Мы так долго грешили перед Богом и людьми,
что должны творить только добро, искупая свое прошлое.
СРЕДИ людей, так или иначе соприкоснувшихся с фонтанирующей энергией этого человека, он слывет чудаком, возмутителем спокойствия, а его идеи, наплывающие одна на другую, многим представляются в лучшем случае взбалмошными.
Должна признаться, что и у меня он вызывал ироническую улыбку, нередко – раздражительность и ответную по отношению к его напористости агрессивность, когда вдруг, средь бела дня или глубокой ночью, разбудив телефонным звонком, начинал развивать очередную свою идею, настаивая, даже требуя, чтобы ею проникся собеседник.
Но только теперь, спустя много лет после нашего первого знакомства и бесчисленных доказательств его дальновидности и правоты, я поняла, что не «фонтанировал» он, а развивал свои идеи вполне последовательно и целеустремленно. И когда в начале семидесятых при поддержке академика Лихачева «пробивал» зону Достоевского в Ленинграде и спасал от разрушителей связанные с писателем здания, и когда десять лет спустя «сражался» за сохранение церкви Святого Пантелеймона в Соляном городке…
И тем не менее даже сейчас, когда назову имя этого суматошного человека, журналиста и историка, я не сомневаюсь в реакции многих, подвигнутых им на какие-то телодвижения (или противостоящих ему) людей: «А, тот самый Сергей Лебедев, что замордовал нас своими идеями! Это же несерьезно».
Вполне серьезно и с какой-то пронзительной горечью объясняя, чем и почему он (как всегда, самозабвенно и бескорыстно) занимается сейчас, Сергей мне сказал: «Понимаешь, мы так много грешили перед Богом и людьми, что должны творить только добро, искупая свое прошлое. Солженицын по одну сторону океана, Лихачев – по другую, оба они говорили о покаянии, об искуплении».
В 1988 году Сергей организовал «Музей милосердия». И не где-нибудь, а у себя дома, в тесной однокомнатной квартирке в Веселом поселке, где уставленные книгами стеллажи пополнились десятками папок, рукописей и методик, объясняющих, что есть истинное милосердие и в чем его истоки.
Об этом странном музее – наш сегодняшний разговор с С.Б.ЛЕБЕДЕВЫМ.
– Честно говоря, Сергей, я не очень хорошо понимаю, зачем сегодня нужен «Музей милосердия», если люди нуждаются в реальном его проявлении, а не в воспоминаниях о том, каким оно было в минувшие времена.
– Музей в данном случае – понятие условное и ни в коей мере не является собранием раритетов и документальных свидетельств о меценатстве и благотворительности в доком мунистической России, хотя есть здесь и это тоже. Скорее всего – это методический центр или оперативный штаб по оказанию бескорыстной помощи тем, кто в этом нуждается сегодня.
По инициативе музея еще в 1989 году в обществе милосердия «Ленинград» были организованы три выставки по истории меценатства и благотворительности в Петербурге, где до революции существовало 1200 таких организаций. У них была прекрасно налажена отчетность перед официальными органами: проверкой их деятельности занималось Министерство внутренних дел, что полностью исключало возможность каких-либо злоупотреблений и хищений, чем прославили себя многие наши сегодняшние горе-благодетели. Благотворительность и милосердие в России были не модой, а органической частью общественной деятельности, целенаправленной политикой государства, исключавшей коммерциализацию этой сферы. А вот нищенство в Петербурге было.
– А ваш музей существует на общественных началах или приносит какой-нибудь доход?
– Никакого дохода, одни убытки для личного, достаточно скудного бюджета каждого из моих сподвижников. Случается, помогают спонсоры, отечественные и зарубежные, которые с интересом относятся к нашему начинанию. Директор музея (на общественных началах, разумеется) – студент четвертого курса истфака Николай Мазурсико, я, пожалуй, всего лишь «идейный вдохновитель», а добровольных помощников у нас очень много. Это администрация и Совет Невского района, где музей как товарищество с ограниченной ответственностью без обычных проволочек зарегистрировали бесплатно, и директор библиотеки им. А.Блока Галина Павловна Волосова, которая бескорыстно помогала музею при создания публикаций по благотворительной деятельности в прошлом и настоящем, это и питерский предприниматель, глава одной из товарно-фондовых бирж Алексей Иванович Коновалов. Да всех не перечесть.
