Место захоронения
Заузе Бернгард-Роберт Эмильевич (Sause Bernhardt Robert, 16/28.08.1856-08/20.09.1889) — преподаватель Ришельевской гимназии, муж Елизаветы Павловны урожд. баронесса Ранненкампф; самоубийство
Заузе Максимилиан Робертович (28.10/09.11.1885-08/20.09.1889) — сын преподавателя Ришельевской гимназии Заузе Р.Э.; умер от резанной раны в области шеи – убит матерью вследствие умопомешательства на почве самоубийства мужа (МК Сретенской церкви; ГАОО, 37-13-142, № 26м)
Заузе Орест Робертович (07/19.04.1887-08/20.09.1889) — сын преподавателя Ришельевской гимназии Заузе Р.Э.; умер от резанной раны в области шеи – убит матерью вследствие умопомешательства на почве самоубийства мужа (МК Сретенской церкви; ГАОО, 37-13-142, № 25м)
ТРИ СМЕРТИ.
Мирно и спокойно спали в ночь на 8-е сентября родные, друзья, близкие и дальние знакомые учителя Заузе, не предчувствую ничего недоброго и не подозревая о томъ страшномъ несчастии, которое обрушилось на нихъ. Лишь на слѣдующій день, утромъ, они узнали, что прочно свитое семейное гнѣздо совершенно разрушено, что отъ мирной, благоустроенной, счастливой семьи Заузе уцѣлѣлъ одинъ только младшій членъ семьи—недоросль, а глава и прочіе члены семейства погибли. Да, это былъ ужасный неумолимый рокъ, который безпощадной рукой коснулся теплаго, уютнаго гнѣздышка, однимъ ударомъ разбилъ его въ дребезги и не пощадилъ мирно почивающихъ въ немъ птенцовъ! Человѣческая рука неспособна на такое адское разрушение. Въ этой ужасной катастрофѣ нѣтъ ни виновника, ни преступника: жертвами этой потрясающей драмы были единственными ея дѣйствующими лицами. Вотъ какъ произошла драма, вѣсть о которой съ быстротою молнии облетѣла вчера весь городъ, поразивъ до глубины души всѣхъ обывателей.
7-го сентября, часовъ въ пять вечера, учитель Ришельевской гимназіи Робертъ Эмильевичъ Заузе простившись съ нѣжно любимой имъ женой, заявилъ ей, что уходитъ къ окруж. инспектору од. уч. округа г. Филоматицкому, у которого онъ имѣлъ частный урокъ. Отъ г. Филоматицкаго г. Заузе вернулся домой и снова ушелъ на вечерній урокъ. Со спокойнымъ сердцемъ Елизавета Павловна, урожденная баронесса Рененкампфъ (жена покойнаго Заузе) отпустила своего мужа и до 10 ч. вечера не ждала его домой. Но когда часы пробили 10,—г-жа Заузе стала безпокоиться; прошелъ еще одинъ часъ томительнаго ожиданія, насталъ двѣнадцатый часъ, а мужа все еще нѣтъ. Бѣдной женщинѣ стало какъ-то жутко. Гимназисты-пансионеры Заузе разсказываютъ, что она весь вечеръ была «не въ своей тарелкѣ», часто поглядывала на часы, прислушивалась къ малѣйшему шороху на лѣстницѣ, думая, что вотъ-вотъ откроется дверь и на порогѣ покажется «Робертъ»; но она всячески крѣпилась, чтобы не обнаружить своего безпокойства. Когда пробило одиннадцать, Елиз. Павл. стала особенно тревожиться. Заузе имѣлъ всегда обыкновеніе приходить домой не позже 11 ч. ночи, но на этотъ разъ къ этому времени его еще не было дома.
