Я вылез на бортик бассейна, поёжился от холода, напоследок разглядывая, кто там в воде. В конце дорожки разговаривали курносая девушка в белой резиновой шапочке и чёрном купальном костюме и парень в синей шапочке и синих плавках. Девушка подняла глаза, и её взгляд стрельнул в мою сторону.
- Кто дальше всех нырнёт? – услышал я.
- Конечно я! – отозвался её собеседник.
Сеанс подходил к концу. С минуты на минуту зазвенит звонок. Я никого не узнавал. Девушки в шапочках всё на одно лицо. Если бы они хотя бы всегда были в одних и тех же купальных комбинациях, но они меняют и их.
- Да, неужели? – теперь она засмеялась.
- Поспорим? – возразил парень.
Я двинулся прочь в душевую. Весь прошлый год я тренировался нырять, и уже знал свой придел.
- Сколько сможешь? – спросила девушка.
- Больше двадцати пяти метров, - гордо ответил парень.
- Насмешил! – фыркнула она, - а пятьдесят?
Я напоследок посмотрел на белоголовку, не попадалась ли она мне раньше, вроде нет. Уже в коридоре я услышал:
- Всё равно проплыву больше всех!
- Спорим на поцелуй?
Я вернулся к воде. Я знаю только трёх человек, которые могут одолеть бассейн в оба конца. Повезёт – увижу чётвёртого.
- Ребята! – кричала курносая девушка в белой резиновой шапочке, - будете нырять?
Она оглядывалась, а её собеседник в синей шапочке угрюмо сверлил девушку взглядом.
- Я поцелую того, кто пронырнёт дальше!
- Целуй меня, буду первым!
- Кто ещё! Всем можно! – позвала белоголовка.
Я набросил полотенце на плечи и подошёл к столику, где должен был сидеть дежурный тренер и следить за посетителями, как бы чего не вышло. Тренера не было. Только две студентки мерзли, сжимая в руках зачетки.
- Дура, эта Анька! Если кто утонет? – возмутилась одна.
- Она их подначивает, - злилась другая.
- Пойду, скажу, пусть их разгонят, - грозилась первая.
- Остановись! Никто не утонет, откачают, а ей вставят по полной.
В бассейне МГУ правилами запрещалось плавать под водой. Мне не раз делали замечания, когда я нырял, боялись, что студенты будут брать пример и кто-нибудь утонет.
Боялись не зря.
Я сбросил полотенце, вдыхая глубже, вернулся к воде, где вокруг курносой белоголовки собралось четверо парней.
- Дышите три минуты, и, когда скажу, ныряйте, - руководила та.
Ребята заняли места в конце дорожек.
В МГУ бассейн длиною в двадцать пять метров.
Победителю следует сперва хорошо продышаться.
Я уже сделал шестьдесят вдохов.
- А вы? Я к вам обращаюсь!
- Ко мне? – я улыбнулся, - нет, я не умею плавать.
Она свела чёрные брови к переносице и наклонила голову на бок.
- А если я очень попрошу?
Я нагнулся к воде, увидел, какие у белоголовки голубые глаза.
У меня тоже голубые.
- Очень-очень, - повторила она, - на мой поцелуй.
У всех наших детей будут тоже голубые глаза.
- Нет, - отказался я.
Она ударила ладошкой по воде, обрызгала меня, вскарабкалась на бортик рядом.
А если белоголовка изменит мне с кареглазым, то, очень вероятно, родится кареглазый ребёнок, такой ребёнок не будет моим.
Это установленный научный факт.
Я зашагал к середине бассейна, где интереснее всего и где может понадобиться помощь, не дай бог.
Я сделал уже сто двадцать вдохов.
Тело насыщается кислородом. По рукам, ногам, спине, бегают мурашки. Раньше я нырял по четыре раза за сеанс, постепенно наращивая дистанцию. Пожилая женщина-тренер часто грозилась запретить посещение бассейна.
Я носил красную шапочку, чтобы под водой меня нельзя было не заметить. Так можно было не опасаться любителей попрыгать в воду. Но и замаскироваться было невозможно. Что я только ни делал. Я крался под стенкой бассейна. Я оставаться в слепой зоне, когда пожилая тренерша сидела за столом. Я подныривал под прикрытием других посетителей. Я плыл у самого дна, тенью того, кто бултыхался надо мной и всплывал рядом, выпуская воздух тонкой струйкой. Тогда я ставил свои рекорды.
Я сделал уже сто восемьдесят вдохов.
Внутренности в животе окаменели, руки непроизвольно напрягались, в груди покалывало, перед глазами сновали красно-серебряные искры, голова кружилась, сводило челюсти.
Теперь пять глубоких вдохов.
- Приготовились, - услышал я белоголовку.
Однажды я всплыл прямо между ног одной из пловчих, та оттолкнула меня с визгом: «Вы что, совсем ненормальный молодой человек?» Я подумал, что как раз самый, что ни на есть, нормальный. Может, следовало сказать это ей? Я даже не извинился. В бассейне все встречи на раз. Завтра она сменит купальник и шапочку. И мне уже не перед кем будет извиняться.
- Пошли! – скомандовала белоголовка.
Как можно глубже вдохнуть, потом ещё капельку и под воду.
Я закрыл глаза, вспоминая.
Там тихо.
Там потрескивания.
Там под водой мысли отключаются.
