Кочевые сны

«Свобода ветра»

Взойдя на перевал, кочевник надеется обновиться в свободе взлетающего ветра,

Шагая по гребню, слепо верит попутчиком сделаться лёгкого воздушного облака.

Соединяя блеск снежных вершин вихрь несущейся на крыльях восходящей зари,

По осыпным склонам нелепой мечтою манит вглубь волшебных видений метель.

Наполнив сердце мечтой, отправляется в дальний край по скале ледяной водопад,

Солнечные бури колышут дикие грёзы о счастье наяву в русле у коренных пород.

Под мерцанием звёзд горная долина засыпает, грудью вдыхая сладость буранов,

Оберегом чистых мыслей рядом бродит только шторм, по кругу огибая ледники.

Помнит душа порывы вьюг, когда в лицо хлещет ураган и грохочет вал камнепада,

Слово, не понятый знак вечно просит у дуновения луны чуть-чуть взаймы свободу.

«Саянская Заря»

Не рождённые души оленят наполнялись бескрайней синевой Саянской Зари,

Света-Отца живое дуновение жизни шло внутрь жгучего сердца, задев небеса.

Сотворенному из созвездий и ветра оленёнку Луна дала тайное имя - Снежок,

В кипящий котёл сердца положила кроху льдинки и живая душа заискрилась.

В оторопи храпа рыщущих хищников туман нарек малыша прозвищем – Иней,

С высокой душой родовое имя - Зазимок, ему подарила любящая Мать-Земля.

При взрослении, нити судьбы заключили в себе жизненную мощь дикого стада,

В круговороте тропинок обнимая телёнка суровым величием внимания и опекой.

Смешалось дыхание с дымом очага, а изгарь зари даровала ему кличку - Росинка,

Тайное называние оленёнку дало восходящее Солнце, не произносимое навзрыд.

«Пеночка зарничка»

Гнездящиеся птицы собирались к отлёту, зимующие клевали на снегу морошку,

В кедровом редколесье овсянка-крошка старалась перекричать звонкую чечетку.

Бродячий охотник на пушного зверя объезжал глухое угодье на пятнистом олене,

В хвощево-осоковых топях караулил сохатого, по склонам гор - ревущего изюбря.

В березово-лиственничных дебрях с бруснично-багульниковым покровом и мхом,

Олень поедал, грибы на валёжниках и наблюдал за хищным полётом подорликов.

Тяжело трещала гаичка, а зарничка, весничка и свиристель грустно посвистывали,

У Лисьей старицы с текущей водой в Каменный ручей суетилась горная трясогузка.

Чирок-свистунок, синьга, луток, кулик и певчий сверчок пели осенние песнопения,

Пролётные птицы душевно прощались с потомством куропатки и семьёй сусликов.

«Избунчик»

В распадке построил из кедров тесаный сруб с окошечком-лединой в рассвет,

У очага-камелёка ютился лёжа на положке из оленьих шкур шерстью внутрь.

В избунчике-юртышке охотника на пушного зверя баюкали зимние видения,

Взлетая ввысь мечты, кружили со склонившей голову Большой Медведицей.

Огарочка свечи пламя с таёжным чутьём, ночью ластилось собачьим языком,

Мерцая над лепёшкой их жареного замеса муки с водой и оленьим молоком.

Сквозь бурю нежных чувств небес пролетали караваном белоснежные олени,

От возвышенной ревности в подталых узорах куржака расцветали первоцветы.

Разгибала сутулую спину каменная река, уснувшая во льдах у лежбища зверя,

На запорошенной наледи лайка со щенками, выжимала с глаз весенние слёзы.

«Истома сна»

В поисках охотничьего счастья пытался истину понять влюбленным сердцем,

Смысл жизни видел в хождении по тропам, выживал в суровом высокогорье.

Срастаясь с перевалами, жадно отхлебывал крупными глотками туманы неба,

Не теряя чувство меры, лишнего не брал, превращая высокие мечты в деяния.

Не сдавался, ища свой путь к жизни вечной, день проживал, как бесконечный.

Проникая в скрытый смысл тайги, замечал в пурпуре восход Утренней звезды.

Огибая россыпи камней, согревал обветренное вьюгой лицо, почаще улыбался.

Дышал, пока шёл, не сомневался в себе, к лучшему меняя жизнь и истому снов.

Тропою испытаний в нещадных тяготах ненастья и невзгод не затворялся обидой,

Наполняясь тайной мощью озарения, осознавал, что кочевал рядом с вечностью.

«Запечённое яйцо»

На границе между твердой землей и липкой топью болота нашёл птичье гнездо,

Съел запечённые яйца на костре и увидел, что дальше по трясине шагать опасно.

Осознал звериный язык, стал щедрым по отношению к птицам в тайге и на реке,

Меж высоких гор кочевал по тропам, охотился, но счастье охоты добыть не смог.

Промысловый дар не доставался случайно, им владел птичий Хозяин гнездовья,

Угощал горных духов и просил, чтобы вымороженное сердце у пернатых оттаяло.

Собираясь на охоту крылатые слова и шорох движений, воплощал по правилам,

Из перьев воссозданную перелётную птицу обводил вокруг посвящённого оленя.

На шерсти оленя выстригал крылья запечатлённой души, не рождённого птенчика,

Не запрягал оленя, он ходил, замечая полёт кочующих птиц, и удача не покидала.

«Небесное древо»

В стороне рождающего света начинали пробуждаться крылатые души предков,

На стволе мировой оси отметившей простор и время духи совершали творение.

Крона древа коснулась неба, а корни ушли вглубь земли, соединив рваный мир,

На ветвях древа жизни поселились птицы и звери, разговаривая на одном языке.

