humorable, 7 января 2012, 16:45

мама написала о своем дедушке, Лазаре Евсеевиче Розенфельде.

Я в свое время тоже посвятила ему пост - собственно говоря, воспроизвела бабушкины воспоминания.

Дополняю маминым рассказом о дедушке, которого она любила.

Моим детям , внукам и племяннице Ирине

МОЙ  ДЕДУШКА  ЛАЗКА

26 июня 1948 года умер профессор Лазарь Евсеевич Розенфельд, зав. кафедрой Одесского медицинского института и зав. кафедрой фармацевтического института, одновременно, мой дедушка и мамин отчим. Дома мы звали его Лазкой. Он умер в мамин день рождения, и, с тех пор мама старалась его не отмечать... В маминой "Синей тетради" написано о Лазке с большой теплотой и любовью: он стал для нее настоящим отцом, а для меня и брата Вити - любящим дедушкой.

Напишу то, что осталось в памяти маленькой девочки, и то, что рассказали мне бабушка и мама, и не вошло в мамины воспоминания.

Мне остались в наследство фотографии , печатные и рукописные научные статьи, учебник которые написал Лазка. Добрая половина - дореволюционные, на немецком языке.

Перед отъездом в Израиль, я сожгла их, но свято берегу фотографии близких людей и уникальные документы.

Вот , один из них, которым мы, его потомки, можем гордиться: [Фотография после публикации]

Мне было уже 8 лет, и я хорошо помню день, когда мама неожиданно уехала в Одессу, и через несколько дней привезла к нам бабушку. Мы пошли с ней гулять к лиману, сели на траву, и бабушка вдруг спросил

«Как бы ты отнеслась к тому, что умер дедушка?

Я уже догадывалась, что дедушки нет, но ничего не ответила.

К дедушке и бабушке я приезжала по выходным, на каникулы, все лето жила у них на даче. Обычно, Лазка откладывал все дела, и занимался только мной. Мы играли в магазин, в шашки. Особенно я любила игру в города. Благодаря этой игре, я очень рано узнала названия всех столиц мира, и почти все города Советского союза. Каждый раз, когда весь запас названий городов на букву «Я" был исчерпан, он или я, называли город Ямполь, и это был сигналом к безудержному смеху.

И мама и бабушка рассказывали мне, как любил Лазка Витю и меня. Во время войны он писал из Самарканда племяннице Симе, в Москву. В основном, письма были посвящены моим "хохмам".

Лазка был очень преданным родственникам, помогал им , дал возможность получить образование. В Харькове, у них с бабушкой, кроме моей мамы, жила его племянница Сима, и бабушкина младшая сестра -Ривуша. Обе закончили медицинский институт. Мама очень любила обеих всю жизнь. Это "некровное" родство связывает и нас: дочь Симы- Лелю и меня. Мы, без объяснений, при знакомстве с чужими людьми , представляемся как сестры.

Помню огромный письменный стол, покрытый толстым стеклом. Под стеклом - мои и Витины фотографии. За дедушкиной спиной, на стене, в самодельных рамках, портреты его учителей и любимых учеников. Каждый раз, когда он получал монографию, и было фото автора, он аккуратно его вырезал, потом делал рамку, и, вешал на стенку, любуясь своей работой. Ведь в послевоенные годы не было в продаже рамок.

Я запомнила только один портрет: суровый старик, с седыми всколоченными волосами. Под портретом надпись: профессор Лондон. Скорее всего, Лазкин учитель.

Учеников было много. Почти все , в свою очередь, защитили докторские диссертации и занимались научной работой в медицинских ВУЗАх Советского Союза. Некоторые стали преданными друзьями, и не забывали бабушку и после смерти Лазки. Я знала, что дедушка был научным руководителем будущего Президента Украинской Академии наук, академика Палладина. Он приезжал в наш Институт, где работал папа, остановливался в нашем доме, чем вызывал неудовольствие папиного и маминого начальства. Был еще близкий друг нашей семьи - Рафаил Осипович Файльтерберг. Мы называли его Рафа. Спустя годы, я поступала на филогический факультете Одесского университета. Сначала было все хорошо: по сочинению-4, и 5- по русскому языку. И вдруг -_ неожиданный диктант, за который поставили двойку. Пришла домой вся в слезах. Бабушка молча надела шляпку, и поехала к Рафе, который в то время был профессор Университета. Рафа возмутился, что ему не сообщили о моих экзаменах, не было бы никаких проблем с поступлением, и тут же помчался на факультет. Но мой диктант уже бесследно исчез. Кстати, сын Рафы,Витька, после смерти своих родителей, утверждал, что его мать,(девичья фамилия Бланк) , была племянницей Ленина. Сама смотрела передачу по телевизору...

В доме бабушки и Лазки всегда были люди, за стол почти никогда не садились одни. В дни рождения на стол накрывали с утра.Целый день приходили поздравлять гости .Устраивать пышные празднества и банкеты было не принято. Нелюбовь к ресторанам передалась и маме, и мне.

Поили чаем, бабушка пекла несколько пирогов с фруктами, торт, коробки конфет.

Летом, на дачу, приезжали студенты и аспиранты. Лазка приглашал их в кабинет. Не знаю как они сдавали экзамены, но точно помню, что их оставляли обедать.

Лазка был намного старше бабушки, совершенно лысый. С маленькими рыжеватыми усиками. Когда было холодно, покрывал лысину черной "академической" шапочкой.

 По словам бабушки и мамы, дедушка был остроумным, компанейским,и, несмотря на маленький рост и отсутствие волос на голове, пользовался колоссальным успехом у женщин. Так влюбилась в него и бабушка, юная красавица. Ведь ему тогда было уже сорок, и он считался старым богатым холостяком.

В воспоминаниях мама написала, что в Харькове, тогда столице Украины, у деда был большой , четырехэтажный дом на центральной Черноглазовской улице.Поэтому и дом прозвали "черноглазовской красавицей" Все квартиры дома сдавались в аренду..

Но дедушка был не только образованным,профессионалом высокого класса, великолепно знающий русский и немецкий языки, но и очень умным человеком. Когда "пришла" советская власть , он знал - дом отнимут; пошел в органы , и сказал, что дарит "черноглазовскую красавицу" Советам. Ему принадлежит фраза, которая в нашей семье стала крылатой: " советская власть никогда ничего не прощает, и никогда ни о чем не забывает."

Из маминой "Синей тетради": Про Лазку говорили словами Некрасова: "Где трудно дышится,где стоны слышатся,- там первый он"...

Я запомнила несколько историй, связанных с Лазкой, которые рассказала мне мама. Вот одна из них. До войны дедушка часто ездил в командировки за границу СССР. Чаще всего в Германию, на научные конференции. Тогда ездили за границу немногие. Конечно, всем привозил "заморские", невиданные в Союзе, подарки. Все привезенное, осталось в оккупированной Одессе.. Когда мы вернулись, в 1944 г. , бабушка не раз видела как " трусили" наши ковры и развешивали дорогое постельное белье, остававшиеся в оккупации соседи.

Как-то Лазка купил бабушке и маме по норковой шубке. Через советскую границу можно было провезти только одну. В одном купе с ним оказалась "приятная, во всех отношениях", дама .Лазка попросил ее одеть шубу на таможне, и пройти, как в своей. Дама прошла проверку, мило попрощалась и, ушла. Вызволять похищенное он  не стал..

Семейная хроника записала в памяти мамы и бабушки еще одну печальную, даже трагическую историю. Мамин дядя, брат ее кровного отца, до революции, был владельцем ювелирного магазина. Каждый праздник, и на день рождения он дарил ей ювелирное украшение из золота, с драгоценными камнями,, золотые и серебряные безделушки. Лазка хранил все у себя на кафедре, в сейфе. В один "прекрасный" день он обнаружил, что сейф был открыт, и совершенно пуст. Все украли. Осталось несколько вещиц, которые мама носила и "держала" у себя . Когда мама приехала и увидела Лазкино лицо, она решила, что случилось что-то очень страшное, время было такое. Узнав в чем дело, мама воскликнула: "Слава Богу! Я думала, что случилось несчастье!"

Такой была моя мама . А у Лазки случился инсульт. Мама считала, что причиной стала кража. Он не мог успокоиться, что пропали именно мамины, а значит и мои , драгоценности.

Лазка выздоровел, продолжал работать. Но через несколько лет - опять инсульт, после которого он уже не поднялся.

Незадолго до смерти медицинский институт стал готовить документы для представления его к званию академика.

Прошло много лет. уже давно не было ни Лазки, ни бабушки . Смертельно болела мама. Я не могла поверить, что она умирает... вызывала частных врачей. Последний, кого я позвала, был известный в Кишиневе доктор, бравший большие гонорары за визиты. Он вошел в мамину комнату, увидел, висевший на стене портрет Лазки и воскликнул:. "Боже мой, да ведь это мой учитель, профессор Розенфельд! Это был необыкновенный человек! когда он умер , траурная процессия растянулась по всей Херсонской улице. Небо заплакало о нем, пошел дождь!" Врач уходил, я протянула ему конверт. Но он денег не взял, оттолкнул мою руку и сказал:"У внучки профессора Розефельда я денег не возьму! Меня его реакция потрясла.

Три года тому назад, с мужем Вовой и средней внучкой -Хели, на пароходе, прибыли в Одессу, через 20 лет после эмиграции. Нас встречал мой брат Виктор и его дочь - Ирина. Мы, внуки и правнучки, из порта поехали на кладбище, и положили цветы нашему дедушке Лазке.