елабуга 1-й гильдии купцу Чернову за сооружение собственным иждивением на городском кладбище вместо ветхой деревянной, новой каменной церкви и за другие пожертвования».

Наиболее часто награждали медалями за различные пожертвования. Так, в 1803г. белевскому купцу Гурову, «употребившему до 6000 рублей собственного капитала на построение в Белеве богодельни с 5-ю лавками» из Кабинета Е.И.В. выдали золотую медаль с надписью «За полезное» с изображением улья с пчелами на алой ленте. В 1804 г. такой же медалью, но на владимирской ленте пожаловали «Вяземского 1-й гильдии купца Гайдукова за строительство в Вязьме больниц для бедных». В 1810 г. золотую «За полезное» на владимирской ленте выдали устюжскому купцу Шергину «за пожертвование для открытия в Москве коммерческой практической академии». В 1810г. такими же золотыми медалями «за поставку по выгодным ценам холста для армии» наградили бежицкого купца Дехтерева на алой, а серпуховского купеческого сына Варгина - на владимирской ленте. Его же, Варгина, в 1815 г. «за поставку в комиссариат большого количества вещей по выгодным ценам» пожаловали еще одной золотой медалью «За усердие», но украшенной бриллиантами, и на голубой андреевской ленте. В 1811 и 1814 гг. золотыми «За полезное» (из них одна на голубой ленте) наградили рыбинского купца Ильинского «за усердие при поставке в казну хлеба» и «за пожертвования и благотворительные поступки». В 1811 г. такие же золотые медали выдали – «рыбинскому 2-й гильдии купцу и городскому голове Попову за устройство трех бумажных фабрик в Ярославской губернии» - на голубой, а купцам - коломенскому Ивану Ресцову и осташковскому Василию Масягину «за поставку ими в ведомство комиссариата немалого количества сапожного товара по выгодным ценам» [23] - на алых. В 1812 г. такими же медалями наградили «Козловских 1-й гильдии купцов А. Коншина за пожертвование 5000 рублей Лебедянским крестьянам и Алексинцова за пожертвование 7000 пудов ржаного хлеба для крестьян» и осташковского купеческого сына Савина «за поставку для войск сапожного товара и других кожаных вещей в достаточном количестве». [24] В 1813 и 1814 гг. золотые медали выдали ростовскому первой гильдии купцу Н. Кенину «за пожертвования в пользу Ярославского военного госпиталя» и кашинскому второй гильдии купцу Манухину «за снабжение войск продовольствием в 1812 году». В 1819 г. золотые на аннинской ленте пожаловали чухломскому первой гильдии купцу Василию Юдину, который «в 1813 году успешно построил одежду для 10 тысяч рекрут когда не было никого к тому желающих». В 1820 и 1821 гг. золотые «За полезное» на аннинских лентах выдали «Ярославской губернии Романовскому 2-й гильдии купцу Юрину за пожертвование леса на устройство города Ярославля» и «Нежинскому городскому голове купцу Долгову за пожертвование 7000 рублей на постройку моста в городе Нежине».

В январе 1822 г. золотой «За усердие» на александровской ленте наградили новоладожского купца второй гильдии П. Вавилова «за разные поставки к Высочайшему двору по низким ценам» (в 1819 г. он уже был награжден такой же медалью, но на аннинской ленте «за поставку к Высочайшему двору в течение 15-ти лет дров и угля с исправностью и умеренным ценам»). В январе 1827 г. золотую медаль с портретом императора Николая I и надписью «За полезное» на аннинской ленте выдали «Зарайскому купцу Козьме Аверину за учиненные приношения в пользу учрежденного при Московском университете общества истории и древностей Российских».

Медалями награждали также за спасение людей. В ноябре 1808 г. золотую медаль с надписью «За полезное» на владимирской ленте выдали «Вязьниковскому купцу Кокорину, спасшему от потопления во время купания в р. Волге 2-х человек», в 1820 г. серебряную «За усердие» на такой же ленте - «Васильскому мещанину Наливаеву за спасение утопающего в р. Суре крестьянина» и на аннинской ленте - «Козловскому мещанину Попову за спасение двух утопающих мальчиков в р. Воронеже». В марте 1822 г. «за спасение в 1821 году двух утопающих на р. Оке» - шейные медали «За полезное» на владимирских лентах белевскому купцу Мясоедову - золотую, а белевскому мещанину Анфилову - серебряную. В январе 1823 г. золотой медалью «За усердие» на владимирской ленте пожаловали «Таганрогского 3-й гильдии купца Грекова за спасение 19 утопающих в море», а в декабре 1828 г. золотой с портретом императора Николая I и надписью «За спасение погибавших» на владимирской ленте – «Каширских 2-й гильдии купцов Федора и Петра Поповых за спасение более 20 утопавших».

Таким образом, архивные документы позволяют существенно дополнить наши знания о пожаловании жителей г. Мурома и других малых городов центральной России наградными медалями с ординарными надписями в первой трети ХIХ века.

--------------------------------------------------------------------------------

[1] Петерс Д.И. Наградные медали Российской империи ХIХ - ХХ веков. Каталог. М., 1996. Сс. 14-118.

[2] Там же. №№ 6, 7, 8, 76,77, 78, 82, 85; с апреля 1828 г. вместо надписи на реверсе «За спасение человечества» стали помещать «За спасение погибавших»; там же. С. 105.

[3] РГИА. Ф. 13. Оп. 1. Д. 451. Лл. 1-3; Ф. 583. Оп. 5. Д. 372. Л. 44; Журналы Комитета Министров царствования императора Александра I. Т. 1, СПб.,1888. С. 387.

[4] РГИА. Ф.1409. Оп. 4. Д. 9617. Л. 201.

[5] Там же. Ф. 496. Оп. 2. Д. 533. Л. 15 об.

[6] Все даты приводятся по старому стилю.

[7] РГВИА. Ф. 395. Оп. 129. Д. 163. Л. 1-1 об.

[8] Там же. Л. 9.

[9] Там же. Лл. 4 об., 5.

[10] Там же. Л. 17-17 об.

[11] Там же. Лл. 18, 20, 23.

[12] Там же. Лл. 27, 30.

[13] РГАДА. Ф. 1239. Оп.3. Д. 65661. Л. 133.

[14] Там же. Л. 140.

[15] РГИА. Ф. 468. Оп. 39. Д. 82. Л. 1.

[16] Там же. Ф. 1286. Оп. 1. Д. 155. Л. 5-5 об.

[17] РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 65661. Л. 177.

[18] Там же. Л. 94.

[19] Северная Почта. 1811. № 50.

[20] НИОР РГБ. Ф. 334. № 312. Л. 29 об.

[21] РГИА. Ф. 1286. Оп. 1. Д. 107. Лл. 9-14; РГАДА. Ф. 1239. Оп. 3. Д. 65661. Л. 148 об.

[22] РГВИА. Ф. 14303. Оп. 2/ 293. Св. 621. Д. 257. Лл. 18-18 об.

[23] Там же. Ф. 1. Оп. 1. Д. 519. Л. 8-8 об.

[24] Там же. Ф. 396. Оп. 1. Д. 2. Л. 16.

Источник: 

Сайт Муромского историко - художественного музея.

Сообщения о городе Ржев в прессе СССР. 

Техника - молодёжи 1940-02-03, страница 69

Среди замечательных изобретателей крепостной России свое место занимает ржевский механик Терентий Иванович Волосков.

Сведения о его жизни очень скудны и неполны. Тогдашнее «общество» мало интересовалось судьбой и работой крепостных изобретателей. Поэтому только случайностям обязаны мы тем теми сведениям о Волоскове, которые дошли до нас.

Свыше двух столетий тому над в одном из переулков города Ржева стоял домик крепостного Ивана Волоскова. Поучившись у немцев часовому ремеслу, Иван Волосков занялся изготовлением часов. Однако это занятие приносило ему мало доходов, так как спрос на часы в Ржеве был очень ограничен. Чтобы пополнить средства к существованию, Волосков занялся выделыванием красок. Но и это ремесло не давало достаточного заработка, чтобы прокормигь большую семью. В 1729 г. у Волоскова родился второй сын, Тереша, -  будущий механик. Мальчик очень интересовался работой отца. Подолгу он смотрел, как отец разбирал часы, чинил их, чистил. Когда отец уходил из мастерской, малолетний Тереша сам принимался за работу. Разбирая часы, он тщательно рассматривал каждое колесико, пружину, винтик. Вскоре маленький Тереша стал сам делать часы из глины и дерева. Другие материалы были дороги и недоступны для многих тогдашних русских изобретателей. Только необыкновенные способности и исключительная настойчивость молодого Волоскова дали ему возможность создавать тонкие механизмы из дерева и глины, а от них перейти затем уже к настоящим часам.

Но прожить этим ремеслом в Ржеве было трудно, и Терентий Волосков, по примеру отца, занялся изготовлением красок. Отец Волоскова работал старыми приемами и делал краски недостаточно яркие и прочные. Не удовлетворяясь такой посредственной продукцией, молодой Волосков настойчиво ищет иных, новых путей, новых приемов получения красок. Почти одновременно с талантливым самоучкой над тем же вопросом бьется ряд крупнейших ученых Западной Европы. Они пытаются научно объяснить процесс крашения и найти способ изготовления хорошей краски.

Непрерывные искания привели Волоскова к открытию нового, более совершенного способа получения красной краски - кармина.

Образец своей краски Волосков послал в Академию художеств. Там она была признана очень хорошей и пригодной для изображения «багряниц и малинового бархата с отливом». Вскоре кармин и другие волосковские краски приобрели большую известность. Они покупались не только русскими художниками и фабрикантами, но и вывозились за границу. Фунт волосковского бакана продавался по 75 руб., а фунт кармина по 144 руб. ассигнациями. Рецепты этих красок оказались, к сожалению, утерянными, и способ их изготовления сейчас неизвестен.

Обеспечив свое материальное положение, Волосков всецело отдается науке. Он очень много читает и занимается «механическими искусствами». По словам его жены, он проводил в чтении большую часть ночи и засыпал с книгой в руках. Волосков составил значительную по тем временам библиотеку. Она состояла большею частью из математических, химических и астрономических книг.

Сначала изобретатель увлекается забавными безделушками. Так, например, он изобрел способ поместить все «церковные исчисления на своих перстах». Он сделал это с таким искусством, что по суставам пальцев мог с точностью отвечать «на все сложные вопросы путаного церковного календаря.

Но главное и серьезное внимание механик-самоучка уделяет часовому делу, которое давно ему было знакомо.

Волосков ставит своей задачей создать такие часы, которые охватили бы, по выражению изобретателя, «в совокупности все то, что соединено в природе неразрывной связью». Предварительно он изготовил целый ряд отличных друг от друга часов: одни из них показывали число месяца, другие «изменение луны», третьи «ход солнца» и т. д. В дальнейшем он решил создать комбинацию этих механизмов. Над своими комбинированными часами изобретатель проработал 11 лет. Все металлические и деревянные части этих больших часов были сделаны им собственноручно.

Часы Волоскова имеют простой вид. Конструктор умышленно избегал всяких украшений, которые тогда были в большой моде у часовщиков. Он говорил: «Пусть часы мои заслужат почтение не великолепным. нарядом, а внутренней добротой». Оригинальные по устройству часы имели множество циферблатов. «Это -  целый месяцеслов, или в уменьшенном виде картина неба», как пояснял изобретатель. Различные циферблаты давали возможность узнавать положение солнца, луны, год, месяц, число, час. Особенно эти часы поражали современников автоматическим переходом стрелки с последнего числа прошедшего месяца на первое число нового месяца и таким же автоматическим указанием високосного и обыкновенного годов.

Волосков, подобно другому талантливому русскому изобретателю, Кулибину, интересуется оптикой и астрономией. Он изготовляет ряд зрительных труб и наблюдает с их помощью небесные светила. По преданию, свои астрономические наблюдения Волосков производил из погреба, расположенного рядом с его домом. Такова была кустарная «обсерватория» астронома-самоучки.

По рассказам современников, Волосков был добр и отзывчив. Он охотно помогал бедным, помня, как в молодости сам боролся с нуждой. Его родственники, закоренелые старообрядцы, опасались, что Волосков истратит все свои средства «на благотворительные цели. Они жаловались начальству, что он стал еретиком и лишился рассудка.

Видя, что многие его изобретения не находят практического применения, Волосков под конец жизни впадает в уныние. Незадолго до смерти он обратился к жене и, указав ей на стоявшие у стены часы своего изобретения, сказал: «Завесь часы. Грустно мне на них смотреть».

Умер Т. И. Волосков на семьдесят седьмом году жизни, забытый современниками. На его могиле был поставлен скромный Памятник с надписью: «Ржевский химик и механик Т. И. Волосков».

Знаменитые часы Волоскова находятся сейчас в Ржевском краеведческом музее. Там же хранятся образцы его замечательных красок и портрет самого изобретателя.

Юный Натуралист 1968-05, страница 10

Ржев. Непролазный северный ельник да ржаные поля. Совсем недавно проплыли по Волге последние мелкие льдины. А на Украине загораются сейчас кремовые свечи каштанов. Можно ли перенести хоть маленькую частицу южного тепла на север? Когда ржевские юннаты получили от своих украинских друзей из города Смела посылку с саженцами каштана, еще были сомнения, приживутся ли южные неженки. Но приласкало майское солнце саженцы, и выбросили они свои резные листочки. Теперь все уверены: новоселы обживут волжские берега. А вместе с ними окрепнут ростки дружбы юннатов двух братских республик. Пройдет время, вырастут величавые деревья, поднимутся высоко к небу, и каждую весну будут полыхать во Ржеве кремовые свечи красавцев каштанов.

Юный техник 1967-10, страница 55

ТРОФЕЙ С ОПЕРАЦИИ «ЭММА»

Е. ФЕДОРОВСКИЙ

РАССКАЗ-БЫЛЬ

Рис. Г. НОВОЖИЛОВА

1

Мотоцикл обогнал бронетранспортер и развернулся поперек дороги. Тяжелая машина с помятым от русского снаряда боком остановилась. Мотоциклист в серой плащ-палатке втиснулся в кузов.

-Лейтенант Энзен прибыл, господин майор, - доложил он Альфонсу Шверману, командиру особой группы абвера в Четвертой полевой армии.

Шверман кивком пригласил лейтенанта сесть за откидной металлический столик и раскрыл планшет.

- К русским подходят резервы. На нашем участке вот по этой железной дороге, - майор Шверман ткнул голубоватым тонким пальцем по красной змейке на карте. - Как видите, это единственный путь, по которому они могут подбрасывать солдат. Его надо оборвать.

- Насколько я понимаю, эту задачу вы возлагаете на меня? - спросил Энзен.

- Вы не ошиблись.

- Мы должны перейти линию фронта?

- Долго и рискованно. - Шверман потер виски большой лысеющей головы и покосился на лейтенанта. - Доставит вас к железной дороге самолет «хейнкель». Вы разгрузитесь неподалеку, заложите взрывчатку и спокойно улетите назад Дорогу русские будут ремонтировать не меньше двух суток. Это

го времени хватит, чтобы нам захватить Брянск.

- Когда выполнять?

- Сегодня ночью. А пока познакомьтесь с Шапером.

Энзен оглянулся и только сейчас заметил в темном углу кузова, за рацией, еще одного человека в каске, обтянутой маскировочной сеткой.

- На счету у Шапера три моста — один во Франции, другой в Польше и третий здесь, на Западной Двине, — сказал майор Шверман.

2

День и ночь не смолкал на западе гул. Алешка сначала думал, что это гром, но потом догадался - война, фашисты идут. Председатель сельсовета Коновалов отправлял в тыл скот, молотилки, сенокосилки, комбайны и другое деревенское имущество, а в последнее время по ночам зачастил зачем-то в лес. Запрягал обычно своего Гнедого, что-то складывал в телегу, накрывал дерюгой и уезжал. С собой он иногда брал Митьку Катукова. У Митьки отец ушел в армию в первые дни войны, матери не было, вот он и прижился у Коновалова.

У Алешки же родители жили в Ржеве. В Злынке он обитал у бабки - еще не старой и работящей Анны Владимировны, матери отца. Писем бабка не получала и уже собралась горевать войну вместе с внуком. Внук слонялся без дела, потому что у всех были сейчас свои заботы, а у него никаких. Митька в тайну ночных поездок Коновалова его не посвящал. И вот однажды вечером к Алешке прибежал Митька.

- Коновалов зовет, - загадочно сообщил он.

Коновалову в гражданскую войну белый кавалерист перерубил какой-то хрящ на шее, и ходил он, скособочив голову, будто всегда к чему-то прислушивался. Когда Алешка прибежал к нему, он сидел на лавке в красном углу и бессмысленно перебирал затвор старой винтовки.

- Забыл, что к чему, - проговорил он. - Митька сказывал, ты мастеровой, собери...

Алешку всегда тянуло к технике. В Ржеве в Доме пионеров он конструировал планеры и моторки, делал незатейливые движки, но с винтовкой встретился впервые. Чувствуя, что от успеха или неудачи будет зависеть дальнейшая жизнь, Алешка, волнуясь, начал соображать, как собрать затвор. Коновалов зажег лампу, чтобы ему было светлей, и молча уставился на Алешкины руки.

Боек... боевая пружина... стержень... рукоятка - все детали затвора имели свое место и назначение. Но у каждой был секрет, который Алешка не знал. И так и этак прилаживал он деталь к детали, а они не сцеплялись и падали с тяжелым стуком на стол.

Но, очевидно, судьба, или прирожденная смекалка, или отчаянная охота собрать затвор помогли Алешке. Тусклыми маслянистыми боками затвор блеснул на ладони Коновалова. Коновалов вставил его в винтовку и спустил курок.

- Справился, - удовлетворенно произнес он, отставляя винтовку в угол. - Так вот, братки, какая будет теперь работа... В деревне нас, мужиков, осталось трое. Когда немцы придут, мы, наверное, в лес подадимся. Потом другие придут, партизанить станем. Отныне вы будете считаться мобилизованными бойцами. У нас нет оружия, пошукайте по хатам, по окрестностям, все, что может стрелять, тащите ко мне. Берданки, ружья охотничьи, шашки подойдут на первый случай. Надо их почистить, смазать, зарядить. У меня кое-что есть, бери, Алешка.

Коновалов из-под кровати достал мешок и передал мальчишке.

- И конечно, никому об этом ни гугу. Государственная тайна.

Домой Алешка прилетел на крыльях. В мешке оказались гильзы, коробки с порохом, дробью, пистонами и ржавое разобранное ружье двенадцатого калибра.

- И ты воевать наладился! - всплеснула руками бабка.

- Теперь все воевать будем, - ответил Алешка серьезно.

Пока он протирал ствол керосином, родился еще один план. На прошлой неделе с грузовика за огородами свалился моток колючей проволоки. Из нее можно наделать массу колючек, разбросать по дорогам; сунутся фашисты на грузовиках и мотоциклах - и полетят покрышки.

Утром Коновалов этот план одобрил. Моток проволоки он свез тоже в лес, а вскоре захватил с собой и Алешку. Бабка соседям сказала, что в Ржев к матери отправила.

В глухом ельнике остановил Коновалов лошадь и сказал:

- Ну, гляди, мастеровой, где будешь зимой жить...

Митька злорадно заулыбался. Алешка огляделся вокруг и ничего не увидел, кроме темных деревьев, палого листа на земле и трухлявых пней.

- Не вижу где, - растерянно прошептал он.

- Это хорошо, что не видишь, - сказал Коновалов, спрыгнул с телеги, разрыл землю и нащупал скобу. - Вот здесь будет у нас первое убежище.

Замаскированная дерном дверь вела вниз. Алешка спустился по лестнице, сколоченной из жердей, и очутился в довольно просторной землянке.

3

Фамилия у Алеши Додонов. Так и записал Коновалов в своей книжке. Додоном его звал Митька; Алешка был курнос, веснушчат и тощ, как большинство мальчишек его возраста. И еще у него была привычка все время открывать рот. Отпустит нижнюю губу и забывает подобрать, так и ходит. Но за руки золотые можно было простить его неуклюжесть. Кроме боевого оружия, Алешка мастерил светильники, санки для перевозки раненых. А когда все переделал, то оборудовал на сосне наблюдательный пункт, замаскировав скобы ветками. Там же, на вершине, сколотил площадку и спал иногда, завернувшись в тулуп и привязавшись веревкой, чтобы во сне не свалиться с сосны. Отсюда, с вершины, виднелось село и дороги, а по ночам - зарево фронта.

Вечером Алешка заметил, что в деревне остановилось несколько военных полуторок. Наверное, солдаты устроились на отдых. Ему показалось, что ночь будет не так уж холодной, и решил Алешка скоротать ее на своем наблюдательном пункте.

Проснулся он от чудовищного рева. Он рывком сел, тараща глаза и не понимая, откуда донесся рев. Огромной птицей прямо над ним промелькнул самолет и даже качнул его тугим ветром. Успел Алешка заметить, что самолет был незнакомый.

Алешка быстро слез с дерева и помчался к землянке. На нарах уже сидели Коновалов с Митькой и тоже спросонья не понимали, что произошло.

- Самолет пролетел! Низко-низ-ко. Чай, на лугу сел.

- Какой самолет?

- По-моему, немецкий. У нас таких нет.

Коновалов побежал за винтовкой, а Алешка с Митькой пустились в сторону луга - узнать, там ли сел самолет. До луга было километра два, и, добежав, ребята выдохлись. Они свалились у кустарника на опушке и увидели самолет с крестами на боку. Он стоял, высоко задрав нос. Колеса были наполовину скрыты травой.

- Смотри, трое! - чуть не вскрикнул Митька.

- Тише! Посмотрим, что они делают...

Двое в форме советских командиров вытаскивали из кабины тяжелые рюкзаки и вставляли взрыватели. По всему видно, они торопились, переругиваясь между собой. Наконец, оба взвалили ранцы на плечи и пошли не в сторону деревни, а к железной дороге. У самолета остался один - в серо-голубом комбинезоне и шлеме с очками. «Летчик», - догадался Алешка.

К ребятам подполз Коновалов с винтовкой.

- Эх, до деревни далековато, надо бы солдат поднять, - почесал затылок Коновалов.

- Сбегать? - спросил Митька.

Коновалов подумал немного и разрешил:

- Мотай. Надо бы их живыми взять.

Алешке очень не хотелось, чтобы самолет улетал, и он начал строить планы, как его задержать. «Пробраться бы к кабине и что-нибудь сломать... А что сломать? Я же не знаю, чего сломать. Да и летчик, конечно, с кабины глаз не спускает. Убьет. Может, какой-нибудь трос перервать?.. Трос?..»

Алешка даже приподнялся на локтях от неожиданно пришедшей мысли: не перервать трос, а перегородить им дорогу самолету на взлете! Тонкий стальной трос Коновалов привез для каких-то целей из Брянска еще весной. Переезжая в лагерь, он захватил его с собой. Теперь трос лежал в шалаше - длинный, хватит натянуть во всю ширину луга, от одной опушки до другой, закрепив концы на стволах сосен. Высокая трава будет скрывать его. Когда самолет разбежится на взлете, он споткнется о трос непременно.

Шепотом Алешка рассказал Коновалову о тросе.

- А вдруг увидят они трос?

- Тогда уж стрелять будем, задержим, пока Митька солдат не приведет.

- Все равно лучше не придумать, - наконец проговорил Коновалов. - Трос тяжелый, сам за ним сбегаю, а ты захоронись в кустах и замри, держи винтовку...

Солнце поднялось уже совсем высоко и осветило луг ровным ярким светом. По земле ползали муравьи, таскали порыжевшие сосновые иголки, утепляли к зиме свои дома. Было в лесу так же тихо и безмятежно, как и до конца войны. Даже канонада неумолимо приближающегося фронта не долетала сюда.

Шумно дыша, к кустарнику подполз Коновалов.

- Идем, - шепнул он.

Хоронясь за кустами и деревьями,

они выбрались на середину луга, где Коновалов оставил трос.

- Я на этой стороне закреплю, а ты змейкой тащи другой конец на ту. Алешка взял трос и пополз через луг. Высоко задранный нос самолета закрывал его от летчика. У старой сосны он натянул трос и обмотал его вокруг ствола. «Теперь не улетишь, идол косолапый», — покосился он на грязно-зеленый фашистский самолет. Чтобы не мять траву, вернулся он к Коновалову другим путем.

- Митька уже в деревне должен быть, - проговорил Коновалов. - Быстрей бы...

Часов не было, но, судя по солнцу, день клонился к вечеру, когда из леса выбежали диверсанты.

- Скорей, Зепт, скорей! - крикнул один из них, открывая дверцу кабины.

Самолет вытянулся на высоких шасси и пополз по траве, начиная разбег. Вот он поднял хвост, запрыгал на кочках, качая крыльями. Он еще не оторвался от земли, только набирал взлетную скорость. В следующее мгновение он мог бы очутиться в воздухе

Треск ломающихся стоек, звон стальных растяжек оборвали его бег. Самолет взбил винтом фонтан земли, ткнулся мотором и, перевернувшись, тяжело рухнул на спину.

Только теперь Алешка услышал стрельбу. Из леса бежали наши солдаты. Впереди них Митька.

Злынка-Брянск.

Юный Натуралист 1980-08, страница 6

Деревья памяти

Тянутся к солнцу деревца Всесоюзного комсомольского парка Победы, парка нашей горячей памяти о солдатах, отстоявших на полях сражений сегодняшнее наше счастье.

Из побед под Ржевом и на Волге, в лесах Белоруссии и на Малой земле, у деревни Крюково и на энской высоте родилась, вспыхнула кумачом Победа.

Семнадцать огненных месяцев стоял фронт под Ржевом. В дневнике писательницы Е. Ржевской, бывшей переводчицы штаба 30-й армии, есть такая запись:

«Сегодня пленный показал текст присяги, которую каждый солдат, стоявший тут против нас, должен был лично принести Гитлеру. Они клянутся не сойти со своих мест у Ржева. Фюрер сказал: «Отдать Ржев - значит открыть русским дорогу на Берлин».

Помните стихи: «Я убит подо Ржевом»? Написаны они поэтом от имени всех погибших в этих местах. Потому что нет под Ржевом села, где бы не было братской могилы.

Парк Победы разбили на территории своего совхоза ребята из школы имени В. Обручева. А помочь им приехали старые друзья, пионеры 717-й московской школы. Летом москвичи ходят на плотах по Волге в этих местах. Разыскивают героев битвы за Ржев, собирают материалы о боевом пути полков, освободивших город.

Узнали о посадке парка и ребята из КИДа имени Ю. Гагарина Московского Дворца пионеров.

- И мы, - говорят, - поедем к сельским ребятам. Мы переписываемся со сверстниками всех стран, которые освободил от фашистского рабства советский солдат.

Вместе со школьниками парк закладывали ветераны, участники боев за Ржев Иван Михайлович Кургузов и Анна Алексеевна Степанова.

В восемнадцать лет ушел на фронт Иван Михайлович. Из родного дома прямо на передовую, что была в четырех километрах. Воевал в полковой конной разведке.

- Друг у меня здесь погиб. За одной партой сидели, вместе воевать пошли, - сказал ребятам ветеран. - Саша Румянцев, пулеметчик. Посадим это первое дерево в нашем парке в его память.

В праздничные дни 35-летия со дня окончания Великой Отечественной войны поднялся парк Памяти в совхозе, носящем имя «Победа».

В. НОСОВ

Техника - молодёжи 1967-06, страница 17

ЛОДОЧНЫЙ МОТОР «МОСКВА»

Вместе со вторым рождением получил титул - букву «М» -модернизированный. Повышение обязывает к более интенсивной деятельности, которая не замедлила сказаться в увеличенной до 10,5 л. с. мощности. Вместе с увеличенным числом оборотов - до 4500 в минуту - мотор «Москва-М» (по сравнению со своим предшественником) «похудел» на полкилограмма и стал экономичнее. Расход горючего уменьшился до 4,25 кг/час. Несмотря на некоторые изменения, происшедшие в его внешности, мотор остался верен династии двухтактных карбюраторных двигателей водяного охлаждения.

«Москва-М» одинаково хорошо работает и в пресной и в соленой воде. Но при этом отличается некоторой щепетильностью в выборе судов - устанавливается он только на лодках с высотой транца не меньше 305 и не больше 405 мм. Мотор откидной. Эта предусмотрительность предохраняет его и транец от ударов о подводные препятствия Литой алюминиевым поддон повышает жесткость конструкции и надежно защищает узлы и детали от поломок. При желании лодкой можно управлять рукояткой румпеля или дистанционно.

Ржев 

Юный Натуралист 1978-05, страница 50

ТАИНСТВЕННАЯ ЗАПИСКА

Наша развед-рота расположилась в лесу. Склонившись над котелками, солдаты ловко орудовали ложками. Тогда на Смоленщине выпал снег в начале ноября. Падал он из низких тяжелых туч не то чтобы хлопьями, а целой лавиной. И казалось, нет ей конца и края. Невесть откуда появилась сорока. Может быть, она почуяла запах и прилетела с намерением отведать солдатской каши, а может... Белое брюшко и плечи гостьи сливались со снегом, и лишь длинный черный хвост выдавал ее присутствие. Легко поскакивая по сугробам, она, то осторожно подкрадывалась к солдатам, стараясь заглянуть хитрым глазом к ним в котелки, то снова удалялась. Затем она уселась на суку дерева, под которым стояла походная кухня, и застрекотала во все сорочье горло.

- Слышишь, белобокая каши просит? - вполне серьезно сказал старшина стоявшему возле кухни повару.

- Ну что ж, раз просит, значит, накормим, - улыбнулся тот. - Чай, не чужая, нашенская, смоленская.

Повар набрал в черпак каши и направился к отдельно стоявшей ели, под темными лапами которой снегу почти не было.

Голодная птица слетела с дерева и, озираясь по сторонам, набросилась на теплый завтрак. К этому времени снег перестал и выглянуло солнце. Пользуясь благоприятным моментом, старшина решил побриться. Достал миниатюрное в позолоченной оправе зеркальце, бритву и, устроившись возле кухни, приступил к делу. Когда закончил, умылся снегом. Глядь, зеркало исчезло.

- Что за оказия? - вслух подумал он. - Никого возле меня не было, и вот те на... Неужели? Да, кроме нее некому, - догадался старшина. - Сказано, воровка, ей хоть весь котел отдай, а она свое ремесло не бросит. Сорочья слабость, - негодовал он.

Старшина сердито сплюнул и, безнадежно махнув рукой, с досадой посмотрел на то самое дерево, где сидела сорока. К нему подошел повар.

- А что, если походить по лесу, может быть, обнаружим ее гнездо?

- Навряд ли, - неохотно соглашался старшина. – А, впрочем, можно. Понимаешь, жаль зеркало. Что ни говори, память все-таки. Жена на сорокалетие подарила.

Узнав о пропаже, к поиску подключилась вся рота. Первым увидел гнездо повар.

- Смотрите вон оно!

Действительно, в гуще кроны низкорослой сосны, словно старенькая, слегка припорошенная снегом котомка, темнело птичье жилище. Сбросив шинель, повар мигом залез на дерево.

- Эге! Тут у нее целый склад! Только путного вроде ничего и нету, кроме зеркала и портмоне.

- Какого портмоне? - удивился старшина.

- А вот, с изящной цепочкой. Лови!

Тогда старшина открыл находку и извлек оттуда клочок бумаги, на котором торопливым почерком было написано: «Прощай, Ваня. Меня вместе с братом фашисты угоняют в рабство. Отомсти за нас! Оля. 22. 10. 42 г.».

Он тяжело выдохнул: бедная девчушка.

Потом он достал карту. Вблизи населенных пунктов не было, зато неподалеку проходила железнодорожная линия Ржев - Вязьма.

- Не иначе как из окошка вагона выброшена, - вслух размышлял старшина, перечитывая записку.

Вдруг появилась сорока и начала стрекотать пуще прежнего.

- Я тебе!.. - погрозил ей пальцем повар. - Тебя накормили, а ты...

- Не ругай ее, - положил ему на плечо руку старшина. - Как знать, может быть, птица вовсе не каши просила, а на своем сорочьем языке сообщала, что у нее в гнезде находится таинственная записка?

- Пожалуй, ты прав, - согласился повар. - Тогда пускай и на ужин прилетает, накормим...

П. Строителев.

Гоголь в Ржеве в 1849 году: о неизвестной поездке писателя.

Статья Виноградова Игоря Алексеевича, доктора филологических наук, старшего научного сотрудника Института мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук, «Гоголь в Ржеве в 1849 году: о неизвестной поездке писателя» посвящена важному малоизученному вопросу о возможном пребывании Гоголя в Ржеве у известного церковного пастыря и проповедника протоиерея Матфея Константиновского. Виноградовым И.А. впервые собраны и проанализированы все прямые и косвенные свидетельства на этот счёт. Учёным делается вывод, что в изображении быта и пастырской деятельности православного священника в несохранившихся главах второго тома «Мёртвых душ» Гоголь использовал конкретный жизненный материал, почерпнутый во время поездки в Ржев к отцу Матфею в конце февраля - начале марта 1849 г.

Вопрос о возможной поездке Гоголя во Ржев к протоиерею Матфею Александровичу Константиновскому (1791-1857), известному церковному пастырю и проповеднику, является до сих пор недостаточно изученным. Однако к настоящему времени составился уже целый ряд свидетельств, вполне достаточных, на взгляд учёного, для того, чтобы сделать определённый вывод о пребывании Гоголя во Ржеве в конце февраля - начале марта 1849 г.

Об отце Матфее Константиновском Гоголь узнал за несколько лет до личной встречи. Это заочное знакомство состоялось благодаря другу Гоголя, графу А. П. Толстому, который знал отца Матфея ещё в бытность свою в 1834-1837 гг. тверским губернатором. В 1847 г. Гоголь послал отцу Матфею из Неаполя только что вышедшую в Петербурге книгу «Выбранные места из переписки с друзьями Николая Гоголя».

Последняя перед этим встреча Гоголя с графом А. П. Толстым состоялась во второй половине августа (н. ст.) 1846 г. в Париже. К тому времени первые главы «Выбранных мест из переписки с друзьями» уже были отправлены Гоголем П. А. Плетнёву в Петербург для печатания. Посылая в конце января - феврале (н. ст.) 1847 г. отцу Матфею два экземпляра вышедшей книги («один для вас, а другой для того, кому вы захотите дать»), Гоголь в сопроводительной записке замечал: «Я прошу вас убедительно прочитать мою книгу и сказать мне хотя два словечка о ней... <...> Не затрудняйтесь тем, что меня не знаете; говорите мне так, как бы меня век знали. <...> Приложите <...> маленькое письмецо, хотя также из двух строчек, к гр<афу> Александру Петровичу Толстому, который также к этому времени приедет в Неаполь, с тем, чтобы выпроводить меня к Святым Местам, а может быть, даже и самому туда пуститься, если Богу будет угодно поселить ему такую мысль» [4, т. 14, с. 132].

После этого между Гоголем и отцом Матвеем завязалась переписка, а по приезде писателя в Москву они впервые увиделись лично. Вероятно, встреча произошла в начале января 1849 г. в доме графа Толстого.

В письме к отцу Матфею от 28 декабря 1848 г. Гоголь писал: «Не знаю, как благодарить вас, добрейший Матвей Александрович, за ваш поклон мне в письме к графу Александру Петровичу. Известие, что вы будете сюда, меня много обрадовало. Вы напрасно думали, что приезд ваш на праздник Рождества <25 декабря> может быть не в пору. Александр Петр<ович> живет так уединенно и таким монастырем, что и я, любящий тоже тишину, переехал к нему на время пребыванья моего в Москве. Он просит вас прямо взъехать на двор к нему, не останавливаясь в трактире. Комната для вас готова. В надежде скорого свидания весь ваш Н. Г<оголь>» [4, т. 15, с. 151-152].

Желание съездить к отцу Матфею в Ржев Гоголь не раз высказывал задолго до этой предполагаемой встречи. О своём желании он сообщал в письмах к священнику по крайней мере трижды: 24 сентября (н. ст.) 1847 г. [4, т. 14, с. 446]; 12 сентября 1848 г. [4, т. 15, с. 120] и 9 ноября 1848 г. [4, т. 15, с. 136].

После более чем пяти с половиной лет пребывания за границей Гоголь, приехав в начале осени 1848 г. в Москву, почти сразу отправился далее в Петербург, где пробыл около месяца. В самый день отъезда, 12 сентября, он писал отцу Матфею: «Может быть, чрез месяц приведет меня Бог поблагодарить вас лично за всё» [4, т. 15, с. 120]. Вернувшись тогда в Москву и прожив здесь ещё около месяца, он, однако, замечал: «Я к вам долго не писал, почтеннейший и близкий душе моей Матвей Александрович. Сначала я думал было скоро увидеться с вами лично. Потом <...> случилось так, что намерение мое ехать к вам отложилось до весны...» [4, т. 15, с. 136].

В  сохранившейся  гоголевской  переписке  дальнейшие  упоминания  о  поездке в Ржев отсутствуют, однако некоторые современники писателя свидетельствовали,  что  Гоголь  и  в  самом  деле  посетил  там  отца  Матфея. Эти свидетельства относятся к довольно позднему времени, поэтому неудивительно, что в показаниях о том, к какому году относится гоголевская поездка в Ржев, свидетели расходятся.

В 1903 г. Елизавета Николаевна Бастамова, родственница близкой знакомой Гоголя в Москве Н. Н. Шереметевой, вспоминала: «Когда я жила во Ржеве, мне рассказывали, что в 1851 году приезжал во Ржев Н. В. Гоголь, чтобы побывать у о. Матвея Константиновского. Это была первая, как мне говорили, встреча Гоголя с о. Матвеем. (Как указывалось, первая встреча Гоголя с отцом Матфеем, вероятно, состоялась в Москве в доме графа А. П. Толстого в начале января 1849 г). О. Матвей даже и не подозревал тогда, что он виделся с знаменитым писателем, - с таким смирением держал себя перед ним Н. В. Гоголь. Уже после, спустя долгое время, в разговоре с Тертием Ивановичем Филипповым он, между прочим, сказал ему, что у него был какой-то Николай Васильевич Гоголь. "Ведь это знаменитый писатель", - пояснил Т. И. Филиппов. Тогда о. Матвей прислал ко мне за сочинениями Гоголя, чтобы познакомиться с ними».

Помимо ошибочной даты (ибо ни в 1850, ни в 1851 г. Гоголь в Ржеве быть не мог), свидетельство Бастамовой содержит в себе ещё ряд неточностей (главная из которых - упоминание о том, что до 1851 г. отец Матфей не знал ни Гоголя, ни его сочинений).

В 1936 г. сотрудник Ржевского историко-археологического музея Г. Ходаков привёл новое свидетельство о пребывании Гоголя во Ржеве и предложил свою датировку поездки: «Где произошла первая личная встреча обоих корреспондентов, пока не выяснено. Устные предания ржевских старожилов указывают как на такое место - на город Ржев. Дополнительные данные, собранные по Ржеву, делают наиболее вероятной версию о приезде Гоголя к <отцу> Матвею или осенью1848 или весной 1849 г. Осенью 1848 г. Гоголь мог заехать во Ржев, возвращаясь из Петербурга в Москву в октябре. «Однако письма Гоголя говорят о том, что эта встреча не состоялась». В таком случае это была их первая встреча. Этот вариант отстаивал и видевший Гоголя в Ржеве соборный звонарь А.Р. Есиповский, служивший при <отце> Матвее. В 1849 г. звонарю соборной колокольни Ржева А.Р. Есиповскому (или, как его иногда называли, Рафаилычу) было 82 года; он продолжал служить и в 1857 г., когда ему исполнилось 90 лет. Гоголь приезжал, по свидетельству ржевских старожилов, к <отцу> Матвею на Князь-Дмитровскую сторону (ныне Красноармейская) в дом № 31 на нынешней Кооперативной улице (или на это место), принадлежавший тогда причту Спасской церкви. На правом берегу Волги. Здесь, на Князь-Дмитровской стороне, в отличие от Князь-Фёдоровской, левобережной стороны, с XVIII в. в наибольшей степени было сосредоточено старообрядческое население Ржева. «Раскольники ужасно не любили о. Матвея и даже подожгли <в 1856 г.> его дом. Его проповеди так сильно на многих действовали, что раскольники считали его совратителем». В этом доме жил <отец> Матвей. Данное указание вполне согласуется с исторической справкой: <отец> Матвей был настоятелем Спасской церкви только до весны <до мая> 1849 г., когда перевелся настоятелем в Ржевский <Успенский> собор и переехал на жительство на Соборную гору. Отец Матфей Константиновский был назначен священником Спасо-Преображенской церкви Ржева в 1836 г.; 28 октября 1838 г. был возведён в сан протоиерея. Поэтому печатное свидетельство Бастамовой, сообщающей, что ей передавали о приезде Гоголя в Ржев в 1851 году, данными мало подтверждается. Возможно, однако, что эта поездка состоялась именно в 1849 году. В таком случае это могла быть вторая встреча Гоголя с отцом Матфеем Константиновским.  <...> За 1849 год мы не имеем ни одного письма от Гоголя к <отцу> Матвею. <...> Письма Гоголя к Константиновскому возобновляются только в 1850 году, причём в них Гоголь уже входит в круг интересов семьи <отца> Матвея, отвечает ему на его вопросы, выполняет поручения по подысканию, например, учебника по истории для сына, хлопочет об устройстве дочери <отца> Матвея в Шереметевский пансион, (см. письмо Гоголя к протоиерею М. А. Константиновскому от 28 февраля 1850 г. [4,т. 15, с. 309]), достает самому <отцу> Матвею еврейскую грамматику, ([4,т. 15, с. 313]), благодарит за присланный в письме<отца>Матвея привет от членов семьи последнего  и т.д.<..,> Все данные позднейшей переписки, путешествие Гоголя по провинциям летом того же <1849> года, отсутствие следов переписки с <отцом> Матвеем до 1850 г. и свиданий с Гоголем в Москве, делают это предположение самым вероятным из всех. После первой вероятной встречи в январе 1849 г. Гоголь вновь увиделся с отцом Матфеем в Москве только в середине февраля 1850 г. Поездке в Ржев в 1848 году могла помешать эпидемия холеры».

По поводу «путешествия Гоголя по провинциям» летом 1849 г. следует сказать, что писатель побывал тогда в имении князя П.А. Вяземского Остафьево (июнь); у Н.М. и А.О. Смирновых в с. Бегичево и Калуге (июль); у С.П. Шевырева в Больших Вяземах, у Аксаковых в Абрамцево, у Н.В. Путяты в Мураново (август). Однако из всех путешествий Гоголя 1849 г. самой значимой, безусловно, была поездка в Ржев.

«Музею, - заключал Ходаков, - давно уже известно о существовании дома, в котором останавливался Гоголь. Теперь к дому № 31 по Кооперативной ул<ице> следует прибить мемориальную доску и взять его под особое наблюдение музея. Дом сфотографирован с фасада и внутри, описан и изучен уже рядом краеведов г. Ржева, в частности, С.Л. Бычинским и Б.И. Абрамовым. За домом сохранилась еще старая яблоня, под которой, как говорят, великий гость и рясный священник вели душеспасительные беседы. Яблоня также заснята».

Добавим, что, вероятно, в середине февраля 1850 г. на одном из вечеров у С.П. Шевырева Гоголь через своего давнего приятеля, профессора архитектуры Ф. Ф. Рихтера познакомился с юным воспитанником Архитектурной школы при Московской Дворцовой конторе, известным впоследствии архитектором В.О. Шервудом (в юности Шервуд зарабатывал на жизнь уроками, позднее стал автором проекта здания Исторического музея на Красной площади и др.) [2, т. 3, с. 712-718]. В те самые дни, когда Шервуду довелось впервые увидеть знаменитого писателя, в гоголевской записной книжке 1842-1851 гг. появилась запись, свидетельствующая о внимании Гоголя к архитектуре строившегося тогда во Ржеве, по почину отца Матфея, Вознесенского собора. Автором этого проекта был архитектор К. А. Тон; строителем храма (законченного в 1855 г.) - бывший старообрядец купец П. Ф. Сафонов, которого отец Матфей в 1844 г. присоединил к Православию. В том же 1844 г. и была начата постройка храма, продолжение которой мог наблюдать спустя пять лет Гоголь. В начале следующего года (по-видимому, в период нового приезда отца Матфея в Москву в середине февраля 1850 г.) Гоголь в записной книжке пометил: «Шевыреву о Рихтере. У Рихтера о школах архитектур<ы> и рисованья и юношах, годных в учители, о бедных, дающих уроки рисованья... <...> Шервут. <...> Рихтеру о Тоне и Ржевской цер<кви>» [4, т. 9, с. 674]. С 1841 г. Ф. Ф. Рихтер работал с К.А. Тоном над восстановлением Московского Кремля после пожара 1812 г., в частности, над сооружением Большого Кремлёвского дворца, торжественное освящение которого состоялось в пасхальную ночь 3 апреля 1849 г.

Предположение Ходакова о пребывании Гоголя в Ржеве в 1849 г. подтверждается также рядом дневниковых записей известного историка, друга Гоголя Михаила Петровича Погодина. Из этих записей, которые впервые были опубликованы лишь в 2012 г. [2, т. 2. с. 497], в свою очередь, с определённостью следует, что поездка Гоголя в Ржев могла состояться в конце февраля - начале марта 1849 г.

Согласно упомянутому выше письму Гоголя к отцу Матфею (от 9 ноября 1848 г.) свою поездку в Ржев он отложил тогда именно «до весны» 1849 г. По-видимому, это своё обещание Гоголь действительно выполнил. Несмотря на то что в начале января 1849 г. отец Матфей, вероятно, сам приехал в Москву, где виделся с писателем, Гоголь не только побывал у него во Ржеве весной 1849 г., но, как следует из дневника Погодина, даже возвращение писателя в Москву состоялось, возможно, вместе с отцом Матфеем.

В Ржев Гоголь должен был отправиться после 25 февраля 1849 г. В этот день он был ещё в Москве, откуда, в частности, отправил письмо А.С. Данилевскому [4, т. 15, с. 162-163]. Согласно этому факту, Гоголь, следовательно, должен был прибыть во Ржев в самом начале третьей недели Великого Поста 1849 г. (начинавшейся 28 февраля). А если иметь в виду строки Гоголя в письме к отцу Матфею от 24 сентября (н. ст.) 1847 г. (из Остенде) - что ему не просто хочется посетить Ржев, но непременно исповедаться там и причаститься («...О, как бы мне хотелось открыть вам всю мою душу, быть у вас во Ржеве, исповедаться и сподобиться причащенья Тела и Крови Христовой, преподанных рукою вашею!» [4, т. 14, с. 446]), то, вероятно, Гоголь исполнил своё желание в среду 2 марта или в пятницу 4 марта за Литургией преждеосвященных даров.

4 марта 1849 г. Погодин в дневнике отметил: «Матв<ей>, Гоголь. Письма» [2, т. 2. с. 497]. Содержание этой записи не вполне ясно. Можно предположить, что в ней имеется в виду получение писем из Ржева.

К 7 марта 1849 г. (т. е. к началу четвёртой недели поста) Гоголь, видимо, уже вернулся в Москву. Об этом свидетельствует новая запись в дневнике Погодина: «Март. <...> 7.<...>К Гоголю, к Барте<неву>» [2, т. 2, с. 497].

Согласно содержанию ещё одной дневниковой записи Погодина, имеющей отношение к гоголевской поездке, в первой половине марта 1849 г. в Москве появляется и отец Матфей: «Март. <...> 13. Матв<ей> с книгами» [2, т. 2, с. 497]. (Именно это свидетельство позволяет предположить возвращение Гоголя из Ржева в Москву вместе с отцом Матфеем, которое, вероятно, не обошлось без новых, дорожных собеседований.)

В период с 7 по 13 марта 1849 г. в Москве Гоголь, несомненно, также часто виделся с отцом Матфеем. Скорее всего, их общение происходило, как и ранее, в доме графа Толстого, куда они оба прибыли 7 марта, во время визита Погодина «к Гоголю» (т. е. в тот самый дом Толстого), и состоялось, как можно предположить, знакомство Погодина с отцом Матфеем. Неделю спустя, 13 марта 1849 г., отец Матфей - «с книгами», по-видимому, побывал у Погодина уже с ответным визитом, т. е. навестил его уже как знакомого человека - и беседовал с ним.

Позднее, в 1873 г., Погодин сообщал: «Имя Гоголя напоминает мне теперь о. Матвея, Ржевского священника, очень близкого к Гоголю. Я познакомился с ним во время одного приезда его в Москву <...> и должен здесь кстати упомянуть, что он в особенности поразил меня образом своей речи о Промысле. Никого в жизни моей не встречал я с таким осязательным, так сказать, убеждением об участии, действии Промысла в человеческой жизни, какое он обнаружи<ва>л. Он говорил о Промысле, как бы о близком себе человеке, которого он видит, слышит, ощущает ежеминутно его присутствие. Во всяком слове его звучало это убеждение». В 1874 г. Погодин добавлял: «Люди убежденные, особенно люди, убежденные в таинствах религии, в наше время редкость, и их надо ставить на высшие свещники, чтобы лучи их света распространялись как можно далее. Я в жизнь свою встретил <...> человека, <...> в высшей степени замечательного, отца Матвея, Ржевского священника, друга Гоголева... <...>, <он> поразил меня <...> силою своего убеждения в Промысле Божием и высшем участии в судьбе каждого человека, у которого волос с головы не может пропасть без воли Божией».

Ещё одно подтверждение тому, что Гоголь в 1849 г. побывал в Ржеве у отца Матфея Константиновского, определённо следует из свидетельства тверского протоиерея Феодора Иоанновича Образцова, присутствовавшего в средине 1850-х гг. при беседе отца Матфея с Т.И. Филипповым. Речь во время этой беседы шла о Гоголе, а именно о встречах с ним отца Матфея в конце января - начале февраля 1852 г. в Москве в доме графа Толстого (незадолго до кончины писателя 21 февраля этого года). О содержании сожжённых Гоголем в ночь с 11 на 12 февраля 1852 г. глав второго тома «Мёртвых душ» отец Матфей сообщал: «Гоголь показал мне несколько разрозненных тетрадей с надписями: Глава, как обыкновенно писал он главами. Помню, на некоторых было надписано: глава I, II, III, потом, должно быть 7, а другие были без означения; просил меня прочитать и высказать свое суждение. Я отказывался, говоря, что я не ценитель светских произведений, но он настоятельно просил, и я взял и прочел. Но в этих произведениях был не прежний Гоголь. Возвращая тетради, я воспротивился опубликованию некоторых из них. В одной или двух тетрадях был описан священник. Это был живой человек, которого всякий узнал бы, и прибавлены были такие черты, которых... во мне нет, да к тому же еще с католическими оттенками, и выходил не вполне православный священник. Я воспротивился опубликованию этих тетрадей, даже просил уничтожить».

Очевидно, что для Гоголя, взявшегося изобразить во втором томе «Мёртвых душ» почитаемого православного пастыря (прототипом которого, по свидетельству самого отца Матфея, стал именно он), поездка к отцу Матфею в Ржев была просто необходима. Для создания полноценного художественного образа - «живого человека», в котором «всякий» узнал бы известного в то время в России ржевского священника, одного лишь личного общения с ним в Москве, в частной обстановке дома Толстого, Гоголю было явно недостаточно. Думается, для воспроизведения в одной или даже в «двух тетрадях» второго тома поэмы примечательных черт быта и деятельности выдающегося церковного проповедника Гоголю важно было увидеть прототип своего героя в его привычном окружении, на общественном поприще, в ежедневном пастырском служении (в том числе при совершении Литургии, в общении с прихожанами и домочадцами, при строительстве собора, в обращении старообрядцев и пр.). Вероятно, именно пребывание Гоголя в Ржеве у отца Матфея в конце февраля - начале марта 1849 г., - не исключая, впрочем, и рассказа графа Толстого о его поездке в Ржев в ноябре 1851 г. («Граф <...> рассказал мне о своем душеусладном пребывании у вас во Ржеве», - сообщал Гоголь отцу Матфею 28 ноября 1851 г. [4, т. 15, с. 450]), - дали писателю необходимый фактический материал для воплощения в несохранившихся «тетрадях» второго тома «Мёртвых душ» своих давних размышлений о путях духовного преображения современников. 

Борьба с курильщиками, зайцами и первые льготы на проезд: интересные факты о Николаевской железной дороге.

Железнодорожный мост с идущим по нему поездом. Автор А. Гаврилов. Начало XX века.

Из представленной подборки архивных документов можно узнать, как на железной дороге ловили безбилетников и боролись с курильщиками в конце XIX - начале XX века, о цене на проезд, льготах для военнообязанных и многом другом.

Октябрьская железная дорога - одна из старейших в России. Главархив Москвы собрал документы по истории ее строительства и эксплуатации.

Строительство железной дороги между Москвой и Санкт-Петербургом началось в июне 1843 года. Движение на отдельных участках открыли в 1846-м, а в ноябре 1851-го состоялось официальное открытие дороги длиной 604 версты (645 километров). В Москву отправился первый поезд с 192 пассажирами. Состав состоял из паровоза, двух мягких, трех жестких и одного багажного вагона. А в 1855 году дорога получила свое официальное название в честь императора Николая I - Николаевская.

Строительство магистрали стало настоящим прорывом для развития общественного транспорта. Она стала первой двухпутной государственной железной  дорогой  в  Российской империи и положила начало созданию в стране железнодорожной сети общегосударственного значения. Линия проектировалась под колею шириной 1524 миллиметра, ставшую впоследствии стандартной на русских железных дорогах, в отличие от более узкой европейской колеи.

В архивном ведомстве хранятся документы о соблюдении порядка в поездах, в том числе о борьбе с безбилетными пассажирами. Зайцы, пытавшиеся тайком проехать на товарных поездах, были большой проблемой для железных дорог. В циркуляре начальникам казенных и управляющим частных железных дорог за февраль 1903 года и в приказе по Николаевской железной дороге от 22 мая 1903 года отмечалось, что лица, обнаруженные в товарных поездах, не могут считаться пассажирами, поэтому они подлежат высадке на первой станции для передачи полиции.

Приказ начальника дороги инженера генерал-майора Шауфуса по Николаевской железной дороге № 136 от 22 мая 1903 года о лицах, оказавшихся в товарных поездах, не предназначенных к перевозке пассажиров. Главархив Москвы.

Приказ по Николаевской железной дороге

С.-Петербург. Мая 22 дня, 1903 года.

№ 136.

О неприменении ст. 25 и 29 Общего Устава Российских железных дорог к лицам, оказавшимся в товарных поездах, не предназначенных к перевозке пассажиров.

Объявляя на обороте сего для сведения и руководства циркуляр Управления железных дорог, от 5 - 8 февраля сего года, за № 6745/33, о неприменении ст. 25 и 29 Общего Устава Российских железных дорог к лицам, оказавшимся в товарных поездах, не предназначенных к перевозке пассажиров, присовокупляю, что указанный в этом циркуляре порядок удаления из товарных поездов не касается лиц, имеющих удостоверения на право проезда по делам службы по льготному тарифу № 5 - 1900 года и последующим к нему дополнениям (Сб. Тар. № 1443). Что касается платы за безбилетный проезд, то как к этим лицам, так и к тем, кои будут удалены из поезда в качестве подозрительных лиц, должна быть применяема ст. 23 Общего Устава Российских железных дорог.

Циркуляр Начальникам Казённых и Управляющим частных железных дорог 5/8 февраля 1903 года, № 6745/33.

(Вестн. Мин. Пут. Сообщ. 1903 г. № 7).

Начальник Уссурийской железной дороги возбудил вопрос о том, распространяется ли действие ст. 29 Общего Устава на безбилетных пассажиров, обнаруживаемых в товарных поездах.

Признавая за этим вопросом общее значение для всей сети Управление железных дорог, по приказанию Господина Министра Путей Сообщения, приняв во внимание суждения по сему вопросу 87 - го Общего Съезда представителей русских железных дорог, по вопросу 7 - му его программы, разъясняет, что лица, обнаруживаемые в товарных поездах, в которых перевозка пассажиров не производится, не могут считаться пассажирами, а потому и постановления статей 25 и 29 Общего Устава к ним не относятся, и таковые лица, в качестве подозрительных, подлежат высадке из поезда на первой, по обнаружению их, станции, для передачи в распоряжение полицейской власти, по принадлежности.

Подписали: 

За Начальника Управления

П. Думитратко,

За Управляющего Отделом

А. Шабуневич,

Скрепил: Делопроизводитель Краснов.

До 1917 года активно велась и борьба с курением в вагонах и на территории железнодорожных объектов. Причем следовать правилам должны были не только пассажиры, но и сотрудники железной дороги. В приказе по Николаевской, Новоторжской и Ржево-Вяземской железным дорогам за 22 июня 1895 года обращалось внимание на то, что «служащие на железных дорогах, находясь в помещениях, в которых курение табаку воспрещено, подчиняются общим правилам».

Приказ замещающего начальника дороги Гноинского по Николаевской, Новоторжской и Ржево-Вяземской железным дорогам № 92 от 22 июня 1895 года «Об исполнении правил курения табаку в вагонах». Главархив Москвы.

Приказ

По Николаевской, Новоторжской и Ржево - Вяземской железным дорогам.

С. – Петербург, июня 22 дня 1895 года.

№ 92

Об исполнении правил курения табаку в вагонах.

Приказами по линии, объявленными в № 177 - 1886 г.,  № 32 - 1887 и №№ 5 и  69 - 1888 г. и кроме того приказами по Службе Движения № 27, 35 - 1890 г., а также и циркуляром № 37 - 1892 г. было вменено в обязанность как поездной прислуги, так и Ревизорам Движения и их помощникам строгого наблюдения за точным и неуклонным исполнением правил курения табаку в поездах, согласно распоряжений Министра Путей Сообщения от 27 Октября 1886 года № 9755 и 5 Октября 1888 года № 11151, изданных в развитие 155 ст. Общего Устава Российских железных дорог, в каковых правилах, между прочим, в примечании к параграфу 4 указано, что служащие на железных дорогах, находясь в помещениях, в которых курение табаку воспрещено, подчиняются общим правилам. Между тем одною из пассажирок было заявлено Господину Министру Путей Сообщения о нарушении правил о курении в вагонах, одним из железнодорожных служащих. Расследованием настоящего заявления выяснено, что подобное нарушение было допущено контролировавшим агентом поезд, закурившим папиросу в вагоне для не курящих.

