Раздел "Будущее Селигера"
написан краеведом
Г. П. КОРОЛЕВЫМ
Раздел "Будущее Селигера"
написан краеведом
Г. П. КОРОЛЕВЫМ
Калининский край издревле славится живописной природой. На его просторах особенно много озер. Самое большое из них — Селигер. Он тянется на многие десятки километров и каждого чарует своими сказочными пейзажами.
«Кто на Селигере не бывал, тот России не видал» — говорят на Верхней Волге.
Первое мое знакомство с Селигером было заочным Оно-то и позвало меня в дорогу, в места голубого раздолья.
Вот как это произошло.
Был у меня на фронте дружок. Служили мы на соседних батареях. Днем и ночью глушили фашистов своими грозными пушками. А под Орлом самих разметало по госпиталям — сначала одного скосило, потом другого.
След друга затерялся в глубоком тылу. Но где? Писал, делал запросы, ждал и надеялся...
И вот через много лет фронтовой друг объявился сам. От него пришло письмо.
«Дорогой товарищ, — обращался он ко мне. — Время, говорят, затушевывает многие события. Возможно. Но то, что пережили мы, забывать нельзя. Грешно выбрасывать из памяти тех, с кем прошел сквозь суровое пекло сражений. Может, не забыл, как я рассказывал тебе о своем озерном крае? Ты, помню, даже ахал, слушая: «Вот бы где посидеть с удочкой!» В родные места я вернулся сразу же, как только оправился от ран. По-прежнему работаю в школе. Сейчас у меня летние каникулы. Да и у тебя, должно быть, не за горами отпуск. Наберись-ка, дружище, храбрости да махни-ка, скажем, вместо знойного Крыма в нашу расчудесную Селигерию. Слышишь, рыбак? Одним словом, не прощаюсь, а жду».
Письмо заканчивалось словами: «Когда встречать? Пиши. Твой Илья».
Не раздумывая, я ответил Илье, что принимаю предложение и такого-то числа буду в Осташкове.
Сборы были недолгими. Еще короче путь до вокзала. Более сложным оказалось найти место в поезде «Москва—Осташков».
— Даже не знаю, как вы поедете, — проверяя билет, сочувственно предупредила проводница. — Не то чтобы сидеть, верите ли, стоять негде. И все — на Селигер.
Действительно, пассажиров в вагоне была тьма-тьмущая. В каждом купе бурно клокотал говор. Однако стоило поезду тронуться, как постепенно все успокоилось, утряслось, разместилось. Даже нашлось местечко.
Присматриваюсь — пассажиры как пассажиры. Добрые, словоохотливые. На вешалках и багажных полках — рюкзаки, свернутые в тюки палатки, набитые всякой всячиной авоськи. Кто-то ухитрился повесить на крюк даже надувную резиновую лодку. Кивая на нее, пожилой мужчина интересуется, практична ли она в действии.
— Вполне, — отвечает курчавый парень, видимо владелец лодки,— Как говорится, проста в устройстве, безотказна в работе.
— Смотри-ка, — удивляется мужчина.
— Третий сезон таскаю, и ничего, не подводит.
— Смотри-и-ка-а, — с еще большим удивлением повторяет мужчина.
— А мы с супругой тоже третий год проводим отдых на Селигере, — снимая с плеч спортивную куртку, присоединяется к разговору черноусый сосед, — Верите ли, по совету врача делаем это. Годами мучили нервы, а тут как рукой снимает всякое расстройство. Я бы так сказал о Селигере: это край целебной тишины. По туристским путевкам ездим туда. А вы как?
— Самостоятельно. Но не один, а с товарищами. Они в соседний вагон попали. Понимаете ли, с билетами было трудно. До начальника вокзала пришлось дойти, — разоткровенничался парень и вдруг улыбнулся. — Думали, выставит за дверь...
Был уже поздний час. Но никто в вагоне даже не помышлял о сне. Чувствовалось, что каждому хотелось сначала наговориться.
— Ну и чем же кончился ваш визит к начальнику? — поинтересовался черноусый.
— Хорошо кончился. Покачав головой, начальник спросил, чем уж так знаменит Селигер, что каждое лето туристы туда гуртом валят. Мы ответили, что Селигер знаменит одним — раздольем. Так что пускай едут, сказали, мест на его берегах всем хватит. «Там-то мест хватит, — перебил начальник, — а где я их возьму? Поезд-то не резиновый». Хоть и сказал он так, а все же помог.
— Смотри-и-ка, — опять тянет пожилой мужчина. — Видать, с пониманием.
— Видать.
Разговаривали долго, до самого Лихославля, пока с Октябрьской магистрали поезд не свернул в сторону, на Торжок. Ехать было еще далеко, а потому потихоньку каждый стал укладываться на покой.
Проснулись недалеко от Пено. Пока спали, вагон будто бы нагрузили солнечным светом — так много играло в нем ярких лучей.
Проводница разносила чай. Шурша разворачиваемыми свертками, смачно отхлебывая из стаканов освежающую жидкость, пассажиры вновь разговорились. Такова уж, видно, дорога. Она сближает людей. Достаточно встретиться двум или трем попутчикам, как между ними непременно возникнет разговор, причем самый непринужденный и откровенный. Послушаешь и словно бы насквозь каждого увидишь — кто он, чем интересуется, как относится ко всему, что видит вокруг.
— Вроде бы к Пено подъезжаем, — не то утверждая, не то сомневаясь, роняет один из пассажиров, подаваясь к окну.
— К Пено, к Пено, — более определенно заявляет другой.
Поправляя на голове выцветший от времени платок, грузная, уже в годах женщина, оказавшаяся местной жительницей, спешит добавить, что в Пено тоже бывает много туристов.
— Должно быть, заслуживает такого внимания, — говорит пассажир в тон собеседнице.
— В России, сынок, каждый уголок заслуживает внимания. Думаете, зря приходят в наш поселок туристы? Для того они приходят, чтобы поклониться Лизе Чайкиной, положить на ее могилку цветы. Она ведь нашенская. В наших местах родилась, за нас и жизни не пожалела.
— Отважная партизанка была, — говорит кто-то и вспоминает о летчике Маресьеве, который в годы минувшей войны тоже, помнится, здесь отличился.
— Здесь, здесь, — подхватывает женщина. — Только это поближе к Валдаю будет, у озера Шлино. Его в лесу подобрали. В деревне Плав до сих пор цела изба Михайлы Вихрова, в которой выходили Лексея Петровича.
С каждым поездом прибывают в Осташков группы туристов.
А колеса все постукивают да постукивают, будто приговаривают: «скоро — будем, скоро — будем». Вот уже и поселок Пено остался позади. Сошла с поезда разговорчивая женщина. Стали собираться к выходу и остальные пассажиры.
Приближался Осташков. Каким-то я увижу друга? Да и узнаю ли? Ведь столько лет прошло!
Смотрю в окно. Леса, леса. Между насыпью и зеленым кружевом березняка серою змейкой извивается тропинка. По ней, тоже к Осташкову, шагают пионеры. Ярко краснеют галстуки, бронзой отливают загорелые лица. У каждого за спиной походная кладь. Ребята растянулись предлинной цепочкой, что-то кричат нам, приветливо машут руками. На Селигер идут.
Из-под колес поезда выскакивает грунтовая дорога. Она с ходу проглатывает тропинку и вместо нее сама несется вдоль полотна, причудливо петляя. И опять туристы, туристы. Некоторые катят на велосипедах. У каждого неизменные заплечные рюкзаки.
Проходит еще несколько томительных минут. Наконец поезд замедляет бег и застывает у платформы. Вот она, долгожданная минута встречи с дорогим для меня человеком!
Бывшего лейтенанта я узнал сразу же, как только бурлящим потоком приезжих был выплеснут на привокзальную площадь. Он стоял, как условились, возле газетного киоска. Вижу, мнет в руках старенькую шляпу и жадно всматривается в плывущие мимо рюкзаки, чемоданы, свертки, узлы.
— Наконец-то,— только и сказал он, обнимая меня.
После долгой разлуки встречи друзей полны особого тепла. Высокий и по-прежнему стройный, Илья, казалось, излучал радость и восторг. Нет. с первого взгляда, фронтовой друг не изменился. Та же густая шевелюра, те же сильные пожатия рук.
— Ну, докладывай, как живешь-можешь? — спрашиваю, когда волнение улеглось
— Порядок, — отвечает шутливо. — Только годы берут свое. Старею, брат.
Лишь тут замечаю, что виски друга тронула седина. Да и плечи не развернуты по-бывалому, а заметно опущены. Голос тоже утратил звонкость, стал более спокойным и тихим.
— Но силенок еще не занимать! — поднимает голову Илья. — Давай-ка рюкзак. Поди, одни крючки да лески?
Илья закинул ношу за спину, шагнул к автобусной остановке. Вижу, сильно прихрамывает.
— Под Орлом?
— Там. Все бедро разворотило... Однако поторапливайся. Видишь, сколько народу.
Знакомство с озерным краем мне хотелось начать с осмотра Осташкова, с посещения краеведческого музея.
— Что ж, желание хорошее, — поддержал Илья, когда добрались до его квартиры и справили встречу. — Ступай, а я займусь лодкой. Плавать-то на своей будем.
И вот я хожу по городу. Замечаю: кто бы ни вступал в беседу, начинает не с города, а с Селигера. Чувствуется, что озеро — общая гордость осташей.
— Вы, надеюсь, не впервые на его берегах? — спросила сотрудница краеведческого музея, знакомя меня с историей Селигера. Услышав отрицательный ответ, она даже опустила указку, которой водила по карте. На ее тонком и чуточку смугловатом лице отразилось недоумение. — Ни разу не были? Тогда смотрите.
И она вновь подняла указку:
— На географической карте Селигер найти легко. Вот железнодорожная линия Москва—Ленинград. Чуть западнее от ее середины синеют две извилистые ленты. Обратите внимание: пересекаясь, они образуют нечто похожее на ломаную крестовину. Это и есть знаменитое озеро. Одна водная кривая тянется почти на сто километров с юга на север, другая, свыше пятидесяти, с востока на запад. По своей конфигурации наше озеро, можно сказать, является чудом природы...
Экскурсовод рассказывала увлекательно и подробно. Ее указка касалась то фотографий — видов озера, то других экспонатов. Чувствовалась большая влюбленность человека в свое дело.
Потом пришел Илья, и мы направились к озеру.
На улице стоял жаркий полдень. Город был залит ослепительными лучами высокого июльского солнца. Асфальт мостовой дышал зноем. Все живое спешило в тень. Мы свертываем в переулок, и сразу нас обдает свежим дуновением. С каждым шагом прохлада становится ощутимее, гуще.
И вот перед взором открывается необъятная водная ширь. Спокойная, отливающая яркой лазурью, она похожа на огромное хрустальное блюдо. Еле видимые края его окаймлены тончайшей изумрудной вязью прибрежных лесов.
— Вот он каков, наш Селигер! — слышу голос своего друга. Илья запрокидывает голову, делает ладонь козырьком и долго любуется безоблачной высью. — Хорошие деньки стоят. Вот-вот жатва начнется.
Безбрежны селигерские просторы.
Теплое летнее небо сливается с необозримым озером и повторяется в нем, как в зеркале. На водной глади тут и там виднеются красные и белые крапинки бакенов, поблескивают веслами плывущие лодки, скользят быстроходные моторки.
На песчаный берег, где мы стоим, легко набегают прохладные волны. Они тихо плещутся между скопищем лодок, яхт, катеров. Кажется, лодкам счету нет. Ими утыкан весь берег. Почти на каждой — приспособление для подвесного мотора. Одна перед другой будто состязаются в окраске. На многих витиевато пестреют самые различные названия. Тут и земные «Катюши», «Зины», «Веры», и заоблачные «Марсы», и «Сатурны».
— Осташи исстари имеют свои лодки. — говорит Илья.
Мимо проходит теплоход. Палубы полны туристов. Илья предполагает, что они едут в Новые Ельцы.
— Там самая большая база.
Над теплоходом вьются чайки. Будто не крыльями, а белыми платочками машут они, желая туристам веселого плавания.
На берег шумно накатываются волны. А вдали Селигер по-прежнему спокоен, выглядит отполированным.
За плечами озера многие тысячелетия. Но великан могуч и величав. Если бы ему пришлось заполнять анкету, то ответы выглядели бы так:
ПРОИСХОЖДЕНИЕ: Ледниковое.
ОБЩАЯ ПЛОЩАДЬ: 260 квадратных километров.
ГЛУБИНА: Средняя 6 метров, местами — до 30.
В КАКИХ ДОКУМЕНТАХ ВПЕРВЫЕ УПОМЯНУТ: В русских летописях XII века.
Первые промеры глубин Селигера были произведены в 1890 году выдающимся русским географом и археологом Дмитрием Николаевичем Анучиным.
Несколькими годами позже другой русский ученый, С.Н. Никитин, опубликовал справочник об истоках Волги. В нем имеются подробные географические и геологические сведения о Селигере и его районах.
В старину озеро чаще называли Серегером. Это слово, как толкуют знатоки, финского происхождения. В переводе на русский оно обозначает «изрезанное озеро». Дошедшее же до нас название «Селигер», предполагают, сложилось от финских и эстонских слов и заключает в себе понятия «озеро на волоке» или «чистое, прозрачное озеро».
Громадный по протяженности, Селигер, однако, не является цельным озером. Оно состоит из ряда обособленных водоемов, так называемых плесов, соединенных между собой узкими проливами. Всего их 24.
Размеры плесов различны. Ширина некоторых такая, что от берега до берега рукой достанешь, а некоторых — глазом не окинешь. Порой, кажется, плывешь не по озеру, а по безбрежному морю. Самый большой и глубокий плес — Осташковский. Он омывает такие крупные острова, как Городомля и Кличен. В сильные ветры волна здесь бывает настолько крутой, что даже катера не рискуют плыть по эпицентру, а подходят ближе к наветренному берегу.
На юго-востоке Осташковский плес сужается и переходит в меньший — Селижаровский. Из последнего берет свое начало река Селижаровка.
Западнее острова Хачин на десятки километров раскинулся Березовский плес. Он усеян мелкими лесистыми островками.
Далеко на север уходит Полновский плес. Отсюда вытекает река Полновка, соединяющая этот плес с Кравотынским, самым бурным на Селигере.
Берега необычайно изрезанные, а потому имеют самую причудливую форму. То высокие, крутые и холмистые, то низкие и болотистые, они составляют общую линию в 589 километров.
Селигер богат островами. Всего их около 160. Природа не поскупилась на выдумку и на некоторых островах имеются свои, внутренние озера.
Ночь над Осташковским плесом.
Живописен залив у деревни Залучье.
Озеро-великан окружено цепью холмов и оврагов, поросших хвойными и лиственными лесами.
Причудливая изрезанность берегов, многочисленные острова, холмистые окрестности — все это свидетельство многовековой титанической работы внешних и внутренних сил земли. Наблюдаемый ныне приозерный рельеф определился около 25 тысяч лет назад, «когда последний Валдайский ледник отложил здесь цепь морен и, отступая, заполнил талыми водами образовавшиеся впадины».
Так, по мнению ученых, появилось озеро Селигер. Но есть и прямые свидетели ледникового происхождения озера. В окрестностях Селигера туристы видят много валунов. Они встречаются в самых неожиданных местах.
— Давай-ка взберемся на ту вон горушку. — предложил мне Илья, когда позднее мы были возле Полнова. — Не пожалеешь.
Гора как гора. И название нехитрое — Ореховня. Но я не пожалел, что взошел на нее. Огромный серый камень, отполированный ветрами веков, возвышался на вершине как памятник далекому времени. Такую громаду вознести сюда могла только слепая стихия природы. Другой, не менее громадный валун мы видели в деревне Залучье, стоящей на высоком берегу. Ледниковый камень лежит возле крайней избы и заслоняет ее почти наполовину.
Селигер многоводен. Он пополняется водой за счет многочисленных ключей, а также болот, ручьев и маленьких речек — Крапивенки, Серемухи, Сороги, Сабрянки, Сиговки и других. Небольшие по протяженности — от 16 до 27 километров, некоторые речки используются для сплава леса.
Из самого Селигера вытекает единственная река — Селижаровка. Быстрая и порожистая, она пробегает считанные километры, а затем отдаст свои силы Волге, берущей начало в этом же районе. Быстротекущей Селижаровка является потому, что уровень Селигера значительно выше уровня Волги.
На берегах плесов, на островах зеленеют леса. Особенно живописны острова весной, когда они покрываются белой кипенью цветущей черемухи и рябины. Прозрачный воздух напоен ароматом фиалок и ландышей.
Свидание с природой всегда прекрасно. Ее пейзажи обогащают человека духовно, рождают в нем негасимую любовь к Родине.
Внутренней силой очарования полон и озерный край. Его жители правы, когда говорят, что Селигер — удивительный уголок.
Каждый город имеет свое лицо. Оно складывается веками, а потому неповторимо и одинаково дорого каждому поколению.
Любят и осташи свой небольшой, но самобытный город. Он расположен на полуострове, уходящем длинной полосою в озеро Селигер. Своеобразна и его планировка: прямые, как стрелы, улицы, пересекаясь, делят город на ровные квадраты.
Если посмотреть со стороны Селигера, то панорама Осташкова похожа на цветную картину: белые домики, зеленые шапки тополей, оранжевые колокольни; дома вплотную подходят к воде, как бы желая посмотреться в ее голубую гладь.
Осташков и его гостеприимные жители пришлись по душе. Добрые сотрудницы краеведческого музея, горожане, с которыми довелось встретиться, помогли заглянуть в далекое прошлое города, увидеть его нынешний день.
Среди экспонатов краеведческого музея имеются кремневые наконечники стрел и копий, бронзовые орудия труда, примитивные украшения. Все это найдено археологами и местными краеведами в прибрежных размывах озер при раскопках курганов. Находки свидетельствуют о том, что в селигерских местах человек обитал еще в доисторические времена. Его не пугало то, что пески и суглинки не способствовали развитию земледелия. Человека влекли сюда богатые рыбой озера, обилие в лесах дичи и зверя.
В период образования Киевской Руси Селигер входил в новгородские земли и являлся важным торговым путем. Одни суда с товарами шли по нему из Новгорода во Владимир-Залесский или на Каспий, другие, встречные, через волоки перебирались на реку Полу, плыли на Балтику.
Заводя деловые связи с заезжими торговыми людьми, местные жители стали ловить рыбу уже не только для себя, но и для продажи. Образовались целые рыбацкие поселения — Свапуща, Кравотынь, Кличен.
Но Селигер видел тогда не только мирные караваны торговых судов да утлые челны местных рыбарей. В эпоху феодальной раздробленности из-за него часто возникали раздоры между вольным Новгородом и соседствующими с ним княжествами — Смоленским, Тверским и Московским. Его просторы слышали свист каленых стрел, звон кованых мечей, залпы тяжелых пищалей.
Чтобы оградить себя от внезапных нападений врага, люди стремились к объединению, воздвигали укрепления. На берегах озера до сих пор встречаются следы «давно минувших дней». Они в названиях островов, сел и деревень.
Местечко Березовское называется еще и Городищем. Это неспроста. Возле него туристы видят остатки древнего земляного укрепления.
Не случайно носит свое название и деревня Кравотынь. Идя через Селигер на Новгород, здесь в 1238 году татаро-монголы разбили новгородцев. Для острастки населения враги насадили на колья тына сотни окровавленных голов своих жертв.