Чиновники мэрии, которых принято ругать, помогли в восьми аптеках города повесить ковчеги под названием «Нуждающимся на лекарства», куда бросали и бросают свои скромные рубли, а то и копейки горожане. Но получается немало. Методика учета и расходования денег исключает хищения. Средства идут в ряд КОСов Невского и в фонд здоровья Куйбышевского районов. Деньги на изготовление ковчегов (спроектированы они были бесплатно) предоставил Алексей Коновалов. Хотим, чтобы такие ковчеги были установлены во всех аптеках Петербурга.
Милосердие, я уверен в этом, должно существовать вне зависимости от политических, национальных, религиозных, иных убеждений, и оно не должно быть тайным. Пусть люди знают: не оскудеет рука дающего, пусть берут с него пример. С питерского купца Васи- Громова хотя бы, который тратил львиную долю своего состояния на благотворительность. До революции в нашем городе существовала целая система громовских приютов. Алексей Коцюбинский, студент лицея, разработал недавно проект мемориальной доски, посвященной купцу Громову, и готов ее изготовить, чтобы отметить фасад дома на Фонтанке, 22, где проживал меценат и благотворитель.
– А не было ли это со стороны Громова и многих других богатых благотворителей отмыванием «грязных» денег?
– У них «грязных» денег не было.
– Неужто? А рабский труд в сибирских рудниках, на ткацких фабриках, помещичьих угодьях? Мамина-Сибиряка или Мельникова-Печерского, других писателей-реалистов, которые нам об этом поведали в большевизме не заподозришь.
– Сейчас шахтер работает в еще более нечеловеческих, чем прежде, условиях, но получает гораздо меньше. Его дореволюционный коллега мог по крайней мере содержать многодетную семью, в которой жена, как правило, не работала.
– Но работали малолетние дети!
– И это правда. Вот почему я не склонен, как это делают нынешние необольшевики, именующие себя демократами, перечеркивать всю нашу семидесятипятилетнюю постреволюционную историю. Была в ней и забота о детях, и пионерские лагеря для них, и не бегали наши разутые и раздетые мальчишки и девчонки по городам и весям страны родной в поисках приюта пли просто куска хлеба.
– Выходит, в эпоху «развитого социализма» народу жилось лучше, чем сейчас?
– Я этого не говорил, но любое время, даже самое тоталитарное, имеет свои достижения. Перечеркивать их тот же антиисторизм, та же идеализация прошлого, тот же, в конечном счете, необольшевизм. Ведь даже в застойные времена проблемы социальных низов, бомжей и проституток худо-бедно, но решались.
– Не решались, а скрывались! У нас не могло быть ни тех, ни других, как «не существовало» при социализме стихийных бедствий.
– В чем-то с тобой согласен, а в чем-то и нет: возможность заработать на кусок хлеба в то время была.
– А сейчас, когда такую возможность имеют только самые энергичные, предприимчивые, часто просто хитроумные и бесчестные, все остальные должны становиться объектом чьей-то благотворительности, ходить с протянутой рукой в расчете на милосердие нуворишей?
– Нувориши благотворительностью не занимаются – это удел благородных людей, показатель духовной чистоты и порядочности даже очень сложного человека. А стать объектом благотворительности многих вынуждает время. Сколько людей выпало из жизни путем неоправданных репрессий, бюрократических ошибок, просто невнимания какого-то швондера к их законным правам и требованиям! Навсегда запомнил эпизод, связанный с академиком Лихачевым. Лет десять тому назад к нему в Пушкинский дом пришла вдова профессора вместе с сыном-инвалидом, которому из-за отсутствия каких-то бумажек не платили пенсию. Дмитрий Сергеевич внимательно ее выслушал и обещал помочь. Когда эта женщина вышла из кабинета, он лихорадочно вынул из кармана все купюры (не так уж мало), вложил их в конверт и попросил свою сотрудницу немедленно догнать посетительницу. Сам он вручить конверт не решился,
– Вполне понятно почему. Разве не унижает наше национальное и человеческое достоинство эта самая воспетая тобой благотворительность?
