Ближенский

Михаил Михайлович

1845 - 25/28.10.1912

Место захоронения

Одесские новости, № 8850, 17/30.10.1912

скую церковь, а оттуда - на 2-е христіанское кладбище.

Одесские новости, № 8851, 18/31.10.1912

Одесские новости, № 8852, 19.10.1912

На его крупное наследство претендовали три человек (приёмный сын, мать сына и воспитатель сына), между которыми развернулась не шуточная борьба.

Главного наследника Михаила похищали, то его мать, то воспитатель.

По распоряжению суда опекуном мальчика была назначена его мать, которая увезла Михаила за границу, дабы спрятать от его воспитателя.

Однако сам мальчик подобному решению противился, и даже прислал из-за границы слезное письмо председателю сиротского суда.

Несчастный миллионер.

ОДЕССА, 30.05.1913. Несчастный наследник миллионов Миша Ближенский, вокруг наследства которого, после смерти отца юноши, создалась известная история с похищениями мальчика, то его матерью, то бывшим воспитателем, как известно, в конце-концов, был увезен своей матерью, Зиминой, за границу.

В настоящее время на имя председателя сиротского суда получена из-за границы слезная телеграмма от Миши Ближенского. Несчастный мальчик просит защитить его от тех преследований и нравственных терзаний, которым подвергает его мать.

Как известно, М. Ближенский был отнят от своего воспитателя Тодорова и водворен полицией к Зиминой, которая была назначена, по распоряжению окружного суда, его опекуншей.

Ближенский заявляет в телеграмме, мать окружила его чисто-полицейским надзором из опасения, что он покинет ее и убежит к Тодорову. По целым неделям мальчик не раздевается, совершенно забросил учение. отказывается от пищи, изменился до неузнаваемости.

Мальчик просит председателя сиротского суда назначить ему других опекунов.

В среде, знающих семью Ближенских высказывают опасения, что заключенный в невыносимую обстановку нервный и впечатлительный мальчик может быть доведен до крайнего напряжения физических и душевных сил, которое может привести к трагической развязке. 

"Южные ведомости"

В довольно неприглядном виде Ближенский и его сын выведены эпизодическими персонажами произведений В. П. Катаева – в продолжениях повести «Белеет парус Одинокий».

В повести «Зимний ветер», повествующих о событиях революции в Одессе, Валентин Петрович писал:

«… Петя сквозь приспущенные ресницы увидел близко за окном то самое, что с такой точностью предсказал ему колокольный звон: купола монастыря, сверкающие на солнце золотые кресты, густо-синее небо с белыми, еще совсем летними облаками.

Значит, он находится возле Александровского парка, на Маразлиевской улице, против Троицкого монастыря, в особняке Ближенского, занятом теперь под офицерский лазарет».

...

«В дверях стоял в своей полувоенной форме Красного Креста молодой человек, Ближенский, сын миллионера Ближенского, владельца особняка, отданного под лазарет, тот самый лицеист, которому некогда Василий Петрович влепил на экзамене двойку и который вместе с отцом приходил давать взятку; на его глупом носу по-прежнему весьма интеллигентно блестело пенсне, и он, строго размахивая руками, кричал жиденьким голосом:

— Это лазарет для господ офицеров, и принимать нижних чинов не положено!

Толпа гудела.

— Не-э пэложен-н-о! — повторял сын Ближенского на гвардейский манер и пытался затворить дверь, но несколько солдат в расстегнутых шинелях с такой силой рванули дверь, что одна бронзовая ручка даже отскочила.

Толпа стала поспешно и, как показалось Пете, весело вносить в лазарет носилки с ранеными.

— Я буду сейчас звонить в комендатуру! — кипятился Ближенский. — Это большевицкое хулиганство, э-э, пора прекратить раз навсегда!

— Идите вы знаете куда? — среди общего шума услышал Петя знакомый голос и увидел Мотю с густо покрасневшим лицом и злыми кошачьими глазами. — У, паразит! — крикнула она, повернулась вполоборота и что есть силы отпихнула Ближенского локтем.

— Что это? Бунт? Анархия? — бормотал Ближенский, почти с ужасом глядя на расходившуюся Мотю и не веря своим глазам, что это именно она, вечно веселая, добрая, хорошенькая «нянечка», так больно, а главное, с такой неистребимой злобой стукнула его локтем в грудь.

— Да вы что на него смотрите, на этого слизняка! — кричала Мотя санитарам. — Несите солдатиков в палаты!

— Перепелицкая, я вас увольняю! — дрожащим голосом сказал Ближенский.

— Круглый дурак, — ответила Мотя и сунула ему в нос складненький розовый кулачок, свернутый фигой.

Ближенский размахнулся и шлепнул Мотю по щеке.

Мотя завыла от обиды, даже затопала ногами. Она чуть не потеряла сознание от ярости.

Тогда из толпы выскочил Петя. Кровь с такой силой ударила ему в лицо, что он на миг перестал видеть. Он вспомнил свое ранение, Яссы, ночь перед расстрелом, трупы солдат, свечу, безумно отраженную в черном стекле, ненавидящие глаза коменданта, казачий разъезд и, уже не рассуждая, а повинуясь только припадку слепой ненависти, вырвал из ножен кортик с анненским темляком.

— Подлец! Тыловая шкура! Окопался! Корниловец! — закричал он, как ему казалось, громоподобным голосом, а на самом деле срывающимся юношеским тенорком и замахнулся на Ближенского кортиком. — Дрянь! Гадюка! Хабарник! Кадет! Убью на месте!

Но на месте он его не убил и кортиком не ударил, а почему-то повернулся к Ближенскому задом и совсем по-мальчишески больно лягнул его ногой в живот.

— Бейте его, братцы! — кричал Петя со слезами на глазах. — Бейте, товарищи!

Еще минута, и, конечно, Ближенского разнесли бы в клочья.

Но в это время на крыльце появился высокий красивый солдат в длинной кавалерийской шинели с ласточкиными хвостами на обшлагах рукавов, с драгунской шашкой и в круглой кубанской шапке на голове.

— Отставить! — сказал он властным, но в то же время спокойным тоном человека, уверенного в своей силе. — Не. будем, товарищи, мараться об эту тыловую сволочь. А ты, морда, гэть отсюдова! И чтоб я тебя больше никогда не видел! — обратился он к Ближенскому, который в тот же миг исчез».