Уснувшая звезда

«Каменистый склон»

Тропа бежит сквозь кустарники на каменистом склоне в снега одетого гольца,

Дышится легко и свободно, к истоку ручья прислонился бадан толстолистный.

Можжевеловые кусты оттаяли в кедровом стланике, ягеля широкие кружева,

В душе расцвели полярные колокольчики и золотом бушуют цветы кашкары.

На стойбище оленевода холодный уголек в костерке не превратился в изгарь,

Дерябые руки согреты у огня, котелок пахнет чаем с ягодой дикой смородины,

Олень с натертой от седла спиной одиноко кочует в мёрзлом просвете тумана,

Выше Урлыга крутым косогором покрытым льдом оглянулся и увидел звёзды.

В долгом созерцании замерла совушка, но проснулось сердце в лунной груди,

Камни валились с небес, задевая снеговую воду размывающую кусочки судеб.

«Солнценосная мать»

В небесной тайге медведь гнался за лосихой, порождая череду дня и ночи,

Проглотив лучи солнца, забеременела лосиха главной пророческой душой.

Снисходя с плодоносных небес, телящаяся мать дала свет и огонь урочищу,

Под путеводными млечными звёздами рождала суть новых живых существ.

На жжёных корнях дерева отпускала молодняк зверей к травяным гнёздам,

Вскармливала лосят молоком, оживляя плодородные водоразделы хребтов.

Солнценосная мать губы добытых зверей обмазывала неувядаемой копотью,

Глаза предавала указующей земле, душу из сердечной страсти освобождала.

В кромешной тьме медведь бросался за вечной душой солнечного младенца,

Настигал звериную мать с лунными рожками и возвращал последующий день.

«Сновидение»

С таинственным амулетом Ветер Мыслей тайный мир снов принимался за явь,

Зрительные и слуховые образы угадывали, будет ли удачной затеянная охота.

Ягельные кружева наста озарялись светлей снегов на вершинах и ясного неба,

Безо всяких препятствий летала душа с пролётом птиц, отзвуком талого ручья.

В предрассветной заре возле изгари очага узнавала тени неведомых животных,

Чутко ожидали восход преданные собаки, волнующие проблемы, решая - лаем.

По бесконечной каменистой тропинке в суете повседневных требований, забот,

В туманной пыли гольца остались незамеченным чувства, желания, надобности.

Чуть дыша, осторожно, тише нитки облака скиталась душа, встречаясь с духами,

Заранее узнавая волю Большого Саянского хребта, раскрыла новое о себе самой.

«Сходство равенства»

Тягучий ветер подталкивал степенно тяжёлую хмарь облаков в закатную зарю,

Освежающий верховик дующий с гор Барбитая разорвал в клочья густой туман.

Лунный свет, заливая вершины гор, будоражил погасшие угли кочевого костра,

Сухим жаром шла в душу теплота, огарком запекая, хариус на березовой палке.

Ладони согревает чашечка соленого чая с молоком, мысли плавит, душу травит,

Под размеренный вздох совы заблудилось звёздное стадо небесного пастбища.

Отбившиеся напоминания мелькнули, украдкой отразив ледяной ручей в скале,

Про охоту, бесконечные тропы, цвет багульника, в душе прорастание надежды.

Полярную звезду, всполох зарниц, восход Солнца, пойманную руками молнию,

Заполняя старое дупло дятла снами и добрым желанием к свету стремящимися.

«Медвежья речка»

Меж горбатых скал и стройных кедров под солнцем кружила Медвежья речка,

Слезой умывался талый снег обдуваемый ветром скитаний с вечной надеждой.

По следу знал, сыт зверь или голоден, куда идёт, затих и ожидает ясную погоду,

Не расстёгивал шубу, не кушал мяса вне медвежьего гулянья, кодекс чести чтил.

Добыв зверя, свежее мясо варил, кость и голову на берегу реки оживлял душой,

Дымом пихтовой коры, сожжённой на углях, очищался от злого чувства зверей.

Надевал на лицо медвежью маску, на руки и ноги медвежьи лапы, искал опору,

Нос закрывал медвежьим носом и вынюхивал все секреты улыбающейся удачи,

Спускаясь с небес, душа посылала в угодье изюбрей, кабаргу и пушных зверей,

Медведь был когда-то предком таёжных людей, охотник получал имя прадеда.

. «Уснувшая звезда»

К узнаваемому миру созвездий сквозь грозовые облака и истому снов тумана,

Тянуться заветные мечты и горы Священных Саян, уйдя на миг от вечной суеты.

Отяжелев на минуту от снегов и жгучего света луны, смахнёт вершина усталость,

По тропинкам без разлук шатаются облачные тени, в мыслях набирают высоту.

Собиратель ягеля закинет голову ввысь, поспешит идти вдоль верхов небесных,

Позабыв житейские заботы, услышит шум падающих звёзд о поверхность воды.

С небесных чар красоты сорвавшаяся в суводь спящая душа звезды - проснётся,

Блеснув слезой и медленно намокнув, померкнут на мгновение звездные веки.

Зажглась гроза, а талая вода, рождённая в снегу скалы, мечтает лететь облаком,

Несётся вдаль каймы незыблемость мечты, приобретая цвет и вкус земли и неба.

«Отсвет»

Лунные рожки равнодушно бодаются с озорным отражением отсветов небес,

В тоскливой мгле выгорающая звезда сладкой мечтой согревает верную душу.

На заоблачном стойбище костёр с тлеющим угольком вырастает из тьмы неба,

Среди созвездий и горных камней раздувает серую копоть мучений из страха.

Искры от сердечного огнища вихрем блуждающих мыслей возносятся в Зенит,

Кружит и мается пламя, не доверяя сошедшему со света мареву забытой тени.