Семь вершин дерева познания открыли движение по разным тропам Вселенной,

На дно упала звезда разлив огненную воду, сварив камни, размыв корни и ветви.

Вспугнули из гнездовищ птицы, бросив души пока ещё не рожденных младенцев,

Напитавшись силами стихий, вода остыла, превращаясь в реки, озера и ледники.

Светлая птица душа, из звезды воплощаясь в перья, создала наследование жизни,

Звери рожали приплод у подножия древа, держась за обращённую к Солнцу ветвь.

«Лесистая гора»

Снег выпал на красный мох и полыхнула полоса зари, обретая птичьи крылья,

Медведь смотрел горную даль, а видел Солнце птицу, улетающую на зимовку.

Закатный луч оглянулся, на миг, высветив противоположную сторону берлоги,

Перья чёрного глухаря, опустилась на горные вершины, открыв звёздное поле.

На верхушке кедра в белоснежных кругах с судорогой сердце гнездилась Луна,

На пустом муравейнике с вьюжной метелью мерилась силой медвежья шерсть.

Снилось Хозяину тайги, из волчьих клыков облаков светило теплом излучилось,

Луна отвернулась, духи весны гоняли тени по застывшим ледяным проталинам.

Солнце счастья нежно прислонилось к лесистой горе своим живительным лучом,

Сердце настежь распахнулось у дрожащего зверя, душа к солнцевороту чаялась.

«Оберег-огонь»

Сложив крылья, ветер рухнул как раненый зверь, натужно и жалобно застонал,

Огонь грянул молнией на камни, в осколке возгораясь малой частичкой солнца.

Небесный свет спасения и жизни с огнем души человека в кострище смешался,

Угощая солнечный рот, человек просил греть, питать, послать охотничью удачу.

Сверкая заревом, испуская дым, трещало пламя, осыпалось остывшим пеплом,

Открытого огня ценил силу, частичку очага заветный уголёк везде носил с собой.

Душа верно добытого зверя не погибала, возрождалась вновь из искры в пламя,

На ледяной тропе берёг яркий и жаркий огонь, без него взвывала волком вьюга.

Через незатухающий пыл очага кормил ягодным чаем всех духов-помощников,

Вспышки счастья в темноте холодным поцелуем не умело глотал и лунный рот.

«Глаза весны»

На гребне горного хребта вмиг открылась глубина души незрелых глаз весны,

Манит она солнца блеском в прозрачном таянье льда на заснеженной вершине.

Отразил лунное мерцание ледник, роняющий хрустальные слёзы вглубь ущелья,

В отдалённой бирюзе небосвода надменные звёзды чувствуют свежесть ветра.

Дымка поволоки утолила жажду талой водой вечных снегов в трепете мечтания,

Без преграды силе стихий, времени привыкают суровые скалы к дневному свету.

Дрожа струится луч меж печалью и веселым смехом, хрупкие слёзы точат камни,

Нежность ветерка оставляет глубокие раны в озаряющей насквозь бесконечности.

Умело притворяясь бушующей грозой, в сияние счастья поступью весна проходит,

В раздумье без сожаления и игривые лучи очарования тихонько ледник сползает.

«Язык огня»

Чистым и сильным огнем младенец считал огонь, добытый от вспышки молнии,

В грозу подтягивая рукой, пламя на себя, знал, Солнце и огонь - это одно целое.

Угощая кусочками мечтаний, Солнечный рот дышал, разговаривал языком огня,

Вылетали искры во тьму оленей тропы, пламя говорило, что огонь возмущаться.

Горели сучья с треском, рычал огонь, предупреждая о холоде раскрытые ладони,

Ощущая ласку тепла, успокаивал радугой снов, лечил, исцелял от недомогания.

Огонь вёл за собой наяву, предсказывал пройти очищение и проснуться душой,

Не давал подойти к очагу ядовитым духам, скорбь и отчаяние сжигал в пламени.

Оскверненную мысль трижды по ходу Солнца провожал уйти с летящим дымом,

Горящие угольки не давали сердцу лгать, в тени золы частичку любви сохраняя.

«Снежные ржанки»

День угас, холод дохнул льдом, с неба упали летучие души снежных ржанок,

Заблудившись в сумерках опавшей хвои, повернули летовать стойбищу зари.

Безлунной ночью сломанный путь звёзд обнял вихрь, став дуновением судеб,

Под стук сердца, внутрь душе навстречу вытянув крылья, закружили видения.

По мелководью поплыл ковер листопадный, ручей отряхнувшей хвоей шумел,

Подкрадываясь в озарённый луч, лисица спугнула отлетающую птичью возню.

От гнезда отвлекая хищника, в сторону уползала ржанка, не дав себя схватить,

От слётка птенца уводила коварную пройдоху, притворялась раненой птицей.

Растеклось вширь заревое пламя по белоснежному оскалу скальных хребтов,

Сломанная ветром прозрачная морось приподняла в высоту вылеток птенцов.

«Вечный шаг»

На обветренной морде оленя в оттенках свободы мелькает усталость взгляда,

Играет извечность мгновениями сласти и горечи от гнёта сурового выживания.

Сжигая паутину сомнений, голодный ворон добычу клюет, надеясь о счастье,

Блуждая в мыслях ненастных, вздох туманов неповторим в вечности весенней.

По бесконечно долгой тропинке кочующая луна выгнула упруго млечное вымя,

Бушующие ручьи струятся с заснеженных вершин, разбивая надежды о камни.

