Даже в буржуазной одесской печати, выглаженной белогвардейской русской и французской цензурой кровавое «происшествие», разыгравшееся в ночь на 2 марта 1919 года, было обрисовано, как зверское, кошмарное злодеяние. Одиннадцать трупов, истерзанных, простреленных, с переломанными костями, —из них несколько женских трупов, —найденных на рассвете возле 2-го еврейского кладбища, по пути в тюрьму, мрачным кошмаром нависли над городом, волновали его ужасом преступления и истязаний, превзошедших все, к чему успела уже привыкнуть Одесса в тяжкие дни французской оккупации и деникинского владычества. 

Особенно волновались рабочие кварталы. Волнение было так ощутительно, что высшее французское командование поспешило официально опровергнуть слухи о причастности французских властей к бесчеловечной расправе, и заявить, что мол производится следствие и виновные понесут должное наказание. Конечно, никакого следствия не производилось. Конечно, от рук французов никакие «виновники» наказания на понесли. А когда тысячи рабочих пришли с венками к моргу, куда были свезены трупы, для того, чтобы их похоронить, оказалось, что ночью трупы «кем-то» похищены, увезены на кладбище и тайно погребены. Рабочие ринулись к кладбищу, отыскали свежие могилы, возложит на них венки, и... были избиты белыми офицерами и стражниками. 

Многие в Одессе были свидетелями и участниками этих происшествий. А впоследствии обнаружилось, что в допросе и избиении арестованных, за несколько минут до зверской расправы, принимал участие пожилой французский офицер аристократического вида, с длинными седыми усами. Приметы, очень напоминающие высшего начальника французских оккупационных войск, выдирала д’Ансельма. И ещё говорили —упорно говорили о том, что в море покоятся трупы расстрелянных французских матросов. 

Что предшествовало дикой расправе? 

Вечером 1 марта черный автомобиль остановился у одного из домов на Пушкинской ул.  Банда офицеров контрразведчиков ринулась в квартиру, занимаемую семьёй Лейфман. Все находившиеся в квартире бьли обысканы и арестованы. Это были три сестры Лейфман, их старуха-мать, серб Радков, француженка Жанна Лабурб. Арестованные были отвезены в контрразведку на Екатерининской площади. Здесь они застали уже несколько человек, арестованных в тот же вечер в кафе «Скведер» на Гаванной ул. Тут были Жак Елин, Мишель Штиливкер, Александр Винницкий и Мария Лиман. 

Большую часть арестованных допросили и зверски избили при этом. Не избили только тех, кого не допрашивали. Затем всех а автомобиле отвезли по направлению к тюрьме. Близ кладбища Радков услышал отданное шоферу приказание остановиться и тушить огни. Поняв в чем дело, Радков, человек очень сильный, воспользовался тем, что был у края автомобиля, свалил кулаком ближайшего офицера, выбросился из автомобиля и побежал. Вдогонку ему стреляли, но он в темноте прыгал через канавы, через стены и и конце-концов скрылся и добрался до одной из конспиративных квартир большевиков. Остальные, среди коих были люди большой физической силы, тоже, по-видимому, пытались сопротивляться, но были расстреляны залпами. 

Кто же были эти одиннадцать? Некоторые из них были случайными жертвами, —случайные гости в квартире Лейфман. Остальные—активные участники «иностранной коллегии» при подпольном одесском губкоме коммунистической партии.

Жак Елин, Жанна Лабурб (француж.), серб Радков, Ревекка Лейфман прибыли в Одессу из центра с поручением вести революционную работу средиа оккупационных войск Антанты. К этой работе был привлечен и ряд других товарищей, преимущественно бывших эмигрантов. Елин прибыл в Одессу ещё в декабре 1918 г., Лябурб застряла в пути и прибыла лишь в феврале. Иностранной коллегией была развита чрезвычайно интенсивная работа, завязаны широкие связи, издавалась на французском языке газета «Коммунист» и отдельные листовки, широко распространявшиеся среди французов. 

Одурманенные империалистической агитацией, наивно убеждённые в том, что «пришли «спасать» Россию, от «ига» большевиков, французские солдаты и матросы, даже парижские и лионские рабочие, за годы войны оторвавшиеся от пролетариата, были первое время готовы, без рассуждений арестовать каждого, кто хоть намёком обнаружил бы свою причастность к большевикам. Но постепенно они стали замечать, что их союзники —только пьяные офицеры. Что рабочие массы в лучшем случае холодны, а чаще сумрачно-недоброжелательны в отношении «освободителей» и не только не желают освобождаться от «ига», но с нетерпением ждут прихода большевиков.

Энергичная агитация подпольной иностранной коллегии коммунистов довершила дело. Французские солдаты и матросы стали прозревать. Через месяц-другой были уже десятки и сотни французов, арестованных своими офицерами за сочувствие большевизму. А по полкам и на кораблях были организованы коммунистические ячейки. Оккупационная армия была для белых потеряна, она, покрывшая себя славой на полях битв Европы и Ближнего Востока, утратила свою боеспособность, свой боевой дух. Её отряды, побеждавшие немцев, отступали под нажимом плохо вооружённых партизан, её танки, непобедимые ползуны, одолевшие окопы Гинденбурга, сдавались в плен. И все это несмотря на то, что Красная армия была ещё далеко. 