А вот как возникло название острова Кличен. Обживая Селигер, рыбаки образовали на этом острове большое поселение. Окруженное водою и деревянными стенами, поселение стало надежной защитой от вражеских набегов. В минуту опасности раздавался клич:
— Люди добрые, ратуйте!
И люди устремлялись на остров, который начали именовать Кличеном.
Так было и в конце XIV века, когда на Кличен напали новгородцы, владевшие большей частью Селигера. Храбро защищались островитяне-рыбаки, однако на этот раз не выдержали. Звеня мечами, поджигая строения, враги ворвались в городище и разорили его дотла.
Легенда говорит, что на острове жил обыкновенный рыбак Евстафий. Соседи его звали попросту — Осташко.
— Ну, Осташко, знать, гнуться нам под пятою победителей, — сказали ему удрученные судьбою рыбаки.
Будто бы на это ничего не ответил Осташко. Улучив момент, он вместе с семьею перебрался на соседний полуостров.
Городище на Кличене перестало существовать. Местное население потянулось к новому куреню, который облюбовал непокорный Осташко.
В послужном списке этого населенного пункта отмечены события, которые составляют вехи русской истории. В начале XVII века шведы захватили новгородские земли. В 1615 году Осташковская слобода была определена местом для предварительных переговоров о мире. Переговоры происходили в «8 верстах от слободы — в деревне Пески».
Позднее, в документах, относящихся к заключению в 1634 году мира с Польшей, слобода была занесена в списки пограничных с Литвой и Польшей местечек. В связи с этим по указу царя Алексея Михайловича в 1651—1653 годах здесь построили деревянную крепость. Через четверть века крепость была разрушена. Появилась новая, но и эта погибла в огне.
В настоящее время возле здания краеведческого музея можно увидеть шпилеобразный каменный столб. Он свидетель далекой старины, остаток последней крепости.
Жители слободы продолжали идти по стопам своих предков — ловить рыбу. Это занятие породило и много других промыслов и ремесел — сетевязание, изготовление керамических оснасток, строительство лодок и баркасов.
Но чтобы заниматься судостроением, требовались лес, смола, гвозди. Тогда появились новые мастера своего дела — лесорубы, плотогоны, смолокуры, кузнецы.
Лов рыбы шел круглый год. Не бросал этого занятия и первый житель слободы — Евстафий. Как гласит та же легенда, у него было два работящих и смекалистых сына. Их звали Демидом и Саввой. Вместе с отцом они целыми днями пропадали на озере. Домой возвращались мокрыми до нитки.
— Не гоже получается, — сказал однажды Савва, снимая набухшую водой одежду. — Хворь накинуться может.
— А что если особое, непромокаемое рубище да такую же обувку придумать, — мечтательно отозвался Демид.
И братья придумали. Они сшили кожаные сапоги, передники, рукавицы. Вышли на лов — хорошо стало.
Но где же набрать материала, если все рыбаки пожелают сделать подобное? Тогда Демид и Савва решили заняться выделкой кож. Так было положено начало еще одному промыслу — кожевенному. За короткое время в слободе появились десятки кожевен.
В начале XVIII века широко развернулось кузнечное дело. Толчком к этому явилось строительство на Неве нового города — Петербурга. Осташковские ремесленники стали доставлять туда топоры, пилы, лопаты, буравы, долота.
Занимались осташи и резьбою по дереву, иконописью, литьем колоколов, ювелирным и граверным делом.
Но как бы ни развивались ремесла, рыбный промысел по-прежнему оставался основным. С годами Осташковская слобода стала центром промыслового рыболовства России.
В XVII—XVIII столетиях молва о рыбном Селигере проникла за моря и океаны. Озеро появилось на иностранных географических картах. Осташковские сети, неводы, керамические оснастки к ним, лодки, рыбацкие сапоги, кожаные фартуки и рукавицы попадают в Швецию, Норвегию, Англию, Канаду и даже Индию.
В 1724 году шведский король выразил желание «иметь на своей службе двух русских рыбаков».
— Сие возвеличивает нас, россиян. Почетное представительство в этом виде промыслов за границею можно доверить токмо искусным осташам, — выразил свое мнение Петр Первый.
Вскоре последовало специальное постановление о выборе в Осташковской слободе особых знатоков рыбацкого дела для посылки их с надлежащими инструментами в Стокгольм.
В 1772 году указом Екатерины II рыболовецкой слободе был пожалован титул города. Осташков получил свое административное управление и свой единственный в России «рыбный» герб.
Герб представлял собою щит, разделенный надвое горизонтальной чертой. Одна часть была голубой — изображала воду, другая золотой — небо. По голубой воде с запада на восток плыли три серебряные рыбы. Они символизировали основной промысел горожан.
Осташи отличались большим трудолюбием, искусно владели своими ремеслами. Это были подлинные русские умельцы. Все, кто бывал на Селигере в прошлом веке, с особой похвалой отзывались о местных кузнецах, изготовлявших «хорошие топоры, прочные косы, надежные сверла или буравы и для небольших судов преизрядные якори». А осташковскими рыбаками восхищался драматург Александр Николаевич Островский. Изучая их быт, он писал: «Здешние жители первые рыбаки в губернии и России».
Вокруг мастерового люда грели руки купцы. Из 3464 жителей Осташкова, насчитывавшихся в 1814 году, 800 занимались торговлей. Скупая за бесценок рыбацкие уловы, продукцию сетевязальщиков, кузнецов, резчиков по дереву, литейных дел мастеров, дельцы продавали все это втридорога на стороне.
Среди толстосумов главенствующую роль занимали капиталисты Савины и владелец большинства кузниц Мосягин. Безжалостно эксплуатируя население, держа его в зависимости, они наживали миллионные доходы.
Савинский кожевенный завод, возникший в Осташкове в 1740 году, в короткое время поглотил все мелкие кожевни. Он являлся типичным капиталистическим предприятием. В сырых, темных и зловонных кожевнях рабочие гнули спины по 14—16 часов в сутки.
Шли десятилетия. Одного хозяина завода сменял другой. Не менялись только порядки. Бесправного рабочего продолжала изводить нужда. Чтобы умаслить народ и выставить себя благодетелями, Савины за счет награбленных от кабально дешевого труда прибылей замостили булыжником главную улицу, создали показательную пожарную команду, потом предприняли еще что-то, что по тем временам называлось благотворительным делом.
Обыватели хлопали в ладоши: «Браво!»
Булыжную мостовую и пожарную команду они ставили в пример всем прочим уездным городам. Умилялись и приезжие верхогляды. Они даже советовали: почему бы, дескать, и прочим не взять примера с Осташкова и не завести у себя и то, и другое, и пятое и десятое.
Лжеблагодетелей разоблачил писатель Слепцов. Присматриваясь к будничной жизни населения, Василий Алексеевич приходил к совершенно иному выводу: «...все это крайне плохо и не могло бы удовлетворить действительной потребности города».
В 1862 году Слепцов напечатал в журнале «Современник» изобличительные «Письма об Осташкове». Злой памфлет, как наждак, сдирал с «отцов города» внешний глянец.
Отмечая чрезвычайно удобное расположение Осташкова, его мощеную мостовую в центре, писатель не скрывал приятных ощущений. «Но все эти приятные ощущения, — писал он, — быстро сменяются тяжелым раздумьем, как только вы свернете в одну из второстепенных улиц. Вы вдруг замечаете ужасно резкий переход, как будто вам подавали все трюфели да фазанов, а тут вдруг хрен!.. У вас и глаза было разлакомились, вам уже начало было казаться, что и дальше все то же будет, а тут и пошли, и пошли: и хижины бедные, богом хранимые, и больные ребятишки, и окна, заклеенные бумагой, и бледные изнуренные лица с неизлечимой анемией — одним словом, все это горе-злосчастье, с холодом, да голодом, да с лихими напастями ..»
В наружности города публициста всего более поразила бедность. «Но вы не знаете, какая это бедность, — грустно замечал он. — Это вовсе не та грязная, нищенская, свинская бедность, которой большею частью отличаются наши уездные города, бедность, наводящая на вас тоску и уныние и отзывающаяся черным хлебом и тараканами; это бедность какая-то особенная, подрумяненная бедность, похожая на нищего в новом жилете и напоминающая вам отлично вычищенный сапог с дыркой».
Дальше центра автор «Писем об Осташкове» идти не советовал. «Там и мостовых-то нет. Там болото».
Предприятия, кузницы, мастерские были рассадниками грязи, зловонья, болезней. Слепцов с убийственным сарказмом подмечает: «Для кузнецов отведено открытое место внутри города, что, впрочем, нисколько не мешает им замазывать сажей и углем соседние улицы, отчего самая грязь на этих улицах имеет свойство чернить сапоги даже без помощи ваксы».
Трудовой люд жил в грязи, нужде и бесправии, заводчики и купцы — в довольстве и роскоши. Перемены принесла Великая Октябрьская социалистическая революция. В октябре 1917 года на берегах древнего Селигера гордо зареяло знамя свободы.
Памятник партизанам в городе Осташкове.
Если бы публицист Слепцов, скорбевший над убогим городом рыбаков и кожевников прошлого века, прошелся по Осташкову в наши дни, то сказал бы, восхищаясь переменами в нем:
— Вот это другое дело!
Сегодняшний Осташков — индустриальный город. Его гордость — крупнейший в стране кожевенный завод.
Помимо этого предприятия есть кожевенно-сырьевой завод, швейная фабрика, промышленный, пищевой, мясной и лесной комбинаты.
В городе работают три восьмилетние и три средние школы, три техникума, школа рабочей молодежи, музыкальная школа, четыре библиотеки, Дом пионеров, кинотеатр, Дом культуры, два клуба, стадион, лечебные и оздоровительные учреждения, комбинат бытового обслуживания, множество различных мастерских и ателье.
На улицах — нарядные рекламы, афиши, объявления. Читаю:
«На стадионе состоится футбольный матч...»
«В финансовом техникуме выступают калининские литераторы...»
«В кинотеатре «Октябрь» демонстрируется новый фильм...»
«Труппа народного театра подготовила новый спектакль...»
«В воскресенье на острове Кличен проводится массовое гулянье...»
Во всем чувствуется забота о человеке, об улучшении условий его труда и быта, организации полезного отдыха.
Сто лет назад, шагая по грязной улице, до черноты закопченной кузницами, Слепцов безошибочно догадывался о близости кожевенных заводов. Они узнавались легко: «... во-первых, по кислому запаху и, во-вторых, по кучам старого и уже негодного корья, разбросанного по улицам».
Я иду тем же путем. Ни кислого запаха, ни разбросанного корья. Нет и приземистых, пышущих чадом кузниц. На их месте разбит огромный парк, полный зелени и цветов.
А где темные, вросшие в землю зловонные савинские кожевни? Их помнят одни лишь старожилы. Взамен их на целый квартал раскинулись высокие корпуса новых цехов. В них есть все: свет, простор, вентиляция.
Коллектив завода гордится своим производством. Вот что рассказывал мне Николай Андреевич Никифоров — ветеран завода. На его глазах вершилась реконструкция предприятия, менялась технология производства.
— От старого завода одно название осталось, — говорил он, водя меня по просторным и светлым цехам. — Помню, когда в девятнадцатом впервые попал в полутемные кожевни, то ужаснулся даже. Задыхаясь от зловония, люди гнулись под тяжестью шкур, перенося их от одного чана к другому. Рабочие мокли с ног до головы. А теперь этого нет и в помине. Тяжелый ручной труд заменили электропогрузчики, подъемные краны, электрокары.
Николай Андреевич прошел путь от вспомогательного рабочего до заместителя директора завода по коммерческим вопросам. Все производственные новшества ему известны в деталях.
Долгие годы отмочно-зольные процессы проводились в чанах. Загрузка и выгрузка шкур была ручной. Теперь на смену дедовским приемам пришли рамные механизированные барабаны. Усовершенствовано и дубление кож. Раньше в тех же чанах оно длилось от четырех до шести месяцев. Сейчас при помощи барабанов «Гигант» и применения готовых экстрактов продолжительность дубления сократилась в 50 раз.
На всех тяжелых операциях ручной труд ликвидирован полностью. Все шире вводятся конвейерно-поточные линии. Особенно большой эффект они дают в отделочных цехах и хромовом производстве.
— Широкая механизация и автоматизация, — замечает Николай Андреевич, - позволили добиться высокой производительности труда. Сейчас наш коллектив ежесуточно дает стране по десять тысяч шкур высокосортного черного и цветного хрома.
На заводе есть цехи высокой культуры, много ударников коммунистического труда. В каждом цехе — буфет. Работают две столовые самообслуживания.
Мы идем по территории завода. Она асфальтирована. В центре ее разбит фруктовый сад. Рядом с цехами — первоклассная двухэтажная поликлиника.
— А вот еще наша новинка, — показывает мой спутник на высокое, с покатой крышей здание. — Думаете, что? — и приглашает войти — Плавательный бассейн!
Вообще для кожевников и их семей здесь делается многое. Завод имеет свой клуб, стадион, самодеятельный театр, молодежное кафе. На Селигере построено 20 семейных дач и пионерский лагерь.
От завода к центру города ведет березовая аллея, посаженная и взращенная осташами.
Под шатром зелени огромный красочный стенд «Благоустроим наш город». Читаю обращение горкома КПСС и исполкома горсовета к жителям Осташкова: «Дорогие товарищи! Исключительно благоприятное географическое положение нашего города, мягкий климат, обилие озер и лесов издавна привлекают к себе тысячи туристов. И не случайно... Осташков определен как центр зоны отдыха и туризма на Селигере.
Это накладывает на всех нас ответственность за то, чтобы каждая площадь, каждая улица, каждый двор были чистыми и благоустроенными. Наш долг, долг каждого осташа — принять участие в озеленении города, ремонте мостов, приведении в порядок садов и скверов».
Есть пословица: «По одежке встречают...» Приезжие туристы прежде всего обращают внимание на убранство города. Все улицы и переулки в зеленом наряде. Тротуары и мостовые покрываются асфальтом. Все больше и больше появляется многоэтажных жилых домов. По городу курсируют автобусы. К услугам приезжих — такси.
Летняя пора в работе Осташковского исполкома городского Совета особенно страдная. Председатель горсовета рассказывает:
— Куда прежде всего направляется турист, попав в наш город? Наверное, в магазины. Их у нас свыше 50. Для лучшего обслуживания приезжих и населения мы увеличили количество лотков и буфетов. Открыли дополнительно еще 14 магазинов. Недавно вступила в действие кафе-столовая на 130 мест. Теперь с нею у нас насчитывается семь крупных предприятий общественного питания.
Ну, а дальше куда держат путь гости? Конечно же, на пристань. Чтобы они могли без задержки отправиться на просторы Селигера — к их услугам комфортабельные теплоходы и скоростные катера на подводных крыльях.
Для туристов в Осташкове строятся также большая гостиница с гаражом для машин и речной вокзал.
Путешествуя по Селигеру, туристы видят, что и облик района стал другим. Когда-то на берегах озера сиротливо пестрели убогие деревеньки. Сейчас крестьянское население объединено в крупные хозяйства. В районе три совхоза, 27 сельскохозяйственных и пять рыболовецких колхозов, рыбозавод, леспромхоз и семь лесных хозяйств. Все хозяйства и предприятия оснащены техникой.
Колхозы и совхозы производят пшеницу, овес, лен, картофель, мясо, молоко. Леспромхоз, рыбозавод и рыболовецкие колхозы снабжают страну лесом и рыбой.
Населенные пункты связаны телефоном с центром района и между собой. В домах горит электричество, звучит радио. Почти в каждую семью почтальоны доставляют газеты, журналы, а в некоторые — подписные издания сочинений русских, советских и зарубежных писателей.
В одном из селигерских птицесовхозов.
Первые впечатления неизгладимы. Уже много дней находимся мы на Селигере, а в памяти так и стоят и первая минута встречи с Ильей на вокзале, и первое знакомство с озером, и первое плавание по его ослепительным и необозримым просторам.
Отправляясь в путь по озеру, мы запаслись провиантом, плащами на случай дождя, широкополыми соломенными шляпами и, конечно, рыболовными снастями. Рыбалки, путешествия по островам, ночевки у костров — все это нас ожидало впереди.
— Куда, почтенные, путь держите? — неожиданно окликнул нас низкорослый бородач, когда Илья уже заводил мотор — Может, в Неприе?
— А вам туда, что ли? — разогнулся Илья.
— Туда-то туда, да рейсового теплохода поболе часа ждать. Истомлюсь.
— Садитесь, коль так. Довезем.
— Вот спасибочко за доброту, — закряхтел дед, усаживаясь в лодку. Он похож на трудолюбивого гнома, увешанного покупками. — За валенками для внучат приезжал. У нас в Осташкове так: телегу готовим с зимы, сани — с лета. А вы, гляжу, порыбачить?
— Не совсем так, — отзывается Илья. — Вот фронтового товарища встретил, хочу повозить его по Селигеру, показать все наши красоты. Ну и рыбку, конечно, половим. Как же, не без этого.
— Ну, ну. В час добрый, — говорит ласково дед, снимая с головы старенький картуз и отирая ладонью взмокшую лысину.
Зарокотал мотор, забилась встревоженная вода. Развернувшись и набрав разбег, моторка понеслась прочь от берега, поднимая хрустальные волны. Шумно зафыркала выбрасываемая винтом пена.
— Приволье-то какое... Благодать одна, — щурясь от солнца, восхищенно качает бородою дед. Он сидит со мною рядом и смотрит, как мимо проплывают заросшие камышом отмели и с лета кидаются за мелкой рыбешкой чайки.
— Действительно, Илья, рыбакам здесь, должно быть, одно раздолье. А не попытать ли счастья вон у тех крутояров, — показываю на синеющие вдали прибрежные заливы.
— Попытать, почтенные, везде можно, — вмешивается дед, хитро пощипывая бороду. — Клюнуть, конечно, клюнет. Мелочишка. По глупости своей эти семечки везде плавают. А внушительная рыбка ушла отсюда. Давно ушла. Вот на Березовском плесе, к примеру, да-а! Там, бывает, такая хватит, аж сердце захолонет.
— Дед верно говорит, — соглашается Илья, орудуя рулем. — Очень верно. Вблизи Осташкова хорошей рыбы нет.
— Слыхал? Слыхал? — заерзал дед, довольный, что с ним согласны. — А спроси, почтенный, почему рыбе не по нраву туточки?
Вдали полуостров Никола-Рожок.
Когда-то осташи чуть ли не лежа на печке ловили и судачка, и леща, и пудовых щучек.
Но вот появился кожевенный промысел, и в озеро хлынула всякая грязь. Почуяв недоброе, рыба сначала ушла от города, а потом и подступы к нему покинула.
К сожалению, сброс в озеро загрязненных вод особенно возрос за последние годы в связи с усовершенствованием процесса обработки шкур на кожзаводе и широким применением химии. Правда, вопрос о недопустимости загрязнения Селигера поставлен. Выносятся умные постановления. Но пока положение ощутимо не улучшается. Рыба продолжает гибнуть. Какой конкретно ее урон, никто не подсчитывал, а вот то, что она из этих мест уходит все дальше и дальше — факт неоспоримый. Поэтому не удивительно, что в субботу и воскресенье целые кавалькады лодок рыбаков-любителей устремляются за десятки километров от Осташкова, к северным протокам и плесам.
