5.Партизанское движение

Чехословацкому корпусу вместе с белогвардейцами удалось в конце мая — начале июня 1918 года свергнуть власть Советов на значительной части Сибири.

Что же было дальше в нашем обширном крае?

1 июня 1918 года в Новониколаевске объявил себя властью  «западно-сибирский комиссариат», состояв­ший из эсеров и меньшевиков. Руководители его — члены учре­дительного собрания П. Михайлов, Б. Марков, М. Линдберг и председатель томской земской управы В. Сидоров заявили, что уполномочены «временным сибирским правительством» (Цер­бера) организовать управление на территории, очищенной от большевиков, и держать ее пока обстоятельства не позволят приехать самому «правительству». Одновременно возникло и правительство в Томске. Члены бывшей Сибирской областной думы, в свое время разогнанной Томским Советом, уполномо­чили наличных членов «временного сибирского правительства» (Цербера) приступить к исполнению обязанностей. Таких ока­залось пятеро: И. Вологодский, Г. Патушинский, И. Михайлов, И. Шатилов и В. Крутовский. Они провозгласили себя общеси­бирской властью и образовали «министерский аппарат». Но когда чехи захватили Владивосток, тотчас из Харбина при­были Цербер и члены его «кабинета». Они объявили свою груп­пу «временным правительством автономной Сибири». Но тут же объявился со своими претензиями на власть генерал Хор­ват со своим «кабинетом министров». Начавшиеся между этими и другими «правительствами» столкновения закончи­лись тем, что И. Вологодскому удалось уговорить Цербера и Хорвата сдать власть «томскому общесибирскому правитель­ству». В двадцатых числах июня всем гражданам Сибири было объявлено о переходе власти от «комиссариата» к «временно­му сибирскому правительству».

        Но кроме «сибирского» по России-матушке много было и других самозванных правительств. И силы контрреволюции поставили цель — собрать всю власть в единый кулак — во «всероссийское правительство». Об образовании такого прави­тельства и пошла речь на уфимском «государственном» сове­щании, которое открылось 8 сентября 1918 года. Спустя пол­месяца был принят акт об образовании «всероссийской верхов­ной власти». Ею стала «директория» из пяти лиц во главе с Н. Авксентьевым, избранная не по партийному принципу, а персонально. Но и она просуществовала недолго. 9 октября «ди­ректория» прибыла в Омск, а 17 ноября казаки во главе с вре­менным командующим Сибирской казачьей дивизией полков­ником Волковым арестовали находившихся в городе ее членов Н. Авксентьева, В. Зензинова и Е. Роговского и под конвоем доставили в штаб атамана Красильникова, где уже находился арестованный эсер Аргунов. Спустя некоторое время их выд­ворили из России, снабдив деньгами. На следующий день, 18 но­ября, «верховным правителем» объявил себя адмирал Колчак. В период власти «директории» он служил в ее «деловом мини­стерстве» в качестве военного министра, а до этого находил­ся на службе английскому правительству и ведал военно-стра­тегической стороной Восточно-Китайской железной дороги, потом был доставлен в поезде английского генерала Нокса на роль «верховного правителя». Вскоре на всех углах по Сибири расклеивалась «программа Колчака»: «Обращение к населению России. Всероссийское временное правительство распалось. Со­вет министров принял всю полноту власти и передал ее мне, адмиралу Александру Колчаку. Приняв крест этой власти в исключительно трудных условиях гражданской войны и пол­ного расстройства государственной жизни, объявляю, что я не пойду ни по пути реакции, ни по гибельному пути партий­ности. Главной своей целью ставлю создание боеспособной армии, победу над большевизмом и установление законности и право­порядка, дабы народ мог беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, и осуществить великие сво­боды, ныне провозглашенные по всему миру. Призываю вас, граждане, к единению, к борьбе с большевиз­мом, к труду и жертвам.

Верховный правитель, адмирал Колчак.

18 ноября 1918 года. Город Омск»

Адмирал Колчак видео скачать

Через пять дней после переворота в Томске проходила вто­рая Сибирская конференция большевиков (потом ее назовут Первой Сибирской, первая областная проходила 18—23 авгус­та). Пятнадцать ее делегатов представляли 2500 членов партии общирного сибирского региона. Она исправила ошибки первой конференции, запрещавшей локальные восстания и под­черкнула особую значимость таких восстаний в данный мо­мент, заявила, что все коммунисты, не работающие в под­польных организациях, считаются исключенными из рядов партии. Конференция избрала Сибирский ЦК ВКП(б) под пред­седательством А. Я. Нейбута.