Здѣсь будетъ кстати замѣтить, что г-жа Заузе имѣла причину опасаться за жизнь своего горячо-любимаго супруга. У Р. Э., какъ извѣстно было всѣмъ роднымъ и близкимъ знакомымъ, существовало какое-то предрасположеніе къ самоубійству. Еще въ юношескіе годы, находясь на университетской скамьѣ, покойный, вслѣдствие безнадежной любви, покушался на свою жизнь, выстрѣливъ въ себя изъ револьвера. Цѣливши прямо въ лобъ, Заузе тогда промахнулся: пуля попала въ глазъ. Заузе остался живъ, но ослѣпъ на лѣвый глазъ. Затѣмъ въ самыя послѣдніе годы, будучи уже женатымъ, Заузе вторично покушался на самоубійство; кромѣ того, товарищи его по университету разсказываютъ также о дуэли, происшедшей между покойнымъ и его закадычнымъ другомъ, который впослѣдствіи сдѣлался самымъ ненавистнымъ ему врагомъ. Сокупность этихъ фактовъ ясно указывала на то, что Заузе при всемъ своемъ прекрасномъ положеніи въ обществѣ, при всемъ томъ счастьѣ, которое онъ обрѣлъ въ преданной, горячо любимой и любимой семьѣ, — былъ предрасположенъ къ самоубійству. Заузе открыто, не стѣсняясь ничьимъ присутствіемъ, всегда защищалъ и даже восхвалялъ самоубійцъ за ихъ мужество и силу воли. Онъ не то, что пессимистически смотрѣл на жизнь и разочаровался въ ея идеалахъ. Нѣтъ! Заузе сознавалъ въ себѣ призваніе къ педагогикѣ, которая открывала ему такое широкое и благодарное поприще деятельности и которая поглащала, можно сказать, все его существо. Не даромъ покойный достигъ такой высокой популярности въ этой области и не даромъ онъ пользуется безграничнымъ довѣріемъ непосредственнаго своего начальства, съ одной стороны, и родителей учениковъ съ другой. Учительская и воспитательная деятельность одухотворила его жизнь, и онъ находилъ въ ней полное удовлетвореніе; но Заузе всегда стоялъ на томъ, что каждый человѣкъ властенъ надъ своей жизнью и разъ, какъ онъ выражался, «жизнь эта дѣлается не въ жизнь», разъ теряется или порывается нитѣ, связывающая человѣка съ землею, то каждый воленъ расстаться съ нею, и расстается — какъ и когда ему угодно. Такія убѣжденія, неоднократно и вслухъ выражавшіяся покойнымъ, заставляли не только его жену, но и всѣхъ друзей его избѣгать всякихъ разсужденій и разговоровъ на эту тему. Всѣ знали больное мѣсто уважаемаго педагога и никто не рѣшался затрогивать его. Что-же касается его жены, то она вѣчно держала себя на сторожѣ. Чуть только мужъ не являлся домой въ назначенный часъ, она приходила уже въ отчаяніе и, рисуя себѣ самыя мрачныя картины, спѣшила разыскивать его у знакомыхъ. Чтобы, насколько возможно, отклонить мысли мужа отъ трагической насильственной кончины, она тщательно прятали его него хранившіяся въ домѣ огнестрѣльныя оружія и татарскіе кинжалы, привезенные имъ въ прошломъ году съ Кавказа. Въ злополучный день 7-го сентября Е. П. боѣлась, чѣмъ когда-либо, имѣла основанія опасаться за намѣренія мужа. Въ этотъ день Заузе сдѣлалось извѣстнымъ, что портной Якубовичъ покончилъ свою жизнь самоубійствомъ. Якубовичъ былъ ровестникъ и другъ дѣтства Заузе. Послѣдній за обѣдомъ разсказывалъ свой женѣ объ этой печальной смерти своего стараго пріятеля, по обыкновенію, похвалилъ его за «храбрость».
— Что ему, въ самомъ дѣлѣ, было терять? —прибавилъ Заузе.— Человѣкъ одинокій, безъ жены и дѣтей, обязательствъ никакихъ—зачѣмъ-же тутъ остановка?..
— А если-бы онъ былъ семьяниномъ, робко спросила Е. П., ты-бы тоже одобрилъ его поступокъ?
— О нѣтъ! Тогда другое дѣло: семейный человѣкъ уже не можетъ своевольно распоряжаться своей жизнью: тутъ хоть и не любо, а живи,—если не для себя, то для жены и дѣтей.
Хотя и успокоенная немного послѣднимъ отвѣтомъ Е. П., тѣмъ не менѣе цѣлый день и весь вечеръ находилась подъ впечатлѣніемъ непріятной бесѣды о смерти Якубовича. Въ 12-мъ часу ночи она разослала всю свою прислугу (кухарку, горничную и бонну) разыскивать запоздавшаго мужа; вслѣдъ за ними отправился за поисками и старшій пансіонеръ Заузе, воспитанникъ VI класса, Ришельевской гимназіи, Шмитъ. Однимъ за другимъ послы возвращались съ неутѣшительными отвѣтами: Заузе не нашли ни у его сестеръ, ни въ тѣмъ домахъ, гдѣ онъ давалъ уроки, ни у другихъ знакомыхъ. Вкравшееся подозреніе о самоубійствѣ мужа все болѣе укрѣплялось въ головѣ несчастной Е. П. Она бросилась къ шкатулкѣ, гдѣ подъ замкомъ хранились револьверъ и кинжалы — все оказалось на лицо. Несчастная, очевидно, тогда уже не отдавала себѣ отчета въ своихъ дѣйствіяхъ: неизвѣстно для чего, она схватила большій изъ кинжаловъ и выбѣжала въ корридоръ. Этотъ кинжалъ, — орудіе трагедіи Заузе получилъ въ подарокъ отъ отца своей жены, барона П. Е. Рененкампфъ. Послѣдній, кстати замѣтимъ, былъ нѣкогда богатымъ помѣщикомъ Кіевской губ. Дѣла у него вдругъ приняли скверный оборотъ; имѣнія были проданы съ молотка и въ одинъ весьма печальный день баронъ Рененкампфъ очутился безъ состоянія и вдобавокъ безъ мѣста. Это было лѣтъ десять тому назадъ; Заузе въ это время вышелъ уже изъ университета. Цѣня въ немъ недюжинныя способности, основательныя знанія языковъ, какъ древнихъ, такъ и новыхъ,—профессора предлагали Заузе остаться при университетѣ, суля ему въ будущемъ каѳедру; но Заузе, при всей своей любви и серьезномъ отношеніи къ наукѣ, предпочелъ занять скромное мѣсто учителя въ Ришельевской гимназіи—мѣсто, которое болѣе обеспечивало его въ матеріальномъ отношеніи и доставило ему возможность жениться на безприданницѣ —дочери Рененкампфа, которую онъ страстно полюбилъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, старикъ получилъ мѣсто мирового судьи въ уѣздномъ городишкѣ Закавказского края. Чтобы утѣшить его въ одиночествѣ, семейство Заузе, пользуясь каникулярнымъ временемъ, предприняло въ прошломъ году поѣздку на Кавказъ и навѣстило отца-барона. И вотъ, тамъ-то Заузе получилъ въ подарокъ отъ своего тестя татарскій кинжалъ. И этому опасному подарку суждено было служить орудіемъ въ рукахъ изступленной матери для истребленія своихъ собственныхъ дѣтей.