— А бывалочи-то, не было такого, — с оттенком грусти заключает дед. — Бывалочи-то, где ни сунешь крючок, глядишь, и есть судачок. Я сам, помню, в этих самых местах, по которым едем, такие колоды подсекал — диво одно. А теперь озирайся не озирайся, ни единственного рыбака вокруг не узришь. Вот и выходит, что сами же свое богатство и губим.
— А когда это «бывалочи-то» было? — спрашиваю деда.
— Уж запамятовал, — задумывается он. — Одним словом, давно было.
— Сколько же вам лет?
— А сколько положишь? — прищуривается дед.
— Да шестьдесят. Не больше, — отвечаю, взглянув на живого, розоволицего собеседника.
— Кабы так, — ухмыляется он. — Да в шестьдесят-то я по деревне с гармошкой ходил. Семьдесят осьмой мне. Вот сколько.
— На пенсии?
— На ней, да только еще работаю — колхозное добро сторожу. Надумаю, так и порыбачу в охотку. А осень придет, опять-же за грибками хожу. Вот она какая, моя старость, почтенный. Скоро восемьдесят стукнет, а мне вроде бы не до хвороб пока. А почему, спроси? Селигер-батюшка поддерживает! Да-да, не улыбайся. Наше озеро, разумею, лучшее лекарство от старости.
Илья повернул руль, и лодка устремилась к первой на нашем пути протоке. Широкий, как море, плес быстро сузился. Лодка почти бесшумно пошла по узкой полоске между двух островов. По бортам тихо шуршат желтые лилии и зеленые стрелы тростника. В зарослях травы гулко хлещет тяжелая рыбина, и град мелюзги кидается от нее врассыпную.
— Полено, не меньше, — констатирует дед и смотрит до того удивленно, будто спрашивает, откуда, дескать, взялось здесь такое чудо.
— Полено, не меньше, — повторяет он . — Видать, заблудилась.
И долго молчит. Мне думается, что дед по натуре мечтатель. Его глаза, вижу, отсутствуют, находятся где-то вдали, наедине с тихой озерной задумчивостью.
— Да-а, — кряхтит он через некоторое время. — Приезжих на Селигере изрядно стало. Все берега в палатках да шалашах. А о специальных базах, скажем, Николе-Рожке или тех же Новых Ельцах и говорить нечего. Там народ кишмя кишит. От гостей, думается, наш Селигер-батюшка даже ночью покоя не видит. Вон, вон сколько их, палаток-то, — показывает дед на берег, вдоль песчаной кромки которого белеет целый парусиновый городок. — И это хорошо. Дружба с природой — превеликое дело!
Первая протока остается позади. Перед взором снова открывается широкий водный простор. Он также окружен вязью лесов и залит палящими лучами солнца. На небе ни облачка. Оно напоминает чисто выстиранное и повешенное на просушку белое полотнище.
Как ни старается солнце — на воде прохладно, а потому дышится легко и свободно. Обдуваемый озерной свежестью, смотрю и смотрю без конца на островки, берега, на выглядывающие из зелени крыши деревень. Все это кружится, ликует в едином бесконечном хороводе. Кажется, нет конца этому чудесному сочетанию яркой зелени, небесной белизны прозрачной озерной струи.
Ровно и привычно, как человеческое сердце, постукивает мотор. Лодка делает все новые и новые повороты. И за каждым поворотом возникают новые острова — еще красивее, еще привлекательнее. Проплывая мимо них, Илья называет каждый. Этот вон Кличен, а тот, взметнувший ввысь бесконечный частокол могучих елей, Городомля...
— А это тоже когда-то островом было, — поворачивается ко мне дед и тычет в сторону правого берега. Там белеют остатки монастыря. — Остров назывался Столбным. Потом его соединили с берегом и нарекли по-новому — Ниловой Пустынью. Верно ли, нет ли, а только сказывают, что будто бы тут в былые времена стон стоял от богомольцев.
На фоне воды и темной прибрежной зелени монастырь походит на живую иллюстрацию к «Сказке о царе Салтане». Как это у Пушкина:
... Стены с частыми зубцами.
И за белыми стенами
Блещут маковки церквей.
Летом на берегах Селигера вырастают целые палаточные городки.
Но что это? Уж не впрямь ли перед нами море-океан и оживший сказочный град, который зазывает нас в гости? Для этого и
Пушки с пристани палят,
Кораблю пристать велят.
Однако ничего подобного на самом деле нет. Просто, перегревшись, начинает постреливать мотор. Илья сбавляет скорость, а дед интересуется, так ли, как он говорит, описывается в книжках история Ниловой Пустыни.
— А может, по другому толкуют? — вопросительно смотрит он на Илью.
Илья отвечает не сразу. Это особенность его характера. Прежде чем высказать то или иное мнение, он как бы взвешивает каждое слово, чтобы все было ясным и бесспорным. Вот и сейчас, подумав, он говорит, что Нилова Пустынь упоминается во многих литературных источниках.
— Совершенно верно, в давние времена здесь был пустынный остров, — рассказывает Илья. — Первым в его сосновом безлюдии, если верить легендам, поселился монах Нил. Случилось это вроде бы в 1528 году.
... Уединившись от мирской жизни, монах Нил так и не отлучался более отсюда. Умер он в одиночестве. Церковники решили погреть руки возле чудаковатого отшельника. Они нарекли Нила преподобным, а его мощи объявили святыми и нетленными.
С той поры остров стал притягательным местом паломничества богомольных россиян. Жалкую келью Нила сменил могущественный монастырь. Проектировал его иностранец Батони, а строили тысячи безымянных русских умельцев. Красивые церкви, добротные каменные покои, наконец, само необычайно уединенное местоположение снискали монастырю громкую славу. Четыре столетия его колокольный звон сзывал сюда толпы верующих. Кованые монастырские кружки ломились от приношений.
Архитектурный ансамбль бывшего монастыря Нилова Пустынь.
Но не только приношениями жили духовные пастыри. Монастырь имел огромные земельные наделы, богатые рыбные промыслы. Он держал под пятою сотни крепостных. Монастырское начальство действовало крестом и железом. Непокорных сажали на цепь, гноили в подвалах. Монастырь был верной опорой самодержавной империи.
Мы подъезжали к местечку Неприе, которое надвигалось на нас зеленой громадой.
— Ну, извиняйте... Подъезжаю к своей обители, — засобирался дед. — А вы, значит, дальше?
— Дальше, уважаемый.
Илья выключил мотор. Пенистое кипение за бортом заметно пошло на убыль. Вот уже слышится только переливчатое лопотание воды. Прошуршав по песку, лодка мягко ткнулась в кромку берега.
— Спасибочко за внимание к старику. Тысячу раз спасибочко, певуче заговорил дед, сойдя с лодки. — Может, зайдете ненадолго? Посидели бы за самоварчиком в огороде... Ну и того... Немного... А? Домик мой совсем рядом. А за лодку не беспокойтесь. Кликну внучат — постерегут.
Хотелось, очень хотелось уважить просьбу славного попутчика, но озеро манило и звало вперед. Дружески расставшись, мы двинулись дальше, а дед все еще стоял на берегу и махал нам снятым с головы стареньким картузом.
— Надумаете заглянуть — добро пожаловать в любую минуту. Спросите Архипыча — каждый укажет, — доносилось до нас.
На просторах России не счесть первоклассных санаториев и домов отдыха. Однако есть люди, которым не нужны специализированные здравницы. Им нужна природа, отдых у воды, в лесу, у ночного костра, на рыбалке.
Неугомонные любители странствий бывают разные — организованные, самодеятельные и «дикие». На Селигере обитают все три разновидности туристов. Каждую весну они тысячами устремляются сюда.
«Организованные» прибывают сюда по путевкам и живут на всем готовом. «Самодеятельные», как правило, на базе не задерживаются.
Вид озера с Березовского городища.
Они объединяются в группы, запасаются провиантом и отправляются по Селигеру, куда поманит их карта. «Дикие» же приезжают на собственных машинах, мотоциклах, велосипедах. Многие привозят раскладные байдарки или берут напрокат лодки. Устраиваются на берегах озера там, где угодно душе. У всех туристов отдых проходит увлекательно и полезно.
На Селигере везде хорошо. Однако многие туристы отдают предпочтение Березовскому плесу. Если его собратья вытянуты с юга на север, то он развернут перпендикулярно к ним и идет с востока на запад. Преимущество такого расположения в том, что половина берегов плеса смотрит на юг, большую часть дня бывает озаренной жарким солнцем, а потому даже вода тут значительно теплее. В разгаре лета на березовских берегах не протолкнуться. Особенно многолюдно бывает на песчаном мысе Телка.
...Над синею кромкой леса еще только-только взошло солнце, а на озере уже веселое оживление. На золотистых гребнях пляжей одни до черноты дубят свою кожу ультрафиолетовыми лучами или азартно играют в мяч, другие шумно полощутся в воде, третьи возятся в тени с походным хозяйством — готовят завтрак.
Плес, его песчаные отмели, небо — все в алом сиянии утра. Звенящий воздух прибрежного бора чист и прозрачен. Он похож на родниковую воду, которую хочется пить и пить.
На середине плеса виднеются рыбацкие лодки. Неподвижные, они напоминают разноцветные поплавки.
Мы тоже стоим на приколе. Устроились в зарослях лилий. В ведерке уже постукивает с десяток окуней.
— Смотри, смотри, — кивает на мои удочки Илья. На поплавок будто дунул кто-то. Он качнулся и... снова застыл. Но нет. Перо опять шевельнулось и тут же, медленно погружаясь, пошло в сторону. Так берет только лещ.
— Пусть, пусть засасывает! — перегибается через борт Илья. — А теперь подсекай!
Рывок, и жилка натягивается струной, звенит, прогибает удилище. Рука ощущает приятную тяжесть. Проходит секунда. Две секунды. Три. И вот показывается широкоспинная громадина.
— Не спеши. Дай глотнуть воздуху. Тогда, ошалелого, хоть рукой бери, — спешно расправляет сачок Илья.
Дойдя до поверхности, лещ внезапно хлещет хвостищем, и подняв пенистый бурун, кидается вглубь.
Все. Ушел.
Сердце похолодело. Дать сорваться такой рыбине! Быстро прикидываю вес — килограмма на два была, не меньше. А, может, и на три потянула бы. Позор! Тысячу раз позор! Чувствую, как от досады трясутся руки.
Но что такое? Леска по-прежнему звенит струной. Лещ, оказывается, еще сидит на крючке.
— Дай ему, умнице, дай хватить воздуху! — кричит Илья, подводя под рыбину сачок. — Так. Так. Теперь вали набок!
И вот лещ в сачке. Крупный. Розовогрудый. С плавников стекают капли воды.
Когда добычу вытянули в лодку, я вспомнил о втором поплавке. Но где же он? Очутившееся за бортом удилище одним концом уже уходило в воду.
— Помогай — кричу товарищу, схватившись за бамбук.
Леска снова звенит струной.
— Не меньше первого, — торжествует Илья, целясь сачком на показавшегося леща. А лещ, как и первый, вспенивает воду и уходит прочь, в глубину. На этот раз навсегда.
— Вот уж верно глаголят: не говори гоп... - усмехается Илья, а сам спешит выбрать в банке самого крупного червя.
Но напрасно мы закидывали снасти на счастливое место — солидной поклевки больше не было. Наседала лишь надоедливая мелочь.
Не заметили, как пролетело время. Увлекательная рыбалка сменилась отдыхом на берегу, а позднее — аппетитным ужином у первого вечернего костра. От раскаленного на огне котелка, казалось, на всю вселенную веяло запахом ухи, заправленной укропом и луком.
На Селигер спустилась росистая, прохладная ночь. Мы разгребли остатки костра, у которого просидели весь вечер, застелили нагретую землю ветками и улеглись на ней, как на печке.
Илья быстро заснул. Я же, укутавшись в плащ, лежу и прислушиваюсь к ночным звукам. Устроенная покатом постель позволяет мне видеть противоположный берег. Вдоль его темной полосы кое-где еще мигают костры, слышатся всплески весел. Берег далеко, до него не меньше километра, а по воде доносится говор, будто беседуют рядом.
— Не окуни, а мечта! — слышу первый голос.
— Хороши, — соглашается второй. — Только бы не задумались за ночь.
— Не задумаются.
— В крапивку бы их. Верное средство.
— Ничего и так. Вот-вот светать начнет. Справим зорьку, и галопом во-свояси.
Помолчали. Потом опять:
— Прикурнем?
— Надо бы...
Собеседники замолкли. Постепенно погас и их костер. Ночная синь, казалось, стала еще гуще и таинственнее.
Ни звука.
Сумрачную даль, сонное озеро, звездную высь — все объединила и слила в одно целое чуткая тишина.
Но тишина на воде быстротечна, как быстротечна и сама июльская ночь. Откуда-то налетел легкий ветерок. Он коснулся кустарника, нарушил покой прибрежного камыша, зашуршал листвою берез. Разбудив белоствольных красавиц, ветерок озорно заскакал по их веткам. Проходит мгновение, и березы начинают шептаться сильнее, будто наперебой хотят рассказать мне о чем-то важном.
О чем? О здешних красотах? О Селигере? О рыбных богатствах озер? Под шепот берез я перебираю в памяти все слышанное и читанное о Селигере.
В 1814 году по заданию Российской Академии наук в рыболовном крае побывал известный русский естествоиспытатель Николай Яковлевич Озерецковский. Шестидесятичетырехлетний академик посетил многие уголки знаменитого озера, провел различные наблюдения. После поездки им была написана книга «Путешествие на озеро Селигер».
Ученый считает, что Селигер — гнездо «превеликих стад рыб». Он рассказывает и о больших уловах, которые наблюдались тогда, и о крупных размерах самих рыб: «...чаще и обыкновенно ловится судаки и лещи в 10-15 фунтов, в 20-25 очень редко; щуки — 20-30 фунтов; окуни, лини и язи — в 5-8 фунтов; сомы — в 2,5 аршина и более, шелесперы — 10-20, налимы — в 20 фунтов».
Осташковские купцы, сбывавшие рыбу в Москву и Петербург, наживали огромные состояния. Судак, щука, лещ, снеток превращались в груды золота и серебра.
— Цену ломить соответственно, — давался наказ приказчикам, везшим полупудовых судаков в стольные города.
Полупудовый судак! Это же мечта рыболова, сон, сказка! Такие экземпляры на Селигере теперь не встречаются. Канувшие в лету ловкачи от наживы думали только о баснословных уловах. Меры же по увеличению запасов и сохранению ценных пород рыб их не интересовали. А результат?
Со времен пребывания на Селигере академика Озерецковского прошло полтора века. Материалы более поздних исследований озера свидетельствуют о другом — размеры вылавливаемой здесь рыбы стали не столь уж крупными, как прежде, да и запасы ее заметно убавляются. А некоторые виды рыб, такие, как стерлядь, и вовсе перевелись.
«Рыбы в Селигере становится все меньше и меньше, — писал в 1880 году биолог В. Покровский. — По сравнению с размерами, указанными Озерецковским, средние сорта тех же рыб стали на 50 процентов мельче».
Это же отмечали и сотрудники Бородинской биологической станции, работавшей на берегах озера с 1908 по 1916 год. Затем в течение многих лет никаких рыбохозяйственных исследований, за исключением кратковременных наблюдений, на Селигере не проводилось.
А лов не прекращался. Кустарный рыбный промысел по-прежнему велся без всякой заботы о будущем. Истощение запасов промысловых рыб продолжалось.
Так шло до 1922 года. К этому времени в Осташкове и его уезде насчитывалось 1200 рыбаков. Тогда возникли государственные рыбные промыслы на Селигере. Беря в аренду водоемы, рыбацкие артели работали на договорных началах.
В 1935 году была образована Калининская область. Ее первая же партийная конференция вынесла решение о создании в области планового рыбного хозяйства. Через год в Осташкове вступил в действие рыбозавод. Сейчас это большое, технически оснащенное предприятие. Оно снабжает промысловые бригады сетями, спецодеждой, моторными лодками и катерами. Пять тысяч центнеров рыбы — таков среднегодовой улов.
Недавно рыболовная флотилия Селигера пополнилась новинкой — водометными катерами. Их вид необычайно внушителен. Стальными корпусами серой окраски, скошенными назад трубами катера напоминают быстроходные военные корабли. Мы невольно залюбовались ими, когда увидели впервые. Шумно рассекая зеркальную гладь, они пронеслись мимо и вскоре скрылись за поворотом протоки. «Осташков» и «Волга» — только и успели прочитать на бортах.
Ход судов основан на реактивном принципе. Стремительно выбрасываемые сзади водометные струи придают судну движение вперед. При этом посадка его самая минимальная.
— Чуть ли не по суше ходит, — отзываются рыбаки. — Для мелководных участков эта новинка незаменима. Водометный катер проходит там, где даже лодку не протащишь.
Но осташей интересует не только улучшение методов лова рыбы. Их в одинаковой степени волнует и другое — рыбные запасы Селигера. Этим в городе занимается специальное учреждение, открытое в 1959 году, — Осташковское отделение государственного научно-исследовательского института озерного и речного рыбного хозяйства. Оно находится на Евстафьевской улице в двухэтажном каменном особняке.
В лабораториях, заставленных бесчисленными образцами заспиртованных рыб, трудятся ихтиологи, гидробиологи, гидрохимики, рыбоводы. Директор отделения кандидат биологических наук Юрий Иванович Никаноров рассказал нам, что он и его коллеги полны забот о восстановлении рыбачьей славы Селигера. Изучая природные особенности водоема и состояние его потенциальных ресурсов, работники отделения принимают меры к сохранению ценных пород рыб и разведению новых.
До 1960 года твердых правил рыболовства на Селигере не было. Ученые добились для рыбозавода строгого сорокадневного — с 1 мая по 10 июня — запрета на лов какой бы то ни было рыбы. Они же предложили добывать снеток только весной, в период его нереста. Известно, что эта рыба живет всего один-два года и сразу же после первого икрометания погибает. Во время нереста она густыми косяками идет в расставленные мережи и откладывает на их сетчатых стенках бесчисленные икринки. Снетка набивается в мотни так много, что из воды снасти извлекаются с большим трудом.
Еще недавно, выбрав улов, рыбаки считали нужным просушивать мережи. На каждой из них гибло до 50 миллионов икринок. Теперь не то. Освобожденные от улова снасти без промедления вновь погружаются в воду. Так делается до тех пор, пока из отложенных на мережах икринок не выклюнутся мальки.
Перестройка незначительная, а польза двойная: и улов снетка увеличился (за десять дней добывается тысяча центнеров), и молоди разводится в достатке.
До недавнего времени считалось, что в бассейне Селигера обитает 22 вида рыб. Последние заключения осташковских специалистов внесли уточнение — их 29.
Наиболее ценная промысловая рыба: лещ, судак, щука, снеток, язь. Затем идут такие высококачественные виды, как ряпушка, линь, налим. Идет лов и окуня, плотвы, ерша, уклеи, густеры, карася.
Из общего улова лещ и снеток составляют 50 процентов, судак — 3,8 и щука — 1.8 процента.
Единичными экземплярами в озере встречаются хариус, голавль, карп, чехонь, сиг. Из рыб, не имеющих промыслового значения, здесь водятся красноперка, верховка, пескарь, вьюн, щиповка, минога, подкаменщик, елец.
Недавно в водоеме появился жерех, а в 1960 году был запущен угорь. Новоселы отлично прижились и уже встречаются рыбакам на всех плесах.
