Переворот на Крещатике

ЛЕОНИД КОСАКОВСКИЙ

ПЕРЕВОРОТ

НА КРЕЩАТИКЕ

Записки

опального киевского городского головы

Часть первая

Киев • 1998

Aвтор этого документального повествования — человек, хорошо известный не только в Киеве, но и во всей Украине. В июле 1994 года 44-летний Леонид Косаковский, возглавлявший в то время столичную госадминистрацию, впервые в истории города был избран на прямых выборах, то есть всем населением города, председателем Киевсовета. Его основной конкурент — Владимир Черняк, представлявший Рух, потерпел сокрушительное поражение. Но сам Рух овладел в Киевсовете большинством депутатских мандатов, и, по существу, с первых дней работы городского Совета нового созыва начал осуществлять стратегию и тактику жесткого прессинга по отношению к председателю Киевсовета. Это противостояние то ослабевало, то усиливалось, а в общем — блокировало многие усилия Леонида Косаковского по решению неотложных социально-экономических проблем столицы.

Было даже несколько серьезных попыток отстранить от власти законно избранного мэра. Но они не удавались до тех пор, пока за дело смещения Леонида Косаковского с должности председателя Киевсовета не взялась президентская рать. Влиятельные в ней чиновники постоянно внушали Л. Д. Кучме мысль о необходимости заменить Леонида Косаковского, который чуть ли уже не метит в президентское кресло, «ручным», управляемым человеком, который стоял бы на цыпочках не только перед «самим-самим», но и перед всем президентским окружением.

Так началась затяжная и, нужно сказать, бесславная «эпопея» по дискредитации и отстранению от власти человека, которому в 1994 году отдали свои симпатии на выборах 549 тысяч киевлян.

О перипетиях этого необычного политического скандала, о закулисных маневрах и интригах чиновничьей братии на Крещатике, 36 и на Банковой, о разнузданной, не имеющей прецедента травле председателя Киевсовета, о яростных попытках задушить и растоптать местное самоуправление в столице и еще кое о чем и идет речь в этих записках опального, но не покоренного столичного головы Леонида Косаковского — «Переворот на Крещатике».

Издатель

… стоїть сто-розтерзаний Київ,

і двістарозіп’ятий я…

П. Тичина

1. ТОЧКА ОТСЧЕТА…

Президент хлопнул дверью, которая вела в комнату, примыкающую к залу заседаний, где только что разразилась гроза. Он был в яростном гневе… Я понял: это уже просто так не закончится, меня ожидают тяжелые времена. Конечно, еще раньше я подспудно чувствовал: стычка неизбежна. Все шло к тому. Кое-кто подогревал страсти, пытаясь соответственно настроить Президента, но я не думал, что события начнут разворачиваться с такой молниеносной быстротой…

Еще всего лишь две недели назад, 19 марта 1996 года, я был у Президента, мы с ним обсудили несколько проблем и текущих вопросов. Разговор вышел не просто конструктивным, как модно сейчас говорить, а даже более того — благожелательным, можно сказать, дружеским. Инициатива встречи, как всегда, исходила от меня. Я пишу — «как всегда», потому что у Леонида Даниловича обычно никогда не возникало желания самому пригласить меня. Конечно, это удивляло, ведь в столице море проблем, и, казалось бы, такие встречи — весьма необходимы и для первого лица государства. Как-то Валентин Арсентьевич Згурский, который более десяти лет руководил Киевом, рассказывал мне, что ему почти каждый день звонил «Вэ-Вэ», как неофициально в кабинетах и коридорах власти называли Владимира Васильевича Щербицкого, и интересовался тем, как живет столица: какие вводятся социальные объекты, сколько заготовлено на зиму овощей и картофеля, как обстоят дела с охраной общественного порядка и т. д., и т. п. Тут же такого общения по инициативе главы государства, по существу, и не было. Если и раздавались отдельные звонки от «самого», так они, как правило, сводились к каким-то конкретным просьбам, что выглядело весьма странно для личности такого уровня.

Так вот, о встрече 19 марта, Леонид Данилович внимательно меня выслушал, подписал целый ряд документов. Дал и «добро» на 10-дневный отпуск, подписав мое заявление. Как и заведено уже, пожелал хорошо отдохнуть. Но мы еще раз встретились после этого, в тот день, когда отмечалась 4-я годовщина СБУ. Именно там я впервые услышал, как поет наш Президент. Распрощались тепло. А на следующий день — первый день отпуска — я улетел в Крым. Никого заранее не предупреждал, летел обычным рейсом. А вышел в аэропорту — был крайне удивлен. Меня встречали Премьер-министр Крыма Аркадий Демиденко, начальник милиции (сегодня начальник УВД Киева) М. Корниенко и другие.

Я спросил у Аркадия Демиденко:

— Откуда вы узнали о моем прилете?

— Как — откуда? Я только что разговаривал с Президентом. Он мне сказал:

«Ты знаешь, что к тебе Косаковский полетел? Ты ж там встреть, чтоб было все, как положено…»

Таким вот было начало моего кратковременного отпуска. А дальше события начали разворачиваться довольно странным образом. Уже вечером того же дня, когда я пришел в номер, мне сообщили: был срочный звонок из Киева, перезвоните в городскую администрацию. Набрал Киев, мне и говорят, что поступила команда от Волкова — помощника Президента — срочно созвать совещание глав районных администраций. Причем, Волков обзванивал все районы, а затем — и городскую администрацию. Многие недоумевали и задавали Волкову вопрос: «Как же так? Леонид Григорьевич только что ушел в отпуск и уехал из Киева, ничего вроде не планировалось…» Но этот вопрос остался без ответа. А мне все эти десять дней пришлось по три-четыре часа проводить на телефоне.

Короче говоря, отпуск в самом начале уже был испорчен. Важно было знать: что это за такое «горячее» совещание, откуда «подул ветер»? Почему именно в мое отсутствие?.. С большим трудом удалось перенести совещание на первый день после моего возвращения из отпуска.

Как только 4 апреля я прилетел в Киев, то сразу же собрал своих замов, глав райадминистраций, руководителей отделов. Вопрос один: о предстоящем совещании и подготовке к нему.

По лицам некоторых я, конечно, понял, что кое-кто из них уже готов к определенному тону предстоящего разговора у Президента. Дальнейшие события подтвердили: я не ошибся…

И вот встреча с Президентом, 5 апреля 1996 года. Когда я прибыл в здание президентской администрации и увидел, кто начал собираться в зале, стало понятным: будет не просто совещание, а нечто другое. Готовится совершенно не то, что объявлялось… Судите сами: два вице-премьера — Курас и Кинах, появился здесь почему-то Головатый… Важно расхаживали по залу еще некоторые персоны, участие которых, насколько мне было известно, вовсе не планировалось. Я чувствовал и по этим признакам, и по тому, как некоторые из присутствующих, те же Курас и Волков, отворачивали взгляд: здесь что-то замышляется, и функционеры из президентского окружения уже знали тот настрой, который предшествует самому событию…

Вошел Президент. Суровое, неприветливое выражение лица… Он даже не посмотрел в мою сторону, сел за стол и начал выдавать оценки Киеву. Обрушив на нас обойму упреков, Л. Д. Кучма заявил о том, что надо принимать неординарные решения.

Итак, что же скрывалось за этой чиновничьей формулировкой?.. Зал затаил дыхание, ожидая, видимо, сенсации. Но еще перед этим, по намекам, которые звучали из уст Волкова в разговоре с моими замами, можно было догадываться, что готовятся какие-то кадровые решения, которые должны быть озвучены именно на данном совещании.

Что и говорить, обстановка — не позавидуешь… Во-первых, почему такой «пожар», почему мне не дали даже нормально отдохнуть те десять дней, тем более, что уже четыре года я не был в нормальном отпуске. Во-вторых, как понимать доброе расположение ко мне Президента накануне отпуска — и вот этот разнос, устроенный по отработанному сценарию?.. Ведь перед моим отъездом в Крым ничто не предвещало никаких бурь. И вдруг…

Мысли и догадки обгоняют одна другую… Но я улавливаю главное в таком повороте событий: это логическое продолжение истории наших взаимоотношений с Л. Д. Кучмой. Да, внешне вроде бы все выглядело благополучно, но уже где-то там, подспудно, вырисовывалась линия глубокой конфронтации, истоки которой начались еще до предвыборного марафона.

Иное дело, что все происходило в тайне, «под ковром», в духе тихих интриг, а вот теперь оно вышло, выплеснулось наружу… Позиции проявлены, маски сброшены.

2. А СУДЬИ — КТО?

Итак, вначале был мощный «артобстрел», устроенный самим Президентом. Потом начались накаты со стороны моих «доброжелателей». Первым высветил свою позицию Анатолий Коваленко, глава Печерской райадминистрации, который занял эту должность не без моего участия. Это случилось тогда, когда меня назначили представителем Президента в городе Киеве, и я, собственно, рекомендовал Анатолия Коваленко вместо себя на «первую скрипку» в Печерском районе, хотя многие отговаривали меня от этого. И, как выяснилось, они были правы. Значительно позже я узнал, что он был одним из главных вдохновителей и закулисных участников этого заговора, направленного на отстранение меня от власти. Но об этом — позже. И вот несколько лет спустя мой преемственник, как говорится, отблагодарил… Не стану цитировать Коваленко, это ни к чему. Скажу лишь, что он порассуждал о роли районов в городе, а затем переключился на проблему взаимоотношений с городской администрацией. По существу, Коваленко занялся бросанием камешков в наш огород.

К чести его коллег, никто из глав районных администраций, за исключением лишь руководителя Московского района В. Асадчева, такой тон разговора не поддержал. Выступали еще А. Мокроусов и Д. Болгаров, поднимавшие актуальные проблемы жизни районов, но они как раз не переходили на «линчевание», обвинения в адрес столичной госадминистрации. Словом, держались достойно и порядочно. Что же касается В. Асадчева, то он выступил в основном с точки зрения невозможности взаимодействия с городской администрацией. При этом оратор, выдерживая обличительный тон, вспомнил слова Президента о том, что те, кто в органах государственной власти занимаются публичной политикой, должны уйти. Короче говоря, это уже был не прозрачный намек, а призыв… При этом Президент одобрительно кивнул головой. Мол, правильно «чешешь», парень!.. Были обычные жалобы: город, мол, не разрешает строить отели, не решает такие-то вопросы и т. д.

В роли следующего обличителя оказался пан С. Головатый. Он заявил, что у него, видите ли, нет гордости за наш город… А еще посетовал, как ему сложно работать… Нет, мол, у него помещения и он вынужден чуть ли не в туалете принимать послов. И так далее, в том же духе. Не упустил случая, дабы пожаловаться, как сложно ему, депутату, работать с городской властью. Заодно оттенил один вопрос, из-за которого у нас с ним возник затяжной конфликт. Речь — о здании по Жилянской, 14, которое в свое время сооружалось для городской администрации, а еще раньше — для «Горсистемотехники» — важного подразделения горисполкома. И вот в один прекрасный момент Головатый положил на него глаз… Сначала уговорил Д. Табачника, чтобы тот подписал у Президента Указ о передаче приглянувшегося ему дома правнычей фундации. А как только стал министром юстиции, начал требовать, чтобы здание передали Минюсту. Мы этого не сделали. Почему — расскажу позже.

Головатый остался недоволен. Мой конфликт с ним приобрел весьма острый характер. Обида пана Головатого переросла в месть, и вот теперь, пользуясь удобным случаем, он, почувствовав настрой «самого», выливал на меня не один ушат грязи. Он словно подчеркивал: настал его звездный час…

В этой компании «обличителей» особо выделялся бывший партийный идеолог, цитировавший ранее при случае и без оного классиков марксизма-ленинизма, вице-премьер по гуманитарным вопросам Иван Курас. Его выступление было удивительно «ярким». Как выяснилось, он вышел на трибуну пожаловаться на меня… Мол, такой-сякой Косаковский, не пускал кабминовскую комиссию в городскую администрацию для ее проверки… Ай да Иван Федорович, ай да байкар!

Тут я был вынужден прямо с места возразить плакальщику в ранге вице-премьер-министра:

— Вы вводите в заблуждение Президента!

В зале раздались и более жесткие голоса!

— Что Вы врете?..

Откровенно говоря, лично мне было весьма стыдно за солидного государственного мужа, который напоминал на трибуне школьника-ябедника, оговаривающего других. Иван Федорович в той ситуации повел себя просто глупо, пытаясь угодить Президенту. Ведь он не мог не знать, что я издал даже специальное распоряжение, которым обязал своих заместителей обеспечить все условия для работы комиссии Кабмина. Кстати, господина Кураса за несколько недель работы этой комиссии никто так и не увидел в здании столичной госадминистрации, Иван Федорович, будучи к тому же куратором Киева от правительства, почему-то не баловал нас своим вице-премьер-министерским вниманием, где-то отсиживался, но это не помешало ему подписать затем бездарный «документ» о результатах проверки киевской госадминистрации. Но это было позже.

И вот мои судьи иссякли, других пока не нашлось, обсуждение фактически закончилось, и Президенту ничего другого не оставалось, как попытаться подвести итоги. Он начал уже делать это и давать по ходу поручения, показывая в мою сторону:

— Подготовьте для начала Указ об объявлении выговора!

Тогда я поднялся и сказал:

— Наверное, Вы все-таки дадите мне слово? Потому что у нас здесь — не парткомиссия… И, наверное, я имею все-таки право для того, чтобы высказаться…

И я вышел на трибуну. Достаточно резко и, может, несколько эмоционально, но все же высказал свое мнение о том, что здесь происходит.

Во-первых, заявил я, для меня абсолютно не понятно, что же это за судилище тут устроили, с какой целью вообще собиралось это совещание. Оно напоминает те старые времена, когда специально готовились и режиссировались целые процессы.

Далее я сказал, что никогда не соглашусь с той оценкой, которая давалась здесь городу Киеву. Мы не давали такого повода, потому что по многим показателям город имеет лучшие результаты, чем в целом по Украине. И я против того, чтобы проблемы, которые не решает центральная власть, перекладывались на местную. Но если я ставлю вопросы перед центральной властью, перед Кабмином, так за это мне мстят.

Буквально перед этим я направил в Кабмин письмо на несколько страниц, где были отражены те проблемные вопросы, по которым Президент давал правительству соответствующие поручения. В своем обращении к Кабинету Министров я просил ответить, почему не выполняются поручения Президента по Киеву, в том числе по итогам его последней деловой поездки по районам столицы, посещения важнейших строящихся объектов.

Было ясно: в Кабмине президентские поручения «зарыли в песок». Они вызывали у тех, кому их надо было выполнять, чиновничью аллергию. Поэтому я вынужден был сказать на совещании именно то, что думал по данному поводу. Если причина «разноса» столичной власти — в раздражительной реакции Кабмина на наши справедливые требования, то я больше никогда не буду обращаться в Кабмин. Ибо понимаю, что, пожалуй, кроме нервной реакции с его стороны, ничего другого ожидать не приходится. Не будет никакой помощи. Вместо нее — разве что визит очередной комиссии с проверкой: как вы, мол, тут работаете?..

…По лицам присутствующих на совещании высокопоставленных кабминовцев, да и людей из президентского окружения я понял: они были весьма недовольны моими контраргументами. Высказался я и о том, что не собираюсь выполнять просьбы и поручения, которые сыплятся из окружения Президента: квартиры, гаражи, земельные участки и т. д. Нельзя рассматривать

Киев только как объект потребления.

Я также говорил о том, что не могу согласиться с оценками, которые тут пытались давать отдельные выступающие, в частности В. Асадчев. Для меня вообще было странным одно обстоятельство. Ранее я знал, что участие главы Московской райадминистрации В. Асадчева в этом совещании не планировалось. У него в районе возникли на то время проблемы. Райсовет выразил ему недоверие, но Президент все же назначил Асадчева, без моего представления, к тому же, игнорируя мнение райсовета, главой Московской районной администрации. И вот тот же Асадчев не только участвует в данном совещании, но и выдает оценки руководству города, выступает в роли судьи на президентском «разносе». Поэтому я вынужден был сказать: мне вообще непонятно, кого он здесь представляет. Высказал также, что я думаю о Головатом и его позиции. Заявил прямо: если ему не нравится Киев, то в таком случае ему надо менять город. Ведь Киев не виноват в том, что имеет таких депутатов, которые вместо решения столичных проблем занимаются сплошной политикой и только лишь требуют от города, ничего ему не давая взамен.

Да, не скрывал я, у меня — большие претензии к депутатам Верховной Рады, избранным от столицы. Мало того, что они ничего не делают для города Киева, но даже никто из них не вступил в созданную к тому времени депутатскую группу по разработке статуса столицы. Не было там Головатого, не было и других. Кстати, несколько позже они, наконец, записались в ту группу, пытаясь «догнать поезд»… Но на тот момент их там не было, и я об этом сказал в присутствии Президента.

Завершая, я подчеркнул, что хорошо осознаю: это мое выступление может стоить очень многого. Но я вынужден был изложить свою позицию. И я просил бы, чтобы, как минимум, город Киев уважали. И уважали тех людей, которых избрали киевляне, а не пытались расправиться с ними за любое проявление собственной позиции. Киеву нужно помогать, считаясь с выбором киевлян. Мы не намерены больше терпеть потребительское отношение к городу.

Таким было мое выступление. Я передал Президенту свое обращение в Кабмин с перечислением того, что именно они не выполнили. Ведь любому ясно: игнорирование, невыполнение Кабмином поручений Президента — это подрыв авторитета главы государства. И Президент должен был, прежде всего, подумать о том, в какое неприглядное положение поставил его Кабинет Министров. Короче, не поставил, а подставил!.. Но в те минуты наш Президент, похоже, думал о другом — о том, как наказать строптивого.

Это сегодня стало больше «смельчаков», которые соревнуются друг с другом в критике Президента. А тогда ситуация была совсем иная. Мое выступление стало, по сути, первым выступлением на уровне руководителей моего ранга с публичным несогласием с позицией, методами работы Президента и его окружения.

В зале воцарилась гробовая тишина, состояние многих участников совещания было близким к шоковому. А я, наоборот, почувствовал громадное облегчение.

3. И ПРЕЗИДЕНТ ИЗРЕК:

«Я ТЕБЯ БУДУ ШКОЛИТЬ!»

И вот Леонид Данилович стал подводить итоги. Опять начал говорить о выговоре, потом обратился к Анатолию Кинаху:

— Соберите мне директоров, я с ними там поговорю… Вот мы тогда посмотрим, что они там ему (то бишь мне. — Л. К.) скажут.

Для меня было ясно: все идет по их плану, все запрограммировано… «Для начала» — выговор, потом собрание директоров с заказными ораторами и очередным «разносом», затем — общественное мнение (в т. ч. — заказные статьи) и т. д., и т. п. И как финал: мое отстранение.

…Как только Президент «подвел итоги», я с места возразил ему:

— Леонид Данилович, не надо меня «школить». Потому что с директорами предприятий я и так общаюсь каждый день. У меня к ним вопросов нет. У них ко мне тоже вопросов нет. Они ставят вопросы Президенту и правительству, которые не дают сегодня возможности предприятиям подняться из-за отсутствия государственной политики в промышленности.

Кучма взорвался:

— Ах, ты вот так, значит!.. Вот давайте, собирайте совещание, вот мы там и поговорим. И я тебя буду «школить»!

Я еще раз сказал:

— Леонид Данилович, Вы меня не «школьте». Потому что Вы разговариваете с мэром города, за которого отдали голоса 550 тысяч киевлян. И прошу разговаривать со мной уважительно.

Тут нервы у него сдали, он, не закончив совещания, захлопнул папку, вскочил, молвил: «Совещание закончено!» — и вышел в тыльную дверь.

Я — за ним. Там, в той комнате, никого не было, мы оставались одни.

— Что же происходит, Леонид Данилович? — спрашиваю у него. — Что все это значит и для чего все это нужно? Вы — что, не могли высказать свои претензии в более цивилизованной форме? И разве я заслужил такое отношение к себе, честно выполняя свои обязанности?

Он был вне себя. Даже не стал со мной говорить. Обронил лишь одну фразу:

— Я тебя никогда не прощу за то, как ты разговариваешь с Президентом.

Хлопнул дверью и ушел.

С этого, собственно говоря, все и началось…

Я возвратился еще в зал, где кое-кто «пережевывал» случившееся. Остановился возле Кураса и сказал ему все, что я о нем думаю. Я давным-давно знал этого человека, знал некоторые деликатные моменты из его жизни, помнил и то, как люди, близкие мне, помогали брошенной им семье в трудную пору. Я, конечно, понимал, что в наше время нередко забывается добро, что в сложном мире человеческих взаимоотношений подчас нет места элементарной благодарности и добропорядочности. Но, чтобы подличать… К сожалению, и этому уже не приходится удивляться.

Так вот, я сказал Курасу:

— Бог Вам никогда этого не простит. Вам обязательно воздастся за все.

Он отвел глаза.

Я уехал к себе на Крещатик, 36. Настроение — не ахти… Я знал, к чему все это может привести. В тот вечер (а дело было в пятницу) я должен был ехать в Чернигов, затем — в Славутич, где намечено было провести заседание Головной рады Лиги исторических городов Украины. По этому поводу в приемную уже несколько раз звонили руководители Черниговской обладминистрации и областного центра. Я уже опаздывал на несколько часов. Сначала думал: не поеду. Позвонил домой. Предупредил жену, чтоб она была готова ко всему. Почувствовав, как она волнуется, заехал на несколько минут домой. Рассказал все как было. Решили, что мне все-таки надо ехать в Чернигов. Ведь меня ждут люди. Они-то при чем?

Вернулся на Крещатик, 36. В это время здесь уже собрались все главы районных администраций, кроме двух «обличителей» — Печерского и Московского. Кто-то из моих замов сказал:

— В приемной — руководители районов. Хотят встретиться…

— Если хотят, пусть заходят.

Они зашли в кабинет. Все взволнованы, взбудоражены происшедшим. Вкратце изложил им свою позицию:

— Видите, какая тут ситуация… Уже все карты раскрыты. Я вам раньше много не говорил из того, что мне уже было известно. Сегодня вы все сами увидели и услышали. Но я не хочу вас вмешивать в это дело, не хочу осложнять вам жизнь. Буду сам разбираться во всех этих проблемах. Но вы должны знать, что ситуация сложная, и, видимо, это просто так не закончится.

Главы райадминистраций тогда говорили, что они меня будут поддерживать и что в данном случае речь идет не только о конкретном человеке, но и о ситуации в городе. К сожалению, дальнейшие события показали, что многие главы районных администраций оказались людьми слабыми и ради сохранения своих должностей начали угодничать и заискивать перед новым руковод-ством городской администрации, теряя при этом свое лицо. Некоторые из них просто боялись и избегали общения со мной.

Я уехал в Чернигов, а они, насколько я знаю, еще оставались в здании Киевсовета, обсуждая сложившуюся ситуацию. На тот момент было понимание того, что в столице усилиями определенных лиц из президентской свиты создается нездоровая атмосфера, ее надо разряжать. Ибо Киев от этого не только не выиграет, но и понесет ощутимые потери…

А тем временем на Банковой режиссеры-аппаратчики отрабатывали в деталях весь сценарий будущего переворота…

4. ЭТИ «ПОДВОДНЫЕ ТЕЧЕНИЯ»…

Почему же дело приняло именно такой оборот? Что подтолкнуло Президента к столь коварному шагу? Кто — режиссеры? Вопросы, вопросы… Я вновь и вновь задавал их себе и не находил ответа. Но постепенно все предыдущие события начали выстраиваться в одну цепочку.

Характерно, что еще до недавних пор Л. Д. Кучма, по крайней мере, внешне не вел себя так резко и нетерпимо по отношению ко мне. Хотя… хотя… Конечно, в нем уже, и я это чувствовал каким-то шестым чувством, зрело решение не просто унизить, но и при случае растоптать меня. И все же, мне казалось, в Президенте борются две тенденции. С одной стороны, вроде бы определенная лояльность к председателю столичного Совета, а с другой — ревность, подозрительность, недоброжелательность, подогреваемые окружением. Но что-то все-таки сдерживало его, не давало переступить нормы приличия и такта. Никаких претензий в открытую Леонид Данилович до сих пор не высказывал.

Однако постепенно, шаг за шагом верх брала другая тенденция — тенденция на конфронтацию, а затем и на смещение столичного руководства и замену его послушными, «ручными» людьми.

А вообще-то, если проследить историю наших взаимоотношений, то здесь можно выделить три этапа. Первый — это период его премьерства. Второй — временный, переходной период, то есть между премьерством Леонида Даниловича и его президентством. Ну и третий — период президентства.

До назначения меня представителем Президента в Киеве я практически не общался с премьером Кучмой. Видел его лишь на ряде мероприятий. Следует сказать, что в то время он, по существу, был неизвестен как публичный политик. Впервые услышал по радио его тогда, когда он предстал на трибуне Верховного Совета в качестве кандидата в премьер-министры. Потом, когда он уже возглавил Кабмин, я еще несколько раз имел возможность слушать его выступления, в том числе на курсах в Институте повышения квалификации и управления при Кабинете Министров. Что я могу сказать? Ничем особым его выступления не отличались, потому почти и не запомнились.

Но наблюдательный взгляд уже тогда не мог не подметить: кое-что в стиле, манерах поведения премьера заметно менялось в сторону авторитарности и «вождизма». Ни его предшественник в Кабмине, ни Голова Верховной Рады никогда не ездили с такой помпой, с таким эскортом. Более того, нередко наша городская милиция вечером или ночью останавливала, как и другие, машину того же В. Фокина, того же И. Плюща, не зная, кто едет. Дело в том, что названные руководители ездили на простых машинах, с простыми номерами, без всякого сопровождения. Так вот, остановит милиционер машину, а именитый пассажир сидит себе тихонько, не вмешивается. Разве что (а я это знаю) иногда на следующий день не от «самого», а от приближенных министру внутренних дел «достается»… Такое, конечно, бывало… А вот эскортов руководители Кабмина и Верховной Рады не заводили.

А когда в премьерское кресло сел Л. Д. Кучма, в Кабмине как с цепи сорвались… Даже у тогдашнего Президента не было такого шика. Сразу у премьера появился эскорт из трех-четырех машин, эта сумасшедшая охрана… Появились все атрибуты, которые затем вместе с Кучмой-Президентом перекочевали в президентскую администрацию. Это случилось потом… Я же рассказываю пока о том, с чего начинал Кучма-премьер. Было видно, что даже по внешним признакам в Кабмине взят курс на усиление авторитарной линии. Что это — боязнь всех и всего, какой-то номенклатурный страх, или мания преследования, мнительность?.. Трудно сказать. Но весьма огорчительно, что эти премьерские «замашки» начали заметно проявляться во взаимоотношениях с людьми.

Как-то, только меня назначили представителем Президента в Киеве, звонит Николай Григорьевич Хоменко, в то время секретарь администрации Президента.

— Ты уже был у Кучмы? — спрашивает.

— Не был.

— Ну, сходи к нему!

— А зачем? Он меня не приглашает, у меня к нему вопросов нет. Чего это я ни с того, ни с сего должен к нему идти?

— Ну, сходи, я тебе говорю… Потому что он тут проявляет большое недовольство. Мол, назначили тебя без согласования с ним. Пойди туда, представься, пообщайся и как-то сними эту проблему. Потому что она никому не нужна.

Но ведь я не «создавал» эту проблему, да и на данную работу не просился… Назначил Президент — вот и все… Ладно, думаю, пойду-ка я к Кучме, пусть успокоится…

Принял он, правда, сразу, не заставлял томиться в приемной. Но разговора не вышло. Выражение его лица было каким-то напряженным, сосредоточенно-неприветливым. Я сказал, что я вот такой-то, назначен представителем Президента в Киеве, только приступил к работе… Еще добавил, что у меня пока вопросов к премьеру нет. Появятся — приду с ними. Если какие-то вопросы есть ко мне, то я готов их решать. То, что актуально для города ныне, стараемся решать на своем уровне. С тем же, например, сливочным маслом…

На таком кратком моем монологе, собственно говоря, все и закончилось. Потом встречи были только эпизодические — на уровне каких-то официальных мероприятий.

А однажды ко мне подошел Валерий Пустовойтенко, он был тогда со мной в более-менее нормальных отношениях.

— Понимаешь, — говорит, — как-то Леонид Данилович заметил: ты все с Кравчуком ездишь, что-то вместе с ним открываешь. А Леонид Данилович вроде бы в стороне, ты его в Киеве никуда не зовешь, не приглашаешь… Придумай там что-нибудь, надо, чтобы премьер тоже бывал на столичных объектах.

Я и отвечаю:

— Милости просим. Мы готовы. Составим программу. Новых объектов у нас много, готовы показать любой из них.

— Договорились. Я Леониду Даниловичу скажу.

Мы три или четыре раза составляли после этого программу посещения премьером важнейших объектов. Предлагали… Но премьер так и не собрался. Он за время премьерства так ни разу и не побывал нигде в Киеве. Хотя мы были весьма заинтересованы в таком визите. Ведь в ходе делового общения, как правило, решаются важнейшие для города проблемы. Так и не дождались…

Был я у него еще разок — уже перед его освобождением от премьерской должности, подписывал какой-то документ. Но, честно говоря, потом все эти подписи и резолюции «тонули», «шли в песок». Они не работали, оставаясь на бумаге… Кажется, в последнем письме на его имя мы просили средства на закупку троллейбусов, но денег нам никто так и не дал… Кучма кому-то поручил, на том все и умерло.

Как-то в аэропорту при встрече очередной делегации он отозвал меня в сторону и сказал: «Слушай, ты не мог бы подобрать квартиру, чтобы я купил ее для моей дочери?». Я ответил, что вообще-то вопрос сложный, мы продажей квартир не занимаемся, но я подумаю. При одной из следующих встреч, когда он напомнил мне об этом, я сказал, что в принципе есть одна хорошая квартира на Печерске, но единственное, что мы можем сделать, — это передать ее по акту Кабинету Министров, а он уже пускай решает, кому можно ее предоставить. И еще раз подчеркнул, что продать мы не можем, поскольку городская администрация этим не занимается. Кучма чертыхнулся: «Что это за власть, которая ничего не может решить?»,— махнул рукой и больше мы к этому вопросу не возвращались. Насколько я знаю, сейчас у него эти проблемы уже решены.

Когда он лишился кресла премьер-министра, однажды вышел на разговор со мной. Мне как-то секретарь передала, что звонил Кучма, оставил «сотку». Когда я освободился, набрал его номер:

— Здравствуйте, Леонид Данилович. Это— Косаковский. Вы меня искали?

В трубке раздался доброжелательный голос:

— О, я так давно тебя не слышал! Рад.

— Леонид Данилович, есть какие-то проблемы?

— Ты понимаешь, гоняют наши машины возле Министерства промышленности. Там же у нас — штаб нашего УСПП (Украинского союза промышленников и предпринимателей, президентом которого тогда был Л. Д. Кучма). Ты можешь дать поручение ГАИ, чтобы мою машину не трогали?

– Хорошо, мы это уладим.

…И весь разговор. Да, в самом деле, ГАИ гоняло машины от Минпрома. Оно — рядом с горсоветом, люди постоянно жаловались на это скопище иномарок, более того, они почему-то думали, что это — горсоветовские машины. Поэтому я распорядился навести там порядок, тем более, что для служебного транспорта есть стоянка во дворе, пусть и стоят там, нечего захаращивать «пятачок» на Крещатике, у самого министерства, нечего «автоотстойник» устраивать. Правда, гаишники переспросили еще:

— Ну, а если к зданию подойдет машина министра?

— Министр один, для него, пожалуй, можно сделать исключение. Все остальные машины должны стоять во дворе.

После «деликатной» просьбы Л. Д. Кучмы я попросил ГАИ сделать исключение и для машины президента УСПП.

И фактически у нас больше контактов не было — вплоть до избрания его Президентом Украины. Но перед выборами на меня потом начали выходить люди Кучмы. Попросился однажды Александр Волков, он, как известно, в ходе предвыборной гонки сделал опекаемую им телекомпанию «Гравис» мощным рупором кандидата в президенты Л. Д. Кучмы.

Так вот, Волков пришел ко мне в сопровождении знакомого мне журналиста, у которого, видимо, была роль — свести нас и подружить.

Волков после легкой ознакомительной словесной разминки, которую принято называть «вокруг да около», сразу же перешел к делу:

— Мы зондировали почву в Киеве. Позиции здесь у нас самые плохие. Президент УСПП уполномочил меня встретиться с Вами, обсудить ситуацию, чтобы исправить это положение. Мы хотели бы, чтобы Вы встретились с Леонидом Даниловичем. С глазу на глаз… Ведь выборы — уже на носу…

В общем, Волков, не медля, открыл карты. Мне стало все абсолютно ясно, и я сказал как есть:

— Знаете, в принципе я выборами Президента не занимаюсь. У меня — свои выборы… Выиграть их в Киеве — дело весьма и весьма сложное, так что забот хватает. А в дела президентских гонок я не вмешиваюсь, этими вопросами не занимаюсь.

До этого я то же отвечал и клеркам из администрации Президента.

Но посланец от Кучмы настаивал на своем:

— Ну, Вы подумайте… Вам все-таки надо встретиться с Леонидом Даниловичем.

На том и расстались…

А через несколько дней — звонок:

— Ну, то как? Будете встречаться?

— Не вижу необходимости…

— Ну, хорошо… — раздалось в трубке.

А вскоре в одном из телеинтервью в программе ТЕТ мне был задан вопрос:

— А кого бы Вы поддержали на выборах Президента?

Я ответил:

— Думаю, что в сложившейся ситуации было бы лучше, чтобы остался тот Президент, который есть сегодня.

В лагере Кучмы мне этого не забыли. Как не забыли и мой «от ворот — поворот» одному из окружения Леонида Даниловича.

…Я высказался за то, чтобы Президентом оставался Л. М. Кравчук, по одной простой причине. Как потом оказалось, это было бы меньшее зло из двух зол. Да, конечно, при Кравчуке недостатков было много. Но атмосфера в обществе, атмосфера во взаимоотношениях администрации Президента и местных властей была совершенно иной. Ни закулисных интриг, ни подозрительности, умноженной на мнительность, ни наветов, ни преследования инакомыслящих, ни других негативных явлений, которые ныне стали определяющими в коридорах власти, просто не было. Леонид Макарович, надо ему отдать должное, не один раз говорил на совещаниях, я это сам слышал, своим работникам: «Все ваши пожелания вы можете высказать только в этом здании. Высказывать мне. А уже выдавать команды и поручения за пределы этого здания, в том числе и главам областей, а также городов Киева и Севастополя, могу только я».

И эта установка первого Президента работала магически. Люди его администрации вели себя корректно, не выходили за принятые «рамки». Конечно, жизнь есть жизнь, она ставит немало вопросов.

И кое-кто, разумеется, обращался с какими-то просьбами. Но боже упаси — чтобы с «командами» или поручениями. Более того, позвонит иногда кто-нибудь из команды Президента, жизнь есть жизнь, о чем-то попросит и тотчас пытается застраховаться от возможных неприятностей. Ты ж, мол, там ни слова Президенту о моем звонке… То есть, совсем иными были служебные отношения. Совсем иной была обстановка, в которой работали.

С приходом новой команды все было поставлено с ног на голову. Теперь каждый чиновник из президентской администрации считал в порядке вещей командовать напрямую, раздавать поручения. Что уж там говорить об элементарной скромности новоиспеченных чиновников, если один из них выходит в прямой эфир и вещает открытым текстом: мол, я достаточно богатый человек, у меня до прихода сюда уже все было, поэтому я не буду тут грести под себя… И т. д., и т. п.

В эпицентре их чиновничьих интересов оказался Киев. Они понимали: я не буду «прогибаться», как это делают другие, и руководить напрямую столицей никому не позволю. Кроме того, они не забыли, что Кучма на выборах в Киеве получил вдвое меньше голосов, чем Л. Кравчук, и на 200 тысяч голосов меньше мэра. И я понял, что они мне этого не простят. С первого дня прихода к власти команды Кучмы я это почувствовал. О закулисных маневрах этих «опричников» я уже хорошо знал. У нас тоже работала своя «разведка». Мне было известно, что сразу же после выборов был поставлен ряд задач: кого из руководителей областей, городов, а также министерств, ведомств, других управленческих структур нужно убрать. Косаковский у них был одним из первых кандидатов. Об этом мне сказал и один из руководителей тогдашнего правительства во время празднования Дня независимости в августе 1994 года, когда мы с ним сидели на концерте на Спивочем поле. А еще он деликатно заметил:

— Случайно я услышал один интересный разговор. Ты знаешь, Дима Табачник затевает против тебя крупную интригу. Он ставит задачу и проводит линию на то, чтобы в Киеве сменить руководство.

Я молвил:

— Да, я об этом уже догадываюсь.

Мы помолчали. Потом мой собеседник заметил:

— Леонид Григорьевич, это — первый звонок. За первым будет и второй…

5. СТРАСТИ НАКАЛЯЮТСЯ,

ПРЕЗИДЕНТСКАЯ КОМАНДА ВЫХОДИТ

НА СВЕТ…

Это было сразу же после выборов. Новый Президент первый раз позвонил мэру города. Как-то утром, только зашел в кабинет, увидел на столе записку: «Вас просят срочно перезвонить в приемную Президента». Связался с приемной:

— Искали меня?

—Да, искали, сейчас соединим.

И вот голос Кучмы:

— Добрый день!

— Добрый день, Леонид Данилович!

— Ты не удивишься, что Президент к тебе обращается по такому вопросу?

— Я хотя и не знаю, по какому, но Президент есть Президент, он может обращаться по любому вопросу.

— Да ты понимаешь, надо вот тротуары заасфальтировать на улицах Садовой и Институтской. Там ведь ноги можно сломать. Ходишь вот и опасаешься…

Я-то знал, что он живет в доме, где получил квартиру еще как премьер-министр. На углу Шелковичной и Институтской.

Окна как раз смотрят на гастроном…

А Кучма и говорит:

— Вообще, надо бы в Киеве провозгласить операцию «Тротуар».

— Это можно, — отвечаю ему. — но денег на это у нас нет.

— Ничего. Я скажу Пустовойтенко, он вам потом отдаст. А вы там занимайтесь этим.

— Хорошо. Если деньги есть, то почему бы и не сделать? Мы сделаем.

Леонид Данилович положил трубку, а я про себя и подумал: то, о чем он только что сказал, — не самый главный ныне вопрос для столицы. Он, безусловно, важный, но не самый-самый… Но Президент есть Президент, раз сказал — значит надо делать. Хотя вскоре, как только начались работы, некоторые газеты обратили внимание на то, что в Киеве странным образом весьма быстро стали ремонтировать тротуары и улицы. К чему бы это? Такой вопрос, в частности, задавала газета «Киевские ведомости».

Ну, намаялись мы с этим ремонтом. Мало того, что все делалось в долг, пошла масса претензий с Печерска, мол, не так делаем, не по технологии, не так мостим, не тот уровень. Я тогда впервые схлестнулся с Пустовойтенко и его замом, вынужден был даже сказать:

— Не надо нами командовать. Мы-то в Киеве умеем делать дороги и тротуары. Я хотел бы съездить в Днепропетровск и посмотреть, как вы там это делали… Нам нужны не поучения, а деньги. Нельзя же так «разувать» город.

В трубке лишь сердито сопели…

Наши дорожники сделали все в темпе и прилично, с хорошим качеством. Кое-кому на Печерске хотелось большего. Вот давайте еще вокруг Кабмина заасфальтируйте… Давайте еще дальше.

В итоге был переложен асфальт по всему кварталу. Город свое дело сделал. А вот наши элитные заказчики слово не сдержали, денег нам практически не возвратили. Это был обычный обман, но только на правительственном уровне. Причем, он становился уже своеобразной традицией. Вот и позже, уже в 1995 году, мы тоже не получили ничего за ремонт дороги по ул. Грушевского — от здания Верховной Рады до площади Славы с перекладкой трамвайных путей. Мы справились с огромным объемом работ за какие-то пару месяцев и завершили их ко Дню независимости. Кабмин обещал выделить столице нужные средства на реконструкцию этой магистрали, но так ничего и не дал, все «повесил» на город. Это уже входило в норму: брать от столицы все, ничего ей не давая взамен. Эдакий обывательско-потребительский, к тому же провинциальный подход. Он стал определяющим для новых обитателей роскошных кабинетов на Банковой и Грушевского.

Тогда, в начале августа 1994 года, состоялась первая деловая поездка нового Президента по объектам Киева.

Как и принято в таких случаях, перед посещением начали составлять программу. Шли интенсивные консультации с администрацией Президента. Мы включили в программу целый ряд объектов, в том числе и такие специфические, как строящаяся ТЭЦ-6, мусоросжигательный завод. Судя по всему, особого желания ехать на специфические объекты у президентской стороны не было. Но мы все-таки настояли на своем.

Наш микроавтобус колесил по новостройкам Левобережья. Заехали на сооружаемый участок Сырецко-Печерской линии. Там все шло нормально, новые станции должны были вводиться до конца года, и в эти сроки метростроевцы укладывались. Но уже тогда острым оставался вопрос финансирования: Минэкономики не давало на это денег. Президент с металлом в голосе по ходу сказал: «Отдайте то, что обещали!»

Поездка как поездка. Но как я вскоре понял, она имела не деловую, а иную цель… Президентское окружение начинало свою игру.

…Вот мы вышли из вестибюля строящейся станции «Харьковская». Тут же собрали небольшую группу журналистов. Судя по всему, кто-то пытался затеять импровизированную мини-пресс-конференцию Президента.

Я с удивлением заметил:

— Да не о чем пока говорить… Давайте мы закончим поездку и потом начнем разговор.

Но не тут-то было… Я увидел, как засуетился и занервничал руководитель пресс-службы Президента, как он начал что-то шептать на ухо Леониду Даниловичу и настойчиво его тянуть к группе журналистов. В конце концов Президент подошел к корреспондентам и сказал им лишь одну фразу: «Порядок в государстве надо начинать наводить со столицы». Я понял, что фактически вся цель поездки сводилась только лишь к одной фразе, которую буквально «выбил» из уст Президента его пресс-секретарь!..

…Мы поехали дальше по маршруту. И тут кое-кто из свиты Леонида Даниловича, некоторые бывшие комсомольские функционеры начали играть в какую-то свою игру, пытаясь сбить нас с намеченного накануне и одобренного Президентом маршрута. Вот им почему-то больно уж захотелось… Куда бы вы думали? В райотдел милиции!.. Давайте, мол, заедем, это очень важно…

Я и говорю:

— Так у нас в программе райотдела милиции вроде нет…

— Ну и что? Давайте заедем!..

— Раз вам так сильно хочется пообщаться сейчас с милицией, что же, давайте заедем. Но вы хотя бы охрану предупредите, потому что она собьется и будет большая путаница.

Остановились. Один из помощников Президента быстро пересаживается в другую машину. Едем в Дарницкий райотдел милиции. Там уже «мальчики Президента» дали команду построить всех и с пристрастием допросить, что сделано по выполнению подписанного две недели назад Указа Президента по борьбе с преступностью.

…Хотя там никто и не ждал таких именитых гостей, но все оказались на месте, начальник управления нормально отчитался, вроде бы не возникло даже никаких вопросов. Получилась такая себе «комсомольская выходка»… Сели в микроавтобус, и вот новая вводная от тех же «мальчиков»:

— А теперь давайте заедем в какой-нибудь гастроном.

Я говорю:

— Вы же видите, что вблизи гастрономов нет, гастрономы будут дальше, по пути. В любой из них и заглянем.

Вот и первый «попавшийся» гастроном.

— Этот годится? — спрашиваю у наших «инспекторов».

— Годится.

— Так давайте остановимся и зайдем.

…В гастрономе, как оказалось, было все. Президент походил, походил и сказал: «Да, ассортимент нормальный, все есть…»

Поехали дальше по маршруту. Посмотрели школу, где полным ходом шел ремонт. Я чувствовал: людям Президента ну очень уж хотелось выискать хотя бы что-нибудь, дабы было не так. Особенно — Табачнику. Он ходил сзади, ухмылялся и небрежно говорил:

— Ну — что?.. Вот видите, устроили вам рояль в кустах…

Это, конечно, задело нас. Галина Михайловна Артюх, мой заместитель, возразила президентскому фавориту:

— Тут все идет своим чередом, ведь скоро — сентябрьский звонок… Ремонтные работы тут идут все время, независимо от любых визитов. Обычная жизнь.

Мы увидели: и директор школы, и учителя работают в поте лица — белят, красят, убирают… В общем, вся школа — в движении. Нас пригласили на открытие нового учебного года. Но это уже никого из президентской команды, судя по всему, не интересовало. Желание уже пропало.

Объезд объектов закончили на Спивочем поле, сооруженном за какие-то два месяца. Это тоже было отклонение от программы, но теперь уже — по моей просьбе.

Л. Д. Кучма, подводя там вкратце итоги, отметил:

— Я очень доволен поездкой, все нормально.

Каким же было мое удивление, когда вечером я смотрел информационную программу по УТ. На страну пошла совсем другая информация о деловой поездке Президента по столице. Каких только «собак» не навешано в ней на руководство города!.. И школы, мол, не готовы, и много других беспорядков в Киеве. Дескать, мэру города лучше бы заниматься школами, нежели чем-то другим. И фраза — вердикт, о которой я уже говорил: «Президент требует: порядок в государстве надо начинать наводить со столицы».

Наутро перезвонил в Гостелерадио:

— Скажите, пожалуйста, кто готовил репортаж о поездке Президента по Киеву? Я хочу встретиться с автором.

Пауза. А за ней:

— Вы знаете, мы не можем вам сказать, кто готовил эту передачу. Потому что эту кассету нам передали из администрации Президента, из их пресс-службы. Мы ее просто поставили и прокрутили.

— Понятно…

Мы у себя собрали пресс-конференцию и рассказали о реальной обстановке, о том, что отражение ситуации, прозвучавшее по УТ, не отвечает настоящим оценкам Президента. Я вынужден был сказать как есть: в государстве действительно надо наводить порядок, но только начинать нужно с коридоров власти на Грушевского и Банковой. Потому что поездка показала: многие поручения Президента не выполняются, ряд министров ждут очередных указаний… Кстати, все те поручения, которые давал Л. Д. Кучма в ходе посещения столичных объектов, до сих пор… не выполнены. Как это было и во многих других случаях.

Меня очень возмутили «проделки» президентских помощников, которые были продемонстрированы в ходе ознакомительной поездки Леонида Даниловича по Киеву. Я решил поднять данный вопрос перед Президентом. Удобный случай представился в день празднования годовщины Независимости. Как обычно, было торжественное собрание в «Украине», затем концерт и после него — прием. Президент провозгласил тост, обстановка располагала к общению, и, пользуясь случаем, я вскоре обратился к Кучме:

— Леонид Данилович, как Вы расцениваете то, что прозвучало в средствах массовой информации, в частности по УТ в связи с Вашим посещением столичных объектов?

— А что там прозвучало? — полюбопытствовал Президент.

Я ему рассказал. Он тотчас же подозвал Табачника и давай его вычитывать:

— Ты что, хочешь меня поссорить с городом? Ты зачем это делаешь? Вот завтра на 9 утра вызывай ко мне того, кто готовил репортаж… И приходи вместе с ним. Я вам объясню, что к чему…

На этом тема была вроде бы исчерпана. Я, конечно, понимал: Президент сделал «показательное выступление», погрозил «мальчикам» пальчиком, скорее всего, «для вида». Ибо в его администрации ничего просто так не делалось. Но, судя по всему, Президенту стало понятно, что такой «ход» со стороны его рати — не совсем своевременный, он пока не мог привести к желаемым для них результатам.

Как бы там ни было, но ребята из президентской команды шаг за шагом выходили из тени, пытаясь упрочить свои позиции, свой вес на политическом Олимпе Украины. Как стало известно еще в то время от журналистов, Дмитрий Табачник, например, очень ревностно следил, чтобы в официальных сообщениях о тех или иных событиях фигурировала его фамилия. Причем, рядом с Президентом. Я воочию убедился в том, с какой настойчивостью Дмитрий Владимирович лепил себе имидж чуть ли не второго лица в государстве. Недаром ведь острословы придумали шуточную фразу о том, что Л. Д. Кучма работает Президентом в администрации Д. В. Табачника. Шутка шуткой, а если всерьез, то за шуткой проступала сама Истина… И об этом красноречиво засвидетельствовала одна прелюбопытнейшая ситуация…

6. И ПРЕЗИДЕНТ МОЛВИЛ:

«НАДО ПОСОВЕТОВАТЬСЯ

С ТАБАЧНИКОМ»

Новый виток проблем и проблемок подбросила нам администрация Президента в связи с подготовкой к торжественному собранию по случаю празднования Дня независимости. Вначале утрясался вопрос, кому же быть докладчиком. Часто — то из окружения Президента, то из окружения Головы Верховной Рады — мне звонили и говорили, что именно их шеф выступит с докладом.

Я и уточняю:

— Уважаемые, на собрании не может быть два докладчика. Вы как-то меж-ду собой определитесь, чтобы не ставить и себя, и нас в неловкое положение.

Но вот я стал свидетелем телефонного разговора Александра Александровича Мороза с Президентом. Я как раз был на проводе, когда Александр Александрович снял трубку прямого телефона:

— Леонид Данилович, давайте определимся, кто будет выступать с докладом. Наверное, это все же должен быть Голова Верховной Рады. Потому что мы же принимали Акт о независимости, нам вроде бы с руки это делать… Тем более, сразу после выборов. Думаю, Вы не будете возражать, если я сделаю доклад…

Президент согласился. И только после этого вопрос был снят. Но тут возник другой. Например, кого и где рассаживать в президиуме. Новая администрация ситуацией не владела. Те же, кто занимался этим, уже ушли с Банковой.

А дело, а общем-то, непростое. Хотя, на первый взгляд, ничего мудреного нет. Подумаешь, ну, зашел и расселся президиум, началось собрание — и все пошло само собой… Но это — лишь для непосвященных… Тут ведь — десятки нюансов. Раньше в партийных органах были люди, которые на таком деле, как говорится, зубы съели. Тут — целая «школа». Нужно, во-первых, всех правильно рассадить, в зависимости от того, сколько человек в президиуме. Если, условно, 90, то это 3 ряда, ежели 60 — то лишь 2. Сама «рассадка» определяет статус человека, его влияние и значение… Журналисты, которые внимательно смотрят, кто и где сидит, делают выводы: в опале человек или нет, близок он к «самому-самому» или не очень…

В президиуме, как правило, представлены люди разных категорий — руководители, представители научной и творческой интеллигенции и т. д. Раньше было принято, чтобы там были знатные люди, известные рабочие, ученые, писатели, деятели искусства, ветераны войны и труда, представители молодежи. На этот раз мы старались сформировать президиум наиболее демократично, в составе его как раз были известные труженики, деятели науки, культуры, искусства. Разумеется, и руководители — тоже…

И вот у нас начались первые стычки с новой администрацией. Известный аппаратчик Яцуба, который приехал тогда из Днепропетровска и начал работать заместителем руководителя управления территорий, получил от Табачника «целевую задачу» и буквально не давал нам покоя. Требовал, чтобы мы ему немедленно дали список президиума. Очень волновался, где будут сидеть Табачник и Пустовойтенко, требовал включить определенных людей, которых мы считали нецелесообразным и даже невозможным вводить в состав президиума. Он буквально совал свой нос везде, куда только можно. В конце концов, мы ему сказали: «Если Вы хотите сорвать собрание, то, пожалуйста, срывайте, мы Вам отдадим президиум. Если же Вы хотите научиться, как это делается, то лучше смотрите и не мешайте».

Но в администрации все не могли успокоиться. Видя, что затеяна большая возня с президиумом, я сделал очень просто: позвонил Президенту. Сказал ему, что возникли неотложные вопросы, я тут не могу договориться с его людьми, просьба принять меня. «Хорошо, подъезжай», — согласился Леонид Данилович.

Я приехал буквально через 10 минут. В приемной— Яцуба и еще кое-кто. Как оказалось, Президент передал в приемную, что пока не переговорит с мэром, никого принимать не будет…

Зашел к нему. Рассказал о ситуации, о том, что возникли спорные вопросы.

— А что там за вопросы? — поинтересовался Леонид Данилович.

— Где кого рассаживать… — и показал ему наш вариант.

Он вроде бы со всем согласился. Только уточнил, где место первого заместителя Головы Верховной Рады.

— Наверное, в первом ряду, — ответил я.

— Да ты что, ты же понимаешь, что этого делать нельзя, после всех этих публикаций — нас не поймут.

Я настоял на своем. Он нехотя согласился.

— Ну а приглашать или не приглашать председателей комиссий — членов Президиума Верховной Рады? — спросил Президент.

— Их нужно пригласить, все-таки — День независимости.

Президент о чем-то подумал еще и задал вопрос:

— А где будет сидеть Табачник?

— Во втором ряду, сразу же за Вами.

Леонид Данилович прошелся взглядом по схеме размещения президиума и удивился:

— А почему Табачник здесь, во втором ряду?

— Как — почему? На этом месте раньше всегда сидел Хоменко, секретарь администрации Президента. Хоменко за Президентом, а министр Кабинета Министров — тот всегда сидел за премьером. Ну, мало ли какие рабочие моменты могут возникнуть… Нужно, например, что-то уточнить в документах, обменяться мнениями, бывают какие-то «нестандартные» ситуации… Чтобы не бегать по президиуму, удобнее всего быть сзади, во втором ряду.

И тогда мне было заявлено:

— Ты же понимаешь, Хоменко был секретарем администрации Президента, а у нас теперь — не секретарь, а глава администрации. Это совсем другой статус. Поэтому тут нужно подумать.

Я и говорю:

— Ну, Вы тогда решайте и скажете мне.

— Хорошо, — ответил Президент. — Я буду обедать и посоветуюсь с Табачником.

Хотя эта фраза и резанула слух, я сказал:

— Хорошо. Как решите, так и будет. Пускай только мне кто-то позвонит.

— Договорились.

Через какое-то время звонит мне Д. Табачник:

— Мы посоветовались. В первом ряду!..

И называет мне конкретное место.

В те минуты я понял: началась новая «эра»… Если Президент советуется с Табачником, какое место ему, Табачнику, занимать в президиуме, то тут, собственно говоря, все уже ясно. Ибо как ни крути, а речь идет всего лишь о главе администрации, или, другими словами, о начальнике канцелярии.

Тогда же, во время подготовки к собранию, возникла еще одна возня — уже вокруг Л. М. Кравчука. Звонили его помощники, спрашивали, где ему сидеть. Мы, как и положено, отвели место в первом ряду в президиуме. Все ясно: первый Президент. Однако тут уже после нашего разговора с Президентом вмешался Табачник: «Мы еще должны посоветоваться по этому вопросу». Каждые пять минут наши товарищи звонили либо Яцубе, либо Табачнику и просили: решайте по Кравчуку, время летит, нужно давать пригласительные…

Но так уклонялись от окончательного ответа. Как мы поняли, все шло к тому, чтобы Кравчука не было в президиуме. Что-то опять закручивал Табачник. Все затянулось до последней минуты… Мы уже были во Дворце «Украина» до начала собрания оставались какие-нибудь 20-25 минут. А с Кравчуком не ясно… Прибыл Президент. Я тотчас же подошел к нему и говорю:

— Знаете, Леонид Данилович, тут какая-то совершенно дурацкая ситуация создалась вокруг Леонида Макаровича. Думаю, неправильно, если его не будет в президиуме.

Приехавший с ним Табачник стоял рядом, смотрел в сторону и делал вид, что он к этому не имеет никакого отношения и впервые об этом слышит. В этом был весь Табачник.