Там можно закрыть глаза, чтобы не тратить кислород на зрение и экономными ленивыми движениями пробираться сквозь воду, как через джунгли, раздвигая кустарник и лианы течений.
Там нельзя торопиться.
Когда я только начинал нырять, то делал это, как парень на первой дорожке.
Тот мощными движениями дельфина устремился вдоль дна, оставляя остальных позади. Очень красиво и так же бесполезно. Уже на середине у него кончился кислород, он преодолел еще чуть-чуть и пробкой вылетел наружу.
- Пятнадцать метров, - вынесла приговор белоголовка, вышагивая вдоль бортика.
Там надо двигаться еле-еле.
Как это продолжали делать остальные.
Это не так красиво.
Ленивым брасом.
Гребанул ногами, руками и ждёшь, пока совсем не остановишься.
Самым тихим ходом.
Когда дно пойдёт вниз, я стремлюсь следом.
Еле-еле двигаясь у самого дна.
Когда-то я боялся глубины.
Я плыл не глубже полутора метров, вода выталкивала, я боролся, на это уходил бесценный кислород.
Так поступал другой ныряльщик.
В конце концов он потерял контроль над глубиной и его выкинуло на поверхность.
- Двадцать! – сообщила белоголовка.
А надо было у самого дна, где вода сдавливает воздух в лёгких, и тело уже не толкает наверх, а тянет вниз. Надо зажать нос и подуть в него, чтобы повысить давление в ушах и избавиться от боли.
Двое доплыли до конца бассейна.
Один развернулся и неосторожно толкнулся ногами.
Однажды я сделал такую ошибку.
На глубине надо держать ухо востро.
Чуть выше, и у тела растёт плавучесть, и тебя тащит наверх, а при резком всплытие задерживать дыхание нельзя, рот надо держать открытым и выдыхать.
Ныряльщик это знал и вместе с пузырями устремился вверх.
- Тридцать! – поздравила белоголовка.
Оставшийся ныряльщик плыл обратно.
Там уже хочется всплыть.
Там страшно, а вдруг сил не хватит до поверхности.
Там обратный путь видится бесконечным.
Середина бассейна кажется на том конце жизни, а противоположного края и вовсе не разглядеть.
Я бы тихонько добрался до середины, где уже каждый уголок тела свербит недостатком кислорода, и принялся бы всплывать наверх и вперёд вдоль пологого дна, выигрывая последние метры.
Так поступил последний ныряльщик.
- Сорок! – удивилась белоголовка.
А я продолжаю грести вперёд. Заветный бортик, от которого мы стартовали, уже виден. Самые длинные десять метров. Я несколько раз глотаю, чтобы обмануть мозг. Он принимает это за вдох, и конвульсии в груди на время стихают.
Уже никакой лени.
Из всех оставшихся сил вперёд.
Раз, раз, раз на экономию нет времени.
Здесь знаешь одно.
Однажды сумел – сумеешь ещё раз.
Не дышать.
Здесь только вера.
Здесь только воля.
Здесь только движение.
Не дышать.
Остаётся пять последних метров.
Слепому среди теней.
Оглушённому стонами.
Не дышать.
Белоголовка обняла запыхавшегося победителя:
- Вот он! Сорок метров! – но от поцелуя уклонилась, - после.
Белоголовка исподлобья хмурилась на меня.
Я не дышал.
Победитель ждал большего, но сил возразить не нашёл.
Я молча улыбнулся и закрыл глаза.
Потому что я бы ещё плыл там.
Не дышать.
Там остаётся вера.
Там остаётся воля.
Там остаётся движение.
Кончики пальцев ждут стены.
Всего остального нет.
Не дышать.
Кричат миражи.
Горят призраки.
Я бы дотянулся пальцами до стены, и вверх, выдыхая остатки воздуха из легких, вверх.
Первый вдох.
Первые десять.
Эхо.
Проступает свет.
Шатает.
Я бы сделал это так.
Я открыл глаза и снова улыбнулся белоголовке.
Озноб сотрясал бы тело.
А две девушки у столика говорили бы.
- Смотри, вот там всплыл ещё один, дольше всех.
- Чепуха, он не плыл, нырнул посидел у дна и обратно.
- Зато как долго!
- Это не долго, он же не двигался, а вон как дышит, да ему двадцати пяти не одолеть, а пятьдесят метров это никогда.
- Ты видела, чтобы пятьдесят?
- Нет.
Зазвенел звонок – кончился сеанс.
Студенты повалили в душ.
Зал опустел.
После я стоял у зеркала и причёсывался, девушки выходили из женской раздевалки. Все такие разные. Чёрноволосые. Блондинки. С русыми волосами. У одних стрижка короткая. У других длинные волосы. Вьющиеся или прямые. Причёска и одежда меняют всё.
Я посторонился, чтобы не мешать.
Любая может оказаться белоголовкой.
Белоголовка может оказаться любой.
- Постойте, - позвали меня.
- Что? – я улыбнулся знакомым голубым глазам в зеркале.
- Я должна вам поцелуй.
- Вы ошиблись, я отказался.
- И всё-таки.
- В бассейне все на одно лицо, - возразил я.
- Только не с таким носом.
Нос — это моё больное место. Он настолько бросается в глаза, что меня всюду запоминают. Это ужасно неудобно. Никакой конспирации.
- Я не нырял, - удивился я.
- Ныряли, ныряли, совсем ненормальный молодой человек.