Сейчас сотрудники осташковского отделения живут идеей акклиматизации новых для Селигера пород рыб — ленского осетра, сибирского сига и белого амура. По их инициативе будет выстроен рыбоводный завод с питомником. Завод должен разводить и ежегодно выпускать в водоем миллионы мальков промысловой рыбы, в том числе три-четыре миллиона мальков щуки.
Строительство рыбоводного завода, проведение комплекса мелиоративных работ на озере, быстрейшее устройство в Осташкове очистных сооружений позволят в два-три раза увеличить рыбные запасы озера.
Обо всем этом я вспоминаю под шепот берез. Они склоняются надо мною так низко, что касаются ветками лица. Вижу, ночь идет на убыль. Над водою все заметнее белеет легкая дымка тумана.
Но дымка ли? Может, это паруса торговых судов? Плавали же они здесь в старину!
«Уже рассвет», — подумал я и, видимо, свои мысли произнес вслух.
— Что? Подъем? — тут же среагировал чуткий Илья. Высунувшись из-под плаща, он сонно посмотрел на белесый рассвет, потом на лодку, сладко зевнул и снова свернулся, посоветовав:
— Поедем туда же, — сказал он мне. — Собирайся.
И вот мы в пути. От плеса поворачиваем на север и устремляемся к узкому заливу. Вскоре, обогнув мыс Бычок, причаливаем к высокому холму.
Березовское городище!
На холм взбираемся осторожно, цепочкой, боясь скатиться вниз. Туристы здесь — постоянные гости: тропка вытоптана до того, что смахивает на углубленную межу. Еще минуту назад парни и девушки пели, смеялись, шутили. Теперь же идут молча, неся букетики ромашек.
С каждым шагом панорама открывается все шире и шире. Наконец вся окрестность видна как на ладони — водная гладь, острова, лесные дали. Внизу, у самой воды, тесовыми и железными крышами поблескивает деревня Березовский рядок. Левее простирается долина. В старину долину затопляли озерные воды, и Березовский холм омывался с трех сторон.
Склоны холма обрывисты, а вершина — ровная, похожая на площадку. Раскопки показали, что холм был обитаем еще в XVIII веке. Люди немало потрудились, чтобы сделать его недоступным. Высокий земляной вал и массивные бревенчатые стены образовали настоящую крепость.
Березовский холм, на вершине которого находится могила генерала Шевчука.
Если с холма посмотреть направо, то увидишь еще одну прибрежную деревню — Залучье. Тут когда-то брал начало волок, ведший на север, к озеру Щебериха. Прибывавшие с Волги суда у Залучья освобождались от товара, перетаскивались волоком к Щеберихе. Там их снова грузили, и они плыли дальше, на Балтику. Залучьевский волок и охраняла Березовская крепость. Она была удобным сторожевым постом. Стоило появиться врагу, как его тут же замечали и поднимали тревогу.
Лежавшие на торговом пути земли были необычайно выгодными и принадлежали богатым новгородцам. Березовским городищем, в частности, владела боярыня Борецкая. В народе она была известна под именем Марфы Посадницы. Когда, где и как закончила свои дни Марфа Посадница, историкам неведомо. По преданию же, чтобы не даться в руки врагам, окружившим городище, она будто бы на тройке коней бросилась с вершины холма в озеро.
В XV веке, после покорения Новгорода Иваном III, селигерские владения, в том числе и Березовское городище, были присоединены к Московскому княжеству.
Залучье — центр колхоза имени Горького. Это крупное, экономически сильное хозяйство. Дома в Залучье большие, светлые, украшенные резьбой; есть школа, библиотека, почта.
Край стал другим. Но минувшее не забывается. Если к земле прильнуть ухом, то, думается, услышишь гул пронесшихся здесь битв. Одна из них была совсем недавно, когда фашистские оккупанты пытались покорить советских людей.
Район Селигера представлял тогда важный оборонительный рубеж на дальних подступах к Москве. Выполняя приказ Родины — превратить верховье Волги в неприступную для немцев крепость, войска Советской Армии остановили врага на западном берегу озера.
Березовский холм снова стал наблюдательным пунктом. Отсюда корректировался огонь, который вели по врагу наши дальнобойные батареи.
На холме часто появлялся немолодой, но бодрый и статный генерал. Это был Иван Павлович Шевчук, видевший окопы еще первой империалистической войны. За доблесть и находчивость, проявленные в боях за русскую землю, его увенчали тогда славою полного кавалера Георгиевских крестов. В канун октября 1917 года Иван Павлович вступил в ряды Коммунистической партии. Он активный участник освобождения советского Дальнего Востока от интервентов и белогвардейских банд Командуя в 1918-1922 годах партизанским соединением, Шевчук проявил большие организаторские способности. Сформированный им 7-й народно-революционный полк входил в состав армии легендарного Блюхера.
Экскурсовод, приехавший на Березовское городище вместе с туристами, рассказывал о Шевчуке:
— Помните популярную песню, в которой прославляются штурмовые ночи Спасска и волочаевские дни? Так это и про полк Шевчука песня. Суровой зимой возле Волочаевской сопки он несколько суток отбивал яростные атаки неприятеля, а потом вместе с другими частями Красной Армии решительно поднялся на штурм вражеских укреплений. Интервенты и белогвардейцы не выдержали ответного натиска. Над Волочаевской заалел победный советский флаг. Позднее за боевые заслуги перед Родиной Иван Павлович Шевчук был награжден орденом Красного Знамени.
Герой Волочаевки вдохновлял и защитников Селигера. Однажды он пришел к бойцам на Березовский холм. Немцы только что прекратили интенсивный обстрел холма.
— Наседают? — спросил Шевчук, присаживаясь к бойцам.
— Наседают, товарищ генерал. Всю землю изрыли. Тяжело. Однако выстоим.
— Надо выстоять, товарищи. Этого ждет от нас вся страна, — генерал показал на просторы Селигера. — А страна-то перед нами. Вот она! Во всей своей красе простирается.
Храбро дрались на берегах Селигера верные сыны народа. Они выстояли, окрепли силою, а когда наступил час, сами погнали врага на запад. Но уже не было с ними генерала. Солдаты похоронили его на вершине холма. Теперь здесь издалека виден конусообразный гранитный обелиск. На нем надпись:
генерал-майор
ШЕВЧУК ИВАН ПАВЛОВИЧ
1892 года рождения
Погиб в боях 1942 года.
По краям обелиска стоят березы. Они, как часовые. Их посадили благодарные жители окрестных деревень.
Молодые люди кладут на гранит цветы, еще и еще раз вчитываются в надпись. Они хотят как можно глубже запечатлеть в своем сердце тех, кто за эти вот просторы, за солнце, за мир на земле отдал самое дорогое — жизнь.
Вместе с бойцами Советской Армии за Селигер, за всю страну храбро сражались и осташи. Ни днем, ни ночью не давали покоя врагу партизаны, а Березовский плес — свидетель отважных действий местных водников. В дни напряженных боев за Селигер они доставляли на передний край боеприпасы, продовольствие, эвакуировали раненых и гражданское население. Об этом молодежи рассказывает тот же экскурсовод. Слушая его, парни и девушки смотрят на плес. Он весь в сиянии мирного солнца. А было и по-другому...
Стояло такое же июльское утро. Казалось, ничто не предвещало беды — над озером плыла задумчивая тишина. Но капитан парохода «Максим Горький», который тянул караван барж с эвакуированным населением, не доверялся спокойствию — враг находился рядом и в любую минуту мог появиться над плесом.
— Как там, на горизонте? — окликнул капитан стоявшего на мостике матроса.
— Пока, Иван Маркович, спокойно, — ответил тот и снова прильнул к биноклю. Вдруг он вздрогнул — на караван неслись фашистские истребители.
— Шуруй! Прикроемся дымом, — передал капитан в машинное отделение.
Из трубы повалил густой дым. Над озером закачалось черное тяжелое облако.
— Отдать буксир! Бросить якорь! — командовал в рупор капитан по мере того, как баржи входили и скрывались в дымовой завесе.
Продолжая расстилать над водою чадящий шлейф, пароход начал удаляться от вставших на якорь барж. Над ним уже вились самолеты. По палубе колотил град пуль.
То сбавляя, то увеличивая скорость, капитан пытался вывести пароход из-под обстрела, однако пираты били без промаха. Чередуя пулеметный огонь с пушечным, они с бреющего полета расстреливали беззащитное судно.
В какое-то мгновение лицо капитана побелело. Но не от страха, а от потери крови — осколком снаряда ему оторвало кисть руки. Стараясь превозмочь боль, он приналег на штурвал здоровой рукой. Но тут по рубке хлестнула новая очередь свинца. Капитан рухнул. Падая, он успел позвать своего помощника Семенова.
— Видать, Саша, каюк. Вся надежда на тебя. Вставай к штурвалу.
Считая, видимо, что с пароходом все покончено, самолеты вскоре ушли. Однако пароход жил.
— Как машины? — спросил капитан, которому уже оказали первую помощь. Он оставался лежать в рубке на разостланных спасательных поясах.
— Машины в порядке. Управление — тоже, — доложил Семенов.
— Тогда немедля бери караван на буксир и дальше, по назначению... Как там, на баржах-то?
Памятник советским воинам в Кравотынском лесу.
— Почти никаких потерь, Иван Маркович, — ответил Семенов. — Люди благодарят вас за спасение.
— Ладно уж, — еле выдавил капитан, теряя сознание. Оно вернулось к нему спустя длительное время, когда караван уже приближался к Хачину.
— Кому сигналишь? — спросил он Семенова, дававшего гудки.
— «Луначарский» идет навстречу.
— Алеша Хоробрых, значит, плывет, — заговорил капитан. — Умный и грамотный водник. Специальное училище кончил. Молодой, а любого из нашего брата, старичка, за пояс заткнет. Жаль, что не увижусь больше с ним.
Но капитан встретился с Алексеем. Пароход, который Хоробрых вел с военным грузом к пристани Свапуща, тоже обстреляли с воздуха. Из строя была выведена почти вся команда.
— Все, кто способен двигаться, ко мне, — не приказал, а скорее попросил коммунист Хоробрых. — Будем восстанавливать плавучесть судна.
Раненые, истекающие кровью люди, доставили к передовой линии боеприпасы и в тот же день своим ходом снова прибыли в Осташков. Только тут выяснилось, что капитан парохода «Луначарский» Алексей Хоробрых имеет смертельную рану.
Так два мужественных осташковских водника оказались в одном госпитале. Но было уже поздно. От большой потери крови оба героя скончались. Приказом по войскам Северо-Западного фронта от 29 сентября 1942 года Иван Маркович Марков и Алексей Сергеевич Хоробрых за проявленное мужество и верное служение Родине были награждены орденом Красной Звезды...
Мы снова плывем по широкому Березовскому плесу. Навстречу то и дело попадаются суда — пассажирские, грузовые, рыболовные. Осташковский речной флот работает так же самоотверженно, как и в годы суровых испытаний, помогает трудящимся района решать многие хозяйственные задачи. Десятки водников носят звание ударника коммунистического труда.
Теплоход идет на турбазу «Селигер».
Озеро Селигер богато иловым отложением — сапропелем. Местами ил достигает десятиметровой толщины. Его запасы исчисляются миллионами кубометров. Это ценное удобрение для полей. Осташковские водники при помощи плавучих кранов ведут добычу этого удобрения и в изобилии доставляют его многим приозерным колхозам и совхозам.
Десятки судов плавают по просторам Селигера. Некоторые из них осташи назвали именами своих земляков-патриотов.
«Каждое имя героя дорого нам», — говорят они. И это так. В центре города воздвигнут величественный памятник осташковским партизанам, а в краеведческом музее бережно хранятся и экспонируются материалы об участии осташей в Великой Отечественной войне.
Перед Селигером довелось мне побывать во Франции. Следуя в Париж, туристский автобус пересекал Нормандию.
По сторонам шоссе мелькали жидкие рощицы, лоскутки полян, крохотные зеркальца озер. Глядя на пейзажи чужой страны, мой сосед сказал:
— Красиво, а не то. Не сравнить с русской природой.
И он с увлечением стал рассказывать о местах, что близ Осташкова.
Вспомнив этот разговор, я пересказываю его Илье. Мы идем с ним по лесной тропе, вьющейся по-над озером. Илья слушает внимательно, заметно оживляясь.
— А что ты думаешь? — говорит он. — Твой попутчик был прав. Некоторые для отдыха ищут что-то сверхъестественное невесть где. По заграницам шмыгают, а она, красота-то эта, у себя же под боком. Любуйся только!
Некоторое время шагаем молча. Еще дед учил меня ходить по лесу тихо. «Будешь шуметь, — говорил он, — ничего не увидишь. Все живое попрячется, улетит, притаится. Получится книга без самых интересных страниц».
Илья тоже знает это. Уже которое утро мы поднимаемся с рассветом и отправляемся то на рыбалку, то в поход по окрестностям. Сегодня в наш план входит прогулка по острову Хачин, самому большому на Селигере. Его площадь более 30 квадратных километров. На нем находится 11 внутренних озер и 5 деревень. Материк в миниатюре!
На Хачин мы приплыли с первыми лучами солнца. Дежурный пароходной пристани Степановщина даже покачал головой, увидев столь ранних посетителей.
— Когда ждать-то? — уточнил он, взяв под свое наблюдение нашу лодку.
Илья посмотрел на часы Было ровно четыре. Сказал, что вернемся к полудню, не раньше.
— Что ж, приятного похода вам, — сонно произнес пристанщик, направляясь в конторку.
Взяв направление на юг, мы вскоре пересекли поле и ступили в раскинувшийся по побережью ельник.
Шагаем не спеша, любуясь пробуждением леса. Утро теплое, росистое. Вокруг благоухающая тишина. Между стволами просвечивает озеро, и нам видно, как над водою стелется легкое испарение. Сквозь его белесое волокно расплывчатыми пятнами проступают лодки. Одна стоит почти у берега. Рыбак неподвижен, как изваяние. Все внимание — на поплавках. Отраженные в зеленоватой глади, поплавки тоже будто застыли.
Вдруг тишину нарушил булькающий звук. Он раздался возле берега. Рыбак обернулся и не сдержал улыбки — то с ветки в воду скатилась дробинка росы.
Росою усыпаны листья деревьев, ветки кустарника, стебли травы.
Солнце уже взошло. Его лучи, пробиваясь через листву, золотыми снопами падают на тропинку, освещают бронзу могучей сосны. Зеленоватый воздух пьянит терпким настоем смолы.
Лес полон шорохов, гомона птиц, тонкого звона крылатой мелкоты. Все пробудилось, задвигалось, взялось за дела.
Сколько бы раз человек ни встречал первые лучи утреннего солнца, они не повторяются. Каждый рассвет имеет свои оттенки. Пройтись ранним утром по лесным тропам, посидеть с удочкой у тихой озерной заводи, подышать на зорьке чистым воздухом — какое это наслаждение!
Но все ли ценят это? В санаториях, домах отдыха, даже на туристских базах обязательно встречается скептик, рассуждающий примерно так:
— Рассвет? Ну и что же? Поход? Да я находился за жизнь больше чем надо. Полежу-ка лучше.
И спит до самого гонга на завтрак.
Заходим в глубь леса. Дорога вьется между высокими и густыми елями. Под ногами шуршит сухая хвоя, а в теплом и терпком воздухе надоедливо жужжат слепни.
Слева появляется еще дорожка. Она соединяется с нашей. Илья доволен: по всем его приметам, идем правильно. Скоро на пути должно встретиться первое внутреннее озеро Хачина.
Так оно и есть. Озеро открылось перед нами во всей своей красе — тихое, светлое, окруженное лесом. Вся его поверхность в белых лилиях. Отсюда, наверное, и название — Белое.
Берег сухой, песчаный. Подходим к самой воде. Она прозрачная, зеленоватого оттенка. Это, думается, от соседства с лесом. Тростник не шелохнется. Между его стреловидных метелок лениво плавают красноперки. Не озеро, а большой сказочный аквариум.
Освежившись, шагаем дальше. Путь по-прежнему лежит лесом и выводит нас к южному берегу острова. Деревья разом расступаются, и перед взором — панорама Селигера. Виден соседний остров Городомля, густо покрытый лесом. Справа синеет изрезанный берег южного конца Хачина. Узкий перешеек острова перетянут светлою лентой.
В окрестностях Новых Ельцов.
Это поблескивает протока, позволяющая здесь наикратчайшим путем попадать из восточной части Селигера в западную.
— Протока искусственная, — поясняет Илья. — Ее прокопали монахи Ниловой Пустыни. Потому-то и называется она Копанкой. Недалеко от нас, в зарослях леса, есть еще одна протока. По ней туристы плавают к озеру Белому.
Тропинка повертывает на восток и тянется лесом до самого мыса Толстик.
Солнце взбирается все выше и выше. Когда мы появляемся на Толстике, оно уже стоит почти в зените и жжет так жарко, что хочется незамедлительно кинуться в воду.
— В самый раз сделать привал, — принимает решение мой друг, снимал с плеч походный рюкзак. — Будем завтракать, купаться, загорать.
Мыс покрыт молодым сосновым лесом. Местность высокая, а потому сухая. Под ногами будто бы мягкий ковер пружинит — столько вокруг мха! Всюду стелющийся вечнозеленый кустарничек, напоминающий вереск. Это толокнянка, или, попросту, медвежья ягода.
Замечаю еще одну примечательность мыса — хороший пляж. Не потому ли так много здесь брезентовых палаток и бронзовотелых туристов?
После привала шагаем дальше. Едва успели покинуть берег и взять направление в глубь острова, как наткнулись на второе внутреннее озеро Хачина. Оно расположено в котловине — длинное, изогнутое, почти сплошь покрытое тростником и круглыми, будто блины, плавающими листьями кувшинок. Называется озеро Гнильцы. Его дно в завалах сгнивших водорослей и хвои.
— Дальше, строго на север, потянется целое ожерелье озер, — говорит Илья.
И в самом деле: озера стали встречаться одно вслед за другим. Кобыльское, Пустое, Запольское... Эти три небольших водоема лет пятнадцать назад были свидетелями страшного лесного пожара. Вокруг них выгорел огромный участок. Сейчас он постепенно засаживается. Почти на 250 гектарах уже зеленеет сосняк.
Идем по западным берегам озер. Местность холмистая, а потому наша тропинка беспрерывно петляет: то поднимается на возвышенность, то огибает овраг, то пролегает через равнину, усеянную брусничником, а затем скрывается в небольшом ельнике.
Но вот молодые посадки кончаются. Тропинку снова обступают могучие сосны. В их окружении встречается шестое на нашем пути озеро — Щучье. В его названии вся характеристика лесного водоема.
— Заглянуть сюда со спиннингом — одно удовольствие, — потирает руки Илья. — Особенно хороша рыбалка осенью, когда озеро отцветет и посветлеет. В прозрачной воде даже сам видишь блесну. Ее мельтешение среди водорослей напоминает зазевавшуюся рыбешку. Бросок, еще бросок — и на обманчивый металл кидается зубастая хищница. Бац — и уха обеспечена.
— Заманчиво, однако добираться сюда сложновато, — говорю я.
— Отнюдь, — спешит успокоить Илья. — Щучье с Селигером соединяется речушкой Теменкой. Правда, летом она пересыхает, плыть бывает трудно даже на байдарке. Но осенью запросто проскакиваем.
Берега озера высокие, лесистые. Местами могучие сосны сбегают к самой воде.