Возвышенность небес засыплет лавиной падающих звёзд тленность мечтаний,

Освещая истинную жизнь тайги, далёкая вспышка зари подсвечивает вечность.

Пророчеством чудес отмеченный северный олень день возвращает вчерашний,

Жизнь - она сейчас, и в этом суть неуклонно идти шаг за шагом в бесконечность.

«Перелётная Луна»

Талый потоп поглотил прослезившиеся камни, превратив в семи ямное болото,

Оленье стадо спаслось на вершине заснеженной горы у северной кромки неба.

Сквозь камни проросла корнями лиственница, ветви через небосвод вытянула,

На тропе надежды ставил чум-стойбище и разводил огонь оленевод с собакой.

Ветер выворачивал наизнанку и от вьюги он замерзал, сей жизни соль познавал,

Стылый чум согревал костром, в меховых рукавицах ветру распахивал объятья.

С чутьём и острым слухом стерегущую добычу собаку в ознобе согревала шкура,

Угощала добычей полуденную сторону предков, ночью ожидая перелётную Луну.

К лунному лучу обращалась с просьбой об успехе, здоровье, добывая питание,

Не оскверняя зыбкое отражение, сглаживала жизненную тропу оленьего стада.

«Изменения»

Пожухлой листвой тускнеет прожитая осень в бесконечности пахучих сумерек,

В промокшей ночи проснётся вновь у голых деревьев любовь к восходу Солнца.

Терзая Зарю, отлетающие недалеко птицы притворно запоют недопетые песни,

Трепетом перьев, обнимая за плечи в трещинах облака чувства метели услышат.

Разметав иней звёзд, тёплый луч надежды воспламенит простуженный Рассвет,

Вдаль подзовёт постигать душевные глубины таёжной жизни в перепаде эмоций.

На перевале олени изумятся, следом лба куропатки погружавшейся в слой снега,

Время быстро мчится обновлённой мечтой, заново нарождаясь молодою Луной.

Перемены желая пережить, эхо окликнет хвою вразнобой улетающую за птицами,

В туманных снах кочующая Луна всё повторит, изменяя настроение земли и небес.

«Пёстрая гора»

Олень отростком рогов ковырял Лунный круг, комья звёзд ронял в каньоны,

Сдирая кожу с сошника, остриём прожёг хрупкие надежды безумства жизни.

Чувство грело жаром горы, перевалы, кипучие водопады, вязкую грязь болот,

В объятьях страстей гона раздувалась теплящаяся искра пылающим пламенем.

С Луной и Солнцем связанная светом вспышка молнии рождала мощь жизни,

Искра из золы вновь вырастала, без жалости разорвав восставшую тьму судеб.

Пламенеющий олень в потёмках брел, обновляя рога, истлевшие в чреве горы,

Взмыв над гарью страданий небесной тайги мерцанию звёзд заглянул в душу.

Крутит радужный хоровод быстроногое время в направлении парения Солнца,

На макушку пёстрой горы снизошло озарение, дотянутся до звёзд, желал олень.

. «Минувший сон»

На сгибе поворота неба в прошлое тропу не найдя Луна спряталась без оглядки,

Прикрывая душу ладонями, замерла на мгновение от безвозвратного счастья.

В сомнениях к будущему добираясь, Луна неземным крылом рвала шугу ручья,

Ожидая безветрие звёздной ночи, день вчерашний не вернулся со слезами тучи.

Изюбри пробрались впритык к сумеркам вершин с обратной стороны непогоды,

В прозрачной чистоте равнины неба исчезли обиды, оставив истраченные силы.

В безбрежности неба минувшие сны тонко сотканы из летучих клочьев облаков,

Ослеплённое лунным лучом сердце кольнуло, захлебнувшись пережитой мечтой.

В грустном восходе зари рядом с бесконечными заботами задышала волчья стая.

Не нарушая хищных игрищ, вожак братался с изюбрем до исхода закатной Луны

«Острый голец»

Солнцерогий лучезарный олень носом бодался с луннорогим малым оленцом,

В окружении духов-помощников оленуха- матка в тайге рождала живых тварей.

Деревья, ягель и мох шерсть матки окружали звери, а птицы пролетали над ней,

В весеннюю линьку, старый мох вылезал, а новый мех-ягель покрывал вершины.

На спине оленухи близко от небесного рта ютились таёжники в ожидании чудес,

Смиряя страсти каплями пота, в окутанной звёздами заре добывали пропитание.

Не прерывая след живых душ, отпечатало стадо оленей на скалах оттиски копыт,

Новорождённые по следам всходили за снами на вершины рогатых скал Лунных.

Добытые звери, оцепеневшие на торной тропе душ, снисходили в страну предков,

Застывшее в скале охотничье чудотворство, сохраняло рождение и добычу зверей.

«Чистая мечта»

В воображении прозрачных флюоритах рос, промелькнул рассвет небес,

Сбылась мечта кукушкиным голосом, во сне мерцала душа Млечного пути.

Из выдоха грозы снизошла молния сквозь вечность озарённых облаков,

Отражались печальным светом на невидимой тропинке сгоревшей звезды.

Обереги кружева искр надетых на вершину сквозь преграды камнепадов,

С изломов хвои, на ветках балансируя в лучах рассвета, упали наземь тени.

Слезой свободы Луна рвала туманную пелену, перекувырнувшись в озере,

Вдаль вчерашних сумерек помчалась от необъятной силы бессонной ночи.

Влюблённая в земной мир дарила отражение свежим срезом лунного света,

Умывалась ледяной росою в бесконечном возрождении утреннего восхода.

«Непомерное небо»

Солнце и Луна в небесных мирах и слоях ледяных оставались самими собой,

Когда на нижнем небе плакал дождь, в среднем таял снег и светило Солнце.

