фон Арнольд Максимилиан Максимилианович (ск. 29.04.1897, 35 л.) — дворянин, редактор Одесского вестника; причина смерти: «повесился в припадке умопомешательства» (МК Церкви Всех Святых на I-м (Старом) городском кладбище; ДАОО, 37-13-379, № 108м)
Одесские новости, № 3961, 01.05.1897
Ближайшие родственники:
Арнольд Максимилиан Юрьевич/Георгиевич (18/30.12.1838–24.02/08.03.1897) — отец, архитектор, техник-строитель, профессор архитектуры <wiki>
Арнольд Ольга Никаноровна (урожд. Ильинская) — мать
фон Арнольд (урожд. Цыбульская/Цибульская) Любовь Васильевна — жена
Некролог
29 апреля в Одессе покончил жизнь самоубийством бывший редактор «Одесского Вестника» Максимилиан Максимилианович Арнольд. Покойный вследствие переутомления и нравственных потрясений часто подвергался нервным припадкам и страдал меланхолией. Бросив газетную работу М. М. Арнольд поступил на службу к главному инженеру новороссийских коммерческих портов. В последнее время болезнь его усилилась, так что его пришлось отправить в лечебницу для душевно больных доктора Штейнфинкеля. Пробыв там около 6 недель, М. М. Арнольд почувствовал себя настолько хорошо, что упросил своих родных взять его домой. Из боязни, чтобы малолетние дети не обеспокоили нервно больного отца, для него, по его же просьбе, нанята была отдельная комната в д. Тальянского, на углу Пушкинской и Греческой улиц. Здесь он, ранним утром 29 апреля, привел в исполнение давно задуманную мысль о самоубийстве. Оторвав от ширмы шелковый шнурок, М. М. Арнольд один конец прикрепил к отдушнику печи, а из другого сделал петлю и повесился. Когда в 8 часов утра прислуга зашла в комнату для уборки, то увидала, что М. М. Арнольд висел на коленях, в одном белье.
Новое Время. 1897. № 7607
Самоубийство М. М. Арнольда.
Вчера покончил жизнь самоубийством бывший редактор «Одесского Вестника» Максимилиан Максимилианович Арнольд. Последний долгое время страдал нервным расстройством. Симптомы этой болезни стали обнаруживаться со дня прекращения «Одесского Вестника», редактором которого М. М. состоял долгое время. Сделавшись издателем названной газеты, Арнольд всецело отдался своему делу и работал до изнеможения. Непосильная работа отразилась на его здоровье. После краха «Одесского Вестника» Арнольд получил должность в управлении главного инженера Новороссийских коммерческих портов. В управлении им были очень довольны, так как он работал прилежно. Сам Арнольд был также видимо доволен своей службой. Он был бы — как он заявлял не раз — даже счастлив, если бы не расстройство нервов, которое нередко овладевало им и мучило его. С некоторого времени он сделался необщительным и стал избегать общества. Дома на окружающих поведение его действовало самым удручающим образом. Всегда ласковый с детьми, Арнольд стал избегать их, запирался в своем кабинете и там просиживал по целым часам в бездействии. Около двух месяцев тому назад Арнольд был откомандирован управлением в Петербург по какому-то делу. Там, вдали от близких и знакомых, он слег в постель. Его сейчас же определили в Царско-Сельский госпиталь, где он пролежал около недели. Возвратился Арнольд в Одессу, казалось, совсем оправившимся от болезни, и тотчас же принялся за работу. Но последняя как-то не клеилась. Все валилось у него из рук. Он стал реже посещать управление и под конец совсем не являлся на службу. Здоровье его, между тем, совершенно расшаталось и его поместили в лечебницу для душевнобольных. Тщательный уход и умеренный образ жизни повлияли на него самым благотворным образом и 8-го апреля Арнольд оставил лечебницу. Но через некоторое время он снова сделался каким-то апатичным и задумчивым.
В доме его стали бояться. Когда он задумывался, дети забивались в угол и посматривали на него с тревогой. Один ребенок начал даже страдать какими-то припадками. В «светлые промежутки» Арнольд сознавал всю опасность нахождения своего в доме. Кончилось тем, что 8-го апреля он перебрался к некой вдове Фиалковской, содержательнице меблированных комнат в д. Тальянского по Греческой ул. Меблированные комнаты последней находятся на третьем этаже. Арнольд занимал здесь большую светлую комнату, которая была разделена на две половины длинной завесью. Платил он за комнату 20 руб. Первое отделение служило столовой, второе — спальней. Перебравшись в эту квартиру, Арнольд ни разу не выходил на улицу. Его изредка навещал товарищ по службе, инженер г. Эрак и старший сын Вл. Анатолий. Навещал Арнольда и сосед Маргулис, который знал его с давних пор и принимал в нем самое горячее участие. Он и склонил Арнольда перебраться в меблированные комнаты, имея в виду присматривать за ним и, в случае надобности, быть ему полезным. Заботы Маргулиса об Арнольде разделял сын первого, молодой человек лет 20 — Михаил. Последний чуть-ли не целые дни проводил у него, даже перенес к нему в спальню свою кровать. Здоровье Арнольда, между тем, все более и более расшатывалось. Тоска и панический страх не оставляли его ни на минуту. То он нервно шагал по комнате, то словно прирастал к месту, которого долго не покидал, из опасения, что если сделать шаг, то с ним должно случиться что-то «ужасное». В такие минуты у него являлась сильная жажда и до тех пор, пока молодой Маргулис не разрешал ему удовлетворить свою жажду, он страдал и физически, и нравственно. С каждым днем больной все больше и больше убеждался, что болезнь его неизлечима. Болезнь свою он объяснял умственным расстройством. Последнее явилось следствием продолжительной умственной работы. Арнольд начал писать, чуть ли не с 13-летнего возраста.
