Автор: Игорь Франчук 

       Светлой Памяти Аллы Александровны Дзюбинской (Сполатбог) посвящается.

Есть немалая доля истины в утверждении о том, что в судьбе одного человека, как в капле воды, отражается судьба целого поколения, а то и эпохи. Тем более, если речь идёт о судьбе яркой и незаурядной, хоть и забытой незаслуженно или же вовсе неизвестной.

  Убеждаешься в  этом, когда непосредственно соприкасаешься с такой судьбой, несомненно, достойной светлой памяти и своего места в нашей нелёгкой истории. В многопортретной галерее  известного романа А. Степанова «Порт-Артур» нашлось скромное место для  мичмана с броненосца «Цесаревич» Сполатбога. Между тем, линия жизни этого, отнюдь невымышленного, персонажа вполне могла бы стать сюжетной канвой отдельного романа. И, быть может, автору даже не пришлось бы, вопреки законам жанра прибегать к художественному вымыслу. Так пускай же хотя бы краткое жизнеописание поможет вернуть из тени забвения  Честное Имя.

            Чёрные лилии и серебряный крест

Александр Николаевич Сполатбог родился в Москве на Патриарших прудах 29 июля 1880 года в семье героя русско-турецкой войны 1877-1878 г.г., соратника знаменитого «белого» генерала Скобелева, полковника Николая Николаевича Сполатбога. Происходил он из дворян Черниговской губернии из города Нежина. Дворянский герб древнему шляхетскому роду Божездаржей-Сполатбогов был пожалован польским королём Владиславом ещё в 1442 году «за военные услуги»! (7) Представлял он из себя: «Щит: в красном поле серебряный кавалерский крест, увенчанный по концам чёрными лилиями. Нашлемник павлиний хвост, обременённый подобным же крестом» (16). Правда, на протяжении всех пяти веков  существования во дворянстве, блестящий герб не был подкреплён и особо «обременён» фамильными богатствами и состоянием. С последним родовым имением - хутором Бобрик Нежинского уезда (всего-то 24 души!) пришлось расстаться в 1862 году (7). Так что фамильный герб, несколько видоизменённый (но с сохранением всех основных элементов), утверждённый Российским императором  в 1731 году вместе с вновь пожалованным дипломом на дворянство, оставался единственным достоянием древнего рода.  

  Скорее всего, поэтому почти все представители этого рода состояли на государственной службе, как гражданской, так и военной.  И Николай Николаевич начинал свою долгую службу в русской армии «нижним чином на правах вольноопределяющегося» в 1864 году, и только через три года был произведён в прапорщики. «Усмирение Польского мятежа», «покорение Ханства Кокандского», война с Турцией, Ахалтекинская экспедиция – нелёгкий путь боевого офицера (9) . В Болгарии с огромным уважением вспоминают о Николае Николаевиче как об организаторе и командире Шуменской дружины  народного ополчения, отличившейся во многих сражениях с османскими завоевателями. Там же, в Болгарии, Николай Николаевич повстречался с матерью будущего моряка  Ефросиньей (Фрессой) Станевой, «гражданкой города Тырнова» (9). Их брак, как бы символизировал и закреплял братские узы двух славянских народов!

 Как явствует из метрического свидетельства (3) ,  крестным отцом первенца в семье «младенца Александра» был командир 2-ой Туркестанской бригады полковник Нил Николаевич Куропаткин – родной брат будущего командующего Маньчжурской армии в русско-японскую войну А.Н. Куропаткина, в которой доведётся участвовать и крестнику его брата.

 Закончил службу полковник Н. Н. Сполатбог командиром 7-го Закаспийского стрелкового батальона, уволенный  « в отставку за болезнью, с мундиром и пенсиею» в апреле 1888 года (9) и вскоре скоропостижно скончался в возрасте 39 лет. Таким образом, Александр рано лишился отца, в возрасте восьми лет.

Кадет, гардемарин, мичман.От берегов Невы до Средиземноморья

Нетрудно представить себе, каково было матери Александра, совсем молодой женщине, в чужой стране, рано овдовевшей и оставшейся с двумя детьми (в 1884 году родился ещё сын Евгений) на руках!  Какое-то время осиротевшая семья жила на пенсию отца, пока Александр вместе с братом не были определены  в Александровский  кадетский корпус в Петербурге  за казённый счёт. Туда принимали детей, в основном, потомственных военных имеющих заслуги перед Отечеством. Так что мальчики оказались вполне в своей среде.

  По воспоминаньям современников, это учебное заведение, среди подобных ему, славилось «либерализмом», и отличалось хорошей общеобразовательной подготовкой. «Там царили чистота, дисциплина, но не было муштры и жестокости… Честность считалась необходимым качеством, поддерживаемым всем порядком жизни в училище. Абсолютно никаких краж. Никакого вранья» (22). Корпус давал более глубокую подготовку, чем требовалось для военной службы, и многие выпускники шли в университеты, в высшие технические школы, на гражданскую службу. «Александровский кадетский корпус одно время был даже в немилости. Слишком уж культурным заведением он прослыл! Своеобразная «дурная» репутация!»(22). В этом учебном заведении Александр проучился семь лет.

Точно неизвестны мотивы, побудившие молодого человека избрать в дальнейшем карьеру военного моряка. И в 1898 году он был принят воспитанником в Петербургский Морской Кадетский Корпус, единственное в то время военно-морское учебное заведение в России. Будучи от природы одарённым, Александр легко постигает точные морские науки. А практические плавания на учебном судне «Воин», а позднее на крейсерах «Князь Пожарский» и «Вестник» убедили его в правильности выбранного пути. Уже в следующем 1899 году вместе с производством в гардемарины Александр получает и унтер-офицерские нашивки, отличие, которого удостаивался отнюдь не каждый воспитанник.  На протяжении всех трёх лет обучения в стенах Корпуса гардемарин Сполатбог неизменно в числе первых и лучших. И, наконец, долгожданный выпуск! «Высочайшим приказом по Морскому Ведомству» за № 348 от 06. 05. 1901 года Александр Николаевич «произведён по экзамену в мичманы». Вместе с новенькими офицерскими эполетами и кортиком ему была вручена премия имени генерал-лейтенанта Мещерякова в размере 205 рублей (1), как ещё одно свидетельство об успешном  окончании учёбы. Подобными денежными премиями поощрялись лучшие выпускники. Мичман Сполатбог был 11-тым по успеваемости  из 107 вновь произведённых молодых офицеров выпуска 1901 года. Успешно завершившие обучение питомцы Морского корпуса впредь получали старшинство перед однокашниками, дающее в перспективе преимущества в дальнейшем продвижении по службе, а так же они имели льготы при выборе места службы.  

И, надо полагать, Морское Ведомство ничего не имело против направления мичмана Сполатбога на отдельный отряд судов в Средиземном море под флагом контр-адмирала П.П. Моласа, который всё время находился в «заграничном плавание» (1). Мечта любого офицера! Тем более молодого и начинающего. Этот отряд, базируясь на греческие порты, был важным инструментом российской политики, которая наряду с другими великими морскими державами, стремилась проводить в этом неспокойном тогда регионе свою «дипломатию канонерок». Отряд русских кораблей, совместно с кораблями иностранных государств, препятствовал возникновению межэтнических конфликтов (как правило, между греками и турками никак не могших поделить остров Кипр). А также решал широкий круг задач, от обеспечения русского торгового судоходства до проведения географических и гидрографических исследований Средиземноморья. Кроме того, это был резерв, всегда готовый к переброске в район Дальнего Востока, на случай осложнения там обстановки (23).               

В июне 1901 года двадцатилетний мичман А.Н. Сполатбог приступил к исполнению обязанностей вахтенного офицера на флагманском корабле отряда эскадренном броненосце «Император Николай 1». После года службы на флагмане молодой офицер переводится на крейсер «Владимир Мономах» этого же отряда, на котором обязанности вахтенного офицера совмещает с должностью младшего штурмана. А затем на миноносце «№119» занимает должность вахтенного начальника (1).

 Эти два года были хорошей школой для начинающего офицера! Практически всё время, находясь в плаванье на кораблях отряда, Александр Николаевич твёрдо определился по специальности штурмана, связав с нею всю свою дальнейшую службу и жизнь, приобрёл немалый опыт нелёгкой морской службы. Набранный двухгодичный ценз почти непрерывного плавания должен был в перспективе способствовать и карьерному росту, давал преимущества перед сверстниками  и однокашниками. Не говоря уж о «морском довольствии» в заграничном плаванье, которое существенно отличалось  от содержания офицера в отечественных водах. Совсем не лишний аспект, если вспомнить что мать Ефросинья Севастьяновна, продолжала жить на скромную пенсию отца. 

            У славных твердынь Порт-Артура

Между тем, обстановка на Дальнем Востоке накалялась. Там назревала война с Японией. Островная империя агрессивно не скрывала своих амбициозных притязаний на достойное место под солнцем Азии. В рекордно короткий исторический срок (за каих-то три десятилетия!) она сумела подтянуться до уровня передовых держав, всерьёз заставляя их считаться с собой. К началу ХХ века она имела первоклассные вооружённые силы, в том числе и современный военно-морской флот. Окрепла настолько, что могла бросить вызов своему могущественному соседу России, стоявшей на пути её устремлений.

Руководство Императорской России непростительно поздно осознало угрозу своим интересам на Дальнем Востоке. Русская Тихоокеанская эскадра остро нуждалась в пополнении, прежде всего, новыми боевыми единицами. Поэтому русским командованием в середине 1903 года было принято решении об экстренной отправке на Восток только что законченного постройкой во Франции на верфи  «Форж и Шантье» в Тулоне по заказу России эскадренного броненосца «Цесаревич». Прямо из Средиземного моря, без традиционного, для кораблей заграничной постройки, захода на Балтику для «высочайшего смотра» (17, 19). Корабль был срочно доукомплектован личным составом из Средиземноморского отряда. 

