Горизонт мечты
«Ожидание счастья»
В ослепительной белизне заснеженных вершин и горной тундры цветочных ковров,
Плачущих стен ледника, полёта водопадных брызг и бескрайнего неба пространства.
В торжественной вечности Полярной звезды кочуют олени бесконечной тропинкой,
Суть жизни для стада понятна - достичь высот необъятного яруса гольцов небесных.
Чередой, сменяя ряды спусков и восхождений, восторг и огорчение, наитие и мечту,
Судьбу не обмануть, нельзя свернуть, грядущее предрекалось в движении озарение.
В поисках свобод от суеты и множества страстей, где сверкает ликования отражение,
Среди туманов утренних и ливневых дожей, покажется - жизнь прожита не напрасно.
Неумолимой нитью на подъеме развязывая горные узлы, терпеливо ожидая счастье,
В свете пламени зарниц преобразится в очертания множества оттенков драгоценных.
«Снежный лабиринт»
Шелестела грубая шерсть лохматых ветров под копытами и когтями животных,
Утрамбовывала метель рыхлый снег лабиринта высокими и гладкими стенами.
Оленёнок по имени - Бусинка кочевал по запутанным в перевалы пустым тропам,
Под сводом звёзд искал путеводную нить по руслам замерших во льды речушек.
Из позора бездействия, на чувства полагаясь, не видел рассвета и бился о камни,
В промозглом тупике будущего для прошлого не померк на сердце вечный свет.
Чем выше поднимался, тем большую поверхность вершин охватывал его взгляд,
Сорвавшись с заснеженных круч в бездушный страх, задышала душа, а снег таял.
Взобравшись на гребень небес, заметил суть, ведущую к выходу из неразберихи,
Близость разных эпох и единство мира вписывались в неувядающий круг жизни.
«Птица-искра»
Творец ударил огнивом солнца о кресало луны, от искры разгорелась душа птицы,
Изнемогая парить беззаботно, попросила вспышку молнии отделить сушу от неба.
Неистовое пламя скрутило сумеречные потоки в трехъярусное деление Вселенной,
Верхний - небесный мир, средний - земной мир, нижний - подземная преисподняя,
К небесам тянулась вершина горы, тайга к земле, вода побежала в глубинные миры,
На обожжённом пепелище камнепада встретились цветы, ягоды, мох, ягель и звери.
Искра в птичьей душе горела светом солнца, луны и созвездий, чередуя дни и ночи,
Судьба жгла, тлела, крылом молнии бросала огонь в зияющую пасть голодной тьмы.
В грозовом озарении птица взлетала на верхний ярус неба к свету Полярной звезды,
В земном очаге искра чутко осязала заблудившуюся в трущобах промысловую удачу.
«Горизонт мечты»
В зимнее солнцестояние у заснеженной вершины побледнела закатная луна,
Тонким мерцанием окутанный ягельник, чуял на птичий шажок ближе весна.
В переплетение снежных троп кочующие олени перерождались как Солнце,
Родился братишка вечный странник вольный ветер изменять таёжные судьбы.
Нагромождения каменных глыб под корочкой снега новому солнцу не помеха,
Просвечивая вскользь хвою меж сторонами света, луч будил от снов всё живое.
В заслоне ледниковых каньонов вечно застывшие тени ослепли от яркого света,
Пережив ночь и раскрыв объятия, горизонт мечты штормом приблизила заря.
Открытым взором, измеряя рассветную тайну, грядущей весне расчищая тропу,
С грани бездонных небес расправив крылышки, птица счастья полетела к гнезду.
«Олень-Гром»
Над Землёй в седьмом слое Неба парит островок из бегающих по кругу облаков,
Олени Гром, Молния и Эхо странствуют между мирами небес и радужных очагов.
Сопутствуя удаче, со звёздных просветов Олень-Гром сотрясает Вселенную грозой,
Вздуто гремит, рёвом грозит, грохочет раскатами, мхам несёт плодородные дожди.
Семь земных слоев огненным потопом проходит очистительный пламень молнии,
Дыханием, оживляя животных и птиц, у небес выпрашивая для детёнышей пищу.
Среди неурядиц, тьмы, холода, пепелищ пожаров хищников и бессудной добычи,
Творит порядок, свет, тепло заботы, образцы поведения и охотничьи положения.
Ниже - мира преисподняя Олень-Эхо пробирается сквозь слои ледяной мрачности,
Отсчитывает сроки страданий испепелённых душ и определяет злодеям грядущее.
«Ветер надежд»
На подходе к третьему подолу Высокого Неба засияла судьба в вечерней глубине,
По слежавшемуся насту Солнце жизни упрямо кралось прочь медведем в берлогу.
Под оплетающей россыпью созвездий в горах вечной метели олень добывал ягель,
Заметала вьюга бархат закатной Луны и без ветра надежд стала судьба безучастна.
Пурга давила на силу воли, чувства сжимала тоскливой западнёй стена снегопада,
Промерзало сердце в камень, в душе предвечный огонь костерка не угасал дотла.
Белобокая Луна вскинула тучу на рожки, снег от оленьих копыт полетел к звездам,
Волка жадного клыков остерегаясь, Солнце в чащобах не сбилось с торной тропы.
Озарённая зарёй без взвизга и слёз лизнула языком шершавую руку верная лайка,
В блеске рассветных лучей встретились дуновение весны и оживающие мечтания.
«Небесное счастье»
Созвездие Малая Медведица сладко зевнула в люльке из меха чёрного зверя,
Из далёкой бездны снежинка-сиротка упала на верхушку хвоинки лиственницы.
Кочующий Олень-Облако, окунул семь копыт и рога в зеркальную гладь озера,
Чудесной чашей разлитой, среди ледников и отвесно растущих к звёздам скал.