В северной части острова встречается овраг. В его глубине светлеет полоска воды. Это протока. Она и ведет нас к следующему озеру — Плотичьему, почти круглому по форме, окаймленному со всех сторон сосновым лесом. Однако у самой воды вдоль берегов здесь стоят задумчивые ивы, а под ними шепчется тростник.
Протока на озере Белом.
Кругом тишина. Ни души. Вьющаяся над берегом тропинка еле видна. Видимо, нога человека в этих местах ступает редко.
Заходим к озеру с севера и делаем небольшой привал, чтобы освежиться. Место для купания выбрали возле протоки, но не у той, что привела нас к этому озеру, а у другой, впадающей в Плотичье напротив. Ровное песчаное дно ведет в сторону озера, затем внезапно обрывается, образуя ступеньку. За ней — глубина. Такой подводный трамплин — приятное и веселое удовольствие для пловцов. Мы тоже воспользовались случаем и вдосталь насладились прохладой необычайно глубокого озера.
И снова дорога. Некоторое время под ногами шуршит песок — идем по возвышающейся над озером песчаной площадке. После купания шагается легко, свободно. Густые сосны прикрывают нас от палящего солнца. Илья подсчитывает: прошли семь озер, впереди еще четыре.
— Не удивительно ли? — говорит он. — На озере — остров, а на острове — свои озера. И каждое приметно по-особому. Вот, пожалуйста...
Впереди овраг. В его глубине зеленеют заросли ольхи, а посредине зарослей будто бы кто-то осколок зеркала обронил. Это новое озеро — Остреченье.
— В нем водится мелкий окунь, по-местному — остречонок.
Дальше шли почти без тропинок, ориентируясь по солнцу, держа направление на северо-запад. Заболоченные низины сменялись лесом, лес — молодыми посадками, посадки — полянами, а потом опять встречались заболоченные низины. Наконец выбрались на опушку молодого соснячка и почти тут же увидели еще одно маленькое озеро. Берег всюду заболочен. В густом и влажном мхе много зеленой клюквы. Думается, что осенью тут от ягоды отбоя нет. Озеро называют Черным: оно плотно окружено густыми елями, и вода кажется темной, даже чуть-чуть черноватой.
Несколько шагов дальше — и опять озеро Большое, с лесистыми берегами, оно весело повторяет ослепительную белизну неба. Но озеро и без того светлое, покрытое лилиями. Название уже встречалось — Белое. Но первое Белое лежит в центре острова, а это ближе к северу. Отсюда и добавление у него — северное Белое.
Озеро славится крупным снетком. Встречаются раки.
— Когда-то и в самом Селигере было обилие раков, — замечает мой друг. — Теперь же и следа нет. Перевелись.
Воздух возле озера пахнет смолой. Тут много сосняка и высокого можжевельника.
Утоптанная и покрытая хвоей дорожка ведет нас через лес. К последнему озеру, называемому Карасевым, мы не пошли и, повернув на запад, вскоре очутились среди полей высокого и холмистого северного берега. Тут и там зреют хлеба, серебрится лен, зеленеют картофельные участки.
Из-за холма показываются крыши. А вот и сама деревня. У ее околицы стоит гусеничный трактор. Возле мотора возится загорелый парень в промасленном комбинезоне и кирзовых сапогах. Из-под светлого берета лихо выбивается чуб.
— Волховщина, что ли? — спрашивает Илья, показывая на деревню.
— С утра была она, — отвечает парень, звеня ключами. — А вам до нее или дальше?
— Дальше, к пристани, — сказал Илья, подходя к чубатому. — Что, не тянет?
— Тянет, да плохо. А в чем дело — ума не приложу, — признался парень. — Который уже раз останавливаюсь. В Хретени, поди, заждались. Лес возим на новую ферму. Строимся понемногу.
Наш собеседник оказался весьма словоохотливым. Еще недавно служил в армии, был танкистом, а теперь снова возвратился на Хачин. Илья помог парню выявить и устранить неисправность, а он пока рассказал многое о своей деревне.
Волховщина, как и три других соседних населенных пункта, входит в объединенный островной колхоз «Согласие». В деревне имеется начальная школа. Работает магазин. Избы добротные, сложенные из кирпича. Почти каждый фасад украшен декоративными колонками. На окнах много цветов.
— Что производим? — повторил наш вопрос парень. — Почва на острове, как видите, песчаная. Зерновые культуры растут неважно. Зато картошка родится отменная. Она, можно сказать, слава острова. На нее и нажимаем.
На прощание тракторист показал нам ближайший путь до маленькой деревушки Сальниковщины:
— А от нее до Степановщины рукой подать.
К пристани возвратились усталые. Но это была приятная усталость.
Бывают дни, которые не меркнут долго. Сегодняшний — запомнится навсегда.
Мы совершили путешествие к истоку Волги.
Сначала плыли Березовским плесом до Свапущи. Дальше предстояло двигаться пешком.
По мере приближения к селению плес становился все уже и уже, а потом сразу раздался, образовав широкий залив. В глубине справа показались многочисленные строения, огороды, пристань.
— Свапуща.
Это одно из старинных поселений на Селигере. Здесь еще в глубокую старину занимались рыболовством. Шли века, а жизнь свапущан изменялась мало. В краеведческом музее я видел старинную фотографию этой деревни. Подслеповатые окна убогих хижин. Подле завалинок ни деревца, ни палисадников. Улица выглядит пустынно и печально. До революции в Свапуще был только кабак. В нем предприимчивые купцы спаивали рыбаков, чтобы ловчее надуть их при скупке улова.
Ныне Свапуща — центральная усадьба совхоза «Заозерный». Она сильно пострадала в дни войны, но давно уже отстроилась и сейчас выглядит солнечной и нарядной. Стеклом поблескивают веселенькие веранды. В палисадниках цветы. В каждой избе — электричество, радио. Работают школы, почта, магазин, чайная, больница. Для рабочих совхоза и их семей в клубе демонстрируются фильмы, проводятся концерты художественной самодеятельности.
Оставив моторку у пристани, мы пересекли оживленные улицы Свапущи. вышли к лесу и отсюда направились сухой песчаной дорогой мимо лесничества.
Шагалось легко, бодро. А вскоре и совсем отлично вышло — подвернулся попутный грузовичок. Петляя по колее, он покатил нас с увала на увал. Подбрасывало, мотало из стороны в сторону, но Илья только улыбался.
— Я давно убедился, — шутил мой друг, — что ездить гораздо приятнее, чем ходить.
Не заметили, как кончился лес. Потянулись перелески, замелькал кустарник. В низинах все чаще и чаще стали попадаться зловещие лужи. Несмотря на сухую погоду, некоторые были настолько глубокими, что водитель останавливался и, чавкая по вязкой бровке, промерял их лопатой. У одной развел руками:
— Пожалуй, не взять.
Снова промеры, раздумья, колебания.
— Попробую.
Машина взревела, яростно метнулась вперед, плюхнулась в глинистую жижу и, выплескивая ее за обочины дороги, медленно поползла вперед.
Гать тянулась метров четыреста. Не ехали, а буквально переползали с одной сухой кочки на другую. Потом дорога резко пошла на подъем и вывела нас на необычную аллею. По сторонам ее — молодые березки и густые заросли ольхи.
— Остатки узкоколейки, — пояснил Илья. — В войну была проложена. Снаряды к передовым позициям по ней подвозили. Теперь же, как сняли рельсы и шпалы, в обыкновенную дорогу превратилась.
— Против той, что в лесу, настоящая автострада, — заметил я, показывая на гладко укатанную машинами аллею.
— Да, путь через гать не сладкий, — согласился Илья. — Но для туристов весьма интересный.
По бывшей узкоколейке мы и добрались до Волгина-Верховья. Село открылось сразу же, как только выскочили из перелеска. Оно раскинулось на холме, в зелени берез и стройных елей, высоко подняв купол старой разрушенной церкви.
— К истоку, милые? — гостеприимно встретил нас у околицы худощавый, испещренный морщинами человек.
У истока Волги.
Он был в застиранной до белизны солдатской гимнастерке, в таких же шароварах и стоптанных сапогах. — Будем знакомы: Дроздов Михаил Василич. Я в этой деревне родился, отсюда на три войны ходил и каждый раз возвращался целехоньким и невредимым. Это вот с последней, с Отечественной, донашиваю, — потряс он полами гимнастерки. — Каждый кустик здесь знаю. Многих туристов знакомил с нашей гордостью. Позвольте и вам быть полезным.
Самодеятельный экскурсовод любезно провел нас через всю деревню, подвел к отлогому спуску с холма и сказал, показывая вниз:
— Вот она, родимая. Любуйтесь!
Перед болотистой, заросшей осокою и мелколесьем низиной видим ажурную, с точеными столбиками арку. На ее увенчанном шпилем фронтоне надпись:
ИСТОК ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ РЕКИ ВОЛГИ.
Молча, с душевным трепетом и благоговением ступаем на деревянный настил. По ведущим от арки мосткам, обрамленным перилами и старинными восьмигранными фонарями, направляемся к бревенчатому домику. Своим узорчатым видом он напоминает сказочный теремок.
Еще шаг, и мы у священного места России.
Волга.
Всю жизнь я видел ее могучей и сильной. Во времена далекой юности я любил бродить по нижегородским набережным и смотреть, как к широким дебаркадерам подходят или отваливают от них многопалубные теплоходы. У перил толпились веселые пассажиры, а река, неоглядная, величавая, оглашала окрестности гудками буксиров и сиренами самоходных барж, с шумом хлестала высокой волною по сваям моста. Заволжские дали тонули в солнечном сиянии. Солнечно было и на душе. Вспоминались чьи-то строчки:
В Нижнем Новгороде с откоса
Чайки падают на пески...
Даже не думалось тогда, что через много-много лет увижу Волгу не могучей и сильной, а крошечной и слабой, каким бывает младенец в первые минуты его появления на свет.
Посредине расписной бревенчатой избушки поблескивает никелем кольцо перил. Ими огражден прорубленный в деревянном полу колодец. В колодце — вода. Она выглядит темной и неподвижной.
Но так лишь кажется. На самом деле вода подвижна. Она бьет здесь небольшим ключом и уходит под настил дощатого пола.
Это и есть исток Волги!
Выбежав из домика, Волга прячется в осоке. Мы ходим по зыбким болотистым кочкам и тщетно ищем ее след. Десятки раз перешагиваем еле заметную ложбинку, где трава чуть-чуть наклонена невидимым течением. Она-то и оказывается руслом. Но самой воды не видно. Ее движение скрыто осокою.
Наконец течение становится более заметно. Выглянув из травы, вода уже больше не прячется, а извилистой ленточкой бежит к буераку, а потом все дальше и дальше.
С холма видим, как маленький ручеек пересекает низину, огибает общипанный стожок сена и скрывается в кустарнике. Михаил Васильевич рассказывает, что их места знавал Петр Первый. Чтя Волгу, самодержец российский прислал местному монастырю богатую церковную утварь.
— Но тот монастырь существовал недолго, — продолжает словоохотливый знаток старины. — Второй был построен уже на моем веку, незадолго до революции. Но и от него, как видите, осталась только полуразрушенная церковь.
Нам не хочется расставаться с уединенным и тихим уголком земли, где начинает биться пульс великой водной артерии. Снова и снова смотрим на бревенчатый домик, на зелень осоки, на блеск первых прохладных струй.
Так начинается великая русская река.
— Может, пройдемся вдоль ручейка? — предлагает старик.
Мы согласны. Михаил Васильевич проводил нас далеко, почти до Малого Верхита, первого на пути Волги озера. То и дело останавливаясь, он тыкал в берега канавки палкою, восторгался:
— Смотрите, смотрите, каким быстрым становится ручеек.
Дно ручейка твердое, местами усеянное камнями. Набегая, вода переливается через них, поблескивает серебром.
Левый берег — всхолмленный, заросший ольшаником и березами. Но вот он понижается, и окрестность незаметно переходит в лесисто-болотистую топкую равнину. Местами Волга сливается с топью, и различить ее бег среди болот почти невозможно.
С каждым шагом замечаем, что лес становится чаще и чаще. Вот уже с силою раздираем ветки, а они, вырываясь, бьют по лицу и снова смыкаются глухой стеною.
Под ногами топь. Перескакиваем с кочки на кочку. Местами лес неожиданно редеет, и мы радуемся — речка снова перед нами. Она обозначается маленькими зеркальцами, окруженными высокой и сочной травой.
Вырвавшись из зарослей, Волга опять становится ручьем, но уже более глубоким. Тут и там встречаются переброшенные через него жердочки — переходы.
— А вот и Малый Верхит, — обращает наше внимание Михаил Васильевич на большой разлив воды впереди.
Берега озера необычайно вязкие и топкие. Впадение Волги в Верхит можно видеть только издали. Но нам посчастливилось — по поваленному бурей дереву мы добрались к воде очень близко.
Волга подходила к озеру тихо, осторожно, словно боясь исчезнуть в его глубинах. И впрямь, едва коснувшись воды, она почти тут же выскочила обратно да так и пошла дальше самостоятельно, по соседству с Верхитом.
Само озеро округлое, небольшое, до километра в диаметре. Говорят, тут водятся и щука, и окунь, и линь. Но рыбаков не видно. Верхит выглядит пустынным, а потому грустным и задумчивым.
Обогнув озеро, Волга устремляется дальше, к Большому Верхиту. Шестикилометровый путь к нему снова идет через леса и топкие болота. Есть такие непролазные участки, о которых местные жители говорят примерно так:
— Знаем, что тут Волга протекает, а где именно, — никто не видывал.
По форме озеро Большой Верхит напоминает своего меньшего брата — такое же округлое. А вот по размеру — вдвое больше. Берега лесистые и тоже топкие.
Из Большого Верхита Волга выходит заметно повзрослевшей. Течение слабое, но вполне различимое. Но и здесь подойти к ней можно лишь с большим трудом, да и то если на ногах обуты высокие болотные сапоги, — кругом вязкая топь, заросшая густой травой и смешанным низкорослым лесом. Лучше всего тут пройти ранней весной, когда почва еще не успевает оттаять, или глубокой осенью, по крутым заморозкам до первоснежья.
Устав петлять по болотам и лесным зарослям, соскучившись в одиночестве, Волга, наконец, выходит к большаку и пересекает его, ныряя под небольшой деревянный мост.
У края моста возвышается густая береза. Под тенью ее ветвей делаем привал. Внизу, рядом с нами, течет Волга. Мы любуемся уже не ручейком, а речкой, за которой вслед прошагали более десяти километров. Ее ширина здесь два-три метра. Глубины почти никакой — вода перекатывается через вязкие наносы ила, похожего на набухшую сажу.
Отдохнув, идем к деревне Костылево. На ее задворках снова видим Волгу. Отсюда, вбирая в себя сотни ключей и все так же перекатываясь через илистые наносы, она спешит к озеру Стерж.
У впадения Волги в третье на ее пути озеро встречаем курган и снова слышим рассказы старожилов. Будто бы летом 1133 года новгородский посадник Иванко Павлович надумал углубить Волгу, чтобы можно было по ней плавать. В ознаменование большого дела он поставил на кургане памятный крест из красного песчаника.
Однако начинание Иванко осталось незавершенным. Крест же сохранился. В настоящее время он выставлен в Калининском областном краеведческом музее как свидетель глубокой старины.
С кургана видны просторы Стержа. Если присмотреться, то в его прозрачной и спокойной воде можно заметить бурую полоску. Она тянется к центру Стержа, а затем поворачивает на юг. Это Волга. Она пройдет еще через другие озера, примет в себя множество новых ключей, ручейков, речек и рек, пока не превратится в могучую водную магистраль. Ее голубая линия в 3690 километров пересечет почти всю Россию. Доброго пути тебе, красавица русская! До новых встреч в твоих необозримых низовьях!
Распрощались, однако в воображении еще долго стоял исток Волги и резной домик над ним. Тысячи людей побывали у этого священного места родной земли, и каждый отмечал это по-своему трогательно.
«Мои помутневшие глаза довольны тем, что видели вершину Волги», — писал в 1814 году академик Озерецковский, посетивший исток реки уже в преклонном возрасте.
23 мая 1856 года Волгино-Верховье посетил знаменитый драматург Островский. Лил сильный дождь. По вязкому болоту, казалось, не пройти. Но невзирая ни на что, Александр Николаевич добрался до заветной пяди земли, посидел на полусгнившей возле ключа березе, а потом на память «нарвал у самого истока цветов».
Восторгался великой рекой и певец русской природы художник Шишкин. Желая отметить свое пребывание у ее колыбели, Иван Иванович написал здесь великолепный пейзаж «Лесная глушь в начальном течении Волги».
Такой Волга становится у города Старица Калининской области.
К сожалению, в домике над ключом мы столкнулись и с другим, что отозвалось резкою болью. Подоконники, стены, дверь — все искромсано лезвиями ножей. Почти во всю ширину дверного косяка какой-то недоросль наковырял целую фразу: «Тут ходил Степа из Кокошек».
«Нарвал у истока букет цветов» — так сделал Островский. Думается, великий драматург после не раз обращал свой взгляд на засушенные цветы. Они напоминали ему сладостные минуты пребывания у колыбели Волги. А что памятного об истоке осталось у «Степы из Кокошек»? Наверное, одно лишь — как он калечил ножом стены красивого домика. А у этой вот «Таты Жучко»? Едва ли, бедная, догадывается, что выколупанное на полу ее имя топчут башмаками.
— Кто же здесь смотрит за порядком? — спросили мы у Михаила Васильевича, когда знакомились с истоком.
— Да, правду сказать, никто, — с горечью признался он. — Турбазы далеко. Их работники только с экскурсиями сюда приходят. Сельсовет говорит, что средств у него мало. Только Осташковский кожзавод и сделал хорошее дело, поставив этот чудесный теремок. А дальше? Постоянного глаза нету, ну всякие стригунки и безобразят...
— А раньше-то как было?
— Раньше-то мы, старики, за всем присматривали, — неторопливо пояснял Михаил Васильевич. — Верховодил Ефим Дмитриев. Каждое лето он скликал нас к ручью. Бывало, как пройдемся раз пяток с бороною по зарослям, выдирая их, так, смотришь, русло стеклышком заблестит.
— Почему же теперь этого нет?
— Да как вам сказать? — задумался собеседник. — Одни уж покинули свет. Другие — силенками не те стали. А третьи, что помоложе, чаще всего на полях заняты.
— А гордятся ли, что возле их села берет начало матушка Волга?
— Ну как же не гордятся, родимый, — заметно обиделся старик. — Знамо, гордятся. Порой кое-что и делают, да только, видать, маловато. Не до всего руки доходят.
В том, что нет должного порядка у истока Волги, подумалось мне, виноваты и руководители туристских баз. Почему бы им не договориться с местными старожилами, не поручить им встречу и проводы туристов. Они с успехом могли бы выносить к домику гостевую книгу, где каждый мог бы выразить свои чувства. Ведь исток Волги видится туристам не просто ручьем, а гордостью всей России.
Лечение и отдых неотделимы. Вовремя и хорошо отдохнуть, значит укрепить здоровье, сделать свой организм более устойчивым против заболеваний, повысить работоспособность. Врачи называют это профилактикой.
Разумный отдых с использованием целебных сил природы прочно вошел в быт советских людей. Однако многие считают, что отпуск надо проводить только в здравницах юга.
Но всем ли требуется юг?