Таким образом, мичман Сполатбог получает назначение на броненосец «Цесаревич», отправляющийся на более чем вероятный театр военных действий. В сентябре 1903 года «Цесаревич» и броненосный крейсер «Баян» покинули Средиземное море и взяли курс на Дальний Восток. Это было нелёгкое плавание! На корабле, только что отошедшем от заводской достроечной стенки, приходилось уже на ходу устранять неизбежные производственные недоделки и заново налаживать корабельную службу, одновременно усиленно занимаясь боевой подготовкой, находясь постоянно в готовности отразить атаку противника. Всё это на фоне неумолимо надвигающейся угрозы войны. Существовала вполне реальная опасность, что начало военных действий, может застать оба корабля где-то на полпути. На этот случай командиры кораблей имели приказ прорываться с боем на соединение с Порт-Артурской  эскадрой (17,19). Вот в какую обстановку попадает молодой офицер после относительно спокойной службы на Средиземном море! 

19 ноября 1903 года «Цесаревич» и «Баян», встреченные салютом эскадры, благополучно отдали якоря на внешнем рейде Порт-Артура (17,19). В немалой степени поход завершился успешно, благодаря самоотверженной работе команд и офицеров кораблей. Согласно послужному списку, мичман А. Н. Сполатбог исполнял на «Цесаревиче» должность старшего штурманского офицера (1). Необходимо отметить, что ему было оказано высокое доверие – занимать одну из ключевых должностей старшего специалиста  (пусть даже и с оговоркой «исполняющий обязанности»!). Доверие, которое, конечно же, подразумевало и высокую степень ответственности, несмотря на небольшой стаж офицерской службы, молодость и скромный чин мичмана. Совершенно очевидно, что уже тогда он сумел зарекомендовать себя с самой наилучшей стороны, если начальство сочло возможным поручить ему столь ответственный пост, причём на совершенно новом, толком не опробованном корабле, через два океана идущем  на войну.                

В первый же день, вернее ночь, русско-японской войны, 27 января 1904 года, «Цесаревич» чудом избежал гибели! Неприятельская торпеда, во время внезапной атаки японских миноносцев на стоящую на якорях русскую Тихоокеанскую эскадру, угодила ему в корму. Тяжело повреждённый корабль, тем не менее, сумел выпрямить опасный крен, достигший 19 градусов, развести пары, удержаться на плаву, и своим ходом, без посторонней помощи, управляясь машинами (в темноте, в условиях тесного рейда!), рискуя перевернуться каждую минуту, приткнуться к спасительному мелководью. Это было настоящее боевое крещенье! И экипаж «Цесаревича» сделал всё для спасенья броненосца. Вместе с кораблём это тяжёлое испытание пережил и его штурман. Совсем нетрудно вообразить горькую досаду русских моряков, если самый лучший и самый современный корабль эскадры, буквально в первые же минуты войны надолго «выбывает из игры». Ремонт в боевых условиях на многие месяцы исключал активное участие «Цесаревича» в обороне крепости (19).

Тем не менее, офицеры и команда корабля, помимо ремонта, привлекалась для выполнения боевых задач. Так, после внезапной трагической гибели эскадренного броненосца «Петропавловск», флагмана эскадры, паровые катера «Цесаревича» под командованием лейтенантов А. А. Щетинина, В. К. Пилкина и мичмана А.Н. Сполатбога обследовали место катастрофы. В результате траления были установлены границы неприятельского минного заграждения, выловлено и уничтожено несколько японских мин (19). Это было одно из первых боевых тралений в русском флоте. Опасное занятие! Мины, в считанные минуты, погубившие могучий броненосец, утлые катера при малейшей оплошности, мгновенно уничтожили бы совершенно без следа!

После окончания ремонта «Цесаревич» становится флагманским кораблём Порт-Артурской эскадры.  Положение крепости к этому времени крайне осложнилось. Она была уже отрезана японцами с суши и блокирована с моря.  Противник получил возможность обстреливать корабли эскадры, вплотную приблизившись к городу.

       28 июля 1904 года. Враждебные воды Жёлтого моря

28 июля 1904 года Тихоокеанская эскадра предприняла отчаянную попытку вырваться из Порт-Артурской ловушки. Вёл её броненосец «Цесаревич» под флагом контр-адмирала В.К. Витгефта. В этом бою сто лет назад, по сути дела, решался исход русско-японской войны, да и, пожалуй, не только… а нечто большее… 

Всё зависело от успеха прорыва эскадры из осаждённого Порт-Артура во Владивосток. «Цесаревич» в этом сражении был главной целью броненосцев японского адмирала Хэйхатиро Того.  Бой  шёл на равных, даже с некоторым  преимуществом русских (японцы вынуждены были почти всё время догонять), до тех пор, пока случайным прямым попаданием  в мостик «Цесаревича» не был убит на месте командующий эскадрой контр-адмирал В.К. Витгефт, а вместе с ним и большинство офицеров его штаба. Были  убиты или тяжело ранены и некоторые офицеры «Цесаревича» (11). Полная потеря управления кораблём и эскадрой имела самые пагубные последствия!

Мичман Сполатбог, до этого трагического момента, командовал кормовой башней главного калибра. «Уверенно и энергично», как было написано в донесении о бое, распоряжался и управлял огнём своей башни и проявил себя «истинным командиром и прирождённым артиллеристом» (19).  В начале боя в крышу башни попал 305-мм снаряд, вдавив её внутрь и вызвав сильное сотрясение, убив и ранив несколько комендоров.

Кроме того, совершенно некстати в ходе боя выявились конструктивные дефекты башенных механизмов. Вышла из строя система вертикальной  наводки. Командовавший башней мичман Сполатбог вынужден был вести огонь, корректируя выстрел одного орудия выстрелом другого, пока устраняли неполадки. Отказывала и система заряжания. В довершении всех сюрпризов выявилась неудовлетворительная вентиляция башни, в замкнутом объёме которой накапливались пороховые газы, удушая людей. Прислуга башни под руководством мичмана успевала всё это исправлять (19). Нетрудно вообразить какими многоэтажными «солёными» эпитетами «крыли» капризную механику измотанные и обозлённые матросы-комендоры в горячке боя! Много усилий требовалось, чтоб  в таких условиях вести эффективный огонь. Башня  не прекращала стрельбы до самого конца сражения. Флагманский японский броненосец «Миказа», получил в этом бою более двадцати попаданий. Будучи почти всё время в роли догоняющего, он практически не выходил из сектора обстрела кормовой двенадцатидюймовой башни «Цесаревича» и наверняка понёс немалый урон и от её огня.

После несчастья на носовом мостике мичман Сполатбог был срочно вызван из башни в боевую рубку. Адмирал Витгефт перед боем отдал категорический приказ не возвращаться в обречённый Порт-Артур. Но из броненосцев приказ погибшего флагмана до конца пытался выполнить только «Цесаревич». Отделившись от эскадры, он в одиночку предпринял попытку завершить прорыв.  Сдав башню под начало лейтенанта Н. Н. Шрайбера, мичман Сполатбог принял на себя обязанности штурмана. Флагманский штурман лейтенант Н. Азарьев и старший штурман «Цесаревича» лейтенант Драгичевич-Никшич, погибли в бою. И таким образом Александр Николаевич оказался единственным уцелевшим штурманом корабля. Кроме того, навигационное оборудование и приборы большей частью были уничтожены и повреждены.

На оставшемся в одиночестве корабле обострился вопрос о прорыве. Возникли дебаты между младшими офицерами и командованием; начальником штаба погибшего Витгефта контр-адмиралом Матусевичем вкупе с командиром корабля капитаном 1 ранга Ивановым.  Они совместно приняли решение идти в Циндао, германскую колонию в Китае, аргументируя это серьёзными повреждениями корабля. Против были почти все офицеры корабля. Особенно резко возражали и настаивали  на продолжении прорыва во Владивосток капитан 2-го ранга Шумов, лейтенанты Пилкин, Ненюков и мичман Сполатбог. Но никакие доводы начальство убедить не могли (19).

Трудно сказать какое из мнений было правильнее, особенно если  вспомнить судьбу крейсера «Новик», перехваченного японцами при подобной попытке прорыва и погибшего. Что касается «Цесаревича» то для него положение осложнялось практически полным отсутствием штурманского оборудования. И уцелевший в бою корабль рисковал оказаться в аварийной ситуации по навигационным причинам, при подходе к малознакомому побережью. Так случилось, например, в сходной ситуации с миноносцем «Бурный» (11). Надо ли говорить какая огромная ответственность ложилась на плечи единственного штурмана раненого броненосца, которому буквально на следующий  день после боя, 29 июля исполнилось всего – то 24 года! Наверняка это был самый памятный день рождения в его жизни. И Александр Николаевич блестяще подтвердил своё не по годам высокое мастерство. По воспоминаниям очевидца: «Правили по Полярной звезде…» (19). И благополучным прибытием в Циндао и фактическим спасением, «Цесаревич» во многом обязан ему. Необходимо подчеркнуть, что «Цесаревич» оказался ЕДИНСТВЕННЫМ русским броненосцем (из восемнадцати!) уцелевшим в огне русско-японской войны. Такая вот статистика… Спасением «Цесаревича», талантливый навигатор как бы предвосхитил главный подвиг всей своей жизни в 1918-ом, когда спасать пришлось уже целый флот.В апреле 1905 года Александр Николаевич был произведён в лейтенанты. За участие в войне с Японией лейтенант Сполатбог был «всемилостивейше пожалован» орденами: Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», Анны 3-й степени с мечами и бантом и Станислава 3-й степени с мечами и бантом (1).

Несмотря на приобретённый в боях и походах богатый опыт, лейтенант Сполатбог в 1906 году  снова садиться за учёбу и вскоре заканчивает штурманские классы по первому разряду.