Надо отдать должное Леониду Даниловичу, он сразу же распорядился пригласить своего предшественника в президиум. Правда, отвели ему место чуть дальше… Табачника. Появился в президиуме и господин Горбулин. Раньше секретарь Совета безопасности там не сидел. Появились и многие другие люди, которые прежде не сидели не то что в президиуме, но даже в 17 «элитном» ряду. Там при прежнем строе располагались во время концертов члены Политбюро…

Для меня становилось совершенно понятным, что меняются приоритеты, по-другому расставляются акценты. Начинается «новая эпоха», в которой практически руководство перебрали на себя люди, находившиеся во втором-третьем «эшелонах», не выходившие раньше «на свет». А тут они уже вырвались на передовую линию, открыто заявили о том, что имеют претензии напрямую управлять многими процессами в стране. Они занимали те места, которые, по большому счету, им не принадлежали. Никто им таких полномочий не давал, они сами взяли себе эти полномочия. Конечно, при одобрении «самого-самого»…

Таковы были наши первые контакты с новыми людьми на Банковой. Конечно, уже тогда я увидел. что в кругу аппарата, в кругу окружения Президента у нас нет и, очевидно, не будет доброжелателей, нет и не будет поддержки. На протяжении 1994—1996 годов они накапливали силы, наращивали мускулы. Тогда, в 1994-м, у них было желание свергнуть и растоптать меня, но они ведь не дураки и хорошо понимали: их время еще не пришло. В тот период председатель Киевсовета был достаточно сильной фигурой, которая оказалась не «по зубам» ретивым хлопцам из команды Кучмы. Но они поставили цель: создавать определенную атмосферу и шаг за шагом делать все, что в их силах, не просто для укрощения мэра столицы, а для его уничтожения как политической фигуры. Как создавалась такая атмосфера? Да очень просто: методом ежедневных нашептываний, методом подбрасывания заказных публикаций в прессе, методом давления на «болевые точки» главы государства — самолюбие, определенную мнительность, подозрительность.

Я далек от мысли, чтобы валить все грехи на одного Леонида Даниловича. Ведь все мы — не без слабостей, не без ошибок. А тут еще — соответствующий фон… Если тебе каждый день жужжат на уши, «подбрасывают» всякую всячину типа: «вот он там уже рвется в Президенты», «он опережает Вас по популярности», «он много выступает в прессе, по радио и телевидению», «он уже флажок себе на машину подцепил», «он вслед за Вами корзину вторую выносит на сцену— в знак благодарности артистам»; если каждый день повторяют вот такие «пассажи», то разве обычный человек в ранге Президента останется безучастным к этой словесной «агрессии»?.. Если такая атмосфера создается постоянно, то она, безусловно, не может не отразиться на характере и стиле поведения конкретного человека, облеченного огромной властью.

Окружение изо дня в день назойливо внушало одну и ту же мысль: нам, дескать, в Киеве нужна другая власть, более послушная, более удобная для нас. В президентской свите выделялось несколько ключевых людей, которые создавали вокруг меня атмосферу неприязни, недоброжелательности. Но главную скрипку, безусловно, играл тот же Табачник. Человек, сделавший диссертацию на исследовании тоталитарных режимов, он многое вынес оттуда: и методы интриганства, и приемы такой вот иезуитской политики. Он все это очень хорошо усвоил. Я. понял, что он без этого жить уже не может, для него главное — интриги, сталкивание людей, сталкивание интересов. Дима никогда не мог терпеть, если, кроме него, еще кто-нибудь имел доступ к Президенту. Иногда возникали любопытные ситуации… Как-то я был у Президента, мы беседовали, и вдруг, без всякого приглашения, в кабинет заходит Табачник, садится под видом того, что вроде хотел о чем-то спросить… Он для повода мог придумать, что угодно, любую чепуху, вроде такой: у него, мол, лампочка на телефоне горела, так он хотел бы уточнить, не звонил ли ему Леонид Данилович… И так далее, и тому подобное. Судя по всему, его интересовало главное: о чем же здесь говорят без него?.. Ну, и почему вдруг я попал сюда без его ведома или без его санкции. Потому что был период, когда к Президенту никто без него зайти не мог. Табачник упивался той властью, которая неожиданно свалилась на него с избранием Л. Д. Кучмы Президентом Украины. В нашей киевской ситуации он оказался одним из ведущих дирижеров по части интриг и всех этих закулисных маневров.

Но были и другие. Тот же Яцуба. Я его знаю, так сказать, в нескольких периодах, и в каждом таком периоде он был совершенно другим человеком… Приспособляемость этого «прежнего» аппаратчика просто поразительна, она особенно проявилась в последние годы — годы президентства Л. Д. Кучмы. Яцуба сыграл одну из ведущих ролей в «киевском перевороте», но о нем я еще расскажу… Еще один «ключевой игрок» команды Президента — господин Волков — тоже немало покорпел на поприще заговора против избранной киевлянами власти.

Сего господина я знал еще до его появления в свите Президента. Кстати, в телеинтервью журналисту ТРК «Киев», которое транслировалось 7 апреля 1996 года, то есть сразу после «разноса» у Президента, я открыто заявил: «Я думаю, что наиболее одиозной фигурой сегодня в окружении нашего Президента является его помощник Александр Волков, который был инициатором и, как говорят, главным организатором этой встречи (то есть встречи у Президента 5 апреля 1996 года. — Л. К.) и такого сценария. Я хорошо знаю его, он имеет, скажем так, не лучшую репутацию даже среди своих бывших коллег в Киеве. И, зная его и по этой работе, мы видим, что он отстаивает не государственные интересы, а личные интересы, или занимается лоббированием интересов определенных коммерческих структур. Я считаю, что его деятельность сегодня — угроза не только для Президента, но и для государства в целом».

Это телеинтервью было почти полностью опубликовано в молодой газете «Хрещата долина», которая отвела ему целую полосу. Материал должен был появиться 13 апреля 1996 года в 16-м номере этой весьма смелой и интересной газеты, но, по нашей просьбе, редакция временно сняла материал с номера, ибо не хотелось дальше накалять и без того напряженную ситуацию, которая возникла к тому времени между некоторыми известными фигурами в центральных органах власти и Киевской городской госадминистрацией. Тем более, что приступала к работе по изучению практики деятельности столичной власти комиссия Кабинета Министров. Мы считали, что лишние эмоции, нагнетание страстей могли помешать спокойному, взвешенному, объективному рассмотрению комиссией состояния дел в столице. К чести редакции «Хрещатої долини», она прислушалась к нашим веским доводам и до поры — до времени не давала набранную уже полосу. Но когда окончательно стало известно, что основной целью чиновничьего нашествия на столичную власть, избранную киевлянами, стало укрощение строптивых, «Хрещата долина» выполнила свой профессиональный долг и опубликовала в 21-м номере, 18 мая 1996 года «опасную полосу» — о генеральном «крестовом походе» на мэрию и мэра столицы, инициированном собственными прихотями и амбициями некоторых влиятельных лиц на Печерском холме. Эта, а также целый ряд других честных, правдивых публикаций «Хрещатої долини», которая отстаивала интересы столицы и показывала людям истинное лицо временщиков на политическом Олимпе Украины, стоило ей самого дорогого — вскоре власть имущие «прихлопнули» юную, перспективную газету, оставили ее работников без средств к существованию, более того, к редакции был применен весь арсенал репрессивных мер — преследований, включая приостановку набранного уже 24-го номера газеты, блокировку расчетного счета, постоянные контролерские десанты — проверки и т. д., и т. п. В результате выход газеты был прекращен, ее, по существу, растоптали.

Возвратимся, однако, к одному из персонажей, который играл далеко не второстепенную роль в наших событиях, — к тому же А. Волкову. Именно он рьяно нагнетал во властных кабинетах и коридорах атмосферу неприязни и, если на то, открытой вражды по отношению к нам. То, что я назвал господина Волкова в телеинтервью, текст которого воспроизвела и «Хрещата долина», влекло за собой не только неприятности для меня, но и определенную опасность. Чему-чему, а искусству расправляться с неугодными у нас в Украине хорошо научились. Я знал это, но надо было начинать говорить людям правду. И я начал говорить ее.

У меня с А. Волковым было несколько конфликтов еще до того, как он стал помощником президента. Наши отношения имеют, так сказать, определенную «историю». Первая стычка с Волковым произошла у меня в 1992 году, еще тогда, когда я работал представителем Президента в Печерском районе. В то время одна из коммерческих фирм незаконно овладела частью помещения известного в столице магазина «Юный техник» на бульваре Леси Украинки. Оказалось, что Волков, используя свои тесные контакты с тогдашним руководством городской госадминистрации, пытался любой ценой «выбить» это помещение для данной фирмы. Мы действовали четко и решительно, в конце концов выиграли арбитражный судебный процесс и выселили «захватчиков» из незаконно занимаемых ими помещений. Разумеется, этой категорией людей такие моменты не прощаются, их припоминают и через много лет.

Второй инцидент произошел в марте 1994 года. Ему, Волкову, как президенту фирмы «ВГВ» представитель государственного архитектурно-строительного контроля города Киева 21 марта 1994 года вручил предписание, где было указано, что реконструкция первого и второго этажей дома по улице Михайловской, 6, ведется с нарушением проекта и без оформления разрешения на право выполнения работ, в связи с чем предлагалось приостановить работы по фасадной части дома. Так появилась еще одна обида на меня. Хотя… Используя связи, Волков добился своего. Там, в том помещении, он сделал магазин. Все было устроено таким образом: домом владел институт социологии (ему это здание было передано фондом коммунального имущества города), а уже потом институт передал часть своих помещений на условиях субаренды коммерческой фирме, где делами заправлял господин Волков.

Так вот, до появления в команде Кучмы этот господин жил весьма безбедно, сбивал свой капитал. И затем, в ранге помощника Президента, он предстал в одной из телепередач перед всей Украиной как этакий богатенький мужичок-купчишка, который все, мол, уже имеет и ему ничего от власти не надо, он, мол, не будет грести под себя… Известная тактика людей такого пошиба.

Он, конечно, будучи теперь под могущественным крылом своего патрона, сводил свои счеты со мной, раскручивая операцию по устранению от должности председателя Киевсовета.

Свою роль как «серый кардинал» сыграл в киевских событиях, безусловно, ближайший сподвижник Л. Д. Кучмы — господин Горбулин. Я назвал нескольких главных действующих лиц из администрации Президента. О каждом из них можно было бы рассказать немало, ибо эти, в общем-то неглупые люди, во многом определяли стиль и методы государственного управления в Украине. И все-таки, видимо, им суждено будет остаться одиозными деятелями «кучмовского» периода… История все рассудит, все расставит по своим местам.

Я не случайно столько внимания уделил администрации Президента. Была создана мощная надстройка, что-то вроде аппарата бывшего ЦК, призванная держать в послушании всю страну, тасующая, как колоду, кадры, несущая заряд постоянного противостояния в обществе: Президента — с Верховной Радой, всей системы исполнительской власти — с системой народовластия. Табачник и иже с ним то и дело затевали розни, интриги, «кабинетные войны», которые приносили Украине и ее столице немало бед.

Но члены «команды Президента» обосновались не только в администрации на Банковой. Они внедрились и в кабинеты на Грушевского, в Кабмин, и стали еще одной ощутимой опорной силой в вечной борьбе Л. Д. Кучмы за всю полноту власти в нашей молодой стране. Именно Кабмин и оказался тем плацдармом, откуда Кучма и его подручные обрушили главный удар на столичную власть, дабы напрямую поруководить столицей, прибрать к рукам все то, чем богат Киев… А кнопки в Кабмине нажимал человек, которому затем была заказана роль очередного премьера очередного правительства…

7. НА ПОЛИТИЧЕСКОЙ АВАНСЦЕНЕ —

ВАЛЕРИЙ ПУСТОВОЙТЕНКО

Итак, кнопки в Кабмине нажимал… Да-да, именно он, Валерий Пустовойтенко, человек Л. Д. Кучмы. Он был главным, хотя почти и невидимым режиссером, которому послушно подчинялись исполнители акций по укрощению законно избранной столичной власти.

С Пустовойтенко у меня складывались, как бы это сказать, довольно интересные отношения. Знаю его еще с тех пор, когда он, будучи председателем одного из райисполкомов Днепропетровска, вместе с Яцубой, который возглавлял один из райкомов партии того же города, приезжал к нам, в Печерский район столицы, перенимать опыт. Ничем особым они не отличались, обычные совпартфункционеры. Разумеется, я и подумать не мог в то время, как преобразятся они в иной обстановке, как откажутся от всего того, что вывело их на политическую орбиту, сделало руководителями. Но то — уже их личные вопросы…

Валерий Павлович Пустовойтенко был и остается «днепропетровской тенью» Леонида Даниловича Кучмы. За ним, Кучмой, он и потянулся в столицу, где получил кресло министра кабинета у премьера Кучмы. Правда, тот период длился недолго… Как мне показалось, Валерий Павлович снискал тогда репутацию достаточно скромного, взвешенного, толерантного, как любят выражаться некоторые политики и журналисты, человека. Но тут уместен вопрос: а хорошо ли мы его знали? Ведь в роли кабминовского министра человек был считанные месяцы…

А потом над ним нависли тучи. С отставкой Кучмы-премьера для Пустовойтенко начались затяжные поиски работы. Он нигде не был востребован и метался по Киеву, видя и осознавая с досадой, как отворачивались от него все те, кто еще недавно кланялся перед ним… В июле 1997 года, выступая с трибуны сессии Верховной Рады в качестве кандидата в премьеры, Валерий Павлович сказал об этом и признался, что вынужден был искать себе работу. Он несколько слукавил, покривил душой. Он забыл лишь сказать, что работу для него нашли мы — я и мой заместитель. Но пусть это будет на его совести.

Он сначала позвонил, а потом заехал ко мне, на Крещатик, 36, и сказал:

— Выручай, Леонид Григорьевич! Помоги. Никто не хочет брать меня на работу.

Я пригласил своего зама — В. Ковтуна, объяснил ему ситуацию и попросил его:

— Свяжись с начальником Главкиевгорстроя Владимиром Поляченко. У него есть выходы на Экспобанк. Пусть свяжется с управляющим и пусть поищут что-нибудь подходящее.

О госслужбе речь тогда идти не могла.

Управляющий Экспобанком сказал, что, мол, есть возможность ввести такую должность как заместитель по строительным вопросам. Сообщили Пустовойтенко, тот сразу же согласился. Ну, представили, как положено, человека, назначили зарплату, дали служебную машину. И он приступил к работе.

Потом он не раз ко мне приходил, даже во дворе Киевсовета ловил… Выражал благодарность, вел себя очень скромно, как-то даже застенчиво. Однажды спросил:

— Ты меня примешь?

— Что за вопрос? Конечно, приму.

— А то со мной никто уже даже не разговаривает…

— Но мы же не только разговаривали…

— Так это ж — вы… Спасибо. Я никогда этого не забуду.

Был даже и такой момент. Дело шло к выборам Президента. Именно тогда у нас в городской администрации освободилась должность заместителя главы по строительству. Мы искали подходящую кандидатуру. Я подумал о Пустовойтенко. Когда по моему поручению с ним связались, он был растроган и ответил:

— Спасибо, я бы пошел, но уже работаю в предвыборном штабе Кучмы.

Так нам и не пришлось поработать с ним. Вскоре на это место мы (теперь уже можно сказать — на общую беду) приняли Омельченко.

Ну, а Валерий Пустовойтенко вновь возвратился… на круги своя, в Кабмин, министром Кабинета Министров. Он начал меняться буквально на глазах. Куда девались его скромность и стеснительность!.. У него появились апломб, командные нотки, этакое пренебрежительное отношение ко всем, кто был ниже рангом. Словом, начала прогрессировать печально известная «звездная болезнь».

Наши отношения менялись в худшую сторону. Я ощущал: пагубное влияние на него оказывала администрация Президента, которая постоянно пыталась решать через него какие-то вопросы в Киеве, причем в ущерб городу. Чаще всего проблемы возникали из-за квартир и земельных участков. Известно, что в Кабмине министры очень часто менялись. Каждому дай жилье чуть ли не на Крещатике. Да плюс к тому же, обеспечь квартирами его многочисленную свиту, которую шеф тащил за собой в столицу.

Особый разговор — о земельных участках. Ну какие-то непомерные аппетиты: дай и дай!..

Однажды мы попросили правительство о выделении Киеву некоторой суммы денег для решения одного важного социального вопроса. И вот звонит мне Пустовойтенко. Так и так, говорит, вы тут просите денег… Но пока вы нам не оформите земельный участок там-то и там-то, мы никаких денег не дадим.

Я возразил:

— Дело, конечно, ваше. Но есть еще и правила, и нормы. Почему мы должны для вас делать исключение? Будем оформлять так, как положено.

И действительно, мы не пошли на уступки. Но и денег тоже не получили…

Как-то, дело было в 1995 году, я позвонил ему и попросил для семьи две путевки в санаторий. Сам в отпуск не шел, хотел на две недели отправить на отдых жену с сыном, они из-за моей вечной занятости несколько лет уже никуда не ездили. А правила были такими, что путевки для такой категории работников, как я, надо было просить только у Пустовойтенко. Я позвонил ему и спросил:

— Что, в самом деле, за путевками надо обращаться лично к Вам?

— Ну да. А куда ты хочешь?

— Не я, а мои… На две недели — к морю.

— Ладно, я дам тебе путевки, только ты мне дашь квартиры на Старонаводницкой.

Мне стало не по себе. Я «охладил» Валерия Павловича:

— Интересная связка получается. Тогда я сам, без вас, как-то решу нашу проблему. Спасибо, но больше к вам обращаться не буду.

С этими квартирами — так целая эпопея. Верховная Рада передала городу десять квартир в доме, который был построен для него. Но Пустовойтенко потребовал, чтобы все эти квартиры я отдал Кабмину. Я сказал, что не буду этого делать, город имеет и свои проблемы, которые надо решать, в том числе отселенческие. Так мы ему и не дали названные квартиры.

Дальше — больше. Опять злополучные земельные участки, в которых мы отказали. На улице Грушевского хмурили брови. Мол, что это за упрямец — Косаковский. Вокруг меня пошли волны… И в Кабмине, и в АП (администрации Президента) начали усиливаться разговоры на тему: вот, мол, Косаковский ничего не дает, с ним ничего нельзя решить и т. д., и т. п.

Дошло даже до того, что как-то мне позвонил Президент. И хотя в голосе его не было нажима, не было стальных ноток, тем не менее Леонид Данилович с укоризной спросил:

— Ну, что же ты не решаешь вопросы по дому на улице Десятинной?

(Там в это время Кабинет Министров вознамерился строить апартаменты для высшей элиты. — Л. К.)

— Кто Вам такое сказал, Леонид Данилович?

— Пустовойтенко сказал.

— Зачем же так? Все надо делать по закону. — Ну, хорошо, — примирительным тоном сказал Президент.

— Я с ним переговорю. А ты там тоже с ним разберись.

После разговора с Президентом я связался с Пустовойтенко:

— Валерий Павлович, что это за разговоры о доме на Десятинной? Почему Вы дезинформируете Президента?

Тот замялся… А затем выставил «аргумент»:

— Понимаешь, Президент позвонил, отругал меня за то, что там ничего не делается. Вот я и вынужден был сказать, что вот городская администрация нам ни в чем не помогает…

Несмотря на все давление, я так и не подписал того распоряжения, которое требовали от меня на строительство этого дома по улице Десятинной, 10. Кабмин решил это без нас.

Я действительно не узнавал Пустовойтенко. Он начал предъявлять необоснованные требования по другим вопросам. Выдумали проблемы с резиденциями. Это уму непостижимо: почти вся Украина — за чертой бедности, люди месяцами сидят без зарплат и пенсий, везде — разруха, а тут вдруг, на столь мрачном фоне, — резиденции. Причем, началась какая-то мания. Поехали куда-то в Азию, потом еще куда-то, посмотрели, что там шикарные президентские резиденции, а в Киеве, видите ли, их нет. Нет, а очень хочется… Начались попытки отобрать у города Детскую картинную галерею по улице Шелковичной, музей истории Киева, бывшее здание МИДа. Мы отбивали все эти атаки, но поддержки не находили. Мы — не наивные люди, и уже хорошо понимали, что ее и не будет.

Самая серьезная стычка у нас с Пустовойтенко произошла в конце 1995 года — по телефону. Он несколько раз мне звонил и приглашал:

— Слушай, подъедь к нам, тут у нас есть макет застройки участка по улице Старонаводницкой. Надо, чтоб ты подъехал, посмотрел, мы тут сразу утвердим все, подпишем бумаги и начнем строить.

Этот микрорайон известен в народе как «царское село». И я сказал Пустовойтенко:

— Вот так новости… Это же компетенция градостроительного совета. Подавайте на совет, он рассмотрит. Если поддержит — тогда будем подписывать. К тому же, мы не давали согласия на участок застройки.

Он положил трубку.

А вскоре — вновь звонок. Все та же «песня». Второй, третий раз. Вот на третий раз начал говорить с прижимом:

— Так ты приедешь или нет?

И я не выдержал:

— Слушайте, как вы себя ведете? Раньше Владимир Васильевич Щербицкий не считал зазорным приехать вместе с Политбюро в Киевпроект и рассматривать там генеральный план развития города. А вы хотите, чтобы я, как мальчишка, бегал к вам и в вашем кабинете подписывал сомнительные проекты. Милости просим — на градостроительный совет, вот там мы все посмотрим и решим. Присылайте своих представителей.

И, употребив слова покрепче, что со мной очень редко бывает, я бросил трубку. Конечно, наш разговор стал той последней каплей, которая не только вывела из равновесия еще одного президентского фаворита, но, более того, вынудила его прибегнуть к санкциям. Еще бы… Их самолюбию был нанесен такой удар!..

Валерий Павлович решил пожаловаться Президенту. 12 декабря 1995 года он настрочил Л. Д. Кучме докладную записку, которая носила характер жалобы на «неуправляемого» председателя Киевсовета. Начал Пустовойтенко с того, что, видите ли, Косаковский — против создания резиденций для приема официальных делегаций и высокопоставленных лиц. Мол, Киевская госадминистрация тормозит передачу домов по улицам Пилипа Орлика, 1/15 и Шелковичной, 17 (известного как «шоколадный домик», где размещалась Детская картинная галерея) в пользование хозяйственному управлению (кстати, в письме слово «хозяйственному» он сделал с большой буквы — знайте, дескать, наших…) Кабинета Министров Украины. «Наши неоднократные устные обращения к Косаковскому Л. Г. остаются безрезультатными», — констатировал в своем письме Президенту господин министр Кабмина.

Тут я хотел бы более подробно рассказать о нездоровой возне вокруг «шоколадного домика», которая то и дело затевалась власть имущими. Моя позиция в данном вопросе была неизменной еще с конца 80-х годов, когда, будучи в то время руководителем Печерского района, я отбил первые попытки забрать у детей этот дом, предпринимавшиеся его тогдашним соседом — Министерством иностранных дел. И тогда, и теперь моя точка зрения не зависела от конъюнктуры — она заключается в том, что этот домик должен оставаться учреждением культуры. Но с приходом на Печерские холмы новой правящей элиты в очередной раз во всей своей остроте предстал вопрос о домике № 17 по улице Шелковичной. Жалуясь Президенту на меня, господин Пустовойтенко не преминул подчеркнуть, что неоднократные устные обращения ко мне по данному вопросу остаются безрезультатными…

Реакция не заставила себя ждать. Распоряжением Кабмина от 25 января 1996 года мне было указано на «допущенную недисциплинированность» и решено потребовать выполнения к 1 февраля 1996 года распоряжения Кабинета Министров по «шоколадному домику». Через несколько дней после кабминовского окрика я пошел к премьеру Е. К. Марчуку и убедил его в необходимости еще раз возвратиться к рассмотрению данного вопроса. Евгений Кириллович дал поручение В. Пустовойтенко, другим министрам, своим службам дополнительно изучить данную проблему и отработать согласованный подход по ее решению к 8 февраля 1996 года. Однако это поручение главы правительства не было выполнено, оно затерялось в кабминовских кабинетах. Потом начались известные события вокруг руководства горгосадминистрации, а вскоре был отстранен от должности и премьер-министр. Видимо, не случайно, на мой взгляд, усилия по передаче дома под резиденцию после всего этого заметно активизировались…

Новое руководство горадминистрации выполнило все требования Кабинета Министров. В приведенной здесь докладной записке тогдашнего министра Кабмина В. Пустовойтенко Президенту Украины говорилось и о других «грехах» возглавляемой мной столичной госадминистрации. Впрочем, позволю себе процитировать и эту часть его слезного обращения к Леониду Даниловичу:

«Еще хуже дела с обеспечением членов правительства, ответственных работников Кабинета Министров и Администрации Президента Украины жильем…

В течение последних трех лет по разным причинам затягивается вопрос застройки второй очереди микрорайона на участке по ул. Старонаводницкой, 2-20, ранее отведенном Хозяйственному управлению Кабинета Министров Украины под жилищное строительство. Невзирая на неоднократные обращения к председателю Киевской городской госадминистрации, в последние годы не выделено в центральной части города ни одного земельного участка для сооружения жилья.

Считаем целесообразным обратить внимание Косаковского Л. Г. на недопустимость затягивания выполнения распоряжений и поручений правительства и обязать его срочно решить указанные вопросы».

А что же Президент? 15 декабря 1995 года он наложил на докладной записке одного из своих любимчиков грозную резолюцию (цитируется на языке оригинала):

«Косаківському Л. Г.

Звертаю Вашу увагу на неприпустимість зволікання виконання розпоряджень і доручень Уряду.

Прошу забезпечити вирішення вказаних питань і про наслідки особисто поінформувати мене.

Л. Кучма».

На этом наши стычки с Пустовойтенко не завершились. Начались проблемы с Дворцом «Украина», когда мы решительно выступили против его реконструкции. Это было в начале 1996 года. О перипетиях этой схватки я еще расскажу более подробно… Хочу лишь заметить, что они, извините на слове, угрохали в эту злополучную реконструкцию 80 млн. долларов, о чем недавно официально сообщила следственная комиссия Верховной Рады. Хотя не исключено, что эта цифра может быть несколько выше. Еще в прошлом году мне называли сумму — не менее 100 млн. долларов.

Да, потом постоянно была еще и проблема Экспобанка, в котором ранее работал В. Пустовойтенко. Он не стеснялся в открытую лоббировать интересы ставшего родным для него Экспобанка, требуя, в частности, передать на его баланс здание дома быта на бывшей улице Воровского. Пустовойтенко писал одну за другой резолюции, мы их, конечно, не выполняли. Было даже решение суда по данному вопросу. Все это, безусловно, не забылось…

Над нами сгущались тучи. Наложилась тут и ситуация с Республиканским стадионом, когда мы там прикрыли этот неорганизованный рынок, где бал правила «пятая власть», или, говоря на милицейском языке, криминалитет. Мы прикрыли этот дикий рынок в самом центре столицы и сразу же почувствовали, что затронули большие интересы. По данному поводу поднялся огромный шум-гам, разыгралась настоящая истерия, подогреваемая приваженными изданиями. Судя по всему, наши решительные действия по наведению порядка в Киеве вызвали весьма своеобразную реакцию на Банковой. Кое-кому такие шаги оказались не по нраву. Власть предержащие в Украине понимали: свергнуть избранного киевлянами председателя столичного Совета — дело нешуточное, непростое. Но они уже поставили перед собою именно такую цель, они скомандовали: «Фас!», и колесо закрутилось на все обороты. Я так понимаю, что лично Пустовойтенко и Курасу было поручено — немедленно заслать на Крещатик, 36 кабминовскую комиссию с одной-единственной целью: «копать»… И они рьяно взялись за столь неблаговидное дело…

8. КОМИССИЯ КУРАСА ДЕСАНТИРУЕТСЯ

НА КРЕЩАТИКЕ, 36

С этой комиссией вышла целая детективная история. Мы знали: в плане работы Кабмина на ближайшие месяцы проверки Киева, к тому же, с привлечением огромной массы контролеров, не предусматривалось. На «прицеле» было несколько областей, в том числе — и Киевская. А столица не значилась.

И вдруг — звонок с Грушевского:

— К вам собирается комиссия.

— В связи с чем? — задали мы резонный вопрос.

— Да вот — всех проверяем, и вас тоже будем проверять.

— Но нас в кабминовском плане нет…

— Ну и что? В общем, готовьтесь.

Разговор происходил на уровне исполнителей. Потом как-то мне звонит И. Ф. Курас:

— Так вот, мы к вам завтра придем…

— Я не возражаю. Приходите. Тем более, Иван Федорович, Вы же куратор Киева, в Киевсовете и городской администрации еще ни разу не были. Приходите, конечно, но с чем?

— Мы приведем комиссию, будем у вас работать.

— Все понятно, но какова цель?..

— Есть тут поручение…

— Я понимаю. Но почему такая спешка? У нас ведь полным-полно забот, есть ряд поручений Президента, ожидается один важный государственный визит. Да и просто целый комплекс неотложных ежедневных дел, которые надо оперативно решать, а комиссия, понятно ведь, будет отвлекать нас.

— Ну, хорошо, — нехотя согласился Курас. — Мы тут у себя еще разберемся и позвоним.

19 марта я подписал у Президента заявление на отпуск еще за прошлый год на несколько дней, который я планировал ранее. А 21-го… к нам из Кабинета Министров пришло распоряжение с такой формулировкой: «З метою вивчення практики роботи Київської міської державної адміністрації щодо реалізації соціально-економічної політики Президента України та Програми діяльності Кабінету Міністрів України утворити комісію у складі згідно з додатком.

Звіт про наслідки роботи комісії подати Кабінетові Міністрів України до 22 квітня 1996 року».

В приложении было 29 фамилий, председателем комиссии назначили И. Ф. Кураса.

22 марта мне вновь позвонил Курас и спросил:

— Когда соберем комиссию?

Я ответил:

— Пожалуйста, в любой момент. Но есть одно обстоятельство: Президент подписал мне заявление на отпуск на десять дней. Комиссию можно было бы собрать, например, завтра. Мы встретимся, обсудим все, а затем, пока я буду в отпуске, вы будете работать. После отпуска можем опять собраться. Можете и без меня собрать… Как лучше, так и сделаем.

— Ну, без Вас, безусловно, мы не будем собирать. Завтра я занят. Возможно, в понедельник. Мы посоветуемся, и я Вам скажу.

В субботу я пытался дозвониться до Кураса — он не ответил. Сказали, уехал куда-то в командировку. Я позвонил в понедельник и поинтересовался:

— Как же быть? Давайте определимся.

— В субботу не вышло. А сегодня Вы улетаете. Не знаю, как быть. Мы тут будем советоваться, и тогда скажем.

Но так никто ничего мне и не сказал. Я улетел на несколько дней в Крым. А тем временем в прессе с чьей-то подачи начали все представлять так, будто бы Кураса кто-то не пускал на Крещатик, 36, якобы мы задерживали работу комиссии и т. д., и т. п. Но есть много свидетелей, которые всегда подтвердят, что же было на самом деле.

Я уже писал о том, что на памятном апрельском совещании у Президента, где меня пытались «воспитывать», «школить», именно Курас жаловался на то, что, дескать, его комиссию не пускали в городскую администрацию для проверки. Это — маленький «миф», придуманный специально для того, чтобы создать соответствующий фон вокруг тогдашней столичной власти и меня как председателя Киевсовета. Курас оказался рьяным исполнителем политического заказа с Банковой. Он принадлежит именно к той категории людей, которые готовы выполнить любое дело, дабы хорошо выглядеть перед начальством, иметь с его стороны особое расположение.

Кого-кого, а Ивана Федоровича я знаю очень давно. Он всегда расшаркивался перед моей семьей. Но это, насколько я теперь понимаю, была поза, игра. За внешней обходительностью, коммуникабельностью скрывался образ совершенно другого человека, которому наплевать на принципы, на морально-этические нормы, на элементарную порядочность. Для людей такого типа никакие нормы не существуют, они готовы пойти на все. У них — один принцип: как можно больше взять от своего положения, своей должности. Как-то на даче, в порыве откровенности, он высказал простую сентенцию: «Сегодня я — вице-премьер. Но это — сегодня. Я же не буду им постоянно. Пока есть вот этот дом, пока есть все — этим нужно максимально пользоваться. Завтра такой возможности не будет».

Он, как и его «духовный сын» Дима Табачник, у которого Курас был руководителем по кандидатской диссертации, брал от власти все, что мог. Кстати, там, на государственных дачах, можно было легко увидеть и определить, у кого и как растут «аппетиты», кто и как обставляет себя.

Вот тот же Курас. Вначале он жил в скромном деревянном домике, который раньше занимал его предшественник по Кабмину Жулинский. Причем, занимал он, Жулинский, не весь домик, а лишь половину. На второй половине была другая семья. У меня тоже был небольшой деревянный домик, еще послевоенной постройки.

… Как-то Иван Федорович в один миг перебрался из деревянного в большой кирпичный дом на четыре комнаты, который занимал Е. Звягильский. Тот уехал в Израиль, пару месяцев там пожил еще В. Дацюк, затем домом завладел Иван Федорович. А рядом со своим «духовным отцом» поселился… да, да, Дима Табачник, тогда еще «восходящая звезда» на политическом Олимпе Украины.

Тут в самый раз сравнить двух людей, которые в разное время занимали по существу одну и ту же должность — главы президентской администрации (ранее, при Кравчуке, она обозначалась так — «секретарь администрации Президента»). Так вот, некоторые наблюдения о стиле поведения Д. В. Табачника и его предшественника Н. Г. Хоменко. Их невозможно сравнивать, это — два различных полюса.

Николай Григорьевич Хоменко — очень интересный человек, весьма неординарная личность, и предельно скромен. Он никогда не пытался превышать свои полномочия, никогда не выходил за пределы своей компетенции, не рвался руководить. Хоменко четко понимал, что он возглавляет лишь секретариат Президента. Но все, конечно же, понимали: если он с чем-то обращается, то не от себя, и к нему относились с уважением, прислушивались. Он был достаточно опытным и деликатным человеком, в том числе в вопросах взаимоотношений с коллегами и подчиненными. Это чувствовалось даже по внешним атрибутам. Я не помню, чтобы Николай Григорьевич ездил с такими почестями, как Табачник. Нужно, например, встречать какую-то делегацию. Как правило, мы с ним созванивались и ехали одной машиной. Обычная экономия… В таких случаях он мне звонил и спрашивал:

— Ты — едешь?

— Еду.

— Тогда я не буду свою машину вызывать, заедешь за мной.

Нередко — наоборот; он меня забирал на своей машине. На дачу Николай Григорьевич всегда ехал, будучи сам за рулем «Жигулей», ибо считал: зачем держать водителя, к тому же по субботам и воскресеньям.

Когда же с приходом нового Президента появились Табачник и его окружение, то количество «мерседесов» и других иномарок, которыми обзавелась новая администрация, перешло все разумные границы. Эти «мерседесы», шестисотые — у каждого чуть ли не рядового исполнителя, эти проезды с сиренами, эти «козырные» номера, эти дачи, эти почести, все эти претензии… А Табачник даже обзавелся охраной.

Вся пришедшая ненасытная рать словно исповедовала принцип И. Кураса:

«Бери, пока ты здесь, бери, пока дают, пока можно».

Я уже приводил факты, которые красноречиво свидетельствуют не только о материальных «аппетитах» новоиспеченных чиновников на Банковой, но и об их претензиях на особую политическую роль в государстве и обществе, желании выдвинуться на первую линию, быть у всех на виду и на слуху во что бы то ни стало. Вспоминаю один забавный эпизод. Табачник только приступил к работе в должности главы администрации Президента. Мы проводили тогда, в 1994 году, первый студенческий бал. Я приехал поприветствовать его участников. На бал прибыл и один из работников администрации Президента — Леонид Новохатько.

И вот ко мне подошли организаторы бала. Они — в смятении.

— Леонид Григорьевич, — говорят, — у нас дурацкая ситуация. Приехал Новохатько — читать приветствие студентам от имени Табачника. Как быть? Что делать?

— Да ничего не делайте, — говорю им. — Вы просто не давайте ему слова — и все. Скажите, что Леонид Григорьевич сам откроет студенческий бал, и вы уже никаких изменений в программу не можете внести. Если же он хочет, чтобы в этой аудитории его засвистали — тогда пожалуйста… Пусть читает приветствие Табачника.

Новохатько, конечно, с приветствием Табачника выступать не стал. Но некоторые газеты, видимо, под давлением опубликовали так и не прозвучавшее приветствие главы администрации Президента.

Такими был и остался уровень претензий новых людей, поселившихся в кабинетах на Банковой и Грушевского. Они с первых дней своего «вхождения во власть» взяли курс на то, чтобы прибрать к своим рукам столицу, напрямую поруководить Киевом. Курас и некоторые другие из президентского окружения и стали главными исполнителями в «майском перевороте» 1996 года.

Когда я думаю обо всех этих событиях, то невольно напрашивается вывод. Дело вовсе не в том, что кем-то даются «крутые» команды или поручения расправиться с неугодными людьми. Дело — в другом: всегда находятся рьяные исполнители, готовые немедленно выполнить любые приказания своих могущественных патронов. Они, исполнители, готовы на все. Скажем, Курас. Другой, уважающий себя человек, на его месте отказался бы от столь неблаговидной роли. Другой, но не Курас. Люди такого типа ради собственного благополучия («пока есть все — этим нужно максимально пользоваться»), ради карьеры выполнят любую команду, даже если они не подготовлены для этого. Тот же Курас как «куратор» Киева ни разу не был у нас. Более того, что он смыслил в «социально-экономической политике Президента Украины», если был весьма и весьма далек от экономики, от реальной социально-экономической жизни страны? Тут он был просто некомпетентен. Но команда была дана, и он послушно «взял под козырек».

Удивляет другое. Он повел себя несколько странно. Возглавив комиссию, Иван Федорович фактически не бывал на Крещатике, 36. Когда 8 апреля 1996 года многочисленный «контрольный десант» кабминовцев «высадился» на Крещатике, 36, Кураса в нем не оказалось. Он вроде куда-то уехал. Вместо него совещание проводил господин Толстоухов. Судя по всему, Курас и переложил все на Толстоухова, так ни разу и не появившись в горадминистрации. Забегая наперед, скажу: это затем не помешало ему подписать пространную разгромную бумагу по итогам проверки.

А вообще, у него, у Кураса, выработалось странное умение куда-то исчезать в ответственные моменты. Когда, например, подводили итоги работы комиссии, он вдруг убыл в Канев. Как, кстати, исчезал Иван Федорович в тяжелые для Украины и ее столицы день 18 июля 1995 года, когда на Софийской площади, во время похорон патриарха, разыгрались трагические события… Накануне ему, вице-премьеру, было поручено решение всех вопросов, связанных с похоронами, а он дотянул их до последнего дня, и, как ни в чем не бывало, тихонько укатил в волнения, если в Минске его делегацию ждал правительственный прием?… Такая линия поведения имеет, как известно, свое определение — «умыть руки».

…Как же дальше разворачивались события, предшествовавшие «майскому перевороту»? Итак, огромное количество чиновничьего люда спустилось с Грушевского, где возвышается горделивый Кабмин, к нам на Крещатик, 36. На установочном совещании было обусловлено: комиссия спокойно работает, встречается с нашими товарищами, знакомится с материалами, короче говоря, изучает, как выполняется в Киеве «социально-экономическая политика Президента». Но перед тем, как подводить итоги, комиссия должна показать свои материалы тем работникам городской администрации, работа которых проверяется. Они, конечно, могут соглашаться или же не соглашаться с выводами комиссии, но они должны видеть данные материалы и иметь возможность высказать свое мнение. На том и порешили. Деловой, нормальный подход.

Однако «процесс пошел» по-другому. Толстоухов и его десант начали заниматься… собиранием компромата, вести определенную работу среди тех депутатов Киевсовета, которые представляют в основном Рух и постоянно были настроены на деструктивную работу в Киевсовете. Из их числа была создана даже группа по… поддержке работы комиссии, которая тащила в комнату, где сидел г-н Толстоухов, весь «негатив».

9. ТОЛСТОУХОВ И КОМПАНИЯ

ДЕЛАЮТ ДЕМАРШ…

Для меня было абсолютно понятно: кабминовские чиновники получили политический заказ, и вся эта кутерьма затеяна с одной целью — низложить столичную власть, пересмотреть результаты выборов 1994 года, попросту говоря — украсть эти результаты. Я уже писал, что Курас в присущем ему стиле куда-то исчез. И комиссию, по существу, возглавил Анатолий Толстоухов, подручный господина Пустовойтенко, официально — заместитель министра Кабинета Министров. Он, бедняга, целыми днями корпел и потел, дабы угодить своим хозяевам и сделать такую справку, которая устроила бы Л. Д. Кучму и его окружение. Итоговый документ должен был состоять из отраслевых справок, и кабминовцы то и дело вновь и вновь переписывали их, ибо объективный, честный анализ состояния дел не устраивал тех, кто взялся сводить со мной счеты. Тем не менее, у комиссии возникли проблемы. Ведь не простое дело — поставить все вверх тормашками, выдать белое за черное.

К тому же, среди этой огромной бригады правительственных чиновников было немало людей со здравым смыслом, которые просто недоумевали: зачем устраивать эти игры?… Кому это выгодно? Разумеется, они пытались сохранить объективность, но такая их позиция явно не устраивала Толстоухова как главного исполнителя, не устраивала она и хозяев.

И тут однажды на Крещатике, 36 наконец-то объявился господин Курас. Приехал он как-то незаметно, тихо, не сообщив о своем визите. Зашел в комнату, где сидел Толстоухов, вскоре там собрались члены комиссии Кабмина, чтобы обсудить содержание имеющихся справок. Был на том совещании и мой заместитель Владлен Ковтун. Как он мне доложил, ничего особого в представленных справках не было. Справки как справки… В них не было ничего такого, что затем появилось в итоговом документе. Видимо, данное обстоятельство не устраивало ни Кураса, ни Толстоухова, а главное — их «кукловодов». Потом, уже в самом Кабмине, начались попытки переделать начисто все бумаги. В процесс «включился», насколько мне известно, сам Пустовойтенко. Людей начали заставлять заново переписывать справки, дополнительно собирать какие-то материалы, требуя лишь одного: негатив, негатив, негатив!… Короче, итоговую справку пытались довести «до кондиции». Но какова она, «кондиция», никто толком не знал.

Все начало проясняться только после 9 мая. Судя по всему, именно тогда и поступили окончательные команда и установка — выдать сплошной «негатив». Начался новый приступ чиновничьей истерии по укрощению строптивых. В спешке, под нажимом, братия начала писать другие справки. А дирижеры с Банковой подгоняли: быстрее, быстрее!…

В те дни делегация Украины во главе с Президентом была в Ереване, и даже оттуда звонили в Киев и интересовались, в каком состоянии документы по проверке столичной горадминистрации. Требовали срочно заканчивать все и выносить на рассмотрение Кабинета Министров…

Отчего же они так торопились? Что подгоняло их? Почему Кучме и его свите стало так невтерпеж? Ларчик открывался просто. Впереди уже «маячил» День Киева, и на Банковой решили: День Киева нужно проводить без… Косаковского. Страсти подогревала и презентация памятника княгине Ольге в колонном зале Киевсовета в самом преддверии Дня Киева. Я собрал по этому поводу известных в городе людей, руководителей банков и других структур, которые внесли средства на сооружение памятника. Пригласили мы и руководителей отраслей городского хозяйства, директоров крупных заводов, депутатов, работников администрации. Презентация удалась.

Но я заметил и такое. В заднем ряду сидел Александр Омельченко. Он не просто нервничал, он был сам не свой, лицо его буквально сводило… Он присутствовал несколько минут, потом сорвался и куда-то убежал. Ничуть не сомневаюсь в том, что на Банковую было тотчас же доложено: мол, Косаковский проводит такую-то презентацию, это поднимет его авторитет, нужно что-то делать…

Да, дожились… Именно в те дни Президент в срочном порядке издал Указ о запрещении различных празднований до погашения задолженности по зарплатам. Какая трогательная забота о народе!… Словно кто-то и что-то мешали раньше уважаемому Президенту вкупе с Кабмином вести такую политику в государстве, чтобы люди хотя бы вовремя получали свои крохотные зарплаты.

Многие в Киеве понимали, конечно, что очередной президентский Указ… против Косаковского. И тогда ведущие артисты заявили: раз так, раз пытаются отменить День Киева под предлогом задолженности по зарплатам, то мы согласны работать бесплатно, но День Киева не дадим сорвать.

На Банковой засуетились, занервничали. Что делать? Как быть? И созрело одно-единственное, с их точки зрения, решение: в ускоренном порядке заслушать Киев на Кабмине. И не просто заслушать… Уже все было наготове: Косаковского надо убрать!…

Как мне потом стало известно, первое заседание Кабинета Министров готовилось еще на 16 мая 1996 года, в четверг. Причем, его хотели провести без меня. Тот день оказался особо перегруженным. Во-первых, рано утром устанавливался последний элемент памятника княгине Ольге, и я был там. А в 10-00 в Пуще-Водице открывался семинар с участием представителей Совета Европы по проблемам самоуправления. Мое участие в нем ранее не предполагалось. А тут вдруг еще со среды люди Президента начали подозрительно активно атаковать меня: мол, я обязательно должен быть на данном семинаре. В конце концов, я согласился и принял участие в семинаре, даже экспромтом выступил… Но я же не знал тогда, что именно на это время планировалось заседание Кабинета Министров с рассмотрением итогов проверки «практики работы Киевской городской госадминистрации». Об этом мне стало известно позже.

Да-да, они спешили, они очень спешили. И заседание Кабмина хотели провести весьма быстро, по-воровски, без меня, и сразу же принять решение, пока я буду в Пуще-Водице убеждать участников международного семинара в необходимости отстаивать права и интересы местного самоуправления…

Но, к чести тогдашнего Премьер-министра Евгения Кирилловича Марчука, как только ему показали итоговый документ по Киеву, он заявил: «Выводы постановления Кабинета Министров не отвечают содержанию справки и всего подготовленного материала». Евгений Кириллович отложил заседание Кабмина.

И тут, насколько мне известно, в дело вмешался сам Президент: он «вышел из берегов», выражая большое негодование по поводу того, почему «киевский вопрос» не вносится на Кабмин и вообще, почему до сих пор не принято решение по Киеву.

И вот в срочном порядке на субботу, 18 мая, назначается совещание по итогам работы кабминовской комиссии.

Это было не совещание, а простите — цирк, клоунада. Все началось с того, что Толстоухов и его люди пытались не пустить на совещание журналистов, да и некоторых депутатов Киевсовета, старались сделать его узким, закрытым. Но их усилия оказались тщетными: зал заседаний на 4-м этаже в здании Киевсовета был битком набит, здесь собрались руководители всех подразделений городского хозяйства, депутаты, работники горадминистрации, журналисты.

Я открыл совещание и сказал о том, что ранее была договоренность с кабминовцами: все результаты работы комиссии по направлениям, по отраслям будут отражены в справках и доведены до тех руководителей, которых это касается. Что с итоговой справкой мы будем ознакомлены. К сожалению, ход событий пошел по другому сценарию. В четверг была попытка собрать Кабинет Министров вообще без обсуждения вопроса. Вчера, в пятницу, утром я направил письмо Премьер-министру такого содержания:

«Уважаемый Евгений Кириллович!

Киевской городской государственной администрацией, мною лично было с пониманием встречено Ваше решение о создании комиссии с целью практики работы городской государственной администрации о реализации социально-экономической политики Президента Украины. Мы расцениваем этот шаг как Вашу заботу о столице Украины, желание оказать практическую помощь со стороны правительства Украины, министерств и ведомств в решении вопросов социально-экономического развития нашего города. Так трактовалось Ваше распоряжение на встрече 8-го апреля этого года членов комиссии с руководителями городской государственной администрации, подведомственных управлений и организаций.

Однако дальнейший ход событий вызвал у нас удивление. Прослеживалась предвзятость в работе комиссии, заданность на поиск негатива. Как известно, комиссия окончила свою работу, но ее результатов мы не знаем. Не ознакомлены с ними заместители председателя, руководители большинства подразделений городской государственной администрации, районов, которые проверялись.

Не состоялось никакого разговора ни в ходе работы комиссии, ни по ее последствиям председателя комиссии Ивана Кураса, его заместителя Анатолия Толстоухова, никого из других членов комиссии с главой администрации.

Согласитесь с тем, уважаемый Евгений Кириллович, что это не может не вызывать удивления. Многолетняя практика свидетельствует, что работа подобной комиссии заканчивалась обсуждением в тех учреждениях или организациях, где проводилась проверка, с объявлением ее результатов, определенных выводов и рекомендаций. Однако в нашем случае этого не произошло. Такая засекреченность работы комиссии, вполне понятно, вызывает появление в средствах массовой информации сообщений и толкований сомнительной достоверности. Например, в телепрограмме «CIT-30» за 16 мая этого года со ссылкой на информированных лиц говорилось о возможных последствиях рассмотрения материалов комиссии на президиуме Кабинета Министров Украины еще до их обсуждения. Это нами рассматривается как определенная заданность в работе комиссии. Подытоживая изложенное, убедительно прошу в соответствии с существующей практикой предоставить нам для ознакомления материалы проверки, дать поручение председателю комиссии Ивану Курасу проинформировать руководителей городской государственной администрации, руководителей районов о результатах работы комиссии. Это, в частности, позволит избежать возможных недоразумений в оценке тех или иных фактов, придаст объективности выводам комиссии.

На наш взгляд, только после этого может приниматься решение о дате рассмотрения этого вопроса в Кабинете Министров. Надеемся на Ваше понимание, уважаемый Евгений Кириллович.

С уважением — глава Киевской госадминистрации Л. Косаковский».

Письмо именно такого содержания я и направил накануне Е. К. Марчуку. Видимо, оно стало главной причиной того, что 17 мая, в пятницу, во второй половине дня в Кабмине началась большая возня. Поступила вводная: сделать все, чтобы на следующий день, в субботу всех нас собрать для обсуждения будто бы итогов работы комиссии. Судя по всему. На Банковой и Грушевского весьма забеспокоились и засуетились. Ничуть не сомневаюсь в том, что дирижеры уже взмахнули палочкой: дожать, растоптать, убрать этого строптивого Косаковского.

Итак, суббота, 18 мая 1996 года. Зал заседаний на 4-м этаже здания Киевсовета. За столом президиума — г-н Толстоухов, а с ним — десять чиновников из Кабмина. Толстоухов сидит рядом со мной, демонстрируя какое-то показное безразличие к тому, что происходит вокруг. Вид у него — не чопорного чиновника высокого ранга, а человека, для которого характерна эдакая небрежность во всем. Дескать, вы тут пошумите, а мы-то знаем, что нам надо, мы свое дело сделаем…

Кабминовцы пришли к нам, имея с собой пространную справку по Киеву на 43 страницы. Я лишь утром смог бегло ознакомиться с этим «коллективным трудом». Кабминовцы больше не представили ничего: ни первичных материалов, ни проекта решения правительства, ни тех материалов, которых раздаются за пять дней до заседания правительства. Вот я и предложил: нужно зачитать справку комиссии, ведь ее никто не видел и не знает, о чем там речь. Нужно озвучить все эти 43 страницы. Кто от комиссии готов сделать это? Весьма любопытной была реакция на мое деловое предложение: г-н Толстоухов начал интенсивно зевать, а прибывшие с ним чиновники только втянули головы в плечи. Судя по всему, никто из них не стремился на трибуну.

Зал был наэлектризован. Зал требовал зачитать итоговую справку. Но г-н Толстоухов наотрез отказался озвучивать ее. К нему поочередно с просьбой зачитать справку обращались депутаты Киевсовета, заместители главы горгосадминистрации, однако г-н Толстоухов настаивал на своем: он не хотел комментировать то, о чем никто из присутствующих не знал. А зал уже чуть ли не скандировал: «Справку! Справку!» Я вынужден был сказать: «Я сейчас поеду к премьер-министру и скажу, что вы не хотите ознакомить нас со справкой и по существу срываете итоговое заседание правительственной комиссии, потому что вы подготовили такой «документ», которого требуют от вас в других властных кабинетах. Если вы пришли для того, чтобы просто здесь зафиксироваться и уйти, а затем на заседании Кабмина сказать, что вы ознакомили всех нас с итоговой справкой, то так не будет. Более того, вы уже ввели в заблуждение руководство Кабинета Министров, что, мол, проинформировали городскую администрацию три дня назад, то есть 15-го числа. Сегодня 18-е, а мы ни слухом, ни духом не знаем о том, что вы нас, оказывается, «проинформировали».

И вновь зал требует зачитать справку. А Тостоухову — хоть бы что… На каком-то корявом языке, который явно не соответствует его высокой должности, сей господин пытается что-то доказывать, упрямо настаивая на том, чтобы зал покинули журналисты и все присутствующие, кроме заместителей.

В зале поднялся такой шум и гам, что в нем потонули все голоса. Народ был возмущен циничным поведением руководителя кабминовского «десанта». И тут у него сдали нервы. Повысив голос, он капризно бросил в зал: «Я имею право проинформировать руководство, такое же право имеет и глава администрации… До свиданья!». И он демонстративно оставляет зал. За ним и его подчиненные. Кто-то из них впопыхах оставляет свои часы на полукруглом столе президиума…

Все это могли лицезреть киевляне, потому что отснятый телесюжет несколько раз был прокручен в программе ТРК «Киев».

Никто из присутствующих еще не знал и не мог знать о том, что через несколько дней, в следующую среду в срочном порядке в этот же зал примчится все тот же г-н Толстоухов в роли ассистента вице-премьера Александра Емца, которому высочайшим повелением будет поручено огласить президентские кадровые указы по Киеву… Это будет через несколько дней. А в ту тяжелую для меня и моих коллег субботу люди еще долго не расходились. Тут же, в зале, кто-то предложил немедленно обратиться с официальным заявлением на имя премьер-министра Е. К. Марчука. Оно было тотчас же подготовлено, под ним подписались практически все присутствующие — руководители районов, городских управлений и служб, депутаты. Подписались и все мои замы, кроме одного… Как вы понимаете, это был Омельченко, который сбежал с совещания еще до его начала под предлогом совещания на реконструкции Дворца «Украина». Хотя, как известно, совещания там проводились по пятницам…

Вот содержание этого письма:

«Уважаемый Евгений Кириллович!

Невзирая на наше обращение к Вам, нам, руководителям городской госадминистрации, председателям районных Советов, начальникам управлений так и не представлены материалы изучения практики работы городской госадминистрации.

Только после значительных усилий со стороны городской администрации вчера мы получили черновик, который носит неофициальный характер, потому что там нет подписи председателя комиссии, вице-премьер-министра Кураса И. Ф.

Попытка начать обсуждение неофициального документа сегодня была фактически сорвана заместителем председателя комиссии А. В. Толстоуховым, который отказался ознакомить с его содержанием, нетактично, вызывающе повелся с присутствующими в зале руководителями города, районов, управлений и служб, депутатами, представителями общественности и средств массовой информации, демонстративно оставил зал и вынудил сделать это присутствующих членов комиссии. Это убедило нас в заданности и предвзятости в работе комиссии.

В связи с вышеизложенным, уважаемый Евгений Кириллович, зная Вашу принципиальность, объективность, понимание проблем Киева, поддержку в их решении, просим поручить комиссии предоставить нам официально письменные материалы как по направлениям работы, а также те, которые подготовлены для предоставления членам Кабинета Министров для изучения и подготовки предложений и замечаний с нашей стороны.

Просим также дать поручение председателю комиссии вице-премьер-министру Украины И. Ф. Курасу, который фактически не принимал участия в работе комиссии, не посетил в ходе проверки ни одного учреждения и сознательно избегает встречи с руководством города, провести совместное заседание правительственной комиссии в полном составе с руководителями Киевской городской и районных государственных администраций, начальниками управлений и служб по результатам работы комиссии.

Учитывая сложившиеся обстоятельства, которые свидетельствуют о фактической неготовности рассмотрения вопроса на заседании Кабинета Министров, просим Вас перенести это заседание на более поздние сроки, что позволит объективно и непредвзято, взвешенно подойти к рассмотрению этого важного для Киева и для государства вопроса.

С искренним уважением к Вам.

18 мая 1996 г.»

(Подписи)

…Люди в зале не расходились. Мы решили продолжить работу, обсудить сложившуюся ситуацию. Я объявил перерыв. Большая группа товарищей пришла ко мне в кабинет, и при них я позвонил Е. К. Марчуку.

— Евгений Кириллович, — сказал я, — тут что-то непонятное происходит. Ситуация такова. Мы тут собрались, пришел Толстоухов, с ним — часть членов комиссии, но нам не хотят зачитывать справку. Идет попытка протянуть какую-то непонятную нам позицию. Я вообще не знаю, какие же документы подготовлены, я их не видел. Они отказываются зачитывать их. Что же вы собираетесь тогда рассматривать?

— Я ничего об этом не знаю, — ответил Евгений Кириллович. — Если сложилась такая ситуация, то никто ничего на Кабмине слушать не будет. Вопрос снимается, и пока комиссия с вами там не разберется, мы не будем его рассматривать.

— Я могу так передать людям?

— Да, можете передать…

Я и товарищи, которые были в кабинете и слышали этот разговор, возвратились в зал заседаний. Я рассказал о телефонном разговоре с Евгением Кирилловичем, о том, что вопрос с заслушиванием на Кабмине пока снят.