Среди поворотов и тупиков движения в глади потока материнское гнездовище,
Луна сияет сквозь тьму, подсвечивая воду тропинкой надежд перелётной птице.
Летают бабочки над бурным порогом и сквознякам заводи, жизни замыкая круг,
Пленяя сердце красотой мечтаний о возвращении к зародышам земной радости.
На перекрёстке падения звёздных дождей в отчаянной истоме заплакали души.
Теряется счастье в прозрачной глубине седьмого яруса бездонного мироздания.
«Новое начало»
Крылатая птица швырнула перо яркой молнии за кромку беззвёздного неба,
Сущий огонь зажёг шар Солнца в бездонной мгле, отделив свет Луны от тьмы.
Созидающие явления - гроза, буря, дождь, радуга, снег принесли плодородие,
С взгорбленных вершин гор бурно потекла порождающая жизнь снеговая вода.
От донного песка смешанного с пухом ныряющих птиц вырастали проталины,
Опоясанные небесным сводом проснулись кедровые семена и пустили корни.
Обнимая облака, одевалась в хвою тайга, распускались соцветия у багульника,
Дух блуждая, входил туда и сюда, вселяясь в новые судьбы добычи и охотника.
Выслеженный олень затаился в можжевельнике, заживляя опасением ранения,
Первозданные звёзды с небес ниспадали, Олень-Земля нарастала камнепадами.
«Солнечный знак»
Солнце-мать была для таёжника источником жизни, кормилицей и любимой няней,
Тёплым лучом очищала холодные горы от хищников и на них возрождалась жизнь.
К светилу обращался за охотничьей удачей, выбирая направление долгих странствий,
Верил в обрастание добытого зверя новой плотью и охотился в светлое время суток.
Солнце видело и знало о прекращении жизни в живом существе добытое не впрок,
Побывавшего в гостях довольного зверя возвращало в таёжные угодья прибытком.
Советовался с рассветом в различных жизненных случайностях, чувствуя усталость,
Светило направляло к кочевому счастью, с утра до вечера поддерживая храбрость.
Посвящал необъезженного оленя, выстригая на хребте шерсть солнечными знаками,
На нём не кочевал и не охотился - олень становился собственностью Солнца-матери.
«Наречение»
Маточное стадо имело слог неисчерпаемых имён для новых поколений оленят,
Случайный птичий звук или отклик эхо, могли стать личным именем младенца.
Оленёнок родился во время студёной пурги, извлёк имя Судьба-Жизнь и выжил,
Родители убаюкивали малыша на мху, ласково называя его именем-прозвищем.
Во время переходов по перевалам и воде нажил открытую дразнилку - Кочевник,
Он глотал ветер и походил на Оленя-Облако, душа которого вселилась в телёнка.
Избегая появления двух друзей живущих одновременно с подобными именами,
Окружённое запретами вещать взрослое настоящее имя получил по небо предку.
Выживая в звериных дебрях, обретал настоящее имя по своим повадкам и нраву,
Имя приобщение в вожака чуял в видение, но никогда не произносил его открыто.
«Дальняя вечность»
Бесконечность Саянских созвездий на заснеженной бескрайности горькой разлуки,
О счастье грезит наяву кочевая даль пространств, без ощущения времени и стоянок.
Зной синевы, отраженный в мечтах, каждым вздохом всходящих к вершине оленей,
В недвижном томлении скал и пиков тяжёлая кочевая тропа вдаль изобилия впустит.
Отболев в одиночку, глотками жадно пила луна сиреневый хрусталь зеркал озерных,
Во мгле полной чаши таяла россыпь намокших звезд, померкла роса в самообмане.
Золотым бликом, отразят отсвет очага ленточки счастья на тропе далеких странствий,
Проведут отражением задумчивых слёз в глазах оленей бездну каньонов и ледников,
Гребням скал мигом туманным покажется дальняя вечность расторгнутых рук облака,
Встречая в недосягаемо долгой выси свежий ветер, кометы и вершин бесконечность.
«Высокая Луна»
Стая куропаток бродила за метелью, открывая и закрывая снегом небесные двери,
Под мелодичный плач душ тугих ветров в соболиной шкуре с Севера пришёл ледник.
Вечно седые вершины, зубцами поддерживая бездонный небосвод, дарили покой,
В неясной дали снегов, камней и ягеля кружатся вьюгой надежд свет и тени счастья.
Чудный, как наивная мечта бредёт в бескрайней задумчивости скалистый хребет,
Бесстрашно встречая красоту, летающих кормится к Млечному пути крошки планет.
С краешка звёздного гнёздышка высокая Луна прозрачною душой смотрит в суету,
Где свободной птицей пролетает неугасимый свет Зарниц, пробуждая от сна Рассвет.
Снежным взором сквозь туманную мглу забытых земных видений ищет стадо оленей,
Глазами отражающих блеск участия осеняющих крылом удачи блуждающих комет.
. «Песня Куропатки»
Птица мечтала долететь до Полярной звезды, сроднится с её ледяным оперением,
Птица Саянской земли не умела просить, кричала дуновением окрылённой Души.
Ветер сокровенно стонал и кричал строки о глубинных небесах и бескрайних горах,
О свирепость пурги и злобность метели трепала птаха белокрылые поющие перья.
Певунья терзалась, металась окриком, забирая у вьюги унылые песни безответные,
С грубым ветром потерь, скучая скулила, песней жгучей звёзды о счастье просила.
Ветер, прощаясь, во весь рот выл под студёной звездой, птица мелодию подпевала,
Тоску с созвездий беззаветно сдувая, знала, что птичья любовь высоко и она кратка.
Крылом на восход зари, строки слагая о скалистых вершинах выше звёздных небес,
Напевая песню лучистой удачи в ернике, снежная куропатка вила гнездо на облаке.