Весьма уважаемый житель Осташкова заслуженный врач республики Михаил Ефимович Кравченко категорически ответил на это:
— Не всем!
Я попросил обосновать такое утверждение несколько подробнее. Михаил Ефимович подумал, затем поставил вопрос: что такое курорт? Это место для лечения. На курорте поправляют здоровье при помощи многих средств — лекарств, воздуха, прогулок, источников, грязей.
— Однако далеко не каждому полезны воды целебных источников, не каждому можно принимать грязевое лечение и ванны, — не спеша говорил мой собеседник. — Больше того, для многих людей жаркий юг просто вреден. Им нужен отдых в условиях умеренного климата, скажем, такого, как на Селигере.
О Селигере как превосходной курортной зоне еще многие годы назад говорил доктор медицинских наук Черноруцкий: «Сочетание богатых природных данных с хорошими климатическими условиями, близость от таких центров, как Москва и Ленинград, делают район озера прекрасным местом для отдыха и лечения».
Бальнеологические, то есть лечебные, особенности озерного края весьма примечательны. Здесь много воды, лесов, солнца. Но как ни старается небесное светило обжигать землю своими лучами, томительной жары на Селигере не бывает. Это следствие небольших, порой даже еле ощутимых, но постоянно дующих ветров. Средняя температура зимой не превышает девяти градусов мороза. Лето теплое, особенно июль—август. В этот период особенно много солнечных дней. Температура воды доходит до 22, а иногда и до 25 градусов выше нуля. Самым теплым плесом является Березовский, потому на нем и больше всего туристов.
Затяжных дождей в районе Селигера не бывает. Почва в окрестностях песчаная, а само озеро находится на высоте 205 метров над уровнем моря — на его берегах нет ни сырости, ни промозглости. Все лето здесь сухое. Чистый воздух благоухает смолистым ароматом.
Работники медицины, отмечая лечебные факторы Селигера, рекомендуют использовать их многим больным.
Спокойная картина огромного водного простора, сосновые и лиственные леса, отсутствие свойственного курортам перенаселения и исключительная тишина успокаивающе действуют на людей, переутомленных шумной городской сутолокой, на больных с функциональными расстройствами нервной системы. Поэтому терапевты и невропатологи утверждают, что здешние места самою природой предназначены для широкого применения успокаивающей или, как они именуют, седативной терапии.
Врачи рекомендуют отдых на Селигере также больным с вегетоневрозами, ведущими к нарушению деятельности сердечно-сосудистой системы. Прогулки по холмистым окрестностям озера чрезвычайно полезны сердечникам. Они постепенно, почти неощутимо, увеличивают нагрузку на сердце, укрепляют его, закаляют весь организм.
Полезно побыть среди лесов, у воды и людям с пороками пищеварительного аппарата, с неврозами желудка, кишечника и желчных путей, то есть больным, у которых, по определению академика Ивана Петровича Павлова, «вегетативные центры высвободились от контролирующего и руководящего влияния коры головного мозга». Врачи находят также, что на Селигере могут успешно восстанавливать свое здоровье те, кто имеет заболевание дыхательного аппарата (бронхит, плеврит, бронхоаденит). Очень полезен селигерский климат и людям, у которых наблюдаются нарушения в органах внутренней секреции и обмена веществ, кому нужно лечить подагру, кто страдает малокровием. Полезен Селигер и тем, кто выздоравливает после гриппа или воспаления легких.
— Здравствуйте! — вдруг слышу за спиной.
Повертываюсь — знакомые лица.
— Узнаете? — протягивая руку, улыбается мужчина.
Передо мной соседи по купе — черноусый рабочий и его жена. Оба бодрые, свежие, веселые. В руках корзины, доверху наполненные маслятами.
— Как отдыхается? — спрашиваю.
— Превосходно, — отвечает мужчина. — С утра до вечера тешимся рыбалкой. А сегодня, видите, грибками увлеклись. После грозовых ливней их столько тут вымахало, что, думали, спины сломаем, собираючи. Но нет, чувствуем себя не хуже молодых.
— Выходит, не жалеете, что вместо курорта ездите сюда? — интересуюсь я, вспомнив рассказ черноусого в вагоне.
— Жалею, — улыбается он. — Жалею, что раньше не пользовался этими красотами.
До Селигера мой знакомый, как узнаю, не раз бывал в санаториях. Но лечебной зарядки хватало ненадолго. Так бы и продолжалось, если бы не случай.
... В амбулатории завода, на котором работал наш знакомый, появился новый врач. Ему-то он и пожаловался на свое недомогание.
«А вы чем-нибудь увлекаетесь?» — спросил совсем о постороннем врач, внимательно выслушав рабочего.
Пожалуй, любой человек имеет свою страсть. Появляется она в годы детства или юности и не покидает его до последних дней. Чем бы полезным он ни занимался в жизни, увлечение никогда не покидает его.
Была такая страсть и у рабочего.
«Когда-то я увлекался ужением рыбы, — подумав, ответил он на вопрос врача. — А жена любила по грибы хаживать. Но как-то вышло так, что не до этого. Оба в литейном работаем. В будни не до леса, а выходной день наступит — домашних дел не переделать. Во время же отпуска, сами понимаете, хочется здоровье подремонтировать. Вот снова пришел похлопотать о санатории».
«А может, попробуем обойтись без него? — сказал врач. — Многие человеческие недуги зависят от нервной системы. Некоторые из них теперь лечат с помощью... простой рыбалки, сбора грибов и ягод. Природа и воздух — верные лекари. Вот я и хочу посоветовать вам обратиться к ним. Кстати, и возможность есть — в завком поступили путевки на туристскую базу «Селигер»...»
— После отдыха на озере раздражительность будто бы рукой сняло, — говорит рабочий. — Весь год перед глазами стояли и прогулки по лесу, и катание на лодке, и рыбацкие зорьки. А когда пришел срок нового отдыха, — на Селигер, только на Селигер! Так вот и ездим третий год.
Врачи особо отмечают профилактическое значение отдыха в окрестностях озера для здоровых людей. Эта зона является прекрасным местом для туризма, для развития многих видов спорта.
Формы туризма на Селигере весьма разнообразные: пешеходные, водные и велосипедные походы и прогулки. Это летом. А зимой — катание на буерах, коньках, лыжах и санках.
Постоянные физические упражнения во время походов и экскурсий укрепляют сердце и мускулатуру туриста. Перемена обстановки, смена впечатлений действуют на организм благотворно, поднимают настроение.
— Позвольте, — скажут некоторые, — не всякому человеку здоровье позволит предпринять длительный туристский поход. Как быть?
Врачи рекомендуют и в таком случае немало полезного. Для людей пожилого возраста или страдающих недостаточностью сердечной деятельности, можно посоветовать путешествия по Селигеру на пароходе. Прогулки на пароходах особенно полезны ослабленным и переутомленным людям — они дают много впечатлений, отвлекают внимание и мысли, успокаивают центральную нервную систему.
Очень полезное, целительное воздействие на организм оказывает купание, в котором соединяется действие многих лечебных факторов — солнца, воздуха, воды и гимнастики. Купание закаливает организм, развивает сердечные, дыхательные и другие мышцы, усиливает обмен веществ, улучшает состав крови.
Полезна и гребля, а также воздушные и солнечные ванны. Однако пользоваться ими надо умело и разумно, предварительно посоветовавшись с врачом. Иначе вместо пользы они принесут вред.
Курортов с мягким климатом в средней полосе нашей страны нет. Исключением являются лишь Старая Русса и Сестрорецк. Однако их природные условия гораздо беднее Селигера. Поэтому спешите на Селигер!
... На многие километры простираются серебристые дали плесов. На их просторах перекликаются гудками пароходы и катера. Но вот с высоких берегов неожиданно сорвался озорной ветер. Тут же надулись белые паруса яхт. Словно романтические бригантины, понеслись эти легкие суда навстречу солнцу, туда, где синеет кромка соснового бора.
Хорошо на озере!
«Оно дает мне здоровье» — вспоминаю слова Архипыча, бодрого старика-попутчика, плывшего с нами на моторке от Осташкова до Неприе.
В 1932 году на Селигере появился небольшой палаточный лагерь. Это была первая туристская база, возникшая близ населенного пункта Неприе. За короткое время она разрослась, обстроилась, обзавелась спортивным инвентарем и лодочной станцией; стала популярной. К ней хлынули гости Москвы, Ленинграда, Калинина, других городов средней полосы России. Вскоре база начала работать круглый год. Летом проводились походы по водным и лесным маршрутах, а когда выпадал снег, прибавлялись новые прелести. Мягкая и солнечная зима, холмистая местность благоприятствовали развитию лыжного спорта, а ледяная гладь озера — устройству катков.
Но вскоре в озерный край пришла война. Туристская база была сожжена оккупантами.
Новая возникла на другое лето после разгрома фашистов, в 1946 году. Местом для нее было избрано еще более живописное раздолье — Новые Ельцы. Сюда мы и держим путь.
Постукивая мотором, наше утлое, но верное суденышко оставляет позади Березовский плес, проходит протоку, а потом весело выруливает в залив и причаливает к устроенным на сваях мостикам пристани. С обеих сторон причал облепили лодки, катера, грузовые баржи. Возле их бортов мельтешат и чертят на воде круги стремительные стаи верхоплавок.
— Не правда ли, красиво? — показывает Илья на дорогу, обсаженную деревьями и поднимающуюся от пристани на взгорье. — Усадьба бывших тверских помещиков Толстых.
На взгорье, в окружении берез и елей, белеет старинный барский дом. Он, кажется, взобрался туда для того, чтобы любоваться озерными далями. Из-за деревьев выглядывают крыши других зданий. Где-то работает электродвижок. Заливисто перекликаются петухи.
Турбаза "Селигер" в Новых Ельцах.
— Это и есть Всесоюзная туристская база «Селигер», — говорит Илья. — Идем знакомиться с ее директором. Сколько уж лет его знаю, а все такой же неугомонный. С утра до вечера занят хозяйством.
Директор тоже оказался бывшим фронтовиком. Несмотря на ранний час, он находился уже в конторе. Полный и широколицый, в сдвинутой на затылок, выгоревшей до пепельного цвета шляпе. Константин Никитич Соколов проводил совещание со своими сотрудниками. Увидев Илью, обрадовался, крепко пожал нам обоим руки, попросил обождать.
— Через пять минут буду в вашем распоряжении. Уже заканчиваем, — сказал он. — Провожаем очередную смену. Вечером состоится прощальный костер. Вот и обсуждаем, все ли к нему подготовлено.
Прошло не пять минут, а втрое больше, а директор еще не покинул контору. Прежде чем встретиться с нами, он провернул еще десяток дел. Таков, видимо, характер настоящих хозяйственников. Их касается каждый пустяк, волнует малейшая мелочь.
Наконец директор освободился и, показывая базу, стал водить нас от здания к зданию, рассказывать, как организуется здесь отдых, знакомить с ближайшими перспективами расширения своего хозяйства.
На базе все выглядит капитально — жилые дома, служебные помещения, подсобное хозяйство. Работают магазин, почта, библиотека, столовая, баня. По междугородному телефону можно связаться с любым пунктом Советского Союза.
Бывшие барские хоромы являются главным жилым корпусом турбазы. Здесь в удобно оборудованных комнатах одновременно размещаются 300 человек.
За главным корпусом идут деревянные павильоны типа коттеджей на 350 мест. По соседству на летние месяцы дополнительно раскидывается палаточный городок. В нем устраивается 140 туристов. Кроме того, база обслуживает в каждую смену до 200 самодеятельных гостей. Это те, которые приезжают сюда без путевок, но пользуются лодками, туристским снаряжением, библиотекой, магазином, купальней.
Казалось, что на территории «Селигера» от такого скопления туристов должна стоять толчея. Но этого нет. Людей здесь увидишь только во время завтрака, обеда и ужина. В остальное время каждый найдет себе занятие по душе — одного влекут лесные прогулки, другого — соревнования по плаванию или гонки на яхтах, третьего — сбор ягод.
Над аркой, от которой идет дорожка к лодочной станции, висит плакат: «Вас ждут просторы Селигера».
Сбоку красуется карта-схема туристских маршрутов по озеру. Тут же совет: «Если вы не знаете куда пойти, обратитесь к дежурному. Он подскажет вам интересные пути-дороги».
Консультант сидит здесь же, за специальным столиком. И туристы охотно пользуются его услугами. Многие объединяются группами, запасаются провиантом и отправляются в многодневные походы по суше или в плавание по воде.
А какая здесь купальня! Она расположена в узком заливе, окруженном лесистыми холмами. Какой бы ветер ни дул, в этой наглухо закрытой от мира водной чаше ни рябинки. Температура воды на четыре-пять градусов выше, чем в озере.
В этой же бухте, имеющей выход на Березовский плес, находится лодочная станция — целая армада яхт и лодок. Возле них всегда веселое оживление. Кажется, острословы затеяли чуть ли не соревнование: кто больше вызовет взрывов смеха.
Тысячи людей обслуживает за сезон туристская база «Селигер». Кто только здесь не бывает! Передо мною гостевая книга базы. Страницы испещрены сотнями записей. Читаю:
«Нам очень понравился поход на остров Хачин. Мы еще раз увидели, как богата природа родной земли. Всегда будем помнить чудесный отдых среди лесов, у воды. Олег Папанов (Кандалакша), Лидия Снегова (Свердловск), Григорий Демин (Ташкент)».
«После гонок на яхтах наше настроение было приподнятым. Когда пришли в столовую, то оно еще лучше стало — на столах стояли свежие букеты цветов. Их подготовили официантки. Спасибо вам, Маша Гаврилова и Вера Афанасьева! Спасибо за внимание и душевную чуткость. Горшкова (Ленинград), Зайцева (Калинин), Мазилова (Горький) и Пылаева (Ялта)».
Таких записей множество. Читая их, хорошо видишь тех, кто их пишет. Здесь, на лоне природы, люди чувствуют себя как дома. Завтра они покинут Селигер, разъедутся во многие уголки страны. Зарядка бодрости и свежих сил, полученная в чудесном краю озер, поможет им жить, работать, учиться eщe энергичнее и плодотворнее.
Но это завтра. А пока в лагере прежнее оживление. Звучат песни, смех, музыка. Особенно многолюдно на танцевальной веранде. Здесь любители самодеятельного искусства проводят последнюю репетицию перед концертом, что будет на прощальном костре.
Туристская база, расположенная в Новых Ельцах, крупнейшая и самая благоустроенная на Селигере. Ее услугами в течение лета пользуется до 5 тысяч человек. Свыше 3500 из них принимают участие в походах, а те, кто проявит выносливость и отличные знания родного края, как правило, награждаются значком «Турист СССР».
Другая база, «Сокол», открытая на Селигере в 1959 году, находится в районе деревни Заречье, что в семи километрах от Осташкова. Скрытая небольшими островами и высоким мысом Никола-Рожок, она показывается не сразу. Сначала проглядывает ажурная арка, а потом уже белые домики. Но это еще не сама база. Стоянка беспокойного племени туристов размещается немного дальше, в сосновом лесу. Тут нет каменных зданий, а только брезентовые палатки. В этом своеобразие «Сокола». Да и население его более молодое и подвижное, чем в Новых Ельцах.
Почва вокруг песчаная. Поэтому здесь всегда сухо, даже после дождя. Только свежий воздух да терпкий запах хвои напоминают о недавно прошедшем ливне.
На базе так же, как и в Новых Ельцах, имеются столовая, клуб, танцевальная площадка, лодочная станция и многое другое, что необходимо для полезного отдыха. Однако туристы, а их и здесь бывает до пятисот за смену, не задерживаются в палаточном городке.
Палаточный городок на турбазе "Сокол".
Их влекут голубые дали Селигера, походы, ночевки у бивачных костров.
«Сокол» известен еще и тем, что на его территории проводятся слеты туристов.
Туризм — спорт смелых, выносливых, любознательных. В нашей стране он приобретает все более целенаправленный, массовый характер. Этот спорт становится любимым и в школах. Тут заслуга и комсомола и пионерских организаций. Они пробуждают у ребят любовь к родному краю, зовут их в дальние дороги. В походах пионеры и школьники закаляются физически, обогащаются знаниями, проникаются уважением к труду людей.
Наше пребывание на Селигере совпало с 9-м Всероссийским слетом юных туристов. Много дней провели в походе начинающие землепроходцы. Более восьмидесяти туристских групп разными маршрутами шли на Калинин. Здесь они познакомились с достопримечательностями города, его экономикой, побывали в музее и театрах. И вот все их тропки сошлись на Селигере, возле туристской базы «Сокол».
На берегу озера, в окружении соснового бора, будто по мановению волшебника, вырос палаточный городок. Окрестность огласилась дробью барабанов, звуками горнов, веселыми песнями. В день торжественного открытия слета на зеленой поляне будто расцвели голубые васильки, белобровые ромашки, алые маки. Это в разноцветных костюмах выстроились загоревшие в пути юные туристы 73 автономных республик, краев и областей РСФСР.
— Поднять флаг!
В голубую высь будто пламень взметнулся. С трибуны, украшенной кумачом и полевыми цветами, зазвучали рапорты, приветствия, добрые советы и пожелания. Слово предоставляется высокому, необычайно крупному в кости, седому человеку. Это бывший питерский рабочий, участник штурма Зимнего дворца Нил Яковлевич Поздняков.
— Дорогие ребята! Я расскажу вам про памятный 1917 год, — начал не спеша Нил Яковлевич.
Притихла поляна, будто замерла, слушая старого большевика. Перед мысленным взором каждого встал огневой Октябрь. Улицы Петрограда полны вооруженного народа. Грохочет залп «Авроры». Рушится последний оплот буржуазии. И вот, опоясанные пулеметными лентами матросы, солдаты, рабочие-красногвардейцы спешат в Смольный с докладом, что Зимний взят. На ступеньках появляется Ленин. Он приветствует революционные отряды, интересуется настроением людей, говорит, что ради счастья будущих поколений победу надо закрепить во что бы то ни стало.
Памятник Герою Советского Союза Лизе Чайкиной в поселке Пено.
— И мы сделали это! — восклицает герой Октября. — Ныне, ребята, счастье в ваших руках — счастье свободно жить, учиться, развивать свои таланты, отдыхать. Помните, что это великое счастье завоевано кровью рабочих и крестьян. Берегите его. Будьте готовы стать верными продолжателями дела Ленина!
— Всегда готовы! — отвечает дружно поляна.
На берегах Селигера молодые туристы Севера, Поволжья, Урала, Дальнего Востока, Камчатки померились силами в спортивных соревнованиях, приняли участие в краеведческой викторине, совершили походы к истоку Волги и в поселок Пено, где похоронена Герой Советского Союза партизанка Лиза Чайкина. Юные туристы узнали историю города Осташкова, познакомились с героическим трудом рабочих и колхозников района. А сегодня некоторые из них прибыли в Новые Ельцы, чтобы принять участие в проведении прощального костра.
На праздник явились и туристы с Березовского плеса. Сойдя с лодок, они направились к поляне, раскинувшейся на отлогом берегу. Пришли и отдыхающие, работники базы, местные жители.
Кто-то под баян выводит:
Селигер мой, Селигер,
Покорил девчоночку.
Не забуду никогда
Милую стороночку.
Над озером пылает закат. Стараясь скорее потушить его горение, синие сумерки становятся все гуще и гуще.
Возле сложенного пирамидой валежника появился директор базы. Открытие торжества началось с его небольшой речи. Он рассказал о том постоянном внимании, какое проявляет ленинская партия к отдыху трудящихся.