В отсвете небесных планет мёрзнут когти и стынут клыки Большой Медведицы,

У небесного света комет не прочь отогреть крылатую душу Малая Медведица.

Обжигаясь внутри себя мерцанием, в живом огне Вселенной не выгорает душа,

За пылающий огонь держится мгновение счастья, в суматохе сжигая мглу ночи.

«Таймень»

Бесплотную зарницу в жизни Вселенной бурная речка измеряла наводнениями,

В расцвете чувств из заоблачной выси срывалась росинкой до дна к молоди рыб.

Каплей точила каменистые глыбы порогов, посылая дух памяти до сонных звёзд,

Тело и душа воды растворяла горы, на солнцепёке рождала хвойное криволесье.

Хранилась в ледниках, грозовым протоком кипел караван крапчатых плавников,

Ручьем, смывая душевное равновесие скал, медвежий след и радужный пух осин.

Утопая в объятие лунной пучины жизни, сверкал таймень дрожью млечного света,

Поглощая сломленное отражение выводка созвездия облаков, утешался в волнах.

Улавливал ожерелье из хариуса, жадно заглатывал нежно манящий лунный отсвет,

Прикоснувшись к бесконечно текущему миру, хищник добывал охотничье счастье.

«Небесный календарь»

Наискось лиственных вершин ветры веют холодом, наполняя Вселенную мощью,

Под стылой страстью небес устроил логово хищник Снежный Барс вывести котят.

Путеводная звезда обожгла светом крылья перелетных птиц, пронзила сон души,

В кедровой тайге на равнинной излучине Гром-реки рождаются снеговые ручьи.

С небес снежинка упала на толстый слой опавшей хвои, загадала белковать удачу,

Замыслила стая волчатничать лося по пороше в тальниковой пойме и ягоду брать.

У огня кочевого костра сидит каюр, вытянув уставшие ноги, греет шершавые руки,

Мечтает о параде удачных дней небесного календаря в череде морозов и метелей.

Вырисовывая на охранном амулете дух выживания в данное время и после жизни,

Под тяжестью снов ссутулив спину, иногда блеснёт боковой стороной лезвия ножа.

«Чарующий рок»

Отражённый закатным светом лунный рог, мелькнул отсветом вверх облаков,

В сгустившихся сумерках неотразимую душу торной тропы жёг чарующий рок.

Растворялась в густой тишине и лени вечерняя роса, стая ворон играла кверху,

Вдохнул туманы глубоко пушистый иней, луна обмывалась к перемене погоды.

Под вздохи ветра сердце светится от счастья, кочуя медленно с белым оленем,

К керексурам в дни равноденствий лунными ободками угощать Хозяина небес.

На границе горных вершин и неба угольки в остывшем очаге сами разгорались,

Встречался с вечностью, где предки явились в мир живых делиться мудростью.

Снизошёл покой в прозрачную красоту удушливую, как лохматый мех медведей,

Целебным сном вспорхнула звёздочка, озаряя светлые надежды в оттенках зорь.

«Рождение жизни»

Ощущение счастья и успешную охоту бурая медведица отождествляла сердцем,

Удача любила смелых и уверенных хищников рыщущих под путеводной звездой.

Снежинками с неба падали живые слезинки не спалось в берлоге чуткому зверю,

Сложилось чудо чудес чередой лун и планет для рождения жизни в земном чреве.

Ветер шептал сказ засыпайку о тайне быстротечности жизни в вечном бессмертии,

Не дожидаясь весенней оттепели, в логове медведица родила первенца малышку.

Воплощённое таинство неба обтёрла смолистой хвоей и завернула в тёплую шкуру,

Дитя уткнувшись мордочкой в бок спящей матери, пило молочко со вкусом ягоды.

Большая Медведица приняла земное дитя по имени - Таёжка за родного ребенка,

Две медведицы удвоили силу волшебства продлением яркого чуда вечной жизни.

.«Отражение»

В безутешных сновидениях безвозвратных скитаний пролетала лохматая комета,

Душа в звериной шкуре сомненьем выгорала, замирала стужей раздумий судьба.

Вестница грядущих перемен одинокую звезду за собой влекла в объятия обмана,

Рухнув с неба, звезда коснулась снегов на скользкой горной каменистой тропинке.

Спотыкаясь об осыпи скалы, старалась взлететь ввысь и зажигать за собой других,

Вдыхая когтистые облака, рыдала на зубцах вершин, стремительно вниз падала.

Покрываясь рубцами безразличия, в уставшей душе затрепыхалась птица мечты,

Сквозь слёзы снизошла на днище глубокого ущелья угадать во сне пламя жизни.

В истоке кипучего ручья всё оживляла хлесткая волна, спящая душа проснулась,

Оглядевшись, увидела затерянные звёзды в лазурном плеске отражённых небес.

«Искра судьбы»

Взлёт света Солнцеголового оленя поглощался грозовыми тучами и снегопадом,

На небесной тропе пробивал ударом копыта ураганы, рогами порол мглу облака.

За Луной спешно бежал, а настигнув её, свирепо терзал до багрового куска света,

Обессилив терял зубы и рога, с затуманенной болью отселялся в тень Вселенной.

Раскрытой пастью пожирал гаснущие звёзды, гнался за греющей искрой судьбы,

Камни гор размягчались, упавшие птицы оставляли на скалах отпечатки крыльев.

В борьбе света и тьмы вопреки судьбе в извечной погоне злого начала за весной,

Не угасала душа, подчинила искреннюю лютость Хозяина прохлады воле небес,

Выгорал лучистый огонь - на рогах у Оленя-Солнца, сердце стыло и разжигалось,

Ускользала тень в вечном возрождении дня после ночи, оттепели после морозов.