«Белошейка Весна»
Вихрь пронесся, догоняя его, заискрились Звёзды, засветила Луна, взошло Солнце,
Очнувшись от сна, задышала живая жизнь деревьев, зверей и птиц на Небе и Земле.
Блеснув снежным оперением, поземка поперхнулась хвоей у ягельной проталины,
Нежданно дикая стая с тоскующим гомоном потянулась ближе к северному вдоху.
Ветер о тальник споткнулся, по дремотной шкуре кедра сквозил Небесный Олень,
С капелью слезинками по оттаявшей тропе ступала невидимкой Белошейка Весна.
Накинув на плечи радость облаков, наледь водопадная звонко засмеялась ручьям,
Дух-спаситель развесил сережки тальника над звериной норкой и певчим дуплом.
С семи ярусов небес, озябшая Луна призывала сердца ледяной просини созвездий,
В пуховом гнезде пристально высматривать восход озаривший путь бесконечности.
«Поперёк неба»
Имел за плечами не возрасту суровую жизнь, тайгу прошёл с краю и вдоль и поперек,
Раздевал добытого зверя вместе с рогами, душу отпускал на волю к Полярной звезде.
Дух-покровитель промысла жил добрым предком Оленем-Небом с хорошей судьбой,
В чутком отсвете бродящей по созвездиям Луны отзывался бездонной глубиной снов.
Сила Зенита в потоке сознательных желаний, в бреду тьмы дало почин прозябанию,
Со дна криком души поднимал указанные знаки, а одежду скроил из меховых шкур.
Блуждая поперек времени, изгибалась душа меж мыслей звёзд и намерением комет,
Метеорит заступался за раздумье перед Матерью неба, дотла выгорая поперек мечты.
Предназначенной тропой ступала нога таёжника, на изгари отыскивая душевный Путь.
Душа тлела, поперёк себя падала, вспоминая горечь прожитых дней вновь зажигаясь.
«Солнечная птица»
День и ночь птичка с шумным сердечком держалась за хвою на верхушке кедра,
Выпила дождь и положила его во вьючную сумку рядом с кусочками созвездий.
Туман отполз за край каменистого перевала, расступилась мгла слепящего снега,
О золу обжигая клюв и когти раздувала перьями пламя в очаге небесных желаний.
Солнечный огонь выгорал в уголёк, со свистом ненастья зной ниспадал в зарницу,
Белым дымом обугленный пепельный пыл пташка предвечерней зарёй зажигала.
Закатным лучом лазури, мелькая на обмёрзлой ветке с липкой кедровой шишкой.
Солнцегрудая птица терпеливо толкала терпкую крошку пламени из яви в небыль.
В ночи оленей кусающий хищник резким движением сон птицы не робко спугнул,
Лунные рожки с запахом снега подцепили озорницу, возвращая к свету созвездий.
«Языковое гнездо»
В ущелье горных хребтов кочевник был не силен, прятаться от чуда родного слова,
Слово берёг, чтобы добыча не убегала, испугавшись видений из сказочных образов.
Прислушивался, о чём пела могучая лиственница под шквальным порывом ветра,
Силой речи отводил волчьих духов от оленьего стада и недугов от своих сородичей.
Влюблённый в открытость слога, душу взрывал сочетанием из трёх и более гласных,
Верил в реальность минувших сказаний и языковую связь поколений, не прерывал.
Дрожащей крик спасал в минуты опасности, давал уму помечтать и честь сохранял,
Сокрушался, когда тоскующему сердцу не с кем было говорить о грядущих походах.
Бесписьменным голосом очищал изморозь звёзды Млечного Пути над пиками гор,
В месяц птичьего взмаха крыла призывным кличем дремлющее Солнце пробуждал.
«Возвращённая жизненность»
С детства кочевал по тайге, болотам, рекам, горным хребтам с непуганым зверьём,
Охотился в дремучих дебрях, где невозможно жить, а нужно постоянно выживать.
Не вредил природе, добычу удостаивал особой чести возвращением жизненности,
Взятая из тайги жизнь не исчезала, а предавалась земле глазами добытого зверья.
Проведение судьбы определял, как вели себя возвращённые души в новых телах,
Срастаясь со страданием небес, где светит Солнце, Луна и камень достаёт до звёзд.
В голод питался необходимо и достаточно, знал всё, что его окружает, есть он сам,
Нож считал шестым пальцем, копыта - продление ступни, глаза - восприятие мира.
Свободный дух кочевания чтил не столько частью Земли, сколько долей Космоса,
Алчные лишались сил, он в угодье воссоздавал экологически чистый образ жизни.
«Владетель»
Живое и неживое в мире гор и неба, кроме тела имеет доброго духа-владетеля,
Добыв зверя и сняв его кожу, человек развешивал её на высоком древе жизни.
Просил прощения, принося извинение, думая, что душа зверя ему не отомстит,
Винил себя, что стрелу оперил чужими перьями птиц, натянув лук, искал цель.
Дух охотничьей удачи скуп, давал из таёжных запасов питание крайне неохотно,
Бестелесно блуждая, он нуждался в пропитании, жилище, развлечениях и заботе.
Изменял места обитания сохатого, не плодоносил кедр, соболь уходил из угодья,
Душой заблаговременно примиряясь, после долгих просьб обменялся припасами,
Дух невидимый умножал изюбря и кабаргу, ветряным дождем костёр не изгорал.
В тёплом чуме со смолистым запахом угощал владетеля красной и чёрной ягодой.
«Веточка молнии»
Во всполохах зарниц вьются пролётная стая птиц на кончиках лучей утренней зари,
На розовом небосводе оживляют облачение и обечайку бубна предзакатной луны.