— Наша туристская база — яркое свидетельство тому, — сказал директор. — Надеюсь, что вы отдохнули здесь более чем хорошо. Не так ли, друзья?
— Готовы остаться на сверхсрочную!
Поляна оглашается веселым хохотом и аплодисментами.
— Прошу зажечь костер!
Блеснул язычок огня, затрещал валежник. Через минуту в синь вечера уже било могучее пламя. Снопы серебристых искр, казалось, мешались со звездами и вместе с ними отражались в чернеющей глади воды.
Заиграл баян. Сотни голосов подхватили знакомый мотив. Над Ельцами, над озером задушевно и плавно, словно покачиваясь на волнах, поплыла переделанная на местный лад песня:
Не слышны в лесу даже шорохи,
Все здесь замерло до утра.
Если б знали вы, как мне дороги
Селигерские вечера.
Когда песня кончилась, в круг вышел гость, ленинградский школьник, участник слета юных туристов.
— Разрешите прочесть вам стихи, — сказал он. — К сожалению, не знаю, кто их написал, но написал хорошо. В них выражено все, что хотелось бы сказать о Селигере вот на этом прощальном костре.
Парень откашлялся, сделал паузу, дождался полнейшей тишины и начал, постепенно поднимая голос:
Другого озера на свете
С такой красою не найти.
Здесь острова, и вольный ветер,
И отдых радостный в пути.
Снега Кавказа, пляжи Крыма
Пленяют всех на свой манер,
Но разве с чем-нибудь сравнимо
Лесное диво — Селигер!
Здесь царство вод и сосен стройных,
Светла заманчивая гладь.
И каждый хочет в Робинзонах
Хоть ненадолго побывать.
Здесь хороша и непогода,
Когда трудней на веслах плыть.
Здесь учит русская природа
Еще сильнее жизнь любить.
То темный бор, то поле с рожью...
А ты, как смелый пионер,
Вновь открываешь Верховолжье,
Лесное диво — Селигер.
Горит, пылает костер, освещая поляну и радостные, веселые лица. Вокруг бушующей громады огня образуется хоровод. Взявшись за руки, сотни туристов поют незатейливую, но полную смысла песенку:
Гори, гори ясно,
Чтобы не погасло!
Чтобы мы всегда-всегда
С вами ездили сюда!
От всего увиденного, встреченного и услышанного на Селигере впечатление такое, будто бы душу переполнили светом. Благодатные места, думается, буду помнить вечно. Закроешь глаза, и вновь все перед тобою — бескрайние плесы, заливы, тенистые бухты, дышащие свежестью леса.
Патриотов Селигера не счесть. На туристской базе в Новых Ельцах частый гость Нина Петровна Федорова. Это внештатный, самый активный и отлично знающий озерный край экскурсовод.
Впервые Нина Петровна увидела Селигер два десятилетия назад. Увидела, да так и осталась здесь, полюбив его просторы. Без озера она не может жить. Чуть освободится от домашних дел — уже на базе, теребит директора:
— Куда поведем людей? В Волгино-Верховье или поплывем на остров Хачин?
Нина Петровна и одета по-туристски: легкое, с белым воротничком платье, широкополая шляпа, темные очки. Ей уже за семьдесят, а в любом походе тон задает. Однажды, подойдя к нам, она сказала, поправляя короткую, будто снегом осыпанную, прическу:
— Собираетесь в поход, а сами без головных уборов.
Тут же пояснила, что чистый и прозрачный воздух на Селигере пропускает много ультрафиолетовых лучей. К тому же водная поверхность отражает лучи.
— Возможен перегрев организма, ожоги кожи. А потому обязательно надо иметь широкополые головные уборы.
Знакомя туристов с живописным краем, Нина Петровна призывает их любить родную природу, беречь ее.
В беседе с нами она сетовала, что порой, любуясь березовой рощей, некоторые туристы тут же рубят для костра деревья, калечат кустарник, хотя кругом горы валежника.
— Посмотришь после на привал таких вот легкомысленных людей и словно бы стоянку первобытного человека видишь — битая посуда, консервные банки, всякий другой хлам. А разве так уж трудно после отдыха собрать весь мусор и зарыть его в стороне! Вот почему я неустанно говорю каждому: думайте о тех, кто явится сюда после вас.
На Селигере, думается, невозможно быть равнодушным. Одни увлекаются ужением рыбы и проводят время в тихих заводях. Другие, как заправские моряки, находят удовольствие в плавании — совершают лодочные прогулки на реки Близну, Ускрайню, озера Белое или Долгое, в залив Хотиньи, вокруг острова Хачин. А кто наиболее вынослив и закален, устремляется в пеший поход к истоку Волги, в места незабываемого подвига летчика Алексея Маресьева, на родину героини партизанки Лизы Чайкиной.
Бывалые туристы к походу готовятся основательно — берут палатки для ночлега в пути, запасаются продовольствием и необходимым снаряжением. Отправляющимся в поход новичкам не надо делать длинных переходов. За день они могут преодолеть на лодке не более 30 километров, а пешком — 20-25. После трех дней ходьбы или плавания следует устраивать дневку.
Для путешествия по Селигеру лучше всего пользоваться двухместной байдаркой. Она более проходима в узких и мелких протоках. Ее удобно и перетаскивать в случае необходимости. Лодка удобна и для дальних плаваний. А вот на яхте не везде пройдешь. Поэтому маршруты для нее должны быть заранее разработаны.
На Селигере имеются десятки полюбившихся туристам маршрутов. Каждый из них по-своему интересен и увлекателен. По одному, например, можно с успехом совершить прогулку до завтрака, а по другому уже надо собираться в многодневный поход. Всюду, конечно, не побывать, однако в двух-трех походах принять участие вполне возможно.
Много интересного открывает туристам путешествие в город Валдай. 130 километров — такова протяженность этого маршрута в оба конца. Сначала путешественники на лодках или пароходе добираются до Полнова — самого северного населенного пункта Селигера. Здесь, по договоренности, лодки можно оставить на хранение у местных жителей.
Когда-то Полново было бойким и оживленным местом, являвшимся перевалочным пунктом на торговом пути. Отсюда товары, доставляемые по Селигеру, шли по тракту на Валдай. Теперь это большое село Демянского района Новгородской области. В нем есть средняя школа, магазины, чайная, больница. Как и прежде, в Полнове бывают многолюдные ярмарки.
В пяти километрах северо-западнее села находится одна из высших точек Валдайской возвышенности — гора Ореховня. Ее высота 300 метров. С Ореховни на десятки километров открываются просторы Селигера.
От Ореховни туристы направляются к озеру Велье. На 15 километров тянется это озеро. Глубина его свыше 40 метров. Берега покрыты красивыми лесами. Озеро изобилует рыбой. Здесь интересно побывать на Никольском рыбозаводе, ведущем большую работу по изучению жизни рыб.
Далее путь будет лежать на северо-восток, к озерам Дорище и Городенскому. Леса здесь могучие, похожие на таежные. От Городенского озера путь повертывает на север, через деревню Бор, мимо озера Корецкое. Отсюда туристы попадают в старинный русский город Валдай, районный центр Новгородской области.
Город расположен на берегу Валдайского озера. Через него проходит шоссе Москва-Ленинград. В городском краеведческом музее можно узнать много интересного и об истории города, и об озере Валдайском, и об известном Иверском монастыре. В Валдае живет и работает герой Сталинградской битвы сержант Яков Павлов.
Валдай — бывшее старинное селение на торговом пути Москва-Великий Новгород, а с XVIII века — на дороге Москва-Петербург. Это породило здесь специальный ямской промысел. Им кормились целые селения. По всей России славились валдайские колокольчики. Помните: «И колокольчик — дар Валдая — звенит уныло под дугой»?
Немало тяжелых испытаний выпало на долю Валдая. Он был сожжен Иваном Грозным, а в начале XVII века его разорили шведы. Едва окреп, как был отдан Иверскому монастырю. Лишь в XVIII веке Валдай был объявлен свободным, а в 1772 году официально признан городом.
Помимо извоза население города занималось рыбным промыслом, а также сапожным и гончарным ремеслами. Много было здесь плотников и столяров. Женщины плели замечательные кружева и славились своими вышивками.
Из Валдая снова надо вернуться к знакомому Городенскому озеру, а потом отправиться на юго-восток, к озеру Березай. Еще несколько километров на юг — дорога выведет на берег громадного озера Шлино. Если зайти в деревню Плав, то вам расскажут о том, как здесь в годы минувшей войны выходили раненого летчика Маресьева. Местные жители покажут и место в лесу, где его подобрали еле живого.
На Селигере зимой.
От озера Шлино лесными дорогами в юго-западном направлении путь выведет в деревню Новый Скребель, которая стоит уже на берегу Полновского плеса. Туристам остается вернуться к своим лодкам или сесть на пароход, чтобы добраться до туристской базы.
Увлекателен и поход на лодках к реке Сороге. От базы «Селигер» и обратно этот путь составит 80 километров.
Первоначально надо доплыть до острова Хачин, а отсюда, взяв направление на юг и придерживаясь берега, на котором расположено село Пески, войти в Осташковский плес. Впереди покажется красивый и большой остров Городомля. На острове, как рассказывают знатоки, бывал и писал свои картины художник Шишкин.
Вслед за Городомлей справа откроется еще один большой остров — Кличен. На нем расположен Осташковский парк культуры и отдыха. Отсюда хорошо виден и сам город Осташков.
От Кличена вдоль левого берега вскоре путь пойдет по узкому заливу и выведет к пароходной пристани «Сорога». Справа будет овощеводческий совхоз «Покровское». Здесь туристы и попадают на реку Сорогу. В зависимости от высоты воды по реке можно подняться вверх до 10 километров.
Сорога идет среди густых лесов. Болотистые под ступы к ней изобилуют дичью. Поэтому чаще всего сюда любят совершать походы охотники.
Каждый поход по Селигеру прекрасен. Для этого озерный край в любое время года хорош. Венцом, конечно, является весна. Что тут делают соловьи! Всеми ночами заливаются. Слушай — не наслушаешься!
А лето придет — опять своя прелесть. Поляны и перелески полны запаха земляники. На полях зреют хлеба, серебрится лен. В полуденный зной у воды отдыхает колхозное стадо.
Хороша на Селигере и осень. Неважно, что порой бывает ненастье — моросит дождь, резкий ветер треплет поблекшую листву. Все мгновенно меняется, когда на смену непогоде приходит солнце. Блестят позолотой березы, позванивают багряной листвой осины. На фоне темно-зеленых елей пылают пламенем гроздья рябины.
А грибов, грибов — страсть сколько! Которые похитрее и поважнее, прячутся в тени, а нетерпеливые выбегают на тропки, словно желая сказать: «Вот мы где, тоже хотим к вам в корзинку». А корзинка и без того полна. В ней красуются и эмалево-вишневые шляпки маслят, и упруго-звонкие боровики, и красноголовые подосиновики, и розоватые волнушки.
Ягод тоже не обобрать. Кажется, нет места, где бы не горела рубиновая клюква.
Лес безмолвен. Только шуршат опадающие с веток листья. Первыми отсюда подаются на юг иволги и мухоловки. Потом исчезают кукушки. Стаями улетают грачи и скворцы.
Но вдруг над лесом раздаются трубные звуки. Это, курлыча, журавли прощаются с родными просторами с необозримым озерным краем.
В осенние дни на Селигере по-прежнему сотни рыболовов. Они располагаются у прибрежных крутояров, ставят на прикол свои лодки в зарослях камыша. Не скучают на Селигере и обладатели охотничьих ружей. Здесь много уток, тетеревов, рябчиков, бекасов, другой боровой и водоплавающей дичи. В лесных чащах встречается и мелкий зверек, скажем, белка или заяц, и осторожный красавец лось. Водятся лисы, встречаются волки, медведи.
Когда я покидал озерный край, Илья спросил, понравился ли мне необычный отдых. Услышав утвердительный ответ, задал еще вопрос.
— Куда на будущий год подашься!
Я посмотрел на тихий закат, на дальний берег, где виднелись рыбацкие лодки, ответил:
— Сюда. Только сюда.
*
Селигер остался позади. Однако в пути я снова услышал об этом озере, о его будущем.
Среди возвращающихся с берегов прославленного водоема туристов был уже немолодой, покрытый сединами человек. Познакомились. Им оказался персональный пенсионер, большой энтузиаст охраны родной природы, уроженец этих мест Геннадий Павлович Королев. Беседуя с ним, я вспомнил следующее:
«С целью предоставить населению возможность отдыхать в загородных условиях, осуществится строительство домов отдыха, пансионатов, загородных гостиниц и туристских баз...» Это строки из Программы КПСС. В 1962 году было решено: «Превратить район Селигера в зону отдыха и туризма».
Одна лишь фраза, а какое огромное содержание кроется за ней! К этому постановлению, как оказалось, прямое отношение имеет Королев. Вместе с многими другими членами Всероссийского общества охраны природы он многие годы посвятил изучению района озера Селигер и связанных с ним проблемных вопросов. А потому, чтобы иметь представление о ближайших перспективах развития озерного края, я предлагаю и тебе, дорогой читатель, послушать Геннадия Павловича.
Почти все, кто приезжает на Селигер, интересуются будущим этого замечательного края. Они хотят знать, что и где будет строиться, как станут охраняться и восстанавливаться богатства лесов и водоемов района, будет ли возобновлено судоходство в верхнем течении Волги и на реке Селижаровке, где пройдут новые автомобильные дороги и новые туристские маршруты. На все эти вопросы можно найти ответ в проекте Селигерской зоны отдыха и туризма, который разработан Ленинградским научно-исследовательским институтом по проектированию городов и зеленых зон «Ленгипрогор» и одобрен Госстроем РСФСР.
Октябрьская революция поставила природные богатства этого края на службу народу. Уже в 30-е годы район озера Селигер стал популярным среди туристов. Несмотря на то, что единственная в то время турбаза в Неприе и маленькая городская гостиница могли принять лишь небольшую часть отдыхающих, количество приезжающих на Селигер неизменно возрастало. Селигер стал привлекать к себе внимание и любителей природы и научной и краеведческой общественности. Так, 23 июля 1937 года в «Правде» была опубликована большая статья ученых курортологов, озаглавленная «Курорт Селигер».
После выступления газеты Центральный институт курортологии Народного комиссариата здравоохранения СССР организовал специальное экспедиционное обследование района озера Селигер. Участники экспедиции подтвердили бальнеологические достоинства этого края и одновременно высказались за использование озера и его окрестностей как базы для развития массового отдыха, туризма и спорта. Однако материалы экспедиции не были изучены и обсуждены в широких кругах общественности. Этому помешала война. Гитлеровские захватчики нанесли большой урон природным богатствам Селигера — они истребили много ценных пород леса, в огромном количестве глушили рыбу взрывчаткой, сильно загрязнили водоемы.
Когда же нанесенные войной раны стали залечиваться, на Селигер вновь хлынул поток отдыхающих и туристов. И вновь стали подниматься проблемные вопросы Селигера, которых, кстати, оказалось немало. Самыми острыми и неотложными были проблемы восстановления и сохранения лесных и рыбных богатств Селигера и Верхне-Волжских озер, восстановления водных ресурсов.
На эти темы появились статьи в центральных газетах, в том числе в «Правде», «Советской России», «Литературной газете». Авторы единодушно сходились на том, что для сохранения и рационального использования природных богатств Селигера необходимы коренные преобразования, но в то же время они по-разному видели будущее Селигера. Предложений было много. Одни предлагали объявить озеро Селигер государственным заповедником, другие — «заповедным туристским краем», третьи стояли за «рыболовецкий район».
На реке Большая Дубенка.
В результате обсуждения был найден единственно правильный путь, который позволяет решить весь комплекс проблем, — создание Селигерской зоны отдыха и туризма в районе Селигера и Верхне-Волжских озер. Это предложение было в 1961 году полностью поддержано сессией Осташковского районного Совета и исполкома, а позже — Калининским обкомом КПСС, облисполкомом, облпрофсоветом, центральными советами Общества охраны природы и краеведческих общественных организаций.
После этого «Ленгипрогор» и разработал проект Селигерской зоны отдыха и туризма[1]. Конечно, это всего лишь проект. Может быть, не все, что там предусмотрено, будет осуществлено. Время и жизнь внесут свои изменения. Но об основных положениях проекта можно рассказать.
Установлены следующие границы Селигерской зоны отдыха и туризма. От поселка Селижарово, от которого граница зоны находится на расстоянии двух километров, граница идет к северу, вдоль левого берега реки Селижаровки. Не доходя до Селижаровского плеса, она круто поворачивает на северо-восток, далее опять направляется к северу, проходит восточнее деревни Крапивня, затем обходит с востока озеро Сонино, деревни Гринино и Красуху. Далее граница огибает с севера озеро Полонец и поворачивает на юго-запад, в направлении на Волгино-Верховье. Обойдя исток Волги на расстоянии четырех километров с запада, граница идет в южном направлении вдоль берегов озер Стерж, Вселуг и Пено, а затем вдоль железной дороги к Селижарову (на подходе к нему она огибает зеленую зону в бассейне реки Песочни).
Эти границы Селигерской зоны не следует рассматривать как нечто неизменяемое. В случае надобности они могут быть расширены[2].
Согласно проекту, на берегах Селигера и Верхне-Волжских озер, а также на берегах смежных с ними водоемов возникнут новые турбазы, палаточные городки, спортивные лагери, санатории и дома отдыха, пансионаты, мотели и кемпинги, пионерские лагеря, дачные поселки, водные станции, рыболовные и охотничьи базы. Они будут построены вблизи следующих населенных пунктов: Красота, Полново, Новый Скребель, Пески, Сорога, Климова Гора, Березовый Рядок, Залучье, Кравотынь, Турская, Старое Село, Княжое, Заречье, Никола-Рожок, Волгино-Верховье, Коковкино, Городок, Ширково, Орлинка, Вселуки, Кустынь, Ясенское, Девичье, Колобово, Починок, Селище, Хотошино, Селижарово, Конопат и др. Будет вестись строительство на берегах озер Сиг, Сабро, Глубокое, Зальцо, Боровое, а также на берегах рек Полновки, Волги, Княжи.
Зона займет территорию в 350 тысяч гектаров. Кроме турбаз для взрослых на Селигере появятся и базы для старших школьников. Ребята смогут на них хорошо отдохнуть — будут заниматься многими видами спорта, совершать походы, узнают богатства родного края, услышат много полезного о его славном историческом прошлом.
Учтены и те, кто хочет отдохнуть на Селигере со своей семьей. Для них построят пансионаты в живописном Картунском Бору.
На всю жизнь остаются памятны многодневные походы, ночевки у костра, привалы вдали от населенных пунктов. Но как быть, если туристов вдруг застигнет непогода в пути?
Предусмотрено и это. На главных туристских маршрутах строители создадут филиалы основных баз — приюты и хижины. В них одновременно смогут разместиться сотни человек. Туристы будут иметь возможность не только укрыться здесь от непогоды или переночевать, но и купить продукты, починить снаряжение, получить первую медицинскую помощь.
Новые здания пансионатов, турбаз, санаториев будут размещены так, чтобы не нанести ущерба ценным лесным массивам и водоемам, не нарушить систему развития рыбного хозяйства, направленную на воспроизводство ихтиофауны. Предусматривается безусловное сохранение в лесах пушных зверей и птиц, а также водоплавающей и болотной дичи.