«Свет прозрений»

Кочевою тропой верховой олень измерял душевную глубину небесного свода,

Ровняясь светилам, блуждающим поперёк вечно заснеженных горных вершин.

На откосе гольца кормился шершавым ягелем, дремал во мхах дремучей тайги,

На охоту шли волки, на Луну завыл ветер, срывая шишку паданку с высот кедра.

Ощущая вкус ягод жимолости на пересохших губах, взошёл на перевал надежд,

Оглохнув от тихого вздоха Вселенной, умывался в омуте отражений среза небес.

Скитаясь с вечными звездами из безбрежных невзгод к маточным стойбищам,

Устало ниспадал в краешек просторного поднебесья, мечтал окликнуть рассвет.

Согревшись теплом от угольков костра, встал лучистым утром солнцу под стать,

Притяжением душ запоздалым и таинственным очарованием света прозрений.

«Дева-птица»

Перелётная птица оставила на берегу солнечную одежду из небесных перьев,

Обернувшись девицей, искупалась в струе родового ручья не рождённых душ.

Пленённый красой луча медведь, похитил одежду с крыльями летящей птицы,

Без возможности вернуть себе прежний облик, дева стала звериной супругой.

Прирученная душа гнездилась в берлоге, не дозволяя охотится на птенчиков,

Оступился медведь, овдовел пернатый вестник, осиротело приёмное жилище.

Теряя осязание счастья, птицеподобная душа мучилась шаманской болезнью,

Кормила, поила и выпустила на волю медвежью душу, карающую обидчиков.

Птенец надел наряд из перьев материнской любви, превращаясь в деву-птицу,

Улетая зимовать, медвежью душу гладил по шёрстке, вознёсся лунным лучом.

«Клятва на медвежий след»

По рыхлому снегу ступал на широких лыжах из ели, оклеенных снизу камусом,

Выслеживать чуткого изюбра и пушного зверя криком помогал таёжный ворон.

Защищал шершавое лицо от упругого ветра, а глаза от яркости весеннего снега,

Разбудив мать медведицу с малышом, из берлоги вывел на свет набираться сил.

Клятву охотника приносил на медвежьем следе - кусая когти на косматых лапах,

Хранитель клятв судил, в испытаниях и невзгодах виновен озорник или прощён.

Нарушителя усмирял, запутывал вьюгой тропу, и отбирал промысловое счастье,

Считал единокровным родичем честных, сживал на воле с полётом мудрых птиц.

Перешагнув через узор медвежьих следов, в уме повторял заклинание на судьбу,

Твёрдо веря в тайну собственного превращение человека в животное и наоборот.

«Берлоговая река»

Берлоговый медведь верил в уют заснеженной зимы, лунный клык дух волка,

В вечность солнца на закатной стороне, в съеденные огнем мысли, сны, мечты.

В глубину небес бездонных в перьях туч и в пять звездочек Малой Медведицы,

В отблеск алеющей зори на утренней росе, в набирушку оттаявшей жимолости.

Спокойствие снов в лёжке на дерюге из оленьего мха, слияние в одну двух душ,

Под ураганом дремлющих белых гольцов рождался младшим братом человека.

В тайну протоптанных в буреломе следов, творящее сошествие с неба на землю,

Пугливой душой сомневаться зверь не мог, зазвенели капелью стылые льдинки.

Потоком талым пошла с гор весенняя вода, медвежьим языком кричал тетерев,

Валежника завалы рвала река Дугольма, медвежью шкуру и голову взбадривая.

«Дитя оленя»

Не имеющий оседлости таёжник шёл по тропе с места на место за своим оленем,

Искал себя в кочевой жизни, смысл существования и собственные дивные мечты.

Кедровая тайга, вершины, снег, созвездия и талая вода влияли на дух странствий,

Ездил на оленях верхом, верные судьбе друзья, глядя в очи, любили лизнуть соль.

Суть видел в простоте, удел - извлекая охотничью удачу разжигать огонь в костре,

Чувственной душой шёл вперёд, не ведая дорог, разговаривал с вещим пламенем.

В мрачной тени безразлично переступив самородок, судьбу измерял стойбищами,

Надежды счастья дарил другим, кто рядом бродил в шугу, переходил реки по льду.

По вечно вьющейся по камням тропинке в безветрие стойко уходил от туч комаров,

На снежный перевал между вершинами и небом к важенке с рождённым телёнком.

«Запах снега»

Из оттенка тусклого небосклона устали украдкой валиться снежинки хлопьями,

По молочной борозде на миг замедляли звёзды бег, вспомнив запах весенний.

Землей родных Саян пахнет талый снег в себя вобравший первую каплю дождя,

Кочующий по горным перевалам олень вновь почувствовал в живой душе силу.

В призрачной дали грохочущий камнепад вздорит с грозовым раскатом грома,

Повеселевшим оленятам синица несмело поёт песню, возносящуюся до звёзд.

В аромате мечты и терпкости вдоха растаяли звериных следов цепочки-узоры,

На прелой проталине намок сочный ягель, воздух посвежел от сладости хвои.

В равноденствие на пике горы снег сошел, ветер спорит с шелестящей тишиной,

Соединит на миг хребты гольцов и мерцание светил привкус огненного солнца.

«Жизни соль»

Плачет от невзгод заснеженная вершина, силой света растает тревога в душах,

Вдаль отдаляясь, течет млечный ручей, бесцельное падение звезды несчастно.

Любящий хозяйку приручённый северный олень принесет осознанный покой,

Кочует стадо на новое пастбище к горным пикам, поцелуями приветствуя росы.

