Литературная страница

Лев Постолов  "Бабий Яр-41 глазами жертв, палачей, очевидцев»

 

Вначале был ужас Бабьего Яра, а потом - Минская Яма, Сухой лог под Ворнежем, Понары, Орадур и Лидице и сотни чёрной памяти мест, где нацисты-гитлеровцы и их коллаборационисты-подручные как скот убивали десятки, сотни, тысячи и десятки тысяч безоружных неповинных ни в чём людей, предварительно ограбив их до нитки с немецкой точностью и аккуратностью, - ЗА ОДИН СВЕТОВОЙ ДЕНЬ


Сентябрь, Киев, сорок первый год.
Слетает ржавая листва с каштанов.
Через Лукьяновку к Сырцу толпа бредёт
  И нет толпе той ни конца, ни края.
Ползёт слушок, мол, в Палестину отправляют. -
Недаром приказали ценности лишь взять
Да вещи зимние,- всё лишнее оставить ...
Как стадо на убой вели людей, -
Евреев,- женщин, стариков, юнцов и деток малых.
На фронте молодёжь, а семьи их
У Яра Бабьего смерть, скалясь, поджидала ...
Чем дальше путь, - плотней конвоя цепь,
Охрана злей и ярость псов страшнее.
Натасканные на живых людей,
По-волчьи рвут живую плоть овчарки.-
В пыль придорожную вдоль смертной трассы
  Летят куски парного человеческого мяса.
Вот и Сырец. Желтеет редколесье.
Лязг пулемётов, хриплый крик команд.
Последний крик , летящий в поднебесье.
Конец. - "Налево вещи! Ценности направо!".
Не знал пощады палачей ни млад, ни стар.-
Год сорок первый, Киев, Бабий Яр ...
Последний всхлип и выстрела хлопок - и всё ...
А после в штабеля стащили трупы жертв своих фашисты,
Облили их бензином и сожгли.
А ветер пепел по миру развеял.
Слова бессильны боль души излить,
Бессильны передать, как жгёт нам душу память
О близких и родных и о совсем чужих,
Чья жизнь оборвалась в проклятом Бабьем Яре.
Полвека нас не отпускает боль,
Проросшая из крови и из горя.
Не дай нам Бог забыть про Бабий Яр.
Ведь позабудем,- нам его повторят.


P.S. О кусках человеческого мяса, исходивших парком в придорожной пыли, вырванных овчарками из тел ведомых на смерть людей, рассказала мне в 1991 году пожилая киевлянка, которой довелось десятилетней девочкой видеть 29 сентября 1941 года из окна своей квартиры, расположенной на первом этаже дома по улице Дорогожицкой, как вели киевских евреев по направлению к Бабьему Яру, чтобы ,предварительно по-бандитски ограбив, зверски истребить лишь потому, что они евреи.
                29 сентября 2001-го года.

 

Мыкола Платонович Бажан «ЯР»

26 сентября (9 октября) 1904 – 23 ноября 1983)

советский украинский поэт, переводчик, публицист, культуролог, энциклопедист и общественный деятель. Герой Социалистического Труда (1974), народный поэт Узбекской ССР (1974), заслуженный деятель искусств Грузинской ССР (1964), заслуженный деятель науки Украинской ССР (1966). Был номинирован на Нобелевскую премию по литературе (1971). В период Великой Отечественной войны 1941–1945 годов — в действующей армии, был редактором газеты «За Советскую Украину».

 


Трава да глина, рыжие провалы,

Замусоренный жуткой гнилью ров.

Порывисто несется одичалый,

Зловещий ветер выжженных холмов.

 

Не побледнеть, не дрогнуть, не проникнуть, —

Стоять, как суд! Как ратный муж стоять!

Бедны все клятвы , чтобы клятву крикнуть,

Недостает проклятий — проклинать.

 

Простой овраг, захламленый и пыльный.

Две бедные осины, старый клен.

Нет, то не тишь! Неугасимый стон,

Ста тысяч уст предсмертный стон бессильный.

 

Сребристый пепел множества костей,

Осколки лбов, обломки челюстей.

Раздвинулись песчаные откосы.

Ползут из ямы золотые косы.

 

Тлен не разрушил, ветер не унес

Мерцающее золото волос.

 

В густой грязи поблескивают блекло

Очков разбитых стариковских стекла

И дотлевает, втоптанный в песок,

Окровавленный детский башмачок.

 

Над глиной и песком лежит, как пена,

Ужасный след стотысячного тлена.

Замешан склизкий и тягучий клей

Убогими останками людей.

 

Здесь, что ни шаг, ревел костер багровый,

Шипели нефтью жирные ключи

И в трупах жадно рылись палачи,

Чтоб поживиться с мертвецов обновой.

 

Гнетущий, тяжкий, нестерпимый дым

Вставал и нависал над страшным яром.

Он веял смертью, он душил кошмаром,

Вползал в дома страшилищем глухим.

 

Сполохи рдяно-черные витали

Над онемевшей в ужасе землей,

Злым отблеском пути окровляли,

Окутывали Киев грязной мглой.

 

Смотрели люди, схоронясь в жилища,

Как за венцом кирилловских домов,

За тополями дальнего кладбища

Их плоть и кровь горит в дыму костров.

 

Дыханьем смерти самый воздух выев,

Плыл смрадный чад, тяжелый трупный жар,

И видел Киев, гневнолицый Киев,

Как в пламени метался Бабий Яр.

 

Мы этот пламень помнить вечно будем,

И этот пепел — он неискупим.

Будь проклят тот, кто скажет нам: "Забудем".

Будь проклят тот, кто скажет нам: "Простим"!

 

      1945 год.

  (Перевод с украинского М. Лозинского).