Седыми волосами пурги Луна притягивала к небеса незамужнюю девушку,

Качнувши в звёздной колыбели, делалась дочерью духа Малой Медведицы.

Видимая душа походила на медведицу с ещё не родившимся медвежонком.

Бродила у вечных небес перевоплощенных предков и земной плоти зверей.

Когтем медведицы дева выращивала и оберегала небесных оленей и соболей,

Посылала на землю лакомство сквозь небесный рот с первым падением звёзд.

Дух девушки приманивался песнопением одиноких бродяг искателей удачи,

По любви выходя замуж за охотника, вдоволь кормила его богатой добычей.

«Дыхание простора»

Под сияющим лунным кругом заново начал кочевать в поисках пищи и счастья,

На оленях по косогорам петляя, старался выживать и в пропасть не сорваться.

С каменистой вершины Луна рыбкой нырнула зеркало сердитого потока реки,

На рубеже зимы и лет ветер звучал, сладким песнопением с весной прощаясь.

Внезапно гроза заклинала скалы ледяным градом, кричала сквозь птичий гомон,

Добрым знаком на перевале дыхание оживить затуманенным в облаках ветром.

Поползли потертые о скалы облака во встречи до разлуки над кронами келров,

Пронзая стужу стен, принёс незримый свет перемен с неба упавший иней звёзд.

У духов бескрайних гор улыбка родилась из хмурых сумерек перед рассветом,

Помогла верную тропинку найти наискосок от изогнутых в странствиях раздумий.

«Спящая Луна»

Ветром иссечённый ледник делал зиму длиннее лета, а снег светлее тени ночи,

В лунном отсвете медведь корчевал берлогу для зимней лёжки, уходя в спячку.

Во сне шатался клык, он бродил между мирами, временем, сезонами, погодой,

Погружаясь в ясные мысли моложавой Луны, от её имени осматривал будущее.

Грустно вздохнув, уснула Луна в отражении мерцания звёзд подтаявшего льда.

В тишине в обнимку со спящим зверем небо закрылось надзвёздным одеялом.

В пепле сгоревших комет вечная мерзлота души ледника уныло всхлипывала,

Сквозило бессонницей дуновение через терпкую хвою запахом пробуждения.

Перелётная гостья без сожаления покатилась оттепелью, оживив чувства льда,

Раскинув когти на перине облаков, открыла очнувшаяся от сна Луна льду душу.

«Твердь»

Укутанная рыхлой россыпью снега кедровая тайга наслаждалась снами зверей,

С мечтой хорошей в сердце, возможно зарево закатного солнца блеснёт реально.

Дарующие силы звезды небес высыпались на мохнатые ветви алмазной пылью,

Пронзая время изменением сновидений заиндевевшей хвое с зимней шишкой.

Высший свет тверди небес, беспокойно вдыхая твердь земли, стряхивал облака,

В потерях и приобретениях, долгих разлуках и встречах лавина сползала по скале.

По краешку замершей от боли надежды скользнул бескорыстный лунный отсвет,

Ветром свобод, студёным вихрем растворяя марево ведений над бездной звёзд.

В спокойном взгляде зрачка солнца, тяжкий путь бесконечности в тень вечности,

Запах хвои, глубина впадины небес и оттаявшая жимолость у каменистого брода.

«Крылатый медведь»

Добытая душа зверя вселялась в птицу, чтобы добраться в тень страны предков,

Пролетала по туманностям Млечному пути, назад снеговой водой возвращалась.

С девятого яруса неба Полярная звезда ведая нарождением, живой её охраняла,

Кочуя по вершинам горных хребтов, птица будила зверя, криком о приходе Лета.

Созревая в утробе берлоги, получал со шкуркой душу крылатый дух медвежонок,

Рождённая в счастье зримая душа, забот не зная, куда-то в простор с собой звала.

Коснувшись трепетно нескончаемую для вечности влюблённость - дыхание души.

Невидимый некто проник берлогу светом, отмеряя навскидку жизненную тропу.

Клыкастая и когтистая душа хищника выбралась из земного чрева мрачной ночи,

Чуя добычу, рвала крылья в муках совести, алчный клык разъедал честную душу.

«Суета»

Извилистой тропинкой, поднимаясь в верховье с каменистым днищем ручья,

За гранью дыхания летящей песни неведомой тоской наблюдал подъём воды.

По горной тундре сквозь укутанные плотным туманом небеса всходило солнце,

Убегающий страх волны наполнил уставшее кочевое сердце ответом надежды.

Таинственность таежного сознания в борьбе за счастье притаилась в зарослях,

Ощущая жизнь стойбища прихрамывающим сапогом, добралось почти до неба.

В ясную судьбу верилось трудно в поисках пропитания в дремучих дебрях тайги,

Выжить, подтвердив свободу, невзирая на ненастье и грозное завывание ветров.

В суете нервного времени взгляды неизменных звёзд пытались прогнать грусть,

В суровой бессоннице и лёгком разочаровании душу твёрдой мыслью укрепляя.

«Ткань весны»

Горные вершины заснеженными пиками поддерживают лунные чары небес,

У кромки всполохов зарниц облака снежинок кружатся, встречаясь с молнией.

Звёздная тень и блеск подтаявшей изморози играет сознанием и чувством птиц,

Смеясь и плача, перелётные птицы пробуждают силы поймать парящую мысль.

Пока не погасли светила, на звёздных ягельниках олени почуяли аромат грёз,

Распахнув объятия озноба и обострив мутные чувства, снеговая вода утекает.

