Рукопись

Отсидев 10 лет в лагере БАЗстройлаг (он же Богословлаг) на Северном Урале по статье 58 пп. 10, 11, Борис Ямпольский освободился 7 февраля 1951-го и вышел на вечное поселение с поражением в правах там же, в городе Карпинске (бывший Богословск).

Незадолго до освобождения знакомый вольняшка вынес из лагеря кальсоны, на которых БЯ химическим карандашом записал кое-что для будущей рукописи (в основном даты и имена).

Нам, многое уже знающим об истории России ХХ в., это покажется странным, но БЯ представлял себе, что, освободившись, он отправится в свой родной город Саратов и начнет жить с того, что было прервано арестом школьника, не закончившего 10-й класс: поступлением в Литературный институт им. Горького в Москве по рекомендациям Алексея Толстого и Иосифа Уткина.

Оказавшись в г. Карпинске, в 12 километрах от «своего» лагеря, в комнате с окном, выходящим на пустырь и помойку, с комендатурой, где ссыльные должны были еженедельно отмечаться, БЯ долго не мог прийти в себя.

Примерно через год, работая художником д/к Угольщиков, он тайно начал писать рассказы о лагере, о людях, встретившихся там. Герои рассказов переходили из рассказа в рассказ с первого плана на второй, как в Конармии Бабеля.

Рукопись БЯ держал в тайнике у себя в мастерской, а с 1956 года, когда гипсовый бюст Сталина перенесли с центральной лестничной площадки дворца культуры в мастерскую художника – в полой голове отца народов.

В 1962 года БЯ переехал в Саратов, где он снова работал художником в кинотеатре «Победа» и продолжал тайно писать о лагере.

К концу 1970-го года было написано 57 рассказов и вступительная статья автора о себе - пятьдесят восьмая.

Так он и назвал рукопись: «Пятьдесят Восемь» - по номеру пресловутой политической статьи УК.

Летом 1965 г. БЯ побывал в Тарусе у Паустовского и показал ему самый лояльный из своих рассказов – о венгерском коммунисте Бауэре. Константин Георгиевич одобрил рассказ и обещал опубликовать его во втором, так и не вышедшем выпуске альманаха «Тарусские Страницы».

В 1969-ом г. Раиса Давыдовна Орлова по просьбе БЯ отнесла тот же рассказ в редакцию «Нового Мира». Был получен положительный отзыв, но сообщалось, что эта тема "пока (после «Одного дня Ивана Денисовича») закрыта".

Копелевы предлагали БЯ передать рукопись на Запад через Генриха Бёлля, но, опасаясь неприятностей для своих детей, БЯ отказался.

Единственный, кому БЯ доверил прочесть рукопись целиком, был Борис Абрамович Слуцкий, с которым они близко сошлись с начала 60-х. Борис Абрамович очень высоко ценил рукопись и написал на своей книжке, подаренной БЯ: «В надежде славы и добра. В надежде и уверенности». Вероятно, Слуцкий давал читать рукопись Г.Я. Бакланову, бывшему тогда его соседом (об этом ниже).

В 1971-ом году в Саратове начались вызовы БЯ и его друзей в КГБ в связи с делом о самиздате. Как только вызвали первого из их круга, БЯ договорился с друзьями уничтожить весь хранившийся у каждого самиздат. Свою рукопись он спрятал в диванный валик.

Но ближайший друг – Нина Карловна Кахцазова – пожалела уничтожать то, что у нее было (а было у нее больше всех и самый страшный по тому времени самиздат) и спрятала в погреб коммунальной кухни за мешками с картошкой. Когда ее привезли домой с допроса, длившегося 12 часов, начался обыск и сыскари почти сразу же направились в погреб...

Опасаясь, что следующий обыск будет у него, БЯ вынужден был поздним вечером уйти от Нины Карловны и отправиться к себе перепрятывать рукопись. Место для тайника он приготовил заранее: во дворе большого нового дома, где БЯ получил квартиру по реабилитации, - ул. Мичурина, дом 170, кв. 36 – находился сарайчик с длинным коридором слева и дверьми с отсеками для каждой квартиры справа. И вот, не в своем отсеке, а напротив него, в стене коридора были вынуты два кирпича.

Свернув в рулон рукопись и приложенные к ней рецензии Слуцкого и редакции «Нового Мира», БЯ завернул все в клеенку, уложил в длинную прямоугольную коробку из-под монпансье, взял фонарик, спустился во двор, вошел в сарай, положил коробку в приготовленный тайник и замаскировал место тайника.

Нина Карловна Кахцазова, опасаясь, что подвела друзей, а также того, что не выдержит допросов и выдаст москвичей, которые снабжали БЯ самиздатом, наутро повесилась.

В 1972 г. следствие по делу было прекращено, некоторых уволили с работы и "рекомендовали" покинуть город. БЯ уехал в Петрозаводск. Подробнее о деле см. здесь.

Осенью 1988 г. в ленинградской квартире БЯ раздался звонок. Звонил главный редактор журнала «Знамя» Георгий Бакланов: «Раньше можно было только о Сталине. Теперь можно и о Ленине. Давайте Вашу рукопись, Борис Яковлевич!»

И БЯ вспомнил, что Георгий Яковлевич Бакланов был когда-то соседом Слуцкого по коммунальной квартире...

Отправившись в Саратов, он обнаружил, что тайник пуст.

Первым делом БЯ отправился в саратовское отделение КГБ. Пока он по предложению дежурного описывал в заявлении историю пропавшей рукописи, в вестибюле появился генерал Василий Тимофеевич Васькин, бывший в 70-ые годы начальником УКГБ по саратовской области, а в то время уже пенсионер.

Между ними произошел следующий диалог:

- Здравствуйте, Борис Яковлевич! Ну, когда мы будем Вас читать?

