Он преобразил мою жизнь
Джош Макдауэлл
Иисус Христос жив. Моя собственная жизнь и мои поступки уже доказывают, что Он воскрес из мёртвых. Как писал Фома Аквинский. „всякая душа жаждет счастья и смысла". Подростком я стремился к счастью. Да и что в этом постыдного? Я хотел быть одной из самых счастливых личностей на свете. И ещё я хотел, чтобы моя жизнь была наполнена смыслом. Я искал ответов на вопросы вроде „Кто я такой? Зачем я появился на свет? Какая судьба меня ожидает?" И ещё я хотел свободы. Мне хотелось стать одной из самых свободных личностей на свете. Для меня свобода не означает возможности идти куда угодно и делать что угодно. Такое под силу любому. Свобода —это власть совершать именно то. что считаешь своим долгом. О своём долге знают многие, а вот выполнять его под силу не всем. Такие люди живут в оковах. Итак, я начал искать ответы на свои вопросы. Почти все вокруг меня имели какие-то религиозные убеждения, так что и я начал ходить в церковь. Но, наверное, я ошибся церковью. Кое-кто из вас должен меня хорошо понять: в той церкви мне было хуже. чем на улице. А ходил я ту да и утром, и после обеда, и вечером. Я человек практичный, и если что-то у меня не выходит, ставлю на этом крест. Поставил я крест и на религии. Весь мой барыш от этого увлечения состоял в том, что как-то я бросил в кружку 25 центов, а потом извлёк оттуда 35 и истратил их на молочный коктейль. Вот и всё — или почти всё, — что большинство людей получают от „религии".
После этого меня увлекли поиски положения в обществе. Может быть, ответ на мои вопросы я получил бы, став общественным деятелем, борясь за какое-то дело, получив известность? В первом университете, где я учился, руководители студенческих организаций распоряжались всеми денежными средствами и пользовались большим влиянием. Так что я выставил свою кандидатуру на пост старосты первого курса и был избран. Замечательно было знать всех студентов, здороваться с ними, принимать решения, тратить университетские и студенческие деньги, приглашать лекторов по своему усмотрению. Отличная была вещь, но и это всё мне в конце концов надоело. В понедельник утром я просыпался в похмелье, с мыслью о том. что начинаются ещё пять дней, которые надо перетерпеть до пятницы. А всё счастье крутилось вокруг трёх вечеров в неделю — пятницы, субботы, воскресенья. И снова начинался порочный круг.
Как я дурачил всех в университете! Они думали, что имеют дело с самым беззаботным парнем в мире, Во время политических кампаний в ходу даже была такая фразочка: „Счастье — это Джош". На студенческие деньги я устраивал бесконечные вечеринки, и никто не понимал, что моё счастье — ничем не лучше того, которым чванятся многие другие. Оно зависело от внешних обстоятельств. Когда дела шли хорошо, я был на вершине счастья. А когда скверно, то и мне было хуже некуда. Был я похож на кораблик в океане, и обстоятельства, словно волны. кидали меня из стороны в сторону. В Библии есть слово, которое определяет такую жизнь. Но вокруг меня не было никого, кто жил бы по-другому, кто сумел бы научить меня другой жизни или дать силы встать на другой путь. Советов мне давали немало, но не нашлось ни одного человека, который дал бы мне силы осуществить эти советы. Я начал падать духом. Подозреваю, что в своих поисках смысла, цели и правды жизни я был одним из самых искренних американских студентов.
В ту пору смысл жизни был от меня далёк, но понять этого я ещё не мог. В нашем университете была небольшая группа людей — восемь студентов и двое преподавателей — жизнь которых чем-то отличалась от моей. Они казались уверенными в своей вере. Мне нравится быть с подобными людьми, даже если наши позиции несходны. Среди моих ближайших друзей есть такие, кто не разделяет моих взглядов, но я всё равно восхищаюсь теми редкими людьми, у которых есть собственные убеждения.