Ситуация прояснилась, и все разошлись.… А в понедельник утром все пошло по иному сценарию…

10. ГОРЬКИЕ ЯГОДЫ

КОНСТИТУЦИОННОГО СОГЛАШЕНИЯ

Итак, в субботу, 18 мая 1996 года, в здании Киевсовета разыгралась политическая драма, последствия которой весьма ощутимы и поныне. Прибывшие из Кабмина чиновники под предводительством А. Толстоухова предприняли было попытки поставить на колени столичную власть. Они попытались скрыть от всех нас текст той справки по Киеву, которую они в эти дни по несколько раз перекраивали в угоду г-ну В. Пустовойтенко, а по большому счету — в угоду «самому» и его окружению. Но, получив на Крещатике, 36 в ту памятную субботу решительный отпор, они трусливо ретировались.

Но для меня лично и, думаю, для многих присутствующих в зале людей было ясно: те на Банковой и Грушевского не успокоятся, более того, возникла серьезная угроза того, что они могут пойти на все. В тот вечер я мысленно «прокручивал» в памяти ключевые события в наших взаимоотношениях с Президентом и его людьми, а также все то, что произошло в государстве за годы правления Л. Д. Кучмы. В этом калейдоскопе я бы выделил несколько наиболее ярких эпизодов.

Прежде всего, Конституционное соглашение и его роковые последствия. Это оттуда — многие наши беды, чудовищный разгул волюнтаризма и вседозволенности, попрание законов, прав и свобод человека, преследование инакомыслящих. Это оттуда — грабеж народа, его нищета и бесправие. Это оттуда — отстранение избранных народом Советов от управления, чиновничий произвол.

На мой взгляд, Конституционное соглашение — большой откат в истории государства, большая трагическая ошибка, плоды которой мы будем пожинать еще длительное время. Особенно здесь, в столице, которая явила всем пример беззакония, произвола, удушения местного самоуправления. События последних лет в Киеве вызвали отрицательный резонанс даже в Совете Европы, эксперты которого несколько раз изучали нашу ситуацию. Но об этом я расскажу отдельно. Сейчас, возвращаясь к Конституционному соглашению, которое «испекли» в пожарном порядке, хочу приподнять занавес над некоторыми событиями тех дней.

Так вот, у меня на сей счет был интересный разговор с Василием Васильевичем Дурдинцом, который возглавлял комиссию Верховной Рады, работавшую над Конституционным соглашением и проталкивавшую его в стенах парламента.

Он, как-то позвонив, спросил:

— Как Вы считаете, какая система власти должна быть в Киеве?

— Киев — столица и, естественно, он должен иметь свой столичный статус. Нужен Закон о столице. Но пока появится такой закон, мы должны выстраивать такую систему управления, которая имеется в других городах. Поэтому надо оставить все, как и в других городах, и ничего не менять.

Он согласился со мной.

Но буквально в последний день перед голосованием мы увидели проект документа, где было записано, что в Киеве вводится государственная администрация… Таким образом, все возвращалось к той ситуации, которая была до выборов 1994 года. И когда я попытался тогда как-то выяснить и через депутатов, и через юристов, как можно поправить дело, мне четко сказали, мол, даже не пытайся, потому что все освящено на самом высоком уровне и уже никто ничего не отменит. Такова воля самого Президента.

А сам Президент, как говорится, не заставил себя ждать… Сразу же после принятия на сессии Верховной Рады этого закона о власти, в тот же день, где-то после обеда состоялось заседание Совета регионов. Оно оказалось знаменательным по нескольким признакам.

Речь шла о сельском хозяйстве, формулировки конкретного вопроса уже не помню, дело не в формулировке… Врезалось в память главное. Президент был каким-то неузнаваемым, он начал совещание несколько странным образом. Не все сразу и поняли, в чем же дело. Во-первых, несколько смутила его дикция. А, во-вторых, манера ведения. Он читал проект подготовленного Указа, комментировал его, вызывал на трибуну руководителей, давал оценки, вел дискуссии в духе прежнего времени: прав тот, у кого больше прав…

Но самое интересное произошло дальше по ходу совещания, когда Леонид Данилович начал комментировать принятие закона о власти, именуемого Конституционным соглашением.

Он несколько раз с прижимом в голосе повторил:

— Я не буду анализировать, кто и как себя вел до этого, кто и как поддерживал или нет Конституционное соглашение. Но учтите, что теперь демократия закончилась.

Смотрю, Евгений Кириллович Марчук, и. о. Премьер-министра, сидевший рядом с Президентом, как-то по-своему среагировал на услышанное. Вот он что-то шепчет Президенту. Видимо, что-то подсказывает…

И я не ошибся. Президент тотчас же заявил:

— Псевдодемократия закончилась! И вы учтите, что если раньше… Я не буду анализировать и изучать, кто как себя вел до этого. Я и так знаю, кто какую позицию занимал по поддержке этого закона. Но учтите, что теперь демократия закончилась, и мы не просто каждого из вас, если нужно будет, освободим. Мы вас уничтожим! У нас достаточно сил и органов, которые это могут сделать. И никто просто так не уйдет!..

В зале воцарилась гробовая тишина. А вскоре кое-кто из моих «соседей» тут же тихонько начали обмениваться между собой мнениями: так это что — он нас всех посадит?.. Что он имеет в виду?..

Сам факт, что несколько раз подряд, в довольно жесткой форме, с прижимом, было сказано: «Демократия закончилась» и «Мы вас уничтожим!» — говорил о том, что в стране начинается новый период. Период беззакония, нагнетания политических страстей, междоусобиц среди ветвей власти, период «охоты на ведьм». Вот чем обернулось для страны и общества Конституционное соглашение, причем через несколько часов после его принятия!..

Что и говорить, я был потрясен всем тем, что услышал во время совещания. Я понял, обстановка в государстве меняется, причем в худшую сторону. Тут ко мне подошел один из помощников Президента. Он сказал:

— Да не обращай внимания. Они сегодня после голосования в Верховной Раде Конституционного соглашения хорошо это дело отметили, поэтому спокойно отнесись ко всему, что ты сегодня услышал.

Я понял тогда: над каждым из нас завис «дамоклов меч». Никто из нас тогда еще не знал и не мог знать: на кого первого опустится он. А тут уже началась суета с утверждением, согласно Конституционному соглашению, глав областных, Киевского и Севастопольского городских Советов главами администраций.

Как говорится, полоса ожидания… Вот уже на президентском ковре побывали две или три партии глав областных Советов. А по Киеву — тишина, никаких «движений». По городу пошли разговоры… Более того, многие считали: утверждение глав администраций нужно было начинать со столицы.

Печерск делал выдержку… Есть и такой нюанс в кадровой политике, он известен, он не нов. Я-то понимал: выдержка давалась специально… Дабы еще раз испытать на прочность мою нервную систему, дать понять: парень, мы тебя можем утвердить, а можем и не утвердить. Теперь я уже хорошо знаю: там, в околопрезидентских апартаментах и коридорах шла большая закулисная борьба. Поговаривали, что некоторые «стратеги», в частности Табачник, предлагали вообще не утверждать главу Киевской горадминистрации, а ждать принятия Закона о столице. А тут все оставить в подвешенном состоянии…

Хотя… Подвешенного состояния не было бы. В то время в Киеве уже действовал горисполком, полномочия которого подтвердил Киевсовет, и все могло бы пойти совершенно по-другому, столичный Совет и его исполком целиком могли бы обеспечить управление городом. Но о городе тогда меньше всего в президентской администрации думали. Думали о том, как упрочить свое положение в Киеве.

То, что меня утверждать не спешили (а если быть точным — просто не хотели) — сегодня уже хорошо известно. Я знаю, что клерки из аппарата Президента подготовили по мне весьма негативную справку. Главный аргумент, который они выставили против меня, это то, что я, мол, создаю себе… имидж: регулярно выступаю в прессе, по телевидению, привлекаю к себе внимание общественности… Чудаки, да и только. Словно это грех какой-то: постоянно общаться с городом. Кстати, именно такой подход проявился и в оценках Премьер-министра Евгения Кирилловича Марчука, которого, как известно, уволили с этого поста спустя неделю после майского переворота на Крещатике, 36 за создание «собственного имиджа».

Короче говоря, все шло к тому, чтобы не утверждать меня главой Киевской горадминистрации. Но нужно все-таки отдать должное Президенту: в данном случае он, как мне кажется, проявил определенную мудрость. Меня пригласили в очередной «обойме» руководителей нескольких областей — Ивано-Франковской, Винницкой, Закарпатской. В тот день, 10 июля 1995 года, была как раз годовщина избрания Л. Д. Кучмы Президентом Украины. Я вошел в кабинет и поздравил его. Там сидел Яцуба. Он что-то начал говорить обо мне. Мол, в Киеве есть такие-то и такие-то проблемы, начал обвинять меня в том, что у нас в городе много управлений в административной структуре.

А Президент и говорит:

— Да что Вы мне тут рассказываете? Посмотрите, что у вас в министерствах делается… А Вы нашли проблемы в Киеве…

И сразу же подписал Указ и дал понять аппарату, что это все — мелочи, суета сует.

Вот так я и был утвержден главой столичной госадминистрации. Когда я думаю об этом, то прихожу к выводу: в ряде случаев Президент, если хотел, мог все-таки подняться над интригами, разжиганием нездоровых страстей и настроений, принимать нормальные решения. Но свита есть свитой: свита всегда пытается делать своего короля. Я убежден: недальновидная кадровая политика во многом отрицательно повлияла на все в этот сложный и трудный период нашей истории, когда у руля Украины волею обстоятельств оказался Л. Д. Кучма.

Позже я узнал, что мое назначение не было связано с изменением в лучшую сторону отношения ко мне. Просто было решено всех председателей Советов назначить, как требовало Конституционное соглашение, главами администраций, а затем неугодных сменить Указом Президента, что и позволяло делать это соглашение.

На мой взгляд, Конституционное соглашение стало, по существу, одним из тех факторов, которые отрицательным образом сказались на организации власти в столице, роли самоуправления. По крайней мере, интуиция и определенный политический опыт подсказывали мне: Закон о столице будет отложен на неопределенное время, в ситуации, которая складывалась, принятие такого закона было нереальным делом. На Банковой очень ревностно относились к данному вопросу. Они-то понимали, что, получи сейчас столица такой закон, — их влияние в Киеве заметно ослабеет, они не смогут чувствовать тут себя как в своей вотчине, не смогут напрямую распоряжаться всем тем, чем богат Киев.

В этой связи мне вспоминается, как реагировало президентское окружение на проведенную 28 февраля 1996 года под эгидой и при участии Национальной Академии наук Украины и ряда ее институтов, а также научно-исследовательского института социально-экономических проблем Киева и Лигой исторических городов Украины Научно-практическую конференцию «Роль столицы в процессах государственного строительства: исторический и современный аспекты». Конференция была весьма представительной: в ее работе приняли участие более 150 ученых и научных работников, депутатов Верховной Рады Украины, депутатов областных, городских и районных Советов, глав местных органов государственной исполнительской власти разных городов Украины. Гостями конференции были также работники администрации Президента, Кабинета Министров Украины, аппарата Верховной Рады. Участники заслушали более 30 интересных докладов и сообщений, обменялись мнениями. Мы сообща выработали и сформировали те принципиальные позиции, на которых должен основываться будущий Закон о столице. Конференция приняла рекомендации в области законотворчества и юридического статуса столицы, регионального управления и планирования, культуры и образования, защиты населения от последствий Чернобыльской аварии. В обращении к Президенту Украины, Верховной Раде и Кабинету Министров участники конференции призвали внести соответствующие положения в Конституцию Украины, ускорить принятие Закона о столице с тем, чтобы Киев имел все возможности для выполнения столичных функций, мог идти впереди в дальнейшем социально-экономическом развитии, проведении социальных преобразований, реформировании экономики, определяя их темпы для других регионов и городов Украины. В заключительном слове я сказал: «Сейчас главное, чтоб нас услышали законодатели, чтобы нас услышала Конституционная комиссия и чтобы учла эти рекомендации в практической деятельности. Считаю, что самый лучший подарок к 500-летию предоставления Киеву Магдебургского права — это, наконец, принятие Верховной Радой долгожданного Закона о столице Украины, который даст Киеву соответствующие полномочия и даст возможность нам лучше использовать свой потенциал на потребности города и потребности государства. Выиграют все: выиграют люди, выиграет город, выиграет, прежде всего, и государство. Такой закон нужен, в первую очередь, именно государству. Киев — политический барометр Украины. Пока в Киеве спокойно — спокойно в Украине. А неосторожные решения, в том числе по правовому статусу Киева, могут дестабилизировать ситуацию в Украине. Мы должны это четко осознавать».

Как оказалось, от администрации Президента на конференции был Подпалов. Он несколько опоздал и, увидев такой представительный форум, который вызвал огромный интерес у многих, даже разочаровался. Более того, он, сев рядом с одним из моих замов, никак не унимался: зачем, мол, Косаковский затеял эту конференцию? Зачем сейчас поднимать вопрос о статусе столицы? Есть администрация, пусть работает. А Закон о столице может еще подождать. Мы ж ведь ничего плохого для города не хотим. И на позиции руководства столицы не посягаем…

Таковым было мнение Подпалова. Но мы ведь понимали: это — словесная маска, камуфляж. Главное: Президент и его окружение поставили своей целью прибрать к рукам Киев, напрямую управлять столицей. Но они забыли о главном. Киев — не потому столица, что они здесь. А они здесь потому, что это — Киев. Вечный город. Вечная столица. И с ней надо считаться, в том числе и с ее выбором…

11. ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КИЕВУ

С УДОВОЛЬСТВИЕМ И НЕ БЕЗ МОРАЛИ…

Летом 1995 года Президент осуществил рабочую поездку по Киеву, которая продолжалась в течение дня. Она, между прочим, рождалась с большим скрипом, потому что в аппарате главы государства продолжались закулисные игры и невидимые пока для постороннего глаза движения, направленные против председателя Киевсовета. Для окружения Леонида Даниловича Киев оставался лакомым куском, к которому им пока была перекрыта дорога. Так вот, многие не хотели, чтобы состоялась сама поездка Президента, ведь так или иначе это играло бы на авторитет столичной власти.

Определенным толчком к поездке Президента стала моя с ним встреча, в ходе которой я попросил, чтобы он побывал на целом ряде киевских объектов, потому что там накопилось немало проблем. Я так и сказал:

— Леонид Данилович, прошлогодняя экспресс-поездка накануне Дня независимости была ознакомительной и, к тому же, мимолетной.… А по существу-то город Вас еще и не видел. Просьба побывать на целом ряде объектов, встретиться с людьми, ознакомиться с ходом строительства на массивах. Это будет способствовать упрочению позиций Президента в столице и поможет Киеву решить много вопросов. И вообще-то я считаю, что Киев должен быть такой базой, с которой Президент сверял бы свои действия.

Леонид Данилович дал «добро», и его администрация приняла нашу позицию и нашу программу осмотра объектов.

Поездка, как говорится, удалась. Она началась с Главкиевгорстроя, где Президент и другие гости ознакомились с недавно внедренной по решению горисполкома системой строительства жилья по заказам населения, по так называемым жилищным облигациям. Потом все мы посетили филармонию. Был дан толчок ее реконструкции, принято решение о ее финансировании. Пройдет год, будет перерезание ленточки, в том числе и теми, кто с самого начала не имел к реконструкции филармонии никакого отношения. Но в торжественный момент они, конечно, были тут, как тут — под объективами телекамер и фотоаппаратов. Они словно подчеркивали своим высоким присутствием: и мы, мол, тоже пахали.… Но в принципе все решалось год назад. Тогда, в 1995-м, когда мы «вытащили» Президента и высокопоставленных чиновников Кабмина на смотрины и новостроек, и объектов, подлежащих реконструкции.

Посетили в тот день и Детскую академию искусств на Оболони, которую мы создали еще в 1994 году из обычной музыкальной школы. Президент с удивлением открывал для себя это чудное учреждение, где прикасаются к высокому искусству и пробуют на этой благодатной ниве свои способности и таланты многие ребята столицы Украины. Создавалось впечатление: Леонид Данилович проникся этим благородным делом, оценил его исключительную важность для эстетического воспитания подрастающего поколения.

Мы проехали всю Троещину, осмотрели дороги, развязки, микрорайоны, побывали в одном из детсадиков, у которого Леонид Данилович дал импровизированную пресс-конференцию для огромного числа журналистов. Короче говоря, вся его поездка носила деловой характер, была насыщена самой разнообразной информацией о жизни столицы.

Президент и те, кто был с ним, поняли: город живет, город строится, город, невзирая на трудности, шагает в будущее. Поняли они и другое: столица требует серьезной поддержки государства и его руководителей, ведь речь идет об авторитете не только Киева как столицы, но и всей Украины, и этими вопросами нужно заниматься не от случая к случаю, а постоянно, ежедневно.

Потом в Киевсовете, на Крещатике, 36, по итогам поездки началось солидное совещание с участием Президента, руководства его администрации, ключевых министров.

Но что интересно: в тот день было много любопытных вещей, которые можно отнести к разряду «закулисных». Свита есть свита, она всегда делает свое известное дело… Окружение Л. Д. считало: эта поездка Президента не только не входила в их планы, но, более того, она не отвечала их интересам: овладеть Киевом, заиметь доступ к его богатствам — земле, недвижимости и т. д. Они поняли, что от них уходят нити управления столицей и что ситуация может переломиться не в их пользу. Ярким проявлением недоброжелательного отношения людей из команды Президента ко мне и вообще к столичной власти стали два характерных эпизода.

Во-первых, я ни с кем не советовался, кого посадить в президиум. Какие могут быть советы, ведь хозяевами на Крещатике, 36 были мы, нам и решать… Итак, в президиуме совещания (а это такой огромный полукруглый стол, киевляне, видимо, знают его по телерепортажам из сессионного зала Киевсовета) сидели двое — Президент и председатель Киевсовета. Свиту Президента, в том числе и господина Табачника, мы посадили в первом ряду. Зная Табачника, да и некоторых других, я понимал, что для них это было достаточно серьезным испытанием. Вы ж подумайте только: так отделить свиту от короля!.. А они мне просто не могли простить такого…

Но самое интересное было в другом. Мы заехали во двор горадминистрации. В то время, когда все поднимались наверх, на четвертый этаж, Президент перед началом совещания зашел буквально на несколько минут в мой кабинет на 2-м этаже.

Самое интересное, представьте себе, что охрана не пустила туда… Табачника. Он пытался туда прорваться, но ему вежливо и твердо сказали, что там — Президент с мэром и туда никто не заходит. Это был большой удар по самолюбию Табачника. Его, говорят, буквально перекосило. Он поднялся наверх, на четвертый этаж. Уже потом, во время совещания, я видел, что у него по лицу играли желваки. Он никак не мог осознать себя в той роли, в которой вдруг оказался.

Совещание прошло доброжелательно, в хорошей деловой обстановке. Я сделал обстоятельную информацию о городе и его проблемах. Были и другие выступления. В ходе совещания Президент фактически стал на нашу сторону.

Когда отдельные министры попытались перевести стрелки на город, я был вынужден осаждать кое-кого из них, например, главу Нацбанка В. Ющенко. Мне пришлось в присутствии Президента рассказать о том, что банки совершенно не занимаются проблемами города. А ведь мы дали им столько помещений! Банки в Киеве за последнее время развились так сильно, что никто другой с ними не может конкурировать, никакие другие отрасли этого не имеют.

По ходу совещания Президент давал поручения, и, в общем, эта встреча закончилась очень серьезными поручениями в пользу столицы.

Но аппарат есть аппарат… Он не смирился, он, по существу, как показали дальнейшие события, не принял такую постановку вопроса. Все поручения Президента ушли в песок, они были полностью блокированы, город как не имел государственных «инъекций» в строительство метро, так и в дальнейшем не получил от правительства нужных средств на сооружение «подземки». Президентская рать сорвала, по существу, выполнение всех тех задач по Киеву, которые были поставлены Л. Д. Кучмой. Хотели они этого или нет, но тем самым подвели Президента. Мне кажется, что Леонид Данилович просто передоверил решение крупномасштабных вопросов по столице безответственным персонажам из своей команды, которые даже не подумали хоть как-нибудь об авторитете Президента.

Ключевые, одиозные фигуры на Банковой и Грушевского все это время были заняты одним: как бы поскорее убрать этого Косаковского. После того памятного совещания с участием Президента и министров они начали серьезную подготовку к генеральному сражению по моему отстранению. Они спешили. Они чувствовали: почва действительно может уйти из-под их ног, и, если не устранить меня с поста председателя Киевсовета и главы столичной госадминистрации, то они из города ничего не выжмут — ни помещений, ни земли, ничего. И они бросили в бой все, что могли, — послушную прессу, интриги с втягиванием в них самого Президента, наветы и т. д., и т. п.

Я и раньше по некоторым признакам чувствовал: против меня давно уже началась и ведется недостойная игра. Кое-кто уж очень усердствовал, дабы представить меня эдаким антирыночником, который только тем и занимается, что воюет с инвесторами и таким образом тормозит процесс инвестирования в столице. Подобные заказные статьи пошли вовсю гулять по страницам определенных газет, выполняющих волю своих могущественных хозяев. Но есть цифры, а они, как известно, упрямая вещь… Так вот, в 1995 году в Киев была вложена ровно половина всех средств от общей суммы иностранных инвестиций в государстве. Так что эффективность работы столичной госадминистрации, «препятствующей» притоку инвестиций в столицу, и — правительства, «содействующего» этому процессу в масштабах всей страны, оказалась одинаковой. Но лжеинформация продолжала тиражироваться — ведь им, моим недоброжелателям, во что бы то ни стало хотелось любой ценой скомпрометировать меня, слепить образ мэра-консерватора. В основном интрига велась вокруг фирм «Макулан» и «Генерация ЛТД». Я до сих пор горжусь тем, что даже в отсутствие полной информации и в условиях мощнейшего давления со стороны высокопоставленных должностных лиц и купленной прессы мне удалось «раскусить» эти аферы и не позволить выставить Киев и столичные власти на посмешище.

Кстати, когда я поинтересовался у Рональда Лаудера — президента всемирно известной американской парфюмерной фирмы «Эсте Лаудер» о «Макулане» и «Генерации ЛТД», то он, рассмеявшись, сказал, что не знает таких фирм в сфере строительства гостиниц. Господин Лаудер рассказал о том, что и у них нередки случаи, когда в тот или иной муниципалитет приходят аферисты с сотней долларов в кармане и предлагают миллионные строительные проекты; подписав же договор о намерениях, они направляются в банк — получить под этот документ крупный кредит.

Мы в Киеве чуть не попали в аналогичную ситуацию. Проблема австрийского «Макулана» досталась мне от предшественника, и когда мы в ней разобрались, то выяснилось, что, кроме построенного жилого корпуса для иностранных дипломатов, никаких других работ не велось. Более того, выяснилось, что представители «Макулана» вели в Австрии переговоры о продаже своих прав на застройку данного участка. Мы решили в интересах города отказаться от услуг несостоятельного партнера и расчистить проезд между улицами Бассейной и Красноармейской. Какая буря поднялась в прессе, что мне пришлось выслушать по телефону от высокопоставленных чиновников, явно имевших определенный интерес в данном проекте, — тема отдельного разговора. Однако в скором времени стало известно о банкротстве «Макулана», и в самой Австрии разгорелся скандал в связи с деятельностью этой фирмы.

Во многом схожая ситуация сложилась и с проектом строительства американской фирмой «Генерация ЛТД» офисного бизнес-центра на бульваре Шевченко, которая тоже начиналась еще до меня. Правда, по уровню задействованных высоких должностных лиц этот проект не идет ни в какое сравнение с предыдущим — резолюции об ускорении реализации проекта накладывал лично тогдашний глава администрации Президента Дмитрий Табачник, ко мне обращались послы США и Канады; владелец фирмы писал воззвания к Президенту (и к одному, и к другому), к дипломатам разных стран, к сенаторам и конгрессменам; проблема строительства этого центра поднималась даже американской стороной на официальных переговорах с США и Канадой. Вопрос ставился так, что город сдерживает приток иностранных инвестиций, и это выдавалось за одну из проблем, сдерживающих установление нормальных экономических отношений между нашими государствами.

Когда я начал разбираться в этом вопросе, выяснилось: фирма требовала не много и не мало — чтобы ее освободили от всех обязательных платежей, которые определены законом для любой застройки в городе Киеве. Далее, постоянно выдвигались все новые и новые требования к городским властям. Реально же речь шла о попытке создания фирмы «Рога и копыта»: объявив об эмиссии ценных бумаг, еще даже не имея права на строительство, фирма пыталась таким образом получить буквально «золотой» земельный участок в центре города, не вложив в него ни гроша. Под земельный участок и соответствующие гарантии правительства ловкие дельцы собирались взять кредит в иностранном банке. Вся же постройка должна была заключаться в возведении стен, а дальнейшее строительство предполагалось вести на средства будущих арендаторов.

Однако Министерство финансов Украины отказалось дать разрешение на выпуск ценных бумаг в связи с тем, что «Генерация ЛТД» не имела соответствующих гарантий своей финансовой состоятельности. Фирма оказалась не в состоянии выполнить обязательства, взятые на себя по договоренностям с моими предшественниками.

Забегая наперед, скажу: уже после того, когда в Киеве произошел переворот и меня отстранили от должности, господин Омельченко заявил, что отныне этот проект будет реализован, ибо главное препятствие (в моем лице) устранено. Нынешний глава горадминистрации пошел аферистам на все уступки: снял все платежи, дал все льготы. Казалось бы, кто мешал строить после этого? Но два года прошло, и никто там палец о палец не ударил. Все это оказалось очередным мыльным пузырем, как в свое время я это и назвал,— аферой века, когда пытались надуть и государство, и городские власти.

Но возвратимся к событиям, которые предшествовали перевороту на Крещатике, 36. Итак, президентская рать начала длительную подготовку с тем, чтобы пересмотреть результаты выборов председателя Киевсовета и всеми возможными, пусть даже антизаконными действиями отстранить его от власти, которую делегировали ему почти 550 тысяч киевлян. А что нескольким околопрезидентским чиновникам волеизъявление жителей столицы? Есть установка… И они с каким-то особым рвением начали выполнять поставленную задачу. Но они не учли главного: есть Правда и есть Бог. Самые объективные, самые суровые судьи…

12. ПРЕЗИДЕНТ-ПАЛАС-ОТЕЛЬ

КАК ЗЕРКАЛО ВЛАСТОЛЮБИВЫХ

ПРИТЯЗАНИЙ НОВОЙ ЭЛИТЫ

Одной из главных причин массированной атаки на столичную администрацию, которую я возглавлял, и лично на меня была наша принципиальная позиция в решении отдельных проблем в Киеве. Речь идет об определенных объектах, которые влиятельные в государстве должностные лица хотели во что бы ни стало отнять у киевлян, перевести из городской коммунальной собственности в общегосударственную, например, Дворец культуры «Украина», отобрать под резиденции «шоколадный домик», Музей истории Киева, получить под застройку лучшие участки, квартиры в центре и т. д. Моя позиция как мэра, которого избрали киевляне, была в этом вопросе ясна и проста. Киевляне, голосуя за меня, не давали мне полномочий раздавать то, что им принадлежит. За время моей работы я не передал ни одного объекта из городской в государственную собственность, считая, что все, чем располагает город, — это достояние всех киевлян, созданное многими поколениями.

Как правильно заметили недавно «Всеукраинские ведомости», мы зубами держались за коммунальную собственность столицы. Кабмину приходилось бороться в Киеве за каждую лестничную площадку, как при штурме Берлина.

Наша неуступчивость вызвала волну недовольства у тех, для кого неотъемлемым атрибутом жизни, стилем руководства стало печально известное «телефонное право». Особые эмоции на Печерском холме разбушевались вокруг будущего суперобъекта — так называемого Президент-палас-отеля. Именно тогда и пошло на нас активное наступление с целью не просто «поставить на место», приструнить председателя Киевсовета, а быстро отстранить его и таким образом расчистить путь для реализации амбициозных планов. Ну зачем, скажите, им такой председатель, который не дает разрешение на строительство Президент-отеля именно на том месте, которое облюбовала американская фирма? Фирма, чьих представителей уже едва не обнимают в кабинетах администрации Президента…

А все началось с того, что Президент после зарубежных поездок поднимал один и тот же вопрос: о комфортных 5-звездочных отелях. Вот, говорил он после возвращения из одной среднеазиатской страны, и в Алма-Ате, и в Ташкенте понастраивали палацы, отели, а у нас в Киеве ничего такого нет. Надо этим заниматься.

Я и говорю Президенту:

— Мы не возражаем, выделим участки. Но кто и за что будет их строить? Это же огромные средства.

В самом деле, более-менее нормальный отель «потянет» где-то на 50, а то и на все 100 миллионов долларов. У города таких денег нет. Не было и солидных инвесторов, готовых вложить в такой объект эту огромную сумму.

Леонид Данилович сказал, что подключит к этому Кабмин, даст соответствующее поручение первому вице-премьеру. Да судя по всему, дело заглохло, вопрос где-то, в какой-то инстанции «застрял». До поры — до времени Президент к нему не возвращался. И тут вдруг в прессе промелькнуло сообщение, что Л. Д. Кучма встречался с представителями какой-то американской фирмы и уже принято решение о строительстве Президент-палас-отеля. Меня это сильно удивило, потому что на сей счет мне никто ничего не говорил, мы ничего не знали.

А вскоре, дело было в ноябре 1995 года, я получил официальный документ с поручением Президента мне и его помощнику А. М. Волкову — рассмотреть предложение фирмы «Брокгруп-ЛТД» и в установленном порядке решать данный вопрос. Как мне потом стало известно, фирма, бравшаяся за сооружение Президент-отеля, была вроде бы близкой к администрации США, и Волков постоянно этим бравировал и даже показывал всем фотографию, на которой запечатлен он, Волков, вместе с Биллом Клинтоном. Снимок был сделан где-то в Штатах.

Как-то господин Волков позвонил мне:

— Тут есть поручение Президента. Приехали эти люди по вопросам строительства. Нужно встретиться и обсудить, как мы будем выполнять поручения Президента.

— Пожалуйста, приходите, — согласился я.

И вот мы встретились. Пришли Волков и представители фирмы. Я пригласил тех, кто с нашей стороны должен был заниматься выполнением поставленной задачи. Встреча как встреча. Деловая, с пониманием взаимной ответственности за реализацию идеи.

Я заявил:

— Да, мы заинтересованы в том, чтобы строить в городе комфортные отели. Я даю поручение нашим управлениям, вы с ними совместно работайте, подбирайте площадки. Мы готовы предложить несколько вариантов. В общем, действуйте!

После первой встречи я был уверен в том, что все мы хорошо поняли друг друга и будем сообща работать в данном направлении. Я поручил начальнику управления земельных ресурсов А. Н. Панько объехать с гостями город, посмотреть площадки для возможного строительства. Они так и сделали. Казалось бы, все идет в нормальном, деловом русле. Но не тут-то было.… Все дальнейшие встречи показали, что и представителей фирмы (потом, кстати, они начали меняться), и некоторых представителей администрации Президента больше всего волнует, собственно говоря, коммерческая сторона вопроса. Все, что мы предлагали, а это были приличные участки, с хода отбрасывалось. Начались бесконечные выяснения отношений, затяжная переписка и т. д. Был и такой момент: как только представитель фирмы прислушался к нам и согласился на один из нескольких предложенных вариантов, его тотчас же уволили с работы. Нам было сказано, что тот человек не имел полномочий в выборе участка и превысил их…

Но удивляло другое: окружение Президента, в частности, А. Волков и кое-кто еще начали подыгрывать зарубежной фирме, взяли, по существу, ее сторону. А фирма настаивала лишь на двух вариантах, которые ей подходили. Они уже даже не просили, а требовали отдать им либо тот участок, который в свое время был выделен Киевсоветом австрийской фирме «Макулан» (Бессарабский квартал), либо участок по улице Грушевского, 9/11 — в парке, рядом с Мариинским дворцом.

Участок на Бессарабке, где несколько лет назад расположился «Макулан», отпадал. К тому времени «Макулан» уже был на грани банкротства, и юридически принимать какие-то конкретные решения по Бессарабскому кварталу никто уже не имел права, до полного выяснения сложившейся ситуации. К тому же, Бессарабский квартал один инвестор вряд ли потянул бы, ведь речь шла о сумме не менее 200 миллионов долларов.

И вот тогда и началось «выкручивание рук» за участок по Грушевского, 9/11. Представители фирмы чуть ли не в ультимативной форме заявили: мы настаиваем только лишь на площадке по Грушевского!..

Усиливался прессинг и со стороны Банковой, где интересы фирмы настойчиво лоббировал А. Волков.

Возникает вопрос: почему эти «гости» зацепились именно за данную площадку? И вообще, откуда они взяли, что есть такой участок и что там можно что-то строить? Вскоре все прояснилось. В конце января 1996 года на мое имя поступило официальное письмо президента фирмы Алексиса Бедоса, в котором он сообщал, что ни одно из предложенных нами мест строительства не соответствует проекту такого уровня. «В то же время, — цитирую автора, — представители администрации Печерского района города Киева показали нам площадку в Печерском районе (напротив гостиницы «Киев»), которая, по мнению наших экспертов, соответствует всему комплексу требований, предъявляемых к созданию отелей мирового класса».

Вот так открылись удивительные вещи. Оказывается, участок фирме предложило руководство Печерского района. Мы немедленно направили письмо-запрос за подписью начальника управления земельных ресурсов руководству Печерской райадминистрации: что это за участок предложило оно зарубежной фирме?.. Увы, Печерск молчал, даже не соизволил ответить городу.

Тем временем между районной администрацией и администрацией Президента шли оживленные переговоры о передаче детского дошкольного учреждения по улице Грушевского, 9-а (оно расположено именно в том месте, где вознамерились поставить «хмарочос» — Президент-палас-отель) из собственности района в собственность государства в лице администрации Президента Украины. И это распоряжение глава Печерской районной госадминистрации А. Коваленко подписал 24 апреля 1996 года за № 408. А в начале мая того же года был подписан и сам акт передачи-приема данного детсадика в обход города, в обход Киевсовета, в нарушение действующего законодательства.

Иными словами, это был сговор за нашей спиной. Уж очень старались некоторые руководители Печерского района и люди из президентского окружения, дабы угодить заокеанским дядюшкам…

Мы же твердо заявили: городская власть не даст разрешения на застройку в заповедной зоне Киева, куда никто до этого не осмеливался вторгаться: ни в царское время, ни в советское. Это трижды заповедная территория, и мы никому не позволим там хозяйничать. Да и оползневая обстановка в данном месте — весьма сложная, ведь там «ползет» даже Мариинский дворец, а строительство «хмарочоса» может привести даже к катастрофе.

Против строительного вторжения в историческую часть столицы выступил, поддержав мою позицию, главный архитектор города Юрий Писковский, который высказал серьезные сомнения в градостроительной возможности размещения в территориально ограниченной парковой зоне на днепровской круче отеля 5-звездочного класса. Не за проявления ли профессиональной принципиальности и честности его вскоре вслед за мной освободили от должности главного архитектора столицы?..

Итак, в президентском окружении шло откровенное лоббирование интересов фирмы в ущерб интересам Киева и киевлян, и если на то — в ущерб интересам и Украины. Ну, а что же Президент? Какова его роль во всей этой истории, в этом беспрецедентном «сражении» за пятачок нашей священной земли? Ведь происходило, по существу, нечто невероятное. Судя по всему, Киевом уже пытались руководить не только чиновники с Печерского холма, но и представители иностранных фирм…. Попробовали бы наши предприниматели покомандовать в дальнем зарубежье мэром Парижа или лорд-мэром Лондона.… Как говорится, приехали… Дальше уже некуда!..

Так вот, о реакции Президента на ситуацию, возникшую в связи с намерением захватить участок по улице Грушевского, 9/11 под строительство Президент-палас-отеля.

По существу дела мы несколько раз докладывали Президенту, в том числе и письменно, высказывая свою озабоченность по выполнению его поручения. Излагали все как есть: и то, что данным вопросом почему-то занимаются разные представители разных фирм, которые пишут письма на разных бланках, высказывают самые противоречивые предложения. А главное, не соглашаются на предложенные нами варианты — а это ведь пять участков в хороших местах.

Мне пришлось несколько раз лично докладывать Леониду Даниловичу с четким изложением нашей позиции.

19 марта 1996 года, во время встречи с ним перед моим кратковременным отпуском, о чем я уже писал, я вновь, в очередной раз, сообщил Президенту:

— Леонид Данилович, есть ряд вариантов по Президент-отелю, ряд площадок. Но я не советую вам настаивать на участке по Грушевского, 9/11. Это вызовет негативный общественный резонанс. Город не сможет там разрешить, это только будет отрицательно сказываться на авторитете Президента, поскольку все будет делаться от вашего имени. Мы должны думать не о зарубежных фирмах, а о киевлянах. В данном случае нас с вами не поймут…

Есть отличная площадка под Президент-отель на Березняках, возле моста, о чем я уже не один раз вам говорил. Там действительно можно поставить большой комплекс, кстати, и сама площадка запланирована под гостиницу. Там — выход на Днепр, хороший обзор. Более идеальной площадки придумать невозможно.

Л. Д. Кучма согласился:

— Да, это очень хорошая площадка. Ты прав. Я тут скажу своим…

На том и расстались.

А через день, 21 марта 1966 года, я получил письмо из администрации Президента с просьбой выделить для строительства отеля земельную площадку… именно по Грушевского, 9/11.

И я понял, что круг замкнулся. К сожалению, у нашего Президента (и об этом многие говорят) нередко мнение зависит от того, кто у него в кабинете был последним, кто последний пошептал ему на ухо… Видимо, на него большое влияние имел все тот же Волков…

Я убедился еще раз: в целом ряде случаев представители президентской администрации пытаются решать очень важные вопросы даже вопреки заявленной позиции самого Президента. Именно так было и в данной ситуации. Скажу больше: когда я рассказал им о сути нашего разговора с Президентом, то обратил внимание на то, что они… улыбаются. Мол, вы там себе говорите, а мы сделаем все по-своему.

Однажды ко мне заявились представители фирмы Рабинович и Иоселевич. Разговор был достаточно интересным…

Они сразу же перешли в атаку:

— Вы, — сказал Рабинович, — должны немедленно выдать решение об отводе земли по Грушевского, 9/11.

— Погодите, господа, — ответил я. — Земля у нас так просто не отводится. Нужно, в соответствии с юридическими нормами, пройти определенное согласование. Наши архитекторы, специалисты в Киевземе имеют серьезные возражения на сей счет… Ведь зона — особая, заповедная, там строить нельзя.

Но визитеры стояли на своем:

— Мы понимаем… Но если вы дадите команду, они возражать не будут.

— Но у нас так не решаются вопросы. Никогда я таких команд не давал и давать не буду. Повторяю: там строить нельзя. И я не дам такого согласия.

Тогда г-н Рабинович начал вести тактику запугивания. Так, мол, и так, тогда нам придется рассказать в прессе, кто препятствует инвестициям в Украине.

— То — ваше дело, — резко ответил я. — Но оно не имеет отношения к нашей теме. Мы вам не отдадим эту площадку. Город не пойдет на это. У вас есть пять вариантов, выбирайте любой. А в заповедную историческую зону Киева мы вас не пустим, такого согласия не дадим.

Их, конечно, вовсе не устраивала моя позиция. Мы не могли, не имели права идти на поводу у заокеанских пришельцев, мы должны были отстаивать кровные интересы киевлян: сохранение исторической застройки, священных заповедных мест, сохранение всего того, чем Природа и Бог наделили наш прекрасный город.

…Тем временем «гости» пытались в жесткой форме вести диалог со мной, пытались показать, кто есть настоящим хозяином в городе и государстве. Они и слушать не хотели моих аргументов, даже того, что все вопросы, которые они ставят, предварительно не проработаны ни в Главархитектуре, ни в Киевземе.

И вот в самом конце разговора фирмачи фактически пригрозили мне:

— Ну хорошо, тогда мы будем говорить в другом месте. И мы думаем, что у вас вскоре будут неприятности. Если вы не решите этот вопрос, то тогда его будут решать другие!..

Так оно и случилось. Рабинович знал, что говорит… Прошло немного времени, и президентская администрация добилась, наконец, своего, незаконно отстранив меня от управления столицей.

Господин Рабинович исполнил свою угрозу и относительно создания в прессе «имиджа» «консерватора Косаковского», который, видите ли, — против реформ, против инвестиций, 5-звездочных отелей и т. д., и т. п. Услужливые перья начали «разделывать» меня «под орех». Каких только «собак» не навешали они на меня, пытаясь свести со мной счеты… Но тут уместен вопрос: а что, все предыдущие десятилетия в Киеве создавались эти самые 5-звездочные отели? Эти проблемы нагромождались продолжительное время. И разве мог бы кто угодно на моем месте за считанные два-три года коренным образом изменить ситуацию к лучшему? Тем более, в нищей стране… Мы же успели сделать главное: проанализировали все наши потребности в гостиничных комплексах, тщательно взвесили свои возможности и утвердили обоснованную детальную схему размещения и строительства гостиниц в Киеве. Она предусматривала выделение 70 земельных участков для этих потребностей и реконструкцию существующих гостиниц или тех домов, где, по историческим справкам, когда-то размещались гостиницы.

Мы сделали это и начали активно искать инвесторов для реконструкции и строительства гостиниц. Уже целый ряд проектов был в работе, все было подготовлено для их подписания. Но нам не дали возможности поработать в этом направлении, реализовать намеченные планы…

Но, кстати, хотел бы здесь сказать и о другом. Иногда проблема отелей, гостиниц выдается главной и для нашего государства, и для нашего города. На мой взгляд, по большому счету, киевлянам сейчас все равно — есть ли у них 5-звездочные отели, или нет… Людей ныне в первую очередь волнуют вопросы выживания в наше тяжелое время. Именно о повседневных житейско-бытовых вопросах киевлян должна думать и заботиться городская власть. А вопрос отелей — это сегодня не первоочередной вопрос. Тем более, это не тот вопрос, который должен ставиться как оценочный для принятия тех или иных решений, в том числе и кадровых.

… Как же дальше развивались события, связанные с Президент-палас-отелем? Как только в Киеве произошел антиконституционный переворот, назначенный Президентом префект г-н А. Омельченко сразу же услужливо подписал распоряжение о создании даже штаба во главе со своим первым замом по строительству Президент-палас-отеля. Так называемый «штаб» замкнул на себе те вопросы, которые относятся к компетенции заказчика, — оформление, отвод земельного участка, прохождение проектно-сметной документации, согласование на уровне эскиза и т. д., и т. п. Любопытно, что в составе «штаба» оказались руководители и специалисты всех тех организаций, которые по закону обязаны согласовывать вопросы отвода участков, строительства и т. д. Иными словами, из них делали слуг зарубежных дядюшек…

Но даже под таким ожесточенным нажимом данный проект так и не удалось протолкнуть. На пути осуществления этого коварного замысла стала общественность. В начале декабря 1996 года с участием представителей Совета Европы состоялась конференция: «Исторические города: прошлое и современность», от имени которой было принято Обращение ко всем нашим властным институциям. В нем прозвучало решительное осуждение попыток построить на Днепровских кручах столицы отель-монстр, который изувечил бы исторически сложившийся ландшафт Киева. Много критических материалов на тему Президент-палас-отеля было в нашей прессе, в первую очередь, в «Демократичній Україні». Дошло даже до того, что на защиту нашей заповедной зоны выступила уважаемая внеправительственная организация «Европа Ностра», которая в своем письме 17 апреля 1997 года, направленном в Верховную Раду, администрацию Президента, Министерство культуры, гор-администрацию, а также в Совет Европы, ЮНЕСКО обратилась с призывом пересмотреть этот план, который разрушил бы пейзаж знаменитого исторического центра Киева. Но власть имущие хранили молчание по данному вопросу...

Единственное, чем выдала себя власть, — это новыми попытками удушить Лигу исторических городов, которая и организовала конференцию, посвященную историческим городам и была инициатором принятия Обращения с протестом против этого строительства. На Лигу пошли очередные ожесточенные атаки и «наезды» с выселением из помещения ее исполнительной дирекции, блокированием расчетного счета, арестом документов и так далее. Все это — от страха за содеянное, за то, что власти придется все-таки отвечать за свои неразумные действия.

10 июля 1997 года в Киево-Печерской лавре впервые состоялись общественные слушания, где вновь со всей остротой была поднята проблема сохранения исторического облика города Киева, в том числе пагубности строительства Президент-палас-отеля в заповедном месте Киева.

Усилиями общественности удалось пока остановить работы по сооружению в парке «хмарочоса»-отеля. Как явствует из ответа нынешнего главного архитектора города С. Бабушкина участникам общественных слушаний, «в данное время дальнейшее проектирование отеля по ул. Грушевского приостановлено из-за отсутствия интереса инвестора». Кстати, в зарубежной прессе прошла информация, что земельные участки в Киеве выделяются незаконно, в обход Киевсовета.

Я уверен: в том месте никто и никогда не разрешит на законных основаниях строительство любого объекта, а тем более высотного монстра. Там не место отелям, будь они даже под личным протекторатом самого Президента и его людей.

Президент-отель, конечно, стал одним из тех объектов, из-за которого люди на Банковой и Грушевского возненавидели избранного киевлянами председателя столичного Совета. Но, пытаясь расправиться со мной и моими единомышленниками, они просчитались. Киевляне сказали «нет!» волюнтаризму, чиновничьим амбициям, вседозволенности. Киевляне сказали: Президент-отелю не место на священных днепровских кручах!

13. «УКРАИНА» — БОЛЬ УКРАИНЫ

Факт есть факт: парламентарий Евгений Смирнов в докладе следственной комиссии столько всего поведал о реконструкции Дворца культуры «Украина», что, казалось бы, эта тема уже исчерпана, тут ни прибавить, ни убавить... Но мне хорошо известны обстоятельства и факты, которые как бы до сих пор остаются в «тени».

Возникает не один, а целый ряд вопросов. Почему, все-таки, кто-то рьяно взялся за реконструкцию объекта вместо того, чтобы сделать там надежный капитальный ремонт? Kтo конкретно возжелал под любым предлогом прибрать к своим рукам «Украину»? Какую позицию в данном вопросе заняло высшее руководство страны?

Вопросы, вопросы... Я попытаюсь ответить лишь на некоторые из них. Начну с того, что к этому объекту, судя по всему, питали особый интерес тогдашний глава администрации Президента Д. Табачник и и. о. министра культуры Украины Н. Яковына.

Любопытная деталь: еще в июле 1994 года Минкультуры издало приказ

№ 353 об утверждении Устава Дворца культуры «Украина» как государственного предприятия. Все очень просто: если «Украина» приобретает права государственного предприятия, то в любой момент его можно приватизировать, и тогда — прощай, «Украина»...

Второй ключевой вопрос, который то и дело возникал, касался того, чтобы передать «Украину» из собственности города в общегосударственную собственность.

Что же делало Минкультуры? Несмотря на то, что было постановление Кабмина Украины от 5 ноября 1991 года № 311, касающееся размежевания собственности между общегосударственной собственностью и собственностью административно-территориальных единиц, в соответствии с которым Дворец культуры «Украина» должен был перейти к коммунальной собственности города, Министерство культуры отказалось передавать в подчинение городу дирекцию Дворца вместе со штатом работников. Это не давало возможности создать единый объект городской коммунальной собственности. Кстати, согласно решению исполкома Киевсовета от 13 декабря 1990 года здание Дворца культуры «Украина» вместе с оборудованием было передано на баланс Киевского главного управления культуры. А дирекция, коллектив учреждения оставались в подчинении Минкультуры. Короче говоря, образовались «ножницы»: сам объект вроде бы и городской, а штат его оставался в прямом подчинении Министерству. К тому же, повторяю, Минкультуры еще в 1994 году сделало один любопытный шаг, утвердив Устав Дворца как государственного предприятия. Его осталось только «прихватизировать», и все к этому шло.

Странные вещи происходили в стенах Дворца. Часть его площадей без согласования с городом дирекция передала в аренду известному потребительскому обществу «Меркурий». Нас вовсе не устраивало и то, что главной столичной сценой завладели зарубежные гастролеры со своими низкопробными шоу-программами. В то же время наши родные украинские художественные коллективы из-за отсутствия средств, по существу, были лишены возможности выступить в «Украине», дарить людям радость общения с национальным искусством.

На наших глазах «Украина» превращалась в «золотое дно» для всякого рода дельцов, посредников, фирм. Они тут выколачивали баснословные прибыли, а дирекция Дворца при проведении коммерческих концертов даже не учитывала и не взыскивала с заезжей братии затраты на аренду помещения, что было грубым нарушением действующего законодательства об аренде, а также приводило к дополнительному расходованию средств из государственного бюджета.

Вполне понятно: мы не могли оставаться в стороне, в роли безучастных наблюдателей. Изучив ситуацию и стремясь поправить ее, коренным образом улучшить работу Дворца культуры, упорядочить деятельность этого учреждения с целью эффективного использования имущества и помещений, сохранения Дворца культуры «Украина» как единого многопрофильного объекта культуры, Киевский горисполком 16 января 1995 года принял решение

№ 22 «О создании учреждения культуры «Дворца культуры «Украина». В нем были предусмотрены меры по закреплению юридического статуса Дворца, созданию дирекции, закреплению имущества и решению вопросов функционирования этого учреждения как объекта культуры национального масштаба и, безусловно, такого объекта культуры, который был бы единственным в своем роде и работал бы на удовлетворение культурных потребностей киевлян.

И вот здесь-то и началось... Мы сразу же ощутили, что наступили на болевые точки многих наших чиновников. Начались «волны», которые шли из администрации Президента и Министерства культуры. Судя по всему, господа Д. Табачник и Н. Яковына не ожидали такого резкого поворота событий. Они лихорадочно искали, что же предпринять в ответ на наш шаг.

В этой связи хочется отметить то обстоятельство, что в свое время, когда еще сооружался Дворец «Украина», руководству республики хватило мудрости при решении вопроса с имуществом нового культурного учреждения. Все имущество было передано на баланс города. А управление Дворцом осуществлялось Министерством культуры. По-иному повело себя в данном вопросе нынешнее руководство. Неожиданно, без согласования с нами, 25 февраля 1995 года выходит распоряжение Президента Украины «Про заходи щодо впорядкування діяльності Палацу культури «Україна». В нем Кабинету Министров Украины вместе с исполкомом Киевского городского Совета поручалось в двухнедельный срок решить вопрос о передаче в общегосударственную собственность Дворца культуры «Украина», который находился в коммунальной собственности города Киева. Об этом документе я узнал лишь тогда, когда получил его в почте...

Безусловно, мы не могли согласиться с такой постановкой вопроса. Я попросился на прием и был принят Президентом 29 марта. Рассказал ему все как есть, изложил нашу позицию и попросил отменить это распоряжение. Я особо подчеркнул в ходе нашей беседы, что пора уже прекратить те игры, которые начались вокруг Дворца. Мне стало ясно, что Леонид Данилович не был достаточно проинформирован о ситуации с «Украиной» теми, кто готовил данное распоряжение. Как потом стало известно, за этим документом стояли Д. Табачник, Н. Яковына и И. Курас.

Когда я рассказал Президенту о реальном положении дел, о тех обстоятельствах, которые вынудили нас поставить проблему упорядочения деятельности Дворца, то он высказался примерно так: «Мне все равно, в чьей собственности он будет находиться, главное, чтоб там был порядок».

Я излагал наши аргументы. Дворец должен быть собственностью города. Что касается общегосударственных мероприятий, то мы предлагаем, чтобы они согласовывались и утверждались Министерством культуры и городской госадминистрацией. Мы предлагали, чтобы этот вопрос был решен в пользу и жителей города, и всего народа Украины, чтобы статус Дворца оставался таким же. Тем более, это компетенция сессии городского Совета, а она решение об изменении статуса не приняла бы, мы знали настроения депутатов в то время.

А еще предлагали мы, чтобы кандидатура директора Дворца согласовывалась совместно Министерством культуры и городской госадминистрацией, чтобы совместно утверждались общие мероприятия всеукраинского и столичного значения. По нашему убеждению, следовало бы согласовывать и гастрольную афишу, добиться того, чтобы она отражала не только настроения руководителей шоу-бизнеса, но и запросы киевлян, потребности нашей национальной культуры.

Президент, насколько я почувствовал, согласился с этим. И сразу же написал резолюцию на моей докладной записке: «Курасу І. Ф., Табачнику Д. В. Прошу разом з Л. Косаківським розглянути, внести конкретні рішення». Сразу же после этого Леонид Данилович позвал Табачника и отдал ему в руки этот документ, чтоб он его оформил. Как только мы вышли из кабинета Президента, я по настроению и выражению лица Табачника понял, что этот документ, как и некоторые другие, будет... погребен. И дальнейшие события подтвердили это. Как я потом уже узнал, у них был совершенно иной план. То есть, они задумали создать на базе Дворца культуры «Украина» какое-то гастрольно-концертное объединение или учреждение. Его директором, насколько я понимаю, планировали назначить Николая Яковыну, который в то время уже не устраивал Президента как исполняющий обязанности министра культуры. Но он был большим приятелем Табачника, и это говорило обо всем...

Вот тут и имелось в виду вывести Дворец «Украина» вначале из подчинения городу, а в перспективе — и государству, по существу, как замышлялось, Дворцу как самостоятельному коммерческому объекту надлежало, образно говоря, отправиться в свободное плаванье. Он был бы безвозвратно потерян для государства и для города и приносил бы прибыли только определенным лицам, а не работал бы на Украину.

Дальше события перешли в стадию длительной переписки, выяснения отношений и фактического игнорирования резолюции Президента и его позиции в этом вопросе.

Как и поручалось Президентом, мы подготовили совместное письмо за тремя подписями — И. Кураса, Д. Табачника и Л. Косаковского, в котором сформулировали свои взгляды на урегулирование проблем Дворца. Предлагалось отменить распоряжение Президента от 25 февраля 1995 года о передаче Дворца в общегосударственную собственность. Но письмо подписали лишь двое — И. Курас и я. Табачник подпись свою не поставил, а вместо этого начал раскручивать ситуацию с «Украиной» по новому витку. 22 мая 1995 года Д. Табачник направляет и. о. Премьер-министра Евгению Кирилловичу Марчуку официальное письмо такого содержания: «Шановний Євгене Кириловичу! На виконання доручення Президента України Л. Д. Кучми щодо статусу i подальшого використання приміщення Палацу культури «Україна» просимо доручити Міністерству культури та Київському міськвиконкому вирішити питання по впорядкуванню діяльності Палацу. Про результати розгляду просимо поінформувати Адміністрацію Президента України». На письме стоит строгая рамка: «Контроль». То есть, все эти проблемы Д. Табачник запускает по новому кругу. Цель известна: добиться желаемого для него и Яковыны результата.

Дальнейшие перипетии показали, что фактически подспудно велась подготовка по реальной передаче Дворца в собственность государства и осуществлению тех намерений, которые вынашивали Минкультуры, Кабинет Министров и администрация Президента. Весьма интересно повел себя потом Иван Федорович Курас. Он несколько раз менял свою позицию, видимо, почувствовав настроения Д. Табачника. Таким образом, проблемы Дворца «Украина» с места так и не сдвинулись. Мы не смогли их решить ни с Яковыной, ни с Остапенко, ни с кем-либо другим...

И тут вдруг наш многострадальный Дворец всплыл с неожиданной стороны. Встал вопрос о его реконструкции. Этот ход был придуман фактически для того, чтоб де-факто решить вопрос о собственности Дворца через постановку его на ремонт, короче говоря, под «шумок» можно было бы менять и статус учреждения.

Реконструкция Дворца и все мероприятия, связанные с этим, городской Совет как собственник даже и не рассматривал. Это было грубейшим нарушением действующего законодательства. Впервые я услышал о том, что зреет намерение поставить Дворец на реконструкцию, чуть ли не случайно: во время песенного вернисажа в конце января 1996 года. Президент высказывал неудовольствие тем, что во Дворце холодно и он там замерз во время концерта... Хотя Дворец был специально обогрет и температура в нем была более-менее нормальной по сравнению с другими помещениями в городе. И вот именно тогда и услышал я некоторые разговоры в кругу людей из администрации Президента и правительства, что уже нужно Дворец ремонтировать.