Волна крестьянских восстаний и партизанского движения шла к нам с Алтая. Первыми там выступили крестьяне с. Черный Дол под Славгородом, и жестокая расправа над ними атамана Анненко­ва уже не смогла остановить движение масс. Восстание ширилось. 19 августа 1919 года вышел партизанский приказ по Славгородскому району, в нем говорилось, что штабу его уже не представляется возможным установить прямую связь со вновь формируемыми от­рядами восставших. Поэтому предписывалось создавать в волостях, и населенных пунктах свои военно-революционные комитеты, открывать запись добровольцев, формировать отряды.

Гусев Корней Тихонович ветеран гражданской войны среди пионеров

Участник партизанского движения Федор Павлович Лаптев мно­го рассказывал  о том периоде. «Хорошо, говорил он, запом­нился мне тот августовский день, когда к нам в деревню Горносталиху прибыли шестеро верховых из села Светлого, чтобы «подни­мать людей». Выделялся из них Петр Санников. С большим шом­польным ружьем за плечами с неустрашимым видом, он прямо-таки зажигал селян. Но нас агитировать уже не надо было. Быстро собрали фронтовиков, выбрали комиссара и начали учитывать ка­кое ни есть оружие. У братьев Шевчуков оказалось две винтовки, привезенные с фронта, у некоторых нашлись берданки, для осталь­ных, кто вошел в отряд, заказали кузнецу пики. Через неделю в деревню прибыл целый отряд партизан под командованием быв­шего фронтовика Александра Сергеевича Овчинникова. Здесь уже и мы выступили в готовности и пошли вместе на Злыдаревку, по­том в другие деревни».

Восстание разгоралось с каждым днем. Поднимались мужики в Лягушьем, Новоключах, Вороновке. Особенно по-боевому выступа­ли фронтовики в Чумашках. Это большое село считалось как бы партизанской границей (деревни под Купином, рядом с карателями, были «буферными», там работа не проводилась). Чтобы не дать зас­тать себя врасплох, повстанцы Чумашек выставляли за селом по­сты — частью на конях, частью — пеших. В одну из ночей из-за предательства Савицкого, местного богатея, такой пост был беляка­ми снят. Партизаны, захваченные в селе врасплох не смогли дать отпор и частью бежали. Пострадали не только взятые на посту, в селе были убиты кузнец, ковавший пики, и некоторые жители. Узнав об этом, соседние села направили ранним утром своих конников па помощь чумашинцам. Завидев их, колчаковцы спешно ретирова­лись,  на подводах бежали в Купино.

Схватка в Чумашках подняла боевой дух партизан. Они решили сконцентрировать свои силы и действовать вместе с определенной целью. Главной своей задачей считали разложение колчаковского тыла, сбор оружия и борьбу с карательными силами, всяческому препятствию продвижения продовольствия и других грузов для ар­мии «верховного правителя» по Кулундинской дороге.

Рост повстанческих сил вокруг Купина не на шутку встревожил местное правление. По просьбе «комитета спасения» из Татарска в спешном порядке прибыл большой отряд чехов и белогвардейцев под командой поручика Михеева (между прочим, бывшего жителя Медякова). Встреча партизан с этим отрядом произошла под Вороновкой и Гагарином. Стычка была недолгой. Партизаны поняли, что с пиками идти против пулеметов безрассудно и рассеялись. Ка­ратели начали искать комиссаров и «зачинщиков», чинить распра­ву в селах. Расстреляли несколько человек, спалили ряд домов парти­зан в Вороновке, Лягушьем, Горносталихе... С того времени, а было это в первых числах сентября, все, кто хотел сражаться с Колчаком, ушли в более вооруженные отряды. Многие фронтовики Горносталихи, Чумашек, других сел и деревень оказались в отряде Григория Семенихина, который провел несколько удачных боевых операций, участвовал в боях под Черной Курьей, Михайловкой (Кокуем), Верх-Каргатом. В конце октября этот отряд вошел в состав 2 батальона 9 Каргатского полка Сибирской партизанской армии, которой ко­мандовали Е. М. Мамонтов и И. В. Громов. Часть наших повстанцев входила в состав 3 батальона, отдельной группой действовал конно-летучий отряд А. С. Овчинникова.