Плутая в сладких тайнах лёгкого трепета мокрый лёд слезой с гольца сползает,

В мечтах и наяву живет тайга, подтаявшие наледи весну несут на крыльях птиц.

Впитывая намёки на любовь весны, в порогах каменистая река в ответ рыдает,

Стая смотрит в вечность сокрытых душ, суетно взлетая в бесконечность Севера.

«Чувство времени»

Много раз сменялась зима летом, на заснеженной вершине выцветал тальник,

В испытаниях душа обрывалась в тень, а ночь и день становились длинными.

Гром и молния обходили кругом Землю, отмечая быстротечность времени,

Вспышка мгновением сакральной силы, дыхание-жизнь, сжимала в пылинку.

Ощущая пустоту и неистовство выживания, ускорял или замедлял кочевание,

Доля секунды, обещая обезопасить, новые заботы даровала с пробуждением.

Солнечным глазом вспыхивал зародившийся день, отражаясь в чайном котле.

В скуке, не зная, куда себя деть, трудился в непогодицу, и удача улыбнулась.

В мороз охотился на соболя, в мокрый снегопад кружился по следу изюбрей,

В буран кабарга чуяла волка, в метель выслеживал лося, готовил пропитание.

«Судьба птица»

Птица глашатай ранней весны странствует вплотную с колючими ветрами,

Вертится в острие молнии, радуге ночью, ледяных брызгах талого водопада.

Ревностно с чёрного неба россыпью звезд, обогнув холод гор упорно летит,

Звоном погремушек, певучим щебетом упрямо дышит обманной свободой.

Перехватив навылет дыханием моросящий слезой туман, одетый в облако,

Бьётся сердце весны, очнувшись от сна, её настигает мгла и лунный обман.

Окантованная золотым лучом солнца, летит вдаль вершин, вдох - перевал,

Озаренная цветами, взлетая коварно упала в мир небытия, выдох - привал,

Счастьем пронзённая вспорхнула озябшая судьба птица из судорог стужи,

Птица возвращалась на стойбище, где у костерка крутиться родная синица.

«Тающий предел»

В звёздные брызги разбивается о камни несчастной душой молочная речка,

Солнце кружит пылкой птицей, трепетом жизни согревая заснеженную гору.

В струях стекающего дождя небо ниспадает на ягель перевала совсем низко,

Отряхнувшись от сна берлоги, медведь торной тропой ускользает в полумглу.

Замер словно большая туча и боится вздохнуть обожание завесы туманной,

Сердце бьётся - двигая горы, хочет судьбу другую в тающем пределе разума.

Сомнения скрыв за неудачей, тенью ходит следом за ранимой душой весны,

В зорях тает узором расцветающего багульника красота, прорастая соблазном.

На отражение земных волнений ниспадают звезды, луна и хрусталь видений,

В истоме грубой драки медвежья свадьба наполняется жаром нежной страсти.

«Обогретая душа»

Ночь убывала, шоркая о подтаявший наст вершины, истирала белый бок Луна,

В безветренном воздухе чуя и чая тепло, лопались зародыши берёзовой листвы.

В тишине пустоты на склоне горы проснулась птица, поющая звёздам навстречу,

Наперекор вершинам обнажённый тальник отразился в повёрнутой к Луне заре.

Заискрилась кромочка бересты, разочаровывая зверей силой сладчайшего сока,

Над сумерками нехоженой тропинки расцвёл багульник одетый хрупкой мечтой.

Хвойным шепотом заурчал горностай, сердцем меняя явь на лазурную небыль,

Блуждающие облака, оттолкнувшись от звёзд, растворились в туманном ущелье.

Душам снилась капель слёз, изменяющая время на речных развилках обитания,

Украдкой вздохнув, безудержно Весна шла по Солнцу, пустоту в душе заполняя.

«Исток небес»

Прикрытое тонким инеем иллюзорное счастье живёт у истока высоких небес,

Даром притяжения к Полярной звезде откроет оленю тропинку в провидение.

В преддверие рассвета огражденного стеной скал, теплом ветра сожмёт грудь,

Напившись чувствами зари согревающей оленье сердце палящим просветом.

От сожаления суеты заметается дыхание души в миражах застывших облаков,

Высота наполнит смыслом тени прозябания Луны с появлением первых лучей.

Чуть дыша в бессилие, душа падёт во мглу неверия, освежаясь брызгами росы,

В непрестанной поступи верховье не остановится врасплох сон в бесконечности.

Бессонницей сумерек душа с солнцем свидится, чуть потрогав вечность в итоге,

Переходом восхождения пробудит ощущения купающихся звёзд в истоке неба.

«Зимний гость»

Гольцы пиками врастали в наднебесную лазурь небес после первого снегопада,

Бросая тень на скалы, высвечивая опушку с семенами березы, ели, ягод рябин.

Покинув родную тайгу, снегири перекликались нежными флейтовыми свистами,

Ссутулившись под гнётом вечного преодоления, стаей кочевали в поисках корма.

В пургу согревал перья в блёстках изгари зари, когти и клюв прятал в кору кедра,

На морозце растворялся зимний гость во сне, в безустанной вьюге небылью хвои.

В будущее напролёт коротал восходы и закаты на просторах уснувших снегов,

Алой грудью возжигал дрёму сумерек, поднимал Солнце выше оленьих рогов.

На поникшем ягеле шальной горностай не ловил снегирей, не готовил их в еду,

Не чашек жирные края, заметеленные вершины кочёвками измеряли снегири.

«Вязкий туман»

Загнав Солнце под землю, закатная Луна к Млечному пути потянула вершины,

Вырывая безжизненные облака из узлов плена предвестника перемен - ветра.

