forget

когда его звали норуа, у него был дом. бескрайние поля, по которым он с братьями наперегонки бежал навстречу океану. ветер, что ласково трепал покрасневшие от холода щеки. материнский звонкий смех и теплая ладонь отца на макушке. 

дом хранит голоса. под скошенной крышей чердака пылкий шепот санги, что в запале переходил в восторженный визг. в полумраке спальни дрожь рассказов кобэ, его длинные руки, обхватывающие колени в поисках защиты. за кухонным столом мамин сиплый напев любимых песен в унисон дождю за окном. и мягкие наставления отца на покосившимся крыльце, согревающин разум сильнее пледа на плечах.

дни плывут своим чередом, и норуа следует этому течению. он хохочет, когда санга пародирует немана, придавая лицу выражение вселенской усталости. он без зазрения совести тычет пальцем в насупившегося кобэ, когда мама ищет виновного в осколках разбитой вазы. он сдерживает злые слезы, когда кровь капает с рассеченных коленок, и отец осторожно приклеивает новый пластырь заместо десятка предыдущих.

морской бриз играет с кучерявыми темными волосами, когда норуа высовывает голову из окна старенького фургона. на заднем сиденье санга — снова проиграл право занять переднее кресло, но, позабыв об этом, энергично барабанит в такт какой-то древней рок-балладе по радио. за водительским — отец, и его пальцы на руле вторят ударному соло санги. 

неман всегда был за рулем, пока они ездили за покупками. мама отмахивалась, шутила, что шрамами распугает всех в округе — как будто кто-то помимо них жил в этой глуши. норуа помнил, как на вопрос о глазной повязке кассандра рассказывала им с братьями истории о том, какой отважной пираткой она была в юности. и ядовитая правда тонкой струей сочилась из сладко-лживых историй. 

когда его звали норуа, все было проще и чище. по меньшей мере до того, как влажные дорожки слез на щеках окрасились в багровый, и синие глаза застелила пелена боли и страха. 

норуа смотрит на свое отражение, на глаз и лоб под бинтами. хмурится, оборачиваясь на стены, что оказались пропитаны враньем и недосказанностью. в голове эхом гудят осторожные объяснения отца и руки матери, дрожащие от эмоций. он трясет головой. подбирает хлипкий рюкзак и тихо скрипит дверью. ночь поглощает юнца безвозвратно, и норуа исчезает. 

***

айзек же морщит нос и прячет старые шрамы на щеках в вороте куртки. погода в вейлгейте всегда донельзя противная. в отражении домов слышится далекий гул церковных колоколов. дождь грязными ручейками оседает под ботинками и встречает дотлевший окурок. под визг полицейских сирен айзек фырчит и поднимает взгляд к крыше ближайшего дома: в дымке ливня силуэт машет ему ладонью как нельзя вовремя. айзек исчезает за углом дома, когда полицейские колеса проезжают по его следам. скользкий металл пожарной лестницы неприятно холодит ладони.  

вейлгейт — сырая дыра на краю света. последнее убежище для редких отщепенцев. с каждым движением наверх под редкими отражениями неоновых огней и оседающим на горле смогом от бесконечных производственных труб он лишь доказывает свою репутацию. только отчаянные идиоты приедут сюда по своей воле — айзек был из таких. 

да и туманный силуэт, который наконец обретает юношеские черты с дурацким дзё наперевес за спиной, тоже. самурай ехидно цокает языком, встречаясь взглядом с колючими глазами айзека. скрещивает руки на груди и кивает в сторону скрывшегося патруля. 

— тебе не хватает расторопности. что скажешь? 

— что тебе не хватает крыльев. 

— нахер мне крылья? 

— если не заткнешься, полетишь навстречу асфальту. спросишь еще раз?

нобу ядовито шипит под нос что-то на родном языке, когда айзек равняется с ним на краю крыши. перед ними лишь мрак однотипных высоток на далекие кварталы вокруг, сквозь который редкими отголосками былого величия вейлгейта виднеются острые шпили. 

айзек не застал город до того, как индустриальные пули накрыли готический север шквалом огня. может когда-то он действительно был прекрасен: до того, как альянс стал лишь тенью настоящей власти, и коррупция теневых ублюдков окольцевала северный хаб. 

ему и так было неплохо: в конце концов, какая разница кто у руля, пока на твоих руках не сомкнулись наручники, или дробь не прожгла черепушку? 

айзек косится на недовольного самурая: ветер треплет пепельные пряди неаккуратного хвоста, пока нобу облокачивается на ограждение кровли и кидает задумчивый взгляд на вейлгейт под туманом. он не спрашивает мечника, скучает ли тот по восточному острову: опасается, что за этот вопрос ребра вновь повстречаются с ударами дзё — грудь неприятно гудит напоминанием об их знакомстве.

но в чужих глазах находит собственные отголоски тоски, и дышать пылью и дымом становится чуточку проще. 

костяшки нобу белеют, когда он в нетерпении сжимает ограждение. 

— почему так долго?

— разве самураев не учат терпению? 

— да откуда об этом знать уличному придурку с пистолетами наперевес? 