Из воспоминаний редактора районной газеты Виктора Крестелева: " Не могу не рассказать о моей встрече с партизаном Ермилом Ахмаевым в Чумашках, тем Ермилом, который был в составе поста, преданного Савицким и снятого беляками. Застал я его на печи.

—   Спускайся,— говорю ему,— надо побеседовать как партиза­нил, как пленили и как удалось освободиться.

С печи не слез, но обо всем рассказал.

В составе того поста были он, Гурьян Авдеев, Андрей Тузов, Лупантий Шумаев и Григорий Зобнин. Пристал к ним и Павел Са­вицкий. За селом этот Павел то и дело отрывался от остальных и все с той целью, чтобы узнать, нет ли кого впереди. Наконец послы­шался перестук колес фургона и лошадиное фырканье. Савицкий быстро выскочил вперед и оттуда, из темени, крикнул: «Не бойтесь, ребята,— свои!» В темноте ничего нельзя было толком разобрать. «Здравствуйте, товарищи»,— приветствовал подъехавших Гурьян Авдеев. «А, товарищи тебе нужны!» — со злобой последовал ответ, и партизана зарубили. Тузова, Шумаева, Зобнина и Ахмаева связа­ли, бросили в повозку и отправили в Купино.

—   Ну а как же удалось живым остаться?

Без лишнего шума сентябрьской ночью партизан вывели из тем­ного застенка. На краю села, у поворота на копкульскую дорогу, скомандовали: «Стой!» И началась расправа. Один из беляков изо всех сил ударил штыком в спину Григория Зобнина. Тот пошатнул­ся и, цепляясь рукой за Ермилово плечо, упал наземь. Ермил хотел было поддержать его, но почувствовал как что-то обожгло поясницу и увидел конец штыка, прошедшего сквозь его тело. Каратель с силой дернул винтовку назад, и Ермил, широко раскинув руки, плаш­мя упал вниз лицом. В голове сразу помутнело... Очнулся, попробо­вал шевельнуться, боль была невыносимой, руки, ноги дрожали. Собрался с силами и пополз... до колка. Страшно хотелось пить. За спиной под одеждой при каждом движении хлюпала кровь. Перевязал тело, пошел от колка до колка. Деревенские женщины под Новониколаевкой уже вышли вязать хлеб, пришлось обходить сторо­ной. Наконец добрался до полевой избушки тестя. Она оказалась пустой. Побрел к колодцу, но и там ни ведра, ни веревки".

Видимо, не суждено было умереть Ермилу. На заимку случайно приехал рубивший в лесу дрова Егор Безроднов, увез партизана на о. Филатково, что в восьми километрах от Чумашек, там он и отлежался.

Чудом остался жив,— сказал Ермил,— желудок, кишки были пустыми, штык прошел, не повредив их. Кабы бы  нажравшись (как он сказал), то каюк бы мне.

Потом кто-то донес о скрывающемся Ермиле и его снова схватили. Освободился только после отступления белых.

К концу повстанческого движения армия Мамонтова и Громова насчитывала до 25 тысяч бойцов, контролировала огромную терри­торию. На подавление партизанского движения Колчак бросал зна­чительные силы, даже снимая с фронта. Но ничто не могло остановить развернувшейся борьбы.

По прошествии многих лет активные партизаны вновь и вновь задумывались над тем, как им, малограмотным людям, удавалось в то время убедить крестьян в необходимости с пикой в руках бороться против вооруженного интервентами Колчака. Ведь непросто было. Сибирская деревня переживала тогда мучительный процесс, связан­ный с выбором пути: куда и с кем?  В нашем крае отсутствовало помещичье землевладение, прослойка середняка была немалая. Тем самым сибирская деревня представляла благоприятное поле деятель­ности для эсеров, этих ярых контрреволюционеров, мечтавших о власти без большевиков. В выборах в учредительное собрание за них в Сибири было подано 75 процентов голосов, а за большеви­ков — только 10.

В конце 1919 года в партизанских соединениях Сибири против белогвардейцев и интервентов сражались (по данным центральной печати) около 140 тысяч патриотов. Кроме армии Мамонтова и Громова наиболее крупными были партизанская армия П. Е. Щетинкина и А. Д. Кравченко в Енисейской губернии (23 тысячи бойцов), Томская дивизия В. П. Шевелева-Лубкова (18 тысяч), Горно-Алтай­ская дивизия И. Я. Третьяка (18 тысяч).