В трепетной чистоте горный ветер на перевалах порождает и хранит судьбы живые,
Праздником в сердце, направляя заветные звёзды, падающие с первого яруса небес.
У новорождённых оленят от свежей соли, белым ягелем пересохли трещины на губах,
Глотая смолистую изморозь облаков с небесной шкуры, расколотой веточкой молнии.
За небесной водой птицы-грозы полетели сквозь маревые просветы солнечного света,
По туманной мгле олени побрели в исток реки покрытой проталинами с зубами грома.
В бесконечном избытке миров жизни обозревая изменения сезонов для будущих душ,
Обустроив гнездо на материнском древе, птаха-отсвет сблизила будущее с прошедшим.
«Безвременье»
В период становления Неба первозданным началом творения был холод ледниковый,
У Земли зарницы и грозы разрывали в клочья света и тьмы безвременные дни и ночи.
Поддерживающее небесный свод Древо Жизни разрасталось, созревало и засыхало,
На ветвях наблюдающие духи не стыдились клыкастых зверей под толстыми шкурами.
Во мгле затмения Солнце и Луна поедали друг друга, переламывая охотничьи нравы,
Сдвинутая смерчем первозданная чистота полога Небес опрокинулась в слякоть дна.
Звёзды падали, сжигая таёжные угодья, огненной водой омывали землю от напастей,
Зацепились за край Света, семь ветвей Древа обуглили жизненное гнездо-колыбель.
В полузатопленном дупле от краха спаслись птичьи детёныши и бродячая живность,
Кончающееся начало по вечному кругу возвращалось, с праха возводила туман в лёд.
«Алый отсвет»
Растворённое в закатном мареве обогнув быль и небыль солнце затаилось,
На снежниках заискрились алым отсветом трепетные тучи и бездна сгустилась.
Узрев догорающий луч, зацепилось за скалистые обрывы стадо рваных теней,
Укрывая ледяными туманами тревожимые скрипом стойбища на перевалах.
Жизнь помчала вперёд лосиным шагом, минуя чёрную позёмку в буреломах,
Открыла бегущим вдаль тропинкам затяжные подъёмы к блеску снега насыпом.
Заполнив счастьем зарева зари согретую звёздами полосу неба вдоль метелицы,
В бархатной тиши оленей всматривающихся в судьбу встретит дыханием счастье.
В переулочках души прохладой мерцания Луны мелькнёт лик Вечерней звезды,
Обновляя миражи золочёных горных вершин в круговерти Большой Медведицы.
«Второе рождение»
Трущоба тайги освещалась взлетающим к надзвёздным мирам пламенем кострища,
Напевала песню бесконечной тропы оленья душа, воплощённая в шаманском бубне.
Осмысливая своё предназначение для сохранения исконных мест обитания от души,
Искренно без перегиба понять добро и худо, страдать о промыслах и пользе жизни.
В души порывах и боли звеня металлом подвесок на сердце побеждать причину зла,
Клыками и когтями породнённого зверя защищать от невзгод и стихийных бедствий.
С перепутья троп и судеб глубоким чувством веры, в видениях страждущих исцелять,
В бесконечных утратах учился любить вечное кочевание для добывания пропитание.
Соприкасаться и падать в другие миры, подниматься шагать к мигу второго рожденья,
Зов направлял лазить в дебри дремучие, а следить за полётом птиц и бытием зверей.
«Предчувствие»
С вершины радуга вспорхнула в небо, выглянуло Солнце, дождик до дна иссякнул,
Семицветная птица обнимала небо своим сияньем, возвращая ушедшие желания.
К правде жизни тянулся человек и на радуге клялся, за нарушения небеса карали,
Не сплёвывал в огонь кострища, строгая судьба урочище одевало в оковы пожара.
Не обижал ни восходящую зарю, ни дождь, ни ветер, ни снег, ни молнию в грозу,
Страдая летом от овода и мошки, выхаживал плачущего оленёнка днем и ночью.
Берёг вещающих о добыче зверей и птиц, что крылатое эхо духами родов считало,
Удачу и везение по краю тропы за собой в знамении и силе терпеливо приносил.
Хранил впрок пустеющие запасы явлений, прошения о медведе, изюбре и соболе,
Ветер попутно ударял по хребту, воспламеняя заревое светило в звёздной неволе.
«Тени туч»
Кочуя вдоль каменной гряды по наледи рек, дебрям дремучим и топи болот,
Олень на затяжном подъёме к звёздам грудью ледяные туманы раздвигал.
Расставаясь с улетающими в небытие мечтами, глядел в далёкий свет в ночи,
Прилипая к перевалу, хмуро и сердито проливал слезы струящийся поток туч.
Из пустоты наклонив лицо навстречу притихшим душам в расцветающей заре,
Пламень молнии обнял тучи, пошатывая убегающие тени из сердечной глубины.
От удивления порывистый ветер надулся и сломался в плеске бегущего ручья,
В блеске созвездий заскользил навстречу надежде подраненной в крыло птицей.
Повинуясь силе земной соли, олень копытами встал на плечи скалистых вершин,
Ожидая, когда сквозь трепет тени, прах и снег облаков прорвётся сверкающий луч.
«Радость рассвета»
В мрачной сфере небес, любовью движимая заря приоткрыла стены отвесных скал,
Радужный блеск росы заиграл вдоль бегущей к пленительным желаниям тропинки.
Покровы мрачные разрывая, грёзы ночи россыпью угасали в зарождении рассвета,
В мерцании Утренней звезды с насиженной кладки вспорхнула птица на плечи неба.
По краю бездны скользнул к молодым побегам струящийся лучик прямою стрелой,
Во всполохах далёких зарниц разгорался нетленный источник лучезарное солнце.
Возникнув из пустоты живых бесчисленных миров искры к кедровой хвое приникли,
Даром счастья души, прикасаясь к учащённо бьющемуся сердцу кочующего оленя.