— Нет, для меня не существует исцеления, я погиб! — говоривал он часто Маргулису. Последний, не отходивший от него ни на шаг, успокаивал его, утешал увлекательными своими беседами. Чтобы окончательно отучить его пить, Маргулис условился с ним выдавать ему по мере надобности известную порцию. Так продолжалось некоторое время.
— Пить, у меня не достает воли, воли! — заявлял однажды страдалец.
— Самоубийство, вот единственный исход! — шептал он себе губы.
Отец Маргулиса, опасаясь, что он не лишит себя жизни, послал за его братом, служащим на заводе Штапельберга. Когда брат явился, Маргулис выразил ему свои опасения, но тот успокоил его, объяснив, что у него не хватит для «этого» силы воли. Маргулис, однако, не успокоился, и наказал сыну неусыпно следить за каждым шагом Арнольда.
Несколько дней тому назад Арнольд адресовал на имя г. Эрака следующее письмо:
«Любезный Павел Осипович! Передаю прилагаемые бумаги по принадлежности. Деньги, которые найдутся у тебя и у Анатолия, передай семье. Прощай».
Набрасывая это письмо, Арнольд, как видно, готовился уже к роковому шагу. Это подтверждает также записка, найденная молодым Маргулисом на письменном столе.
— Прошу, — значится в ней — никого не винить в моей смерти. Другого исхода нет.
Найдя эту записку, Маргулис разорвал ее и бросил в печь.
С прошлого четверга Арнольд почувствовал себя хуже и вплоть до воскресенья ни на минуту не сходил с постели. Изредка только он привставал для того, чтобы утолить жажду.
Маргулис уговорил его встать с постели и отправиться с ним гулять. Это было накануне воскресенья. Прогулка подействовала на покойного Арнольда благотворно. Дорогой Маргулис купил бутылку пива и напитки. Вернувшись домой, они застали Эрака, который стал упрашивать Арнольда пойти на следующий день на службу и взяться за работу. Арнольд согласился. После ухода Эрака Маргулис усадил Арнольда в кресло подле раскрытого окна. Он забылся и просидел у окна до 3 ч. ночи. В три часа он разбудил Маргулиса. Арнольд был в страшно возбужденном состоянии, размахивал руками. Маргулис уговорил его прилечь с ним рядом. Арнольд лег, но не мог уснуть до поздней ночи.
В то время, когда мысли путались в голове страдальца и перед ним возставали преследовавшие его призраки, в танцклассе, помещающемся внизу, происходила чья-то свадьба. Крики «ура», браво, звуки музыки, хохот — доносились вверху, мешали уснуть, успокоиться. Эти звуки пугали его. Он прижался ближе к Маргулису:
— Ш-ш! — прошептал он: смерть приближается, — я скоро умру.
Маргулис стал его ободрять и вскоре уснул. В 5 ч. утра Арнольд, сойдя с постели, оторвал у занавеси толстый шелковый шнур и отправился в следующую комнату. Там, прикрепив шнур к ручке отдушин, он сделал петлю и, накинув ее на шею, повесился. Маргулис, ничего не подозревая, продолжал спать. В 7 ч. утра постучалась горничная. Не получив никакого ответа и предполагая, что жильцы спят еще, она ушла. Через час, она явилась снова и постучалась. Видя, что никто не отворяет, она толкнула сильно двери. Задвижка отскочила и двери распахнулись. Не успела она переступить порог, как отскочила в ужасе. На шнуре, положив одну ногу на стул, висел Арнольд.
Прилуга подняла шум. Тотчас же прибежали Маргулисы, собрались также жильцы. Самоубийцу сняли с петли. Вскоре прибыли околоточный надзиратель Бульварного участка г. Паращенко и доктора Шор и Линтварев, которым осталось только констатировать его смерть.
Труп отправлен был в анатомический покой. Среди бумаг покойного, найдено много листов, исписанных следующими отрывками:
«Жизнь, зачем ты собой
Обольщаешь меня,
Если бы силу дал Бог,
Я бы разбил тебя
Кольцовъ»
А могу я еще писать?.. Даже очень неудобно. Но это только под влиянием...
«Боже мой, когда случилось то, что моя жизнь погибла. Давно уже это случилось. Все было лишь логическим последствием соверш...
Попробуем, как мы можем писать сегодня.
Попробуем, попробуем, попробуем...»