Подтверждая вновь все, изданные по этому предмету приказы, предлагаю главным кондукторам и кондукторам, Ревизорам движения и их помощникам и вообще лицам, производящим контроль поездов, иметь строгое наблюдение за исполнением вышеуказанных правил, применения, в случаях нарушения таковых пассажирами, меры, указанные в приказе по линии № 5 1888 года; в случаях же отступления от правил со стороны железнодорожных служащих, в особенности тех, на коих возложено наблюдение за исполнением таковых, виновные будут подвергаемы строгим взысканиям.

За Начальника дорог Гноинский.

Начальник Службы Движения В. Антипов.

Уже в то время для пассажиров железной дороги был предусмотрен льготный проезд. В первую очередь это касалось военнослужащих. Например, в приказе по Николаевской, Новоторжской и Ржево-Вяземской железным дорогам за 30 июня 1895 года было указано, что лица военного ведомства обязаны предоставлять удостоверения на льготный проезд, которые и проверялись при контроле поездов.

Приказ начальника дороги по Николаевской, Новоторжской и Ржево-Вяземской железным дорогам № 96 от 30 июня 1895 года «Об обязательности при контроле поездов предъявления лицами военного ведомства удостоверений на льготный проезд». Главархив Москвы

Приказ

По Николаевской, Новоторжской и Ржево - Вяземской железным дорогам.

С. – Петербург, июня 30 дня 1895 года.

№ 96

Об обязательности при Контроле поездов предъявления лицами военного ведомства удостоверений на льготный проезд.

Объявляю по вверенным мне линиям, для надлежащего руководства и исполнения, изложенный на обороте сего приказа циркуляр Департамента железных дорог от 27/29 Апреля с. г. за № 7.107 с копией циркуляра Главного Штаба от 16 марта 1895 г. за № 62 об обязательности предъявления железнодорожным агентам, при контроле поездов, лицами военного ведомства удостоверений на льготный проезд, о чём было уже объявлено в Приказе по линии № 75 - 1885 г., подтверждено приказом № 79 того-же года и приказом по Службе Движения № 21 - 1888 года.

Начальник  дорог  П. Михальцев.

Начальник Службы Движения В. Антипов.

Николаевская железная дорога была национализирована в 1918 году, а в 1923-м ее переименовали в Октябрьскую железную дорогу. Впоследствии в ее состав были включены Северо-Западные (1929) и Кировская (1959) железные дороги, а трасса между Северной столицей и Москвой стала именоваться главным ходом.

Источник:

Иван Тимофеевич Третьяков - аферист сталинских времён.

Аэродром в городе Ржеве был построен в конце 30-х годов XX века. В народе эту стройку прозвали аэропорт, а в дальнейшем прижилось просто сокращение - Порт, это название закрепилось за военным городком при аэродроме и используется до сих пор. Как мы видим, Порт (др. название: Ржев-3) - открытый военный городок в восточной части города Ржева Тверской области, на Советской стороне города, является микрорайоном города. Состоит из 22 жилых домов, этажностью 3-5 этажей. Все дома микрорайона приписаны к одной улице - Челюскинцев. Первые жилые бараки появились в военном городке при строительстве в Ржеве военного аэродрома. Строительство производилось усилиями жителей близлежащих деревень Горчаково, Першино, Клешнево. Гарнизон появился чуть позже, перед самой войной. Предполагалось оснастить его новейшей авиационной техникой того времени, но завершить комплектование помешала война. Цитата из рассказа Т. Горской "Каким он парнем был": "В небе летали маленькие тяжёлые самолётики; молодёжь в летной форме с местного аэродрома вызывала восхищение и завистливые взгляды." Из военных самолётов лучшими до середины 30-х годов были тяжелые бомбардировщики ТБ-3. А его предшественник ТБ-1 поступал на вооружение еще с 1929 года. Бомбовоз ТБ-1 в Ржеве стал основой парка тяжелобомбардировочной авиации - «длинной руки Сталина», как порой называли авиацию дальнего действия. Обе машины сконструировал Андрей Туполев. В Ржеве базировалась 30-я авиабригада, и с конца 1932 года ее эскадрильи стали пополняться супербомбовозами ТБ-3. К началу войны в нашей области кроме ржевского появились четыре постоянных военных аэродрома - в Калинине (Мигалово), Выползове (Бологовский район), Великих Луках и Торжке. Три первых имели бетонную (гравийную) взлетно-посадочную полосу. На них, а также в Великих Луках, до 1942 года дислоцировались полки тяжелобомбардировочной авиации ВВС, не считая, конечно, периода оккупации. В этих городах так же была наиболее эффективной и деятельность гражданских аэроклубов. Кроме военного аэродрома в городе был Ржевский гражданский аэропорт (довоенный Аэроклуб). Цитата из упоминавшегося рассказа Т. Горской "Каким он парнем был": "Но был ещё и гражданский, по другую сторону Ржева, за кирпичным заводом. Здесь делали первые шаги ввысь будущие лётчики, а пока - курсанты аэроклуба. И среди них - Костя Дунаевский (Герой Советского Союза Константин Дмитриевич Дунаевский, род. 27.05.1922 в Ржеве - погиб 23.04.1945 под Бранденбургом). Как и большинство мальчишек, он прыгал с парашютной вышки (бывшей колокольни Успенского собора, где сейчас Обелиск). Как многие юноши ходил в аэроклуб после работы в цехе "склада-40". Курсанты летали на небольших деревянных бипланах У-1 «Авро» с мотором РОН, который вращался вокруг вала вместе с винтом. За летный день «Аврушка» потребляла 30 кг касторки. Аэроклубы Калинина, Торжка и Ржева имели филиалы в Бежецком, Бологовском, Великолукском, Вышневолоцком, Калязинском, Кашинском, Кимрском, Осташковском и Старицком районах. В ведении областного совета Осоавиахиама находились аэродромы в Кимрах, Ржеве, Торжке, Вышнем Волочке. В виду неполного просыхания грунта они предназначались только для бипланов типа У-2 и Р-5. К марту 1936 года аэроклубы приобрели 7 самолетов и 10 планеров.

А потом начался Большой террор. В годы, когда в руководстве Осоавиахима преследовались «враги народа», на местах тоже стали бороться с «вредительством». Так, в 1937 году на 2-й областной конференции ВЛКСМ представители Старицкого райсовета Осоавиахима жаловались на начальство: «Куда делись деньги Старицкого райсовета ОСО - 125 тысяч рублей, собранные на самолет и ангар? Построить ангар заставили, а самолет не дали». Жалобщикам разъяснили: «Это дело Калининского аэроклуба. Он получил деньги на то, чтобы дать самолет Старицкому райсовету... Когда выяснилось, что на самолете работать нельзя, ангар построен неправильно, было решено людей, которые там учились, доучить в Калининском аэроклубе. На пилотов обучены 9 человек колхозников и другой молодежи Старицы». Но на 3-й областной конференции ВЛКСМ опять отмечались «безобразия в отдельных организациях Осоавиахима, в том числе пьянки в Новоторжском аэроклубе». Это безобразие вскрыла газета «Сталинская молодежь». Между тем в Торжке к открытию конференции уже было подготовлено 202 парашютиста и 50 планеристов.

В Ржеве таких безобразий в авиации не было. Кроме авиаклуба и военного аэродрома в городе находились ремонтные авиационные мастерские. Начальником авиационных мастерских был живший в городе Ржеве член ВКП(б), Яков Тимофеевич Третьяков, приложивший немало усилий для становления и развития авиации в нашем городе. Но, как говорится - в семье не без паршивой овцы, и разговор в моей заметке пойдёт не о нём, а о его брате, Иване Тимофеевиче Третьякове, работавшем на заводе № 10 им. Дзержинского в городе Перми техническим инспектором по технике безопасности.

Исследованием жизненного пути И.Т. Третьякова занимался Сергей Воробьёв, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник сектора политической и социокультурной истории Института истории и археологии УрО РАН, г. Екатеринбурга. Им было подготовлено несколько научных статей об этом незаурядном аферисте и проходимце. Из его работ мы и можем узнать о жизни Третьякова следующее.

В послереволюционную эпоху в Советской России шли интенсивные процессы социальной мобильности, вызванные революционными потрясениями 1917 года. Миллионы людей старались включиться, встроиться в новую социальную структуру, соответствовать официальному образу советского человека. Многим, особенно тем, кто имел «неудачное» социальное происхождение, приходилось переосмысливать своё прошлое и планировать будущее в соответствии с советскими реалиями. В связи с этим в обществе массовый характер приобретает практика пересотворения себя, создания своего нового, «правильного» образа. Для такой социальной мимикрии людям приходилось прибегать к редактированию своей биографии в таком ключе, чтобы она не вступала в конфликт с идеологическими установками советского политического режима и не несла угрозу её обладателю. В таких условиях «общество, где значительное число граждан активно занято перевоплощением, рискует превратиться в общество, где широко распространено самозванство».

По мнению американского историка Ш. Фицпатрик для этого периода советской истории можно выделить два типа самозванства. Первый - политическое самозванство, связанное с попыткой «обмануть партию», ввести её в заблуждение относительно своего истинного социального или политического лица, стремление скрыть от властей свою истинную идентичность», заменив её ложной. Второй тип самозванства - криминальный, означал, что «человек притворялся кем-то другим в корыстных целях», то есть являлся мошенником, аферистом. Следует отметить, однако, что далеко не всегда эти два типа самозванства существовали в чистом виде, иногда они пересекались и дополняли друг друга в лице одного человека.

В советской системе принадлежность к власти или какой-либо привилегированной социальной группе давала преференции в доступе к дефицитным ресурсам (продовольствию, промышленным товарам, финансовым средствам). Поэтому реальные последователи литературного Остапа Бендера начала 1930-х гг. для достижения своих целей, с одной стороны, придерживались той же тактики социальной мимикрии, которую виртуозно использовал сын «турецко - подданного». Однако в отличие от него они были не благородными жуликами с налётом романтизма, а циничными и прагматичными искателями лучшей жизни в новой советской действительности. Для них было характерно использование своего криминального таланта не только для извлечения материальных выгод, реализации своих меркантильных интересов, но и для занятия удобных и надёжных социальных позиций, получения выгодного социального статуса, которые в конечном итоге и обеспечивали доступ к материальным благам. Чуткое понимание социальной политики советской власти и политических тенденций 1930-х гг. подталкивало их к встраиванию в советскую систему. В отличие от Остапа Бендера, который сторонился властей предержащих, они, наоборот, охотно шли на контакты с представителями власти, вступали с ними в патрон-клиентские отношения, извлекая из них выгоду. К слову сказать, и сам герой И. Ильфа и Е. Петрова, в конце концов, порвал с романтизмом, сказав в финале романа: «Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придётся переквалифицироваться в управдомы».

Но и в том, и другом случае комбинатору-проходимцу требовалось надевать на себя социальную маску, конструировать новый социальный образ, подходящий к новым жизненным обстоятельствам. Необходимо было создавать «правильную» идентичность в согласии с коммунистической идеологией. В решении этой проблемы существенно помогали неформальные связи с представителями власти, опирающиеся на взаимный интерес. В этом случае можно было не опасаться за возможное разоблачение сконструированной биографии. Зачастую патронов из среды советских чиновников мало интересовала правдивость их биографий, здесь они могли позволить себе завидную политическую и идеологическую слепоту. Их привлекали, в первую очередь, специфические способности Бендеров, которые могли принести им практическую пользу в качестве клиентов. При форс-мажорных обстоятельствах должностные лица могли прикрыть своих клиентов, используя административный ресурс, так как «круговая порука на местном уровне была практически основным modus operandi в политике сталинской эпохи». При определённых условиях эти люди с сомнительным прошлым могли устроиться при поддержке своих покровителей на привлекательные, «хлебные» должности в советских и хозяйственных учреждениях, то есть сделать удачную карьеру.

Проблема проникновения в партийные ряды, в состав советских и хозяйственных учреждений значительного количества социально чуждых элементов, «бывших людей» вызывала у советского руководства серьёзную озабоченность. Подобные опасения возникали не на пустом месте, они имели под собой реальные основания. В результате социальных пертурбаций, вызванных массовой коллективизацией и начавшейся индустриализацией, представители «умирающих классов», как отмечал И.В. Сталин, оказались «вышибленными из колеи, и, разбросавшись по лицу всего СССР, эти бывшие люди расползлись по нашим заводам и фабрикам, по нашим учреждениям и торговым организациям, по предприятиям железнодорожного и водного транспорта и главным образом - по колхозам и совхозам. Расползлись и укрылись они там, накинув маску «рабочих» и «крестьян», причём кое-кто из них пролез даже в партию».

И.В. Сталин. [Первая половина 1930-х гг.]

В связи с этим на протяжении 1920-х - 1930-х гг. периодически проводились кампании по чистке партийных, советских и хозяйственных органов. На рассматриваемый период пришлось очередное такое партийное мероприятие. С 1 июня 1933 г. до конца 1934 г. проходил основной этап очередной «генеральной чистки» ВКП(б), которая была затем продлена до мая 1935 года. В ходе чистки Уральской областной партийной организации выяснилось, что «значительная часть партийных ячеек серьёзно засорена классово чуждыми и враждебными элементами, буржуазными перерожденцами, двурушниками, оппортунистами, жуликами с партбилетами. Такие ячейки не способны бороться за генеральную линию партии».

Для 1920-х - 1930-х гг. характерна широкая практика формирования партнёр-клиентских сетей на всех уровнях советской партийно-государственной системы власти - от высшего руководства до региональных и местных функционеров. Это вело к установлению отношений верности и круговой поруки внутри подобных «семейств». Как отмечает Ш. Фицпатрик, «среди советской политической элиты патронажные отношения встречались на каждом шагу. Пожалуй, наиболее характерен этот феномен был для политической сферы, где местные и центральные лидеры культивировали и поддерживали собственные клиентские сети».

Клиентская сеть, создаваемая, как правило, партийным руководителем, включала в себя руководящих работников партийных, советских и хозяйственных органов и учреждений, промышленных предприятий, торгово-бытовых организаций, а также рядовых сотрудников этих структур и различных социальных маргиналов авантюрного склада, часто являвшихся проходимцами и самозванцами. Среди последних можно выделить два типа людей подобного сорта. Первый - типаж Остапа Бендера: умный, инициативный жулик с коммерческой жилкой, второй - Хлестаков: хитрый, но безынициативный, полностью зависимый, бесшабашный, без внутреннего стержня. Последний ценился патронами в меньшей степени и использовался для выполнения не самых ответственных, несложных поручений.

Подобная система клиентелистских отношений в начале 1930-х гг. существовала в Перми. Эта система сформировалась вокруг ответственного секретаря Пермского горкома ВКП(б) Ивана Николаевича Корсунова, назначенного на эту должность в 1931 г. с Украины, и была довольно разветвлённой.

И.Н. Корсунов. 1937 г.

В неё входили партийные руководящие работники города, представители руководства Пермского горсовета, директора предприятий, руководители хозяйственных организаций и их подчинённые. В среде городского руководства процветали коррупция, вымогательство, поборы с хозяйственных и торговых организаций, хищения государственных средств. Эти злоупотребления приобрели систематический характер, стали неотъемлемой частью существования местной номенклатуры. Представители пермского руководства были далеки от личного аскетизма в быту, они стремились создать для себя атмосферу материального комфорта, сытой и безбедной жизни, в то время когда остальная часть населения жила впроголодь, существуя в условиях карточной системы распределения.   Жизненную позицию местной элиты откровенно и цинично сформулировал член команды Корсунова, председатель Пермского горсовета Т.И. Гайдук: «Я нигде так бедственно не жил, как в Перми, и не буду жить!».

Колоритным представителем местной клиентелы, воплотившим в себе черты Остапа Бендера, но в большей степени гоголевского Хлестакова был некто Иван Тимофеевич Третьяков, работавший на заводе № 10 им. Дзержинского инспектором по технике безопасности. Он презентовал себя как героическую личность, назывался «старым подпольщиком-коммунистом, заслуженным партизаном, бывшим командиром, героем Гражданской войны, имеющим 3 ордена Красного Знамени». Свой мужественный образ, овеянный революционной романтикой, достойный пера, описывающего похождения О. Бендера или Хлестакова, он при любой возможности транслировал окружающим.

В ярких красках он описывал своё славное революционное прошлое, свои революционные заслуги перед советской властью. Согласно автобиографии, Третьяков родился в 1889 г. в Горловке. С юных лет вёл активную революционную деятельность на Донбассе, начиная с 1908 г. подвергался арестам, несколько раз сидел в тюрьме. Первый раз схвачен полицией, когда на заводе в Юзовке разбрасывал прокламации, и был осуждён на шесть месяцев тюрьмы. Временами его революционная деятельность приобретала радикальные формы, выливаясь в террористические акты против представителей власти: «В 1912 г. мной были убиты пристав Григорьев и урядник Н. Сишко в местечке Веровка. <…> За убийство 13 человек провокаторов и организацию забастовки выехал в город Екатеринославль». Участие Третьякова в революционной борьбе не было случайным. По его словам он был выходцем из рабочей семьи с крепкими революционными традициями. Один из его братьев являлся большевиком с 1902 г., три других брата были анархистами-террористами, двух из них «повесили в городе Хечивани в 1908 году».

Очень часто в дореволюционный период нашему герою приходилось находиться на нелегальном положении, жить под чужими фамилиями. В 1909 г. он устроился на работу на завод в г. Алчевске под фамилией Макаревич. «В 1912 г. в Щитово взяли банк, после чего был заподозрен я, переменил фамилию на Кира Демьянович Швейченко», а в 1913 г. в Екатеринославле И.Т. Третьяков, по его словам, «поступил в горную школу под фамилией Иванова». Согласно автобиографии в 1915 г. И.Т. Третьяков за организацию забастовки в паровозостроительных мастерских был арестован и отсидел в Екатеринославской тюрьме более года. В 1916 г. в Енакиево он вступает в ряды партии большевиков.

Революция 1917 г. застаёт Третьякова на Украине и он сразу же активно включается в борьбу за утверждение советской власти: «…обезоруживал жандармерию и расстреливал по Екатерининской жел[езной] дороге», но «эсеры и меньшевики <…> запротестовали и обезоружили меня». В том же 1917 г. Третьяков, по его словам, занимал должность председателя ревкома в Дебальцеве.

С началом Гражданской войны Третьяков участвует в партизанском движении. В августе 1917 г. под Дебальцево организовал партизанский отряд численностью 829 человек, с которым воевал против генерала Чуднецова, затем против Краснова, еще позднее - Деникина и Врангеля. В 1918 г. назначен командиром 5-го особого полка им. Третьякова. С конца 1918 г. он уже в рядах Красной Армии, его военная карьера идёт в гору. В марте 1919 г. он «назначен на царицынский фронт командиром 42 дивизии», вёл совместные боевые действия с Будённым и Ворошиловым. В 1920 г. участвовал в боях за Крым, брал Перекоп. Затем переброшен на польский фронт комиссаром 13-й армии РККА. Потом были Кавказ и Монголия. Демобилизовался Третьяков из Красной Армии в 1922 году.

Будучи на фронтах Гражданской войны, «помимо того, что он совершил лично сам [со] своими частями несколько подвигов, разбил также много частей противника, он также сумел вывести и спасти очень много золота, которое передал правительству».

Несмотря на фантастичность излагаемых фактов, слушатели ему верили. По всей видимости, Третьяков обладал даром интересного рассказчика, привлекал публику, умел её очаровать. Районный военный комиссар Гелофеев тоже сначала поверил Третьякову, объясняя это тем, что «есть же у нас в Союзе такие люди». Такую уверенность в окружающих поддерживал и сам Третьяков, заявляя: «Ведь таких, как я, нас во всём СССР только 3 человека». Чтобы у слушателей не возникало недоумения по поводу несоответствия между создаваемым героическим образом и тем реальным человеком, которого они видели перед собой, Третьяков объяснял это влиянием тяжёлых жизненных обстоятельств: «Конечно, тогда я был не такой как теперь, теперь не осталось и 80% от прежнего Третьякова. Зверь я был в те времена, а не человек».

В то же время И.Т. Третьяков рассказывал о себе такие вещи, которые входили в диссонанс с создаваемым им образом заслуженного члена партии, который должен служить примером моральной порядочности, образцом для подражания всем остальным. Он не стесняясь, повествовал слушателям о своих амурных похождениях, когда «он брал к себе на дом артисток театра, раздевал их донага, обливал духами, потому что от них пахнет потом, а потом употреблял, что он в лес увозил девочек, с которыми поступал так же». Такое аморальное поведение, сексуальная распущенность больше подходили для нэпмана 1920-х гг., беспечного прожигателя жизни из мелкобуржуазной среды, чем для пламенного революционера и героя Гражданской войны.

Значительную часть создаваемого Третьяковым образа составляют рассказы о его личных, товарищеских взаимоотношениях с высокопоставленными советскими политическими фигурами. В автобиографии Третьяков указывал: «Знают меня товарищи Чубарь, Петровский, Молотов, Ворошилов, Магидов, Межлаук и др., в старое время и по сегодняшний день».

Знакомство с В.М. Молотовым, по словам И.Т. Третьякова, произошло во время Гражданской войны на Украине («моя должность в то время - командарм 13»), когда он был вызван в ЦК КП(б)У по поводу расстрела им эшелона с отступающими коммунистами для дачи объяснений.

Председатель Совнаркома СССР В.М. Молотов. 1930 г.

«Подходит ко мне тов. Молотов и резко говорит: «Кто тебе, Третьяков, дал право расстреливать коммунистов?» Я и на этот вопрос промолчал, только размахнулся и ударил Молотова по щеке. Он упал, все вскочили, раздались голоса: «Требуем высшей меры наказания». Молотов встал, держась за щёку, и только тогда я смог заставить себя крикнуть Молотову: «А кто тебе, т. Молотов, дал право защищать коммунистов, организованно предающих революцию!» Тов. Молотов всё ещё держался за щёку, подошёл ко мне, подумал и хлопнул меня по плечу и сказал: «Да, ты прав». С тех пор мы с ним - лучшие друзья». Как тут не вспомнить известное хлестаковское: «Я с Пушкиным на дружеской ноге»!

Боевым соратником Третьякова был и другой известный советский военный и политический деятель - К.Е. Ворошилов.

К.Е. Ворошилов приветствует участников парада на Красной площади 7 ноября 1935 г. Фото Г.Г. Петрусова.

По словам Третьякова, тесные дружеские связи между ним и этими членами советского руководства сохранились до настоящего времени. Иногда они встречаются, совместно проводят время. Вместе с К.Е. Ворошиловым Третьяков отдыхал на курорте, где они хорошо выпивали и однажды напились «в доску». «Ворошилов говорит мне: «Давай ещё пить». Я ему говорю: «Если ты, Климка, пройдёшь по одной доске, то будешь пить, а если не пройдёшь, то буду пить я один». Он пошёл и свалился с доски, а я прошёл».

Стремясь показать, что он пользуется уважением и авторитетом со стороны высокопоставленных друзей, Третьяков рассказывал, что, когда он бывает в Москве, то его принимают как дорогого гостя. Он несколько дней жил в квартире у Ворошилова, «где мы с ним выпивали, он даже в честь моего приезда не ходил в Наркомат». Об их встрече узнал Молотов и обиделся, что они ему не сообщили, а затем спросил у Третьякова, почему он не заходит к нему. «И потом я несколько дней пробыл у Молотова и уехал на курорт». «Я почти каждый год бываю у него на квартире как желанный гость». Кроме этого они оказывают своему старому боевому товарищу материальную помощь. «Лично от Молотова и Ворошилова он получает денежные переводы и посылки».

Со стремлением Третьякова позиционировать себя как человека вхожего в высшие слои советской политической элиты, способного общаться с её представителями на равных и даже позволять себе фамильярность в их отношении, связано его сообщение о встрече с Молотовым во время приезда последнего в Пермь в 1932 г. и посещения им завода № 10, на котором работал Третьяков. Когда Молотов пришёл в цех, Третьяков его увидел и радостно закричал: «А, здорово п… [нецензурное выражение] курносая!» Начальник ГПУ, сопровождавший Молотова, подбежал к нему с револьвером, «но Молотов увидал меня, остановил его, подошёл ко мне и расцеловался со мной». После этого рабочие между собой говорили: «Вот тебе и Третьяков, Молотовто его обнял даже. Наверное, родичи какие-нибудь с ним». Я слушал и помалкивал».

Третьяков чувствовал себя достаточно вольготно и безопасно, так как находился под покровительством пермских руководящих работников. У военного комиссара Гелофеева «сложилось такое мнение, что многие не хотят с ним связываться и боятся его». Думается, что рассказы Третьякова о его близкой дружбе с высшими советскими руководителями также служили своего рода защитным барьером от скептиков и возможных недоброжелателей, держали их на дистанции от его персоны.

У Третьякова имелись тесные контакты с руководящими работниками Пермского горкома ВКП(б) и горсовета, он состоял в хороших личных отношениях с секретарём лечебной комиссии Пермского горкома ВКП(б) И.И. Тимофеевым.

Здание Пермского горкома ВКП(б) в праздничном убранстве. 1932 г. Фото М.И. Кузнецова.

По словам военного комиссара Гелофеева он видел Третьякова, «ездящим на автомобиле горкома с Тимофеевым <…>, они поехали за город. Предварительно заехали в магазин партактива, наверное, за выпивкой». Когда Гелофеев попросил одного из руководителей Пермского горкома А.И. Старкова разобраться с личностью Третьякова, то тот никаких мер не принял, вместо этого попросил Гелофеева «выяснить подробнее о Третьякове и потом написать в горком».

Третьяков постоянно пользовался партийной столовой и закрытым магазином партактива, в который имел свободный доступ, и в котором любил, сидя за кружкой пива, рассказывать посетителям магазина и служащим о своих подвигах на фронтах Гражданской войны. Допуск к закрытым благам, предназначенным только для партийных функционеров, маркировал его особый статус, принадлежность к привилегированной социальной группе, приближённость к местной политической элите.

Но за эту привилегию и за покровительство необходимо было расплачиваться, оказывая разные услуги своим патронам из властных инстанций, выполнять их поручения. Такого рода поручение получил и Третьяков во время выдвижения на заводском партийном собрании кандидатов в члены Пермского горкома партии. Перед заседанием к нему подошли руководитель Пермского горкома ВКП(б) И.Н. Корсунов и секретарь заводского парткома Бабкин, которые дали ему указание выступить на собрании и провалить неугодного им кандидата Ежелева, бывшего члена районной комиссии по чистке. Третьяков должен был обвинить его в том, что он «имеет наклонности к оппозиции, любит подсиживать, любит склоку и так далее». Однако Третьяков провалился со своим выступлением, так как рабочие-коммунисты стали требовать фактов, а их не было. Видя, что интрига не удалась, Корсунов и Бабкин дали ему команду «отставить», кандидатура Ежелева была проведена, а Третьяков оказался в неловком положении и через некоторое время вынужден был извиниться перед Ежелевым.

В образе, создаваемом Третьяковым, явственно проявляются черты аберрации, то есть наблюдается отклонение конструируемого образа от истинной сущности его носителя. Так, если в реальной жизни Третьяков являлся фигурой зависимой, подчинённой, безропотным исполнителем указаний своих могущественных покровителей, то в своём мифологизированном образе он представал в качестве вершителя судеб местных партийных и советских руководителей, которых он держит в страхе, заявляя: «Если я захочу, напишу письмо в Москву и любой работник, начиная с Корсунова, полетит со своего места, пусть только меня кто оскорбит». Себя он позиционировал как человека независимого, не участвующего во властных интригах, стоящего над схваткой: «По приезде в Пермь я сразу занял такую позицию - ссорьтесь, деритесь, но меня не трогайте, оставьте в покое, а то, плохо будет. Ну, меня и не трогают, а я со стороны смотрю на них».

Третьяков пытался заработать авторитет, изображая из себя человека самодостаточного, независимых суждений, имеющего собственную жизненную позицию и способного прямо и решительно высказать своё несогласие по поводу проводимой в Советском Союзе политики самому главному человеку в государстве. Когда представитель областной комиссии партийного контроля Е. Шпехт, прибывший в Пермь для расследования ситуации с Ежелевым, в ходе беседы спросил Третьякова, почему он выбрал для проживания Пермь, то получил ответ: «Знаете, не поладил немного с Виссарионычем». А затем пояснил причину разногласий: «В 1930 году погорячился, ну взял, да и написал Виссарионычу письмо, что у тебя самого голова закружилась, а ты сваливаешь всё на низы. Ну, потом я понял, что хватил лишку». Таким образом, получалось, что Третьяков из-за своей принципиальной позиции попал в опалу и был вынужден уехать в провинцию.

Тучи стали сгущаться над Третьяковым в 1935 году. Его уже некому было прикрывать, его покровители к этому времени потеряли власть. В результате громкого скандала вокруг Пермской горлечкомиссии, начавшегося с заметки «Бери, сколько хочешь, только молчи», опубликованной 12 сентября 1934 г. в газете «Правда», вскрылись вопиющие факты разложения пермской руководящей верхушки. По результатам проведённого партийного расследования И.Н. Корсунов был снят с должности секретаря Пермского горкома ВКП(б) и отправлен в распоряжение ЦК партии. Большинство других членов группы также было снято со своих постов, некоторые попали под следствие, были осуждены и приговорены к различным срокам заключения. В июне 1935 г. И.Т. Третьяков был арестован после того, как «в Пермский сектор НКВД поступили данные о том, что Третьяков Иван Тимофеевич занимается к[онт]р[еволюционной] пропагандой и имеет поддельные документы».

Обложка архивно-следственного дела И.Т. Третьякова. 1935 г.

В ходе следствия и вскрылась вся правда о «героической» личности И.Т. Третьякова. Оказалось, что он далеко не тот, за кого себя выдаёт.

Кем же в действительности являлся И.Т. Третьяков, что это был за человек, насколько можно доверять поведанной им биографии? Определить, что в ней правда, а что вымысел во многом, но не окончательно позволяют материалы следственного дела.

Протокол допроса И.Т. Третьякова. 20 июня 1935 г.

Был ли Третьяков героем Гражданской войны, заслуженным орденоносцем, как он себя представлял? Первым кто скептически отнёсся к правдивости рассказов Третьякова, был районный военный комиссар Гелофеев. В отношении личности И.Т. Третьякова он выражается прямо и однозначно, называя его аферистом, проходимцем и вымогателем. Усомнившись в свидетельствах Третьякова, он провёл своё расследование, поднял документы и нашёл расхождения между рассказами Третьякова и теми данными, которые содержались в найденных документах (заявление в комиссию партизан и автобиография). Из них следовало, что до революции 1917 г. Третьяков был не большевиком, а анархистом-террористом. В годы Гражданской войны служил в Красной Армии, но «насчёт командарма» в имеющихся материалах Гелофеев «ничего не нашёл». Подозрения Гелофеева в отношении личности Третьякова нашли своё подтверждение позднее в ходе следствия.

Выяснилось, что для создания образа героя Гражданской войны Третьяков прибегал к фальсификации официальных документов. Как следует из обвинительного заключения, с целью подтверждения своих боевых заслуг он «сделал исправление в учётно-воинском билете».

Из материалов следственного дела можно сделать вывод, что Третьяков, по всей видимости, действительно принимал какое-то участие в партизанском движении и служил в рядах Красной Армии, но высоких командных должностей, в том числе командира особого полка своего имени, а тем более командарма (в другой своей версии - комиссара) 13-й армии РККА, никогда не занимал и выдающихся героических подвигов не совершал. На допросе он признался, что организованный с его участием партизанский отряд состоял «не из 829 человек, а было человек 46, из которых половина в последующем разбежалась». Командные должности, которые занимал Третьяков, если верить его словам, - это командир роты в Красной гвардии в 1917 г. и политрук роты связи в 42-й дивизии 13-й армии в 1918-1919 г. на царицынском фронте. Из рядов Красной Армии он был демобилизован не в 1922 г., а в начале 1920 г. и сразу же вернулся на ст. Дебальцево (Донбасс).

Сведения о награждении Третьякова тремя орденами Красного Знамени являются однозначно недостоверными. В «Сборнике лиц, награждённых орденами Красного Знамени и почётным революционным оружием», выпущенном в 1926 г., фамилия И.Т. Третьякова не значится.

«Сборник лиц, награждённых орденом Красного Знамени и почётным революционным оружием». Обложка (Москва, 1926 г.).

Среди лиц, получивших орден Красного Знамени трижды, наш персонаж также не числится. Хотя даже в ходе допроса мнимый герой продолжал утверждать, что был «награждён орденом Красного Знамени в 1919 г. Реввоенсоветом Республики за участие на фронтах Гражданской войны». Ранее в автобиографии Третьяков в ярких красках описывал обстоятельства, которые привели к получению высокой боевой награды: «На царицынском фронте… отбил 13 тысяч своих пленных, разбил 6236 чел[овек] белых… и забрал обоз белых в плен». Но и это ещё не всё! Далее в автобиографии Третьяков упоминает и о втором ордене. В местечке Сугров Курской губернии «мной разбит отряд генерала Дроздова - 2436 чел., за что прошу второй орден».

А что же с революционной деятельностью Третьякова? Оказалось, что в значительной степени революционные заслуги им были сильно преувеличены. В первую очередь, чтобы дореволюционный период его «борьбы» с царским режимом выглядел более убедительным и солидным, он изменил свой возраст, прибавив себе четыре года. В  действительности Третьяков родился не в 1889 г., как он указывал в официальных документах, а в 1893 г., и не в Горловке, а в селе Ольховатка Славяно-сербского уезда Екатеринославской губернии.

«Факт того, что меня поймали с прокламациями, когда я их разбрасывал в котельном цехе, был, но аресту не подвергался, был малолетним», - признавался на допросе Третьяков. Остальные аресты оказались также выдуманными, ни в каких царских тюрьмах Третьяков не сидел, под чужими именами подпольную работу не вёл. Вымышленным оказался и эпизод о расправе над 13 провокаторами: «провокаторов я не убивал». Полным вымыслом оказалась и история с двумя повешенными братьями-анархистами. Третьяков действительно имел трёх родных братьев и сестру, но все они к счастью были живы. Старший брат Михаил, «инвалид, красный партизан» и сестра проживали в г. Енакиево (Донбасс) и работали на заводе им. Рыкова. Второй брат Яков, член ВКП(б) жил в г. Ржеве и был начальником авиационных мастерских. Третий брат Трифон работал в НКВД в г. Москве. Как, когда и при каких обстоятельствах Третьяков оказался в Перми? По одной из версий, которую Третьяков озвучил в разговоре с Е. Шпехтом, переехать в Пермь он был вынужден после выражения несогласия с политикой И.В. Сталина в отношении крестьянства. Вторая версия, не такая политизированная, изложена им в автобиографии.

Первая страница автобиографии И.Т. Третьякова. 1934 г.

В 1922 г. после демобилизации из РККА он был направлен для работы в ВЧК в Москву. В 1923 г. работал инструктором в ЦК профсоюза рабочих и служащих железнодорожного транспорта. В 1924 г. был назначен на руководящую должность на Екатерининской железной дороге. В этом же году, по словам Третьякова, с ним произошла неприятная ситуация. Он получил партийное взыскание - «ЦКК ВКП(б) в 1924 г. объявлен выговор за избиение начальника гарнизона Москвы и за драку с работниками милиции». С 1925 г. трудился мастером по горной разработке в г. Софиевка на Украине. В 1927 г. переехал на Урал и работал в г. Свердловске. В

Пермь перебрался осенью 1929 года. Таковы официальные версии Третьякова.

Истинные обстоятельства и мотивы появления Третьякова в Перми вскрылись в ходе следствия. Из следственных материалов выясняется, что период жизни после Гражданской войны был Третьяковым в автобиографии серьёзно отредактирован и мистифицирован. В действительности большую часть этого времени Третьяков провёл на Украине. Как признавался Третьяков на допросе в 1920-1922 гг. он проживал в г. Дебальцево, работал монтёром железнодорожной станции, а позднее был назначен заведующим паровозным ремонтом. По словам Третьякова в этот период он занимал различные руководящие должности районного масштаба: «В 1920 году в Дебальцеве я был избран членом исполнительного комитета райкома и назначен упродкомиссаром района, а вскоре - председателем Совета народного хозяйства района. В 1921 году по ликвидации Совета народного хозяйства был назначен зав. горкомхозом». Таким образом, Третьяков успел почувствовать вкус власти и всё, что с этим связано. Затем его карьера идёт вниз. В 1922 г. Третьяков направлен на производство по специальности. В 1923-1924 гг. трудился мастером депо в г. Льгов Курской губернии. В 1924 г. возвращается на Донбасс и до 1929 г. проживал в г. Славянске, «работал мастером в депо текущего ремонта, впоследствии был переведён на средний ремонт мастером».

г. Славянск. Паровозное депо. 1927 г.

Отсюда, из Славянска и начинается путь, который, в конце концов, и привёл нашего персонажа в Пермь. И у этого пути был криминальный след. В 1929 г. Третьяков привлекается на Украине к суду как расхититель социалистического имущества «за систематическое хищение цветных металлов из депо с целью наживы». Не дожидаясь решения суда, И.Т. Третьяков, прихватив партийный билет, ударился в бега, стремясь как можно дальше уехать от Украины. Как оказалось, по-своему Третьяков принял правильное решение, так как по результатам расследования он был исключён из рядов ВКП(б) и «осуждён народным судом 17 участка Артёмовского округа от 22/X1929 г. на 2 года лишения свободы с поражением в правах гражданства после отбытия мер социальной защиты - сроком на 3 года».

Гонимый чувством опасности Третьяков убежал далеко - аж до самой Сибири! Первым пунктом его остановки стал г. Иркутск. Но здесь Третьяков надолго не задержался и перебрался на Урал. Дальнейшие свои перемещения по Уралу он подробно описал на допросе: «переехал в г. Челябинск, где тоже не подыскал работы, перебрался в г. Свердловск и поступил на завод ВИЗ мастером механического цеха. Проработав около трёх мес[яцев],  я с ВИЗа перешёл в Правление дирекции Рудметаллторга, поступил тех. руком Надеждинского завода по снабжению сырьём доменных печей. В этой должности проработал семь дней. Работа меня не удовлетворила, я по своему желанию оставил её и перешёл в г. Свердловск в Уралруду, главным механиком рудника Самарино, проработав две недели, уволился снова по своему желанию».

После серии переездов по Уралу Третьяков в конце 1929 г. или в начале 1930 г. окончательно осел в Перми. Это место показалось ему комфортным, привлекательным, город пришёлся, что называется по душе, почему - неизвестно, возможно решил, что надежно замёл следы. Осмотревшись, он развивает бурную деятельность по созданию героической легенды, формированию своего нового позитивного образа, «чтобы приобрести удельный вес, создать авторитет». Первым делом Третьяков повысил свой социально-профессиональный статус - сделал себя инженером, благодаря чему устроился на завод им. Дзержинского сменным инженером, заключив договор на два года. Позднее занимал должности технического контролёра завода и технического инспектора по технике безопасности, хотя на самом деле всё образование Третьякова ограничивалось сельской школой.

Весьма кстати для конструирования нового образа пригодился предусмотрительно сохранённый партийный билет. Умело воспользовавшись сложившейся политической ситуацией в стране, Третьяков проворачивает хитроумную комбинацию. Весной 1930 г. он «написал письмо в ЦК ВКП(б) с заявлением о выходе из партии по причинам того, что партия не ценит героев и, будучи не согласен со статьёй тов. Сталина «Головокружение от успехов»». После этого, войдя в роль принципиального коммуниста, он уничтожает старый партийный билет, изорвав его на клочки, и сдаёт в Пермский горком ВКП(б) вместе с заявлением о выходе из партии. Выждав четыре месяца, изображает раскаяние, признаёт свои ошибки и подаёт заявление о вступлении вновь в партию и принимается кандидатом в члены ВКП(б). Но тут в план Третьякова вмешиваются непредвиденные обстоятельства. 10 декабря 1932 г. ЦК ВКП(б) принимает решение о проведении очередной партийной чистки в течение 1933 г. и на время её проведения приём в кандидаты и перевод в члены партии был прекращён. Такой ход дела Третьякова не устраивает, и как человек авантюрного склада он предпринимает активные действия. Пишет письмо с просьбой о восстановлении его в рядах партии на имя секретаря Уральского обкома ВКП(б) И.Д. Кабакова, но получает отказ. Тогда он направляет аналогичное

письмо К.Е. Ворошилову и, как не удивительно, получает из Москвы положительный ответ. В результате «по решению Пермской горКК и облКК Третьяков получает новый партийный билет, с восстановлением партийного стажа с 1916 года». Это была несомненная удача ловкого комбинатора, который подкрепил свою легенду документально и заодно «удревнил» свой партийный стаж, так как в действительности Третьяков вступил в партию большевиков в июле 1917 года.

Окрылённый успехом Третьяков делает следующий шаг по пути практического воплощения в жизнь своей аферы по легализации придуманной биографии.

Последняя страница автобиографии И.Т. Третьякова. 1934 г.

Ему удалось получить билет красного партизана, официально подтвердив свои революционные боевые заслуги. Каким образом у него это получилось? Традиционным для России способом. Будучи компанейским человеком, умевшим расположить к себе окружающих, он приглашал к себе на квартиру знакомых коммунистов, работавших с ним на заводе, для совместных пьянок. В результате его друзья-собутыльники подписали коллективное ходатайство от имени заводской партийной организации о выдаче ему партизанского билета.

Последним пунктом плана по созданию своей новой идентичности стало вступление Третьякова в «Общество старых большевиков».

Анкета, заполненная И.Т. Третьяковым, для вступления в Общество старых большевиков. 1934 г.

В 1934 г. у него появляется для этого формальная возможность, так как в «Общество» могли вступать члены партии, имевшие 18 лет непрерывного партийного стажа. Воспользовавшись этим, Третьяков в декабре 1934 г. подаёт заявление, заполняет анкету и пишет автобиографию. Анкету и автобиографию ему удаётся заверить официальной печатью завода и получить подписи секретаря партийного комитета завода, председателя завкома и директора завода. По всей видимости, Третьяков не планировал на этом останавливаться и у него были далеко идущие планы: «При обыске у Третьякова была изъята… мастичная печать [Пермского] станкостроительного завода». Также он пытался легально получить оружие, ссылаясь на то, что в годы Гражданской войны занимал должность комиссара 13-й армии. Оружие ему было необходимо, как он объяснял, «с целью самозащиты, предохранения себя от каких-либо возможных хулиганских нападений».

В какой степени лжекоммунист Третьяков соответствовал созданному им образу заслуженного члена партии большевиков? Может быть, под влиянием выстроенной легенды произошло перерождение личности, и он начал подражать созданному образу, следовать в своих поступках выдуманной легенде и имел в Перми репутацию образцового коммуниста, ответственного и надёжного работника? Сам Третьяков в сентябре 1934 г. в беседе с сотрудником областной комиссии партийного контроля Е. Шпехтом утверждал: «Все чистки партии я прошёл без замечаний и взысканий, партвзысканий не имею». Однако, как показывают документы партийных органов и материалы следственного дела, И.Т. Третьяков явно покривил душой. В пермский период своей жизни он был далеко не образцовым коммунистом. Не изменил он и прежним своим привычкам, и стилю поведения. В 1933 г. Третьякову «Пермской гор[одской] КК ВКП(б) объявлен строгий выговор за систематическую приёмку бракованных деталей и бытовое и моральное разложение. В 1933 г. ячейковой комиссией по чистке переведён из членов ВКП(б) в кандидаты, но районной комиссией по чистке восстановлен в члены ВКП(б)».

Факты истинной биографии Третьякова свидетельствуют о том, что и твёрдым большевиком он никогда не был. До революции он симпатизировал анархистам, с 1912 по 1916 г. состоял в партии анархистов-террористов, затем с марта по июнь 1917 г. - в партии социалистов революционеров. На допросе Третьяков признавался, что уже будучи большевиком, посещал собрания эсеров «и работой партии интересовался».

В 1920-е гг. Третьяков продолжал отклоняться от «генеральной линии» партии и был замечен в сочувствии к троцкистам. В обвинительном заключении отмечалось, что до приезда на Урал Третьяков «был тесно связан с к[онт]р[революционной] троцкистской группой и разделял контрреволюционные троцкистские взгляды троцкиста Ковалёва», по поводу чего он вызывался для объяснений в местные НКВД и партком. Репутацию оппозиционера Третьяков объяснял своей легкомысленностью и пристрастием к спиртному: «Я выпивал и под действием алкоголя у меня действительно разговоры троцкистского характера были - но, ни в рабочей массе и с какой - либо действительной целью, а просто, что называется, болтаю, за это вот поведение меня и обвиняли. Фактически же взглядов троцкистской оппозиции я не разделял и не разделяю вообще». Возможно это и было правдой, но «фигу в кармане» для советской власти Третьяков всё же держал. Во время обыска у него была найдена «тетрадь с записями анекдотов контрреволюционного содержания, дискредитирующих партруководство и членов Советского правительства». Живя в Перми, самозваный герой далеко не бедствовал. Как революционеру, герою Гражданской войны и заслуженному члену партии Третьякову полагались преференции в получении материальных благ. На допросе он пытался себя обелить, выгородить, отказывался от корыстного характера своих действий, всячески отрицал этот мотив: «Злоупотреблять где либо присвоенными заслугами я не злоупотреблял». Хотя факты говорят об обратном. Наш лжегерой не стеснялся извлекать выгоду из своего приобретённого статуса и в полной мере пользовался предоставленными ему льготами. В то время, как большинство советских граждан получало продовольственные и промышленные товары по карточной системе, Третьяков отоваривался в закрытом спецраспределителе, ежегодно выезжал отдохнуть на южные курорты. Да и билет красного партизана давал его обладателю и членам семьи определённые льготы, предусмотренные постановлением ЦИК и СНК СССР от 13 января 1930 г., в том числе в плане получения жилья и оплаты санаторных и курортных услуг. Работая на заводе, Третьяков получал ещё и пенсию. Но этих средств ему видимо не хватало, поэтому он «прикрываясь лжегеройством, занимался вымогательством денег для личных целей у разных организаций». Следствие по делу И.Т. Третьякова длилось четыре месяца. В ходе следствия Третьяков маску заслуженного героя так до конца и не сбросил, вёл себя изворотливо, признавал только те факты обмана, которые нельзя было отрицать, признав себя виновным лишь частично. Затем материалы следствия были переданы в Спецколлегию Свердловского областного суда и 26 декабря 1935 г. на основании ст. 5810 ч. 1, 169 ч. 2, 72 и 82 УК РСФСР он был приговорён к восьми годам лишения свободы. Отбывал наказание Третьяков в системе «Дальстроя» на территории Магаданской области.

История И.Т. Третьякова - типичный пример советского политического самозванства, которое могло более-менее комфортно существовать в относительно благоприятной атмосфере первой половины 1930х годов.

Постановление бюро Пермского горкома ВКП(б) «Дело Третьякова И.Т., разоблачённого афериста при проверке партийных документов». 27 июня 1935 г.

Этому способствовало и то обстоятельство, что система партийного учёта в этот период ещё оставалась несовершенной, в учётных документах могли содержаться неточные, непроверенные данные о личности члена партии, а уровень развития средств коммуникации того времени не позволял оперативно получить о человеке нужную и достоверную информацию. Однако уже довольно скоро ситуация резко изменится. С наступлением 1937 г. в условиях ужесточения политического режима существование подобных персонажей стало сопряжено с серьёзными рисками для них и их патронов, так как их деятельность могла закончиться тюремным заключением или даже расстрелом. Вот и Третьякову было не суждено отсидеть свой срок полностью. С началом эпохи «Большого террора» политические противники и социально опасные элементы уже не только исключались из партии, снимались с должностей и подвергались судебному преследованию с присуждением реальных сроков заключения. Сталинский режим начинает широко практиковать физическое устранение действительных и потенциальных противников Советской власти, в том числе «окопавшихся» в самой партии. Начинаются массовые операции против «врагов народа», в жернова репрессий попадают не только известные партийные, советские деятели, военачальники, но и рядовые советские граждане. Репрессиям подлежали не только вновь разоблачённые враги, но и те, кто уже был осуждён и находился в местах лишения свободы. Под этот маховик массовых репрессий попал и И.Т. Третьяков. Тройкой УНКВД по «Дальстрою» 14 сентября 1937 г. он был осуждён за «контрреволюционную деятельность» и расстрелян 25 октября 1937 года. Так печально закончился жизненный путь самозваного героя сталинской эпохи.

И. Т. Третьяков был посмертно реабилитирован 27 сентября 1989 г.

Источники:

1.Электронный научный журнал (Online). ISSN 2303-9922. htp://www.vestospu.ru  07.00.00 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ И АРХЕОЛОГИЯ 2015г. № 4 (16) УДК 94(470.5).084.6ИК Воробьев С.  «Знаете, не поладил немного с Виссарионычем»: из истории политического самозванства на Урале в 1930-е гг. (Статья подготовлена по Комплексной программе УрО РАН «Урал в социальных трансформациях России XX века: специфика и идентичность исторического процесса», № 15-13-6-23).

2.«Веси» литературно-художественный, историко-краеведческий журнал. №9 2015 г. С. Воробьёв, «Молотов увидал меня, …подошёл ко мне и расцеловался со мной»: история одного пермского самозванца».

Кокорин Александр Петрович. Гвардии старший прапорщик.

КОКОРИН

Александр Петрович

Гвардии старший прапорщик

Родился 6 сентября 1963 года

Погиб 4 февраля 2000 года

Похоронен в г. Ржеве

«Вторая чеченская война» - так называют контртеррористическую операцию на Северном Кавказе. По сути, она стала продолжением Первой чеченской войны 1994-1996 годов.

Причины войны

Первая чеченская война, завершившаяся Хасавюртовскими соглашениями, не принесла заметных улучшений на территорию Чечни. Период 1996-1999 годов в непризнанной республике вообще характеризуется глубокой криминализацией всей жизни. Федеральное правительство неоднократно обращалось к президенту Чечни А. Масхадову с предложением оказать помощь в борьбе с организованной преступностью, но понимания не находило.

Еще одним фактором, влияющим на обстановку в регионе, стало популярное религиозно-политическое течение - ваххабизм. Сторонники ваххабизма стали устанавливать власть ислама в аулах - со стычками и стрельбой. По сути, в 1998 году велась вялотекущая гражданская война, в которой участвовали сотни бойцов. Это течение в республике не поддерживалось администрацией, но и особого противодействия со стороны властей не испытывало.

С каждым днем обстановка все больше обострялась. В 1999 году боевики Басаева и Хаттаба попытались провести военную операцию в Дагестане, что и послужило основным поводом для начала новой войны. В то же самое время были проведены теракты в Буйнакске, Москве и Волгодонске.

Ход боевых действий

1999 год

7 августа. Вторжение боевиков в Дагестан

4-16 августа. Теракты в Буйнакске, Москве, Волгодонске

18 августа. Блокирование границ с Чечней

23 сентября. Указ Б. Ельцина «О мерах по повышению эффективности контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации»  

30 сентября. Федеральные войска вошли на территорию Чечни

26 декабря. Начало штурма Грозного  

2000 год

6 февраля. Завершение операции по освобождению Грозного  

2009 год

15 апреля. Отмена режима контртеррористической операции в Чечне  

Планируя вторжение на территорию Дагестана, боевики надеялись на поддержку местного населения, но оно оказало им отчаянное сопротивление. Федеральные власти предложили чеченскому руководству провести совместную операцию против исламистов в Дагестане. Также было предложено ликвидировать базы незаконных формирований.

За август 1999 года чеченские бандформирования были выбиты с территории Дагестана, началось их преследование федеральными войсками уже на территории Чечни. На некоторое время установилось относительное затишье. Правительство Масхадова на словах осудило бандитов, но на деле никаких мер не принимало. Учитывая это, президент России Борис Ельцин подписал указ «О мерах по повышению эффективности контртеррористических операций на территории Северо-Кавказского региона Российской Федерации». Этот указ был направлен на уничтожение бандформирований и баз террористов в республике. 23 сентября федеральная авиация начала бомбардировку Грозного, а уже 30 сентября войска вошли на территорию Чечни.

Следует отметить, что за годы после Первой чеченской войны подготовка федеральной армии заметно выросла, и уже в ноябре войска подошли к Грозному.

Федеральное правительство также внесло коррективы в свои действия. На сторону федеральных сил перешел муфтий Ичкерии Ахмад Кадыров, который осудил ваххабизм и выступил против Масхадова.

26 декабря 1999 года началась операция по ликвидации бандформирований в Грозном. Бои продолжались весь январь 2000 года, и только 6 февраля было объявлено о полном освобождении города. Части боевиков удалось вырваться из Грозного, и началась партизанская война. Активность боевых действий постепенно снижалась, и многие считали, что чеченский конфликт затих. Но в 2002-2005 годах боевики провели ряд жестоких и дерзких мер (захват заложников в Театральном центре на Дубровке, школы в Беслане, рейд в Кабардино-Балкарию). В дальнейшем ситуация практически стабилизировалась.

Итоги Второй чеченской войны

Главным итогом Второй чеченской войны можно считать достигнутое относительное спокойствие в Чеченской Республике. Был положен конец криминальному разгулу, терроризировавшему население в течение десяти лет. Была ликвидирована наркоторговля и работорговля. И очень важно, что на Кавказе не удалось реализовать планы исламистов по созданию мировых центров террористических организаций.

(Источник приведённой информации - портал История. РФ, ttps://histrf.ru/biblioteka/b/vtoraia-chiechienskaia-voina)

О войне всегда говорить тяжело и больно, особенно если говорить о погибших, вдвойне тяжелее, если осознаешь, что те, кто отдал свои жизни за Родину жили рядом, в соседнем дворе или учились в той же школе, что и ты.

По инициативе областных общественных организаций ветеранов боевых действий «Российского союза ветеранов Афганистана» и «Боевое братство» в Тверской области проходила Акция по увековечиванию памяти тверских воинов, погибших при исполнении воинского долга в Афганистане и на Северном Кавказе. В ходе акции в учебных заведениях устанавливались мемориальные доски в память о погибших выпускниках.

6 марта 2013 года в МОУ «СОШ№8» и в ПУ №8 были открыты мемориальные доски Гвардии старшему прапорщику Кокорину Александру Петровичу, погибшему при исполнении воинского долга в республике Чечня.

На церемонии открытия мемориальной доски в ПУ №8 присутствовали Микулич Виктор Васильевич, председатель организации «Боевое братство», члены организации Козловский Николай Васильевич, Сакович Дмитрий Николаевич, Поддубнов Юрий Васильевич, сестра Александра Кокорина Передняя Светлана Петровна.

Открытие памятной доски в училище №8 города Ржева.

В этом училище учился Гвардии старший прапорщик  Кокорин Александр Петрович.

06.09.1963 - 04.02.2000.

Погибший при исполнении воинского долга на Северном Кавказе.

Из воспоминаний сестры Александра Кокорина Передней Светланы Петровны.

Александр Петрович Кокорин родился в 1963 году в г. Ржеве в простой рабочей семье. Он знал, что его родителям рано пришлось начать трудиться, так вышло, что они испытали в своей жизни военные и послевоенные невзгоды и трудности, будучи детьми войны. Его мама, Анна Николаевна с самого раннего детства работала со своими родителями в колхозе, во время войны находилась в Ржевском районе, а после освобождения города Ржева от немецко-фашистских захватчиков вместе со своими сверстниками была отправлена в г. Фирово для работы на стекольном заводе. Ещё во всю продолжалась Великая Отечественная война, а на освобождённых Красной Армией территориях нашей области шли восстановительно-строительные работы, при производстве которых была огромная потребность в оконном стекле. И пришлось молодой девчонке Анне и её подругам работать на стекольном заводе, заменяя ушедших на фронт мужчин, в три смены на всех производственных участках без отдыха и выходных, даже выполняя обязанности грузчиков. Да и после этого, хотя жизнь без немцев налаживалась и становилась всё спокойнее и лучше, ей пришлось трудиться не только до своей пенсии, но и после, всю свою жизнь. Отец Саши - Пётр Васильевич, в этом отношении был под стать своей супруге, тоже прошёл в войну и оккупацию Ржева, и концентрационный лагерь. Мальчишкой окончил ремесленное училище и восстанавливал разрушенное войной народное хозяйство и свой родной город. Имея профессию сварщика, работал на предприятиях нашего города, долгое время был сварщиком пятого цеха Электромеханического завода. Его уважали и как классного специалиста, и просто как надёжного, порядочного человека. Сначала в семье Кокориных появилась дочка, Света, а через три года и сын Саша.

Саша, мама, сестра Света.

Понятно, что их дети видели, как родителям приходилось много работать для поддержания благополучия своей семьи, и их пример воспитал у Светы и Саши ответственное отношение к труду. Они, как и их родители в своих жизнях всего добивались сами - учились, работали, служили.

Александр  был веселым, добрым, скромным,  заботливым сыном и другом. Саша сначала учился в Ржевской школе №8.

Саша среди одноклассников, 10 класс, школа №8 города Ржев.

В школьные годы у него было много друзей, он был любим и уважаем учителями и одноклассниками. По воспоминаниям ржевского художника Култашева Александр был душой дворовой компании, готовым всегда и во всём помочь друзьям.

Кокорин Александр учащийся ПУ №8.

После окончания десятого класса школы Александр поступает на работу в Ржевское объединение «Электромеханика» и в городское училище ТУ №8 где получает профессию слесаря механосборочных работ второго разряда, собирается, как и его отец работать на заводе. Но по окончанию училища его призывают на службу в Советскую Армию.

Срочная служба.

Срочную службу он проходит в ГДР. В это время он и принимает решение стать профессиональным военным.

Срочная служба, на полигоне, 1981 г.

ГДР. Срочная служба.

ГДР. Учения. На полигоне.