Горячим вдохновением, зажигая путеводный свет и страждущую плоть звериную,
По перевалам восходящим к бескрайней вечности вершин всецело раствориться.
«Трепет сновидения»
Утверждая бессмертие времени, лунный круг закатился за заснеженную вершину,
Ввысь устремляя движение, перепутались кочевые тропинки на текущей наледи.
Пирамидами, отмечая полноту разрывов затяжной тропинки к ягельному перевалу,
Резко бьёт метель, стылым ветром в грудь, погружаясь в забвение, зовёт упасть вниз.
Промелькнули мечты об отсветах осознания жизни на обратной стороне планеты,
Под звездою в ночи путеводной сердце почувствовало зов острозубого горизонта.
В пламени зари костром-очагом загорает багульник, соединяя земное и небесное,
Дымом серебрится на каменной россыпи ягельник, сочетая зрелое семя с побегом.
Ленточки из ткани трепещут крыльями птиц, удерживая в равновесии тьму и свет,
Тенью неведения в отсечении ночи улетают сновидения об давно погасшей звезде.
«Птичий день»
Выше открытого неба летала Общая мать, как крылатые духи породившие Землю,
Чутким ухом пугливой синицы прислушивалась к обитателям в приподнятых стихиях.
В день весеннего равноденствия птаха рассеивала туман на ягельной шкуре пастбищ,
Обновляясь Солнцем пернатым взмахом крыла приносила оттепель шальному ручью.
Взлетев из птичьего гнезда, перевоплощалась в пёструю Луну, бегущую меж облаков,
Хозяйка зверей – кукушка заговором отмеряла сроки жизни и будущие судьбы оленят.
Если олениха не могла долго родить, к ней пернатый дух приходил звёздным ветром,
На спину животного он опускался позолоченной гусыней нарождения Луной надежды.
На медвежьем празднике у котла пищи появлялась дарительницей жизни - вороной,
На берлоге старого медведя-шатуна возрождала в облике новорожденного малыша.
«Точка восхода»
Под кормчей звездой бесконечно шагала волчья стая ведомая голодным воем,
У вечных снегов чутко стоящему дикому стаду оленей медленно приближалась.
По тропам размышлений задыхаясь туманом, пробежал случайно шумовой заяц,
Мимо ленточек на шестах остовах чумов жилищ волк прошёл неспешно стороной.
Следом за лучом закатного лунного свечения сохатый из тени не убежал от погони.
Отпуская на вольную волю мысли и мечтания в испуг порхнул замёрзший глухарь.
Под Утренней звездою у озарённого ягельника у лапы волка глубокий снег обвил.
Познав непостижимую тайну жизни и прозябания, в след дышал наискосок зверь.
В поисках заветной точки восхода стоящего солнца не спеша брело оленье стадо,
Наперекор метелям огибая лавины и камнепады, светом окутывая вольные души.
.«Неуловимая душа»
Встающий рассвет растопил отпечатки лап куропатки на мосту из снежной радуги,
Камешек-голыш в бурлящем потоке плескаясь рухнул в талую чернь речного дна.
В белый день равноденствия весны прилетели птицы к долгожданной проталине,
Стадо оленей брело в круговой тропе, на ходу разделяя будни и ведения пополам.
Солнце чуть-чуть коснулось верхушки кедра, раскат грома разбудил выводок лисиц,
Шатун равный по силе сотне волков в густом ельнике, зализывал рубцы от клыков,
В ознобе соскрёб когтистыми лапами снежок и забросил комочек лунным предкам,
В необычно изогнутые рожки оленя поселилась неуловимая душа дарующая удачу.
Огнем костра играя, в кронах судьбы дуновением дала облакам смысл стремления,
Надевая глухариные перья, пила березовый сок, покоем дыша в истоках торжества.
«Узел орбиты»
Вздыхая грудью льнущие снежинки и чуя крутые отроги склона горного перевала,
Нежные пуночки садятся на поток талой воды, стекающий по поверхности ледника.
На скалистых пиках непреклонных вершин облака сдавливают в тиски сновидения,
В блеске луны встречает сладость пробуждения о скалы изодранный в клочья ветер.
По протоптанной тропе годовой путь Солнца, прокручивает обороты жженых комет,
Раскачивает в снежной мгле воздушно-нежные крыльями звёзды рождающие зори.
С бесконечной плоскости небесного равноденника к бродячей тропе поры рассвета,
Оставляя отпечатки маленьких стоп, мечтают долететь до восходящего узла орбиты.
Огибая затмения, птицы наполнят счастьем бездонной лазури рваный бег времени,
Выстраивая полёт небесных тел точно в одну линию, соединят прошлое и будущее.
«Петлистая тропа»
Сквозь снежную пыль перевала шагая, олень несет рога, царапая звёздные небеса,
Амулет дарит ему силы и мечту хорошую в сердце, возможно она станет реальной.
В звездчатой сыпи неба клонит в сон, наверно оленю приснится Луны нетленность,
Тайга насладится жизнью, сквозь туманны в реке увидев отражённый луч солнца.
Не мучаясь ожиданием идти не тореным путём без сомнения, от высот белел висок,
Трещал кедровый стланик, сгибаясь под колючим ветром, засыпал следы пургой.
Спотыкаясь о камни и лёд, рискуя и ошибаясь навстречу путаным шерстинкам судеб,
Непрестанному ходу нет конца и петлистая тропа не преграда между отвесных скал.
Для заплутавшей души назад нет ходу, не сворачивая с пути, откроет новый перевал,
У Млечного брода оленёнок отхлебнёт хлябь бездонных небес и зачерпнёт ладонью.
«Пламя души»
Прорывая преграды сна, таёжник всё живое и не живое считал одушевлённым,
Добытым животным одну за другой возвращал души на пустынные перевалы.