Съ обнаженнымъ кинжаломъ въ рукахъ г-жа Заузе бросилась въ корридоръ и стремительно поднялась вверхъ по лѣстницѣ, ведущей къ четвертому этажу. Квартира Заузе помѣщается на третьемъ этажѣ д. Гнатовскаго, на уг. Княжеской и Конной; здѣсь-же размѣщены и спальни для его пансіонеровъ; надъ этой квартирой на мансардѣ находится нѣсколько пустыхъ комнатъ, гдѣ ученики занимаются днемъ. У г-жи Заузе блеснула мысль, что она въ этихъ помѣщеніяхъ найдетъ исчезнувшаго мужа… живымъ или мертвымъ. Выбираясь по лѣстницѣ, она вдругъ наткнулась на валявшіяся на ступенькахъ предметы, въ которомъ она, при свѣтѣ лампы, узнала сапоги мужа. Не осталось болѣе сомнѣнія въ томъ, что мужъ, по возвращеніи съ урока Филоматицкаго, больше никуда не уходилъ, что онъ зачѣмъ-то удалился въ пустыя ученическія комнаты и, что желая добраться туда неслышными шагами, онъ сбросилъ сапоги съ ногъ и остался въ чулкахъ. Приблизившись, наконецъ, къ дверямъ верхняго помѣщенія, Е. П. была ошеломлена новымъ подтвержденіемъ внезапно охватившей ее мысли: ручка въ наружныхъ стеклянныхъ дверяхъ, замѣнявшая вмѣстѣ съ тѣмъ и ключъ къ этимъ дверямъ, оказалась снятой; безъ этой ручки нельзя было отворить двери. Не медля ни минуты, Е. П. выбила всѣ стекла въ дверяхъ; изъ образовавшихся на рукѣ многочисленныхъ ранъ кровь полилась ручьями, но сильно возбужденная Е. П. не чувствовала боли. Она очутилась предъ наглухо запертыми внутренними дверями. Заглянувъ въ замочную скважину послѣднихъ, она увидѣла, что въ ней торчитъ ключъ… «Робертъ, Робертъ!» — воззвала въ отчаяніи Е. П. «Вспомни о твоихъ дѣтяхъ! Ты семьянинъ, Робертъ, не дѣлай себѣ зло!» Могильная тишина была отвѣтомъ на ея вопли и громкія стенанія. Не желая дальше тратить время, она стала звать къ себѣ дворника, приказавъ ему захватить съ собою ломъ.
— Ломи двери, крикнула она дворнику, когда послѣдній явился.
Но дворникъ не повиновался. Въ его головѣ сложилась своеобразная, довольно комичная въ столь трагическую минуту, комбинація. Увидѣвъ предъ собою вооруженную кинжаломъ барыню, съ отчаяніемъ врывающуюся въ комнату, гдѣ заперся супругъ, — наивный дворникъ вообразилъ, что послѣдній заперся не одинъ, а въ сообществѣ какой-нибудь милой собесѣдницы, которой, въ случаѣ, если онъ отопретъ двери, грозитъ неминуемая гибель и смерть. Стѣсняясь, однако, выразить вслухъ свои соображенія, дворникъ настойчиво сталъ убѣждать «барыню», чтобъ она удалилась въ свою квартиру.
— Ломи сію секунду двери, иначе я тебя убью на мѣстѣ! грозно прикрикнула на него вышедшая изъ себя женщина, размахиваясь кинжаломъ.