ГДР. В парке на экскурсии.

ГДР. В парке динозавров.

Он проходит обучение в школе прапорщиков, остаётся на сверхсрочную службу и служит в ГДР ещё пять лет, после чего возвращается в родной город.

ГДР. Вместе с друзьями.

Всё это время он занимался спортом и участвовал в художественной самодеятельности.

ГДР. Товарищеский матч по футболу.

Участвовал в художественной самодеятельности части. ГДР. Он в одежде женщины.

Становится лауреатом второго Всесоюзного фестиваля народного творчества проводимого в 1987 году.

ГДР. Памятник нашим солдатам. 

Во Ржеве он продолжает служить в нашем гарнизоне в Порту в начале комсоргом части, а потом на КП (командном пункте) диспетчером, охраняет наше мирное небо.

КП - Ржев. Прапорщик Кокорин Александр - комсорг войсковой части.

В последнее время перед командировкой в Чечню он служил старшиной роты, у него в подчинении были молодые ребята-срочники. Во время службы ему приходилось с солдатами своей роты проводить патрулирование в городе, задерживать нарушителей военнослужащих - самовольщиков. Во время этих дежурств он всегда приводил свой патруль к себе домой и подкармливал молодых ребят домашними припасами. К этому времени он жил уже один - жена покинула его не выдержав тягот военной жизни, расформирования частей и иных воинских трудностей. 

В это время в военных частях Тверской области начинает проводиться отбор из военнослужащих добровольцев для дальнейшей их отправки в Чечню. По воспоминаниям бывшего сотрудника Ржевского военкомата, Ветерана вооружённых сил Олега Кабанова, прапорщик Кокорин не стал отказываться от предложенной ему командировки в горячую точку и в числе первых подаёт рапорт командованию с просьбой о его отправки в Чечню.

На КП (командном пункте).  г. Ржев.

«Не так давно военный уже пенсионер, генерал-полковник Владимир Васильевич Булгаков - Герой Российской Федерации, рассказывал, как формировалась в Московском округе 166-ая стрелковая бригада, расположенная в Твери. И военных строителей туда напихали, и непригодных к службе по зрению, по физическим данным - с различных радиолокационных станций, других подразделений. Более 40 процентов офицеров призвали из запаса - офицеры 2-х - годичники…

Не было никакой возможности добиться элементарного взаимодействия, как внутри взводов, рот и батальонов, так и между ними. Людей, по существу, как пушечное мясо, погнали в Северо-Кавказский регион.

В мае 2006 года на пресс-конференции, по случаю президентского Послания парламенту Российской Федерации, Владимир Владимирович Путин честно признался, что в 1999 году, когда развязалась вторая война в Чечне, из полутора миллионной Российской армии удалось собрать только несколько боеспособных подразделений из разных уголков нашей необъятной России. В таком плачевном состоянии находилась наша армия…» (Из книги К. Б. Пуликовского. Украденное возмездие. О Первой чеченской войне и цене предательства).

Формировали новые части из добровольцев в Твери в Мамулино, откуда рота прапорщика Кокорина была отправлена в Ханкалу. Такие хорошо подготовленные специалисты, каким был Александр Петрович, в войсках ценились очень высоко.

«Сходу был взят Аргун, и потом захватили Ханкалу… Сейчас Ханкалу все знают… Раньше там был учебный аэродром авиационного училища, потом располагался постоянный командный пункт федеральных войск, который первыми оборудовали мы. На аэродром только вертолёты могли садиться, так как была разрушена взлётная полоса: несколько бомб упало. С 10-й бригадой зашли в город с юга и перекрыли южное направление, чего раньше по ряду соображений сделано не было. Вполне возможно, если бы Грозный сразу был взят в плотное кольцо, бои там закончились бы как минимум на месяц раньше, и вся дудаевская командная элита вместе с басаевской охранной гвардией приказала бы долго жить и никогда не появилась бы больше на территории Чеченской республики. С этой стороны постоянно шла подпитка боеприпасами, оружием, людьми. Военные хорошо понимали роль этого коридора - своеобразной питательной пуповины дудаевцев). (Из книги К. Б. Пуликовского. Украденное возмездие. О Первой чеченской войне и цене предательства).

В 1999 году старший прапорщик Кокорин Александр Петрович находится вместе со своими бойцами в Чечне. Во время службы Александр делает для себя короткие пометки в записной книжке, где записывает самое необходимое по службе. После его гибели личные документы и блокнот, залитые его кровью, будут переданы в семью родителям, теперь их хранит его сестра Света.

«В то время я был начальником штаба седьмой воздушно-десантной дивизии, - несколько лет спустя поделился своими наблюдениями генерал - лейтенант Владимир Шаманов. - А даже в те времена воздушно - десантным войскам, слава Богу, уделялось первостепенное значение, не так, как другим…Тем не менее из всей дивизии, в составе двух полков, мы сумели в течение полутора месяцев подготовить только одну усиленную батальоном тактическую группу. Всё остальное не было готово, прежде всего, не было личного состава. Как такового. Я уже не говорю о нашей матушке-пехоте». (Из книги К. Б. Пуликовского. Украденное возмездие. О Первой чеченской войне и цене предательства).

Погиб старший прапорщик Кокорин 4 февраля в городе Ханкала от пули снайпера. Получи во время первую медицинскую помощь и, возможно был бы жив военнослужащий, но…не кому было оказать ему помощь.

«Ошибок… вообще было море. Например, начальник главного медицинского управления Вооружённых Сил написал приказ, чтобы в каждой роте непременно был врач. Уважаемый, умный руководитель, и не со зла и не во вред нам он написал такой приказ, а думал, наверняка, чтоб было по возможности лучше: мол, офицер-врач сможет оперативно оказывать раненым квалифицированную помощь. Но санитаров в ротах не было. Не учли, выходит, опыт прошлых войн. А они должны были быть: ранило бойца, и его надо оперативно вытащить куда-нибудь за угол, где в затишке врач окажет ему первую помощь. И вышло, что врачи-офицеры стали на самом деле выполнять роль санитаров. Ведь они, медики, бросаются на помощь раненым, а их убивают.

Они, горемычные, повязки с красными крестами повязали: думали, что какие-то международные нормы будут соблюдаться. А снайпер как увидит его с такой повязкой, и сразу - щелк и щелк. А врачи и не прятались. Как мне объяснить это родственникам?»  (Из книги К. Б. Пуликовского. Украденное возмездие. О Первой чеченской войне и цене предательства).

При осмотре погибшего военнослужащего было обнаружено старое удостоверение прапорщика, где было указано место его предыдущей службы в городе Ржеве. О его гибели сообщили ржевскому военкому Лосеву и близким в семью. Лосев помог с доставкой тела Саши из Чечни во Ржев. Родные Кокорина - родители и его сестра, встречались с сослуживцами своего сына и брата. Так ими было выяснено, что Александр получил смертельное ранение в голову, но в сопроводительных документах причина смерти была указана как воспаление лёгких и сердечная недостаточность. По официальной информации полученной от командования, тридцатисемилетний военнослужащий скончался от болезни. Так в 2000 году оборвался жизненный и воинский путь Гвардии старшего прапорщика Кокорина Александра Петровича, всю свою жизнь посвятившего Армии. За безупречную службу Александр Петрович Кокорин был награжден медалями «За отличие в военной службе», «Вечная память героям». И если до поездки в Чечню за свою службу Родине он имел от своего командования благодарности и юбилейные награды, то после пребывания на второй Чеченской войне его семья за его героическую гибель получила лишь мизерное денежное пособие и замалчивание истинной причины его гибели.

«О наградах бойцам и офицерам разговор особый. Честное слово, складывается впечатление, что кто-то там, в тиши кремлёвских кабинетов просто трясётся злым Кащеем над боевыми наградами, и каждый раз, как от сердца своего отрывает он каждую медальку или орден, чтобы вручить их заслуженному воину, который самоотверженно сражался с бандитами». (Из книги К. Б. Пуликовского. Украденное возмездие. О Первой чеченской войне и цене предательства).

Александр и в школе, и в Армии был душой кампании, он очень любил свою семью, был добросовестным, добрым, отзывчивым и весёлым человеком. В день его смерти 4 февраля на Ржевском старообрядческом кладбище на могиле Александра Петровича собираются его многочисленные друзья, сослуживцы и близкие.

Из письма матери Александра Кокорина

Благодарю всех, кто не забывает и хочет, чтобы помнили о таких людях, как мой сын, - защитниках России. Не дай Бог никому в таком возрасте терять своих детей.

Родился Саша в Ржеве, окончил 10 классов, затем - училище по специальности электрик по ремонту сельхозмашин. (Анна Николаевна немного напутала, видимо со временем стала подводить память - по документам Саша был слесарем механосборочных работ).  До армии работал в механосборочном цехе электромехаником.

В 1982 году был призван в армию, служил 7 лет в Германии, а затем 10 лет в Ржеве: сначала в политотделе, а после ликвидации политотдела - диспетчером на взлётной точке. (Не на КПП, как подписано на его фотографии, а на Командном Пункте).  В Чечню направлен в январе 2000 года, а в феврале его не стало. Погиб в Ханкале. Я теперь только и живу тем, что смотрю на его фото. На живого налюбоваться не могла. Мы ведь с ним мало виделись, так как я проживала в деревне, а он после дежурства всегда старался меня навестить. В Чечню Саша уехал, не сказав мне, не хотел меня расстраивать. Утром приехал, а вечером пошёл, и последними его словами, которые никогда не забудутся, были: "Я пошёл... ", ничего не сказав, куда пошёл, зачем?

Вторая чеченская война, начавшаяся в 1999 году, сопровождалась большими людскими жертвами среди военнослужащих федеральной группировки войск, активистов чеченских вооружённых формирований и мирных жителей республики. Несмотря на то, что о прекращении контртеррористической операции в Чечне было официально заявлено после взятия Шатоя 29 февраля 2000 года, военные действия продолжались и после этой даты, приводя к новым людским потерям.

Согласно официальным данным, с 1 октября 1999 года по 23 декабря 2002 года общие потери федеральных сил (всех силовых структур) в Чечне составили 4572 человека убитыми и 15549 ранеными. Таким образом, в их число не включены потери в ходе боевых действий в Дагестане (август-сентябрь 1999 года), насчитывавшие примерно 280 человек. После декабря 2002 года в большинстве случаев публиковалась только статистика потерь Министерства обороны, хотя потери МВД РФ тоже были.

Потери военнослужащих Министерства обороны к сентябрю 2008 года составили 3684 человека погибшими. Также известно, что к августу 2003 года погибло 1055 военнослужащих внутренних войск, а ФСБ по состоянию на 2002 год потеряла 202 человек убитыми.

По оценкам Союза комитетов солдатских матерей России, официальные данные о людских потерях во второй Чеченской войне занижены, по крайней мере, в два раза (примерно так же, как это происходило в период первой чеченской кампании).

Книга Памяти погибших в Чечне. Тверская область.

Агеев Артём Аркадьевич, младший сержант 

Алипин Сергей Юрьевич, капитан 

Аминов Марат Нугманович, лейтенант 

Амочаев Александр Алексеевич, гвардии старший лейтенант

Андреев Андрей Владимирович, рядовой 

Андреев Виктор Борисович, сержант контрактной службы 

Андреев Дмитрий Владимирович, младший сержант контрактной службы

Анисимов Леонид Леонидович, рядовой 

Антонов Александр Алексеевич, рядовой 

Ануфриев Вячеслав Викторович, старший лейтенант милиции

Астафуров Алексей Григорьевич, матрос 

Бабак Дмитрий Анатольевич, младший сержант 

Базанов Сергей Николаевич, младший сержант 

Базаров Юрий Хаджиевич, лейтенант 

Балкаров Сергей Витальевич, рядовой контрактной службы

Баранов Михаил Павлович, рядовой 

Барбашинов Максим Игоревич, лейтенант 

Баслык Дмитрий Викторович, младший сержант 

Баталенков Юрий Владимирович, рядовой милиции

Бобко Александр Иванович, майор 

Боганов Владислав Николаевич, прапорщик 

Бойцов Игорь Николаевич, рядовой

Вайцман Олег Аркадьевич, рядовой 

Воробей Сергей Андреевич, прапорщик милиции 

Гоголев Александр Николаевич, рядовой 

Горбунов Роман Александрович, младший сержант

Грицай Глеб Игоревич, рядовой 

Грищенков Алексей Николаевич, рядовой 

Гудзюк Андрей Иванович, капитан милиции 

Гуменчук Виталий Петрович, рядовой контрактной службы

Догадкин Роман Викторович, рядовой 

Доставалов Александр Васильевич, майор 

Дошин Дмитрий Юрьевич, рядовой 

Дралов Михаил Григорьевич, рядовой 

Евдокимов Сергей Владимирович, рядовой 

Зайцев Алексей Витальевич, ефрейтор 

Зуев Максим Валентинович, младший сержант 

Иванов Алексей Александрович, рядовой контрактной службы

Иванов Сергей Геннадьевич, младший сержант 

Ивченков Валерий Николаевич, ефрейтор

Калинкин Андрей Николаевич, рядовой 

Касьянов Илья Анатольевич, подполковник 

Кириллов Валерий Юрьевич, рядовой 

Кириллов Константин Александрович, рядовой контрактной службы

Коврижных Виктор Васильевич, рядовой контрактной службы

Козлов Сергей Олегович, гвардии младший сержант

Кокорин Александр Петрович, гвардии старший прапорщик

Комаров Олег Алексеевич, рядовой 

Кораблёв Алексей Анатольевич, гвардии младший сержант

Королёв Анатолий Иванович, младший сержант

Коршунов Сергей Васильевич, рядовой 

Кочетков Виталий Николаевич, старший лейтенант

Кривоног Виталий Александрович, рядовой 

Крылов Дмитрий Александрович, старший прапорщик милиции

Кубаровский Алексей Валерьевич, рядовой 

Кузьмин Виктор Игоревич, младший сержант 

Куликов Владимир Николаевич, младший сержант 

Кураков Олег Анатольевич, майор 

Лахов Дмитрий Александрович, рядовой 

Лучкин Алексей Николаевич, младший сержант 

Лысенко Николай Михайлович, подполковник милиции

Максимов Сергей Владимирович, младший сержант

Максутов Тахир Мыркарымович, младший сержант контрактной службы 

Матафонов Алексей Леонидович, рядовой 

Медведев Алексей Юрьевич, майор милиции 

Митрошин Владимир Александрович, майор 

Михайлов Андрей Викторович, рядовой 

Михайлов Максим Юрьевич, майор 

Монахов Марат Алексеевич, капитан 

Мошонкин Анатолий Олегович, прапорщик милиции

Мухтаров Денис Ильхомович, старший сержант

Мыскин Юрий Иванович, рядовой 

Мышкин Владимир Олегович, сержант милиции

Надеев Евгений Иванович, ефрейтор контрактной службы

Нестеров Максим Александрович, младший сержант

Овчинников Олег Валентинович, капитан милиции

Осипов Вячеслав Евгеньевич, рядовой 

Осипов Олег Викторович, старший прапорщик милиции

Павлов Владимир Евгеньевич, младший сержант 

Панков Игорь Юрьевич, рядовой 

Перемитин Андрей Иванович, майор 

Петряков Игорь Владимирович, майор 

Петушков Андрей Александрович, рядовой 

Прокофьев Игорь Михайлович, рядовой

Прокофьев Роман Викторович, рядовой 

Радьков Алексей Владимирович, рядовой 

Самков Денис Борисович, младший лейтенант милиции 

Семёнов Константин Владиславович, младший сержант контрактной службы 

Семячкин Денис Юрьевич, младший сержант 

Серков Павел Владимирович, лейтенант 

Скворцов Сергей Семёнович, ефрейтор контрактной службы

Смирнов Евгений Николаевич, рядовой

Смирнов Сергей Сергеевич, младший сержант 

Снигирёв Константин Евгеньевич, гвардии рядовой

Соболев Валентин Владимирович, рядовой 

Соколов Юрий Николаевич, младший сержант 

Соловьёв Михаил Сергеевич, старший прапорщик милиции

Сопин Денис Александрович, старший лейтенант 

Степанов Сергей Владимирович, сержант милиции 

Страшнов Андрей Александрович, рядовой

Стребин Денис Сергеевич, гвардии младший сержант

Сухарев Дмитрий Михайлович, сержант

Сысоенко Максим Петрович, гвардии рядовой 

Тихон Сергей Николаевич, старший сержант милиции 

Топорков Андрей Александрович, капитан

Трофимов Юрий Алексеевич, рядовой 

Туманцев Андрей Викторович, младший сержант 

Урядников Андрей Николаевич, старшина контрактной службы

Ушаков Виктор Анатольевич, рядовой 

Филатов Игорь Геннадьевич, ефрейтор контрактной службы

Фролов Александр Ильич, майор

Ходченко Андрей Владимирович, рядовой

Цветков Игорь Викторович, рядовой контрактной службы

Челпанов Алексей Владимирович, сержант.

Чирков Андрей Владимирович, рядовой 

Чумаков Александр Викторович, старший лейтенант 

Чурбаков Алексей Иванович, старший матрос 

Шаповалов Октавиан Викторович, капитан

Шестак Николай Петрович, рядовой 

Шнякин Игорь Анатольевич, рядовой 

Шувалов Николай Владимирович, рядовой контрактной службы

Шумский Ярослав Анатольевич, сержант 

Якубов Юрий Андреевич, рядовой контрактной службы

Вечная память всем погибшим!!!

Земля им пухом!!!

К столетию со дня рождения врача - офтальмолога Новиковой М. М.

3 марта 1943 года город Ржев ныне Тверской, а тогда Калининской области, был освобожден войсками 30-й армии Западного фронта.

За 17 месяцев оккупации 20-тысячный Ржев был почти полностью разрушен и к марту 1943 года в нем осталось в живых не больше 362-х человек.

«За три года на фронте мне пришлось участвовать во многих боях, но снова и снова мысль и боль воспоминаний возвращают меня к ржевским боям. Страшно вспомнить, сколько там людей полегло! Ржевская битва - это была бойня, и Ржев был центром этой бойни. Такого я не видал потом за всю войну. А для меня, как и для многих моих однополчан, это была еще и суровая школа войны», - писал участник войны, почетный гражданин Ржевского района Петр Михин в книге «Артиллеристы, Сталин дал приказ!». 4 марта британский премьер-министр Уинстон Черчилль поздравил Сталина со взятием Ржева: «Мне известно, какое большое значение Вы придаете освобождению этого пункта». Свой единственный выезд на фронт Сталин сделал именно в Ржев в августе 1943 года, но эти события произошли чуть позже, а до этого - в марте 1943 года в нашем городе появилась молодая 28-и летняя женщина - врач с бригадой подруг медиков. С тех пор вся жизнь Новиковой Марии Михайловны, врача - офтальмолога и руководителя горздравотдела, историка ржевского здравоохранения была связана с нашим городом.

После освобождения города в Ржев приехала Чрезвычайная государственная комиссия во главе с Н.М. Шверником. Она установила, что материальный ущерб, причиненный оккупантами, - составляет полтора миллиарда рублей того времени.

«Мы возродим тебя, родной Ржев!» - этот клич объединил всех ржевитян. Ржеву помогала страна. Рабочие города Горького (ныне Нижний Новгород) прислали белье для больницы и детских садов, оборудование для городской поликлиники, а также много гвоздей, строительных материалов, вещей домашнего обихода. Вологодские железнодорожники отправили Ржеву 53 вагона лесоматериалов и 48 вагонов железнодорожного оборудования. Кимряки прислали два вагона разных подарков и оборудование для сапожных мастерских. Из Высоковского, Бежецкого, Новоторжского районов, города Кимры прибыли более тысячи строителей.     Через год в Ржеве было восстановлено и построено около тысячи зданий, введено в действие 60 тысяч квадратных метров жилой площади. В мае был восстановлен железнодорожный мост через Волгу. После частичного восстановления начала работать школа им. А.С. Пушкина, в двухэтажном здании на Смольной открыт детский сад.     За первое пятилетие после Победы были ликвидированы все землянки, в которых проживали семьи ржевитян. Были открыты железнодорожное училище, техникум механизации и электрификации сельского хозяйства, построено новое здание средней школы, открыта музыкальная школа.     Своих первых пациентов приняла детская больница. Начали работать центральная городская и детская библиотеки. Открылись городской сад и летний театр на 500 мест, клуб железнодорожников с залом на 300 мест, а 7 ноября 1949 года по улицам города пошли первые два автобуса. Самое активное участие в восстановлении города принимала и врач Новикова Мария Михайловна.

В этом году ржевитяне отмечают 100 лет со дня рождения Новиковой Марии Михайловны (1915-1991). Врача, почётного гражданина города Ржева (1973). Родилась Мария Михайловна в 1915 году. После окончания института 6 марта 1943 года приехала в освобождённый от фашистских войск Ржев, возглавила городской здравотдел, внесла большой вклад в восстановление и развитие медицинских учреждений города и района. Мария Михайловна Новикова 46 лет про­работала в здравоохранении Ржева, 18 лет заведовала глазным отделением ЦРБ. Избиралась депутатом городского и областного Советов, делегатом XXI съезда КПСС. Ав­тор воспоминаний о ржевском здравоохранении послевоенно­го времени.

Награждена орденом Трудо­вого Красного Знамени, меда­лью «За трудовое отличие», многими дру­гими медалями.

М.М. Новикова скончалась в июне 1991 года.

Эта статья о любимом многими поколениями ржевитян враче - офтальмологе была напечатана в газете к 40-летию освобождения города от немецко - фашистских захватчиков. Вот как корреспондент М. Лебедева рассказывает читателям о не лёгком трудовом пути врача, о её воспоминаниях о ржевском здравоохранении и жизни в городе послевоенно­го времени.

Воспоминания М. М. Новиковой печатались и в центральной прессе, таких изданиях, как журнал Здоровье и вызывали искренний интерес у многочисленных читателей по всему СССР. Они были напечатаны в журнале Здоровье к 40-летию Победы в Великой Отечественной войне.

Журнал Здоровье 1984/10

 К 40-летию Победы 

Тяжелые испытания выпали в годы Великой Отечественной войны на долю старинного русского города Ржева. Семнадцать месяцев хозяйничали здесь немецко-фашистские оккупанты, и все это время Ржев оставался городом - фронтом. Советские войска вели ожесточенные бои подо  Ржевом, прикрывая путь к столице нашей Родины. 3 марта 1943 года Ржев был освобожден.

Велик подвиг его защитников и освободителей, велик и труд тех, кто в неимоверно тяжелых условиях поднимал город из руин.

Среди них - врач Мария Михайловна НОВИКОВА, коммунист, почетный гражданин Ржева. 

5 марта 1943 года, третий день освобождения Ржева. Улиц, как таковых, нет. Людей не видно...

Подъезжаем к Старицкому тракту и останавливаемся - перед нами ров, заполненный трупами. Сердце сжимается от ужаса, боли, гнева. Проклятие войне! Проклятие фашизму!

Тихо течет волжская вода, а ведь и в ней кровь. Моста нет. Нас по одному переправляют на надувной лодке.

Мы - это бригада медиков, направленная в освобожденный город, чтобы срочно организовать медицинскую помощь его исстрадавшимся жителям. В составе бригады - хирург Людмила Олеговна Кетлер, назначенная главным врачом больницы, санитарные фельдшера Лида Крылова и Аня Иванова, акушерки Зина Кашонова и Вера Устинская и я - недавняя выпускница 1-го Московского медицинского института. На мне лежит особая ответственность: я назначена заведующей Ржевским городским отделом здравоохранения.

Но чем заведовать? В городе не осталось ни одного медицинского учреждения. Нет оборудования, медикаментов. Нет света, нет воды.

Оглядываем здание, которое должно стать больницей. На первом этаже - ни окон, ни дверей, на втором - одни стены. Первая мысль: невозможно! Вторая: надо!

Весь день обходили развалины, среди груд битого кирпича, щебня, угля искали мало - мальски уцелевшую мебель, посуду. Кровать? Отлично! Стул, табуретка? Нужно! Кастрюля, кружка? Пригодится!

Вымыли, приспособили, как смогли, все здание. Надо было спешить: уже поступали первые больные и раненые, им требовалась медицинская помощь. Людмила Олеговна встала к операционному столу.

Приехали мы в Ржев в, 12 часов дня, а в 18 часов уже отчитывались на заседании исполкома городского Совета о проделанной  работе:  больница открыта, больные приняты.

В городе свирепствовал сыпной тиф - последствие оккупации. Уцелевшие жители ютились в подвалах, землянках, переселились на далекие окраины. К каждому жилью надо было добраться, чтобы проверить, нет ли больных. А ходить приходилось осторожно - немцы все заминировали, и хотя наши саперы поработали на славу, можно еще было наткнуться на мину.

Инфекционное отделение развернули в молниеносном темпе. Утомленные до предела, спавшие по нескольку часов в сутки, не всегда сытые, мы из последних, казалось, сил помогали людям. И как они были нам благодарны, какой радостью светились их глаза от одной мысли, что кошмар оккупации позади, что рядом мы, советские, родные!

Всех нас объединяло стремление жить и трудиться ради победы! Мы ликовали, слушая сводки Совинформбюро, сообщавшие об освобождении наших городов, о победоносном наступлении Советской Армии. И казалось, что сил становится больше, что любые трудности не страшны, любые преграды преодолимы.

То, что мы делали тогда, определяется кратко: восстанавливали здравоохранение. Но сегодняшним моим молодым коллегам, конечно, очень трудно себе представить, что стояло за этим словом «восстановление». Ведь каждая доска, каждый гвоздь, каждый кирпич были величайшей ценностью.

Нам помогали женщины, старики, дети - они осторожно выбирали из развалин уцелевшие кирпичи, по цепочке передавали их друг другу, бережно складывали. Когда половодье снесло мост, стоя по колено в воде, мы все вылавливали плывущие бревна.

Горисполком создал ремонтно - строительную бригаду, но она была очень малочисленна и маломощна. Ведь мужчины сражались на фронте, и хозяйство восстанавливалось в основном руками женщин. Правда, нам помогали военные строители, наводившие мосты на Волге. Они привели в порядок здание больницы и отремонтировали дом, предназначенный для детских яслей.

Вскоре удалось открыть амбулаторию в полуразрушенном здании на Партизанской улице, на окраине города оборудовали медицинский пункт.

Каждый день появлялись новые заботы. Среди больных было много истощенных - они нуждались в хорошем питании не меньше, чем в лечении. Но больница получала в ту пору скудный рацион военного времени. И мы решили: организуем подсобное хозяйство!

Нас поддержали городской комитет партии, горисполком. Пришла помощь из районов, не бывших в оккупации. Помогали, чем могли, воинские части.

Больнице отвели участок - 36 гектаров, преподнесли щедрый подарок: 23 коровы, лошадь, четырех волов. Ну, а пахать, сеять, убирать урожай, заготавливать корм пришлось самим. И все вручную!

В моем дневнике тех лет есть запись: «Никогда не думала, что придется пахать землю. Надо засеять два с половиной гектара, а лошадь наша отощала, не встает. Конюх утешает, а у меня в глазах темно. Спасибо капитану Сафронову, дал лошадей. Сама взялась за плуг. На пути попалась воронка, плуг в сторону, я до крови разбила нос. Но все-таки первая борозда проложена».

Мы с энтузиазмом осваивали чуть ли не все виды сельскохозяйственных работ. Бывало, ночь отдежуришь в больнице, а потом - в поле. И откуда брались силы?

Все мы стали на редкость хозяйственными: занимались заготовкой дров, вывозили их из леса на волах, а потом пилили и кололи. И опять радовались, что будет чем натопить здание, что не придется больным мерзнуть...

Но ведь и подсобное хозяйство, и строительство, и лесозаготовки - все это было нашей общественной работой, а основная, лечебная, шла своим чередом, требуя огромных усилий.

Фронт отходил дальше, на запад, но бывали еще бомбежки, еще поступали к нам раненые. И Людмиле Олеговне приходилось иногда не легче, чем фронтовому хирургу: сутками она не выходила из операционной.

Война не давала забыть о себе ни на минуту. Но рядом были и другие дела - мирные, привычные. Мы принимали роды, лечили детей, добывали игрушки для яслей, вели санитарно - просветительные беседы.

Не помню, чтобы кто - нибудь отказывался, от какой - то работы, от дополнительной нагрузки, от внепланового дежурства. Беспредельная самоотдача, твердость духа, готовность к любым трудностям - качества, которые отличали, пожалуй, всех, с кем пришлось мне работать в те годы. Такое было время, такой атмосферой мы дышали, что, казалось, иначе нельзя.

И были мы при всей скудости материальных своих возможностей, при скромном достатке и неустройстве быта очень щедрыми. Неведом нам был культ вещей, неведомо стремление получить какую-то выгоду для себя. Все было подчинено одной цели - помочь людям, помочь фронту.

Коллектив наш был в основном женский. У кого муж, у кого жених, брат, отец, сын сражались на фронте. Работой мы заглушали тоску по близким, ежеминутную тревогу, страх за их жизнь. И было такое чувство, что  наш труд, наше терпение помогают им, защищают их.

И вот пришел незабываемый май 1945 года. Кончилась война, и мы вместе со всем народом отметили один из счастливейших дней своей жизни  -  День Победы! И хотя впереди было еще много трудностей и лишений, жизнь вступила в новую колею.

Сегодняшний Ржев - красивый, чистый, благоустроенный город с новыми улицами, площадями, скверами. Участники освобождения Ржева, приезжающие сюда каждую весну, долго ищут те места, куда врывались их танки, где стояли орудия, где шли рукопашные бои. А потом подходят к обелиску, воздвигнутому в память павших бойцов. Стоят, молчат, вспоминают.

Я тоже часто подхожу к обелиску. Я помню то, что помнят уже очень немногие жители Ржева: на этом месте весной 43-го была землянка, в которой мы открыли медпункт.

Воспоминания - это не только дань прошлому. Они с властной силой заставляют нас думать о будущем. Империалистические круги США готовят новую войну, изощряются в создании все более страшного оружия уничтожения людей. Над миром, завоеванным ценой неисчислимых страданий, жертв, нависла страшная угроза.

И память о тех, кто отдал жизнь за свободу и независимость Родины, за спасение всего человечества, зовет нас трудиться во имя мира, отдать этой великой цели все свои силы.

Мы верим - войну можно предотвратить! Порукой тому - неизменно миролюбивая политика Коммунистической партии Советского Союза, решимость всех стран социалистического содружества действовать в интересах обеспечения мира, создать прочный заслон гонке вооружений!

В 1973 году решением горисполкома Ржевского Совета депутатов трудящихся участнице Великой Отечественной войны Новиковой Марии Михайловне присвоено звание “Почётный гражданин города Ржева.” Материалы о трудовой деятельности и воспоминания Марии Михайловны, Почётного гражданина города, хранятся в Ржевском краеведческом музее и городском архиве.

 Светлая память о Новиковой Марии Михайловне сохранена в душах наших земляков и благодарных родственников её пациентов из разных уголков нашей страны, которым она всю свою жизнь помогала бороться с тяжёлыми болезнями.

На охоту в Нестерово.

В газете «Правда» в №41 (28949) от 21-24 апреля 2006 года Николай Мусиенко в заметке «На охоту в Нестерово» рассказывает о таком случае в жизни В. И. Ленина, как выезд на охоту в Смоленской губернии. 

На охоту в Нестерово.

Далеко не каждая деревня в России может похвастаться, что когда-то ее гостем был сам Владимир Ильич Ленин. Тем более столь отдаленная от столицы, как Нестерово, - до нее и сейчас добраться непросто, а в 1920-м, когда и в помине не было асфальтового шоссе, приезжие лишь на скрипучую телегу с лошадкой могли рассчитывать.

Что же привело главу юной Советской республики в эту глухомань? Нормальное человеческое желание - хоть на несколько деньков забыть о бесчисленных государственных заботах. "Природу он очень любил, и всегда самым лучшим удовольствием и отдыхом для него являлось хождение по глухим, нелюдимым местам", - писала в своих воспоминаниях Мария Ильинична Ульянова.

А леса, что со всех сторон обступают Нестерово, очень уж расхваливал Ленину тамошний уроженец Иван Павлович Жуков - первый председатель Петроградского ревтрибунала, член коллегии ВЧК. Принял Владимир Ильич его приглашение с радостью. И поехал в Бельский уезд тогдашней Смоленской губернии с целой компанией - с младшим братом Дмитрием, членом Комитета по военным и морским делам Николаем Васильевичем Крыленко и, конечно, с Жуковым. Ильич прихватил с собой ружье - охота, уверял Иван Павлович, в тех местах знатная.

Из Москвы путешественники выехали поездом. А около шести часов утра 28 августа 1920 года на станции Ржев Владимир Ильич прошел первую Всероссийскую перепись населения - на его имя был заполнен личный листок под номером 477.

Вокзал «Ржев-Балтийский».

Часом позже на станции Оленино отдыхающих уже встречали две крестьянские подводы. "Ехать было немало - километров сорок.

Владимир Ильич в синей рубашке, подпоясанной ремешком, в своей серой кепке сидел, сгорбившись, вместе с возницей, болтал о том о сём совершенно просто и непринужденно", - вспоминал позднее Н. В. Крыленко.

Гостей приняла под свой кров Татьяна Трофимовна Трощенкова - ее изба была самой просторной в Нестерове. Правда, здесь ночевали только спутники Владимира Ильича, сам он предпочел спать на душистом сене в сарае, что стоял поблизости. Но на чай в избу, конечно, заходил не раз, а по вечерам сидел на бревнышке возле дома, окруженный прослышавшими о его приезде крестьянами. О чем с ними толковал? Наверное, о еще не закончившейся Гражданской войне, о том, как преодолеть бедность и разруху, о необходимости коллективного пользования землей... Да и деревенская ребятня не отходила от "хорошего дяди из Москвы". Много лет спустя местная жительница Валентина Вениаминовна Андриянова с гордостью рассказывала, что маленькой девочкой сидела у Ильича на коленях.

Погодка, несмотря на конец лета, выдалась отменная. Солнечно, тепло. Гости даже искупаться в речке Льбе рискнули. А на охоту Владимир Ильич ходил с двоюродным братом хозяйки Иваном Наумовичем Виноградовым, знавшим в лесу каждую тропинку.

Кстати, во время той поездки произошел небезынтересный казус: когда путешественники через три дня вернулись на станцию Оленино и ждали поезд до Москвы, Николаю Васильевичу Крыленко были предъявлены две телефонограммы военкома Бельского уезда В. Ф. Егорова с предписанием... арестовать находящихся на станции членов ВЦИК, а также В. И. Ленина и препроводить их в уездвоенкомат. Это недоразумение, как позднее объяснял Егоров, произошло из-за отсутствия уведомления о приезде Ленина, и он предположил, что под именами Ленина и членов ВЦИК скрываются враги...

Картина на вокзале Ржев-Балтийский.

...Подлинную избу Татьяны Трофимовны Трощенковой сожгли во время Великой Отечественной войны фашисты. Но к столетию В. И. Ленина она была восстановлена на прежнем месте по сохранившейся фотографии и по воспоминаниям старожилов деревни. Открытый здесь мемориальный музей стал весьма популярным у туристов. Да и всё? Нестерово благодаря имени Ленина процветало - отличную дорогу сюда проложили, дома со всеми городскими удобствами построили. А в новом здании с конференц-залом разместилась экспозиция "Ленин и Тверской край", здесь проходили Ленинские чтения, здесь школьников со всей округи принимали в пионеры и комсомольцы.

Увы, всё это в прошлом. Нет сейчас в Нестерове ленинского музея. В начале девяностых годов кто-то из районного начальства распорядился его закрыть, а у местных жителей не хватило духу встать на его защиту. Экспонаты легли в запасники Бельского краеведческого музея (впрочем, самовар, из которого пил чай Владимир Ильич, выставлен все-таки в одном из его залов), картина художников В. Москаева и А. Дубова "В. И. Ленин на охоте в бельском лесу" попала в нестеровскую школу.

Дом Трощенковой теперь сиротливо стоит с заколоченными крест-накрест окнами, а по зданию, где был конференц-зал, будто Мамай прошел - ни стёкол, ни крыши, ни дверей...

Мне удалось встретиться с бывшей заведующей музеем Надеждой Петровной Богдановой. Нестарая еще женщина, предвидя нелегкие вопросы, стыдливо отводит глаза: - Как живем? Доживаем, как вся Россия.

Сельхозпредприятие в Нестерове еле теплится, на ферме коров всего ничего. Люди, уставшие жить без зарплаты, разъехались кто куда.

Вот и школу нашу в будущем году хотят прикрыть - учить почти некого. Не стало музея - будто душу из нашей деревни вынули, всё пошло наперекосяк. Как говорится, что имели - не хранили, а потерявши - плачем.

Нет, не плакать надо. Восстанавливать музей, пока не поздно, пока изба опять не сгорела, теперь уж по недосмотру. Пусть даже официально он будет называться не ленинским, а историко-этнографическим, показывающим, как жили русские крестьяне в начале двадцатого века. Неужели совсем перевелись в деревне мужики с мастеровитыми руками? Неужели нельзя потребовать, чтобы вернули экспонаты? И неужели тверские коммунисты останутся в стороне? 

А у нас, на Ржевском вокзале и мемориальная доска в честь этого события сохранена, и в зале ожидания поездов висит очень приличная картина, отражающая эту историю.

Источник:

Неизвестный Сеславин - узник Смоленской крепости.

В журнале "Наше Наследие" в № 119 от 2016 г. опубликованы выдержки из дневниковых записей  Ф.П. Леонтьевой (1794-1871) - «Неудавшееся похищение. Тайна старшего брата. Из записок «литераторки». В предисловии к этой публикации сотрудники журнала приводят довольно интересные сведения о самой Ф.П. Леонтьевой и её записках. Из предисловия нам становится известно, как обнаружили эти мемуарные записи и что в них описывается.

Федосья Петровна Леонтьева. [1859].

В рукописном отделе Государственного литературного музея в Москве среди бумаг писателя Константина Николаевича Леонтьева (фонд 196) хранятся четыре самодельные старинные тетради, аккуратно разлинованные карандашом и заполненные четким изящным почерком его матери, воспитанницы петербургского Екатерининского института Федосьи Леонтьевой, урожденной Карабановой (1794-1871). В этих скромных тетрадях и записаны ее воспоминания. Они написаны большей частью по-русски, но диалоги переданы по-французски и по-немецки. Записки делятся на пять больших частей, каждая из которых имеет свое название: «Воспоминание о милостях Ея Величества покойной Императрицы Марии Федоровны ко мне», «Процесс», «Записки. 1812 год», «Записки. 1813 год», «Марфочка». В воспоминаниях об императрице Марии Федоровне говорится об учебе сестер Карабановых - Федосьи, Марфы и Анны в Екатерининском институте и о последующих встречах мемуаристки с императрицей.

Остальные четыре раздела не публиковались. Первый из них - под названием «Процесс» - представляет собой биографическую повесть, в которой рассказывается о жизни семьи Карабановых с 1806 по 1811 год, когда отец Федосьи Петровны - Петр Матвеевич Карабанов судился с вяземским предводителем из-за неправильно наложенной на него «дистанции» - обязанности чинить почтовую дорогу, идущую из Калуги в Вязьму. В главах записок «1812 год» и «1813 год» говорится о жизни семейств Карабановых-Леонтьевых в этот период и о причастности их к событиям Отечественной войны. Несколько особняком стоит пятый фрагмент воспоминаний - «Марфочка», носящий самостоятельный характер. Это рассказ о трагической судьбе средней из сестер Карабановых - Марфы Петровны.

О самой Федосье Петровне Леонтьевой в интернете приводится не так уж и много сведений, мне удалось отыскать всего лишь одну книгу, где рассказывается о её интересной жизни. Если кому - то будет интересно, то это книга - Ю. П. Иваск, Константин Леонтьев (1831-1891) Жизнь и творчество. В ней рассказывается о писателе Константине Леонтьеве, сыне Федосьи Петровны, а о самой мемуаристке приводятся интересные сведения в нескольких главах, таких как «Мать», «Друзья матери», «Мать и сын» и других.   

Ф. П. Леонтьева. Обложка рукописи мемуаров «Мои воспоминания». Конец 1860-х годов. ГЛМ.

Записки Ф. П. Леонтьевой насыщены различными достоверными свидетельствами и описаниями исторических событий начала ХIХ века. В журнальной публикации "Нашего Наследия" дается лишь некоторое представление об этом памятнике культуры на примере двух отрывков из главы «Процесс».  «Во всяком семействе найдешь много сюжетов для повести, а иногда и для целого романа» - так однажды ответила Федосья Петровна Леонтьева своему сыну, начинающему писателю Константину Николаевичу Леонтьеву, когда он тщетно пытался придумать занимательную историю для своего произведения. У самой же Федосьи Петровны с сюжетами проблем не было.

Федосья Петровна упоминает об этом примечательном разговоре в своих записках-воспоминаниях, которые она начала писать в 1850-х годах, будучи уже пожилой дамой, матерью семи взрослых детей. К сожалению, большая часть написанного ею погибла в 1867 году вместе с украденным чемоданом (да, и тогда такое случалось) во время ее переезда из имения Кудиново в Петербург.

Воспоминания Ф. П. Леонтьевой чрезвычайно занимательны. Они затрагивают широкий круг тем - от семейной хроники Карабановых до встреч с видными историческими лицами, такими как граф Никита Петрович Панин, поэты Дм. И. Хвостов, И. И. Дмитриев, П. М. Карабанов, императрица Мария Федоровна и ее придворные дамы, императоры Павел Петрович и Николай Павлович и другие. Но прежде всего в «Записках» раскрывается образ самой мемуаристки - женщины умной и хорошо образованной, знавшей и любившей литературу, даже писавшей стихи. Это была особа деятельная и решительная, сумевшая восстановить разоренное мужем имение, пристроить детей в престижные учебные заведения на казенный счет.

Ф. П. Леонтьева. Начало главы «Процесс» в рукописи мемуаров. Конец 1860-х годов. ГЛМ.

Наиболее интересны в записках Ф. П. Леонтьевой, однако, не сцены со знаменитыми людьми, а как раз те бытовые подробности, которые передают дух эпохи - первой половины XIX века.

Нас, ржевитян, особенно могут заинтересовать записки о странном происшествии, связанном  с  одним  из помещиков Ржевского уезда Сеславиным. К сожалению, в воспоминаниях мемуаристка не указывает имя этого молодого человека, и сейчас можно только предположить, кто же это мог быть из пяти братьев Сеславиных.  А дело случилось следующее.

Федосье Петровне в 1807 - ом году было 13 - ть лет и она со своей матушкой Александрой Епафродитовной в то время часто гостила у родственников в городе Смоленске. Они часто прогуливались по городу и в одну из таких прогулок встретились с красивым, хорошо одетым молодым человеком, находящимся под охраной солдата с обнажённым тесаком. На вопрос Александры Епафродитовны кто такой этот преступник они получили ответ: «Это Сеславин, который содержится в крепости». В связи с этим Федосья Петровна вспомнила и рассказала об одном происшествии, случившимся в Вязьме в самое Крещение в 1805 году. Суть происходившего была такова. Богатая Вяземская купчиха, вдова Авдотья Алексеевна Гайдукова нанимает для домашнего обучения своей тринадцатилетней дочери Екатерины гувернантку - француженку. Через некоторое время после этого её дочку Катерину Семёновну пытается увезти какой - то господин, но его ловят, а дочку возвращают домой к матери - вдове. Задержанного похитителя везут к Городничему и сажают в Вяземский острог. При допросе молодого похитителя выясняется, что он помещик Тверской губернии Ржевского уезда. На вопрос Городничего почему он увёз младшую Гайдукову, он честно ответил, что хотел выгодно жениться на богатой девице, но её мать была против, и поэтому он сговорился с гувернанткой, чтобы та помогла ему в решении этого вопроса. Пострадавшей Гайдуковой - старшей через Статс - Секретаря было подано прошение Царю в Петербург. После чего Вяземский Городничий получил от Смоленского Губернатора приказ: препроводить господина Сеславина в Смоленск, где он будет содержаться в крепости до тех пор, пока девица Гайдукова не выйдет замуж. Младшая Гайдукова Катерина вышла замуж только в двадцать лет, и Сеславин был тотчас выпущен на свободу, просидев в крепости около 7 - и лет.

В записках Ф. П. Леонтьевой в главе «Процесс» есть её воспоминание -  «Неудавшееся похищение» об этом заинтересовавшем меня случае, где она подробно описывает это происшествие:

«…Зима кончилась, настала весна, но пути еще не было, экипажи из деревни еще не приезжали; мы часто гуляли по городу <Смоленску>, особенно я любила ходить по крепостной стене, она была такая широкая, что кабриолет в одну лошадь мог бы беспрепятственно по ней проехать. (Эта прогулка состоялась в 1807 г.) Наконец и за городом кое-где просохло, можно было делать небольшие прогулки, мы большею частию ходили в Днепровские ворота, через Днепр по мосту и по высохшей тропинке в поле. Однажды мы по обыкновению собрались гулять часов в пять, <когда> к матушке приехала знакомая дама и с удовольствием пристала к нам для прогулки. Уже мы несколько прошли по тропинке, матушка и дама шли впереди, мы, дети, сзади, за нами лакей поодаль. Вдруг мимо нас скорыми шагами прошел молодой человек, хорошо одетый и красивый собой, он отвернулся от нас, когда шел мимо; это бы ничего, но вслед за ним шел солдат в мундире и с обнаженным тесаком. Это очень удивило старших, и матушка, позвав брата, приказала ему догнать солдата и спросить у него тихонько, кто такой этот господин. Брат побежал, спросил, прибежал назад и сказал: «Это Сеславин, который содержится в крепости!». «А! так вот он!» - возразила матушка.

Я вспомнила, что года полтора тому назад у нас в Вязьме случилось происшествие, наделавшее тогда много шума, но подробностей не знала. Знакомая, гулявшая с нами, увидевши, что матушка знает Сеславина, просила ее рассказать об нем, что ей известно; и вот, что я услышала. Это матушка рассказывала:

«Тому около двух лет, в самое Крещение я послала приказчика в Вязьму за некоторыми закупками и велела заехать к моей знакомой Гайдуковой, мы с ней были большие приятельницы; она - богатая Вяземская купчиха, вдова, у нее - одна дочь, стало быть богатая невеста. Гайдукова воспитывала свою дочь на дворянский лад, наняла Гувернантку-француженку, не понимая сама ни французского языка, ни каких <других> наук; дочери было не более 13 лет. Приказчик возвратился позднее, нежели должно быть, и я стала спрашивать о причине. Он отвечал мне: “Меня задержали у Авдотьи Алексеевны!”

- Зачем задержали?

- Да она больна!

- Что с ней?

- С ней случилось было большое несчастие, у нее увез было кто-то Катерину Семеновну.

- Ах! что ты это говоришь? Как же это было?

- Не могу вам, сударыня, рассказать в точности, но слышал, что увез было какой-то господин, но его поймали, и Катерину Семеновну привезли домой; Авдотья Алексеевна лежит в постели и Катерину Семеновну не отпускает от себя прочь!

Я велела тотчас запрячь кибитку и, взявши с собой свою старшую дочь (они были приятельницы с Катинькой), поехала к Гайдуковой; зимой через болото, Вязьма от нас была не более 5-ти верст. Я нашла Гайдукову точно в постели, лежала, закрывши глаза, и держала за руку дочь, сидевшую возле нее на стуле. Хотя я очень тихо вошла в спальню, но однако она услышала и, увидев меня, тотчас зарыдала. Я стала ее уговаривать, но она, обратясь к племяннице своей, девушке пожилых лет, которая у нее жила, сказала ей: “Пелагея Петровна, проводи Александру Епафродитовну  в гостиную и расскажи ей, как всё было, а я между тем успокоюсь!” Я пошла с Пелагеей Петровной, и вот, что она мне рассказала: “Мы вышли из церкви после обедни и, прошед церковные ворота, шли все трое этой длинной монастырской оградой, где экипажи дожидались, мы шли таким порядком: впереди - Авдотья Алексеевна, за ней - Катя, а за Катей - я; мы добирались до наших саней. Вдруг подъезжает сзади нас тройка с седоком, этот господин одним мигом выскочил из саней, схватил Катю поперек, бросил ее в сани и ускакал; я только что могла закричать ужасно. Авдотья Алексеевна обернулась, Катиньки нет! она упала без чувств. Тут к ней бросились все, знакомые и незнакомые, подняли, положили в чьи-то сани, я села с ней, и нас повезли домой. Наши же сани, стоявшие впереди и к которым мы пробирались около прочих, <откуда> кучер и лакей, дожидавшиеся нас, увидели проделку этого господина и тотчас пустились за ним в погоню. Наши сани поравнялись с этим господином, лакей соскочил и бросился к Сеславину в сани, а этот, вынув из кармана горсть нюхательного табаку, бросил ему прямо в глаза; тот от боли и от ослепления не мог удержаться и упал на улицу. Наш кучер, хотя и видел все это, но оставил лакея и все скакал за Сеславиным, крича всем встречавшимся, чтобы остановили тройку; никто не мог помочь, все смотрели на тройку, скакавшую без памяти, на господина, державшего на коленях у себя женщину, зажавши ей рот, никто ничего не понимал, но к счастию нищие помогли. Вы знаете, Александра Епафродитовна, что тетушка очень милостива, во всякий праздник нищие собираются к ней на двор, и их оделяют хлебом и деньгами; так и нынче случилось, они разными кучками шли за подаянием, конечно, они узнали кучера, кричавшего о помощи, и большою толпою бросились на лошадей и под ноги им и тотчас остановили. Наш кучер соскочил и тащит Катиньку, та почти бездыханная, всё время зажавши рот была. С Сеславиным была бы нехорошая проделка, если бы дворяне, бывшие у обедни и видевшие всю эту сцену, не поскакали вслед за Сеславиным. Они прискакали несколько человек, высвободили Катиньку, посадили ее в наши сани, с ней сел один из них, и повезли ее домой. Прочие велели нищим разойтиться, взяли Сеславина и повезли его к Городничему, который посадил его в острог до решения вышнего начальства. Мы, привезя ее <Авдотью Алексеевну> домой, насилу могли привести в чувство. Когда опомнилась, еще хуже, потому что была как помешанная, беспрестанно озиралась, кликала Катиньку, никого не слушала и ничего не понимала, пока <не> привезли Катиньку; когда она уверилась вполне, что она ее видит, то зарыдала и много плакала. Слезы ее облегчили, и она совершенно опомнилась, только очень ослабела и всё лежит, закрывши глаза, держит Катиньку за руку”.

Выслушав этот рассказ, я пошла к Авдотье Алексеевне, она сидела в постели и улыбнулась мне, поблагодарив меня за то, что я поспешила ее навестить в горе. Я села на кресло подле кровати и смотрела на Катиньку, и заметила у нее на лице красные пятна от <шеи> ко рту, я спросила у нее, что это значит. Она отвечала, что этот господин зажал ей рот, чтобы она не кричала, и очень крепко держал, ей больно было, и сказала, что у нее и на груди пятна, почти синие. “А это от чего?” - спросила я. “А это от образа, он посадил меня к себе на колени, закрыл меня своей шубой, положил мне на грудь образ в окладе и, обвив меня рукой правой, прижал очень крепко образ к груди, мне от этого было очень больно”. Авдотья Алексеевна опять заплакала, я поскорее заговорила о другом, призвала свою дочь и сказала обеим девочкам: “Займитесь вашими маленькими делишками вот здесь на кровати, места довольно, кровать широкая”. Они занялись, а мы с племянницей говорили о посторонних предметах. После чая я собралась ехать, Авдотья Алексеевна уговорила меня остаться ночевать. На другой день она встала и чувствовала себя довольно хорошо после такой передряги, отобедав, я уехала домой. Мужа моего не было дома, тот же день он возвратился из Москвы и, узнав о происшествии, поехал на другой день к Гайдуковой, она просила совета, как поступить. Он присоветовал ей подать прошение Царю и написал ей черновое прошение. Она немедля и послала прошение к Статс-Секретарю в Петербург. Между тем, когда привели молодого похитителя к Городничему, никто его не знал, на вопрос, кто он таков, он отвечал, что он помещик Тверской губернии Ржевского уезда! Почему он увез Гайдукову?

- Я слышал, что она богатая девушка, хотел выгодно жениться, приехал сюда тайно, хлопотал о своем намерении, познакомился с Гувернанткой Г-жи Гайдуковой, начал через нее переписку с молодой девицей и, увидев из ее писем, что мать не согласна отдать ее за меня, решился с ее согласия увезти ее, да вот не удалось!

- Где письма девицы Гайдуковой?

Он достал из-за пазухи два или три письма и подал Городничему, сказав: “Вот они!” Письма были короткие, писанные по-французски, и подписаны Catherine Haidoukoff. Присутствовавшие тут дворяне читали их и говорили между собою, что согласие в письмах есть. Городничий просил дворян тут находившихся остаться в городе до завтра, чтоб быть свидетелями при допросе девицы. Городничий посадил Сеславина под арест. На другой день просил у Г- жи Гайдуковой позволения привести с собой свидетелей, та очень перепугалась, но нечего было делать, надобно было согласиться. В назначенный час приехали к Гайдуковой, объяснили в чем дело и призвали Катиньку. Начался допрос, ей показали письма и спрашивали:

- Вы писали эти письма?

- Я-с!

- И имя свое вы же подписали?

- Да-с!

- К кому вы писали эти письма?

- Ни к кому-с!

- Как ни к кому! Да ведь вы знаете, что в них писано?

- Нет-с, не знаю, я недавно учусь по-французски, знаю только читать и несколько писать; Гувернантка заставляла меня писать под диктовку, потом поправляла ошибки и велела мне их переписывать набело на хорошей бумаге и подписать мое имя, а письма прибирала к себе!

- Стало быть, вы не говорите по-французски?

- Нет-с! Я недавно стала учить вокабулы и разговоры!

Дело всё объяснилось.

Можно себе представить положение бедной Авдотьи Алексеевны в продолжении этих допросов. Городничий велел позвать Гувернантку, она не знала ничего, что тут происходило и, когда ей объяснили, в чем дело, она ужасно сконфузилась, и на вопрос “Какое имела она право играть так репутацией молодой девушки и бедной матери?” она не знала, что отвечать, и сказала, что это всё была шутка, и что она считала Г-на Сеславина родственником Г-жи Гайдуковой! При этом пошлом оправдании Городничий подошел к Авдотье Алексеевне и спросил у нее, желает ли она держать у себя Гувернантку.

- Сохрани Бог! я сейчас желаю от нее избавиться!

Городничий обратился к Гувернантке и сказал ей: “Извольте собрать сейчас все ваши вещи и приготовьтесь в дорогу, через час я вам пришлю экипаж, почтовых лошадей и проводника, который с моим донесением представит вас Г-ну Смоленскому Губернатору”. Обратясь к домашним служителям (которые в большом беспокойстве стояли в другой комнате у дверей и ждали решения), Городничий сказал им: “Пока я пришлю за мадамой, смотрите, чтобы она не ушла со двора, вы мне отвечаете за нее!” Единогласное и резкое: «Слушаем-с! Ваше Высокоблагородие!» Гувернантка была лет 40 и, как видно, опытная француженка в разных интриганских проделках, очень испугалась и поспешно скрылась.

Городничий и бывшие тут дворяне, прощаясь с Гайдуковой, просили ее не беспокоиться более, что всё уладится как нельзя лучше. Она благодарила всех за участие и объявила Городничему, что она уже послала прошение на Высочайшее имя. “Очень хорошо! - сказал Городничий. - Я донесу об этом Губернатору”. Гайдукова предложила Гувернантке горничную, чтоб проводить ее до Смоленска, и снабдила ее разным запасом на дорогу, расплатившись с ней очень аккуратно. Часа через два Гувернантка уехала, и всё в доме успокоилось.

Через несколько времени Городничий Вяземский получил от Смоленского Губернатора приказ: “Препроводить Г-на Сеславина в Смоленск, где он будет содержаться в крепости  до тех пор, пока девица Гайдукова выйдет замуж!” Так и сделано, вот уже третий год этой истории, и он всё еще содержится!»

«Бедняжка!» - сказала та госпожа. «Который год Гайдуковой?» - спросила она у матушки. «15 лет, - отвечала матушка, - невеста богатая, можно надеяться, что женихи скоро найдутся!»

Матушкин рассказ кончился, но я доскажу от себя, что Гайдукова вышла замуж 20-и лет за Г- на Горожанского. Сеславин был тотчас выпущен, просидев в крепости около 7 лет.

Прогулка наша кончилась, мы подходили к городу, в стороне мы заметили Г-на Сеславина, лежащего на небольшом пригорке, солдат сидел поодаль с обнаженным палашом.

Гувернантку, говорят, проводили по-русски с честью за границу…»

На этом рассказ Леонтьевой заканчивается, а мы так и не смогли узнать имя этого Сеславина. Интересно, кто всё - таки был этот арестант, помещик Ржевского уезда Сеславин? Как жаль, что мемуаристка не оставила нам его имени. Возможно, в Вяземском или Смоленском архиве остались какие - то документы из этого дела, которые назовут нам имя этого искателя богатых невест. А пока можно только попытаться посмотреть по сохранившимся данным о Ржевских Сеславиных, кто подходит под описание этого крепостного сидельца. Если предположить, что на момент похищения ему было лет 20 - 25 - ть (у Леонтьевой это красивый, хорошо одетый молодой Человек), то он должен был родиться приблизительно в 1775 - 85 - году. Но дело осложняется тем, что в сохранившихся документах указаны не все даты рождения детей Сеславыных.

Ржевские Сеславины имели поместье Есемово на Сишке и жили дружной, большой семьёй, имея много детей. Бабушка - Марина Семёновна (17.. - 1783) скончалась 17 марта 1783 года в сельце Есемово «волею божею» и была погребена при церкви погоста Никольский на Сишке, и дедушка - Степан Петрович Сеславин (1721 - 17..)  были старейшими в роду Сеславиных и кто-то из их потомков наверняка были родителями интересующего нас Сеславина.