Утром разбудит гонный рёв изюбрей, взлёт горного гуся душе подарит радость,

Закипит в огне очага с соленым молоком чайник, мысль хорошая мечту зажжёт.

Подлинно жить подскажет душа амулета, в каждом шаге поможет искать удачу,

Ветки кедров повиснут от шишек над тореной тропой, годы испытаний пройдут.

На душистом слое опавшей хвои обретая смысл, станет сладостней соль жизни,

С созревшей ягоды куропатка вспорхнёт облаком, представ ветром над солнцем

«Мерцание звезды»

Важенка с оленёнком неспешно шли по ягелю в верховье каменистого ручья,

У телёнка пробились лунные рожки, а он губами тянулся к млечному вымени.

Небо окропило звёздным дождём крепкую волю и оглушённые тишиной горы.

Прикасаясь к убегающим облакам по вечным снегам, ветер дал оленёнку имя.

Лизнув солёный чай с молоком очистился дымом тлеющего уголька из костра,

Ощущая вереницу дней, хищный зверь воспитывал противостоять натисков зла.

По утрам с дыханием солнца детально обсуждал виденный огонь в сновидение,

Требуя чистоты помыслов, дотянутся до катящего круга луны, мечта не смогла.

В муках сомнения в небесах мерцала звезда похожая на оберег с даром счастья,

Без промедления в метель помог вернуть к стойбищу отбившуюся мать важенку.

«Ожившая лавина»

В тревожном ожидании олень пробивал тропу через лавину к скальному ручью,

Из заснеженного плена горных вершин вырываясь, вниз качалось зарево заката.

Пронизывая солнечным лучом изломы непреклонных льдов и снежный карман,

По дну ущелья скользила тень, сорвав поток, раскинул крыло сумерек вой ветра.

Серое небо задышало можжевельником, пропуская сквозь себя снежную массу,

Плавно плыл горизонт, пробивая сквозь тонкую пелену облака Вечернюю звезду.

В тусклом свете восходящей луны жёлтая белизна снега покрылась трещинами,

Приручённого для охотничьей удачи оленя закрутило бурунами жидкого снега.

Откапываясь в смерзшемся снегу, силился вдохнуть иней тумана полной грудью,

В чарующем отблеске вершин, жертва снега пережевывала лёд, стараясь выжить.

«Сущая сущность»

Ничего нельзя было различить, долгое время свирепствовало в пустоте смятение,

Прежде творения зримого мира от переизбытка любви явился порядок из смесей.

Идея появилась из веры, ум из недоступной мысли, через имя появилась страсть,

В центр мира шло сущее, из небытия пространство, время засветило свет во тьме,

Из ничего развились двенадцать слоёв неба невидимый мир духов по роду долга,

В пределах движения небесных сфер, планеты и кометы оживали в обрядах и сне.

Из угасания первичного тепла свободные души возвращали в прошлое состояние,

Из забвения колебание стихий, связалось рождение истин, перерождение разума.

Возникли небо, звёзды, Луна, Солнце, оленьи матери и отцы улучшать суть жизни,

Сама Вечность создала себя, надзирая над этим невидимым основанием Абсолюта.

«Лунное молоко»

В чёрном блюдце ночи щербатая Луна продырявила рогом закатный жар Солнца,

Надев когти, околополюсное созвездие превратилось в облик Малой Медведицы.

Между мирами заметив в метеорном потоке рваный росчерк затерявшихся звёзд,

Новая телесность небожителя возрождалась душой в мать-зверя или духа-предка.

В надежде избавить Вселенную от грозового урагана направляла звёздные небеса,

Получить силу на Млечном Пути из вымени выжимать без остатка лунное молоко.

Полярная звезда удерживала за кончик хвостика крутившуюся Малую Медведицу,

Сгибаясь к низу, срывалась лакать дойное молоко с растаявшими крошками звёзд.

Молочный свет отразил тонкий просвет снов в истлевавшей вспышке огня зарницы,

Испив молоко над Большой Медведицей, стягивала краешек туманности с рассвета.

. «Огонь души»

На перевале в перекрестье миров искал отсвет, а разжег костер в чёрной пурге,

Теплится и вьётся огонь на середине пути, помогает найти новый смысл жизни.

У огня есть душа - пламя, обжигая она, манит утомлённое сердце видеть бремя,

Неутомимо блики вскользь разгонят тени утрат, теплом ласкают время затухая.

В нерастраченном сердце тлеет вечное терпение, обжигаясь болью сожаления,

В забвении пламенем пылать, сохранив тепло и жажду без сомнений выживать.

В полыхающей душе вспыхнет искра не зазря, утешение подарит радость силы,

По лучу раздаст огонь звёздам в мерцании ночи совместно с мирами выгорать.

Догорают угли дотла, выдыхаясь - свет не угас, встрепенулся светлым чувством,

Тусклый пепел выгоревших невзгод по ветру умчал, оставив следы сновидений.

«Игра звёзд»

В неземных видениях подросшего в люльке проталин прирученного оленёнка,

Вращаясь в урагане, земля оживает - срастаются тени туч с горбатой вершиной,

Оленёнок, взойдя на перевал отростком рожек, подпирает спадающие небеса,

Ходят круговым танцем звезды в туманном таянье, сияя в несходном просторе.

Искрами дышит горящая борозда бродячей кометы над медвежьей берлогой,

Выклёвывая мёрзлый алый сок клюквы, суетятся в снеговых комьях куропатки.

Подмигивает око луны, отражённое в снеге, протоптанном оленьим копытцем,

Обжигает и колет в каньоне ледяной ветер придавивший пургой сочный ягель.