             Под флагом адмирала фон Эссена

В войне с Японией русский флот понёс колоссальные потери. Держава была потрясена неслыханным, беспримерным в истории разгромом. Морскому могуществу России был нанесён, казалось бы, непоправимый урон. Хуже того, в общественном сознании была основательно поколеблена сама идея в необходимости флота для страны. Авторитет морской службы был подорван. Вал резкой критики в печати, граничащей с оскорбительной клеветой, перехлестывал  все допустимые ранее пределы. Появлялись целые тома с названиями типа «Нужен ли флот России?».          Но были всё - таки люди, для которых этот вопрос был совершенно неуместен! Прежде всего, это сами моряки. Те, кто прошёл холодные воды Жёлтого и Японского морей, адское пламя Порт-Артура и Цусимы. Не опускаясь до полемики с дилетантами и невеждами, и банальной «защиты чести мундира», группа офицеров-энтузиастов рьяно взялась за возрождение флота после войны. Во главе их стоял контр-адмирал Николай Оттович фон Эссен. Герой обороны Порт-Артура, бывший командир доблестного крейсера «Новик» и героического броненосца «Севастополь». Он был последователем и достойным преемником адмирала С.О.Макарова, перенявшим его энергию и стиль руководства.

Ядром возрождаемого флота стал отряд балтийских минных крейсеров (эскадренных миноносцев), возглавляемый им. Эссен привлёк на службу в свой отряд молодых и талантливых офицеров, отличившихся на войне. Одной из составляющих таланта Николая Оттовича, как отмечали современники, было его умение безошибочно разбираться в людях и находить толковых и энергичных помощников из числа грамотных и надёжных специалистов. Таковыми были, отобранные им  из тысяч офицеров флота, тогда ещё лейтенанты А. Щеглов, И. Ренгартен, П. Владиславлев, А. Непенин, А. Колчак и другие. В перспективе они должны были стать командирами кораблей и флагманами соединений, занять ключевые должности в штабах. Это была, как сказали бы сейчас, настоящая команда единомышленников, готовых трудиться не покладая рук.

Служить под флагом Эссена было большой честью для любого офицера! И его предложение бывшему штурману «Цесаревича» занять в его штабе должность старшего флаг-офицера говорит о многом.

Устоявшийся стереотип представления о штабной службе как о некой синекуре (по сравнению со службой «в строю»), ничего общего не имел с прохождением её под флагом «беспокойного адмирала»! Как вспоминал один из соратников: « Адмирал Эссен был, прежде всего, человеком «живого» дела и не терпел  кабинетной работы и канцелярщины». И даже: «Не совсем правильно он отождествлял всякую штабную работу с «канцелярщиной», почему и терпел её лишь как неизбежное зло. Естественно, что  он подбирал и ближайших сотрудников, проникнутых таким же взглядом на вещи»(25).

В штабе царил дух деловитого творчества. Следуя макаровскому девизу «в море дома» Эссен не засиживался со своим штабом на берегу. Красноречивое подтверждение тому – послужной список лейтенанта Сполатбога за этот период. Просто в глазах рябит от названий кораблей и количества ходовых дней, проведённых на них! Там перечислен почти весь судовой состав Балтийского флота. Как штурман флаг - офицер привлекался адмиралом для выработки правил плавания зимой в тяжёлых метеоусловиях, и для освоения шхерных фарватеров. И добились же со временем того, что командиры балтийских кораблей уверенно маневрировали в шхерах без помощи финских лоцманов!

Честно преодолевая ступени служебной карьеры, Александр Николаевич в 1910 году был произведён в старшие лейтенанты. Однако через год он покидает эссеновский штаб, чтобы вступить в должность старшего офицера крейсера «Баян».  Очевидно необходимо было приобрести навыки управления большим кораблём, чего невозможно было достичь засидевшись в штабе. Старший офицер это второй человек на корабле после командира. Власть его на борту практически не ограничена. Должность обязывает быть требовательным, жёстким и даже деспотичным. Иначе как заставишь служить и работать многочисленный экипаж большого корабля? На «Баяне», например, он насчитывал 580 человек! Подчинить своей воле, сплотить, довести до уровня  отлаженного часового механизма. Но почему-то невозможно представить Александра Николаевича этаким бездушным Цербером! Ведь требовательность совсем не означает грубость. Также как и врождённый такт и дипломатические способности ничего не имеют общего с мягкотелостью.  Судя по всему, он прекрасно справлялся со своими хлопотными обязанностями. Послужной список скупо свидетельствует: «За отличия по службе произведён в капитаны 2-го ранга, 14 апреля 1913 года»(1).

Сохранилась старое фото – императорский смотр крейсера «Баян». Николай Второй только что поднялся на борт корабля, идёт вдоль белого матросского строя, ему навстречу делает шаг Морской министр России адмирал И. К. Григорович (в 1903-1904 г.г. командир броненосца «Цесаревич»). У него за спиной, приложив руку к парадной треуголке, старший офицер крейсера капитан 2-го ранга А.Н. Сполатбог, чуть поодаль блестящая императорская свита…(9) Два года походов «во внутреннем и заграничном плавании», манёвров, стрельб, стояния «в вооружённом резерве». В том же 1913 году Александр Николаевич возвращается в штаб адмирала фон Эссена, но уже с повышением. Теперь он флагманский штурман штаба командующего Морскими силами Балтийского моря. В новой должности он принимает участие в работе комиссии по разработке правил и инструкций «по тактической и организационной частям штурманского дела на судах флота»(1). Флот, по мнению многих специалистов, к тому времени, если не по количеству кораблей, то по качеству личного состава, безусловно, был одним из лучших в мире.  Годы напряжённой работы не прошли даром, заслуги адмирала Эссена и его «команды» в этом неоспоримы и общепризнанны.

Последний мирный поход главных сил Балтийского флота, состоялся в августе - октябре 1913 года. В составе походного штаба флагманский штурман кавторанг Сполатбог участвует в нём на крейсере «Рюрик», на котором  фон Эссен держал свой флаг. За два месяца отряд побывал в Портленде (Англия), в Бресте (Франция), и в Христиании (сейчас Осло, Норвегия). Везде русские корабли встречали неизменно радушный приём и произвели хорошее впечатление на иностранцев, в том числе и на будущих союзников англичан, и французов. Как вспоминал участник похода матрос с транспорта «Рига» Д. Иванов: «Поговаривали о визитах в немецкие порты Вильгельмсгафен и Штральзунд. Но неизвестно почему, разговоры об этом быстро прекратились, наоборот, почему-то стали как-то нелестно, даже враждебно отзываться о немцах»(12). Надо ли говорить, сколько забот на походе было у флагманского штурмана флота! Поход завершился в целом успешно. Русские моряки получили новые необходимые навыки совместного плавания в масштабе флота. Общее хорошее настроение омрачал только неприятный факт массового дезертирства русских матросов в иностранных портах. Всего  около двухсот человек не досчитался отряд. Такого не было даже во время беспримерного в истории, наитяжелейшего восьмимесячного похода печально-знаменитой 2-ой Тихоокеанской эскадры в 1904-1905 г.г., закончившегося Цусимой! Конечно же, это заставило призадуматься и самого адмирала фон Эссена и его офицеров.Судя по всему, правильные выводы не были сделаны и историю попросту «замяли». И всё - таки главное, это был первый заграничный поход окрепшего русского флота после русско-японской войны! Но он же был и последним перед началом новой войны, которая позднее вошла в историю как Первая Мировая.    

        Великая война. Балтика. Штаб флота. 1914-1917 г.г.

Вся деятельность штаба Балтийского флота летом 1914 года, когда неизбежность войны стала совершенно очевидна, была направлена на то чтобы германский флот, имеющий подавляющее превосходство над русским, не застал его врасплох внезапным нападением. Горький урок Порт-Артура был усвоен хорошо! Никаких шансов у немногочисленного русского флота в открытом бою одержать вверх не было. Ненужных иллюзий на этот счёт никто не питал.

Единственной возможностью остановить немцев, было не упустить момент постановки грандиозного минного заграждения в устье Финского залива. Адмирал фон Эссен взял на себя личную колоссальную ответственность и отдал приказ ставить мины до официального объявления войны. Эта операция, тщательно спланированная задолго до войны и многократно отработанная на учениях, была осуществлена блестяще. Таким образом, была ликвидирована, казавшаяся тогда реальной, угроза самой столице России Петрограду.

И эта и последующие операции планировались при непосредственном участии флагманского штурмана кавторанга А.Н. Сполатбога. Штаб флота, выпестованный фон Эссеном за неполные десять мирных лет, во время войны работал с точностью морского хронометра. И флот малыми силами сумел сдерживать «бурю и натиск» германской мощи. И даже нелепая смерть командующего от крупозного воспаления лёгких в мае 1915 года практически не отразилась на интенсивности боевой работы, несмотря на невосполнимость утраты. Десятки его соратников и единомышленников оставались на всех ключевых постах и сохраняли Эссеновский стиль управления. По воспоминаниям флаг-капитана каперанга С. Н. Тимирева: «Штаб был составлен прекрасно. Все флагманские чины были по справедливости лучшими представителями Действующего флота – каждый по своей специальности…флагманским штурманом был старший лейтенант (так в тексте оригинала, фактически на то время, т.е. в 1915 году капитан 2-го ранга – И.Ф.) А.Н. Сполатбог. На нём лежала сложная и ответственная работа по организации трального дела и, в связи с этим составлением карт стратегических фарватеров. Впоследствии он заменил меня в должности флаг-капитана… Весьма способный офицер» (25).