Скорее всего это их сын - Никита Степанович Сеславин (17.. - 1816), и его жена - Агапия Петровна (1755 - 1798), которая 27 августа 1798 года в свои сорок три года упокоится на местном кладбище при церкви Рождества Богородицы, наверное, могли иметь в сыновьях Сеславина, упоминаемого в записках Леонтьевой.  

Семья Сеславиных была большая - детей - одиннадцать человек.

Сыновья - Николай, Александр, Петр, Сергей, Федор.  Из родословной росписи рода Сеславиных составленной в 1826 году (составлена со слов брата Александра Никитича - Николая), следует, что на этот момент А.Н. Сеславину было 42 года, его брату - Николаю - 43 года, а младшему - Фёдору - 36 лет.

Шесть дочерей были благополучно устроены: они имели государственную пожизненную пенсионную помощь как наследницы одного из уважаемых людей России. Нам известны имена пяти сестёр, как звали шестую сестру упоминания в известной мне литературе о Сеславиных нет. Сёстры - Елена, Ольга, Валентина и сестра Екатерина, монахиня Тверского Христорождественского монастыря, замужняя Евгения (в замужестве Тулубьева).

Нам известно, что старший сын Сеславиных - Пётр родился до 1777 года, за ним появился на свет сын Николай в 1777 году, затем - Александр в 1780 году, сын Фёдор - 1782 года рождения и младший сын Сергей - родился после 1782 года. Такая же путаница происходит и в датах рождения их шести дочерей. Но для меня важнее даты рождения их сыновей. Нас интересуют сыновья Никиты Степановича, поскольку один из них может быть тем самым Сеславиным, отсидевшим в Смоленской крепости семь лет за похищение девицы Катерины Гайдуковой. Пожалуй, самым подробным описанием жизни братьев Сеславиных на данный момент является труд Александра Вальковича  -  «Александр Никитич Сеславин, 1780 - 1858». Попробуем по нему проследить жизненный путь братьев Сеславиных  с  1805 г. до 1812 года, в это время и происходили описываемые Леонтьевой события.

«Мало сохранилось исторических материалов об Александре Никитиче Сеславине. Мы даже не знаем ни дня, ни месяца его рождения. Известен только год - 1780-й. Правда, сам генерал неоднократно утверждал, что родился в 1785-м. Возможно, он искренне заблуждался, но не исключено, что умышленно вводил в заблуждение - лестно в тринадцать лет стать гвардейским офицером, а в 28 - генералом. Довольно заманчиво принять версию Сеславина, но в этом случае генерал оказался бы моложе младшего брата Федора, родившегося в 1782 году (факт достоверно установленный).»

Александра Никитича и Николая Никитича, хотя по году рождения они и подходят на роль неизвестного похитителя, мы подозревать в совершении этого поступка не будем - всё это время они находились на государевой службе. По труду Александра  Вальковича можно проследить весь их ратный путь в течении 1805 - 1812 г.г., складывающийся из бесконечных военных походов и сражений. Интересно посмотреть на то, где в это время могли были быть их братья - Пётр, Сергей и Фёдор.

«1789 год - начало Великой французской революции, год падения Бастилии, год побед Суворова при Фокшанах и Рымнике, год начала пути Сеславина к славе.

В марте Александр вместе с братьями Петром и Николаем, сопровождаемые отцом и крепостным "дядькой", в кибитках прибыли в Петербург. Не без хлопот поручику Сеславину, не имевшему достаточных материальных средств, удалось определить старших сыновей на казенный кошт в Артиллерийский и Инженерный шляхетский корпус.»

«"Недоросли от дворянства", записанные в кадеты (всего около 400 человек), разделялись по возрасту на три роты. Жили они в камерах (жилых помещениях) и обучались в классах в деревянных зданиях корпуса на Петербургском острове. Здесь Александру с братьями предстояло провести девять лет.»

«Февраль 1798 года - время выпуска братьев Сеславиных ... Высочайший приказ. от 18 февраля 1798 года гласил: "...всемилостивейше производятся артиллерийского кадетского корпуса кадеты в гвардии артиллерийский батальон в подпоручики: Сеславин 1-й и 2-й..." Уточним, что 1-м стал Николай, а 2-м - Александр.  Сеславина 1-го определили в конную роту, а 2-го - в первую пешую.» С этого времени началась их воинская и боевая служба.

Не смотря на то, что на учёбу их определили в одно и то же время раньше всех из братьев заканчивает учёбу старший брат Петр.

«К этому времени их старший брат Петр (за успехи в учении произведенный в 1794 году в сержанты) "оказался науки окончившим". Через год, в июле 1796 года он был выпущен штык-юнкером в армейскую конную артиллерию.»

Когда был рождён Пётр мы не знаем, не указано это в родословной росписи рода Сеславиных. Исходя из того, что Пётр был старшим братом, можно предположить, что он был рождён ранее брата Николая, то есть до 1777 года. Если он родился в 1775 году или около того, то ему на момент Вяземского происшествия было около 30-и лет и он вполне мог произвести на дочь и мать Леонтьевых впечатление молодого человека. Кроме того у нас нет никаких сведений о его жизни после его выпуска из кадетского корпуса. К 1805 году он мог выйти в отставку и попытаться устроить свою гражданскую жизнь, возможно даже и в Вязьме, а не в родовом имении Есемове.

Не попадают под подозрение в совершении похищения девицы и младшие сыновья Сеславина - Федор и Сергей. Так как они окончив обучение в корпусе  в 1805 году были отправлены для прохождения воинской службы в полки. Вряд ли кто-то из них мог оставить службу и в 1805 году в праздник Крещения оказаться в Вязьме. А если и были там, то не для того чтобы устраивать свою личную жизнь - например, Фёдору было в то время всего 15 - ть лет и не о какой семье он и Сергей не задумывались, это для них было ещё рановато.

«В 1798 году в корпус поступили также младшие сыновья Сеславина - Федор и Сергей. Окончив корпус в 1805 году, Федор был произведен в подпоручики полевой артиллерии, а Сергей - в подпоручики инженерного корпуса.»

Ни Николай, ни Александр, ни Сергей, ни Фёдор в Смоленской крепости не содержались, по крайней мере с 1805 до 1812 года, что подтверждается имеющимися в нашем распоряжении свидетельствами очевидцев и архивных документов. В это время все они находились или в войсках, или на полях сражений, а вот где был их брат Пётр в это время мы не знаем. Нет у нас таких свидетельств и документов об их старшем брате Петре. Впервые об участии Петра в войне 1812 года упоминается в докладе В. М. Крылова и  Ю. Н. Гуляева.

В. М. Крылов, Ю. Н. Гуляев в своём докладе «Вклад кадетских корпусов в подготовку артиллерийских и инженерных офицерских кадров русской армии» на конференции «Артиллерийские офицеры и военные инженеры - воспитанники Артиллерийского и Инженерного Шляхетного кадетского корпуса - 2-го кадетского корпуса в Бородинском сражении» сообщили следующее: «…Несколько слов о династиях, верой и правдой служивших Отечеству…Вместе с Александром Никитичем Сеславиным в конной артиллерии участвовали в войне его братья Пётр, Николай и Фёдор, выпущенные из кадетского корпуса в 1796, 1798 и 1805 г.г.» Младшие братья Федор и Сергей участвовали в войне 1812 года в составе 27-й батарейной роты 1-й резервной артиллерийской бригады. Федор был награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость».  О службе Петра до 1812 г. никаких сведений мне обнаружить не удалось.  Возможно, что Пётр приступил к военной службе после своего освобождения из Смоленской крепости в 1812 году.

Возможно, что Пётр Сеславин и был тем самым похитителем, о котором нам известно из записок Леонтьевой, но документальных подтверждений этого у нас пока нет. Так до сих пор нам и не ясно кем был этот неизвестный Сеславин - таинственный узник Смоленской крепости.

Литература:

1.  Журнал "Наше Наследие" № 119 2016 г.  Ф.П. Леонтьева. Неудавшееся похищение. Тайна старшего брата. Из записок «литераторки».

2. Журнал Вестник МГОУ №5 за 2017 год. Статья Потаповой Е.В. Ржевский затворник: обзор документов и архивных фондов, посвящённых герою войны 1812 года А.Н. Сеславину (по материалам Государственного архива Тверской области).

3. Кузьмина О.М. кандидат педагогических наук, Тверской государственный технический университет, г. Ржев, Тверская область, Российская Федерация. К 200-летию событий Великой Отечественной войны 1812 года: ратные и гражданские подвиги семьи Сеславиных.

4.  Александр Валькович.  «Александр Никитич Сеславин, 1780-1858».

Из сборника "Герои 1812 года", серия ЖЗЛ, вып. 11(680).

М., "Молодая гвардия", 1987. С. 401-464.

О пребывании Язова Д. Т. и членов ГКЧП в Кашинском СИЗО - 2 «Калининской (Тверской) области.

Бывший министр обороны СССР, маршал Советского Союза Дмитрий Тимофеевич Язов родился 8 ноября 1924 года в селе Язово Омской области в крестьянской семье.

В 1942 году окончил Московское военное училище имени Верховного Совета РСФСР, в 1956 году - Военную академию имени М. В. Фрунзе, в 1967 году - Военную академию Генерального штаба.

В ноябре 1941 года был призван на военную службу, участник Великой Отечественной войны. С июля 1942 года по май 1945 года командовал взводом на Волховском и Ленинградском фронтах.

После окончания Великой Отечественной войны Язов прошёл путь от слушателя курсов усовершенствования офицеров пехоты Ленинградского военного округа до старшего офицера управления боевой подготовки Ленинградского военного округа, а в 1961 году был назначен командиром мотострелкового полка.

С сентября 1962 по октябрь 1963 года выполнял задачи особой важности на Кубе в ходе операции "Анадырь" во время Карибского кризиса, затем был назначен начальником отдела планирования управления боевой подготовки военного округа.

В 1973 году стал командующим армией, а через год - начальником управления Главного управления кадров Министерства обороны. В 1976 - 1979 годах являлся первым заместителем командующего войсками Дальневосточного военного округа.

В 1979 году стал уполномоченным правительства СССР по делам пребывания советских войск в Чехословацкой Социалистической Республике, через год назначен командующим войсками Среднеазиатского округа, ещё через четыре года - командующим войсками Дальневосточного военного округа.

С мая 1987 года по август 1991 года Дмитрий Язов занимал пост министра обороны СССР. В этот период под его руководством был осуществлен организованный вывод советских войск с территории Афганистана.

В 1990 году Язову присвоено звание маршала Советского Союза.

В ночь с 18 на 19 августа 1991 года Язов поддержал ГКЧП и стал одним из его членов. 22 августа 1991 года после роспуска ГКЧП Язов был арестован по обвинению в измене Родине. В тот же день он был освобожден от должности министра. Содержался сначала в СИЗО, затем в тюрьме "Матросская тишина".

26 января 1993 года Язов был освобождён, а 23 февраля 1994 года - амнистирован, в этом же месяце был уволен в отставку из рядов Вооруженных сил.

С июля 1998 года являлся главным военным советником Главного управления международного военного сотрудничества Министерства обороны РФ, после чего ушел на пенсию, занимался общественной работой.

Выпустил ряд книг, опубликовал мемуары "Удары судьбы".

Последний маршал Советского союза, экс-министр обороны СССР Дмитрий Язов так рассказывал о своем участии в ГКЧП. По его словам, он не понимал смысла Перестройки, затеянной президентом СССР Михаилом Горбачевым. Встать на сторону ГКЧП, по словам Язова, его заставило чувство долга. «Угроза развала страны, которую я защищал на фронте. И потом эти игрища между Горбачевым и Ельциным. Надо было страну спасать, а они встревали в свары. К августу 1991-го уже нечем было платить армии. Я не мог смотреть на это и услужливо щелкать каблуками. Меня бы армия не поняла», - заявил он.

Не буду вдаваться в политические оценки событий «августовского путча» - это дело историков и политологов. Очевидно одно: убежденный консерватор, державник Язов, прямодушный и честный, осознанно примкнул к группе противников подписания договора, разрушающего Союз. В поисках последнего шанса помочь стране, сохранить распадающийся на куски СССР. Веря, что посчитаются с мнением граждан, единодушно высказавшихся на мартовском референдуме 1991 года за сохранение Союза. Веря, что их поддержит президент, что он отложит подписание проекта союзного договора. Для поддержания режима чрезвычайного положения согласился ввести в Москву танки - только для блокирования улицы, без боекомплектов и со строжайшим запретом на использование боевых средств против жителей. Его просили разогнать толпу у Белого дома, где в большом количестве выдается спиртное - в ответ услышали твердое: «Я пацанов против пьяной толпы посылать не буду». Ужаснувшись гибелью трех молодых людей в беспорядках, когда разгоряченная призывами оппозиции молодежь забрасывала танки «коктейлями Молотова», министр обороны Язов немедленно объявил, что выходит из ГКЧП и выводит войска из столицы. Выход Язова и военных из ГКЧП был ключевым моментом для начала его развала.

Маршал стойко выдержал все последствия своего участия в ГКЧП: и оскорбительное для фронтовика клеймо «изменника Родины»; полтора года заключения в «Матросской тишине»; глумление демократической прессы над «тронутым стариканом в спортивном костюме, сочиняющим в камере стихи». Вины в инкриминируемом ему участии в государственном перевороте Язов не признал, как и самого его факта. Не нашло его и следствие, хотя очень старалось. Через год, в январе 1993-го, по решению руководителя следственной группы уголовное дело по обвинению в госперевороте и измене Родине было прекращено, а еще через год всем участникам ГКЧП была объявлена амнистия. Выйдя на свободу уже в совершенно другой стране, Дмитрий Тимофеевич продолжал жить достойно: ничего не просил, не жаловался, окунулся с головой в общественную деятельность, писал воспоминания. Ничего не боялся: без обиняков высказывался о российской армии образца 90-х, о великом переделе нравственности, о фальсификации истории. От своих убеждений не отказался: партийный билет не сдал, все публикации и интервью размашисто подписывал - «Дмитрий Язов. Маршал Советского Союза». 

Когда увидел, что армией занялись профессионально и всерьез, принял предложение стать военным советником Минобороны, а также главным советником-консультантом начальника Военной академии Генштаба. В 2008 году, после воссоздания службы генеральных инспекторов Минобороны России, стал генеральным инспектором. Заслуги Маршала Язова, его вклад в укрепление российской армии были отмечены тремя высшими государственными наградами Российской Федерации, которые ему вручили в разное время Президенты Путин и Медведев.

О своей богатой событиями жизни, своем видении исторических процессов, о людях, с кем довелось воевать и трудиться, Дмитрий Тимофеевич рассказал в нескольких книгах воспоминаний - с предельно честным содержанием и, как говорят литераторы, «фактурным» изложением.

Всплеск интереса к своей персоне, к превратностям своей судьбы воспринял спокойно. Но имея характер независимый и сильный, предупредил, что не нуждается ни в похвалах, ни в порицаниях, ни в оценках: «более объективной оценки, нежели та, которую я поставил своим прожитым годам и делам, мне не сможет дать никто из живущих на этом свете. А вообще, все эти разговоры и чьи-то предположения такая мелочь, поверьте мне. Сегодня какие-то детали может быть кому-то еще и интересны, завтра о них даже не вспомнят. А вот день, когда началась война и особенно День Великой Победы будут помнить всегда. Готов поклониться каждому, кто отстоял тогда Родину».

В сентябре 1991 года в «Коммерсанте» появилась заметка о первых днях членов ГКЧП в СИЗО: сидевшие с Олегом Баклановым и Юрием Плехановым в одной камере «московские кооператоры» рассказали, как бывшие партийные руководители осваиваются в тюрьме, и какие перемены произошли в изоляторе с их появлением. «По сведениям сокамерников, 23 августа в СИЗО №4 на ул. Матросская тишина стали поступать члены ГКЧП. Они не были готовы к тюремным порядкам - например, к гнилому рыбному супу. Олег Бакланов, в частности, не знал, что в таком супе можно есть только рыбу, а остальное надо выливать», - говорилось в материале.

Через три дня после ареста путчистов в СИЗО сменили охрану, часть арестантов вывезли в другие изоляторы, а вновь прибывших подселили в небольшие камеры (на три-четыре человека) к «старожилам». Оставшиеся в «Матросской тишине» арестованные заметили, что питание улучшилось: к привычным порциям добавили масло, сахар и мясо.

«Сокамерники рассказали, что сначала гэкачеписты откровенно нервничали, плохо спали и с опаской поглядывали на соседей. Но увидев, что сидят только с советскими деловыми людьми, успокоились. Однако Олег Бакланов - известный идеолог оборонного сознания в СССР и непререкаемый авторитет среди генералов ВПК - рассказал кооператорам в камере, что ГКЧП хотел дать свободу предпринимательству. Бывшие зэки объяснили, что в СИЗО не доверяют ни одному слову бывших членов правительства, потому что уверены: в случае победы путча их бы просто расстреляли. Однако великодушные зэки утешали путчистов тем, что всех их выпустят года через 2-3 после политической амнистии», - писал «Коммерсант».

Экс-председатель Верховного Совета СССР Лукьянов, как рассказывал в интервью «Русской жизни» он сам, сидел в одиночной камере: «Но заключенные меня уважали, потому что я феню знаю. Нас же учили фене, я даже экзамен по ней сдавал, оказалось, помню».

И Лукьянов, и Бакланов, и другие обвиняемые по делу ГКЧП помещались в 4-м следственном изоляторе «Матросской тишины». Другие СИЗО на территории этого тюремного комплекса заметно отличались от него. Вот, например, как описывал в 1994 году изолятор №1 сидевший там за разглашение гостайны ученый-химик Вил Мирзоянов: «Этот изолятор хуже, чем концентрационный гитлеровский лагерь: грязь, разрушения, антисанитария. Я не мог представить, что такое возможно - пьяные тюремщики на глазах людей избивают заключенных». В 20-местных камерах СИЗО-1 сидело до сотни человек.

Арест Дмитрия Тимофеевича Язова произошёл в аэропорту, как это проходило рассказывает в одном из интервью он сам. Во "Внуково" уже подошли ко мне два крепыша. Пригласили в зал. Там сидит Степанков, генпрокурор РСФСР: "Вы арестованы по подозрению в измене Родине". Ну здорово. Кому я изменил? "Это потом разберемся". Пригласили в машину. Два охранника справа и слева сели. Впереди машина - там уже Крючков. Следующие - еще трое арестованных...

- Вас сразу повезли в "Матросскую Тишину"?

- Нет. Повезли по Ленинградскому шоссе, повернули к озеру Сенеж. Я там оканчивал училище в 1942 году и оттуда на фронт уходил.

Арестованных Язова, Крючкова и Тизякова сначала поместили в санаторий МВД «Сенеж» в Солнечногорском районе Подмосковья, там же прошли первые допросы.

Привезли. Там были финские домики. Завели каждого в отдельный домик. Прибывает дознаватель Ликанов, такая пышная мордочка, прищурился. "Поговорим?" Начали обыскивать. Понятыми пригласили двух солдатиков. И вот Ликанов выворачивает мне карманы. А эти ребятишки стоят, думают: черт, какой позор.

- В чем вас в итоге обвинили?

- "Измену Родине" так и не доказали. Заменили на "захват власти". И это не доказали. Потому что Горбачев сказал: я не чувствовал, что у меня отняли власть.

В итоге ничего не смогли предъявить. Только замерили расстояние, которое шли танки по Москве. И насчитали вреда для дорог на 70 миллионов рублей. Это и предъявили.

- А что было потом?

- В час ночи положил мне на тумбочку яблоко один майор из МВД. "Берите яблоко, сейчас выезжаем".

Затем, не вполне понимая, куда отправить столь высокопоставленных обвиняемых, члены следственной группы (ее в итоге возглавил замгенпрокурора России Лисов) перевели их в специально подготовленный изолятор в городе Кашин Калининской (сейчас - Тверская) области.

Проехали Тверь, повернули. Уже светало. А я еду в кителе. Остановились. Подходит один, предлагает плащ-накидку, закрыть погоны. Я: а зачем? Пусть видят, министр едет арестованный.

В конце концов мы оказались в Кашине - старинном городке. Там в монастыре сделали тюрьму. И нас там спрятали.

Но она находилась в 200 километрах от места проведения расследования. Тогда выбор прокуратуры остановился на одном из изоляторов «Матросской тишины» - и путчисты снова оказались в Москве.

Об этом переезде так вспоминал один из его участников - Василий Стародубцев (в 1991 г. - народный депутат СССР и глава аграрного союза). Арестовали меня одновременно с Павловым. Ночью вывезли в Тверскую область, потом опять же ночью вернули в Москву. Позже мне рассказывали, что, якобы, рассматривался план нашей ликвидации: во время перевозки на охрану нападают «наши сторонники» и во время перестрелки мы погибаем… В «Матросской тишине» членов ГКЧП разместили по отдельным камерам. Правда, в них находились ещё один-два человека - «подсадные утки». Изоляцию от внешнего мира устроили невероятную. Свет в камерах горел ночью и днем - то ли чтобы «давить на психику», то ли чтобы облегчить за нами наблюдение. Кормили так, что Язов потерял 26 кг веса.

У Язова на допросах выпытывали, кто в ГКЧП был "паровозом". Кто какую роль играл. Я говорю: вы обратите внимание, кто в ГКЧП. Зам Горбачева, глава правительства, все министры, секретари ЦК. Все изменники, что ли?

А потом нас перевезли в "Матросскую Тишину". Форму с меня сняли. Одели в тюремную. Дали такие штаны, что надо было держать все время в руках. Подвязал бинтом, чтобы не спадали.

- Вы, после того как вышли на свободу, встречались с Горбачевым?

- Единственный раз, когда был суд над Варенниковым. Все члены ГКЧП согласились с амнистией, а генерал Варенников не согласился. И правильно сделал. Но мне, например, так поступить нельзя было.

- Почему?

- Меня бы осудили. Нашли же вот предлог - дороги в Москве попортил. А Варенников ссылался на Язова. Язов приказал. И я ничего не отрицаю.

- И что вам Горбачев тогда, на суде, сказал?

- Мимоходом: мне тебя жаль и Ахромеева (экс-начальник Генштаба, покончивший с собой после провала ГКЧП). А остальные - черт с ними.

- А вы?

- Я ему ответил: а мне жаль, что Родину потеряли. Он махнул рукой и ушел. И больше мы с ним не встречались.

В журнале «Информационное Обозрение» сотрудники УФСИН России - С. Н. Курицын, заместитель начальника ФКУ СИЗО-2 УФСИН России по Тверской области, майор внутренней службы и М. П. Мороз, старший инспектор пресс-службы УФСИН России по Тверской области, капитан внутренней службы в своей публикации «Горячий август 91-го (о пребывании в СИЗО-2 УФСБН России по Тверской области членов ГКЧП)» рассказали, как участники ГКЧП оказались в Тверской области. 

Следственный изолятор № 2 УФСИН России по Тверской области - Кашинский Тюремный замок был построен в 1855 году и с тех пор не менял своего назначения.

Долгие годы учреждение жило своей обособленной жизнью. Однако громкие события в России в августе 91-го года, известные как путч, сделали изолятор знаменитым на всю страну. Именно здесь содержались члены ГКЧП после ареста.

О полных драматизма августовских днях вспоминают начальник УФСИН России по Тверской области с 1993 по 2011 год Александр Михайлович Савихин, начальник СИЗО-2 Юрий Анатольевич Кутузов, ветеран учреждения Виталий Алексеевич Родионов.

О днях, проведенных в СИЗО-2, пишет в своих мемуарах и один из членов ГКЧП маршал Д. Т. Язов. Человек, занимавший один из руководящих постов в огромном государстве, в одночасье ставший узником, передает до мелочей наиболее впечатлившие его обстоятельства и разговоры. Маршал подробно описывает дорогу в Кашин, обстановку в камере. Ценность этих воспоминаний велика, пусть даже в некоторых случаях маршал и ошибается. К примеру, Дмитрий Тимофеевич решил, что тюрьма находится в бывшем монастыре. Вот что он пишет:

«Часам к девяти утра мы подъехали к Кашину. Перед въездом в город поставлен не то обелиск, не то просто бетонный громадный столб или стела, на которой написано в псевдославянском стиле «1287 год». Проехали через город. На высоком берегу незнакомой мне речушки стоит церковь, а слева от нее - монастырь. В нем и располагается тюрьма.

Машины загнали в грязный тюремный двор и расставили по разным углам так, чтобы мы, арестованные, не видели друг друга. Около 10 часов мне предложили пройти в одноэтажное здание, по-видимому «приемный пункт», где меня обыскали, ощупали. Внимательно осмотрели все: фуражку, китель, брюки, рубашку, даже трусы. Мне оставили только носки и ботинки, остальное все описали, выдали квитанцию на форму и отдельно на часы и заколку от галстука. Взамен дали широченные «зэковские» брюки и куртку - она же рубашка с нашивкой на рукаве «ЗМИ», не знаю, что это обозначает, но было ясно, что «заключенный».

Д. Язов.

По тропке, с обеих сторон огороженной колючей проволокой, подвели меня к старому монастырскому двухэтажному дому, выстроенному в форме буквы «П». Провели через несколько металлических дверей в довольно длинный коридор, и вот - со скрипом открывают тяжелую дверь, и я вхожу в камеру.

СИЗО-2. Архивное фото.

Две металлические кровати, металлический же стол, в углу - чаша «генуя», вот и все удобства. Охранник занес в камеру тощий матрац, две рваные застиранные простыни, подушку, набитую скатавшейся ватой, тонкое дерюжное одеяло, небрежно все это бросил на кровать и молча вышел. Окно было разбито, снаружи - толстая металлическая решетка, стены камеры исписаны.

«Иуда» (глазок в двери) постоянно открыт - охранник непрерывно ведет наблюдение за мной. Закрывается этот глазок только тогда, когда кого-то ведут мимо камеры по коридору.

Вновь зашел охранник, молча поставил на стол алюминиевую миску с перловой кашей, хлеб на целый день, чайник с кипятком, кружку и сахар в свернутом из газетной бумаги кулечке.

Хотел умыться. Ни мыла, ни зубной щетки, ни бритвы - ничего!

Часа через два навестил меня капитан, по-видимому, начальник тюрьмы. Я рассказал ему, как и где меня арестовали, что у меня нет самого необходимого, даже нет листка бумаги и ручки - написать заявление.

Капитан с пониманием выслушал меня и минут через десять сам принес мне бумагу, карандаш, мыло, щетку и зубной порошок.

Я сразу же написал заявление на имя Генерального прокурора Российской Федерации В. Г. Степанкова о предоставлении мне адвоката и о возможности встретиться с ним.

Коридор СИЗО-2. Архивное фото.

Капитан взял заявление, пообещал передать. Охранник принес ведро, тряпки:

- Хотите, чтобы было чисто, - мойте сами.

Есть не хотелось, пропал не только аппетит, но и сон. Еще не сидел, а уже начала давить тоска.

Первая ночь в Кашинской тюрьме показалась вечностью. Тяжелы и беспросветны мысли. Все прошлое, благополучное, счастливое, рушится, и грудой обломков оседает в душе сплошная горечь. <...>

Утром 24 августа в камеру завели человека с большим черным мешком, наголо остриженного, средних лет. Он представился: «Юрий» - и очень подробно стал рассказывать о мучительной ночи, проведенной в полуподвальной камере этой же тюрьмы. Затем начал раскладывать свои вещи на кровати, на столе, на полу. И при этом говорил, говорил не умолкая. Говорил, что он инженер-механик из Минска, что его обвиняют в плохом монтаже технологического оборудования на предприятиях, перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию. Он уже провел в тюрьмах тех городов, где устанавливал оборудование, больше года. По его словам, привезли его в Кашин на черном «вороне» из пересыльной тюрьмы на Красной Пресне, что в Москве.

Он достал кипятильник, налил из крана воду, нашел розетку, включил. Курил сигарету за сигаретой и жадно пил чай, рассказывая о себе.

Вдруг сказал, что он зять Машерова Петра Мироновича - Героя Советского Союза, активного партизана на белорусской земле в годы Великой Отечественной войны. У меня возникло подсознательное чувство - не подсадная ли он утка?

Теперь, после опубликования книги В. Степанкова и Е. Лисова «Кремлевский заговор», стало ясно, что человек, с которым я слушал радио, обсуждал каждое выступление, был «подсадной уткой», хотя не исключено, что и работники тюрьмы могли записывать на магнитофон или стенографировать наши разговоры. Где-то во второй половине дня нас вывели на прогулку. Прогулочные дворики размещаются как бы на третьем этаже - на крыше двухэтажного здания. Это та же камера, с зарешеченным верхом - потолком, покрытым колючей проволокой. Над всеми проволочными двориками - настил, по которому ходят охранники с собаками овчарками. Спрашиваю у опытного в тюремной жизни Юрия:

- А зачем там собаки?

- Давить, унижать, чтобы ты был ниже этого четвероногого! Собака, находясь на посту, лучше человека видит, слышит, чует.

Действительно, овчарка занимала такое положение, какое позволяло ей видеть два-три прогулочных дворика, во время прогулки зорко следила за движением заключенных.

Юрий меня спросил, что я знаю о Кашине. «Я, - говорит, - здесь работал, но практически ничего не знаю об историческом прошлом этого города».

Я ответил, что в Кашине впервые, но, судя по стеле, где значится дата основания или начала строительства города - 1287 год, это совпадает с периодом княжения в Твери Михаила Святого.

Говорили мы с Юрием долго. Пора бы и спать. Цепь на двери вдруг заскрежетала, защелкал ключ в огромном дверном замке, со скрипом полуотворилась тяжелая дверь:

- Язов, на выход с вещами!

Стела при въезде в г. Кашин.

Только в этот момент я понял, почему перед отбоем, около 22 часов, заходил начальник тюрьмы. Он был очень вежлив, положил на стол сигареты «Астра», спички. «Это Вам», - сказал с улыбкой. Теперь-то я понял, что опять куда-то повезут.

Небольшой анализ ситуации - и я пришел к выводу, что поедем в Москву. События развертывались там, там и будет идти следствие.

Выходим, лают овчарки, стоят БТР, кругом охрана, «Волги». Подошли к машинам - что ж, опять в путь ночной».

А вот как описал в разговоре эти же события ветеран учреждения, ранее работавший старшим контролером, прапорщик внутренней службы в отставке Виталий Алексеевич Родионов:

«Не каждый день встречаешься с членами правительства чуть ли не в полном составе, да еще в роли «гостей» нашего учреждения.

День 23 августа 1991 года начался как обычно. Между делом обсуждали последние события в столице, а обсуждать было что, хотя, как правило, периферию это касается мало.

В 16:00 от дежурного помощника начальника следственного изолятора поступила команда выдать вещи, числящиеся по квитанциям на тот момент, всем заключенным. На удивление расторопно, уже к 18:00, задание было выполнено. В это время стали прибывать спецмашины из ГОВД и РОВД близлежащих районов для перевозки «контингента». К 19:00 таких машин набралось семь. Версий было немного, в том числе и со стороны заключенных. При погрузке в машины один из них спросил: «Ну что, начальник, путчистов везут?» О тюремной почте ходят легенды, но и сообразительности заключенных нужно отдать должное, благо радио в камерах режимного корпуса работало исправно.

До 22:00 «зэки» находились в машинах. Заместитель начальника по режиму и оперативной работе назначил по два контролера на каждую машину, предприняв дополнительные меры предосторожности: закрыли двери машин на два замка (люки задраены - «удовольствие» в летнее время не из приятных).

В 22:30 колонна из семи машин направилась в Тверь. По дороге в районе села Горицы навстречу промчались два БТР тверского ОМОНа, с одним из которых чуть было не произошло столкновение. Каждый спешил выполнить свою задачу. Передача заключенных в первый изолятор Твери напоминала процедуру возвращения Янтарной комнаты в Шереметьевской таможне: настолько все было скрупулезно, тщательно и с несвойственной педантичностью. После этого получили в управлении дополнительные спецсредства и направились домой. Прибыли в изолятор в 5:30.

За время нашего отсутствия произошли значительные перемены. На территории изолятора и за его пределами сконцентрировалось около 600 сотрудников спецподразделений всего центрального региона России.

Всего за одни сутки были осуществлены такие меры охраны в части усиления «обороноспособности», какие не предпринимались в учреждении на протяжении последних 15-20 лет.

По уровню организации работы во всем чувствовался «государственный» подход. Впервые воздух был насыщен запахом адреналина. И это не просто слова.

Полковник из управления по-деловому четко и конкретно поставил задачу. Он произвел на всех благоприятное впечатление, мы прониклись к нему доверием и приняли его версию происходящего.

Непосредственно на сотрудников изолятора возлагалась задача по выполнению чисто профессиональных функций: обыск, соблюдение режима секретности и изоляции для спецконтингента. Особое внимание было обращено на действия при попытке совершения суицида.

Каждому сотруднику понятно и знакомо трепетное отношение к сильным мира сего, к генеральским, тем более к маршальским, погонам. Начальник изолятора предложил добровольцам провести обыск вновь прибывших. Короткое замешательство и затишье - и после некоторых сомнений определились, кто кого будет «обслуживать», ибо подсознательно отдавали себе отчет в том, с кем придется общаться.

Ожидали прибывших в помещении для обыска. И вдруг... заходит «живой» маршал Советского Союза, министр обороны СССР Дмитрий Тимофеевич Язов. Все мгновенно встали, вытянулись по стойке. Реакция маршала была адекватной - с каждым поздоровался. До сих пор этот факт вызывает у всех присутствовавших тогда сотрудников чувство искреннего уважения и огромной симпатии к маршалу. Приступили к обыску. Бросилось в глаза, что он прибыл без каких-либо вещей, в военной форме - добротно сшитом кителе с орденскими планками. Возникла заминка: в камеру заглянул заместитель начальника и попросил потянуть время - не было одежды подходящего размера. Обыск прошел по полной программе, тщательно осмотрели одежду: проверяли каждую складку, каждый шов - в нашем деле мелочей не бывает. При досмотре у маршала были изъяты часы Seiko и заколка для галстука. Как только она оказалась у меня в руках, Дмитрий Тимофеевич, наверное, впервые болезненно отреагировал на происходящее. Кажется, судьба заколки волновала его больше собственной. Обратили внимание на гравировку: «Я. Д. Т. от жены». (Дмитрий Язов своё волнение в данный момент объяснял так: У меня было другое напряженное обстоятельство. 19 мая мы попали в аварию - ехали из Завидово, где дачи сейчас. Путин или Медведев - не знаю, кто там сейчас находится. А тогда там было охотхозяйство, за которое я отвечал, финансировал… У нас там было примерно 200 уток с подрезанными крыльями - и больше 3 или 4 тыс. цыплят. Мне позвонил начальник, говорит, среди них несколько беленьких оказалось. Я взял жену посмотреть. А на обратном пути мигалка - она впереди шла, оторвалась. Я выезжаю, и молоковоз ударил в зад. Мы полетели в кювет на скорости 100 км/ч. Бронированный ЗИЛ согнулся… Я стукнулся хорошо, а Эмма Евгеньевна одной ногой попала туда, где коленчатый вал проходит: в трех местах ногу поломала, и руку ей оторвало. У меня всегда было две машины: вторая - связная, на случай войны, там, где чемоданчик. Никакой там кнопки нет, машина оборудована для того, чтобы дать команду. Мы пересели в эту машину, там места много. И я по телефону через дежурного сказал, чтобы была бригада в госпитале для операции. В августе супруга была вся в гипсе - нога и рука, возили на коляске. Вот это меня беспокоило, и домой я не поехал, когда ввели войска, остался в кабинете. И дежурил там, и спал…)

Как вы уже догадываетесь, процедура обыска закончилась в тот момент, когда привезли спецодежду - рабочий хлопчатобумажный костюм 64-го размера. Буквы «ЗМИ» на рукаве понятны всем жителям Тверской области: завод механизированного инструмента, город Конаково. (Вот и раскрылась тайна «зэковского» костюма для маршала!)

Увозили Язова, Крючкова, Янаева, Павлова, Тизякова и Стародубцева более торжественно. Впереди БТР с водруженным российским флагом. Кортеж из «Волг» с соответствующим сопровождением, на огромной скорости проследовав через весь город, направился в сторону Москвы».

С 2000 года следственным изолятором руководит полковник внутренней службы Юрий Анатольевич Кутузов. В 1991 году он занимал должность дежурного помощника начальника следственного изолятора. На сегодняшний

день он единственный работающий в учреждении очевидец пребывания членов ГКЧП в СИЗО-2.

Ю. Кутузов.

Наибольшее впечатление на молодого сотрудника произвело появление маршала:

«Пробыли они у нас недолго - несколько дней. Всех подследственных тогда вывезли в другие СИЗО, а к нам привезли шестерых, в том числе министра обороны Язова. Конечно, к таким людям невольно проникаешься уважением. И надо сказать, что и они к нам относились очень спокойно, достойно себя вели: принимали пищу, мыли полы в камере, режим не нарушали, лишнего не требовали.

Когда вошел маршал Язов, все встали. Он прибыл в маршальском кителе с золотой булавкой и якобы золотыми пуговицами. Шли разговоры, будто одна из них потерялась во время досмотра. Вскоре после отъезда членов ГКЧП в Москву ее нашли где-то за половицей, и она оказалась обыкновенной. Было понятно, что люди к нам пожаловали непростые, неординарные. Принимались повышенные меры безопасности. Ожидали чего угодно, в том числе и попытки отбить. На вышках тогда стояли майоры и подполковники, спецназ. На территорию загнали бронетранспортер. Но все прошло спокойно, ничего экстраординарного не случилось».

Наиболее подробно о тревожных днях рассказал полковник внутренней службы в отставке Александр Михайлович Савихин, возглавлявший УФСИН России по Тверской области с 1993 по 2011 год, а в августе 1991-го - заместитель начальника УИД УВД Калининского облисполкома.

А. Савихин.

Ему и слово:

«19 августа (это был понедельник) утро началось с того, что вместо обычной передачи по радио стали передавать «Лебединое озеро». Стало ясно: что-то случилось в стране. Я тогда был заместителем начальника управления по режиму и оперативной работе. Мы с Борисом Георгиевичем Фроловым, начальником управления, терялись в догадках. Через некоторое время пришел приказ о переходе на усиленный вариант несения службы. Звоним в ГУИН, нам говорят: «Готовьтесь к любым неожиданностям. Возможно, к вам привезут интернированных». Мы решили, что это будут иностранцы, которых закроют от общения со всеми. В ночь на четверг начальник УВД Виктор Федорович Гусаков дал команду отправляться в Ржев - в СИЗО-3. Туда привезут людей, которых надо будет разместить.

Ржев - СИЗО-3.

В третьем следственном изоляторе все было спокойно. Вдруг часов в 11 подъехала машина ГАИ. Вышел из нее Леонид Иосифович Оборский, тогдашний начальник ГАИ: «Я привел сюда колонну автозаков из второго следственного изолятора. Они стоят за городом. Сколько народу - не знаю, но достаточно много. Женщин мы оставили в первом следственном изоляторе, а всех мужчин везем к тебе. Готовься!»

В СИЗО-3 был большущий перелимит, почти в два раза. Осужденных было под 400 человек. И сколько еще привезут - неизвестно. В СИЗО-2 на то время было порядка 300 подследственных. Как разместить 700 человек? Приехало человек 250. Милицейские автозаки нужно было срочно отпускать. Людей заводили в следственные кабинеты, а их там - четыре маленьких комнаты. Все стояли. Духота. Двери открыли настежь. Поставили пулемет в коридор и показали осужденным. Предупредили: если кто-то попробует выйти, будет применяться оружие. Никто не выходил, дисциплина была железная. Когда кому-то становилось плохо, его выносили и клали на пол в коридоре.

В это время сотрудники спецотдела быстро занимались формированием. Надо же было развести осужденных по категориям! Первыми в отдельные камеры поместили туберкулезных больных. Следующими развели по разным камерам подельников. Затем несовершеннолетних отделили от взрослых, а дальше и прочих. Всех сначала разместили без различия вида и режима по камерам, а потом уже началась работа по перемещению осужденных из камеры в камеру.

СИЗО-2. Запретка, восточная сторона.

Закончили мы ее примерно в 16 часов. Я поехал к себе в управление - в Тверь.

В пятницу около 10 часов позвонил Б. Г. Фролов и распорядился прибыть во второй следственный изолятор города Кашина - мол, у них сложное положение, и мне необходимо там быть за главного.

Примерно тогда же позвонил Валерий Никодимович Панчук, который работал в управлении СИЗО и тюрем ГУИН. Он попросил привезти белье, бритвенные принадлежности для тех, кого подняли по тревоге в Кашине. Я купил все необходимое, собрал чемодан и поехал. По телефону прямо ничего не говорили, поэтому я не знал, на сколько уезжаю.

В субботу утром подъезжаю к СИЗО-2, звоню - открывается «глазок» ворот, кто-то смотрит, а дверь на КПП закрыта, ворота не открывают. Ну, меня все знали, потому что я регулярно объезжал все подразделения, тем более во втором следственном изоляторе был совсем недавно. Я говорю: «Открывай давай!» - и «покритиковал» тех, кто там стоял. Мне был ответ: «Александр Михалыч, постой! Сам поймешь, почему мы тебе не открываем». Прошло немного времени - ворота открылись, мы заехали. Оказалось, ворота КПП были подперты бронетранспортером, который был не на ходу. Он доехал туда и сломался. А в ворота его ставили вручную, чтобы в случае нападения на СИЗО ворота не вышибли другим бронетранспортером или танком. А тот, кого я «критиковал», оказался Юрием Ивановичем Калининым.

Там же были начальник УВД Виктор Федорович Гусаков и начальник Рязанской высшей школы МВД России, а теперь Академии ФСИН России, Сергей Николаевич Пономарев. Службу несли 30 преподавателей из Рязани, которые еще меня учили, и три отряда спецназа: наш (19 человек), из Нижнего Тагила и из Тюмени. Кроме них работники управления СИЗО и тюрем. Старшим там был Сергей Михайлович Тараканов, а с ним Панчук, Лукоминский и еще два человека.

Когда принимали решение, куда отправить членов ГКЧП, в пользу СИЗО-2 города Кашина было несколько аргументов, в том числе то, что это один из ближайших маленьких изоляторов, расположенных не в Московской области. Во-вторых, в управлении СИЗО и тюрем наш регион был на хорошем счету. Все происходило в обстановке строгой секретности. Ничего не знали ни простые горожане, ни городские власти. Преподаватели института жили в городской гостинице, их увозили и привозили на автобусе.

В. Ф. Гусаков и Ю. И. Калинин рассказали, какие работы провели к тому времени. Меня оставили в СИЗО-2 старшим.

В кашинском следственном изоляторе, как и везде, вышки сориентированы так, чтобы препятствовать побегу изнутри. А теперь возможно было нападение снаружи. Пришлось в вышках пропиливать бойницы. Как в фильме «Чапаев», занесли мешки с песком, поставили пулеметы под крышу.

В то время было известно, что московская «Альфа» на месте, а вот питерская - нет, и мы все боялись нападения. Кстати, как-то позже я спросил у Александра Ивановича Мирошниченко - заместителя командира группы «А», как долго мы, учитывая все принятые меры, смогли бы продержаться. Он сказал: «Две - три минуты».

А почему боялись нападения? Потому что Ю. И. Калинин привез шесть высших руководителей нашей страны. Это были вице-президент Г. И. Янаев, тогда он исполнял обязанности президента СССР; председатель Совета министров В. С. Павлов; начальник КГБ В. А. Крючков; министр обороны Д. Т. Язов; председатель Союза сельхозпроизводителей В. А. Стародубцев и председатель Объединения предпринимателей А. И. Тизяков.

Они были разведены на два этажа, на каждом этаже по три человека. И конечно, их разместили далеко друг от друга.

Было понятно, что в случае серьезного нападения нас ничто не спасет. Мы решили позаботиться о предупреждении. Людей с рациями, настроенными на одну волну, выставили на дорогу, которая шла из Кесовой Горы, из Кашина. И вокруг домов были расставлены по 2-3 человека. Их цель - при обнаружении продвижения к нам каких-то сил сразу нас предупредить. По телефону мы почти не общались, потому что боялись перехватов сведений.

Но хочу сказать, что все обошлось для нас хорошо. Тем не менее, мы каждый день ложились спать часа в два ночи. В шесть был подъем. Спали с автоматами. Я и начальник СИЗО-2 Владимир Николаевич Хренков спали в кабинете у оперативных работников, туда были занесены кровати. Мылись мы в бане для осужденных. Нам, как и лицам, находящимся у нас на содержании, готовили обычную пищу, разносолов и изысков не было.

Три раза в день я обходил камеры, каждую из которых непрерывно охраняли два человека. Один смотрел в глазок, второй сидел на табуретке. Смена была по восемь часов, а затем ребят меняли. Также на каждом этаже была группа подмены.

Наши подследственные вели себя по-разному, но довольно спокойно. Со всеми мы беседовали на обычные темы.

На верхнем этаже находился В. А. Крючков. Вел он себя спокойно. Это был самый подготовившийся человек из тех, кого к нам привезли. С двумя чемоданчиками с вещами, в спортивной форме. Когда Крючков стал меня «пробивать», где он находится и кто еще с ним, я ему говорил, что не знаю. А он мне: «Язова везли передо мной на машине - его фуражка лежала у заднего стекла. Въехали мы в город Кашин». Он увидел название на стеле при въезде и, будучи человеком очень хорошего ума, вспомнил, что в Кашине есть следственный изолятор, человек на 300. То есть он попал практически один в один.

Д. Т. Язов «сидел» в середине второго этажа. Маршал, министр обороны СССР - это настоящий солдат, привыкший к дисциплине. Каждое утро подъем был в шесть часов. Язов вставал, просил ведро, тряпку и сам протирал камеру. Он сожалел, что дал команду ввести войска в Москву. Боялся за сына, который тогда учился в Академии Генштаба, что его могут уволить. И еще переживал за жену, которая тогда сломала ногу».

Рассказал Александр Михайлович и о сокамернике Язова: «Согласно нашим нормативным документам подследственный не должен находиться в камере один. Только у Крючкова не было сокамерника, у остальных всех были. Сокамерника Язова привлекли за мелкое хулиганство: он разбил витрину в Кашине, пытаясь что-то украсть. Его привез начальник кашинского РОВД. Вот этот подследственный лежал на спальном месте, а маршал наводил порядок. Я когда опять это увидел, сказал ему: «Если еще раз маршал возьмет тряпку в руки, ты у меня будешь постоянно сидеть в карцере». Эта угроза возымела действие. В дальнейшем Язов стучал в дверь, а мыл полы уже тот, второй.

На том же этаже был Г. И. Янаев. Это был нервный человек, все боялся, что его отравят. Я помню, как однажды во время обеда заглянул к ним посмотреть, как они принимают пищу. Он спросил: «Вы пробовали?» Я сказал: «Могу попробовать» - и взял ложку. Тогда и он начал есть.

На первом этаже у нас помещался В. С. Павлов - как раз под Д. Т. Язовым. Нормальный человек такой, достаточно полный. Никогда не забуду: он сначала обувал ботинки, а потом надевал брюки, именно из-за своей полноты. Мы беседовали с ним о положении дел в стране. Он рассказывал о тяжелом финансовом состоянии, о сложном продовольственном вопросе.

С А. И. Тизяковым однажды был такой случай. Докладывают мне постовые, что он таблетки берет (а по состоянию здоровья почти все принимали таблетки), но не пьет, а складывает под матрас. Во время прогулки, на которую путчистов выводили по одному, провели обыск в камере и действительно нашли под матрасом несколько таблеток. Тизяков сказал, что почувствовал себя хуже и, видимо, от них. С нами был врач, утверждавший, что эти таблетки ему необходимы. Тогда мы стали толочь их в порошок и следили, чтобы он принимал лекарства при нас.

В. А. Стародубцев вел себя отлично, никаких вопросов не было.

Прошло несколько дней, когда мне сообщили, что в ночь со вторника на среду их будут забирать. Примерно около 11 часов вечера приехала колонна новых «Волг», прямо с конвейера, госномера им поменяли в следственном изоляторе. Во главе был Ю. И. Калинин. С 12 ночи мы стали отправлять подследственных в Москву. До этого Юрий Иванович побывал в московском СИЗО-1, на территории которого был размещен СИЗО-4 для особых государственных преступников. Этот изолятор освободили от содержавшихся в нем людей, провели необходимые оперативно-поисковые мероприятия, потому что раньше он обслуживался КГБ СССР. Начальником туда назначили В. Н. Панчука, который с Ю. И. Калининым готовил изолятор к приему членов ГКЧП.

Перед отправкой я заходил в камеры и объявлял, что их будут переводить в другой следственный изолятор, но куда именно - не говорил. Когда мы с заместителем по режимно-оперативной работе пришли к Крючкову, тот сразу все понял: «Везете в Москву. Следователю сюда ездить слишком накладно, поэтому перевозите в столичный изолятор».

Машины на Москву убывали с интервалом в 20 минут. Первым отправили Стародубцева, затем Тизякова, Янаева, Павлова, Язова, а последним - Крючкова. Машина сопровождения шла впереди, в ней водитель - аттестованный сотрудник плюс четыре человека, все вооружены автоматами. Во вторую «Волгу» садился человек, которого перевозили, по бокам - люди с пистолетами, а впереди - с автоматом. Замыкающим начальником караула был Ю. И. Калинин, он вез Крючкова. Одна пара «Волг» уходила - перерыв 20 минут, затем следующие. У сотрудников были радиостанции, которые могли обмениваться сигналами только между собой. Крючкова увезли без двадцати два ночи. Следом направились отряды спецназа - наша «Рысь», нижнетагильский и тюменский, которые потом охраняли следственный изолятор № 4 в Москве».

После отправки высокопоставленных подследственных в столицу жизнь в учреждениях уголовно-исполнительной системы Тверской области, и СИЗО-2 в частности, вернулась в привычную колею. И только легенда о пропавшей золотой пуговице с маршальского кителя до сих пор жива среди сотрудников.

Источники:

1.  Язов Д. Т. Воспоминания // Наш современник. 1998. № 8.

2. Информационное обозрение vedomosti.fsin@list.ru www.orfsin.ru Ведомости уголовно-исполнительной системы № 8/2015 vedomosti.fsin@list.ru www.orfsin.ru

3.  Д.Т. Язов «Удары судьбы: воспоминания солдата и маршала» 2014.

О Сергее Павловиче Павлове.

Для справки:

Павлов Сергей Павлович (1929-1993). Родился 19.1.1929 в семье служащего во Ржеве. В годы Великой Отечественной войны Павлов в силу юного возраста не был призван на фронт, но трудился почтальоном в военном госпитале в Литве, за что позже был награжден медалью "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.". По словам Сергея Павловича, именно эта награда оставалась для него самой ценной до конца жизни.

По советской и российской энциклопедиям - советский партийный и государственный деятель. Член КПСС с 1954 года. Окончил техникум механизации и электрификации сельского хозяйства в Ржеве и Государственный центральный институт физкультуры в Москве. С 1952 г. был на комсомольской работе, в 1955-1958 г. г. секретарь, 2-й, 1-й секретарь МГК ВЛКСМ. В 1958-1959 г. г. второй секретарь, 1959-1968 г. г. 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ. В 1968-1983 г. г. председатель Госкомспорта СССР. В 1983-1985 г. г. посол в Монголии, в 1985-1989 г. г.  посол в Бирме. В 1989-1993 г. г. работал в спортивном фонде. На XXII (1961г.) и XXIII (1966г.) съездах КПСС избирался членом ЦК, на XXIV (1971г.) членом Центральной ревизионной комиссии. Депутат Верховного Совета СССР 6-7-го созывов. Награжден орденами - Ленина, Октябрьской революции, Отечественной Войны II степени, «Знак Почёта». Медалями - «За трудовую доблесть», «За доблестный труд в ознаменование 100-летия  со дня  рождения  Владимира  Ильича  Ленина»,  «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».  Юбилейными медалями - «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «Сорок лет Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».  Медалями - «Ветеран труда», «За освоение целинных земель», «За строительство Байкало-Амурской магистрали». Юбилейными медалями «50 лет Вооружённых Сил СССР», «60 лет Вооружённых Сил СССР», «70 лет Вооружённых Сил СССР» и другими знаками отличия.

Долгое время был занят на партийной работе в комсомоле, спорте и в МИДе.

Все три направления его трудовой деятельности оценивались его сослуживцами следующим образом.

Доктор исторических наук, профессор Владимир Константинович Криворученко, талантливый историк молодежного движения, в своих заметках, поводом для которых послужил телевизионный фильм о С. П. Павлове, рассказывает о нашем земляке не только как исследователь, но и как непосредственный участник процесса развития молодежных организаций в стране.

Речь идет о фильме «Зигзаги номенклатуры. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов», показанном по московскому каналу 13 октября 2005 года. Автор и ведущий фильма - доктор исторических наук Юрий Николаевич Жуков, что вселяло надежду на историческую правду.

Не интригуя читателя, скажу, что автор фильма не оправдал этой надежды, даже неправильно назвал дату избрания своего героя первым секретарем Цекамола. Собственно, это и побудило меня, доподлинно зная часть «суммы фактов», заступиться за правду истории.

Но вернемся к Сергею Павловичу Павлову.

И здесь хочу обратиться к моей книге «В тисках сталинщины. Трагедия комсомола», изданной на самом закате советской системы, в 1991 году.

«По моим представлениям, да не обидятся все остальные секретари, по-настоящему молодежными «вождями» были А. Косарев и С. Павлов.

После Косарева Сергей Павлович первым и пока последним поднялся на комсомольскую вершину в молодые годы. Не имея в то время высшего образования, он отличался эрудицией, достаточно высокой культурой, широким кругозором, увлекался музыкой, спортом, хорошо пел, имел высокие спортивные разряды. Обладал поистине даром общения, у него было много настоящих друзей, первыми из которых следует назвать Юрия Гагарина и Александру Пахмутову. Из косаревских времен он взял прекрасное качество иметь друзей среди комсомольских вожаков разного уровня. Его можно было видеть в гостях у шахтера Кузьмы Северинова и хлопкороба Турсуной Ахуновой. Высокое товарищество соединяло его с молодежными лидерами: Грузии - Эдуардом Шеварднадзе, Украины - Юрием Ельченко, Узбекистана - Мирзо Ибрагимовым. Помимо обширных знаний в спортивной области Сергей Павлов обладал потрясающим кругозором и богатой эрудицией. Он был знаком и поддерживал общение с самыми разными людьми - от художников до космонавтов. Например, дома у Павлова неоднократно бывал Юрий Гагарин.

Для комсомольского вожака немаловажное значение имеет умение выступать, «схватить» аудиторию. И это Сергей Павлович делал превосходно, причем это могли быть комсомольские активисты Москвы, предвестники сегодняшней перестройки в союзе молодежи - новосибирские молодые ученые и студенты, комсомольцы Новочеркасского политехнического института в период трагических событий, военачальники Тихоокеанского военного флота, слушатели партийной школы, я уже не говорю о блистательных выступлениях за рубежом.

По справедливой обиде Евгений Александрович Евтушенко назвал С. Павлова «румяным комсомольским вождем». Мне кажется, в этом сарказме отражен истинный штрих в портрете Павлова, хотя в обиходе никто не называл его «вождем», время было иное, тогда еще не было вождей и повыше...

Немаловажно и то, что у Сталина с Косаревым сложились хорошие отношения... У С. Павлова такие же отношения были с Н. С. Хрущевым. Никита Сергеевич ценил, я бы сказал, любил Павлова, опирался на него, инициировал на общегосударственной значимости его предложения, активно его поддерживал, а если надо, то и защищал. Мне приходилось не раз слышать, как Н. С. Хрущев звонил Павлову по «кремлевке» - это было естественным в деловых отношениях.

Мне кажется, такие отношения, хотя и совершенно правильные, в какой-то мере отрицательно сказывались на самом Сергее Павловиче, где-то он, как говорится, зарывался, преувеличивал себя, допускал зазнайство. У Н. С. Хрущева была привычка - перебивать выступающего, но он это делал как-то необидно, по-деловому, подпускал «ежа», вставлял русскую поговорку. И вдруг С. Павлов стал перебивать членов ЦК на пленуме. Надо отдать ему должное - сразу же отреагировал на критику».

Представлюсь, пишет о себе автор цитируемой мною статьи Владимир Константинович Криворученко: был комсоргом ЦК ВЛКСМ на заводе «Ростсельмаш», в свои 25 - инструктор ЦК ВЛКСМ, помощник первого секретаря ЦК Владимира Ефимовича Семичастного и по наследству шесть лет помощник первого секретаря ЦК ВЛКСМ Сергея Павловича Павлова, затем четыре года при нем заведующим общим отделом. Естественно, виделся с ним каждый день, сопровождал в командировках по всей стране, откровенно разговаривал и не раз критиковал «в глаза».

Мне искренне дорог человек, с которым я прошел лучшие свои годы. И если я скажу нелицеприятное, то разделяю это с ним. Об этом говорит и то, что всего лишь за 16 дней до перевода Павлова в спорт я был утвержден на установленную под меня должность первого заместителя директора издательства «Молодая гвардия». (Учитывая смысл этого материала, скажу, что к этой должности я был готов, имел постоянные связи с издательством, являлся членом редколлегии «Молодого коммуниста», имел за сто листов публикаций.)

В короткой зарисовке я не могу передать всего Павлова. Своим именем заявляю, что Павлов Сергей Павлович достоин, чтобы о нем была создана подлинная, всецело объективная книга из «Жизни замечательных людей». Это российский самородок, выдающийся патриот, которым вправе гордиться Отечество. Его страстно любила молодежь, уважали на «верху» и побаивались кругами пониже. Почему боялись? Он резал «правду-матку» в глаза, с фактами, именами.

Маленький сюжет о большом государственном деле. В ЦК комсомола стало известно, что в Иркутске для скрытия бесхозяйственности закопали не использовавшееся новое горное оборудование. Немедленно командировка. Работникам ЦК не дают возможность вывести документы. И вот на пленуме ЦК партии Павлов приводит нашумевшие факты. Звонок Хрущева: вот у меня первый секретарь обкома партии говорит, что факты подтасованы. Через 5 минут документы представлены Хрущеву. Не надо говорить о самочувствии партработника. Этому давалась огласка, а следовательно, у руководителей разного уровня появлялось боязливое уважение к ЦК комсомола.