Вверх бежала тропинка тайной впечатлений, полученной под влиянием видений,
Дабы умилостивить силы небес совершал освящение, огнем багульника на льду.
Тошнотворный запах гнили стал основой веры в существование двух разных душ,
Одна в течение всей жизни связана дыханием с телом, маячит маревом усталости.
Хождением сквозь тени чувствовал в обмороке разумом свет, от вечных сновидений,
С утренней звездой, с зарёй и с солнечными брызгами тайный жар в душе не тленен.
Тоску измеряя, возжигал пламя двойной души, словно избавление от шока нервов,
В силах снова кочевать, размышлять и дышать с наслаждением струнным ветром.
«Медведя дух»
Потомок медвежьего рода по приметам определял успех предстоящей охоты,
Слушал поступь ходового зверя и ворчанье подходящего из бурелома медведя.
Опасался преследовать убегающего зверя, добывал всегда по неосторожности,
Медвежьей песней просил не гневаться, отпуская братишку к знамениям небес.
Уложенный мордой в кедровую хвою добытый медведь не опознавал человека,
С надетой на голову шапки, на уши серёжек, на когти колец вспархивали души.
В зверином танце, спрашивал зверя, желает ли он бродить по тайге духом рода,
Одна душа уснула, другая душа улетела на небо, третья оставалась духом очага,
Живой медведь-дух душой всё в угодья примечал, чувствовал, ведал и оберегал,
Снимая запрет на вкушение мяса, пробуждал веру в силу магии медвежьего тела.
«Облако-Олень»
Посреди всплывающих опытов порождённых жизней выпал жребий стать Облаком,
Болотной дымкой стужи без счастья и печали в душе затаился безрадостный зверь.
В сгущающихся потемках внедрился в сознание выпуклых надзвёздных видений,
На заснеженной гряде видел вспышки света отражённые в мыслях Облако-Олень.
Без передышки веря в бессмертие родившихся на свет душ дальних странствий,
Мысленно зрел темноту слёзы, мучительно ревел десной разъеденной о ягельник.
От прелести неприкаянная душа парила призрачно вслед за закатным светилом,
Рвала сердце, дождём плакала и летала над сумерками озёр у обвала-перевала.
Над пустым одиночеством рос, непокорное Солнце взошло поворотом босых лучей,
На изгибе скалы качая колыбель утраченных надежд для не рождённых душ ветра.
«Кормление огня»
В чуме-жилище дымовое отверстие имело створку в пространство мира созвездий,
В предчувствие удачи всех помогающих духов Вселенной кормил через пламя огня.
Огонь-очаг сравнивал с солнечным ртом, проявляющим многослойную живучесть.
Медведю в берлогу не отдавал искру уголька, слепок с Солнца сохранял в бересте.
Огненный дух-охранитель приручал, видел в отблеске защиту, опору и обновление,
Пламя укрепляло нити жизни души обитающей среди лютых хищников и поветрий.
Оберегая от диких зверей, стихия огня разумно вела себя и возвращалась метелью,
Просил согреть, накормить и благодарил огонь за знамения об охотничьем счастье.
Упокоив поживу на ветвях Мирового древа, угощал пламя лучшим кусочком сласти,
Душа добытого зверя в медвежьем котле не истлела, из пепла возрождалась вновь.
«Древо жизни»
Небо насытилось светом Солнца, наглоталось тьмы ночи с бликом звёзд и Луны,
Распуская хвоинки - расцветала лиственница, в олений отёл прорицала кукушка.
Ветвями души оленьи уводила на поводу получать силу от верхнего загона неба,
Ветер бился о цветки-шишки разнося пыльцу по тайге, окуная души в странствия.
В просвет Вселенной машет ветками, с разлету соединяя Верхний и Нижний миры.
В свисте вьюг висят на ветвях облака, связывая все формы бытия добывать удачу.
Хвоя просыпалась на восход бубна солнца, оголённые копыта отмеряли время,
Оттолкнувшись, ветви-помощники двигали явления природы к свету истока добра.
Из глубин тянули обугленные корни смолу жизни, дающую корм, рост, тепло, уют,
Бренчала каменная соль, звала орлицу снизойти в гнездо мирового Древа жизни.
«Личная песня»
Отряхнувшись от снежной метелицы, горная осень вызревала красной брусникою,
В пустом гнезде косой ветер уныло повторял сладко-горькую мелодию странников.
С края скалы взлетая и падая в затмения, не запевала душа чужие личные напевы,
Покидая стойбище, имела ум, мысли, дыхание, одежду и личную песню - мелодию.
В пути оглашала духам цель движения и о событиях выживания сред лютых зверей,
Заклинала духов-помощников об удаче, выражая надежду на охотничье счастье.
С ознобом по коже сквозь каменную стену вслушивалась во всхлипы и рыдания эхо,
В бездумье безличного прозябания тихо пела ласковые песни о материнской заботе.
Радуясь и огорчаясь, обменивалась с сородичами распевами и слогом речитатива,
Потаённый напев личной песни на протяжении кочевания по тропинке - не меняя.
«Веснянка»
Сток речки, излучая тепло, смягчил сезонное похолодание воздуха на склоне горы,
Влага подготовила кедры к зимнему покою, в серебро оделась постаревшая Луна.
Осень облаком тепла прирастила почки и побеги можжевельнику в будущем году,
На ягельный луг лиственница осыпала золотистую хвою, разжигая гон у быка изюбра.
Преследуя самку, изюбр вступал в брачные игры, при угрозе зверя защищал подругу,
В снегопад и заморозки питался висячим мхом на деревьях, спал в лесной чащобе.
Отгоняя волка и росомаху, на проталину к речке привёл для отёла маточное стадо,
Отшумел ледоход, на расстилающейся кедровой хвое родился оленёнок веснянка.