Новая должность Александра Николаевича, которую он принял от Тимирева в августе 1916 года, полностью называлась флаг-капитан по Распорядительной части Штаба командующего флота Балтийского моря. Несколько ранее, 30 июля 1916 года он был произведён в следующий чин - капитан 1-го ранга.  Что же представляла собой эта малопонятная, судя по названию, должность?  В переводе на современный язык, она называлась бы – начальник отдела по назначениям и перемещениям личного состава. А если совсем упростить, нечто вроде начальника отдела кадров флота. По признанию его предшественника Тимирева «чрезвычайно трудная и беспокойная должность», и за два года пребывания в ней «…на мои нервы подобная работа действовала крайне разрушительно». От флаг-капитана зависели все назначения. И Тимирев «злоупотребил» служебным положением, наконец, добившись для себя должности командира крейсера «Баян». Теперь его преемнику предстояло решать деликатные эти вопросы и «удовлетворять претензии начальствующих лиц», которые «считались исключительно со своими узкими отрядными и судовыми интересами и не хотели понять того, что Штаб старался провести систему абсолютной справедливости, руководствуясь лишь степенью серьёзности задач, возлагаемых на различные отряды и суда».  Работа в новой должности «требовала постоянного наличия такта, известной дипломатической ловкости и в то же время авторитетной твёрдости»(25). Безусловно, Александр Николаевич всеми этими качествами обладал. Трудно сказать, был ли он доволен новым назначением? Ведь оно было так не похоже на то, чем ему приходилось заниматься до сих пор! Но, бесспорно, это было повышение, которого он был достоин. Быть одним из флаг-капитанов (заместителем) командующего флотом – это что - нибудь, да значит! "Новость - 14-го определилось, что флаг-капитаном по распорядительной части назначается Шурочка Сполатбог. Тимирев получает "Баян". Вместо Сполатбога будет Зубов . У нас этому довольны и ждут от Сполатбога многого". Записал в своём дневнике 15.07.1916 г., искренне радуясь за сослуживца флагманский минный офицер штаба флота капитан 2-го ранга И.И. Ренгартен. Нет сомненья, что новые, хлопотливые обязанности Алексндр Николаевич исполнял по – штурмански точно и аккуратно, продолжая политику Штаба «абсолютной справедливости» в кадровых вопросах.             

В этой должности каперанг А.Н.Сполатбог пробыл больше года… Но каких больше года!

          Гельсингфорс. Багровый февраль 1917-го

Флот, сумевший на протяжении всех трёх лет войны малой кровью, сдерживать врага, получил сокрушительный удар в спину в феврале 1917 года. В Гельсингфорсе, где располагался штаб флота, разыгралась одна из ужасных трагедий «великой и бескровной». Мятеж, вспыхнувший на 2-й бригаде линейных кораблей, быстро охватил почти весь флот. Число убитых за эти несколько дней флотских офицеров вполне соизмеримо с потерями офицерского корпуса на Балтике за все годы Первой Мировой.

Подло, из-за угла, был убит сам командующий флотом вице-адмирал А.И.Непенин. По кораблям и базам флота прокатилась волна отвратительных эксцессов. Убийства, избиения, аресты и откровенные грабежи. Офицерам штаба флота, оказавшимся в самом центре этой разнузданной вакханалии, приходилось проявлять немалую выдержку и самообладание. Штаб не был готов к такому развитию событий и не смог взять их под контроль. Об этом свидетельствует дневник офицера штаба капитана 1-го ранга И.И. Ренгартена: « 2.03.1917 г. 16 час. …Всё утро провели у Непенина; Черкасский, Сполатбог и я, перебрали весь ворох новостей, который сыплется непрерывно…»; «4.03. Суббота … 13.10.- Очередная новость, нас всех арестуют. 13.45.-Адриан Ив. Непенин убит. Повели всех куда-то; здесь остались Черкасский, Сполатбог, я, Комелев - для дел …»(13). Флаг-капитану каперангу Сполатбогу «повезло» не попасть под горячую руку своих же матросов, совсем ошалевших в революционном угаре. Он избежал печальной участи командующего и не был взят под стражу распоясавшимися «борцами с тиранией». И, тем не менее, чувствовал он себя, надо полагать, не лучшим образом, являясь свидетелем, этих, с позволения сказать, «исторических» событий! Объективности ради стоит отметить, что подобные события не могли возникнуть сами собой и на пустом месте. Почву для них, сами того не желая, готовили те представители консервативного морского офицерства, которые принципиально не желали признавать за своими подчинёнными «нижними чинами» право на человеческое достоинство. Такие, например, как адмирал Р.Н. Вирен с явными садистскими наклонностями. «Укрепляя дисциплину» во «вверенной ему» морской крепости Кронштадт, он превратил её фактически в острог.

 Грешен был и совсем недавно принявший командование Балтийским флотом вице-адмирал А. И. Непенин. Как вспоминал каперанг С.Н. Тимирев: « …внешняя, показная «драйка» и «подтяжка» шла вовсю. Сам Адриан Иванович разъезжал по городу в автомобиле со специальной целью ловить невнимательных и «зевающих» офицеров и матросов (не отдающих честь)…Атмосфера в самом штабе была гнетущая: в воздухе «висел» непрерывный разнос…По мнению более солидных офицеров, Непенин, опьяненный властью, что называется, «закусил удила», результатом чего был целый ряд бестактных поступков, вредивших прежде всего самому Непенину»(25). И это пишет не революционный матрос, а один из представителей флотской элиты, который даже считал Непенина своим другом! Что говорить тогда о фактически бесправных «нижних чинах»?  Несомненно, подобной ситуацией не могли не воспользоваться вожаки «левого» подполья, хулиганские элементы, да, пожалуй, и германская агентура.    

Процесс разложения на флоте вскоре принял необратимый характер. Под губительным воздействием пораженческой агитации разношёрстных политических партий, митинговщины и анархии Балтийский флот стремительно терял боеспособность. Деятельность штаба флота была поставлена под унизительный контроль «революционных» матросов, которым всюду мерещилась «контра». Всему этому капитан 1-го ранга Сполатбог был свидетелем. И, как он сам впоследствии писал: «Ввиду развала дисциплины режимом, установленным Временным правительством, выразил желание уйти из штаба в строй, и по выбору команды был назначен командиром крейсера «Адмирал Макаров», находившегося в Моонзунде при защите Рижского залива от германского флота»(6).

Его должность в штабе превратилась в фикцию. Вопросы перемещения и назначения «решались» теперь на митингах и заседаниях судовых комитетов, без оглядки на штаб. Любой неугодный «народным массам» офицер рисковал быть удалённым с корабля, а то и вылететь за борт. Да и сам он получил новую должность «по выбору команды». Александр Николаевич, конечно же, не принадлежал к числу «сатрапов» и «тиранов» вроде Вирена, Непенина и им подобных. Он,  безусловно, пользовался уважением и авторитетом среди подчинённых! Об этом красноречиво свидетельствует групповая фотография из его ещё мичманских времён, где он в окружении матросов снят на палубе «Цесаревича» с трогательной надписью «На добрую память старшему штурману г-ну Сполатбогу от рулевых эскадр. брон. «Цесаревичъ» 21-го ноября 1904-го года Иван Пономарёв, Василий Батраков, Алексей Лавров, Роман Филичёв, Тимофей Юкин, Ананий Неженский, Алексей Куртиков»(9). Вряд ли такую надпись сделали бы  «нижние чины» без почтения к офицеру. И в сложном 1917 году он сумел сохранить доброе отношение к себе простых матросов.

Против флота кайзера Вильгельма. Крейсер «Адмирал Макаров». 

Моонзундские плесы. Осень 1917 года         

В октябре 1917 года немцы решили воспользоваться революционным хаосом на Балтийском флоте и захватить стратегически важный Моонзундский архипелаг и вытеснить русских из Рижского залива. Для этой операции, получившей кодовое название «Альбион», германский флот перебросил на Балтику почти половину своих кораблей, в том числе и десять линейных кораблей-дредноутов. Русские Морские силы Рижского залива, насчитывающие несколько устарелых броненосцев, крейсеров и малые корабли не могли противостоять долго такой мощи. И, тем не менее, балтийцы, на время забыв о распрях, готовились к отпору. По крайней мере, в митинговых резолюциях заявлялось о решимости «стать грудью», «умереть всем как один» и т.д. Но как вспоминал всё тот же каперанг С.Н. Тимирев, командир крейсера «Баян», пришедшего на усиление Морских сил в Рижский залив: « Я перешёл…севернее Шильдау, где стояли «Слава», «Гражданин» и «Макаров». Я побывал на всех трёх кораблях с визитом и ознакомился с их состоянием. К сожалению, кроме «Макарова», впечатление получилось мало утешительное… На «Макарове» (командир капитан 1-го ранга Сполатбог) ещё чувствовалась дисциплина, благодаря старой боевой закваске, присущей всем кораблям 1-ой бригады крейсеров»(25). Следует всё же  уточнить и дополнить командира «Баяна», что дисциплина на крейсере «Адмирал Макаров» сохранялась, безусловно, и благодаря высокому авторитету его командира. Ведь хорошая «старая боевая закваска» была, например, и у упомянутого Тимиревым, линкора «Слава», всю войну находившемся на передовых рубежах Рижского залива в постоянном соприкосновении с противником. И надо  было обладать действительно незаурядными личными качествами, чтобы поддерживать дисциплину на корабле на должном уровне в таких ненормальных условиях. Не идти на поводу у всякого рода комитетов, комиссаров, делегатов и прочих «углубителей революции». Надо было иметь характер, чтобы «не потерять лицо» перед  опьяненной всевозможными «свободами» командой - почти неуправляемой матросской массой. И внушить ей необходимость выполнения воинского долга, наконец, заставить её подчиняться!               

Итак, Морские силы Рижского залива в составе устаревших линкоров «Слава» и «Гражданин» (так стал называться после февраля 1917-го порт-артурский ветеран «Цесаревич» - корабль мичманской молодости Александра Николаевича), крейсера «Баян» согласно плану вступили в единоборство с германскими дредноутами непосредственно в заливе, опираясь на свои минные заграждения, не давая их протралить противнику (15,28).