Вообще, как мне кажется, тогда пошла уже какая-то мода на создание резиденций, дорогие реконструкции, желание приспособить под представительские функции целый ряд объектов. Первые симптомы такого ажиотажа начались еще во времена премьерства Л. Д. Кучмы. Этим был озабочен министр Кабинета Министров В. П. Пустовойтенко. Но следует отдать должное тогдашнему Президенту Леониду Макаровичу Кравчуку, он спокойно относился к этим вещам и не поощрял такие желания: расширять количество резиденций, забирать под эти потребности новые сооружения. С приходом на президентский пост Л. Д. Кучмы курс на создание «элитных» резиденций начал усиливаться. Как будто бы в стране не было других весьма неотложных забот... Ведь с резиденциями можно было и повременить до лучших времен. А тут началось... Я уже писал о том, что начались попытки отобрать у города «шоколадный домик», здание Музея истории Киева. Под эти потребности забрали у нас картинную галерею по ул. Институтской. Увы... В обход города, без согласования с нами, было выпущено распоряжение правительства про передачу этого помещения Кабинету Министров для создания еще одной... резиденции. Там, кстати, и до сих пор ничего не делается, дом стоит заколоченный, а город потерял прекрасную возможность иметь собственный огромный многофункциональный выставочный комплекс.

И вот новая «прихоть» — Дворец «Украина». О многом уже было сказано в докладе временной следственной комиссии, которая недавно отчитывалась на сессии Верховной Рады, и нет смысла детально рассказывать о реконструкции и всем, что с ней связано. Скажу лишь, что мы сразу же категорически выступили против этого. Ни одного документа, который касался согласования или предоставления разрешения на те или иные дела по реконструкции я не подписывал. Люди из администрации Президента и из Кабмина в данном случае нашли единомышленника в лице А. А. Омельченко, который в то время был одним из моих заместителей. Без моего согласия он был назначен руководителем штаба по реконструкции «Украины». Фактически он от имени города начал осуществлять все эти действия, не согласовывая многое со мной. Я понимаю так, что уже тогда г-н Омельченко лез из кожи вон, дабы создать себе плацдарм для того, чтобы занять место главы администрации. Думаю, что именно тогда все было предварительно проговорено, он получил карт-бланш и зарабатывал себе благосклонность со стороны Президента и правительства своим желанием угодить в любой ситуации. И он демонстрировал это не только на Дворце «Украина», но и на других «спорных объектах», скажем, на сооружении дома по ул. Десятинной. Он всегда проявлял свою лояльность к Банковой в то время, когда мы имели иную точку зрения, или же когда лично я был против того, что нам пытались навязывать сверху.

...А на Печерских холмах торопились. Там, конечно же, хорошо знали нашу точку зрения, знали, что мы — против реконструкции Дворца, против передачи его в общегосударственную собственность. Тем не менее вышло распоряжение правительства №160 от 7 февраля 1996 года о капитальном ремонте Дворца культуры «Украина», не согласованное с собственником, то есть Киевсоветом. Распоряжение появилось с нарушением целого ряда нормативных документов, которые предвидят по­рядок постановки на ремонт и выполнение ремонта соответствующих сооружений на территории города.

Я в самом начале этих своих записок уже рассказывал о том памятном совещании 5 апреля 1996 года у Президента, когда меня «утюжили», пытались поставить на колени, выдвигая против меня различные упреки и обвинения. Так вот, 7 апреля я выступил в телепрограмме ТРК «Киев» с большим интервью, кстати, зацепил там и проблему ремонта Дворца «Украина». Рассказал о расходовании средств из государственного бюджета на другие, непредвиденные потребности в то время, когда на решение насущных вопросов столицы, в первую очередь, на строительство метро, деньги не выделялись. Я сказал тогда следующее, цитирую дословно по диктофонной записи: «Вважаю, що нині не саме головне питання в місті Києві, в нашій державі — ремонт Палацу, на який треба витрачати такі великі кошти. Тому що сьогодні є більш важливі об’єкти культури, на які не вистачає асигнувань, а Палац — він міг існувати ще дуже довго, при деяких косметичних заходах по підтриманню його нормального режиму. А зараз фактично знищується мармур і знищується все те, що ще могло довгі роки служити. Це, я думаю, марнотратство i просто неефективне витрачання державних коштів. Коли нам відмовляють i кажуть, що нема в держави 3 трильйони, яких нам не вистачає для закінчення будівництва метро, i тут же знаходиться спочатку 3 чи 4 трильйони карбованців, а в результаті, напевне, це буде у кілька разів більше, на цей Палац, то тоді виникає питання: куди ж витрачаються у нас державні кошти?

І саме така позиція мicької влади, безумовно, багатьох не задовольняє, що ми задаємо такі незручні питання i не беремо під козирок i не виконуємо тi чи інші команди.»

В том интервью я не исключил возможных ситуаций, когда против городской власти будет брошен целый арсенал репрессивных мер, в том числе, в первую очередь, отстранения мэра столицы. И так оно и случилось. Одной из главных причин расправы надо мной, «крестового похода» на столичную власть, и об этом было сказано в докладе Евгения Смирнова — руководителя следственной комиссии Верховной Рады, стала моя принципиальная позиция по реконст­рукции Дворца «Украина».

Характерно, что после моего выступления по телевидению 7 апреля

1996 года (Президент тогда был где-то в отъезде) его подчиненные, высокопоставленные чиновники из Кабмина на­чали интенсивно звонить, причем, не только к нам, на Крещатик, 36, но и в ТРК «Киев», требуя кассету, чтобы посмотреть ее и услышать, что же там сказал Косаковский. Пылал гневом г-н В. Пустовойтенко. В беседе с одним из моих заместителей он в весьма эмоциональной форме, на высоких тонах почти кричал: «Зачем он трогает Дворец «Украину», зачем он лезет в вопросы реконструкции и ремонта Дворца? Пусть он не трогает эту проблему!» И т.д., и т.п. Затем Валерий Павлович развернул бурную деятельность в средствах массовой информации, особенно в электронных, делая из меня яростного противника ремонта «Украины». На одну из планерок он созвал небольшую группку теле- и радиожурналистов специально для того, чтобы дать мне публичный ответ на всю Украину по поводу реконструкции Дворца. Помнится, он даже заявил, вот, мол, Косаковский говорит, что нужны деньги для строительства метро на Троещину. Так вот, пообещал народу Украины тогда еще министр Кабинета Министров, мы, дескать найдем деньги и на строительство метро на Троещину, и на реконструкцию Дворца «Украина». Министр убеждал теле- и радиоаудиторию в том, что Дворец — почти аварийный, его надо во что бы то ни стало ремонтировать, мы делаем большое дело, и пусть Косаковский сюда не лезет... А еще Пустовойтенко в те дни говорил, что от этого выиграют наши строители, ведь мы даем им работу, от этого выиграют и государственные предприятия, где будут размещены важные заказы на продукцию. И все — в таком духе... Это были неуклюжие пропагандистские залпы.

Позицию Пустовойтенко активно поддерживали и г-н Омельченко, и г-н Поляченко, которые в своих интервью говорили о том, что «некоторые не понимают...» Они еще не называли мою фамилию, они еще побаивались, ведь я был еще при власти. Но многим были понятны их намеки типа «Кое-кто не понимает всех этих проблем», «Это очень важный вопрос», «Мы загрузили рабочие места», «Надо было ремонтировать, потому что он был аварийный»...

С учетом всех этих публичных выступлений, с учетом того, что мы должны были иметь истинную картину по Дворцу «Украина», было дано официальное поручение руководству управления коммунального имущества города: представить на сей счет документы. Они связались с дирекцией Дворца и затребовали основания для постановки здания на ремонт, наличие необходимых заключений и выводов технических служб и соответствующих организаций. Дирекция долго хранила молчание. И вот, наконец, 22 апреля 1996 года был получен ответ за подписью директора Дворца В. Савченко с приложенным к письму заключением института «УкрНИИпроектсталь конструкция» о состоянии металлических конструкций Дворца «Украина». Так вот, самое интересное в том, что одна из трех подписей, стоящих под данным документом, — главного конструктора института г-на О. Шумицкого — была проставлена 8 апреля 96 года, то есть фактически спустя два месяца после того, когда было принято решение о постановке Дворца на капитальный ремонт. Другими словами, заключение экспертов было сделано уже «вдогонку», когда строительная эпопея вовсю разворачивалась... Странный документ был составлен задним числом с одной целью — фактически оправдать все те действия, которые уже были предприняты по ремонту Дворца «Украина».

Но интересно и другое. Если внимательно вчитаться в выводы специалистов института, то можно понять, что необходимость постановки «Украины» на капитальный ремонт никак не вытекает из данного заключения. Там говорится о том, что фасадные колонны повреждены коррозией и должны быть усилены, должна быть выполнена их антикоррозионная защита... Все выявленные дефекты подтверждают необходимость проведения существенного усиления колонн... Вот заключительные строчки документа: «Институт считает необходимым произвести в короткие сроки ремонт и усиление металлических конструкций здания». И все, коротко и ясно. Нужно было провести некоторые обычные работы по поддержке нормального состояния металлических конструкций, то есть текущий ремонт, который делается на любом объекте в обычном порядке, без огромных затрат государственных средств. А тут размахнулись на шикарнейший «евроремонт», угрохав в него народные деньги, деньги налогоплательщиков.

Известно, что моя позиция по ремонту «Украины» была определена в справке комиссии Кабмина, проверявшей город, как «деструктивная». Меня обвиняли в том, что я не понимаю потребностей государства и стою не на государственных позициях.

К чему привели нас «государственники», хорошо отражено в материалах временной следственной комиссии Верховной Рады. Речь идет об огромных расходованиях бюджетных средств, не предвиденных никакими статьями расходов. Много денег из выделенных на ремонт средств, мягко говоря, ушли не по назначению, а были истрачены или похищены, как отметила комиссия. В результате город не получил возможного финансирования на развитие метро, реализацию многих других социальных программ, которого мы просили в 1996 году у Кабмина.

Не могу не сказать и о другом. Во время моей болезни, уже после операции, это было летом 1996 года, так называемое депутатское большинство незаконно приняло решение о передаче Дворца «Украина» в общегосударственную собственность. Новое руководство городской госадминистрации быстренько подписало необходимые документы, и вышло постановпение Кабмина о том, что Дворец передается из коммунальной в общегосударственную собственность. Это было сделано с грубейшим нарушением законодательства, потому что законная сессия не собиралась, что и признал затем уже Шевченковский райсуд столицы. Документы были оформлены с нарушением норм действующего законодательства. Я думаю, что придет еще время, и мы к этому вопросу возвратимся, и данный объект будет возвращен киевлянам. Он будет работать на потребности киевлян, а не тех отдельных лиц, которые набивают карманы на тех мероприятиях, что там проводятся. Я верю: мы возвратим столице Дворец культуры «Украина», возвратим нашу главную сцену для нашего народа.

14. ТОТ ЖАРКИЙ МАЙ 1996-го...

И вновь я мысленно возвращаюсь к тому телеинтервью от 7 апреля 1996 года, что имело эффект разорвавшейся бомбы. Потому что впервые в эфире прозвучало то, о чем многие про себя думали, начинали говорить на кухнях, но вслух пока высказываться не решались. Но двумя днями раньше, а именно 5 апреля, тоже впервые, Президент был подвергнут публичной критике в большой, солидной аудитории, о чем я уже рассказывал в начале этих своих записок. Таким образом, в начале апреля 1996 года я дважды открыто выступил с резкой критикой в адрес Л. Д. Кучмы и его ближайшего окружения. Я понимал, чем все это может для меня закончиться, но надо было кому-то начинать говорить горькую, суровую правду. Хочу отметить, что, по существу, политическое уничтожение оппонентов начали с меня, я оказался первым, потом был Марчук, а за нами — и некоторые другие. Многие говорили мне тогда:

— Ну зачем же ты так? Зачем открыто против него выступил? Ведь Президент просто не выносит, когда его критикуют.

Но я не жалею, что и на совещании у Президента 5-го числа, и по телевидению 7-го сказал именно то, о чем думал, что тревожило, не давало покоя. Хотя меня многие и отговаривали от «опасного» телеинтервью, я сознательно пошел на это. Дальше молчать было просто нельзя. Киевляне должны были знать правду обо всем, что творилось в их родном городе.

Мне кажется, что в те дни были попытки на уровне министров, других влиятельных лиц как-то сгладить эту ситуацию. Многие пытались выступить арбитрами и дипломатическими посредниками. Меня даже уговаривали: ты должен пойти к Президенту, переговорить, если на то — извиниться, он человек отходчивый, он тебя простит. Я отвечал:

— Никуда я не пойду, неизвестно еще, кто перед кем должен извиняться, потому что оскорбили не меня одного, оскорбили Киев, оскорбили всех киевлян. Я считаю, что наоборот: надо перед нами извиниться. У меня нет причин для того, чтобы оправдываться. Я сказал то, о чем думал, сказал то, что есть. А со мной поступили непорядочно.

Я не пошел на контакты, хотя кое-кто и рассчитывал, что я упаду на колени, лишь бы меня простили.

Несомненно, были люди, которые искренне желали нашего примирения с Президентом. Ряд министров, других руководителей высокого ранга, имевших доступ в кабинеты и коридоры на Банковой, были встревожены таким развитием событий. Они считали, что это ненормально. При этом приводили пример Москвы, когда Ельцин все-таки сумел преодолеть себя и пойти на нормальный контакт с Лужковым, хотя окружение российского Президента тоже настраивало его против мэра. Но тому хватило мудрости стать над ситуацией, преодолеть какие-то субъективные моменты. Здесь же брали верх амбиции и личная неприязнь, подогреваемые подобострастными слугами...

Не буду пока называть тех людей, которые занимали высокие посты и весьма благожелательно относились ко мне, искренне переживали, чтобы разрядить напряженную обстановку. Не хочу, чтобы у них из-за меня были неприятности. Мы ведь хорошо знаем повадки нашей исполнительной власти... Понимаешь, говорили они, Президент не сделает первым шаг навстречу, гордыня, самолюбие не позволят. Но нужно искать пути разрешения конфликта. Я стоял на своем: ведь не я же был инициатором противостояния. Конечно, если бы эти люди (а они занимали солидные посты) могли бы каким-то образом влиять на Президента, как они влияли раньше, то вполне возможно, что они могли бы приостановить развитие конфликта. Но теперь, насколько мне было известно, на Президента влияли уже другие люди, настроенные на интриги, поиски «внутренних врагов». В дела все больше вмешивалась его супруга.

Вспоминаю с позиций сегодняшнего дня и уже несколько по-другому оцениваю одну интересную встречу. Попросились на разговор на нейтральной территории две представительницы республиканской женской организации. В ходе разговора прозвучал намек со ссылкой на одного из заместителей Д. Табачника. Мол, мы с тобой готовы наладить отношения. Согласись убрать трех своих ключевых заместителей. Я сразу отверг эту тему. Этих людей сняли все равно, сразу после моего отстранения. Но это случилось позже. Были среди моих советчиков и те, кто просто боялся развития событий и не знал, чем все это может закончиться.

Я чувствовал: вскоре будет развязка. Иллюзий не питал... Фактически в апреле-мае 1996 года у нас с Президентом встреч как таковых не было. Разве что событийные эпизоды. Например, мимолетная встреча на 10-летии чернобыльской катастрофы. А еще запомнился мне день 8 мая, был концерт для ветеранов Великой Отечественной войны в Октябрьском дворце. Я должен был выступать там с поздравлением. И вот мне сказали, что на вечере хочет быть Президент. И сразу же — лавина звонков. Оказалось, что вдруг на концерте для ветеранов пожелали присутствовать все члены Кабмина и люди из администрации Президента. Хотя мест у нас почти уже не было, все билеты раздали ветеранам, как-то этот вопрос удалось решить.

И вот Президент приехал с супругой. Поздоровались. Я спросил:

— Вы будете выступать?

— Нет, не буду.

Я выступил и поздравил ветеранов. При этом наблюдал, как реагируют Президент и его супруга. Она сидела все время, почему-то опустив голову. А он отрешенно смотрел куда-то в сторону. Создавалось впечатление: ему абсолютно безразлично все, что происходит на сцене. Видимо, им обоим не понравилось, что ветераны тепло восприняли мое выступление. Потом был небольшой фуршет, какой-то натянутый, скованный, «холодный»... Выпили по бокалу шампанского, и все разъехались.

А на следующий день в Мариинском дворце состоялся прием. Многие ветераны подходили к Президенту и говорили ему: «Что же это такое делается в Киеве? Надо остановить это...»

Где-то после 9 мая ко мне начали подходить некоторые наши депутаты и говорить о том, что, насколько им известно, против меня готовится серьезная акция. Причем, на уровне Президента. Может, следовало бы все-таки сходить к Президенту и попытаться наладить с ним отношения. Мне пришлось ответить в том смысле, что я не собираюсь ни перед кем ползать на коленях. Мне кажется, это была своеобразная попытка в последний раз проверить меня, а по возможности — и повлиять.

Тогда заседание Кабмина не планировалось. Правда, вначале оно намечалось на 12-е число, потом его сняли, потому что вопрос не был готов. И вообще, уже шел разговор о том, чтобы комиссию Кураса, как говорится, «спустить на тормозах»... Но оживленная подготовка ко Дню Киева, которую мы вели, подхлестнула Л. Д. Кучму, В. П. Пустовойтенко и их подручных к тому, чтобы немедленно форсировать отстранение председателя Киевсовета и главы столичной администрации. Как я уже говорил, 16 мая, в четверг, они попытались быстренько провести закрытое заседание Кабмина, даже без моего присутствия (предусмотрительно отправив меня в Пущу Водицу на открытие семинара с участием представителей Совета Европы по проблемам самоуправления) и принять решение... Но надо отдать должное Евгению Кирилловичу Марчуку. Он не пошел на это. Он сразу же почитал справки комиссии Кураса и сказал, что они «не тянут» на те выводы, которые там сделаны.

Как потом мне стало известно, после этого был личный звонок Марчуку от главного лица государства, была сделана «большая выволочка» премьер-министру. Л. Д. Кучма в ультимативной форме потребовал, чтобы в понедельник, 20 мая, был созван Кабинет Министров и было принято решение. В субботу, 18 мая, об этом я уже рассказывал, в здании Киевсовета г-н Толстоухов и прибывшая с ним группа высокопоставленных правительственных чиновников пытались проинформировать столичную власть о выводах комиссии Кураса, наотрез отказавшись зачитать саму справку... Дело приняло такой оборот, что кабминовцы на той встрече потерпели сокрушительное фиаско и вынуждены были в срочном порядке оставить зал заседаний Киевсовета, где была эта скоропалительная встреча.

Итак, Премьер-министр Е. К. Марчук вопрос с рассмотрения на Кабмине снял. Как я уже писал, он сказал об этом по телефону 18 мая 1996 г., в субботу, в разговоре со мною.

Как обычно, в воскресенье, 19 мая, к 10.00 я уже был в своем кабинете. Работал с документами. Трудились и некоторые мои заместители. И тут меня, что называется, прихватило... Острейшие приступы боли. Ведь ничто так просто в нашей жизни не проходит. На обострении болезни желчного пузыря (кстати, врачи предлагали мне оперироваться еще два года назад...), видимо, сказались события последних дней, особенно «стрессовая суббота» с ее конфликтным итогом. Потом уже начали придумывать всякие небылицы обо мне, будто бы я пытался спрятаться, чтобы не быть на заседании Кабмина... Но ведь, повторяю, наш вопрос премьер-министром был снят с рассмотрения. Это во-первых. А во-вторых, меня прямо на работе свалила болезнь. Поняв неладное, мои заместители позвонили своему коллеге Н. Гульчию, который одновременно был и начальником управления здравоохранения города. Но его в то время на месте не оказалось. Немедленно сообщили моей жене. Ирина Васильевна тотчас же позвонила нашему доктору, но она в то время, как сказали, находилась в командировке. Что делать? Срочно позвонили в дежурную больницу на Оболони. Поймали главврача, договорились, что приедет машина. И вот меня доставили в больницу. Осмотрев меня, врачи сказали, что надо немедленно оперировать. Врачи есть врачи, они сразу же нашли целый «букет» болячек. И главная — это запущенный желчный пузырь. Я сказал:

— Пока на операцию не соглашаюсь. Может, обойдется все без операции... Мне предлагали делать операцию осенью 1994-го... Тогда ведь обошлось... Может, и теперь все пройдет? Врачи сделали УЗИ и заявили:

— Надо обязательно удалять желчный пузырь. Он у вас — неработающий. Операция — неминуема. Чем раньше ее сделать, тем лучше.

И все же, я попросил не спешить с операцией, а попробовать медикаментозное лечение.

Они вроде бы пока согласились. Но такое лечение ничего не дало.

Первую ночь я провел в кабинете заведующего отделением, потому что не было свободного места в палате. Место освободилось только на следующий день. В обычной палате. Медики сразу же «взяли меня в работу». Начались обследования. Дело шло к операции...

15. КАБМИНОВСКИЙ ПРИГОВОР

В ОТСУТСТВИЕ «ВИНОВНОГО»

Утром в понедельник, 20 мая, события начали развиваться по необычному сценарию. Мой первый заместитель Николай Ламбуцкий поехал в Кабмин, зашел к Премьер-министру Е. К. Марчуку и рассказал ему о том, что меня положили в больницу.

— Мы с Леонидом Григорьевичем договорились в субботу, что город на Кабмине пока слушать не будем, — сказал Евгений Кириллович. — Вопрос снимается, все нормально. Так что езжайте и спокойно работайте.

Но уже в 11.00 началась другая «раскрутка». Позвонил Пустовойтенко в городскую администрацию, Ламбуцкому, и сказал:

— Вам нужно немедленно явиться в Кабинет Министров!

— Как — немедленно? Я ведь только что был у премьер-министра, он меня отпустил...

— Нет, я ничего не знаю, немедленно нужно ехать сюда. Всем замам!

— Но я замов сейчас не могу найти, они в разъездах. Сейчас буду их собирать, но мы сегодня не готовы отчитываться, потому что на сегодня наш вопрос не планировался, документы не розданы... Никто на сегодня не готовился.

— Ничего не знаю. Надо прибыть! Сегодня будет слушаться ваш вопрос.

Когда Ламбуцкий приехал туда, там уже был Табачник, были все другие, и он понял, что за эти считанные часы силовым методом вопрос по Киеву включили все-таки в повестку дня. Ему сообщили, что он будет докладывать и еще раз поручили собрать всех моих замов.

— Но я не готовился к докладу, — начал возражать Ламбуцкий, — этот вопрос на сегодня не ставился, был такой договор с премьером...

К чести Евгения Кирилловича, надо сказать, что он дал хоть какую-то возможность подготовиться к заседанию. Было поручено Курасу — собрать к вечеру комиссию, которая проверяла Киев, вместе с представителями горадминистрации и еще раз обсудить имеющиеся материалы с тем, чтобы на следующий день провести заседание президиума Кабмина. Курас, конечно, собрал людей, но обсуждение справок стало настоящей пародией. Потому что уже никто никого не слушал, никто никаких не принимал замечаний. Примечательно, что один из моих заместителей, А. Омельченко, который вел в городе вопросы строительства, сразу же сказал:

— Я себя плохо чувствую. У меня нет никаких замечаний к справке, я со всем согласен. Можно, я уйду?

Странно было нашим товарищам слышать такое заявление коллеги. Ведь в том разделе справки, который касался строительства, давалась неудовлетворительная оценка работе госадминистрации. А это значит — и ему... Но он был согласен с такой оценкой.

И, представьте себе, его отпустили... Кстати, ушел он и с совещания 19 мая, которое проводил в здании Киевсовета г-н Толстоухов, сославшись на то, что у него, Омельченко, — планерка в «Украине». Тогда он тоже сказал, что не имеет никаких претензий и замечаний к справке...

Мои заместители ставили, между прочим, весьма принципиальный вопрос: «Как же мы будем отчитываться, если руководитель в больнице? И вообще, неэтично слушать вопрос в его отсутствие». Но никто на это уже не реагировал.

Наши товарищи в ходе обсуждения на заседании комиссии Кураса возражали по всем разделам справки, состряпанной в угоду Банковой. Они выдвигали такие аргументы, против которых Курас и компания ничего вразумительного не могли и сказать. В «документах», которые по многу раз переделывались, было абсолютное несоответствие того, что там написано, реальному состоянию дел. Но, судя по всему, ситуация была уже проговорена и все было решено.

А во вторник, 21 мая, состоялось рассмотрение на Кабмине результатов работы комиссии Кураса без меня. Хотя там и раздавались трезвые голоса: ну как же можно заслушивать все это без присутствия первого лица, он же должен был бы выступить, отчитаться, рассказать... Увы!..

Поскольку я не был на том «судьбоносном» для Киева заседании правительства, на том судилище, где игра шла фактически в одни ворота, то и не намерен цитировать тут всех, кто пытался «обличать» меня и столичную власть. Да и об этом, много писала пресса, в частности «Киевские ведомости». Говорят, звучали в мой адрес довольно «крепкие» эпитеты, кто-то там уже договорился был до того, что мне вообще, мол, не место в Киеве... Бог с ними, они, как говорится, не то что меня, но если потребуется, то и родного отца могут запросто обвинить во всех смертных грехах...

Но были в том эмоциональном хороводе моих обличителей весьма своеобразные голоса. На полном серьезе выступал и сокрушался министр лесного хозяйства Валерий Самоплавский:

— Как это он посмел критиковать Президента? Разве можно критиковать нашего батьку?..

Валерий Самоплавский, конечно, очень «интересная» личность. Он пересидел всех, удержался при всех режимах, более того, в одно время был даже первым вице-премьером. Насколько мне известно, он особо отличился разве что тем, что за время своего вице-премьерства ударными темпами провел ремонт на даче Президента, как только того избрали. Потому что одной из первых «новостроек» государства был ремонт дачи Президента в августе 1994 года, как только тот после выборов убыл в отпуск. Будучи первым вице-премьером, Валерий Самоплавский лично возглавил бригаду на этом спецобъекте. Тогда во время ремонта вложили кучу денег, чтобы создать маленький «рай» для нового руководителя страны. Делали и обставляли все роскошно, даже дорожки стелили специальным кирпичом, завезенным из Закарпатья. Хочу отметить, что, например, Леонид Макарович Кравчук такими делами не увлекался и всячески это пресекал. А ныне, как известно, пошла мода на дорогие ремонты, сооружение суперобъектов для элиты. Вот на одном из президентских объектов и работал в роли прораба Валерий Самоплавский. Люди его склада характера завоевывают к себе расположение хозяев личной преданностью, разными услугами. Они исповедуют известную идеологию: не высовываться, не критиковать, быть всегда на месте, хорошо знать это место и никогда не говорить ничего против. На мой взгляд, в демократическом государстве такого быть не должно. Должно быть соревнование людей, личностей, идей, а не соревнование льстецов и подхалимов, то и дело демонстрирующих начальству: чего изволите? Более сильная личность обязана делом доказывать свое право, свои позиции, свое умение вести за собой людей. Только такие личности имеют право претендовать на то, чтобы быть лидерами города, области, нации, государства. А мы сегодня, к огромному сожалению, идем к тому, что у нас преобладает безликая серость. Личности же затираются или их пытаются подавить известным у нас методом — отработанным, примитивным, грубым... Возвращаясь к той своеобразной расправе надо мной в Кабмине, причем в мое отсутствие, с грубейшим попранием моих прав на элементарную защиту, прав человека, гражданина (я уже не говорю о тех правах, которые мне делегировали киевляне, избрав меня председателем Киевсовета), хочу заметить: наша элита просто деградирует на глазах, она способна растоптать и уничтожить любого, кто в чем-то не согласен с ней, кто не разделяет ее принципов и методов. Представьте себе: человек в больнице, его готовят к серьезнейшей операции, исход которой пока неясен, а тут на него обрушивают бочки грязи те люди, которые по своему высокому положению обязаны давать обществу уроки высокой нравственности, справедливости, правды... Они же, наоборот, заочно расправлялись со мной, пытаясь угодить Президенту, его верному человеку В. П. Пустовойтенко. Их «приговор» был весьма суров: рекомендовать Президенту освободить меня с должности главы городской госадминистрации. И они, по существу, подписали этот вердикт без всякого зазрения элементарной совести... Они не были способны на нормальный поступок. Потому что таковы у них «беспринципные принципы», такова сущность этих людей.

Лишь один человек справедливо заметил: «Надо бы выслушать и другую сторону». Это был Евгений Кириллович Марчук, которого через неделю постигла та же участь, правда, без скандалов и разносов... Его просто уволили с поста премьера за... создание собственного имиджа.

16. ПРОВАЛЕННЫЙ СЦЕНАРИЙ

ИЛИ ВТОРАЯ ПОПЫТКА РАСПРАВЫ

Как известно, первой попыткой моего смещения было памятное апрельское совещание у Президента, когда мне пришлось сказать ему в глаза суровую правду. И дело тут вовсе не в личностях, не просто в симпатиях или антипатиях, как кое-кто хочет подать это... Дело в другом: нельзя уже было давать повод издеваться над Киевом и киевлянами, игнорировать интересы столицы. Для меня и моих коллег со всей актуальностью встал вопрос: надо добиться того, чтобы столица была столицей, а не лакомым местом, из которого кое-кто пытался извлечь для себя максимум выгоды.

Я уже писал о том, как болезненно среагировал Президент на мое выступление. Ведь он собрал совещание с тем, чтобы в пух и прах разнести меня, а затем перейти к оргвыводам. Но, не получив тогда массовой поддержки у глав районных администраций, за исключением лишь руководителей двух районов, он поручил Анатолию Кинаху, тогда вице-премьер-министру, собрать директоров киевских предприятий и повоспитывать меня в столь солидной аудитории. Из его резких фраз следовало: посмотрим, дескать, что скажут Косаковскому директора... Да и, судя по всему, Л. Д. Кучма имел намерение лично поучаствовать в разносе...

И вот 6 мая 1996 года в сессионном зале Киевсовета собрались директора столичных предприятий. И не только они... 4-й этаж напоминал растревоженный улей. То и дело прибывали все новые и новые съемочные бригады из различных телестудий, репортеры многих изданий... Ни одна пресс-конференция, которые мы регулярно проводили, не собирала такую массу журналистов. Мелькали в этой суете озабоченные лица кабминовских чиновников, людей из администрации Президента, неподдельный интерес к происходящему можно было прочесть и на лицах начальников управлений и служб, других работников городской администрации.

С учетом того, что накануне по Киеву прокатилась волна слухов о возможных переменах на Крещатике, 36, все ждали сенсации... Многие рассчитывали увидеть здесь и самого Президента. Но Леонид Данилович на встречу с «генералами от промышленности» не прибыл, и совещание проводили мы вдвоем с Анатолием Кирилловичем Кинахом. Мы сидели рядом, вдвоем за столом президиума.

Совещание началось спокойно, по-деловому, судя по всему, некоторые присутствующие, прежде всего это люди с Банковой и часть очень любопытных журналистов, были сразу же разочарованы: сенсацией и не пахло...

Анатолий Кириллович повел себя очень спокойно, взвешенно, уважительно ко мне и вообще к столичной власти и к директорам. Как написала затем одна из киевских газет, он «уверенно взял и в течение 3-х часов с помощью Леонида Косаковского надежно держал «руль ручного управления». Во вступительном слове Кинахом была четко изложена цель этой встречи. В центре ее — вопрос работы промышленности. Во-первых, сказал он, речь пойдет о необходимости усиления взаимодействия по вертикали: предприятие — администрация города, области — Кабинет Министров; взаимная требовательность и взаимная поддержка. Известно, что предприятие — основная налоговая база города, и, конечно же, администрация тоже должна тесно вникать во все проблемы этих предприятий, не вторгаясь в их чисто хозяйственную деятельность. Анатолий Кинах подчеркнул: нужно обстоятельно обсудить назревшие проблемы в промышленности с тем, чтобы и правительство Украины могло принимать точные и правильные решения с учетом реальной социально-экономической обстановки и объективных экономических законов.

Короче говоря, многие, чувствуя истинный подтекст данного разговора, тотчас поняли, что попытка превратить авторитетное директорское совещание в «избиение Косаковского» обречена на провал, в зале установилась атмосфера взаимопонимания, деловитости. В общем, обычная рабочая атмосфера.

Мне первому было предоставлено слово, и в течение двадцати минут я в своей информации изложил три группы актуальных вопросов. Проанализировал ситуацию в столице, в том числе в промышленности, рассказал о совместных усилиях города и районов с предприятиями по преодолению кризисных явлений. Выделил также и те вопросы, которые городская власть и директора заводов ставят перед Кабмином, нашими высшими правительственными и законодательными структурами.

В данной аудитории я чувствовал себя свободно, раскован­но и, если на то, — уверенно. Потому что мы, то есть городская власть, не отрывались от жизни столичных предприятий, размещали на них нужные для города заказы. У меня лично сложились хорошие деловые отношения со многими хозяйственниками, я часто бывал на предприятиях, знал настроения в коллективах, проблемы, которые они решают, трудности и т. д.

Более того, два месяца назад наша госадминистрация подписала договор с киевской городской Ассоциацией промышленности, строительства, транспорта и связи «Киев». В том документе мы вместе выделили главные, приоритетные направления сотрудничества. Это — увеличение объема промышленной продукции, решение экологических проблем, усовершенствование территориальных отношений, более эффективное использование промышленного потенциала, в том числе конкурентоспособной продукции и сложной техники, решение социальных проблем.

Выделил я и основную мысль: при определенных условиях Киев может стать экономическим плацдармом, способным вывести из кризиса экономику всей Украины.

Высказался также и о необходимости широкой поддержки отечественного производителя, размещения на предприятиях госзаказов по изготовлению нужных машин и запчастей для города. Привел примеры конкретного сотрудничества Киевской городской госадминистрации с предприятиями Киева, Днепропетровска, Днепродзержинска, Львова, Луганска в деле пополнения и развития транспортного парка столицы.

Я изложил также конкретные позиции по выводу нашей отечественной промышленности из кризиса: речь шла о необходимости ускорения процессов демонополизации производства, установления государственного регулирования цен на товары производителей-монополистов, пересмотра нормативов мобрезервов в сторону их уменьшения и направления высвобожденных средств на пополнение оборотных средств. Среди предложенных мер — и восстановление системы продажи в кредит населению товаров долгосрочного пользования. Был поставлен вопрос об ускорении подготовки проектов законов «О промышленности», «О защите внутреннего рынка Украины» и некоторых других, а также о пересмотре структуры себестоимости промышленной продукции в сторону увеличения удельного веса заработной платы за счет уменьшения, в первую очередь, обязательных отчислений в социальные фонды. Я предложил также уменьшить финансовые отчисления промышленных предприятий на содержание и развитие социальной инфраструктуры путем выделения средств из госбюджета.

Был поднят и круг острых социальных вопросов: решение на государственном уровне проблемы жилищного строительства, ускорение принятия Жилищного кодекса, льготное долгосрочное кредитование и беспроцентные займы, особенно для молодых семей. Назрела также потребность обратить особое внимание на проблемы жилищно-строительных кооперативов.

Итак, целых три часа шло наше совещание. И в выступлениях министров, в частности министра машиностроения, военно-промышленного комплекса и конверсии В. И. Малева, который, кстати, вместе с нами лично занимался вопросами пополнения городского пассажирского транспорта, и в выступлениях директоров предприятий отмечалось полное взаимопонимание с городской властью, а также их готовность и впредь совместно работать на столицу. Иными словами, в их выступлениях не было даже и намека на то, чтобы упрекать меня и возглавляемую мной городскую администрацию. Диссонансом лишь прозвучало в зале одно-единственное выступление — министра промышленности Украины В. Мазура, который, судя по всему, отрабатывал порученное ему задание. Но в зале поняли подоплеку его выступления, поднялся шум, и министр, по существу, потерпел фиаско... Его «заказное» выступление потонуло в оживленной директорской аудитории.

Я был вынужден отреагировать на его пассаж о том, будто бы горадминистрация виновата, что в продаже мало отечественных товаров. Именно его министерство, подчеркнул я, совершенно не занимается киевскими предприятиями, у них больше всего долгов и проблем, а работники министерства не уделяют столичным предприятиям никакого внимания. Это киевляне должны предъявить претензии Минпрому за то, что оно бросило свои заводы в Киеве на произвол судьбы.

Впрочем, потом уже, во время перерыва, В. Мазур даже... извинялся в кулуарах, что его неправильно поняли. Вот так бесславно закончилась вторая попытка Президента и его окружения расправиться со мной. В ходе совещания я видел, как засуетились представители администрации Президента и кабминовские чиновники, как недовольно морщились они, став свидетелями того, что разговор пошел в ином русле, в ином направлении, что их сценарий с треском провалился. И это по­няли многие в зале... Сенсация не состоялась... А то, что она заранее планировалась, что накануне и министрам и директорам давали советы в известных кабинетах, как вести себя на совещании, — установленный уже факт. Директорское совещание планировалось с целью не только создать в городе соответствующий «общественный фон», но и вслед за этим выпустить нужный Указ Президента. Там, на Банковой, расчет был примитивно прост: убрать меня с поста главы столичной администрации руками... директорского корпуса. Но директора не поддались. В результате этот сценарий, как и сценарий апрельского совещания у Президента, был также провален.

Кстати... 13 мая 1996 года канадская газета «Eastern Economist» (Истерн Экономист) поместила интересную статью под заглавием «Враги у ворот. Заговор, чтобы вынудить мэра Киева уйти со своего поста». В этой статье однозначно гово­рится, что меня должны были «убрать» именно в тот самый день, 6 мая.

Позволю себе процитировать некоторые фрагменты той публикации. Итак, газета «Eastern Economist», статья «Враги у ворот»:

«Киев. Событие, давно ожидаемое политическими наблюдателями, предположительно должно было произойти 6 мая — уход в отставку мэра Киева Леонида Косаковского. Совместное заседание Кабинета и Киевской городской администрации под председательством Косаковского было запланировано на этот день. Заседание проходило по плану, но мэр не подавал никаких признаков того, что он близок к тому, чтобы отказаться от своего поста. Однако все еще сохраняются сомнения относи­тельно того, как долго он сможет удержать свой пост. За последние три месяца политические противники мэра постепенно окружали его и вели активную кампанию, чтобы его убрали с должности. Враги Косаковского происходят из 3-х основных лагерей:

* Депутаты Киевского городского Совета, 35 из 69 депутатов совета, которые объединились, чтобы сформировать группу «Столица», хотят избавиться от Косаковского... Их главным образом раздражает то, что мэр завладел контролем над процессом приватизации муниципальной собственности города...

Но, даже несмотря на то, что группа «Столица» имеет большинство в Совете, они не могут просто освободить от должности Косаковского, потому что мэр был избран демократическим путем избирателями Киева в 1994 году, выборы депутатов и мэра проводились раздельно. Чтобы убрать его с долж­ности, нужно было бы провести референдум в Киеве.

* Коммерческие и политические представители Украинского фонда «Перспектива». Этим фондом управляет Сергей Одарич, который ранее руководил кампанией по выборам в Президенты лидера Народного руха Вячеслава Черновола. Кроме того, в Фонд глубоко вовлечены министр юстиции Сергей Головатый, представитель Президента в Верховной Раде Виктор Мусияка и вице-премьер по правовой политике Александр Емец. Все они недовольны Косаковским и хотели бы видеть «своего» человека — директора Института экономики Владимира Черняка на его месте в качестве мэра. Фонд «Украинская перспектива» пытается формировать коалицию против Косаковско­го, состоящую из компаний, занимающихся бизнесом или средствами массовой информации, интересы которых не совпадают с интересами мэра. Основным среди этих компаний является Градобанк, которому было отказано в земле для постройки многоэтажного головного офиса...

* Члены президентской компании. В 1995 году глава администрации Президента Дмитрий Табачник попытался добиться частичного контроля над главными коммерческими структурами и банками Киева. Однако грандиозные планы Табачника развалились. По словам одного из самых «прохладных» предпринимателей Украины, «Дима хочет присвоить себе многое, но он одновременно помогает своим партнерам открыть дело».

В начале 1996 года Табачник начал заговор для устранения мэра с его поста. Это будет нелегко, учитывая, что Косаковского выбрали избиратели Киева. Но Табачник надеется использовать некоторые юридические тонкости, чтобы осуществить свой план.

При подписании Конституционного договора Президенту Кучме было дано право назначать глав региональных администраций и государственных администраций некоторых городов. Он издал Указ, назначающий Косаковского мэром Киева. Таким образом, Косаковский вначале был выбран на эту должность, а затем назначен президентским Указом.

Очевидно, если Президенту было дано право назначить Косаковского, он должен также иметь возможность уволить его. Строго говоря, это действительно незаконно — более половины киевского электората все-таки проголосовали за него — но это единственный возможный способ избавиться от мэра. Единственной другой небходимой составляющей частью является натиск политической воли.

Но похоже на то, что Президенту не хватает политической воли —

6 мая декрет об отставке Косаковского не был издан. Видимо, Кучма не хочет предпринимать такой шаг до того, как будет одобрена новая Конституция. Новая политическая жизнь Косаковского опасно балансирует на лезвии бритвы...

...Заговор сгущается...»

Таким был взгляд из Канады на наши события, на то, что у нас тогда происходило. Не все в этой публикации отражало полную картину нашей действительности, не со всеми выводами можно согласиться. Но основные события схвачены пра­вильно, четко обозначены главные действующие лица.

...Итак, в компании тех, кто пошел «крестовым походом» на столичную администрацию и лично на меня, были и руховцы, которых в столичном совете представляла группа «Столица». Теперь мне известно уже многое о том заговоре. Права была канадская газета: он зрел давно, интенсивная подготовка велась уже 3 месяца, именно в начале 1996 года. Не исключено, что расправа могла бы произойти и раньше. Но они выжидали, перед ними маячил день 11 марта, когда должно было состояться последнее заседание Конституционной комиссии, членом которой был и я. Им нужен был мой голос в поддержку. Но я не пошел по печально известной линии «одобрямс». Наоборот, в своем выступлении изложил нашу позицию по статусу города Киева. При этом заявил примерно такое: «Я готов голосовать за данный проект при условии, если будут учтены все замечания и предложения, в том числе и мои предложения по статусу Киева». И это несколько спутало карты во время голосования и вызвало очередное недовольство в мой адрес со стороны ад­министрации Президента. Реакция последовала мгновенно. После 11 марта 1996 года и начал усиливаться прессинг столичной власти со стороны властелинов Печерских холмов. А уже 21 марта и явилось на свет то кабминовское постановление о комплексной проверке города Киева.

Скажу и о том, что Киев стал предметом торга между Рухом и администрацией Президента в период, связанный с принятием Конституции Украины. Мне рассказывали руководители некоторых парламентских фракций, что непосредственно на совещаниях у Президента Вячеслав Черновол высказывал даже такое требование: мы, мол, поддерживаем Ваш, президентский проект Конституции, но при определенных условиях. Одно из этих условий — решить отдельные кадровые вопросы. Называ­лись даже некоторые руководители: Николай Мельник, Руслан Боделан, Леонид Косаковский. Как известно, с Мельником и Косаковским они успели расправиться, а на Боделана у них «не хватило времени», была принята Конституция, она и помешала им убрать Боделана...

Итак, в обмен на сдачу Косаковского и кое-кого еще Президент получил мощную поддержку Руха во время принятия новой Конституции... Кабминовские разборки стали, по сущест­ву, третьей попыткой устранить меня с поста главы администрации. Получив фактически легкую «пощечину» от директорского корпуса, президентская команда до 12 мая, то есть еще целую неделю хранила обет молчания. Они лихорадочно искали новый вариант, разрабатывали новые сценарии, они очень спешили. Их подгоняли два обстоятельства: мощная поддержка меня со стороны ветеранов войны, продемонстрированная во время празднования Дня Победы, и предстоящий День Киева. Не дай Бог, думали они, чтобы Косаковский проводил этот день в ранге председателя Киевсовета и главы городской администрации. Его же авторитет, или, как модно говорят сейчас, «имидж» резко возрастет, и после этого с ним уже ничего нельзя будет сделать...

И вот — очередная раскрутка. Они решили освятить заготовленный уже, несомненно, Указ Президента по Косаковскому кабминовским решением-«приговором». Тучи сгустились, и разразилась буря...

17. КУЛЬМИНАЦИЯ

«КРЕСТОВОГО ПОХОДА»

Утро 23 мая 1996 года... И вновь здание Киевсовета на Крещатике, 36 напоминало растревоженный улей. Все были в напряженном ожидании. По коридорам и кабинетам пронесся слух: вот-вот прибудут высокие гости. То ли сам Президент, то ли премьер, то ли кто-то другой с Банковой или с Грушевского. Нужно ждать перемен... Везде — усиленные наряды милиции, группки людей, причем не только служащих, работающих в этом помещении.

Такой была обстановка в здании столичной власти в то памятное для многих утро. Мне вскоре в подробностях рассказали о том, что же происходило на Крещатике, 36 и я мысленно представил уже всю эту картину.

Как оказалось, около 11.00 в горадминистрации появился тогдашний вице-премьер-министр А. Емец. Его сопровождал все тот же А. Толстоухов. Они вместе с А. Омельченко подня­лись на 4-й этаж, в сессионный зал, где вновь собралось пол­ным-полно народа... Емец чинно восселся в президиуме, занял рабочее место главы горадминистрации. Все поняли: сейчас будет оглашено нечто весьма важное, особое... Еще бы к нему в президиум хотя бы трех-четырех человек с такими суровыми, таинственными лицами — и вот вам еще один мини-ГКЧП...

Чувствуя себя в те часы подлинным хозяином положения и главным человеком не только в этом зале, но и во всем этом доме, Александр Емец без всякого там вступления взял, как говорится, «быка за рога». По поручению Президента, заявил он, я должен вас проинформировать о некоторых распоряжениях Президента. Далее Александр Иванович, вкратце напомнив, что Кабинет Министров сделал проверку деятельности Киевской государственной администрации, тотчас же заметил, что не собирается останавливаться на анализе тех или иных направлений работы столичной власти. А. Емец «сузил» свою задачу: он подчеркнул, что остановится на другом, а именно — на дисциплинарном и этическом аспекте рассмотрения данного вопроса и поведении ряда членов Киевской городской госадминистрации.

Дальше посланец Печерских холмов вкратце сообщил, что первый заместитель главы горадминистрации Николай Михай­лович Ламбуцкий, заместители главы — Владлен Кузьмич Ковтун и Галина Михайловна Артюх нарушили требования статьи 16-й Закона о государственной службе. «Если перейти на нор­мальный язык, — дословно цитирую записанное на диктофоне выступление А. Емца, — вообще беспрецедентный факт, когда весь Кабинет Министров заседает и не может дождаться внимания нескольких должностных лиц из системы исполнительской власти».

Об одном лишь умолчал президентский гонец: о том, что накануне, в субботу, Премьер-министр Е. К. Марчук отложил рассмотрение вопроса по Киеву в связи с его неготовностью, и об этом были проинформированы в Киевской госадминистра­ции. Я уже рассказывал о данном эпизоде. Разве вина Ламбуцкого, Ковтуна и Артюх в том, что кому-то пришло в голову немедленно в понедельник закрутить всю эту «карусель», дабы именем Кабмина освятить заготовленный уже президентский Указ о моем смещении?.. Да и удивительно другое. Почему в роли «жертв» избрали именно их, ведь и другие заместители также 20 мая 1996 года не были по этой же причине в Кабинете Министров, да и претензий в справке комиссии к другим было больше, а работа строительного комплекса, за которую отвечал А. Омельченко, вообще была признана неудовлетворительной.

Ничего такого не сказал, да и не мог сказать человек из команды Кучмы. Он просто натренированным уже голосом, со стальными нотками в нем, огласил три распоряжения Президента об увольнении трех моих заместителей в связи с нарушением требований... Закона о государственной службе. И точка.

В зале, как мне рассказали, стояла гробовая тишина. А г-н Емец, сделав краткую паузу, приступил к выполнению особой миссии... Но перед этим он сообщил буквально следующее: «В связи с тем, что глава Киевской городской государственной администрации Косаковский Леонид Григорьевич, по информации, которая была представлена, болеет и находится на лечении, Президент Украины издал Указ «О назначении Омельченко Александра Александровича исполняющим обязанности главы Киевской городской государственной администрации».

И он огласил Указ Президента. Тут многие обратили внимание на существенную деталь: в формулировке Указа Омельченко назначен и. о. главы администрации «на время болезни Леонида Косаковского — главы Киевской городской государственной администрации». Вот как оно все обставлялось!..

Далее Емец пригласил Александра Омельченко за стол президиума... начинать исполнять обязанности. «Тронная речь» новоиспеченного «и. о.» была предельно краткой. Он в присущем ему стиле медленно «выдавливал» из себя первые слова в новой своей роли. Смысл их был весьма прост. У меня, сказал Омельченко, просьба одна — закончить сегодняшнее совещание, прибыть на свои рабочие места и выполнять свои обязанности. Буднично, терпеливо.

Второе, подчеркнул «и. о.», все поручения, которые были до этого дня, Леонида Григорьевича Косаковского, все поручения оргкомитета о праздновании Дня города Киева выполнять в полной мере.

Ах, какая демонстрация преемственности и законопослушания!..

Тут же «и. о.» обратился к залу:

— Если есть вопросы, я прошу...

Зал безмолствовал...

Раз нет вопросов, сделал ударение «и. о.», то прошу остаться всех заместителей, в том числе Владлена Кузьмича (Ковтуна), Галину Михайловну (Артюх), Николая Михайловича (Ламбуцкого) и Ромашко (Владимир Иванович Ромашко на то время был заместителем руководителя секретариата госадминистрации — заведующим общим отделом. — Л. К.)

«Оригинально» прозвучали заключительные слова Омельченко, обращенные к присутствующим в зале депутатам, цитирую дословно: «Если у депутатов нет вопросов, то я вас не приглашаю оставаться. Если есть вопросы у депутатов присутствующих... всех уровней, я вас приглашаю остаться...»

Итак, мини-переворот состоялся. Г-н Емец с чувством исполненного перед Президентом долга укатил на Печерск, а назначенный высочайшим Указом «и. о.» приступил к исполнению этих самых обязанностей... Для него начался тот период, который нередко называют «испытанием властью».

О том, как он проходил и проходит свалившееся на него «испытание» — рассказ впереди. Здесь я хотел бы посвятить читателей в обстоятельства первого «мини-переворота» в Киеве с отстранением трех ключевых заместителей главы админист­рации. Была разыграна хитрая комбинация, и тут не обошлось без «руки Табачника». Уверен: такой иезуитский ход накануне Дня Киева мог придумать только он. Там, на Банковой, понима­ли: нужно во что бы то ни стало быстро сместить, отстранить трех моих заместителей, которые реально влияли на обстанов­ку в городе, обеспечивали подготовку к празднованию Дня Киева. Этого празднования там, на Печерске, боялись как черт ладана... Почему? Да все очень просто... Ведь Президент издал Указ о запрещении различных празднований в связи со сложной финансовой обстановкой. Но вот что интересно: этот доку­мент родился именно в преддверии Дня Киева и, по существу, задумывался как противодействие столичной власти, лично мне. Цель известна: сорвать День Киева, дабы он не поднял авторитет главы столичной администрации.

Именно в те дни многие артисты, художественные исполнители были настроены решительно: раз высшая власть пытается сорвать День Киева, мы проведем его под знаком поддержки Косаковского. Об этом говорилось по телефонам, причем не раз и не два, а телефоны у нас, особенно в те дни, имели одно свойство: их слушали не только собеседники... Судя по всему, был включен механизм «спасения ситуации». Путь один: обезглавить город, вручить пока временные бразды правления верному Банковой человеку, готовому выполнить любые ее указания, — тому же Омельченко, вывести его на первый план. И в то же время — «снять с дистанции» Ламбуцкого, Ковтуна и Артюх, убрать их с занимаемых постов. Им также не могли простить того, что в напряженной обстановке, когда проходило экстрен­но созванное вопреки воле премьера заседание Кабмина, где меня заочно «чистили» господа Курас, Самоплавский, Пинзеник, Шпек, Дурдинец, Пустовойтенко и некоторые другие, эти трое моих заместителей вели себя стойко и честно, с достоинством отметая сыпавшиеся отовсюду на меня и горадминистрацию обвинения. Они выступили против этой официальной лжи, навешивания на нас различных ярлыков, они решительно высказались в мою поддержку.

В перерыве между заседаниями Табачник отвел Ламбуцкого в сторону и сказал:

— Вы же понимаете, чем для вас все закончится?.. После вашего сегодняшнего выступления — это конец вашей карьеры как государственного служащего.

И Ламбуцкий, и его коллеги, конечно же, хорошо понимали: этого им не простят. Но они не пошли на попятную, они достойно себя вели. И расплата наступила немедленно. Своими распоряжениями Президент не только сместил их, но и в соответствии с формулировками данных документов вообще лишил их права работать впредь в государственных органах. Об истинной причине расправы над ними писала тогда влиятельная газета «Зеркало недели», которую, кстати, всегда читают на Печерских холмах. Как сообщала в те дни наиболее массовая народная трибуна — газета «Сільські вісті», накануне Дня Киева было под корень вырублено руководство госадминистрации столицы.

Да, властелины Печерских холмов действовали в самом деле по-иезуитски. Ибо кто, скажите на милость, накануне праздника делает такие «подарки»? Загоняют нож в спину и тут же клянутся, как они безумно любят Киев...

Мы столкнулись с грубейшим проявлением произвола и беззакония. Гарант Конституции издал, по существу, неконституционные распоряжения. Ведь увольнение и назначение заместителей главы городской администрации Президент мог делать только на основании представления главы столичной администрации. Таким образом, все трое ключевых заместителей были освобождены незаконно. Да и назначение Омельченко и. о. главы администрации также было незаконным, потому что был первый заместитель, которого незаконно освободили... Сплошной произвол. Все это в нормальном государстве было бы отменено судом. Но в Украине, которой еще так далеко до цивилизованных держав, ни один обычный суд не примет исков на Президента. А Конституционный Суд тогда еще не существовал.

Мне рассказывали, как непорядочно повел себя в день увольнения трех моих замов их вчерашний коллега г-н А. Омельченко. Вскоре после оглашения распоряжений и Указа Президента он через хозяйственную службу передал «изгнанникам»: к исходу рабочего дня забрать свои вещи и сдать ключи от кабинетов. Но ведь многим понятно: обычно за время работы накапливается много различных бумаг, их надо внимательно посмотреть, перебрать, то есть почистить ящики столов. На это требуется немало времени. А тут — команда: немедленно убираться... Это были только цветочки...

В тот же день Омельченко обошел некоторые кабинеты и говорил примерно следующее. Вчера, мол, мы долго сидели у Президента. Решили так: против двоих бывших замов мы заведем уголовные дела, кое-кого уберем с работы. Ну, а ты можешь не волноваться, пообещал он одному из замов, я тебя в обиду не дам. А Леониду Григорьевичу, если он будет себя хорошо вести, мы предложим такое место, о котором он даже и мечтать не может...

Такой вот человек, как оказалось, работал рядом с нами... Увы...

Осуществив мини-переворот, Президент и его команда не добились главного: устранения меня с поста главы городской администрации. Они тогда ничего и не могли сделать: врачи уже начали готовить меня к операции. Но на Банковой вынашивали чудовищный план-сценарий. Они знали, как дорог для меня памятник княгине Ольге, сколько усилий для всех нас стоило его возведение. И они понимали, что в день открытия памятника не исключено мое появление там, на площади. Может быть, так оно и случилось бы, если бы я себя лучше чувствовал. Но, увы, мое состояние было плохим, болезнь так обострилась, что иного выхода, кроме операции, уже не было...

А тем временем на Банковой были обеспокоены, разумеется, не состоянием моего здоровья, а тем, как бы снять меня в обход Конституции и законов. Люди Президента делали прикидки самых различных вариантов...

Очень засуетился в те дни господин А. Омельченко. Он выспрашивал у моего заместителя по вопросам здравоохранения — начальника управления здравоохранения Н. В. Гульчия, у других, кто имел отношение к медицине: будет ли Леонид Гри­горьевич на День Киева или не будет, собирается он приехать или нет?.. Когда ему сказали, что нет, не собирается, что врачи ему не разрешают, он был очень разочарован...

Потом уже, сопоставляя данный факт с другой информаци­ей, которую мне дали, я все понял... Именно накануне Дня Киева народный депутат Украины, один из руководителей Руха А. Лавринович на встрече с Президентом в присутствии некоторых представителей президентской администрации настаивал на одном варианте в случае моего появления в городе в день открытия памятника княгине Ольге. В тот день, говорил он Президенту, и надо подписать Указ об освобождении Косаковского. Но опытные юристы начали ему возражать: это сделать невозможно. Даже если Леонид Григорьевич и приедет из больницы. Он же — на больничном, и по закону его нельзя уволить. Народный депутат сокрушался и воспитывал юристов из администрации Президента. Дескать, что вы тут рассказываете? Если очень нужно, то всегда можно найти, как это сделать...