Материнским молоком кормился летом до осыпания лиственничной хвои на иней,
С горстью веснушек на спине оленёнок привыкал к непогоде и стуже суровой зимы.
«Ленточка чалу»
С упавшим на проталину лучом нового солнца в рассвет весеннего равноденствия,
Рык медведицы напоминал таёжнику о смятении душ зверей добытых на берлоге.
Зажигая три костра кормления духов, очищения и приготовления заветной пищи,
В когти крылатого охотничьего духа на обечайке бубна подвесил лоскуты из ткани.
Заплетая на лентах узлы, мысленно прекращал ошибки, желая от них избавится,
К полоскам на рукавах крепил птичьи перья способные к полету, получая их силу,
В сопровождении птицы-спутника парил, оплошности сжигая в молниях зарниц,
Обещал делить поровну со всеми собратьями тайги добытый на охоте прокорм.
Мерцая от восторга, ленты отрывал от рубах вручную не шире лапки медвежонка,
Возрождённый зверь ликовал, но осуждал подношения богаче, чем сама природа.
«Ветер в ветре»
Являя в памяти переживания от стихийных бедствий, повсюду сторожил погоду
Обдуваемый со всех сторон света слышал, осязал, чувствовал запах нового ветра.
Направление тихого ветра заметил по относу убегающего дыма от очага кострища,
Лёгкое движение незримого ветра ощутил лицом, шумела хвоя, шелестели листья.
В умеренном ветре колыхались тонкие ветви кедра, таяли звёзды в ладонях Луны,
Свежий ветер раскачал побеги ягеля, перехватило дыхание, страсть обожгла нутро.
Качались стволы деревьев, ломались сучья, с трудом Луна взбиралась против бури.
Кедры вырывались с корнем, облаком металось время, жизнь вскачь убегала прочь.
Тайга рычала ураганом, затаилась звезда от убегающих туч, долго стояла на месте,
К тяготам привыкая, во вздохе могучего шторма покорно затихал местный ветерок.
«Вечный шаг»
В глазах серых хищников играют вечности мгновения жизни, о скалы разбиваясь,
Надежда, счастье и сомнения на грани перевала в вечности своей неповторимы.
Бесконечно длинные по камням и мхам болота под снегом и дождём тропинки,
С заснеженных вершин и наледей ручьев грохочут лавины по скалистым стенам.
Кедровый стланик острыми иголками хвоинок врастает во мглу снеговой тучи,
Укрылся бахромой изморози, лапы распростёр, спокойно спит вихрастый ветер.
Тихо задремав, вечная возвышенность небес Вечерней звездой светит в Вечность,
Прижатые к звёздам олени, по ягельнику движутся шаг за шагом в бесконечность.
Закатный луч Солнца, уходя от лунной погони теплом не греет студёную поволоку,
С озноба взлетевшая птица к Луне подняла на ноги из засады чуткую волчью стаю.
«Угольная пыль»
Радостная душа огня очень схожая с душой человека издавала звуки и искрилась,
Полётом искр огонь успокаивал чувства, потерявшего охотничью удачу таёжнику.
На костре готовя кушанье, первую ложку супа и глоток чая дарил солнечному рту,
Не плакал, удалому смельчаку нипочём тягота, сытый огонь помогал добыть пищу.
Неудачи заставляли, сомневаясь в правоте, пламя озаряло разум, как отличиться,
Разноцветными лоскутками огораживал несгораемое кострище на перекочёвках.
Совершал очищение, пройдя сквозь пламя, окуривал одежду и оснастку дымом,
Приобщался к законам огня, учился быть вежливым, как со старинным огнищем.
По следам на золе, оставленным на пепелище предсказывал будущее ненастья.
Отмечал лицо, угольной пылью багульника, кочуя по тропе за доступной добычей.
«Медвежья царапина»
Медведица ползучей тенью покинула лёжку в дремучем кедровом молодняке,
Утоптала тропинку по перешейку окаменелой лавы между озером и болотом.
С раскрытой пастью брела к каменной голове Хозяина тайги двигающей ледники,
Чутко обнюхивала ноздри, изгиб лба, глаза, язык, уши, клыки, провалы и хребты.
Мощь когтистых лап духа-охранителя украсила царапинами, души соединяя в одну,
Цветы роняли лепестки, воспалённые порезы скрипели шерстью ветра о зубы камня.
Властью наделённой от небесных светил вверяла по кусочку отметины в сознание,
В камне отмечая след, соединяла воедино однородных предков людей и животных.
Оттиском клыков продлевала запрещение охоты на тотемных зверей и птиц в угодьях,
Уходящее из-под ног небо награждало счастьем деторождения женщин бесплодных.
«Вестник весны»
На закате зимы духи бескрайних гор помогали птице верную искать тропинку,
В окружении вершин и позёмок наполнял смыслом жизнь живой подснежник.
Солнце просветом рвало в тучах клочья стужи, вызывая в сердце нежный озноб,
Вдоль каменистой реки сладостной песней ветер зазвучал с пересвистом птички.
Застуженная метелицей в туманных видениях задышала смола в кедровой хвое,
За оленьим стадом птица петляла, в поисках оттаявшей ягоды и личного счастья.
Пернатый вестник весны сквозь пургу стучался в оттепель к оттенкам ясных лучей,
Вила гнездо у березок из-под снега оттаявших, коротая в ночи сомнения и мечты.
Измерив кочёвками студёные перевалы, олени встали на брусничной проталине,
У потрёпанной ручейком наледи на заоблачном припёке родился милый оленёнок.
«Живой календарь»
Август - месяц линьки оленьих рогов и снятие с них шкурки, костная ткань твердеет,
Сентябрь - игры гона призывающих оленей драться рогами - за любовь терять силы.