После поездки на «Остров свободы» Павлов выступает в подмосковном закрытом предприятии. Шкал оваций братской Кубе. В какой-то момент казалось, что выступает не Павлов, а сам Фидель.

Выше я упомянул Е. Евтушенко. Мы были знакомы, на фестивале в Хельсинки сидели за одним столом, кстати, и с Леной Хрущевой. Может быть, приведу сюжет из моего отзыва официального оппонента на докторскую диссертацию (10 октября 2005 г., за несколько дней до фильма): «... Автор диссертации пишет: «Во второй половине 1960-х годов позиция руководства по отношению фрондерствующей интеллигенции становится все более жесткой. Нагнетанию атмосферы способствовал пленум ЦК ВЛКСМ, состоявшийся в декабре 1965 года, на котором первый секретарь С. П. Павлов обвинил журналы «Новый мир» и «Юность» в том, что на их страницах пропагандируются не подлинные герои, а «политически аморфные личности, замкнувшиеся в скорлупу индивидуальных переживаний». Выражая недоверие профессиональным критикам, Павлов предложил обсуждать рукописи молодых поэтов и прозаиков на открытых комсомольских собраниях. Его выступление было опубликовано в «Комсомольской правде».

Я тоже приложил к этому выступлению свою руку, но считаю, что эта позиция была принципиально правильной. Разве не об этом говорят бандиты, проходимцы, проститутки с сегодняшнего экрана телевидения?! Осознание приходит с большим опозданием. Люди перерождаются под влиянием коррупции и вседозволенности. Поэтому, уверен, позиция моего шефа - Сергея Павловича Павлова - была правильной...».

Но нельзя не сказать и о том, что тот же Евгений Евтушенко, как и Андрей Вознесенский, Александра Пахмутова и многочисленная плеяда молодых состоялись при участии комсомола, а если быть точным, то и при внимании, пробивной силе, организаторском таланте Сергея Павлова.

Особо следует сказать о Евтушенко, который во время VII Всемирного фестиваля в 1962 году был комсомольским поэтом. В Хельсинки Е. Евтушенко увидел и почувствовал антифестивальщиков -

«Фашизм я знал

по книгам

и по фильмам,

а тут его увидел наяву.

Фашизм стоял,

дыша в лицо мне виски,

у бронзовой скульптуры кузнецов.

Фашизм орал! ...

Но не забыть,

как твердо,

угловато

у клуба «Спутник» -

прямо грудь на грудь - стеною встали русские ребята,

как их отцы,

закрыв фашизму путь.

«Но - фестиваль!» -

взвивался вой шпанья.

«Но коммунизм!» -

был дикий рев неистов.

И, если б коммунистом не был я,

то в эту ночь

я стал бы коммунистом!»

Привожу по подлиннику, написанному Е. Евтушенко на теплоходе советской делегации и озвученному по корабельной рубке. Надпись: «Борт теплохода «Грузия», 29 июля 1962 года» с его дарственной: «Доброй памяти и счастья. Ев. Евтушенко».

А потом была поэма «Братская ГЭС», которую не принимали в комсомольском ЦК - и не только: на пленуме ЦК ВЛКСМ прозвучала пленка с записью оценки поэмы легендой Братска Борисом Гайнуллиным, об этом говорил и Юрий Гагарин. Стенограмма пленума была издана в «Молодой гвардии», я скрупулезно проверял и пленку, и запись стенографов. Как считает Евтушенко, из-за этого пленума ему не дали государственную премию. Но это была открытая борьба взглядов, понимания жизненных ценностей. После этого появилось известное стихотворение «Памяти Есенина», прочитанное в Колонном зале и опубликованное в Париже.

«Когда румяный комсомольский вождь

на нас,

поэтов,

кулаком грохочет

и хочет наши души мять, как воск,

и вылепить свое подобье хочет,

его слова, Есенин, не страшны,

но тяжко быть от этого веселым,

и мне не хочется,

поверь,

задрав штаны,

бежать вослед за этим комсомолом».

Но ведь до этого «бегал», да еще как. А если бы мяли души как воск, то не было бы самородка Евтушенко, а ведь он всегда процветал, читал в «Политехническом» ...

Примером этого - творчество А. Н. Пахмутовой. Ее комсомольские песни принимались на «ура» молодежными низами, но не сразу получили признание партийно-государственных верхов. Комсомол (читай - Павлов) делает «ход конем». Учреждаются премии Ленинского комсомола, и в числе первых лауреатов Аля Пахмутова. А затем уже премии государственные и прочие. Символично скажем - «ЛЭП-500» - это же комсомольский прорыв в искусство, и первоматерью его были комсомольская молодежь, командировки ЦК ВЛКСМ.

Одна женщина спросила: почему в фильме Пахмутова сказала только о том, что Павлов способствовал их дружбе с отрядом космонавтов. Я тоже это заметил, и ответа сам себе не дал. Если по старой дружбе с Александрой Николаевной Пахмутовой и Николаем Николаевичем Добронравовым - они бы должны создать такую же знаменитую «Поехали» о так много сделавшем им их ближайшем друге, о верном соратнике Гагарина и просто о Хорошем Человеке - Сергее Павловиче Павлове.

Теряюсь в мыслях, о чем рассказать из великолепной комсомольской павловской биографии.

Сконцентрируюсь на вопросе, который и призвал меня написать отклик на указанный фильм. Его постановщик проводит мысль, что С. Павлова всячески зажимали как молодого лидера, не давали ходу в большую номенклатуру. В принципе, это объективная картина для советской системы, но что касается конкретной исторической фигуры, то должна быть объективная историческая конкретика.

Длительное время С. Павлов был в фаворе. Скажите, быть целых десять лет руководителем молодежной организации, разве это не выдающийся срок! Павлов стал первым секретарем в 29 лет, а ушел уже в 39. Это потом один член Политбюро скажет, что 70 - это средний возраст, и первые секретари комсомола стали постарше павловских лет, скажем, его преемник по возрасту был старше на год, а, следовательно, на десять лет «повысился» возраст самой должности.

В целом я считаю десять лет в должности первого секретаря молодежного ЦК - это почтенный срок. Следовательно, уход Павлова нельзя рассматривать «зигзагами номенклатуры».

Виталий Георгиевич Смирнов в фильме бросает: при смене руководителей государства естественна и смена нижестоящих. Логично, но только теоретически. После отставки Н. С. Хрущева в 1964 году С. Павлов еще проработал до 1968 года, то есть четыре года из секретарских десяти. Четыре года для первого секретаря ЦК ВЛКСМ, простите, это немалый срок. Следовательно, принимать версию, что Павлова подвинули как ставленника Хрущева, нельзя.

Можно ли считать, что перевод С. Павлова в спорт - это снятие, унижение, понижение в должности? Нет, нельзя. Спорт - это огромный механизм в обществе и стране, это международный престиж, в конце концов, это физически здоровая нация. Более того, это важнейший политический фактор. Именно этот фактор был официальной версией ЦК КПСС. На пленуме ЦК ВЛКСМ второе лицо в партии М. А. Суслов заявил, что спорт - дело партийное, политическое, что во главе спорткомитета в свое время стоял крупнейший партийный и советский работник, член ЦК партии Подвойский Николай Ильич. И вот сейчас, мол, партия направляет своего члена ЦК Павлова на этот участок. Следовательно, версия снятия и зигзагов номенклатуры также не состоятельна.

О переводе в спорт С. Павлову звонил сам Л. И. Брежнев. Я случайно присутствовал при этом разговоре. Сергей Павлович несколько раз выражал благодарность за доверие, на столь высокое назначение. В разговоре С. Павлов высказал предложение (именно предложение) - произвести эту перестановку после Всемирного фестиваля молодежи и студентов в силу того, что он был знаком с лидерами молодежных организаций многих стран мира. Но на втором конце провода было сказано, что новый секретарь справится, а мы, мол, поможем.

Так в пятиминутном телефонном разговоре решались судьбы. Могу заверить, что С. П. Павлов воспринял назначение весьма одобрительно. Для него это не был неведомый участок, он хорошо знал структуру управления в спорте, там работали многие его выдвиженцы, он хорошо знал многих спортсменов, и они его признавали и ценили. Спорт для Павлова был своей стихией, работая здесь, он завершил учебу в физкультурном институте. Конечно, по знанию «предмета» и богатейшему опыту практической работы, по реализации своих новинок ему бы заслуженно надо было присвоить звание «профессор спорта».

При Л. И. Брежневе комсомол развивался вполне нормально, выполнял указания партии и ее генсека. Ни в одном официальном документе критики в адрес ЦК комсомола и тем более С. Павлова не было. На XXIII съезде, то есть опять же при Брежневе, С. П. Павлов вновь избирается членом ЦК КПСС, он был депутатом Верховного Совета СССР. Следовательно, никаких намеков не было.

Но были факты. Я знаю один принципиальный вопрос того времени, не гарантирую, что он был единственным, но, по крайней мере, другого не знаю. В декабре 1967 года заместитель председателя Комитета молодежных организаций СССР на встрече со своим соседом по правительственному дому первым заместителем заведующего организационным отделом ЦК КПСС заявил, что при приеме зарубежных делегаций в ЦК ВЛКСМ и КМО списывается, скажем так, большое количество спиртного. Павлова пригласили в ЦК КПСС и сказали об этом заявлении. Он (по-хрущевски) горячо возмутился и сказал, что подаст в суд и в тот же день уехал в командировку в Хельсинки. В это время была проведена ревизия в комсомольских гостинице «Юность», доме отдыха «Переделкино», доме отдыха Аю-Даг в Артеке. Подсчеты были оглушительные. Считалось, что принимать иностранные делегации надо со всей щедростью, но, конечно же, были и приписки. Я встретил Павлова на перроне в Ленинграде, рассказал ему об этих событиях, на что он отпарировал: «Преувеличиваешь». Но по приезде в Москву признал: «Да, ты был прав». В декабре этот вопрос обсуждался на секретариате ЦК КПСС, был снят с работы председатель Комитета молодежных организаций и предложено снять с работы управляющего делами ЦК ВЛКСМ. (Профессор истории знает, что это документы постоянного хранения; кстати, копию рассматривавшийся записки, вопреки правилам, я передал на хранение в б. Центральный архив ВЛКСМ). Через полгода С. П. Павлова назначают председателем спорткомитета СССР.

Есть ли здесь зацепка к переводу С. Павлова? Думаю, есть.

Были передвинуты на другие участки некоторые руководящие работники ЦК комсомола и республик, в том числе на должности заместителя министра просвещения СССР, второго секретаря обкома Компартии Украины. Это не снятия, а уважение к сделанному этими людьми, доверие, хотя в «уме» оставалась «зарубка». Такое же доверие было оказано и С. П. Павлову. Если употреблять термин «зигзаги номенклатуры», то вполне резонно сказать, что номенклатура щадила «своих», как говорили, их «ссылали» в послы. И ни в коем случае нельзя упрекнуть «номенклатуру» в несправедливом отношении к С. Павлову.

Деятельность С. Павлова в спорте я знаю лишь по печати и высказываниям спортсменов, которые отмечали его внимание, заботу, деловитость. В фильме С. Смирнов отмечал большие заслуги С. Павлова в развитии спортивного движения, в совершенствовании управления в спорте.

Но опять был срыв, который больше я бы отнес на несовершенство существовавшей системы, и тот же В. Смирнов «по поручению» вскрыл для того времени существенный проступок. Опять секретариат ЦК КПСС, опять М. А. Суслов говорит - мы еще раз прощаем ...

Звонок это или нет? Думаю, звонок.

Впереди была Московская Олимпиада, блестящая организация, крупнейшие достижения. С. П. Павлов получает орден Ленина (до этого у него был один «Знак Почета», хотя рядом идущие имели по три «Трудового Красного Знамени»).

И все же осадок, видимо, сказывался. Из членов ЦК он стал членом ревкомиссии, не было его в разнарядке на избрание депутатом Верховного Совета СССР. Я видел, как руководитель комсомола скромно прошел, чтобы на виду не подать руки Павлову. Многие обратили внимание на то, что Юрий Никифорович Ельченко, занимавший высокие посты в украинской компартии, демонстративно ходил по кремлевскому дворцу в обнимку с Павловым. Не знал Сергей Павлович, что и у его могилы прекрасно говорил о нем верный украинский друг. Да..., жизнь дает ответ на вопрос «кто твой друг».

Насколько понимаю, Павлов не собирался уходить из спорткомитета. Я был у него в кабинете всего один раз. В «Молодой гвардии» выпустили три книги о Юрии Алексеевиче Гагарине. С директором издательства Валерием Николаевичем Ганичевым привезли их Павлову. Надо было видеть радость этого человека, ближайшего друга первого космонавта.

О переназначении Павлова я узнал на Кубе. Первый советник нашего посольства сказал, что Павлову отложили вылет в Мехико по спортивным делам, прилетел заместитель спорткомитета. Павлова назначили послом в Монголию. Как я слышал, он болезненно воспринял это решение. Опять же, по разговорам, он добросовестно выполнял установки, «приложил руку» к уходу с поста первого секретаря ЦК партии Монголии.

Была и «закавычка» - попросил разрешение на развод с Евгенией Михайловной Павловой, которая в фильме не обозначена в этом статусе. Был внебрачный ребенок.

Тогда это воспринималось крайне негативно. Вскоре новая страна на жарком юге, но ранг посла сохранился.

В это время, будучи в отпуске, С. П. Павлов выступил в Высшей комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ - все тот же оратор и политик. Мне он сказал, что по нормам будет еще три года послом. Но вскоре отозвали в Москву. И не трудоустраивали. Приютил спортивный фонд. Тут вспомним о другом ближайшем друге - Э. А. Шеварднадзе. Министр иностранных дел. Он не соизволил даже позвонить Павлову, я уже не говорю о чашке чая, тем более роге вина, которым он дома угощал в комсомольские годы Павлова (и меня с ним). Ну что ж, его судьба показала, кто есть кто.

Наверное, одно было правильным, «законным» - с Сергеем Павловичем Павловым прощались в большом траурном зале правительственной больницы, море цветов, масса людей, больше из комсомола и спорта, незаметными были мидовцы, и правильно сделали, что не произносили речи, - о чем им сказать?!

Сергей Павлович Павлов ушел из жизни после тяжелой болезни (сказался климат страны второго пребывания в ранге посла) в 1993 году. Ему было всего шестьдесят четыре, из которых сорок «членства» в номенклатуре, тяжелейшая работа, встречи с сотнями тысяч самых разных людей, включая двух генсеков правящей партии. А сколько людей обязаны ему за внимание, поддержку, за понимание жизни ...

И все же спасибо за фильм. Это первый телефильм. Он обозначил Имя, которое вошло в историю, которое знали миллионы в стране и за ее рубежами. Как бы хотелось увидеть второй и десятый фильмы, прочесть в ЖЗЛ книгу «Сергей Павлович Павлов».

Сергей Павлов в течение 15 лет возглавлял советский спорт. 

О легендарном руководителе спорткомитета в своей публикации от 19 января 2019 («Министр золота». Памяти Сергея Павлова) вспоминает специальный корреспондент РИА Новости, олимпийская чемпионка Елена Вайцеховская. Здесь она рассказывает о деятельности Павлова на спортивном поприще.

Говорят, что сам Леонид Брежнев попросил Павлова возглавить спортивное движение в стране. Благодаря доверию со стороны высшего руководства и своему высокому профессионализму Павлов вошел в историю советского спорта как первый президент НОК СССР (1977 - 1983 гг.).

За это время сборная СССР шесть раз подряд побеждала на летних и зимних Олимпийских играх в общекомандном зачете. Люди, близкие к спорту тех времен, называли период с 1968 по 1983 год эпохой "СП".

Помимо олимпийской истории Павлов оставил свой след и в летописи мирового хоккея. Именно он стал инициатором суперсерии СССР - Канада в 1972 году.

Но самой яркой вехой в биографии Сергея Павловича, безусловно, является Олимпиада в Москве. Ее проведение в 1980 году во многом стало возможным благодаря его организаторскому таланту и непререкаемому авторитету на международном уровне. Символичным стало и количество золотых медалей, завоеванных нашей командой на домашних Олимпийских играх - 80! За большой вклад в организацию и успешное выступление советской команды на московских Играх Павлов был награжден орденом Ленина.

Чиновников редко оценивают с  позиции «лучший». Павлов был лучшим. Однозначно. Достаточно найти в поисковике имена советских олимпийских чемпионов - начиная с 1968 года и заканчивая 1983-м, и дискуссии на тему можно будет прекратить за бессмысленностью: более ярких страниц история отечественного спорта не знала ни до, ни после. Но в 1983-м Павлова списали. Полностью. Сначала выкинули из  страны  - послом в Монголию, а затем в Бирму, а шесть лет спустя, менее чем через неделю после 60-летнего юбилея, отправили на пенсию. С циничной формулировкой: «в связи с достижением пенсионного возраста».

Его обожали спортсмены и тренеры, и было за что: Сергей Павлович мало того, что обожал приходить на  соревнования по всем видам спорта, которые проводились на домашних аренах, но и знал по именам всех спортсменов, едва те  попадали в  зону внимания главных тренеров национальных команд. Интересовался их проблемами, вникал, помогал.

Вот как вспоминал о нем еще один выдающийся спортивный руководитель тех лет Валерий Сысоев: "Когда Павлов пришел в Спорткомитет из ЦК комсомола, где  десять лет работал первым секретарем, он привел с собой большой отряд. Там было немало бывших известных спортсменов, например, гимнаст Юра Титов - олимпийский чемпион Мельбурна в командном первенстве. Павлову каким-то непостижимым образом удавалось находить очень профессиональный баланс: он  с  первого взгляда видел в  людях их  потенциал и  давал им  возможность его реализовать, пусть даже путем проб  и ошибок. При этом на «хозяйственные» должности Сергей Павлович брал людей из других сфер и тоже почти никогда не ошибался с выбором. Это было удивительно: когда тебя вот так внезапно политически «опустили», как считалось по тем временам, и бросили из ЦК на спорт…

Интересно, что когда много лет спустя точно так же  - партийным решением высшего руководства страны  - на должность председателя Спорткомитета пришел Марат Грамов, он, говорят, выйдя из кабинета Юрия Андропова, от  которого узнал о  назначении, в  сердцах бросил: «Знать бы  еще, кто  порекомендовал  направить  меня  в  это  дерьмо?»

Павлов же нашел в спорте себя. Причем - стремительно.

Величайшей его заслугой стало, на мой взгляд, то, что он сумел из абсолютной «местечковости» спорта, своего рода символом которой был застиранный тренировочный костюм с  вытянутыми коленками и  ракеткой под мышкой, сделать социальное явление, достойное той страны и того общества, в котором мы жили. В спорт пришли представители мира искусств, литературы, космонавтики. Именно Павлов выстроил эту горизонталь, дал понять обществу, что спорт - это не просто голы, очки и секунды.

Нам, работникам спорта того периода, Сергей Павлович дал  понять, что мы такие же ценные для страны люди, как представители любой другой отрасли, любой другой профессии. Иначе говоря, он  окружил спортивную профессию множеством сопутствующих «платформ», оперся на них - и лифт пошел вверх.

Оппонентов у  Павлова тоже хватало. Хозяйство ему досталось сложное, положение - в связи с отсутствием каких-то выдающихся результатов - тоже, и надо было обладать незаурядным умом и талантом руководителя, чтобы сдвинуть всю эту махину с места и заставить работать. Меня всегда удивлял тот факт, что, не вписавшись в какой-то сегмент политической власти, Павлов никогда не выглядел перед своими бывшими коллегами по ЦК пораженцем. Напротив, сохранил и  развил в  себе  все  то  могучее, что должно отличать настоящего мужика, лидера.

При всей своей авторитарности Павлов был всегда очень человечен и абсолютно не злопамятен. Фантастически умел объединять людей, они к нему тянулись. Думаю, на характере Сергея Павловича очень отразился тот факт, что в войну в 12-летнем возрасте он работал почтальоном в  литовском госпитале  - носил солдатские письма, похоронки. То есть насмотрелся на человеческое горе с избытком.

Конечно же, карьера в спорте далась ему дорогой ценой. Думаю, что ранний уход Сергея Павловича из жизни  - это тоже совокупность многих вещей и постоянно растущее число не только оппонентов, но и завистников.

Но тогда об этом никто не думал. К тому же Павлов очень быстро сумел найти общий язык со  всеми выдающимися тренерами и  спортсменами. Как это ему удалось? Наверное, весь секрет заключался в том, что при своей всепоглощающей любви  к  людям спорта, Сергей Павлович никогда не пытался мериться с ними авторитетом…"

- Вы понимали, за что его выбросили из спорта?  - спросила я Сысоева при одной из личных встреч.

- Это понимали все,  -  ответил он. -  Павлов был слишком ярок. Он был членом ЦК КПСС, членом Ревизионной комиссии, много чего знал. После московской Олимпиады к нему было приковано внимание, появилось много завистников. К  тому же  Павлов входил не  в  «ту» политическую группировку. Вот его и отправили послом в  Монголию - убрать с  глаз долой, вычеркнуть из политической жизни страны. В свое время Сергей Павлович очень сильно поспособствовал политическому восхождению Эдуарда Шеварднадзе, так именно Шеварднадзе, который знал о  Павлове больше, чем о ком-либо другом, его  и  убрал. Знаю, что по возвращении из  Бирмы Павлов ходил к Шеварднадзе в  Кремль, но тот его не принял. Почему? Наверное, потому, что Павлов был в роли просящего. А просящих власть не любит.

Сам Павлов, с которым мы в самом начале 90-х встретились в его уже «другой» жизни, рассказывал о том периоде: - После московской Олимпиады я чувствовал, что еще мог работать в спорте. Тогда мне было пятьдесят с  небольшим. Но в то же время назначение послом не  было для меня унижением, оскорблением, ссылкой. Я  действительно воспринял его  как  большое доверие и  повышение. Другое дело, что  сопровождалось все  это, как  мне  потом сказали, разговорами, полунамеками…

- Но чем была вызвана ваша отставка как министра спорта?

- Не знаю. Со мной беседовал бывший секретарь ЦК КПСС Зимянин, который сказал: «Есть мнение… Вы устали».

- Это не было связано со смертью Брежнева?

- Не думаю. Я никогда не был «брежневистом». Начало правления Брежнева совпало с тем периодом, когда перетряхивали всю деятельность ЦК ВЛКСМ с  целью найти что-то криминальное в работе ЦК  и  первого секретаря - Павлова. Когда я начинал работу в качестве первого, комсомолу еще ежегодно выделялись дотации из партийной казны.

Усилиями великолепных специалистов и организаторов, работавших тогда в  ЦК ВЛКСМ, за  полтора-два  года на  базе издательства «Молодой гвардии» были поставлены две  чудо-машины фирмы «Мариннони». Благодаря им мощности нашего полиграфкомбината позволили во много раз увеличить тираж изданий. Например, тираж «Веселых картинок» вырос с  500 тысяч до 10 миллионов (я по памяти говорю, могу немного ошибиться). Одно только это так подняло доходы комсомола, что  не  нужны стали дотации. Организация стала рентабельной.

Мы  много строили. Всего за  год  был  возведен Дворец молодежи в  Комсомольске - на - Амуре,  уникальный Дворец пионеров в  Южно-Сахалинске. Заново был построен «Артек», а за ним и «Орленок». Тогда была просто одержимость - строить. Строили базы международного молодежного туризма, памятники, музеи…

Короче, все многочисленные проверки закончились тем, что секретарь ЦК КПСС объявил мне партийное взыскание. Скорее, это было проявлением того, что сейчас принято называть командно-административной системой. Самодеятельность и активность не прощали…

- И за все эти «прегрешения» вас решили назначить спортивным министром?

- Выходит, так.

- Как вы относились тогда к спорту?

-Я считал и считаю его  колоссальным инструментом формирования личности - самостоятельной, независимой, сильной, способной что-то реально изменить в жизни в лучшую сторону. Я же закончил институт физкультуры, был даже сталинским стипендиатом. Хотя попал туда, как говорится, волею судьбы. До этого учился в  техникуме механизации и  электрификации сельского хозяйства, за который выступал на первенстве Москвы по лыжам. К спорту тянуло. Был  49-й  год, когда я  случайно зашел на  улицу Казакова, где располагался тогда инфизкульт, заглянул в актовый зал и увидел на сцене молодого парня, который профессионально играл одно из моих любимейших произведений  - «Песню Сольвейг» Грига. Я  могу об  этом судить, так как в моей семье три поколения - профессиональные музыканты. В этот момент, видимо, произошел во мне какой-то перелом - я перешел в институт физкультуры.

Поэтому когда начал работать в спортивной сфере, то очень быстро вошел во вкус.

- Скажите, став спортивным министром, вы чувствовали какой-либо контроль сверху, давление? Или же были свободны?

- Конечно, чувствовал.

- А  в чем  это  выражалось?

- На протяжении всех пятнадцати лет меня и моих коллег пытались заставить полностью подчиняться указаниям аппарата ЦK  партии, требовали согласовывать там абсолютно все: от формирования сборных команд, подбора кадров до распределения средств «Спортлото». Компетентности при этом, мягко говоря, было мало, было лишь желание диктовать условия, подчинять своей воле, пристрастию, субъективным интересам все спортивное движение. Дня не проходило, чтобы нас не проверяла какая-нибудь комиссия.

Помню такой случай. Мы очень хотели внедрить спортивный принцип в футбол, где он нарушался постоянно. И тут московский "Спартак" выбывает из высшей лиги. Гришин лично написал три или четыре докладные записки в  Секретариат ЦК  партии с  требованием освободить меня от  работы. И  Секретариат рассматривал эти записки, не  единожды вызывали меня «на ковер».

- А чем объяснить, что именно те, как мы говорим, застойные годы - начиная с 68-го - были, можно сказать, «золотым веком» нашего большого спорта?

- Была оттепель после сталинских времен. Народ вздохнул. Люди почувствовали раскованность. Многого еще не знали о коррумпированности «верхушки». Кстати, должен вам сказать, что я категорически не приемлю, когда вешают ярлыки на целые исторические эпохи. Историю ведь делали не  Сталин и  даже не  Ленин. И, конечно же, не  Хрущев и  не  Брежнев. Они попадают в  историю (и  не  всегда  с  парадного  входа), но делает ее только народ. И зачем же обижать целые поколения людей, приписывая им  какую-то  немощность, превращение их  чуть ли  не  в  роботов? Это же чудовищная ересь и несправедливость.

Что значит «застойный период»? Для кого застойный? Для аппарата  - да! Потому что  те, кто  там  сидел, по  сути, ни  за  что  не  отвечали. Но  люди-то работали. Пусть не «благодаря», а «вопреки». Может быть, интерес к спорту возрастал и потому, что он давал возможность больше увидеть.

На мой взгляд, сыграло роль и то, что в руководство спортом пришли молодые люди. Мне было сорок лет, одним из моих заместителей был совсем молодой Анатолий Колесов  - спортсмен-профессионал высокого класса, другим - Валентин Сыч. Его впоследствии пытались изобразить одиозной фигурой, но  это  был  знающий и  способный специалист: у  него в  мозгу, как в электронно-вычислительной машине, заложена вся информация о спорте, Он был чрезвычайно компетентным руководителем.

В то время начались перемены и в международном олимпийском движении. Было покончено с практикой единовластного правления МОК. По нашей инициативе появилась Ассоциация национальных олимпийских комитетов (АНОК), которая могла в значительной мере балансировать все действия и  решения МОК. После 40-летнего перерыва вновь стали проходить Олимпийские конгрессы.

Появились тогда и новые правила федераций, новые формы проведения международных соревнований. Мы работали очень много, чтобы создать свою систему подготовки спортсменов высокого класса.

Кто-то из журналистов упрекнул меня в том, что за первый год своей работы в Спорткомитете я выступил семьдесят шесть раз. Не считал, возможно, это так. Я старался больше времени проводить в командировках, много ездил по стране  и  знал, что  это  необходимо: надо было изменить отношение к спорту, пробудить к нему интерес со стороны местных руководителей. И если бы это не было сделано, то не было бы Медео, не было бы Раубичей…

Не надо забывать, что и среди спортсменов было немало выдающихся личностей. Я помню, как Фурцева, которая была тогда министром культуры, приехала в США, когда там с триумфом проходили гастроли наших гимнастов. И во время одной из встреч кандидат в  президенты США Форд сказал ей, что если бы в Америке проводили выборы президента, то избрали бы Ольгу Корбут. Шутка, конечно, но о популярности Корбут в Америке говорит хотя бы такой факт: после турне в Спорткомитете пришлось создать специальное подразделение по обработке писем, которые шли на ее имя.

Когда мы  ввели войска в  Афганистан, я  не  предполагал, что  нам  могут объявить бойкот. Тем более  что  мы прошли такое испытание, как Спартакиада 1979 года, где были и американцы, и спортсмены других стран. Правда, войска в Афганистан вошли после Спартакиады, осенью. Но, я повторяю, не думал, что в США так отреагируют. Да и не только я.

Помню свои беседы в США с одним из главных владельцев компании «Кока-Кола», которая поставила Оргкомитету Олимпиады - 80 помимо валюты еще и современнейшее оборудование на многие миллионы долларов. Мой собеседник, умный и уверенный в себе человек, категорически отрицал возможность бойкота со  стороны его компании, подчинение диктату. Уже потом, приехав в  очередной раз  из  Вашингтона в  Лейк-Плэсид, он  рассказывал, какому прессингу его  подвергали Картер и  другие руководители американской администрации. И только когда ему пригрозили отобрать американский паспорт, он  сломался. Не  стал официальным поставщиком Олимпиады - 80, но все свои обязательства, тем не менее, фирма выполнила.

Я помню и  президента Национального олимпийского комитета Великобритании Джеймса Фоллоуза. С  характером был человек. Впервые побывал в  СССР в 1979 году, а через год рассказывал, как на него давили Тэтчер, правительство. Как звонили домой, угрожали разделаться с детьми, внуками… А ведь он привез команду в Москву!

И снова о Павлове вспоминает Сысоев: "В отличие от многих своих предшественников Павлов очень быстро создал в спорте не только крепкую управленческую команду, но  и  оперативный персонал  - я имею в  виду спортсменов и  тренеров. После Игр  в  Мехико он смело пошел на омоложение всего аппарата. В этом был определенный риск, поскольку у большинства людей не было никакого административного опыта. Я сам был в этом потоке - стал начальником отдела Спорткомитета в 27 лет. Когда Павлов подтянул к спорту таких выдающихся личностей, как Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Иосиф Кобзон, Юрий Гагарин, я себе часто задавал вопрос: если бы  Сергей Павлович сам  не  был  «настоящим», не был столь цельным и масштабным человеком, пошли бы к нему эти люди? Да никогда!

В нем очень прочно сидело желание понять. Он постоянно с кем-то советовался, кого-то о чем-то расспрашивал, приглашал к себе тренеров, не стеснялся признаться в  том, что чего-то не знает. Глобально я бы сказал, что Павлов очень активно участвовал в становлении спортивного образа СССР в  глазах международной общественности. С его уходом мы потеряли в  руководстве спортом  главное - мысль. При Сергее Павловиче все очень четко понимали, куда мы идем, зачем идем и что для этого делаем.

Вспомните хоккейную суперсерию 1972 года. По сути, Павлов взял решение этого вопроса на себя. Ходил в ЦК, доказывал, убеждал, объяснял. Риск был огромный. У всех была свежа в памяти история, как Иосиф Виссарионович расформировал, а по сути уничтожил футбольную команду ЦСКА, когда она проиграла товарищеский матч югославам. Если бы хоккеисты проиграли за океаном, Павлова бы стерли с лица земли. Но он пошел на это. Понимал, что для советского спорта такая серия может стать колоссальным прорывом.

Интересно, что в те годы, при том, что в стране был очень популярен лозунг «Партия  - наш рулевой», никто не спускал сверху директив и  указаний. Контролировали каждую мелочь, но не указывали, как руководить, что делать. Вспоминаю диалог между известным питерским велосипедным тренером Александром Кузнецовым и одним из секретарей ЦК Николаем Русаком. Когда тренер стал на что-то жаловаться, Русак ему ответил: «Этот вопрос вы должны решать на Лужнецкой набережной, а не у меня в кабинете». То есть отправил Кузнецова к Павлову.

Сегодня над спортом слишком много различных руководителей. А это очень быстро воспитывает в людях отсутствие собственной инициативы. Они перестают рисковать, перестают продуцировать собственные решения. Хотя много раз доказано: если руководитель берет решение проблемы в свои руки и это решение  - разумно и обоснованно, «верха» никогда не пойдут наперекор".

Интересно, согласился бы  с  этим сам Павлов? В том давнем интервью он говорил:

- Степень давления аппарата ЦК бывала очень высока. Взять, к примеру, последний при моем руководстве чемпионат мира по футболу 1982 года. Мне просто, что называется, связали руки и заставили послать и  Бескова, и Лобановского, и  Ахалкаци. Этот триумвират был несовместим, но я сдался и, по существу, предопределил исход чемпионата для нашей команды.

Вы не представляете, сколько бывало звонков «сверху»! Скажем, ночью по домашнему телефону мне звонит Леонид Ильич Брежнев: «Слушай, почему судья засудил „Нистру“? Прими меры…». Или звонит еще один высокий чин: «У вас есть связь с Прагой? Позвоните немедленно и скажите, чтобы хоккеисты бросали по воротам…». Еще пример: играют Карпов и  Корчной в  Милане. После очередной партии звонок: «Надо было Карпову g5 ходить. Почему он пошел g7?»

На мой вопрос, правда ли, что на время чемпионатов мира по шахматам в штат спорткомитета вводились специальные советники  - консультанты, которые должны были анализировать партию для последующей передачи этого анализа в ЦК КПСС, Павлов тогда рассмеялся:

- При мне такого не было. Мы с моим замом Виктором Ивониным справлялись с разбором партий сами. Оба играли, хотя не настолько хорошо, чтобы давать советы чемпиону мира. А ведь такое в аппарате считали в порядке вещей.

О ситуации в уже не советском, а российском спортивном руководстве экс-председатель тогда сказал: - Мне кажется, что в спорте сейчас немало «пересидевших». Я не хочу никого обижать, а сужу по себе. У меня и сейчас хватает сил, энергии, фантазии. Но смелости в принятии самостоятельных решений, риска, конечно же, меньше, чем у молодых людей. Я уже начинаю осматриваться, страховаться. Руководителю надо все время быть чуть-чуть впереди. С точки зрения прогнозов, анализа, планов. Пусть эти планы и кажутся кому-то фантазией, но они должны чуточку опережать сегодняшний день.

7 октября 1993 года Сергея Павловича не стало. Последнюю свою награду - за заслуги в развитии олимпийского движения в России - он получит спустя 12 лет. Посмертно.

Бывшего руководителя Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР и президента Олимпийского комитета СССР Сергея Павлова связывали долгие годы дружбы с почетным президентом Олимпийского комитета России Виталием Смирновым, успевшим поработать со всеми руководителями советского спорта послевоенного периода. Павлова Виталий Георгиевич вспоминает с особой теплотой.

- У него очень интересная, насыщенная биография, - рассказывал Смирнов корреспонденту журнала "Олимпийский вестник Юга России".

- Павлов во время войны работал в госпитале, теперь об этом мало кто помнит. Позже поступил в московский институт физкультуры. Учился по специализации «лыжный спорт» и там же стал секретарем комитета комсомола.

- Закончить вуз Павлову было не суждено?

- Да. В 1956 году Сергей Павлович ушел из института и уже через год принимал участие в организации и проведении Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве. Из институтского общежития Павлова, естественно, выселили, и он одно время вместе с женой ночевал в своем кабинете первого секретаря Красногвардейского райкома ВЛКСМ. А первым секретарем горкома КПСС тогда была Екатерина Фурцева, которая высоко ценила служебные качества Сергея Павловича. Светловолосый, с огромными голубыми глазищами, Павлов обладал невероятной харизмой и мог управлять любым коллективом.

- Его карьера стремительно двигалась вверх.

- Уже в 59-м он был избран первым секретарем ЦК ВЛКСМ. В 32 года стал членом ЦК КПСС. Павлов был любимцем Хрущева, но даже после отставки Никиты Сергеевича сумел сохранить должность. В 68-м его направили в Спорткомитет СССР, который тогда был общественной организацией. Идея перевести государственные органы на общественные рельсы принадлежала члену президиума ЦК КПСС Александру Шелепину. Эксперимент решили начать со спорта.

- Не лучшее решение?

- Сразу было потеряно финансирование на местах. Впрочем, Павлов вскоре сумел добиться, что «Союз спортивных обществ» вновь стал Комитетом по физкультуре и спорту. В те годы я работал заместителем у Сергея Павловича и курировал международные дела, управления пропаганды и водных видов спорта. Павлов был очень сильным руководителем. Когда был первым секретарем ЦК ВЛКСМ, в его подчинении находились десятки газет и журналов, которые возглавляли известные, талантливые люди. Чтобы общаться с ними на равных, Павлову приходилось пропускать через себя море информации, изучая не только доклады и отчеты, но и их фундаментальные труды. Естественно, для него не составило большого труда собрать профессиональную команду на новом месте.

- Однако свои первые Олимпийские игры в качестве главы Комитета по физической культуре и спорту СССР Павлов проиграл…

- Формально это так. На Играх 1968 года в Мехико советская сборная не смогла занять первое место во многом из-за того, что специалисты неправильно рассчитали период акклиматизации. Это произошло всего лишь второй раз за всю советскую историю. Но Павлов тут ничего исправить не мог, потому что занял ответственный пост незадолго до этих Игр.

Возглавив спорткомитет, Сергей Павлович внес свежую струю в быт наших атлетов на Олимпийских играх. Например, в Мехико, где руководители и спортсмены жили вместе в олимпийской деревне, перед каждой церемонией чествования наших чемпионов поэт Николай Добронравов сочинял в честь героя настоящую оду. Именно с той поры пошла традиция приглашать на Игры творческий десант. Мы привозили в олимпийскую деревню артистов, поэтов, писателей, устраивали своеобразные творческие вечера, за что все олимпийцы были очень благодарны Павлову.

- Затем были триумфальные для советского спорта Игры в Мюнхене.

- В год 50-летия советской власти мы завоевали 50 золотых медалей! Даже недоброжелатели Павлова сочли эту цифру его персональным достижением, хотя на самом деле имело место простое совпадение.

- Как и многие, Павлов, наверное, мечтал о том, чтобы Олимпийские игры прошли в СССР?

- Естественно. В 1970-м мы проиграли предвыборную гонку за право принять у себя Игры - 1976. Голосование проходило на сессии МОК в Амстердаме. В первом туре отсеялся Лос-Анджелес и все его голоса перешли к Монреалю. Реакция в СССР была жуткая. В «Советском спорте» даже появилась рубрика «МОК под огнем критики». Проклятых капиталистов ругали все, и заодно сразу же была поставлена новая задача - любой ценой заполучить Игры 1980 года. Фундамент будущего успеха заложил именно Павлов благодаря своему высочайшему авторитету на международном уровне.

- Перед судьбоносным голосованием в Вене, в 1974 году, были курьезные эпизоды?

- Мы решили подарить членам МОК по набору «хохломы». Курьез заключался в том, что у нас не было упаковочной бумаги - ее купили только в Вене. В итоге подарки готовили накануне ночью, в авральном порядке, в буквальном смысле на коленях. Голосование на этот раз завершилось в нашу пользу, но, как вы понимаете, «хохлома» была ни при чем.

- По отношению к себе Сергей Павлович был требовательным человеком?

- Судите сами. Во время работы в Комитете по физкультуре и спорту Павлов возобновил обучение и заочно закончил ГЦОЛИФК. Причем с отличием! Так что Сергей Павлович - первый из советских спортивных руководителей, кто имел высшее физкультурное образование.

- Все знают о вашей крепкой дружбе с Павловым.

- У нас были очень доверительные отношения. Могу открыть вам маленькую тайну: это я уговорил Сергея Павловича в середине 70-х возглавить Олимпийский комитет СССР.

- Чем он увлекался?

- Лет пятнадцать мы вместе играли в большой теннис. Моим напарником на корте был Семен Павлович Белиц - Гейман, а компанию Павлову составлял известный ныне теннисный тренер Владимир Голенко.

Помимо тенниса Павлов увлекался водными лыжами - с его комплекцией (невысокий рост, крепкие, мускулистые ноги) этот вид спорта подходил ему как нельзя лучше. После шли в баню, где к нам частенько присоединялись близкие друзья Сергея Павловича Николай Добронравов и Роберт Рождественский.

- Хоккеем интересовался?

- Не то слово! Вспоминаю один эпизод на Олимпийских играх в Мюнхене. Параллельно в Канаде шла знаменитая хоккейная суперсерия. Чтобы посмотреть первый, исторический матч советской сборной и канадских профессионалов, Павлов повел меня через олимпийскую деревню в местный телерадиоцентр. Там нас уже ждал Николай Озеров. Народу в маленькой студии набилось уйма. Сели прямо на полу, а в соседнем помещении - канадская аппаратная. После того как наши выиграли со счетом 7:3, канадские хоккеисты не пожали руки советским игрокам - у энхаэловцев не было такой традиции. Запомнилось, что соседи-канадцы, выходя из студии, бурно обсуждали этот момент.

- А искусство Павлов ценил?

- Сергей Павлович не мыслил свою жизнь без театра, любил музыку, много читал. Под его руководством в Манеже прошла выставка «Спорт в изобразительном искусстве», посвященная VII летней Спартакиаде народов СССР 1979 года. «Третьяковка» отдала на выставку картины Александра Дайнеки и других художников, народ валом валил, рыдая и плача от восторга.

- Как прошли последние годы жизни Павлова?

- В 1983-м его перевели на дипломатическую работу в Монголию. Перед этим он развелся с женой, затем был новый брак, командировка в Бирму. После выхода на пенсию жил очень скромно - в небольшой «двушке» вместе со второй супругой и ее взрослой дочерью. Никого ни о чем не просил. Многие друзья Сергея Павловича и те люди, кому он помогал, от него отвернулись. Но, к сожалению, таковы были реалии начала 90-х...

О Сергее Павловиче - Виктор Хоточкин, Советник президента ОКР по работе с международными спортивными организациями: - Павлов пользовался огромным авторитетом у зарубежных коллег, был признанным лидером международного олимпийского движения. Президент МОК Хуан Антонио Самаранч на одной из встреч предложил Павлову стать членом Международного олимпийского комитета. Сергей Павлович поблагодарил его, но вежливо отказался. "Как коммунист, я не смогу удержаться от критики МОК, а его есть за что критиковать, но это, как известно, запрещено Олимпийской хартией", - сказал он.

Легендарная хоккейная серия СССР - Канада 1972 года стала возможной во многом благодаря настойчивости Сергея Павловича и его уверенности в мастерстве наших спортсменов. Тогдашнее партийное руководство нашей страны, сомневаясь в возможных итогах, предупредило его, что в случае разгромного проигрыша он будет отвечать своим партбилетом. Такие были времена и такова была мера ответственности руководителя.

Владимир Васин, олимпийский чемпион 1972 года по прыжкам в воду, почетный вице - президент ОКР: - Это был удивительный человек - светлый и открытый. Потрясающий организатор и руководитель с большой буквы. В отличие от многих чиновников во время Олимпийских игр он жил вместе со спортсменами в Олимпийской деревне. Знал обо всем, что происходит в команде, разделял чаяния и заботы атлетов. Всегда мог дать полезный совет и подбодрить. К нему можно было прийти и поделиться своими идеями, зная, что они будут услышаны. Поэтому все спортсмены очень уважали Павлова. Для них он был больше, чем просто руководитель. Сергей Павлович в буквальном смысле жил спортом и интересами людей, которые им профессионально занимались.

Всеволод Кузьмич Радченко в своей книге «Главная профессия - разведка» в восьмой главе «Монголия. Представитель КГБ» упоминает о совместной работе с Сергеем Павловым в советском посольстве в Монголии. 

Учёный секретарь Научно-оперативного Совета внешней разведки в 80-90-х годах В. Н. Попов об авторе говорит следующее. «Книга написана кадровым разведчиком, до конца верным присяге, занимавшим высокий пост в иерархии внешней разведки вплоть до 1991 года. Радченко Всеволод Кузьмич прошёл большой жизненный и оперативный путь: от лейтенанта до генерал-майора; от оперуполномоченного до заместителя начальника внешней контрразведки. Человек уникальных способностей, свободно владеющий английским и французским языками, кандидат юридических наук, защитивший диссертацию по оперативной тематике на базе изданной монографии». Не верить Радченко у читателей нет повода и его воспоминания о его работе в Монголии вместе с Сергеем Павловым крайне интересны для нас.

Я прибыл в Монголию в середине 1983 года. Напомню только, что Монголия по территории составляет почти три Франции и занимает важное стратегическое положение между Россией и Китаем. Это положение имело и будет продолжать иметь в обозримом будущем геополитическое значение. МНР входила в число социалистических стран, в число наших ближайших союзников. Наше влияние на экономическую и политическую жизнь в стране было очень велико. Крупнейшие объекты промышленности, строительство городов, обучение кадров - всё это делалось при нашем непосредственном участии и с нашей помощью.

Отношения наших стран были не только союзническими, но и по-настоящему дружескими. Однако ещё до моего приезда, примерно с начала 1983 года, стала резко обостряться обстановка в высшем руководстве Монголии. В первую очередь, это было вызвано значительным ухудшением здоровья Генерального секретаря ЦК МНРП, Председателя Верховного Хурала МНР Ю. Цеденбала.

Развивающийся склероз головного мозга резко снизил его трудоспособность. А поскольку Цеденбал возглавлял государство в течение тридцати трёх лет, страна была приучена если не к культу личности, в нашем понимании, то к полной зависимости всех решений практически от одного человека. Положение в значительной мере усугублялось тем, что жена Цеденбала, русская по происхождению и сохранившая советское гражданство, Анастасия Филатова к этому времени всё больше брала на себя роль соправительницы государством, вмешиваясь во все стороны жизни МНР.

Особенно это проявлялось в вопросах кадровой политики, включая высшее руководство страны. Филатова активно пользовалась информацией Министерства общественной безопасности страны, располагала данными о жизни и деятельности всех видных работников партийного и государственного аппарата. Фактически подчинила себе подразделение, обеспечивающее охрану Цеденбала и правительства.

Естественно, как бывает в таких случаях, в её непосредственном окружении появились влиятельные подхалимы и, более того, интриганы, расчищающие себе «место под солнцем» руками Филатовой и, соответственно, Цеденбала.

Состояние здоровья Цеденбала порождало у Филатовой и у самого Цеденбала боязнь за своё исключительное положение, возникала болезненная подозрительность с их стороны к любым действиям других лидеров ЦК, которые, по их мнению, могли бы претендовать на лидерство в государстве.

Тяжелое заболевание Цеденбала усугублялось. Положение обострялось, и негативная информация у московского руководства накапливалась, приближаясь к критической точке. В феврале 1984 года наш посол Сергей Павлович Павлов и я были приглашены на заседание комиссии Политбюро ЦК КПСС по международным вопросам, которую возглавлял Громыко. В совещании участвовали Министр обороны Устинов, председатель КГБ Чебриков, секретарь ЦК по социалистическим странам Русаков, зам. председателя КГБ (он же начальник разведки) Крючков.

Вопрос об обстановке в Монголии был на повестке дня комиссии. Были заслушаны выступления Павлова и моё, освещавшие действительное положение дел. Помню, что Громыко поставил передо мной и Павловым единственный вопрос: «Есть ли действительно силы в ЦК Монгольской партии, которые поддержат предложение об оздоровлении обстановки в руководстве, т. е. о замене Цеденбала?». Русаков и, в определенной степени, Громыко занимали скорее радикальную позицию, Чебриков - более осторожную, считая, что пока не следует решать вопрос кардинально. Было решено, что следует держать вопрос под постоянным контролем, активно работать по сбору и анализу информации.

Однако события развивались своим чередом. Цеденбал вместе с Филатовой выехали в Москву на отдых, где он проходил обследование у врачей 4-го Управления Министерства здравоохранения. Заключение врачей было самым неутешительным.

Вскоре Громыко провёл ещё одно совещание комиссии Политбюро, которая приняла соответствующие рекомендации. Подводя итог, Громыко предложил написать отделу ЦК по соцстранам и, в частности, секретарю ЦК Русакову, записку в Политбюро, излагающую план радикального решения вопроса, иначе говоря, план замены Цеденбала. Русаков тут же, на заседании, попросил, чтобы эту записку подготовило КГБ, и добавил, что он готов подписать будущий документ без дополнительных обсуждений. Крючков согласился с тем, что записка будет за тремя подписями, а именно: вышеупомянутый отдел ЦК, МИД, КГБ. Очередное заседание Политбюро по этому вопросу должно было состояться несколько позднее, а я в этот же день отбыл в Улан-Батор. Решение ЦК было принято, и соответствующие рекомендации были переданы монгольским лидерам по партийным каналам. В решении ЦК подчёркивалось, что следует дружески уговорить Цеденбала отойти от активной политической жизни, сославшись на заключения врачей. В то же время отмечалось, что как мы, так и Монголия заинтересованы в том, чтобы сохранить доброе имя Цеденбала как видного политического деятеля.

По просьбе монголов Евгений Иванович Чазов, в то время начальник 4-го Управления Минздрава Союза, конфиденциально прилетел в Улан-Батор. Мне было поручено организовать пребывание Чазова в Улан-Баторе и, соответственно, конфиденциальную встречу с членами Политбюро МНР. Чазов прибыл в Улан-Батор на спецсамолёте один, без всякого сопровождения. В аэропорту, прямо у трапа самолёта его встречали только заместитель министра общественной безопасности, абсолютно доверенный с нашей стороны человек, Жамсранжав, будущий министр, как вы можете догадаться. Люк самолёта открылся, и Чазов, надо отдать ему должное, очень эффектно сбежал по трапу, заявив, что больше никого не будет, а самолёт будет его ждать на месте. Я был, конечно, в курсе дела, так как весь сценарий пребывания Чазова в Монголии и его встреча с полным составом Политбюро МНР, как я указывал ранее, разрабатывался непосредственно с моим участием.

На ПБ МНРП Чазов наглядно продемонстрировал компьютерные томограммы с изменениями головного мозга Цеденбала и сравнил его с мозгом здорового человека. Это произвело на монгольских товарищей большое впечатление и подтолкнуло их к решительным действиям.

Наша роль заключалась в том, чтобы давать руководству Москвы полную объективную информацию о состоянии дел в монгольском руководстве, о состоянии дел в стране в целом и о настроениях в различных слоях монгольской общественности.

Вновь было проведено широкое обследование Цеденбала и подготовлено новое заключение врачей, в котором в категорической форме подчеркивалась необходимость продолжения лечения Цеденбала в стационарных условиях. Можно сказать, что это было волевое решение, принятое вопреки желанию семьи Цеденбала и его самого. Однако является несомненным и то, что в государственной политике нередко твёрдая линия приводит к безболезненному и даже более спокойному решению той или иной проблемы.

На 23 августа был назначен внеочередной Пленум ЦК МНРП. Ещё до объявления даты пленума у нас произошёл небольшой инцидент. Сергей Павлович Павлов, наш посол, опираясь на своё знание «кухни» в наших верхах, не верил, что решение Москвы и, соответственно, Улан-Батора претворится в жизнь. И вот, прямо накануне решения о созыве пленума, он получил разрешение от заместителя министра иностранных дел в Москве, который не был в курсе планируемых событий, на недельный отпуск с поездкой в Москву.

Так как у нас сложились дружеские отношения с послом и полное взаимопонимание по вопросам нашей политической работы, я, имея информацию о переговорах в Москве по Цеденбалу, пытался отговорить Павлова от поездки, но он настоял на своём. Дело в том, что Сергей Павлович давно уже был в фактическом разводе со своей женой, в Монголии находился один, а в Москве у него была любимая женщина, на которой он позднее женился. Короче, он уехал в Москву «за свой счёт».

В Монгольском руководстве в это время появились такие настроения: не следует ли, освободив Цеденбала от поста Генерального секретаря партии, оставить его на должности Председателя Президиума Верховного Хурала? Влияние Цеденбала было настолько велико, что это постоянно сказывалось на позиции монгольских руководителей и выражалось в их постоянных колебаниях.

Нам стало известно, что высказывания в этом духе сделал и сам возможный преемник Цеденбала - Батмунх. Естественно, я информировал своё руководство. За день до пленума поздно вечером, а по-монгольски ночью, раздался звонок по «ВЧ» Крючкова прямо мне на квартиру. Крючков ещё раз выслушал мою информацию о колебаниях Батмунха и попросил, чтобы прямо на следующее утро посол посетил Батмунха и твёрдо разъяснил ему, что такое раздвоение в решении вопроса о замене Цеденбала вызовет в дальнейшем ненужное напряжение, а возможно и осложнение обстановки.

Понятно, что этого допускать было нельзя. Выслушав Крючкова, я вынужден был сказать, что посла нет в Монголии, что он находится в Москве. «Как в Москве?!» - воскликнул Крючков. Последовала пауза, и он чётко сказал: «Возьмите всё в этом вопросе на себя».

На следующее утро я был принят Батмунхом, и мы обсудили с ним возможные «нежелательные политические последствия любых половинчатых решений» в вопросе замены Цеденбала на его постах. Батмунх с полным пониманием отнёсся к моим аргументам. И на мой вопрос, следует ли мне посетить поэтому же вопросу Моломжанца, он заверил меня, что в этом нет необходимости.

Павлов прибыл в Улан-Батор первым же рейсом самолёта на следующий день. Кто и как нашёл его в Москве? Не знаю. Помню с его слов, что его прямо отвезли к самолёту. Он долго вспоминал потом, что его нашли на даче под Москвой, дали 10 минут на сборы и отвезли в аэропорт. Он говорил, что пока не взлетел самолёт в сторону Монголии, он был уверен, что везут его на Лубянку или в Лефортово.

Подводя итог этому непростому периоду в истории Монголии, отмечу, что создавшуюся ситуацию в МНР необходимо было нормализовать, и это было назревшим вопросом. Уход Цеденбала вместе с соправительницей Филатовой с политической сцены позволил провести исключительно важные кадровые изменения в стране. На руководящие посты пришли грамотные и порядочные деятели. Эти изменения послужили как бы основой того, что события конца 80-х и начала 90-х годов в Монголии, связанные с демократизацией и изменением социально-экономического состояния страны, прошли спокойно. Вся процедура освобождения Цеденбала от занимаемых постов и кадровые изменения в руководстве получили высокую оценку политических аналитиков и высшего руководства, как в Улан-Баторе, так и в Москве.

В вопросе смены руководства МНР, особенно в первый период после ухода Цеденбала, и укреплении отношений с новым руководством страны большую положительную роль сыграл советский посол в МНР Сергей Павлович Павлов.

В некоторых кругах московской интеллигенции, да, видимо, и у нас в службе, бытовало негативное мнение в отношении Павлова. Оно сложилось ещё в период его работы первым секретарём комсомола. Затем он успешно работал председателем комитета по делам физкультуры и спорта. Но укрепить свои позиции во всесильном аппарате ЦК КПСС не сумел. ЦК его «освободил» от этого министерского поста, направив в Монголию. Павлов выехал в МНР за три недели до моего отъезда в Улан-Батор. Я был настроен слегка скептически насчёт назначения на эту должность Павлова. С Павловым, как с новым послом, перед его отъездом беседовали в разведке в Ясенево. Крючков был срочно вызван куда-то в Центр, и с Павловым в 10 часов утра беседовали два первых зама начальника разведки Кирпиченко и Грушко. Я присутствовал на встрече как уже назначенный новый представитель КГБ в Монголии. Казус был в том, что Павлов прибыл на встречу вовремя, но с сильно опухшей физиономией, и когда он брал чашечку с кофе, у него заметно тряслись руки и чувствовался «лёгкий» запашок перегара. После встречи мои начальники дружно предупредили меня, что мне придётся иметь дело с настоящим «алкашом». Уже в Монголии Сергей Павлович рассказал мне, что накануне этой встречи в разведке он был в гостях у родных в Твери на поминках своего дяди, хорошо подвыпил, но вспомнив о встрече в КГБ, решил ехать ночным поездом и был настолько обязателен, что прямо с поезда, после бессонной ночи прибыл на встречу в Ясенево.

Плохое впечатление о Павлове существенно подправил Ф. Д. Бобков, в то время первый заместитель председателя КГБ.

Я побывал у Бобкова с обязательным визитом перед отъездом в МНР, так как в состав представительства, куда я ехал начальником, входили все основные линии работы КГБ. Бобков очень откровенно и весьма положительно характеризовал будущего моего посла как честного, умного и порядочного человека и посоветовал мне установить с ним хорошие деловые отношения. Мнение Бобкова было для меня очень ценным и сыграло положительную роль на первом этапе совместной работы с Павловым в Монголии. Позднее эти отношения переросли в дружбу. Прошёл год-полтора. Приближался очередной Пленум ЦК партии, на котором избирались члены ЦК. По неписаному правилу советские послы в социалистических странах, в том числе в МНР, должны были быть кандидатами или членами ЦК КПСС. На московской кухне ЦК кандидатура Павлова не устраивала, и «организаторы» пленума решили его заменить своим человеком, хотя по линии МИДа никаких претензий к Сергею Павловичу не было. Из Москвы пришло указание об отзыве Павлова, и он начал собираться, хотя не хотел уезжать - ему Монголия понравилась во всех отношениях. Уезжающего посла монголы решили наградить своим главным орденом - орденом Сухэ-батора. По этому вопросу должно было поступить согласие Москвы, иначе говоря ЦК. И вот в один прекрасный день раздался звонок по «ВЧ». Мне звонил первый заместитель заведующего отделом ЦК по соцстранам Замятин. Он извинился и, сославшись на разрешение Крючкова, спросил, не могу ли я уточнить, по какому вопросу генеральный секретарь ЦК партии Монголии Батмунх просит о личной беседе по «ВЧ» с Горбачёвым, в то время уже генеральным секретарём ЦК в Москве. Я был в курсе дел и тут же сказал, что Батмунх хочет переговорить о после Павлове. Замятин воскликнул: «Неужели вопрос в том, что Москва задержала согласие на награждение Павлова орденом Сухэ-батора! Мы завтра же направим такое согласие». Я возразил, что речь, скорее всего, будет не об этом. «Батмунх хочет просить Горбачёва не отзывать Павлова, так как тот завоевал большой авторитет и уважение в МНР, и это положительно сказывается на укреплении советско-монгольской дружбы». Замятин не скрывал своего удивления и очень благодарил за предоставленную мной достоверную информацию. Для него было важным предупредить нового генерального секретаря о незапланированном разговоре. На следующий день состоялся разговор по «ВЧ» между Батмунхом и Горбачёвым. Аппарат ЦК «сделал своё дело».