Крейсер «Адмирал Макаров» занял позицию у них в тылу севернее острова Моон. В его задачу входила поддержка своих эсминцев и канонерок на мелководном Кассарском плесе.  Они противостояли германским лёгким силам, стремящихся проскочить через Кассары, отрезать и запереть в заливе главные силы русских. Крейсер маневрировал на узком фарватере, обстреливая вражеские эсминцы. Они так и не смогли прорваться через плотный огонь трёх восьмидюймовок  «Адмирала Макарова». Когда потребовалось отогнать неприятеля ещё дальше, командир крейсера Сполатбог принял решение придать своему кораблю искусственный крен в 5 градусов. В результате дальнобойность главного калибра крейсера возросла до 19 километров. Тогда противник бросил в бой авиацию. Не раз и не два аэропланы с крестами на крыльях заходили на цель. Технический уровень авиации того времени  не позволял ещё уничтожить такой крупный корабль как крейсер.Видимо немцы рассчитывали на то что, уклоняясь от бомб «Адмирал Макаров» сойдёт с фарватера и сядет на мель. Но этого не произошло. Крейсер успешно отразил артиллерийским огнём все налёты и не ушёл со своей позиции, все немецкие бомбы неизменно рвались далеко в стороне, не причиняя вреда. Корабль выполнил свою задачу, прикрыл единственный путь отхода для главных сил. За пять дней боёв «Макаров» не получил никаких повреждений и не имел потерь в личном составе (19) . Команда крейсера не ошиблась в своём выборе! 

      Флагман остаётся с кораблями. Ревель. 1918 год, зима

В самый канун большевистской революции Александр Николаевич был представлен к чину  контр-адмирала. Но адмиралом ему уже стать не довелось, о чём  сдержанно сожалел в кругу близких впоследствии. Как он напишет много позже, в тридцатых, в своей служебной автобиографии: «После Окт. Рев. По своему желанию остался в той же должности командира крейсера на правах Красной Гвардии и партизан вплоть до организации в мае 1918 г. Р.К.К.Ф.» (6). Ещё  совсем недавно в таких случаях трафаретно писали: «Безоговорочно перешёл на сторону Советской Власти…». Но не так уж было всё «безоговорочно»! Судьбоносный, а точнее судьболомный октябрь 1917-го окончательно раздробил русское общество. Не миновала эта участь и, некогда сплочённый и отличавшийся корпоративной солидарностью, казавшийся монолитным, корпус офицеров флота. Каждый из них мучительно переживал происходившее, когда буквально на глазах, рушился до того незыблемый порядок вещей. Честь, Родина, Присяга и другие понятия и принципы, составлявшие смысл их жизни и службы, шли в разрез с новыми крутыми, иррациональными переменами в жизни Отечества.  Перед каждым из них ребром, как никогда остро, стал извечный вопрос «Что делать?».

Многие, как, например, на тот период уже контр-адмирал С.Н. Тимирев, принципиально не желали подчиняться «новой власти», и иметь дело с «погубителями Отечества». Такие с первых дней октября семнадцатого становились в оппозицию большевикам, демонстративно отказывались от сотрудничества с ними.

Другие же, и их тоже было немало, «считали своим долгом», не смотря ни на что, оставаться на своём боевом посту, понимая, что флот не может существовать без офицеров-специалистов. Что в противном случае, если уйдут и они, флот превратится в корабельное кладбище, или же станет военным трофеем неприятеля. Война с Германией то продолжалась! И та вовсе не отказывалась от своих агрессивных притязаний. К числу последних и принадлежал капитан 1-го ранга А.Н. Сполатбог.

В январе 1918 года ответственность Александра Николаевича многократно возросла. Продолжая оставаться командиром «Адмирала Макарова», он принял командование всей 1-ой бригадой крейсеров, в которую, кроме его «Макарова», входили «Рюрик», «Баян», «Олег» и «Богатырь», находившейся к тому времени в Ревеле.

Совсем  недолго прокомандовавший бригадой, его давний сослуживец ещё по штабу фон Эссена контр-адмирал С. Н. Тимирев «не счёл возможным для себя оставаться в должности, не желая идти на компромиссы с совестью». Отдавая себе отчёт в том, что «через несколько недель придётся начать эвакуацию  Ревельского крепостного района» (25), что положение угрожающее он, тем не менее, на первое место поставил свои идейные соображения! Но та же самая совесть, видимо, не позволяла его преемнику капитану 1-го ранга  Сполатбогу столь же «красиво уйти», бросив свои корабли на произвол судьбы. Каждый сам выбирал свой путь. Невольно, но всё же возникает вопрос; а не могли разве господин Тимирев и другие повременить с окончательным выбором и попридержать амбиции, в тот момент когда немецкие штыки уже упёрлись в спину? Не поторопились ли они гордо удалиться? Неужели потом, из эмигрантского далёка,без зазрения  признаваясь в любви к «родному флоту», не испытывали угрызений от того, что покинули его в один самых драматически - тяжёлых моментов в его истории, «не желая идти на компромиссы с совестью»? Уместны ли их упрёки и обвинения в «отступничестве» к тем, кто, в отличие от них, твёрдо решил оставаться на своём посту и выполнить свой долг воистину до конца, во что бы то ни стало, и несмотря ни на что?!  К чести многих будущих «белых», непременно следует сказать, что они определились уже ПОСЛЕ успешного завершения Ледового похода! Когда была полностью исключена возможность захвата немцами флота. И вырваться им потом из красного Петрограда, чтоб примкнуть к белому движению  было куда как сложнее! На осторожный вопрос приёмного сына Игоря через много лет, почему он тогда поступил так, а не иначе, Александр Николаевич ответил: «Я спасал флот для России!»                Итак, подняв на «Адмирале Макарове» свой брейд-вымпел, каперанг Сполатбог 15 января 1918 г. вступил в командование 1-й бригадой крейсеров Балтийского флота (2). Как писал сам новый начбриг много позже: «В этой должности, как старший из флагманов, провёл эвакуацию Ревеля (Таллин) при занятии его немцами, всех военных и коммерческих судов, стоявших там, отразив артиллерийским огнём атаки неприятельских аэропланов. После тягчайшего перехода во льдах 25-27 февраля 1918 года все суда без потерь провёл в Гельсингфорс, за что получил благодарность Центробалта, затем в составе флота совершил со своей бригадой Ледовый поход из Гельсингфорса в Ленинград (так в документе – И. Ф.)» (6) . За этими скупыми строками – одна из самых драматических страниц истории отечественного флота – Ледовый поход.    

Врагу и льдам наперекор. Ревель – Гельсингфорс. Февраль-Март 1918-го

После провала переговоров с большевиками в Бресте немцы перешли в наступление на Восточном фронте. Правда, фронт к тому времени фактически уже не существовал. Остатки разложенной и деморализованной русской армии по всем направлениям «голосовали за мир ногами», не оказывая сопротивления неприятелю. Наступая в Прибалтике, мощная германская группировка имела целью и захват кораблей, русского флота. Немцы были настолько уверены в успехе, что заранее приготовили и везли с собой германские военно-морские флаги, чтобы поднять их на захваченных  русских кораблях (26). Но враг жестоко просчитался!Помимо пяти крейсеров 1-ой бригады в Ревеле были сосредоточены четыре дивизиона подводных лодок, отряд минных заградителей, вспомогательные суда, сторожевые корабли, тральщики и транспорта. Многие эти суда нуждались в ремонте. Но главной проблемой являлся острый недостаток личного состава. На флагманском «Адмирале Макарове», например, некомплект команды составлял 48% от штатной численности. На других кораблях было ещё хуже (26). Многие матросы подались по домам «делить землю». Господа офицеры тоже всеми правдами и неправдами исчезали с кораблей, «выходили из игры»! А перед самым уходом из Ревеля решили «умыть руки» и сошли на берег командиры крейсера «Рюрик» капитан 1-го ранга В. И. Руднев, и крейсера «Богатырь» капитан 1-го ранга С. С. Политовский, сразу угодив в немецкий плен.

Тем не менее, было сделано всё для подготовки перехода в Гельсингфорс. К моменту вступления немцев в Ревель все корабли и суда были уже на внешнем рейде. В гавани оставался только один «Адмирал Макаров», прикрывающий их выход.

Стремясь задержать выход кораблей, немцы прибегли к помощи своей авиации. На кораблях сыграли боевую тревогу. Германские аэропланы были встречены ожесточённым артиллерийским и пулемётным огнём. Но несколько бомб всё же достигли цели. Были незначительные разрушения и возникли пожары на крейсере «Рюрик», транспортах «Рига» и «Альфа», которые быстро были ликвидированы (20). Но в целом все атаки с воздуха были успешно отбиты и не смогли помешать построению кораблей в походный порядок.

Видя, что добыча ускользает из самых рук, немцы прибегли к угрозам. К борту флагманского крейсера дважды подходил буксир с «представителями германского командования». С начальником эвакуации, а им был капитан 1-го ранга Сполатбог, они пытались разговаривать языком ультиматума. Угрожали открыть огонь с берега. Александр Николаевич без обиняков, резко и недвусмысленно дал понять зарвавшимся оккупантам, что: « если будет открыт огонь, то эскадра будет немедленно отвечать» и предупредил, что «настроение команд очень враждебное по отношению к немцам за бомбардировку с аэропланов» (10). Это из официального документа, строчки из собственноручной записи начбрига в вахтенном журнале «Адмирала Макарова». А неофициально, как вспоминал Александр Николаевич, немцы и эстонцы сулили «золотые горы», если эвакуация будет сорвана. Невольно возникают аналогии с совсем недавним нашим прошлым, когда при очередном «крушении империи», при перемещении огромных масс войск и имущества обличённые властью не были столь щепетильны к не принадлежащему лично им достоянию… Но и тогда, в 1918-ом, находились желающие «не упустить своего». Вошёл в историю Ледового похода, например, некий мичман Крыч с подводной лодки «Ягуар», пойманный за руку при попытке продать «налево» лодочные пулемёты (25).

