Embedded Files
Борис Павлович Кравцов (06.08.1914 - 24.10.1967) - полковник юстиции, кандидат юридических наук, муж Лидии Александровны Тюрьморезовой, дочери А.П. Тюрьморезова
Б.П.Кравцов с дочерьми Наталией и Людмилой
Б.П. Кравцов с женой Лидией Александровной Кравцовой (Тюрьморезовой)
и дочерьми Наталией и Людмилой, г. Кисловодск
Биография (из записей Л.А. Тюрьморезовой в зам. Кравцовой)
Кравцов Борис Павлович – рожден 6 августа 1914 года.
Двухмесячным подброшен в Смоленский детский дом. Был завернут в хорошее одеяло, при нем была записка: «рожден 06.08.14, звать Борис, крещен» и пять золотых рублей.
В полгода Бориса усыновили - Кравцов Павел с женой Агафьей Петровной. В придачу к Борису им дали корову. Жена Павла корову доила и поила молоком Бориса, а в основном молоко разбавляли – на 1 ведро два ведра воды – и продавали. На вырученные деньги жили. Свои дети у них все умерли, а Борис выжил. Борис помнил, как в три года он еще не ходил, а стоял в «дужке», опершись подмышками.
А как только начал ходить, Павел стал брать его с собой за поводыря. Павел был слепой и ходил попрошайничал. Он толкал Бориса за калитку, а сам стоял у калитки и не давал Борису выйти. Он говорил: «Иди в дом и проси», - и он шел и просил. Но бывали за забором и собаки, они нападали и кусали его. Борис потом всю жизнь боялся собак.
Когда Борису было 8 лет, он при подобной ситуации от Павла убежал совсем. Ходил по Смоленску и у всех спрашивал, куда можно ему пристроиться. Кто-то ему посоветовал: «Иди, под Смоленском стоит воинская часть, может, они тебя возьмут».
Писатель Серафимович в романе «Железный поток» описывает эту воинскую часть с командиром Ковтюхом. Он был строгим, жестоким. Борис рассказывал, что допризывники каждый день до побудки вставали на кровать и кричали, сколько дней им осталось служить в армии, т.е. каждый день на один день меньше. Особенно тяжелыми были пешие походы. Борис шел последним, и когда проходили через село, то за ним бежала ватага мальчишек и кричала: «Маленький солдатик!».
Борис в части жил при кухне, и два повара сверхсрочника за ним присматривали, сшили ему маленькую военную форму и сапоги. Он ходил в школу – так при части закончил десятилетку. После этого его направили в Ленинградский первый советский институт в Смольном в 1932 году. В 1936 году он закончил институт, и был направлен в Гродно под Ленинградом, там он работал с Петром Степановичем Фатеевым.
В 1939 году поступил в аспирантуру. С 1939 года он - аспирант Всесоюзного юридического института. Ректор Мокичев – был у нас дома на поминках Кравцова – говорил, что Борис был самый талантливый студент. Ему дали комнату при институте, она была до потолка завалена книгами – он писал диссертацию «Философия Гегеля».
Н.А. Артамонов рассказывал, что когда Кравцов читал лекцию, то аудитория была набита до отказа. А в дверные проемы ставили стулья и столы, и на них становились ногами, чтобы смотреть и слушать. А Борис рассказывал про Артамонова, что висела в институте большая стенгазета, а сверху был нарисован маленький человечек, который руки протянул вдоль всей газеты. И надпись: «Артамонов всю деятельность института взял в свои руки».
В 1941 году грянула война, и Б.П. Кравцов – у него было плоскостопие и зрение минус 8 (близорукость) – пошел на фронт добровольцем.
В 1943 году на переправе реки Одер немцы сильно бомбили. Борис рассказывал, что когда он очнулся, то лежал в 60 метрах от того места, где был до бомбежки – так его взрывной волной отбросило. Он был ранен в нескольких местах осколками, и у него была контузия.
Его эвакуировали в госпиталь в Ташкент, где он пролежал почти год. Там познакомился с Руфой Коган – она была эвакуирована из Москвы и работала в библиотеке.
Из Ташкента Борис и Руфа в 1945 году вернулись вместе. Борис стал жить у Руфы в Большевистском переулке, дом.3/1, кв.12. Они поженились, жили с её мамой. Старшая Руфина сестра Фира погибла на фронте. Когда в 1947 году от диабета скоропостижно умерла Руфа, то мать Руфы помирилась со своим мужем и ушла к нему жить.