Спешно перебрасывались в Одессу новые, цветные войска. И так же спешно подготовлялось восстание в рядах французских войск и во флоте. Этой работой руководила «иностранная коллегия». Но, по-видимому, не обошлось без предателей. Начало восстания предполагалось на 7 марта. В кафе «Скведер» 1 марта вечером представители иностранной коллегии должны были встретиться с представителями армии и флота для окончательной выработки ряда деталей. В воскресенье, 2 марта, на площади близ думы назначены были встречи с представителями частей для передачи инструкций. И в этот  момент был нанесен предательский удар, иностранная коллегия была разгромлена и расстреляна. 

Кроме тех товарищей, о которых мы упоминали выше, были отдельно захвачены и расстреляны Александр Ванельник и И. Дубинский, сотрудник подпольного французского «Коммуниста». 

Группа была разгромлена, связи порваны, восстание сорвано. Но работа геройски павших на посту товарищей не пропала даром. Эта работа стоила, пожалуй, наступления целой армии. Она подготовила паническую эвакуацию французами и белыми Одессы. Через месяц с небольшим после расстрела коллегии над Одессой взвилось красное знамя. А когда выброшенные из Одессы французские белогвардейские адмиралы и офицеры попытались заставить своих матросов обстрелять наше побережье, —вспыхнуло и восстание во флоте. Этим восстанием руководили Андре Марти и Луи Бадина, вместе с 20 матросами томящимся теперь во французских каторжных тюрьмах. Ныне члены парижского муниципалитета, почётные члены московского, одесского и других советов рабочих депутатов Марти и Бадина —сподвижники погибших 3 года назад самоотверженных членов «иностранной коллегии». 

Так от конспиративной квартиры «иностранной коллегии» на Пушкинской улице, через застенок франко-русской контрразведки на Екатериненской площади, через 11 могил на 2-м кладбище и бесконечное количество безвестных могил других замученных и расстрелянных, через морские пучины, поглотившие непокорных французских матросов, через французские каторжные тюрьмы, скрывающие в своих стенах Марти, Бадина и других, тянется кровавая цепь беззаветных подвигов и зверских истязаний. Эта цепь крепит победы революции во всех странах, эта цепь захлёстывает мир империалистов и убийц. Настанет день, — и она задушит этот мир. 

В. БЛОК.

———

ИЗ БИОГРАФИИ ПОГИБШИХ. 

Яков Елин (Жак) — участвовал в революционной борьбе в Одессе ещё в 1907 году. Он арестован в 1910 году в Одессе по обвинению в убийстве городового. После 7-месячного заключения ему удалось бежать. В Париже он учился и работал в партийной организации.

В 1917 году, едва началась революция, он вернулся в Россию. В январе 1918 года участвовал в уличных боях за Советскую власть против гайдамаков в Одессе. С эвакуацией Одессы попал в РСФСР, где, под фамилией Долгополова, занимал пост председателя одной из ЧК. В конце 1918 года он был послан в Одессу для работы среди французов. Он взял на себя агитацию во флоте. Прекрасно владея французским языком, зная и любя море, он умел держать себя так, что французские матросы, спропагандированные им, впоследствии отказывались верить, что он не француз. 

Штиливкер, Дубинский, Виницкий, Ванельник — бывшие эмигранты. 

И. Дубинский был арестован 2 марта 1919 года на Тираспольской улице. До 7 марта он содержался во французской контрразведке на Екатерининской площади. Его пытали, несколько раз, водили на расстрел, требуя выдачи товарищей. Он никого не выдал. 7 марта его расстреляли. Даже его палачи заявляли, что большевики могут гордиться такими приверженцами, как Дубинский. 

Семья Лейфман. Отец — рабочий кожевенник. Его не было в Одессе, когда расстреляли всю его семью. Ревекка Лейфман приехала, в Одессу вместе с Жанной Лябурб. После этого вся семья Лейфман была вовлечена в работу, их квартира стала штабом иностранной коллегии. Активно работали сестры Вера и Геся Лейфман, а 60-летняя старушка мать Эсфирь, в итоге долгой трудовой жизни, сознательно помогала дочерям в их работе. Много работали сестры Лейфман и в одном из самых революционных профсоюзов того периода, в союзе “Иглы”. 

Брат расстрелянных революционерок, Перец Лейфман, рабочий металлист, член одесской организации КП(б)У, в июне 1919 г. был по партийной мобилизации отправлен на фронт против Деникина, и, насколько известно, погиб под Екатеринославом. Отец Лейфман умер недавно, б ноября 1921 года, и перед смертью поручил союзу кожевенников инкассировать следуемую ему заработную плату и использовать её для установки памятника семье Лейфман, погибшей 1 марта 1919 года. 

Героев, кровью своей подготовивших и скрепивших победы революции, благоговейно чтят одесские рабочие.

Вести-Известия (Одеса), № 673, 03.03.1922