Горбачёв в своей манере, ничего не сказав толком, дал понять что-то о «нецелесообразности», о чём-то ещё, но навстречу просьбам Батмунха не пошёл. Хотя очевидно, что для пользы взаимопонимания, даже пусть с «маленькой» Монголией, этот отказ был ошибкой.

Павлов по прибытии в Москву получил аудиенцию у Громыко. Министр сказал ему, что у него никаких претензий к Павлову нет, и что Павлов получит вскоре предложения на новом участке работы. Вскоре он действительно получил предложение поехать послом в Бирму. Сергей Павлович посоветовался со мной, и я ему сказал, что Бирма - это «не сахар», но «послом можно ехать куда угодно»…

Ещё в Монголии Павлов поделился со мной своими семейными проблемами. Он уже много лет не жил со своей женой, но так как занимал высокие посты, развестись не решался. Я видел его жену в Улан-Баторе, куда она приезжала на 5 дней - закупила всё что могла на советских базах снабжения на деньги Павлова и укатила. Я предложил Павлову написать короткое заявление в суд о разводе. Он сомневался в правильности этих действий, но всё же написал заявление. Я переслал это заявление нашим товарищам в Москву с личной просьбой передать его в соответствующий суд и, по возможности, обойтись без вызова Павлова к судье. Через 3 недели пришло сообщение, сначала мне, а потом и Сергею Павловичу, что он разведён. Перед поездкой в Бирму Павлов оформил брак с любимой женщиной и выехал в Бирму, уже будучи женатым.

И ещё два характерных эпизода о Павлове для тех, кто мало знаком с армейскими буднями.

На юге страны вблизи с китайской границей взрывается крупный склад армейских боеприпасов. Послу Павлову сообщают об этом из монгольского руководства. На его вопрос я подтверждаю сведения и говорю, что сообщу об этом в свою службу. Павлов решает сам сообщить об этом в Москву, так как он был проинформирован на уровне монгольского министра иностранных дел. Московский МИД размечает сообщение Павлова по высшей разметке, и она попадает к Брежневу. Брежнев лично поручает министру маршалу Соколову, что бы тот «съездил и навёл порядок» в другой стране, тем более находящейся по соседству с Китаем. Соколов взбешён. Он прилетает на своём самолёте на другой день в Улан-Батор, прямо из аэропорта приезжает в посольство и без всякого уведомления является в кабинет посла. Я как раз нахожусь у Павлова. Маршал входит и, не здороваясь, говорит: «Почему же Вы, посол, не могли сообщить мне лично о произошедшем, почему сразу Генеральному?». Павлов в своей жизни уже много чего повидал и, не вставая со своего стула, говорит: «Я здесь посол Советского Союза и чётко знаю, что и как должен делать!». Соколов, облачённый в маршальскую форму, поворачивается на каблуках и уходит, хлопая дверью. Позже мы узнали, что он вылетел прямо к месту ЧП (там была армейская авиационная посадочная полоса), снял с должностей двух полковников, трём объявил взыскания и сразу улетел в Москву.

Где-то осенью 1983 года я был приглашён на учения авиационных частей Сибирского военного округа. В учениях принимали участие авиационные части армии, находившиеся в Монголии. Учения обещали быть интересными, так как планировалось проведение показательного бомбометания по наземным, специально подготовленным целям. Полигон был расположен километрах в 250 на восток от Улан-Батора, за рекой Керулен, в малонаселённой степной местности. Посередине бесконечной степи (если у неё есть середина) была построена кирпичная башня высотой в три этажа. На самом её верху, на плоской крыше, поместили площадку для наблюдения. Из приглашённых гостей были только мы с послом Павловым. Командовал учениями начальник авиации округа. Он восседал на площадке за столом в окружении своих штабных офицеров. Нам показали цели. С одной стороны, метрах в 500-700 стояла колонна грузовых автомобилей, старых, конечно, видимо, списанных. Далее виднелось несколько небольших строений. Второй полигон был с другой стороны башни, там находился какой-то барак и несколько больших автомашин. Бомбометание по первой группе целей намечалось ровно в 12.30. Оставалось пять-семь минут до объявленного времени, как вдруг все увидели сначала в бинокли, а потом уже и невооружённым глазом, что к назначенной к уничтожению через несколько минут группе целей приближается довольно большой табун лошадей, позади которого мелкой рысцой движутся три всадника. Едут бок о бок, как любят монголы. Среди офицеров произошло лёгкое замешательство, как нам показалось, и, наконец, прозвучал вопрос: «Что это значит?». На площадке перед столом, как из-под земли, появился невысокий коренастый полковник. Он явно запыхался, так как, казалось, просто взлетел на третий этаж башни. Он громко доложил: «Товарищ генерал! Все в радиусе пятнадцати километров предупреждены под расписку». «И куда мы будем эту расписку засовывать?» - отреагировал генерал и тут же взял в руки трубку, как оказалось, от рации и начал связываться с командиром эскадрильи штурмовиков, которые уже были на подлёте. Генерал сам отдал в трубку приказ о перенесении очерёдности бомбардирования объектов. Сработано было так чётко, что могло показаться, что вся сцена была отрепетирована много раз.

Через три-четыре минуты с рёвом пронеслась первая пара самолётов (они шли парами), за ней - вторая, следом - третья. Один за другим самолёты пикировали над цепями второго полигона, бомбы рвались прямо у нас на глазах, строения и машины разлетались в щепки. Вся группа бомбардировщиков на вираже ушла в небо, и тут же появилась вторая такая же группа штурмовиков, и действо на втором полигоне повторилось. Считаные минуты - и рёв стих. Мы с Сергеем Павловичем сочли нужным зааплодировать. Все остальные не сводили глаз с генерала. Наконец, он улыбнулся, и тут наступила разрядка: все заговорили, обсуждая увиденное. Впечатления были потрясающими. Оценки должны были быть высокими, судя по разбитым целям. Однако полковника с его «распиской», очевидно, ждал хороший нагоняй. После «обеда в поле» с командующим мы отправились в обратный путь по степным дорогам. Долго ещё обсуждали увиденное, повторяя: «Могут же, когда захотят!».

Но сейчас расскажу о первой моей охоте на волка в Монголии. Это была поздняя осень 1983 года, год приезда в МНР. Секретарь ЦК МНРП Балхажав пригласил нашего посла Павлова Сергея Павловича и меня посетить Восточный аймак.

Посещение Восточного аймака помимо официальной части включало охоту на волков. Восточный аймак - это степной скотоводческий район с редким населением. Через необъятные степи и невысокие сопки этого района проходит ежегодная миграция многотысячных стад азиатской антилопы - джейрана и дзейрана. Волку есть где развернуться. В Монголии степной волк крупный и производит впечатление могучего животного. Отдельные особи матёрых самцов достигают 70, а то и 80 кг веса.

Наша база, две нарядные гостевые юрты, была разбита прямо в открытой степи, в районе предполагаемой охоты. Рано утром на рассвете мы выехали на трёх «уазиках»: на одном - посол, на втором - Балхажав, на третьем - я. Моими проводниками были председатель аймачного совета и председатель совета района. Мы въехали на сопку, возвышающуюся над большим участком степи, одни. Рассвело. Все четверо, включая водителя, с биноклями в руках разглядывали степь и ближайшие сопки.

Мы смотрим во все стороны и во все глаза. Шарим через стёкла биноклей по окрестности. Вдруг вижу, именно я вижу, по склону идёт «он». Далеко, наверное, метрах в 800, а то и в 1000. Говорю, что вижу волка, и показываю председателю аймачного совета. В его голосе и в замедленных движениях явное недоверие. Скажу сразу: у монголов особое «степное» зрение и огромный навык видеть то, что далеко не всякий увидит. Председатель смотрит на указанную мной далекую сопку и вдруг весь преображается. «Все в машину!» На ходу показывает направление водителю. С рёвом, уже никак не скрываясь, мчимся наперерез уходящему волку. Но мы едем уверенно ему наперерез. И он вновь появляется. До волка метров 200. Сближаемся. У меня в руках ружье, заряженное картечью. Я готов стрелять из окна машины на полном ходу. Расстояние сокращается до 50, затем 40 метров. Водитель всё знает. Мы едем не прямо в след, а слева, сзади от волка. Стреляю. Удачно. Волк переворачивается, но тут же вскакивает и бросается на машину.

Мы уехали от лагеря далеко и решили возвращаться назад. Но Монголия решила преподнести мне охотничий сюрприз в полной мере. Через полчаса мой хозяин, председатель аймачного совета Доржи, первым замечает волков, хотя и сидит на заднем сиденье УАЗа. Несколькими секундами позже мы все видим стаю из пяти волков. На махах они уходят от нас под углом. Бегут цепью один за другим, всего в 150-200 метрах. Хорошо виден вожак, крупный волк впереди стаи. Стреляю. Попал. Волк на этот раз падает сразу. Команды водителю Доржи отдаёт по-монгольски, и я только потом понимаю суть плана. Машина, только немного замедлив ход, подъезжает к волку, тормозит и передним колесом переезжает волку шею. Тут же вновь взревел мотор, и мы мчимся за следующим волком. Вновь стрельба, и вновь колесо переезжает через шею волка. Из стаи, из пяти волков, взяли четырех. Затем по - своему же следу проехали весь маршрут гонки и собрали всех подстреленных волков. След машины в степи по сухой низкой траве хорошо виден, а водитель ориентируется отлично.

Привал. Спадает моё нервное напряжение. Хозяева открывают бутылку шампанского. Монголы хвалят мою стрельбу и тут же начинают снимать шкуры. Они большие мастера своего дела. Волка прикрепляют задними ногами за бампер и вдвоем снимают шкуру чулком, одновременно, где нужно, работая острыми ножами. Шкуры закрепляются на крыше головами вперед. В пасть вставлены свернутые в трубку картонки, что даёт возможность подсушить всю шкуру изнутри. Картина невероятная - пять волчьих морд торчат прямо над передним стеклом УАЗа.

Возвращаемся в лагерь часа в два дня. Посол Сергей Павлович уже отдыхает. Видимо, перекусил и радостно объявляет, что взял двух волков. «А как у Вас?» - «А вот они», - я показываю на крышу. Торчащие морды, которые он сразу не заметил, производят большое впечатление на него, он не может поверить и требует «сознаться», что шкуры подарили монголы, но быстро понимает, что они свежие и только что сняты.

Опыт и квалификация охотников имеет при загонной охоте совершенно особое значение. А когда такие опытные охотники отсутствуют, то охота может превратиться в анекдот. Гуляя недалеко от дачи посла в Баянголе (предгорье, покрытое лесом), я встретил на спуске в овражек, прямо возле зимней дороги, наполовину съеденную тушу крупной косули. По свежим следам было хорошо видно, какая лесная драма здесь разыгралась. Были хорошо видны свежие следы четырёх волков. Волки перехватили косулю на спуске под горку сразу с двух сторон. Туша косули была совсем свежая, ещё не совсем замёрзла. Кругом следы крови, но для четырёх зверей съедено вроде бы мало. Я даже не исключаю, что я спугнул хищников, когда подходил к месту драмы. Я рассказал всё виденное Сергею Павловичу и своему помощнику Киму, страстному охотнику и энтузиасту, всегда готовому к охотничьим выездам и походам. Через пару дней выехали немного дальше за дачу, в предгорье, в направлении, куда, как нам казалось, ушли волки. Выбрали довольно открытый большой склон, на котором должны были ждать стрелки, т. е. посол Сергей Павлович и я. Водители прикрыли с машинами правый фланг, а Ким пошёл обходить покрытую лесом сопку, чтобы выгнать на стрелков зверя, если не волка, то, во всяком случае, косулю. Район подходящий, места не пуганные. Сергей Павлович одет как на европейском горнолыжном курорте: шведские утеплённые кроссовки, зимние модные западные штаны, стёганая куртка. Я - как всегда для зимней охоты: валенки, ватные лётные штаны, полушубок. Одежда посла сразу вызывает у меня сомнения. Но он сам бодр и мужик здоровый, так что всё вроде бы нормально. Инструктаж обычный. Сидеть скрытно, не шевелиться и ждать зверя. Расположились в укрытиях, метрах в 150 друг от друга. Ким ушёл в загон, минут через 20-30 мы должны были услышать его выстрелы уже на стороне сопки, на склоне, обращённом к нам. Прошёл час - тишина. Ещё минут тридцать. Начинаю мерзнуть и вспоминаю о после. Он одет явно легкомысленно для 15-20-градусного мороза. Не выдерживаю и иду к нему. Сергей Павлович вылезает из своего укрытия - ямки в снегу. Вид удручающий. Он совершенно замёрз. Подхожу ближе. У него синие губы и какая-то приглушенная речь. Кричу ему, чтобы он бежал к машине и на одной из них уезжал на дачу. Благо это в 10 минутах. Вместе с водителем растираем посла водкой. Даём ему выпить. Отходит медленно, постепенно, но обморожений нет. Мужик он был на редкость здоровый и крепкий. Спрашиваю, как же он сидел, буквально замерзая? Его объяснения просты. Было сказано, что успех охоты зависит от соблюдения всех условий. В первую очередь: скрытность и неподвижность. Но не до такой же степени! Много лет спустя Сергей Павлович сам, уже со смехом, вспоминал не один раз, как он едва не замёрз в соответствии с моим инструктажем. А Ким вышел к машине ещё через час, так как промахнулся в лесу и пошёл в обход не первой сопки, а следующей за ней, т. е. ещё километров 7-8 по карте.

О строительстве ржевского гидроузла.

Главной рекой не только Тверской земли, но и России остается Волга. А исток Волги - настоящее чудо, который затерялся на бескрайних тверских просторах. Волга пробегает по Тверской земле свои первые 685 км, принимая на своем пути 150 притоков. Более двух третей площади области относится к бассейну Волги, вот почему саму область часто называют «Земля истока». Она огибает всю область с запада на восток, как бы образуя своеобразную чашу, а вернее ковш. Ежегодно в самом конце мая здесь проходит уникальное во всех отношениях действо - освещение истока Волги иерархами Русской Православной церкви.  Помните, как сказано в «Повести временных лет»: «Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг. Двина из того же леса вытекает и течет на север. Из того же леса вытекает Волга на восток…». 

И вот в 1986 году газета "Ржевская правда" порадовала жителей города следующей заметкой. На Волге, в районе д. Соломино колхоза им. В. Ленина, станет 35-метровая плотина, которая образует новое море. Оно разольется до Селижарова и выше. Основная цель создания водохранилища - на многие годы вперед решить вопрос обеспечения столицы нашей Родины г. Москва питьевой водой. Есть и второе назначение новостройки - выработка электрической энергии и улучшение сообщения с излюбленным местом отдыха современных людей - Селигером. В плотине предусмотрены гидротурбины и шлюзы. Волга на всем протяжении от Селижарова до Астрахани будет судоходной. 

От Ржева к гидроузлу по правому берегу Волги пролегла асфальтовая дорога. Началось возведение жилого поселка гидростроителей. Поселок будет городского типа, из многоэтажных домов со всеми удобствами. Идет строительство и других объектов. Так, в районе совхоза «Свердловский» возводится большой мост через Волгу и будущее водохранилище. Пройдет некоторое время, и на карте Родины появится новое море - Ржевское. Фильм, созданный в 1987 году Ленинградской студией документальных фильмов, рассказывал об одном из самых спорных советских экономических проектов - Ржевском гидроузле, на юго-западе Тверской области его называли «Ржевским морем». 

Ржевский гидроузел так и остался неосуществлённым проектом создания гидроузла   на  Волге выше Ржева  на территории Тверской области. Этот проект предполагал строительство плотины и организацию Ржевского водохранилища для водоснабжения  Москвы. Проектом предполагалось поднять уровень воды близ плотины на 34 м. Это позволило бы организовать водохранилище длиной 100 км (до посёлка Селижарово), площадью в 131 км², средней глубиной в 11 м. и наибольшей шириной  в 5 км.

В соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 21 декабря 1982 № 1110 «О строительстве Ржевского гидроузла на реке Волге для водоснабжения г. Москвы»  в  1984-1985 годах  были начаты подготовительные работы по строительству Ржевского гидроузла, которые через два года были временно приостановлены в связи с разработкой целевой комплексной программы по экономии и рациональному использованию водных ресурсов в городе Москве в соответствии с распоряжением Совета Министров СССР от 19 июня 1987 г.  № 1405-р. Во время подготовительных работ были построены автодороги на левом и правом берегах Волги, несколько мостов через Волгу и её притоки - Климовский,  Тростинский,  Молодотудский, Новый ржевский мост которым мы пользуемся и до сих пор, имеющих большую высоту, позволяющую пропускать суда под ними после организации водохранилища. Например, Бори́совский мост  (Тростинский мост) - автодорожный мост через реку Волгу, расположенный в Селижаровском районе Тверской области на автодороге «„Осташков - Ржев“ - Борисово» между деревнями Тростино и Борисово. Он был создан в рамках работы над Ржевским гидроузлом в соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 21 декабря 1982 г. № 1110 «О строительстве Ржевского гидроузла на реке Волге для водоснабжения г. Москвы». Все мосты этого проекта, как я уже упоминала, имели увеличенную высоту, чтобы обеспечить проход речных судов под этими мостами. Во время строительства объект имел название «Мост через реку Волга у деревни Борисово», проектировщиком выступил «Гипрокоммундортранс», строителем стал Мостоотряд № 19. Мост введён в эксплуатацию в 1994 году. Новый ржевский мост (расположен ниже по течению от гидроузла) был построен благодаря тому, что работники исполкома ржевского горсовета Е. Невенчанный и Г. Мороз смогли убедить Госплан СССР  в том, что уровень реки поднимется, и во Ржеве затопит старый мост.

При реализации проекта при постройке гидроузла предполагалось затопление последнего крупного не зарегулированного участка реки на всей Волге (между Верхневолжским и Иваньковским водохранилищами). Это позволило бы обеспечить сквозную навигацию от Верхневолжских озёр  (практически от истока Волги) до Каспийского моря.

Реализация проекта привела бы к замедлению течения реки на этом участке, что ухудшило бы качество воды и вызвало её заболачивание. В зону затопления попали бы 17,5 тыс. га сельхозугодий, в том числе  пашни, сенокосы, пастбища и леса. Для организации Ржевского моря нужно было затопить 33 населенных пункта, переселить 520 семей, перенести 440 домовладений и почти 80 животноводческих ферм и производственных объектов. При организации водохранилища под водой оказались бы 270 памятников архитектуры, памятник природы «Бенские пороги», памятные места сражений времён Великой Отечественной войны. Создание водохранилища нанесло бы огромный ущерб природной среде Тверской области.

Проект реализован не был. В настоящее время экологами взамен строительства гидроузла предлагаются различные проекты по экономии воды в городе Москве. Сейчас строительная площадка Ржевского гидроузла, располагающаяся в районе деревни  Свеклино  Ржевского района  Тверской области, заросла лесом.

То, что разговоры о гидроузле время от времени вспыхивают, как сухие ветки от искры, нас не удивляет. Потому что тогда, в 80-х годах, строительство не прекратили окончательно, а лишь законсервировали. Немногие, наверное, помнят, кому мы в первую очередь обязаны тем, что верховья Волги оставили в покое. Раскручивавшийся маховик строительства затормозили писатели В. Кондратьев и Е. Ржевская. Вячеслав Леонидович здесь воевал. Тут погибли во множестве его товарищи. И вдруг в один из приездов он узнает, что места кровавых боев окажутся под водой. Вот как рассказывал обо всем этом В. Кондратьев на встрече в центральной библиотеке города в конце 80-х:

- Я пришел в ржевский горком КПСС. Но сразу понял, что там мне противников гидроузла не найти - о его строительстве партийные функционеры говорили как о чем-то обыденном и свершившемся. Вернувшись в Москву, рассказал о стройке Е. Ржевской. Мы написали статью, в которой потребовали прекратить работы. Ее ни­где не публиковали - только в газете московской писательской организации, выходившей крошечным тиражом. И все-таки нам удалось расшевелить общественность. Помню, как на очередное обсуждение пришла целая группа молодых, крепких людей из министерства мелиорации. И с ходу бросилась в полемическую схватку - мол, без ржевского гидроузла Москва через пару лет просто «засохнет», останется без питьевой воды.

Тем не менее авторитета известных литераторов, в чьем творчестве Ржев занимает центральное место, хватило, чтобы стройка прекратилась. Наверное, мне следует кое-что пояснить. Министерство мелиорации и водного хозяйства СССР, с которым сражались писатели, было в 80-х годах прошлого столетия одним из самых могущественных и богатых. В том смысле, что осваивало своими проектами огромные денежные объемы. Чтобы инвестиции в отрасль не снижались, постоянно придумывались глобальные и не очень «социально - значимые» проекты. Глобальные - как, например, поворот сибирских рек, и не очень - подобные ржевскому гидроузлу. О каких суммах в рублях идёт речь можно понять прочитав  Распоряжение  Правительства  Москвы  от 18.11.2002 г.  N 1789-РП.

Распоряжение Правительства Москвы от 18.11.2002г. N 1789-РП

О списании затрат незавершенного строительства по Ржевскому гидроузлу на реке Волге.

В целях обеспечения устойчивого водоснабжения города Москвы, в соответствии с постановлением Совета Министров СССР от 21.12.82 г. N 1110 "О строительстве Ржевского гидроузла на реке Волге для водоснабжения г. Москвы" в 1984-1985 годах были начаты подготовительные работы по строительству Ржевского гидроузла.

В связи с разработкой целевой комплексной программы по экономии и рациональному использованию водных ресурсов в городе Москве пунктом 4 распоряжения Совета Министров СССР от 19.06.87 г. N 1405р подготовительные работы по строительству Ржевского гидроузла были временно приостановлены.

По состоянию на 1 января 2002 года объем незавершенного строительства по Ржевскому гидроузлу на реке Волге составляет 4736600 руб., в том числе:

- проектные работы - 3994400 руб.;

- строительно - монтажные работы - 742200 руб.

Согласно рекомендациям Контрольно - счетной палаты Москвы от 21.08.2001 г. N 1499/1-30 и в целях уменьшения объемов незавершенного строительства:

1. МГП "Мосводоканал" в двухмесячный срок со дня выхода настоящего распоряжения списать затраты незавершенного строительства согласно вышеуказанной структуре в установленном порядке.

2. Контроль за выполнением настоящего распоряжения возложить на первого заместителя   Мэра   Москвы    в   Правительстве   Москвы    Аксенова   П.Н.

Мэр   Москвы 

Ю.М. Лужков.

В то время решения, принятые на государственном уровне, обсуждению уже не подлежали. Тем более, что СМИ находились под жестким партийно-бюрократическим контролем. Так что фактически В. Кондратьев и Е. Ржевская оказались в роли донкихотов, бившихся с ветряными мельницами. Даже сейчас удивительно, что получилось эти мельницы остановить. Впрочем, окончательного отрицательного решения пока нет - проект до сих пор лежит под сукном.

Ну, а как же столица - ведь сторонники ржевского гидроузла утверждали, что без него Москва превратится в пустыню. Нам нагло лгали. В интересах сиюминутной собственной выгоды. Даже соседнее вазузское водохранилище используется в схеме водоснабжения Москвы как резервное. Ржев нужен был только в качестве предлога для получения федеральных инвестиций. Необходимости в гидроузле не было.

Что удивляет - порой в рассуждениях некоторых бывших и нынешних ржевских руководителей сквозит сожаление, что гидроузел не состоялся. Вот, мол, дорогу сделали - хорошо. Экономика местная, особенно районная, получила бы дополнительные вливания - в столице денег много. Да и водозабор в Ржеве, наверное, уже был бы.

Водозабор, может, уже бы соорудили, но исчезла бы Волга - последний ее не зарегулированный кусочек.

В защиту этого можно привести следующие выкладки учёных противников строительства Ржевского гидроузла, опровергнуть которые невозможно. Известно, что у нас первые трудности с водоснабжением городов появились в 60-е годы. Чистой воды, кое - где стало не хватать. В 80-е годы водопотребление удалось стабилизировать, но в ряде мест по-прежнему на верхних этажах высотных домов иногда не хватало воды.

Проблема экономии воды, ее рационального использования стала в наше время одной из самых актуальных. Не только в нашей стране не хватает воды. В ряде  стран положение с водой значительно острее, чем у нас, - ее импортируют, продают на литры. В то же время кто бывал за рубежом, мог воочию убедиться в бережном отношении к воде, что не всегда увидишь у нас. Это и качество водопроводной арматуры, надежность систем водоснабжения, выбор оптимальных режимов подачи воды, разделение водопроводов по функциональному назначению на питьевое и техническое пользование и др. В нашей стране запорная арматура работает плохо. Водомеры, если они есть, то, как правило, неисправны. Часты аварии, ведущие к потере воды. Одна и та же вода используется для питья, для технических и бытовых нужд. К тому же даже при чрезвычайно низкой для потребителя стоимости воды никто конкретно не отвечает «рублем» за ее перерасход, а значит, никто не заинтересован в ее экономии. Поэтому появилась опасность нехватки воды и в Москве. Уже потом, после отмены проекта Ржевского водохранилища, начнут анализировать ситуацию в столице и заметят, что разработанные новейшие технологии водосбережения обошли Москву и ее предприятия. Зарубежная практика предусматривает использование очищенных сточных вод для коммунальных нужд, а в Москве об этом только читают в журналах. Из обследованных 41 крупного предприятия Москвы на 23 не было оборотного водоснабжения. Пуск новых предприятий, потребляющих воду, не увязывался с внедрением систем водосбережения. Несовершенство заборных сооружений не позволяло использовать в полной мере ресурсы Иваньковского водохранилища, ныне дающего воду Москве. Ухудшается с каждым годом и качество воды. Район водосбора должен иметь единого хозяина, только при этом условии можно обеспечить соблюдение природоохранных требований. А в Подмосковье разорванная на клочки и розданная различным ведомствам земля постепенно снижала свои экологические показатели, ухудшая условия водоснабжения столицы. Мосводоканал, с тревогой сообщал в различные инстанции о надвигающейся опасности, но юридически он и сегодня бесправен по отношению к тем хозяйствам, которые нарушают границы водоохранной зоны и режима ведения сельского хозяйства в ней, сбрасывают в водоемы опасные вещества. Все ресурсы поверхностных вод для снабжения города расположены на северо-западе от Москвы. Казалось бы, должно быть ясно всем, что надо беречь качество имеющихся здесь водных бассейнов. На деле происходит обратное. Истринское водохранилище, собирающее основную массу воды, получает ее с грязных речушек, несущих сбросы предприятий и смывы с перенасыщенных в своё время удобрениями и химикатами полей. С трудом в этом районе можно найти работающие очистные сооружения: все они, как правило, бездействуют. Экологи, расследовавшие ухудшение качества московской питьевой воды в сентябре 1989 г., напомнили хозяйственникам о недопустимости размножения в водоемах сине-зеленых водорослей: пока эти водоросли будут питаться выбрасываемыми загрязнениями, каждый день будет существовать опасность вспышки эпидемии. Цветут сине-зеленые и сейчас на Можайском, Рузском, Озернинском водохранилищах, - еще несколько лет назад такой проблемы в Подмосковье не было. Сегодня в Москве расходуется в среднем 133 м3/с воды. В основном для водоснабжения используются поверхностные воды из водохранилищ Москворецко - Вазузской и Волжской систем. С вводом в 1994 г. Новозападной водопроводной станции имеющиеся сегодня запасы воды в Москворецко - Вазузской системе были исчерпаны. Нашлись специалисты, которые дали простой ответ на этот вопрос: нужно построить Ржевское водохранилище, которое сможет дополнительно дать столице еще 23 м3 воды в секунду. Перед тем как показать несостоятельность этого ответа учёные, противники строительства водохранилища, привели характеристики сегодняшних потерь в московском водопроводе. Ведь если из квартирного крана течет струйка толщиной со спичку, то водопотребление квартиры увеличивается вдвое. Потери воды происходят в жилищном, коммунально-бытовом секторах и в промышленности. До 25 % воды (600 тыс. м3 в сутки) Москва теряет на кухнях и в ванных - сетовать нужно только на хозяев и сантехников. Современные, экономичные сантехнические устройства можно было увидеть только на стендах НИИ, а в наших квартирах эти приборы не менялись многие десятки лет. Сантехарматура проектируется и выпускается без учета многоэтажного характера застройки и изменившегося в трубопроводах давления. Хотя для промышленных предприятий и установлены лимиты водопотребления, они почти нигде не соблюдаются. При существующей низкой цене на воду заводы никогда не будут внедрять дорогостоящие оборотные системы водоснабжения. Подобная ситуация с водоснабжением складывается не только в Москве. Так же плохо обстоят дела с водоснабжением и в других городах, но вернемся к проблемам воды в столице. Идея создания Ржевского водохранилища для решения задачи водоснабжения Москвы оказалась так же «хороша», как и передача стока северных рек на юг для «спасения» Каспийского моря. Характерно, что и в нашем случае авторам проекта никак не терпелось продолжить гидротехническое «освоение» Волги, а главным образом гигантских финансовых вливаний (в центре России уже затоплены Корчева, Молога, Решма, Пучеж, Макарьев и другие старинные российские места). Чиновники решили последний, еще не зарегулированный участок Волги, самый верхний, тоже обезобразить водохранилищем, затопив леса и братские могилы советских воинов, погибших здесь в период Великой Отечественной войны. Таким образом, изначально при разработке перспектив водоснабжения Москвы был выбран неправильный принцип. Надо сказать, что противников ведомственного подхода не жалели, им устраивали настоящую травлю: угрозы партийными работниками «снять их с работы», давление на научных экспертов, засекречивание необходимой информации и в связи с этим недопущение к ней «ненужных» специалистов. Институт «Гидропроект» при проектировании Ржевского гидроузла умышленно выбирал такие альтернативы, сравнение с которыми «убедительно» подводило к необходимости строительства Ржевского водохранилища. Подумать только, разве можно было бы пойти по пути использования для водоснабжения Москвы Рыбинского водохранилища, озера Ильмень, Онежского озера? Конечно, нет. Так проектировщики подводили к выводу о Ржевском водохранилище как единственном выходе из надвигающегося дефицита воды в столице.  Ржевским водохранилищем планировалось, как я уже говорила, затопить в верховьях Волги район площадью 60 км2, вырубить 7,8 тыс. га леса, затопить 33 населенных пункта, переселить 520 семей, перенести 440 домовладений и почти 80 животноводческих ферм и производственных объектов. Строить Ржевский гидроузел должны были заключенные, как и Волго - Балтийский  канал им. Москвы и прочие гидропроекты «отца всех времен и народов». В 1981 г. утверждена сметная стоимость строительства Ржевского гидроузла в размере 230 млн. руб. Эта цифра была явно занижена. В нее не вошли многие затраты и потери. Например, нет в ней стоимости 9 тыс. га плодородных земель, которые собирались затапливать (а ведь стоимость каждого гектара в то время составляла - от 50 тыс. до 1 млн. руб.). Хорошо известна также способность проектировщиков занижать стоимость своих «детищ». Но Государственная экспертная комиссия под давлением ее председателя члена-корреспондента АН СССР Г. Воропаева и тогдашнего председателя исполкома Моссовета В. Сайкина в октябре 1986 г. одобрила проект Ржевского гидроузла, хотя против него и выступали многие члены комиссии и представители советских и партийных органов Калининской области. Однако на календаре уже было новое время, время после апрельского (1985 г.) Пленума ЦК КПСС. Поэтому события вокруг этого проекта развивались дальше не по сценарию Г. Воропаева. В марте 1987 г. в письме на имя вице-президента Академии наук СССР академика А. Яншина руководители Калининского обкома партии привели аргументы против строительства Ржевского водохранилища. В мае 1987 г. состоялось заседание экспертного совета Госплана СССР, которое не принесло каких - либо конкретных результатов. Через несколько дней на заседании Совета Министров РСФСР, которое проводил В. Воротников, была образована комиссия по оценке возможностей получения дополнительных количеств воды для столицы из других источников; председателем комиссии назначен министр геологии РСФСР Л. Ровнин, в состав комиссии вошли также академики Б. Ласкорин и А. Яншин. Одновременно было направлено М. Горбачеву письмо экологов Академии наук СССР о нецелесообразности строительства Ржевского водохранилища. В конце июня 1987 г. комиссия Л. Ровнина подготовила заключение, в котором указывалось на три района, имеющих в совокупности достаточные для водоснабжения Москвы ресурсы подземных вод: 1) правый берег по течению реки Москвы перед впадением в реку Оку; 2) к востоку от Москвы, около станции Шатура; 3) в долине реки Клязьмы, к северу от Москвы. Кроме того, было указано, что опасно снабжать Москву только из открытых источников водоснабжения - их легко загрязнить, после чего будет создана кризисная обстановка для большого количества населения (к этому времени был печальный опыт Киева, где потеря открытых источников водоснабжения в результате аварии на ЧАЭС привела к срочному бурению скважин). Тогда же, в конце июня 1987 г., опять собрался по этому вопросу Совет Министров РСФСР. В его заседании участвовали калининские руководители - противники строительства Ржевского гидроузла. Сообща решили: просить Совет Министров СССР прекратить эту стройку. В середине июля 1987 г. без дополнительного обсуждения в Совете Министров СССР было принято решение о прекращении строительства Ржевского водохранилища и расширении изысканий подземных источников водоснабжения. Строительство прекращено. Но к тому времени уже было потрачено 25,5 млн. руб. на «освоение» строителями территории, вырублен лес на площади 115 га, построено 32 км не очень - то и нужных теперь дорог, мост через Волгу, линия электропередачи, начато строительство поселка гидростроителей. Видимо, одумавшись в результате правительственного решения, московские водники обратили наконец внимание на реальные проблемы водоснабжения столицы. 36 крупнейших организаций разработали целевую комплексную программу «Экономия и рациональное использование водных ресурсов в городе Москве и повышение надежности ее водообеспечения до 2000 года». Началось формирование нового подразделения в Москомприроде, ответственного за охрану природы в зоне санитарной охраны источников водоснабжения. Вроде бы все идет по правильному пути. Вот только тревожат все-таки уже понесенные потери, измеряемые вполне конкретными рублями и часами.

Волга текла многие тысячелетия до нас - так давайте оставим ее потомкам в первозданном виде. Никакие сегодняшние экономические выгоды (весьма, к слову сказать, сомнительные) не перевесят первозданной красоты природы, над которой хотели надругаться.

Мы, наше поколение, что - самые умные? Наши предки любили и берегли Волгу, а в ХХ веке она превратилась в цепь водохранилищ. По-моему, это ужасно, когда ради утилитарных целей человек издевается над природой.

То же и с Волгой. Давайте не будем технологическими мутантами, которые готовы все порубить, перекопать и запрудить - якобы ради технического прогресса. Прогресс никуда не денется, но при этом и природа страдать не должна. Так что надеюсь, что красавицей - Волгой ещё долгое время будем любоваться мы и многие поколения наших потомков.

Список литературы:

1. Андрей Симонов. Много, много Волги. Быль нового Ржева (19 августа 2009).

2. А. Мамонов. Водоснабжение Ржева и его сложная судьба. Быль нового Ржева (24 января 2007). 

3. Мария Орлова. По лесам, по горам.... Караван + Я.  18 сентября 2012.

4. Андрей Симонов. Тему ржевского гидроузла нужно закрыть раз и навсегда. Быль нового Ржева (2 мая 2007). 

О том, как погорел комсомольский лидер Сергей Павлов.

В газете «Литературная Россия» в № 2020/42 от 12. 11. 2020 года Вячеслав Огрызко в своей публикации «Две с половиной бутылки на брата, или Тайное дело о комсомольских вождях» пролил свет на то, за что был снят со своей должности главный комсомолец СССР Сергей Павлов.

Когда осенью 1964 года Леонид Брежнев пришёл к власти, для него чуть ли не задачей номер один стало не просто удержать, но и всячески укрепить в стране и партии cвоё лидерство. Как человек, давно поднаторевший в политических интригах, он понимал, что главная опасность для него после получения первого в партии поста исходила не от поверженного льва - Никиты Хрущёва, рядом с которым практически до момента отречения находился Анастас Микоян, а от вчерашних союзников - прежде всего от Александра Шелепина и от украинской партии в лице Николая Подгорного и Петра Шелеста.

Почему новый первый секретарь ЦК засомневался в этих людях? Да хотя бы уже потому, что эти люди считали себя сотворцами акции по смещению Хрущёва. Они были уверены в том, что без них Брежнев ни за что не воцарился бы в Кремле. А раз так, то эти люди претендовали не просто на какие-то дивиденды, а на свою, и очень весомую, долю пирога во власти.

Но в планы Брежнева не входило всерьёз делиться с кем-либо своими новыми полномочиями. Он явно не желал быть равным среди равных членов Президиума ЦК КПСС.

Кстати, свою долю пирога надеялись получить и некоторые другие коллеги Брежнева, в частности Николай Игнатов и Дмитрий Полянский, а может быть, Геннадий Воронов и Кирилл Мазуров. Но тут была одна загвоздка. Те же Полянский или Игнатов не имели ни серьёзной команды, ни мощного административного ресурса для перехвата у Брежнева власти. Такими возможностями в 1964-1966 годах в Президиуме ЦК располагали лишь два человека: Шелепин и Шелест. За первым стояли десятки влиятельных фигур, занявших командные высоты в ряде силовых структур, в правительстве и в ведущих идеологических организациях. Вспомним, к примеру, председателя КГБ  Владимира Семичастного,  руководителя Москвы  Николая Егорычева, председателя Гостелерадио Николая Месяцева  и главного комсомольца Сергея Павлова. А Шелест опирался прежде всего на парторганизации Украины, от голосования которых во многом зависело принятие или отклонение ключевых решений в Москве.

Неудивительно, что Брежнев, не успев возглавить партию, исподволь стал отовсюду убирать кадры Шелепина - чтобы лишить возможного конкурента какой-либо опоры в партаппарате и правительстве. Весной 1967 года он, обвинив спецслужбы в ротозействе - прошляпили в Индии побег дочери Сталина, убрал из КГБ Семичастного. Потом генсек прицепился к неосторожной речи на пленуме ЦК Егорычева, высказавшего сомнения в эффективности систем ПВО вокруг Москвы, и заменил главного начальника в столице. А в конце 1967 года очередь дошла и до комсомола, где правил многолетний товарищ Шелепина и Семичастного Павлов.

Понятно, что официально Брежнев оттеснял членов команды Шелепина не за то, что они приятельствовали с его возможным конкурентом. Он просто дал своему ближайшему окружению указание нарыть на всех видных шелепинцев убийственный компромат.

Интересно, что лично первого секретаря ЦК комсомола Павлова до поры до времени Кремль не трогал. Огонь был сосредоточен по ближайшим сподвижникам комсомольского лидера и прежде всего по председателю Комитета молодёжных организаций Владимиру Яровому.

Проверив поступившие в ЦК КПСС письменные жалобы, партийные комиссары в конце 1967 года доложили партруководству:

«В письмах в ЦК КПСС совершенно справедливо высказывается тревога в связи с неправильным, вредным стилем работы с зарубежными молодёжными делегациями и их лидерами. Как отмечается, беседы, проводимые т. Яровым с делегациями, очень поверхностны, политически не заострены, в них слабо раскрывается советская действительность, мало говорится о героических делах нашей молодёжи, таким образом, они недостаточно используются для целенаправленной политической работы. Нередко деловые беседы с зарубежными делегациями подменяются показными встречами. При этом, как со стороны КМО, так и руководителя ЦК ВЛКСМ, допускаются большие излишества и расточительство средств. В практику вошли пышные приёмы, как отмечают товарищи, пьянки с «купеческим размахом и употреблением большого количества винно-водочных изделий, что особенно недопустимо в работе с молодёжными делегациями.

В подтверждение можно сослаться на такие факты. На питание делегации молодёжи Франции в составе 5 человек, а также трёх сопровождающих и переводчика за период с 16 по 22 января 1967 года только по ресторанам «Юность» и «Шереметьево» затрачено 747 рублей, или по 13 руб. 34 коп в среднем на человека в день, при утверждённой ЦК ВЛКСМ норме 6 руб. 50 коп. За эти дни на делегацию израсходовано 12 бутылок коньяка, 11 бутылок водки, 21 бутылка вина. Кроме того, на приём этой делегации 18-19 января в доме отдыха «Переделкино», на который было приглашено 18 человек с участием т. Ярового, ещё было затрачено 470 рублей, или свыше 26 рублей на одного человека, против установленной нормы 4 рубля. На этом приёме по отчётным данным было выпито 20 бутылок коньяка, 21 бутылка водки и 11 бутылок вина, т.е. в среднем почти по 2,5 бутылки винно-водочных изданий на человека» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 309, лл. 9-10).

Партийные комиссары выяснили, что комсомольское руководство многие пьянки устраивали в комсомольском доме отдыха «Переделкино». В справке они указали в том числе и такие факты:

«1) 12.I.1967 г. (четверг). Были 5 человек, в том числе т.т. Павлов, Решетов, Гагарин, Светликов. Спиртные напитки: водка и коньяк - 4 бутылки, пиво - 5 бутылок.

2) 3.II - 1967 г. (пятница). Были 4 человека, в том числе т.т. Павлов, Светликов, Ельченко, Гагарин. Выпито: коньяка - 3, пива - 6 бутылок.

3) 28.IV - 1967 г. (пятница). Были 4 человека, в том числе т.т. Павлов, Светликов, Гагарин, Яровой. Выпито водки и коньяка - 2, шампанского - 2 бутылки.

4) 5.V - 1967 г. (пятница). Были 4 человека, в том числе т.т. Павлов, Светликов, Яровой. Выпито коньяка - 11 бутылок, шампанского - 3 бутылки.

5) 11.V - 1967 г. (четверг). Были 4 человека, в том числе т.т. Павлов, Светликов, Гагарин. Выпито: водки и коньяка - 3, шампанского - 3, пива - 6 бутылок» (РГАНИ, ф. 4, оп. 20, д. 309, л. 5).

А всего таких пьянок в «Переделкине» с участием главных комсомольцев страны парткомиссары насчитали двенадцать, после чего на роль стрелочника был назначен Яровой.

27 декабря 1967 года ответственный контролёр Центральной ревизионной комиссии КПСС В. Канатчиков, инструктор-ревизор Управделами ЦК КПСС А. Верёвкин  и заведующий финансово-бюджетным отделом ЦК ВЛКСМ Е. Пушкин на пятнадцати страницах расписали все нарушения, допущенные Комитетом молодёжных организаций при расходовании средств на официальных приёмах.

Спустя две недели, 11 января 1968 года заместитель заведующего отделом оргпартработы ЦК КПСС Николай Петровичев, завсектором Международного отдела ЦК КПСС Григорий Шумейко и завсектором профсоюзных и комсомольских органов ЦК КПСС Г. Федотов внесли предложение жёстко наказать Ярового, а заодно строго указать и Павлову.

Два слова о главном виновнике Яровом. Ему было всего 37 лет. После школы он год отпахал разнорабочим на целлюлозно-бумажном комбинате в Архангельской области. Потом по рабочей квоте его приняли в Московский институт международных отношений. Там Яровой свободно овладел английским языком и научился хорошо читать по-французски (потом он изучил ещё и чешский язык). А дальше началась красивая жизнь номенклатурного работника.

Сразу после окончания МГИМО Яровой получил направление в Комитет молодёжных организаций (КМО). Отсидев четыре года в центральном аппарате, он был откомандирован в Прагу. По возвращении в 1964 году в Москву его назначили первым заместителем председателя КМО. А весной 1966 года заместитель заведующего международным отделом ЦК КПСС В. Корионов и завсектором общего отдела ЦК Г. Шумейко предложили утвердить его председателем КМО.

«Тов. Яровой В.Г., - доложили партфункционеры партийной верхушке, - проявил себя политически грамотным, инициативным и серьёзным работником, глубоко разбирающимся в проблемах международного и студенческого движения» (РГАНИ, ф. 4, оп. 18, д. 1005, л. 73).

И что - за полтора года этот самый Яровой разложился? Или он и прежде жил очень красиво, только раньше верхи это не волновало?

Безусловно, Старая площадь всё знала о выкрутасах комсомольских вожаков. Но до поры до времени там на всё закрывали глаза. А потом возникли новые обстоятельства. В дело вступили сразу два секретаря ЦК КПСС: Иван Капитонов, отвечавший за кадры, и Борис Пономарёв, в ведении которого находились международные дела. После получения записки Петровичева они вызвали на Старую площадь первого секретаря ЦК комсомола и председателя Комитета молодёжных организаций и показали им материалы проверки.

Какие цели преследовали секретари ЦК? Вряд ли им нужны были от провинившихся какие-то объяснения. Скорей всего секретари ЦК зондировали почву. Они, видимо, хотели понять, сразу ли признают комсомольские вожаки свои ошибки или бросятся искать защиты и, если бросятся, то к кому - к Шелепину, на телевидение к Месяцеву, к космонавтам или ещё к кому-то.

Судя по всему, встреча в ЦК КПСС ничего не дала. Комсомольцы никакие намёки не уловили и по-тихому покидать свои посты не пожелали. Значит, проблему надо было решать по-серьёзному, с выносом в высшие партийные инстанции.

23 января 1968 года вопрос о недостатках и ошибках в работе Ярового был включён в повестку Секретариата ЦК КПСС.

Заседание вёл Михаил Суслов. Для начала он предложил Яровому объясниться. Председателю Комитета молодёжных организаций по-хорошему следовало бы сразу покаяться и тогда не исключено, он мог бы отделаться одним выговором. Но этот функционер, видимо, заручившись чьей-то поддержкой (может Шелепина), избрал другую тактику, решив прежде всего отчитаться за успехи. К своим достижениям Яровой отнёс приём 189 молодёжных зарубежных делегаций и проведение двенадцати крупных мероприятий. Это возмутило всех присутствовавших на заседании секретарей ЦК. Ярового прервали и как по команде стали только ругать.

«Речь идёт, - заявил очень влиятельный член Политбюро Андрей Кириленко, - о барском пренебрежительном отношении к своим товарищам, к своему служебному долгу. Откуда у вас это взялось? Кто вам привил такие привычки» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 18).

Секретарь ЦК партии по сельскому хозяйству Фёдор Кулаков бросил Яровому упрёки в том, что тот всегда сторонился людей и не созывал ни президиумов, ни пленумов Комитета молодёжных организаций.

Видя, что заседание приняло только обвинительный уклон, в дискуссию вступил первый секретарь ЦК комсомола Сергей Павлов. Он стал распинаться, рассказывать, как комсомольская верхушка день и ночь укрепляла антиимпериалистический фронт, ради чего каждую неделю принимала и отправляла по нескольку зарубежных и советских делегаций. В свой отчёт главный комсомольский функционер как бы мимоходом вставил и Брежнева. Павлов хотел дать понять, что все приёмы проводились исключительно с одной целью - ради укрепления солидарности советской молодёжи с молодыми борцами за свободу из других стран, как этого требовал Брежнев. Ну а в ходе приёмов, да, организаторы в чём-то перебарщивали. Но разве это грех?

«Что касается излишеств в организации приёмов, - объяснил Павлов, - то об этом, товарищи, стыдно читать. Мы были в плену старых, вредных привычек, но это у нас не было системой <…> Пьянок не было <…> Никто пьяным с приёма не уходил» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, лл. 20-21).

Но стоило секретарям ЦК КПСС поинтересоваться, на какие средства гулял комсомол и откуда брался коньяк для приёмов, Павлов враз поплыл. Секретарь ЦК по вопросам тяжёлой промышленности Михаил Соломенцев прямо спросил: «Скажите, откуда берётся в таком количестве коньяк и другие спиртные напитки?» То же самое интересовало и Кириленко: откуда брались подарки. И что ответил Павлов?

«Мы, - признался он, - не следили за этим. Я просто сейчас развожу руками и не нахожу ответа на все эти вопросы. Вот, например, в ресторане гостиницы «Юность» накрывали столы по просьбе иностранных делегатов. Делалось это бесплатно, а затем представляли счёт, и Управление делами списывало. Не хочу сказать, что пьяных не было. Деньги на организацию приёмов у нас имеются. За последние 10 лет комсомол работает без дотации» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 27).

Павлов пообещал навести в комсомольском аппарате порядок. Но ему, похоже, не поверили.

Возникшая на заседании дискуссия подталкивала к одному - к безусловному наказанию Павлова. Но секретари ЦК поначалу не могли определиться, как поступить: слегка пожурить комсомольских вожаков, припугнуть или снять их с работы?

Тут многое зависело от позиции секретаря ЦК КПСС Ивана Капитонова. Ведь именно он по партийной линии отвечал за комсомол. Капитонов же был настроен весьма решительно. Он заявил:

«По существу обсуждаемого вопроса я хочу сказать, что вызывает весьма серьёзную тревогу.

Установлено, что в Комитете молодёжных организаций сложилась явно ненормальная обстановка в работе. Тов. Яровой, как председатель комитета, не оправдывает доверия. В практике работы т. Ярового проявляются грубость, администрирование, противопоставление себя всему аппарату КМО. Он игнорирует организацию. Он ни одного раза не присутствовал на заседаниях партбюро КМО, хотя является его членом.

В связи с тем, что в КМО создалась такая ненормальная обстановка, в ЦК КПСС поступил ряд писем, авторы которых сигнализировали об этом. Мы заинтересовались этими письмами и провели соответствующую проверку, результаты которой изложены в представленных Секретариату материалах.

Вместо того, чтобы по-настоящему заниматься организацией работы Комитета молодёжных организаций, т. Яровой стал на путь организации различного рода банкетов и дорогостоящих подарков. Этим он подменил настоящую политическую и организаторскую работу КМО. Всё это создаёт у представителей зарубежных молодёжных организаций уродливое, искажённое представление о нашей молодёжи, как будто бы она транжирит деньги налево и направо, ведёт такой образ жизни; а в действительности наша молодёжь не такая: она трудится на самых различных участках нашей страны и добивается больших успехов.

Совершенно странно получается, что ни одна встреча с иностранными делегациями в КМО не обходилась без организации выпивок» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, лл. 22-23).

Капитонов на этом не успокоился. Продолжая, он отметил:

«…т. Яровой в организацию этих попоек втянул космонавтов, чтобы их авторитетом прикрыть недостатки. Я считаю, что Секретариат даст этому факту принципиальную оценку. Откуда брались средства на организацию различного рода подарков? Мы знаем, что у нас широко организован сбор металлолома, макулатуры. Это проводится пионерами на местах, но эти пионерские деньги и идут, как мы установили, на закупку дорогостоящих подарков, которые затем отсылаются в ЦК ВЛКСМ.

Почему это случилось? Случилось это потому, что во главе КМО стоит т. Яровой - человек политически незрелый, невоспитанный в партийном духе. Но если бы он не пользовался поддержкой со стороны ЦК ВЛКСМ, то он бы и не делал этого.

Тов. Павлов знал об организации всех этих приёмов, но мирился с этим. Он знал о недостатках в работе комитета, о недостатках в работе т. Ярового, но по существу попустительствовал этому, сам принимал участие во всех приёмах. Все поборы делались с ведома т. Павлова. При выездах за границу они брали с собой большое количество подарков на крупные суммы денег.

Характерно отметить следующий факт. На отчётно-выборном собрании ЦК ВЛКСМ выступал зам. председателя КМО т. Колюжный, который рассказал о недостатках в работе КМО и т. Ярового. Вместо того, чтобы прислушаться внимательно к этой критике и принять её как должное, т. Яровой на второй же день вызвал к себе т. Колюжного и угрожал ему, что он поставит вопрос об освобождении его от работы, что он ему ещё покажет.

Тов. Яровой не дал партийной оценки этому факту. И здесь он выступил неискренне.

Требуется укрепить руководство КМО, наказать т. Ярового в партийном порядке» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, лл. 23-24).

Сосредоточив огонь на Яровом, Капитонов в какой-то момент начал выводить от ответственности Павлова. Случайно это или нет? Думаю, что нет. Ведь по политическим взглядам Павлов никогда с консерваторами из партийной верхушки не расходился. Павлов, как и Капитонов, не приветствовал либералов.

Похоже, для Капитонова было важно одно - отколоть Павлова от группы Шелепина. Другими словами, Капитонов давал Павлову шанс остаться в номенклатурной обойме, но взамен Павлов должен был отречься от своего главного покровителя. А Павлов к полной сдаче Шелепина ещё не был готов.

Сильно досталось Яровому и от других начальников. Его разругали, в частности, секретарь ЦК КПСС по обороне Дмитрий Устинов и секретарь ЦК по международным делам Борис Пономарёв.

«В КМО, - подчеркнул Пономарёв, - нет демократии, критика зажимается. Тов. Яровой прямо после школьной скамьи пошёл на высокую должность, жизненного опыта у него мало, партийной закалки нет, трудностей в работе он не имел, а это очень опасно» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 25).

Похоже, судьба Ярового была уже предрешена. После таких уничижительных отзывов оставлять его в прежней должности вряд ли бы кто посмел. Но, повторю, Яровой в той игре оказался лишь пешкой. Всех волновало: перекинется ли огонь на Павлова, а то и на Шелепина.

В ходе Секретариата ЦК всё время в воздухе витал вопрос: а что - никто в комсомоле не видел, чем занимался Яровой? А куда смотрел, к примеру, второй секретарь ЦК комсомола Борис Пастухов? Но что мог сказать Пастухов? С одной стороны, он всё знал, а с другой - у него имелись серьёзные расхождения во взглядах с Павловым. Из-за разных подходов к роли почвенничества в политике и культуре главный комсомолец страны часто игнорировал Пастухова и на многие коллективные пьянки его не приглашал.

Либерально настроенная часть партаппарата хотела, чтобы Пастухов сдал своего шефа со всеми потрохами.

«Меня вызывают в ЦК, - вспоминал Пастухов, - и говорят: завтра состоится секретариат ЦК, всё ваше бюро приглашено. Будет обсуждаться кадровый вопрос. Вы должны встать и чётко сказать, что Павлов - пьяница, развратник, что он развалил работу в комсомоле и его необходимо убрать с руководящей должности» (Б. Пастухов. Друзей моих прекрасные черты. М., 2017. С. 153).

Но Пастухов не был дураком. Он понимал, что предателей нигде не любили. Начни Пастухов сдавать людей Павлова, его тут же самого бы слили. Поэтому он сослался на то, что когда-то что-то недоглядел. Это и спасло лично Пастухова от оргвыводов. Его только пожурили, но убирать из руководящих комсомольских органов не стали.

По-иному повели себя другие приглашённые на секретариат ЦК КПСС комсомольские вожди. К примеру, Марина Журавлёва сразу сдала Ярового.

«Тов. Ярового, - призналась она, - я знаю 9 лет. Личные качества его заслуживают серьёзной критики: грубость, нетактичность, нежелание советоваться с людьми. Он делал выводы, когда ему указывалось на недостатки, но эти выводы он быстро забывал. Комитетом молодёжных организаций мы плохо руководили. Тов. Яровой пользуется авторитетом у международных молодёжных организаций, но сейчас выявляются крупные недостатки в его работе. Мы знали о слабых сторонах т. Ярового и не контролировали его» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 28).

С другой стороны, Журавлёва возмутилась, почему партаппарат заранее не познакомил её с материалами партийной проверки.

«…мы, - сообщила она, - многое не знаем. Нам хотелось бы знать более подробно об этих замечаниях. Поэтому мы просили бы нас ознакомить и с теми материалами, которые имеются у ЦК <КПСС> и с которыми нас не знакомили» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 28).

К слову, она имела на это полное право, ибо являлась кандидатом в члены ЦК КПСС и как кандидат в члены высшего парторгана могла в любой момент потребовать доступа к соответствующим документам. Однако Журавлёву тут же одёрнул главный оборонщик страны Дмитрий Устинов, дав понять, что для секретариата ЦК КПСС она, по сути, никто.

В отличие от Журавлёвой другой секретарь ЦК ВЛКСМ Юрий Торсуев, как раз курировавший в комсомоле международные отношения, попробовал оправдать себя и Ярового.

«Я считаю, - заявил он, - что нет ничего зазорного в том, что мы на приёмы приглашали известных артистов, учёных, космонавтов. Этим мы хотели показать, как следует организовать работу с молодёжью» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 29).

Но это был уже перебор. Торсуева тут же перебил Дмитрий Устинов.

«Вы подумайте, - бросил он ему, - правильный ли тон в Вашем разговоре на Секретариате?» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 29).

Позже Устинов набросился уже на всех комсомольских вожаков.

«Откровенного разговора, - отметил он, - не получилось ни со стороны т. Ярового, ни со стороны т. Павлова, ни со стороны т. Журавлёвой, ни со стороны т. Торсуева. Тов. Журавлёва даже сказала, что пусть нам покажут материалы о нас, о чём якобы кто-то намекал, тогда мы-де разберёмся в этом и выскажем своё отношение.

Товарищи, вы все члены партии, руководящие комсомольские работники, а вести себя должным образом не умеете. Или товарищи не понимают существа того, что случилось, или хотят увести нас в сторону. Товарищи дают явно несостоятельные объяснения. Принципиальной, партийной оценки всему случившемуся в КМО здесь дано не было. Дело не в числе рюмок, которые вы выпили на приёмах, а в принципе оценки всех тех недостатков, которые допущены в работе т. Ярового и КМО. Мы, наверняка, теряем в международной пропаганде организацией такого рода широких приёмов, организацией поборов.