        Для подавления партизан Колчак вынужден был держать в Омском округе 44530 солдат, Иркутском — 14422, Приамурском — 8800, в карательной группе Розанова — 6000. В это количество не входили войска интервентов, несших службу по охране в колчаковском тылу.

       История того, как  были разгромлены, армии колчаковцев и интервентов, довольно подробно отраже­на в литературе, посвященной гражданской войне. Заключительные хроникальные данные: 14 ноября 1919 года части Пятой Красной Армии под ко­мандованием М. Н. Тухачевского ворвались в столицу Колча­ка — город Омск. Началось паническое бегство на Восток бело­гвардейских и интервентских войск, частей мятежного бело-чешского корпуса. 23 ноября белые без боя сдали Татарск. 1 де­кабря были освобождены Каинск и Барабинск, 12 декабря с боем взято Коченево. 14 декабря красные дивизии вошли в Колывань и Новониколаевск. 22 декабря они взяли Томск, 2 января 1920 года — Ачинск, 6—7 января — Красноярск. 7 февраля 1920 года по постановлению Иркутского ВРК «верховный пра­витель» и его председатель совета министров Пепеляев были расстреляны. Позднее были преданы суду и понесли наказание другие руководители колчаковского правительства.

В Купино красные конники пришли 20 ноября 1919 года. Надо было видеть с какой радостью встречали их крестьяне волости, хлеб­нувшие за полтора года немало горя. Многие партизаны влились в красные полки и пошли громить врага до победного конца. Среди них Ф. П. Лаптев, В. Н. Крестьянников, И. В. Коченевский и мно­гие другие. Часть бойцов из конно-летучего отряда А. С. Овчинни­кова в начале 1920-го организовала сбор и захоронение останков жертв колчаковщины.

открытие памятника героям гражданской войны в городе Купино

Сегодня мы читаем на памятнике в Купине: «Слава героям, пав­шим за власть Советов: П. Ф. Аксенову, П. В. Булгакову, А. С. Белану, И. П. Бондаренко, В. Е. Воробьеву, П. Т. Валькову, Т. 3. Валькову, Н. Ф. Павлюковскому, Я. Е. Котенко, Е. И. Скородумову, С. А. Соловьеву, А. Я. Юшину». Между тем не все знают, что здесь захоронены останки не всех, чьи имена написаны на памятнике.

     Председатель волсовдепа П. Ф. Аксенов и его боевые заместители Никита Федорович Павлюковский и Степан Андрианович Соловьев были зверски убиты под Татарском, у деревни Бурково. Их похоронили ранее. Нет в братской могиле и останков Василия Егоровича Воробьева, красногвардейца Барска. В ноябре 1919 года, перед бегством белых, он и Сергей Евдокимович Ермаков (в то время кузнец Вознесенки) были обманным путем взяты белогвардейцами, переодевшимися в форму красных бойцов. Ермаков ехал в Купино, вдруг увидел: наперерез ему скачут с деся­ти верховых. Сперва он заволновался («от беляков не жди ничего хорошего»), потом успокоился и даже обрадовался: на шапках конников пламенели красные ленты. Назвавшись разведкой красных, всадники сообщили Ермакову, что в Купине белых уже нет. С ними Сергей Евдокимович и поехал, изливая по дороге свою радость. В Барске к отряду присоединился Воробьев, взявший у брата самого лучшего коня. Выехав за село, враги ссадили красногвардейцев с коней, привязали к седлам и всю дорогу до Купина били, а на стан­ции бросили в холодный вагон.

Подвела бойцов излишняя доверчивость. В то время они со дня на день ждали прихода Красной Армии, готовили себя к этой встре­че и, видимо, поэтому так легко оказались обманутыми. Поздно ве­чером белогвардейцы вывели Воробьева и Ермакова к березовому леску, и вскоре прогремело несколько выстрелов. Воробьев был убит, Ермаков ранен в плечо, упал и притаился. Когда каратели ушли, ом, превозмогая боль, стал уходить, с большим трудом добрался до деревни Морьевки, где ему помогли.

Тело Василия Воробьева похоронено в деревне Барск.