– Она была во все времена и у всех народов, а в России, я бы сказал, далеко не в последнюю очередь. Могу лишь повторить, что самые светлые ее умы и благородные сердца всегда служили народу и милость к падшим призывали. Благодаря таким людям и советское время не ожесточилось, не обесчеловечилось окончательно, а сохранило дyx Нагорной проповеди в сердцах лучших своих представителей.
– Отождествляя народ с социальными низами, не занимаемся ли мы игрой на понижение социального статуса и потерю духовного потенциала нации не способствуем ли тем самым снижению, ее пассионарной энергии? Узаконивая бомжей, например? Хотя я лично отношусь к ним с глубоким состраданием как к жертвам социальной несправедливости нашего строя.
– Эти люди – не только жертвы. Под мостами Сены ночуют сотни клошаров, хотя Франция – страна процветающая. Но им нравится там ночевать! Откуда, почему возникло такое явление? Об этом мы и хотим узнать, и, главное, как этим людям помочь. Наша группа предлагает, например, свое решение проблемы нищенстйа. Для этого надо сделать в центре города, как в любой европейской стране, стеклянный ковчег милосердия. Проект его уже разработан и одобрен главным художником Петербурга. Мы, предлагаем поставить этот ковчег перед портиком Руска – это нисколько не обезобразит его, а на собранные здесь деньги организовать центральную и районные бесталонные столовые для бедствующих людей. Патронировать такой ковчег могли бы почетные граждане Петербурга. Но надо при этом принять решение: попрошайничество в городе запрещено.
Пусть портик Руска, где сейчас театральная касса, превратится в храм милосердия, в своеобразный, полигон для экспериментального решения многих запущенных социальных проблем. А внутри портика хорошо бы повесить доски с указанием имен всех тех, кто помог городу и его людям. Дело за малым – чтобы этой идеей прониклись в городском Совете и мэрии, где, надо признать, к нам относятся с пониманием.
Во всем мире существуют десятки научно разработанных программ милосердия и благотворительности, тысячи обществ. В Италии, в частности, – с тринадцатого века. И даже при Муссолини эту организацию никто не посмел тронуть – она освящена самим папой. Знаком с президентом общества милосердия Италии господином Джанелли, который подтвердил жизнеспособность и перспективность наших начинаний. А что касается твоего вопроса об энтропии нации, то ведь речь идет не о культивации тунеядцев, а о реальной помощи инвалидам, пенсионерам, просто людям, не умеющим или неспособным включиться в рыночную экономику, и ничего унизительного для них в этом нет.
Но проблема, конечно, существует, и для ее решения, как и для решения многих других, ей подобных, должен существовать специальный комитет социальной политики, который занимался бы не только сиюминутными вопросами и политическими тусовками, а научным анализом и прогнозированием социальных сдвигов в обществе. Для того и задуман наш «Музей милосердия», чтобы создать основу для государственной работы в этом направлении. В качестве пособия для такой деятельности подготовлены к печати два словаря, один – на шести языках, второй, из пятисот понятий, – русско-английский. Их автор – студент второго курса филфака С.-Петербургского университета Володя Козырев.
– А зачем нам такие словари? Мы ведь и без них знаем, что такое благотворительность, милосердие или филантропия.
– Лукавишь! Ведь эти понятия были исключены из нашей лексики и трактовались прямо противоположно их истинной сути. Открой-ка словарь иностранных слов.
Открыла. И вот что там обнаружила: «Филантропия – благотворительность, одно из средств буржуазии обманывать трудящихся и маскировать свой паразитизм и свое эксплуататорское лицо посредством лицемерной унизительной «помощи» бедным в целях отвлечения их от классовой борьбы».
Вот так…
Анна ОСИПОВА