Что это такое? Неужели не могли этого видеть секретари ЦК ВЛКСМ? Ведь все посылки, которые приходят в ЦК ВЛКСМ с такими дорогостоящими вещами, должны приходоваться. Это элементарное дело, но этого не делалось. Всё это получилось в результате вопиющей бесконтрольности, высокомерия и зазнайства.

Я хочу сказать о выступлениях секретарей ЦК ВЛКСМ. Или они материал не читали, или они не понимают своей ответственности. Они здесь защищали друг друга, выгораживали. Я поэтому спрашиваю, куда вы пришли и что вы думаете? Или вы согласны с постановкой вопроса, как он здесь был сформулирован в выступлениях проверявших товарищей, или вы не понимаете существа этого вопроса? То, о чём здесь говорилось, относительно организации приёмов, получения посылок и т. д., это ведёт к разложению. Этого допустить нельзя. Мы примем все необходимые меры для того, чтобы наши молодёжные организации работали так, как этого требует ЦК КПСС» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 31).

Своё удивление поведением комсомольских вожаков высказали также Андрей Кириленко, Михаил Соломенцев и Пётр Демичев.

Итоги разбора полётов подвёл Суслов.

«Чувство горечи вызывает такое положение, - признал он. - Я согласен с секретарями ЦК КПСС. Мы собрали узкий Секретариат, чтобы с вами с глазу на глаз, откровенно переговорить по всем вопросам, которые возникают в связи с теми фактами, которые вскрыты в работе т. Ярового и КМО, чтобы поговорить о том, как покончить с этим делом.

Правильно критиковали т.т. Ярового и Павлова. В своих выступлениях они сосредоточили внимание на успехах комсомола, на успехах КМО. Это делалось, по-моему, для того, чтобы приуменьшить те недостатки, о которых рассказано в представленных материалах. Допустимо ли, например, делать приём по случаю дня рождения жены секретаря ЦК Союза молодёжи ГДР? Если не пресечь такую практику, то могут получиться очень плохие результаты. Чувство ответственности у вас, товарищи, притупилось. Приёмы устраивались систематически. Может быть, и не выпито столько бутылок на приёмах, сколько показано в отчётах, они были, видимо, просто украдены. Плохо то, что ведь это всё видят зарубежные делегации, которых вы приглашаете. Какое впечатление в связи с этим складывается у них? Дети собирают металлолом, макулатуру, а на что идут эти деньги? Это же недопустимо.

Мы вас предупреждаем, что это плесень, и эту плесень надо снять.

Тов. Яровой показал себя плохим руководителем. Это серьёзный вопрос. Мы подойдём дифференцированно. Мы не позволим бросить тень на комсомол.

Тов. Ярового надо снять с работы и наказать.

Тов. Павлова надо серьёзно предупредить.

Не развёртывая кампании, следует посмотреть и в низовых организациях, как устраняются недостатки с организацией приёмов, подарков.

Приём с хоккеистами, организованный вами, товарищи, вредный. Нельзя так воспитывать наших спортсменов.

Перед ленинградской встречей т. Павлов был у меня. Он рассказал, как они думают организовать встречу. Он сказал, что после встречи представители молодёжных организаций зарубежных стран будут приглашены в Москву. Я предупреждал, чтобы не делать приёмов, но, несмотря на это, они организовали приём.

Я считаю, что над проектом постановления нам следует ещё поработать с учётом замечаний, которые были здесь высказаны» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. л. 33-34).

Здесь что стоило бы отметить? Смотрите: Суслов признал, что Секретариат ЦК собрался не для того, чтобы наказать зло, а главное - продумать систему мер для того, чтобы больше не допустить массовых пьянок и грубых финансовых нарушений в комсомоле. И уж совсем не было цели придать вскрытым фактам широкую огласку. Суслов подчеркнул, что партруководство специально собрало узкий круг, чтобы без лишних глаз и ушей разобраться не с порочной системой, а всего лишь с одним-двумя зарвавшимися функционерами. Часть приглашённых на этот секретариат людей из этого сделала вывод, что всё затевалось не для реформирования системы, а главным образом для того, чтобы ударить по близкому Павлову человеку и соответственно бросить тень на самого Павлова. Другими словами, Яровому досталась роль козла отпущения.

Буквально через месяц, 28 февраля 1968 года состоявшийся под председательством Кириленко секретариат ЦК КПСС утвердил следующим председателем КМО тридцатиоднолетнего Геннадия Янаева, до этого руководившего Горьковским обкомом комсомола. Но что интересно: новый назначенец оказался ещё большим пьяницей, чем его предшественник. Но Старую площадь это никогда не смущало. Значит, Ярового убрали из КМО всё-таки не из-за пьянок, а по другой причине - чтобы скомпрометировать Павлова и Шелепина.

Дело о Комитете молодёжных организаций подготовило почву для последующей отставки Павлова. Другой вопрос: Кремль позволил Павлову в отличие от Ярового уйти по-тихому, без скандала и обвинений в пьяных загулах и финансовых растратах. 31 мая 1968 года Суслов на секретариате ЦК КПСС как бы невзначай сообщил, что появилась подходящая фигура для комсомола.

«Состоялся обмен мнениями о кандидатуре т. Тяжельникова, рекомендуемого на должность секретаря ЦК ВЛКСМ» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 3, л. 152).

Перед этим партийные кадровики подобрали Павлову новую синекуру - Комитет по спорту, откуда он уже никак не мог влиять на большую политику и помогать Шелепину в осуществлении каких-либо планов по замене высшего советского руководства. Для Брежнева Павлов больше уже никакой опасности не представлял.

Узнав об отставке комсомольского лидера, заместитель главного редактора журнала «Новый мир» Алексей Кондратович 3 июня 1968 года записал в свой дневник:

«Как сняли Павлова, о котором, кстати, газеты всё ещё молчат. Оказывается, он со своей свитой и девочками летал на самолётах и устраивал пирушки. Так они прилетели в Днепропетровск на какой-то комсомольский слёт. Конечно, на этом слёте произносились самые высокие слова. А потом оргия. Да такая, что весь город подивился. Тогда секретарь обкома махнул письмо Брежневу. Павлов ходил к этому секретарю и просил, уговаривал его. Но тот оказался непреклонным. Была создана комиссия, включавшая финансовых работников. Эта комиссия и выяснила всё. Растраты - что-то около 40-50 т.

Коррупция. И удивительнее всего, что она не считается чем-то уж очень предосудительным.

- Зато он хорошо воевал на идеологическом фронте, - сказал кто-то, не чувствуя ужасной фальши этих слов.

Но Павлов останется. «Свой» (А. Кондратович. Новомирский дневник. М., 2011. С. 429).

Дальше подошла очередь строптивой Журавлёвой. Её назначили заместителем министра вузов СССР. Чуть позже «ушли» из комсомола и Торсуева (он был утверждён руководителем издательства «Прогресс»).

А Яровой с горизонта исчез. Куда - это осталось загадкой.

Полковой священник Константин Николаевич Образцов.

Бывает так, что о каком-либо человеке совсем не знают на его малой родине, но зато о нём бережно хранят память и любят его там, где он жил и работал. Так сложилось и с памятью о нашем земляке - священнике 1-го Кавказского полка, авторе текста Кубанского казачьего гимна отце Константине Николаевиче Образцове. К счастью сохранились архивные свидетельства о его ратной службе и его автобиография. Вот что можно почерпнуть из этих документов.

Приказ от 18 марта 1913 года. Пункт 3.

«Полкового священника о. Образцова выехавшего 17 сего марта в урочище Пуль-и-Хатунь для исповеди и причащения чинов 4-й сотни полагать в командировке, а церковника Шуваева Петра выехавшего вместе с ним, исключить с провиантского, приварочного и чайного довольствия при полку и 3-й сотне с 17-го сего месяца с того - же числа зачислить его на кормовое при полку довольствие».

 Приказ подписан командиром полка, полковником Мигузовым и полковым адьютантом, сотником Сытником.

Священник Константин Образцов.

Впервые я узнал об этом легендарном батюшке тогда, когда исполнял обязанности командира взвода казачьего кадетского класса. При подготовке к занятиям с кадетами мне приходилось интересоваться различными вопросами по истории Российского казачества и в некоторых источниках упоминалось имя Константина Образцова. В книге П. И. Стрелянова (Калабухова) «Казаки в Персии 1909-1918 гг.» в главе о полковых священниках об Образцове и его сослуживцах сказано следующее: «… Воспитание нижних чинов армии в началах нравственности и укрепление их в сознании долга, любви к Царю и Родине основывaлось на религии. На этом фундаменте зиждилась крепость и мощь Российской армии, черпающей свои силы в вере в Бога. Для этого и были введены в штаты строевых отдельных частей полковые священники. Проводя все время с полками, участвуя в боевых походах и испытывая лишения войны вместе с нижними чинами и офицерами, священнослужители не раз представлялись к боевым нarpaдaм. В казачьих частях на Кавказском фронте такими полковыми священниками были:

l-­гo Полтавскоrо полка - ­протоиерей о. Вардиев Дмитрий Николаевич - нaгpaждeн орденами Святой Анны 2-­й степени с мечами (10 июня 1915 гoдa) и Святого равноапостольного князя Владимира  4-­й степени с мечами и бантом (11 мая 1916 гoдa);

l-­гo Лабинскоrо полка - о. Татаринов Феодор - орденом Святой Анны 3-­й степени с мечами и бантом (13 марта 1916 годa);

l­-гo Taмaнcкoro полка - о. Успенский Павел ­-  орденом Святой Анны 3-­й степени с мечами;

l-­гo Кавказскоrо полка -  о. Образцов Константин Николаевич - орденом Святой Анны 3-­й степени (22 октября 1915 гoдa)…».

Многое о ратной службе отца Константина известно и из мемуарных произведений казачьего полковника Федора Ивановича Елисеева. 

О Елисееве, как об известном военном историке,  доктор исторических  наук С. В. Волков говорил следующее: “Жизнь его отмечена событиями, выделяющими её даже на фоне весьма причудливых судеб русских эмигрантов, а фигура его давно заслуживает особого внимания. Федор Иванович Елисеев - не только боевой офицер, но один из наиболее крупных военных историков и мемуаристов русского зарубежья. Он оставил тысячи страниц произведений, посвященных истории полков Кубанского казачьего войска, начиная с предвоенного времени. Собственно, большую часть того, что было написано в эмиграции по истории кубанских частей, составляют именно труды Ф. И. Елисеева... Свод воспоминаний Ф. И. Елисеева о полках Кубанского казачьего войска, в которых ему довелось служить, по объёму, степени подробности и насыщенности фактическим материалом практически не имеет себе равных, являясь ценнейшим источником по истории 1-й мировой и Гражданской войн. Он сохранил для истории имена многих сотен своих товарищей по оружию...” Вот то, что он рассказал нам об отце Константине в своей работе я и хочу донести до читателей моей статьи.

«…История кубанского войскового гимна. Не говоря уже о рядовом казачестве - редко кто из казачьей интеллигенции, даже и офицерства, знает - откуда и когда появилась эта песнь, ставшая впоследствии «Войсковым гимном Кубанского Казачьего Войска», и кто таков ее автор. Автора давно уже нет в живых. Он расстрелян большевиками в Тифлисе еще тогда, в период их первого владычества, за свои смелые выступления против них. Это был полковой священник 1-го Кавказского полка Кубанского Казачьего Войска - отец Константин Образцов. Какого места России он уроженец, где он раньше служил, откуда он прибыл к нам - мы тогда этим как‑то не интересовались, но в полк он прибыл еще до войны 1914 года, в город Мерв Закаспийской области (Туркестан), где 1-й Кавказский полк имел постоянную «стоянку» еще со времени завоевания этого края, с 1881 года. Отец Константин имел внешне неказистый вид и был с некоторыми недостатками и странностями. Маленького роста, слегка сгорбленный, близорукий, всегда в очках и всегда как‑то всей своей неказистой фигурой, смотревший вперед и вниз, всегда с красным одутловатым и лоснящимся лицом, с худенькой рыженькой поповской косичкой на голове, с жирными и короткими пальцами на руках, в полуистоптанных сапогах - он производил на всех самое заурядное впечатление, чтобы не сказать худшее. К тому же он не отличался чистоплотностью. А если принять во внимание, что порою он не отказывал себе в лишней рюмке водки и не останавливал себя в «речах» при всех абсолютно случаях, с подчеркиваемой мыслью о какой‑то «правде» - то его даже недолюбливали, слегка третировали, а казаки, в особенности его «причт», подсмеивались над ним за глаза. Любил он при всех отправлениях своих церковных «треб» говорить проповедь, при венчании - «слово», и - если кто в них вникал - они были не лишены глубокого евангельского содержания. Говорил же он всегда с увлечением, даже как будто порою «мудрствовал». Но наряду с этими странностями и недостатками он имел большой запас гражданского мужества, порою наивно - вызывающего. За эту свою «правду» и «смелость» он и поплатился самым ценным для себя - жизнью.

А вот один характерный случай. В 1915 году в Турции, в селении Санжан, на Войсковом празднике, в просторной палатке командира полка на оскорбительную остроту последнего (командир полка любил подтрунивать над всеми. То был полковник Д. А. Мигузов - казак из осетин Терского казачьего Войска) отец Константин незамедлительно, в присутствии офицеров, ответил ему дерзким вызовом, и когда командир вынудил его удалиться вон - он, войдя в свою палатку, стоявшую здесь же рядом, - в оскорбленном бессилии громко запел «Отче наш…». Офицеры вначале переглянулись между собою, улыбнулись, но… веселие как‑то не пошло. Видимо, душа была на стороне священника.

* * *

С объявлением войны Отдельная Закаспийская казачья бригада (1-й Кавказский, 1-й Таманский и 4-я Кубанская казачья батарея - кроме Туркменского конного дивизиона) была переброшена в Персию, в Макинское ханство и сосредоточена в г. Маку, в 20 верстах от турецкой границы. Помню, я как‑то взобрался на высокое «плато», возвышавшееся непосредственно над нашим биваком, и там случайно встретил отца Константина. Наблюдая местности и высящиеся невдалеке, словно две сахарные головы, Большой и Малый Арараты - он стал пояснять мне о библейских временах сих мест, о Ноевом ковчеге, о бывшем дне морском на нашем месте и в доказательство этого, порывшись в земле, достал оттуда несколько морских ракушек. «А вот слово! - Адам. («Адам» по - тюркски это значит - «человек»)». «Почему оно имеет здесь такое нарицательное определение?» И на эту тему он развил мне целую историю о первой колыбели человечества сих мест, последовательно, связав его с именем нашего прародителя и первого человека Адама. Не знаю, ветхозаветная ли местность, далекое ли наше уединение от людей иль мое напряженное внимание к его словам вызвали в нем поток какого-то откровения и экстаза… Я слушал его, и в моих глазах постепенно перерождался наш неказистый на вид «батюшка» и выявлялся человек с большою душою и глубоким содержанием.

* * *

18 октября ст. ст. 1914 года Турция объявила войну России, и мы на рассвете 19-го с боем перешли персидско - турецкую границу - вошли в пределы Турции и заняли ряд сел. А через два дня заняли и историческую крепость Баязет, в которой в 1877 году наши деды - кавказцы, окруженные турецкими войсками и терпя голод, по жребию резали своих строевых лошадей и ели их, пока подошла выручка. Этот эпизод в русской военной истории известен под названием «Баязетского сидения». С этого времени и начался наш бесконечный боевой поход по гористой и полудикой Турции, вначале интересный, а потом полон лишений и невзгод, порою, в зимний период, с долгими и нудными «сидениями» в голодных, холодных и абсолютно разрушенных курдинских «зимовниках», а большею частью - в низких и тесных палаточках. Полк долго стоял в Баязетской долине, в истоках библейской реки Евфрата, в с. Диза, что перед знаменитым Топоризским перевалом. Несколько раз «затыкая дыры», в жестокие турецкие холода, по бездорожью, проходил опорные этапы - Диадин, Ташлы - чай - Суфра, Каракилиса, избороздил всю Алашкертскую долину, высылая разъезды на укрепленный турками Клыч - Гядукский перевал и проходя ими, для связи с Сарыкамышской группой, исторический Даярский проход. Два раза переваливал он через высочайший Чингильский перевал, а с весною 1915 года, когда в долинах была уже зелень, а в Игдыре, в Армении, цвели абрикосы - он, рубя просеки в снежных заносах, с боем занял Топоризский перевал, - долгое наше «бревно в глазу», и спустился в дикую долину Аббага. Здесь, форменно разметав курдов и пройдя двадцативерстное Бегрикалинское ущелье, 6 мая того же 1915 года занял город Ван - центр Турецкой Армении. Развивая дальнейшую общую стратегическую операцию, он был брошен далее на юг, в направлении к Джулямерку (Мессопотамия), наперерез войскам Халил - бея, отступавшим из Сарая, из Персии. В горных трущобах своими разъездами полк достиг здесь истоков второй библейской реки - Тигра. Легкое затишье на фронте и необходимый отдых в благодатном Ване был нарушен неожиданным прорывом Халил - бея в направлении к Кагызману, где передовые части турок достигли даже пределов нашей государственной границы. Это заставило весь левый фланг русских войск - 4-й Армейский сводный корпус - спешно оттянуть назад, очистить всю занятую местность и вновь отойти к Баязету. В тылу зашевелились курды. Новый поход сотен полка по старым дорожкам на склоны Большого Арарата - новые пепелища, и новая кровь с обеих сторон, а затем всю бригаду спешно перебрасывают в самый Мелязгерт и после легкой боевой операции полк сотнями и дивизионами разбрасывают на десятки верст держать линию фронта против неугомонных курдов. Штаб же бригады и 1 - го Кавказского полка отводятся в селение Санжан, что на левом берегу Евфрата, возле Дутаха, на трактовую дорогу Мелязгерт - Каракилиса. Здесь началось новое сидение, но более чем когда‑либо тяжелое. Наступила дождливая осень 1915 г.; затем выпал снег; ударил мороз. Проходами многих войск, недавними жестокими боями вся испепеленная местность, ни деревца даже для растопки… Снег, морозы и… казаки в палатках. Началось рытье землянок. Надгробные плиты турецких могил использовались для нужд построений… Все занесено снегом; подвоза фуража нет… Разными приспособлениями сгребали снег и доставали старую высохшую траву или неубранный хлеб и это - за версты от стоянки. От бескормицы конский состав полка погибал на глазах у всех. От холода давно погибли сотни текинских лошадей, мобилизованных в Туркестане для обоза, которые в жизни своей никогда не видели снега… Противотифозная прививка форменно положила всех казаков в их скудное ложе в палатках… Люди едва несли необходимый полковой наряд… Все это, все эти бесконечные походы и переходы через высочайшие снежные перевалы, эти восточные извилистые каменистые тропы - дороги, по которым расстояния могут измеряться только «саатами» (часами); эти раскаленные летние жары и зимние турецкие морозы, и эта постоянная жизнь в палаточках или в разрушенных «ханах», с их дымными «тандырями» и дырою в потолке вместо трубы; этот постоянный недостаток в продуктах и вечный фуражный голод, грязь и паразиты… а отсюда - тоска и тоска по родному краю, по родимой сторонушке, по далекой станице, по дому отчему… Проводя все время с полком, участвуя абсолютно во всех боевых его перипетиях, живя также в своей одинокой палаточке, как и другие, тащася в хвосте колонны верхом на своей захудалой клячонке, наблюдая ежедневно и ежечасно жизнь - лишение казаков, невольно прислушивался к их разговорам, прислушивался к их заунывным песням, когда в своей палаточке в пасмурные долгие нудные вечера, без всякого освещения, съежившись «комочком» от холода и вспоминая свою далекую цветущую богатством, милую родную Кубань - казак пел песнь ей - молитвенно и восторженно - отец Константин, как духовный отец, не мог не запечатлеть всего этого в своей чуткой и поэтической душе. Вот тогда‑то именно, в этот особенно тяжелый период жизни казаков 1-го Кавказского полка, - вот тогда‑то, в 1-й год войны на Турецком фронте и зародилась эта знаменитая песнь Кубанская, которую теперь поют все, которую любят все, кто ее хотя бы один раз услышал…

* * *

Эта «песнь» вышла в печати маленькою брошюркою в 6-8 страниц, вместе с другими стихами автора, к осени 1915 года. Тогда же с собственноручною надписью автора отца Константина, в знак приветствия назначения моего полковым адъютантом 2 ноября 1915 года, я получил ее «на память» в селении Санжан, в убогой землянке его. 1-й Кавказский полк через несколько дней неожиданно был сменен 1-м Лабинским полком, и мы, после 15-месячного непрерывного пребывания в полудикой Турции, испытав нечеловеческие лишения, измотанные и обтрепанные - с нескрываемой радостью выступили на отдых в Карс. Но отдохнуть полку не удалось. Пробыв всего лишь несколько дней, он был спешно переброшен в г. Ольты, т. к. началась Эрзерумская операция, закончившаяся падением этой первоклассной турецкой крепости. Развивая успех, с непрерывными и жестокими боями полк прошел Мема - Хатунь, Барна - Кабан, Байбурт, Хан - Дараси, закончив все это занятием далекого и уже полуевропейского города Эрзинджана, расположенного в богатой и плодородной долине, где впервые в Турции нашли мы яблоки, груши, огурцы и даже арбузы. И далее, распространяясь в глубь Турции, дивизион полка занял город Кемах, в 60 верстах западнее Эрзинджана, по шоссе на Сивас. Это был самый далекий пункт, где только могли быть русские войска в Турции… И лишь к осени 1916 года, когда полк, в составе 5-й Кавказской казачьей дивизии (Закаспийская казачья бригада, с включением в нее 3-го Екатеринодарского и 3-го Линейного полков, были переименованы в 5-ю Кавказскую дивизию), абсолютно издерганный и надорванный, был вновь переброшен на продолжительный отдых в район крепости Карса - здесь впервые появилась эта песнь, уже переложенная на трогательную музыку и с восторгом подхваченная не только в сотнях нашего полка, но и в полках всей дивизии, так как глубокий смысл этой песни одинаково затронул изболевшуюся и надорванную душу каждого казака, перенесшего нечеловеческие лишения на голодном Турецком фронте… Далеко - далеко еще до мысли о ней как о гимне, во всех Кубанских войсковых частях - будь то казаки, поющие, как всегда, в широком кругу, иль г. г. офицеры в своем собрании - всегда они, родные и верные Кубани кубанцы, при словах последнего двустишия - снимали папахи и, продолжая петь: Шлем Тебе, Кубань Родимая, До сырой земли поклон…

кланялись ей полупоклоном торжественно и умиленно… Вот почему в год падения Императорской России, когда Царский гимн не мог быть выявлен в жизни и не мог всколыхнуть сердца казаков в их стремлении уберечь свой край от развивавшейся общерусской анархии - эта песнь - молитва священника 1-го Кавказского полка отца Константина Образцова так остро задела душу кубанского казачества, что была абсолютно всеми - фронтовиками и «дедами», штатскими и военными, рядовыми казаками и офицерами, казаками и иногородними и даже нашими гордыми и благородными соседями черкесами - в период тяжких испытаний и борьбы, кровавой борьбы «ЗА СВОЙ ПОРОГ И УГОЛ»… на перелом насильственного изжития казачества, в годы его физического уничтожения коммунистическою властью, когда фактически самою жизнью, кровавою смутою, сам собою поднялся вопрос «БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ КАЗАЧЕСТВУ» эта Войсковая песнь - молитва была всем населением Кубанского края воспринята как ВОЙСКОВОЙ ГИМН КУБАНСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА, с которым кубанское казачество воевало и… умирало…

За Твою ли славу старую Жизнь свою ли не отдать…»

Ещё много чего о ратной службе отца Константина и о том, как он создавал свои стихи можно узнать из исторических произведений казачьего полковника Федора Ивановича Елисеева, но и этого будет достаточно, чтобы иметь представление о ратных и литературных трудах полкового батюшки.  Бывший Донской Атаман, генерал от - кавалерии Краснов в своём письме обращаясь к Елисееву написал следующее: «Глубокоуважаемый Господин Полковник! Прекрасную Вашу книгу - «История Войскового Гимна Кубанского Казачьего Войска», да еще, с глубоко меня тронувшею надписью, получил. Прочел ее с громадным наслаждением. В ней так четко и красиво, тепло и любовно обрисовали Вы образ автора гимна, отца Константина Образцова и так прекрасно его истолковали. Много казачьей мудрости в Вашем благородном гимне, полном любви к Родине. Так хорошо, что Вы его издали и растолковали. Он стал от Ваших любовно теплых, от сердца идущих слов, еще лучше, понятнее и глубже.

Искренне уважающий и благодарный

П. КРАСНОВ.

23 марта 1930 г. № 176.

Santeny.»

«Кто из казаков, да и вообще из русских людей, живших и воевавших вместе с казаками - не знает эту чудесную Кубанскую песню: «Ты Кубань, Ты наша Родина»? Удивительная задушевность, глубокое чувство любви к родному краю, красота строя и напева - делают ее одним из высоких образцов народной поэзии, перед которой меркнут многие надуманные, лишенные вдохновения, стихи поэтов… И недаром все мы, казаки, какого бы Войска ни были, - так искренне любим эту прекрасную песню и так охотно всегда поем ее на наших собраниях, рядом со своим Войсковым гимном. И она давно уже стала не только песнью Кубанскою, а - Кубанским Войсковым гимном, признанным и утвержденным самою жизнью. Казаки - певучий народ. И в горе, и в радости у казака всегда найдется своя песня, нередко дедовских боевых времен, соответствующая его настроению. Он не знает имени автора, где и когда песнь была написана, да это и не нужно ему: он сам всей душой в этой песне, она ему родная с молоком матери. Ее начало - в далекой старине. Но «Ты Кубань, ты - наша Родина» - еще юная красавица. Ее родила Великая война, взлелеяла извечная горячая любовь казака к родному краю, и будет жить она вовеки, пока будет на свете Казачество… А пока будут в нашей душе такие светлые чувства, какие так ярко выражены в ней, пока она, эта родная всем нам песнь будет будить в нас и поддерживать действительную любовь к Родине - не страшны нам козни христопродавцев - большевиков. Их судьба решена…. Помянем же добрым словом того скромного, погибшего от злодейских рук, полкового священника 1-го Кавказского полка Кубанского Казачьего Войска отца Константина Образцова, который сумел так талантливо сложить, записать и дать стройную форму казачьей думе… Скажем сердечное спасибо и автору настоящей маленькой книги, хорунжему того же полка тех времен Ф. И. Елисееву, в которой он так тепло и хорошо рассказал историю этой песни - гимна.

Донской Атаман,

Генерал БОГАЕВСКИЙ

5 февраля 1930 г.

Париж.»

Как оказалось, в печати осталось не так уж много сведений рассказывающих непосредственно о жизни полкового священника, оставившего о себе память в истории Кубанского казачьего войска, как создателя Гимна Кубани. Это был очень талантливый и несчастливый в жизни человек. Жизнь никогда не была благосклонна к Константину Образцову. За отличие во время военных действий, священник был награжден орденом Святой Анны 3-й степени, без мечей. В 1919 году песня на его стихи становится Гимном кубанской войсковой Рады, а позднее и Гимном Кубани: «Ты Кубань, Ты наша Родина». Как позднее сложилась судьба о. Константина Образцова, талантливого и трудолюбивого человека - достоверно неизвестно. Есть разные версии о его судьбе: расстрелян в Тифлисе, расстрелян в Екатеринодаре, умер от сыпного тифа и похоронен на Всесвятском кладбище в Екатеринодаре, якобы в фондах ГА РФ есть сведения о священнике Образцове протоиерее в Галлиполи. Неизвестно, как прожил он свои последние годы, но где бы ни встретил свой смертный час отец Константин Образцов, он навсегда останется автором бессмертного Гимна Кубани.

В Кубанском Казачьем Вестнике от 5 июня 1916 года была опубликована подборка стихотворений отца Константина и там же была помещена его автобиография.

«Вот моя краткая биография. Родился я в 1877 году 28 июня в г. Ржеве Тверской губернии. Отец мой - Николай Дмитриевич Образцов - служил там на Рыбинско-Бологовской железной дороге. Происходил он из духовного звания - сын священника и сам первоначально учился в духовной семинарии, но по домашним обстоятельствам ему пришлось переменить карьеру. Немало жизненных неудач выпало ему на долю, но, будучи человеком подвижного и неунывающего характера, он стойко превозмогал все невзгоды.

Много светлых детских воспоминаний сохранилось в моей памяти. Помнится тихий уют деревни Акинино, скромно приютившейся неподалеку от г. Рыбинска. Там прошли первые четыре года моей жизни. Типичная русская деревня: смиренный ряд избушек, колодец с журавлем, околица, огороды, две развесистых рябины около нашего дома и качели на них, палисадник и в нем цветник и кусты малины, а дальше - поля и луга, необозримая гладь и голубые ленты притоков Волги. И Волга помнится, катания в лодках по ней, и разливы ее, и баржи бесконечные, и тягучие песни бурлаков, и снега глубокие...

Отец был все время занят службой. Нас, детей, было двое: я да сестра (старше меня двумя с лишним годами). Мы были всецело на попечении матери - Екатерины Алексеевны (урожд. Милорадовой). Кроткая и ласковая, терпеливая мать-подвижница! Помню ее часто молившеюся по ночам у детской колыбели.

В 1882 году отец мой перевелся на Кавказ, в г. Тифлис, а мы, пока он устраивался там на закавказской железной дороге, более года проживали в сел. Васильевском, у родственников по матери. Село большое и богатое и чрезвычайно живописное. По соседству тянулись леса и обширная тенистая роща с богатой помещичьей усадьбой в ней. На краю высокая каменная церковь. Это село мне тем особенно памятно, что там я от матери получил первые уроки грамоты, научился читать по складам. Для отца это было сюрпризом. Мне было тогда не более пяти лет. Таким образом, на Кавказ я приехал уже грамотным.

Не долго прожила на Кавказе мать. Спустя год по переезде она умерла от простуды в г. Тифлисе (в 1884 году). Начался трудный период скитаний для нас, детей. Негде было отцу пристроить малышей, оставшихся без призора. Ввиду этого отец, по миновании траурного года, женился на второй - грузинке, Евфросинии Мерабовне (урожд. Цкитишвили). Она осталась бездетной и это обстоятельство помогало ей отдавать свое внимание нашему воспитанию. Особенно заботилась она о моем религиозном развитии. Ей же, собственно говоря, я обязан и своими первыми стихотворными попытками, так как уже с восьми лет я слагал рифмованные поздравления в день ее ангела и получал за это большие похвалы. Это заставляло меня повторять опыты. Первым более сознательным пробуждением моей малютки - музы было стихотворение «Караван», написанное на девятом году жизни. Оно, как помнится, вышло у меня большое и картинное. Конечно, оно бесследно пропало, как и все мои тетради с первоначальными поэтическими упражнениями. Признаться, я и сам немало пожег их по чувству неудовлетворенности. Читал усердно. Что попадется под руку. Очень любил читать «Переписку с друзьями» Гоголя. А он ведь сжег же вторую часть своих «Мертвых душ» и великие риторы древности советовали: «Чаще поворачивай стиль», т. е. стирай обратным концом написанное тобой на вощеной доске. Я так и делал: «сжигал» и «чаще стиль поворачивал»...

Девяти лет определили меня в городское училище при Александровском учительском Институте. Из третьего отделения этой первой моей школы родители перевели меня в Тифлисское духовное училище. По окончании там курса я прошел в Тифлисскую духовную семинарию.

За это школьное время мои поэтические опыты не прекращались. В духовном училище моим цензором и руководителем был преподаватель русского языка В. В. Раевский, которому я отдавал на оценку стихи, тщательно переписывая их в тетради. Человек чуткий и музыкальный, он любил поощрять благие порывы в своих питомцах. Потом большое влияние на меня оказал А. П. Альбов, семинарский преподаватель русской литературы и философских наук. По его предметам я занимался с особенной любовью и усердием. Он также был пестуном моей музы.

Но особенным подспорьем для меня явилось то обстоятельство, что еще с первых классов духовного училища я тесно сдружился с одним из своих товарищей (И. П. Б-в), таким же мечтателем и любителем поэзии и писательства. Мы были неразлучны в семинарии. Всюду видели нас вместе, так что одного без другого нас не могли и представить. Словно «Кастор и Полукс». Мы усердно занимались чтением, саморазвитием. К каждой прочитанной странице относились критически. Увлекались произведениями корифеев русской литературной критики и публицистики. Перечитали Белинского, Добролюбова, Писарева, даже Шелгунова и Скабичевского. Но все-таки во главе чтения у нас были поэты. Мы не расставались с творениями Пушкина и Лермонтова. Они были нашими друзьями. Они создали в наших молодых душах свой пленительный мир грез и очарований. И, конечно, мы усердно старались подражать им, особенно - Лермонтову. Нас пленяли дивные красоты кавказской природы. Были даже попытки под ее наитием написать целые поэмы («Нирван», «Лейла», «Подвижник» и др.). Любили мы и Надсона. Чуть ли не всего декламировали наизусть. Да и кто из юношей нашего поколения не тяготел к этому кристально чистому поэту? Среди кумиров наших были также Некрасов, Плещеев и Майков. Зачитывались и произведениями К. Р. Из западных же корифеев нас особенно пленяли Байрон, Шелли, Шатобриан, Шекспир, Виктор Гюго и Смайльс.

К тому времени относится и моя первая попытка постучаться в двери редакции. Попытка оказалась успешной. Это было в 1893 году 3 сентября, когда я отнес в редакцию издававшейся в то время в Тифлисе газеты «Новое Обозрение» свое стихотворение: «Полно, утешься, дитя мое милое» (Утешение). Первый успех окрылил мое усердие, и от поры до времени я стал помещать свои стихи в местном «Вестнике Грузинского Экзархата».

Но тут началась для меня с моим неразлучным приятелем удивительная полоса увлечения аскетическими творениями. Началось так незаметно, под влиянием миссионерской и проповеднической деятельности нашего инспектора семинарии иеромонаха о. Исидора Колоколова, весьма даровитого и пылкого оратора. Начитались Эпиктета, Сократа и других моралистов древности. Перешли на произведения святых отцов и византийской аскетики. Мы усиленно штудировали книгу «Невидимая брань» еп. Феофана. Выписывали в особые тетради огромные выдержки из творений Макария Египетского, Ефрема Сирина, Фомы Кемпийского, о. Иоанна Кронштадтского. То было всепоглощающее увлечение с твердым намерением все почерпаемое в этих книгах копировать в себе, применять к личной жизни, невзирая ни на что. Увлечение доходило почти до фанатизма. Всякие препятствия учитывались нами как подвиг искуса. Тут имели место акафистные моления на всю ночь, хождения с богомольцами по монастырям, добровольные обеты, не исключая даже таких, как обет полного молчания, что, конечно, было очень не выгодно в нашем положении как учеников, прежде всего. А потом все это весьма отражалось и на наших молодых организмах. Мы запостились не на шутку. Для моего приятеля это завершилось длительной болезнью, не позволившей ему даже закончить семинарского курса. Моя комплекция оказалась выносливей. Да и сам я, наконец, понял крайности такого увлечения. Последнему способствовало то обстоятельство, что отец мой поместил меня в семинарское общежитие, требования которого заставили меня войти в известную норму жизни. Там же, в общежитии, вновь ожила моя муза; опять я окружил себя поэтами и подолгу засиживался с ними. Писал дневник, и даже рассказы.

За год перед окончанием семинарского курса меня постигло горе: умер мой отец и я, таким образом, оказался круглым сиротой. В 1900 году я окончил курс духовной семинарии по первому разряду, студентом. Семинарское начальство направляло меня в Духовную Академию (Петроградскую), как лучшего воспитанника; но тогда у нас, семинарской молодежи, было крайнее увлечение университетом. Потянуло и меня туда же, несмотря на полное отсутствие материальных средств. Предостерегал меня ректор семинарии (о. Стефан Архангельский, впоследствии архиепископ Могилевский), но, видя мою настойчивость, потом и сам помог мне добраться до университета. В том же 1900 году я поступил по предварительному экзамену в Юрьевский университет по юридическому факультету. Новые условия жизни, свободной и кипучей, как сама юность, студенческие кружки, лекции, новые веяния, все это увлекало молодую душу. Посещая лекции не только своего, но и других факультетов, я нашел для себя более сродным историко-филологический факультет, на который спустя семестр и перечислился. Но трудно было учиться без всякой материальной поддержки. В Юрьеве на кондиции рассчитывать было нельзя. На лето я ездил на Кавказ в г. Тифлис, где и прирабатывал себе уроками и службой на железной дороге. В одну из таких поездок (в 1902 году) я женился на девице С. П. Б-овой, сестре своего товарища (И. Б-ва), о котором была речь выше. Таким образом, наша давнишняя дружба завершилась родством.

Женитьба дала мне нравственную жизненную опору, освободив меня от угнетавшего меня чувства одиночества. Вместе с тем во мне усилилось первоначальное тяготение посвятить себя на служение церкви. Это мое стремление встретило большую поддержку со стороны жены и вот, уволившись из университета, в 1904 году 13 июня я принял священный сан и был назначен на штатное место священника при Карсском епархиальном соборе. Там же я потом исполнял обязанности Карсского окружного миссионера. Меня увлекла деятельность проповедническая, и в этом направлении я старался работать над собой.

В 1908 году я был переведен на должность миссионера Згодан, проповедника по Борчалинскому уезду Тифлисской губернии (уроч. Джелал-Оглы), а вслед за тем в том же году перевелся во владикавказскую епархию на должность помощника епархиального миссионера-проповедника и был командирован епархиальным начальством на киевский всероссийский миссионерский съезд в качестве депутата от епархии.

Но слабое здоровье не позволило мне долго нести миссионерские обязанности. Спустя год я по прошению занял приходское место (настоятеля) в станице Слепцовской. Но там крайне не повезло мне. И прежде всего - там посетило меня великое горе: в один год (1910) я потерял детей. Смерть малюток, особенно сына-первенца, необычайно даровитого и прекрасного мальчика - Коли, крайне потрясла меня и жену. Мы, осиротелые, чувствовали себя как бы выбитыми из жизненной колеи, и только одна милость Божия спасла нас тогда от окончательной гибели. Памяти сына я написал большую поэму («Над родной могилой»), в которой дал простор своим слезам и своей примиряющей вере в Промысел Божий. То был мой поэтический сорокоуст по сыну. Поэма по частям была в то время отпечатана в разных журналах («Русский Паломник», «Кормчий», «Искры жизни», «Владикав. епархиальн. ведомости»).

В 1912 году, после кратковременного перевоза в ст. Новопавловскую, я перешел на службу в военное ведомство, получив назначение в 1-й Кавказский полк Кубанского казачьего войска, где и служу по настоящее время.

За все эти годы после женитьбы я не прерывал своей литературной работы. Сотрудничал во многих журналах, преимущественно в духовных («Русский Паломник» и «Странник», «Кормчий», «Утешение и наставление в православной вере христианской», «Почаевский Листок», «Божия Нива», «Воскресный Благовест», «Искры жизни», «Мирный труд», «Епархиальные ведомости», «Вестник военного и морского духовенства», и во время текущей великой отечественной войны - в «Кубанском Казачьем Вестнике»).

Из написанных за этот период стихотворений составился довольно большой сборник под общим заглавием - «Благовест Сердца», в котором все стихотворения распределены в трех книгах и сгруппированы в особые отделы, связанные одной общей идеей. Сборник уже совсем почти готов к печати, и только война помешала мне начать его издание.

1916 г., 5 июня

Кавк. Армия».

Над письмом.

Не слышно раскатов грозы боевой,

Бойцы утомились борьбой.

Осенняя ночь, точно ворон крылом,

Покрыла окопы кругом.

***

И ветер унылую песню поет,

Как нищий слепой у ворот,

И дождь задробил по кустам,

И вволю отдался слезам.

***

Свеча догорает… Над милым письмом

Склонился я грустно челом;

А грезы живые, как в радужном сне,

Толпою слетают ко мне.

***

Я дома… Я снова в родимом краю…

Я вижу голубку мою…

Мне сердце ласкает взор милых очей

И слышится лепет детей…

***

Родной уголок!.. В нем тепло и уют,

В нем счастье нашло свой приют…

Там думы и песни рождались мои,

Как вешних потоков струи…

***

Ах, греза… ты болью мне душу прожгла

И камнем на сердце легла!..

Свеча догорела… Над милым письмом

Проплакал всю ночь я потом.

1916 г., 

Кавк. армия

Моей Музе Звездочке

Свети, моя звездочка,

Свети, моя ясная.

С тобой мне не боязна

Невзгода ужасная.

***

В душе разгораются

С тобой, путеводная,

Терпенье и мужество

И мысль благородная.

***

Осилим мы, звездочка,

Врагов силу дикую,

На славу отпразднуем

Победу великую…

Кубанский Казачий Вестник. 1917. 15 янв.

Судьбы казаков, среди которых и священник К. Образцов, изображенных на фотографии:  

Справа налево стоят:

1. Командир 6-й сотни есаул Н. А. Флейшер, казак ст. Дондуковской. В чине полковника расстрелян красными в Армавире, в 1920 г.

2. Полковой делопроизводитель, коллежский ассесор Е. Т. Чирсков. Терский казак. Зверски замучен красными в марте 1918 г.

3. Подъесаул С. И. Доморацкий, из Майкопа. В чине войскового старшины поднят красными на штыки летом 1918 г. в составе 68 кубанских офицеров, по возвращении с Персидского фронта.

4. Полковой священник о. Константин Образцов, автор Кубанского гимна. Убит красными в первые дни революции. 

5. Пом. командира полка есаул Ерыгин, казак ст. Бжедуховской. В чине войскового старшины умер в 1916 г. 

6. Командир полка /в фуражке и кителе/, полковник Д. А. Мигузов, терский казак. Расстрелян красными на одном из островков Каспийского моря, возле Баку, в 1920 г. 

7. Командир 1-й сотни подъесаул Ф. М. Алферов, казак ст. Урупской. Кавалер ордена Св. Георгия 4-й ст. в 1916 г. В чине войскового старшины убит в конной атаке против красных под Армавиром в 1918 г. 

8. Командир 4-й сотни есаул С. Е. Калугин, казак ст. Ладожской. Командир 1-го Кавказского полка в 1919 г. В чине полковника сослан на Урал в 1920 г. По старости лет возвращен на Кубань, где был зверски замучен красными в 30-х годах. 

9. Полковой адъютант /в кителе и папахе/ сотник И. Н. Гридин. В чине полковника сослан на Урал в 1920 г.

10. /Позади него/ подъесаул В. Н. Авильцев, из Майкопа. В чине полковника сослан на Урал в 1920 г. 

11. Командир 3-й сотни подъесаул Г. К. Маневский, казак ст. Царской. В чине полковника и командира Линейной бригады смертельно ранен в бою на Маныче в 1919 г. 

12. /Позади него/ командир 5-й сотни есаул Е. М. Успенский, казак ст. Каладжинской, родной брат Кубанского Войскового Атамана генерала Успенского, умершего в 1919 г. В чине полковника убит немецким снарядом в Белграде во 2-й мировой войне.

13. Хорунжий Ф. И. Елисеев, казак ст. Кавказской. Полковник, известный писатель и военный историк русского зарубежья. 

14. /Позади него/ хорунжий В. А. Поволоцкий. В чине есаула сослан на Соловки в числе 6 тыс. кубанских офицеров и военных чиновников 1920 г. 

15. Хорунжий Н. В. Леурда. казак ст. Горячий Ключ. В чине подъесаула застрелился в Екатеринодаре в феврале 1918 г. 

16. Хорунжий И. В. Маглиновский, казак ст. Брюховецкой. В чине есаула погиб в бою в 1919 г. 

Лежат справа налево: 

1. Хорунжий В. Н. Калабухов, казак ст. Ново-Покровской. Есаулом и старшим адъютантом при Атамане Баталпашинского отдела ККВ умер в декабре 1919 г. 

2. Пом. полкового врача, классный фельдшер Целицо, казак. Умер в 1915 г.

3. Заведывающий оружием, чиновник Самойлов. Умер в 1916 г. 

4. Командир полкового обоза, подъесаул П. А. Ламанов, казак ст. Кавказской. В чине есаула погиб в Пензе, в плену у красных в 1921 г.

Литература:

1. Из истории Кубанского казачьего хора: материалы и очерки / Администрация Краснод. края, гос. научно-творческое учрежд. «Кубанский казачий хор» / Составление и общ. ред. профессора В. Г. Захарченко. - Краснодар: Диапазон-В, 2006. - 312 с.

2. В память 1-го Кубанского Похода. Сборник под редакцией Б. И. Казановича, И. К. Кириенко и К. Н. Николаева. Издание Главного Правления Союза Участников 1-го Кубанского Похода, г. Белград. 1926 г.

3. П. Н. Стрелянов (Калабухов) Казаки в Персии. 1909-1918 гг. М.: ЗАО Центрполиграф , -  2007.  -  442 с. (Россия забытая и неизвестная).

4. Дневники казачьих офицеров / Составление, научная редакция, предисловие, приложения, комментарии, подбор иллюстраций П. Н. Стрелянова (Калабухова). - М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. - 362 с.

Просто строители - о П. Е. Зубченкове  и  А. А. Подчекаеве.

Левин Н. Ф.,  краевед, Почетный гражданин г. Пскова в своей исследовательской работе «Дореволюционные страницы истории РОКК» в главе «Собственное здание Общины» рассказывает о постройке Псковского управления РОК и его Алексеевской общины.  

…Располагаясь десяток лет в арендуемом помещении дома Пост­никова, перешедшего в 1902 году по наследству к его племяннику Льву Мануйлову, руководители Общины с лечебницей, конечно, меч­тали о собственной удобной постройке. Однако начального капитала для строительства не было. Первая надежда появилась после окон­чания войны с Японией, когда выяснилось, что из средств, пожерт­вованных населением губернии на прифронтовой лазарет, остались неизрасходованными 9177 рублей 88 копеек. Эту непредвиденную экономию решили обратить на постройку собственного здания. Со­вет Общины обратился к городской думе с просьбой о бесплатном отводе участка земли под это строительство мерою 600 кв. саже­ней. 10 апреля 1907 года на заседании думы не оказалось особого кворума в две трети гласных, необходимого для решения подобных вопросов. 17 мая после долгих споров и благодаря настойчивой под­держке городского головы Алексея Алексеевича Агапова общине пре­доставили под застройку 400 (а не 600) кв. саженей за новым реальным училищем и Ботаническим садом на углу Форштадской (Куз­нецкой) и Бастионной улиц.

Одновременно был составлен и первый проект нового здания со сметой в 18 тысяч рублей. Направляя его в Главное управление РОКК, псковичи просили разрешения взять недостающие 9 тысяч рублей безвозвратно из средств местного Управления РОКК. Столичное на­чальство не разрешило такое заимствование.

Только в начале 1910 года графиня Адлерберг возобновила хо­датайство, особенно напоминая о том, что община с разрешения монарха названа «Алексеевской» в честь наследника престола. На этот раз Главное управление РОКК сообщило о своём принципиальном согласии, но предложило внести изменения в проект с учётом замечаний его Техническо-строительной комиссии. На общем собра­нии 7 мая 1910 года обрадованные члены Алексеевской общины по­ручили Совету срочно составить уточнённый план дома. После не­скольких переделок Псковское управление РОКК в сентябре рассмотрело новый проект. Теперь на строительство требовалось уже 33,5 тысяч рублей, да ещё 3 тысячи на устройство водяного отопления. К этому времени за счёт прибавления процентов собственный строительный капитал увеличился до 10,3 тысячи рублей. На сей раз недостающую сумму решили просить у Главного управления РОКК. В ноябре оно подтвердило своё согласие субсидировать постройку, а в феврале 1911 года даже предложило увеличить предполагаемую в здании больницу с 12 до 21 кровати.

К этому времени решение думы об отводе участка утратило силу, так как по городским правилам следовало застроить его в трёхлетний срок. Пришлось вновь обращаться с прошением, и 3 марта 1911 года Городская дума опять отвела тот же участок позади кинотеатра «Аврора» (нынешнего кинотеатра «Победа»), а также обязалась про­вести дорогу к участку от Кахановского бульвара. Считая, что отве­дённый участок мал, к думе пришлось обращаться ещё дважды, и она в мае и июне 1911 года постепенно увеличила размер отведён­ного участка до 1200 кв. саженей.

Одновременно Община поручила составление окончательного проекта молодому псковскому архитектору Анатолию Алексеевичу Подчекаеву. Новый проект предусматривал постройку двухэтажного главного здания для сестёр милосердия Общины, амбулатории, ста­ционара на 27 кроватей и квартиры главного врача, а на дворовой (территории - часовни, механической прачечной с дезинфекционной камерой, дворницкой, ледника, сарая для дров, а также устройство артезианского колодца и канализации. Зато и общая смета, включавшая не только строительные работы, но и полное оборудование лечебницы, выросла до 161 тысячи рублей.

В сентябре 1911 года проект одобрило местное Управление, а в конце года и Главное управление РОКК. При общине была создана строительная комиссия во главе с энергичным губернским предво­дителем дворянства Николаем Павловичем Лавриновским. На 12 ян­варя 1912 года она назначила торги на строительные работы. Их выиграли известные подрядчики Яков Горюшин и Пётр Зубченков. С весны они начали строительство, а торжественная закладка состоя­лась в воскресенье 3 июня. Об этом псковичи послали телеграмму вдовствующей императрице Марии Федоровне.

22 каменщика вели кладку стен здания с 6 часов утра до 7 часов вечера с часовым перерывом на обед. В июле они устроили забас­товку, требуя сократить рабочий день до 6 часов вечера и удлинить на час время обеда. На следующий день стороны договорились.

Немало забот потребовали осушка низинного участка, устройство бетонной канализации со спуском в канаву перед крепостной стеной. И всё-таки за два строительных сезона все работы были завершены.

5 октября 1913 года, в день именин («Тезоименитства») наслед­ника престола Алексея Николаевича здание было освящено еписко­пом Евсевием в присутствии высшего губернского начальства. А во вторник 15 октября новая больница и амбулатория уже принимали пациентов. Больница с 30-ю кроватями имела хирургическое и ро­дильное отделения, общие палаты и отдельные комнаты для боль­ных, ванны, души, рентгеновский кабинет. В лечебнице применялись массаж, водо-, электро- и светолечение. Амбулатория принимала больных с 9 часов утра до 9 часов вечера, с двумя перерывами на час и на 4 часа…

Васильев Владимир Иванович - главный архитектор института «Псковгражданпроект», член Союза архитекторов и Союза реставраторов России рассказал об одном из строителей Псковской лечебницы Петре Ефимовиче Зубченкове, уроженце Ржевского уезда Тверской губернии.

…Когда говорю друзьям или знакомым, что планирую написать хотя бы небольшую статью о Петре Ефимовиче Зубченкове, ловлю в ответ напряжённо-задумчивый взгляд и вижу в нём лихорадочную попытку вспомнить («а кто это?») и неловкое смущение («как же так случилось, что я ничего не знаю об этом, наверное, всем известном человеке?..»). Мягко пытаюсь помочь-подсказать:

- Тот самый, который строил Алексеевскую больницу в Пскове по проекту Подчекаева!

- Ах, да-да, конечно!..

Не помнят… Да и, по сути, нет их вины в этом обидно-незаслуженном забвении человека, упоминания о котором лишь разбросаны редкими ягодами по разнотравью многочисленных левинских очерков. Почти стандартная фраза «торги на строительство выиграли известные подрядчики Горюшин и Зубченков», в той или иной форме встречающаяся в различных статьях Натана Феликсовича Левина, не откладывается надолго в памяти: мыслями мы спешим проследить за судьбой его главных героев, не отвлекаясь на попутно упоминаемых персонажей. Да и сам патриарх Псковского краеведения, страстно разрывавшийся между интересными для него темами, так и не нашёл времени, желания и повода, чтобы обратить более пристальное внимание на «известного подрядчика Зубченкова». Возможно, это было следствием чисто субъективных предпочтений Натана Феликсовича: он увлечённо рассказывал нам о врачах, чиновниках, купцах, промышленниках, предводителях дворянства… Но когда я спросил его, почему он так и не написал о Зубченкове, обладая огромным архивом газетных выписок, услышал в ответ:

- Да, упоминаний о нём довольно много, но… я подумал, что это вряд ли кому-то будет очень интересно: он же просто строитель!..

И вот результат: «известный подрядчик Зубченков», которого, между прочим, сам псковский губернатор барон Медем лично рекомендовал выбрать подрядчиком для строительства Ольгинской часовни в Выбутах, почти забыт нашими современниками!

Вспомним о «просто строителе», и не будем ждать повода для этого. Вспомним, пока есть, кому вспоминать и рассказывать: ведь в России и в Эстонии живут его потомки, поделившиеся с нами уникальными фотографиями и документами, бережно хранимыми в семейном архиве. Вспомним хотя бы вкратце, хотя бы начнём вспоминать! А там, глядишь, кто-нибудь неравнодушный подхватит эстафету и откликнется - так же, как весной 2017-го неожиданно откликнулась Ольга Зубченкова (правнучка Петра Ефимовича), случайно наткнувшись в интернете на мою статью об архитекторе Подчекаеве, одной из иллюстраций для которой (видит Бог, совершенно случайно!) была выбрана фотография братьев Зубченковых.

А поможет нам автобиография Петра Ефимовича, написанная им 25 января 1941 г. - в самый, наверное, горький период в его судьбе. За полгода до этого в его жизнь вновь властно и непрошено вернулась Россия (нет, Вы правы: конечно же, не Россия - Советский Союз), его родная страна, которой он служил больше 40 лет из своих 63-х. Та страна, от новых властей которой он вынужден был уехать в Эстляндскую губернию, как-то неожиданно превратившуюся в Эстонскую Республику. И эта Россия, некогда щемяще родная, а потом пугающе непонятная и далёкая, стала теперь немилосердно просеивать своих бывших детей через грохочущие решёта вопросов-допросов, анкет-автобиографий. И никуда не спрятаться от жёстких рентгеновских лучей-подозрений, и непонятно, за что нужно оправдываться… Через полгода начнётся самая страшная из войн, через год - закончится его жизнь в каком-то из бесчисленных лагерей. А пока - вот Вам, Пётр Ефимович, лист бумаги и карандаш. И советуем Вам писать чистую правду, ничего не утаивая!

А что утаивать человеку на седьмом десятке лет, искренне чистому перед Богом и людьми?

«Родился в 1877 г. 1/14 октября, в Тверской губ., Ржевского уезда, Харинской волости дер. Полибино. Сын крестьянина».

Да он и остался, по сути своей, крестьянином - по-крестьянски спокойным, работящим и не болтливым. И в заявлении, которое в 1912 г. подавал в Псковское общество взаимного кредита, он точно так же и написал: «Крестьянин Тверской губ. Ржевского уезда Харинской волости дер. Полибино». А ведь за плечами уже была не только начальная сельская школа-трёхлетка, но и курсы десятников в Петербурге, открывшие ему совсем иную дорогу. Уже высились построенные им, десятником (на современном языке - прорабом) Зубченковым, казармы Омского полка и Народный Пушкинский дом, Государственный банк и жилой дом на Великолуцкой улице, новое здание Сергиевского реального училища в Пскове и почтовая контора в Новгороде. Жизнь шла в гору! Рядом - красавица-жена и трое сыновей-погодков. Впереди его ждут новые работы: здания Алексеевской общины (именно там началось его многолетнее сотворчество с архитектором Подчекаевым), Учительской семинарии, женской гимназии, Ольгинская часовня над Выбутскими порогами!..

…«В 1915 г. был призван в действующую армию в инженерные войска»… Сколько было построено дорог, мостов и укреплений! И вдруг - революция, мир с немцами, и все его труды оказались никому не нужны. Не было демобилизации - была ЛИКВИДАЦИЯ: не только 14-й инженерно-строительной дружины, в которой он служил - ликвидация всей русской армии. …«С занятием Пскова Красной Армией служил у Советской власти в должности помощника Заведующего строительством г. Пскова».

Как-то не сложилось долгое сотрудничество Петра Зубченкова с Советской властью, да и сами Советы поначалу недолго властвовали в Пскове. А когда во второй раз Красная Армия подступила к городу, подхватила Петра Ефимовича волна Великого Исхода, захлестнувшая Псков и увлёкшая с собой тысячи людей: офицеров, купцов, врачей, крестьян, учителей - всех, кто предпочёл временно (конечно же, временно - ну, на несколько месяцев от силы!) отступить перед надвигавшейся грозной, беспощадной и пугающе непредсказуемой силой…

Для них это не была эмиграция - они просто временно отступали в другую часть своей великой страны. Временно! Поэтому семья осталась в Пскове (не тащить же за собой в омут неизвестности четверых детей, старшему из которых 11, а младшая родилась перед самой войной), под опекой тестя и тёщи. Разлука не обещала быть долгой!..

…«С переездом в Эстонию в 1919 г. служил у начальника инженеров в Нарве по ремонту казарм, бараков и по борьбе с тифом».

Уже тогда, в убогой скученности тыловых обозов разгромленной Северо-Западной армии, посреди ледяного ада тифозных бараков стало понятно, что путь назад будет не так прост: великая страна оказалась разделена  государственными границами, разлучившими Петра Ефимовича с его семьёй на долгие 10 лет. Отвлечь от невесёлых мыслей об оставшихся вдалеке жене и детях могла только работа - назло судьбе и всем тем, кто считает водку главным лекарством от русской тоски!

…«В январе 1920 г. переехал в г. Тарту. Служил десятником на постройке кино Атена в Тарту и здания парламента в Талине. С 1924 г. в компании инженера Подчекаева и техника Голубева брали подряды по постройкам:…» И далее - внушительный перечень вновь построенных, реконструированных и отремонтированных объектов в Печорах, Тарту и окрестностях. Список, который составил бы предмет гордости любого прораба. Здания банков, жилые дома, церкви… И в каждую из построек были вложены его знания, опыт и душа. Не верите? Прочтите неподдельно искренние слова благодарности высказанные Петру Ефимовичу представителями прихода печорской кирхи Св. Петра после завершения её строительства - мы приводим их полностью, не в силах выбросить ни одного знака!