Василий Воробьев вместе с другими красногвардейцами участвовал в разрушении железнодорожного моста на 147 километре. Но крушения не произошло, провалился лишь паровоз, а вагоны оста­лись целы. Зато движение по дороге приостановилось на несколько шей. Только у Барска скопилось семь поездов. Белогвардейцы поставили на краю деревни пулеметы и начали сгонять жителей на ремонт пути. Они угрожали сжечь все дома и расстрелять каждого подозреваемого, если жители не выдадут тех, кто сжег мост. Они пытались сечь некоторых нагайками и шомполами, но это не помогло. Каратели могли бы принести деревне много горя, если бы не мастер пути Ермолович. «Эта деревня мирная и в ней нет парти­зан», — уверил он карателей.

Прах остальных, чьи имена на памятнике, лежит в братской могиле. Андрей Пимонович Пахарин и Петр Васильевич Булгаков, красногвардейцы, как уже сообщалось выше, погибли в Купине. Первого каратели убили за селом и для назидания и устрашения тело его, подперев кольями, посадили на канаву поскотины. Петра Васильевича взяли дома, когда он вернулся с пашни. Кто-то пре­дупредил об этом карателей. Отец и сын Вальковы — Терентий Захарович и Петр Терентье­вич, жители Георгиевки, новосельский учитель Алексей Семенович Велан, житель Метелева Евгений Иванович Скородумов погибли во время карательной экспедиции беляков летом 1919 года. В один из дней жители д. Георгиевки Николай Вальков и Яков Котенко об­стреляли колчаковскую милицию, рыскавшую по селам в поисках дезертиров. Из Купина тотчас на подводах был послан карательный отряд. В Метелеве он сменил нанятые подводы (на одной из них стоял пулемет) и направился в Георгиевку. Там беляки и начали чинить расправу. Вместе с Я. Котенко были взяты по существу не­винные люди — брат и отец Николая Валькова, а на обратном пути и другие вышеназванные товарищи. Их обвинили в поддержке крас­ных и пособничестве партизанам. Все они жестоко замучены в лесу за линией железной дороги.

В Купине схвачены и зверски убиты разведчики партизан из Мамона Иван Петрович Бондаренко и Александр Яковлевич Юшин. Участвовавший в похоронах брата И. Бондаренко Степан Петрович сообщил: «Мы со старшей сестрой Еленой Петровной точно устано­вили среди трупов у березовой рощи тело нашего брата. У него была отрублена кисть правой руки и отрезано левое ухо. Правый бок был пробит пулей, а грудь проколота штыком. У Александра Юшина на обеих руках не оказалось пальцев, разбит череп...».

      Старожилы помнили, что при захоронении в братскую могилу опускали двенадцать гробов с телами погибших. Девять имен на­званы, трое остались неизвестными. Их тела не были опознаны. Предполагают, что это были разведчики из других сел Здвинского района.

                                                                   * * *

Большая группа участников тех далеких трагических событий похоронена в братской могиле Чумашек. Сразу замечу, не каждый из захороненных там стал жертвой в силу сознательных действий против колчаковщины, не о каждом можно говорить с одинаковым почтением. К числу активных бойцов относят следующих партизан: Гурьяна Панкратьевича Авдеева, Григория Павловича Зобнина, Филимона Абрамовича Полещука (ковавшего пики), Григория Дементьевича Поршнева, Андрея Григорьевича Тузова и Лупана Анд­реевича Шумаева. Их гибель связана с боевыми действиями против врагов советской власти. Но погибли несколько парней по слабости духа, по заблуждениям. Сбитые с толку местным священником, выбрались из камышей и пошли с повинной к белякам те, кто де­зертировал из колчаковской армии или скрывался от мобилизации белых. Многие фронтовики предупреждали их отцов, что посылают сыновей на верную гибель (Колчак к этому времени уже никому не прощал — армия его была деморализована), а ребятам советовали садиться на коней и уходить в партизанские отряды. Но вышло так, как задумал поп. В один из осенних дней он собрал двенадцать сро­бевших парней, исповедал их и причастил, а затем смиренных уса­дил на брички и отправил в Купино. Каратели только этого и жда­ли. На пути в Татарск, у деревни Костылево, подальше от глаз, они устроили расправу. Восьмерых покололи, а самых молодых — сем­надцатилетних Василия Брюханкова, Ивана Коротаева, Степана Зобнина и Михаила Суханова избили. Им пригрозили смертью и повезли служить Колчаку.

Тела загубленных ребят — Луки Коротаева, Матвея Чернова, Андрея Безродного, Алексея Агеева, Андрея Волгина, Никиты Земцова, Дмитрия Зобнина, Василия Ленина — предали земле костылевские крестьяне. Там, где была учинена расправа.