В ряде мест (остров Кличен, остров Хачин, все мелкие острова, Сабенские озера, водораздел между озерами Селигер и Стерж и многие другие) будут определены заповедные природные ландшафты. Здесь не будет производиться никакого строительства, а лесные массивы и фауна будут охраняться как заповедные. В места привалов туристов и ночевок предполагается заранее завозить топливо для костров, чтобы не допускать ненужных порубок деревьев и кустарника.
В первую очередь будут осваиваться берега Березовского плеса. Будет продолжено строительство турбазы «Селигер» в Новых Ельцах, начнется постройка турбазы «Картунский Бор», которая сможет принять одновременно 300 человек. Уже расширяется и вторая турбаза — «Сокол». Здесь построены хорошая столовая, жилые дома, два палаточных городка. Будет возводиться зимний спальный корпус, эллинг для спортивных судов и инвентаря.
Предполагается коренная реконструкция бывшего архитектурного ансамбля Ниловой пустыни на острове Столбном, который является памятником русского зодчества XVII века и находится под государственной охраной. Ныне здесь размещается Дом престарелых. Со временем он будет переведен в город Ржев Калининской области. В жилых постройках монастыря после соответствующей реконструкции разместятся пансионат на 1000 мест и дом отдыха на 500 мест. К услугам отдыхающих появятся яхты, байдарки и ялики, лыжные базы, катки. Отсюда очень удобно будет совершать прогулки вокруг острова Хачин, по Сосницкому и Полновскому плесам, по реке Княже до озер Серемо, Глубокого и Березовского, а на байдарках и по исключительно живописной реке Серемухе до озера Серемо (большого), соединенного протокой с озером Граничным (отсюда можно пройти и в озеро Тихмень). От пристани на острове Столбный курсируют комфортабельные теплоходы в Новгородскую область (до Полново).
Со времени организации на Селигере первой турбазы разработано большое количество ближних и дальних туристских маршрутов, в основном водных. Зеркальную поверхность Селигера и Верхне-Волжских озер бороздят тысячи лодок самых различных конструкций и размеров.
Но водные маршруты проложены еще не везде. Не изведаны еще многие малые реки, не освоен кольцевой водный маршрут Селигер—Верхне-Волжские озера—Волга—Селижаровка—Селигер. Некоторые реки стали непроходимыми из-за обмеления, а особенно из-за засорения русла «топляком» при молевом сплаве леса. На многих маршрутах стало просто тесно.
В связи с этим Центральный совет по туризму ВЦСПС в перспективном плане намечает ряд новых туристских маршрутов.
Особенно заслуживают внимания следующие маршруты:
по реке Серемухе, по которой можно пройти среди живописных зарослей на озера Серемо, Граничное, Тихмень и Каменное;
по рекам Сиговке и Вязовеньке (обе они вытекают из глубокого озера Сиг; Сиговка впадает в Селижаровский плес озера Селигер, а Вязовенька стекает в озеро Волго);
по реке Руне, питаемой группой озер и впадающей в озеро Стерж;
по реке Кудь, впадающей в Волгу между озерами Вселуг и Пено, возле села Вселуки;
по реке Жукопе с притоком Ветожеткой;
по реке Песочне с притоком Пырошня (по этим рекам можно будет пройти до села Оковцы). Для освоения этого пути следует прекратить молевой сплав, а также разобрать остатки срубов плотин.
Необходимо добиться того, чтобы в верховьях Волга стала проходимой хотя бы для байдарок.
Большое значение имеет вопрос о гидротехнических сооружениях в районе озера Селигер, которыми ныне занимается Всесоюзный проектно-изыскательский и научно-исследовательский институт Гипропроект имени С.Я. Жука. Проектные работы по перераспределению стока бассейнов Верхне-Волжских озер и озера Селигер будут закончены в 1966 году. Институт проектирует гидротехническое сооружение на реке Селижаровке, возле устья реки Тихвины; строительство пятнадцатикилометрового канала между рекой Селижаровкой и Верхне-Волжским бейшлотом; создание небольшого водохранилища и сооружение канала на водоразделе между озерами Селигер и Стерж.
__________
[1] Сведения о содержании проекта представлены к публикации с разрешения «Ленгипрогора» (директор института К.Н. Нелюбин, руководитель архитектурно-планировочной мастерской № 2 Д.Д. Барагин, главный архитектор и автор проекта Л.М. Берлинерблау).
[2] Центральный институт курортологии и физиотерапии Министерства здравоохранения СССР проводил обследование окрестностей Валдая и признал возможным создание здесь курорта на 1000 санаторных мест и на 4000 мест для отдыха (пансионаты — 2000 мест, дома отдыха — 2000 мест). По-видимому, будет целесообразным присоединение этого района, включая озера Велье и Шлино, к Селигерской зоне отдыха и туризмА. Кроме Валдая, внимание туристов, рыболовов-спортсменов, охотников привлекают и другие места, расположенные неподалеку от Селигера, — Вышневолоцкое водохранилище, наполняемое реками Цной и Шлиной, истоки реки Западной Двины, река Пола с притоками, окрестности сел Ельцы, Оковцы, Большая Коша.
Проект преследует следующие цели: регулирование стока озера Селигер, которое наряду с Верхне-Волжским и Вышневолоцким водохранилищами входит в систему Верхне-Волжского водного бассейна, занимающего ведущее место в системе водоснабжения Москвы; восстановление судоходства в верхнем течении Волги и на Селижаровке; установление кольцевого водного пути; Селигер — канал водораздела — Верхне-Волжские озера — Волга — канал — Селижаровка — Селигер, протяженностью около 250 километров.
Гидротехнические сооружения на реке Селижаровке будут иметь шлюзовое устройство для пропуска судов. Во взаимодействии с Верхне-Волжским бейшлотом оно обеспечит Волге необходимые судоходные глубины. Перекрытие реки Селижаровки приведет к созданию дополнительного водохранилища на месте обширного болота вдоль ее левого берега и повысит уровень воды на Селижаровском плесе.
Залив озера Волго.
Канал, который предполагается проложить от реки Селижаровки к Волге и закончить у Верхне-Волжского бейшлота, пройдет по низменности, по руслу ручья Малявик.
Для того чтобы замкнуть кольцевой водный маршрут, проектируются также небольшие гидротехнические сооружения на водоразделе между озерами Селигер и Стерж. Здесь расположены озера Боровое, Свапущенок, Мошное, Яминцы, Большое Белое, Малое Белое, Чанцы и Трестино. Из озер Свапущенок и Боровое, находящихся друг от друга на расстоянии двух километров, берут начало реки Свапущенка и Маршиха, стекающие в противоположные стороны. Напрашивается соединение этих рек судоходным каналом, который даст выход из Селигера к Верхне-Волжским озерам и осуществит таким образом заветную мечту туристов. Строительство этого канала может производиться путем углубления и расширения русла названных малых рек. Однако потребуется также создание, вернее восстановление, на водоразделе водохранилища, которое обеспечит бесперебойное питание канала.
Строительство канала на водоразделе предполагается осуществить в два этапа. На первом этапе будет восстановлена плотина у дороги Свапуща—Глазуны, сооружен несложный шлюз для пропуска малых судов; углублены и расширены при помощи плавучих земснарядов русла рек. На втором этапе будут выполнены работы по сооружению канала и шлюзовых камер. Канал будет использоваться также в хозяйственных целях — для местных грузоперевозок.
Трудно переоценить значение проектируемого водного кольца. По нему пройдут не только лодки всех типов, но и комфортабельные теплоходы и даже имеющие мелкую осадку суда, оборудованные как плавучие дома отдыха.
Есть и другие заманчивые предложения, которые сулят большие перспективы. Энтузиаст изысканий в районе озера Селигер В.В. Гордеев считает целесообразным соединение бассейнов Западной Двины и Верхне-Волжских озер. Озеро Охват, из которого берет начало река Западная Двина (в нижнем течении Даугава), впадающая в Рижский залив Балтийского моря, расположено над уровнем моря выше, чем Верхне-Волжские озера, а ширина водораздела между Верхне-Волжским и Западно-Двинским бассейнами позволяет здесь соорудить канал длиной не более 12 километров. Чем же интересен этот проект? Во-первых, возможна переброска части гидроресурсов верховьев Западной Двины в Верхне-Волжский водный бассейн, что обеспечит судоходные глубины на Верхне-Волжских озерах и в верхнем течении Волги и одновременно увеличит сток воды в систему водоснабжения Москвы. Во-вторых, будет открыт водный путь из Селигерской зоны отдыха на Балтику, освоен еще один чудесный водный маршрут: Балтийское море — Даугава — Западная Двина — озеро Охват — канал — озеро Волго — Волга — канал — Селижаровка— Селигер. Маршрут этот целесообразно продлить к истоку Волги. Тогда суда в обратный путь будут следовать из озера Селигер через канал водораздела в озеро Стерж, а после истока великой русской реки пойдут по озерам Стерж, Вселуг и Пено к каналу, ведущему на озеро Охват. Разумеется, эта новая водная магистраль приобретает и большое народнохозяйственное значение.
А какие изменения произойдут в городе Осташкове? Географическое положение города исключительно удачно. Он построен на полуострове удлиненной формы. Проезжая по городу от вокзала, вы видите озеро и справа и слева, а затем и впереди себя, за полуостровом Житным, за которым лежит остров Кличен — излюбленное место отдыха осташей.
В связи с созданием Селигерской зоны отдыха Осташков нуждается в серьезной реконструкции. Проект этой реконструкции уже готов. Его также выполнял институт «Ленгипрогор».
Все основные улицы города будут асфальтированы, проведена канализация. Будет полностью реконструирована и частично построена заново набережная, протянувшаяся почти прямой линией вдоль пристани, гостиницы, городского сада и скверов, театра и других культурных учреждений. Деревянная пристань будет заменена прочными железобетонными причалами современного типа. Уже идет строительство речного вокзала.
В центре города построят новую гостиницу на 164 места со столовой-рестораном, откроются новые магазины и павильоны Главкурортторга, а также столовые и кафе. Намного будет расширена база проката моторных лодок и катеров. Автотуристов будет принимать профилакторий со стоянкой на 50 легковых автомобилей. Автобусный парк пополнится новыми машинами, которые будут курсировать и в самом городе и свяжут Осташков с другими районными центрами. Войдет в строй новый хлебозавод. Предусмотрено строительство новой благоустроенной городской бани. И уж конечно, город станет еще зеленее и красивее. На его улицах будут высажены тысячи деревьев, декоративных кустарников и цветов.
Особое внимание уделяется благоустройству района Осташковского кожзавода. Здесь уже возведены новые жилые дома, намывается большой мелкопесчаный пляж. Завод построил двойную канализационную магистраль и выводит свои сточные воды за пределы города. Закончено строительство очистных сооружений, которые обеспечивают прекращение бактериального загрязнения озера Селигер. Разрабатывается проект сложной системы сооружений для предотвращения загрязнения озера.
Каждый, кто хоть немного знает Селигер, понимает, какое значение для этой жемчужины русской природы имеют леса. Не будь здесь лесов, не было бы и чудесных селигерских плесов и других водоемов. Дело в том, что гидроресурсы Селигера обеспечиваются не за счет рек, как это происходит, скажем, на Байкале, а за счет водосборной площади, покрытой лесом. Если с безлесных площадей весенней порой при таянии снега быстро схлынут воды и весенний паводок прошумит, как «холостой сброс», то в лесных массивах таяние снега и сток талых вод происходят медленно. Земля в лесах промерзает сравнительно неглубоко и весной жадно впитывает в себя влагу. Эта влага образует затем подпочвенные токи воды, которая выходит на поверхность в виде многих тысяч родников, образует ручейки и речки, наполняющие Селигер и обеспечивающие большой сток воды через реку Селижаровку в Волгу. Такой же процесс происходит на покрытых лесом территориях и в периоды летних дождей. В этом и заключается огромная и ничем не заменимая водорегулирующая роль леса.
Хочется сказать о печальной судьбе озера Ильмень, находящегося недалеко от Селигера. Не в столь отдаленные времена полноводное озеро Ильмень также было окружено дремучими лесами. К тому же с большой площади в него стекают мощные реки — Пола, Ловать, Шелонь, Мста и др. Вокруг озера были вырублены леса, и теперь водные ресурсы его катастрофически истощаются, берега превратились в торфяники и топи; резко сократились рыбные богатства, уменьшился сток воды в реку Волхов.
Селигер не остается неблагодарным по отношению к лесам. В периоды, когда нет дождей, благодаря испарениям с огромной водной поверхности озера создается микроклимат, благотворно влияющий на леса. Подпочвенные воды не дают заглохнуть зеленому другу.
Навсегда кончились времена, когда капиталисты-лесопромышленники в погоне за прибылями истребляли главные богатства Селигера, наносили ему ущерб. Теперь делается все, чтобы восстановить ценные лесные массивы в местах вырубок и прекратить процесс истощения водных ресурсов в Верхне-Волжском бассейне. Разработана целая система мероприятий по сохранению лесов Селигерской зоны отдыха — здесь разрешены лишь санитарные вырубки и рубки ухода, полностью прекращены перерубы расчетной лесосеки; лесхозам и леспромхозам вменено в обязанность производить лесонасаждения на месте необходимых вырубок; ведется большая работа по улучшению породного состава, восстановлению ценных хвойных лесов.
В зарослях Верхне-Волжских озер.
В массивах осины и ольхи намечается вырубка куртинами или коридорами с подсадкой ценных деревьев и кустарников. На прогалинах и на опушках леса будут посажены отдельные декоративно-кустарниковые группы. На острове Кличен и в других местах заповедного ландшафта будут сделаны посадки в честь различных памятных дат. Большое значение имеет также декоративное оформление дорог и перекрестков, мест стоянок туристов, широких просек и берегов озер, создание живых изгородей.
Для рыболовов-спортсменов Селигер — находка. Но для восстановления былой славы рыбного Селигера еще много предстоит сделать. За последние 50-100 лет количество рыбы здесь сильно сократилось. К этому приложили руки и святоши Ниловой пустыни, которые заставляли рыбаков вылавливать ежегодно по 250-300 тысяч пудов рыбы. При этом естественное воспроизводство рыбы не могло покрыть ее убыли.
Подледный лов рыбы.
Образовался и стал увеличиваться разрыв. Уменьшение рыбы на Селигере стало еще более заметным после нашествия гитлеровских захватчиков, а некоторые ценные виды рыб вообще стали исчезать. Так, совершенно исчезли форель и стерлядь, резко сократилось количество судака и прославленного белого селигерского снетка. Сказалось и применение мелкоячеистой сети в неводах, в которую попадало большое количество молоди ценных пород рыбы.
Пути восстановления рыбных ресурсов Селигера разрабатываются филиалом Государственного научно-исследовательского института озерного и речного рыбного хозяйства ВСНХ. Исследования показали, что в сравнительно короткие сроки возможно полное восстановление рыбных ресурсов Селигера, которые обеспечат не только любительский лов рыбы, но и промысловый.
Проектом Селигерской зоны отдыха предусмотрено строительство ряда благоустроенных рыболовных баз: на озерах Сиг, Глубокое, Сабро, Сонино, Каменное, Граничное, Вселуг, Пено, Стерж, Волго, Тихмень, Серемо; в месте слияния рек Волги, Селижаровки и Песочни; в устьях рек Тихвины и Близны; на Кравотынском, Полновском и Ласкаревском плесах.
Для повышения рыбопродуктивности Селигера и смежных озер будет ежегодно проводиться высаживание сеголетков судака, пеляди, угрят, серебряного карася, мальков щуки. Для этого предполагается строительство на Селигере питомника и рыбозавода.
Промысловый лов рыбы в водоемах Селигерской зоны отдыха будет несколько ограничен.
Селигерские леса изобилуют дикими зверями и птицами. Здесь водятся бурый медведь, волк, рысь, енотовидная собака, красная лисица, выдра, бобр, куница, белка, горностай, зайцы — беляк и русак, крот, хорь, лоси, кабаны и дикие козы. Много боровой пернатой дичи — глухарей, тетеревов, рябчиков, вальдшнепов. Из водоплавающей дичи встречаются 15 видов уток. Останавливаются перелетные гуси, казарка, лебедь-шипун. Очень много болотной дичи, особенно куликовых.
Охотников-спортсменов, естественно, интересуют вопросы о сохранении охотничьих угодий, о сроках охоты в будущем, о новых охотничьих базах. На первый вопрос можно ответить коротко. Да, безусловно, будут приняты все меры к тому, чтобы сохранить фауну селигерских лесов и водоемов; исключением являются лишь волки, подлежащие истреблению.
Сохранятся основные угодья, приписанные к Осташковскому охотничьему обществу. Сроки осенней охоты в угодьях общего пользования будут продлены до конца летне-осеннего туристского сезона, то есть до середины летне-осеннего туристского сезона.
Осташковское районное общество охотников рекомендует открыть для охотников-спортсменов 11 охотничьих баз в следующих пунктах: деревня Котчище Зальцовского сельсовета; деревня Орлово Сосницкого сельсовета, у реки Черной; деревня Барутино на Барутинской луке; озеро Собро; деревня Большое Лохово; поселок Селижарово, у устья реки Песочни; на озере Волго, у устья Большой Дубенки, озеро Сонино; поселок Селище, у реки Волги; устье реки Жукопы; река Руна, у озера Истошня.
На редкость чистый воздух, напоенный запахом хвои, удивительная тишина, просторы мелкопесчаных пляжей, протянувшихся по берегам озер и островов, безбрежная водная гладь, живописные леса и поляны - все это создает наилучшие условия не только для отдыха, но и для лечения ряда болезней.
Имеются большие возможности для организации на Селигере торфо- и сапропелелечения. На Селигере имеются гидрокарбонатно-кальциевые источники с естественным выходом вод, содержащих железо. Предполагается разведывание новых источников путем бурения.
В Селигерской зоне отдыха запроектировано строительство санаториев. Селигер может и должен стать здравницей всесоюзного значения.
Народные умельцы создали в озерном крае замечательные памятники русского зодчества. Проект Селигерской зоны отдыха предусматривает сохранение этих памятников для будущих поколений, а также создание музея деревянной архитектуры, музея природы и истории Селигера и Верхне-Волжских озер в одном из зданий бывш. монастыря Нилова Пустынь. Создание Селигерской зоны отдыха и туризма потребует существенных изменений в работе совхозов и колхозов, расположенных в окрестностях Селигера и Верхне-Волжских озер. Они должны будут резко увеличить производство мясных и молочных продуктов, яиц, фруктов и овощей.
Проект предусматривает и строительство дорог к Селигерской зоне отдыха. Благоустраиваются автомобильная дорога, протянувшаяся от Торжка до Осташкова на расстояние 130 километров, а также дороги из поселка Пено в село Орлинка, из Полнова на Валдай. Начинаются работы на старинном почтовом тракте Осташков—Ржев, протянувшемся вдоль Селижаровского плеса и реки Волги. Намечаются изыскательские работы для разработки проекта автомобильной дороги к турбазе «Селигер». Возле всех автомобильных дорог вырастут мотели и кемпинги для автотуристов.
После осуществления всего комплекса мероприятий на Селигере смогут отдыхать одновременно 75 тысяч человек. Создание организованной зоны отдыха рассматривается как путь к сохранению ценнейших природных ресурсов — лесов, имеющих водоохранное значение, гидроресурсов, рыбных богатств, водоплавающей дичи, лесной фауны и природного ландшафта.