Выгибаясь дугой, заря тянет ввысь солнце, наклонится над жизненной тропкой,

Стирая следы ночи оставляя надежду в сердце озарённым лучистым рассветом.

. «Огнистая заря»

Из беззвучной тиши талого ручья луна взошла над гольцом Орукунэр-Сайлыг,

Белизной вечных снегов и кружевом кедровой хвои играет горное солнышко.

В закатном зареве остро оскалился зубчатый хребет, клонится к первой звезде,

Молния упала в прозрачную ясность вершин, напополам порвав сердце тайги.

Каплями живой росы туман в багульник прилег, звезда свалилась в бездну сна,

Отбрасывая тени в мерцание воды, полая луна стелет чёткий след в тайну грёз.

Ветер разбудил мечты о метелях, обнажил зарю целующую плечи зарницы,

Ворохом радости взлетела огнистая стая облаков просить у небес снегопада.

В зерцало душ вселенной ожидающих сквозной рассвет тихо влетела птица,

Озарённое око луны засияло ярче пламени кострища негаснущей дали неба.

«Свет небес»

Высокая красота сумерек новолуния, безмерно разламывала мощь вершин,

Дрожал холодный ветер, беременная Вечность дышала зернышком жизни.

Выдохнуло чрево тьмы звезду, на крыльях поднимая ввысь наивных птичек,

За склоном снежных хребтов затаилось Солнце осветить мир бесконечности.

В круговороте туманностей мгновенно исполнился сон длинной суеты шагов,

Кочуя по тропинке с оленем, жаждущей душой испил по капле росы рассвет.

Наклоняясь к нежности полевых цветов, подвязал ремешок стёртого ичига,

Поверив в наполняющуюся светом чудес чистоту Вечностью душа задышала.

В блеске ледников и возвышенных светил олень взошёл к вершине облаков,

Из объятий жгучих молний полное радости сердце открыл ветреной судьбе..

«Избранник духов»

В изменённом состоянии сознания управлял снами, предсказывал будущее,

Духовно переживал озарённые видения, суть поступка, слушал рокот голоса.

Духи рода искали молодого хозяина способного исцелять вечерние сумерки,

Задумчивого, рассеянного, негодного обычному труду, не охотника на зверя.

Испытывали на поиск сил, справиться с недугами, мечтали радостью омыться.

Ненастье скукой жизни душило разум, дух вдыхал силу в прозревшее сердце,

Кочевой дух сливался с речевым дыханием, вихрил кроткую душу вопросами.

Средь теней сердцу подсказывал, в колыбели солнца обитает дух-покровитель.

Бубен, жезл, головное одеяние двойника держателя неба оградили от невзгод,

Вера стала сутью, перемещая мечтою в верхних и нижних ярусах мироздания.

«Надежда»

В стуже ледника душу открыв нараспашку, олень копытом в снегу тронул ягель,

Отвергнув бремя туманных вершин, мечта улыбнулась отрадному лучу солнца.

Вольной птицей встрепенулась заблудшая душа, лишенная выхода к небесам,

По торной тропинке из неволи отвесных скал желает взлететь в обитель блеска.

На распутье запутанном сомнениями перевале тщетно искала опору колыбели,

Под кронами цветущих кедров вела стезя надежду через истязание ненастьем.

Терзаясь тоской безбрежных мук непогодицы, чувства в себе заключают небо,

Вдохновенная душа замечает просвет ликования, утешая телесные страдания.

Окрылённый дух воспарит в дождь со снегом, оживляя дыханье росистой зари,

В вечном круге гор растаптывая страхи, бренное сердце ожидает Солнце жизни.

«Не выдохшаяся звезда»

В вязком снегопаде сияет гордая звезда, иногда ниспадая прочь от лица луны,

Покрывая облаком счастья оленя, безмятежно осветит истоптанные тропинки.

В рваной пелене метелей едва заметные горы ломаются и крушатся в камни,

Вглядываясь в муки теней прошлого задела душа сумерки скорби прожитого.

Шагают вниз в тревоге у гребня рваного склона, откуда начали путь оленятами,

Пересчитывая выгоревшие звезды, ввысь стремится дух круг жизни замкнуть.

Окунаясь во тьму холодной земли, сердце надеждой забьётся в груди сильней,

Мерцая звездой, птица ночи крылом очертит кочевую мечту на указанный путь.

Не выдохшаяся звезда, нисшедшая нетленной искрой, согреет душу скитальца,

Озаряя светом в снегах запутанные ненастья, к познанию поведёт мудрый шаг.

«Упомянуха»

По отмеренному времени небрежной походкой светоносец клонился к закату,

В след олениха вспоминала дыхание ветра в дальнем пути и зори шире небес.

На забытом земном пути помогала добывать удачу охоты из плена сомнений,

В млечной дымке возвращалась к дыму очага, невредимо облачаясь в блики.

В окружении отблесков надежд на мягкой хвое обогревалась жаром костерка,

Вспоминая житие-судьбу, изгарь кострища пыхтя - коптила, рассудок оживляя,

Молоком кормила застенчивого олененка, пришедшего звериными тропами,

Звёздное небо, отразившись явлением жизни в глазах дитя угрюмо удалялось.

Озаряясь светом, пламя огня указало в просторе тропу блуждать бесприютно,

Из ночи уставшие искры толкали дремоту снов в восход младенческого солнца.

«Волчья заря»

Догорая в пламени зари, ягодное солнце закатилось за надменную вершину,

Звезды вдохнув смолистый запах кедра, засветили из углубления небосвода.

В прозрачной тишине сквозь опавшую хвою радугой вспыхнули брусничники,

Деревья жалобно застонали, листва упала с ветвей, тухла глухариная зарница.