Сквозь вязкость тумана олень поднялся в полный рост к кострищам звёздным,

Шагая на ощупь в плоть силков дна и глади реки под охрану приторного покоя.

В хлипкое счастье центра мерцающей дали и сердце рассвета зверь уверовал,

Скитался в белом покрове спрятанной поймы наледи в поисках силы и зарева.

Нить тропы туман оборвал, шорох шагов хищника испытывал на прочность,

Обманутую душу марево туч клонило забыться сном в созвездиях островков.

В плотной мгле, олень выдумал свет неведомой силой разлитый по плечам,

Касанием острых рогов приоткрыл сладостью пропитанный краешек Солнца.

«Огонь мать»

Для выживания во льду Жизни мать искала тепло в пламени солнечных лучей,

Велела Духам Верхнего мира сотворить Огонь мать молний для жизни земной.

Пешего охотника на диких оленей в метели небесный огонь осветил и обогрел,

Огонь костра взял силу посредника между человеком, миром духов и предков.

Теплом пламени ласкаемая горела душа, оставив след за собою яркой звездой,

Обмазывал пеплом оленю лицо, носил у сердца оберег-уголёк отчего кострища.

Приняв в охотничьей судьбе участие, зола обращалась в радостный дым удачи,

Искра прожгла корысть, опалила недуг и страдания, испепелив боль сожаления.

Вокруг женщины с новорождённым ребёнком обносил пламенеющие угольки,

Огонь мать очага ожидала возвращение добытчика, кормилась крошками пищи.

«Смысл жизни»

Смысл жизни таёжник видел в хождении по бесконечным тропинкам тайги,

Не ведая сомнений выживать в передрягах стихий до появления морщин.

Лишнего с тайги не брать, душой чувствовал - судьба помогает правдивым,

Без злого смысла тащить заботы на плечах и светлые надежды не потерять.

Познавая мир, рассуждать о жизни вечной, а устремляться к восходу Солнца,

День проживать, как бесконечный, угрызением совести в пропасть не упасть.

Под сенью мироздания осознать скрытый смысл, не быть слишком гордым,

На горизонте замечая лунный восход, ликовании и досаде быть самим собой.

Огибая россыпь камней улыбаться уловке злости, в напоре ветра не отступить,

Дышать, пока идешь, не сомневаясь, влюблённым сердцем верить в свой путь.

«Тропа в просвет»

Надежды равнодушием губя, в просвете памяти на вершинах царит тишина,

Радость шла в мир не для себя, даря другим отраду и долго смотреть в след.

Зенит отгорел луною в солнечный полдень затуманенные изморозью скалы,

В тени стылых вершин выбирая тропу, незаметно для себя судьба ошибалась.

Не заживающей раной совесть по жизни бездарно несла к охотничьей алчбе,

Снежная шуба грела ягель, отзывчивая душа рыдала, чайник огню подпевал.

Терял следы на несхожей тропе, в суете безымянной реки растратил возраст,

Трудный шаг у крайней черты перевала - это вздох со вкусом сути провидения.

Выбрав худший удел, прозрев тщетностью приобретения, сажу жевал в огне,

Радость просто жила на тропах в просвет, а падая на камни, слезу оставляла.

«Туманный перевал»

Олень полной грудью вдыхал промозглое марево и путался среди камней,

Оленьим шагом, измерял замшелые горные тропы в холодной грусти неба.

На тягучем подъёме шагая в заплаканном снеге перевала, спотыкаясь, упал,

Туманов мглу обнимая, поднял ветвистые рога к звёздам, душой поделится.

В мерцающем отражении волк зорким глазом заметил питательную плоть,

В вязком запахе кедра хищник чуял след, кричала ворона, дрожала худоба.

Лютого зверя заточенный клык и коготь, царапнув в узел петлёй тугой стянул,

Голод прожигал, взвывал отощавший ветер, пугая в ознобе линию горизонта.

Настороженно проник в зрачки отсвет Луны сбежавшей рыдать на закат зари,

Тропя тропу не хоженую, олень оцепенел, таясь в снегу обманутым облаком.

«Сомнение»

Встречный ветер отгонял сомнения, словно стаю птиц с болота, озадачивая ум,

Высушив клыки дыханием, медведица понимала, что пришла в мир не просто.

В зимней спячке в уютной берлоге рождала детей, замечала не разбитое небо,

В свете лета топтала планету в поисках пропитания, тенью звука отражалось эхо.

Сглаживая осыпи и обходя обвалы, оберегала тайгу, тепло сердца в когти брала,

Не ведая брода, брела через вереницу прожитых дней, печали в пыль обращая.

Туман перевалов покоряли несмышленые медвежата, эхо в их душе отозвалось,

Стремилась душа эхо ввысь вершин, а в мареве тающих надежд землю облетала.

Инеем рушились мечты под блеском звёздной мишуры на границе чёрной пурги,

Одинокий луч солнца призывал к продолжению жизни, нежное эхо соглашалось.

«Лунный жемчуг»

На краешке вершины снежная метель крылом приоткрыла звёздный просвет,

В голую правду лунного жемчуга наряжая кедровое кружево горного хребта.

Стонал на судьбу ветер порывистый, по тропам суеты стремилась наугад Луна,

Под властью вдоль и поперёк идущих желаний смирилась с участью странствий.

Под тяжестью лживого облака болью сердце сжимая, ускоряла вращение земли,

Хмурая и коварная наполняла силой душу, с упорным старанием сбывались сны.

Терзая осознать шаг вечности меж искр Млечного Пути светом к порогу разлитый,

В размерности неподвижного пространства полночной темени теряла смысл яви.