Все это М. М. набрасывал лихорадочно во время болезни. Покойный оставил жену и четверо детей буквально без всяких средств к существованию. Лишь недавно вся семья переболела тифом и скарлатиной. Странный дифтерит унес в могилу младшую 3-х летнюю дочь Арнольда. Остальные дети до сих пор не пристроены. Старший сын (ему 13 лет), Анатолий учился у Агишева, но должен был оставить училище, так как не мог внести следуемой платы за правоучение. Покойный получал всего 125 р., и эти деньги почти все уходили на лечение. Помогать его семье брат, о котором мы говорили выше.
Одесские новости, № 3960, 30.04.1897
Памяти М. М. Арнольда.
Сегодня [01.05.1897] хоронят честного труженика мысли, хорошего, честного человека — Максимилиана Максимилиановича Арнольда. В его лице общество потеряло редкого в наше практическое время истинного идеалиста, который до последних минут своей глубоко-трагической жизни сохранил в неприкосновенности непорочные стремления, благородные чувства и идеи.
М. М. был всегда далек от всего того, что мы привыкли называть «жизнью». Для него «жизнь» сосредоточивалась в теоретических построениях, в полетах мысли, в порывах ума и сердца. Его жизнь была непрерывным проявлением чистоты мысли и благородства чувств. Теоретическая мысль до того увлекала его, что он забывал о практическом мире. Когда он брался за издательство «Одесского Вестника», он мечтал и имел в виду только одно: создать честный, независимый орган печати, который служил бы обществу, а не отдельным лицам, который высоко носил бы знамя безкорыстной защиты общественных интересов, не поддаваясь никаким житейским искушениям и соблазнам. И он лелеял эту мысль, как дорогое сокровище, как родное дитя, которого никому не отдашь, ни с кем не поделишься. Он готов был пойти на всякие условия, которые предлагали ему бывшие хозяева газеты; он безсознательно отдавал себя в жертву этой теоретической идее и в лихорадочном мозгу создавал какие-то фантастические комбинации практического воплощения этой затеи. Но как дорого поплатился он за свой идеализм? Своей жизнью, не больше!...
Когда он постепенно стал отставать от литературных интересов, он ушел в другую работу, и она также захватила его целиком. М. М. Арнольд занялся изучением нужд одесского порта. В это время разрабатывал целый ряд вопросов об улучшении и даже полной реорганизации одесского порта; к этому времени стали наиболее рельефно выясняться его существенные недостатки, тяжело отзывающиеся на развитии местной торговли и промышленности.
В самое короткое время он написал для инженера П. С. Чеховича обширную работу «Записка о нуждах одесского порта», на которую затрачено было не мало литературного труда и любви к делу. Работа эта обратила на себя всеобщее внимание; она стала настольной для всех, кто имел хоть какое-нибудь прикосновение к одесскому порту. Комиссия по устройству коммерческих портов выпустила ее на свои средства вторым изданием.
По мере того, как он погружался в изучение нужд одесского порта, в его голове постепенно вырисовывался грандиозный план полного переустройства порта, совершенного приспособления его к условиям развивающейся торговли и промышленности. Он увлекался стройностью и цельностью плана, любовался его теоретическим изяществом и наслаждался предвкушением той великой блага, которые произойдут от осуществления этого плана. Во время совещания сведущих лиц, устроенного в 1895 г. при управлении главного инженера Новороссийских коммерческих портов для окончательного обсуждения нужд одесского порта, М. М. своим светлым умом, своими общирными познаниями был невидимым руководящим лицом всех совещаний.
Глубоко преданный своим задушевным мечтам и идеям, М. М. всегда оставался в стороне от властительных сфер, не заискивая в лицах, власть имущих, не ища «себя показать и других посмотреть». Это была одна из тех «незаметных» величин, которые, несмотря на всю свою значительность, всегда только служат для усиления других и работают для них М. М. никогда не говорил о своих заслугах. Только когда он заводил речь на излюбленную тему, в его добрых глазах светился такой яркий огонь, который не говорил, а кричал о том, какую громадную силу составляет этот скромный человек, и что может сделать он в дорогом ему деле. Тогда видно было, что, отдавая дело, он неизбежно должен вносить в него душу, должен подчинять своему тихому, но сильному духовному влиянию все, что имеет хоть некоторое прикосновение к нему.
Всегда скромный в своих требованиях, он переносил эту скромность и на оценку своих заслуг. Терпя несправедливость, всегда стоя выше других, но занимая низшее положение, он безропотно переносил все это, и даже в интимном разговоре с людьми ему близкими, никогда не жаловался на несправедливость судьбы.
Таков был этот «маленький», как бы незаметный человек. Больно потерять такого человека, когда знаешь, сколько сил таилось в нем!
Мир праху твоему, честный, хороший человек!
Я. Б
Одесские новости, № 3961, 01.05.1897
фон Арнольд Максимилиан Максимилианович - м.з. о смерти/погребении, 29.04/01.05.1897 → МК Церкви Всех Святых на I-м (Старом) городском кладбище; ДАОО, 37-13-379, № 108м