Угроза подѣйствовала. Дворникъ ударилъ топоромъ о двери — выпалась одна верхняя филенка. Черезъ образовавшееся маленькое отверстіе, непонятно какими судьбами, протѣснилась возбужденная Е. П. Вся прислуга, толпа сосѣдей, привлеченная къ мѣсту происшествія неистовыми криками и шумомъ, между прочимъ, и сестра покойного, явившаяся какъ разъ во время этой суматохи, оставались еще позади дверей. Дворникъ энергично работалъ топоромъ, чтобы проложить путь нахлынувшей толпѣ. «Робертъ, Робертъ, мой милый Робертъ!» раздалось изнутри помѣщенія. Послѣ краткой паузы послышался душу раздирающій визгъ и затѣмъ все смолкло. Несчастная недо́лго озираясь кругомъ, отыскивая въ пустомъ пространствѣ своего «милаго Роберта» — при блѣдномъ свѣтѣ догоравшей свѣчи, увидѣла его висѣвшимъ въ воздухѣ на шелковомъ обойномъ шнуркѣ… Когда публика ворвалась въ комнату, ей представилась слѣдующая потрясающая картина. Съ лѣвой стороны большой четырехугольной комнаты, въ деревянной, невысокой, съ человѣческій ростъ, рамѣ, висѣлъ Заузе, лицомъ обращенный къ комнатѣ; на посинѣвшія лицѣ его запечатлѣлась та твердая рѣшительность, съ которой онъ привелъ въ исполненіе задуманное въ несчастную минуту роковое намѣреніе. Перенесенная имъ жгучая боль не исказила его лица, и на губахъ застыла полу-улыбка, съ которой онъ встрѣтилъ ужасную смерть; залитая кровью шея была плотно схвачена синей тесемкой, прикрепленной къ крючку, который былъ привинченъ къ лѣвому косяку рамы. Послѣдній до того невысокъ, что прильнувшій къ нему всѣмъ корпусомъ самоубійца чуть-ли не касался ногами до порога и, въ этомъ положеніи, казался скорѣе стоявшимъ на ногахъ, чѣмъ повисшимъ на воздухѣ. У ногъ его, распростертая на полу, лежала въ обморочномъ состояніи обезумѣвшая отъ горя жена, судорожно обнимая и прижимая къ своей груди его безжизненныя ноги.
Протѣснившись черезъ оцѣпѣневшую толпу, дворникъ разрубилъ топоромъ петлю тесемки,—тѣло самоубійцы грохнуло на полъ, ноги поддались впередъ, оттолкнувъ отъ себя припавшую къ нему жену. Отъ этого толчка послѣдняя очнулась; нѣсколько секундъ она въ оцѣпенѣніи стола предъ повѣсившимся своимъ мужемъ, принявшимъ теперь сидячее положеніе; но, разразившись, вдругъ, истерическими рыданіями, она снова бросилась къ нему на шею и стала обнимать и цѣловать его. — «Спасите его,—крикнула она, обращаясь къ толпѣ,—онъ еще теплый!» Дѣйствительно, тѣло Заузе, какъ увѣряютъ очевидцы, было еще теплое, когда его сняли съ петли,—лишь голени и ступни были уже холодны. Всѣ дружно принялись оттирать, согрѣвать повѣсившагося и приводить его въ чувство. Мелькнувшая надежда на столько ободрила несчастную женщину, что она сама бросилась внизъ по лѣстницѣ, выбѣжала на улицу и позвонила въ квартиру д-ра Игнатовскаго, проживающаго въ сосѣднемъ домѣ. Не дождавшись отвѣта врача, она вновь побѣжала на верхъ къ мужу. Тѣло его съ каждой минутой все болѣе остывало; всѣ усилия, употребленныя для возвращенія его къ жизни, остались тщетными. Одно прикосновеніе къ этому дорогому тѣлу убѣдило Е. П., что всякая надежда потеряна. — «Онъ остылъ», крикнула она въ страшномъ отчаяніи.
Раскаты дикаго смѣха потрясли стѣны комнаты, въ которой люди усиленно продолжали отирать мертвеца… Хохотала обезумѣвшая Е. П., изступленіе которой въ эту минуту достигло своего апогея. Съ распущенными волосами, съ искаженнымъ, такъ страшно смѣющимся лицомъ, съ обнаженнымъ кинжаломъ въ окровавленныхъ рукахъ, издавая дикіе, невнятные возгласы— она походила на дикаго зверя, отъ котораго находившаяся въ комнатѣ толпа съ ужасомъ сторонилась. Никто не замѣтилъ, какъ она покинула верхній этажъ и стремительно бросилась внизъ въ свою квартиру.