Счастливой стала в прозрачности узора обнятого, почуяв зыбкое томление души,

Оглянувшись на поднебесье, детёныш дикого зверя разглядел озябший рассвет.

«Слезинка счастья»

Земли мать под бременем чужих забот, не убегала лишая везения оленевода,

Сбрасывала вылинявшую шерсть - шёл снег, дула - вздымала ветер, грохотала.

Дышала пламенем огня молнии, плакала слезками дождевыми, дарила сон,

В крепкий мороз, в оленьем обозе у важенки застывшая слеза на щеке таяла.

С душевным подъёмом кочевала с маточным стадом по перевалам и ущельям,

Сердечка стук услышав, шептала имя - Счастье для новорожденного телёнка.

На ковре опавшей хвои олениха-мама принесла потомство - первого оленёнка,

Малыш быстро встал на босые ножки, не отходил от нежной ласки с добротой.

Ликуя мама, как дитя всхлипывала, прослезившись слёзкой-капелькой счастья,

Закрывая малыша от злой силы напастей и волчьих взглядов душой и судьбой.

«Смена времён»

В поиске совершенных и неизменных миров обошёл все вершины и ущелья,

Испытывая истину, старался осознать необъятное небо влюбленным сердцем.

Прельщало омытое дождём счастье, очаровывала добытая охотничья удача,

Менялись времена, года и кочевые направления, возвращался в своё начало.

Гора Нянгояк, удивляла вечных снегов белизной, отражающих глубину небес,

Кодаек, цвет прозрачно-хрустальный, не земной, замирало в груди выдыхание.

Тайлы-Ой, дышит холодом ледник, истекая талой водой, бьёт о каменное дно,

Горо-Орагты-Ой, наполняет душу глухой тишиной в игольчатой хвое кедрачей.

Буштыг-Ой, цвет горных склонов кашкары золотой, дрожит от незримого ветра,

Бургутуй, за студёной и рваной чертой греет шершавую ладонь солнечное тепло.

«Озарение»

Выше всего чтил огонь, воздух, воду, пел песнопения с вершины видимому небу,

Таяло время в бесконечности дней, повторяя заботы с восходами Луны и Солнца.

Стучало сердечко, встречая милые лица оленей, дышала душа нежным чувством,

В глазах появлялся свет чуть заметной надежды на удачу, блекли снег и созвездия.

Добрых пожеланий амулеты, звали вместе с оленем кочевать по таёжным дебрям,

На мгновение со зверем был единым целым, преодолевая непролазные перевалы.

Пройдены надломленные охотой чащобы, кружила тропа, смыслу подводя итоги,

От тоски стужи к небу протянул ладони, взаимностью мерцания отвечали звёзды.

По грани терпения судеб быстротечно скатилась Луна в миражи ожидания мечты,

Взошла начало всех надежд Заря, от дремоты пробуждая озарённую земную суть.

«Тропа судьбы»

В вечном поиске добычи по таежным дебрям на изгибе окаменелых вершин,

Взъерошенный соболь во тьме луны замиранием крадется, высматривая рысь.

Уходит из нервов вялость и природная праздность на признак запаха, на звук,

Знаком птичьего крыла горные духи всходить на заснеженный перевал зовут.

Вдоль ручья на скальную гряду чуждые покою снов грозовые облака повисли,

Лунное время, наблюдая за бродящими волками, дарит смыслы провидению.

Иллюзорная тень росомахи, рыщущая на пути способна отнять вмиг всё удачу,

Лисица выследит по следу и укараулит в засаде добычу, удушив цепко когтем.

Ястреб падает с неба в заросли кедрового стланика, среди каменной россыпи,

Слышит алчущий и усталый стук соболиного сердца снующего по тропе судьбы.

«Наваждение»

Не изменяя надежде, вечно ищущую душу никогда не пугала волчья стая,

Открыв радушно душу, бесконечно рассуждал медведь о времени и тропе.

Перевалом через боль наваждения звали красоты вершин на поиски удачи,

Чаровал лиственничный островок и болотистая речка - остающаяся в слезах.

Талая вода прибывала, зверь устало вброд её пробежал шрам в сердце ныл,

Темень берлоги на осыпи осталась в излучине кривой, улыбаясь слепо небу.

Затяжным подъёмом карабкался в буреломный завал, душу никто не топтал,

Кочующие облака обнимались на медвежьей свадьбе изнуряющей страстью.

Разрывая в клочья туманы, всходящую Луну, сердито когтями в спину толкал,

Звезда помогала заблудшей душе у последней черты надёжную тропу искать.

«Грома искорка»

Каюр увидел во сне грома искра - дар неба, стрелой молнии разбила дерево,

Избранник небесных духов, получил силу, взялся предрекать ненастье и бури.

Наткнулся на камень подобный голове луноликого медведя духа-покровителя,

Амулет заворачивал в медвежью шкуру, к нему не прикасался голыми руками.

Громовник хозяин погоды молнией рассыпал плодородный дождь на тайгу,

Слышал и понимал голос природы, закатом и восходом любовался от души.

Чуя тепло трех миров, разговаривал с жизненным духом и отвечал на вопросы,

Укреплял упавший в отчаяние дух и слабодушное нутро, излечивал от недугов,

В пламени молнии обугливал камень, просил даровать дух который не сломить,

Открыл лицо камень силы, а таежник, заглянув в свой дух, стал хозяином зверей.

«Отражение»

Над любящим небесную бесконечность Солнцем птица крылом засверкала,

Вертелась в облаке и ветре, рождалась печаль терзания в радужном дожде.