Кустики карликовых березок разулись и разделись, всерьёз нахмурился ягель,

Уязвлённый медведь свернул в дебри топкой реки мстить коварной росомахе.

Снилась проворному горностаю на гладком насте тропинка с лисьими следами,

С треском взлетели тетерева, загнанный лось расставался с копытами и рогами.

Попутный ветер трепет в душе сохранил, зазывал задобрить дух добытого зверя.

В бессонной ночи разгоралась волчья заря, время стае намекало уходить с охоты.

«Лунная прогулка»

По сути, жизнь проста на сходящихся тропинках и повинна дымком ожиданий,

Растворяясь в потоках прощаний бессонных скитаний в цветочной чаще грусти.

Радужный восход луны затуманился, скользя по кругу к звёздам метая отсветы,

Тревожил ум и сердце тряс, в далях за горным маревом вспыхнула лунная заря.

Из плена причин нежданно упал луч лунных мыслей, на распутье позвал душу,

Большую Медведицу твёрдой поступью блуждающую по небу против времен.

Ранив сердце, острой гранью задел бездну сокровища чувств и воспоминания,

В мечтах сна прожил ночь, убаюкивая в берлоге лунную походку медвежонка.

Снег отражал ночную бездну небосклона, покрытую россыпью незримых звёзд,

В тени сожалений Млечного Пути призрачным счастьем лунная тропинка таяла.

«Слеза весны»

Радостным светом солнца напилась береза, одетая в хрупкость сережек весны,

Из теней ладоней ослепительных вершин устремлялась к бескрайним небесам.

От недосягаемых мечтаний опадала под тяжестью ветра ветвями к проталинам,

Слоистая береста трещала сердечными ранами и лопалась рытвинами шрамов.

Увечье лечила солнечными натеками слёзками белого и черного, света и тьмы,

Стучал дятел, пищала синичка, рыдало живое древо, капель впитывал гриб чага.

Посредник меж душой и небом, сбрасывала жёсткую шкуру невиданного зверя,

Шелестела светящимися лоскутками кора, силы зачерпнув, утихла в душе гроза.

От крох чудодейственного берёзового гриба заваренного в кипятке котла костра,

Чай пахнул дуновением опавшей листвы с привкусом сладости слёз юной весны.

«Вечная мерзлота»

По окончании земной жизни оленя в вечной мерзлоте гор не рыл погребение,

Со сложенной погребальной шкурой во вьючную сумку, менялся ход времени.

Земную оболочку ушедшего сородича сквозь облака душ примирил с судьбой,

В воздушное захоронение на помосте у родника ручья в каменистом верховье.

Сохранённые души, выбирая будущее, расходились в разные конечности мира,

Свободная в выборе душа возвращалась в обличье новорожденного младенца.

Одна из душ превращалась в птицу, из зари летящую навстречу оленьему стаду,

Дымом костров очищенная душа-двойник помогала добывать охотничью удачу.

Потерянная душа ниспадал наземь под туманы нижних слоёв вечной мерзлоты,

Стужей стиснутая невозвратимая душа-совесть надеялась возвыситься к солнцу.

«Шерсть медведя»

От насекомых защищаясь, в охотничьей сумке носил клочочек шерсти медведя,

Поджигал щепотку, тушил огонь и дымом окуривая, лечил от испуга оленёнка.

Дым, исходящий от шерсти медведя отпугивал в полете дух грозовых облаков,

Всполохи зарниц разбегались по небу, как расходилась летучая плоть от шерсти.

Охранял от бессонницы, вихрился к лихорадке, таился у порчи, дрожал и чадил,

Взметаясь наугад к тучам, смрад даровал выздоровление и долгую суету жизни.

Вдыхая всесожжение ожившего огня, прочь в пустоту выбегали лютые хищники,

Новорождённым оленятам вымазывал копотью лоб, внушал грядущую судьбу.

Дым знамением связывал землю и небо, земной и возвышенный мир обновлял,

На возвратном пути душа принимала вид облака, к горам возвращалась радугой.

«Снежная пыльца»

На прожжённый зарёй пик горного хребта безбоязненно уселась кочевая птица,

Сестра звёзд смело летала над протокой ручья среди льда с серебристой шугой.

Пронзающей стужей сползали с острия гольца ледники в бесконечность перейти,

Подруга неба грела сердце в груди золотом сонно осыпающейся смолистой хвои.

В снежной пыльце языками пламени растворялось оттепель родового кострища,

В чай с оленьим молоком намешивала пожилая мать размятые ягоды брусники.

Лентами строганины для вяления оленины проходили будни охотничьей жизни,

Разрывая безвозвратную плоть зори, доверчивая птица опустилась на ладони.

Уцелевший в жестоком побоище гона, суровый изюбрь очищал рога о загривок,

Осмыслив сласть семейной радости, рёвом трубил в дебри тайги ревниво любя.

«Снегопад»

На перекатах шумно перетекает каменистая речка, вспоминая грёзы родника,

С отвесных скал покрытых загнутым тальником срывая скорбь и слезы жизни.

Весь круг небес вместивши, костер очага не погас на гостеприимном стойбище,

Отдохнув от терзаний, в земном утешении таёжник перетирает шишку паданку.

Скрытый покровом тьмы вылущивает бурундуку созревшие кедровые орешки,

Положив на хвою стланика, багряные ягоды брусники кормит острожную птицу.

Волна снегопада заслонила стеной тропинки к перевалу с колыбельной песней,

Летящую с любовью и горем комету над хребтом земнородный вестник утешит.

Щель небес над искрами изгари невпопад закружится, не пропустит утро жизни,

Олень ловит губами снежинки, пересчитав их к рассвету, в душе расцветёт заря.