Было уже два часа ночи. Въ огромномъ помѣщеніи, отведенномъ для дѣтской, ровнымъ, спокойнымъ сномъ спали четыре дѣтей Заузе, малъ-мала меньше; самый старшій изъ нихъ, Павелъ—7 лѣтъ отъ роду; вторая—дѣвочка, Валентина—6 лѣтъ, третій мальчикъ Максъ—4 лѣтъ и, наконецъ, четвертый, Орестъ — совсѣмъ еще крошка: ему пошелъ второй годъ. Г-жа Заузе вбѣжала въ эту темную комнату, въ которую узкая полоса свѣта проникала изъ столовой. Она была одна со своими ужаснымъ кинжаломъ… Никто ей не мѣшалъ… Зловѣщіе крики, раздавшіеся вдругъ въ этой мирной дѣтской обители, привлекли, наконецъ, находившуюся на-верху публику. Чаша страданій еще не была испита. Здѣсь, въ квартирѣ Заузе, разыгралась такая кровавая драма, которая заглушила жгучую боль, испытанную публикой тамъ, на верху… Жена Заузе собственноручно зарѣзала двухъ своихъ малютокъ — Ореста и Макса. Первый изъ нихъ, видимо, лежалъ на своейй кроваткѣ лицомъ вверхъ — мать однимъ ударомъ перерѣзала ему горло, прежде чѣмъ спавшій ребенокъ успѣлъ проснуться отъ боли; второй мальчикъ, Максъ — спалъ, очевидно на правому боку, такъ какъ нанесенныя ему смертельныя раны обнаружены были въ лѣвой сторонѣ шеи. Окровавленные трупы обоихъ малютокъ валялись въ бѣлыхъ сорочкахъ, каждый возлѣ своей кроватки. Разсвирѣпѣвшая мать не удовлетворялась учиненной рѣзней; зарѣзавъ своихъ дѣтей, она еще издѣвалась надъ ихъ невинными трупами, ожесточенно швыряя ихъ на полъ и топча ихъ ногами. Покончивъ съ младшими дѣтьми Заузе принялась за старшаго — Павла; но этотъ не такъ легко поддался — слабый, беззащитный ребенокъ вступилъ въ борьбу съ разъяренной вооруженной матерью… Выворачиваясь изъ рукъ убійцы, онъ избѣгнулъ ударовъ въ шею, за то онъ не минулъ сильныхъ пораненій: надъ лѣвымъ ухомъ, начиная отъ затылка по направленію ко лбу у него обнаружена глубокая рана, проникшая до костей; теменная кость вся вдавлена въ могзгъ. Но кромѣ этихъ серьезныхъ ранъ въ головѣ, Павелъ получилъ еще переломъ лѣваго предплечья, четыре раны въ руку и разрывъ палецъ: бѣдный мальчикъ, очевидно, ухватился за обоюдоострый кинжалъ. И онъ, вмѣстѣ съ своими братьями, былъ усмотрѣнъ на полу, но съ признаками жизни. Павелъ своими криками спасъ отъ неминуемой гибели сестру Валю: въ то время, когда онъ жалостно взывалъ къ своей матери, умоляя не бить его, Валя проснулась, мигомъ соскочила со своей постели и съ крикомъ и плачемъ выбѣжала изъ комнаты. Мать стремглавъ бросилась вслѣдъ за ней, но тутъ была остановлена слишкомъ поздно, къ несчастью, явившейся прислугой. При видѣ обильныхъ лужъ крови, наполнившихъ собой дѣтскія кроватки и разлившихся потоками по всему полу, при видѣ дѣтскихъ труповъ съ перерѣзанными горлами, разбросанныхъ по разнымъ уголкамъ спальни,—прислуга подняла нестовый крикъ, который, повидимому, заставилъ прійти въ себя обезумѣвшую виновницу этой кровавой рѣзни, убійцу-мать… Она на минуту опомнилась и поняла весь ужасъ своего поступка. Бросивъ съ остервенѣніемъ насыщенный кровью кинжалъ, она рванулась по направленію къ балкону. Присутствовавшая тутъ-же кухарка поняла намѣреніе и мигомъ охватила ее своими мускулистыми руками. Не будучи въ силахъ бороться съ ней, Е. П. такъ больно укусила кухарку зубами, что та выпустила ее изъ рукъ. Освобожденная Заузе выскочила на балконъ и съ высоты третьяго этажа бросилась внизъ… По подъ этимъ балкономъ выстроенъ другой балконъ во второмъ этажѣ; бросившаяся ударилась всѣмъ тѣломъ о перила нижняго балкона… одинъ моментъ — и она очутлилась внизу на мостовой. Безформенную, окровавленную массу понесли наверхъ, гдѣ въ это время приглашенные врачи, гр. Игнатовскій и Горскій, констатировали смерть повѣсившагося мужа и двухъ зарѣзанныхъ дѣтей. На мѣсто происшествія прибыли также представители полиціи и судебный слѣдователь Херсонскаго уч.
