Чтение Лиотара

Допустим, мы попробуем описать проделанный путь, где есть и языческая театрика, и двусмысленность знаков, и дедукция объёмного тела...

На ней и остановимся (не в начале и не в конце), минуя пиковые точки и избегая прямолинейного развития (его там и не было).

Здесь нам важна будет концепция ПРОТЕЗА.

Ты начинаешь как зрительница, и хочешь порушить перегородку между "стороной зала" и "стороной сцены": забраться на сцену - значит, иметь ПРОТЕЗ, то есть иметь возможность стать уже не-я. Он называет это Протез-отрицание - быть тем, чем ты не являешься (-1). 1 и 0 - две позиции, которые раньше уже столько раз опровергались, выявлялось движение их образования, механизма, который их запускает - все полярные точки создаёт ничто в центре, писал он; ничто или 0 - это возможность любого различия, любых единиц - пишет Плант. Когда тебя просят выйти на сцену, тебя уже нет в общей структуре.

[Есть то, что что читается и линии наложения].

Это трагическая история? Ещё одна история об утрате? Пока мы не будем отвечать, лучше спросим: как различаются трагические истории и политика хрупкости (да, мы бы хотели подключить здесь и мысль об одноимённой выставке)? Почему мы думаем так, что у нас появляются эти две позиции - сцена и зал, и почему быть в зале - это утрата положения "на сцене"? (и что насчёт становления-залом. хотя это потом); почему есть позиция привелегированных, обладающих языком и ____(понятно кого, нет нужды заново называть это определение для тех, кто "не говорит"). Почему мы оказываемся в этой тревожной ситуации, где постоянно пытаемся выяснить, кто нам вещает лапшу на уши? это либо колонизация языком, либо прелести универсализма? куда мы попали? На искривлённой, наэлектризованной, колебаемой лабиринтной ленте обосноваться невозможно. "Власть имущие, заслуживающие обвинений", не заказывали эту пластинку, она играет в старом автомате, случайно запущена неловким движением, уже не имеющим никакого значения.

[Можем быть и в другом месте].

Но пока мы на дне. И будем описывать эпистемологию "со дна".

Оказавшись на поверхности, мы постоянно оглядываемся назад: тьма, невозможность действовать под пластами грунтовых вод: не тех, что первые от поверхности, а тех, что связаны с длительными уровнями залегания, не не-совозможности, а целой невозможности.

Рассогласование полагается средой - здесь нет равенства "себя" и "себя прошлой", (не буду говорить, что море заполняет тут всё, но скажу, что) вода вибрирует. нам нужно быть одновременно и там и там_ и там, в квантовой механике, не разрешая её парадокс; ведь мы

- и есть парадокс.

Равный=себе=одному, нон празднует триумф над "собой прошлым", пока мы растекаемся, сохраняя "помнить о "дне", даже никогда не уходить "со дна", быть и там, и на поверхности, и чувствовать воду между".

1: Это не…для этого никогда не будет подходящего момента. Если ты не сделаешь это, просто потому что тебе хочется это сделать, если это вроде твоего призыва, тогда ты будешь ненавидеть себя. Это печально. Это всё равно что бесцельно бродить вокруг, (no direction, нрзб.) можешь действовать, и каждый раз, когда ты работаешь над чем-то , не имея потенциала, ты всегда думаешь, что что-то получится. чем больше ты пытаешься сделать, тем дальше бежишь от этого туда, где тебя ждёт неудача, понимаешь?

0: да, это ужасно.

1: но ты делаешь это, потмоу что должен, потмоу что

потому что не можешь

0: потому что не можешь!

Ноль - это то, что запускает любое различие (и любое понятие). Лиотар страдает от несовозможности, он говорит, страдая, он говорит для себя и таких как он, - но мы, проживая всё это, чувствуем, что боль эта сплетена с различием, перевязана его любимой лентой и завязана узлом несовозможности.