- Это теперь от вас зависит...

- От нас теперь ничего не зависит. Мы ждем и Вы ждите...

В декабре 1989 года давний друг БЯ и бывший директор саратовского кинотеатра «Победа» Юрий Матвеевич Резник устроил БЯ встречу с одним из следователей по делу 71-го года о самиздате (его звали Михаил Николаевич).

Вот что он рассказал. В ту ночь, когда БЯ вышел от Нины Карловны, за ним послали топтуна, который, стоя у ворот дома, видел, как БЯ поднялся (а его подъезд и окна как раз напротив ворот), вскоре спустился с фонариком и пакетом, зашел в сарай, и вышел без пакета. Рукопись забрали из тайника в ту же ночь. Следователь приводил запомнившиеся ему фамилии начальников лагерей из рукописи БЯ. Рассказал, что они все читали рукопись, и что она находилась тогда в архиве саратовского КГБ в отделе вещдоков «до срока давности». Он также сообщил, что лейтенант Поканевич, бывший в 71-ом году следователем БЯ по самиздатскому делу, в 1989-ом году дорос уже до полковника начальника Балаковского УКГБ. А сам он был в то время уже пенсионером и, тем не менее, БЯ так и не назвал фамилии героя той тайной встречи - никому, даже жене. Известно только, что жил он где-то на улице Рахова, или рядом.

1. Бакатину В.В. от Б.Я. Ямпольского от 27-го ноября 1991 г.
2. Бакатину В.В. от народного депутата Толстого Н.А.
3. В Агенство федеральной безопасности РФ от Старовойтовой Г.В.
4. Директору ФСБ РФ Патрушеву Н.П. от председателя Совета Союза писателей СПБ Чулаки М.М. от 9.12 1999 г.
5. Председателю Комиссии при Президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий Яковлеву А.Н. от А.Я. Ямпольской от 23.02. 2000 г.
6. Директору ФСБ РФ Патрушеву Н.П. от Ямпольской А.Я. от 21.02.2000 г.
7. Исполняющему обязанности президента РФ Путину В.В. от 21.02.2000 г.
8. Губернатору саратовской области Аяцкову Д.Ф. от 12.03.2000 г.
9. Депутату Госдумы от СПБ Степашину С.В. от 23.02.2000 г.
10. Начальнику УФСБ по саратовской области ТрегубуА.П. от 12.03.2000 г.
11. Председателю правительства саратовской области Кашмилову П.П. от 14. 12.2000 г.
12. Начальнику УФСБ саратовской области Бекленищеву В.И. от 19.08.2008 г.
13. Председателю Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека М.А.Федотову от 30.10.2016 г.

Содержание ответов одно и то же: искали-искали, не нашли. Возможно, была уничтожена.

Много раз посылались запросы прислать акт об уничтожении - его тоже нет.

На одном из первых таких ответов рукой БЯ написано: «Это отписка».

О пропавшей рукописи, которую целиком не знал никто, кроме Бориса Абрамовича Слуцкого:

«Я ее писал без малого 20 лет. Наглухо скрывая от всех. Не потому, что не доверял ни друзьям, ни матери, но единственно из несомненности, что любого знающего тем самым и «заложу»: если что, утащу за собой. Вызову на слежку, от которой тоже не укрыться.

Уже в июне 81-го, оказавшись с инсультом на больничной койке Мечниковской больницы без надежды на выздоровление, я сообщил приехавшему Яну Бурштыновичу о своем тайнике: «Таитесь, как я. Вдруг доживете, чем черт ни шутит».

Совершенно неожиданно выжив и пережив, на удивление врачей, Брежнева, Андропова, Черненку, дожив до Горбачева, я еще не шелохнулся, хотя время бодрило чрезвычайно. Трусил. И тому были основания...

Тут нельзя не сказать, что в самой рукописи моей никаких моих политических выпадов не было. Были политические выпады персонажей моих, на манер бабки Киселевой*. Тут, там, отнюдь не всюду, то есть не всех приструнивавших меня, как бывший коммунист венгр Владислав Сигизмундович Бауэр, или Владимир Александрович Сукин, харбинец, или тоже харбинец, издатель, упоминаемый А.Ильиной, Евгений Самойлович Кауфман. Все они были много старше меня, как, опять же, бабка Киселева. И я их, как бабку Киселеву, писал. С полным сочувствием тоже. Но у нас ведь и вырезки из советских газет обличали своим «тенденциозным отбором». А у моих персонажей мелькало и о большевиках, и о правых, левых эсерах, и о самОм Ленине.

Словом, осмелел я и в январе 1989 года решаю: пора. Приезжаю в Саратов.

А рукописи в верном тайнике нет.

*Бабка Киселева – персонаж рассказа из книжки Бориса Ямпольского «Избранные Минуты Жизни», изд-во Акрополь, 1998 г.

Название рукописи: "58"

подзаголовок: "Бутылка"

эпиграф: "Зажало в рифы, шлюпка смята, руль унесло. Прощай, Мари"**.

На титульном листе фамилия (Ямпольский) и дата написания (1951-1970).

Машинописная рукопись, около 800 стр, на тонкой белой немецкой бумаге, отпечатана через один интервал на машинке "Олимпия" с одной стороны.

К рукописи были приложены:

• Письмо-рецензия Б.А. Слуцкого, полторы страницы (автограф Слуцкого, около 1967 г.).
• Фирменный конверт "Нового мира" с внутренней редакторской рецензией.

Всё это хранилось в большой прямоугольной жестяной коробке из-под Монпасье.

**Эпиграф взят из баллады Вс. Рождественского "Бутылка в море" (сб. "Земное сердце", Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1933. С. 85-88) и объясняет подзаголовок рукописи.