Октябрь - начало зимней охоты на пушных зверей, ноябрь - месяц глубокого снега.
Декабрь - месяц выживания на морозах, январь - прекращение отыскания соболей,
Февраль - позёмка метет, приглашая сохатых кочевать по подмороженному насту.
Март - голова сбрасывает оленьи рога на проталину у ветреной вершины хребта,
Апрель - кочка ягеля оттаяла, а сквозь сухостой талая вода тянет траву к лучу солнца,
Май - замер крик ворона, на свет рождались маленькие оленята, жизни радоваться.
Июнь - дождь льёт слёзы, а туман дрожит и с цветов осыпает капли утренней росы.
Июль - у хозяйки тайги после медвежьих свадеб в берлоге малыши родятся здоровы.
«Жизни мать»
Из тьмы и стужи полетел олень к земному лону Женщины - матери птиц,
Из шерсти шкуры оленя приобрёл рога зверь-человек сын Матери-Неба.
Растворяя время в жизни пространства от медвежьей берлоги по звёздам,
Человек-олень просил огонь согревающих лучей чумища Солнца мудрости.
Прародительница духов воли всеобщая мать, невидимо ткала нить судеб,
Управляла Светом небес, ветром, снегом и безмолвием подземного мира.
Обновила меняющиеся времена года и воскресила плодородие земли,
Растущей Луной меря время - разделила год на месяцы, соединяя камни.
Путеводной звездой открывала охотничьи тропинки, приручила зверей,
Даровала продолжение рода и возрождающую жизнь у силы природы.
«Весенняя вьюга»
Крылатая птица через просветы в облаках наблюдала за Землёй,
Внизу разноцветный ковёр на пологих скалах гор покрылся инеем.
Одев, меховую шубу весенней пурги и перья белоснежной завирухи,
С падающей метелью спустилась с небес размножаться птенцами.
Сквозь морозную шалость вверх поднялся ветер цветы срывающий,
Вихрь обошёл гнездо, не собрал яйца птицы духа-провидца счастья.
Затянулись метельные сны, разлетелись в разные стороны птенцы,
На чёрной пестрянке крыльев к морозу отрасли пёрышки-снежинки.
Определяя, сколько лету нужно прожить до прихода суровой зимы,
Покидала удача того, кто вспугнул горный дух, витающий над скалами..
«Светлая душа»
На хребтине небес покрытой звёздной шкурой Большой Медведицы,
Под светом Полярной звезды жила надеждою и лаской согретая душа.
К гнезду душ-судеб ветер не подлетал, не пил плач страданий дождя,
Дух-покровитель перевоплощался в перья одеяние дуновение птичье.
Спасал от не мысленных потерь, подставив плечо из вихревых крыльев,
Окуренная горьким дымом неудач, не меркла от обиды душа, не сохла.
О многом взгрустнув, улетала облаком тоска в вечный круг всепрощения,
Расправив в сердце лучики светил, душевное зарево получало чудо роста.
В озарении чувств, как в пламени дрожа, душа становилась отзывчивой,
Возвращала в мир вновь появившуюся на свет душу, все души освящать.
«Врата Неба»
Из гнезда выпал птенец-звезда, к земле снисходя на крыле птицы-матери,
Ленточкой крадущаяся по облачной лестнице Луна поймала отсвет зарниц.
Ничего вверху не повторяя, буря наотмашь раскрывала в облаках просвет,
Понимая, горькие росы в беспомощных мечтаниях слёзы льют от радости.
Меж крошащихся звёзд кочуя, врата в небесах соединили закат и восход,
По эту сторону бесконечности, дыхание небес рождало зарево рассвета.
Показалось солнечное сердечко, разделив радугой небо на счастья ярусы,
Лучом, беззаветно разбрасывая озарённый свет в туман одетого горизонта.
Широко расправив неопалимые крылья, душа стремилась к сиянию света,
Утопая в лучистом створе дня, плоть вдохнула суть предвечного знамения.
«Родовая земля»
Земля - вечная мать пособница жизни зачинала при участии небесного начала,
Небо давало свет, тепло, осадки, пламя и осеменяло земное чрево зародышем.
Без земли не было воды, без Неба не могло возникнуть никакое живое существо,
Без отца и женщины-матери дети не рождались, Земля готовилась стать матерью.
Нутро земли кормило пророческих птиц, молоком плодородия в залог изобилия,
В вихре комет душа покидала твердь, а птичка ущипнула крупинку срока судьбы.
Не свивала кукушка себе гнезда, не растила своих детей, безгранично путешествуя,
На закате Солнц птица доживала отмеренный срок, с седым пером из ума выживая.
Обращалась к Небу бесконечно творила равновесие потомства из мысли самой себя,
Из отложенного яйца живые существа имели своего Отца-Небо и свою Мать-Землю.
«Земная шкура»
Небесная брешь бессмертия вечно двигала воду, солнце, ветер, звёзды к счастью,
На недостижимой высоте камни, горы, скалы обращались в каменных истуканов.
Уменьшая день, окоченелую жизнь забрала стужа, спать неподвижно на всю зиму,
Земная шкура Оленихи-матери покрылась льдом, тяжело вдыхалась снежная буря.
Увеличивая день, весна растопила лед, вода устремилась очищать наледи и голод,
Из дыхания Оленихи возник туман исцеляющий росой беду несчастья, муть горечи.
Из меха шёл дождь возрождения, потряхивала головой - сыпался снег обновления,
Несокрушимая Олениха замкнула в один круг водоворот жизни и непрерывность.
Из шкуры появлялись дети земли звери, растения, духи-помощники в перьях птиц,
В след улетающей стае уходил в берлогу медведь, с весенней птицей возвращался.
Читать авторские книги