Едва только стало свѣтать, изъ воротъ дома Гнатовскаго, гдѣ разыгралась описанная катастрофа, медленно, по двумъ различнымъ направленіямъ, выѣхало двѣ повозки: одна съ изувѣченной матерью и тяжело раненнымъ сыномъ направилась въ город. больницу; другая увезла три трупа въ анатомическій покой. Увѣчья г-жи Заузе внушаютъ серьезныя опасенія для ея здоровья; тѣмъ не менѣе, положеніе ея признано врачами не безнадежнымъ. Пораненія ея представляютъ слѣдующую картину: въ правой лобно-теменной области — сильные ушибы съ кровоизлияніями подъ кожу; переломъ лѣваго предплечья, и, наконецъ, огромная порванная рана надъ правымъ колѣномъ съ разрывомъ мышцъ и раскрытіемъ колѣннаго сустава. Общее состояніе полусознательное; больная весь день и ночь находилась еще въ изступленіи; металась во всѣ стороны, но проявляла признаки сознанія. Въ послѣдній разъ мы освѣдомились по телефону о здоровьи Заузе и ея ребенка уже за полночь, и намъ отвѣтили изъ больницы, что оба живы.
Съ ранняго утра, когда кровь леденящая вѣсть успѣла облетѣть весь городъ, до поздняго вечера квартиру Заузе осаждали толпы народа; толкамъ и разговорамь въ толпившихся здѣсь разнокалиберныхъ кружкахъ не было конца. Всѣ и каждый, естественно, задавали себѣ вопросъ: что могло побудить г. Заузе на такую трагическую кончину? Р. Э. Заузе, какъ мы уже сказали, былъ однимъ изъ именитѣйшихъ педагоговъ въ нашемъ городѣ. Это былъ одинъ изъ тѣхъ преподавателей, которые не только не устаютъ отъ долголѣтней, однообразной дѣятельности въ силу которой они, въ концѣ концовъ, превращаются въ автоматовъ, но и умѣютъ, по мѣрѣ расширенія практики, обогащаться новыми наблюдѣніями, помогающими имъ развивать и усовершенствовать теоретическіе разработанные методы и пріемы преподаванія. Заузе былъ языковѣдомъ по призванію: рядомъ съ латинскимъ и греческимъ, онъ владѣлъ новыми языками: нѣмецкимъ, русскимъ, французскимъ, англійскимъ, итальянскимъ и, даже, испанскимъ. Такія рѣдкія познанія выдвигали его изъ ряда обыкновенныхъ учителей. Въ 1888 г., когда, по распоряженію бывшаго попечителя одесск. учебнаго округа П. А. Лавровскаго, начальники учебныхъ заведеній были означенны составленіемъ историческихъ очерковъ ввѣренныхъ имъ заведеній, — составленіе «Историческаго очерка Ришельевской гимназіи» возложено было не на учителя исторіи или словесности, а на Р. Э. — учителя древнихъ языковъ въ этой гимназіи (замѣтимъ къ слову, что Заузе самъ-же воспитывался въ этой гимназіи). Кромѣ славы педагога, Заузе пользовался прекрасной репутаціей, какъ человѣкъ и семьянинъ: о немъ съ восторгомъ, чуть-ли не съ благоговѣніемъ, отзываются не только многочисленные ученики его, но всѣ, кому привелось сталкиваться съ нимъ. Заузе, такимъ образомъ, пользовался заслуженнымъ почетомъ въ обществѣ и въ этомъ отношеніи не могъ жаловаться на судьбу. Въ матеріальномъ отношеніи Заузе былъ болѣе, чѣмъ обеспеченъ. Состоялъ штатнымъ учителемъ и класснымъ наставникомъ въ Ришельевской гимназіи, давалъ, кромѣ того, уроки въ шестиклассномъ училищѣ г. Файга, имѣлъ достаточно частныхъ уроковъ въ богатыхъ, аристократическихъ домахъ и содержалъ еще у себя на квартирѣ 6 пансіонеровъ, Заузе зарабатывалъ болѣе 5000 р. въ годъ, на которые онъ могъ вполнѣ прилично содержать скромную, хорошо-воспитанную семью. Заузе, наконецъ, былъ вполнѣ счастливъ и въ своей семейной жизни: онъ горячо любилъ свою жену, которая платила ему беззавѣтной преданностью. Единственное обстоятельство, которое можетъ служить нѣкоторымъ объясненіемъ рокового случая — это его предрасположеніе къ самоубійству. Но это предрасположеніе, по компетентному мнѣнію врачей, могло вызвать въ немъ внезапную мысль о самоубійствѣ лишь при условіи какого-нибудь непріятнаго испытанія въ жизни. А, между тѣмъ, положительно извѣстно и установлено, что Заузе провелъ послѣдній день своей жизни необыкновенно весело, какъ въ Ришельевской гимназіи и училищѣ, гдѣ онъ въ тотъ день давалъ уроки, такъ и въ домашнемъ кругу; даже вечеромъ, на урокѣ у г. Филоматицкаго, Заузе внимательно выслушалъ своего ученика и также внимательно объяснилъ ему слѣдующій урокъ. Въ городѣ носится слухъ, будто г. Заузе наканунѣ смерти получилъ письмо отъ новаго дирек. Риш. гимназіи г. Охрѣменко, въ которомъ послѣдній отказалъ ему отъ должности; но этотъ слухъ лишень всякаго основанія, и мы изъ офиціальныхъ источниковъ уполномочены опровергнуть его. Заузе, напротивъ того, за два дня до смерти, былъ утвержденъ въ должности класснаго наставника и нѣсколько дней раньше, по предложенію педагогическаго совѣта, принялъ на себя еще нѣсколько новыхъ уроковъ по нѣмецкому яз. въ 5-мъ параллельномъ классѣ. Другіе, почему-то полагаютъ, что Заузе влѣзъ въ неоплатные долги; но и этотъ слухъ категорически опровергается: въ день смерти Заузе всѣ кредиторы его поспѣшили заявить о своихъ претензіяхъ — и всѣхъ этихъ долговъ набралось на 300—400 руб. Вопросъ о причинахъ самоубійства симпатичнѣйшаго педагога гражданина и семьянина остается, такимъ образомъ, пока необъяснимымъ. Быть можетъ, и самъ Заузе не могъ этого объяснить, такъ какъ онъ не оставилъ никакой записки…
Одесский листок, № 240, 09/21.09.1889
Одесский листок, № 240, 09/21.09.1889
Одесский листок, № 6, 08/20.01.1890
Заузе Бернгард-Роберт Эмильевич (Sause Bernhardt Robert) - м.з. о рождении/крещении, 16.08/02.09.1856 → МК Евангелическо-Реформатского прихода г. Одессы ; ДАОО, 828-14-87, л. 56об/57, № 75
Отец: Sause Johann Gustav Emil
Мать: Gerschheimer Catharine Marie
Заузе Роберт Эмильевич и баронесса Ранненкампф Елизавета Павловна - м.з. о бракосочетании, 26.10.1880 → МК Успенской церкви, ДАОО, 37-12-26, № 69
Заузе Максимилиан Робертович - м.з. о рождении/крещении, 28.10.1885/02.01.1886 → МК Сретенской церкви (ДАОО, 37-13-64) 📗
Заузе Орест Робертович - м.з. о рождении/крещении, 07.04./09.05.1887 → МК Сретенской церкви (ДАОО, 37-13-6) 📗
08.09.1889 - м.з.о смерти. Сретенская церковь, ДАОО, 37-13-142
Заузе, Роберт Эмильевич. Исторический очерк Ришельевской гимназии / Составил преподаватель той же гимназии Р. Э. Заузе. – Одесса : типография П Францова, 1881
Гуреев М.А. Уточкин. М.: Молодая гвардия, 2020. — 220 с.: ил. — (Жизнь замечательных людей. Выпуск 1828). — ISBN 978-5-235-04365-7.
Из доклада околоточного надзирателя по улице Елисаветинской и прилегающим к ней улицам участковому приставу города Одессы:
«Страдавший алкоголизмом преподаватель Ришельевской гимназии Роберт Эмильевич Заузе (Краузе) покончил жизнь самоубийством путем повешения на чердаке дома, в котором проживал со своей супругой Елизаветой Павловной и четырьмя малолетними детьми. По свидетельству очевидцев, г-жа Заузе, обнаружив тело мужа, провисевшего в петле не менее двух суток, полностью повредилась в рассудке, впала в исступление и, вооружившись кухонным ножом, сначала зарезала своих спящих детей, а потом покончила с собой. Также стало известно, что перед смертью покойная пыталась зарезать и Сергея Исаевича Уточкина 10 лет от роду, который проживал в семье Заузе на пансионе, но мальчику чудом удалось спастись, он убежал и был впоследствии обнаружен в нескольких кварталах от места происшествия на берегу моря.
Так как в течение нескольких дней Сергей Уточкин был лишен дара речи вследствие перенесенного им сильнейшего потрясения, давать показания мне, околоточному надзирателю, он не мог».
Долго перед глазами потом стояло бледное, перекошенное гримасой страдания лицо мадам Заузе – уродливое, почерневшее. Правая половина его дергалась, и казалось, что она жила отдельно от левой, словно бы уже окоченевшей и потому неподвижной, восковой.
Елизавета Павловна что-то говорила, вероятно, даже кричала, но Сережа не мог ее слышать, потому как из разверстого рта обезумевшей женщины ничего кроме горячего дыхания и слюны не исходило. Она вещала без слов, и именно от этого становилось страшно, ведь могла зародиться мысль, что ты оглох и ничего кроме грохота крови в собственной голове различить не можешь.
И это уже потом Сережа увидел в руках мадам Заузе нож, перепачканный в какой-то густой, черной жиже, напоминавшей квасное сусло.