По этой причине иной из них мне ближе многих христиан. Мне порою попадаются такие христиане, что я невольно подозреваю их в притворстве. Но члены этой маленькой группы явно знали, что делают. Нечасто встретишь такое среди студентов. Люди эти не просто говорили о любви. Их волновали чужие беды. Казалось, они умели подняться над будничными проблемами университетской жизни, теми самыми, которые так подавляли остальных. Я заметил ещё, что они казались счастливыми независимо от обстоятельств, и как бы обладали постоянным внутренним источником радости. Они были до отвращения счастливы. У них было что-то недоступное мне. Как и подобает рядовому студенту, мне всегда хотелось заполучить то, чего у меня не было. Не потому .ли на велосипедных стоянках приходится использовать замочки с ключами? Если бы ответить на главные вопросы жизни можно было с помощью образования, то университеты были бы самыми нравственными организациями в мире. Увы, на самом деле это вовсе не та к. Словом, я захотел сойтись поближе с этими загадочными людьми. Недели через две после этого моего решения мы сидели за столом в студенческом клубе, шесть студентов и два преподавателя. Разговор начал переходить на тему о Боге. В таких случаях неуверенному в себе частенько хочется показать своё превосходство. В любом университете— всегда отыщется охотник поразглагольствовать в таком примерно стиле: „А, христианство! Об этом мы наслышаны. Оно для людей простых, слабых, и нам, интеллигентам, ни к чему!" (Обычно, чем громче он вещает, тем больше в нём внутренней пустоты.) Меня разволновал этот разговор, так что в конце концов я взглянул на одну миловидную студентку из этой группы (раньше мне казалось, что все верующие - непременно уроды), откинулся в кресле, чтобы другие не видели моего интереса, и спросил: „Слушайте, что же всё-таки изменило вашу жизнь? Почему вы так непохожи на других студентов, на общественников в университете, на преподавателей?" Видимо, веры этой студентке было не занимать. Она серьёзно посмотрела мне прямо в глаза и произнесла два слова, которые я меньше всего ждал услышать от своей соученицы в ответ на вопрос о смысле жизни. Она сказала: „Иисус Христос". „Бросьте вы, ради Бога, эту чушь! — воскликнул я. — Меня уже достаточно пичкали религией, и церковь мне осточертела. Знаю я цену всей этой религии!" „Слушайте, — возразила она, — разве я хоть слово сказала о религии? Я же ясно говорю: Иисус Христос!"
Ничего подобного я раньше нс слыхал. Христианство, оказывается, отличалось от религии! А ведь действительно, религия — это попытки людей проложить путь к Богу с помощью добрых дел. Христианство же — это когда Бог приходит к нам через Иисуса Христа и предлагает нам приблизиться к Нему. Среди студентов и преподавателей высшей школы, наверное, даже больше заблуждений относительно христианства, чем где бы то ни было ещё. Недавно я встретил одного доцента, уверявшего, что „любой, кто входит в церковь, становится христианином". „Ну да, — пришлось сказать мне, — а любой, кто входит в гараж, превращается в автомобиль". Между церковью и верой нет связи. Христианин — это человек, верящий в Христа.
Мои новые друзья бросили вызов моему разуму. Они предложили мне критически разобраться в утверждениях, что Иисус Христос — Сын Божий, что, воплотясь в человека. Он жил среди реальных людей и умер на кресте за грехи человечества, что Он был погребён, и на третий день воскрес, что Он может преобразить жизнь человека двадцатого столетия. Мне всё это казалось идиотизмом. По правде сказать, любой христианин для меня в то время был ходячим воплощением глупости. Я обожал громить не слишком уверенных в себе преподавателей, когда те начинали разговор о христианстве. Я полагал, что если у христианина в голове есть хоть одна мозговая клетка, то и ей грозит смерть от одиночества. А на самом деле глупцом был не кто иной, как я сам. Эти ребята продолжали будоражить моё интеллектуальное самомнение, и я, наконец, принял их вызов — из обыкновенного чувства протеста. Я ещё не подозревал, что мне придётся иметь дело с фактами, с доказательствами, поддающимися оценке. Кончилось тем, что я пришёл к заключению: Иисус был именно тем, за кого Он Себя выдавал. В сущности, две моих первых книги возникли на основе желания опровергнуть христианство! Когда это не вышло, я пришёл к христианству сам. Уже тринадцать лет я доказываю, что разум и вера в Христа не противоречат друг другу.