Полученный ответ, подкреплённый главным калибром «Макарова» и «Рюрика», подействовал отрезвляюще на захватчиков. В их планы вовсе не входила артиллерийская дуэль с крейсерами. Вахтенный журнал флагмана сухо зафиксировал: «18 ч. 10 м. получив ответ, делегация отвалила на буксире от борта и отправилась в гавань. 18 ч. 15 м. дали полный ход вперёд» (10). Да, обескураженным «представителям германского командования» пришлось именно «отвалить», что называется, не солоно хлебавши! Потому что в нужное время, на своём месте оказался честный и принципиальный командир, не склонный идти ни на какие компромиссы, ни с совестью, ни с врагом, опьянённым лёгкими победами.  «Адмирал Макаров» последним уходил с Ревельского рейда, держа неприятеля на прицеле. В военный отдел Центробалта была отправлена лаконичная радиограмма: «25.02.1918. 21 ч. 47 м. Ревель занят немцами. В 8 часов с последним кораблём вышел в Гельсингфорс. Сполатбог.»(10). Переход проходил в исключительно трудных погодных и ледовых условиях. Толщина льда превышала 70 сантиметров. Если  обычно, по чистой воде, для такого перехода из Ревеля в Гельсингфорс требовалось не более шести часов, то сейчас этот, менее чем 50-ти мильный отрезок корабли сумели преодолеть лишь за двое суток.

Первый день прошёл более или мене благополучно. Но к вечеру забушевала метель, разразился шторм, началась подвижка льда. Тяжёлые льды задерживали движение, а метель ухудшала видимость настолько, что корабли вынуждены, были останавливаться. Мороз мгновенно сковывал пробитый во льду фарватер. Спасали положение доблестные ледоколы; знаменитый «Ермак», «Волынец», «Тармо» и «Огонь», неутомимо вызволявшие застрявших из ледовых тисков (20,26).

Ни у военных, ни у торговых моряков не было опыта совместного плавания, да ещё в ледовых условиях! Одни суда застревали в битом льду, другие их обгоняли и тут же застревали сами. Колонна растягивалась, кильватерный строй нарушался (20,26). Александру Николаевичу приходилось одновременно командовать и своим кораблём, и управлять этой разношёрстной эскадрой.

И всё - таки они дошли! Это скопище совершенно разных кораблей; крейсеров, подводных лодок, плавбаз, транспортов, буксиров, заградителей, сторожевиков, коммерческих судов общим количеством 56 единиц, малым ходом продираясь через льды к утру 27-го февраля достигли Гельсингфорса! Пришли все, никого не бросив и не потеряв! Следует особо подчеркнуть, что это был ПЕРВЫЙ В ИСТОРИИ, к тому же, успешный, опыт перехода через льды большого количества кораблей, который как бы предвосхитил в дальнейшем эпопею освоения Севморпути и покорения полярных льдов.   

Гельсингфорс встречал ревельские корабли с оркестрами. Что там играли? «Интернационал»? «Смело товарищи в ногу»? Да так ли это важно, в конце концов?  Начальник эвакуации, он же начальник 1-ой бригады  крейсеров, Настоящий Моряк капитан 1-го ранга Александр Николаевич Сполатбог честно выполнил свой долг до конца, организовав, возглавив и осуществив этот немыслимый ранее переход своей «великой армады». И медь оркестров победно звучала и в его честь.

Он вполне заслужил высокого звания флотоводец. Но… кто-то видимо, очень постарался, чтобы имя Александра Николаевича в связи с этими событиями в дальнейшем не упоминалось. Невероятно, но  факт! Который вызывает, по меньшей мере, недоумение. Как могло случиться, что все кто брался за описание Ледового похода, что называется «в упор не замечали» одного из главных действующих лиц этой истории? Забегая вперёд, следует сказать, что в сборнике документов «Балтийские моряки в борьбе за Советскую власть» Ленинград. Изд. «Наука» 1968 г., дословно воспроизводящий архивные материалы этого периода, фамилия начальника эвакуации Ревельских кораблей упоминается неоднократно. Но это первоисточник. Что же касается авторских работ, то в них вокруг его имени своеобразный «заговор молчанья»! Например, авторы «Ледовой одиссеи Балтфлота» Тюрин и Яковлев, останавливаясь подробно на эпизоде с переговорами с немецкими делегациями, ухитрились не назвать фамилию того, кто собственно эти переговоры вёл. Ревельскому этапу Ледового похода они посвятили целую главу, но тщетно в ней искать хотя бы  намёк на упоминание о каперанге Сполатбоге. Не забыли при этом перечислить целый ряд лиц «преданных делу пролетариата». То же самое можно сказать и о «Курсом «Авроры» Мордвинова, и о других работах, где более или менее подробно описывается эвакуация из Ревеля. Это можно было бы объяснить идеологической цензурой, но в них же упоминаются и фамилии офицеров, занимавших менее ответственные должности, и в скором времени оказавшихся у белых, а так же репрессированных впоследствии, или тех, кто уже тогда заслужил ярлык «врага Советской власти»! Каперанг Сполатбог же не упомянут совершенно никак.

Успешный переход такого количества кораблей через льды рассеял вполне обоснованные сомнения командования флотом и резонный скепсис специалистов. (Эти колебания командования флотом позже советские историки однозначно расценивали как «саботаж» и «контрреволюцию»). Окончательно убедил всех, что такое в принципе возможно. Ведь предстоял второй, более сложный этап – перевод уже  всего флота из Гельсингфорса в Кронштадт. Удачный опыт перехода из Ревеля был учтён при подготовке этой  грандиозной и беспримерной в морской истории операции, граничащей с авантюрой. Возглавил её командующий флотом капитан 1-го ранга А. М. Щастный, однокашник Сполатбога по Морскому Корпусу  (24). Вместе они с отличием закончили его в 1901 г., вместе защищали Порт-Артур в 1904 г., в июне 1917 г. Щастный принял от Александра Николаевича должность флаг-капитана штаба Балтийского флота, в феврале – марте 1918 г. им выпала честь вместе спасать родной флот. Но после успешного завершения Ледового похода, уже летом 1918-го Щастный пал жертвой неправедного гнева бесноватого «демона революции» Троцкого. После скорого и несправедливого суда в Москве он был расстрелян.      

          Красный флот.Петроград.1918-20 годы.

После Ледового похода военный моряк Сполатбог (большевики вскоре упразднили все чины и звания, и на флоте все, от кочегара до адмирала, стали называться военными моряками) оказался со своей бригадой крейсеров в красном Петрограде. Одновременно он был назначен исполнять обязанности начальника Петроградской военно-морской базы (2).                Советская Россия после заключения «похабного» Брестского мира с Германией всё время находилась на волосок от возобновления военных действий с ней. Германия и её союзники отнюдь не утруждали себя пунктуальным исполнением статей этого, и без того унизительного для России, с позволения сказать, договора. По праву победителя, с позиции силы, дипломаты кайзера предъявляли большевикам один ультиматум за другим. Немецкие дивизии были совсем рядом с Питером, под Псковом и в оставленных русскими Финляндии и Прибалтике. Они, в случае чего, без труда овладели бы Петроградом. Это была последняя база Балтфлота, и уходить ему было уже некуда.

Чтоб предотвратить захват кораблей был утверждён план их уничтожения. В разработке этого плана военный моряк Сполатбог, как начальник базы принимал самое непосредственное участие. К счастью, до этого дело не дошло.

Балтийский флот, с таким трудом спасённый от захвата немцами в Ледовом походе, избежал и бесславной гибели в собственной базе. И впоследствии ещё долго и верно служил Отечеству, благодаря таким верным его патриотам как А. Н. Сполатбог, А. М. Щастный, С. В. Зарубаев и многим, многим другим. Не сгнил бездарно и бесполезно в чужой гавани, подобно Черноморскому, не стал трофеем неприятеля, или добычей лукавых «союзников».    

Сухими строками служебной автобиографии  Александр Николаевич повествует о своём участии в Гражданской войне: « В 1918 -1919 г.г. в должности начальника Петроградской морской базы принимал участие в защите Петрограда от бело – эстонских армий Юденича»(6).               

      В огне вражды междоусобной. Чёрное море. 1920 год

В следующем 20-ом он навсегда распрощался с Балтикой. «Весной 1920 года получил назначение нач. штаба Черноморского флота. Сформировал штаб в Петербурге, отправился во главе эшелона моряков на Чёрное море для борьбы с Врангелем» (6). Чтобы провести эшелон на юг, по охваченной разрухой стране, новому начштаба был выдан мандат за подписью самого «Командующего всеми вооружёнными силами Республики от 24 июня 1920 г. № 246385», удостоверяющий, какими широкими полномочиями обладает  «Предъявитель сего военный моряк Александр Николаевич Сполатбог». Мандат предписывал: «Всем начальствующим лицам и учреждениям военного и гражданского ведомств…оказывать тов. Сполатбогу полное содействие при выполнении им своих обязанностей». Давал «…право пользования прямым проводом для переговоров на всём пространстве Советской Республики, равно как право пользования всякими телефонами, подачи телеграмм простых и военных с соответствующими надписями…а равно право проезда в штабных и особо предоставленных ему вагонах». Особо оговаривались права «предъявителю сего» «…свободного передвижения во всякое время дня и ночи во всех территориях и местностях Российской Республики, объявленных на осадном и военном положении, равно как и в районах военных действий»(9).  Наверняка протолкнуть эшелон по «территориям и местностям Российской Республики», вконец разорённым Гражданской войной, было не легче, чем пробиться с эскадрой через метровые льды Финского залива полтора года назад.   