Птица неведомым знаком в синеве кружила, сердце разбила, силы иссякли,

Призрачному счастью полёта искренне улыбаясь, чертила тоску неоглядную.

В чистоте мерцающей бескрайности не в силах обмануть душевную тленность.

В глубине солнечных бликов высоты беспечности горечь мук внутри ощущала.

Время для раздумий исчезало небрежными воспоминаниями и лаской снов,

Вершину закрыла стена снегопада, земное опустошение накрыло с головой,

Между затвором стихий совсем одна птица толкала крылом свой век вперед,

Отражаясь в мечтах солнечным лучом, поглощая боль, надежду чуяла душой.

«Безмятежность»

Белым облаком кружится пропущенный сон с голосом птиц улетевших вдаль,

На ладони дрожит листок златой в рассыпанных с небес радужных лучах света.

Волнует чувства пышная хвоя кедрачей у размокшей от дождей реки Барбитай,

Просветы туманные срастаются путающейся тропой перевала Хурэгтын-Дабана.

Заставляя себя выживать, в согласие с тяжким шатанием к мечтательной удаче,

В уюте Вселенной реять славой цветных ленточек раскрывающих свои объятия.

Жадно хлебая крупным глотком чистую воду истока туманности Млечного Пути,

В безмятежности и покое, тишине и озарении с первым рассветом идти по тропе.

От бессонницы наполняясь таинственною мощью, к небу тянутся кроны деревьев,

Замечая Луну засыпающую изморозью созвездия, кочующие близко к вечности.

«Подношение»

По лунному календарю спрятав вязкие сожаления в радость весеннего сока,

Старый медведь обучал медвежонка подношению, резко изгоняя сомненья,

Обычаю обладания сильной жизненной силой и удалению опасений из душ.

Доверяя власти новолуния, на погасших звездах надевал праведную шерсть,

Присоединяя тело и разум к приглашённым духам, выкатил мечты из берлоги.

С затуманенным взглядом хлопал по бубну Луны и напевая песни-пожелания,

Духи защищали от бед и даровали суть счастья в жизни земной не сомневаться,

Камлал для лечения и для охотничьей удачливости, к небесам мечту поднимая.

Совершив хождение в Верхний и Нижний миры, душа чуяла несчастья на свете,

Клыку добавил когти без них душа слаба и ранима, а без души жизнь противна.

«Плач ворона»

Без хвоста и крылатых перьев ходил прямо на лапах предок похожий на людей,

С медвежьим клыком-оберегом в безопасности от хищников взрослел человек.

Открывая чувства, кровных братишек зверей и птиц называл по родным именам,

Сжимая страх в череде студёных дней, охотился на спящих в берлогах медведей.

Возвращался с добычей, птичьим плачем приглашал гостей к подношению,

Очищать от костей лакомство копчёного мяса под пляску пламени в костре.

Ветер хвоей заиграл, горько ворон каркнул, дрогнула надломленная душа,

Испросив прощение, на окрашенном золой кедре упокоил шкуру и голову.

Вкус слез о вольной душе добытого зверя снежинкой встал в птичьих глазах,

Из тьмы в пустоту холодной тайги с мокрым крылом ворон вернулся за едой.

«Душа дыхание»

В вихре жизни на мировом дереве вольно гнездились тотемные птицы,

Подъёму ввысь помогал дым, растворяясь от вспышки ревности молнии.

Пепел от золы смыкал корни, листья, почки в замкнутый звёздный круг,

Брела по ходу Луны стареющая душа, перевоплощаясь в Верхних мирах.

Испытывалась и очищалась, возвращалась на древо душа омоложённая,

Жизненная сила искала потерявшихся, охраняла живых меж трёх миров,

Солью слёз исцеляла, вселяясь в детеныша, возвращалась в реальный мир,

Вместе с тенью душа-дыхание выживала в непрерывном смерче стяжания.

Вскармливая вечную жизнь неба, соединяла время и пространство предков,

В хищном окружении размножение приплода помещала в центр Вселенной.

«Небесный волк»

Навстречу бессмертию сверкая ярко, бросая слепящий отблеском оскал,

Небесный волк бежал по ярким звёздам зеркалам Млечного пути души,

С восходом молодой луны реальность искажали ужас и жестокость мира,

Счастье добывать охотничью удачу светилось отражением блика мелочей.

В печали тёмной ночи трепетное сердце чувствовало спрятанные взгляды,

Сумеречные следы мечты в судьбе, тени слёз любви и настоящую радость.

Желая выживать без сожаления, в стае волк обожал всеобщие стремления,

Из объятий ночи мчался по кромке рассвета на утренней заре к земной яви.

Под падающим навзничь лунным отсветом, по-волчьи выл на закатный луч,

С неровным дыханием покусывал за холку сладкую свежесть власти ветров.

«Дарующая жизнь»

Маточное поголовье оленей опасалось погрузиться в вечную темень и стужу,

Из бездны ночи весь день бежало по направлению Солнца с запада на восток.

Зализывая раны, чуя незримо обретаемую в мире силу и зависимость жизни,

Мать-кормилица зверей оживляла потомков ввергнутых на крутизну вершин.

После грозового вдоха природы просыпалась завязь-семя со свежим ветром,

На камнях появлялись ростки, крепли, росли, вставали вечнозелёным кедром.

Размеренная в вечной верности прародительница питала долголетие поросли,

Веру, превращая в чудо, ливнем не смывала жизнь, надежда грела, свет не гас.

Развеяв сомнения, раздавала и возвращала души в Лоно Большой Медведицы,

Вспять поворачивая бесконечное время, Мать выворачивала наружу Вечность.