В тот момент, однако, я порядком растерялся. Разум говорил мне, что возразить нечего, а воля тянула в другом направлении. Христианство оказалось тяжёлым испытанием для эгоиста вроде меня. Иисус Христос, призывая меня веровать в Него, уязвлял моё самолюбие. Этот призыв звучал примерно так: „Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему..." (Отк. 3:20). Меня мало заботило, умел ли Он ходить по воде или превращать воду в вино. В фокуснике я не нуждался. Но разум мой говорил одно, а воля — другое. Смятение моё усиливалось при всякой новой встрече с моими воодушевлёнными друзьями-христианами. Если вам случалось бывать среди счастливых людей в минуты, когда у вас на душе скверно, то вы поймёте моё раздражение. Иной раз я даже вскакивал и убегал из комнаты. Дошло до того, что я ложился спать в 10 вечера, чтобы до 4утра мучиться бессонницей. Я понимал, что с этим надо разделаться как можно скорее, чтобы попросту не сойти с ума. Не лишаться же рассудка из-за очередной новой идеи, которые всегда меня привлекали. Но именно потому, что меня всегда привлекали новые идеи. я и стал христианином. Я учился на втором курсе. А произошло это 19 декабря 1959 года, в половину девятого вечера.
„Откуда вам так досконально это известно?" - спрашивали меня. Потому что в этот момент изменилась моя жизнь. В тот вечер я молился. Я просил о пути к воскресшему, живому Христу. Который с тех пор неузнаваемо преобразил меня.
Прежде всего я сказал: „Господь Иисус, спасибо Тебе за Твою смерть на кресте ради меня".
Потом сказал: „Я сознаюсь Тебе в своих грехах, и прошу Тебя простить их и очистить мою душу".
(В Библии сказано: „Если будут грехи ваши как багряное — как снег убелю".)
Потом сказал: „В эту минуту я, как умею, открываю Тебе своё сердце и жизнь, чтобы верить в Тебя как в своего Господа и Спасителя. Я вручаю Тебе свою жизнь. Я хочу, чтобы Ты преобразил меня до самого основания. Сделай меня таким, каким Ты замыслил человека при сотворении".
И последней моей молитвой было: „Спасибо, что Ты пришёл в мою жизнь через веру". И вера эта не покоилась на невежестве. Я пришёл к ней на основе свидетельств, фактов истории и Слова Божьего.
От верующих нередко слышишь слова об „ударе молнии". Но со мною по окончании молитвы ничего особенного не случилось. Ничего. Никаких крыльев у меня не выросло, я даже стал себя в чём-то чувствовать хуже. Мне стало буквально плохо, до тошноты. „Господи, — думал я, — куда это меня несёт?" Было ощущение, что я бросился в омут (не сомневаюсь. что кое-кто до сих пор думает, что именно это со мной и приключилось). Скажу одно: прошло полгода, потом ещё год, и я увидел, что ни в какой омут не бросался. А жизнь моя в самом деле преобразилась. Об этом я как-то раз, во время публичного диспута, сказал заведующему кафедрой истории в одном американском университете на Среднем Западе. „Мистер Мак-Дауэлл, — перебил он меня, — вы нас всерьёз уверяете, что Бог может изменить жизнь человека XX века? В каких же областях?" Я отвечал ему сорок пять минут, говорил бы и дольше, если б он не сказал: „Ладно, ладно, хватит!" Одной из таких преобразившихся областей жизни было излечение от моей неприкаянности. Я всегда искал себе каких-нибудь занятий: то бежал к своей девушке, то чесал язык с приятелями. Проходя по двору университета, я чувствовал, что в голове у меня — настоящий водоворот противоречий. Попытки заниматься или просто сосредоточиться были безуспешны. А через несколько месяцев после моего решения прийти к Христу ко мне пришёл душевный мир. Поймите меня правильно: не то, что из моей жизни исчезли противоречия. Вера в Христа не избавила меня от противоречии, но дала возможность их разрешать. И возможность эту я ни на что в мире не променяю. Кроме того, у меня был прескверный характер. Я мог взорваться, когда на меня косо смотрели, а на первом курсе чуть кого-то не убил — шрамы от этой потасовки сохранились до сих пор. Я настолько сросся со своим дурным характером, что даже не пытался его исправить. И вот однажды я попал в такое положение, когда непременно вышел бы из себя, — и вдруг обнаружил, что вся моя вспыльчивость начисто пропала! За 20 лет я всего один раз погорячился — и раскаивался в этом целых шесть лет.