В разное время 1919 года при разных обстоятельствах от рук колчаковцев погибли братья Федор и Нефед Ларченко, Василий Борунов, Тихон Трунцев, Иван Глущенко, Максим Удалов, Иосиф Котов, Александр Суханов, Кузьма Носов.

Коротко еще об одном памятнике — новоключевском. Здесь в братской могиле похоронены пять человек — Петр Бибич, Гавриил Тычкин, Владимир Чернега и двое неизвестных.

Ранней осенью девятнадцатого года Гавриил Степанович Тыч­кин был послан конно-летучим отрядом партизан (руководил им А. С. Овчинников) для связи в Карасук (где действовал отряд Сте­пана Толстых). Там он заехал к бывшему своему деревенскому жителю Федору Селютину и, доверившись ему, проговорился. А тот выдал его белогвардейцам. Тычкина долго и неистово пытали, а потом расстреляли.

Владимимр Петрович Чернега (из марьяновских крестьян, жил в Новоключах у тещи) был схвачен отрядом карателей из Багана. Увидев на улице конных и думая, что это партизаны, Владимир вышел им навстречу и доверчиво спросил: «Из какого отряда, ребя­та?!» Но эти «ребята» завернули ему руки, гнали до Багана и там  убили. Петр Бибич, молодой партизан, погиб в Лянино в бою с отступавшими под напором красных частей колчаковцами.

Назову еще два имени, оставшиеся глубоко в памяти жителей района, — Ефима Доропеева, первого председателя сельсовдепа в Рождественке, и его боевого помощника Михаила Чудина, много дней томившихся в каинской тюрьме и погибших вместе с другими борцами за советскую власть от рук белогвардейцев перед их от­ступлением. В дни, когда отмечалось 10-летие освобождения Сиби­ри от Колчака, в газете Барабинского окружкома ВКП(б), окрисполкома и окрпрофсовета «Барабинская деревня» (№№ 87 и 88 от 19 и 22 ноября 1929 года) о расстреле каинских узников подробно рас­сказывал член уездного совдепа М. Сурков. В его воспоминаниях есть такие строки: «Не могу забыть тех издевательств, которые тво­рили озверевшие конвоиры. Чудина М. Г. они поставили к дереву и как в учебное чучело с трех сторон вонзили в него штыки, потом на этих штыках подняли его кверху. «Эх, вы, люди-звери!» — только и мог произнести Чудин и тут же умер».

Жители Рождественки, а также приезжавший ранее в село сын М. Чудина Федор Михайлович ста­вили перед руководителями сельсовета вопрос о занесении назван­ных имен и имен других, погибших в гражданскую войну, на обе­лиск, сооруженный в память воинов Великой Отечественной вой­ны. Предлагалось как-то обособить эти имена, написать их на од­ной из сторон памятника. Однако здесь поступили по другому: про­сто дописали имена к тем, кто погиб в боях с фашистами, никак не пометив, что Е. Доропеев и М. Чудин — участники гражданской войны. К тому же непонятно, почему было дописано еще и имя В. Дурностукова. Да, он был активистом в совдепе, томился в каиннской тюрьме, но вышел из нее (после настойчивого ходатайства «заинтересованных» богатых рождественцев), раньше, чем была учинена расправа над узниками. Он вернулся в Рождественку, а позже сменил место жительства.

Страшное время пережил наш край. Как писала одна из газет, палачеству колчаковцев не было предела. Какие только муки не пришлось испытать нашим братьям:

—   их пороли, подсаливали раны и снова пороли, кровь от порок сливали в рот избиваемым;

—   им отбивали мускулы шомполами, отсекали шашками паль­цы, руки, ноги, вбивали под ногти гвозди, на дыбе выворачивали руки из суставов, накачивали в желудок воду;

—   их зарывали живыми в землю, сжигали на кострах, морози­ли голыми на снегу...

При всем при этом кричали: «Отрекитесь!» Но и в предсмерт­ном стоне слышалось: «Никогда!»

Потомки героев гражданской войны всегда будут помнить име­на тех, кто в трудную годину боролся за власть Советов. К их моги­лам не зарастет народная тропа.

В. Крестелев На Купинской земле. - Новосибирск. ГП "Новосибирский полиграфкомбинат". 2004. - 284с.