П. Е. Зубченков после переезда в Тарту, нач. 1920-х гг.

В 1928 г. - новый страшный удар: старший и младший сыновья умерли в Пскове от чахотки. Жена с дочкой, наконец-то, переехали к нему в Тарту, став смыслом его оставшейся жизни. Средний сын, Пётр, периодически пристрастно допрашиваемый (кто сказал, что сын за отца не в ответе?), остался учиться в СССР и впоследствии стал известным советским художником.

…«В никаких партиях и политических организациях ни когда не состоял». А кого это на самом деле волновало? Приговор был предопределён, и любые оправдания были бесполезны…

Остались построенные им дома: в Пскове и Тарту, в Новгороде и Великих Луках. Осталась прекрасная каменная лестница в Псково-Печерском монастыре. Поднимаясь по ней к Михайловскому храму, отдыхая на скамьях её площадок, - вспомните Петра Ефимовича Зубченкова, «просто строителя». И когда рядом с Вами кто-нибудь спросит: «Зубченков? А кто это?», то Вы, быть может, с лёгким и благодарным сердцем скажете: «Я знаю. Хотите, немного расскажу Вам о нём?»…

В своей статье Васильев Владимир Иванович использовал документы и фото из семейного архива, любезно предоставленные потомками П. Е. Зубченкова

Благодарственное письмо П. Е. Зубченкову от прихода печорской кирхи Св. Петра, построенной под его руководством

Пётр Ефимович и Лидия Константиновна Зубченковы с дочерью Ольгой в своей тартуской квартире. Фото А. А. Подчекаева, кон. 1920-х гг.

П. Е. Зубченков (крайний справа в верхнем ряду) и А. А. Подчекаев (второй  справа в нижнем ряду) на свадьбе Ольги Зубченковой (вторая слева в верхнем ряду), фрагмент общей свадебной фотографии. 09.02.1935.

П. Е. Зубченков (второй слева) с дочерью Ольгой (крайняя справа) на лестнице в Псково-Печерском монастыре, построенной под его руководством, нач. 1930-х гг.

Подчекаев Анатолий Алексеевич (1879-1938).

Архитектор Псковской Епархии, член Псковского археологического общества, работал в Пскове, Печорах, Тарту.

Родился 13 (25) января 1879 в Опочке - уездном городе Псковской губернии в дворянской семье.

Его отец, Алексей Константинович служил чиновником акцизного налогового ведомства. Несмотря на невысокий чин он смог обеспечить обучение сыновей.

Анатолий был младшим из трех братьев, поступил в Псковское реальное училище, которое закончил в 1899 году и решил продолжать учебу в Варшавском политехническом институте. Польша была частью Российской империи, но стремилась к национальному освобождению, поэтому после студенческих беспорядков 1905 года университет был закрыт. Студент Подчекаев перебрался в Рижский политехнический институт, строительное отделение которого окончил с отличием в 1910 году.

Молодой специалист - архитектор приезжает в Псков и в тот же год распоряжением Епархиального начальства Псковской и Порховской духовной консистории получает место епархиального архитектора.

Анатолий Алексеевич Подчекаев ремонтировал и проектировал многие храмы Псковской губернии, реставрировал часовню и колокольню Святогорского монастыря; им был построен монастырский доходный дом в Печорах. Так же он участвовал в реставрации Поганкиных палат.

По его проектам в Пскове были построены важные для облика города здания: больница Алексеевской общины сестер милосердия, Мариинская женская гимназия, окружной суд, старообрядческий молельный дом, магазин в два этажа на Торговой площади для своего тестя - купца Михаила Александрова.

В городе Острове по его проектам были построены три земские школы и отремонтирован помещичий дом в Черской.

При строительстве Алексеевской больницы состоялось знакомство архитектора со строителем Петром Ефимовичем Зубченковым, которое положило начало их сотрудничеству, продлившемуся всю жизнь.

В частной жизни был известен как коллекционер. Его дом наполняли собрание старинной мебели, русского и иностранного фарфора, стекла, хрусталя, гравюр, редких художественных изданий книг, икон и бронзы.

Работал в Пскове до 1917 года. Убежденный монархист не принял революцию и в 1919 году перебрался на жительство в город Печоры, которые в то время принадлежал Первой Эстонской республике. Здесь произошла семейная трагедия: жена Екатерина оставила его, уехав в революционный Петроград с любовником-артистом.

В 1922 году Анатолий Подчекаев переехал в Тарту.  Учрежденная им и Петром Ефимовичем Зубченковым строительная контора «А. Подчекаев и П. Зубченков» продолжала работать в Печорах, привлекая к сотрудничеству и других архитекторов. Конторой построены:  кирха святого Петра, общеобразовательная школа, административный центр для банка, суд, почта, типография и гимназия.

В Тарту Анатолий Алексеевич становится городским архитектором. Эту должность он занимает с 1922 по 1938 год.  Второй раз женился на Елене Викторовне Родионовой, беженке из Варшавы. В этом браке родились двое детей: дочь Ирина и сын Владимир.

В Тарту под руководством Анатолия Подчекаева и при участии строительной конторы «А. Подчекаев и П. Зубченков» были построены: приют для престарелых, школа, частные дома в районе Таммелинн, многоквартирные дома, мост через Эмайыги, здание школы. Контора строила здания для Тартуского университета и Эстонского ипотечного банка.

Подчекаев был активным общественным деятелем и благотворителем. Состоял членом: Тартуского русского благотворительного общества, входил в общество помощи русским беженцам и бедным, русского общества. Был почётным членом студенческой корпорации «Fraternitas Aeterna» (Братья навсегда). Будучи православным входил в состав приходского совета собора Успения пресвятой Богородицы.

Умер 7 мая 1938 года в возрасте 59 лет и похоронен в мемориальном комплексе Раади в Тарту на православном Успенском кладбище.

Источники:

1. Левин, Н. Ф. Дореволюционные страницы истории РОКК // За социальные проекты. - Псков, 2008. № 12. - С. 129-145.

2. Историко-краеведческий альманах «Псков» № 48 за 2018г. В. И. Васильев, очерк - «Просто Строитель…».

Разборки между руководителем ЦК комсомола Сергеем Павловым и главным редактором журнала «Юность» Борисом Полевым.

Для нашей литературы очень сложными выдались 1964, 1965 и начало 1966 года. Противостояние двух лагерей - охранителей и либералов - не только никуда не исчезло, а даже усилилось. Люди стали бояться, как бы хрущёвские заморозки не переросли бы в трескучие брежневские морозы. К людям возвращался страх.

Как потом оказалось, к новым гонениям подталкивали власть не только радикалы из партаппарата и спецслужб, а и комсомольские вожаки, прежде всего руководитель ЦК комсомола Сергей Павлов.

Этому верному младшему соратнику Александра Шелепина и Владимира Семичастного уже давно не давали покоя исповедальная проза и эстрадная поэзия. Похоже, Аксёнова, Гладилина, Евтушенко он воспринимал как личных врагов. Но ему было также ясно, что без телевидения и печати поменять молодёжных кумиров не удастся. Вот почему Павлов, как только укрепился в кресле первого секретаря ЦК ВЛКСМ, стал стремиться взять под личный контроль всю молодёжную прессу и все комсомольские издательства. Но на первом этапе он смог расставить верных ему людей лишь в издательстве «Молодая гвардия». С «Комсомольской правдой» оказалось сложнее. А Павлов ещё хотел подмять под себя журнал «Юность» и даже телевидение.

Пробный камень был брошен в начале 1963 года. Хрущёва тогда чуть ли не каждый день накачивали Шелепин и Ильичёв, которых не устраивал ни авангард, ни модернизм, ни абстракционизм. Павлов тоже попытался внести свой вклад в борьбу с носителями левых взглядов. 18 февраля 1963 года он направил в ЦК партии своё обращение. Комсомольский вожак писал:

«Считаем необходимым проинформировать о том, что в настоящее время ЦК ВЛКСМ, комсомольские комитеты совместно с Союзом писателей СССР ведут подготовку к IV Всесоюзному совещанию молодых писателей, которое намечено провести 17-20 апреля. Местная комсомольская печать, молодёжные редакции радио и телевидения постоянно публикуют выступления молодых писателей, критиков, интервью с известными мастерами литературы. В издательствах вышли в свет значительными тиражами первые книги многих молодых авторов. Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» совместно с Союзом писателей провело две «Недели молодёжной книги», во время которых прошли многочисленные встречи прозаиков, поэтов, журналистов с читателями. Ряд встреч и бесед состоялось в ЦК ВЛКСМ.

Все эти мероприятия ЦК ВЛКСМ проводит под знаком борьбы за партийность, гражданственность, народность в нашей молодой литературе, против всяких проявлений обывательщины, мещанства, нигилизма.

ЦК ВЛКСМ стремится создавать вокруг творчества молодых литераторов трезвую и критическую обстановку. На наш взгляд следует организовывать спокойные, деловые встречи молодых деятелей литературы и искусства прежде всего в рабочих аудиториях, среди комсомольского актива, подчёркивая при этом их ответственность перед народом.

Однако в некоторых случаях творчество отдельных поэтов (Е. Евтушенко, А. Вознесенский, Б. Ахмадулина, Б. Окуджава и др.) непомерно расхваливается, вокруг них создаётся ненужный ажиотаж. Создалось такое положение, когда в продолжительные заграничные вояжи выезжают лишь некоторые «избранные» поэты (Е. Евтушенко, А. Вознесенский), хотя как раз к их зарубежным выступлениям следует предъявить серьёзные претензии.

Вряд ли можно считать полезной и получающую всё большее распространение практику проведения т. н. вечеров поэзии во Дворце Спорта стадиона им. В. И. Ленина, которые организуют бюро пропаганды Союза писателей СССР совместно с администрацией стадиона и Всесоюзным гастрольно-концертным объединением. Надо признать, что часть молодёжи проявляет нездоровый интерес к некоторым сторонам творчества таких поэтов, как Вознесенский, Слуцкий, Ахмадулина, Мориц, Окуджава и др., явно ожидая от них стихов, сомнительных в идейном отношении или с недвусмысленным подтекстом. За последнее время на этих вечерах побывало свыше 44 тыс. человек, каждый вечер поэты получали около 1,5 тыс. записок.

Понимая, что мещански настроенная часть публики бурно реагирует на чтение определённых стихов и в какой-то мере может задавать тон на подобных мероприятиях, отдельные поэты подбирали и соответствующий репертуар, который во многом расходился с предварительно намеченной программой. Особый шум и ажиотаж, например, вызывали претенциозные выступления небезызвестного Окуджавы. Весьма оживлённо встречались некоторыми слушателями стихи, тенденциозно затрагивающие «еврейскую проблему» (Б. Ахмадулина, Ю. Мориц). Не случайно из зала была брошена провокационная реплика председательствующему Огневу - почему он назвал Вознесенского «русским поэтом». Условия многотысячной аудитории, позволяющие сочинителям провокационных записок остаться неузнанными и избежать общественного осуждения, соединение вечеров поэзии с эстрадными номерами создают обстановку бездумного развлекательства, располагая к безответственному поведению.

Серьёзного, критического разговора о молодой поэзии на таких встречах нет и в помине. Наоборот царит атмосфера дешёвого гастролёрства, рекламирования и саморекламирования. Ведущий этих вечеров критик В. Огнев расточал неумеренные похвалы некоторым поэтам (Евтушенко, мол, отвечает на вопросы корреспондентов ФРГ, «как всегда мудро», поездки А. Вознесенского по Италии и Франции - «триумфальные», а сам он «выдающийся молодой русский поэт». Вознесенский и Ахмадулина, в свою очередь, сообщили аудитории, что Огнев - «наш любимый критик»). Вознесенский долго распространялся о Пикассо и читал «Да, мальчики», «Елену Сергеевну», «Пожар в Архитектурном», «Первый лёд».

Стихи, которые читаются на подобного рода вечерах нередко далеки от лучших образцов советской идейной поэзии. Иногда поэты позволяют себе высказывания, которые следует расценивать как завуалированную форму неприятия партийной критики формализма и безыдейности в искусстве. Та же Ю. Мориц (которая делает, кстати, лишь первые шаги в жизни), выступает перед десятитысячной аудиторией в Лужниках и, по сути дела, рекламирует наследство М. Цветаевой и Б. Пастернака как образец для подражания молодым поэтам. Поэт Э. Иодковский в другом случае заявил, что «социалистический реализм» следует заменить «фантастическим реализмом» и т.д.

Из вышеизложенного видно, что как по форме, так и по содержанию подобные вечера большой пользы не приносят, тем более что бюро пропаганды Союза писателей СССР и соответствующие московские организации подходят к этим мероприятиям больше с коммерческой точки зрения. Необходимо отметить, что организаторы этих мероприятий старательно избегают контактов и совместных действий с общественными организациями, в т. ч. с комсомолом».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 55, д. 41, л. л. 43-45)

Но тогда верхи не были заинтересованы в организации новой охоты на ведьм. Поэтому служебная записка Павлова не попала даже к секретарю ЦК КПСС по пропаганде Ильичёву. На документе осталась помета одного только Снастина. Партийный функционер 11 мая 1963 года чёрной ручкой на первом листе павловского письма сделал дежурную запись: «В Идеологическом отделе с информацией т. Павлова знакомились». И всё. Никакие выводы не последовали. Отказываться от проведения вечеров молодых эстрадных поэтов на стадионах власть не стала.

Павлова такое пренебрежение партийных идеологов к его запискам, естественно, задело. Но что он мог сделать?! Разве что только затаить обиду.

В общем, Павлов на какое-то время от изданий Союза писателей вынужден был отстать. Но и совсем успокоиться он не мог. Не получилось с «Юностью», и чиновник вплотную занялся комсомольской печатью. В частности, он решил разобраться с журналом «Молодая гвардия». Кто-то ему напел, что Олег Смирнов повернул не в ту степь и приблизил к себе обиженных на Сталина детей расстрелянных в конце 30-х годов видных партийцев, сделав ставку на  Икрамова. Одновременно комсомольскому лидеру подсунули номера с публикациями молодого критика Владимира Турбина, в которых поощрялись левые тенденции в искусстве. Павлова это страшно разозлило, и он поспешил заменить попавшего под влияние либералов Смирнова на преданного ему Анатолия Никонова.

Пока комсомольские функционеры разбирались с «Молодой гвардией», партийная верхушка сместила Хрущёва. Павлов решил, что надо сразу заявить о себе новому руководству, показать, какой он бдительный и инициативный. Уже 3 ноября 1964 года он доложил в ЦК КПСС о том, что неизвестные лица пустили гулять по Москве в списках серию вредных материалов. Комсомольский лидер писал:

«Считаем необходимым информировать о том, что в последнее время в Москве распространяются всякого рода «произведения», в которых весьма субъективно, а чаще извращённо толкуются проблемы борьбы с культом личности, различные явления государственной и общественной жизни.

Такого рода материалы распространяются прежде всего среди некоторой части инженерно-технической и научной интеллигенции, работников литературы и искусства, среди студенческой молодёжи.

В числе их серия неопубликованных рассказов Аксёнова и Солженицына, подборки стихов Городецкого, Айхенвальда, Слуцкого, Окуджавы, Пастернака, Гумилёва, Алигер, Эренбурга, выступление Паустовского по книге «Не хлебом единым», так называемая аннотация на повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича», «стенограмма» суда над поэтом Бродским в Ленинграде, письмо Раскольникова Сталину, очерк о развитии советской генетики, ряд зарубежных материалов по еврейскому вопросу и т.п.

Следует заметить, что какой бы теме не были посвящены рассматриваемые материалы, в них под предлогом осуждения культа личности и его последствий, борьбы с бюрократизмом и недостатками проповедуется нигилизм, недовольство существующими порядками, подвергаются охаиванию принципы социалистического реализма в литературе и искусстве, перепеваются зады буржуазной пропаганды, а порой и откровенная антисоветчина.

Вот лишь некоторые выдержки из этих «творений».

«…Дело в том, что в нашей стране безнаказанно существует и процветает совершенно новая прослойка, новая каста обывателей, новое племя хищников и собственников, не имеющих ничего общего ни с революцией, ни с нашим строем, ни с социализмом… Эти люди (мы их видим вокруг себя) включены в общий бытовой трафарет, вплоть до того, что и одеваются все одинаково, одинаково омерзительно говорят, с полным пренебрежением к русскому языку казённым, мёртвым языком. Вот какая тяжёлая сила давит страну!

Всё это прикрывается пустыми словами о благе народа. В их устах это звучит кощунственно и преступно. Как смеют эти люди брать представительство от имени народа, без его согласия!»

(Из выступления Паустовского на обсуждении романа Дудинцева «Не хлебом единым»).

А вот строки из аннотации на повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

«После Маркса, Энгельса и Ленина диалектика хранится как золотое обеспечение в подвалах философского «банка» - института философии Академии наук, являющегося одним из духовных управлений страны, где ею балуется несколько начитанных молодых ребят - «философов». Старики же - «академики», «профессоры», идеологическое начальство (так и не успевшее переварить философию в объёме 4-й главы «гениального Краткого курса» Сталина), как и широкие массы интеллигенции, ничего в этом не понимают, но твёрдо верят в существование указанного обеспечения, при помощи которого можно будет, если понадобится, всё объяснить, а сами довольствуются бумажными философскими деньгами, т.е. самым оголтелым, механическим, первобытным, собачьим материализмом. Безотчётная казённая вера в имеющуюся в запасе диалектику, с одной стороны, идеологические комиссии, отделы кадров и МГБ (министерство государственной безопасности) - с другой, - окончательно убеждают и утверждают людей в этом мировоззрении.

Когда таким образом весь духовный мир, вместе с душой, изъяты, в образовавшийся вакуум вставляется другой бог, вернее - целая иерархия, составленная по старым привычным церковным образцам: общество, класс, партия, центральный комитет, и, наконец, вождь - первосвященник, без которого, как выяснилось, всё начинает разваливаться. И вот, оказывается, что собственная индивидуальность человека, это, строго говоря, его кишки, мозги и т. п., сознание же его, т. е. вся психическая жизнь, - это общественное. Личности нет…Только обезличиванием людей объясняется пресловутая «тайна пассивного поведения» и «послушного самообвинения» знаменитых оппозиционеров на первых процессах 30-х годов. В последние годы эту операцию обесчеловечивания можно было наблюдать, например, над Булганиным. Недавний маршал и премьер-министр великой державы вышел на трибуну, высек себя, обмазал себя нечистотами и на глазах у почтеннейшей публики превратился в дохлую крысу, исчез из памяти людской, сохранив, однако, этой ценой оседлую и достаточно жирную жизнь».

К информации прилагаем копии некоторых материалов, имеющихся в распоряжении ЦК ВЛКСМ»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 55, д. 100, л. л. 187-189).

К своему сообщению Павлов приложил список некоторых материалов, которые распространялись в рукописи. Я приведу его:

«Материалы по вопросам семитизма и антисемитизма:

а) Проблемы реадаптации у евреев и неевреев, спасённых в концлагерях. Статья, перепечатанная из французского журнала (20 печатных страниц)

б) Марков «Мой ответ», стих.

в) Эренбург «Ответ Маркову». Стих.

г) Алигер - «Разведя огонь и руки грея». Стих.

д) Ответ Эренбурга. Стих.

В. Аксёнов - рассказ «Карцер». Серия рассказов мемуарного характера о Лубянке в годы культа, о репрессиях и т. д.

Антуан де - Сент - Экзюпери - «Письмо генерала ИКС».

Выступление Михаила Ромма.

Выступление Паустовского на обсуждении романа Дудинцева «Не хлебом единым».

Подборки стихов Городецкого, Гумилёва, Слуцкого, Айхенвальда, Окуджавы, Пастернака, Солженицына.

Солженицын - 17 миниатюр.

Мандельштам, Слуцкий - стихи о Сталине.

Аннотация на повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и рецензия на его рассказ «Матрёнин двор».

Раскольников - открытое письмо Сталину. «Новая Россия», 1939 год № 71, 1/10.

Стенограмма суда над поэтом Бродским, г. Ленинград.

Очерк о развитии советской генетики (400 печатных страниц)».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 55, д. 100, л. 190).

Однако в первый месяц после отставки Хрущёва верхам было не до записки Павлова. Началась подковёрная борьба за передел влияния. Ильичёв, пытаясь сохранить свой пост, попробовал перехватить инициативу и 19 декабря 1964 года направил свою записку, к составлению которой был подключён Дмитрий Поликарпов. В новом документе отмечалось:

«Есть все основания сказать, что в целом советская литература и искусство развиваются в правильном направлении.

Вместе с тем в последнее время ясно выявились и неверные тенденции в истолковании политики партии, в оценке явлений художественной жизни. У определённой, сравнительно небольшой части работников литературы и искусства наблюдаются попытки поставить под сомнение ленинские принципы руководства литературой и искусством, которые были подтверждены в последние годы в партийных документах, направленных против формалистических и нигилистических тенденций в искусстве. Некоторые художники изображают осуждение ошибок как догматическую и субъективистскую попытку заглушить «критическое» направление в творчестве писателей и деятелей искусства, ставят под сомнение правильность партийной критики художников, допускавших серьёзные ошибки.

Вновь возродились разговоры, будто партийная критика нездоровых явлений в литературе и искусстве была основана на недоразумении, вызванном якобы дезинформацией ЦК КПСС со стороны некоторых писателей и художников, не пользующихся доверием большинства творческих работников, но поддерживаемых в руководящих органах. Деятели, активно проявившие себя в проведении партийной линии в области литературы и искусства, обвиняются в том, что они втираются в доверие к партийным руководителям, пытаясь создать неверное представление о настроениях и творчестве неугодных им людей.

Подобные тенденции нашли выражение, например, в речах писателей А. Борщаговского, И. Кремлёва-Свена на собрании партгруппы Московского отделения Союза писателей, Б. Балтера - на встрече с литераторами Чехословакии, состоявшейся в Союзе писателей СССР.

На открытых литературных вечерах некоторые поэты вновь выступают с чтением неопубликованных произведений, написанных с явным расчётом на успех у фрондирующей части молодёжи. На вечере поэзии в Центральном доме литераторов 11 декабря с. г. (присутствовало около 600 чел.) Н. Матвеева прочитала неопубликованное стихотворение, в котором протаскивается идейка о якобы существующем отрыве руководителей от народа, о том, что раньше, мол, «была ходьба в народ, а нынче мода на выход из народа». Поэт Б. Окуджава выступил с чтением «Песенки о моём метро», разжигающей откровенную групповщину, в которой, в частности, провозглашается, что «те, что справа - стоят, но те, что идут вперёд, всегда должны держаться левой стороны».

Оживление нездоровых тенденций проявляется также в работе отдельных художников и искусствоведов, не сделавших должных выводов из критики их формалистических ошибок (Э. Белютин, Н. Андронов, В. Костин и др.). Э. Белютин, выступивший в своё время на заседании Идеологической комиссии при ЦК КПСС с заверениями, что он понял ошибочность формалистических экспериментов руководимой им группки художников-абстракционистов, сейчас вновь организует систематические встречи с молодыми художниками, направляет их модернистские «новации». Н. Андронов, получивший в 1963 г. общественное осуждение за групповую деятельность и демагогические высказывания, выступил недавно с требованием возобновить выставки живописцев и скульпторов, противопоставляющих свои групповые интересы деятельности Союза художников, направлению творчества большинства мастеров изобразительного искусства. Московский художник В. Сидур предоставил свои формалистические работы для публикации в Чехословакии (журнал «Пламен», 1964 г., № 11), где они были подхвачены сторонниками абстракционизма, последователями теории «реализма без берегов», против которых ведёт борьбу Коммунистическая партия Чехословакии.

Ряд формалистических, идейно-ущербных произведений был подготовлен некоторыми московскими художниками к выставке «Москва столица нашей родины»; эти работы были справедливо отклонены выставкомом. К сожалению, на выставке, открытой в настоящее время в Манеже, неудачно выступил и такой талантливый мастер, как Г. Коржев. Его триптих «Опалённые войной», которому свойственны приёмы натурализма, жалостливый пацифизм в раскрытии темы суровых последствий минувшей войны, говорит о возможности отхода от плодотворных реалистических принципов, характерных для прежних работ художника.

Отдельные работники киноискусства видят главную задачу не в утверждении нового, а в обличении отрицательных явлений, стремятся выдвинуть чуть ли не в качестве ведущей «лагерную тему», фиксировать внимание на фактах, связанных с нарушением социалистической законности в годы культа личности. Высказываются сомнения в отношении правильности оценки неверных тенденций, содержавшихся в первом варианте фильма «Застава Ильича»; ведутся разговоры о том, что настал момент, когда следует экранизировать роман Дудинцева «Не хлебом единым…», повесть А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

Тема нарушений социалистической законности заняла видное место в плане писательского объединения киностудии «Мосфильм».

Например, киностудия приняла сценарий А. Алова, В. Наумова, Л. Зорина «Закон», в котором тенденциозно нагнетаются разного рода трагические события, связанные с необоснованными репрессиями, смакуются болезненные переживания героев. В сценарии выводятся работники прокуратуры, разбирающие бесконечные «дела» несправедливо осуждённых в период культа личности. Все эти работники наделены отрицательными чертами: они либо легкомысленны, либо тупы, либо склонны к психическим заболеваниям. Руководитель отдела прокуратуры, ведающий вопросами реабилитации, оказывается лично виновным в осуждении невинных и кончает жизнь самоубийством.

Нельзя не обратить внимания на факты хождения по рукам рукописей неопубликованных произведений (стихи, рассказы, критические статьи), содержащих клеветнические выпады против политики партии в различных областях, в том числе и в литературе и искусстве.

В подобного рода «подпольной литературе» имеется тенденция представить советский аппарат обюрократившимся, а его руководителей - малограмотными чиновниками, резко противопоставить период, когда страной руководил В. И. Ленин, всем последующим этапам жизни нашего государства. Внушается мысль о невозможности найти общий язык между партийным аппаратом и интеллигенцией. Некоторая часть рукописей такого сорта попадает за рубеж, где используется буржуазной прессой для раздувания антисоветской пропаганды, как это произошло с так называемой «стенограммой» суда над тунеядцем И. Бродским. Запись суда, крайне тенденциозно составленная и широко размноженная писательницей Ф. Вигдоровой, имела целью оглупить представителей ленинградской общественности, выступающих против Бродского, а его самого представить невинной жертвой тупых чиновников.

Возмущение советской литературной общественности вызвала вредная деятельность Ю. Оксмана, который вошёл в непосредственный контакт с реакционными кругами США, направлял представителям этих кругов материалы, содержавшие клевету на экономическое положение нашей страны, на политику партии в области литературы и искусства и т.д. Установлено, что переданные Оксманом статьи и материалы были опубликованы в антисоветских изданиях США. При обыске у Оксмана обнаружена антисоветская литература, которую он систематически получал нелегальным путём от своих заокеанских «друзей». Вопрос об Оксмане в сентябре с. г. был обсуждён на расширенном секретариате Союза писателей СССР. К. Федин, Н. Тихонов, К. Чуковский, И. Анисимов, Г. Марков и другие писатели осудили вредную, антиобщественную деятельность Оксмана, охарактеризовав её как несовместимую со званием члена Союза советских писателей. По единодушному решению секретариата СП СССР Оксман исключён из Союза писателей.

Таким образом факты свидетельствуют о существовании нездоровых настроений среди некоторой части творческих работников, пытающихся сбить развитие литературы и искусства с главного направления, взять под обстрел основополагающие принципы социалистической художественной культуры»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 194, л. л. 138-141).

Одно из основных отличий записки Ильичёва и Поликарпова от сообщения Павлова заключалось в том, что комсомольский вожак ругал в основном одних либералов, а партийные функционеры попытались продемонстрировать свою якобы равно удалённость как от радикальных прогрессистов, так и воинствующих почвенников. Ильичёв и Поликарпов отметили:

«Отдельные литераторы, считающие себя борцами за реализм, стремятся выдать свои схематичные, крайне слабые в художественном отношении произведения за подлинно партийную литературу. На самом же деле такие произведения как романы И. Шевцова «Тля», М. Шкерина «Голубые сугробы», некоторые стихотворения В. Фирсова и В. Журавлёва, изображающие в неверном свете положение в среде творческой интеллигенции, затрудняют борьбу с нездоровыми явлениями в литературе и искусстве»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 194, л. 142).

Кстати, Ильичёв не случайно направил записку в ЦК за двумя подписями: своей и Поликарпова. Ильичёв, хоть и недолюбливал Поликарпова и в другой ситуации с удовольствием бы подставил того под удар, знал, что Поликарпова всегда высоко ценил Суслов, который после отставки Хрущёва вновь выдвинулся на первые роли. Тем самым он надеялся, что его простят за прежние прегрешения и не тронут.

Меж тем Павлов и стоявшие за ним Шелепин и Семичастный не дремали. В их планы вовсе не входило оставлять Ильичёва на старом посту. Они требовали принятия мер.

Ответ был дан 24 марта 1965 года. Обновлённое руководство идеологического отдела ЦК доложило, что с материалами Павлова ознакомились первый секретарь Московского горкома КПСС Николай  Егорычев  и оставшийся (вместо Константина Федина и Георгия Маркова) на хозяйстве секретарь Союза писателей СССР Алексей Сурков. Близкий к либералам Сурков пообещал обсудить приведённые Павловым факты на очередном собрании.

Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильичёва такой ответ вполне удовлетворил. Но остался недоволен Павлов. Его материалы в партаппарате уже какой раз игнорировались. Но если раньше комсомольский вожак терпел, то теперь решил перейти в атаку.

Почему Павлов так осмелел? Да потому, что он знал, что судьба Ильичёва уже решена. Оставлять в ЦК Ильичёва никто не собирался. Просто ему ещё не подобрали замену.

Павлов дождался, когда новым секретарём ЦК партии по пропаганде утвердили Демичева. Он считал, что вот уж теперь все гайки будут закручены и никому спуска не будет. К слову: так думал не один комсомольский лидер. Примерно в это же время партийные фукционеры набросились на газету «Советская Россия», которая порой позволяла себе отойти от генеральной линии партии и поместить человеческие материалы. 29 июля 1965 года руководитель отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по РСФСР Михаил Халдеев доложил:

«…Газета «Советская Россия, несмотря на неоднократные предупреждения, продолжает публиковать различные сенсационные материалы, рассчитанные на отсталого и невзыскательного читателя.

23 июля с. г. газета напечатала огромную статью «Чужая боль», в которой описываются переживания одной женщины, укравшей ребёнка. Этот материал был подвергнут резкой и справедливой критике в «Правде» от 25 июля с. г.

13 июля с. г. газета опубликовала пространную, рассчитанную на сенсацию статью под интригующим заголовком «За каплей яда…», в которой подробно смакует похождения наркоманов.

Увлекаясь публикацией подобного рода материалов, газета «Советская Россия» упускает важнейшие вопросы хозяйственной жизни».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 34, д. 122, л. 186).

В данном случае записка Халдеева сработала молниеносно. Главный редактор газеты  К. Зародов спешно был отправлен в отставку, а на его место назначили  В. Московского, который слыл ещё тем душителем свободы. Понятно, что при Московском никакого инакомыслия в «Советской России» уже и быть не могло. Любое проявление либерализма этот деятель пресекал на корню.

Павлов мечтал о том, чтобы по такому же пути развивались и все другие издания. Уже 18 августа 1965 года он направил в ЦК новую бумагу, в которой выражал недовольство журналом «Юность».

«На страницах журнала, - подчёркивал комсомольский вожак, - место корчагинцев, молодогвардейцев, героев, одухотворённых пафосом революционной борьбы, занимают политически аморфные персонажи, несущие в своей основе элементы скепсиса, нигилизма, неудовлетворённости и духовной слепоты. Прозаики «Юности» вслед за В. Аксёновым продолжают писать характеры своих героев по образцам западных писателей - Сэлинджера, Ремарка и др. Некритическое, эпигонское заимствование формы ведёт к прямому идейному браку: вместе с лёгким, динамично-бездумным диалогом в утвердившуюся на страницах журнала «юношескую» повесть приходит опустошённый молодой скептик, пустоцвет, поглощённый своими малозначительными переживаниями»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 33, д. 224, л. 121).

Как идейный брак Павлов оценил произведения  И. Штемлера «Гроссмейстерский балл» (1965, №№ 2-4), И. Ефимова «Смотрите, кто пришёл» (1965, № 1), А. Битова «Такое долгое детство» (1964, № 12), рассказы В. Аксёнова (1964, № 12).

Что предлагал Павлов? Он хотел сделать журнал «Юность» органом не только Союза писателей, но и комсомола. По его мнению, только так можно было оказать «воздействие как на воспитание молодых авторов, так и на литературную политику журнала».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 33, д. 224, л. 122).

Записка Павлова была рассмотрена в двух отделах ЦК: пропаганды и культуры. Заместители заведующих этими отделами Александр Яковлев  и  Юрий Мелентьев 22 декабря 1965 года попытались остудить Павлова и инициативу ЦК ВЛКСМ о переформатировании журнала «Юность» отклонили.

(РГАНИ, ф. 5, оп. 33, д. 224, л. 124).

Однако Павлов не угомонился. Буквально через несколько дней после полученного от Яковлева и Мелентьева ответа он выступил с резкой критикой «Юности» на восьмом пленуме ЦК ВЛКСМ.

Почему комсомольский вожак проявил упорство? Только ли потому, что чувствовал поддержку Шелепина и Семичастного? Не только. Возникли новые обстоятельства, которые оказались на руку Павлову.

Дело в том, что осенью 1965 года наши спецслужбы задержали двух писателей - Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Два литератора были обвинены в создании и распространении на Западе антисоветских сочинений. Во время следствия выяснилось, что один из них регулярно печатался в «Новом мире». Ну а Павлов, когда обо всём узнал, приписал арестованным писателям ещё и симпатии к «Юности».

Дело обещало быть громким. 23 декабря 1965 года председатель Комитета госбезопасности СССР Владимир Семичастный и Генеральный прокурор СССР Роман Руденко отправили в ЦК КПСС подробную записку. Они писали:

«Докладываем, что предварительное следствие по делу на СИНЯВСКОГО А. Д. и ДАНИЭЛЯ Ю. М., обвиняющихся в совершении преступления, предусмотренного ст. 70 ч 1 УК РСФСР, в ближайшее время (до 10-15 января 1966 года) Комитетом госбезопасности будет закончено.

Расследованием установлено, что СИНЯВСКИЙ и ДАНИЭЛЬ в период 1956-1963 гг. под псевдонимами Абрам ТЕРЦ и Николай АРЖАК написали и по нелегальному каналу передали за границу ряд произведений антисоветского клеветнического содержания, порочащих советский государственный и общественный строй.

К таким произведениям относится повесть АРЖАКА «Говорит Москва», которая представляет собой злобный пасквиль на нашу действительность. Советский Союз в этом произведении показан как огромный концентрационный лагерь, где народ подавлен, запуган, озлоблен. По мысли автора, он так обработан «психологически», что слепо подчиняется всяческому разнузданному произволу властей, что помогает им проводить в жизнь самые дикие мероприятия, отбрасывающие страну чуть ли не к первобытному состоянию.

События повести развёртываются вокруг чудовищного авторского вымысла о том, что будто бы Указом Верховного Совета СССР от 1960 года воскресенье, 10 августа, объявляется «Днём открытых убийств». Указ этот, с издёвкой утверждает автор, является логическим продолжением начавшегося процесса демократизации страны, …неизбежной мерой легализации убийств, которая лежит в самой сути учения о социализме.

Рассказы ТЕРЦА, собранные в сборник под названием «Фантастические повести», пронизаны чуждой нам моралью, клеветой на советских людей, на систему социализма, на нашу действительность. Автор этого произведения клевещет на советский образ жизни, делает попытку убедить читателя в том, что советское общество - это искусственная система, навязанная народу, который не верит ни в социализм, ни в марксизм, держится на страхе и боязни.

В повести «Суд идёт» подвергаются сомнению советское общество, люди, история, мораль, культура, теоретические положения марксизма-ленинизма. И хотя это подаётся под видом критики культа личности Сталина, повесть проникнута неприкрытой злобой и ненавистью ко всему советскому. В одном из эпизодов автор, рассказывая якобы о существующей подпольной студенческой организации, ставившей целью «спасти идеалы революции», призывает по существу к борьбе «за настоящую советскую власть».

В злобно-издевательском тоне, по отношению к самым дорогим для нашего революционного народа идеям и делам по коммунистическому переустройству жизни, написана и повесть «Любимов» ТЕРЦА.

Как показывают обвиняемые, названные выше произведения нелегально были переправлены ими за границу через ЗАМОЙСКУЮ - ПЕЛЬТЬЕ Элен - дочь бывшего французского военно-морского атташе в Москве и широко публиковались в США, Англии, Франции, Италии, ФРГ различными буржуазными издательствами и враждебной эмигрантской прессой.

СИНЯВСКИЙ и ДАНИЭЛЬ западной прессой возводятся в ранг самых гениальных и талантливых писателей так называемого «советского литературного подполья», а их произведениям создаётся крикливая антисоветская реклама. Они широко используются идеологическими центрами противника в антисоветской, антикоммунистической обработке общественного мнения стран Запада, в распространении так называемой «правды об СССР», в дискредитации советского народа и его достижений, а также с враждебным умыслом засылаются в нашу страну.

Известный на Западе «специалист по русской литературе» МАРК СЛОНИМ в книге «Советская русская литература. Писатели и проблемы», вышедшей в Нью-Йорке в 1964 году, пишет, что Абрам ТЕРЦ является «самым выдающимся представителем советской подпольной литературы». «Всё советское общество, - продолжает он, - рисуется автором как сумасшедший дом, в котором невероятное принимается за норму».

В связи с выходом из печати повести ТЕРЦА «Любимов» автор многих антисоветских пасквилей белоэмигрант ФИЛИППОВ пишет: «…История заштатного города Любимова – это в капле воды история всего необъятного коммунистического мира, в первую очередь - коммунистического СССР».

Само появление таких произведений, как «Говорит Москва» АРЖАКА, «Суд идёт» и «Гололедица» ТЕРЦА, говорится в предисловии к одному из изданий «Говорит Москва», показывает - как бунтует, как протестует свободная человеческая личность против превращения её в простой винтик советского механизма… противящийся превращению себя в механизм для международных целей коммунизма.

«Труды» СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ по изготовлению клеветнических антисоветских произведений щедро оплачены иностранными издательствами. СИНЯВСКИЙ заявил, что во Франции от гонораров за произведения, опубликованные под псевдонимом Абрам ТЕРЦ, у него скопились значительные суммы франков.

На предварительном следствии СИНЯВСКИЙ и ДАНИЭЛЬ признали своё авторство в написании названных выше произведений и нелегальную переправку их за границу через ЗАМОЙСКУЮ-ПЕЛЬТЬЕ, а также факты распространения этих произведений среди своего окружения в Москве. Наряду с этим оба они отрицают антисоветскую направленность своих произведений и наличие умысла на подрыв или ослабление советской власти. Деятельность по нелегальной переправке произведений на Запад СИНЯВСКИЙ и ДАНИЭЛЬ объясняют желанием увидеть их опубликованными. В то же время по вопросу опубликования этих произведений в Советском Союзе они ни к кому не обращались.

Преступная деятельность СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ находит подтверждение в выводах лексико-стилистической экспертизы, установившей их авторство в написании произведений «Любимов», «Говорит Москва» и др., в заключении Главного управления по охране военных и государственных тайн Комитета по печати при Совете Министров СССР об идейной направленности этих произведений и в показаниях свидетелей РЕМИЗОВА, ГАРБУЗЕНКО, XАЗАНОВА, ДОКУКИНОЙ и др.

Так, установленный в ходе следствия ещё один автор, публиковавшийся за границей под псевдонимом И. ИВАНОВ, кандидат филологических наук РЕМИЗОВ А. А. на допросе в качестве свидетеля показал, что на путь написания антисоветских произведений он встал в результате «сознательного неприятия в течение многих лет политики коммунистической партии в области идеологии».

Далее РЕМИЗОВ пояснил: «Постепенно становилось ясным, что я вполне созревший кандидат в тюрьму. А чтобы из кандидата не превратиться в депутата, я, естественно, прибегал к различным формам мимикрии. Не сомневаюсь, что - то же самое происходило и с СИНЯВСКИМ».

РЕМИЗОВ также показал, что ему известно о написании СИНЯВСКИМ произведений под псевдонимом Абрам ТЕРЦ, с которыми он ознакомился и, в свою очередь, давал читать СИНЯВСКОМУ свои клеветнические произведения. Материалы на РЕМИЗОВА выделены в отдельное производство, и вопрос о привлечении его в уголовной ответственности будет решён после окончания следствия по делу на СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ.

С согласия Секретариата ЦК КПСС Комитет госбезопасности совместно с Отделом культуры ЦК информируют писательскую общественность Москвы и Ленинграда, руководителей и членов партийных бюро Института мировой литературы им. Горького и отделения литературы и языка Академии Наук СССР о существе уголовного дела на СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ.

В порядке обмена мнениями по информации выступило около 26 человек из числа писательского и партийного актива. Все они единодушно поддержали решение Комитета госбезопасности о привлечении СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ к уголовной ответственности и внесли много ценных предложений по улучшению воспитательной, профилактической работы в творческих коллективах. Многие в своих выступлениях высказывались за проведение судебного процесса и публикации материалов в печати.

В настоящее время Комитетом госбезопасности, совместно с Отделом культуры Центрального Комитета и Союзом писателей СССР готовятся соответствующие публикации в печати, в которых будет раскрыт истинный характер «литературной деятельности» СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ.

В целях обеспечения более подробной информации общественности и пресечения аналогичной деятельности со стороны отдельных враждебно настроенных лиц, представляется целесообразным дело СИНЯВСКОГО и ДАНИЭЛЯ рассмотреть в открытом судебном заседании Верховного Суда РСФСР и осудить преступников за написание и распространение литературных произведений, содержащих клеветнические измышления на советский государственный и общественный строй, по части I статьи 70 УК РСФСР к лишению свободы.

Судебный процесс предполагается провести в начале февраля 1966 года под председательством председателя Верховного Суда РСФСР тов. СМИРНОВА Л. Н. с участием государственного обвинителя - помощника генерального Прокурора СССР тов. ТЕМУШКИНА О. П. в зале судебных заседаний Верховного Суда РСФСР, вмещающем 100 человек, и пригласить на процесс представителей советско-партийного актива и писательской общественности.

По нашему мнению, было бы целесообразным участие в судебном процессе общественного обвинителя из числа литературных работников. В этой связи считали бы необходимым поручить Союзу писателей назвать кандидатуру на роль общественного обвинителя.

После окончания судебного процесса дать соответствующие публикации в печати и по радио.

Просим рассмотреть».

(РГАНИ, ф. 4, оп. 18, д. 954, л. л. 127-132)

Записка Семичастного и Руденко 5 января 1966 года была рассмотрена на заседании секретариата ЦК КПСС. Спецслужбы и прокуратура получили от партийной верхушки полный карт-бланш.

Полевой, когда обо всём узнал, страшно занервничал. Но не из-за стихов Евтушенко или Вознесенского. С этими-то поэтами ему всё было ясно. Так, публикацию поэмы Евтушенко «Братская ГЭС» санкционировал практически весь Президиум ЦК КПСС. А за Вознесенским маячила фигура чуть ли не Суслова. Поэтому тут бояться Полевому было нечего. Страшило его другое. Полевой опасался, как бы Павлов, опираясь на своих людей в спецслужбах, не подверстал бы под каким-либо предлогом к авторам «Юности» арестованных Синявского и Даниэля. Он ведь не знал, с кем из сотрудников журнала Синявский распивал чаи и делился своими планами.

Боясь потерять место, Полевой бросился за защитой к руководству Союза писателей. Но Константин Федин, всегда знавший истинную цену этому литературному функционеру (Полевой был хорошим репортёром и исполнителем чужой воли, но никаким не прозаиком), встревать в политические игры не пожелал, а  Георгий Марков, привыкший всё согласовывать с партийными инстанциями, занял выжидательную позицию. Ничем не помогли Полевому и в отделе культуры ЦК КПСС. Раньше он почти всегда находил понимание Дмитрия Поликарпова. Но после смерти Поликарпова на отдел культуры бросили Василия Шауро, до этого работавшего в Белоруссии, а тот в московских интригах пока не разобрался.

От безысходности Полевой 15 января 1966 года обратился непосредственно в Президиум ЦК КПСС». Он писал:

«Зная, как перегружены члены Президиума, я не стал бы отнимать у вас время своим письмом, если бы вопрос, с которым я обращаюсь, не имел, с моей точки зрения, принципиального и политического значения.

Непосредственным поводом для этого письма послужило выступление секретаря ЦК Комсомола тов. Павлова С. П. на последнем Пленуме ЦК ВЛКСМ. Оно было произнесено перед руководителями обкомов, крайкомов и ЦК республиканских комсомольских организаций - от имени бюро ЦК ВЛКСМ, но опубликовано лишь частично.

Хочу заранее оговориться, что дело заключается не только и даже не столько, в том, что в этом выступлении тов. Павлов продолжил свою старую, давно уже всем известную линию нападок на журнал «Юность». Если бы и на этот раз всё ограничилось громкими необоснованными заявлениями тов. Павлова о том, что «Юность», дескать, повинна в идеологическом развращении советской молодёжи, что она «усиленно плодит никчёмных людишек», пропагандирует «лже-героев» нашей жизни, затирает творческую молодёжь из областей и республик, не занимается всерьёз творчеством молодых поэтов, что редактор её Борис Полевой не показал до сих пор в журнале образы новых Корчагиных и молодогвардейцев и т.п. Эти, не раз звучавшие утверждения его, можно было бы спокойно опровергнуть, обратившись к комплектам «Юности». Журнал, конечно, не лишён действительных, а не мнимых недостатков, делал на протяжении работы некоторые ошибки, и за это его можно и следует критиковать. Но совершенно с иных позиций, нежели это, делает вот уже несколько лет тов. Павлов. Не желая отнимать время членов Президиума изложением своих возражений тов. Павлову по всем этим конкретным «обвинениям», я прилагаю к этому письму фактическую справку, на мой взгляд, наглядно опровергающую эти нападки.

Ещё раз повторяю, что не высказывания тов. Павлова о «Юности» заставляют меня писать это письмо в Президиум. Дело, на мой взгляд, гораздо серьёзней. Все мы, писатели, с радостью видим, с каким терпением, тактом и выдержкой ЦК партии исправляет недостатки и ошибки, которые были допущены в прошлые годы, в частности, и в отношениях с творческой интеллигенцией, как упорно и настойчиво оно ведёт борьбу буквально за каждого талантливого художника, даже если он когда-то в чём-то и ошибался. В свете этой большой работы ЦК поведение тов. Павлова, и в особенности его последнее выступление на Пленуме, выглядит более чем странно. Говоря прямо, тов. Павлов, как мне кажется, таким отношением к писателям, к поэтам и прежде всего к молодым писателям и поэтам, требующим, как известно, особого внимания и чуткости, возможно и сам того не желая, разрушает всю ту большую работу по сплочению творческой интеллигенции вокруг партии, которую проводит ЦК КПСС.

Выступление тов. Павлова перед Пленумом, как мне кажется, может служить образцом того, как нельзя разговаривать ни с деятелями культуры, ни вообще с уважающими себя людьми. Это было поверхностное по существу, крикливое и оскорбительное по форме выступление, недостойное, на мой взгляд, руководителя ленинского комсомола. Ведь тов. Павлов задаёт тон, выступая от имени бюро ЦК ВЛКСМ. Он ориентирует всесоюзный комсомольский актив, настраивает комсомольскую прессу, а, следовательно, и весь многомиллионный комсомол.

Так ли надо ориентировать нашу молодёжь и комсомольцев сейчас, после последних пленумов ЦК КПСС? Можно ли руководителю комсомола, и тем более сейчас, на пороге XXIII съезда партии, выступая на столь ответственном собрании, говоря о задачах литературы и советских писателей, посвящать львиную долю своего выступления односторонней полемике с двумя особо досадившими лично ему, тов. Павлову, поэтами, вместо того чтобы по-деловому, глубоко, квалифицированно проанализировать сложные процессы и явления, происходящие в жизни молодёжи, и на основе этого завязать на пленуме большой принципиальный разговор о тех произведениях литературы и искусства, которые отображают эти процессы, показав прежде всего то хорошее, что в этой области уже сделано за последние годы и может служить примером для литераторов. А ведь именно юношеская литература росла и растёт сейчас особенно бурно, ежегодно обогащается новыми яркими именами и книгами. Именно этот процесс требует особого внимания, осмысливания и бережного, умного руководства.

Мне кажется, линия, занятая тов. Павловым в вопросах литературы и искусства, ошибочна и прямо противоречит той линии, которую проводит сейчас ЦК КПСС. Это убеждение и заставляет меня обратиться с настоящим письмом в ЦК КПСС»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 155, л. л. 48-50).

К своему письму Полевой приложил подробную - на девятнадцати страницах - справку о работе журнала «Юность» за 1962-1965 годы. Нет смысла приводить этот документ целиком. Отмечу только, что себе в заслугу Полевой поставил публикации прозы Бориса Балтера, Анатолия Гладилина, Лазаря Карелина, Геннадия Машкина, Михаила Анчарова, других авторов.

Отвергая обвинения Павлова в игнорировании героической темы, Полевой писал:

«Как обстоит дело в действительности?

Начнём с военно-патриотической темы.

Ещё в 1962 году «Юность» напечатала невыдуманную повесть об одном из удивительных героев Отечественной войны - юном ленинградском рабочем - комсомольце Фёдоре Чистякове - чистую патриотическою повесть, составленную из воспоминаний его однополчан, однокашников по школе, его товарищей по заводу. Эффект был больший - сотни читательских писем, пионерские организации имени Чистякова, школы имени Чистякова, две улицы его имени. Молчала лишь комсомольская печать.

В том же году журнал опубликовал написанную для него дважды Героем Советского Союза генерал-полковником Александром Родимцевым документальную волнующую повесть о юной героине его дивизии Маше Боровиченко - школьнице из украинского села. Позднее, в связи с 20-летием Победы, Маше Боровиченко по представлению военных организаций и журнала «Юность» было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В центральной комсомольской печати о повести Родимцева не было напечатано ни строки.

Игнорировала центральная комсомольская печать и опубликованные в «Юности», вызвавшие живой читательский отклик письма писателя Бориса Горбатова о его службе в Советской Армии в начале 30-х годов (сентябрь 1963 г.), письма и фронтовые дневники героини Отечественной войны комсомолки Розы Шаниной (май 1965 г.), воспоминания Л. Осмоловской и очерк Л. Мельникова «Операция на Лобжанке» - о подвиге белорусских партизан, захвативших в плен гитлеровского генерала фон Файта, и другие материалы.

За четыре года, в течение которых я редактирую журнал «Юность», у нас напечатано 10 неплохих повестей, много рассказов, стихотворений, очерков, публицистических материалов на военно-патриотическую тему.

Так, в мае-июне 1962 года в «Юности» была напечатана повесть А. Лукина и Дм. Поляновского «Седой» - об острой классовой борьбе на Украине в период становления Советской власти, о молодых чекистах, мужавших в схватках с контрреволюционным подпольем.

В июле того же года - повесть Б. Никольского «О рядовом Смородине, сержанте Власенко и себе», рассказывающая о сегодняшней жизни воинов Советской Армии, о сознательной дисциплине в ней, о боевом товариществе.

В июне-августе того же года (с продолжением в 1964 году) публиковалась повесть Юрия Пиляра о судьбе молодого человека, раненного в бою и попавшего в плен, о советских патриотах, не согнувшихся в фашистских концлагерях и оказавших гитлеровцам героическое сопротивление.

В декабре 1963 года - повесть А. Елагиной «Трудная граница» - о жизни, быте и воспитании молодых воинов погранзаставы на советско-турецкой границе.

В 1964 году были напечатаны:

повесть белорусского писателя Василя Быкова «Западня» - о героизме молодого советского офицера, о том, как была сорвана коварная провокация гитлеровцев;

повесть Бориса Никольского «Триста дней ожидания» - о сегодняшней жизни воинов Советской Армии;

роман Е. Сувориной - «Ксана Муратова - фронтовая актриса» - о молодой девушке, которая в дни гражданской войны пошла в Красную Армию.

В 1965 году «Юность» опубликовала:

повесть Сергея Бетева «А фронт был далеко» о замечательной советской молодёжи, героически трудившейся в глубоком тылу в годы Великой Отечественной войны;

роман Бориса Озерова «Слуга царя небесного» - о годах гражданской войны, о первых годах комсомола, о борьбе сил молодой революции с белогвардейско-поповской контрреволюцией».

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 155, л. л. 52-54).

Полевой негодовал: почему комсомольская печать «не заметила» эти публикации. Не принял он и другой тезис Павлова - о том, будто «Юность» слишком часто предоставляла трибуну «политически аморфным» индивидуальностям. Редактор журнала напомнил, что он печатал:

«Вот 1962 год.

В повести Бориса Балтера «До свиданья, мальчики» фигурируют юноши и девушки предвоенных лет, чистые, горячие, страстно преданные Родине. Это - представители поколения, которое не дрогнуло на войне, выстояло, победило и сейчас с честью несёт ответственность за дальнейшие судьбы своего народа.

Владимир Краковский в повести «Письма Саши Бунина» раскрывает перед читателем душу юноши, только что, со школьной скамьи, поступившего рабочим на завод. В повести рассказывается о становлении характера, о превращении этого юноши в передового честного рабочего, противостоящего пошлости и мещанству, размышляющего о своём месте в жизни и находящего это место.

Повесть Агнии Кузнецовой «Много на земле дорог» рассказала о жизни, раздумьях, мечтаниях, делах и судьбах молодёжи сибирского села, о её душевной стойкости и красоте, о её готовности к подвигу.

В повести Лазаря Карелина «Микрорайон» идёт речь о жизни и быте жителей одного городского микрорайона, о молодых агитаторах и пропагандистах, входящих в каждый дом и сплачивающих людей на большие, хорошие, патриотические дела.

В своей повести «При исполнении служебных обязанностей…» Юлиан Семёнов ведёт речь о героических буднях людей полярной авиации, о нерушимом революционном единстве поколений, о патриотизме советского человека.

В 1963 году «Юность» напечатала повесть Марии Красавицкой «Если ты назвался смелым»… о начале рабочей жизни девушки, только что окончившей школу и пришедшей работать на стройку.

Опубликованная в том же году повесть Владимира Орлова «Солёный арбуз» показала читателю кипучую жизнь молодых романтиков - строителей железнодорожной магистрали Абакан - Тайшет, их дела и мечты, их пылкую готовность нести вперёд ленинскую эстафету.

Эстафете братской дружбы народов, которую достойно несут представители молодого поколения СССР и Болгарии, посвящена повесть Марии Прилежаевой «Третья Варя».

Преемственность традиций отцов, готовность детей продолжать эти традиции - таков лейтмотив повести Анатолия Гладилина «Первый день нового года».

В опубликованной в 1964 году повести «Кузнецы грома» Ярослав Голованов рассказывает о делах и днях конструкторов, инженеров, рабочих, выпускающих ракеты.

В повести «Поморские ветры» Николай Жернаков рассказывает о боях, которые ведут передовые люди рыбоколхоза с браконьерами и хапугами, рисует картину очищения души молодого рыбака от стяжательской скверны, его превращение в настоящего советского человека.

В 1965 году в повести «Ньютоново яблоко» Эдуард Пашнев рассказал о чистых юношах и девушках школьниках. Об их дружбе, мечтаниях и исканиях.

Роман Ильи Штемлера «Гроссмейстерский балл» был посвящён молодым инженерам завода, выпускающего приборы, где применяются изотопы радиоактивных веществ. Это - роман о честности и принципиальности людей труда, об их гражданском мужании, об их способности бороться за подлинные интересы народа.

Мужеству, долгу молодого врача, принципиальности в научной работе, чистоте человеческих чувств посвящена повесть Бориса Ласкина «Боль других».

Евгений Шатько в повести «Зной» рассказывает о строителях моста через Волгу, об их борьбе за выполнение плана строительства, о том, как свято хранятся и развиваются боевые революционные традиции. Характерно, что опубликование этой повести совпало с завершением строительства саратовского моста.

Повесть Михаила Анчарова «Теория невероятности» - о научной интеллигенции, о мире её чувств, об ответственном отношении к жизни.

Вячеслав Шугаев в повести «Бегу и возвращаюсь» пишет о молодом инженере, строителе алюминиевого завода в Восточной Сибири, о его нетерпимости к пошлости и фальши.

«Синее море, белый пароход» Геннадия Машкина - произведение о советских людях, поселяющихся на Южном Сахалине после победы над Японией, о воспитании чувства интернационализма, о дружбе русских и японских детей.

Далеко не «политически-аморфными индивидуалистами» населён также и роман Анатолия Гладилина «История одной компании». Это - повествование о росте молодёжи, о взаимной поддержке, которую оказывают молодые люди друг другу, когда различные жизненные передряги больно бьют кого-либо из них. В романе, вопреки утверждениям тов. Павлова, фигурируют вовсе не так называемые «чуваки» и «чувихи», а люди, нашедшие своё место в жизни, - наряду с людьми, которые мучительно ищут это место, - причём автор, стремится проанализировать, почему в этих поисках они на каких-то этапах терпят неудачу»

(РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 155, лл. 52-58).

Однако на подробную справку Полевого мало кто из начальства обратил внимание. Больше того, главный редактор «Юности», похоже, добился совсем другого эффекта, нежели того, на который рассчитывал. Он оказался в положении оправдывающегося. У значительной части партаппарата сложилось впечатление, что Павлов, видимо, ругал «Юность» за дело. Не случайно по Москве поползли слухи о возможной отставке Полевого. 

Источник:

1. Газета «Литературная Россия» № 2015/11, 23.02.2015 г. Вячеслав Огрызко - На фоне процесса над Синявским (Комсомол против «Юности», или Почему Борис Полевой и Константин Симонов объявили войну защитнику охранителей Сергею Павлову).