Твоя боль от несовозможности, Жан Франсуа, размывает твои края, и ты начинаешь думать о функции письма, ты начинаешь

ФИКЦИЯ

ТЕХНОЛОГИИ ПИСЬМА (Тут нам Лиотар и поможет, но не единственный)

The subject dealt with here is manifestly in the air.

Подлинная философия - это когда что-то витает в воздухе, и человек, который становится подлинным философом - просто это что-то записывает. Первый, кто успевает записать.
Но я тогда записываю то, что вырисовывается дном. Воздух тут не при чём.

всплываем...

современная философия разыгрывается через ошибку репрезентационализма и потерю всех тождеств.

в тот момент, когда я испытала мучительный кризис себя; в тот момент, когда я почувствовала смерть своего субъекта, именно тогда я оказалась втянута в лабиринт современной мысли

когда я начинаю беспокоиться, я нахожу то же беспокойство в тебе, Жан-Франсуа;

Жан-Франсуа, который знает и чувствует в точности, что такое политика хрупкости.

Первое. Невозможно заключить в слова либидинальную экономику, невозможно описать письмо и то, что заставляет писать.

Второе. Принимая её механихм, мы берём ответственность на себя, что значит, что нет никаких идей, разрешаюшихся высшим смыслом.

Третье. Также ответственным будет вовсе не принятие на себя ответственной роли, когда её с тебя спрашивают, а следование осознанной линии режима языка, не нуждающемся в соотношении с интерпеллятивными структурами.

Двусмысленность сочится из каждого слова, прикидывающегося камнем; смысл скрыт в эмоции, умопомрачение в разуме (ужас Лавкрафта)

Лиотар, стр. 93, Сокрытие:

Чтобы структура была только тем, что "покрывает" аффект - в том смысле, что служит ему прикрытием ; чтобы она была его тайником и почти что сокрытием.

Не так ли функционирует ИИ? Как тайник, в котором, говоря об ИИ мы могли бы действительно писать, заниматься письмом коллективно (здесь - в значении не-единично, не-единолично), усиливать ничто, являющееся не знаком отрицания, а порождающей интенсивностью: закручиванием бантика, притяжением подружек, рассыпыванием пудры случайным движением руки

Вам она говорит? Нас же приводит в движение. Отец Марселя поднимается с лампой по лестнице: вы видите в смятении его сына смысловой эффект эдиповой структуры? мы же стремимся продолжить это смятение в фабрикации других вещей, текстов, образов, звуков, политик, ласк, настолько же, если возможно, порождающих движение, как и текст Пруста. И когда я говорю «порождающих настолько же», это очень неудачное выражение, дело не в количестве, речь о том, что особое качество этого текста приводит к продолжениям, разветвлениям, обнаружению новых фрагментов либидо, каковые не может породить никакой другой объект. Итак, с самого начала другая реакция, другой прием. Мы не предполагаем с самого начала, что знаки, в данном случае текст Пруста, текст Кластра, переносят принципиально доступные передаче сообщения. Мы не начинаем с заявления: тут кто-то или что-то нам говорит, я должен это понять. Понять, быть умным —- не главная наша страсть. Наше притязание скорее в том, чтобы прийти в движение. И тем самым наша страсть — скорее уж танец, как того хотел Ницше, как того хотят Кейдж с Каннингемом.

Злая книга? Кто её так назвал? Он вообще читал её? А видел ли он когда-нибудь учебники по Стилистике русского языка или предмету Современный русский литературный язык?

~ ~ ~Текст, состоящий из семиотических знаков (который надлежит быть понятым) содержит позицию [ТЫ], поризводит процедуру интерпелляции;

текст Лиотара поддерживает формат ИИ: не [ТЫ], который должен стать понимающим, то есть прочесть [Я], а раскрытие либидинальных книг: момент, когда отец Марселя поднимается по лестнице с лампой

"Ибо ко всему прочему ищешь что-то на лице, в телефонном голосе, гибкость или прямизну интонации - нечто, готовое произойти, молчание, неизменность, взрывную силу, но она не приходит. И безо всякой досады или отторжения, её, эту задержанность, любишь"