«Снежная ловушка»

Замерли кедровый стланик, ерники в распадках и наледи каменистых ручьев,

Солнечные дни менял ночной холод и под корой наста спрятался рыхлый снег.

Потерявший опору зверь проваливался в сыпкий сугроб, ломая ледяную корку,

Под уставшим лосем ломалась корочка, острыми краями до крови ранила ноги.

Выбившись из сил, лось стоял на месте, оставаясь лёгкой добычей волчьей стаи,

При скрипе снега под лапами хищника птица проламывала наст, шумно взлетая.

Тетерев помогал острый наст перейти лосю и лосихе с не рождённым малышом,

Косач выводил животных из снежной ловушки по следам от своих старых лунок.

Спасаясь от ястреба вольная птица, садилась прямо на спину счастливой лосихи,

Тихо летела кормиться опавшей на проталину прошлогодней кедровой шишкой.

«Солёная сладость»

По идущей в воде шуге шуршит осыпающаяся хвоя сквозь бесконечное время,

В глубокой излучине реки плещется сытный хариус, о весне лишь помнит птица.

Брусничной россыпью трещат сороки - подманивают росомаху выйти из теней,

У завала валежника торные тропинки зверей подпускают лося войти в солонец.

Нижние ветки кедра зрелой шишкой рассеивают безнадёжность ползучих туч,

Ночные духи помощники щедрым лакомством соли угощают лосиную семью.

Под ветвистыми рогами заботливой лосихи детеныш от страха прижимал ушки,

Питаясь впотьмах, набирался силёнок младенец лосёнок для выживания в тайге.

Жаждой касания ворсистых губ лосей солёной сладости время замерло во тьме,

Бессонница почуяла росомаху, скрытую на солонце в засидке изменить будущее.

«Звезда оленья»

Родился оленёнок под северной звездой весь лунный мир озаряющей лазурью,

Плутая в млечном тумане, мечтал дойти до края Вселенной на звёздах отдохнуть.

Засыпая на ладонях планет, в чутком сне силился унять в кочевом сердце мятеж,

В кромешной тьме простиралось мерцание дали, и пора волшебства постигалась.

Наклонив ось земли, россыпь звёзд отражалась в очах, мечтою вгрызаясь в душу,

В мелкой пыли безымянных комет колкие клочки инея вставали печалью слёзок.

Молнии улетали врознь, над пылающими зарницами тлела не сгорающая звезда.

Оставив след в тающих небесах, дитя искало отсвет, а открыло бездонный рассвет.

Рожденный луной зверь в оправе солнечных лучей шагнул в суету из сует жизни,

На последнем рубеже снегов и скал доверился обломкам из неугасимых надежд.

«Ветрена душа»

С духами небес и разломов, Солнца и Луны, звёзд и туманов, камней и растений,

Чудной силой кружит ветреная пурга, перемалывая камлающие до измора души.

На вершине могучих гор, в бурной воде истока реки отчаялась душа приткнуться,

Являясь пламенем, искрой прикоснётся к горящему огню, мечту вырвав на волю.

Рвут молнии тело, гром терзает душу, гадает на звёздных лапах об удаче в охоте,

Из тени вечности души добытых птиц и зверей возрождая, сухая ветка зацветала.

На ветре прилетев, окропит очаг пищей, чтобы дух огня напрасно не разозлился,

Волнуясь лёгким ветром обиженная зола, может заморозить от холода и голода.

Ветреный напев облегчит душевную боль чувством любви, страх лечит надежда,

Перед лицом бедствий сердце будет гореть, чуть дыша, подарит духовную волю.

«Точка сердца»

Напором ветра и дождя дыхание пяти душ откреплялось от тела оленя с тенью,

Не получившая имени душа завернулась в тёплую хвою на кромке дупла кедра.

К северной звезде тянулись корни кривого дерева растущего в землю и на небо,

В надежде на возрождение улетала душа-птица, соединяя в порядок верх и низ.

Птица служила вместилищем душ, удерживая чувство и мысль блудить в страхе,

Заботилась об охране душ, помогала в скитаниях меж небес обрести явь целого.

Упоминала имена предков, узнавая какой зверь за безымянной душой пришёл,

По стволу корнями безвозвратно царапала когтями вверх стезю к точке сердца.

Перевоплощала тень-душу в медведя, сонную душу в глухарку, хитрую в лисицу,

Честную душу-суть поднимала на дальнейшую жизнь согревать спину на Солнце.

«Ледяные слезы»

Гриб возник из капли слюны Большой Медведицы, получив силу магии Луны,

Мухомороедящий зверолов вкушал плод земли, обостряя память, пел песню.

От лица медведя со слюной жажды рычал об охоте на изюбрей волчьей стаей,

Всё вертелось в голове, во рту таял иней, а духи внушали идти исцелять недуги.

Ведомая мухомором одержимая душа бродила сквозь ледяные слёзы радости,

В каплях пота по изморози шла за Солнцем, чтобы вечером зайти, утром взойти.

Под звёздами душа видела верный путь, пасть оскаленная блуждая в потемках,

Окатывая себя камнем, ночь напролет дико ревела судьбы скал зарытых во сне.

Разъеденная душа в погоне за каплей тепла стелилась по мху, затмевая Солнце,

В изнеможении падая на ягель, слышала песнь своих отцов, пропетую в слезах.

«Равновесие небес»

В туче уснуло Солнце, речная волна потемнела, к ненастью сблизив берег скал,

Вспышками молний грозовой огонь оградил оленей от голодной волчьей стаи.

Сотворив из звёзд, разноцветные бусы росы на расшитой по небу полосе радуг,

Слезой слепого дождя, напитал корни большого таинства души Матери-Земли.