Судя по всему, Косаковский в те дни стал для Президента, его окружения и еще для кое-кого неутихающей «головной болью». Они вновь и вновь ломали головы над тем, как довести до логического завершения свое неправедное дело, как сломать меня и окончательно расправиться...

Они взяли «на прицел», на оперативный контроль эту обычную Оболонскую больницу, где меня готовили к сложнейшей операции. И я уже думал обо всем этом по-философски. Вся эта мышиная возня постепенно отступала на задний план. Ибо впереди меня ждало очень серьезное испытание: операция.

18. ТАМ, В БОЛЬНИЦЕ,

НА ОКРАИНЕ ОБОЛОНИ...

Как только в понедельник, 20 мая, на Печерске стало известно, где я нахожусь, сразу же все было взято под контроль. У здания Центральной клинической больницы Минского района, расположенной на окраине Оболони, возле входа появилась машина с затемненными стеклами. Это была так называемая оперативная машина, люди в которой отслеживали ситуацию... Она дежурила там днем и ночью, практически круглосуточно до того момента, пока мне не сделали операцию. Судя по всему, перед этими «оперативниками» была поставлена задача — не спускать глаз с больницы, а не дай Бог, если вдруг я захочу оставить ее пределы, то соответственно встретить меня... Они не только наблюдали, но и собирали нужную для их хозяев информацию: кто и с кем ко мне приезжал, фиксировали время таких визитов и т. д. Кстати, зная это, некоторые руководители, в том числе районного звена, опасались здесь появляться. Хотя половина глав районных администраций все-таки навестила меня... Что же касается мобильной спецмашины, то она снялась лишь тогда, когда мне сделали операцию, и моим «стражам» стало ясно: теперь уж точно я никуда не уйду...

В те дни были взяты на прослушивание больничные телефоны. Секретов, как известно, в этом мире нет, и добрые люди, которые хорошо знают эту специфическую систему связи, сразу же предупредили меня: телефон в палате, а также телефоны врачей — на контроле, на станции поставлен «жучок».

На меня был заведен еще один контроль — со стороны Минздрава и лично министра здравоохранения Короленко. Каждый день Минздрав требовал отчет у главврача о состоянии моего здоровья. Более того, министр и его заместители настаивали: почему не выписываете Косаковского. Его нужно немедленно выписать! Мне говорили, что каждый день министр докладывает обо мне Курасу, а Курас — лично самому Президенту. Главврачу пытались все время угрожать. Говорили примерно в таком духе: зачем оно тебе нужно, лучше ты его выпиши, отправь домой, а потом разберемся. Однажды в больницу нагрянула солидная медицинская бригада во главе с заместителем министра. У них, как оказалось, была четкая вводная: во что бы то ни стало, хотя бы на день выписать меня с больничного... Цель совершенно понятна: такова была воля Банковой, где нетерпеливо ждали момент, когда можно было запустить Указ по Косаковскому. И вот замминистра начал требовать от врачей, чтобы они немедленно меня выписали, но те наотрез отказались. Они предъявили высокопоставленным чиновникам от медицины результаты обследований и анализов, доказали, что необходима операция. Внимательно ознакомившись с представленными материалами, заместитель министра убедился: меня выписывать нельзя, речь идет уже о врачебной ответственности, о том, что святая клятва Гиппократа не подвержена никакой политической конъюнктуре. И в этой ситуации представители Минздрава просто побоялись выполнять политический заказ, отступили перед решительной позицией врачей обычной киевской больницы. Ладно, сказали гости, давайте совместно напишем объективную справку о состоянии здоровья Леонида Григорьевича, эта справка должна сегодня лежать на столе у Президента. Так и сделали.

А во вторник, 28 мая 1996 года, был назначен большой консилиум. Вновь приехал заместитель министра, лично присутствовал... Именно на этом консилиуме и было принято решение об операции.

Я знал: за моим состоянием следит не только «сам» и его окружение, но и пресса, которая буквально не давала врачам покоя. Каждый день тут появлялись телевизионщики различных телестудий, вездесущие газетные репортеры. Врачи стоически отбивались от них, но все же кое-какая информация в те дни просочилась в прессу.

Лежал я в одноместной палате на седьмом этаже, сам попросил, чтобы была обычная, хотя знал: на 2-м этаже есть несколько «люксовых номеров». Когда я вспоминаю о тех тяжелых для меня днях, то ловлю себя на мысли: слава Богу, что я попал именно в эту больницу, именно к этим врачам, у которых — золотые руки и добрые души, к прекрасным специалистам и замечательным людям. Они не дрогнули в ответственный момент перед напористостью высокого начальства, они не отступили, не дали меня физически уничтожить. Они честно выполняли свой врачебный долг, понимая самое главное: перед ними, на больничной койке, — не председатель Киевсовета, а просто человек, попавший в беду, человек, жизнь которого зависит от них. Это — главный врач больницы Анатолий Михайлович Пилецкий, это замечательные специалисты-профессионалы первоклассный хирург профессор Владимир Сергеевич Земсков, который возглавлял бригаду во время операции, талантливый врач Валерий Иванович Бучнев, как называли его пациенты «народный хирург Минского района». Это их коллеги-врачи — заведующий энтерологическим отделением Игорь Николаевич Червак, заведующий отделением реанимации Иван Николаевич Шерметинский, это заботливые, чуткие медсестры и няни. Это действительно «люди в белых халатах», которые берегут свою профессиональную честь. Они видели и хорошо понимали, что происходит. Они выдерживали жесткий прессинг чиновников различных рангов, да и своего медицинского начальства. Многие — большие, средние и маленькие клерки звонили им, советовали, требовали... Мол, зачем вы в это дело влезли, зачем это вам нужно? Особенно активничал один из депутатов горсовета, которому вскоре был вручен пост... начальника главного управления здравоохранения города.

В одной из газет промелькнуло сообщение, что главный врач — мой земляк. Да, он и в самом деле оказался моим земляком — из Могилев-Подольского Винницкой области, но я до больницы его мало знал, встречался с ним несколько раз на официальных мероприятиях. Но кое-кто начал уже муссировать и эту деталь... Спасибо судьбе, что она меня свела с этим человеком, человеком долга и чести, настоящим врачом, который в той обстановке не побоялся взять на себя ответственность, не прогнулся перед самым высоким руководством, которое поначалу действовало в угоду правящей элите, но потом все-таки вынуждено было занять объективную позицию. Мне кажется, что одной из веских причин снятия с должности министра здравоохранения Короленко была та, что он так и не смог добиться моей выписки из больницы и, хотел он этого или нет, не дал Л. Д. Кучме и его людям расправиться со мной.

Характерно, что в те дни властью отслеживались не только события в больнице, связанные со мной. Началась усиленная слежка за близкими мне людьми, за теми, кто в столь жестких условиях не побоялся выступить в мою поддержку и защиту. Мне было известно, что создан общественный комитет по защите конституционных прав председателя Киевсовета и главы городской госадминистрации. Его возглавила известная актриса, руководитель театра «Браво» Любовь Титаренко. Комитет развернул организационную и публичную активность, выступил с рядом заявлений, обратился с требованием к Президенту о необходимости соблюдения демократии и свободы, прекращения расправы над руководителем столицы. Самое деятельное участие в нем приняли академик Константин Меркурьевич Сытник, известный архитектор и политик Лариса Скорик, профессор Киево-Могилянской академии Ольга Петрова, Герой Советского Союза Борис Кошечкин, вице-президент Центра проектирования и реализации социальных программ «Сигма» Игорь Шпилий, юрист Тариэль Эфадзе и другие. Печерск воспринял действия общественного комитета как вызов ему и начал принимать меры по нейтрализации его работы. И представьте себе: дело дошло до того, что театр «Браво» и его руководитель, возглавлявшая общественный комитет по защите моих конституционных прав, оказались в центре внимания... службы безопасности. Один из ее работников, как рассказывала Любовь Викторовна, даже срочно перевоплотился в страстного «театрала», начав посещать спектакли с ее участием. Будто бы других более важных дел, чем «пасти» людей опального председателя Киевсовета, у этой службы и не было...

Как же вели себя в данной ситуации Президент и назначенный им «и. о.» главы горадминистрации в тот период, когда меня госпитализировали в больницу? Ну, я чувствовал, конечно, внимание Президента по той «заботе», которую он проявлял обо мне, требуя от медиков ежедневных медицинских донесений. Кстати, не в такие уж далекие времена высшее руководство Украины в случае болезни, скажем, первого секретаря обкома или крупного горкома партии, немедленно связывалось с больницей, делало со своей стороны все для того, чтобы побыстрее возвратить человека в строй. В таких случаях врачам и больному нередко звонил сам Владимир Васильевич Щербицкий, и это стало уже определенной нормой, стилем рабочих взаимоотношений с подчиненными. Иное дело, как видим, теперь, когда на первом плане — не человек, не его здоровье и жизнь, а интрига, политиканство, желание растоптать любого, кто соизволил высказать свое мнение, которое не совпадает с мнением вождей.

Теперь — о том, как повел себя тогда г-н А. Омельченко. Однажды, уже после того, как его назначили «и. о.», он зашел в мою приемную и попросил референта Валентину Михайловну Швачий:

— Я хотел бы встретиться с Леонидом Григорьевичем, либо позвонить ему. Наберите больницу и узнайте...

Валентина Михайловна вышла на связь со мной:

— Тут Омельченко хочет не то приехать к Вам, не то переговорить по телефону.

— Пожалуйста, я не возражаю. Пусть позвонит...

Но звонка не последовало. Через какое-то время я сам перезвонил в первую приемную Валентине Михайловне и сказал:

— Наберите мне Омельченко.

Она набрала его. В приемной, как известно, есть селекторный пункт, по которому можно связаться с любым заместителем главы администрации. В трубке все слышно, о чем говорят между собой приемная и тот или иной руководитель, которого вызвали на связь. И вот я слышу, Валентина Михайловна говорит:

— Александр Александрович, тут на связи — Леонид Григорьевич. Вы просили с ним переговорить.

Голос Омельченко:

— Нет, ничего не надо, все нормально. Мы сейчас с Ромашко тут сидим... Готовимся ко Дню Киева. Сейчас идем вручать награды. Передайте Леониду Григорьевичу, что все идет по плану, пусть он не волнуется. Привет ему и наилучшие пожелания.

Я спросил тут же у Валентины Михайловны:

— Все?

— Все...

С тех пор никаких попыток с его стороны говорить или встречаться со мной вообще не было. Потом мне уже стало известно, что г-на Омельченко и его высоких покровителей мучил главный вопрос: буду ли я присутствовать на открытии памятника княгине Ольге или нет? Вот что их заботило. А как я себя чувствую, какое у меня состояние здоровья — на это им было, попросту говоря, наплевать... Я не говорю уже о том, что, может быть, как это случается, мне нужна была какая-то элементарная помощь, например, лекарствами... Они демонстрировали не просто обычное равнодушие, а цинизм...

Так повели себя некоторые «соратники». Зато были люди, и их было много, которые немедленно нашли меня, поспешили на помощь, спрашивали, что мне нужно. Причем, многие из них раньше были от меня далеки, я с ними почти не общался по службе, да и в жизненных ситуациях. Но тут они оказались рядом, оказались настоящими людьми, и это для меня было очень трогательно. Происходила определенная переоценка ценностей, я понял, что настоящие люди напоминают о себе только в трудную, тяжелую для тебя минуту. Мне почему-то вспомнились мудрые слова моего референта Валентины Михайловны, которые она сказала в тот день, когда мне исполнилось 45 лет. Как это сейчас бывает, желающих поздравить была масса, они шли и шли... Цветы, цветы, цветы... Вот тогда и сказала Валентина Михайловна в узком кругу: «Конечно, поздравления друзей, товарищей, коллег всегда приятны. Но не думайте, что все эти люди — истинные друзья-товарищи. Среди этой публики немало таких, которые поздравляют не Леонида Григорьевича, а его кресло...» Она так и сказала и была глубоко права, ибо таких же очередей тогда, в больнице, у меня не было. Но я был счастлив, что приходили в основном те люди, которые видели во мне не обладателя кресла и кабинета на Крещатике, 36, а просто человека, причем человека, попавшего в беду.

Да, кое-кто из «соратников» отвернулся от меня, но зато какие замечательные люди нашлись и в Киеве, и в Украине, которые проявили обо мне большую заботу. Директор одного завода из Белгород-Днестровского Одесской области, совершенно не зная меня, услышав о том, что со мной произошло, специально прислал оттуда машину с системой для переливания крови и перевязочными материалами...

Таково было отношение ко мне власти и конкретных людей в майские тяжелые дни и ночи 1996 года. И все же самым трудным для меня в моральном плане оказался не день 30 мая, когда меня положили на операционный стол, а День Киева, день, когда на Михайловской площади во всем своем величии и красоте предстал памятник княгине Ольге...

19. ЯВЛЕНИЕ КНЯГИНИ ОЛЬГИ

ПОТОМКАМ

Трудно передать все те чувства, которые я испытывал в конце мая 1996 года, находясь в больнице. Болезнь донимала. Но особенно тяжело было морально, видя весь цинизм того, что происходило вокруг меня и моих коллег. Я уже знал о том, что администрация фактически разгромлена, что рычаги управления Президент и его окружение передали своему ставленнику — А. Омельченко, что в Киеве, по существу, произошел переворот. Ближайшая цель, которую преследовали люди на Банковой, сводилась к тому, чтобы День Киева, не дай Бог, не сработал на поддержку Косаковского в этом затяжном противостоянии. Они пытались любой ценой унизить меня, растоптать, а затем даже вытравить, стереть мое имя в сознании людей, создав вокруг меня информационный вакуум.

Они просчитывали различные варианты и готовились к любому развитию событий. В случае, если бы я вдруг оставил больницу и появился на Михайловской площади, у памятника княгине Ольге, они были готовы дать ход заготовленному, несомненно, президентскому Указу о моем отстранении. Если же я остаюсь в больнице, у них был иной сценарий: ни одного слова обо мне, как будто такого человека по имени Косаковский в Киеве не было никогда... А до этого, до самого Дня Киева прилично и основательно облить меня грязью... Особенно усердствовал господин И. Курас, который в те дни вещал постоянно на всю Украину, что я — чуть ли не преступник...

В палате у меня было радио, и я слушал всю эту ложь, всю эту чушь обо мне и думал: Боже-Боже, до чего же обмельчали люди, до чего докатились они в деле... политического уничтожения оппонентов... Это уже напоминало далекий 1937 год, разве что не было еще «воронков» и соответствующих приговоров, после которых многих отправляли в мир иной...

Вспоминались слова И. Тургенева из «Записок охотника»: «Да оно всегда так бывает: кто сам мелко плавает, тот и задирает».

Самым тяжелым для меня оказался именно день 25 мая. Я знал, что происходит в городе, и ощущение того, что ты просто физически не можешь быть с киевлянами, со своими товарищами и друзьями, не можешь окунуться в атмосферу праздника, участвовать в открытии такого уникального памятника — все это, конечно, удручало... Потом были дни, когда приходилось преодолевать и боль физическую: во время операции и после нее... Но эту душевную боль, всю эту низость и подлость переживать было крайне сложно. Чувствовал себя как зверь, закрытый в клетке, от бессилия, невозможности на все это повлиять хотелось просто выть. Скажу честно, именно в тот день, а это со мной бывает редко, человек я сильной воли, на глазах появились слезы.

Но вспомнились «Старик и море» Э. Хемингуэя, его слова: «Человек не для того создан, чтобы терпеть поражение. Человека можно уничтожить, но его нельзя победить». И я, сцепив зубы, сказал себе: буду бороться до конца, не дам замарать свое честное имя, не предам тех людей, которые поверили мне, захотели видеть своим мэром.

Включал радио, с жадностью ловил каждое слово из репортажей о празднике города, который бурлил в столице. Сбывалась моя мечта — сделать этот день праздником всех киевлян, днем, когда мы ощущаем себя единой семьей, признаемся в любви нашему прекрасному древнему и вечно молодому Киеву.

Я вновь и вновь возвращаюсь к событиям, связанным с воссозданием памятника княгине Ольге. Я был счастлив, что имел причастность к этому. Ведь это было не просто открытие очередной скульптуры. Может, для кое-кого само событие стало поводом покрасоваться перед телекамерами, прочитать, сбиваясь, путая слова и ударения, кем-то подготовленную речь, так ничего и не поняв... Для меня же, как и для многих моих единомышленников, для нас, киевлян, открытие памятника стало актом покаяния, очищения, возвращением исторической справедливости, наполненным глубоким духовным смыслом, восстанавливающим связь времен, побуждающим вспомнить, кто мы, откуда мы родом, на какой земле жили и творили наши деды и прадеды.

Судьбы исторических городов удивительно напоминают судьбы выдающихся людей. Лишь отдельным из древних центров цивилизации судилась нетленная вечность. Именно к таким счастливым избранникам истории принадлежит 1500-летний и всегда юный Киев — поистине вечный город, вечная столица.

Приехав в Киев в шестидесятые годы, я влюбился в него раз и навсегда, с каждым днем все больше познавая его и восхищаясь им. Ощущал его как живой организм, и его боль, все невзгоды принимал, как свои. Много ходил пешком, забираясь в самые укромные уголки, прислушиваясь к его дыханию. Изучал историю города. Когда пришлось в 1993 году возглавить городскую власть, одной из главных задач, которую для себя наметил и стремился последовательно выполнять, — стало возродить былую славу Киева как духовного центра, вернуть утраченные ценности, имена, памятники, сохранить и воссоздать, где можно, исторический образ города, защитить от современных варваров то, что осталось, увековечить для потомков неповторимое лицо вечного города Кия, Щека, Хорива и их сестры Лыбеди.

Особо укрепился в этой мысли, побывав в 1994 году в древней столице Японии — Киото, на IV конференции исторических городов мира, где Киев стал членом Всемирной лиги исторических городов. Еще раз убедился — и в мире новых технологий можно создавать образцы суперсовременной техники, высочайшие стандарты жизни людей, тщательно оберегая и лелея все то, что сбереглось от предыдущих поколений.

Еще до выборов, в 1993 году, когда я только стал представителем Президента в Киеве, городская власть разработала и начала осуществлять программу сохранения и возрождения историко-культурных памятников столицы Украины. Первым было намечено возродить памятник княгине Ольге, святому апостолу Андрею Первозванному, просветителям Кириллу и Мефодию, который был построен в 1911 году и затем варварски разрушен в начале 20-х. Это стало первой реальной попыткой в нашем государстве руками людей восстановить и вернуть на место то, что разрушено их предшественниками. Это вошло в мою предвыборную программу, с которой я победил на выборах в 1994 году. Идея давно витала в воздухе, волновала умы многих людей. Я ее воспринял после долгих раздумий. Началось все с одной встречи. Как-то мне сказала жена, что со мной хочет встретиться академик Д. Гродзинский, с которым она как биолог имела постоянные научные контакты. В беседе с Дмитрием Михайловичем пошла речь о княгине Ольге, было сказано, что интеллигенция ждет, чтобы кто-то взял на себя смелость такого решения. Потом были и другие встречи и беседы. Я поднял много литературы, документов, обсуждал тему с близкими, друзьями. Решение вызрело и переросло в убежденность. Идея стала обретать реальные очертания. Все пошло довольно быстро. Энтузиазма всем, кто имел причастность к столь благородному делу, не пришлось занимать.

Вспомнился мне майский день 1994 года, кажется, дело было 23 мая. Именно тогда на Михайловской площади был установлен макет будущего памятника. По этому поводу был и митинг. В марте 1995 года горисполком принял решение о воссоздании памятника-монумента княгине Ольге, святому Андрею Первозванному, просветителям Кириллу и Мефодию. А 30 июня 1995 года, в День архитектора, были начаты работы по воссозданию ансамбля. Выступая там, я высказался в том плане, что жизнь художественных памятников зависит также от политических событий, процессов, которые происходят в обществе. Глубоко символическим является то, что мы стоим на площади, которая носит имя хранителя Киева архистратига Михаила, герб с изображением которого недавно возвращен столице Украины. Воссоздать памятник — наш святой долг. Я пообещал, что уже во время следующего празднования Дня Киева в 1996 году памятник будет открыт.

И вот начались раскопки. Эту работу возглавил известный украинский археолог Виктор Харламов, ныне, к сожалению, покойный. Пухом ему земля. А тогда, 30 июня 1995 года, взялись за лопаты и мы с Иваном Драчом, другие, кто присутствовал на митинге.

Где-то через полтора месяца в ходе раскопок была найдена и фигура княгини Ольги, вернее части фигуры... В те дни я вновь побывал на месте раскопок. Бывал там очень часто.

Когда теперь, в больнице, я пытался мысленно восстановить всю хронологию событий, связанных с возрождением памятника княгине Ольге, то перед глазами проплывали те майские дни 1996-го, когда каждое утро на пьедестал водружался один из фрагментов ансамбля. Все началось со скульптуры княгини Ольги. Раннее утро. Уже рассветало. Я приехал на Михайловскую площадь и наблюдал всю процедуру полностью. Это была сложнейшая операция. Все очень волновались. Памятник везли по ровной дороге, его ранее специально укладывали для перевозки. Был разработан целый механизм транспортировки и сопровождения, скорость движения, естественно, крайне ограничивалась. Обеспечением уникальной перевозки занимался лично первый заместитель главы администрации Николай Ламбуцкий.

До этого работа над скульптурами шла в трех местах города. Я часто там бывал, общался со скульпторами, видел, как прямо на глазах из простых кусков мрамора проступают контуры теперь известных уже всем фигур.

И вот первый главный фрагмент величественного ансамбля занял свое место. Все тут было на высшем уровне: и сама инженерная подготовка, и сложнейшая операция водружения на постамент. Меня удивительно поразило то, как природа встретила княгиню Ольгу. Сразу из-за туч брызнули первые приветливые лучи солнца, лицо княгини озарилось, и она словно ожила... Было видно, что ее радостно приняли и это историческое место, и сама природа, и древний Киев. Все поздравляли друг друга, фотографировались, многие не могли скрыть слез радости...

На следующий день ставили другую скульптуру, а на третий день, в четверг, — третью. Все события, предшествующие открытию памятника, да и сама церемония подробно описаны в прессе, в специальном издании фонда И. Кавалеридзе. Надо особо отметить: для возрождения памятника очень много сделали Мемориальный фонд И. П. Кавалеридзе, академики Петр Толочко и Петр Тронько, заслуженный работник культуры, кинорежиссер Ростислав Синько и целый ряд других наших современников — страстных защитников отечественной истории и культуры, мой заместитель Галина Артюх, многие другие работники администрации и ее служб.

Хотел бы сказать и вот о чем. Многие люди приняли самое деятельное участие в воссоздании памятника. Тогда не было рядом только многих чиновников высокого ранга, которые затем, в день открытия памятника, возникли в роли почетных гостей, всем своим видом подчеркивая личную причастность к данному событию. Любопытно, что в той компании очень хорошо чувствовали себя отдельные личности, которые в свое время неистово критиковали саму идею возвращения княгини Ольги на Михайловскую площадь... Стояли в гордых позах и те, которые не имели к воссозданию монумента ну никакого отношения, но зато провозгласили тут свои речи...

К примеру, тот же министр культуры Дмитрий Остапенко. Он выступал и взахлеб говорил о том, что данный памятник сооружен при поддержке Президента и активном участии Министерства культуры. Ни Президент, ни Минкультуры не имели к этому никакого отношения.

Много там, на Михайловской, собралось людей, много там прозвучало речей — с элементами помпезности, похвальбы и самовосхваления, лести и т. д. Лишь несколько человек выступили на торжестве достойно, мудро, дав объективную трактовку и самому событию, и его предыстории. Это — Александр Мороз и Иван Драч. К чести Ивана Федоровича Драча, он оказался единственным, кто в своем выступлении вспомнил обо мне, сказал доброе слово в мой адрес. Другие уже вычеркнули меня не только из своих речей...

Но самое дикое случилось накануне, в пятницу. Кто-то отдал приказ (как потом признался в интервью газете «Регион» Омельченко, это был он), и под покровом ночи начали сбивать с текста на памятнике буквы моей фамилии. В этом тексте шла речь о том, по чьей инициативе и при чьих поддержке и участии сооружен ансамбль. Фамилии появились там по решению творческого совета, куда вошли наиболее известные и уважаемые в Киеве люди. Была предпринята попытка и таким образом стереть мою фамилию из памяти людей. Интересно, что в день открытия памятника, уже после всего, у меня в больнице побывала группа реставраторов. Их руководитель, понимая неловкость ситуации, искренне сказал: «Да, буквы сбивались... Но после всего мы там, прямо у памятника, выпили за Ваше здоровье, Леонид Григорьевич, потому что мы хорошо знали, кто это начинал. Без Вас этого точно бы не было. Мы будем помнить это всегда.»

Накануне праздника, тоже под покровом ночи, мою фамилию убирали с монументального знака с фигурой архангела Михаила, сооруженного у Главпочтамта, отсчета расстояний от центра столицы Украины к городам нашей страны и других стран. Там «уничтожателям» моей фамилии даже пришлось вырезать целый кусок бронзового основания и заменить его другим...

И тут мне хотелось бы привести некоторые наблюдения и исторические параллели, сделанные в статье Ростислава Синько «Боже, сохрани и помилуй (Із щоденника)», опубликованной в «Хрещатику» и «Демократичній Україні»:

«Із подіями освяти памятника 1911 року и сьогоденням напрошувалися небажані паралелі. Мабуть-таки, людство рухається по замкненому колу, приречене на повторення помилок минулого, воля то зла чи власна неміч.

Першого вересня 1911 року в київському Оперному театрі, на спектаклі «Цар Салтан», на очах помазаника Божого, царя Миколи II, Мордко Богров смертельно поранив реформатора Pociї Прем’єр-міністра Столипіна.

Четвертого вересня, перебуваючи поруч, цар не пожалував на відкриття пам’ятника княгині Ользі; знімав стреси дрібними розвагами, рівня харківської самодіяльності, наш Президент в «Українському домі».

Імена вищих духовних ociб у Києві, тоді й зараз, починаються на літеру «Ф»: Флавіан — Філарет (обидва із семи літер).

В 1911 році, через день після освяти пам’ятника, Прем’єр-мiнicтpa Столипіна не стало.

27 травня 1996 року світ облетіла сенсація — знято Прем’єр-міністра України; на операційний стіл лягав головний винуватець свята на майдані хранителя міста — архистратига Михаїла, мер Києва Леонід Косаківський; у Німеччині раптово помер один iз скульпторів, Валерій Шишов, який підключився до творчої групи — висікати з мармуру Андрія Первозванного.

В 1911 році Іванові Кавалерідзе не виписали перепустки на відкриття власного пам’ятника. Роздавали царські дарунки, лише не отримав їх головний винуватець — автор пам’ятника.

Спасибі, нам, учням і послідовникам Майстра, перепустки виписали, але слова позбавили. Біля мікрофону не стояв жоден із нас, хто власними руками в холодних майстернях місив за безцінь глину, рубав мармур, граніт — повертав людям твір геніального скульптора».

Позволю себе привести еще одну характерную цитату из этой же статьи: «... А істина полягала в тому, що саме в епоху двох Л. К. в Києві відроджено пам’ятник пам’ятників. А те, що не присутні тут обидва винуватці, без яких ми б до кінця свого життя переконували можновладців, то це є, після поховання патріарха Володимира, друге затьмарення у центрі нашої землі. Чи не занадто часто?»

Итак, странные парадоксы вокруг одного и того же памятника. Так что, история нас ничему не научила?.. Но главное, вечная киевлянка опять с нами.

И ранее, и ныне немало говорилось о том, откуда и какие средства пошли на сооружение памятника. В этой связи очень убедительно высказался Александр Александрович Мороз, заявив на митинге, что святые дела деньгами не решаются... Воссоздание архитектурного ансамбля мыслилось за благотворительные средства. Желающих выделить их было много. Это показала презентация памятника в Колонном зале Киевсовета. Были люди, заявившие о готовности полностью взять на себя все затраты. Но потом, к сожалению, в дело вторглась политика. И те люди, которые разрезали ленточку и произносили пламенные речи при открытии памятника, сделали все для того, чтобы этого не случилось. Вместе со снятием Косаковского потенциальные спонсоры потеряли веру во власть, и мало кто из них после известных событий захотел вкладывать деньги в памятник княгине Ольге. Тем более, что новая власть даже не вписала на обратной стороне памятника имена некоторых благотворителей, исходя из сугубо политических мотивов.

Не могу не вспомнить и еще об одной статье, которая появилась сразу же после Дня Киева-96 в газете «Правда Украины». Автор публикации «Отмаялись» Вадим Фоменко писал:

«Монумент вызвал, конечно, некоторый интерес у киевлян, но с большим любопытством они всматривались не в каменный облик княгини, а в живое лицо, впервые явившегося перед народом нового и. о. председателя Киевской городской госадминистрации Александра Омельченко. Говорят, судя по всем признакам, Омельченко станет-таки на пьедестал вместо Леонида Косаковского. Ему, Косаковскому, положено быть главным героем на этой торжественной церемонии и поблагодарить всех, кто помог осуществлению этой большой культурной акции. Но Косаковский лежит в больнице, а плоды просвещения пожинает Омельченко.»

...25 и 26 мая 1996 года в дни именин города в моей палате побывало много людей. Я был искренне взволнован и признателен. Пришли друзья, коллеги, близкие. Приехали главы райадминистраций. Собирались вроде бы все руководители районов, но, судя по всему, вторая их половина струсила. Были и мои замы. Все, кроме одного... Может быть, потому, что он был уже даже не зам, а «и. о.», назначенный Л. Д. Кучмой исполнять мои обязанности на время болезни. Он так ни разу и не появился в больнице. Ни разу и не позвонил...

Что ж, Бог ему судья...

20. ВЛАСТЬ ВЫЧЕРКИВАЛА МОЕ ИМЯ,

А ЛЮДИ ПОМНИЛИ ОБО МНЕ...

Недремлющий глаз Банковой держал под контролем все, что было связано со мной: больницу, где я лежал, служебную машину, помещение театра «Браво», где располагался комитет по защите конституционных прав главы горадминистрации и председателя Киевсовета (театр арендовал тогда здание на Прорезной)... Тщательно отслеживались контакты со мной многих людей, прослушивались телефонные разговоры и т. д., и т. п. Короче говоря, была приведена в действие репрессивная государственная машина с целью изолировать, блокировать, воспрепятствовать любым попыткам защиты и самозащиты опального Косаковского.

В те дни современным «инквизиторам» стало известно: планируется массовый митинг ветеранов Великой Отечественной войны в мою поддержку у здания администрации Президента. Пришел в Совет ветеранов «товарищ» и началась быстрая «профилактика» со стороны соответствующих органов. Как мне потом рассказал один из руководителей городских ветеранов, бывших фронтовиков предупредили: попробуйте только выйти — вам не сдобровать, вы об этом еще пожалеете... Но эти угрозы не возымели своего действия, ветераны не собирались отступать.

Когда мне стало известно об этом, я через наших людей передал просьбу: не подвергать себя риску, не собирать митинг, в условиях той обстановки это ничего бы не дало, ведь в стране наступило время беззакония и полицейщины. С большим трудом нам удалось отговорить организаторов митинга от его проведения. Тогда большая группа представителей общественных организаций и трудовых коллективов — городского Совета ветеранов войны и труда, городского союза женщин, комитета по защите конституционных прав главы Киевской городской госадминистрации и председателя Киевсовета, трудового коллектива завода «Арсенал» и некоторых других предприятий — посетила администрацию Президента. Они добивались аудиенции у Леонида Кучмы. На Банковой все пришло в движение. Засуетились, забегали люди из окружения Президента. Как и следовало ожидать, Президент их не принял. С делегацией встретился человек в ранге... главного консультанта администрации Президента. Представительная делегация высказала свое возмущение неправомочными действиями Кабмина, который организовал расправу над мэром города. Она передала для Президента множество писем и телеграмм от киевлян с осуждением несправедливых, целенаправленных действий правительства по отношению к Киевской госадминистрации и ее руководству. Была высказана надежда, что здравый смысл победит, что Президент примет мудрое решение и даст возможность главе столичной администрации нормально и эффективно работать на благо города, на благо жителей столицы Украины.

Делегация обратилась с просьбой к Президенту: принять ее не позже

1 июня, чтобы от имени киевлян высказать ему свое возмущение решением Кабмина и потребовать прекратить расправу над человеком, за которого отдали голоса на выборах почти 550 тысяч жителей Киева, защитить его от преследований и несправедливости.

В адрес Президента и Председателя Верховной Рады Украины мощным потоком шли письма и телеграммы в мою поддержку. Решительно выступил против моего отстранения общественный комитет по защите конституционных прав главы горадминистрации и председателя Киевсовета. В телеграмме на имя Л. Д. Кучмы, в частности, говорилось: «Мы решительно выступаем против отстранения Л. Г. Косаковского и заявляем, что целиком и полностью ему доверяем. Постановление Кабмина № 540 от 21 мая 1996 года необъективное, конкретными фактами доказательств вины Леонида Косаковского не подкреплено, поэтому не должно иметь юридической силы и служить поводом для принятия Вами негативного решения».

В обращении к Президенту был призыв к ответственности и объективности, к тому, чтобы отклонить представление Кабмина об увольнении главы столичной администрации. Под ним стояли подписи председателя общественного комитета, художественного руководителя театра «Браво» Любови Титаренко, членов комитета — директора Института ботаники Национальной академии наук Украины, академика Константина Сытника, профессора Украинской академии искусств, члена Союза архитекторов Украины Ларисы Скорик, доктора искусствоведения, профессора Киево-Могилянской академии, члена Союза художников Украины Ольги Петровой, Героя Советского Союза Бориса Кошечкина, юридического консультанта открытого акционерного общества «Киевметрострой» Тариэля Эфадзе.

Увы, Президент был глух и нем, он вовсе и не собирался реагировать на все эти обращения, письма и телеграммы. Так и не достучались до его приемной уважаемые ветераны. Что же касается общественного комитета, то он стал для Банковой чем-то вроде красного для быка... Люди Президента были весьма озабочены его активностью, его решительностью в отстаивании моих конституционных прав. Пошел, как говорят, мощный «прессинг по всему полю». Я уже говорил о том, что в театре «Браво» на Прорезной, рядом со зданием «Киевметростроя», начали появляться и в служебных комнатах, и на спектаклях люди из службы безопасности, театр оказался в поле зрения и различных контролирующих служб... Не думаю, что спустя какое-то время случайным стало и нападение на сына Любови Викторовны Титаренко, и только чистая случайность, физическая сноровка парня помогли ему вырваться из рук преступников.

Общественный комитет «колол глаза» многим. И это понятно: власть пыталась любой ценой заглушить движение протеста против беззакония и несправедливости. Несколько позже кое-кто, в том числе один из бывших мэров, пытался уговаривать меня: мол, да уймите этот комитет, зачем такой шум?..

Конечно, я понимал, людей нельзя подвергать риску. И в тех случаях, когда я об этом узнавал, я и сам просил: не надо, не давайте повода для возможной расправы с вами. Так, в частности, было и в канун Дня Киева. Мне пришлось отговорить членов комитета от одной массовой акции, которую они намечали на 25 мая. Речь шла о «живой цепочке» протеста от здания Киевсовета до памятника княгине Ольге. И они прислушались, отменили ее. В эти дни Кабмин пикетировали представители молодежных организаций. Было много выступлений в прессе.

Должен сказать: я искренне благодарен общественному комитету, дорогим нашим ветеранам, всем, кто в тот тревожный и тяжелый для меня период не побоялся выступить в мою защиту, выступить во имя справедливости, правды, истины, осудить беззаконие и произвол. Это честные, мужественные люди, люди с чистой совестью, бросившие вызов нынешней власти и ее порядкам.

Уже потом, после операции, меня ознакомили с заявлением пресс-центра общественного комитета по итогам празднования Дня Киева, а также с публикациями в ряде ведущих газет. Я понял: многие люди в те дни были мысленно со мной.

Думаю, тут уместно было бы кое-что процитировать...

Из заявления пресс-центра общественного комитета:

«25-26 мая в столице Украины отмечался праздник, который полюбился киевлянам и стал уже традиционным, — День Киева. В его программе был целый ряд интересных мероприятий и событий, которые привлекли внимание сотен тысяч киевлян, а также гостей столицы.

День Киева еще раз засвидетельствовал: это действительно праздник всех киевлян, которые любят родной город, гордятся его славной историей, его традициями.

Однако в этот раз праздничная палитра была омрачена не только тем, что ватаги подвыпивших молодых людей превратили красавец Крещатик во время массовых вечерних гуляний в улицу битой стеклотары и различного мусора. В тональности Дня Киева слышались и другие, более серьезные нотки — нотки политического характера. В самый канун праздника правительство Украины, пойдя на поводу у отдельных предвзятых политиков, сделало все возможное, чтобы расшатать столичную власть, внести в ее рабочий ритм элементы напряженности, нервозности, дестабилизации…

В спешном порядке, несмотря на авторитетное мнение и обращение к Президенту заместителей главы городской администрации, начальников управлений и служб, руководителей райадминистраций, целого ряда общественных организаций, военнослужащих, Кабинет Министров Украины принял решение обратиться к Президенту относительно отстранения от должности председателя Киевгорадминистрации Леонида Косаковского, которого, кстати, избрали мэром 550 тысяч киевлян. Эта акция, заранее инициированная рядом заинтересованных на политическом Олимпе лиц, напоминала грустноизвестные события недалекого прошлого, когда человеку могли вынести приговор без суда и следствия. Так называемое слушание «киевского вопроса» Кабмин проводил в отсутствие мэра столицы, который в связи с резким ухудшением состояния здоровья был госпитализирован в одну из больниц Минского района».

Далее в заявлении пресс-центра говорилось о незаконном увольнении с должностей первого заместителя главы горадминистрации Николая Ламбуцкого, заместителей главы Владлена Ковтуна и Галины Артюх, которая, кстати, возглавляла оргкомитет по подготовке и проведению Дня Киева.

«Обращает на себя внимание, — цитирую далее данное обращение, — несколько досадных обстоятельств неэтичного отношения некоторых можно-владцев, а также тех, кто подпевает им, к законно избранному председателю Киевсовета Леониду Косаковскому. Как известно, именно по его личной инициативе и содействию и была устранена историческая несправедливость — возрожден уничтоженный в 20-е годы прекрасный памятник святым, «вечным людям» — княгине Ольге, святому Андрею Первозванному и просветителям Кириллу и Мефодию. Но кое-кто в стиле и в традициях известных времен сделал все возможное, чтобы в официальных выступлениях не промелькнула даже фамилия Косаковского. Только лишь известный поэт Иван Драч в своем эмоционально-прекрасном выступлении поблагодарил мэра столицы Леонида Косаковского за этот чудесный памятник.

И уже выходят далеко за пределы человеческой порядочности, достоинства и чести, за пределы правды, справедливости и добра мерзкие поступки неизвестных пока что дирижеров, которые дали указание накануне открытия этого памятника сбить с доски тыльной части ансамбля слова о том, что памятник воссоздан по инициативе и при содействии Л. Г. Косаковского. Исчезло и таким же способом имя мэра столицы и в ряде имен тех людей, благодаря которым установлен возле почтамта оригинальный памятный знак отсчета расстояний от центра Киева до крупнейших городов мира. Итак, вновь над нами витают призраки прошлого, того прошлого, в котором вычеркивались имена, зарисовывались фотографии, вырывались страницы из учебников, как, например, это случилось с прекрасным произведением Владимира Сосюры «Любіть Україну». История повторяется в своих наихудших вариантах».

В заявлении пресс-центра отмечалась реакция общественности на события в Киевсовете и госадминистрации, широкая поддержка избранного киевлянами председателя. Приводился и такой факт: вечером 25 мая на концерте в мэрии с фуршетом не было послов, а также глав райадминистраций, хотя они и получили приглашения. Зато там можно было встретить целый ряд одиозных деятелей, которые возглавили так называемый «крестовый поход» против столичной власти и персонально — против председателя Киевсовета и главы городской администрации.

Пресс-центр от имени общественного комитета заявил: он решительно осуждает кампанию политического крика, злобных выпадов и коварных действий, направленных на отстранение от власти избранного населением председателя Киевсовета. Тот, кто пытается на нынешней волне политиканства прибрать Киев к своим рукам, перехватить рычаг управления у того, кому этот рычаг вручили сами киевляне, неминуемо потерпит фиаско. Неправедные действия — это проявление не силы, а слабости, это орудие политиканов всех мастей, законченных интриганов, носителей зла, и такие действия рано или поздно получат надлежащую оценку.

В те дни шли и шли в больницу телеграммы. Мне очень дорого было каждое такое проявление внимания ко мне в столь тяжелое время. Пришла телеграмма и от дуайена дипломатического корпуса, посла Италии в Украине Витторио Сурдо. Вот ее содержание: «Я узнал из средств массовой информации о Вашей болезни. Желаю Вам быстрого выздоровления. Надеюсь вскоре увидеть Вас в добром состоянии и прошу принять мои сердечные приветствия».

Люди помнили обо мне. Люди проявляли чувства заботы и внимания. И за это им — мой низкий поклон...

21. ТОТ ДЕНЬ, КОГДА...

Именно в последние майские дни 1996 года и начались гонения на возглавляемую мной Лигу исторических городов Украины. Какое лицемерие и кощунство: год назад сам Президент, не буду его цитировать, направил сердечное приветствие в адрес только что созданной Лиги, а ровно через год он же, в этом у меня никаких сомнений нет, дал указание на то, чтобы Лига... «приказала долго жить»...

Еще задолго до переворота на Крещатике, 36 мы направили мэрам городов — членов Лиги официальное приглашение на общее собрание Лиги, которое во времени совпадало с Днем Киева. Это стало известно и администрации Президента. И вот во многих кабинетах председателей городских Советов раздались предупредительные звонки: не смейте ехать в Киев на собрание Лиги. Люди на Банковой решили убрать не только меня с поста руководителя столичной администрации, не только разгромить все ее руководство, но в то же время уничтожить общественную организацию — Лигу исторических городов, запугать ее членов, усматривая в ней, с учетом роста влияния, уже и политическую силу.

Как же восприняли гневный окрик с Банковой председатели Советов народных депутатов исторических городов Украины — члены Лиги исторических городов? Многие люди, невзирая ни на что, решили ехать в столицу. Кое-кто, конечно, даже не знал о запретах — до них просто не успели дозвониться с Банковой. Хотя основная масса прибыла вопреки строгим инструкциям и указаниям из Киева. Но общее собрание было все-таки сорвано, поскольку большую часть мэров перехватили по дороге, а те, кто доехал, собрались и провели встречу под бдительным оком надсмотрщиков из Минюста. Потом делегация участников встречи приехала ко мне в больницу. Они привезли дружеское послание, которое взволновало меня до глубины души. Участники встречи писали:

«Дорогий друже!

Сьогодні ми зібралися, щоб провести перші piчнi збори Ліги, i вci ми відчули, що щось не так, що когось з нами немає. Немає того, хто нас об’єднав.

Ваша відсутність, ми впевнені, короткострокова, i невдовзі все буде нормально, i ми в цьому переконані.

Витримки, віри в майбутнє, міцного-міцного здоров’я i незламних нepвiв. Ми — з Вами!»

Это была очень важная моральная поддержка. Я ощущал поддержку и многих других людей. В «Хрещатій долині» выступил народный артист Украины Виталий Белоножко. Он решительно осудил акт вандализма, который выразился в здалбывании моей фамилии на тыльной стороне памятника княгине Ольге, и назвал это дикостью, варварством. Но это же делалось по чьей-то воле, кто-то заказывал такую, извините, музыку... Поведал Виталий Белоножко и об информационном вакууме вокруг меня, о том, что он делал попытки высказать в эфире свое мнение о ситуации в Киеве, но ему всегда заранее говорили: «Виталий, а это ты можешь совсем не говорить, мы все равно вырежем... Потому что начальство не пропустит».

Виталий Белоножко, человек правды и чести, отдал должное тем изданиям, которые объективно рассказывали, что же произошло в 20-е числа мая в Киеве. Спасибо, писал он, нашим смелым ведущим украинским газетам — «Демократичній Україні», «Сільським вістям», которые в этих непростых условиях сумели сказать правду всей Украине. Вспомнил Виталий и публикацию в «Голосі України» — о той предвзятой правительственной комиссии. Так что не перевелись у нас, заявил он, честные, принципиальные люди в средствах массовой информации. Но общая тенденция, которую чувствовал даже на себе известный певец, — замалчивать все, либо подавать в кривом зеркале. Однако верю: правда все равно пробьет себе дорогу, прорвет и эту блокаду.

Как же дальше развивались события в больнице? Не хочу акцентировать на этом внимание, не люблю выпячивать информацию о себе. Да и пресса тогда об этом подробно писала, хотя в целом ряде публикаций было немало домыслов и слухов. Операция была назначена на 30-е мая. Она планировалась как обычная и, казалось бы, ничто не предвещало какай-то особой ситуации. Врачи сказали, что это дело 20 минут. Разрежем — и через какой-то час вы свободны... В 9.00 мне сделали первый укол, в 10.00 завезли в операционную. А вывезли оттуда в 14.00. То есть, только через 4 часа. Как оказалось, операция была намного сложнее, чем предполагалось. Опущу чисто медицинские подробности. По ходу операции врачи меняли ее план, вносили срочные коррективы. Слава Богу, что я попал в руки известных, опытных, сильных специалистов. Вновь хочу назвать их имена. Это профессор Владимир Сергеевич Земсков и один из его талантливых учеников хирург Валерий Иванович Бучнев. Сердечная им благодарность.

Часа два выходил из состояния наркоза. Трудно передать то состояние... Вся суета остается где-то далеко-далеко, а на первом плане — ты и мир, ты и жизнь. Да, к тебе медленно возвращается жизнь. Ты уже можешь слышать, смотреть, дышать... Помню первые слова врачей, когда я начинал приходить в себя:

— Дышите! Дышите!

Я бы рад, да вроде не могу... Как только с меня сняли кислородную маску, как только я первый раз вдохнул воздух, мне дали команду: «Приподняться!». А я не могу. И все-таки через силу приподнялся. Тотчас же меня быстро отключили от всех аппаратов, то есть пошла уже нормальная работа организма.

Следующий этап — реанимация. Три дня... Очень тяжелый период. С благодарностью вспоминаю всех, кто работает в больнице на этом сложнейшем участке. Это люди самоотверженные, заботливые и профессионалы самого высокого класса.

По очереди дежурили возле меня жена Ирина Васильевна и мой референт Валентина Михайловна, человек исключительной порядочности и доброты. Самым тяжелым выдался второй день реанимации, пятница. Как мне потом сказали, была «шоковая почка»... Это очень опасная ситуация. В больнице, конечно, делали все возможное для того, чтобы вывести меня из тяжелого состояния. Но, как оказалось, не хватало какого-то очень важного, причем дорогого препарата. Валентина Михайловна металась в поисках его по коммерческим аптекам, где-то, наконец, она его нашла и привезла в больницу. Кстати, тогда никто из горадминистрации даже не поинтересовался, что нужно для меня в столь критический момент. Именно в тот, самый тяжелый день, второй день реанимации, и. о. главы горадминистрации в своем кабинете на Крещатике, 36 вальяжно, с улыбкой принимал у себя в кабинете журналистский десант. Это интервью, напечатанное в «Киевских ведомостях», не хочу комментировать, но само его содержание, и день, когда оно давалось, говорит о моральном облике человека, вернее, об отсутствии такового.

Об этом человеке я расскажу отдельно, хотя, откровенно говоря, такие люди не стоят особого внимания. Но ради правды, ради истины, ради того, чтобы Киев и вся Украина знали, на кого сделал ставку в столице наш «гарант Конституции», я вынужден буду поведать людям о том, чего они просто не знали, да и не могли знать. Но это — впереди.

Как потом он, и. о., сам хвастался в газетах, за это интервью его похвалил сам Президент. Что ж, как говорят, яблоко от яблони недалеко падает... Но данное обстоятельство свидетельствует о главном: все, что происходило вокруг меня, санкционировалось на самом верху. Некоторые христианские ценности, мораль давно отсутствуют у обитателей «руководящего и направляющего дома» на улице Банковой.

...На Троицу, в воскресенье, меня перевели уже из реанимации в палату.

22. КТО ЖЕ ОН — МЭР,

ПОЛИТИК ИЛИ ХОЗЯЙСТВЕННИК?

Там, в больнице, у меня было достаточно времени для того, чтобы осмыслить и проанализировать события последних лет и месяцев. «Прокручивал» в памяти каждый более-менее значимый эпизод, сопоставлял факты, выстраивал их в логическую цепочку...

Именно в те дни мне принесли газету «Известия» за 6 июня 1996 года с очень интересным материалом известного журналиста Геннадия Бочарова: «Чувство мэра. Политический портрет хозяйственника Лужкова». Там приводится любопытная мысль: мэр города в силу различных обстоятельств должен сочетать в себе и хозяйственника, и политика. Конечно, по логике вещей он, прежде всего, хозяйственник. Но сегодняшняя жизнь такова, что делает из него и политика, причем это определение выходит на первый план.

Автор задает резонный вопрос о мэре Москвы: «Кто же он — хозяйственник? Администратор? Политик? Тот, кто владеет властью — да еще такой, как мэр столицы, — не администратор и хозяйственник. Он политик. И только потом — хозяйственник. Только потом — администратор».

Чем же объяснить такое перераспределение функций в одном человеке, который по роду своей деятельности призван заниматься конкретным делом — жизнеобеспечением огромного города? Все — очень просто... В политику его втягивают обстоятельства, реалии наших дней. Как писали «Известия», Лужков не раз оказывался объектом яростных и неожиданных атак. Сановники Кремля и Белого дома не прощали ему ни промахов, ни успехов. Серия газетных публикаций, дикость и грязь которых были, пожалуй, чрезмерны даже для российского политического средневековья, также не щадили мэра. Лужкова стегали как в дни хозяйственных побед, так и в дни скорбных потерь, от которых не застрахован ни один человек. Его вызывали в Кремль, ему ставили ультиматумы... Чиновники федерального правительства делали все, дабы ограничить свободу московских городских властей, Лужков же всячески защищает эту свободу. Потому что осознает: Москва — не только место средо-точения высшей законодательной, исполнительной и судебной власти, не только место расположения дипломатических служб, но она еще — и место жизни миллионов людей, которым нет дела до проблем комфорта федеральных чиновников или неудобств, с которыми сталкиваются послы Никарагуа или США. Люди хотят жить нормальной жизнью — на их нужды должен бесперебойно работать весь механизм городского хозяйства.

Мне очень близки и понятны слова Юрия Михайловича: «Наша задача — сделать Москву правовым городом, а не местом всевластия чиновников». Мы в Киеве также стремились к тому, чтобы судьбу города решали не люди из администрации Президента, не кабминовские чиновники и не назначенец — префект со своей свитой, а законно избранная городская власть, вернее сами киевляне, делегировавшие нам свои полномочия. Но на Печерских холмах были иного мнения. Они, чиновники, и обрушили на столичную власть всю свою силу и мощь в угоду политикам различных мастей.

Чего только не «притянула за уши» предвзятая комиссия г-на И. Кураса, сочинив справку-«вердикт» по итогам проверки Киевской городской администрации... Обозначив упущения в сферах промышленности, энергообеспечения, строительства, жилищно-коммунального хозяйства и некоторых других, она скороговоркой отметила также минусы в гуманитарной сфере, молодежной политике, здравоохранении и т. д., и т. п. Досталось мне и за «деструктивную позицию» в вопросе передачи Дворца «Украина» из коммунальной собственности города в общегосударственную собственность. Даже в самом конце этой беспомощной справки авторы «опуса», вспомнив о совещании, проведенном А. К. Кинахом с руководителями предприятий города, перевернули все вверх тормашками. Как известно, совещание директоров практически поддержало горадминистрацию, а в справке комиссии И. Кураса все представлено в ином свете, по принципу «шиворот-навыворот». Не говорю уже о том, что эти проверяющие в своих выводах возвели в степень массу различных мелочей типа: «...Міська державна адміністрація недостатньо приділяє уваги роботі з молоддю. В Старокиївській районній державній адміністрації протягом трьох років не створено відділу у справах молоді».

Кстати, в те дни некоторые издания очень остроумно прокомментировали кабминовскую справку. Процитировав такой пассаж из выводов комиссии И. Кураса: «3 кожним роком погіршується епідемічна ситуація в місті з ВІЛ-інфекцією», — журналистка УНИАН Лия Цинцадзе с сарказмом писала: «Зрозуміло, що СНІД — це не жарти, але хіба мер Києва розповсюджував його особисто?»

Веское слово о необъективных выводах кабминовской комиссии и предвзятости постановления Кабинета Министров «О работе Киевской городской государственной администрации» сказали депутаты Киевсовета на своей пресс-конференции. Они назвали действия комиссии подготовкой «политического убийства по заказу».

В отчете с пресс-конференции, опубликованном в газете «Хрещатик», было приведено высказывание депутата Киевсовета Виктора Щербакова, заявившего, что кабминовская справка на 44 страницах — «это — сплошная ложь». Он привел несколько убедительных примеров. В справке сказано, что в Киеве мало строится жилья. Но ведь каждый четвертый дом из тех, что сооружены в 1995 году в Украине, построен в Киеве... Или приватизация. Мол, в Киеве она не идет. Но в феврале была проверка хода приватизации во всех регионах Украины, и Киев был назван в числе четырех, где дела идут лучше... Или инвестиции. Вывод комиссии: они не идут в Киев. Однако, если сравнить цифры, то половина инвестиций, вложенных в Украину, осели именно в Киеве. Депутаты с возмущением говорили и о том разделе справки, где отражены взаимоотношения председателя Совета и депутатского корпуса. Это наше внутреннее дело, заявили они, и не Кабмин должен давать здесь нам оценки...

Депутаты еще надеялись на мудрость Президента, ведь от него зависело окончательное решение, которое в итоге должно было почти определить: быть или не быть самоуправлению в Киеве.

Потом кое-кто попытается дать иную трактовку событиям в столице, свести все к конфликту личностей, а мою неуступчивость в вопросах, когда интересам города со стороны чиновничества наносился огромный ущерб, выдать за особенности характера Косаковского. Это делается специально, чтобы затушевать главное противоречие — противоречие между избранной народом властью, которая отстаивает интересы людей, и кабинетной элитой, рассматривающей Киев как свою вотчину, как лакомое место, из которого можно извлечь для себя и своих людей максимум выгоды. Эдакое потребительское отношение к Киеву. Я же и мои единомышленники пришли, чтобы работать на город, на киевлян, и в том было коренное отличие наших позиций. У нас были хорошие конкретные планы и замыслы по коренному улучшению жизни и быта людей. И многое мы уже начали делать. Но нам мешали работать, нас постоянно втягивали в политику. В этой связи мне припомнилось еще одно интервью того же автора Геннадия Бочарова с Юрием Лужковым — «Вольтовая дуга», которое заканчивается очень метким мини-эпилогом: «Хорошую идею предложил остроумный человек: увековечить наше время грандиозным памятником и назвать памятник просто и грустно: «Борьба борьбы с борьбой».

У нас в Киеве — своя «Вольтовая дуга»... В отношениях между городом и центральной властью все эти годы «сильно искрит»... Когда я думаю об этом, то невольно возникает вопрос: а кому и зачем это надо? Почему в нашем государстве нельзя спокойно работать, нельзя сделать то, чего от тебя ожидают люди, те, кто поверил тебе, дал мандат народного доверия?.. Да, избранный людьми человек должен, прежде всего, думать об этих людях, а не о высокопоставленных чиновниках, которые мощным потоком хлынули в столицу.

Чего только не придумывали мои «доброжелатели», дабы представить меня «чистым политиком», человеком, который только тем и занимается, что делает себе имидж, и т. д. Но никто из них не говорил о главном — о том, что я ежедневно, ежечасно вместе со своими коллегами делал конкретное дело, связанное с жизнеобеспечением города. До желаемого, безусловно, было далеко. Но на фоне общей разрухи Киев был своего рода островком относительной стабильности. По многим показателям мы имели лучшие результаты в Украине.

В двух словах о том, как складывался рабочий день мэра города. В 7.30 — 7.45 утра я уже был в машине и ехал на работу. Как правило, возвращался не раньше 22-23 часов. Обычно привозил еще и «домашние задания» — папку с документами на два часа работы. В субботу работали. И очень часто — и в воскресенье.