Командование морскими силами красных с лета этого года принял бывший вице-адмирал А. С. Максимов. Когда-то, в июле 1904-го, лейтенант Максимов привёл свой миноносец «Бесшумный» вслед за «Цесаревичем» в нейтральный порт Циндао, подобно флагману, не желая возвращения в обречённый Порт-Артур. Там же в Циндао он был назначен на «Цесаревич» старшим офицером, возвратившись на нём после окончания русско-японской войны на Балтику… В это время белым флотом на Чёрном море командовал вице - адмирал Д. В. Ненюков –  тоже соплаватель Александра Николаевича по «Цесаревичу» - бывший его старший артиллерийский офицер в тоже самое время. Именно под  руководством  лейтенанта Ненюкова в бою 28 июля 1904 г. мичман Сполатбог вёл огонь по японским кораблям из кормовой башни главного калибра! Чуть позже Ненюкова сменит вице - адмирал М. А. Кедров ещё один сослуживец по «Цесаревичу»! В том же бою лейтенанту Кедрову повезло уцелеть при взрыве рокового снаряда, убившего адмирала Витгефта и почти весь его штаб! На групповом снимке того времени они все четверо, каким то мистическим образом оказались рядом, плечом к плечу, в одном ряду!(14) И уж конечно, тогда в Циндао, позируя фотографу на палубе «Цесаревича», и подумать не могли, что их боевое товарищество через полтора десятка лет будет в прах развеяно событиями куда более грозными, чем Порт-Артурская эпопея! Что они в один, далеко не прекрасный день станут врагами и будут воевать друг против друга. Чудовищная нелепость братоубийства! Кстати, для семьи Сполатбогов эта война была братоубийственной в прямом смысле этого страшного слова. Младший брат Александра Николаевича – Евгений, сухопутный офицер – артиллерист, воевал в Сибири против красных в армии адмирала А. В. Колчака (тоже сослуживца Сполатбога по штабу адмирала фон Эссена!). Много лет спустя, уже в наше время, семью Сполатбогов нашло его письмо, датированное апрелем 1927 г. Письмо полное отчаянья и дикой эмигрантской тоски. Из него известно, что Евгений в это время находился в Манчжурии, в городе Мукдене и состоял на службе у китайского маршала Чжан-Цзо-Линя. В дальнейшем след его теряется. Известно только, что китайские мандарины, враждуя между собой за сферы влияния, создавали свои вооружённые формирования и охотно брали на службу в них бывших русских офицеров. И много русских людей бесславно сложили головы в межклановых «разборках» алчных китайских феодалов… (27)      

Можно долго и много рассуждать, как могло так получиться, что бывшие однокашники, сослуживцы, боевые соратники, друзья и, что самое ужасное, близкие люди противостояли друг другу с оружием в руках. Наверно чтобы это попытаться понять, необходимо, прежде всего, отказаться от полярно-категорических оценок, тенденциозных подходов и однобоких суждений и, наконец - то осознать, что тогда произошла ОБЩЕНАРОДНАЯ трагедия. И если раньше, всё что, так или иначе, касалось белого движения и белой эмиграции, подвергалось безусловному и безаппеляционному осуждению, и это можно сравнить с долгим и устойчивым «креном влево». То в последнее время наметилась, не менее вредная тенденция возникновения «крена вправо»! То в одной, то в другой работе некоторых «продвинутых» авторов, нет, да и мелькнут резкий выпад или ядовитая реплика в адрес «военспецов из бывших», волею судьбы оказавшихся в красном лагере. Наверно всё - таки  в истории, как и в кораблевождении, крен, неважно, «влево» или «вправо» одинаково нежелателен, и может привести к самым пагубным последствиям, если его вовремя не выправить. Корабль Истории всё время должен быть на ровном киле! Иначе нам никогда  не выйти из состояния Гражданской войны! В которой нет и не может быть победителей… Как бы там ни было, бывший капитан 1-го ранга А. Н. Сполатбог служил в Красном флоте честно и добросовестно. Он неоднократно был отмечен в приказах РВС. «За время службы в РККФ участвовал в боях на Азовском море, в должности Начальника штаба Черноморского флота в Мариуполе при военных действий флота против Врангеля»(6. Черноморский флот – слишком громкое название для разномастного сборища буксиров, землечерпалок, барж и прочих, едва державшихся на воде «плавсредств», которых удалось насобирать красным по Азовским и Черноморским портам. Наспех вооружённые, они  возводились в ранг канонерских лодок и плавбатарей. Входили в историю военно-морского искусства, наряду с Синопом, Ютландом и Цусимой, такие названия как, Кривая коса, Приморско-ахтарская станица, Обиточная коса, никому ранее не известные, кроме разве что азовских рыбаков. А теперь у этих кос и отмелей одни русские, с переменным успехом, пытались одолеть других, таких же русских.  С не меньшим, а, пожалуй, даже с большим ожесточением, чем когда-то совместно противостояли японцам и немцам.         

     На благо Отечества служба и труд. Одесса. 1920-37 годы

С сентября 1920 года судьба Александра Николаевича, теперь уже навсегда, была связана с Одессой. После перевода сюда из Мариуполя штаба флота, он некоторое время исполняет обязанности Начальника Морских Сил Чёрного моря. Используя, весь свой богатый боевой и штабной опыт разрабатывает планы укрепления одесского побережья береговыми артиллерийскими батареями и минными заграждениями (6). Гражданская война, наконец, закончилась.

Продолжая оставаться в рядах РККФ после её окончания, военный моряк Сполатбог продолжает службу с декабря 1920 года в Управлении по безопасности кораблевождения на Чёрном и Азовском морях, или УбекоЧернАз – тогда были в моде подобные вычурные аббревиатуры. Именно с началом службы в Убеко начинается его многолетняя и плодотворная научно-исследовательская работа. Продолжил он её, вскоре  возглавив Гидрографический отряд Чёрного моря. Этот отряд под его руководством проводил многочисленные исследовательские работы по составлению морских карт Черноморского побережья. Заслуженный моряк ведёт так же в это время большую работу по совместительству; он же начальник  Западной лоцманской дистанции, преподаёт на Курсах усовершенствования комсостава и в Одесской артиллерийской школе, а также некоторое время исполняет обязанности начальника Одесской военно-морской базы (6). Такая нагрузка отнюдь не тяготила его.

В 1925 году Александр Николаевич обрёл семейное счастье, женившись на вдове  лейтенанта Б. А. Лызлова, Марии Нестеровне Лызловой, и усыновив её сына Игоря. Поступок, несомненно, благородный и очень смелый по тем временам. Ведь лейтенант Б.А. Лызлов погиб сражаясь на стороне белых. Казалось жизнь начала входить в нормальное русло после войн и потрясений.               

Но «компетентные органы» не дремали «на страже завоеваний трудового народа», бдительно выискивая его «врагов». Они, естественно, не могли обойти своим пристальным  вниманием «классово чуждого» военспеца. 8 июля 1926 года Александр Николаевич был арестован ГПУ и через месяц был уволен из РККФ «по требованию политических органов СССР» с совершенно вздорной формулировкой «…по несоответствию по службе»(8). Это, не смотря на участие в Гражданской войне, многочисленные благодарности от РВС, вопреки последней блестящей аттестации, утверждавшей: « …В смысле политических убеждений и симпатий – лоялен по отношению к Советской власти»(4,24). И, наконец, отчёту Главного гидрографического управления, за 1925-26 г.г. в котором указывалось, что «… на производстве работ Гидрографического отряда ЧФ в этот период неблагоприятно отразился арест и увольнение Сполатбога А. Н.»(4). Из этого следует, что, вряд ли у «республики рабочих и крестьян» уже отпала надобность в старых специалистах. И хотя «кадры решали всё», подбор их производился уже по другим критериям, чем когда-то в штаб адмирала Эссена.

Чекистов насторожило знакомство военмора Сполатбога с некой гражданкой, обвиняемой за связь с заграничными родственниками.  И хотя следствие не подтвердило  «преступный характер» этого знакомства, тем не менее, Александру Николаевичу «без предъявления обвинения, в административном порядке было воспрещено проживание в шести главных городах Союза на три года»(6). Однако через  год всё - таки «разобрались» и все ограничения были сняты. Однако до 1929 года заслуженный моряк проживал в селе Розумовка Хортицкого района Запорожской области. Здесь его высокий штурманский профессионализм нашёл неожиданное применение, эти три года он проработал в Запорожском Отделе по исследованию Нижнего Днепра. Отдел этот занимался исследованиями по Днепрогэсу(6. Очевидно, что профессиональная гордость не позволяли, не смотря на отмену «поражения в правах», преждевременно оставить начатое дело. Так что, в создании этого «первенца социндустрии» есть скромная лепта бывшего флагманского штурмана Балтийского флота. Что же касается мотивов первого ареста, подозрений ГПУ «в связях с эмиграцией». То они неожиданно подтверждаются строками из упоминавшегося выше письма брата Евгения из Маньчжурии. «Саша ждёт прибавления семейства, и я послал им (очевидно, пропущено   «бы»  – И.Ф.) сейчас деньги, но очень боюсь, если разыграются события,  как бы эти деньги, посланные из Маньчжурии, не напортили маме и Саше; боюсь им даже писать»(9). Очевидно, связь между братьями всё - таки была, иначе, как Евгений Сполатбог мог узнать о скором «прибавлении семейства» у старшего брата в Одессе за тысячи километров от неё. Такие контакты в Советской России, мягко говоря, не поощрялись. Но  на этот раз всё обошлось  относительно благополучно.               

 По возвращении в Одессу Александр Николаевич работает в учреждениях Совторгфлота одновременно, как и раньше занимаясь преподавательской и научно-исследовательской деятельностью. Преподаёт на Одесских базовых курсах ЧМП и в Морском техникуме (6).Но в сентябре 1931 года последовал новый арест. На этот раз в его учётной карточке появляется зловещее сокращение «Бел. К-р.», что можно расшифровать как «белый», «контрреволюционер». Малограмотный гэпэушный писарчук при это умудрился исказить фамилию подследственного «Сполатбак» (8). Но, видимо, пресловутая машина репрессий к началу тридцатых ещё не набрала полных оборотов. И, на этот раз обошлось сравнительно благополучно. После нескольких месяцев допросов в Одесском ДОПРе Александр Николаевич был освобождён «по апелляции» и восстановлен на прежней работе в Черноморском пароходстве(6). Моральный ущерб не в счёт. Как говорится «время была такое», классовая борьба всё время «обострялась» и «лица непролетарского происхождения» были очень уязвимы в силу этого самого происхождения. Даже те, кто честно пытался быть полезен своей стране, будучи «лоялен» «власти трудящихся».