Навстречу ветру судьбы прямо кочевала окрыленная изнанка знамения жизни,

Совесть рассудительно оглядывалась на жилистые старания оборванной души.

На тёплой спине Солнце-олень по светлому простору небес носил тени счастья,

Превращаясь в птицу, зимовал в тайге, гнездился в заглазной колыбели из скал.

На талую наледь и ягельный чернотроп отвесно припадал, не ощущая бремени,

С лёгким сердцем по развилкам жизни взбирался на пик небесного равновесия.

«Багульница»

Подражая взрослым, детишки создавали кукольное хозяйство реальной жизни,

Из перьев птиц, меха пушного зверя, шкурок лис вязали куклу оберег Багульниц.

В душу куклы вдыхали жалость, обиды и она узнала горе, беды, страх, радость,

Считая себя частью природы всё неживое - оживляла, даря силу таёжному роду.

Свадебная не разлучница оберегала семейный очаг от тяготы недопонимания,

Хранитель очага прогоняла хворь, сохраняя покой обилием воплощений души.

Кукла-оберег решала, какой душе вселиться в тело новорождённого оленёнка,

Птичьими крыльями парила над стадом, следила за детьми, оленями и собакой.

Багульником пахнул дым очищения, перед охотой одаривая удачей выживания,

В бремя испытаний, с верой загадав желание, на ветру трепетала ленточка алая.

«Дитя погоды»

Рождённое солнцем дитя погоды получило шесть душ добытых зверей и птиц,

Седьмая душа-судьба вселяется в оленёнка по воле сверхъестественных сил.

Душа покорная тайге непредсказуемым ветром сдувало время в пространство,

Душа мечта, речь, зрение, слух и мысль чувствовали в тумане слёзную любовь.

Душа двойник-отражение дышало одним дыханием счастья в вихре ненастья,

Сила упавшей звезды не сгорала дотла, из пепла плоть воссоздавалась заново.

Тень, отделяясь от тела, видя надежды, расправляла крылья в мирах предков,

В глубоком дожде добывала жизненную силу для нарождающегося будущего.

Душа тело участвовала в вечном круговороте перерождения дыхания сезонов,

Желая обрести иную судьбу, молнией зажигала духов-покровителей ураганов.

«Огненный лёд»

После начального времени не было ни неба, ни земли, ни воды, был один лёд,

Стрижек летал за верхушку грозы, носил пепел молнии, свить себе гнёздышко,

Рассыпаясь звездами, небо падало и взлетало в прошлое, настоящее, будущее,

Птица взлетела Полярной звездой, повернула тучу из огня и воды дождём вниз.

Из огненного потопа в облачном инее родилась Луна поедающая жар Солнца,

В смерчах духи талых ручьев растекались по вырастающей из трёх миров суше.

В колыбели созвездий ветер ночи баюкал рождённые души зверей и растений,

Бродячий люд охотился для пропитания, одеваясь в звериные и птичьи шкуры.

Если холод души не сохранял тайгу и зверей, тлели сердцем зажжённые песни,

Ледяная звезда падала с небес, выжигая землю пламенем конечного времени.

«Временная явь»

В беспорядке небесной мысли не существовало воздуха и огня в сияние и пекле,

Хмурая небесная шкура закрыла видимый Млечный путь в вечное время жизни.

Гремела гроза с дождём и мокрым снегом, птица очами встретила огонь молнии,

Через отверстие Зенита светилась Путеводная звезда, Земля садилась на Небеса.

Насаждались духи, воду делили скалы, в камнях оживали цветы прошлой жизни,

Обживая чум запретом, собиратель бересты по берегу рек срастался со старостью.

В затмении разума перевернулись облака, разрушая мир потопом в смерчах огня,

Во сне бездна души встретилась с жизнью вечной, просыпаясь во временной яви.

Небесный, земной и потусторонний миры одушевляли огромное пастбище душ,

Обновлялись воедино миг и бесконечность в полноте времени без исчезновения.

«Черная земля»

Гроза вмещала огненную реку, по которой души преодолевали путь к озарению,

Гнев огня-создателя знал всё скверное и доброе прожитое на обугленной земле.

Время потекло в обратную сторону, сжигая живицу солнечного света и отсвет лун,

Огонь наказания, посылаемый громом, ударом с неба извлёк искру безвременье.

От мороза в двенадцати ярусах неба родилась мысль незыблемого возрождения,

Ночью лютым зверем выла вьюга, засыпало всевидящее око, в туман падал кедр.

С чёрного неба перестал лить дождь на лед, пришло теплое время светлого солнца,

Молодой месяц гулял над новой тайгой, у птиц началась кладка яиц, кочевал олень.

Огонь белого неба не выгорал дотла, лучистой каплей ниспадал в колыбель земную,

На выжженных камнях очаг костра искрой объединил и сохранил семейное счастье.

«Духовная пища»

Оберег духовной силы укрепил дух и волю, лечил душевные и телесные раны,

Через грозы ненастья и беды стихий выводил вдоль и поперёк горной гряды.

Счастье дарил во время долгого перехода и переправы в качающуюся синеву,

У пролома ледостава сквозь мглу туманную, птичьего гомона на вершине горы.

Во время влажных ветров поднимал упавшего птенчика на скат осыпи камней,

В охоте волчьей стаи на изюбра по льдистому насту утешал страдающую душу.

Знаком удачи солнца подлинным самопознанием переродил душу раскаянием,

В каменистой речке вперемешку со мхом видел неизведанную духовную пищу.

Время уходило на умение выживать силой ледосплава на примёрзшей глубине,

Оправдание понимал в красоте доброты, а откровение в будущей вечной жизни.