Кто хочет быть мэром столицы, должен знать: это — не представительство, нет. На этой должности надо вкалывать. Город — живой организм, к его дыханию нужно постоянно прислушиваться, держать руку на его пульсе. Он, как ребенок, нуждается в повседневной заботе. Проблемы города не отпускают мэра ни на минуту, даже если он дома или на отдыхе. В голове постоянно работает мысль: что — получилось, что — нет, что нужно сделать завтра, что — не забыть, рождаются идеи на перспективу. Даже бывая за границей, присматриваешься, что можно перенять для своего города. Помню, немало удивил своих сопровождающих, будучи в январе 1996 года в Швейцарии на международной конференции, когда попросил вместо какой-то экскурсии отвезти меня на мусороперерабатывающий завод. Многое из увиденного становилось поводом для принятия решений и внедрения в практику городского хозяйства.

Для руководителя такого уровня важно не утонуть в «текучке», которая буквально засасывает на трясине. Решая повседневные задачи, всегда нужно уметь видеть и перспективу, заглядывать в завтрашний день. Для этого пришлось многое менять, придя в здание на Крещатике, 36 — начиная от организации работы и до подбора и воспитания исполнителей.

Я исповедую принцип: городская власть на службе у людей, а не начальство для них. Старался привить это и у подчиненных. Если руководитель не в состоянии проникнуться нуждами, проблемами людей, то ему нечего делать в системе городского управления.

Работу строил на полном доверии и предоставлении максимальной самостоятельности. Приучал работников администрации быть не бездумными исполнителями, а мыслить, генерировать предложения, проявлять себя в конкретных делах. Не всем это нравилось и не все были на это способны. Стремился пресекать интриги, наушничество, главное, что ценил, — это умение достигать практических результатов в работе. Не боялся иметь рядом с собой сильных заместителей, считая, что это только укрепляет руководителя. Все мои замы имели конкретные, четко очерченные участки работы. Я их не опекал, не «переставлял им ноги». Была введена система планирования на неделю, месяц, квартал, год. Все знали мой график работы. Жизнь нещадно все ломала, но систему в работе я стремился удерживать, несмотря ни на что.

Отдельные заместители, в частности А. Омельченко, иногда обижались, что я мало вызываю к себе, считая по старинке, как в партийном аппарате, кто из моих замов и сколько раз у меня бывает, оценивая этим степень их приближенности. Все это диктовалось целесообразностью и рабочими вопросами. Приглашались те, кто был нужен в данный момент, остальные должны были заниматься каждый своим делом, не отсиживаясь на совещаниях. Но это не значит, что я не следил за тем, что происходит в городе. Система информации позволяла знать, что происходит в любой момент, и вмешаться, если возникала необходимость. Да и современная связь позволяла это сделать из любого места.

Кстати, о телефонах. Это не только благо, но и бич любого руководителя. Мы как-то посчитали, что звонок в приемную Киевсовета раздается каждые 30-40 секунд. И если отвечать на каждый из них, то председателю Киевсовета на другое просто не оставалось бы времени. Заходя утром в свой кабинет, я просто переставал принадлежать сам себе. Начиналась настоящая «мясорубка». Бесконечной чередой шли люди, раздавались звонки, и так — весь день. Дверь не закрывалась ни на минуту, не оставалось времени, чтобы что-нибудь обдумать, поработать с документами.

Поняв, что это — тупик, я поменял систему работы. Утвердили новую структуру. Она и сегодня с некоторыми видоизменениями лежит в основе управления городом. Определили, как я уже говорил, четко обязанности. Начали спрашивать за результаты. Поставили вопрос ребром: не заниматься «спихотехникой», решать вопросы на своем уровне, не гонять людей по кабинетам. Ломка происходила с большим трудом, но иного выхода не было.

Восстановили селекторную студию. Теперь можно было сразу связаться со всеми главными управлениями и предприятиями, районами, а если срочно нужно по какому-то вопросу, прямо из студии на втором этаже обсудить его со всем городом. Экономилось время, добавлялась оперативность в работе. Как уже упоминалось, изменили систему планирования, проведения совещаний, создали круглосуточную службу оперативных дежурных, куда в любое время суток могли звонить жители. Вопрос брался на контроль до его разрешения. Моя приемная по звонкам четко определяла, кто должен заниматься вопросом, с которым обратился житель города, а пульт позволял сразу подключить того, кто был нужен. Там, где необходимо было мое участие, звонок переводили на меня. Если меня не было или же у меня шло совещание, то на специальных бланках записывалось, кто и когда звонил. Если я приезжал или освобождался, то связывался сам или поручал решить вопрос, по которому ко мне обращались.

Не буду утомлять дальше читателя деталями, их было предостаточно. Цель была одна: делать дело, работать на Киев и киевлян и не дать себе увязнуть в текущем водовороте событий, отсеять зерно от плевел, думать не только о дне сегодняшнем, но и о завтрашнем.

При первой же возможности старался вырваться из кабинета, из объятий текучки. Тем более, что связь позволяла управлять с любого места. У меня в кабинете было много телефонов. Кроме двух обычных городских, пульт внутренней связи с основными службами, выход на городской пульт, телефоны правительственной связи: «ВЧ», «сотка», «десятка». В приемной — много других телефонов. На даче — городской, «сотка», «десятка», дома — только городской. Из машины можно было связаться по любому городскому телефону или телефону правительственной связи. Кроме того, в последнее время со мной был, если я находился вне помещения или выходил из машины, телефон мобильной связи. В любую секунду я мог связаться, с кем нужно, и в любую секунду меня тоже можно было найти. Часто, особенно во время аварии, решение надо принимать немедленно и средства связи позволяли передать его по назначению. Специфика любого звонка заключалась в том, что ты — первое лицо города, и именно за тобой — то решение, на которое иногда отводится несколько секунд. В твоем распоряжении — ограниченное время для принятия правильного решения. Ошибка может обойтись очень дорого. Вот почему я всегда считал, что руководителю города надо пройти необходимую школу жизни, в том числе обязательно поработать руководителем района.

Через какое-то время после прихода на пост руководителя Киева у меня уже выработался определенный стиль. Я уже вел ситуацию, а не она меня. Я выработал такую систему: при первой же возможности с утра побывать в том или ином районе, на том или ином объекте. После выборов 1994 года стало у меня повседневным правилом: лично убедиться в том, как работают на местах те решения, которые мы принимали, увидеть, где необходимо мое личное вмешательство. И я убедился: во многих случаях система контроля, докладов не срабатывает, потому что не всегда дается правдивая, объективная информация. Я должен был иметь свое представление о том, что происходит вокруг. Нередко бывало и так: выезжаю из дому, звоню из машины в приемную, что скоро буду на Крещатике, 36, а фактически меняю маршрут и еду в один из районов. Воочию убеждаюсь, как работают на стройках, убираются ли улицы, что делают озеленители... На местах приспособиться к моим «неожиданным» посещениям было сложно. Никто не знал, куда же я еду. Однажды объехал почти весь город и не встретил ни одной поливочно-моечной машины. Потом, на совещании в горадминистрации, поднял руководителя данной службы. Он не мог ничего вразумительно ответить, просто не владел ситуацией. Я потребовал немедленно навести порядок с поливкой улиц.

В том или ином районе смотрел, как убирается мусор, как торгуют на рынках, что лежит на прилавках магазинов... И вот с такой личной информацией приезжал в районную госадминистрацию и просил ее главу пригласить своих замов, задавал им конкретные вопросы. И, как оказывалось, ряд руководителей просто не владели ситуацией. Они зачастую руководили вообще. Я и говорил им: вы обязаны начинать свой рабочий день с обхода территории. Нужно самим смотреть, что делается.

Тот же начальник ЖЭКа. Если бы он начинал рабочий день с обхода территории, то многое увидел бы: и как работают лифты в домах, где убрано, а где нет, где двери сняты... И тогда бы не было вопросов у людей к власти. В одном из районов задал простой вопрос руководителям: «Сколько сегодня вывезено контейнеров с мусором, а сколько не вывезено?» Они... молчали, никто толком не смог и ответить. Это стало предметом специального рассмотрения в городской госадминистрации. Мы взяли ситуацию под контроль и поправили ее на тот момент.

Газеты «Всеукраинские ведомости», «Ведомости daily» писали тогда: «Мэр Киева отправился в поход. По «злачным местам». Речь шла о моем походе по стихийным рынкам, переходам (Московская площадь, рынки в районах метро «Шулявская» и «Политехнический институт»). Я увидел сплошной беспорядок: грязь, невывезенный мусор во дворах домов, стихийную торговлю без лицензий и в недозволенных местах и т. д. «Мне придется перейти на ручное управление, сделать соответствующие оргвыводы относительно тех, кто не желает работать», — заявил я тогда. А на следующий день там, где побывал, начали срочно наводить порядок. Что делать: нужны и такие встряски... Часто возвращался на те же места, чтобы убедиться, что сделано.

Потом я начал с собой в машину брать того или иного руководителя ра-йона, городской службы. Садись, мол, поедем, покажешь район, свое хозяйство. Заводил руководителей на те же рынки, в магазины. Стыдно было кое-кому: плохая работа санитарных служб, милиции, неисправные весы, обвесы... И несусветная грязь. Я пытался многих руководителей приучать к мысли, что им надо быть в гуще жизни, не бояться общения с людьми, надо выходить из своих кабинетов, знать реальное положение дел, а не работать через селектор, через кнопку. К сожалению, не всех мне удалось приучить к такому стилю. Некоторые и до сих пор знают лишь одни и те же маршруты: свой дом — служебное здание — администрация города — администрация Президента... И тут ничего не поделаешь, это во многом зависит от самого человека.. Я же не боялся ходить по улицам, по тем же рынкам, окунаться в самую гущу жизни, встречаться с простыми людьми, слушать их, вести беседы. Ведь тебя избрали люди, и ты должен служить им. Служить честно, делать все для того, чтобы их жизнь была лучше.

23. ЭТО СЛОЖНЕЙШЕЕ

ГОРОДСКОЕ ХОЗЯЙСТВО...

Очень важно — всегда держать руку на пульсе городской жизни. Мы ввели такую систему. Раз в полгода делали облет Киева на вертолете. Я брал с собой нескольких человек — главного архитектора, начальников управлений благоустройства, Киевзема, начальника штаба ГО, некоторых других работников. Обычно это было в конце осени и в начале весны, когда деревья стояли без листьев... Город виден сверху, как на картинке. Особенно это было важно ранней весной, когда шла подготовка к прохождению паводка. Надо было оценить ситуацию и принимать соответствующие меры. Во время таких облетов было хорошо видно, что делается за заборами многих предприятий, высматривались земельные площадки для нужных городу объектов. Тогда же родилась идея о поиске территории для индивидуальной застройки.

Кроме того, раз в год совместно с руководством Юго-Западной железной дороги мы приглашали глав райадминистраций, начальников городских служб, садились в специальную дизель-дрезину и объезжали Киев по железнодорожным путям, которые протянулись на 300 км. Увидев во время первой поездки, что творилось вокруг, все эти завалы мусора, тотчас же потребовали и от начальства дороги, и от глав райадминистраций наведения должного порядка на станциях, полустанках, платформах и вообще в зоне железной дороги. Была составлена целая программа. Ситуация начала медленно, со скрипом, но меняться к лучшему...

Еще одно важное новшество — один раз в полгода на катере объезжали акваторию Днепра и смотрели состояние реки и ее берегов. В ходе одной из первых таких поездок мы увидели вдоль берегов Славутича полузатонувшие суда, огромные груды металлолома. Особенно меня поразила такая картина: в зоне отдыха полулежали старый, заржавевший пароход «Тарас Шевченко», некоторые другие суда. Они в 1986 году служили временным жилищем для бригад вахтовиков, работающих на ЧАЭС, и для ликвидаторов. И представьте себе, весь этот радиоактивный хлам оказался... в центре Киева. По итогам таких «смотрин» мы разработали и приняли целую программу подъема затонувших и полузатонувших суден. Заключили со специальной организацией «Судоподъем» договор на хозрасчетной основе. Она вплотную начала заниматься очисткой Днепра, а по существу, очисткой города. И вот уже несколько лет эта организация успешно работает и подняла с речного дна десятки суден, порезала их и отправила на переработку.

Мы изучали и смотрели родной город не только с вертолета, с дизель-дрезины или палубы катера. Обязательно спускались под землю, где размещены уникальные инженерные сооружения и сложнейшие коммуникации. У меня в машине всегда были сапоги и рабочая одежда, чтобы можно было и месить грязь, если нужно, и ходить по мусорникам, и спускаться под землю. Часто бывал в тоннелях строящегося метро, вникал во все актуальные вопросы его строительства, бывал на городских свалках, выезжал на все крупные аварии и даже на пожары... Короче говоря, я имел самую свежую, объективную информацию, добытую лично во время таких посещений.

Уже затем мы начали внедрять систему так называемых плановых объездов в районах. Многие привыкли к тому, что во время таких встреч показывают лишь «парадные» объекты. Но это были симптомы очковтирательства. Мы же пошли другим путем: начали планировать посещение всех наиболее проблемных объектов. То есть, тех объектов, которые не строились и которые надо было, как говорится, «вытаскивать»... Я брал с собой руководителей городских управлений, и мы в течение 2-3 часов объезжали такие объекты, встречались с людьми. Потом возвращались в администрацию района и там проводили обсуждение, принимали решения по каждому из таких объектов. Результатами этих посещений стала и Детская академия искусств на Оболони, когда мы прямо на месте приняли решение сделать из обычной музыкальной школы столь уникальное учреждение. Таким же образом, после одного из посещений, поликлиника на Харьковском шоссе перевоплотилась в современный диагностический центр, который начинен самой современной аппаратурой и полностью обслуживает население Левобережья. Благодаря вот таким оперативным встречам непосредственно на объектах была введена осенью 1995 года школа в Ленинградском районе, строительство которой притормаживалось в связи с отсутствием нужных средств...

Я бы мог тут привести целый ряд других примеров. Хочу подчеркнуть главное: мы овладели ситуацией в городе, сосредоточили усилия на решении его проблем. Была налажена действенная связь с районами, чему во многом способствовали не только активные контакты руководства городской и районных администраций. Я уже писал о том, что как только возглавил в 1993 году городскую администрацию, то сразу же восстановили студию селекторных совещаний, которая, по существу, была развалена. Один раз в неделю, по пятницам, проводили аппаратные совещания с участием глав райадминистраций, начальников управлений и служб городского хозяйства. Все это планировалось заранее, на каждое аппаратное совещание выносили, как правило, по 2-3 ключевых вопроса, по ним принимались протокольные поручения, которые ставились на контроль. Эта система работает и ныне.

Бич любого руководителя — бумаги. Надо было и умудряться знать, что делается в городе, бывать в районах, и в то же время не создавать в кабинете бумажных заторов, каких-то пробок. У меня была ежедневная норма — 200 страниц текста как минимум. И их не только надо было пробежать глазами, но и хорошо изучить, чтобы подписать. Если я в день не «отрабатывал» свои 200 страниц, то на следующий день их уже было 400, а еще через день-два это уже «обвал». Конечно, как только я не успевал «расшить» документацию до вечера, то прихватывал бумаги домой и где-то до 1-2 часов ночи завершал эту, казалось бы, неблагодарную, но обязательную работу. А ведь, кроме всего прочего, в течение дня заносили экстренные бумаги, где надо было накладывать срочные резолюции. Их, оперативных бумаг, было тоже достаточно много.

Говорят: время — самый объективный судья. Время все расставляет по своим местам. Я невольно вновь и вновь мысленно возвращаюсь к тем дням, когда мне пришлось возглавить администрацию столицы. Весна 1993 года... То был очень трудный, очень напряженный период. С прилавков наших магазинов вовсе исчезло сливочное масло. Его запасов в городе было на... 2 дня. К тому же, и масло, и сахар в ограниченном количестве отпускались лишь по талонам.. Лихорадило транспорт, он был сильно изношен, парки давно уже не пополнялись новыми машинами. Город только что пережил забастовку транспортников. Киев ощущал большие проблемы с электроснабжением. Фактически была полностью разрушена система управления и нормальной работы. Замерла и культурная жизнь, оказавшаяся невостребованной. Весьма бедной, если не сказать — пустой выглядела гастрольная афиша...

С чего мы с коллегами начали? С главного — занялись восстановлением системы управления городом, его жизнеобеспечением. За считанные недели смогли все-таки поправить дела с маслом и сахаром, другими продуктами. Я начинал каждый рабочий день с анализа оперативных сводок: как и чем город обеспечен на данный момент. Наладили систему поставок, пополнили скудные на то время запасы.

Одновременно взялись за транспорт, сделали все, что в наших силах, дабы поднять его. Выделили на закупку троллейбусов, трамваев, автобусов и запчастей нужные средства, разработали и начали воплощать в жизнь специальную программу развития транспорта, в том числе строительства метро. Мы приобретали не только импортные машины, но и отечественные. На «Южмаше», например, закупили несколько партий троллейбусов. Вместе с министром В. Малевым, работниками Кабмина специально вылетали в Днепропетровск.

О поездке в Днепропетровск, на подписание соответствующих договоров с «Южмашем», хотел бы сказать особо. То была весьма памятная поездка. Представьте себе: мы договорились встретиться, а тут, в Киеве, такой снег пошел, что вокруг — ничего не видать. Южмашевцы должны были прислать самолет за нами, но из-за погодных условий вылет его из Днепропетровска то и дело откладывался. Нам пришлось дважды выезжать в Борисполь и вновь возвращаться. И все-таки где-то во второй половине дня южмашевский самолет приземлился в Борисполе, и вскоре мы убыли в Днепропетровск. В темпе, в деловом рабочем ритме все увидели, везде успели, побывали в цехах, посмотрели и троллейбусы, и ракеты, встретились с инженерами, рабочими, подписали договора с руководством «Южмаша». Я успел еще с нашими товарищами съездить в Днепродзержинск, где был налажен по нашим заявкам ремонт «Икарусов» для Киева. Короче говоря, за спрессованные часы мы многое успели, и уже через несколько дней на Киев пошла первая партия троллейбусов. То была интересная, динамичная работа, результаты которой оказались весьма ощутимыми. Городской транспорт приобретал второе дыхание.

За счет изысканых бюджетных и валютных средств в 1993-1995 годах были приобретены 376 автобусов марки ЛАЗ, в том числе 139 — большой вместимости с двигателями фирмы «Renault», 83 троллейбуса завода «Южмаш», 19 чешских троллейбусов, 2 трамвайных вагона СП «Татра-Юг», 15 вагонов метрополитена, 240 двигателей для автобусов венгерского производства. Была разработана и начала осуществляться программа развития киевского метро до 2010 года.

Конечно, в центре внимания были вопросы экономики. Этот участок работы был поручен С. В. Кузнецовой, назначенной заместителем главы горадминистрации по экономическому блоку, — компетентному, глубоко знающему свое дело специалисту, одной из учениц Евгении Ивановны Онищенко, которая много лет возглавляла городскую плановую комиссию, была заместителем председателя горисполкома, признанным в городе руководителем-экономистом. Светлана Викторовна Кузнецова энергично взялась за решение сложнейших вопросов многоотраслевого городского хозяйства.

Мы спасли и систему строительного комплекса, который был уже полуразвален. Постоянно занимались его финансированием, поиском нетрадиционных форм сооружения жилья. Создали холдинг «Киевгорстрой». Благодаря нашим усилиям с 1993 года начала уменьшаться квартирная очередь. Сейчас, как известно, в большой «моде» строительство квартир за счет облигаций населения. Киевский опыт нашел поддержку в других городах Украины, он получил высокую оценку со стороны Президента Л. Д. Кучмы. Вот что писал в этой связи «Вечірній Київ» 9 февраля 1996 года: «Якщо ми і в державі на вcix рівнях, в тому числі і найвищому, — визначив Президент України на мітингу з нагоди введения першого «облігаційного» будинку, — так само будемо шукати виходи із критичного становища, а не плакатись перед мікрофонами, то такі будинки виникатимуть по всій державі, бо цей досвід треба розповсюдити на вci наші регіони». В той же публикации, кстати, отдается должное столичному горисполкому, который, как известно, возглавлял председатель Киевсовета. «Вечерка» писала: «Для початку Київський міськвиконком виділив майданчики під 6 багатоповерхових будинків. І от перший з них, за будівельним номером 10, заселяється. Він виріс за півроку замість 11 місяців. Експеримент завершився, i почався етапний перелом у житловому будівництві. Так вважають не лише фахівці, а й самі новосели». Итак, даже газета, которая в силу определенных субъективных обстоятельств заангажировалась на бездумном, огульном критиканстве столичной власти и персонально — Косаковского, вынуждена была признать правильность пути, избранного нами в строительном деле.

Ныне о киевском опыте чуть ли не каждый день трубит национальное радио, телевидение, пишут газеты. Но все почему-то традиционно «забывают» вспомнить о том, что это новшество родилось по инициативе столичного горисполкома, который принял по данному вопросу специальное решение. Невыгодно, неудобно им, видите ли, называть вещи своими именами, потому что исполком, начавший это доброе дело, возглавлял тогда автор этих строк. Более того, комиссия И. Кураса, проверявшая весной 1996 года город, в справке буквально «разгромила» нас за строительные дела, хотя уже через несколько недель, 4 июня 1996 года, Л. Кучма подписал распоряжение «О мерах по привлечению средств населения для строительства жилья», в котором Кабмину поручалось внедрять опыт Киева во всех регионах Украины...

Искали мы и решение проблемы реконструкции домов, возведенных в 60-е годы, так называемых «хрущевок». Разработали и утвердили специальную программу их реконструкции.

Мы получили в «наследство» столичную проблему кооперативного жилья. До нас были сформированы кооперативы, которые, не имея льготных кредитов, были лишены возможности рассчитаться. После многочасового обсуждения этого вопроса на горисполкоме было принято непростое, но единственно верное решение. Две трети стоимости этого жилья город взял на себя. Кооперативы были спасены. И в дальнейшем мы заложили льготы для этой категории граждан, освободив их от затрат на подготовку территории под застройку, что составляло 30-40 процентов стоимости строительства. Город взял эти затраты на себя.

Занимались мы вплотную и жилищно-коммунальным хозяйством, рынками, благоустройством, дорогами, зеленым хозяйством. Кстати, о дорогах. Нынешняя администрация то и дело демонстрирует эффекты перекопки улиц, зачастую ненужных перебросок, а то и снятия трамвайных путей, как это произошло с линией 2-го трамвайного маршрута — очень важного и нужного для киевлян. Это стало уже своеобразным шоу — вывести в центре города армады техники, нагнать рабочих и копать, копать, копать... Что и говорить, ремонтно-строительная показуха... Но не просто показуха, есть в этих «действиях» и некие личностные интересы. Мешает трамвай, тарахтит крупному чину под окнами, давай уберем его на параллельную улицу, пусть тарахтит кому-то другому... И это все — за счет налогоплательщика, за счет киевлян.

Мы тоже занимались реконструкцией и ремонтом дорог. И делали все быстро и энергично. В сжатые сроки, с хорошим качеством была проведена, например, реконструкция трамвайных путей на Печерске и ремонт ул. Грушевского. За считанные недели наши дорожники «пробили» широкий проезд через загороженную «Макуланом» территорию и тем самым ликвидировали огромные транспортные пробки в данном районе. Причем, делалось это спокойно и в то же время очень оперативно. Нами в той ситуации пытались было покомандовать, в том числе, и посол ЮАР в Украине, поскольку проезд был «пробит» возле дома, где он жил, и в некоторых масс-медиа в этой связи появились заказные публикации. Но мы сделали то, что и должны были сделать в интересах киевлян. Без крика, без помпы, без демонстрации «мускулов». Обычная, нужная работа. Кстати, программа реконструкции дорог, которая идет сегодня, была утверждена мною в 1996 году. Но она предполагала постепенность, исключала авралы. Но сегодня мы имеем, что имеем. Разрыли новые власти Московскую площадь, перекопали все и сделали только хуже. Зато пустили пыль в глаза накануне выборов, а то, что придется все делать наново, никого не волнует.

Хотел бы выделить также и такое направление как потребительский рынок, обеспечение киевлян продовольствием. Вспомним: в начале 1993 года, до моего назначения представителем Президента в Киеве, в городе сложилась весьма напряженная ситуация с удовлетворением потребностей киевлян в продуктах питания. Выделенные столице централизованные фонды по состоянию на 1 мая 1993 года осваивались в среднем на 50-60 процентов, в том числе: по мясу — на 44,7 %, колбасным изделиям — на 67%, цельномолочной продукции — 50,6% и т. д. Запасы этой продукции на хладокомбинатах города были незначительными и не удовлетворяли нормальный спрос торговли. Масла, как известно, оставалось всего на два дня... Отдельные товары отпускались только по талонам. Это требовало от меня, от городской администрации чрезвычайных мер. Вначале мой заместитель И. Г. Дворник и начальник управления торговли И. Т. Кучерявый, который затем, в 1995 году, был назначен на должность заместителя главы администрации по этим вопросам, деловой, энергичный человек, и их коллеги за три года создали систему обеспечения Киева продовольственными товарами, что дало положительные результаты и позволило быстро отменить талоны, остановить падение товарооборота. Начался процесс насыщения потребительского рынка города. В 1995 году впервые был достигнут рост товарооборота — 101% (в 1992 году — 65,4%, в 1993 — 67,5%). По Украине тогда этот показатель составлял 90,6%. Киев был полностью обеспечен ресурсами зерна в объеме 255 тысяч тонн. Киев имел самый дешевый хлеб в государстве.

В город стали потоком поступать продукты из Киевской, Закарпатской, Винницкой, Волынской, Одесской, Херсонской и других областей, куда под руководством И. Т. Кучерявого выезжали бригады специалистов, заключали договора на сотрудничество. Активными были в те годы деловые контакты с Киевской областью.

Выверенный подход к проведению коммерциализации и приватизации дал возможность практически полностью сберечь сеть магазинов продовольственной и плодоовощной специализации.

В 1995 году на льготных условиях питалось 122 тысячи школьников. Начиная с 1993 года, город с целью удешевления школьных товаров начал выделять деньги на проведение школьных базаров. Только, например, в 1995 году на эти цели было выделено 350 миллиардов карбованцев. С 1993 года мы впервые за счет бюджета организовали летний отдых детей. В 1995 году отдохнуло 216 тысяч школьников.

Мы бы многое могли еще сделать в деле продовольственного обеспечения столицы, решении важнейших социальных задач, если бы не майские события 1996 года, инициированные окружением Л. Д. Кучмы. В создавшейся ситуации пришлось уйти из администрации моим заместителям И. Т. Кучерявому, Н. В. Гульчию, который отвечал за медицинское обслуживание. В них назначенный Президентом префект Киева видел моих соратников, и новая власть пыталась как можно скорее избавиться от тех, кто входил в «команду Косаковского». Еще ранее, как известно, были отстранены с жестокими формулировками мои заместители Н. Ламбуцкий, В. Ковтун и Г. Артюх. Это была расправа...

24. АРХИСТРАТИГ МИХАИЛ —

НА ФЛАГЕ И ГЕРБЕ КИЕВА,

СПИВОЧЕ ПОЛЕ И КОЕ-ЧТО ЕЩЕ…

Мы не только окунулись с головой в хозяйственные дела и проблемы, но и начали поднимать духовные пласты: возрождать старые и закладывать новые традиции. Была разработана и начала реализовываться целая программа восстановления утраченных и сохранения еще оставшихся памятников истории и культуры. Возрожден Киевский Контрактовый ярмарок, 200-летие которого исполнилось недавно. Вновь после 5-летнего перерыва возвратили киевлянам ранее полюбившиеся им выставки цветов, которые не проводились с 1989 года. Кстати, когда я после назначения представителем Президента в Киеве дал задание заниматься выставкой цветов и готовить ее на август 1993 года, то больше всех возражал против этого тогдашний руководитель «Киевзеленстроя» И. Фоменко. Хотя по специфике своей работы он, казалось бы, должен больше всех быть заинтересованным в возрождении такой выставки. Пришлось много убеждать, доказывать, переламывая нежелание ряда руководителей мыслить по-новому, и учить искать пути решения проблем, а не оправдываться в том, что это сделать нельзя.

Сегодня, как известно, такие выставки вновь прижились в столице, они радуют, притягивают к себе киевлян, уже воспринимаются как что-то само собой разумеющееся. Тогда же та, первая после долгого перерыва выставка цветов, далась с большим трудом, но все-таки была проведена в дни празднования независимости Украины в августе 1993 года.

Настоящими событиями в культурной жизни стали рожденные по инициативе городских властей конкурсы — балета имени С. Лифаря и юных пианистов имени В. Горовица. Вместе с ними в Киев вернулись забытые имена наших славных земляков. Из мест проведения партийно-хозяйственных активов в место, открытое для киевлян, превратился колонный зал Киевсовета. Сессии перенесли на 4-й этаж, а здесь проводились концерты самых известных исполнителей, здесь стали проводиться церемонии бракосочетания, новогодние елки для детей-сирот и т.п.

Но, пожалуй, самое главное, что мы успели сделать, — возвратить древнему граду Киеву его символику — герб и флаг. Это было непростое дело, оно пробивалось сквозь плотные заслоны нежелания и непонимания. Множество раз мы голосовали по данному вопросу на сессии Киевсовета, но увы, безрезультатно. Многие депутаты были категорически против. Но вот, наконец, с минимальным перевесом удалась провести столь нужное решение.

Итак, в майские дни 1995 года Киев получил свои исторические герб и флаг. Забегая вперед, скажу, что вскоре по всей Украине пошла своеобразная «цепная реакция»: многие древние города по примеру столицы начали возрождать свою историческую символику — гербы и флаги, это была целая волна духовного возрождения. Через несколько месяцев, в сентябре 1995 года, то же самое сделала и столица России, подняв свой флаг с изображением Георгия Победоносца на красном полотнище. А символом Киева стал, как известно, его вечный покровитель архистратиг Михаил. Изображение его на синем фоне с золотистой бахромой по краям и стало флагом города.

И поднятие флага, и водружение на здании Киевсовета герба города с изображением архистратига Михаила поистине явились всеукраинским событием. Но первые лица государства сделали вид, что такого события они просто не заметили. Они не явились на поднятие флага Киева, хотя не только знали об этом нерядовом торжестве, но и получили приглашения. Их позиция была нам тогда просто непонятной. Правда, вскоре в отдельных публикациях промелькнуло в качестве легкого оправдания руководства Украины, что, мол, в тот день оно было очень занято какими-то другими важными делами. Но, на мой взгляд, возвращение городу его исторического герба и поднятие флага Киева, который был и остается символом всего государства, — именно такое событие, где участие первых лиц державы — святой долг, важная обязанность. Что и продемонстрировал тот же Б. Ельцин через полгода на аналогичных торжествах в Москве. Но наше руководство проигнорировало праздник, к которому было привлечено внимание всей Украины, да и многочисленных гостей из-за рубежа.

Хочу заметить, что, судя по всему, Президент и его окружение колебались буквально до последних минут: принимать участие, или нет? Мы видели: охрана «самого» очень готовилась. Был даже... перекрыт Крещатик, взяты под наблюдение все окружающие дома. Мне пришлось даже сильно поспорить с руководством милиции, потому что людей практически не пускали к зданию Киевсовета на Крещатике, 36. И многие желающие попасть на торжественную церемонию возвращения наших святынь были лишены такой возможности из-за плотных милицейских кордонов, перекрывших улицу на дальних подступах, за несколько кварталов от Крещатика, 36. Я распорядился снять заслоны, однако милицейское начальство объясняло: снять не можем, ждем первых лиц... Но первые лица так и не прибыли. Видимо, им явно не хотелось разделить с нами, киевлянами, радость праздника. Кордоны по моему настойчивому требованию все-таки были сняты.

Думаю, что вовсе не случайно наш Президент за период моей работы на посту главы столичной администрации так и не побывал ни на одном значимом городском событии, не побывал ни на одном праздновании Дня Киева. Он избегал участия... Может, помощники советовали, чтобы он, на их взгляд, таким образом не подкреплял мой авторитет или авторитет вот таких столичных мероприятий, имеющих большой общественный резонанс. Но, как мне кажется, в таких случаях Леонид Данилович терял только свой авторитет среди киевлян. Ведь многие люди просто недоумевали: а почему, собственно говоря, Президент — не с нами, киевлянами, почему он откуда-то издали молча наблюдает за событиями в городе, а не соизволит спуститься с Банковой на Крещатик?.. Он — что, не киевлянин?

Мы почувствовали и по другим признакам: в отношениях между новой центральной и городской властью намечается некая несогласованность. Более того, мы заметили, что там, на Банковой, пытаются уже отстранить руководство города от важнейших мероприятий столичного и общегосударственного значения. Первый «звонок» был в 1994 году, в августе, когда шла подготовка к празднованию Дня независимости. Президентская команда попыталась взять на себя всю организацию ответственного мероприятия, но она еще не была готова к этому, они еще учились... Учились у нас. Они понимали: на городском уровне все, как следует, отработано, выверено. И не ошиблись: праздник удался. Но людей на Банковой не покидала мысль: перехватить у города рычаги управления данными процессами, а нас, тех, кто всегда этим занимается, отодвинуть, «оттереть», ибо в их понимании проведение таких праздников обязательно ассоциировалось с ростом популярности руководителей столицы. А этого они панически боялись. Вот в чем истина...

Они начали реализовывать свои замыслы в дни подготовки к 50-летию освобождения Украины от фашистских захватчиков. Тогда уже гуманитарную сферу возглавил вице-премьер-министр И. Ф. Курас, протеже и тень Д. Табачника. Он и собрал у себя в кабинете оргкомитет по подготовке и проведению данного праздника. И вот что любопытно — именно там и начали раздаваться голоса:

— А почему торжественное собрание открывает мэр?

— Почему это проводит город, а не Кабмин?..

Я сказал:

— Мы не возражаем. Но пусть тогда Кабинет Министров и берет на себя все заботы: приглашения, список президиума, культурную программу. А главное — пусть выделяет средства...

Курас тогда несколько сник и, как показалось мне, очень перепугался. Я ведь понимал: он просто не был готов взять всю полноту ответственности на себя. Более того, мне пришлось сказать, что его люди уже и так провалили некоторые возложенные на него, Кураса, задания в связи с подготовкой к этой дате.

И вот Иван Федорович, оценив всю сложность предстоящей организационной работы, с радостью согласился, чтобы подготовкой занимался... город, чтобы собрание открывал и вел мэр. Он еще спросил у своих подчиненных:

— А как праздновали в Минске?

Ему ответили, что там все проходило под эгидой горисполкома, собрание вел его председатель.

— Значит, так будет и у нас, за все вопросы отвечает город.

Празднование 50-летия освобождения Украины прошло на высоком уровне. Мы принимали много представительских делегаций из других государств во главе с президентами или премьерами, в том числе из России, делегацию которой возглавлял Премьер-министр Виктор Степанович Черномырдин.

В одну из пауз между различными мероприятиями праздника наш премьер Виталий Андреевич Масол предложил мне:

— Давай поедем с Виктором Степановичем по городу. Он хочет посмотреть некоторые объекты. Кстати, повезем его на Спивоче поле...

Идея такого использования чудного природного ландшафта для отдыха киевлян возникла у меня гораздо раньше, еще тогда, когда я работал на Печерске. Очень мечтал, чтобы по примеру создания певческих полей в других странах, в частности в странах Прибалтики, Спивоче поле появилось и у нас в Киеве. Вначале мы создали его по временной схеме. В самом деле, все было пока временным: и сцена, и места для зрителей. Мы увидели на первых концертах, что идея воспринята, что людям понравилось... Я уже работал представителем Президента в столице. А впервые это уникальное место было использовано для массовых мероприятий в 1993 году, во время празднования Дня независимости. На концерте присутствовали Президент Украины Леонид Макарович Кравчук, представитель Президента в Киевской области Иван Маркович Капштык, председатель Киевсовета Василий Павлович Нестеренко и я. Они одобрили идею создания Спивочого поля. Вскоре после этого я собрал руководителей районов, мы посоветовались, они поддержали меня, и вот 16 сентября 1993 года я подписал распоряжение о проведении проектно-изыскательских работ и реконструкции Печерского ландшафтного парка. Строители быстро начали все и быстро закончили. Спивоче поле открыли в августе 1994 года, ко Дню независимости. А в 1995 году, на День молодежи, там впервые собралось более 500 тысяч юных киевлян. Был прекрасный концерт. Потом я вышел на сцену и поздравил всех с праздником. Это непередаваемое чувство — общение с более чем полумиллионной молодежной аудиторией. Все скандировали: «Ки-ев! Ки-ев!» Я заметил: люди из администрации Президента были в каком-то шоке. Они воочию убедились: праздник не только удался, он стал новой приметой в общении власти с киевлянами.

Владимир Яцуба, один из ключевых чиновников в команде Президента, сказал:

— Да, вам удалось то, что я никак не мог реализовать в Днепропетровске. Вы сумели поднять молодежь.

...И вот мы едем на Спивоче поле с Виктором Степановичем Черномырдиным и Виталием Андреевичем Масолом. Там полным ходом шла подготовка к большому театрализованному представлению, которое должно было состояться вечером. Мы знали, что Виктор Степанович вечером должен был улетать в Москву, и, естественно, он не мог уже посмотреть концерт. А тут вдруг — репетиция, по существу, тот же концерт... Наш гость планировал на Спивочем поле побыть буквально 5-10 минут. Походил, посмотрел на все... И поменял план — вместо считанных минут провел в этом чудном месте больше часа. Захотел посидеть и послушать украинские песни. Кажется, выступал хор Главкиевгорстроя. Охрана российского премьера была несколько взволнована, потому что существенно менялся график, и вокруг этого возникла маленькая суета. Но Виктор Степанович успокоил всех и продолжал слушать хор.

Я спросил у него:

— Виктор Степанович, как Вы думаете, за какой период построено это поле?

Он еще раз внимательно осмотрел все и сказал:

— Ну, наверное, где-то около года строили... А может быть, год-полтора.

— Не угадали, Виктор Степанович. Строительство шло четыре месяца.

Он был приятно удивлен.

— У нас в Москве Певческого поля пока нет, — отметил наш гость. — Вот приеду и обязательно посоветую Лужкову сделать такое же. Вы сделали что-то невероятное. Такой уникальный объект.

Уже потом, когда я приехал в Мариинский дворец на праздничный прием, помощники Президента рассказали, что во время встречи с Леонидом Даниловичем Премьер-министр России минут 10 восторженно рассказывал нашему Президенту о Спивочем поле. И очень сожалел, что не может быть на концерте. Ну, а потом, вечером, на Спивоче поле поехал Президент. Помчались туда Пустовойтенко и многие другие высокопоставленные лица. Кажется, это был первый и последний раз, когда за время моей работы на посту руководителя столицы Президент участвовал в городском мероприятии...

А Спивоче поле было и остается прекрасной жемчужиной столицы. Я рад и даже счастлив, что оно есть, что оно служит людям, что здесь одновременно могут посмотреть концерт или другое культурно-театрализованное действо 500 тысяч человек. Какой, скажите, зал примет сразу столько людей?.. Многие наши гости признают, что такой замечательной площадки нет в Европе. И этим можно по-человечески только гордиться.

Спивоче поле было создано, по существу, при обоюдном желании власти и киевлян. Именно в то время мы начали проводить массовые праздники и в других местах города. Впервые в 1993 году на площади Независимости состоялся большой театрализованный праздник, который уже стал традиционным. Массовые культурно-развлекательные мероприятия «получили прописку» и на других площадях, во Дворце «Украина», где мы провели первый студенческий бал... Иными словами, заметно оживилась культурная жизнь города. Мы старались приблизить праздники к месту жительства людей, дать возможность отдохнуть и послушать любимых исполнителей всем желающим, послушать бесплатно, ведь денег на билеты у многих просто нет.

Там, на Печерске, естественно, понимали: мы сумели найти с киевлянами, в том числе с молодежью, язык доверия и взаимопонимания, нам удалось общение с многотысячной аудиторией. И это весьма озаботило людей на Банковой. С одной стороны, они чувствовали, что такие мероприятия повышают авторитет столичной власти, что киевляне хорошо воспринимают инициативу мэрии. И это не всем нравилось на Печерских властных холмах. С другой стороны, руководство Украины было заинтересовано в том, чтобы перехватить у нас инициативу, чтобы наш киевский опыт перенести на всю страну и, таким образом, особо подчеркнуть: Президент и его команда возрождают культурные традиции, заботятся о содержательной духовной жизни народа Украины.

В администрации Президента были настроены даже на то, чтобы переманить к себе наших людей, понятно, с ощутимым повышением... Л. Д. Кучма даже дважды пытался назначить одного из моих заместителей Галину Михайловну Артюх, которая вела вопросы культуры и народного образования, министром культуры. Но как ни странно, хотя Леонид Данилович и предлагал сам такой вариант, но реализовать его, увы, не смог... Дело тормозило... окружение Президента.

Первая попытка перевести Галину Артюх на должность министра культуры была в августе 1994 года, в День независимости. Все увидели тогда, на каком солидном уровне прошли подготовка и празднование, какая атмосфера царила в столице, как заметно оживилась культурная жизнь Киева. На приеме, после того, как Президент отчитал Табачника за его попытку поссорить Президента с киевским руководством, подать в телеэфире необъективную информацию по итогам поездки Леонида Даниловича по микрорайонам города (об этом я подробно рассказывал в одной из глав своих записок), Леонид Данилович как-то, между прочим, сказал мне:

— Слушай, а как ты будешь относиться, если мы Галину Михайловну назначим министром культуры?

Я ответил Президенту:

— Как буду относиться? Безусловно, это для нас, для города будет ощутимая потеря. А для дела, для Украины это будет лучше. У нее и опыт есть, умение работать, инициатива. Ну, и столица ее всегда поддержит, ведь эпицентр культурной жизни все-таки здесь, в столице.

— Хорошо. Договорились. Я дам поручение.

Может, так бы оно и случилось, да притормозил все Табачник. У него был иной замысел: поставить министром культуры своего товарища Яковыну. Он сумел долго подержать приятеля в роли исполняющего обязанности министра культуры, а вот провести его в министры так и не удалось. А Президенту... не удалось провести в министры Галину Артюх. Вот такие повороты судеб...

Летом 1995 года позвонил мне Президент и сообщил:

— Я опять возвращаюсь к той же теме. Как ты относишься к тому, если мы Галину Артюх сделаем министром культуры?

— Я вам уже говорил, Леонид Данилович. Мое мнение — прежнее. Она будет на месте, хотя замену ей в городе найти нелегко. Тогда, в первый раз, после нашего разговора, я ей ничего не говорил. Дабы не расстраивать. Если вы хотите, я с ней переговорю...

Президент согласился.

— Давай, — сказал он, — позвони Марчуку, переговори с ним. Я дам поручение, чтобы готовили документы.

Вскоре я пригласил к себе Галину Михайловну и рассказал ей о том, что Президент хотел бы видеть ее на ответственном посту министра культуры.

Она... расстроилась. Даже расплакалась.

— Я не хочу туда идти. Хочу работать в городе, здесь. Мне не нужно кресло министра.

Но я был вынужден сказать ей, что не нужно поддаваться эмоциям, а следует все взвесить и решиться на такой шаг. Ведь многие понимали: министерство действительно надо укреплять, оно полуразвалено. Там нужны люди, которые что-то смыслят в культуре. Мы, заявил я, поддержим, тем более для столицы очень важно, чтобы сферу культуры Украины возглавил человек, имеющий огромный опыт работы в Киеве, а не какой-нибудь «варяг», который будет заниматься личным обустройством, несколько лет вникать в государственные проблемы культуры...

Мне показалось, что я убедил Галину Михайловну. Но затем возник тот же Табачник, который продолжал закулисные игры. Скажу больше. Он как-то после того, как мы с Галиной Михайловной поздравляли Валерия Шмарова с днем рождения, пригласил ее немедленно поехать на Банковую, в администрацию Президента. Там состоялся разговор, в ходе которого Табачник сказал:

— Нам нравится то, что вы в Киеве делаете. У вас — отличные массовые мероприятия. Мы хотели бы сделать все это в масштабах государства.

Он расточал комплименты, восторгался, ходил и ходил кругами... А в результате — ноль... Он приложил максимум усилий, все свое искусство интригана, мастера закулисных манипуляций, лишь бы Галину Михайловну не назначили министром культуры. Увы... Табачник сделал свое дело... Хотя он всегда рассыпался в любезностях передо мной и Галиной Михайловной.

...На Банковой в канун того или иного крупного праздника всегда тщательно отслеживалось все, что было связано с возглавляемой мной администрацией Киева. Их раздражали наша активность, наше влияние, наши поиски активного общения с киевлянами. Интересные события развернулись в канун 9 мая 1995 года, перед празднованием 50-летия Великой Победы. Все было готово к торжествам. Как-то поздно вечером я уехал на дачу. И вот раздался телефонный звонок:

— Вас ищут из приемной Президента. Срочно перезвоните!

Я еще раньше имел информацию: возникла какая-то нездоровая возня вокруг формирования президиума и порядка ведения собрания. Боялись очередного «возвышения», на их взгляд, Косаковского... Мне было известно: все идет от Табачника и Кураса, которые и ранее делали попытку «отодвинуть» киевское руководство от праздничных событий.

И вот было сказано: со мной хочет переговорить Президент, нужно связаться с ним. Я перезвонил:

— Это Косаковский.

— Да... Я тебя ищу. Ты же знаешь, что после праздников сразу приезжает Клинтон. Как там у нас дороги? В каком состоянии?

— Все нормально. Проблем не будет...

...Красноречивая пауза. Чувствую, не в том была причина разговора. Город готов и к празднику, и к приезду Билла Клинтона. Предвидя возможное развитие событий, я сказал Президенту:

— Леонид Данилович, я не понимаю, что там происходит. Ваши подчиненные, кажется, немножко перегибают палку. Идет непонятная возня вокруг празднования 50-летия Победы. Я человек не гордый, но мэр Киева никогда не сидел во втором ряду. Даже во времена Политбюро председатель горисполкома сидел в первом ряду, всегда открывал и вел торжественное собрание.

— А кто же там сделал так? — удивился Президент.

Я назвал фамилии.

— Да. Они там все перепутали. Я сейчас скажу, и они все поправят.

— А по ведению собрания — это уже Ваша инициатива?

— Да как же? Есть оргкомитет, его председатель, он же и должен вести.

Но тут я промолчал. Не стал ничего говорить о роли Кураса в данном вопросе. Тем более, ранее на совещании у Президента было определено, что собрание ведет мэр, но, видимо, уже изменилась политическая погода.

Я просто сказал Президенту:

— Это ваше дело.

И вот тогда впервые произошло то, что председателя Киевсовета отодвинули от ведения собрания... Отдали это Курасу. То была одна из «первых ласточек» в веренице следующих событий, еще одно свидетельство неприглядной роли Кураса и Табачника во всей этой закулисной возне. Уже потом Курас в беседах с моими замами рассказывал, что не имел к этому никакого отношения, что ко мне он, дескать, хорошо относится. Он делал удивленный вид: мол, я не знаю, зачем ОНИ это делают, это же неправильно. Но тем не менее, он открывал и вел собрание, и никому по данному поводу не возражал. Перед началом собрания ко мне в комнате, где собирался президиум, подошел Е. Марчук, пожал руку и сказал: «Держись!»

А в зале неоднозначно было все воспринято. Среди депутатов Киевсовета, в том числе и моих оппонентов, возникло большое недовольство. Потом, на приеме, они подходили ко мне и говорили: «Мы можем по-разному относиться к Вам, но в данном случае — это пощечина городу». Кстати, вскоре некоторые депутаты из оппозиции даже подготовили было проект специального решения Киевсовета, хотели внести его на рассмотрение сессии и определить порядок проведения протокольных мероприятий в городе. Они хотели зафиксировать, что при проведении таких мероприятий председатель Киевсовета должен соответствующим образом представлять киевлян. Но я попросил снять данный вопрос с рассмотрения, дабы не вызывать лишних обострений, которых и так уже было предостаточно...

25. «УТКА», КОТОРАЯ ЛЕТЕЛА

НА БАНКОВУЮ И ВПОРХНУЛА

В ПРЕЗИДЕНТСКУЮ ФОРТОЧКУ...

Весь этот «крестовый поход» на столичную власть, по существу, начался еще тогда, в 1994 году, сразу же после выборов. Как известно, руховцы проиграли сражение в борьбе за ключевую позицию — председателя Киевсовета. Но они сумели взять большинство депутатских мест в самом Совете, и это во многом определило дальнейшее развитие событий. Началось раскачивание лодки, в которой, образно говоря, все мы плыли. Сессионные заседания превратились в беспрерывный митинг, где лидеры фракции «Столица» упражнялись в словесах, пытаясь протолкнуть выгодные для них решения, а также овладеть важными постами в структурах исполнительской власти.

Шло постоянное противостояние, и приходилось прилагать немало усилий, чтобы Киевсовет нормально работал как орган столичной власти. Но именно это и не устраивало руховцев и тех, кто с ними блокировался. Они любыми путями пытались развалить работу, дискредитировать перед киевлянами меня как председателя городского Совета, взять реванш за поражение на выборах. Но им на первых порах еще многое не удавалось. И в их вышестоящем мозговом центре возникла заманчивая идея: подбросить в прессу материал, где выставить Косаковского в роли будущего кандидата в Президенты Украины и, таким образом, сделать Л. Д. Кучму и его окружение своими союзниками в «крестовом походе» на Косаковского. И они начали осуществлять свой замысел.

10 июня 1995 года в «Киевских ведомостях» появляется явно заказная статья президента фонда «Українська перспектива» Сергея Одарича — «Дорога к президентству или феномен Леонида Косаковского». На ней можно было бы сейчас и не акцентировать внимание, но дело в том, что запущенная моими оппонентами «утка» была радушно встречена на Банковой, куда она, собственно говоря, и летела. Услужливая президентская компания немедленно положила на стол Л. Д. Кучмы этот подстрекательский опус, подчеркнув фломастерами наиболее «нужные» для Леонида Даниловича абзацы.

О чем же писал молодой политолог в статье «Дорога к президентству...»? В какой-то мере на данный вопрос отвечает само заглавие публикации. Одарич, видите ли, приписывал мне, что уже тогда, в 1995 году, я только тем и занимался, что расчищал себе дорогу в... Президенты. Для пущей важности он вначале привел мои биографические данные из справочника «Кто есть кто в украинской политике». А далее он начал мне приписывать то, что, по замыслу инициаторов этой информационной выходки против меня, должно было сильно задеть самолюбие хозяина на Банковой. Правда, сама газета несколько дистанцировалась от столь далеко идущих рассуждений и выводов автора, поставив над статьей для страховки смягчающую рубрику «Точка зрения».

Так вот, начал Одарич свои рассуждения с того, что, мол, украинские политологи и политики все чаще обсуждают перспективы будущих президентских выборов. И что, дескать, речь идет о кандидатурах возможных претендентов...

У многих трезво мыслящих людей при чтении этого интригующего начала должен бы сразу же возникнуть вопрос: постойте, господа, о чем это вы, еще и года нет, как избран новый Президент, а вам — что, заниматься больше нечем?

Увы... «Утка» полетела. Да еще какая! «До недавнего времени, — информирует читателя молодой политолог, — среди последних (т. е., возможных претендентов. — Л. К.) называли лишь троих политиков: Президент, Председатель Верховной Рады и и. о. премьер-министра. Но недавно появился четвертый претендент — мэр Киева Леонид Косаковский. Возможно, сегодня Леонид Григорьевич украинским избирателям известен мало, и его кандидатуру не принимают серьезно, но внимательному наблюдателю понятно, что фигура мэра столицы достаточно могущественна и неординарна. Леониду Косаковскому свойственны черты, которые большинство украинских политиков не имеют. Именно благодаря этим чертам ему удалось в сложной борьбе завладеть креслом мэра трехмиллионного города».

Вы улавливаете, уважаемый читатель, подноготную этой комплементарной риторики? Спрашивается: зачем автор так расшаркивается передо мной, расточая в мой адрес хвалебные панегирики? Да ларчик открывается просто: мол, смотри в оба, недавно избранный Президент, в столице набирает политический вес чуть ли не главный твой конкурент на будущих выборах, «фигура мэра столицы достаточно могущественна и неординарна».

Но главное — в следующих «аргументах» Одарича, которые для непосвященного в истинную суть событий вроде бы основываются на конкретных фактах. Какие же черты приписывал мне автор заказной руховской публикации? Во-первых, видите ли, «Леонид Косаковский — единственный в Украине политик, имеющий собственную телепередачу и две газеты. Ни Президент, ни другие должностные лица, обремененные государственными делами, не всегда находят время, чтобы обратиться к народу. А мэр столицы еженедельно в лучшее субботнее время на самом популярном киевском канале ТЕТ рассказывает о сложных проблемах, которые ему удалось решить».

Круто взял политолог, очень круто... Вот вам и контрасты: бедные государственные мужи в лице Президента денно и нощно пекутся о народе, да так, что некогда и пообщаться с этим самим народом, а Косаковский находит время и общается... Да что это такое, как он смеет?..

Демократ Одарич превзошел сам себя: зачем, таким образом, гласность для народа? Пусть работает себе народ и не знает, какие там в столице есть проблемы и как решаются они...

Но главное — в другом. Уже сейчас вся Украина, кажется, убедилась: есть у наших руководителей время для выхода в эфир, и чем ближе к выборам, тем чаще возникают они на телеэкранах. Я уже не говорю о том, что государственное телевидение давно стало собственной вотчиной наших мож-новладцев и пропрезидентских партий. Для этого им отводится время без ограничений. Тогда же, в 1995 году, как считает г-н С. Одарич, власть имущие не имели даже свободного времени для общения. Это — безосновательные рассуждения. Было бы что людям говорить...

Во всем мире, как известно, каждого политика знают в динамике жизни, его знают по манере общаться, даже по мимике... От населения никаких секретов нет. Почему там очень ценятся выступления в прямом эфире, живые, непосредственные контакты с людьми? Да потому, что такие контакты сближают политиков и народ, они служат общим целям нации, государства. Они устанавливают обратную связь.

У нас же этого нет. На меня буквально ополчились на Банковой, как только началась постоянная серия телепередач «Тет-а-тет с мэром», прямые эфиры по радио и т. д. А ведь, по сути, это был первый пример стремления власти к открытому диалогу с людьми. Для меня это было не данью моде, а внутренней потребностью. Затем моему примеру последовали и некоторые другие мэры.

Я всегда говорил: если кто-то завидует или возражает, то кто вам мешает это делать самим? Кто же — против? Есть эфир — говорите. Но, оказывается, это — непросто. Потому что если такое общение происходит в прямом эфире, да еще постоянно, то люди тогда начинают подмечать отдельные нюансы, часта весьма нежелательные для той или иной особы. Их ведь не обманешь. Они обращают внимание буквально на все — и как ты одет, как улыбнулся, что и как сказал, умеешь ли излагать свои мысли, как держишься. Они делают свой вывод: можно тебе верить или нет? В эфире этого не скроешь.

Таково преимущественное достоинство прямых эфиров или прямого контакта. У нас нет такой культуры, практически почти нет прямых эфиров по радио и телевидению. Наши руководители боятся такого контакта, общения с людьми. Помните, еще Петр І говорил, что в таком случае видно?.. Вот и так называемые «встречи с прессой» отдельных руководителей — наперед отрежиссированные мероприятия. Туда допускают только избранных представителей масс-медиа, с заранее заготовленными вопросами. А у тех, кто общается с прессой, — заранее заготовленные ответы. И зрителям такое неинтересно смотреть. К сожалению, у нас наблюдаются попытки — создавать политикам внешний облик, не отвечающий их внутреннему миру, образно говоря, «подать товар в упаковке»... Это тоже актуальная проблема нашей политической культуры.

Я не люблю выступать по бумагам и заготовкам. Говорю от себя, живым слогом, то, что я знаю и чувствую. Живое слово всегда значительно лучше воспринимается, чем самая удачная заготовка, над которой корпело окружение... Мне кое-кто на Банковой не мог простить такого непосредственного общения с киевлянами. Срабатывали зависть, обида. Еще бы: видишь ли, вздумал выделяться среди других... В характеристике, которую подготовил аппарат Президента к его собеседованию со мной перед назначением меня после подписания Конституционного соглашения главой городской госадминистрации, это выдавалось чуть ли не главным моим недостатком.

И вот господин Одарич воспользовался атмосферой, которая уже начала подогреваться вокруг меня. Своей публикацией он только подлил масла в огонь. Он чуть ли не вопил, взывая к Банковой: да делайте вы уже что-то с этим Косаковским, он уже рвется в Президенты, занимается своим имиджем, под него уже пишутся законы, в том числе и закон о столице и т. д.