А Борис за квартиру выплатил им 12 тысяч, уже живя со мной (с Л.А. Кравцовой дев.Тюрьморезовой).
История поиска 2015. Поездка в Смоленск
Случай – это псевдоним Бога,
когда он не хочет подписываться своим именем.
Анатоль Франс
Мой папа – Кравцов Борис Павлович – подкидыш, поэтому я считала, что папина ветвь нашей родословной тупиковая. Но при работе в ГАРО (Государственный архив Ростовской области) я обнаружила, что в метрических книгах бывают записи и о крещении незаконнорожденных. А мой папа был крещен, следовательно, есть надежда найти его маму! Так у меня зародилась мысль съездить в Смоленский архив.
Но прошло несколько лет прежде, чем мне удалось ее осуществить. Сначала я увидела на сайте ВГД информацию, что Смоленский архив закрыт в связи с переездом в новое здание. Через какое-то время – что переезд состоялся, но исследователей еще не принимают. Я не упорствовала – интересовалась положением дел от случая к случаю.
Мой папа был подброшен в Смоленский детский дом с запиской: «Крещен, звать Борис, родился 6 августа (24 июля по ст.стилю) 1914 года».
Но август 1914 – это начало Первой мировой войны! Из смолян был сформирован 13-ый армейский корпус, большая часть которого погибла и пропала без вести в первых же августовских боях в Восточной Пруссии. Обдумывая эту информацию, я стала строить различные догадки о папиных родителях: возможно, муж (или жених) мамы погиб на войне и т.п. Эти версии требовали проверки в архивных документах.
В январе 2015 года, зайдя в очередной раз на сайт Смоленского архива, я увидела объявления о приеме генеалогических запросов на платной основе и о том, что читальный зал архива открыт для исследователей в последние субботы месяцев. Здорово! Обычно в архивах даже пятницы уже не приемные. Пора ехать!
Я стала планировать свою поездку: изучать расписание поездов из Москвы в Смоленск, обдумывать, когда мне лучше поехать, присматривать в Смоленске хостел, где можно было бы остановиться на несколько суток, изучать карту города и его окрестностей. И, конечно же, я позвонила в архив - узнать, можно ли заранее заказать метрические книги. Здесь меня ждало разочарование: сотрудник архива ответил мне, что метрические книги исследователям не выдаются (за исключением Гжатского уезда), так как идет их оцифровка. Значит, я никуда не еду?! По инерции я написала письмо на электронный адрес архива, в котором спрашивала, сохранились ли метрические книги Смоленска и Смоленского уезда за июль-август 1914 года. И успокоилась.
Ответ пришел совершенно неожиданный:
«На Ваш запрос о степени сохранности метрических книг за 1914 год по г.Смоленску и Смоленскому уезду сообщаем следующее: по городу из 26 церквей сохранились книги 21 церкви, по уезду – всех 40 церквей. Для проведения полистного просмотра метрических книг с целью выявления необходимых записей за июль-август 1914 года приглашаем Вас для самостоятельной работы в читальный зал архива. Просим принять во внимание, что метрические книги в читальный зал не выдаются, однако, учитывая специфику запроса, для Вас сделано исключение».
Я перечитывала сообщение и понимала, что это какое-то чудо! И что теперь я обязательно должна ехать.
Потом все закрутилось для подготовки к поездке: я оформила отпуск на работе, взяла билеты на «Ласточку», созвонилась и договорилась с хостелом недалеко от вокзала, предупредила архив, когда я планирую приехать.
И вот 13 апреля, понедельник – первый день после Пасхи. «Ласточка» отходит в 7 утра, в Смоленск приезжает в 11.48. Архив же работает с 9 утра, с 13 до 14 обед, а в 16 читальный зал уже закрывается.
Я ехала и думала, как жаль мне терять эти полдня, и что, если быстро закинуть сумку в хостел, то можно еще успеть до обеда хотя бы заполнить анкеты, необходимые для допуска к работе. У меня так мало времени для поисков: в четверг в 17 часов – уже обратно. Потом мелькнула мысль, что совсем необязательно долго искать, можно ведь и быстро найти – если Бог даст.
По приезду в Смоленск все у меня как-то не складывалось: маршрутка ушла прямо из под носа, я поехала на перекладных, нужная маршрутка опять ушла, я решила пройти одну остановку пешком, остановка оказалась, как 5 московских...
В общем, в архив я прибежала за 5 минут до обеда. Быстро заполнила анкеты и села, в ожидании, когда нас будут выгонять из читального зала. Но вместо этого Леонид Степченков (с которым я общалась по телефону) принес мне две толстые метрические книги для просмотра.