Продолжая прерванную арестом научную деятельность, Александр Николаевич подаёт проект разработки Одесской магнитной аномалии, участвует в геологоразведочных работах, и в научных конференциях, в частности в 1933 году в Киеве по проблемам «Большого Днепра». Он так же разрабатывает проект Перекопско–Сивашского морского канала. Так что «остров Крым» уже тогда, в начале тридцатых, мог стать реальностью, так как этот проект всерьёз рассматривался в Москве на предмет включения его в очередной пятилетний план (6,9).

В этот период Александр Николаевич так же много публикуется в периодических, научных изданиях. Невозможно перечислить всего, что замышлял и пытался осуществить талантливый моряк! И если он, по независящим от него причинам, в своё время не состоялся как флотоводец, то вполне мог бы стать известным учёным, настолько многогранным оказался его природный талант. При этом он не порывал ни с морем, ни с флотом, числясь в резерве ЧМП, как капитан дальнего плавания и занимая должность инспектора навигационной части пароходства (6).

Надо отдать должное объективности и принципиальности  пароходских кадровиков; инспектора товарища Будникова и начальника управления товарища Магон. Они, в аттестации на имя Одесского прокурора от 31.12.1935 г., несмотря на «золтопогонное» прошлое и два ареста ГПУ, и на то, что «ежовые рукавицы» давили уже во всю, страну захлёстывала новая истерия по поиску и разоблачению «врагов народа», не покривили душой. Не написали ни одного худого слова о своём работнике «из бывших»!: «Дисциплинирован, выдержан, инициативен. Работник вполне советский. В отношении требований к подчинённым мягок. Здоров. Взысканий не имеет. Имеет научные труды. Несёт ответственную работу по инспекции и навигационному снабжению всех судов Пароходства, а так же по внедрении электро – навигационных приборов. За время своей работы в Пароходстве т. Сполатбог поставил на должную высоту работу своей части, что обеспечивает безаварийное плавание судов в навигационном отношении, К  обязанностям своим относится в высшей степени добросовестно, состоя беспрерывно в рядах  ударников и одним из первых отозвался на применение стахановских методов работы в аппарате. Одновременно т. Сполатбог передаёт свои знания молодняку (так в документе – И.Ф.), состоя председателем консультационно-испытательной комиссии по английскому языку, работает в нескольких органах периодической печати» (6). Надо было обладать настоящим гражданским мужеством (редким среди «ответственных товарищей», да ещё в то время!), чтобы поставить свою подпись под таким отзывом. Можно было самому пострадать за «потерю политической бдительности», «притупление классового чутья» и т.п.               

 И шитой белыми нитками выглядит причина увольнения 21.08.1937 г. «…вследствие недостаточной настойчивости в деле снабжения судов навигационным имуществом» (6). Эта неубедительная ложь была придумана задним числом сразу после третьего ареста в сентябре 1937 года. «Не забывай никогда отца!», успел он сказать своей десятилетней дочери Алле. Чувствовал заслуженный моряк, что на этот раз он не вернётся… Да не чувствовал, а знал наверняка, видя, что творится вокруг, и, к сожалению, не ошибся! Не утруждали себя чекисты в поиске доказательств, предъявляя обвинение по статье 54-б УК УССР (21).  Как и во множестве подобных случаев, сфабриковали их сами. Из материалов «дела» следует, что Александр Николаевич на допросах держался достойно, отверг нелепые обвинения в причастности к шпионажу… «в пользу Греции и Болгарии», «допрошенный по существу обвиинения…виновным себя не признал и пояснил, что никакой антисоветской деятельностью не занимался..».Заслуживают всяческого уважения «Допрошенные по делу в 1937-1939г.г. свидетели Колпакчи, Лозовская, Бегун и Хаит никаких данных о контрреволюционной деятельности Сполатбог не привели» (8). Простые одесские обыватели, даже под нажимом «карающих органов» сумели остаться порядочными людьми. И, тем не менее, 12 ноября собралась «тройка» при УНКВД по Одесской области, чтобы вынести окончательный вердикт, и уже 19 ноября 1937 года жизнь Александра Николаевича была безжалостно оборвана в застенках Одесского филиала Лубянки (21).

Его не тронули японские мины и снаряды в Порт-Артуре, его не задели штыки взбунтовавшихся матросов в Гельсингфорсе и осколки бомб германских аэропланов в Моонзунде и Ревеле, он уцелел в огненном вихре бессмысленной Гражданской войны, чтобы пасть жертвой жестокой несправедливости в злосчастном тридцать седьмом.

Впрочем, родные об этом узнали не сразу. Их долго обманывали, сообщив сначала о приговоре «10 лет без права переписки», заронив смутную надежду на лучшее, а затем появилась фальшивое свидетельство о смерти, якобы от саркомы в 1941 году (8,21). Обманывали, когда приёмный сын Александра Николаевича Игорь Лызлов – Сполатбог, вернувшись с фронтов Великой Отечественной, пытался выяснить судьбу отца, о том, что им ничего неизвестно. Зачем понадобилась эта циничная ложь? Вряд ли можно заподозрить чекистов в каких-либо сантиментах и угрызениях совести.

Формально справедливость была восстановлена в 1956 году. Ровно через 19 лет и один день после гибели Александра Николаевича, 20.11.56 г. он был реабилитирован «за отсутствием состава преступления» военным трибуналом Одесского военного округа. Жене покойного Марии Нестеровне, приказом начальника ЧМП на основании решения военного трибунала, было назначено двухмесячное пособие из расчёта, аж 1200 рублей в месяц! (Это 120 рублей «новыми»! Т.е. по курсу реформы 1961 года) (6,21). Вряд ли здесь уместны какие-то комментарии!

Долгую и достойную жизнь прожила, к сожалению совсем недавно покинувшая этот мир, продолжательница этого старинного дворянского рода - Алла Александровна Сполатбог-Дзюбинская, дочь настоящего патриота Отечества и честного моряка, героя Порт-Артура, Моонзунда, Ледового похода Балтийского флота, участника строительства Днепрогэса, храброго война и скромного труженика. Человека, имя которого совершенно неоправданно выпало из нашей истории, достойное того, чтобы не затеряться в архивной пыли. Алла Александровна, несмотря на непросто прожитую жизнь, сумела сберечь то немногое, что сохранилось от отца. А главное - светлую память о нём.

В недавнем прошлом - доцент кафедры иностранных языков Одесского института народного хозяйства, в совершенстве владела французским и английским языками. Алла Александровна, будучи талантливым педагогом, оставила после себя множество благодарных учеников, чтивших и чтящих её как Учителя с большой буквы. Да и просто, добрым и светлым человеком осталась Алла Александровна в памяти всех кто её знал.

Вечная Вам память! И пусть никогда не увянут лилии на Вашем древнем гербе!"

Автор выражает глубокую признательность за помощь в сборе и подготовке материалов одесским историкам Суховею Леониду Наумовичу, Алексееву Игорю Викторовичу, Бондаренко Петру Викторовичу, Литвинову Александру Михайловичу.               

                ЛИТЕРАТУРА             

1.Полный послужной список старшего лейтенанта Александра Сполатбог. РГА ВМФ ф. 406,    оп. 9, д. 3985, л. 15-32.

2. РГА ВМФ ф. 397, оп. 5, д. 49, л. 349-351.

3. Метрическое свидетельство  Сполатбога А. Н.  РГА ВМФ ф. 432, оп. 5, д. 7843, л. 3-4.

4. Справка РГА ВМФ №738 от 27. 11. 91 г.

5. Справка РГА ВМФ №445 от 25. 09. 92 г.

6. Архив Черноморского Морского Пароходства. Личное дело № 2090.

7. Государственный архив Черниговской области. Справка № 114 от. 23. 05. 97 г.

8. Государственный архив Одесской обл. ф.  Р8065, оп. 2, дело 1172.

9. Семейный архив А. А. Дзюбинской (Сполатбог). Полный послужной список полковника Сполатбог  Н. Н.

10. «Балтийские моряки в борьбе за Советскую власть»(1917-1920 г.г.) Сборник документов. Ленинград. Наука. 1968 г.

11. «Боевая летопись Русского флота». Москва. Воениздат. 1948 г.

12. Иванов Д. И. «Это было на Балтике». Каменяр. Львов. 1972 г.

13. «Из дневника капитана И. И. Ренгартена». «Красный Архив», том 1, 1929 г.

14. «Иллюстрированная летопись русско-японской войны». Выпуск Х11. СПб. 1905 г.

15. Косинский А. М. «Моонзундская операция Балтийского флота 1917 года». Издание ВМА РККА. Ленинград. 1928 г.   

16. Лукомский З. К., Модзалевский В. Л. «Малороссийский гербовник». Издание Черниговского дворянства.  СПб. 1914 г.

17. Мельников Р. М. «Крейсер «Варяг». Судостроение.  Ленинград. 1983 г.

18. Мельников Р. М. «Крейсер «Адмирал Макаров». – Журнал «Судостроение» № 10. 1980 г.

19. Мельников Р. М.  «Цесаревич». Часть 1. СПб. 2000 г.

20. Мордвинов Р. Н. «Курсом «Авроры». Воениздат. Москва. 1962 г.

21. «Моряк». № 5. 1991 г.

22. Радунская И. Л. «Аксель Берг». Молодая гвардия. Москва. 1971 г.

23. Русские и советские моряки на Средиземном море. Воениздат. Москва. 1976 г.

24. «Список личного состава судов флота, строевых и административных учреждений Морского Ведомства». Петроград, 1915 г.

25. Тимирев С. Н. «Воспоминания морского офицера». Цитадель. СПб. 1998 г.

26. Тюрин В. Е. , Яковлев И. И. «Ледовая Одиссея Балтфлота». Изд-во политической литературы. Москва. 1976 г.

27. Шкаренков Л. К. «Агония белой эмиграции». Мысль. Москва. 1987 г.

28. Фон Чишвиц. «Захват Балтийских островов Германией в 1917 г.». Госвоениздат. 1937 г.               

29. Франчук И. В. Герой не нашего времени. «Одесский Вестник». №117 (670). 04. 08. 1994 г.