«Потенциал у Косаковского, — предостерегает Президента автор, — достаточно высокий. А если учитывать, что в течение нескольких лет накануне выборов позиции трех главных претендентов будут очень ослаблены (Кучмы и Мороза — вследствие постоянного конфликта между ними, Марчука — как результат ухудшения жизни в государстве, ведь во всем всегда виновен премьер), и тогда Косаковский — наиболее серьезный претендент».

Вот главный вывод, который был подброшен автором самому Президенту и вызвал у него, как оказалось впоследствии, серьезные раздумья и стал одной из причин смещения председателя столичной администрации. Как вероятного, на их взгляд, политического конкурента.

Хочу обратить внимание на последний штришок, последний абзац того опуса: «И, наверное, не случайно средства массовой информации все чаще сравнивают Леонида Григорьевича с Жаком Шираком». Вот куда загнул автор... Естественно, свита преподнесла данную статью своему патрону с такими комментариями, после которых уже не вызывало сомнения: где же нужно поставить запятую в том известном выражении «Казнить нельзя помиловать».

Итак, подстрекательская статья Одарича была опубликована 10 июня 1995 года. А 18 июля того же года «Правда Украины» дала решительный отпор Одаричу в своей публикации «Крестовый поход» на мэрию Киева». Примечательна заключительная часть статьи, где с иронией и сарказмом были высмеяны потуги Одарича представить меня четвертым претендентом на президентское кресло...

Процитируем кое-какие фрагменты из публикации в «Правде Украины»: «И на прощание — чего не хватает статье начинающего политолога «Дорога к президентству».

Первое. Автор почему-то в своих раздумьях упустил прекрасный вариант в поддержку заголовка статьи. Как известно, Бог любит Троицу. Первым был Л. К. — то есть Леонид Кравчук. Вторым стал тоже Л. К. — Леонид Кучма. Может, уже грядет время третьего Л. К. — то есть Леонида Косаковского, или Леонида Третьего? Какой удивительный шанс теряет автор «Дороги к президентству»!

Второе. Что-то Билл Клинтон подчеркнуто долго пожимал, прощаясь, руку Л. К. Третьего. Что бы это значило? Это второй момент, который «зеванул» политолог.

Третье. Леонид Косаковский — сопредседатель не Всеукраинской ассоциации местных Советов, как пишет С. О., а Украинской ассоциации региональных и местных властей. Вы слышите — уже целые регионы у него в руках...

...Есть еще и Лига исторических городов, а Киев, к тому же, — член Всемирной Лиги исторических городов. Почему бы не возглавить и Всемирную Лигу? Увы, до этого автор опуса в своих умозаключениях просто не дошел.

Четвертое. Это он, Косаковский, водрузил в День Киева над стольным градом исторический флаг города с изображением архангела Михаила. С таким покровителем почему бы не пойти и в Президенты?

Пятое. Косаковского, как отмечает Одарич, заметила уже «Нью-Йорк таймс», дав о нем большую «хвалебную статью». Так это, выходит, уже третья личная газета киевского мэра... Чему же тут удивляться?.. Это, наверняка, уже действительно прямой путь к президентству!»

Для умных людей эти иронические строчки должны были стать поводом для того, чтобы покончить с интригами и подковерной возней. Но в администрации Президента, похоже, иронию восприняли как реалии. Атмосфера продолжала накаляться.

Характерно, что 15 мая 1996 года, то есть за несколько дней до переворота на Крещатике, 36 тот же Сергей Одарич в «Киевских ведомостях», рассказывая о выпущенном фондом «Українська перспектива» сборнике под названием «Аферы киевской власти или как Леонид Косаковский украинской столицей руководил», вновь возвел напраслину на меня. Он утверждал, что, мол, Косаковский не выполняет решения высшего руководства страны, что моя деятельность «вообще дискредитирует идею «президентской вертикали», что надо «защитить репутацию Президента» и т.д. Он также заявил, что изданный сборник получили или получат депутаты Верховной Рады, Киевского городского и районных Советов, Президент и руководители его администрации, члены Кабмина, главы областных и городских администраций, руководители крупных предприятий и коммерческих структур Киева, руководители дипломатических представительств...

Это был подготовленный пропагандистский залп, первый залп в артподготовке по незаконному смещению избранного киевлянами председателя городского Совета, это был своеобразный пролог к перевороту на Крещатике, 36. Данные призывы, надо сказать, достигли цели. В последующем эта тема не один раз вытаскивалась на свет моими оппонентами... Многие мои шаги, действия, выступления подавались и трактовались только в одном ключе: рвется в Президенты. Я же не один раз говорил: у меня еще очень много работы в Киеве, пока мне киевляне доверяют, буду работать здесь, стремиться оправдать их доверие. Но придирчивый взгляд с Банковой своеобразно оценивал каждый мой шаг.

Масла в огонь в начале 1996 года подлили два обстоятельства. Первое — публикация в ряде газет рейтинга влиятельных политиков, где я вошел в первую десятку (никто другой из моих коллег — мэров и руководителей областей не вошел даже в двадцатку, в том числе и «лучший» по итогам 1996 года мэр Эдуард Гурвиц). Это страшно всех «взбодрило». Второе — как прямую команду к «огню на поражение» восприняла президентская рать заключительный абзац в «афере» 22-й от «Української перспективи», опубликованной незадолго до известных событий: «3 аналізу викладених фактів можна зробити припущення: Л. Косаківський практично завершив підготовку для відступу на запасні аеродроми i подальшого виконання стратегічного завдання — завоювання президентського палацу. Від резиденції Ліги історичних мicт до здійснення цієї мpiї Л. Косаківському залишилось подолати біля 400 метрів по Крутому узвозу».

После этого стало понятно, что вопрос моего отстранения — дело скорого времени. И действительно, ждать пришлось недолго...

26. СТОЛИЦА УКРАИНЫ —

УКРАИНСКИМ МОРЯКАМ

ИЛИ ОБ ИСТОКАХ ОДНОГО ШЕФСТВА...

Как-то, еще в свою бытность премьером, Евгений Кириллович Марчук, позвонив по телефону, предложил мне:

— Вот видите, Москва занимается Севастополем. Посмотрите и вы тоже, что можно сделать для наших моряков. Украина должна иметь свой настоящий флот, и было бы хорошо, чтобы пример в этом показала столица.

Впервые мы приехали в Севастополь в июне 1995 года. Поездка оказалась весьма сложной. Дело в том, что она была болезненно воспринята городской администрацией Севастополя. Мне кажется, что тогдашний ее глава Виктор Семенов никак не мог определиться, на каком он стуле сидит, какому богу надо больше всего кланяться. Человек не без амбиций, он проявлял большую ревность ко всему, что происходило вокруг без его участия.

Тогда он опоздал на встречу с нами в городской администрации где-то на полчаса. Наша делегация была большой, представительной. Мы сразу же отправились на Сапун-гору, возложили цветы к памятнику. Для меня Севастополь и Сапун-гора особо дороги: там воевал мой отец. И я, прежде всего, нашел на обелиске название той части, с которой отец шел фронтовыми дорогами. Каждый раз, приезжая в Севастополь, всегда иду, в первую очередь, на это священное место и возлагаю цветы.

Чем запомнился первый приезд в город морской славы? Мы объехали на корабле бухту, побывали в открытом море, провели переговоры с командованием Военно-Морских Сил Украины, завязали первые контакты. Ту встречу я бы назвал «пристрелочной», разведывательной. Мы тогда ничего не обещали, а просто изучали и оценивали ситуацию. С нами прибыла сильная творческая группа, которая выступала с концертами непосредственно на кораблях. Мы договорились с командованием: продумаем все, что можно сделать, и во время следующего визита представим программу помощи морякам. Но мне показалось: гостеприимные хозяева в глубине души сомневались, они, видимо, считали, что все закончится как обычно: приехали, посмотрели, пообещали — и до свидания!

Однако последующие события рассеяли все их сомнения. В Киеве, взвесив все возможности и обстоятельства, мы решили: построить в Севастополе для моряков ВМС Украины 50 квартир, оказать солидную помощь и по ряду других направлений.

Второй наш визит в Севастополь совпал с празднованием дня Военно-Морского Флота. Мы заложили дом. Прибывшие с нами украинские артисты выступили с концертом в институте Военно-Морских Сил. Зал был битком набит. Принимали очень хорошо. Деловая часть встречи была довольно насыщенной. Мы подписали договор, в котором все районы столицы обязались шефствовать над конкретными кораблями и частями ВМС Украины. Была составлена широкая программа действий по оказанию киевлянами помощи украинскому флоту.

На следующий день Севастополь отмечал праздник Военно-Морского Флота. Накануне возникли некоторые проблемы. Командованию было неясно, стоит ли представителям ВМС Украины принимать участие в торжествах. Как быть нам?

Командующий ВМС Украины вице-адмирал В. Г. Безкаравайный прилетел из Киева, где принимал участие в переговорах с российской делегацией, в Севастополь позже нас — уже вечером. Он сообщил, что по линии Минобороны поступила команда: принимать участие в торжествах, налаживать контакты. Нашей делегации было рекомендовано то же.

Утром встретились возле здания горадминистрации. Представители Киева, В. Г. Безкаравайный и с ним еще несколько офицеров. Нас провели через площадь, которая была в оцеплении. Семенов куда-то исчез, кто-то сказал, что ушел к руководству Черноморского флота. Мы шли через кордоны на трибуну. Людей было очень много. Меня с женой пропустили на центральную трибуну. Остальная часть делегации пошла на другую трибуну. После военно-морского парада мне стало известно, что хозяева-организаторы не предложили представителям киевской делегации места на трибуне, и советовали не стоять около трибуны и не мешать смотреть парад.

Мы с женой оказались то ли в 5-м, то ли в 6-м ряду. Рядом был заместитель министра обороны — Собков. А вот Безкаравайного, который отстал от нас на подступах к трибуне, я что-то не обнаружил...

Я спросил у Собкова:

— А где Безкаравайный, почему его нет на трибуне?

— Сейчас узнаю, разберусь. И Вам скажу...

Смотрю, в первом ряду сидят жена командующего Черноморским флотом, российская делегация во главе с вице-премьер-министром, руководители Крыма.

Вдруг среди многих лиц мелькнуло и знакомое лицо охранника... Президента. Сразу не сообразил, что к чему. Когда смотрю — идут жена Президента с внуком и жена премьер-министра, тоже с внуком. Им отвели места еще дальше — в 7-м или 8-м ряду. Я понял: тут что-то не так. Мы потеснились и пригласили сесть рядом с нами Людмилу Николаевну и внука. Попытались сгладить не лучшее впечатление от такой «гостеприимности» хозяев.

Мы были на трибуне около часа, посмотрели начало парада. Увидели и Семенова, который находился на катере, а потом вышел на берег и сел в первом ряду. Он совсем не обращал внимания ни на супругу Президента, ни на меня. Вскоре ко мне подошел Собков и сообщил:

— Там — неприятная ситуация. Безкаравайного не пустили на трибуну. Он обиделся, уехал... Что будем делать?

— Будем уезжать. Поедем на наши корабли, к морякам.

Я сказал Людмиле Николаевне:

— Мы уезжаем. Мне надо еще побывать у моряков на кораблях. А через

2 часа мы улетаем в Киев.

Она спрашивает:

— А что случилось? Я ей объяснил. Она еще спросила о Собкове:

— А кто это?

— Замминистра обороны.

— Ну, хорошо. Тогда и мы скоро уедем.

Мы попрощались и быстро вышли. Ускоренным шагом направились к мэрии. За нами бежал заместитель Семенова... Тут же собралась и вся наша делегация, в составе которой был ряд руководителей столичных районов. Я высказал заму Семенова все, о чем думал в те минуты...

— Кто хозяин в городе? Как вы могли допустить такое? — спросил я у него. — Надо же себя уважать. Это — настоящая пощечина Украине.

Тот молчал... Что он мог сказать?..

Мы разыскали по телефону Безкаравайного и предложили ему поехать вместе с нами. Он охотно согласился. А когда мы с ним встретились, всплыли некоторые подробности инцидента. Безкаравайного остановили представители ЧФ возле трибуны и сказали:

— У Вас места нет. Ваше посещение не согласовано. Мы Вас не пропустим.

Он понял, что это провокация, развернулся и уехал...

Мы побывали на некоторых кораблях, вручили подарки морякам, и на одном из катеров вышли в открытое море, а затем уехали в аэропорт Бельбек. Когда мы подъезжали к аэропорту, я увидел: стоит Виктор Семенов, а с ним — двое депутатов Верховной Рады Украины.

Семенов меня начал сразу же упрашивать:

— Леонид Григорьевич, не обижайтесь... Как-то вышло... Я хотел по-другому. Надо все уладить...

Он говорил одно, а в это время в аэропорту делали все по-другому, вновь пытаясь унизить нас, киевлян. Самолет наш отогнали бог знает куда... А ведь у наших артистов была целая гора аппаратуры, ее надо выгружать из автобуса и далеко нести... Кроме того, сообщили: «Надо освободить стоянку, потому что вскоре должна прилететь московская делегация».

Я возмутился и сказал генералу, который распоряжался в аэропорту: «Как Вам не стыдно? Надо, наконец, уважать самих себя».

Генерал начал ссылаться на то, что такова была команда замминистра обороны Собкова. Мы с ним связались и поправили ситуацию. Самолет подогнали, начали грузить аппаратуру и музыкальные инструменты. Семенов все приглашал нас в здание на фуршет. На несколько минут мы зашли в здание. Я только сказал, даже не пригубив бокал: Севастополь — это наш город, мы должны себя чувствовать здесь хозяевами. И мы больше никогда не позволим, чтобы так обращались с делегацией из Киева.

Мы улетели в Киев. Это было в воскресенье. А утром, как только я пришел на работу, из приемной Президента раздался звонок:

— С вами хочет переговорить Президент.

Слышу в трубке знакомый голос Л. Д. Кучмы:

— Расскажи, что там такое... Мне супруга звонила...

Говорил он доброжелательно, что было редкостью. Судя по всему, Людмила Николаевна достаточно полно проинформировала его о ситуации в Севастополе.

Я коротко рассказал о случившемся. Президент возмутился поведением Семенова, его готовностью служить и нашим, и вашим...

Пользуясь случаем, я попросил Леонида Даниловича:

— Вы поддержите, пожалуйста, Безкаравайного, он нуждается в добром слове.

— Хорошо. Не волнуйся, я сейчас ему позвоню. Расскажи об этом и Марчуку. Я дам поручение МИДу готовить документ в связи с инцидентом в Севастополе.

Минут через 10 — позвонил В. Г. Безкаравайный:

— Мне только что звонил Президент. Рассказывал, что с Вами был разговор. Он поддержал меня. Спасибо.

В этот же день было заседание Кабмина. В перерыве Е. К. Марчук попросил, чтобы я зашел к нему в комнату президиума.

— Ну, что там было? — поинтересовался Евгений Кириллович.

Я рассказал. Марчук подтвердил:

— Мы сейчас готовим ноту по поводу того, как себя вело командование Черноморским флотом и представители российской стороны по отношению к командованию Военно-Морских Сил Украины и украинской делегации.

И действительно, вскоре такая нота была направлена и опубликована в прессе. Так завершилась эта неприглядная история.

Осенью того же 1995 года мы еще раз посетили Севастополь. Пошло уже более тесное знакомство. Прибыли делегации районов Киева, которые были закреплены за кораблями. А в начале декабря мы выехали туда вручать ордера и ключи от построенных столицей квартир для семей наших военных моряков. Совершенно иной была уже атмосфера, иным — настроение людей. За те полгода — с июня по декабрь 1995 года ситуация коренным образом изменилась к лучшему. Нам говорили в Севастополе, что, как только вырос построенный нами жилой дом, на Черноморском флоте появились желающие перейти к нам. Мол, россияне много обещают, но ничего не строят... Кстати, после этого Лужков стал сразу же форсировать в Севастополе строительство и сдачу квартир. Мы их буквально подстегнули в этом плане.

Очень трогательной выглядела церемония вручения ордеров, которая проходила у самого дома. А потом нас григласили в квартиры, где нас тепло и сердечно встретили семьи военнослужащих... Многие плакали, потому что получали квартиры впервые в своей жизни.

А вечером в центре Севастополя, в клубе моряков, состоялось торжественное собрание в честь Дня Вооруженных Сил Украины и большой концерт. Это был крупный шаг вперед. На сцене были представлены лучшие творческие силы Украины. Прекрасный концерт подарили нашим морякам Виталий и Светлана Белоножко, Валентина Степовая, Таисия Повалий, Ольга Каминская, Феми Мустафаев, Богдан Бенюк.

Как говорится, лед тронулся... В апреле 1996 года был подписан еще один договор на строительство 20 квартир. Но я уже тогда заметил, что отношение Президента ко всему этому делу меняется. И не удивительно, что наши акции в Севастополе постоянно замалчивались в средствах массовой информации. Не было публикаций о том, что мы там делаем, какую ведем работу. И когда я доложил Президенту о том, что мы решили построить еще 20 квартир, он промолчал. Видно было по его реакции, что он ревностно воспринимает все это. Он понял: с такой политикой Киев начал подниматься на фоне других регионов. Ведь, когда проанализировали, что делает Киев и что — другие, то увидели, что 80 % всей помощи Военно-Морским Силам шло из Киева.

Потом, правда, уже после моего отстранения эти 20 квартир ввели, но не тогда, когда планировалось, то есть до 30 июля 1996 года, а только в январе 1997 года. Те квартиры потом с помпой подали как квартиры от городской администрации.

Тут, кстати, проявилась и своеобразная позиция многих ура-патриотов, которые воочию показали свое реальное отношение к построению нашего независимого государства. Мы еще тогда, в 1995 году, приглашали с собой в Севастополь и наших именитых депутатов, и многих известных национал-демократов. Никто с нами тогда не поехал... Кстати, многие в Севастополе спрашивали: где же ваши писатели, где ваши другие деятели культуры?.. Почему они здесь не ведут работу, чтобы разъяснять позицию Украины по тем или иным вопросам?

В одном из своих интервью народному телевидению Украины я предложил провести конкурс «Кто больше сделает для Севастополя?». Но ни одна политическая сила ни копейки не дала для того, чтобы поставить на ноги наш флот.

Что касается местных администраций, то Киев здесь был первопроходцем. Это сегодня уже все соревнуются, кто больше сделает для Севастополя и кто получит больше орденов и медалей за это.

Хотел бы, кстати, отметить еще одну важную деталь, о которой никто не знает. В тот период начали уже награждать многих руководителей областей и городов без повода и по поводу... Например, провел один из областных руководителей фестиваль, который посетил Президент, ему понравилось, он и орден пожаловал «За відзнаку». Где-то у кого-то юбилей — тоже орден. Киев, как обычно, обходили. Да мы и не претендовали на награды, для нас был важен, прежде всего, результат, а не чьи-то оценки...

Но вот что любопытно. В мае 1996 года руководство Военно-Морских Сил подало Президенту представление на награждение государственными наградами всех, кто действительно оказывал помощь морякам. В списке была и моя фамилия. Но представление возвратили, сказали, что нельзя подавать на одного Косаковского, дайте еще и другие фамилии. Дали и другие. А все закончилось тем, что Табачник, как мне рассказали, то ли наложил резолюцию на представлении, то ли сказал руководству Военно-Морских Сил: ваши, мол, оценки расходятся с оценками Президента, который имеет свое мнение о руководстве Киевской городской госадминистрации.

Говорят, что это стало не последней причиной снятия с должности командующего ВМС Украины Владимира Безкаравайного. Я считаю, что Владимир Герасимович — настоящий патриот и достойный человек. С ним тоже расправились, в том числе и за принципиальную позицию в разделе Черноморского флота.

27. ЧЕЛОВЕК — ЭТО СТИЛЬ.

КОЕ-ЧТО О СТИЛЕ И МАНЕРАХ

ВИДНЫХ ПОЛИТИКОВ ЗАПАДА И УКРАИНЫ

Мне довелось вблизи наблюдать видных политиков. И наших, и зарубежных. Как говорят в Одессе, это — две большие разницы. Наши руководители зачастую меняются буквально на глазах, как только попадают в элитную обойму. Их начинают прихорашивать, причесывать, пудрить, подавать публике в «упакованном виде». Даже по внешнему виду, по манере одеваться, да и по всем другим манерам поведения можно судить о том, какие внутренние изменения происходят в человеке. Причем, нередко не в лучшую сторону. Но костюм «от Кардена или Версаче» или галстук за 300 долларов — еще не свидетельство того, что человек уже может претендовать на уважение других только по этой причине.

Если посмотреть фотографии наших лидеров в динамике, до вхождения во власть и после, то перемены во внешнем облике просто разительны. У новоиспеченных лидеров — уже целый штат массажистов, парикмахеров, стилистов, которые делают свое дело, неузнаваемо преображая своего патрона. Да, конечно, благодаря их стараниям можно подать себя в привлекательном виде. Но если нет внутренней потребности — постоянно быть в форме, следить за собой, то это, наверное, характеризует и мировоззрение, и внутренний мир человека. И, кстати, это тоже проблема, потому что у многих наших руководителей сегодня нет реального представления о том, каким он должен выглядеть.

Меня всегда неприятно удивляет, что некоторые государственные мужи появляются на том или ином событии напомаженными, напудренными, как артисты или люди определенного толка... В этой связи некоторый интерес представляют и те внешние изменения, которые произошли с нашим Президентом. Я запомнил одну любопытную ситуацию, когда во времена Кучмы-премьера мы встречали каких-то зарубежных гостей в аэропорту Борисполь. Л. Д. Кучма подъехал на машине в сопровождении эскорта. Он вышел из машины, и я обратил внимание на то, что костюм у него, мягко говоря, словно жеванный, на плечах — перхоть. Волосы, судя по всему, несколько дней немытые. В принципе, это было такое нормальное, что ли, естественное состояние...

Когда же Леонид Данилович стал Президентом, те, кто трудился над его внешним видом, создавал имидж, вскоре могли быть весьма довольны своей работой: внешне их Президент уже не напоминал вчерашнего премьера, который не очень-то следил за своей внешностью... Так что во внешнем облике изменения были ощутимыми, и волос на голове добавилось, и прическу каждый день делали, заливая обильно лаком, пудрили обильно.

Мне выпало встречаться с видными политиками Запада — Биллом Клинтоном, Гельмутом Колем, Джоном Мейджором, некоторыми другими. Хочу более обстоятельно, в подробностях рассказать о таких встречах, ибо они дают определенное представление об этих руководителях, стиле и манере их поведения. Я сделал важный для себя вывод: чем выше рангом западный политик, тем он проще, человечнее, интереснее.

Например, Джон Мейджор, ныне уже экс-премьер Великобритании. Его визит в Киев пришелся на апрель 1996 года, именно на тот промежуток времени, когда Президент Л. Д. Кучма и его команда начали форсировать события по отстранению меня с поста главы столичной администрации. А тут — визит Мейджора... Еще в аэропорту, во время встречи, я сразу же заметил, что он, в отличие от нашего руководства, напудренного и подкрашенного, вообще не пользуется косметикой. На нем был неброский, но элегантный костюм. Я сопровождал его на прогулке по Крещатику. Мы прошли до Бессарабки. Мейджор — очень симпатичный и скромный человек, с тонким и острым умом. Манера держаться просто — естественна, нет барских замашек, апломба, присущих нашей элите. Он с интересом рассматривал здания на Крещатике, расспрашивал о городе. По достоинству оценил здание мэрии. Поинтересовался, давно ли я в политике. Мы дошли до Бессарабки, вошли в здание рынка. Я подвел его к торговым рядам. Завязался оживленный разговор с одной из женщин, которая торговала соленьями. Гостю предложили отведать что-нибудь по вкусу. Я сам взял «на пробу» огурец, и наш английский гость с удовольствием сделал то же самое. Женщина положила в кулек и капусту, и помидоры, и огурцы, и моченые яблоки. Вручила Мейджору и сказала при этом с улыбкой:

— Ешьте на здоровье!

Снимки, сделанные на рынке, обошли тогда многие информационные агентства.

Кстати, еще накануне визита Джона Мейджора, на том памятном совещании 5 апреля Президент не без злорадства говорил:

— Вот приедет Мейджор, что вы будете показывать? Нечего показывать!

Я ответил ему:

— Мы найдем, что показать. Я Вас уверяю: он скажет то, что говорили все другие главы государств. Киев — самый прекрасный город.

Так оно и случилось... Мне, в отличие от Президента, не пришлось краснеть за Киев. Мейджор, как и следовало ожидать, восторженно отзывался о нашем древнем городе, о простых людях, с которыми он встречался, знакомясь с Киевом.

Но что интересно — у него были претензии к... самому Президенту, хотя он и высказывал их в присущей ему мягкой манере. Это произошло на обеде в Мариинском дворце. Мейджор вел себя просто, свободно, не придавая особого значения протоколу. Он обмакнул кусочек хлеба в тарелку с супом, съел его, потом еще попробовал салат, видимо, не очень доверяя нашей кухне, и, между прочим, спросил у Президента Л. Д. Кучмы, когда решится вопрос с помещением для посольства Великобритании.

Что и говорить, Президент попал в пикантную ситуацию. Ведь были, по существу, задеты его личные интересы. Потому что нежилой дом по улице Десятинной, 12 соседствовал со строящимся шикарным домом, целый этаж в котором должна была занять семья Президента. А соседнее здание закрывало вид на... Десятинную церковь, в сторону которой, как известно, в торцевой стене президентского этажа было прорублено «окно осмотра»...

Президенту по поводу дома № 12 по улице Десятинной нечего было ответить высокому гостю. Кучма только взглянул на меня, но так ничего и не сказал... А ведь дом № 12, как известно, уже несколько лет арендовало британское посольство, которое намеревалось провести реконструкцию и переоборудовать его под резиденцию английского посла. Но уже тогда, на приеме в Мариинском дворце, я понял, что никто не даст англичанам разрешение на реконструкцию здания. Это не входит в планы Президента.

Уже после моего смещения с должности главы горадминистрации, когда вместо меня Л. Д. Кучма назначил А. Омельченко, тот 3 сентября 1996 года издал распоряжение о снесении нежилого дома № 12 по улице Десятинной. Генеральную дирекцию по обслуживанию иностранных представительств обязали разорвать с 1 сентября 1996 года действие договора аренды дома № 12 по ул. Десятинной, заключенного с посольством Великобритании 28 сентября 1992 года... Обратите внимание: распоряжение Омельченко датировано 3 сентября, а договор нужно разрывать с... 1 сентября... Даже в этом не было элементарной служебной культуры.. Так спешили эти временщики стереть с лица земли скромное здание на Десятинной. И они ночью его снесли.

...Как мэру Киева мне приходилось вести много международных контактов, и я имел возможность общаться с руководителями других западных стран.

Мне запомнился и Гельмут Коль. Это очень колоритная личность. Мы ехали возлагать цветы к памятнику жертвам Бабьего Яра. В машине были Коль, посол Германии в Украине фон Басоветц и я. Тогда я еще раз убедился: чем выше ранг политика, в частности, западного, тем проще с ним вести разговор. Намного проще, чем с некоторыми нашими аппаратчиками из Кабинета Министров, или из администрации Президента. Потому что и уровень интеллектуальный выше, и человек намного глубже. Обычно, когда ты кого-либо сопровождаешь, разговор идет о городе... Но Коль оказался интересным собеседником, потому что он это все слушал и в то же время и сам многое рассказывал, например, о... Майкле Горбачеве. Я ему поведал о некоторых наших проблемах. А он тогда махнул рукой, улыбнулся и сказал:

— Я знаю... Мне все бургомистры тоже говорят, что у них нет денег.

Короче говоря, Коль вел себя очень непринужденно. Потом, когда мы приехали в Бабий Яр, он также старался отходить от рамок протокола. Когда возлагали цветы, у памятника было много людей. Коль после завершения церемонии перешел на другую сторону, к ним. У него в руке оставался один цветок...

Он и спросил у меня:

— У тебя есть жена?

— Есть...

— Возьми, вручишь ей от меня..

А я ему в машине подарил одну миниатюрную статуэтку, сделанную нашими умельцами. Она достаточно изящная и комическая. Такой себе малюсенький симпатичный Коль.

Еще, когда мы встречали Коля в аэропорту, я спрашивал у министра иностранных дел А. М. Зленко:

— Как, не обидится Коль?

Многие сомневались, ну зачем, мол, ты что, может обидеться...

Я показал статуэтку Анатолию Максимовичу, он рассмеялся и сказал:

— Да нет, он нормальный мужик, вручай, он хорошо воспримет.

И надо было видеть реакцию Коля... Фон Басоветц очень испугался, когда увидел, что я что-то достаю, какую-то фигурку. А я открыл статуэтку, показал Колю. Он так заразительно и раскатисто засмеялся, искренне поблагодарил. Я потом сказал нашим умельцам:

— Нормально, можно запускать сувенир в работу, Колю понравилось.

Весьма интересная ситуация с Колем произошла вечером. Закончился прием в Мариинском дворце. Резиденция канцлера была недалеко от Мариинского. Все распрощались, прием как прием. Кстати, Коль в своем тосте очень хорошо отозвался обо мне, о городе. И вот начали расходиться. Он пошел пешком. Только на следующее утро я узнал о том, что вечером возникла совершенно уже непротокольная ситуация. Они зашли в резиденцию — Коль со своими ближайшими соратниками. Переговорили и кто-то предложил: давайте пройдемся, выпьем где-нибудь пива. Ну, в Германии все просто — вышел и пошел... А у нас... Вся милиция и служба охраны были подняты и поставлены на ноги. Ринулись искать ресторан. Нашли какой-то, освободили. Привели туда Коля с сопровождающими его людьми. Они попили пива, расплатились. Вышли из ресторана, и он заявляет начальнику охраны: «Пойдем пешком!» И это через весь Крещатик. А он еще предупредил шутя начальника охраны: будешь, мол, мне мешать, звездочки лишишься, а будешь хорошо себя вести — получишь еще одну...

Задача — не из простых. Нужно и охрану обеспечить и в то же время сделать так, чтоб тебя никто не видел... Коль спокойно прошел по Крещатику. Останавливался, общался с людьми. И потом, когда уже было полпервого ночи, остановился на площади Независимости и с кем-то разговорился. Оказывается, встретил немца, который живет в Киеве. И еще какое-то время провел с ним беседуя. После чего вернулся в резиденцию. Все это стало потом предметом обсуждения, как люди такого высокого ранга ведут себя как простые граждане. Для немцев такой характер поведения вполне нормальный. У наших же руководителей — совсем иная практика, иные подходы. Они, как правило, часто не отходят дальше метра от машины. А если выходят, то обычно оцепляется целый квартал, перекрывается движение. Что и говорить, Коль преподал нам хороший урок...

28. БИЛЛ КЛИНТОН В КИЕВЕ.

ЧТО ОСТАЛОСЬ ЗА КАДРАМИ

ОФИЦИАЛЬНОЙ ХРОНИКИ?..

Мне вспоминаются интересные эпизоды, связанные с визитом в Киев Президента США Билла Клинтона. Забегая наперед, скажу, что он дал очень высокую оценку гостеприимству киевлян. Но во время его визита были отдельные ситуации, оставшиеся за пределами официальных публикаций и информационных сообщений. Во-первых, с момента прилета в аэропорт начались неожиданности. Например, история с флагом. Приехали в аэропорт и увидели: нет американского флага. Все бегают вокруг, и никто не знает, кто же отвечает за флаг и почему нет флага... Кто-то говорит, что это — дело американского посольства. Дескать, сейчас привезут флаг. Время идет, а флага все нет. Вскоре подъезжают люди из посольства и достают американский флаг, который во много раз больше, чем наш. Подняли его и представьте себе картину: наш, украинский флаг — небольшой, согласно протоколу, а американский — громадный... Даже по флагу вроде чувствуется, что Америка ставит нас на соответствующее место.

Теперь — о том, за что при встрече отвечала горадминистрация. Имеется в виду вручение Клинтону хлеба-соли... Тут уж очень волновался наш министр иностранных дел, чтобы были красивые девушки. Но на этот раз мы решили не нанимать никого из какого-то коллектива, как это обычно делалось. Я распорядился одеть троих девушек из протокольной службы горадминистрации в украинские национальные костюмы. И взяли также дочку одной из наших сотрудниц. Все были довольны.

Должен сказать, очень приятно было смотреть, как Президент — человек спортивного типа за руку с женой сбегают по трапу самолета...

Когда он знакомился со встречающими, то всем, как это принято, жал руки, каждый человек с нашей стороны в соответствии с протоколом был представлен Президенту США.

Подошли ко мне, представили ему, что это мэр Киева. Он задержался возле меня где-то на несколько минут. Потом у меня спрашивали: «О чем ты с ним так долго говорил?»

А он обратился ко мне с такими словами:

— Я очень рад, господин мэр! Давно мечтал побывать в вашем городе. Много о нем слышал...

Я ответил Клинтону, что мы очень любим свой город и будем рады, если Киев ему понравится...

Дальше была программа... Она оказалась достаточно сложной. Предстояло посетить много объектов. Перед визитом Клинтона в Киев у нас возникло немало организационных проблем. Особенно много хлопот было с его предстоящим выступлением перед университетом. По этому поводу нам напрямую в мэрию прислали письмо из посольства США. Приехала большая передовая группа, и они пришли к нам с просьбой оказывать помощь и содействие.

— Мы готовы, — сказал я, — но надо, чтобы все было согласовано с администрацией Президента, и тогда мы будем это все делать.

Но американцы дали понять, что на президентскую администрацию не очень рассчитывают и хотят, чтобы включились мы... Иначе все будет провалено.

Я позвонил в протокольную службу Президента и спросил:

— Как быть?

— Леонид Григорьевич, давай делай, потому что пока там будут согласовывать, то и визит уже закончится. Выручай...

Никто на это никаких денег не давал, хотя и были обещания, что потом городу все возместят. Но ничего не возместили.

Я дал соответствующие поручения. В те дни у нас была масса забот. Возле университета, например, надо было полностью привести в порядок территорию, обесточить линию троллейбуса, закрыть все люки, выставить трибуну. За нами были технические вопросы. Все остальное — сценарий, приглашение людей обеспечивала американская сторона. Там, возле университета, я бывал не раз в ходе подготовки к визиту Президента США. Однажды, когда я приехал туда, шел дождь. Ко мне подошел представитель с американской стороны, молодой парень. И там состоялся интересный разговор. Я подозвал работников городской администрации и сказал:

— Тут нужно заасфальтировать, потому что будут стоять люди, а рядом с ними — такие ямы...

А американец и говорит:

— Не нужно этого ничего делать.

— Как — не нужно?

— А нас это не беспокоит. Для нас очень важно, как все будет смотреться на экране телевизора. Главное — флаги расставить, и все. Потому что будет идти трансляция, и для нас важно, где стоит Президент и как он смотрится на экране телевизора. А все остальное нас не интересует.

Вот такая позиция. Их заботило только одно — как выгоднее и эффектнее подать Президента, и больше ничего. Мы все равно сделали все по-своему... Работники городских служб полностью привели в порядок территорию. Конечно, ректор университета В. В. Скопенко был счастлив и, шутя, просил, чтобы еще кого-то к нему привезти, потому что под этот шумок мы ему впервые за много лет заасфальтировали весь двор, отремонтировали все, что нужно было.

В тот день утром Клинтон сделал свою традиционную пробежку. После возложения цветов поехали к университету. Зашли к ректору в кабинет. Клинтон начал там готовиться к выступлению. Зашел к нему один из ближайших помощников. И там возник небольшой конфликт между нашим министром иностранных дел Геннадием Удовенко и окружением Президента США. Дело в том, что туда никого не пускали. Геннадий Иосифович начал на английском языке говорить, что он — министр иностранных дел, и вы здесь не командуйте. Ему дали понять, что они сами определят, кому входить к Президенту, и попросили всех вести себя тише, не мешать.

Я вышел на улицу, там было много народа, молодые популярные украинские исполнители «разогревали» публику.

Выступление Клинтона транслировалось на весь мир, оно было обставлено с большой помпой, американцы это умеют. Все работает на то, чтобы подать Президента в тот момент, когда люди уже доведены до самой высшей температуры.

Мне запомнилось, как Президент обратился ко всем собравшимся. Он первым назвал с украинской стороны мэра города. Было сказано: «Господин мэр!» И далее: «Господа члены правительства! Депутаты!» И т. д. Это еще раз продемонстрировало уровень отношения в стране демократии к избранным народом людям, где никому не пришло бы в голову снимать мэра Вашингтона за то, что он не дал построить украинской фирме отель-небоскреб возле Капитолия...

Потом было посещение Бабьего Яра. Следует отметить, что службы и охрана Клинтона работали безукоризненно. Маршрут готовился один, была заасфальтирована дорога, а повезли его совершенно по другому пути, который никто не готовил. Мы, конечно, были расстроены, но нам сказали:

— Не волнуйтесь, Президент в окно не смотрит. Он разговаривает с Хиллари. И вообще, это наше дело, как мы его повезем.

После посещения Бабьего Яра Президент США очень расчувствовался. Именно тогда прозвучали его слова, их слышали стоявшие рядом Табачник и Щербак: «Киев — один из прекраснейших городов на земле!» Я поблагодарил его и тут же, шутя, сказал Юрию Щербаку:

— Запомнили? Не забудьте передать потом нашему Президенту.

Билл Клинтон повторил потом эту же фразу, когда мы с ним прощались возле Мариинского дворца.

Кстати, очень показательный был прием в Мариинском дворце. Во-первых, Клинтон ничего из спиртного не пил. Пил он только минеральную воду. До тех пор, пока в зале были телевизионные камеры. Это уже потом, когда все отсняли и телевидение ушло, он немножко пригубил, кажется, вино.

Во время концерта мы приготовили для высокого гостя сюрприз. Я предложил: «Давайте мы покажем молодых исполнителей». Как раз прошел конкурс Владимира Горовица... Победитель конкурса, прекрасный юный пианист выступил перед собравшимися. Клинтон восторженно воспринял выступление. Когда юный пианист завершил выступление, Клинтон встал и подошел к юноше, крепко пожал ему руку. Они стояли рядом — высокий Президент и рядом с ним — мальчик. Билл Клинтон похлопал юного пианиста по плечу, поблагодарил и сел на место. Наш Президент, немного замешкавшись, затем сделал то же самое. А еще Клинтону как саксофонисту очень понравилось выступление одного джаз-коллектива. Я обратил внимание, что он отбивал такт руками...

Еще один эпизод, который остался за рамками официальной хроники. Прощание возле Мариинского дворца. В программе значилось: объезд города, сопровождают Марчук, Табачник и другие. И тут подходит ко мне руководитель протокольной службы и говорит:

— Так, тут все прощаются, ты быстренько садись в машину и едь за ними. Они хотят, чтобы это была такая приватная экскурсия. Они не желают никого из официальных лиц. Когда мы спросили, кто с ними поедет, они сказали: «Пускай едет мэр. И больше — никто!»

Фактически я один из официальных лиц сопровождал дальше чету Клинтонов по городу. Заехали на Андреевский спуск, к Андреевской церкви. Я рассказывал им об этом уникальном историческом памятнике. Зашли внутрь. Потом поехали в Лавру. Там планировался осмотр только верхней части, а когда Президент походил, посмотрел, он захотел идти дальше. Я вижу, к нему подбегают из его службы, что-то показывают на часы. А там, в аэропорту, я это знал, его уже ждали наш премьер-министр, члены делегации США, еще планировалась встреча с работниками посольства и их семьями.

Клинтон что-то энергично ответил охране. Я спрашиваю у переводчиков:

— Что он сказал?

— Сказал, чтобы не мешали... Он хочет осмотреть Лавру.

Мы пошли вниз, спустились в пещеры. Клинтоны смотрели мощи. Была некоторая заминка, ведь никто не был готов, что он будет посещать нижние пещеры.

Между прочим, журналисты забирались на деревья, чтобы снять Клинтона в Киево-Печерской лавре. Надо отметить, что Президент США всегда отдает предпочтение только своей, американской прессе. И никому больше. Причем, рядом с ним — несколько фотокорреспондентов и телеоператор, которые снимают все подряд, снимают безостановочно. Это люди из Белого дома. Всех наших фотокоров, всех журналистов отсекли на входе в Лавру...

Затем мы поднялись на верхнюю территорию, зашли в музей драгоценностей. А уже по дороге к выходу из Лавры Клинтон сказал, что надо больше делать буклетов, больше рекламных сувениров, чтобы все знали о том, что у вас есть такой заповедник, такой уникальный музей. Он привел в пример Нью-Йоркский музей. Потом возле входа сфотографировались и поехали в аэропорт. На 2 часа фактически был задержан отлет.

...Охрана Клинтона работала мощно. Я ехал сзади. А перед нами шла машина, и там сидели вооруженные люди. Вообще шел целый кортеж. Впереди — одна из машин, там — открытый верх, люди стоят, смотрят, что происходит вокруг и по бокам. И одна машина сзади, с откинутым бортом. Наш водитель потом подошел, посмотрел и говорит: «Лучше и не подходить, они сидят с автоматами, и у них руки — на спусковых крючках...» Готовы действовать немедленно. Охрана, конечно, сильная, но работают очень грамотно, не создают такой толчеи, как это иногда бывает у нас...

Приехали в аэропорт, там уже все заждались. После встречи с работниками посольства — прощание... Они — и Билл, и Хиллари Клинтоны еще раз тепло поблагодарили всех. Хиллари сказала мне, что очень довольна тем, как прекрасно провела эти два часа перед вылетом из Киева.

Потом, как известно, пришло благодарственное письмо от посла США в Украине господина У. Миллера. Город, отмечал уважаемый посол, сделал очень многое для успешного визита Президента США.

Были у меня и другие интересные встречи с иностранными гостями. Они всегда заканчивались тем, что Киев производил на всех самые приятные впечатления. Еще раз хочу подчеркнуть, что с лидерами иностранных государств иногда было легче общаться и беседовать, чем с некоторыми нашими бюрократами из нынешней администрации.

Мы фактически по традиции западных стран ввели в систему приемы руководителей государств на Крещатике, 36. Первым принимали Президента Латвии. Ритуал, сама мэрия произвели на Президента очень сильное впечатление. Он восторженно рассказывал об этом Президенту Украины. Я потом поинтересовался: а какая была реакция Л. Д. Кучмы. Мне сказали, что он сидел с отрешенным лицом... Президент Украины не воспринимал добрых слов о столичной власти, ибо он эту власть уже откровенно игнорировал... Он взял курс на ее смещение.

29. КОЕ-ЧТО О НРАВАХ ПЕЧЕРСКОЙ

ЭЛИТЫ ИЛИ «НАШИ» В ЯПОНИИ...

Мне пришлось вблизи наблюдать, как ведут себя люди из верхних эшелонов власти в зарубежных поездках. Я несколько раз был с Президентом за границей. Именно тогда понял, что из себя представляют люди, которые пытаются влиять на государственную политику и составляют ближайшее окружение Президента.

Сами по себе такие полеты обставлялись очень своеобразно — в зависимости от того, в каких это было направлениях и на какую дальность. Если ближние полеты, то это был небольшой самолет — ТУ-134 или даже ЯК-40, на дальние расстояния — ИЛ-62. Но чаще всего Президент летал на ТУ-154. К услугам Президента — персональный салон: стол, кресла, диван, туалет, все, что положено... Через переходной отсек размещался еще один небольшой салон, человек на 10, — там находились помощники, сопровождающие лица. И дальше — еще один салон, для всех других. Когда-то мы летели в Краков. Помню, как Президент вышел из своего салона и пригласил к себе несколько наиболее близких человек. Также и меня. Кстати, если я был с ним в заграничных поездках, то он всегда приглашал меня вместе с другими, это 4-5 человек, в свой салон. Обычно в таких полетах разносят и еду, и к еде — кто что желает...

Во время полета в Японию интересно было наблюдать за двумя членами делегации — Сергеем Осыкой и Владимиром Горбулиным. Осыка меня поразил сразу же, как только мы заходили в самолет. Когда я с ним поздоровался, то понял, что он как-то неадекватно воспринимает все окружающее. Он сел в кресло и тут же заснул. Мне сказали, что он только что работал с российской делегацией, там было сложное прощание, ему тяжело и не надо на это обращать внимание. Он практически проспал весь перелет и только где-то перед Токио начал приходить в себя и реагировать на все, что происходило вокруг...

Весьма любопытно, что потом уже наша пресса преподнесла программу пребывания официальной делегации в Японии в таком свете, что представители Украины в ходе визита трудились в поте лица во имя укрепления отношений со страной восходящего солнца. Была ощутимой разница между официальной трактовкой программы и ее реальным содержанием. Например, подали в прессе, что вице-премьер-министр и министр внешнеэкономических связей Сергей Осыка встретился со своими коллегами, провел переговоры и т.д. Но ни в одной встрече Осыка участия не принимал. В первый день, как мы прилетели, был ужин в ресторане с участием работников нашего посольства и украинской делегации. Там все было достаточно свободно... В том числе, по части напитков. Все — без ограничений, кто сколько мог воспринять... Я так понимаю, что, наверное, не все выдержали такую «нагрузку», потому что на следующий день я ни Горбулина, ни Осыку ни на одном официальном мероприятии уже не видел, фактически до конца поездки их нигде не было. Они либо отсыпались в автобусе во время поездок, либо проводили время в гостиничных номерах, активно поглощая все, что было в холодильниках и мини-барах, пользуясь всеми услугами японского сервиса... Делегация была большая, все это видели, и все делали вид, что не замечают этого, хотя в беседах между собой мы обменивались мнениями, пожимали плечами. Я кое-кому говорил о том, что если бы кто-то из моих помощников позволял так себя вести, то он бы давно с треском вылетел с работы, я бы его первым рейсом отправил в Киев.

Насколько я знаю, японская сторона потом направила закрытую ноту, потому что ей пришлось отменять много встреч, а на приемах у императора и премьер-министра мы даже вынуждены были производить замены... К Горбулину Табачник приставил одного из своих помощников, которому было поручено опекать его... Когда мы в автобусе поехали по стране, ближе знакомились с Японией, то он даже на экскурсии не выходил, оставаясь в... автобусе. Но в музее компании «Toyota» он все-таки появился. Видимо, чувствуя свою вину и понимая всю эту ситуацию, он с таким затравленным видом все время пытался забежать впереди Президента, чтобы тот его видел. Он заглядывал ему в глаза, а потом вновь терялся где-то сзади среди всех сопровождающих. Прямо скажем, это было очень неприятное зрелище. Но самое интересное, что затем по отношению к нему не последовало никаких санкций, никакой реакции... Как и по отношению к Осыке. Эти люди продолжали исполнять свои обязанности, представлять государство, влиять на нашу политику и быть первыми приближенными людьми Президента. Хотя я знаю, что по Осыке не один раз поднимался вопрос, речь даже шла о его отстранении. Но, видимо, есть силы, которые его держат. Они более влиятельные, они решают за Президента... Конечно, Леонид Данилович был очень разъярен поведением Осыки. Вскоре, уже в Киеве, на одном из совещаний он отчитал за что-то Осыку, и тот вынужден был уйти из зала, сославшись на то, что он плохо себя чувствует... Все предрекали его ближайшее освобождение, но он уцелел и был переназначен при всех последующих правительствах.

Что же касается Горбулина, то Президент простил ему «японские вольности». Для него все обошлось тем, что, когда мы летели домой, супруга Президента, проходя по салону, с укоризной посмотрела на него. О чем, мол, с тобой говорить? С тобой все понятно... Видимо, ему все было прощено как другу семьи на семейном уровне...

Не могу не вспомнить еще об одном персонаже из президентского окружения, который также многое позволял себе в той поездке. Речь идет о

Д. Табачнике.

Как раз во время нашего пребывания в Токио произошло землетрясение. Мы находились в гостинице, кажется, на 17-м или 18-м этаже. Рано утром шли по коридору на завтрак с участием Президента, представителей японских деловых кругов. Там должны были принимать участие несколько членов нашей делегации, в том числе и Табачник. Так вот, мы шли на эту встречу, как вдруг задрожал пол, начали качаться стены... Мы все заволновались. А сотрудники отеля вели себя очень даже спокойно. Они улыбались и говорили:

— Спокойно, все нормально, землетрясение...

Они уже к этому давным-давно привыкли...

— У нас часто такое бывает, — сообщили нам японцы.

Минут пять нас потрусило...

Начался деловой завтрак.

Вдруг Президент спрашивает недовольным тоном у руководителя протокола:

— А где Табачник?

Тот пожимает плечами:

— Не знаю...

Минут через 10-15 появляется Табачник, заспанный, помятый... Как ни в чем не бывало, садится за стол и спокойно подключается к завтраку. Никаких попыток ни извиниться, ни среагировать на ситуацию, ни хотя бы сделать вид, что он в чем-то виноват...

Такие эпизоды о многом говорят. Они говорят о том, кто реально и как управляет процессом. Видимо, в той команде не Президент играет главную роль, если он позволяет подчиненным так вести себя по отношению к нему... Судя по всему, Президент не самостоятелен в своих действиях. И, наверное, во многих других ситуациях он также не принимает самостоятельных решений...

Если быть откровенным до конца, то такие выходки, которые позволяли себе подчиненные Л. Д. Кучмы во время его визита в Японию, не делают чести ни самому Президенту, ни нашему молодому государству. Они выставляют нас в невыгодном, непривлекательном свете перед всем миром, подрывают наш авторитет на международной арене. В то же время они свидетельствуют о низкой политической культуре людей, которые влияют на внутреннюю и внешнюю политику Украины, людей, стоящих у самого «трона»... Стыдно за них, стыдно за страну, которую они представляют волею случая...

30. ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО

НА СОФИЙСКОМ МАЙДАНЕ

18 ИЮЛЯ 1995 ГОДА?

О событиях, связанных с похоронами патриарха Владимира, уже много писалось. Но некоторые «закулисные» эпизоды остались за пределами газетных публикаций, теле- и радиопередач. И я хочу рассказать о том, что неизвестно абсолютному большинству людей. Они должны знать, что же произошло в тот тяжелый для Украины и ее столицы день, кто и как себя вел в сложившейся ситуации.

Обращение с просьбой похоронить патриарха у Выдубецкого монастыря поступило Кабинету Министров. Насколько мне известно, в Кабинете Министров этот документ попал к Курасу. Но, как и всегда в сложной обстановке, Курас избрал тактику ухода и бегства с поля сражения. 17 июля в клубе Кабинета Министров мы провожали в последний путь Олеся Гончара. В этот же день Президент улетал в Минск. На хозяйстве оставался Евгений Кириллович Марчук. Перед отъездом в аэропорт возник и вопрос о похоронах патриарха Владимира. Я вижу: как только зашел об этом разговор, Курас сразу же немедленно отодвинулся в третий или четвертый ряд, чтобы его никто из руководителей не видел. Состоялся разговор о том, что вот такая ситуация, нужно принимать решение. И есть проблемы, потому что не знали, как в данном случае поступить. Ведь с этим столкнулись впервые... Был короткий обмен мнениями. Говорили в основном главные лица государства, другие слушали. Высказывалась мысль, что, видимо, патриарха следует похоронить на Байковом кладбище. Президент поручил Е. К. Марчуку собрать Кабмин, принять решение и взять его под свой контроль. Фактически принципиальное решение Президентом было принято там. По Софии вопрос был отвергнут сразу же, по Выдубецкому монастырю — тоже. Это весьма удовлетворило Кураса. Имея обращение священнослужителей еще в пятницу, 14 июля, он мог бы за три дня решить данный вопрос, а не перекладывать его на других, не дожидаться отлета Президента в Минск... Не исключено, что тут преследовалась цель — сделать все для того, чтобы Леонид Данилович не находился в этот период в Киеве. Да и Табачник улетел вместе с ним... С ними отбыло еще несколько человек. Из ключевых людей администрации Президента в Киеве остался лишь Горбулин.

Где-то во второй половине дня состоялось заседание президиума Кабинета Министров. Начались длительные дебаты по поводу того, как поступить. Высказывались самые разные мнения. Было поручено Шпеку — пригласить Филарета и начать вести переговоры для того, чтобы найти решение столь важного и неотложного вопроса. Шпек тут же потребовал, чтобы кто-то присутствовал и от города. Поэтому в Кабмин пригласили меня и моих заместителей Г. М. Артюх и И. А. Фоменко. Начались длительные переговоры с участием депутатов, ответственных работников Кабмина. И там я уже почувствовал, что ситуация начинает приобретать какую-то политическую окраску. О Выдубецком монастыре все забыли, хотя просьба была похоронить патриарха именно на той территории. Тогда и начались такие разговоры, что, мол, мы не влияем на людей, люди пойдут к Софии, мы ничего не сможем сделать... В принципе никакого согласия мы там не достигли. Шпек пошел докладывать Е. К. Марчуку. Было принято решение — ехать вечером в резиденцию Филарета и там договариваться с ним. Это поручалось Шпеку, он должен был изложить позицию Кабинета Министров. Попросили, чтобы со Шпеком поехали я и мой заместитель. Разговор там был официальный, Шпек излагал позицию Кабмина, а мы при этом присутствовали.

— А почему бы патриарха не похоронить у Владимирского собора? — задал я вопрос Филарету.

Против такого варианта возразил сам Филарет. Мы тогда предложили возвратиться к Выдубецкому монастырю. По Софии была занята жесткая позиция, определенная свыше: не давать согласия. Мы ничего не могли сделать, ведь София — это общегосударственный заповедник. Филарет высказывал такую точку зрения. Я, дескать, все понимаю, но я не знаю, как поведет себя паства, я не на все влияю. Завтра утром будем собираться и принимать решение...

Все разъехались с пониманием того, что никто не хочет обострения ситуации, что утром на совете у Филарета все окончательно определится. Но нам было сказано, чтобы мы на всякий случай были готовы, если возникнет любая ситуация...

Утро началось с того, что Филарет официально заявил Шпеку: церковь согласна с захоронением патриарха на Байковом кладбище. Мне позвонил руководитель управления А. Вальтер и сказал, что вот приехали представители от Филарета с просьбой — подобрать место и подготовить могилу. Я сказал:

— Если приехали, то делайте все, что они просят.

Место подобрали — одно из самых лучших, рядом с могилой первого Президента Украины Михаила Грушевского. Вскоре была подготовлена и могила.

Что потом произошло — мне неизвестно, потому что дальше нас в эти процессы не включали. И в переговорах мы не участвовали. С учетом того, что все уже было отрегулировано, Евгений Кириллович Марчук уехал в область, в Белую Церковь, а на хозяйстве остался Шпек. После этого начали происходить интересные события...

Мы, кстати, отправили специальное соболезнование по поводу кончины патриарха. Наши люди постоянно были во Владимирском соборе. Они уже тогда почувствовали, что вокруг похорон начинается какая-то политическая возня, началось вмешательство многих лиц, которые, видимо, имели свою точку зрения на эти похороны. И непонятно, что же случилось, так как было согласовано абсолютно все, в том числе и маршрут похоронной процессии на Байковое кладбище. Она должна была на пересечении бульвара Шевченко и Владимирской улицы повернуть направо и двигаться дальше. И тут неожиданно она разворачивается налево по Владимирской и происходит стычка с милицией. Что там произошло и как, никто толком не знает. Ведь, как известно, милиция городу не подчинялась, особенно с учетом того, что в обход столичной власти была произведена замена руководства киевской милиции, ее, по существу, оторвали от Киева, сделали так, чтобы она была автономной, непосредственно подчинялась министру внутренних дел и, таким образом, Президенту и его администрации.

Когда случилась первая стычка, я начал добиваться к Шпеку и просить его, чтобы он немедленно связался с Марчуком и вмешался в это дело. Мне было непонятно, что же происходит. И надо было принимать срочное решение, чтобы предотвратить дальнейшие столкновения. А процессия уже двигалась к Софии. Тем временем Шпек мне постоянно говорил: я ищу Мар-чука, я ищу Марчука, мы связываемся, мы владеем ситуацией и будем принимать какое-то решение... Потом мне рассказывали, что в это же время на Банковой вроде бы параллельно заседал другой штаб, которым руководил Горбулин. Видимо, они вели в этой обстановке свою какую-то игру. У него были все силовики, и он, судя по всему, напрямую ими руководил.

Но при этом нужно вспомнить еще один эпизод, который свидетельствовал об отношениях администрации Президента с Филаретом и его церковью. Когда я был в Кракове в составе делегации, возглавляемой Президентом, там состоялась встреча нашей делегации с украинской диаспорой. Президент выступил вначале, а потом он уехал, остались члены делегации. И там, выступая перед диаспорой и отвечая на один из вопросов, Табачник четко сказал, что Президент не признает Филарета и его церковь. Он признает только украинскую православную церковь, Сабодана. Таким образом, была высказана официальная позиция... Она была с большим одобрением встречена присутствующими.