Я открыла верхнюю книгу и на первой же странице увидела надпись: «Церковь Гедеоновская, смотри №6 здесь», - я была поражена и засмеялась от радости и удивления, а потом достала мобильный телефон и сфотографировала эту страницу, как чудо, которое необходимо было запечатлеть.
Дело в том, что папины приемные родители жили недалеко от Смоленска – именно в Гедеоновке. Перед отъездом мама мне все уши прожужжала этой Гедеоновкой, чтобы я туда обязательно съездила и разузнала, живет ли там кто-нибудь из «родственников» до сих пор.
Дальше все было еще чудеснее. Я пролистала несколько страниц с начала книги до интересовавшего меня июля месяца и уперлась взглядом в запись:
«Церковь Смоленского Богоугодного заведения, с. 28об, зап. 104м
июль 23 Борис подкидыш в честь благоверного князя Бориса 24 июля
священник Василий Чернавский»
Вот так просто?! В первой же метрической книге, в первой из 21 сохранившихся церквей Смоленска, в первые минуты моего посещения архива?! Так бывает?! Я не верила.
Потом я добросовестно отработала все церкви Смоленска (21) и все 40 церквей Смоленского уезда и убедилась, что в 1914 году имя Борис было очень редкое, в крестьянских семьях просто единичное, уникальное.
Можно было пересчитать по пальцам Борисов, рожденных в июне-августе 1914, и почти все они не соответствовали обстоятельствам, известным о рождении моего папы.
Папа был завернут в хорошее одеяло, и при нем было пять золотых рублей, т.е. крестьянская семья отпадает – они просто не располагали такими деньгами.
Один из найденных мной Борисов был рожден в семье священника Владимира Евграфовича Дьяконова и его жены Анны Назарьевны. Поразмышляв немного, я решила, что при любых обстоятельствах эти люди не стали бы подкидывать своего ребенка в детский дом, а уповали бы на Бога.
Еще одна запись о рождении Бориса привлекла мое внимание:
«Церковь Верхне-Георгиевская г. Смоленска, с. 461об, зап. 28м
июль 24 /28 крещен Борис в честь благоверного князя Бориса 24 июля
родители: дворянин Антон Иванович Войдах и его жена Ольга Станиславовна, православные.
священник Никодим Ракитский»
Я подумала, что, если этот Войдах погиб или пропал без вести в войне с немцами, его жена могла сдать ребенка в детский дом.
Так как у меня оставалось время после просмотра метрических книг, я решила ознакомиться с делами фонда 46 «Смоленское губернское попечительство о детских приютах» (спасибо Леониду и другим сотрудникам архива за оперативную подборку!)
Особенно меня заинтересовало дело 25 «По ходатайству разных лиц и учреждений об определении в приют детей». Там оказалось несколько прошений с интересующей меня ситуацией: например, умерла мать, а отец призван на войну, и ребенка определяют в приют, НО определяют под его настоящей фамилией. То есть Войдах остался бы Войдахом.
А незаконнорожденный Борис в июне-августе 1914 оказался всего один. И я тоже нашла его в первый день своей работы в архиве, в третьей из 21 просмотренных мной церквей Смоленска:
«Церковь Ильинская г. Смоленска, с. 213об, зап. 15м
июнь 14 /17 крещен Борис в честь благоверного князя Бориса 24 июля
мать – Духовщинская мещанка девица Татиана Никитишна Добровольская, православная.
протоиерей Константин Вишневский»
Конечно, смущает дата рождения: 14 июня, а не 24 июля. Но, если предположить, что эта девица Татьяна и есть папина мама, то она вполне могла через месяц с небольшим после рождения подкинуть папу в Смоленское Богоугодное заведение, а там могли записать его по дате именин. Тем более что других подкидышей с именем Борис в 1914 я не обнаружила.
На всякий случай, я просматривала в метрических книгах за 1914 год и записи об умерших, начиная с июня-августа. Ни Войдаха, ни Добровольской, ни подкидыша Бориса среди умерших не было. Хотя в Смоленском Богоугодном заведении многие из подкидышей умерли. Мне даже подумалось, что они могли записать папу по дате поступления, чтобы его «задокументировать» на случай смерти.
Это всего лишь гипотеза, но я надеюсь, что мне удастся найти ей подтверждение.
Наталия Сажикова, май 2015.
Page updated
Google Sites
Report abuse