айзек раздраженно зыркает на напарника, но ничего не отвечает. отворачивается от городского вида и закрывает глаза, глубоко вздыхая. дождь усиливается, в сумерках моргают уличные фонари. пальцы ныряют во внутренний карман чтобы нащупать отсыревшие сигареты. да что за день такой. 

— айзек! пора! 

нобу трясет темноволосого за плечо, но тот и сам слышит неприятный гул сломанного двигателя. далеко под ногами останавливается покореженный мустанг с отсутствующими фарами. наконец-то. 

айзек тянется проверить патронники.

— ты ведь помнишь план? нужно узнать где засел грим, а не выколоть всем глаза и..

он оборачивается к нобу, но вместо самурая видит перед собой лишь серость фальца. 

— не тормози, гайдзин! 

айзек вертит головой, пока не замечает макушку нобу за ограждением. самурай насмешливо подмигивает и исчезает в темноте узких уступов дома. сраный тарантул, скачущий по отвесным стенам. оскорбления изо рта айзека растворяются в шуме дождя. он ныряет следом, пока с земли доносится первый вскрик. 

необъятные поля из непрошенных воспоминаний меркнут под тяжестью города и свистом первых пуль. ночь будет долгой. 

— ты нормально питаешься? 

— ты правда позвонила мне во время первого рабочего дня чтобы узнать… это? 

— ты не ответил! 

кобэ устало падает на спинку скрипучего кресла, потирая переносицу. искаженный плохой связью материнский голос до краев полон любопытства и опеки. что-то не меняется даже в тысячах миль друг от друга. взгляд кобэ падает на кружку остывшего кофе рядом с обкусанным яблоком, и он кривится. 

— нормально. все… нормально. 

с другого конца провода доносится тихий вздох, и кобэ уже знает, к чему он ведет. он скорее представляет, чем слышит скрип крышки зажигалки в материнских пальцах: даже многозначительные взгляды немана не помогли кассандре бросить курить. а ведь прошло уже десять лет.

мама мнется перед следующим вопросом, и кобэ задумчиво крутит ручку тонкими пальцами. ответ, который она слышала уже множество раз, срывается с губ раньше, чем кассандра замолкает. 

— может все-таки стоило остаться в синкае, милый? 

— нет, и мы это много раз обсуждали. это санге там по душе, а лучше места, чем в вейлгейте я бы не нашел ближайшие лет десять. так что просто.. давай не будем, ладно? 

кобэ даже практически верил тому, что твердил матери каждый раз после переезда в вейлгейт. и это не было совсем уж ложью — когда после двухлетней унизительной работенки судейским клерком в синкае кобэ пришел положительный ответ на должность младшего помощника прокурора в восточном округе вейлгейта, казалось, сама судьба наконец дышала с ним в унисон. если конечно у судьбы зловонное дыхание. в северном хабе по-другому никак.

конечно, вейлгейт был ужасен. грязный, преступный, коррупционный и полностью потерявший независимость. но он оставался крупнейшим городом севера и достойной строкой в резюме молодого адвоката. и хоть клеймо государственного служащего тут принималось либо за отсутствие мозгов, либо за продажность собственной шкуры, кобэ, пожалуй, не относил себя ни в одну из этих категорий, представляя редкий вид честного блюстителя законов и права. хотя отрицать личные мотивы было бы.. лукавством. так что кобэ вписывался в гнилой уклад разрушенной системы. или хотя бы пытался. 

они говорят еще несколько минут на отдаленные темы — парень больше не хочет расстраивать маму обсуждением города ее прошлого. на фоне кобэ слышит мягкий голос немана и тихо просит кассандру обнять его от себя. 

— береги себя, ладно? 

он кивает в пустоту и слушает гудки. за окном гудит шторм: кобэ думает, что хочет выкинуть бесконечные горы папок, громоздящиеся на рабочем столе, ветру на растерзание. механические часы набатом застывают на пятерке. кобэ понимает, что не окажется дома раньше полуночи. его лоб вот-вот впечатается в край стола от отчаяния.

конечно он знал на что идет, когда собирал чемоданы в северный хаб. знал... из детства, сначала. неуверенные образы родительских воспоминаний позднее сложились в бесконечные отчеты университетских материалов, от которых голова шла кругом. и про уровень преступности, и про бесполезность государственного аппарата в этих округах, и про собственную безопасность, балансирующую на грани. кобэ был уверен, что его теоретических знаний об устройстве вейлгейта и криминальных единицах, которые в нем орудуют, хватает с лихвой, но когда старший помощник прокурора с гулом погрузил перед лицом молодого адвоката кучу макулатуры новостных сводок и досье, посмеиваясь, кобэ захотелось удавиться на собственном галстуке. 

кобэ бросает взгляд на серую стену своего нового офиса: хотя офисом эту каморку было назвать.. трудно. на стене сиротливо и слегка криво висела карта штатов. видимо предыдущий помощник прокурора не был любителем географии, ведь это.. единственное, что после него осталось. кобэ лениво скользит глазами по четырем точкам на карте. он не родился в штатах, но за время обучения в синкайской юридической школе смог сформировать ясное представление об объединенных штатах кореллис. воспоминания об унизительном зачете по истории с первого курса всплыли в памяти. 