Эти отношения администрации Президента с Филаретом были довольно напряженными, и они, естественно, не могли не сказаться на событиях, о которых идет речь.

После обеда в Киев вернулся Марчук. Ситуация обострялась, так как на Софийской площади собралось очень много людей. Они требовали похоронить патриарха на территории Софии. Никто не принимал решения. Все уходили от этого, и мы ничего добиться не могли и сами не могли принять решение, поскольку за это отвечали конкретные люди в правительстве. И вот в горадминистрацию позвонили из Кабмина и сообщили, что меня срочно вызывают на заседание правительства. Также туда вызвали некоторых моих заместителей и руководителей правоохранительных органов города. Евгений Кириллович говорил о том, что на утро никаких проблем не было и совсем непонятно, почему все так произошло, с чем это связано. На заседании были некоторые депутаты Верховной Рады. Поровский, Юхновский и другие. Опять началось длительное обсуждение, длительные дебаты. Я вижу: на улице смеркается, дождь идет, а решение не принимается. Уже тогда Курас появился, появился Дурдинец. Депутаты настаивали, чтобы на ночь занести гроб на территорию Софии. А завтра, мол, будет видно, что делать... Другие говорили, что надо вообще принимать какое-то решение, потому что нельзя так на ночь оставлять... Выступил и я. Мое выступление сводилось к следующему. Это не по-христиански, уже заканчивается день, темнеет, а покойник еще на улице. Нужно принимать решение о захоронении. Я сказал также о более чем странном поведении некоторых политиков. И не просто сказал, а выразил свое возмущение. У меня такое впечатление, заявил я, что о покойнике просто забыли. Моя заместитель сказала, что даже вынуждена была держать зонтик над гробом, ведь шел дождь, все вокруг спорили и митинговали, и никто не обращал внимание на покойника, который лежал прямо под дождем. И никто не догадался его даже как-то прикрыть. Я обратился к депутатам: давайте здесь не делать политику, давайте думать, ведь мы с вами — православные люди, как выходить из ситуации, как выполнить христианский долг — предать земле тело усопшего. Нельзя хоронить ночью — нас Бог не простит... Многие депутаты были злые, кое-кто из них попытался потом извратить смысл моего выступления, заявляя, что будто бы я чуть ли не требовал применения силовых методов. Мое же выступление, наоборот, сводилось к тому, чтобы выйти из этого тупика и срочно найти решение вопроса. Кстати, насколько я понимаю сейчас, Президент все знал, владел полностью ситуацией. По моим данным, Марчук ему звонил в Минск, докладывал. Видимо, и та группа в администрации Президента под началом Горбулина держала события на своем контроле... Не знаю, кто и что хотел извлечь из ситуации, но то, что все контролировалось на Банковой, — это факт.

Но возвратимся к заседанию. О чем же договорились в Кабмине? Было сказано, чтобы Курас вместе с депутатами и министрами-силовиками ехал на площадь, изучал ситуацию и докладывал потом для того, чтобы принимать решение. Непонятно было, что же делать и чем оно все закончится, никто не принимал решение. Я приехал на Крещатик, 36, зашел в кабинет. Вместе со мной зашел и прокурор города. Мы начали советоваться: что же делать и как поступить в данной ситуации. В это время позвонил начальник СБУ:

— Леонид Григорьевич, Вы знаете, пока мы с вами были в Кабмине, на площади уже произошло побоище.

Тотчас же я набрал начальника милиции, он только что тоже зашел в свой кабинет, был, как и мы, в Кабмине. Спрашиваю у него:

— Что там происходит?

— Так вот, я сам только что зашел, разбираюсь...

Я буквально умолял его:

— Не дай Бог, не допустите никаких силовых методов.

Но, к сожалению, все это уже произошло...

Я узнал из разговора потом, что пока заседал Кабмин, кто-то передал по рации команду — не допустить захоронения. Ее слышали по рациям во многих машинах. Откуда она пошла — я не знаю. И сегодня никто не знает... Вероятней всего, центр управления реально был в другом месте. Даже не в Кабинете Министров.

Что касается некоторых эпизодов самого побоища, то мне стало известно, что под кийки попали некоторые мои заместители и даже работники прокуратуры. Они приехали ко мне очень возбужденные, начали все это рассказывать.

Вечером в Кабинете Министров опять было заседание, но захоронение уже состоялось. Кабмин создал комиссию, нас уже туда не привлекали. Комиссии поручили изучить возможности и место перезахоронения. Она долго работала и ни к чему не пришла. В итоге патриарх остался за пределами Софии.

Когда во время одной из встреч с Президентом я предлагал облагородить это место, обнести могилу оградой, мы бы подключили к этому архитекторов, мне было сказано, что это не ко времени... Вопрос был отложен. Но мы его фактически решили уже в 1996 году, в тот день, когда в Киевсовете было представление будущего памятника княгине Ольге. Ко мне подошли Мовчан и Филарет и сказали, что нужно искать какой-то выход из ситуации. Давайте мы соорудим надгробие, приведем все в порядок. Я дал согласие и сказал, что готов помочь. Подготовим распоряжение, выделим средства и соорудим надгробие. Не будем ждать никакого указания сверху, потому что это может надолго затянуться. И действительно, надгробие было сооружено. Правда, потом новый глава администрации приписал это все себе, и кое-кто из администрации красовался на этом фоне. Хотя реальность этого — другая...

А что касается разбирательств по поводу событий 18 июля 1995 года, то могу сказать, что в этом, наверное, никто никогда не разберется. Даже я, который вроде бы видел это все вблизи и знаю отдельные подспудные моменты, не могу сегодня однозначно дать исчерпывающий ответ и сказать, что же там реально происходило. Для меня лишь понятно одно: это была широкомасштабная провокация-интрига, которая вылилась в трагическое развитие событий. Реальные «кукловоды» находились в стороне, в другом месте. А далее попытка разбирательства заключалась в следующем. Сначала хотели сделать козлами отпущения двоих — Поддубного и Будникова, потом решили сделать козлом отпущения одного Будникова. А потом, когда поняли, что может стать известно, кто же дал команду на самом деле, то решили Будникова оставить в покое... Они ж ведь понимали: он-то ни при чем. Это все дело спустили на тормозах... Люди никогда, наверное, не узнают реальной правды, потому что в этом многие не заинтересованы. Я думаю, к событиям на Софийском майдане причастны многие: и высокие руководители, и политики разных направлений, и соответствующие службы, которые пытались использовать ситуацию для того, чтобы направить развитие событий в Украине в определенном русле. И это — не домыслы, я уверен, это — суровая правда.

31. КЛЮЧЕВОЙ ИГРОК

В КОМАНДЕ ПРЕЗИДЕНТА

Читатель, видимо, уже догадывается, о ком идет речь. Конечно же, о Дмитрии Табачнике — президентском фаворите, который вкусил все сладости элитной жизни, сделав головокружительную карьеру. Я в той или иной связи уже писал о нем. Помню его еще по Киевсовету, когда он входил во фракцию левых. Пределом его мечтаний в ту пору было место главного редактора газеты Киевсовета — «Хрещатик». Вопрос о главном редакторе неоднократно выносился на сессии городского Совета, но все кандидаты, в том числе и Табачник, вновь и вновь терпели фиаско. Киевсовет оказался несговорчивым в данном вопросе, поэтому Дмитрий Владимирович постоянно сокрушался: ну почему его не хотят на редактора «Хрещатика», время от времени взывал к левым: ну протолкните меня, наконец, на редакторский пост. Но те либо не хотели, либо не могли...

Ну, а потом Дима, как известно, возглавил пресс-службу у Премьер-министра Л. Д. Кучмы. Когда Леонид Данилович вынужден был оставить свой высокий пост, он успел подписать последнее в качестве премьера постановление Кабмина о назначении Табачника первым заместителем председателя Комитета по печати. Грянули президентские выборы, и он вновь оказался в команде Кучмы, с головой окунувшись в перипетии предвыборной президентской гонки. Победа Кучмы обеспечила Табачнику высокое положение в «табеле о рангах» — пост главы администрации Президента. Дима стал неузнаваем, в нем начали проявляться высокомерие, командные нотки, упоение властью и что особенно характерно — интриганство. Здесь он прямо-таки преуспел, это стало его потребностью.

Табачник, как оказалось, имел особые виды на Киев. Ведь столица — это море соблазнов, это удобный плацдарм для того, чтобы стать состоятельным человеком, заиметь свое дело, вплотную заняться бизнесом, как это сделал при содействии и покровительстве Дмитрия Табачника его младший брат Михаил.

Дмитрий Табачник ревностно отслеживал все контакты Президента, завел такой порядок, что без предварительного согласования с ним никто не имел права войти в рабочий кабинет Президента.

Самолюбие есть самолюбием... Самолюбие президентского фаворита заслуживает отдельного рассказа. Мне говорили журналисты, что Дмитрий Владимирович очень внимательно следит за тем, как подают его «персону» в средствах массовой информации. Я об этом писал в предыдущих главах.

Все эти качества г-на Табачника уже известны многим. Но хотел бы оттенить еще одну его черту, рассказать о том, чего о нем еще не знают. В памяти всплывают два любопытных эпизода, когда он фактически пытался проверить и «прощупать» меня, можно ли, мол, со мной иметь дело. Можно ли со мной работать так, как с руководителями некоторых областей Украины. Однажды, когда я был у Президента, решал у него вопрос по Дворцу «Украина», который вознамерились отобрать у города, изъять его из нашей коммунальной собственности, в кабинет был вызван Табачник. Я как раз убеждал Президента в необходимости отменить его распоряжение по «Украине», и Леонид Данилович согласился с такой постановкой вопроса. Зашел Табачник, и Президент дал ему поручение. «Вы там разберитесь,— сказал он, — с «Украиной». Не имеет уже значения, в чьем подчинении она будет, главное, чтобы там был порядок».

Но я-то знал, что Табачник делал все для того, чтобы создать в «Украине» культурно-развлекательный центр и посадить туда своего человека. Мне даже была известна фамилия претендента от Табачника — он из Минкультуры.

Так вот, Дима забрал у Президента документы по «Украине» и, как и во многих других случаях, успешно «похоронил» их. Рассказывают, что как-то он, подвыпивши, хвастался в узком кругу, что иногда рвет документы. Даже если они подписаны у Президента, это еще ничего не значит. Между прочим, он тогда же хвалился, что на некоторых документах ставит факсимиле, выпускает их, и Президент об этом даже и не знает. Бывали, рассказывал мне сам Табачник, случаи, когда Президент узнавал о Диминых «проделках» уже после того, когда документ выпущен, и, пошумев, скрепя сердце, вынужден был соглашаться...

...Когда мы с Табачником вышли от Президента, он начал ухмыляться. И я так понял, что документам по «Украине» не суждено уцелеть, они погибнут.

Именно тогда Дима впервые забросил такую фразу:

— И вообще, Леонид Григорьевич, надо же как-то думать о будущем. Выгонят куда-то, надо хоть как-то в городе зацепиться, что-то делать...

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Надо, быть может, подумать, чтобы какую-то базу создать. И так далее...

Я промолчал, пожал плечами и перевел разговор на другую тему.

— Давайте, — продолжал он, — я вам на даче позвоню, и мы встретимся с нужным человеком. Нам втроем следует поговорить.

И Табачник назвал одного известного бизнесмена. Я сказал про себя: «На это я не пойду, я понимаю, чем все может закончиться. Меня просто хотят вот таким образом втянуть в их компанию и сделать соучастником афер».

Предложение Табачника было своеобразной проверкой: можно ли со мной иметь дело, можно ли меня использовать...

Итак, я не пошел на сомнительные контакты. И вот — вторая встреча, второй аналогичный разговор. Случилось это во время визита Президента Литвы, господина Бразаускаса, в Киев. На Грушевского, 22 был традиционный прием по случаю визита высокого гостя. Табачник ходил-ходил по залу, потом вместе с одним министром подошел ко мне и в процессе «коктейльного» разговора вновь начал меня прощупывать...

— Ну, я же тогда говорил с Вами, но Вы не пошли на контакты. Многие недовольны Вашим поведением. Тут, в Киеве, есть люди, которые могут оказать хорошие услуги. — И Табачник показал на министра, который стоял рядом с ним. — Вот этот человек знает, как решать вопросы. А вот тот человек...

Тут Дима вновь назвал известного бизнесмена. И добавил:

— Нам нужно встретиться и все обсудить.

Я опять ушел от разговора, перевел его на другую тему.

После второго такого разговора они поняли, что со мной договориться сложно, что им не удастся втянуть меня в какие-то их коммерческие сделки.

И вот вскоре была предпринята третья попытка повлиять на меня через начальника одного из управлений администрации Президента, попытаться припугнуть меня комиссией Кабмина и, может быть, таким образом заставить меня пойти на контакты и вступить в какие-то, скажем так, «неуставные» отношения.

Не называю фамилию этого человека, ибо он тогда обусловил конфиденциальность встречи. Он пытался представить себя нашим другом, тем, кто меня поддерживает, и как-то вечером в Конча-Заспе, на даче, вызвался:

— Леонид Григорьевич, давайте прогуляемся, мне с Вами надо переговорить. Есть одно неотложное дело.

Я согласился, и вот мы встретились. Был очень сильный мороз. Мы гуляли где-то с полчаса. Он все обставил большими секретами и тайнами... Вел себя так, чтобы нас никто не увидел. Весь разговор заключался в следующем. Насколько ему стало известно, готовится огромная комиссия для проверки Киева.

— Зачем это Вам? — спрашивал он. — Они ведь, если захотят, то накопают, что нужно.

Далее мой собеседник заявил: я, мол, со своей стороны отговариваю от такого шага, но вам все-таки надо обязательно встретиться с Табачником и переговорить.

Я сразу же раскусил цель данной беседы. Судя по всему, ему было дано прямое поручение: выйти на меня и попытаться склонить к тому, чтобы провести со мной определенный торг.

— Завтра — суббота, но Табачник, как обычно, на месте. Позвоните ему, подъедьте и переговорите. Тогда необходимость в комиссии отпадет.

— А я комиссии не боюсь. Она не принесет пользы ни вам, ни нам. Мы знаем, что за этим стоит...

На том и расстались.

Табачнику я так и не позвонил.

Мне стало известно: и в самом деле есть намерения послать на Крещатик, 36 кабминовскую комиссию. Эта идея уже витала в кабинетах и коридорах власти на Банковой и Грушевского. Ее уже муссировали со всех сторон. Но тогда, на том этапе, в начале 1996 года Президент, видимо, не захотел будоражить Киев, не дал разрешение на эту проверку. Я понимаю это таким образом, что в нем до определенного периода боролись две тенденции.

С одной стороны, Л. Д. Кучма постоянно чувствовал давление аппарата, и это сказывалось на некоторых его поступках. То он мог не появиться на праздновании дня Киева, то по 2-3 месяца вообще хранил глухое молчание, совершенно не интересуясь делами в столице, хотя это не делало ему чести как главе государства. Но все эти настроения где-то переламывались, и Президент понимал, что все-таки с Киевом надо находить нормальные отношения. Ведь это столица. Тогда и наступали периоды более-менее деловых контактов, взаимопонимания. Но я постоянно чувствовал настороженность и подозрительность по отношению к нам, руководителям столицы, к любым нашим шагам и действиям. И одну из первых «скрипок» тут сыграл Дмитрий Табачник. Как говорится, свита не дремлет, свита делает свое дело...

Табачник был одной из самых одиозных фигур в окружении Президента. Именно он приложил руку к нагнетанию напряженности между центральной и столичной властью, затевал интриги и даже провокации, как это случилось накануне и в день 7 ноября 1994 года. Тогда практически город был на грани массовых беспорядков и кровопролития.

Что же произошло в те дни? Все шло нормально. В то время я взял на две недели отпуск, но никуда не уезжал, отдыхал под Киевом, в санатории Конча-Заспа. Словно чувствовал, что далеко уезжать нельзя. Вроде и отпуск, но я полдня был на работе, а полдня — на отдыхе. Именно тогда и решался вопрос о демонстрациях 7-го ноября. Исполком Киевсовета рассмотрел заявление левых сил и дал им разрешение пройти по Крещатику. А представители национал-демократических сил обратились за разрешением пройти по параллельному маршруту: улица Владимирская — Софийский майдан. Их заявка была также удовлетворена. В общем, и одних, и других развели во времени и маршрутах. Все было согласовано с правоохранительными органами, организаторы акций согласились, никто не возражал. И вдруг, буквально за день до этого, на экранах телевизора появляется Вячеслав Черновол и выступает с провокационным заявлением. Он призывает все национал-демократические силы собираться на Крещатике в то же самое время, что и левые силы, пойти по тому же маршруту, а левых на Крещатик не пустить. И это при том, что уже все было заранее доведено до сведения населения, задействованы на обеспечение порядка правоохранительные органы. Я тогда вынужден был срочно оставить санаторий и прибыть рано утром на работу.

Набираю по «сотке» президента телерадиокомпании Савенко.

— Как это понимать? — обращаюсь к нему. — Вы отдаете себе отчет в том, что провоцируете людей на массовые беспорядки? Как Вы могли выпустить в эфир Черновола с таким заявлением, если у вас есть официальный документ, в котором четко расписано, где и кто должен проходить? Вы фактически призываете людей к неповиновению власти.

Чувствую, он растерялся. Я сказал ему еще несколько резких слов, и он признался, что сделал это по требованию Табачника.

— Вы же понимаете, что Табачник такие вопросы не определяет и не решает. Я настаиваю на том, чтобы Вы сейчас же выпустили в эфир моего заместителя и руководителей правоохранительных органов. Нужно объяснить людям обстановку, призвать их не нарушать порядок и не провоцировать столкновения.

— Хорошо, — согласился Савенко. — Я сейчас буду советоваться с Табачником...

— Я не знаю, с кем Вы будете советоваться, — жестко ответил ему, — но если Вы не выпустите нашу информацию, то будете отвечать по закону, я на Вас подам в суд. Потому что Вы фактически провоцируете людей и призываете их к противодействию властям.

Мне неизвестно, кто там и с кем говорил, но вскоре мне позвонил Табачник. Он с присущей ему хитростью сделал вид, будто бы он вообще не знает, что происходит и не понимает, как на экранах появился пан Черновол с подстрекательским призывом.

И вот он начал издалека:

— А может, действительно, давайте мы пустим этих, потом других, мы их разведем по времени. Вот пускай сначала Рух пойдет, а потом пойдут левые.

Я и говорю:

— Вы — что, не знаете, если одни пойдут, а другие лягут, тогда там будет просто свалка...

— Давайте пустим их как-то навстречу...

— Неужели Вы не понимаете, что за сутки уже никто ничего не сможет поменять. Давайте соблюдать то, что уже договорено и отработано, и не создавать проблем.

— Нет-нет, ну я так, просто, рассуждаю вслух. Конечно, все должно быть так, как положено...

Я сообщил Табачнику:

— Мы так договорились, что в эфир выйдут от руководства столичной милиции Будников, прокурор, а также мой заместитель Галина Михайловна Артюх.

— Будников не выйдет, — сказал Табачник.

— Почему?

— А мы его не должны подставлять, потому что он у нас в резерве... Сейчас будет команда, выйдет в эфир Поддубный.

В самом деле, через несколько минут из Министерства внутренних дел позвонили генералу Поддубному, начальнику столичного милицейского главка, и сказали:

— Одевайте мундир и пойдете в телестудию вместо Будникова.

И вот на Украину пошла информация о порядке проведения в столице демонстраций 7-го ноября. Ее дали затем в записи несколько раз. Она стала серьезным предупреждением против попыток дестабилизации обстановки в Киеве.

Утром 7-го ноября события начали развиваться весьма своеобразно. Я попросил, чтобы все члены исполкома были на месте, потому что ситуация может сложиться по-разному, ее нужно отслеживать. Мы предупредили милицию, чтобы никто не менял маршруты, чтобы соблюдалось решение горисполкома.

Мне начали докладывать, что в разных местах, где собираются демонстранты, появляется Табачник. То его видели у левых, на площади Славы, то его замечали на Крещатике. Еще одно сообщение: почему-то перед Бессарабкой сняты милицейские кордоны, и колонна Руха со стороны Красноармейской идет уже на Бессарабку. Прямо навстречу левым. А левые движутся по Крещатику. Я пытаюсь разобраться: в чем же дело? Милиция разводит руками, никто ничего не может понять, что же происходит. В это время мне говорят: только что в районе Бессарабки, где сосредоточились руховцы, видели Табачника. Фактически была попытка вывести колонны в лоб друг другу и столкнуть их на Крещатике...

Надо отдать должное левым. К Симоненко подошли руководители милиции, объяснили ситуацию, и было договорено, что колонну левых во избежание столкновений не будут вести до Бессарабки, к памятнику Ленина выйдут только их представители с цветами, а сама колонна возвратится...

И все же небольшое столкновение произошло: в районе Бессарабки случилась небольшая стычка колонны Руха, возглавляемой Черноволом, с милицией. Вскоре конфликт был исчерпан, и Рух пошел по Крещатику, нарушая все, что только можно было нарушить... Они устроили и митинг на площади Независимости.

Уже потом, когда все закончилось, я собрал всех, кто отвечал за проведение мероприятий, на подведение итогов. Мы пришли к выводу, что если бы не четкие действия городской власти и столичной милиции, то город не удалось бы удержать от столкновений и кровопролития. Все-таки нам удалось развести конфликтующие стороны, избежать беды. Я сказал, как есть: кое-кто был сильно заинтересован в том, чтобы в Киеве начались массовые беспорядки. Со стороны руководства Руха, а также со стороны тогдашнего главы администрации Президента Табачника готовилась крупная провокация. Я убедился в этом еще раз на следующий день, когда посмотрел программу «Післямова». Мы ведь знали, что в то время «Післямова» получала определенные консультации на Банковой... Сюжет как сюжет, все вроде нормально, объективно о ситуации в столице 7-го ноября. Было сказано, кто и почему пытался нарушить порядок. Сюжет закончился, и вдруг комментатор Александр Ткаченко дает свою оценку, свою версию событиям. Мол, да, это все так, но в то же время мы считаем: городская власть виновата в том, что она допустила вот такой ход событий. Данная версия пошла «гулять» и по некоторым газетам...

То была первая попытка проверить нас на прочность и попытаться столкнуть различные силы, чтобы спровоцировать в столице беспорядки, вызвать хаос, дестабилизацию, как это случилось позже, 18 июля 1995 года, во время похорон патриарха...

Говоря о президентском фаворите Дмитрии Табачнике, не могу не вспомнить еще одной ситуации, которая на многое проливает свет. Речь пойдет о том, как в угоду трепетным и трогательным отношениям Табачника с Сергеем Головатым глава администрации Президента пытался отнять у города построенное для служб городской администрации здание на улице Жилянской, 14. Табачник все делал для того, чтобы угодить Головатому.

Как-то у меня раздался звонок. Оказалось, Табачник. Он так деликатно попросил:

— Вы бы не смогли заехать ко мне? Тут есть один вопрос. Нужно посоветоваться.

— Пожалуйста... Но сейчас я занят, только перед обедом. Если на 5-10 минут.

И вот я заехал к нему.

— Понимаете, тут такое дело... Нам надо вдвоем пойти к Президенту. Головатый устроил скандал. Он хочет проводить День права. Требует здание себе. Вот я подготовил ряд вариантов... Нужно хотя бы что-нибудь подписать для того, чтобы его ублажить. Он же нам нужен, понимаете... Конституционный договор... Надо правовую реформу проводить. В общем, нам нужно ему как-то подыграть.

— Это — ваша проблема. Вы и подыгрывайте, а я тут — при чем?

— Ну, видите ли, тут речь идет об одном здании. Как нам быть? Он требует, чтобы мы передали ему дом и называет адрес: улица Жилянская, 14.

Я возразил:

— Это исключается. Мы на такое никогда не пойдем, не дадим согласия.

— Я понимаю, — вроде бы соглашался Табачник. — Но надо что-то подписывать. Президент каждые 5 минут звонит по данному вопросу. Давайте пойдем сейчас к нему и поговорим на эту тему.

Он снимает трубку и сообщает:

— Леонид Данилович, у меня сейчас Леонид Григорьевич по этому вопросу. Мы хотим зайти, посоветоваться с вами.

Мы зашли. Табачник начал рассказывать, что, мол, пора уже ввести День права. Это нормально, это то, что нам нужно. Головатый требует, чтобы его правнычей фундации дали хорошее здание. Как быть? Если мы сегодня не подпишем бумагу, то завтра он будет очень недоволен, могут возникнуть проблемы...

Президент спросил у меня:

— А ты — как считаешь?

— Да как? Мы это здание не отдадим. Нашим службам негде размещаться. Когда Вы были премьер-министром, мы выезжали с Михайловской, 1 при условии, что за нами остается дом на Жилянской, 14. Тогда и Президент Кравчук и Вы дали обязательство, что у нас его никто никогда не заберет. И даже было специальное распоряжение правительства помочь нам в реконструкции данного помещения. Хотя денег нам не дали... Так что я никогда не соглашусь на это.

— Ну ладно, бумагу я подпишу, а ты можешь не выполнять распоряжения. Скажешь, что ты не дал согласия. А я скажу: ну что тут поделаешь с этим городским Советом, он заупрямился... В общем, сделаем вид, что мы здание дали, и в то же время будем считать, что ты не будешь выполнять это указание...

— Если Вас устраивает такая ситуация, то пусть так и будет. Только чтобы Вы потом меня виноватым не сделали...

— Ну хорошо, мы же договорились.

Он подписал распоряжение.

Прошел день или два. Получаем с Банковой документ. Но в нем почему-то указана не Жилянская, 14, а другой адрес, вернее другой номер дома. Мы восприняли это нормально, подождали и спокойно отписались, что это здание не относится к городской коммунальной собственности, а принадлежит одному из министерств, так что решайте вопрос с ним. Они с молниеносной скоростью все исправили и сразу прислали новый вариант, подписанный Президентом, где уже четко назван адрес здания, приглянувшегося Головатому, — Жилянская, 14. Помня наш разговор и нашу договоренность с Президентом, я вел себя очень спокойно. Но вдруг потом выходит постановление Кабмина: отдать здание правнычей фундации. Однажды в коридоре меня поджидал депутат Киевсовета С. Кудряшов, который, как правило, всегда выступал против меня — и на сессиях, и в прессе. А тут вдруг чуть ли не заискивает передо мной:

— Есть просьба. Мы хотим зайти к Вам с Головатым.

В тот день шла сессия, и я сказал:

— В перерыве заходите.

И вот зашел Головатый и, не снимая верхнюю одежду, прямо с места — в карьер:

— Почему Вы не выполняете постановление Кабмина? Почему не отдаете здание? Я пришел, чтобы Вы выполнили решение Кабинета Министров и отдали нам дом на Жилянской, 14.

Я сказал ему то, что думал:

— А почему я его буду выполнять? Если у вас есть деньги, то, пожалуйста, стройте. А это здание я вам не отдам, оно — наше, городской администрации. С какой стати мы должны дарить его правнычей фундации? И вообще, что вы сделали для государства, что предъявляете такие претензии на коммунальную собственность Киева?

Он упорствовал:

— Ну вот, городской администрации может не быть, а правнычая фундация...

Я отрезал ему:

— Слушайте, если вам дали деньги в Соединенных Штатах, так это не значит, что перед вами все должны тут падать в ноги. Без вашей правнычей фундации как мы жили, так и проживем. А городские службы должны иметь нормальные условия, чтобы решать проблемы киевлян. Здание мы вам не отдадим, такова моя позиция, и никто меня не заставит. Тем более, для этого, как минимум, нужно решение сессии городского Совета.

Головатый подскочил, вылетел из кабинета, уже из приемной пригрозил:

— Я доложу Президенту, как вы выполняете его поручения!

— Пожалуйста, докладывайте.

Потом, конечно, и Табачник, и Головатый отомстили мне за мою позицию. Головатый, как известно, был одним из моих «главных обличителей» на совещании у Президента 5 апреля 1996 года, которое стало отправной точкой моего отстранения с поста главы столичной администрации. А Табачник с видом победителя примчался на Крещатик, 36, когда Указом Президента был назначен главой горадминистрации А. Омельченко. В тот день Д. Табачник расшаркивался в стиле известных компартийных времен, целовался с назначенным префектом столицы. Он хорошо знал, что заключает в свои объятия человека, который живет и действует по принципу: «Чего изволите?» Многого хотел «изволить» Дмитрий Табачник, и новая городская власть всегда послушно брала «под козырек», ублажая Табачника, его бизнесового брата, других людей из президентского окружения, которые начали немедленно решать в столице свои личные вопросы.

А Виктор Чайка в «Киевских ведомостях» прямо написал, что Табачник взял столицу на разграбление после устранения Косаковского.

32. ПОСЛЕ БОЛЬНИЦЫ

Когда на заседании Кабмина в мае 1996 года меня заочно предавали анафеме высокопоставленные чины из президентского окружения, правительства, все эти курасы, пинзеники, шпеки, самоплавские и другие, особой активностью отличился и тогдашний министр Кабмина г-н

В. Пустовойтенко. Он угрожал моим заместителям: мол, если вы не прекратите поднимать людей в защиту Косаковского, то мы найдем на всех вас управу... Его раздражало все, что было связано со мной. Но почему-то он особо акцентировал внимание на... служебной даче, которая была закреплена за мной. Дескать, вот знаете, он в больнице, а семья дачей пользуется, раз такое уже дело, — надо забрать у него дачу.

Тем временем я находился в больнице. Операция... Реанимация... Сложный послеоперационный период... Я пробыл в больнице до 10 июня. Можно было лежать там и дольше, обычно после такой операции человек еще долго приходит в себя... Но я решил выписываться домой, потому что не хотел создавать проблем для медицинского персонала, у этих людей и так хватало из-за меня различных осложнений. Да и домой очень хотелось. Больница есть больница... Меня выписали. И вот я дома. Из квартиры не выходил. Через пару недель врачи, которые продолжали курс лечения на дому, начали настаивать на том, чтобы я уехал на дачу. Надо было уже выходить на свежий воздух, потихоньку гулять.

Я не хотел ехать на дачу, не хотел видеть там никого... Тем более, что там недалеко — дача Президента, дача Табачника. Морально я там не мог уже быть. Но, поддавшись уговорам, мы с женой уехали все-таки на дачу. Побыли там несколько дней. Иногда утром я выходил погулять и наблюдал интересные картинки. Как-то иду по кругу возле озера и вдруг слышу за собой какой-то странный топот. Оборачиваюсь — бегут военнослужащие. Это — охрана Президента. У них — регулярная по утрам пробежка. Смотрю — вместе с ними на велосипеде — внук Президента. И я понял: служивые не просто бегут, они еще и развлекают внука Леонида Даниловича. Мне почему-то сразу же вспомнились «потешные полки», которые развлекали Петра Первого...

Как-то, в воскресение, жена пошла на пляж. И встретила там Горбулина. И вот пошла информация, что мы с женой — здесь, на даче. А через день или два ко мне явился директор этого дачного комплекса Рюмшин.

Он начал что-то издалека. Потом он начал рассказывать о том, что тут у них — большие переселения.

— И Вас, — сказал он, — Леонид Григорьевич, будем переселять.

— В связи с чем? — спросил я.

— Да вот, пришло указание из Кабинета Министров, подписанное Пустовойтенко, о том, что Вы должны освободить...

— И когда это?

— Ну, мы вас пока не будем трогать, вы можете тут быть, сколько хотите... Но я Вам хотел сказать, что есть такое предписание...

— Хорошо. Раз есть такое предписание... Мы освободим домик.

Мы в тот же день выехали. Водитель на следующий день отвез Рюмшину ключи. Директор был страшно удивлен:

— Как? Мы же сказали, что там можно еще жить, что не нужно торопиться, что просто есть такое предписание, когда-то придется освобождать, и надо к этому готовиться...

Водитель был краток:

— Леонид Григорьевич выехал и просил передать ключи.

Ну, а тут, в Киеве, было немало интересного. Предпринимались постоянные попытки прояснить мою позицию. Домой начали приходить разные люди. Одни — с разведкой, другие — с добрыми намерениями. Засылали ко мне разных гонцов, я это хорошо чувствовал... Многие не знали, как я живу, ходили, осматривали квартиру... Я их водил, показывал. Удивлялись, думали, что у меня здесь хоромы — метров на 200. Потом они и другим рассказывали, что квартира как квартира. 3 комнаты, 56 квадратных метров, ничего особенного, да еще и последний этаж.

Конечно, было видно, что идет попытка как-то попробовать меня склонить к тому, чтобы я отказался от своей должности. Напрямую об этом, конечно, мне не говорилось. Разные люди приходили и под разным соусом подбрасывали мысль: вот там освобождается такая-то должность посла, такого-то зама... В общем, делали намеки... Я им давал понять, что я никуда не собираюсь, а буду работать здесь. Хотя из администрации, видимо, уйду, потому что мне просто не дадут работать. А председателем Киевсовета останусь, ведь меня избирали не Президент, его окружение, а киевляне.

Несколько человек было и от Табачника. Они прямо так не говорили, но я это почувствовал. Среди них были люди, которые раньше работали со мной, которых я знал. Им, видимо, давали определенные задания, и они, разговаривая, вскользь, ненавязчиво, как бы мимолетно вставляли нужную информацию. То прочили меня директором завода «Арсенал», то «устраивали» меня в министерства и в посольства. Все смотрели, как я буду на это реагировать. Некоторые прямо заявляли: ты ж понимаешь, что тебе работать не дадут, надо искать решение вопроса. К сожалению, один из бывших моих коллег-мэров, не буду называть его, тоже включился в эту работу. Как-то позвонил мне по телефону и сказал:

— Леонид Григорьевич, попроси, чтобы твои там остановились... Не надо об этом в прессе писать. Ну зачем выступает с заявлениями этот комитет по твоей защите? Он только лишь нервирует Президента.

— Вы понимаете, — отвечаю я, — это дело самих людей, я их не остановлю. Да и зачем? Люди говорят, как думают. Это — их право. А Вам — что, задание дали?

— Ну да, — смеется.

Я и говорю:

— Скажите, что не вышло...

Как мне стало известно, особое раздражение на Банковой вызывали публикации в прессе, которые носили объективный характер. Печерску очень уж не понравилось мое интервью, опубликованное в те дни в «Голосе Украины». Характерно, что я давал его еще до болезни, до переворота на Крещатике, но оно все еще не потеряло своей актуальности, потому что в нем шла речь о том, как грабят Киев, как центральной властью игнорируются интересы столицы Украины. На Банковой пришли в ярость. Там, насколько мне стало известно, сказали: ну, все, теперь мы ему уже не простим. Мы думали, что он что-то понял, а он ничего не понял... И начали мне оттуда передавать, чтобы я больше нигде не выступал, потому что это очень плохо для меня закончится...

Самое интересное было на День молодежи. Получилось так, что я позвонил в приемную и сказал:

— Вы там на всякий случай держите машину. Машина мне может понадобиться.

И все поняли так, что я решил ехать на День молодежи на Спивоче поле. Началось волнение. Даже прямой эфир на всю Украину со Спивочего поля задержали на 10 минут... Не знали, буду ли я или не буду и как реагировать в случае, если я там появлюсь. Очевидцы рассказывают, что там, за сценой, Омельченко, Борзов и организаторы стояли, выглядывали и не знали, как быть, если я приеду. Что тогда делать? А когда увидели, что меня нет, начали все-таки программу с опозданием на 10 минут.

Я, конечно, очень хотел там быть, но состояние здоровья не позволяло еще сделать такой шаг. Поэтому попросил жену, чтобы она побывала там. И я знал, как все происходило. А вечером был фуршет. И, как ни странно, затем на фуршете, видимо, поняв, что ситуация остается непроясненной и что может быть любое развитие событий, Омельченко вдруг начал провозглашать тосты за мое здравие... Мне передавали потом и пожимали плечами. Порядочные люди были возмущены таким проявлением фарисейства... Но что тут уже поделаешь: такова «философия» временщиков-приспособленцев. Они говорят одно, думают другое, а делают третье...

33. КАК ГОНЦЫ С БАНКОВОЙ

«ВЫКРУЧИВАЛИ РУКИ» МНЕ

И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

Итак, мы оставили государственную дачу, и я вновь возвратился в Киев. Как известно, после такой операции, которую перенес я, в соответствии с документами Минздрава людей держат на больничном еще 2 месяца и дают еще 1 месяц до полного выздоровления. Я же находился на больничном полтора месяца. Проходил курс лечения на дому, меня регулярно навещали врачи поликлиники с улицы Верхней. Но я и не знал, что и на данном этапе недремное око Банковой продолжает отслеживать и контролировать все, что было связано со мной...

Получилось так, что врач, который лечил меня, продлил мне больничный еще на десять дней, но утром, 15 июля, в понедельник, соответствующая отметка не была еще сделана. И кто-то там доложил на Банковую, что больничный листок закрыт, и, судя по всему, Косаковский в понедельник будет уже на работе.

И вот кое-кто засуетился в преддверии моего возможного прибытия на работу. В понедельник, 15 июля, мне позвонили из приемной и сообщили:

— Леонид Григорьевич, тут у нас происходят какие-то странные вещи. Вдруг куда-то исчез Омельченко. Говорят, был у себя в кабинете и срочно

уехал. А несколько минут назад он позвонил из машины и поинтересовался: Вы есть на работе, или нет. Передал: «Если будет Леонид Григорьевич, то скажите ему, что я — в больнице, я сегодня заболел, очень плохо себя чувствую. А на хозяйстве остался Фоменко...»

Но ведь я не собирался выходить на работу. А паника уже началась... Они изо дня в день ждали: когда же я появлюсь? Но я собирался выйти через неделю, в следующий понедельник. Хотя на рабочем месте решил побывать уже в конце текущей недели, то есть в пятницу. Я чувствовал, что ситуация принимает какой-то непонятный оборот, что внимание всех сосредоточено на мне. И там, на Банковой, и ниже, на Крещатике, 36, заинтересованные люди словно затаили дыхание...

В пятницу, 19 июля, где-то около одиннадцати я вызвал машину. Решил подъехать, кое с кем встретиться, посмотреть документы и взять их домой для более тщательного ознакомления. Тем более, что за время болезни мне не давали ни одного документа, хотя я и просил об этом. Запрещено было информировать меня о принятии любых решений...

И вот я — в своем кабинете. Тут все вокруг сразу же закрутилось-завертелось...

Первое, что я сделал, — издал некоторые распоряжения. Я знал, несомненно, что они не будут работать, что их сразу же станут блокировать. Но для меня важно было зафиксировать свою позицию. Не мог же я согласиться с тем, что натворили в мое отсутствие временщики, назначенные Президентом.

Я планировал быть в кабинете час-полтора и уехать домой, а в понедельник полностью приступить к выполнению служебных обязанностей. Но дальнейшие события вынудили меня задержаться. В те часы в других кабинетах началось необычное оживление. Мне стало известно, что, например, в кабинет Омельченко сбежались мои оппоненты из депутатского корпуса, — все эти бондаренки, голицы и другие. Начали лихорадочно вызванивать нужных людей из администрации Президента и буквально взывать к ним: явился Косаковский, с ним надо что-то делать, его нужно немедленно увольнять...

Но я и сам уже позвонил в президентскую администрацию и сказал, что в понедельник выхожу на работу, а несколько минут назад отправил вам заявление об отставке с должности главы горадминистрации. Оно уже где-то там у вас, на Банковой... Как стало известно, в 12.20 мое заявление было там принято и зафиксировано. Видимо, сразу и доложили Л. Д. Кучме. Вот полное содержание данного документа, привожу в соответствии с оригиналом:

«Президентові України Л. Д. Кучмі

Косаківського Л. Г.

ЗАЯВА

Шановний пане Президенте!

У відповідності до ст. 31 Закону України «Про державну службу» подаю у відставку з посади голови Київської мicькoї державної адміністрації у зв’язку з:

1. прагненням, виходячи з волі киян, які 10 липня 1994 р. обрали мене головою Київради — мером столиці України, i, відчуваючи за це велику відповідальність перед ними, повністю зосередитись на здійсненні передбачених новою Конституцією держави повноважень міського голови;

2. принциповою незгодою з постановою уряду від 21.05.96 р., в якій дана необ’єктивна, упереджена, свідомо зміщена в бік негативу оцінка діяльності міськдержадміністрації, по суті, зроблена спроба перекреслити результати праці трьох мільйонів киян;

3. неодноразовими намаганнями з боку окремих посадових ociб примусити мене до виконання та прийняття рішень, які могли б, на мій погляд, завдати значної шкоди місту та киянам. Все більшим нехтуванням інтересами столиці з боку центральних органів виконавчої влади, споживацьким ставленням до неї.

Водночас хотів би підкреслити, що, обіймаючи надалі посаду міського голови, я готовий, як і раніше, до конструктивної співпраці, підтримки Ваших эусиль, спрямованих на зміцнення нашої держави, підвищення добробуту людей, розвиток столиці України.

3 повагою Леонід КОСАКІВСЬКИЙ

19 липня 1996 року»

Я находился в своем кабинете, смотрел бумаги, кое-кого приглашал, поручил собрать заместителей, расспросить, как идут дела, решил также выйти на связь с руководителями районов. Я еще не знал, что сюда уже мчатся гонцы от... самого Президента.

Вскоре мне докладывают: в приемной — люди из администрации Президента, Яцуба и Подпалов.

Эти два господина вошли ко мне. Я знал их уже давно. На их примере можно было прослеживать этапы человеческой мутации и приспособленчества. Позиции у этих людей постоянно менялись в зависимости от обстоятельств, политической погоды, в угоду личной конъюнктуре. Яцуба раньше слыл ярым коммунистом, успел он приспособиться и к Верховной Раде прошлого созыва. Потом работал в администрации Президента. Но это -отдельный разговор, отдельная тема — влияние данной личности на принятие Президентом некоторых решений, в том числе и тех, которые ломали судьбы людей. Что касается Подпалова, то он, например, успел поработать в Верховном Совете в тот период, когда Председателем был Л. М. Кравчук, поработал затем и в администрации Кравчука-Президента. Он тогда занимал одну позицию. Перешел затем к Л. Д. Кучме — и начал занимать другую... Это он вместе с Ф. Бурчаком был идеологом Конституционного соглашения, обосновывал роль администраций. Он всегда находил юридическое обоснование любому незаконному решению, которое принималось. У него это получалось просто мастерски...

Итак, они вдвоем зашли ко мне, и начался любопытный разговор, который длился более двух часов. Я сразу же спросил:

— Чем обязан вашему визиту?

Заминка... Тогда я сказал все, что думаю о нынешней ситуации. Об отношении властной элиты к Киеву и киевлянам. О моральных принципах людей, облеченных властью. И о многом другом...

И тут началось целое цирковое представление. Потому что в руках Подпалова, как у факира, появилась какая-то бумажка. Он ее двигает по столу... Туда-сюда... Туда-сюда... Двигает вперед и говорит:

— Может быть...

А потом — назад:

— Может и не быть...

Я и спрашиваю у «факира»:

— Что вы имеете в виду?

А он и говорит:

— Может быть Указ... А может и не быть... Надо, чтобы вы приняли решение. Правильное...

Пришлось ответить визитерам:

— Я уже принял правильное решение. Там у вас, в администрации, лежит мое заявление об отставке. Рассматривайте и принимайте решение. Что касается поста председателя Киевсовета, то тут вопроса нет. Я написал в заявлении, что собираюсь полностью сосредоточиться на выполнении полномочий городского головы, которые мне вручили киевляне. Что касается должности главы администрации, так я с нее ухожу, о чем тоже написано в заявлении. Если бы вы даже просили меня остаться на этой должности, то все равно с вами я работать не смогу. Никогда.

— Ну, так никогда не будет, — самоуверенно заявили «гости». — Президент на это никогда не пойдет. Такой вариант нам не подходит...

— Что вы хотите? — спросил я у них напрямую.

— Нужно написать заявление, что вы отказываетесь от всех должностей.

— Но я же вам изложил свою позицию... А как это вы себе мыслите? Скажите, как по закону избранный населением председатель Совета может сдать свои полномочия, свой мандат?

— Ну, это мы все обыграем... Тут нет проблем. Мы найдем юридическое обоснование...

Я не сдавался. И когда они поняли, что я вовсе не собираюсь оставлять пост председателя Киевсовета, то заявили:

— Что же, будем докладывать Президенту. Мы считаем, что надо встречаться, чтобы как-то проблему эту решить.

- Пожалуйста. Но людей не предам, с этой должности не уйду.

На том и расстались. Они уехали. А вечером, в 21.00, я услышал по УТ президентский Указ о моем освобождении. Узнал также, что Л. Д. Кучма отменил принятое мной в тот день распоряжение по реорганизации системы управления в соответствии с новой Конституцией. Тем самым он дал понять: тут командуем мы!.. Кстати, тот Указ Президента я до сих пор в глаза не видел, хоть после тех событий прошло уже почти два года...

Своим Указом Президент трижды нарушил Конституцию и Закон. Во-первых, Указ был подписан в тот момент, когда я еще находился на больничном. Официально больничный был закрыт только 20 июля 1996 года. Конечно, кое-кто пытался оформить мое появление на работе как официальный выход на нее. Мол, я ведь подписал даже некоторые документы, значит, я был уже на работе. Но эти «законники» почему-то забыли о том, что и на больничной койке руководитель тоже подписывает документы. Даже если руководитель, скажем, после операции вышел из состояния наркоза, он уже мыслит, может держать ручку и подписывать документы... Примеры? Пожалуйста, общеизвестный пример с тем же Ельциным, который, передавая на время операции свои полномочия, сразу же после операции подписал некоторые Указы...

Где написано, что человека можно уволить в период его временной нетрудоспособности по болезни? А со мной поступили именно так.

Второе. Фактически меня уволили без выполнения требований Закона о государственной службе. В случае подачи заявления об отставке Президент обязан был в течение ЗО-ти дней дать мне ответ по моему заявлению об отставке и тогда уже принимать определенное решение.

И третье. Меня уволили по представлению того Кабинета Министров, который на тот момент уже не существовал. Уже действовала новая Конституция, которая предусматривала другие механизмы... Меня же уволили по Конституционному соглашению, действие которого к тому времени было уже прекращено.

Ну, и еще раз повторяю: меня никто так и не ознакомил с Указом, я не видел его. И вообще не знаю, существует ли такой Указ. А может, его и нет?.. Зная практику того же Табачника, который делал манипуляции с факсимиле Президента, могло быть и такое...

Так завершилась первая часть этой беспрецедентной эпопеи. Я понял, что визит двух высокопоставленных чиновников из администрации Президента был последней попыткой «сторговаться» со мной. Мол, если ты уходишь, то мы Указ не выпускаем, находим тебе более-менее приличное место и на этом все заканчивается. На прощание Яцуба и Подпалов предупредили меня: у тебя будет много проблем. Зачем тебе это нужно? Ведь все равно у тебя ничего не выйдет, ситуация — тупиковая... Я сказал, что как-нибудь сам во всем разберусь.

В тот же день у меня был также разговор с депутатом Верховной Рады, одним из руководителей Руха, моим оппонентом А. Лавриновичем. Он сам позвонил, видимо, чтобы проверить, есть ли я на месте. И был страшно удивлен, услышав мой голос. Даже приехал для разговора. Вот он и спрашивает за чашкой чая:

— Ну как вы себе представляете данную ситуацию? Вы же понимаете, что раз глава государства принял такое решение, он уже не отступит?..

Я и отвечаю ему:

— А вы оцениваете последствия такого шага со стороны Президента и таких ваших действий? Вы же хорошо понимаете, что мы живем не на безлюдном острове, есть еще Европа, и мы имеем в Совете Европы определенные обязательства...

— Да, но мы же не будем выносить такой вопрос на Совет Европы...

— А почему — не будем? Если нужно, то вынесем...

Вот так мы с ним и поговорили...

А для меня с того памятного дня начался новый этап — этап борьбы с государственной машиной, которая была полностью запущена на политическое уничтожение непокорных, тех, кто имел свое собственное мнение и пытался его отстаивать, невзирая на жестокий прессинг нынешних властей.

* * *

Вот и завершается первая часть моих документальных записок. Ныне я работаю уже над второй частью, которая, видимо, будет иметь название «Один на один с государственной машиной».

Я в основном рассказал о развитии событий, которые привели к нынешней ситуации, когда в Киеве, по существу, растоптано местное самоуправление. Власти панически боятся проводить в столице выборы городского головы, чтобы и далее бесконтрольно распоряжаться денежными средствами, заработанными киевлянами, а также землей и коммунальным имуществом Киева.

Почему я стоял и стою на своем, почему я определил для себя именно такую линию поведения? Мы — я и мои соратники, не могли больше терпеть издевательства над нашим городом, над здравым смыслом. Я еще раз повторяю: это не конфликт отдельных лиц, не противоборство каких-то групп. Это — борьба двух различных тенденций, борьба правды со злом, борьба тех, для кого дороги интересы родного города, с аппетитами пришлых чиновников, пытающихся сделать из Киева свою прибыльную вотчину. Кто-то должен был, наконец, поставить вопрос ребром: до каких пор?.. Хватит, господа. Наш Киев нужно уважать.

Я не пытался в этой книге сводить с кем-то личные счеты. Я долго молчал, но цинизм того, что происходило и происходит, общая ситуация в стране и конкретная — в ее столице, — все это заставило меня взяться за перо. На каком-то этапе была надежда, что не все там, наверху, потеряли порядочность и совесть. Но, к сожалению, события показали: идет какая-то цепная реакция бесчестия, наживы, интриг, всего того, что отбрасывает назад наше общество. Настало время сказать людям правду. Меня и моих коллег пытались растоптать, уничтожить, на нас обрушили мощный поток лжи и клеветы, используя для этого подручные средства массовой информации.

Я решил не только пролить свет на все эти события, но и предостеречь людей от того, чтобы больше не повторились такие позорные явления, которые произошли за последние два года в нашей столице. Люди должны знать, что же случилось в Киеве, знать истинное лицо тех, кто сегодня у власти, кто допускает геноцид по отношению к собственному народу — уставшему, голодному, потерявшему всякую веру и надежду на лучшую жизнь. Все мы должны знать, кто нами «правил», какие там господствуют нравы и настроения… Короче говоря, людям сейчас, как никогда, нужна правда. Это и вынудило рассказать о реальном ходе событий в столице за последние годы.

Книга писалась по горячим следам этих событий. Все в ней отражено так, как было на самом деле в те тяжелые для меня и моих соратников дни, недели и месяцы. Сегодня ряд людей, чьи имена тут названы, поменяли свое отношение к тем событиям, к политическому Олимпу Украины, перешли в оппозицию к власти. Это — их право и их дело, это — их выбор, ведь у умных людей гору должен брать трезвый рассудок, честный, объективный взгляд на вещи. Я же с точки зрения правды подал все, как было, все, что случилось со мной.

Оставляю за собой право рассказать во второй части о том, с чем нам пришлось столкнуться далее. Речь пойдет об измене, нравственном падении отдельных людей, преследованиях, полицейщине в прямом понимании этого слова. Расскажу о том, какими методами пытались поставить меня на колени люди с Банковой и кое-кто из бывших, извините, коллег. Против меня, моих друзей и родственников была брошена вся мощь государственного аппарата. Но им ничего не удалось. Главное, что я вынес из пережитого, — это никогда не сдаваться. Но обо всем этом — главы следующей, второй части книги.

Конец первой Части

ОГЛАВЛЕНИЕ

1. ТОЧКА ОТСЧЕТА...

2. А СУДЬИ - КТО?

3. И ПРЕЗИДЕНТ ИЗРЕК: «Я ТЕБЯ БУДУ ШКОЛИТЬ!»

4. ЭТИ «ПОДВОДНЫЕ ТЕЧЕНИЯ»...

5. СТРАСТИ НАКАЛЯЮТСЯ, ПРЕЗИДЕНТСКАЯ КОМАНДА ВЫХОДИТ НА СВЕТ...

6. И ПРЕЗИДЕНТ МОЛВИЛ: «НАДО ПОСОВЕТОВАТЬСЯ С ТАБАЧНИКОМ»

7. НА ПОЛИТИЧЕСКОЙ АВАНСЦЕНЕ - ВАЛЕРИЙ ПУСТОВОЙТЕНКО

8. КОМИССИЯ КУРАСА ДЕСАНТИРУЕТСЯ НА КРЕЩАТИКЕ, 36

9. ТОЛСТОУХОВ И КОМПАНИЯ ДЕЛАЮТ ДЕМАРШ...

10. ГОРЬКИЕ ЯГОДЫ КОНСТИТУЦИОННОГО СОГЛАШЕНИЯ

11. ПУТЕШЕСТВИЕ ПО КИЕВУ С УДОВОЛЬСТВИЕМ И НЕ БЕЗ МОРАЛИ...

12. ПРЕЗИДЕНТ-ПАЛАС-ОТЕЛЬ КАК ЗЕРКАЛО ВЛАСТОЛЮБИВЫХ ПРИТЯЗАНИЙ НОВОЙ ЭЛИТЫ

13. «УКРАИНА» - БОЛЬ УКРАИНЫ

14. ТОТ ЖАРКИЙ МАЙ 1996-го...

15. КАБМИНОВСКИЙ ПРИГОВОР В ОТСУТСТВИЕ «ВИНОВНОГО»

16. ПРОВАЛЕННЫЙ СЦЕНАРИЙ ИЛИ ВТОРАЯ ПОПЫТКА РАСПРАВЫ

17. КУЛЬМИНАЦИЯ «КРЕСТОВОГО ПОХОДА»

18. ТАМ, В БОЛЬНИЦЕ, НА ОКРАИНЕ ОБОЛОНИ...

19. ЯВЛЕНИЕ КНЯГИНИ ОЛЬГИ ПОТОМКАМ

20. ВЛАСТЬ ВЫЧЕРКИВАЛА МОЕ ИМЯ, А ЛЮДИ ПОМНИЛИ ОБО МНЕ...

21. ТОТ ДЕНЬ, КОГДА...

22. КТО ЖЕ ОН - МЭР, ПОЛИТИК ИЛИ ХОЗЯЙСТВЕННИК?

23. ЭТО СЛОЖНЕЙШЕЕ ГОРОДСКОЕ ХОЗЯЙСТВО...

24. АРХИСТРАТИГ МИХАИЛ - НА ФЛАГЕ И ГЕРБЕ КИЕВА, СПИВОЧЕ ПОЛЕ И КОЕ-ЧТО ЕЩЕ.

25. «УТКА», КОТОРАЯ ЛЕТЕЛА НА БАНКОВУЮ И ВПОРХНУЛА В ПРЕЗИДЕНТСКУЮ ФОРТОЧКУ...

26. СТОЛИЦА УКРАИНЫ - УКРАИНСКИМ МОРЯКАМ ИЛИ ОБ ИСТОКАХ ОДНОГО ШЕФСТВА...

27. ЧЕЛОВЕК - ЭТО СТИЛЬ. КОЕ-ЧТО О СТИЛЕ И МАНЕРАХ ВИДНЫХ ПОЛИТИКОВ ЗАПАДА И УКРАИНЫ

28. БИЛЛ КЛИНТОН В КИЕВЕ. ЧТО ОСТАЛОСЬ ЗА КАДРАМИ ОФИЦИАЛЬНОЙ ХРОНИКИ?..

29. КОЕ-ЧТО О НРАВАХ ПЕЧЕРСКОЙ ЭЛИТЫ ИЛИ «НАШИ» В ЯПОНИИ...

30. ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО НА СОФИЙСКОМ МАЙДАНЕ 18 ИЮЛЯ 1995 ГОДА?

31. КЛЮЧЕВОЙ ИГРОК В КОМАНДЕ ПРЕЗИДЕНТА

32. ПОСЛЕ БОЛЬНИЦЫ

33. КАК ГОНЦЫ С БАНКОВОЙ «ВЫКРУЧИВАЛИ РУКИ» МНЕ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

Общественно-политическое издание

Леонид Григорьевич Косаковский

ПЕРЕВОРОТ

НА КРЕЩАТИКЕ

Записки опального

киевского городского головы

Часть первая

Ответственный за выпуск Мечинский Б.И.

Подписано в печать 10.08.98.

Формат 60х84/₁₆. Гарнитура Pragmatica.

Уч.-изд. л. 12,4.

Тираж 1000 экз.

Заказ 3329

Фундация развития

и реконструкции городов Украины

г. Киев, ул. Шота Руставели, 39/41

Отпечатано в ОАО «Патент»

294013, Ужгород, ул. Гогарина, 101