Она размахивала им как саблей.
Нож был перепачкан в крови.
И тогда Сережа побежал.
Нет, совершенно не помнил он своих первых шагов, полностью и безоглядно доверившись какому-то неведомому ранее движению токов в ногах. Абсолютно не чувствовал ни земли, ни ступней, не испытывал никакого усилия, толкая себя вперед. Порой ему даже казалось, что он летит, задыхаясь от страха и радости одновременно, щуря глаза, не смея оглянуться назад.
Вполне вероятно, что мадам Заузе и гналась за ним какое-то время, безмолвно крича, вознося над головой окровавленный нож, которым еще вчера на кухне стругали капусту, потрошили курицу или отслаивали огромные ломти белого хлеба, но потом оступилась, упала и напоролась на этот самый кухонный нож, испустив при этом дух мгновенно.
А Сережа ничего этого не видел и не знал, он бежал мимо водолечебницы Шорштейна, в мавританского стиля окнах которой можно было видеть голых людей, некоторые из них были завернуты в простыни.
Бежал через проходные дворы, мимо Воронцовского дворца, по Приморскому бульвару.
Он остановился только где-то в районе Угольной гавани и вовсе не потому, что устал, а потому, что дальше бежать было некуда, перед ним до горизонта простиралось море.
Первая мысль, пришедшая тогда ему в голову, была – броситься в воду с пирса, чтобы сразу уйти в непроглядную тьму глубины и там превратиться в рыбу.
Тогда уж точно его никто не найдет и никому не надо будет рассказывать о том, что произошло.
Но именно здесь, в Угольной гавани, его и нашли.
Он молчал и лишь через некоторое время начал говорить, сильно при этом заикаясь, словно бы его мучили горловые спазмы, судороги, и слова, налезая друг на друга, превращались в поток нечленораздельных звуков. Однако постепенно он привык к этим разорванным не по его воле речевым оборотам и даже научился складывать из них понятные слушателю фразы.
Испытывал, однако, крайнее напряжение, когда доносил самую нехитрую мысль, самое простое суждение или самую немудрящую догадку, более же всего томясь в эти мучительно долго тянущиеся минуты разговора от того, что уже однажды, убегая от сумасшедшей мадам, испытал невесомость движения вперед, совершаемого безо всякого усилия, упивался легкостью, парением, абсолютной свободой, а теперь был вынужден мучительно пробираться сквозь дебри забытых слов и понятий, воспоминаний и снов, плутать в них, остро чувствуя свое невыносимое бесправие, свою полную несвободу.
Был полностью опутан ими по рукам и ногам.
Стало быть, испытал свободу и несвободу, остро ощутил разницу и осознал, что одно без другого едва ли может существовать.
Впрочем, существует еще одна версия произошедшего, которую в своей книге «Тренировка духа. Русский Авиатор Уточкин» в 1911 году изложил журналист Леонид Алейников:
«Сережа на верху лестницы… В классной, в тускло освещенном с улицы окне, вырисовывается висящая в воздухе фигура, вокруг груды книг… Роберт Эмильевич!..
И бросился обратно в квартиру, в кабинет, за Елисаветой Павловной, поближе к людям. У стола со щелкающим револьвером в руках Елисавета Павловна… Сережа бросается к ней, револьвер летит на пол, выстрела не было.
Сережа в кухне, будит прислугу, бегут по коридору…
В столовой Павлуша бегает вокруг стола в красной рубашке с белыми пятнами, за ним с окровавленным кинжалом в руках, в одной рубахе, его мать.
Увидев людей, бросается в кабинет, Сережа за нею…
В кабинете никого, дверь балкона открыта, кабинет в крови.
Сережа бежит в спальню, здесь сплошной ужас, два изуродованных тельца, в залитых кровью кроватках Орест и Макс…
Где Валя?!..
Бегает, ищет Сережа, ее нет…
В столовой на полу Павлуша.
Где Елисавета Павловна? Сережа бросается в кабинет, на балкон… Под балконом группа людей, среди них что-то белое, еще бегут люди, на лестнице шум, все в каком-то тумане, первое, что ясно увидел Сережа, в столовой на диване мертво-бледное, безжизненное, спокойное лицо Елисаветы Павловны…»
Детали, как видим, разнятся, но картина в целом вырисовывается жуткая, апокалиптическая, зрелище невыносимое не то что для маленького мальчика, тут, пожалуй, не всякий взрослый человек устоит перед тем, чтобы не зажмуриться, но и в полной темноте увиденное будет еще долго будоражить сознание.
Спустя годы происшедшее в доме Заузе Сергей Исаевич Уточкин будет вспоминать уже безо всякого страха и сожаления, при этом все более и более утверждаясь во мнении, что той ночью он раз и навсегда пережил страх и убежал от него, дабы больше никогда в жизни его не испытывать.