четыре независимых, культурно и исторически разных, отделенных друг от друга сотнями миль, субъекта. и в центре каждого — главный хаб. на западе порт-каин, негласная сердцевина всех деловых предприятий в стране, столичный штат. на востоке за проливом моря нефритового полумесяца, островной синкай. самый маленький из штатов, но, вероятно, самый культурно далекий из-за своей изоляции. на юге сан-фортуна — расположенный на перекрестке ключевых морских и воздушных маршрутов страны, самый богатый из краев кореллиса. и, конечно, вейлгейт в северной части карты. самый древний из независимых хабов, а также… самый разоренный постоянными революциями и сменой власти, который лишь в последний десяток лет сумел наконец вернуться в большую торговлю не без помощи западных друзей. уровень преступных синдикатов здесь на голову опережал другие штаты. 

кобэ чешет затылок — может, мама была и права, и его место было в относительно безопасном синкае с цветущей сакурой за окном и почти незаметными слухами о далеких якудзах. но ведь она понимала, почему он не задумываясь поехал на север. вся семья понимала.

очередной стук ветра об оконную раму возвращает его в вейлгейт. оттягивать работу больше нет времени. он в последний раз косится на карту кореллис, и на неприятно визжащих колесиках кресла придвигается к рабочему столу.

перед ним нескончаемые кипы папок и новостных вырезок. начальник отдела недвусмысленно дал понять, что и ноги кобэ не будет в зале суда, пока тот не вызубрит наизусть всю актуальную повестку хаба. выбора не было. так что половина архива теперь лежала перед лицом адвоката.

кобэ разглядывают восемь пар глаз с черно-белой газетной фотографии. он берет ее в руку. статья гласит: "после отставки главного судьи вейлгейта на пост в правый альянс был выбран гэмбл симс. альянс вновь в полном составе руководит хабом. уже второй уроженец порт-каина в северном альянсе — несколько месяцев назад на должность главы обороны был назначен кэлвин харпер". 

кобэ открывает папку, к который скрепкой прицеплен газетный отрывок, и на стол сыпятся бесконечные бумаги.
"гэмбл симс, кэлвин харпер, их связь с багровым конклавом", "порт-каин расширяет теневое влияние на вейлгейт" , "человек, похожий на кэлвина харпера, замечен в месте сбора боевого синдиката", "правый альянс под колпаком порт-каина"... 

кобэ делает глоток своего холодного кофе и даже не хмурится от мерзкого вкуса: газетные обрывки полностью приковывает его внимание. он знал о слухах, что сумраком кольцевались над городским советом вейлгейта: говорят, старый мэр картер ходит на поводке у багрового конклава — синдиката из порт-каина. но ведь доказательств у полиции так и не появилось. если полиция вообще их искала.

с каждым прочтенным материалом кобэ все сильнее склоняется ко второму варианту. минуты утекают сквозь пальцы. он делает заметки в личной тетради, с сомнением зарисовывает иерархию города, зачеркивая лишнее. 

"поджог полицейского участка", "утечка банковских данных", "несчастный случай и смерть бывшего главы здравоохранения", "перестрелка в клубе лимб"... кобэ проводит рукой по каждой папке с холодным штампом "дело нераскрыто". ему не нужно быть гением, чтобы сопоставить факты перед ним.  

вейлгейт и его городской совет — удобное поле для прикрытия криминальных синдикатов. нераскрытые дела — немое безразличие полиции к происходящему. и файлы перед носом кобэ — не предложение узнать свой участок работы, а предупреждение. работай по этим правилам или уходи. в ином случае — уйдешь с чужой помощью.

кобэ расслабляет галстук на шее: ему кажется, что в каморке холодает. он продолжает делать заметки. голова начинает гудеть от количества информации.

"связь багрового конклава с подрывом в метро", "след террористов из группировки песчаных джинов", "на трупе замечены следы синкайского клинка".... синкайского? 

кобэ еще раз перечитывает последний отчет. в ноктарианском порту нашли семь трупов. трое — с пулями в черепах. четверо же с ранами от катан. даже чертовы самураи синкая добрались до северного хаба: он переворачивает страницу.

"возможные подозреваемые", "камера наблюдения", "двое субъектов". 

"подозреваемый синкайской внешности — мужчина, около 25 лет. отличительные черты отсутствуют. совпадений по базе данных не найдено".

"подозреваемый вейлгейтской внешности — мужчина, около 25 лет. отличительные черты: рассеченное шрамами лицо. совпадения по базе данных найдены: см. подозреваемый АH3I05".

"последнее местонахождение: камера №921, западный док.

у кобэ потеют ладони. он смотрит на прикрепленные фотографии, снятые с камер. смотрит долго, ракурс и вечернее время суток усложняют задачу. сначала на синкайца — самурайский клинок за его спиной узнается без сомнений. а потом на вейлгейтца. 

он чувствует, как рука начинает нервно подрагивать. ему знакомы эти шрамы. 

кружка с кофе едва не падает со стола, когда кобэ резко отодвигается и вскакивает.