Есть ещё одна черта, которая не делала мне чести. Говорю о ней потому, что она свойственна многим, а мне известен способ' от неё избавиться: вера в воскресшего Христа. Я имею в виду ненаристь. В своё время она меня постоянно одолевала, не показываясь наружу, но мучая меня изнутри. Меня выводили из себя люди. вещи, проблемы. Подобно многим, я был крайне в себе неуверен, и в любом встречном, кто отличался от меня, видел угрозу. Но был один человек, которого я ненавидел больше всего на свете, — мой отец. Он вызывал у меня только омерзение. И видел я в нём всего лишь городского алкоголика. Если вы родились в маленьком городке и один из ваших родителей — пьяница, то вы поймёте, о чём я говорю. Отец мой был в городе притчей во языцех. Друзья в школе отпускали шуточки, когда встречали его в центре города, не понимая, как это меня обижает. Посмеиваясь вместе с ними, про себя я горько плакал. Иногда, заходя в наш амбар, я видел там на куче навоза, за коровами, свою мать, избитую до потери сознания. Приглашая друзей, я вытаскивал отца из дому, связывал его и бросал в амбаре, а машину его уводил за угол. Друзьям мы говорили, что он уехал по делам. Мне кажется, трудно ненавидеть кого-то больше, чем я ненавидел своего отца.
Месяцев через пять после моего прихода к Христу в жизнь мою вошла любовь Господа. Она была такой сильной, что не оставила места для ненависти, преобразила её. Однажды я взглянул отцу прямо в глаза и сказал: „Слушай, отец. а ведь я тебя люблю".
Я говорил совершенно искренне. И он, помня о моём с ним обращении в былые времена, невероятно поразился. Когда я перевёлся в частный университет, я попал в серьёзную аварию, с гипсом на шее приехал домой. Никогда не забуду, как отец зашёл ко мне в комнату. „Как же ты можешь любить такого отца?" — спросил он. „Знаешь, — ответил я, — ведь всего полгода тому назад я тебя жутко презирал..."
Я заговорил с ним о Христе. „Понимаешь, отец, в мою жизнь пришёл Христос. Мне трудно объяснить всё это. но в общем. Он дал мне силы любить не только тебя, а всех людей — такими, какие они есть".
Через сорок пять минут я пережил едва ли не самое вели кое потрясение в жизни. Мой ближайший родственник, знавший меня досконально, и никак не позволивший бы морочить себе голову, вдруг сказал мне: „Джош, если Бог мог бы сделать для меня то же самое, что для тебя, я бы дал Ему эту возможность..."
Мы помолились вместе, и мой отец доверился Христу.
Приход к Иисусу обычно изменяет жизнь за несколько дней, недель или месяцев. Я, например, смог перемениться полностью за полтора года. А мой отец преобразился мгновенно, у меня на глазах. Будто кто-то протянул руку и включил свет. Никогда не видел я такого резкого превращения. После этого отец взял в руки бутылку с виски один-единственный раз — да и то всего лишь поднёс её к губам и поставил обратно.
Судите сами, меняет ли людей вера в Иисуса Христа. Можете смеяться над христианством, можете издеваться над верующими. Нов нём есть сила. Оно преображает жизнь людей. Если вы верите в Христа, посмотрите на собственные взгляды и поступки — неужели они остались неизменными? Нет, христианство не навяжешь силой. У вас своя жизнь, у меня своя. Я могу только поделиться с вами своим опытом, а уж принимать решение — дело ваше. Может быть, моя молитва поможет вам? Вот она:
„Господь Иисус, я нуждаюсь в Тебе. Благодарю Тебя за то, что Ты умер на кресте ради меня. Прости меня и очисти меня. Я верю в Тебя. Господь и Спаситель, сделай меня таким, каким Ты замыслил меня при сотворении. Во имя Христа. Аминь".
(Отрывок из книги Джоша Мак-Даузлла „Не просто плотник". Издание на русском языке: Living Books , Tyndale House Publishers , Уитон, Иллинойс, США).